Шумел лес. Падал снег. Трещали поленья, объятые огнём, выпуская чёрный дым через печную трубу. Жалящий мороз рыскал по окнам и, не найдя ни одной щели, гневно затягивал стёкла витиеватыми узорами. Тусклой лампочки едва хватало, чтобы осветить большую комнату, в которой помещались и кухня, и печка, и уютный уголок со скромным диваном и круглым столиком на случай прихода гостей. В полумраке у подлокотника терялись подушка и свёрнутый плед. В доме пахло горячим супом и воском. Из-под подошвы сапог у двери аккуратной лужицей расплывался снег вместе с хвоинками и смолой. На обеденном столе в тяжёлой стеклянной вазе возвышались еловые ветки с красными бантами вместо деревянных игрушек и бумажных гирлянд.
Зима за окном в самом разгаре. На подоконнике за снежинками с любопытством наблюдал мой кот Бейн. Его шерсть всех оттенков серого, с тёмным пятнами по туловищу, и парой полосок на хвосте. Ушки у Бейна совсем незаметные, глаза огромные насыщенного оранжевого цвета. Не таким я представляла своего кота, но Бейн – лучший из всех, что я знала. Обычно котам имя выбирают хозяева, исходя из своих предпочтений и пожеланий, а что до Бейна, то он сам выбрал своё – на другое попросту не откликался. Молока в его миске ровно до середины, однако Бейн и близко к нему не подойдёт, пока я не приступлю к своему ужину. Он будто ждал меня.
– Ну? Увидел что-нибудь интересное на улице? – негромко спросила я, помешивая суп. – Как погодка?
Бейн красноречиво обернулся на меня и, убедившись, что я решила поговорить именно с ним, а не просто сошла с ума от жизни на окраине глухого леса, продолжил наблюдать за снегопадом.
– Ладно тебе, – не отставала я, – не будь ты таким молчуном! Хоть бы мяукнул.
Кот не пропустил мимо ни одного моего слова, сдвинув уши к макушке, но даже не обернулся.
– Ну раз уж ты такой вредина, то и молоко твоё уберу.
На такую весомую угрозу Бейн сподобился наконец что-то протяжно мяукнуть в ответ и спрыгнуть с подоконника. Теперь он сидел у моих ног и не сводил взгляда. Его хвост нервно мотался из стороны в сторону. Бейн всем своим видом говорил: «Ну и что ты молчишь? Вот он я, раз тебе так хотелось, чтобы я слушал».
– Почти готово, – сообщила я, отложив деревянную ложку. – Ещё минуты две и будем ужинать.
Бейн промяукал что-то невнятное, недовольное и усталое. Он лениво подошёл к своей миске и с трудом держался, чтобы не начать первым.
Я неспешно накрывала на стол, поглядывая на снежную пелену за окном. Иногда краем глаза я замечала какое-то движение снаружи, но, когда присматривалась, ничего толком не могла разглядеть. Обман зрения, галлюцинации. Летом, особенно в непогоду, мне тоже что-то постоянно мерещится по ту сторону стекла. Точно кто-то ходит, заглядывая в чужие дома. Неподалёку есть деревня, так что вполне логично списать загадочные блуждания за окном на кого-то из местных, однако они и носа не высунут за порог как стемнеет. Они постоянно кого-то видят, потому закрываются в домах на все засовы и ставни. Мой дом стоит в отдалении именно из-за этого: за всю свою жизнь мне ни разу не попадалась нечисть, о которой говорили. Ни в окнах её не было, ни в лесу, ни на улице поздней ночью. Однажды я даже решила, что все эти поверья были придуманы лишь для того, чтобы дети не отбивались от рук. Однако время от времени из селения пропадали люди, а потом то в полях, то у леса находили их растерзанные тела с жуткими укусами и следами когтей.
Животные, вроде кошек и собак чувствуют, когда нечисть собирается напасть на дом, поэтому у каждого здесь есть питомец, а то и не один. Кажется, и сам Бейн понимал, что он здесь на особом счету, поэтому без зазрения совести, выбираясь в деревню вместе со мной, попрошайничал лакомства.
Наконец я налила тарелку супа и села ужинать.
Во входную дверь с воем, пробирающим до костей, ломилась буря. По телу бегали мурашки. Мне кажется, я не боялась, ведь это всего лишь ветер, но с чего бы тогда взяться мурашкам? Не от холода же? В доме тепло. Бейн и сам время от времени вздрагивал от особо гневных порывов ветра, бросал заинтересованный взгляд на дверь, а затем возвращался к еде.
Я совершенно точно знала, что снаружи никого нет. Ни людей, ни уж точно чудовищ, однако всё равно невольно прислушивалась к звукам, происхождение которых не могла объяснить сразу. Жуткий треск – ветер повалил дерево, вой – буря усиливалась и норовила забраться в дом любым способом, скрежет – дверь и окна изо всех сил сопротивлялись непогоде. Непонятным среди всего этого оставался изредка различимый стук. Будто кто-то просился погреться и с опаской или смущением сбивал костяшки пальцев о промёрзшие дверь и наличники окон.
Тук. Тук. Тук.
Тук. Тук. Тук.
Тук. Тук. Тук.
Звук переместился от входной двери к окну. Я не поднимала на него взгляд и продолжала есть, будто вообще ничего не слышала. Ни одного человека не понесло бы в такую погоду на улицу, ни один зверь стучать не умеет, кто же это тогда? Страх играл со мной злую шутку? Галлюцинации? Что же это? Бейн, глядя в сторону окна, ощетинился и выгнулся дугой. Рычал, растопырив усы во все стороны, и неотрывно глядел на источник шума.
– Если ты кого-то видишь, Бейн, – вполголоса заговорила я, – то иди ко мне.
Обычно кот будет слушаться только в том случае, если ему что-то будет нужно взамен, но в этот раз он пятился, врезаясь задними лапами в ножки стола, но ни за что не сводил глаз с окна. Бейн остановился, подойдя ко мне вплотную. Мне не по себе и смотреть в окно страшно. Вдруг там в самом деле кто-то есть? Кто-то из тех тварей, о которых все говорят без умолку? Мне повезло не видеть их всё это время, но, может, сегодня всё изменится? Я боязливо подняла глаза и заметила очертания лосиных рогов, однако вместо увесистой морды на меня смотрели пустые глазницы расколотого черепа. За ним рисовался костлявый горб, который едва помещался в оконную раму. Ветер неистово трепал какую-то тряпку. Чертовщина прикрывалась костями лося, словно маской, скрывая своё истинное лицо за ним.