Нирэнкор. Теневая месса

Глава 1. Белтанн

Ей снилась охота. И чащоба Куруада.

Она преследовала дикого оленя, ведущего её через колючие заросли, хлеставшие чёрными ветками по ногам. Быстроногий, бурый, изящный, он широкими скачками ускользал от неё, теряясь в изумрудной темноте леса. Пальцы то и дело соскальзывали с тетивы и касались сухой коры деревьев, когда она пыталась найти опору среди непроходимых кустарников.

Она уставилась в завесу крючковатых деревьев, прислушиваясь к зловещей тишине Куруада. Каждый едва уловимый шорох был слышен, она силилась распознать треск веток под стройными копытами. Но ничего. Мёртвое безмолвие.

Она неспешно пошла вперёд, ощущая, как тьма вокруг неё начинает сгущаться. Где-то что-то треснуло, пробежало, но маленькое. Не олень. Она внимательно оглядывалась, проникая ночным зрением в темноту леса, отыскивая хоть какое-либо движение помимо шевеления ветвей и листьев на слабом ветру. Морозный воздух закрадывался за шиворот и холодил обнажённые кисти рук.

Звуком, который заставил её натянуть тетиву до предела, оказался трескучий шум падающего тела, разорвавший эхом тишину. Она помчалась на этот звук, не отпуская согнувшийся лук, перепрыгивая через вороха веток.

Поляна, на которую она выбежала, была залита светом непривычно красной луны, отчего она не сразу поняла, что произошло. Она двинулась медленно, целясь в лежащего посреди поляны оленя, рвано дышащего, царапающего передними копытами мёрзлую землю. Подойдя достаточно близко, она опустила лук.

Зверь был ранен. Кровь, казавшаяся в алом свете луны чёрной, хлестала из шеи, покрывала вырванные из брюха кишки, от которых поднимался пар. Глаз животного уставился на девушку, сверкая горячей слезой и умоляя прервать мучения.

С похолодевшим нутром она выпустила стрелу. Глаз застыл невидящим взором. Девушка судорожно выпустила лук из рук, рассматривая ветвистые рога, развороченное нутро и крепкие ноги. В окружающей тишине было что-то страшное, что-то такое, что заходилось в агонии и кричало ей, чтобы она поскорее уходила отсюда. Но ноги уже вросли в землю, погружаясь по щиколотку, с каждым мгновением всё глубже уходя вниз.

Она закричала, пытаясь выдернуть их, однако крик потонул в чём-то скользком и горячем. Тогда она поняла, что захлёбывалась собственной кровью...

Пробуждение отозвалось вспышкой боли в голове.

Лета ещё долго лежала в постели, прислушиваясь к щебетанию птиц за окном и шуму весеннего ветра. Голова продолжала болеть, но уже не с такой силой. Заглянула служанка, сообщила о том, что её ждут в саду на завтрак. Лета скупо кивнула, а когда та попыталась намекнуть на свою помощь в утренних процедурах, девушка отослала её прочь. Ей не нравилось, что при дворе короля было принято пользоваться услугами челяди даже в таком простом деле, как умывание.

Лета выбралась из-под вороха мягких одеял и поплелась умываться. Покои были залиты желтоватым утренним светом, подсвечивающим мебель и мозаичную плитку пола. Первое время Лета здесь действительно чувствовала себя принцессой. Она испытывала настоящий восторг от огромных окон, которые выходили в сад. К нему она могла подобрать только один эпитет — райский.

Керничка прошла по нагретому солнцем полу, постепенно возвращаясь в реальность после плена кошмара. Она никогда не видела хороших снов. Либо ей не снилось ничего, либо только кошмары. Последние полгода — почти всегда кошмары. Разного характера, степени ужаса и страданий, с разным сюжетом и насыщенностью образов. Ей советовали прислушиваться к ним, вдруг сны вещие.

Лета усмехнулась. Ну, конечно. Мёртвый олень не что иное, как Кернун собственной персоной. Но сон отнюдь не вещий. Он — отражение страхов, которые всё чаще и чаще начинали её пожирать.

Возле чаши с водой для умывания стоял пузырёк с зельем от головной боли. Лета улыбнулась. Лиам помнил о её мигренях.

Его в саду не будет, это она знала наверняка. Он с самого утра должен был отправиться в город по делам. А она... Девушка бросила взгляд на меч, прислонённый к изголовью кровати. Пора вернуться к тренировкам. За эти месяцы можно было легко потерять форму, и, если бы не Родерик, вытаскивающий её регулярно на пробежки и спарринги, так бы и случилось. В Грэтиэне у Леты было много вкусной еды и долгого сна, к чему она, к стыду своему, стала привыкать.

Желудок заурчал. Лета умылась, причесалась и выползла на свет божий на террасу, с которой спустилась в сад. Она сразу же, ещё из окна, приметила Родерика, сидевшего за столом возле стены стройных кипарисов.

Сад был гордостью Журавлиного дворца. Большой двор, к которому вело множество выходов с террас и коридоров, усеян различными деревьями и цветами. Кусты можжевельника равномерно покрывали каждый закуток, грецкий орех сверкал сочной зелёной листвой, ряды жёлтого крокуса и красной орхидеи перемешивались с нежным безвременником и ирисом. Пушистый мирт соседствовал с папоротником, а розовые пионы истончали сладкий аромат. Лета могла проводить здесь целые часы. В центре сада расположился пруд, возле которого важно вышагивали журавли. Среди чёрных были и венценосные, единственные особи которых жили только в Грэтиэне и нигде больше.

Лета остановилась на террасе, вдыхая густой тёплый воздух, заполненный благоуханием сада. Час был далеко не ранний, девушка привыкла вставать к обеду, поэтому во дворе прогуливалось немало эльфов. Проходя мимо Родерика, эльфийки кидали на него смущённые и немного кокетливые взоры, но тот не обращал на них внимания, занятый едой и книгой.

Лета спустилась с террасы, щеголяя босыми ногами и просторной рубахой до колен, на что эльфийки отреагировали сморщенными носиками.

«Да, мне заняться больше нечем, кроме как прихорашиваться и наряжаться для того, чтобы просто выйти и поесть», — фыркнула про себя девушка.

Она чуть ли не с разбегу плюхнулась в плетённое кресло и с особым аппетитом набросилась на омлет. Родерик приветственно хмыкнул, не отвлекаясь от чтения книги.

«Прямо аристократы», — подумала Лета, уплетая жаренные яйца за обе щёки.

Глава 2. Враги Его Величества

Запах выпечки был слышен издалека. Она на долгое время остановилась у витрины, словно собираясь впитать в себя соблазнительные ароматы. Все лакомства пахли и выглядели настолько аппетитно, что и Лиаму отчаянно захотелось застрять на них взглядом. Но он предпочёл наблюдать за полукровкой, склонив голову к плечу и усмехаясь.

— Кто-то недавно говорил мне, что хочет отказаться от пирожных, чтобы окончательно не потерять форму.

Он дождался, когда она повернётся, и сделал вид, что очень заинтересован состоянием ногтей на его руке.

— Я просто посмотреть, — бодро ответила Лета и миновала витрину, не удержавшись от того, чтобы взглянуть на пекарские чудеса в последний раз.

Лиам в два шага догнал её. Нежное тепло летнего солнца ласкало улочки Грэтиэна, превращая их в светлые коридоры небесного замка. Лавки портных пестрели роскошными нарядами, а в тавернах намечался приток посетителей, несмотря на ранний час.

Лиам помнил, каким было лицо Леты, когда она впервые увидела всё это. Как бы он ни старался её убедить в обратном, она до последнего верила, что этот город был похож на какую-нибудь деревню в княжествах, густонаселённую, приятную, со своими достоинствами в виде уютных домиков и бурной жизни. Каково же было её удивление, когда вместо ожидаемого она получила величие многоэтажных домов, восторг высоких храмов, которые будто тянулись куполами к самим звёздам, блеск торговых зданий, гордость элитных трактиров и крылья башен Журавлиного дворца. Лиам сам с трудом верил, что эльфам после стольких лет унижения и войны с людьми удалось отстроить такое всего за шестьдесят лет.

Грэтиэн, разумеется, был далёк от сгоревшего Моан-Тристэля и уж тем более от городов Древних1, да и трущоб Лета так и не увидела. Но она наконец-то поверила в то, что эльфы больше не выживают, как они это делали в резервациях.

Сапожники, ювелиры, музыканты, купцы из Гальшраира... Лета всегда критиковала эльфов за излишнюю любовь к растениям, но «пристрастие к цветочкам» не казалось ей больше смешным, когда она смотрела на увитые плющом фасады заведений и беспорядочно посаженные ансамбли деревьев, на геометрические клумбы и обилие цветов и веточек в элементах причёсок и гардероба горожан. В городе она бывала чаще Лиама, хотя покупки совершала толково и экономично.

Беззастенчиво наблюдая за девушкой, Лиам вспоминал вчерашний бал. Святость Белтанна была давно опорочена этой крикливостью, дорогой едой и светскими разговорами, но причиной являлся вполне обоснованный и закономерный процесс развития общества. Казалось, что за всем этим позабылась сама суть праздника, который почему-то только в этом году Церковь Зари занесла в свой список запрещённых языческих торжеств. В прошлом Белтанн действительно походил на шабаш, с обнажёнными девушками в цветочных венках, танцующими в отблесках костра и приветствующими долгожданное лето...

— Почему ты так на меня смотришь?

Встающее солнце очерчивало черноволосую головку Леты золотым ореолом.

— Вспоминаю вчерашнюю ночь, — ответил Лиам.

Если она и покраснела, то он этого не заметил, щурясь из-за яркого света. А ведь совсем недавно его зрение поглощал лесной сумрак, в котором проступали контуры тела Леты и белизна её кожи.

— Как думаешь, наше отсутствие на балу кто-нибудь заметил? — спросила она.

— Ну вот ты не заметила. Потом пришлось нести тебя на руках обратно.

— Виновато вино.

— Но явно не с моей подачи.

В её голосе послышался смех:

— В следующий раз предупреждай меня о своих планах, чтобы я так не надиралась.

— Это получилось спонтанно, — произнёс Лиам. — Виновато не только вино. Твоё платье...

Она обернулась, замедляя шаг.

— Я просто увидел тебя в нём, а потом моё сознание потерялось, — он поравнялся с ней и промурлыкал на ухо: — Где-то под подолом платья, между двух очаровательных коленок.

Она фыркнула, но только с каплей возмущения. Лиам приобнял её за талию.

Мысли о причине, по которой он так и не уснул этой ночью и вытащил Лету на прогулку в самый ранний час, всё ещё терзали его. Но рассказывать он не спешил, решив насладиться последним спокойным утром в этом городе в компании той, которую он просто обожал. Он уже не стеснялся признаться в этом самому себе. Забавно, но Лете он признавался в своей страсти десятки раз.

— Что всё-таки случилось, Лиам? Мы ведь вышли не за покупками?

Эльф вздохнул. Лета хорошо его знала, так что без труда уловила даже через неподдельное весёлое настроение тщательно скрытую тревогу.

— Вчера ночью Кильрик подписал указ. Новый закон, по которому Агон и Фисник станут наследниками короны Грэтиэна, вступит в силу сразу после его кончины, — мрачно ответил он.

— У тебя же ещё есть время заставить его передумать

— Агон и Фисник больше не подпустят к нему. Надо отдать им должное, они хорошо с ним поработали. Наверное, лили слёзки и всё такое, отчего бедный старик расчувствовался.

— Успокойся, Агон и Фисник — не конец света, — Лета мягко стукнулась лбом о плечо Лиама. — Они, конечно, готовы друг другу глотки перегрызть, решая, кто из них больше достоин отцовского трона, но пригласи сюда Дометриана.... Думаю, конфликт будет улажен сразу.

— Дометриан не должен решать проблемы своего союзника. Эльфы под его покровительством и защитой, обязанные делиться ресурсами и являться по первому зову на войну. Но междоусобицы не его проблема.

— Всё наладится, — пообещала Лета, но её тоже одолели сомнения. — Хотя... Ты заметил, что Агона и Фисника не было на балу? Это странно.

— Они не любители торжеств, ты же знаешь.

— И всё же...

Они остановились у фонтана на площади, в котором плескались разноцветные маленькие рыбки, пузыря воду, льющуюся из изящного каменного кувшина.

— Я нашёл кое-кого, кто мог бы занять место Кильрика, — поделился Лиам. — Я долго думал, но он пока что единственный, кто заслуживает корону. Его зовут Киар Фрин.

— Один из советников Кильрика?

Глава 3. Семнадцать

Кровавые лучи заката залили грязные улицы Зарибора. На румяном небе не было ни облачка. Вечер возбудил горожан обещанием тёплой звёздной ночи. Многие выскочили на улицу, накинув на себя лёгкие одежды. Но наступающая ночь неожиданно принесла с собой бурю, разметавшую и размывшую дождём свежую краску на фасадах домов, загнавшую народ обратно под крыши и заткнувшую глотки бардам.

Марк опустил стекло окна вниз, закрывая. Ветер завывал, сотрясая чердак. Иветта зажгла лампу и установила её на столе, после методично принялась переставлять книги. Руки у неё тряслись. Марк остался у окна, с тревогой глядя на потемневшее небо, мерцающее молниями.

— Не к добру это всё, — бормотала чародейка, перебирая учебники.

— Ты об урагане?

— Обо всём.

Марк направился к ней. Она вздрогнула ещё раз, когда он взял её за локоть и потянул от стола к себе.

— Ты уверен, что здесь безопасно? — спросила Иветта, пряча лицо у него на груди.

— В Раздолье? Более чем. Король Славлен не допустит того, чтобы Инквизиция добралась до Зарибора. Да и она сейчас занята магами... — он осёкся. — Прости.

— Ничего, — отозвалась чародейка, хотя он заметил блеснувшую в карих глазах скорбь. — Зарибор, так Зарибор. Всё равно мы скоро отсюда уедем. Я просто хочу быть как можно дальше от Тиссофа.

— Пока не получим ответ Леты, мы не уедем.

Она мягко высвободилась из объятий и отошла обратно к столу, перетягивая стопку гадальных карт на центр стола. В полумраке маленькой комнаты и в своей тонкой чёрной блузе Иветта казалась ещё стройнее, чем обычно. Марк залюбовался.

— Не вздумай её винить, если она откажется ехать, — проговорила она, раскладывая карты. — Ей и Родерику там хорошо.

Не дав ей сесть за стол, Марк подкрался сзади и запечатлел короткий поцелуй у неё на виске.

— Я не изверг, — буркнул он. — Я помню, что ей пришлось пережить.

Иветта повернулась, подставляя лицо его неловким нежным поцелуям, но руки продолжали порхать над картами. Ветер равномерно стучал в окно. Убежищем, что им предоставил Иян Волот, оказалась одна из комнат в старом дешёвом трактире. Лучше, чем опасные леса. Иветта была слишком подавлена, чтобы совершать длительные путешествия. Единственным приемлемым вариантом являлось Раздолье, где даже в состоянии войны с княжествами было безопасно и относительно спокойно. Они остались здесь на всю зиму.

С одной стороны Марка грызла злоба из-за того, что происходило в мире, а с другой была Иветта. С ним и под его защитой. Она больше ничего не боялась. Зима прошла, и из молчаливой и заплаканной девочки Иветта вновь стала собой. Застенчивой, прекрасной, сдержанной, гордой... Единственное отличие от неё прежней было в том, что она забыла, что с ней делали, но помнила, почему. И этого хватило, чтобы взрастить семена ненависти.

Он уткнулся лицом в её волосы, пахнущие пряностями. Вряд ли он был бы так спокоен, если бы её не было рядом. С ней даже холодная комната трактира казалась дворцом, а бившийся сейчас в створки окна ветер легко бы сошёл за музыку.

— Ты правда веришь в то, что рассказал тебе Радигост? — спросил Марк.

— Не знаю. Но он верил, — отвечала Иветта, рассматривая расклад карт.

Что она увидела на этих странных картинках, Марк не понял, но переносицу девушки прорезала морщина.

— Для тебя это похоже на бредятину, я знаю, — добавила чародейка, усаживаясь за стол. — Но твои рассказы про Север, кольцо и тому подобное тоже казались мне невероятными.

— Великого чуда всё равно не произошло. Вампиры не сгорели под солнцем, — Марк обошёл стол и сел напротив, закинув на него ноги и улыбнувшись, когда Иветта возмущённо подняла брови и подвинула расклад карт к себе, спасая их от сапог керника.

— Мы должны найти решение, — сказала она.

— Рассказ Радигоста не повод идти неизвестно куда и искать неизвестно что. Он повелел найти кратер, оставшийся от Ордена Превосходящих1, — хмыкнул он, взяв со стола трутницу. — И что ты там найдешь? Способ избавить землю от Инквизиции? В огромной дыре, где даже трава еле растёт?

— Он погиб из-за меня. А перед этим сказал, что я — будущее Оплота, — возразила Иветта. — Он верил, что мне по силам спасти их.

Они почти не говорили об этом, но Марк знал, что она чувствовала. Верховного мага незаслуженно обвинили в её преступлении. Иветта струсила, просидела целый месяц в деревенской глуши, пожираемая испугом и трепетом сомнений. Избавившись от страха, она уверовала в истину предположений Радигоста и хотела всё исправить.

— Когда мы доберёмся до Кривого Рога, нашей следующей остановкой будет Пуст. Я проведу тебя к кратеру. Только не говори потом, что ты разочарована, если мы ничего не найдем.

— Ты до сих пор не веришь, — вздохнула Иветта, будто удивляясь этому факту.

— Радигост говорил о переселении душ, о том, что Лек Август не тот, за кого себя выдаёт... А кто он? Переодетый в мантию верховного служителя бешеный колдун Ковена? Я не вижу в его действиях ничего подозрительного. Церковь просто дождалась подходящего момента.

— Если с Леком всё в порядке, то ему явно кто-то помогает, потому что у Братьев Зари появились эти вонючие ошейники, — Иветта вложила столько злобы в последние слова, что Марк оторвался от поджигания самокрутки и уставился на неё. — Поэтому Оплот так бессилен...

— Сильнейший магический орден бессилен против толпы фанатиков, — поддакнул он, когда наконец раскурил самокрутку.

— Не меч же им в руки брать? Нашим оружием всегда были заклинания... Всё это хуже, чем во времена старой Инквизиции. Тогда у них был огонь. Теперь — магия. Они словно отобрали её у нас.

— Церковь ненавидит магию.

— Может, они считают это божественной силой Матери Света? — предположила Иветта, пожимая плечами и перетасовывая колоду. — Мои гадания не дают никаких ответов.

— Лек вряд ли может быть кем-то, кроме как обычным тираном. Я согласен поверить в то, что кто-то ему помогает, но не в теорию Радигоста, уж прости меня... — сказал Марк, выпуская изо рта струйку дыма.

Глава 4. Королевская кровь

Кандалы холодили и натирали запястья. Тронный зал гудел пересудами. Стражники пытались усмирить толпу, но тщетно. Кто-то жаждал расправы над убийцей, кто-то во всю глотку орал, что подозреваемая невиновна. Обессиленный король развалился на троне, едва дыша. Казалось, он плавал на границе между жизнью и смертью, одно неверное движение — и он отойдёт на покой навсегда.

Утреннее солнце озаряло зал противным ярким светом, ибо окна здесь от пола до потолка. Народу было столько, что многие просто оказались придавлены к стенке. Никто не хотел пропускать такого представления, ведь убийство монарших особ не являлось заурядным делом в Грэтиэне.

Через щель в приоткрытой двери Лета успела заметить коронера, трижды устроившего ей допрос. Все три их насыщенные беседы закончились тем, что девушка посоветовала ему пойти и ещё разок осмотреть тела. Керники так не работают. Перерезанное горло — почерк обычного наёмного убийцы. Если бы она действительно захотела убить, то воспользовалась бы ядом. Достаточно крошечной царапинки, чтобы умертвить цель, а после замаскировать преступление или самоубийством, или несчастным случаем. Хороший коронер, как правило, сразу определил бы, что жертву сначала отравили.

Коронер Кильрика работал, мягко говоря, не слишком профессионально, делая упор на факты, которые легче всего установить.

Зал постепенно наполнялся эльфами. Лету пугало, насколько много их было. Голова ни с того ни с сего снова начала раскалываться.

— А вдруг случится чудо? — донёсся сзади шёпот.

Девушка повернулась, встречаясь в полутьме с блестящими глазами чародейки.

— Какое чудо?

— Что тебя признают невиновной.

Лета фыркнула.

— Не беспокойся, у меня нет ни малейшего желания оставаться тут, даже если сам Гонтье сознается в грехах и полезет мне ноги целовать.

— Фу, — поморщилась Иветта.

Они стояли в потайной комнате, скрытой под пологом тяжёлой ткани недалеко от трона, откуда обычно обвиняемый отправлялся на суд. По мнению Леты, было бы гораздо эффектнее, если бы её вывели в зал через главные двери. Двое стражников охраняли её возле двери, ещё трое находились с ней в комнате. Они без всяких проблем пустили к ней Иветту и продолжали делать вид, что они глухонемые, даже когда чародейка вновь заговорила о побеге:

— Лишняя помощь пришлась бы нам кстати.

Лета пересеклась взглядом с одним из стражников.

— Благодари судьбу за то, что у наших друзей из королевской стражи очень плохой слух, — перебила она, награждая стражника самой очаровательной улыбкой.

Для неё не стало удивлением, что многие отказывались верить Гонтье. Лету здесь любили. Да, в ней текла королевская кровь, но её мать не была для грэтиэнцев особо положительным персонажем, а наличие знаменитых предков не давало ей никаких привилегий. Её кровь не имела в современном мире эльфов особого значения, являясь чем-то вроде напоминания о славном прошлом. Но то, что Лета была ещё и дочерью царя Китривирии, без помощи которого не было бы ни этого города, ни счастливой сытой жизни, ни даже побега из резерваций в княжествах, оказывало более сильное влияние, нежели связь с древними эльфийскими королями.

Некоторые из советников вообще пытались остановить суд, чтобы не вызвать гнев у царя, но другие настояли, что законы Грэтиэна написаны для всех. Многие не из числа королевского двора, простые эльфы, хотели быть свидетелями. С самого приезда в город Лета заслужила их признание. Не считая отношений с Лиамом, её репутация здесь была чиста.

— Зачем ты вообще всё это устроила? — спросила вдруг Иветта. — Мы могли вытащить тебя отсюда ещё вчера.

— Хочу посмотреть ему в глаза, — просто отвечала Лета.

Чародейка поняла и не стала дальше допытываться.

— Я пойду, — проговорила она. — К Марку и остальным. Нехорошо будет, если меня поймает кто-нибудь из советников.

Лета кивнула, не оборачиваясь. Лиама в зале она не видела, хотя через такую щёлку она не могла рассмотреть и трети помещения. Иветта выскользнула в коридор через другую дверь, намереваясь обойти зал и войти в него через парадный вход.

Скоро приток зрителей иссяк. Стражники впустили народу достаточно, чтобы на всех хватало воздуха, но толпа оставалась внушительной. Разговоры вдруг стихли. Лета заметила мелькнувшую перед толпой щуплую фигуру глашатая и вздохнула.

«Начнём же».

— Его Величество Кильрик Келлен, король Грэтиэна и Лесов Орэта, — торжественно объявил глашатай. Старик на троне поднял дрожащую костлявую руку, приветствуя зал. — И лорд Аблер Нериан Афирил, главный юстициарий Грэтиэна.

«А это кто ещё такой?» — пронеслось в голове у Леты.

Дверь в её тёмную комнатушку распахнулась настежь, выставляя будто бы не только её персону напоказ, но и рой спутанных мыслей в голове. Стражники легко толкнули девушку в спину, приказывая выйти в зал.

Свет, казавшийся ей слишком ярким, когда она пряталась в каморке, был теперь убийственным. Мешанина лиц, сдавленное бормотание, стук каблуков её сапог по мраморному полу... Поселившаяся в голове тяжесть обдавала жаром, усиленным резкими звуками и этим чёртовым солнцем. Зря она не приняла сегодня лекарство.

Её вывели в зал под хор тихих шепотков. Она едва не сбилась с шага, когда поймала на себе взоры сотен эльфов. Их лица закружились у неё перед глазами. Она закусила губу, словно задерживая этим самообладание и унимая треск мигрени в мозгу.

Лета не пробовала найти среди толпы Иветту, Марка, Искрена и Родерика. Но она знала, что и они тоже смотрят на неё. Безучастная маска вот-вот норовила сползти с её лица. Когда керничка остановилась перед троном, пытаясь совладать с наплывом головной боли и пересчитать своих судей, зал окутала тишина. Все ждали.

Юстициарий оказался эльфом средних лет, с убранными в хвост каштановыми волосами и пронзительным взглядом карих глаз. Он остался у подножья трона, по правую руку от короля, и изучающе смотрел на Лету. Пользуясь этой паузой, девушка перевела взгляд на коронера, сидевшего в углу на маленьком стуле, а затем на Гонтье, стоявшего по левую руку от короля. Тот наградил её издевательской полуулыбкой. Не задерживая на нём внимание в надежде, что это хоть немного позлит его, Лета подняла взгляд выше, на трон. Король будто спал, закутавшись в плащ с соболиным мехом. Все шесть советников были на месте и занимали по три стула по обе стороны короля. Лиам сидел далеко, по левую сторону, как раз за спиной Гонтье. С той встречи, расставившей для Леты все точки, они так и не виделись больше. И его поза, недвижимая, с расслабленно лежащими на подлокотниках руками, и его одежда прохладных синих тонов, и его замершее в безразличии лицо... Всё в нём выражало холод.

Глава 5. Истинный мотив

Много лет назад Сыны Молний были свитой конунга Эйнара. После они стали великими воинами, сразившими дракона Фафнира. Их братство погибло во время Ноябрьской Смуты, когда конунга убил его двоюродный брат Ноди. Сыны отказались признавать деление единого Недха на владения и присягать на верность Ноди, ставшему первым ярлом Леттхейма, за что и были все казнены.

Неизвестно, кому пришла идея возродить братство, столь верное истинному конунгу и стоявшее на страже Недха, но это сплотило всех нас перед новой опасностью. Сехлины — угроза всем северянам, которую смогли бы одолеть только Сыны Молний, храбрые мужи из народа, воины, поставившие благополучие Недха выше своих жизней.

Мы должны изгнать кровопийц с наших земель, покуда они ютятся в пещерах Фулгура, голодные и слабые. Недх не переживёт войны с таким врагом.

«Сказание о Сынах Молний»

Ивар Безрукий

— Ещё?

— Да, дружище. Было бы неплохо и за счёт заведения.

Стакан щедро наполнился янтарным виски не самого паршивого качества, но, увы, не самой большой крепости.

— Предыдущий был за мой счёт. За этот изволь заплатить. Выпивка недешёвая. Из самого Вайленбурга.

Конор потянул край разбитых губ в болезненной ухмылке и полез в карман за монетами. Владелец таверны ему нравился. Лишних вопросов не задавал, да и цены не задирал слишком высоко.

— Мог бы и за этот ничего не требовать, — отозвался он, шлёпая на стойку горсть монет. — В конце концов, я избавил тебя от ряда проблем.

Хозяин таверны сгрёб в руку монеты и подбросил одну. Ту, на которой тёмное пятно сильнее бросалось в глаза, чем на других. Повертев её между пальцами, он поморщился и поскрёб засохшую кровь ногтем. Но ничего не спросил. Умный малый.

— А взамен подарил ещё одну проблему, — он кивнул за спину Конора.

Делая вид, что ему очень интересно, северянин обернулся, протаскивая взгляд по помощникам хозяина, тащившим два трупа в подсобные помещения таверны.

— Повезло, что в такой час поблизости не бывает никого из стражи, — добавил владелец заведения. — Иначе меня бы за твою выходку оштрафовали в месячный заработок.

— Всего-то? — Конор сдвинул брови, прослеживая глазами на полу кровавый след от ещё тёплого тела, которое с усилием волокли помощники. — За убийство?

— За убийство в моей таверне, — выдохнул в чёрные усы хозяин. — А убийцу, без сомнений, вздёрнули бы.

— Солинмарк мне нравится, не хотелось бы его покидать, спасаясь от блюстителей порядка, — поделился Конор, делая глоток обжигающего виски. — Здесь в меру холодно и спокойно. А в лесу дичь так и просится на стрелу. Может, нальёшь мне за свой счёт ещё разок? Всё-таки те два покойника пришли по твою душу. Выбить из тебя долги. Это похуже, чем какой-то там штраф от властей.

Владелец таверны вздохнул, вновь поднимая бутыль из-под стойки.

— Так и быть. Ни долгов, ни штрафов. Можешь выжрать это целиком.

— Ну вот, другой разговор, — Конор усмехнулся и осушил стакан до дна. — Хорошее у тебя пойло. Из-за него ты задолжал тем покойничкам?

— У меня одно из лучших заведений в округе, хотя весь виски, что мне привозят, стоит в столице намного дешевле, — будничным тоном поведал хозяин, вновь наполняя стакан Конора. — Продавать его здесь выгодно. Но невыгодно содержать таверну. Слыхал про нашего барона? Заведения, подобные моему, облагаются громадными налогами. Вот и приходится влезать в долги.

— Так барон виноват в твоих бедах, значит? Твоя безлюдная дыра как-то слабо окупает себя. Но ты говоришь, что у тебя лучшее заведение в округе.

— Не такая она уж безлюдная. Была. До того момента, как ты не затеял здесь драку.

Конор снова обернулся, окидывая взглядом почти пустой зал. У окна сидели три увлечённых игрой в карты мужика. Хоть убийство в здешних краях не было заурядным делом, они не пошевелились, чтобы унести ноги из таверны. Видимо, им досталась вся крепкая выпивка, которой обделили Конора.

— Уж извини, что распугал твоих посетителей и сохранил и твои монеты, и твои зубы, которые грозились выбить эти двое. Бутылка за твой счёт? Давай ещё, — проговорил он и опрокинул стакан, с удовольствием отмечая лёгкое головокружение.

Отрадно, что после смерти он всё ещё подвержен влиянию алкоголя.

— Вчера сюда заглядывал один парень, — начал владелец таверны, плеснув виски в стакан. — Ты как раз ушёл где-то час-два назад. Искал северянина. С рыжими волосами.

Конор внимательно прошёлся глазами по румяному лицу хозяина, считывая и предугадывая малейшие признаки будущей лжи.

— И что ты ответил?

— Мало ли северян тут в округе шастает.

Очередная усмешка. Глоток виски.

— Как он выглядел? — спросил Конор, прикидывая в уме возможность расправиться с владельцем таверны после её закрытия.

— Как... Девица. Странный тип. У него были светлые волосы и меч наподобие твоего.

— Акцент?

— Я не уловил. Чистый всеобщий.

Из многих «охотников» вытравляли родной акцент. Ничего удивительного.

— Бутылка виски и донос на моего возможного... неприятеля. Щедро, — прищурился Конор.

— Услуга за услугу, — спокойно отвечал хозяин и торопливо занялся протиранием стола.

Здесь он говорил правду. Всё, что касалось личности потенциального «охотника». Разумеется, это не отменяет того, что он сдал Конора. Может, даже сообщил о том, что он регулярно заявляется к нему в таверну и обитает в ближайшем лесу по ночам. Но за предупреждение о том, что его кто-то ищет, Конор мысленно зачехлил топор, грозивший сегодня оборвать жизнь хозяина таверны.

В очередной раз прополоскав горло выпивкой, Конор покосился на дверь, вспомнил крыльцо, фасады жилых домов напротив, представил в уме второй выход из таверны и окрестности деревеньки, в которой сидел вот уже три недели. «Охотники» отставали. Их становилось меньше. Могло быть и такое, что тот, кто спрашивал про него вчера, не был человеком Торода, а кем-то другим. Мало ли кто мог заказать его смерть? Но брат пока что лидировал в списке душегубов.

Глава 6. Игра

Когда-то она сказала Радигосту, что оставит от Велиграда только пепел, если потребуется. Теперь она знала наверняка — это была необходимость. Уничтожить всех, кто примкнул к Церкви. Уничтожить каждого.

Голод заставил её открыть глаза и вырваться из плена ночного кошмара. За решёткой окна мерцали звёзды. Опутавшую сонную крепость тишину изредка нарушало бряцание сапог стражников. Дверь в её камеру стерегло четверо Братьев Зари. Как будто в этом грёбаном ошейнике она могла устроить побег. Чародей без своих сил — ничто, таракан, которого легко раздавить каблуком. Собственно, этим стражники любили заниматься.

После их пыток узников ждала одна и та же участь. Быть раздавленным, искалеченным, не просто физически, но и, что поганее всего, духовно.

Дита добралась до ведра и зачерпнула ржавым ковшиком ледяную воду. Это хоть как-то утолит её голод. И не беда, что внутренности её скрутились в тугой комок от одного только вида грязной воды и воспоминаний о том, как питьё было отвратно на вкус и как морозило тело, попадая внутрь. Сдохнуть от голода и жажды казалось чародейке более унизительной перспективой, чем сгореть на костре на глазах у всего Тиссофа.

Преодолев рвотные позывы, Дита отползла обратно в угол комнаты, к клочку драного одеяла, никогда не спасавшего её от холода. Стёкла в комнате были выбиты и заменены на прочные решётки. Наконец-то пришло лето, и ночной холод переносился легче, а то и вовсе бывали тёплые дни, приносившие порывы ласкового ветра — единственное, что радовало. Зимой было по-другому. Дита не верила в чудеса, но иначе то, что она осталась в живых, проведя три месяца фактически голой на морозе, не назовёшь. Чудо. Или, быть может, не пришло пока её время.

Она сжалась в комок, укутавшись, как только могла. Возвращаться к снам, наполненным бессильным гневом и болью, ей не хотелось, и она просто лежала и смотрела на звёзды. Ранние летние звёзды.

Святоша сделал Васильковую Обитель своей резиденцией, изменив её до неузнаваемости. Дом для многих поколений чародеев стал их собственной тюрьмой. Братья Зари уничтожили почти все реликвии Оплота, а артефакты, зачаровательные машины и тому подобное вывезли из Обители ещё в начале весны. Никто из пленников Инквизиции не знал, куда. Дита предполагала, что это мог быть Ферополь. Самый первый и важнейший храм Матери, Церковь Святого Нарила, располагался именно там. Оттуда пошла вся зараза единой богини и приспешников этого культа.

Некоторые маги работали над постройкой нового храма, в центре Тиссофа, из-за которого святоша велел снести несколько зданий. Дита спокойно могла смотреть на вынос редчайших артефактов из Обители и сожжение единственных экземпляров некоторых гримуаров. Она могла это стерпеть. Но увидев, во что превратился всего за несколько месяцев её дом, а потом узнав, что жители Тиссофа лишились своих жилищ из-за очередного мерзкого капища Матери Света... Ярость пылала ярко и долго, а чародейке не на ком было выместить её. Крики и проклятия — всё, что у неё оставалось. Молотить ободранными руками по стене камеры, ломая ногти, рвать на себе волосы и одежду, пытаться снять ошейник, любое шевеление которого натирало кожу. Раны кровоточили и не заживали.

Так чувствовала себя Иветта, кричала и кровоточила, день за днём, и Дите было стыдно, что она не смогла вытащить девочку из подземелья в самые первые дни заточения.

Но теперь преемница Диты на свободе. У неё есть силы. У неё есть друзья, которые помогут.

Все жители Тиссофа подчинились Инквизиции. Выбора у них не было, ведь те, кто отринул учения Церкви, были казнены вместе с магами. Смиренных и слабых, готовых верных рабов, Инквизиция, разумеется, не трогала, предпочитая охотиться на магов, стремившихся покинуть окрестности Тиссофа и оказаться подальше от княжеств. Сбежать удалось многим, многих же и возвращали сюда — в казематы, на костёр или в петлю.

Костёр был излюбленным вариантом судей Инквизиции. До Диты доходили также слухи о том, что отряды Братства патрулировали Вишнёвое нагорье и Южный край, отлавливая нелюдей — эльфов, гномов и полукровок. Число беженцев возросло весной, некоторые прятались в Раздолье, другие в Грэтиэне, третьи и вовсе отваживались отправиться в Ардейнард под защиту герцога. Такое не устраивало святошу. Однажды он навестил Диту, чтобы поиздеваться и рассказать о будущих планах. Следующей целью станет Раздолье, затем Грэтиэн — Лек хотел возродить эльфийские резервации, отменённые ещё в 576-ом году.

Страдали не только чародеи, но и другие расы. Хуже вряд ли могло быть. Дита не питала привязанности к эльфами или гномам, однако помнила, сколько зла причинили люди этим народам. О войне людей и гномов уже позабыли, но с эльфами было иначе. Дита знала, как люди угнетали эльфов era`liver, как сожгли их город, как пытались предъявить права на Тор Ассиндрэль, который в то время был полон жизни и процветал.

Если Инквизиция придёт в Грэтиэн, целый народ исчезнет с лица земли.

Сторонников святоши становилось больше. Те, кто примыкал к Церкви ради того, чтобы выжить, отказываясь от сопротивления, были на порядок полезнее для магов, чем те, кто восставал против Инквизиции и её гонений. Некоторые горожане тайком передавали пленникам Обители еду и воду через подкупленных стражников. Братьев Зари можно купить, если знать цену, так что в священном войске Лека Августа было полно предателей. В мире по-прежнему царили старые законы сотрудничества. Выигрывал тот, кто больше заплатил.

Скоро утешением для Диты стало знание о том, что в соседней комнате томился Альберт Линус, историк магии и бывший преподаватель Ардейнардской Академии. Они поддерживали связь с друг другом через маленькую дыру в тонкой стене, передавая послания. Бережливо расходуя один небольшой лист бумаги, который Альберт нашёл у себя в камере, они обменивались предельно короткими фразами. Старик Линус думал, что Раздолье придёт за ними, но Дита в это не верила. Раздольцы никогда не пойдут на такой риск, если только не заручатся поддержкой эльфов... За Инквизицией стояли тысячи людей, пришедших к вере только сейчас или давно страстно желавших третьего восхода.

Глава 7. Ткачи

Ей пришлось преодолеть несколько коридоров и сад дворца, прежде чем наконец попасть в кабинет царя. Кинтия старалась не замечать липнувших к ней взглядов, но это было не так уж просто. Казалось бы, за пару месяцев можно привыкнуть к бесстыдным изучающим взорам и сплетням благородных господ, обитающих во Онецасе. Так провидица думала в самом начале. На деле же всё обстояло совершенно иначе.

Новый статус Кинтии нисколько не вредил ей, за исключением возросшего к её персоне внимания. Обмениваться мнением о ней не стеснялись и вельможи, и простые горожане, и даже рабы. Но, что уж там, многие полюбили новоиспечённую царицу Китривирии. Выбором Дометриана были недовольны разве что злые языки. Его это никак не волновало. Он советовал супруге так же относиться ко всяким слухам о том, что она была безродна и слишком молода для царицы. Не принимать их в расчёт. Быть глухой. Но Кинтия попросту не умела,. Поэтому глазеющие и перешёптывающиеся илиары вокруг доставляли ей определённые неудобства.

Впрочем, провидица немало времени проводила вдали от дворца, в новой школе Конгрегации, где продолжала занятия с Тамарисой. Став женой царя, Кинтия не утратила тягу к знаниям, а наоборот стремилась делать успехи в высшей магии. Она нашла в себе силы признаться, что не обладает никакими особенными талантами, кроме дара предвидения, но это ничуть ей не мешало. А Тамариса была хорошей наставницей. Благо что учеников в новой школе было пока немного, поэтому глава Конгрегации могла находить время для воспитанницы.

Но во дворце Кинтию ждал Дометриан, поэтому она не могла целыми днями находиться в школе, прячась от чужих глаз и пересуд. Этим вечером Кинтия заставила себя покинуть убежище и отправиться к нему.

У Дометриана всегда было много дел, но она никогда не жаловалась и не ждала, когда он вернётся к ней поздней ночью, уставший и озабоченный. Вместо того, чтобы пройти к покоям, Кинтия направилась к кабинету царя. Только переступив его порог, она ощутила себя защищённой и глубоко вздохнула.

Дометриан оторвался от заполнения документов и взглянул на жену. Чёрные круги под золотыми глазами не сулили ничего хорошего.

— Кинтия? Что с тобой?

— А с тобой, мой царь? — она взмахнула рукой. — Когда ты в последний раз видел себя в зеркале?

— Утром, — ответил Дометриан, будто не понимая её иронии.

Кинтия остановилась у стола и покачала головой:

— Тебе нужен сон.

— Когда разберусь со всем этим, — он пожал плечами и красноречиво опустил глаза на пергамент, который заполнял аккуратным мелким почерком. — А в чём причина твоих тревог, милая?

— Не могу привыкнуть.

— Я же говорил, что...

— У меня всё равно ничего не выходит, — перебила Кинтия.

Дометриан смирил её настороженным взглядом и отложил перо в чернильницу.

— Ты привыкнешь. Моя бабушка Гиперместра почти никогда не покидала своей спальни, с самой свадьбы. Но, честно говоря, у неё был сложный характер, — царь улыбнулся. — Она не любила ни торжественных приёмов, ни пиров, ни простых прогулок по городу. Общалась только со своей служанкой... Ты — другая, Кинтия. Ты скоро привыкнешь

Она не стала возражать и, обогнув стол, наклонилась к царю и поцеловала его в лоб.

— Есть новости? — спросила провидица, бросив взгляд на кипу бумаг на столе.

Дометриан выдержал довольно продолжительную паузу, заставившую Кинтию ощутить лёгкую тревогу.

— Сегодня мне пришло письмо из Лутарийских княжеств.

— Надо же, — удивилась Кинтия. — От кого?

— Дита Иундор просит о помощи. Невероятно, как её мольба преодолела целое море и руки множества посредников. Отправителем был купец из Зарибора. Предугадывая твой вопрос, я отвечу, что да, это точно писала она. Я узнал её почерк.

Кинтия помрачнела:

— Ты ведь понимаешь, как страдают сейчас там чародеи?

— Понимаю. И знаю, что моя дочь тоже в княжествах.

— Я видела Айнелет во сне, — сказала Кинтия. — Она среди своего братства, тебе не о чем беспокоиться, мой царь.

— Однажды их братство было почти уничтожено, — заявил тот в ответ. — Инквизицией. Недолго ждать, когда последователи этого культа вновь решат покончить с хранителями нечисти, на этот раз навсегда... Однако все происходящие и будущие события в княжествах по-прежнему не наша забота.

— Ты говорил об этом ещё с кем-нибудь? — спросила провидица.

— Да. Я посещал Силлогзциум1. Мудрейшие остались при своём: вмешательство грозит жертвами среди илиаров. С ними нельзя не согласиться. В то же время подавляющее большинство выступает за то, чтобы разрешить ситуацию с возродившейся Инквизицией.

— Неужели?

— Многие видят повод для войны, — пояснил Дометриан. — В конце концов, чародеи Оплота могли бы стать нашими союзниками, да и все другие, кто хочет спастись от новых порядков. Эти беженцы укрепили бы нашу позицию среди других государств. Фанет и вовсе полон желания сравнять все города людей с землёй. Он прикрывается защитой магов, но ты и я прекрасно знаем, что чародеи его интересуют мало.

Кинтия помолчала немного, обдумывая сказанное Дометрианом.

— Мы можем остановить кровопролитие в землях людей, мой царь, — наконец проговорила провидица. — У нас хватит на это средств.

— Мы прольём тем самым больше крови.

— Нет, если наши корабли пристанут к берегам Великой Земли лишь для того, чтобы забрать беженцев, а не разжигать огонь войны.

Теперь настал черёд Дометриана молчать, задумчиво переводя взгляд с Кинтии в окно и обратно. В её словах была доля правды, но такое предложение следовало тщательно взвесить и обдумать, что царь и старался сделать. Самой Кинтии с трудом удавалось унять гнев, бурливший в ней с того самого момента, как она узнала о событиях в Лутарийских княжествах. Дело было даже не в том, что она понимала чародеев и воспринимала их боль и унижение как свои собственные. Она сама прошла через тьму недопонимания и жестокость окружающих, через ад, устроенный собственной семьёй — ад, причиной которому стали магические способности, о которых в её родной непросвещенной деревне никто и не слышал. Но Инквизиция жестоко наказывала не только магов. Под их плеть и огонь попадали невиновные.

Глава 8. Верная тень

Молочный утренний туман проникал в окно спальни, рассеиваясь по мозаичному полу. Лиам лежал в постели, глядя перед собой. Этой ночью он так и не сомкнул глаз. Как и в большинство предыдущих ночей.

Мастер повернул голову к соседней подушке, где часто встречал лицо полукровки. Миловидное спокойное лицо, казавшееся во сне совершенно детским, без тонкой напряжённой морщинки между бровями и горького искривления уголка губ. Ей было всего двадцать два. Её жизнь, исполненная стольких трудностей и потерь, была для эльфа лишь мгновением, одним дождливым или жарким сезоном, о котором он за сотни минувших лет и не вспомнит больше. Её жизнь была секундой, вспышкой боли и восторга. Но то время, которое она провела рядом с Лиамом, казалось ему ещё короче.

Он протянул руку и провёл по мягкому холодному одеялу. На её стороне он никогда не спал. Даже после её побега.

Пасмурное небо дрогнуло, сообщая о приближении ливня. Лиам закрыл глаза, скрываясь от серой комнаты в размышлениях.

Он ни о чём не жалел. Защищать Айнелет было опасно. Как для него, так и для неё. Подпорченная кровью репутация стала сильно давить на Лиама, а король избегал встреч с ним. Он не мог рисковать ради полукровки...

Он тайно встречался после суда с юстициарием. Тот был настроен идти до конца и отстоять её честь. Если бы она послушала, если бы осталась... А теперь после побега ни у кого не осталось сомнений, что именно она убила сыновей короля.

Впрочем, не все верили в это. В народе ходили слухи о том, что убийцей был Гонтье. Лиам это знал. Скорее всего бастард действовал не сам, а привлёк наёмников. Очень осторожных и умелых. Профессионалов. Но доказательств у него не было. Своё расследование с привлечением связей в преступном мире и участием множества проверенных агентов не дало внятных результатов. Улик нет. Подозреваемых, кроме самого Гонтье, тоже.

Как ни странно, но совет и многие придворные были на стороне бастарда. Подкупил он их или нет, Лиам не смог выяснить. Копать сейчас под королевский двор себе дороже. Не то чтобы его будущее вызывало вопросы, но доверие к мастеру значительно поубавилось. К королю его и вовсе не пускали — передавали, что Кильрик не хочет его видеть. Но пока старик был жив, Лиам останется в совете. И если Гонтье не станет королём, ему также ничего не грозит.

Он не стал писать царю. Грэтиэн не одобрил бы такое вмешательство. Которое, к тому же, не принесло бы плодов, ведь всё упиралось в отсутствие доказательств. Подручные Лиама ничего не смогли нарыть, что тут говорить об агентах из Китривирии. Согласно Железному пакту, принятому в 503-ем году, союз между Китривирией и Лесами Орэта обеспечивал обоим странам военную и экономическую поддержку, но запрещал вторжение во внутреннюю политическую ситуацию. Поэтому илиары не могли вмешиваться в расследование и решение суда. Но в убийстве была обвинена Айнелет, которую царь публично признал законной дочерью и назвал её именем своего рода... В таком случае участие Китривирии могло стать обоснованным. Если бы девушку ждала смерть на плахе, Лиам бы сумел оттянуть исполнение приговора и написал бы царю. А так... Придётся решать все вопросы самостоятельно.

Лиам вскочил с кровати ещё до того, как услышал стук в дверь. Даже в стенах Журавлиного дворца ему было, чего опасаться, но он ограничился только коротким взглядом на кинжал на тумбочке у кровати. Убийцы в дверь не стучат.

Приоткрыв дверь и увидев между двумя своими стражниками щуплую фигуру прислуги, он вопросительно поднял брови.

— Его Величество желает вас видеть.

Лиам никак не выдал удивления, лишь кивнул.

«Кильрик вызывает меня к себе? Да ещё в такую рань?»

Собираясь закрыть дверь, Лиам отступил и взялся за ручку, но заметил, что курносая служанка всё ещё стояла на месте. Где-то он уже её встречал...

— Masdaus... Возможно, вам покажется этот вопрос неуместным, но...Gariaral1.

— Задавай, — разрешил Лиам.

— Госпожа Лета уехала навсегда?

Калани. Служанка Айнелет. Ему никак не удавалось запомнить её лицо.

— Kour douivre2, — отвечал Лиам и закрыл дверь, оставляя служанку наедине с её молчаливой печалью.

Неудивительно, что Калани пришла к нему с таким вопросом. Айнелет дарила ей свои украшения, часто обедала с ней вместе и вела себя так, словно они были подругами. У придворных это вызывало недоумение, реже — недовольство, а у прислуги дворца — искреннюю симпатию. Многие хотели, чтобы Айнелет взяла себе ещё одну служанку. Претенденток на это место было бы не пересчитать.

«Она уехала навсегда», — мысленно проговорил Лиам и прислонился спиной к двери.

Вряд ли она скоро простит его. Идти за ней и уговаривать не было смысла. Такие женщины остывают слишком медленно. Он добился бы в лучшем случае крепкой оплеухи и не менее крепкого словца.

Он подождёт. Будет терпеливым. У него в запасе не один десяток лет, да и Айнелет, как он полагал, сможет прожить свыше трёх человеческих жизней. Она унаследовала от обоих родителей долголетие.

Лиам постоял немного в рассветной мгле, наполнившей его комнату. Красноватые лучи встающего солнца медленно ползли по крышам домов, разгоняя туман. Мастер закрыл окно и принялся торопливо одеваться. Не стоило заставлять короля ждать, особенно если это первый за несколько недель визит.

Причесав густую копну волнистых волос и застегнув пуговицы жилета до самого горла, Лиам выбрался из комнаты. Стражники, дежурившие всю ночь, безмолвно отправились за ним. Дворец всё ещё спал. Только прислуга давно была на ногах, работая на кухне и в саду. Некоторые выгуливали бесчисленных собак. При дворе было модно заводить питомцев, но для хозяев они являлись скорее предметами интерьера. Заботились о них слуги. И Лиам имел собаку в первые годы после того, как вошёл в совет, — породистую длинноногую гончую по имени Ромашка, которую выгуливал сам. Но собачья жизнь была короче человеческой. Лиам просто не смог потом завести другую.

Решив сократить путь, он пересёк внутренний двор и через один из залов с реликвиями поднялся в башню, где жил король. Такой дорогой мало кто пользовался, так как зал заперт на реставрацию, но у Лиама были ключи. Миновав винтовую лестницу, он оказался перед дверями королевских покоев. Стража без колебаний пропустила его.