Стелла
- Привет, пап…
Сверху вниз я смотрю в холодные, серые глаза и отчего-то виновато поджимаю губы.
- Ну как ты… У меня, если честно, неделя та еще… Помнишь, ты дарил мне на день рождения золотой браслет с бриллиантами? Сперли, представляешь? Нищеброды внаглую ходят по школе, как у себя дома, и совсем ничего не боятся! Мне очень тяжело выносить их общество, атмосфера в коллективе напряженная, поэтому общаюсь в основном с Катями. Ну и Тошик с Гофманом, два брата- пубертата, не дают мне скучать. Вчера звонил Арсений. Он все еще не может приехать, говорит, что по контракту отпуск только один раз в год, а он уже брал его внепланово. Если и у него сейчас все посыпется, мама совсем сойдет с ума. Кстати, за нее не волнуйся, она вроде держится. Выглядит, конечно, очень хреново, но ты, наверно, и сам видел… А где твой телефон? Я несколько раз тебе писала, но сообщения не доставлены… Слышал, что мать придумала с Абрамовым? Я даже не знаю, как на это реагировать! Что думаешь? - я ненадолго замолкаю, из моих глаз сразу же бегут слезы и я смахиваю их кончиками пальцев, - Пап! Ну, пап!
Наверно, мой нервный вскрик напугал птиц, в воздухе зазвенело тревожное гарканье ворон и черная стая поднялась вверх. Делаю осторожный шаг вперед и еще раз окидываю взглядом земляную насыпь, деревянный крест и портрет в траурной рамке. Я помню как мы делали эту фотографию. Это был сорок пятый день рождения отца, на ней он такой молодой, красивый и улыбающийся. Раньше я очень любила этот снимок, а теперь просто ненавижу. Если бы я знала для чего он будет служить, никогда бы не стала его делать.
Папа называл меня «моя принцесса». Я была его любимицей, он относился ко мне намного трепетней и нежней, чем к моему старшему брату Арсению. Я и была принцессой еще пол года назад. У меня был большой трехэтажный дом, похожий на замок, личный водитель, две гувернантки, каникулы в Европе, бесконечные походы по магазинам, вечеринки, куча внимания, беззаботный смех и нескончаемое веселье. А потом моя личная сказка закончилась. Я все еще оставалась принцессой, только в совсем другой истории, очень грустной.
В моей драме было много печальных глав. 7 февраля родители сказали Сене, что больше не могут оплачивать его обучение за границей и ему лучше вернуться, но мой братец воспылал большой любовью к Англии и решил остаться и искать работу. Меня попросили ограничиться в расходах и свести их до самого необходимого. 1 марта мать распустила прислугу, водителей, садовника и охрану. В дела семьи меня никогда не посвящали, но то, что они идут совсем плохо было видно невооруженным взглядом. Выходные дома проходили ужасно, ругань стояла практически круглосуточно. Со своего третьего этажа я слышала, как на первом кипят страсти и родители бесконечно ругаются и обвиняют друг друга во всех смертных грехах. Бизнес отца рухнул, он влез в огромные долги, чтобы спасти производство, но из этого ничего не вышло и мы оказались в громадной долговой яме. Из-за стены я узнала, что заложен и дом и машины, но даже этого не хватит, чтобы расплатиться с кредиторами. Мать грозила уходом, отец возмущался, что она бежит, как крыса с тонущего корабля и они все равно повязаны одной ниточкой. Снежный ком наших проблем наворачивался с сумасшедшей скоростью, но я все еще старалась держать лицо и делать вид, что ничего не происходит. С барского плеча разрешала одноклассникам Гофману и Тошику платить за себя в кафе. Перед девчонками хвасталась подделками новых украшений, купленных в интернете за три копейки. Я боялась потерять авторитет и статус, я ждала, что наши дела вот-вот наладятся и мы заживем, как раньше. Но это грустная сказка.
13 мая. Пятница. Я как всегда вернулась на выходные домой из пансионата. У меня было очень хорошее настроение, я собиралась надеть блестящее платье и поехать с девчонками в клуб. Я звала маму от самой двери, хотела одолжить ее бежевые Лабутены, но мне никто не отвечал. Я бродила по комнатам и продолжала без умолку трещать. А потом я зашла в кабинет. Сначала я потеряла дар речи и возможность двигаться, но спустя минуту отмерла. Я помню свой громкий, нечеловеческий крик, помню, как пыталась развязать петлю и реанимировать отца, помню, как звонила маме, Сене, в полицию и скорую. Но ярче всего помню, как бешено колотилось мое сердце, а в горле застряло ощущение дикого ужаса и неизбежности. В тот день закончилось мое детство, в тот день умерла половина моего сердца.
Потом были похороны, покрытые кучей лжи, ведь как умер отец мы никому не сказали. Сердце, и больше никаких вопросов. Хотя вопросы начались потом, когда стали вскрываться масштабы наших долгов. В своей предсмертной записке он написал, что просит никого не винить, но другого выхода из сложившихся проблем он не видит. Вот только проблемы не решились и обязательства легли на маму. Формально, она была генеральным директором на предприятии и материально ответственным лицом и перед банками и перед физическими лицами, которые почти каждый день вылезали с новыми долговыми расписками. Оказывается, в браке наживается не только имущество. Из молодой, ухоженной женщины, которой на вид не дашь больше тридцати пяти, она превратилась в мрачную, нервную тень, живущую только на успокоительных. Плакать нам было некогда, мы паковали и судорожно распродавали вещи, на то, чтобы пожалеть себя и пострадать по нашей жизни и отцу были выделены только ночи. Мы разбредались по полупустым спальням и скулили.
25 июня нас ждал новый удар. Пока приставы описывали уцелевшее имущество, маму вызвали в полицию. По одному из споров нашли мошеннические действия, ведь в прошлом году, когда отец одолжил у Минаева пять миллионов, маме купили новую машину, а спустя пару недель переоформили ее на подставное лицо. Перед ее носом вертели какими-то бумажками с ее подписями и обвиняли ее в отмывании денег. Подписи были везде, она доверяла отцу и подписывала бумаги не глядя. Я знаю, что он не хотел ее подставлять, возможно это была агония и попытки спасти семью любой ценой, но в итоге, с его уходом, маму оставили крайней. Теперь нашим единственным кормильцем стал бедный Сеня, который только успел заключить контракт с дизайнерским агентством в Лондоне, но зарабатывал он не так много и денег на хорошего адвоката у нас не было. Сначала дело ограничилось подпиской о невыезде, но когда всплыл еще один эпизод, моя сказка окончательно превратилась в фильм ужасов. 8 августа, на предварительном заседании, маму арестовали прямо в здании суда. Прокурор настаивал, что у ответчика живет за границей сын и велик риск, что она просто сбежит в Европу.
Скворец
- Ну что там, Хмурый? - морщусь от режущей боли, вставляю в рот сигарету, чиркаю зажигалкой, крепко затягиваюсь и выпускаю в воздух широкое облако горького дыма.
- Жить будешь, царапина, - сквозь зубы отвечает Егор, ощупывая мои ребра ниже левой лопатки, - А вот пухану пи*да, насквозь прорезал, чёрт!
- Со спины, - я недовольно хмыкаю.
Хмурый опускает мой свитер и протягивает полторашку воды, делаю пару глотков, а остатки выливаю на его ладони, чтобы он смыл мою кровь. На костяшках пальцев сияют свежие ссадины, светлые джинсы в грязных разводах от травы и глины. Хмурый выглядит немного чище, зато его рожа бита заметно сильней. Беру в руки ржавую арматурину и запускаю ее в костер, перемешивая поленья, яркие искры пламени поднимаются вверх и опаляют мою кожу жаром.
- Зацепились что ли … - бубнит Егор, - Тебе срочно надо рану промыть, пока инфекция не прицепилась.
- Тебе просто не терпится бухнуть, - улыбаюсь сквозь боль, опускаюсь на бревно и смотрю на огонь.
- И это тоже… Скворец! Ну разве я был не прав? Не прав, да? - возмущается Хмурый, - Селяне совсем оборзели! Хер ли они суются на нашу территорию? Поделили же нормально! Все что выше интерната- наше! Вот что ты сидишь такой спокойный? Давай дождемся гоблинов, наберем побольше камней и труб и вернемся!
- Не сегодня… - говорю равнодушно и продолжаю пялиться на оранжевое пламя.
- С Чумой что ли опять посрался?
Я молча мотаю головой. Сейчас я вообще не думаю о Чуме, я думаю о том, что мой отец погиб в точно такой же уличной драке, получил перо под ребра и отправился гнить в землю. А я, при живой матери, отправился гнить в интернат. Я плохо ее помню, но точно помню, что у нее были короткие, темные волосы и от нее всегда пахло водкой.
Сплевываю под ноги и навостряю уши, впереди слышен шум сухих веток и тихий бубнеж. Поднимаюсь с бревна и снова берусь за арматуру, Хмурый вертит башкой в поисках подходящего для драки предмета. Если сельские привели подкрепление, пока наши гоблины ушли за самогоном, бой будет неравный. Переминаемся с ноги на ногу, переглядываемся и занимаем стойки. В темноте видно размытое светлое пятно, это точно не свои, а обычные люди по промзоне в темное время не ходят. Спустя пол минуты светлое пятно скрывается за ветками, а из кустов выруливает надутый и покрасневший Гвоздик. Вижу, как Хмурый облегченно выдыхает.
- Скворец! У нас тут беспредел! Это полный капец! - начинает тараторить, от возмущения у него трясется нижняя губа и раздуваются ноздри, - Тут такой гнилой базар, надо наказывать! Потому что если такое схавать, то я не знаю!
Сухие, голые ветки начинают трещать громче и я узнаю знакомые силуэты гоблинов, которые приближаются к нашему кострищу.
- Короче, вот! - он оборачивается и указывает рукой на наших пацанов, которые только что пробрались сквозь голую чашу.
От неожиданности я замираю. Гоблины тащат к костру высокую, расфуфыренную блондинку в белом коротком пальто, Федя волочит ее за правый рукав, Борян за левый, сзади них идет Ржавый и подбрасывает в воздухе женскую сумку. Но смущает меня не то, где они ее взяли и зачем притащили сюда, а то, как она идет. Блондинка совсем не боится и раздраженно закатывает глаза.
- Я ей, короче, говорю, - Гвоздик все еще быстро тараторит, - Ты че тут ночью шастаешь? Заблудилась? Подкинь братикам на мороженое и мы тебя выведем. А она, короче, говорит: «Пошел нах*й!» и дальше чешет. Я ее, короче, догоняю… А она мне: «Нах*й это в другую сторону! Сгинь отсюда, мелкий отброс!» Это я- то мелкий? Это она- кобыла!
От возмущения Гвоздик начинает заикаться, а блондинка с невозмутимым видом продолжает закатывать глаза, когда парни отпускают ее руки, она осматривает залапанные грязными пальцами рукава, высокомерно морщится и задирает подбородок.
- Скворец! Это гнилой базар! Надо ставить на счетчик! У нее в сумке всего триста рублей, а сама вся побрякушками увешена!
Я щурюсь и рассматриваю тонкие запястья с мелкими блестящими браслетами, длинные пальцы, украшенные кольцами с камнями и крупные, длинные серьги, которые бликуют от пламени костра. Вот это фифа. Она точно из мажорской гимназии неподалеку, только не понятно, что она здесь забыла.
- Наговорился? - шипит злобно через плечо, а потом смотрит мне прямо в глаза и от ее ядовитого взгляда я теряюсь, - Ты предводитель этого сброда?
От ее наглости у меня дергается челюсть и я непроизвольно двигаюсь вперед.
- За языком следи, Барби! - говорю хрипло и внимательно слежу за ее лицом, - Тебе придется извиняться.
- Ха! - у нее вырывается звонкий смешок, - Перед кем? Перед биологическим мусором?
- Я ей сейчас всеку! - Хмурый дергается, но почти сразу притормаживает, натыкаясь на ее ехидный, ироничный взгляд.
- Где тебя научили так с людьми разговаривать? - я устрашающе стискиваю челюсти и смотрю на нее с яростью.
- В пи*де! - блондинка скалится, - С людьми я разговариваю нормально, а с таким отребьем, как вы, не считаю нужным! Я пропустила урок вежливости, пока меня ночью грабили в лесу!
- Ну тогда мне придется преподать тебе урок хороших манер, - мой голос становится жестче и агрессивнее, была бы она парнем, уже давно лежала бы в отключке.
Цепкой, стальной хваткой хватаю ее за запястье и быстрым шагом тяну ее вдоль костра в сторону ржавого, железного вагончика, она волочится за мной, запинаясь о камни и ругается матом. Под бешеное биение моего сердца мы заворачиваем за торец и скрываемся из поля зрения гоблинов. Блондинка выхватывает руку и трет запястье, а потом снова поднимает на меня глаза и пакостно улыбается.
- Ну что? - она прыскает тихим смехом, - Ударишь меня или воплотишь свои сексуальные фантазии?
И правда… Нафига я ее сюда притащил? Что я могу сделать с этим гнилым языком? Как ее наказывать? Сейчас мои ноздри раздуваются не хуже, чем у Гвоздика, а про то, что из моей спины все еще сочится кровь я вообще забыл.
- Ты слышала что-нибудь про инстинкт самосохранения? - я сверлю ее разъяренным взглядом.
Стелла
За последние несколько месяцев я поняла: умереть не страшно, страшно жить, когда не знаешь, что ждет тебя дальше. Недавно я встретилась лицом к лицу с вороватыми гопниками и совсем не испугалась. На минуту представила, что буду лежать мертвым телом где-нибудь в сточной канаве и почувствовала облегчение. Это лучше, чем пресмыкаться и молить о пощаде. Это лучше, чем смотреть в глаза одноклассникам и гадать, знают ли они о том, где сейчас моя мама, должны ли мы денег кому-нибудь из их родителей, не придут ли органы опеки прямо в школу, чтобы о чем-нибудь меня расспросить. Это лучше, чем два раза в неделю ночевать в вонючем клоповнике, брызгать колючее одеяло мамиными духами, чтобы хотя бы с закрытыми глазами мне казалось, что я дома. Это лучше, чем дергаться от любого звонка, ведь в последнее время меня преследует паранойя, что она тоже может с собой что-нибудь сделать. Но я пока не совсем железная леди и несколько дней назад все таки испугалась.
Нам заменили зверушку. Воровку Селиванову, которая утащила и так и не вернула мой браслет, отправили назад в интернат, но долбанная губернаторская программа все еще держала место для какого-нибудь оборванца в нашей частной гимназии, и нам прислали новую. Еще хуже предыдущей. Низкорослая пигалица Василиса Чумакова была не из робкого десятка, мы сцепились у самого порога. Эта рвань сразу же полезла в драку и пыталась вырвать мне волосы. Выскочек нужно ставить на место, но все наши попытки подраться купировали Гофман и Антоша, а потом на меня кто-то настучал и меня вызвали к директору. Без поддержки родителей я теперь никто и мне пригрозили, что если я еще раз обижу бедную девочку, могу отправляться в обычную школу. И я бы отправилась, чтобы не дергаться и не думать, что говорят у меня за спиной. Но уйти из школы с пятидневным проживанием, означает отправиться к Зине и ее отвратительному сыночку на постоянку, как минимум еще на два месяца. А куда идти потом? Сразу к Абрамовым? Думаю об этом и снова ежусь.
Чумакову трогать теперь нельзя, а она стоит, как кость в горле и портит мою и без того хреновую жизнь. Живет в моей прежней комнате, переглядывается с Гофманом, который кажется на нее запал. Я распустила слухи, что у нее вши и придумала ей много обидных прозвищ. Пока одноклассники заняты мелкими пакостями и перемыванием костей, чувствую облегчение, ведь обсуждают пока не меня. Но меня все равно не отпускает, вокруг одно предательство! Катям ее немного жалко, Фил Гофман говорит, что я перебарщиваю, он вообще все обкапал своими слюнями! Даже моя долбанная опекунша Зина, которая по счастливой случайности моет полы в нашем корпусе, в очередном конфликте заступилась не за меня, а за эту голодранку! Только Антоша Лавренов полностью на моей стороне. Мой хороший! Этот наивный слизняк все не теряет надежды затащить меня в койку и думает, что я об этом не догадываюсь. Я совсем одна и мне от этого тошно. И от себя тошно. Таскаюсь с Катями, слушаю их вечные страдания, чтобы не слушать свои мысли, столуюсь за их счет и рассказываю сказки о том, как на зимние каникулы поеду во Францию. А поеду в убитую хрущевку на две недели и буду прятаться, чтобы никто не знал, как плохи мои дела и я не могу отметить свой день рождения так, как все к этому привыкли. Возможно, к этому моменту все уже узнают обо мне правду и я стану новым изгоем, вместо Чумаковой. А возможно я опять нарвусь на беспризорников и буду уже мертва. Ведь ходить через их логово мне придется еще ни раз, кладбище очень далеко и мне приходится долго до него добираться, а почти все свои деньги, что я могла потратить на проезд, я откладываю на маникюр. День, когда я приду без своих фирменных длинных ногтей, окончательно развеет все сомнения. А пока я пользуюсь дорогими духами и ношу паленый Картье, делать вид, что у меня все в порядке намного легче. Меня убивает эта нищета! Я устала от голодных выходных, когда я предпочитаю ничего не есть, чем питаться кислыми щами из подгнивших продуктов и пить из грязных чашек с чайным налетом. Зинин сын пропивает и ее зарплату и мое пособие, а я не рискую с ним связываться. Я хочу, чтобы все было, как раньше, чтобы папа был жив, чтобы воскресными вечерами мы собирались за нашим столом и смеялись над тем, что Сеня теперь делает вид, что говорит с акцентом и забывает как сказать по-русски какое-нибудь слово. Чтобы мама подливала нам чай и ругалась на своего косметолога, чтобы я по очереди целовала их в щеку и шла в свою комнату. А вместо этого я молча смахиваю беззвучные слезы и засыпаю в постоянной тревоге. Я хочу обнять маму и полежать на ее коленях. Я очень скучаю. Я хочу чтобы она пожалела меня и сказала, что все будет хорошо и она придумает, как все это исправить. Но попытаться все исправить могу только я. Но каким путем…
- Стелла, ты что меня не слышишь? - в мою комнатушку вваливается тетя Зина, - Иди-ка окна помой, пока морозы не вдарили, у меня спину тянет.
- А ты позови свою любимую Чумакову! - я не скрываю злости, - Она с радостью помашет тряпкой.
Совсем спятила старая карга, нашла Золушку! Я в жизни не стану убираться в этом затхлом клоповнике.
- Я вас не трогаю и вы меня не трогайте! Думаю, пособие которое ты получаешь, вполне оправдывает мое койко-место. А прислуживать вашему семейству я не собираюсь!
- Ты тоже наше семейство, Стелла, - вздыхает тетя Зина.
- Упаси Господь! - меня передергивает от ее слов.
- Вся в мамашу! Из одной дурь вовремя не выбили и вторая выросла такой же… - тетка начинает причитать и хромая покидает комнату, - Нашлась тут голубая кровь!
- Поголубее вашей… - скрещиваю руки и надуваюсь.
- Хорошо, что дед помер и не видит, - бормочет из комнаты.
Мне вообще наплевать, что за дед у них там помер. Родители отца и родители матери до моего рождения не дожили и ни к каким старикам я не привязана. Еще я только не переживала, что одному из моих неизвестных родственников было бы стыдно за мое поведение!
Скворец
Я не самый романтичный человек, не люблю все эти лютики- цветочки и бабскую хрень и не собираюсь заниматься такой чушью. Возможно, из-за этого моя подружка постоянно на меня бычит, наверно, ей кажется, что я ухаживаю за ней как-то не так. Она у меня девчонка с характером, гроза района, но все-таки девчонка. Мы вместе выросли в одном интернате и никогда не разделялись надолго. Васька Чумакова самая строптивая и бешеная из всех, кого я знал. Но в последнее время у нас совсем не ладится, видимо, Чума еще не повзрослела, целоваться со мной она не хочет и постоянно от меня шарахается. Лет в тринадцать я твердо решил, что обязательно на ней женюсь, потому что она очень классная, не капризная плакса, не фифа, а свой пацан. Она и в футбол может и на кулаках подраться и приободрить, когда хреново, ни за что не растреплет твой секрет, да и моська у нее очень приятная. Намного приятнее, чем у всех наших девчонок. Она мне почти сестра и когда я представляю, что ей достанется какой-то мудак, я просто закипаю. Мне кажется, нормально жить она сможет только со мной, другой ее просто придушит, или она его. Мысленно, я уже распланировал нашу жизнь, но Чуму это совсем не устраивает, дергается от меня, как от прокаженного и с каждым днем барьер между нами все больше растет. А когда ее отправили в мажорский пансионат на место вернувшейся Селивановой, я почувствовал, что меня предали.
У меня и так был дикий стресс, а Васька кинула меня в тотальный игнор. Не пиши, не звони, не трогай. Даже не пришла ко мне в больницу, когда я слег после очередной драки за территорию. Я не нахожу себе места. Одно дело потерять девчонку, это не беда, на ее место придет другая, но Чума не просто девчонка, она- друг, она- семья, а в последнее время, она ведет себя со мной, как с посторонним. Я не понимаю, что ей еще надо? В этом году нам придется отсюда уходить, а кому, как ни ей знать, что в стае жить намного проще. Возможно, у нас нет друг к другу сильных романтических чувств, но как они появятся, если мы не попробуем? В хрень, типа любви с первого взгляда и бабочек в животе, я не верю. Я верю в уважение, в понимание, в общие интересы, а мы с ней схавали столько всякого дерьма, что просто обязаны пожениться. Потому что свои своих не бросают. А я даже не знаю, что происходит в ее жизни, потому что больше она меня в нее не пускает. Вдруг ее обижают в этом проклятом пансионате или ее домогается какой-нибудь наглый тип.
Как только выхожу из больницы, сразу решаю к ней наведаться. Не хочет разговаривать со мной по телефону, придется разговаривать лично. Подхожу к железному забору, задираю голову вверх и смотрю на горящие окна, в одном из них должна быть Чума. Громко свищу и начинаю ее звать, спустя пол минуты в одном из окон на втором этаже появляется знакомая, растрепанная макушка. Ну здравствуй, предательница!
Закуриваю последнюю сигарету и взволнованно расхаживаю из стороны в сторону. Через пару минут она появляется на улице, ее силуэт быстрым темпом движется на меня и мне до одури хочется с ней поругаться.
- Ну привет, Чума, - говорю хрипло.
- Привет, - отвечает в полголоса, рассматривает мои новые ссадины и отводит глаза.
- Что с твоим телефоном? - я жутко злюсь на ее игнор.
- Некогда болтать, много уроков…
- Как ты?
- Неплохо, - так и не хочет на меня смотреть, наверняка, счастлива, что нас разделяет забор.
- Тебя никто не обижает?
- Нет.
- Ты говори, если что.
- Хорошо.
Вот и приплыли. Гляжу на нее и совсем не узнаю. Лицо точно такое же, как прежде, но в нем нет ни тепла, ни радости, словно я чужак.
- Ты совсем чужая стала, Васька… - я не скрываю своего разочарования.
- Я не чужая, просто мне не нравится твое повышенное внимание, я много раз тебе об этом говорила.
- Мы все равно будем вместе.
- Нет, не будем, - начинает пятиться назад.
- Почему?
- Да потому что я не люблю тебя, Денис! - в ее голосе много тревоги, - И сейчас ты все портишь! Нашу дружбу портишь! Наше голодное, несчастное детство, все мои хорошие о тебе воспоминания! Я так не могу! Я не хочу чтобы ты меня трогал, не хочу слушать твои намеки! Если ты не остановишься, я продолжу от тебя бежать!
Мне грустно и больно. Ну какая дура! Я же не прошу тебя о любви! Мне просто нужен рядом человек, которому можно доверять. Мы и так никому не нужны, у нас никого нет. Мне до жути обидно. Васька снова приближается к забору, и опускает свои ладони поверх моих, сжимающих холодную решетку.
- Либо будем просто друзьями, либо не будем друг другу никем, - говорит почти шепотом.
- Мы не сможем быть друг другу никем…
- Тогда будь мне просто другом. Мне очень нужен друг! За тобой и так все девчонки бегают, выбирай любую, в одиночестве ты точно не останешься.
- Я не переживаю за то, что останусь в одиночестве, Васька. Я переживаю за то, что если рядом с тобой буду не я, тебя обязательно кто-нибудь обидит.
- Пф! - она расслабляется и смеется, - Пока всех обижаю только я!
- Молодец, Чума! Моя школа! - ну конец-то она смотрит на меня с теплотой, как раньше.
- Отмудохала тут одну блондинку, - Васька победно вскидывает брови, - И еще пару раз врезала одному воображале!
- Приставал? - я тут же напрягаюсь.
- Ну так, - Чумакова мнется, - В легкой степени. Но я нагрела его на деньги!
- В общем, тебе здесь не скучно, - я рад, что она может за себя постоять, я горжусь ей.
- Очень весело!
- Погуляем на выходных?
- Эммм, - Чума опять зажимается. Нет, видимо, нам и правда ничего не светит, - Только если без рук и без твоих приколов. Только, как друзья, Денис…
- Хорошо, я понял…
- Звучит неубедительно!
- Я скучаю по тебе, Чума. Хочешь быть друзьями, будем друзьями! Ну-ка иди сюда!
Протягиваю руки сквозь решетки и тяну Ваську к себе, хочу обнять ее покрепче, пусть и через забор. Ладно, пока побудем друзьями, а дальше посмотрим, может она еще передумает. Я не хочу терять ее окончательно, придется временно оставить свою затею. Чума отстраняется и рассматривает мои свежие раны, мою битую морду она видела тысячу раз, проще посчитать дни, когда она была целой. Потом стоим еще немного, болтаем о всякой фигне, как в старые добрые. Напряжение между нами становится меньше, Васька теплеет, даже пару раз вполне искренне улыбаемся друг другу. Вижу, что ей холодно, отправляю ее домой, провожаю взглядом ее удаляющуюся спину. Странно это всё… Думал, буду на нее злиться и в очередной раз что-нибудь разгромлю, но пока я вроде спокоен. Только собираюсь двинуть обратно, как мои глаза цепляются за тусклый огонек буквально в паре метров от меня, у стены общежития. Приглядываюсь. Ваше белобрысое высочество смотрит на меня брезгливым взглядом, зажимая между пальцами зажженую сигарету. Я же говорил, что Барби местная.
Стелла
В очередной раз не могла уснуть пол ночи и в итоге проспала в школу, слышала, как мои соседки Катя Гришина и Катя Никишина собираются, но не могла заставить себя подняться. Пришла только ко второму уроку и ко мне сразу же на всех парах примчался прилипала Антоша Лавренов.
Располагаюсь за партой, демонстративно не обращая внимания на Чумакову и недовольно закатываю глаза.
- Тебе письмо, танцуй! - улыбается во все тридцать два и протягивает мне какой-то конверт.
Внутри все сжимается в маленькую горошину, но я не подаю вида.
- Опять твои любовные послания? - отправляю конверт в брендовую сумку и вешаю ее на спинку стула.
- Нет, оставили для тебя на вахте, охранник попросил тебе передать. У меня появился конкурент? - Тоша стреляет глазами.
- Скажешь тоже! Думаю только о тебе, днями и ночами! - я язвительно поднимаю брови.
- Это приятно. Может сходим куда-нибудь на выходных? - он склоняется надо мной и подмигивает.
- Может быть и сходим, скинь мне варианты, - я толкаю его руку, - Ну всё, Тошик, скройся!
Не обращаю внимания на его недовольное цоканье, думаю только об этом письме. Я знаю что там, мне не терпится его открыть, но я знаю свою реакцию, во время уроков этого лучше не делать, а в спальне будут мешать девчонки. Поэтому тревожно жду окончания уроков и бегу под дальную, почти не проходную лестницу. Трясущимися пальцами вскрываю конверт и сразу узнаю почерк мамы. Она уже передавала мне несколько писем через государственного адвоката.
«Привет, мое солнышко! …
Я зажимаю рот ладошкой и вздыхаю.
… Я надеюсь у тебя все хорошо. Ты сильная и смелая девочка, поэтому, пожалуйста, не грусти, тем более есть приятные новости. У меня поменялся адвокат, Григорий Абрамов оплатил мне какую-то московскую акулу, суды снова будут откладываться, но с ним мои шансы отсюда выбраться намного выше. Я прошу тебя, не глупи и не отвергай Пашку, он очень хороший мальчик и давно тебя любит. Я не хочу на тебя давить, но ты просто представь, что весь наш кошмар может закончиться и мы сможем жить спокойно, как раньше. Рано или поздно, ты все равно выйдешь замуж, и слава Богу у тебя есть голова на плечах и ты не сделаешь глупость и не выскочишь за первого встречного, по великой любви. Потому что великая любовь через несколько лет заканчивается. В этом вопросе нужно думать холодной головой. Пашка отлично тебе подходит, он спокойный, мягкий и готов сделать для тебя все, что угодно. Ты снова будешь иметь деньги и легко сможешь им вертеть.
Стелла, они помогут выплатить наши долги… От такого предложения нельзя отказываться! Я пока не могу с тобой разговаривать и больше всего боюсь, что ты что-нибудь натворишь… Если я останусь тут надолго, как ты будешь жить? Где? У меня разрывается сердце. Мы же с тобой совершенно не приспособлены к жизни, совсем ничего не умеем. Две инфантилки. Я хотя бы уже пожила, а кто будет заботиться о тебе?
Пашка приедет на новогодние каникулы, проверь загранник, думаю он пригласит тебя куда-нибудь, чтобы сблизиться. Григорий и Елена хотят с тобой поужинать и все обсудить. Пожалуйста, не будь дурой! Они единственные люди, которые от нас не отвернулись…
Стелла, помоги мне! Помоги нам всем!
Я тебя очень люблю и очень скучаю!
Мама.»
Минут тридцать я просто рыдаю. Зажимаю себе рот и реву, переодически перечитывая это письмо и от каждого раза мне становится все хуже и хуже. Я не думала, что я такая слабачка и такая глупая. Надо хватать этого несчастного Пашку Абрамова, как спасительную соломинку и ждать чуда, а меня только тянет блевать. Он же будет ко мне прикасаться, трогать меня, мне придется целовать его, спать с ним. Думаю об этом и слезы просто не заканчиваются.
Григорий Абрамов старый друг отца, ему мы тоже должны денег, но он единственный, кто молча обнулил наш долг и выразил искренние соболезнования. Мы дружили семьями, Пашка старше и в детстве проводил больше времени с нашим Сеней, а лет в пятнадцать я поняла, что уж слишком странно он на меня засматривается. Пашка тихий и робкий, смотрит и ничего не делает, я сразу же окрестила его маньяком и всячески шарахалась. Но на все праздники он передавал мне самые большие корзины цветов и самые крутые подарки. Меня это не сильно заботило, он стажируется в Европе и я давно его не видела. Но когда в сентябре мама написала мне первое письмо, я вздрогнула. Абрамов предложил свою помощь, но не безвозмездную. Сказал: «Нэлли, наши дети прекрасная пара, может им стоит попробовать построить совместное будущее?» Без расчета никуда, Абрамов знает, что в Туле есть брошенное производство, которое сто лет назад оформили на мое имя и пока мне не исполнится восемнадцать, мы не можем его продать, хотя оно запущено и стоит не так много. Григорий подкинул маме идею: ничего не продавать. Говорит, что даст Пашке денег, чтобы он вложился в наш прогоревший бизнес, поднял его на ноги и строил свою маленькую империю самостоятельно, ведь его стажировка почти окончена и ему пора уйти в большое плаванье. Но Пашка слишком мягкий, ему нужна спутница, которая не даст расслабиться. А тут все так прекрасно совпало. Абрамов даже расписал бизнес план. Полтора года на точку без убыли, а после, доходы с Павликом будем делить пятьдесят на пятьдесят, своей частью мы гасим задолженности. Это выбор без выбора. Если я откажусь, никакие деньги они не вложат, я отдам помещение и оборудование за бесценок, потому что я ничего в этом не понимаю, а на консультацию юриста нет денег. Сеня громче всех хлопает в ладоши и полностью согласен с матерью, его творческая натура тоже не смыслит в бизнесе. Я чувствую будто меня загнали в угол. Сколько там до этих зимних каникул? Чуть больше месяца? Блин, да я ведь почти ни с кем не целовалась! С Гофманом один раз и то из любопытства. Какое мне замужество? Я же даже не успела ничего в этой жизни попробовать!
Слезы все льются градом и в самый неподходящий момент ко мне под лестницу заглядывает пигалица Чумакова. Смотрит на меня так взволнованно, стоит рядом, что-то мне говорит, я даже отвечаю, но мысленно я далеко не здесь.
Скворец
- Да ты можешь наконец раздуплиться, где ты летаешь? - Хмурый стучит ногой по моему ботинку, - Война на носу!
- Ага, война… - я не отрываю взгляда от полупустой тарелки гречки.
- Надо вообще всех подтягивать, даже скорлупу! Пусть вникают по-тихому.
- Не надо скорлупу, еще маленькие. Сами справимся.
- Селяне в последнее время совсем бешеные, - Хмурый закипает, - Хотят отжать все, что за Переделкино.
- Разберемся… - я ковыряю вилкой подсохшие, коричневые крупинки.
- Блондинку твою видел…
Я мгновенно напрягаюсь и смотрю на Егора.
- Чесала куда-то через поле. Не понял куда. Там только кладбище и коттеджный поселок. Может живет где-то там.
- Может быть, - я опять возвращаю глаза к тарелке и делаю вид, что мне не интересно.
Второй день я не знаю, что мне делать. Наверно, мне нужно ей позвонить, но что сказать, я не знаю. Скорее всего она, как обычно, нахамит или скажет, что мне все это приснилось. Или будет пищать, что была пьяная, а я нищеброд и негодяй ей воспользовался. Я прямо ярко представляю ее лицо в этот момент и как капризно она дует губы и злобно щурит глаза. А позвонить все равно хочется. Мне с ней было весело. И целуется она просто отлично. Стелла совсем другая, не похожая на девчонок, которых я до этого встречал. От нее пахнет роскошью, а на лице написано, что такая кошечка вам не по зубам, поэтому она и воображает. Почему в таких вопросах я просто дебил? Не могу найти ни одной причины, чтобы набрать ее номер и не могу найти себе места. Ни о какой предстоящей войне вообще не думаю. В голове только тревожные мысли о мелком Сереге, который опять отправился в больницу и о сексуальной сучаре, которую можно признать официальным лицом слова «Унижение».
К вечеру мне вообще не сидится спокойно.
Ладно, пусть опять грызется, разберемся на месте, главное, чтобы была дома и подняла трубку. В голову приходит совершенно идиотская мысль купить ей какой-нибудь цветок, но мне кажется, она будет смеяться надо мной до истерики, поэтому покупаю пачку ее любимых сигарет. Это повод, вернуть то, что взял. Прыгаю на нашу старую развалюху, которую мы собирали по деталькам почти всем интернатом и еду выслушивать новую порцию говна в свой адрес. Паркую мотик между деревьев и иду к заднему входу, тянет махнусь через забор, но сегодня слишком людно. Набираю номер Барби и больно закусываю губу. Не берет трубку. Жду пару минут и звоню еще раз, отбивая ботинком быстрый ритм.
- Что? - сразу ядовито гаркает в трубку.
- Ты у себя? - говорю важным тоном, хотя капец как нервничаю.
- У себя!
- Спускайся.
- Что ты хочешь, Скворец? - шипит злобно.
- Хватит выеб*ваться, давай спускайся! - я напряженно вздыхаю.
- Ты ох*ел? - кажется от возмущения она подавилась.
- Да. Поставишь меня на место?
- С удовольствием! - чеканит железно.
Сбрасываю вызов и улыбаюсь, слегка пританцовывая головой. Вываливается она только минут через десять, заставляя меня немного понервничать. Красивая. Нарядная. Злая. Всё как всегда. Агрессивной походкой от бедра летит к забору и грозно хмурится.
- Ну че ты опять в длинном? - я недовольно цокаю, - Ты же зацепишься.
- Я не собираюсь никуда лезть!
- Собираешься.
- Нет, - она закатывает глаза, - Мне некогда, у меня дела!
- Если ты сейчас уйдешь, я всю ночь буду орать под окнами твое имя и опозорю тебя на всю школу, - я пакостно улыбаюсь.
- Сука! - она куксится и хватается за перила.
- Ты тоже!
Помогаю ей спуститься, придерживая за талию, и Стелла опускается прямо в мои руки, аккуратно сползая вниз по моей груди.
- Целоваться будем? - я дважды поднимаю вверх брови и прячу ухмылку, Барби дарит мне убийственный взгляд и я ее отпускаю, - Ладно, позже…
- Что ты о себе возомнил, голодранец?
- А ты что о себе возомнила? - мне смешно, пока все идет вполне неплохо.
- Говори уже, зачем пришел.
- Почувствовал, что тебе скучно, подумал, может ты хочешь немного развлечься…
- Твое чутье тебя подвело, - Стелла лепит высокомерную гримасу.
- Хватит строить из себя королеву, - я обхватываю ее запястье, - Пошли, говорю!
Тяну ее между деревьями и предвкушаю ее словесный понос, когда она увидит моего побитого железного коня и в сотый раз оказываюсь прав. Как только мы доходим до старой трехсот пятидесятой Явы, Стелла брезгливо морщится.
- Это что за уродец?
- Будешь продолжать в том же духе, я назову его в твою честь! Залезай! - я хлопаю по потрепанному, черному, дерматиновому сиденью.
- Я на этом никуда не поеду, - снова цокает и прячет руки в карманы.
- Конечно, поедешь! Хватит выкабениваться!
- А шлем где? - смотрит на меня с опаской.
- Шлем не прилагался, - я забираюсь на мотоцикл и сверлю ее настойчивым взглядом, - Я хорошо вожу, можешь не нервничать.
Стелла мнется и не решается сдвинуться с места.
- Да он просто не в состоянии разогнаться до такой степени, чтобы мы убились! - говорю раздраженно.
Барби в очередной раз закатывает глаза и подходит к мотоциклу, но вместо того, чтобы сесть за моей спиной, встает ближе к бензобаку.
- Двигайся, - командует приказным тоном, - Я не поеду сзади, я же говорю, что у меня слабые руки.
Мне приходится отодвигаться назад, чтобы она запрыгнула спереди.
- Да что ты чешешь, тебе просто хочется со мной пообжиматься!
Мне прилетает новый злобный взгляд через плечо и я завожу двигатель, неспешно двигаясь к дороге. Мы и правда едем довольно медленно. На улице холодно, скорость набирать не хочется. Барби не знает куда пристроить руки, она попыталась опустить их на руль, но я специально рванул газ, чтобы нас тряхнуло и она испугалась, что это она на что-то нажала. Пока она не может найти опору, ей приходится крепче прижиматься спиной к моей груди. Волосы Стеллы бьют в мое лицо и цепляются об губы. Устав отплевываться, опускаю подбородок на ее плечо. Думаю о том, что будет, если поцеловать ее в шею. Ну не спрыгнет же она на ходу. Надо проверить… Сворачиваю к полю. Так будет намного безопасней. Еще больше снижаю скорость, как будто мы едем на мопеде и пытаюсь носом откинуть ее волосы в сторону. Выходит фигово, но я все же цепляюсь губами за горячую кожу ее шеи и веду языком снизу вверх. Запах просто великолепный.
Стелла
- А куда ты опять собралась? - я щедро брызгаюсь духами и ловлю на себе любопытные взгляды Кать через зеркало.
- Нужно встретиться с другом Арсения, - говорю невозмутимо, - Хочу кое-что передать через него.
- Надолго?
- Скорее всего…
Внимательно осматриваю свое отражение, поправляю локоны, а потом тянусь за ватным диском и стираю с губ помаду, чтобы не размазалась по всему лицу, как в прошлый раз. Я совершенно не волнуюсь, я спокойна. В последние дни я вообще через чур спокойна, небольшая интрижка с симпатичным нищебродом хорошо отвлекает меня от моих проблем. Скворец долбанутый и наглый. От него пахнет костром, табаком, дегтярным мылом и неприятностями. Он целует меня так, что сводит челюсти и хочется натворить какого-нибудь беспредела. Я не думаю, что Пашка будет целовать меня так же страстно, я вообще гоню от себя эти мысли. У меня есть целый месяц, поэтому я решила, что проживу его ни в чем себе не отказывая. Уверена, потом мне будет стыдно, я бы вообще никогда не поверила, что подпущу к себе какого-то гопника без рода и племени. Но в итоге, я ездила на мотоцикле, грызла семечки, попробовала какую-то подозрительную жидкость из термоса, похожую на кофейные помои и обветрила губы до красных корок. Скворец на меня дурно влияет- к Чумаковой я стала теплее, у нас что-то вроде перемирия. Во-первых, я поражаюсь ее детской наивности, во-вторых, эта глупыха попала под чары Гофмана и всю свою энергию спускает на него. Социализироваться ей я не помогаю, но и не мешаю, нашим она, кажется, нравится. Ей не до меня, а мне не до нее, так и живем. Интересно, насколько расстроится Скворец, когда узнает, что его Чума уже клюнула на смазливую мордашку Гофмана и во всю прихорашивается. Мы с девчонками даже выделили ей приличную одежду, чтобы она избавилась от своего застиранного рванья. Дура она, конечно, редкостная… Как можно было между Скворцом и Филом выбрать в пользу Гофмана. Он сладенький, как девочка и не особо мужественный. Но пусть сами разбираются, за тестостерон скорее всего у них отвечает Васька.
Спускаюсь по лестнице, которая ведет к черному входу, тяну за ручку дверного тамбура и сразу попадаю в кромешную темноту. Притормаживаю, чтобы не напороться лбом в железную дверь и испуганно взвизгиваю. Меня обхватывают чьи-то руки, разворачивают в сторону и в этот же момент меня касаются шершавые, обветренные губы.
- Ты что тут делаешь? - шепчу в приоткрытый рот Скворца.
- Там холодно, давай никуда не пойдем, - он целует меня куда попало.
- Будем тереться по подъездам? - я обхватываю его шею руками.
- Ага, и друг об друга.
- А как ты сюда попал? Кто тебя впустил?
- Ты думаешь, я не умею вскрывать замки? - говорит обиженно.
Потрясающе! Вообще то, что надо! Эта мелкая преступность очень будоражит мой мозг.
- А если нас тут кто-нибудь застукает?
- А для чего я выкрутил лампочку, тупица?
Вот как он со мной разговаривает? Наглая, невоспитанная деревенщина!
Скворец тащит меня в дальний угол, чтобы если кто-то решится зайти или выйти, нас не было видно. Целоваться больно, кожа на губах трескается, но нас это не останавливает, сегодня у нас обоих какое-то дикое настроение, поэтому мы потрогали друг друга почти везде, но рамки приличия пока сохраняем.
- Цццц… Стелла, вот так делать не надо, - говорит полушепотом, очень уязвимо и рвано дышит.
Его реакция на поцелуи в шею только вызывает во мне дьявольский смех, даже не думаю останавливаться, продолжаю, только еще чувственней.
- Ну почему ты такая сука? - говорит на выдохе и отлепляет меня принудительно.
- Но тебе же нравится…
- Очень…
Я сразу раскусила, что теперь он ищет мои слабые места, но я себя так просто не выдам, придется помучиться. В какой-то момент, кто-то зашел в тамбур, щелкнул замком и вышел на улицу, у меня рухнуло сердце от того, что если бы этот кто-то, не обломался подсветить себе дорогу телефоном, мы бы попались, ведь целоваться мы не переставали и отпустили друг друга только когда у Скворца зазвонил телефон.
- Где ты лазаешь? - слышу хриплый голос из динамика.
- Пока занят, - Скворец прочищает горло.
- Чем? Время сколько? Ты нас полными лохами выставил…
- Да б*ляяяя, я забыл… - говорит виновато, - Сейчас приду…
- Перенесли уже. Дэн, ты второй день подводишь!
- Все, не ной, я скоро буду.
Экран его мобильника гаснет и я снова ощущаю его губы не своей щеке.
- Мне пора, завтра позвоню.
- Куда тебе пора? - говорю раздраженно, мне очень не хочется его отпускать. Меня обижает, что он сразу бросает меня по первому зову своих бездомных товарищей.
- Есть кое-какие дела…
- Какие у тебя могут быть дела? У вас вечерний сбор голодранцев? Время сдавать бутылки или счастливые часы на покупку насвая?
- Стелла! - произносит очень грубо.
- Что? - отвечаю так же грубо.
- Я не позволю так с собой разговаривать!
- Куда ты денешься! - говорю с иронией, - Не забывайся! Я буду разговаривать с тобой так, как считаю нужным. Ты слишком сильно в себя поверил, Скворец!
- Еще одна гадость в мою сторону, - гаркает угрожающим тоном, - И я больше не приду!
- Какая потеря! - произношу максимально стервозно, - Что же я тогда буду делать? Сейчас просто бешеный спрос на нищих и убогих!
- За это ты будешь долго извиняться…
- Ахахаха! - хохочу, как плохая актриса, - Не смеши меня!
- Ну как насмеешься, приходи вымаливать прощение, где меня искать, ты знаешь.
Скворец снова лезет в свой телефон и спустя пару секунд поворачивает разбитый экран к моему лицу, на экране горит надпись: «Сука Злобная- заблокировано». Я хмурюсь и закусываю сухие губы, цокаю и достаю свой, чтобы продемонстрировать, что я тоже заблокирую его номер. С победным видом показываю Скворцу экран. Он молча пожимает плечами и, ничего мне не сказав, выходит на улицу. Я обиженно свожу брови и иду к лестнице. Вот козел! Испортил мне отличное развлечение!
Скворец
Настроение- убивать.
Все идет наперекосяк. Селяне выловили и избили нашего Гвоздика, потом мы выловили и избили их, пообещали друг другу что-нибудь спалить, теперь все ходят и оборачиваются. Вместо того, чтобы нести службу и охранять интернат, пошел бить морду Васькиному ухажеру. Позвонила мне вся зареванная и стала жаловаться, что к ней пристает парень, который помогает лечиться нашему Сереге. Я думал, он просто меценат, но похоже он таким способом впечатляет мою наивную Ваську. Г@ндон оказался очень борзым, я планировал подраться, как следует, но он тупо пропускал все удары и сверлил меня наглым взглядом. Что-то тут не чисто. Так как выцеплять его пришлось у пансионата, пока орал под окнами, наделал много шума. И в самый неподходящий момент, когда я планировал выбить ему пару зубов, прискакала моя сучара и начала заступаться за этого урода. Ни здрасьте, ни до свидания, ни извините, что так и не удосужилась попросить прощения за свое поведение или хотя бы позвонить с другого номера. Вылетела дерзкая, как пуля резкая, почти без одежды, как обычно, наорала на меня и свалила. Про этого козла я тут же забыл, до такой степени меня задело ее равнодушие. По-хорошему, надо было окончательно разбить ему хлебальник, а потом взять с Васьки какие-то разъяснения по поводу того, что меня она отшивала, а с этим чуваком похоже что-то мутит. Но вместо этого я пошел к черному входу. Я был уверен, что Стелла наденет куртку и снова выйдет немного побрызгать ядом, но Барби так и не появилась. Я даже разблокировал ее и еще немного подождал- никаких изменений. Проклиная свою слабость, набрал ее номер и еще больше расстроился, ведь меня из черного списка она не вытащила. Воспитательные меры не подействовали. Из-за всей этой херни я злой, как собака и хочу на ком-нибудь сорваться.
Сегодня у Васьки день рождения. Мы с пацанами скинулись и купили ей телефон с рук, а то ее совсем древний. Очень жаль, что сегодня выходной, а значит она ночует в интернате. Был бы будний день, можно было прийти с букетом цветов и еще раз поорать под окнами. Хотелось бы посмотреть, стала бы Стелла меня ревновать. Самое хреновое, что я боюсь, что не стала бы, уж слишком легко она со мной распрощалась. Я, конечно, не собирался с ней встречаться или крутить какие-то длительные шашни, но все как-то слишком быстро и резко закончилось.
После относительно праздничного завтрака, Чума выцепила меня в коридоре и стала как-то неуклюже мяться.
- А ты что сегодня вечером будешь делать? - спрашивает робко.
- Не знаю, Васька, но есть кое-какие дела…
- Ммм… жалко, я думала отмечать пойдем…
- Может с девчонками отметишь? - смотрю на нее виновато, - Мне пока не до отмечаний. Хмурый постоянно собачится с сельскими, его вообще без присмотра оставлять нельзя.
- Да я не собиралась отмечать с девчонками, меня пригласили на вечеринку в город, у моей одноклассницы Катьки сегодня тоже день рождения и все будут тусоваться в коттедже.
- Ну и что ты там забыла? Нафига это тебе? - спрашиваю удивленно.
- Да просто… хочется. Я же не доберусь одна… Может оставим Хмурого на Федьку?
- Так не делается, Чума, меня даже не приглашали.
- Приглашали, - говорит уверенно, - Стелла сказала, что я могу взять с собой своего подбитого друга.
С этого момента начинаю слушать разговор намного внимательнее.
- А вы что, теперь подружки?
- Ну не прямо подружки! - корчится Чума, - Просто один раз вместе поплакали и вроде как окончательно помирились.
- А что? А когда? - я хлопаю глазами.
- Позавчера.
- Она прямо плакала? Прямо со слезами? - я напряженно вглядываюсь в Васькино лицо.
- Прямо со слезами! - отвечает раздраженно.
Блин, наверно надо было спросить, почему ревела Чума…
- Так ты пойдешь или нет?
- Конечно пойдем! Чего дома киснуть? Покутим за счет мажоров!
Значит, все таки плакала! На сердце сразу веселей. Хотя, Стелла такая сука, что не удивлюсь, если плакала она не из-за меня.
По-моему, я дофига всего пропустил. Мне сразу показалось подозрительным, что Васька вырядилась и намулевалась, как будто у нее сегодня свадьба. Она никогда так не делала, ни на один свой день рождения. А когда мы добрались до места и в куче людей я сразу углядел ее жениха с битой мордой, все сразу встало на свои места. Гофман стоял в компании девчонок и специально бесил Ваську, а она стояла и бесилась. Мне срочно надо сделать так же, на Чуму расчитывать бессмысленно, она уже сбитая летчица. Притащила меня сюда, чтобы вызвать его ревность, а в итоге стоит красная, как рак. Мне хочется узнать подробности, но это подождет. Ищу в толпе белобрысую стерву. Я переживал, что ее не будет, но мы встретили ее сразу, как вошли. Минут двадцать наблюдаю за полупьяными, богатыми рожами и бешусь. Ведь видела меня и специально куда-то делась! Но потом замечаю ее в дверном проеме. Стоит вся такая красивая, надменная и высоко задрав подбородок, смотрит в потолок. Переводит глаза за меня, хитро щурится и возвращается к люстре.
- Сейчас приду, - говорю на ухо Ваське.
- Куда ты?
- На меня тут кое-кто косо смотрит, с этим надо разобраться…
- Только никого не убей! - Чума все никак не может оторвать глаза от своего Гофмана, надо бы ей сказать, что она слишком сильно палится.
- Не могу обещать, как получится.
Как только Стелла видит, что я иду в ее сторону, сразу медленно и демонстративно разворачивается и скрывается из вида. Приходится ускоряться, пробиваясь сквозь танцующих людей. Замечаю ее на лестнице, она поднимается вверх и я иду следом. Блин, я ведь даже не знаю, что говорить! Уходил от нее я очень гордо и красиво, а в итоге семеню ногами, как побитый пес. Так не пойдет! Надо что-то придумывать.
Стелла входит в одну из спален. Я надеялся, что она заговорит первая, но вместо этого она, скрестив руки на груди, встает у подоконника и высокомерно оглядывает меня сверху вниз.
Стелла
- Стелла, стой! - Васька притормаживает меня в школьном коридоре, - Просили тебе передать.
Она протягивает мне конверт и я сразу опускаю его в сумку. Опять плакать! Я уже устала плакать! Надо что-то делать с нервами, уж слишком я нервная. Если раньше я ревела по уважительной причине, ведь моя семья разбита в дребезги и мне предстоит замужество по расчету, но в последний раз меня сорвало вообще не по делу. Если бы кто-нибудь спросил, почему ты плачешь, мне бы было стыдно отвечать. У меня пропал Скворец. Это такой русоволосый, нищий парень с незаживающими ссадинами на руках и лице, который курит дешевые сигареты, пьет всякую гадость, ездит на развалюхе и обращается со мной так, будто я ему ровня. Мы даже встретились по-идиотски. Если бы я не пригласила на Катькин день рождения Чумакову и не намекнула, чтобы она взяла Скворца с собой, он бы так и не появился. Напрасно он считает, что я стану милой зайкой, только потому что он очень классно целуется. Он не церемонится со мной и я с ним не буду. И даже если он станет со мной церемониться, не буду все равно! А еще я не понимаю, помирились мы или нет. Долбаный Гофман нам все испортил!
- Слушай, Стелла… - Васька глядит на меня взволнованно, - Хотела тебе сказать, если у вас со Скворцом что-то получится, я буду рада. Он хороший…
От возмущения у меня шевелятся волосы на голове. Давайте вообще всем об этом расскажем! Я прикладываю ладонь ко лбу и округляю глаза.
- Я никому не скажу! - она как будто читает мои мысли.
- Гофман уже никому не сказал! - агрессивно цежу сквозь зубы и морщу нос.
- Так это не он, это Скворец. Он же просил тебе письмо передать.
Так это письмо от Скворца… Очень любопытно! Мне срочно надо под лестницу, надо посмотреть сколько осталось до следующего урока.
- Я не знаю, что он тебе наплел, но я уверена, что он преувеличивает, - начинаю оправдываться.
- Ничего он не наплел, просто сказал, что ты ему нравишься…
- Чего? - в горле образуется ком.
- Для меня это, конечно, полнейший шок…
- Зачем ты мне это сказала, Васька? - смотрю на нее возмущенно.
- Не знала, что для тебя это секрет, - она подхватывает меня под локоть и провожает в конец коридора под запасную лестницу, а потом мы расходимся.
Взволнованно лезу в сумку и суетливо распечатываю письмо. Текста не так много, а почерк довольно ровный.
«Так и быть, я тебя прощаю.
Последний раз. Так что больше не плачь, увидимся вечером!»
Ааааа!!!! Я задираю голову под потолок и впиваюсь ногтями в ладони. Гофманы- уродцы, вообще не умеют хранить секреты, хоть и убеждают меня в обратном!
Мне ужасно хотелось повредничать. Я специально не стала вытаскивать номер Скворца из черного списка. Видела в окно, что он трется за забором у деревьев, ходит туда-сюда и мерзнет. Ну и пусть ходит, позвоню ему завтра. Скажи спасибо своей болтливой подружке! Забираюсь в кровать с ехидным выражением лица, страшно довольная собой. Дергаю ногой в такт приглушенной музыке и улыбаюсь. А потом слышу громкий свист и сердце отбивает быстрый ритм. Умоляю, только не ори! Испуганно спрыгиваю с кровати и выглядываю в окно. Клянусь, если ты сейчас заорешь мое имя, я придушу тебя голыми руками!
- Стелла! - громкий голос из-за стекла заставляет меня покраснеть.
Обе Кати сразу навостряют уши.
- Курьер приехал! - бормочу первое, что приходит в голову и несусь к шкафу, чтобы схватить шубку.
- Какой курьер? - удивленно спрашивает Гришина.
- Обычный! Наберут тупых Мастурбеков из аула…
Вылетаю, как молния и несусь вниз, в ужасе понимая, что я не смогу вылезти, ведь сейчас в окна точно смотрят любопытные. А если перелезет Скворец это будет еще хуже! Распахиваю железную дверь и остаюсь стоять в проходе.
- Тебе конец! - говорю угрожающе.
- Ну я же просил тебя не выеб*ваться, - он беззаботно улыбается, - Но, видимо, так тебе больше нравится.
- Я не шучу, - я все еще стою в тамбуре.
- Ну что ты мне сделаешь? Покусаешь? - спрашивает с издевкой, - Не будешь выходить?
- Нет, не буду! - я надуваюсь.
- Ладно, поднимайся. Я позвоню, когда зеваки разойдутся.
- Да пошел ты!
- А кто под Васькиной комнатой живет? - Скворец внимательно куда-то смотрит.
- Гофман, - отвечаю обиженно.
- Я так и понял…
Скворец начинает ржать и показывает средний палец в ту сторону. Боже, они совсем идиоты.
- Иди уже. Я позвоню. Только спускайся без верхней одежды, скажи, что к Ваське пошла.
- Я замерзну…
- Я тебя погрею…
Разворачиваюсь, закрываю дверь и громко цокаю. Пятнадцать минут вместе с Катями в нашей комнате были очень долгими. Не такие уж они и глупые. Пришлось говорить, что это был Пашка. Представлять друзьям Скворца я все равно не буду, а кто именно стоял за забором, в темноте не разобрать. Этого козла я разблокировала еще по пути в комнату, но все равно удивилась сообщению, что он будет ждать меня в комнате Гофмана. Давайте еще все вместе в настольные игры поиграем!
Когда прихожу в комнату Фила на первом этаже, удивляюсь еще больше, ведь Скворец встречает меня в одиночестве и страшно довольный. Он затыкает мне рот поцелуем, пока я не успела разораться.
- Не надо никому говорить, что ты сюда ходишь, - смотрю на него обиженно.
- Они никому не скажут…
- Ты мог с кем-нибудь пересечься в дверях!
- Я в окно залез, как супер герой! - Скворец чмокает меня в губы, - А им с Васькой не жирно две одиночных комнаты на двоих?
- Можешь попросить свою подружку поменяться со мной местами и тогда я вернусь в свою комнату.
- Нет, - он качает головой.
Ну конечно, как можно отправить Чумакову в общую комнату! У них и правда какое-то общее, босоногое братство, где за своих стоят горой.
- Значит будем сопли морозить, - всем своим видом даю ему понять, что я недовольна, - Зато Васькины интересы не пострадают!
- Ау! Как я буду забираться на второй этаж? Надо выселить Гофмана, мне тут нравится! Очень симпатично!
Скворец
Гофман съехал через неделю. Он вообще жутко обрадовался, что теперь у него есть уважительная причина все время тусоваться у Васьки. Фил был готов собрать свои монатки в тот же день, но мы решили не пугать Чумакову так сильно, ведь у них только-только наладились отношения. Он клялся мне, что будет вести себя прилично и не будет на нее давить. Я сделал вид, что поверил. Сначала немного расстроился, ведь я тоже делал вид, что веду себя прилично, хотя это не правда, а потом вспомнил, что Васька в состоянии выбить ему зубы и немного успокоился. Почувствовал себя немного дерьмово от того, что из-за Стеллы плету коварные интриги за спиной старой подруги, а потом посмотрел на них с Гофманом со стороны и вообще расслабился. Ему бы не мешало застраховаться, а ей захлопнуть восхищенную варежку. Короче, пусть сами разбираются, у меня есть проблемы посерьезнее.
Моя сучара поехала кукухой.
Последние три недели вообще самые сумасшедшие в моей жизни. Мы больше не ссорились, но ежедневно она преподносила мне какой-нибудь подарочек.
Сначала я взял ее с собой на пустырь, ведь дела нужно решать, я устал придумывать отговорки, почему я никак не могу добраться до пацанов, а Стелла ноет, что ей скучно. Да и мне в лом, хер бы с ней, с этой войной, не понимаю почему они делят то, что даже нельзя продать. Мне намного комфортнее сидеть в уютной комнате и тискать под одеялом свою злобную стервочку. Но бросать пацанов нельзя, пришлось идти. Стелла сразу же со всеми переругалась. Война камнями и палками с селянами показалась мне намного безобиднее, чем словесная битва пацанов и моей Барби. Больше всех выхватил Гвоздик, Стелла заточила на него зуб за то осеннее ограбление. Парни возмущались, что я не могу утихомирить свою бабу и мой авторитет стремительно летел вниз. Пришлось опять тащить ее к вагончику, но вместо того, чтобы поругаться, мы внезапно вспомнили, как я пытался ее задушить, а она меня зарезать и как следует поржали. Стелла похлопала ресницами и пообещала больше ни на кого не кидаться и почти не соврала. Она замерзла и вместе со всеми налакалась самогона, закусывала его дешевыми, бумажными сосисками и продолжала называть всех нищебродами, но это пацаны стерпели. Ее развезло до такой степени, что мне пришлось тащить ее домой на руках. Я позвонил Гофману, чтобы он помог мне как-нибудь ее перекинуть, и Фил очень удивился, ведь у учеников с охранниками давняя договоренность: выход в любое время дня и ночи - пятьсот рублей. Тут удивился уже я, зачем же она постоянно вылезает через забор, неужели у нее нет лишней пятихатки? Когда Гофман увидел, что Стелла напоминает тряпичную куклу, даже он не рискнул показывать ее еще и охране. Перебрасывали ее мы уже втроем, вместе с Васькой. Страшно задолбались, но справились. Потом голубки отправились спать, а я пол ночи держал ее голову над унитазом. На утро ей даже не было стыдно, сказала, что хочет еще.
В большинстве своем она чудила по мелочи. Но пара случаев даже меня выбила из колеи. Стелла вспомнила, что я умею вскрывать замки и в ночи потащила меня за тридевять земель в коттеджный поселок. Мы остановились у одного из домов, она сказала, что когда-то они жили в нем всей семьей, а потом переехали. На всякий случай она проверила свой ключ, замок все еще не поменяли и мы вошли внутрь. Света не было, в темноте она бродила по полупустому дому, вошла почти во все комнаты, кроме одной, на первом этаже, но дольше всего сидела в своей спальне. Вернее лежала. На пустой кровати. Это было дико странно. Возможно, я просто ни к чему не привязан и не понимаю такой ностальгии. Но она совсем загрустила и мне хотелось ее поддержать. Поднять Стелле настроение можно двумя способами: сделать какую-нибудь безобидную пакость или целоваться, пока она не устанет. Мне больше нравится первый вариант, потому что моя сука специально меня изводит и с каждым днем все сильней. Когда я умолял ее притормозить, пока я позорно не спустил прямо в штаны, у нее не было ни грамма сочувствия и она просто равнодушно сказала мне: «нет» и продолжила об меня тереться.
Ее последний выкрутас произвел на меня неизгладимое впечатление. Мы просто гуляли, пошли в сельский магазин. Ее одноклассники здесь не ходят и Стелла была спокойна, а потом ее глаза загорелись диким огнем. Ей очень сильно захотелось кого-нибудь ограбить. Не по настоящему, понарошку, сначала ограбить, а потом отдать. Наверно, она считает, что для меня это привычное дело, но я был в полном ахере. Сказала, что хочет, как Бонни и Клайд, как настоящие преступники! Я пытался отшутиться, что не надо мелочиться и лучше сразу ограбить банк, и эта идея ей безумно понравилась, сказала, что это очень сильно бы ей помогло. Еще мне показалось, что она совсем не шутила и спрашивала меня на полном серьезе, могу ли я это сделать. Стелла долго не унималась с этим фейковым ограблением и очень сильно канючила, обещала тоже исполнить какое-нибудь мое желание и мне пришлось грабить какого-то сельского пи*дюка. Я уже видел этого шакаленка, насколько я помню, он был самым злейшим врагом Гвоздика. Я подтянул его за базар и развел на сотку, потом отдал назад, но чуда все равно не произошло. Мы гуляли по чужой территории и он сразу побежал жаловаться и звать старшаков. Сначала Стелла воочию посмотрела, как я дерусь, а потом жалобно и виновато строила глазки и ощупывала целостность моего носа. Грабительница хренова… Зато ночью мы открыли для себя волшебный мир петтинга и теперь я планирую оставаться у нее почаще. Хотя мы и так вместе почти каждый день, кроме выходных, когда она уезжает к родителям. Через неделю, двадцать седьмого декабря, у нее день рождения, мне грустно, что Новый год она проведет с семьей, а не со мной. А потом вообще уедет во Францию на зимние каникулы.
Я валяюсь на своей панцирной кровати и из подо лба смотрю на хмурого Хмурого, который лежит на своей. Остальные койки еще пусты, но народ скоро подтянется. Егор до сих пор бычится и в воздухе витает напряжение, его бесит, что я постоянно где-то пропадаю и почти не интересуюсь их делами.
Стелла
Сегодня у меня ответственное мероприятие, у нас со Скворцом состоится праздничный, прощальный ужин. Вообще, я давала себе время до 31 декабря, но производственный календарь украл у меня четыре дня, ведь сегодня был последний учебный день, а значит завтра мне предстоит возвращаться к Зине, или как я всем говорю- ехать во Францию. Я даже рада, что все закончится в мой день рождения, в последнее время у меня дикая страсть к саморазрушению. Мне кажется, у меня биполярка, мне сначала безумно хорошо, а потом смертельно плохо.
Мне не грустно, мне даже хочется сделать это поскорее, чтобы перестать испытывать постоянное чувство вины. Отец в могиле, мать в тюрьме, брат самоустранился, а я, то лазаю по подворотням со своим гопникам, то не вылезаю с ним из кровати. А в последнюю неделю мы даже не особо шифруемся. Мои проблемы никуда от меня не делись. Пашка вернется со дня на день. Пора прощаться. Надо собраться, это как в спорте, дашь слабину и начнешь себя жалеть- результата не будет. Настроена я очень решительно, что бы не произошло, сегодня мы разойдемся.
- А ты точно не хочешь отмечать с родителями? - Скворец смотрит на меня подозрительно, оправляет в рот запеченную Филадельфию и запивает вином.
Сеня прислал денег, основную часть я отправила на тюремный счет мамы и оставила немного на мой маленький праздник по случаю избавления от Скворца.
- Точно. Мы на каникулах как следует отметим, - есть мне не хочется, поэтому просто пью вино.
Мы сидим в нашей комнате. Вернее, в моей комнате, довольный и радостный вид моего нищеброда меня напрягает, как и три хилые розы, стоящие на подоконнике. Он пока не догадывается, что я для него приготовила. Изначально, я планирую поругаться с ним до такой степени, чтобы он сам не захотел со мной мириться, мне нужно очень сильно постараться и довести его до точки невозврата.
- Ты че не ешь? Вкусно же! - он так беззаботно жует, а я просто хмурюсь.
Мне не больно, не стыдно и не страшно. Я себе не разрешаю. Есть такое слово: «надо». И вообще, это изначально планировалось, как короткое мероприятие. В какой-то момент, я начинаю паниковать, потому что время идет, а мы никуда не движемся, Скворец уже наелся и мы переместились на кровать. Он опять трещит, а я глотаю красное полусладкое. Истерить начинаю потихоньку, издалека, но с каждой новой фразой набираю обороты. В разговоре я оскорбила всех, кого знала, от Гвоздика до Васьки, чтобы он полез их защищать и мы сцепились, но Скворец либо уворачивался от моего яда, либо просто недовольно на меня смотрел и продолжал разговор. Мне порядком надоело, что мы никак не можем поругаться и я начинаю хамить еще сильней, но он как будто что-то чувствует и сглаживает углы. Темы для ссор почти закончились, а время идет, но тут я кое- что вспоминаю.
- А где мой подарок, Скворец? - говорю капризно.
- Слушай… - смотрит на меня виновато, - Я как с тобой познакомился, кажется, еще беднее стал, раньше хотя бы подрабатывал, а сейчас…
- Кем ты подрабатывал? - спрашиваю железно, как на допросе.
- Да кем попало. В основном что-нибудь таскал или разгружал…
- Действительно… Тупой физический труд тебе очень подходит… И что тебе помешало и в этот раз что-нибудь потаскать или поразгружать? - мне самой противно от своего голоса, но я не сверну.
- Ну ты же и помешала! - глядит удивленно, - Ты же сама в последние дни пищала, чтобы я приходил к тебе сразу после шараги. Ты же сама хотела побыть подольше вдвоем!
- Ну и что! А в предпоследние дни? Это все отговорки! Ты мог бы как-нибудь заморочиться, чтобы сделать мне приятно! - смотрю на него, как на врага.
- Я же купил тебе цветы…
- Вот эти цветы? - говорю брезгливо, - Это даже не букет, я такие вообще не люблю. Три вшивые розы, это все, чего я достойна? Получить какой-нибудь подарок для меня будет слишком шикарно?
- Стелла, подарок есть, - произносит раздраженно, - Возможно он не такой, как ты хочешь, потому что он не материальный…
- Рисунок нарисовал? - мой тон становится все язвительнее.
- Лучше заткнись, - Скворец притягивает меня к себе, я опускаюсь, прижимаюсь спиной к его груди и он зажимает мой рот ладонью, - Зачем ты это делаешь? Не можешь долго жить спокойно? Мы же сейчас разосремся…
Мое сердце очень быстро колотится. Я так и сижу, облокотившись об его тело, с закрытым рукой ртом. Мы долго молчим и не двигаемся. Начинаю нервно ерзать губами.
- Подожди, - говорит Скворец, - Мне надо немного собраться с мыслями.
В комнате опять становится слишком тихо, мне очень тревожно. На часах почти двенадцать и я очень сильно выбиваюсь из графика. Не знаю, что там за подарок, но нужно его обязательно обосрать, чтобы мой гопник обиделся. Он лезет в передний карман джинс, что-то достает и, судя по тому, что это помещается в кулаке, это что-то очень маленькое. Надо не забыть об этом упомянуть.
- В общем, я тут вспомнил, как мы ходили в твой старый дом, - начинает говорить негромко и взволновано, - И мне это показалось таким странным, но милым… Ты так сильно привязана к этому месту. Я поймал какую-то грусть, у меня же нет дома и мне не к чему быть привязанным. Вернее, где-то он есть, но я его не помню. Вот совсем ничего, ни адреса, ни дома, ни какой была сама квартира… Но она точно была… Потому что в интернат меня забирали прямо с улицы, этот момент я хорошо запомнил, у меня на шее болтался ключ, а я думал слинять при первой возможности, переживал чтобы он не потерялся. Перепрятывал его несколько раз, боялся, что заберут. Потом меня несколько раз перевозили с места на место, пару раз брали в семью на испытательный срок, сдавали назад, потом я с Васькой познакомился, и как-то привык и сбежать больше не хотел. А потом вообще память стала стирать все как-то незаметно… И свой дом я совсем забыл…
На пару секунд Скворец замолкает, а я еле держу в себе слезы. Это очень сложно, буквально невыносимо, особенно, когда он вкладывает в мою ладонь что-то железное. Старый, ржавый ключ на широком, белом, чумазом шнурке.
Стелла
Мой Новый год прошел просто феерично. Зинин сын, Николя, словил белочку и носился за ней с ножкой от табуретки. Но нам удалось его скрутить, я даже с радостью вломила ему в челюсть, вспомнив уроки самообороны от Скворца. Потом мы с Зиной сидели на кухне, ели мандарины и пили брагу, она рассказывала мне всякие истории из детства моей мамы, теперь понятно в кого я такая отбитая. Оказывается, в семнадцать лет она сбежала из дома с каким-то воришкой и пол года бегала с ним по друзьям и общежитиям, а потом вернулась домой. Насколько я помню, отца она встретила в двадцать. Забавно, что я могла быть дочкой уголовника, видимо, страсть к босякам и преступникам передалась мне через мать.
Интересно, чем занимается мой гопник? Прошло всего пару дней, а мне без него очень скучно. Хоть мы подолгу висим на телефоне, мне этого не хватает. Я не знаю, что будет дальше. Я решила жить одним днем. Пашка пока не объявился, поэтому у меня есть еще немного времени. А вообще, я думаю, что мама горячится, надо рассмотреть вариант продажи производства в Туле более серьезно. Можно же нанять какого-то оценщика, заработать и нанять. Часть долгов это закроет. Я написала об этом в письме, но ответ пока не получила.
Четвертого числа я увидела на экране незнакомый номер и вздрогнула, долго не решаясь поднять трубку, но все таки это сделала.
- Солнышко, привет, - взволнованный голос мамы сразу принес мне облегчение.
- Привет, мам! - говорю радостно.
- Представляешь, выбила для нас свидание, приезжай завтра, только не забудь паспорт.
- Хорошо! - я не могу поверить своему счастью, - Тебе что-нибудь принести?
- Нет, ничего не нужно, у меня всё есть… Я не могу долго разговаривать! Буду тебя ждать!
- До встречи! Целую!
Я начинаю расхаживать по комнате из стороны в сторону. Как же долго я ее не видела, даже не верится, что я скоро снова на нее посмотрю! Надо приготовить пару подбадривающих заготовок, что она похудела и вообще прекрасно выглядит. Еле доживаю до следующего дня.
Меня сразу убивает внутренняя обстановка. Сотрудники СИЗО грубые и хамоватые, вокруг странные, маргинальные люди с баулами, все толпятся, галдят и ругаются из-за очереди. Помещение темное, бедное, стены с потрескавшейся штукатуркой давят тревогой, пахнет сыростью и подвалом. Что же тогда внутри… Я вся извелась в двухчасовом ожидании, а потом меня пропустили в комнату. Как в кино, я подошла к разделительному стеклу, опустилась на обшарпанный стул и стала ждать маму. Когда наши глаза встретились, я вздрогнула. Ее вела какая-то женщина в форме, на маминых руках были наручники, как у настоящей преступницы, но когда они приблизились, ее отстегнули. Меня поразило, как умело, отработанными движениями, двигаются их руки. Мама тоже опустилась на стул и мы одновременно подняли телефонные трубки. Мы молчали. Я смотрела на ее абсолютно седую голову, острые, выпирающие скулы, желто- зеленые пятна от заживающих синяков на подбородке и совсем свежую ссадину на щеке.
- Откуда это? - говорю дрожащим голосом.
- Стелла… - мама отводит глаза.
- Тебя тут что, бьют? - мне снова хочется заплакать, но я держусь, чтобы ее не расстраивать.
- Нет, но бывают конфликты…
- До синяков? - я грустно свожу брови.
- Стелла, я сижу вместе с убийцами, наркоманками и воровками…
Боже… В груди сжимается тревожный комок и меня начинает знобить и лихорадить.
- Пашка не звонил?
- Еще нет…
Мне не нравится, что у нас постоянно возникают какие-то неловкие паузы и мы не может поговорить нормально при посторонних людях.
- Что говорит адвокат?
- Что с банками будет намного проще, можно подать на банкротство, а вот с другими долгами тяжелее. Если отдать Минаеву пять миллионов и он напишет, что не имеет больше претензий, у меня хорошие шансы получить условное наказание… Останется еще семнадцать, но с несколькими людьми удалось договориться на рассрочку, им выгоднее, чтобы я отдавала частями а не сидела. Минаев самый говнистый…
- А производство в Туле сколько стоит? - смотрю на нее с надеждой.
- Меньше… Да и времени нет, это неликвид, если продавать за полную стоимость, это займет целую кучу времени, если сбрасывать цену, нам это ничем не поможет.
- И что мне делать? - я нервно кручу пряди волос у лица, - Просить денег у Абрамовых?
- Ни в коем случае! - мама мотает головой, - Не унижайся! Но на всякий случай, перед Пашкой поплачь, пожалуйся, мужики падкие на женские слезы.
- А что если он так и не позвонит…
- Позвонит, я с Григорием разговаривала. Девятого числа прилетает.
- Мам… - я тревожно вздыхаю.
- Что? - говорит тихо, а я все смотрю, как же сильно она постарела.
- Ничего…
Моя бедная, милая мамочка. А я просто идиотка… В этот день я Скворцу не звонила и на следующий тоже. Все, не могу больше! Надо вернуть ему ключ и бросить! Пусть ищет себе новый дом, я тоже бездомная.
Мой настрой немедленно его бросить, слабеет под натиском его телефонных звонков. Разговариваю с ним через зубы, но все таки разговариваю. Вот он не мог быть каким-нибудь мажором, чтобы не было никаких проблем, обязательно было быть таким нищим! Меня бесит моя бесхарактерность! Если на одной чаше весов стоят Скворец и мама, то, что тут думать! В этот раз я брошу его железно! Пусть хоть обплачется или расскажет мне все самые печальные истории в мире!
Пашка и правда объявился девятого числа, думала позвонит, но прямо с утра в наш двухкомнатный клоповник доставили гигантскую корзину роз, которая сразу заняла половину моей комнаты. Думаю, Николя завтра будет торговать ими у магазина.
К цветам шла записка, что Пашка вечером приглашает меня в ресторан и я сразу расстроилась, что это случится так скоро. Вечером мне нужно вернуться в гимназию, завтра начинается учеба.
Я довольно тщательно собиралась, надела свое самое красивое платье и сделала боевой раскрас- мне предстоит клянчить пять миллионов. После пяти мне пришло смс, Пашка спрашивал, заехать за мной или отправить такси. Параллельно трубку обрывал Скворец, но его вызовы я сбрасывала. Я лечу из Франции бросать его. Написала Абрамову, что почти собралась и он может прислать такси к подъезду к шести часам вечера. Телефон на всякий случай я отключила. Всю дорогу до города нервно смотрела в окно и кусала губы. Сто лет не ездила бизнес классом. В селе нет такого такси, оно приехало из города. Пашка не поскупился и на ресторан, выбрал самый дорогой и я гордой, уверенной походкой зашагала внутрь, вспоминая свою прошлую, богатую жизнь.
Скворец
Грызу яблоко и смотрю по телевизору футбол, немного волнуюсь, что Стеллы до сих пор нет, а ее телефон недоступен. Я ужасно по ней соскучился, хочется ее растерзать. Как только в очередной раз вспоминаю свою злючку, дверь в комнату яростно хлопает и я прирастаю к кровати. Сучара залетает, как метеор, в каком-то совершенно бешеном порыве, сначала она выбивает из моих рук яблоко, потом пинком срывает с себя сапоги и бросает под стол. Я перестаю дышать и смотрю на нее очень испуганно. Шуба летит в угол, крупные серьги летят в другой, затем она резко дергает шнур телевизора и вырывает его из розетки.
- Раздевайся! - говорит командным тоном, - Я тебя хочу!
Я тревожно сглатываю и наблюдаю за тем, как агрессивно она стягивает с себя колготки и платье.
- Прямо сейчас? - говорю удивленно.
- А ты что, чем-то занят? - гаркает на меня озлобленно, - Ну че ты сидишь?
- Да… мы же вроде не п-планировали, - начинаю заикаться, - У меня с-с собой даже ничего нет…
- А ты что болеешь еще чем-то, кроме туберкулеза и чесотки?
- Нет…
- Тогда пофиг! - Стелла срывает с шеи какую-то подвеску не расстегивая замок.
- Сегодня я тебя боюсь… Может быть лучше, как раньше? - я строю идиотское лицо и кручу в воздухе двумя пальцами.
- Нет! - цедит железно, залезает на меня верхом и впивается в мои губы.
Ну нихрена себе соскучилась… Мне, конечно, приятно, но сегодня она особенно дикая и через чур странно себя ведет. Меня возбуждает, что она постанывает от одних поцелуев и снова кусается, а еще, кажется, она собирается вырвать мне все волосы.
- Может хотя бы выключим свет? - спрашиваю полушепотом.
- Нет, хочу при свете!
Ну ладно. Но я представлял себе это по другому…
***
- Было больно? - спрашиваю негромко и глажу ее по голове.
- Терпимо…
Теперь она слишком спокойная, лежит и размеренно дышит, обнимая меня руками и ногами. Стелла засыпает, но всего на час, мне не хотелось ее тревожить, поэтому я не вставал, чтобы выключить свет, наверно, он ее и разбудил. Она целует меня в плечо, а потом начинает водить пальцами по моему животу, вокруг мелких татуировок.
- Почему они у тебя такие уродливые?
- Они нормальные, - я улыбаюсь.
- Ну серьезно, их что трехлетний ребенок делал? - говорит мягко.
- Нет, пятнадцатилетний Хмурый… В тот год мы хотели быть татуировщиками, вот и били друг другу всякую фигню! А потом поняли, что погорячились.
- А ты что, тоже умеешь? - она слегка приподнимается и внимательно на меня смотрит.
- Да не особо, только если что-то подобное…
- А у вас есть машинка?
- Где-то валяется, но она дешевая, дурацкая и рвет кожу.
- Это ничего страшного, - в глазах Стеллы снова какой-то недобрый огонек, - Приноси ее завтра!
- Зачем?
- Я хочу такие же!
- Ты че, вообще спятила? - я смотрю на нее не отрываясь.
- Я серьезно. Мне нужны такие же татуировки, вот прямо поуродливее!
- Стелла, да что с тобой происходит?
- Ничего, просто мне нравится такой стилёк! Я все равно сделаю! Поэтому, давай лучше повеселимся и ты на мне порисуешь!
- Нет! - заявляю резко, - Я не знаю, что у тебя за бунтарский протест, но не трогай тело! Ты тысячу раз об этом пожалеешь!
- Я не пожалею!
- Стелла, нет! - я сверлю ее тревожным взглядом и грозно свожу брови.
- Денис, ну пожалуйста! Набей мне что-нибудь! На память! - говорит очень ласково.
По имени она меня вообще никогда не называет, надо показать ее врачу…
- Что значит, на память? Я пока не собираюсь помирать.
- Давай хотя бы одну… - Стелла делает слишком милое личико.
- У меня очень кривые руки! - я мотаю головой.
- Ну и что…
- Так тебе потом так ходить, а мне на это смотреть, - я все еще не теряю надежду ее отговорить.
- Ну я же смотрю на твоих уродцев! - она улыбается, а потом наклоняется и начинает целовать мою кожу с дурацкими рисунками.
Интересно, кто-нибудь может похвастаться такой же ненормальной девушкой?
Стелла все таки меня уговорила. На одну и маленькую. Мне кажется я никогда в жизни так не волновался, мои руки начали трястись еще по дороге в общагу. Мне ужасно не хотелось ее портить, но я уже понял, если Стелла что-то решила, она не отступит. Самое сложное, что у нее вообще не было идей, что это должно быть, сказала, что ей все равно и чтобы я решал сам. Как взять на себя такую ответственность? У меня же реально никакой аккуратности и таланта к рисованию, только более-менее ровный почерк. Место для татуировки ее тоже не интересовало, но когда я объяснял в каких местах бить больно, а в каких не очень, Стелла сразу же выбрала одно из самых больных - ребра. Сначала я долго тренировался ручкой, психовал, стирал и снова рисовал, то примитивные узоры, то сердечки, то смайлики, все это кривое дерьмо совершенно ей не шло. А потом решил, да ну ее нафиг, хочет изуродоваться- вперед, мне то какая разница, будет на ней что-нибудь страшное или нет. Для меня ничего не изменится. В очередной раз стер все свои художества и взял машинку. Напряженно выдохнул, собрался и не обращая внимания на Стеллин жалобный писк, стал аккуратно водить иглой по ребрам, под грудью справа. Это было недолго и, надеюсь, не очень больно, по крайней мере кожу я ей не порвал.
Я заклеил тату пленкой и опустил вниз шелковую майку. В знак благодарности, Стелла сразу же больно меня укусила и сказала, что я не предупреждал ее, что это до такой степени больно и это ее последняя татуировка в жизни. Вот и умница! Правда, я чуть не поседел!
- Ты не хочешь посмотреть?
- Да нет, потом! - она отмахивается.
- Ну ладно, - отвечаю расстроено, вообще-то мне хотелось, чтобы она посмотрела, - А мне будешь что-нибудь набивать?
- А можно? - в ней сразу проснулся энтузиазм и она поднялась на кровати.
- Давай! Хуже уже все равно не будет, - я улыбаюсь.