Сева Зимин в деда Мороза не верил.
Во-первых, ему недавно исполнилось тридцать лет. Во-вторых…
Подъездная дверь натужно заскрипела, впуская в дом декабрьский морозец. На улице шел снег – бесцветный и унылый. Ступеньки заледенели, свисающие с крыши сосульки тихонько позвякивали от ветра, словно договаривались между собой – сейчас спрыгнем на голову этому неудачнику или до вечера подождем?
Сева сплюнул под ноги, поднял воротник и зашагал через нечищеный двор в сторону супермаркета.
Смешно сказать, но всего несколько месяцев назад Сева считал себя успешным человеком. И даже счастливым! У него был небольшой, но прибыльный бизнес, красавица-жена, закадычный друг Степка – с первого курса не разлей вода, добротный двухэтажный коттедж в хорошем районе и…
История была банальной, даже анекдотической: жена Машка спелась с другом Степкой, и вдвоем ободрали его, как липку. Им и напрягаться особо не пришлось: имущество изначально было оформлено на Машу, с которой Сева не успел официально расписаться, а у Степана имелась доверенность на любые действия с фирмой. Отняли все, еще и долги повесили. А потом пришли судебные приставы и отобрали последнее – чуть ли не до трусов раздели! И все в аккурат к Новому году.
Сева свернул к кирпичному забору и пошел вдоль него, протаптывая дорожку на нетронутом белом покрове. У забора росло старое дерево с поникшими ветвями и серой полупрозрачной корой. Сева помнил его с детства: весной на нем распускались продолговатые серебристые листочки, а к осени созревали плоды, похожие на зеленые оливки.
В народе дерево звали «иерусалимской вербой», а в ботанике оно носило гордое имя «лох серебристый».
- Привет, коллега! – вымученно улыбнулся Сева. – Оба мы лохи. Но я круче: на дворе тридцать первое декабря, у всех Новый год - фейерверки, хлопушки, салат оливье. А у меня в кармане последняя тысяча: то ли продуктов купить, то ли поллитру водки - и напиться с горя. Повезло красноносому старикану, что его не существует! А то ухватил бы за бороду, да потребовал объяснений – за что мне такие расчудесные «подарки» преподнес?
Старое дерево покачало ветвями – словно сочувственно покивало, и Сева продолжил путь.
Конечно, денег можно было занять: у матери, дальних родственников, знакомых-приятелей, наконец! Но Севе не хотелось. Мама жила с отчимом и младшей сестрой в другом городе, и про эпопею с Машкой-Степкой пока не знала. Сева ей позвонил несколько дней назад, заранее поздравил с праздниками и наврал, что уезжает в срочную заграничную командировку.
А у остальных просить было стыдно. Как представишь расспросы, сочувственные взгляды, а, может, и откровенные смешки за спиной… Бррр!
Сева дошел до конца забора, нырнул в арку и вышел с обратной стороны на широкую городскую улицу. И словно оказался в другом мире! Здесь тоже падал снежок, но совсем иной – веселый, пушистый, новогодний.
На улице было людно, весело и шумно. Витрины магазинов серебрились искусственным инеем, блестели мишурой, мигали разноцветными гирляндами.
Прохожие были нарядные, улыбающиеся, с ожиданием чуда в глазах. Многие несли красиво упакованные коробки, пакеты с вкусностями, живые елочки. Детвора носилась со светящимися игрушками. И отовсюду звучала новогодняя музыка: из проезжающих автомобилей, магазинов, уличных кафе, даже из врубленой на всю громкость колонки на скамейке, вокруг которой плясали трое подростков в красных колпаках.
И хоть Сева считал себя скептиком, но пробрало и его – что-то шевельнулось в глубине души: то ли детское воспоминание, то ли робкая надежда… Глупо, но куда деваться – Новый год.
Неожиданно взгляд выхватил из толпы совсем молоденькую девчонку. Сева не искал приключений - трезво оценивал свои шансы, как нулевые. Просто приметной барышня была.
У девушки было милое свежее личико и длиннющая светло-русая, почти белая коса. Одета незнакомка была в короткое голубенькое пальтишко с меховой опушкой и серебристые сапожки на каблучке. Голову ее украшал высокий кокошник, расшитый ярким бисером.
«Зачетный костюм Снегурочки! – оценил Сева. – Но не для прогулок по морозу. У девчонки, наверное, уши заледенели. И тулупчик фиговый, ничего толком не закрывает – а ей еще детей рожать».
Девушка скрылась в толпе, а потом вдруг вынырнула – прямо перед ним! И Сева заметил в ее руке большую темно-серую сумку. Молния на сумке была расстегнута, что позволяло увидеть содержимое: множество разноцветных конвертов, бумажные пакеты, перевязанные тесьмой пухлые сверточки.
«Почтальон наш новый! - догадался Сева. – Тетя Дуся давно грозилась уволиться: тяжело в ее возрасте весь день бегать».
- С наступающим, красавица! – улыбнулся девчонке. С почтальонами в его ситуации требовалось дружить, а то очередную повестку в суд пропустишь: – Теперь ты нам письма-газеты доставлять будешь?
- И тебе здравствовать, добрый человек! – «снегурочка» остановилась и в знак приветствия наклонила голову. – Нет, я только нынче на посылках – разношу дары от владыки Мороза Иваныча.
«Не почтальон, а курьер по распространению рекламной продукции! – перевел Сева. – Отсюда и костюмчик, и словечки заковыристые – явное стремление попасть в образ».
Они стояли посередине тротуара и мешали прохожим: их толкали, наступали на ноги, иногда возмущались вполголоса. И Сева, сам не понимая зачем, ухватил девчонку за руку и отвел в сторону – к крыльцу магазина, где красовался манекен, наряженный в костюм деда Мороза, и искрилась дождиком искусственная елочка.
Рука у «почтальонши» оказалась совсем холодной – натуральная ледышка!
- Тепло ли тебе, девица? – густым басом поинтересовался Сева, подражая Морозу из сказки. И добавил сочувственно: - Замерзла совсем в карнавальном костюме. Поверь, пуховик и теплая шапка были бы гораздо уместнее. И красоты твоей не испортили.
- С радостью переоделась бы! – вздохнула девчонка. – Но не могу – запрещено мне.
«Начальство вложило бабки в пиар-акцию, - понял Сева. – И теперь желает получить максимальный «выхлоп». А здоровье сотрудников никого не волнует».
К покупкам Сева подошел рационально: взял не пол-литра водки, а в два раза меньше – так называемую «чекушку». В результате хватило на колбасу, картошку и даже банку зеленого горошка:
«К встрече Нового года готов! И выпить, и закусить. Пожарю картошки, порежу колбасы, открою горошек и буду считать, что это оливье. Жаль, что дома никто не ждет, все-таки Новый год – семейный праздник».
Но Сева ошибся – дома его ждали.
Возле обитой дерматином двери с поржавевшей цифрой «два» стояли двое: местный пьянчужка Родя – человек неопределенного возраста, места жительства и занятий, и незнакомый молодой парень.
Парень был в джинсах, черном пуховике с рыжеватым отливом и вязаной шапочке, из-под которой во все стороны торчали непослушные вихры. Поверх воротника куртки был повязан длинный черно-белый шарф-зебра.
Родя выглядел, как обычно: грязный, небритый, одетый в обноски. В руках он держал здоровенную кувалду. Родя был сыном почтальона тети Дуси, но у матери не жил: слонялся по друзьям-собутыльникам, иногда откровенно бомжевал. Тетя Дуся, когда речь заходила о сыне, сразу начинала плакать.
- Дык чё, гражданин начальник… - Родя преданно заглянул в глаза лохматому незнакомцу. – Ломать двери?
- Ломай, - кивнул тот.
- А… - Родя сделал характерный жест. – Пузырь где?
- Дело сделаешь, будет пузырь! – поморщился парень.
- Без предоплаты не работаю! – гордо заявил Родя и опустил кувалду вниз.
Сева подошел незаметно: дверь в подъезд была распахнута настежь, а его шагов колоритная парочка из-за препирательств не слышала. Поэтому пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание:
- По какому праву собираетесь ломать дверь в мою квартиру?
- По законному! Чтобы обеспечить доступ судебного пристава в помещение должника! Имущество описывать, – важно отозвался лохматый и оглядел Севу сверху донизу. – Зимин Северин Игнатьевич?
- Да, это я.
- Интересное у вас имя!
- Обычное! – Собственное имя Севу вполне устраивало – даже нравилось, но подобные разговоры утомляли. – Просто мода на редкие имена - как началась тридцать лет назад, так никак не закончится.
И посмотрел на дверь:
– Но ведь ваши уже были неделю назад – все описали… И выгребли подчистую! Куда опять-то?
Удивительное дело: Севиного адреса на картах не существовало, но приставы находили его безошибочно, словно у них на должников было особое чутье.
«Хотя, скорее, Машка – бывшая недожена постаралась - сдала все координаты», - пришло в голову более рациональное объяснение.
- Имеем право описывать имущество столько раз, сколько сочтем нужным! – надменно сообщил незнакомец. – Вдруг вы припрятали что, или новыми ценностями обзавелись? А долги платить не желаете!
- Но дверь ломать зачем?!
- А зачем скрываетесь, Северин Игнатьевич? – укоризненно проговорил парень и перебросил конец полосатого шарфа за спину. – Сколько ни звонил – все время вне зоны доступа. И на электронные письма не отвечаете.
- Как бы я ответил? Если ваши неделю назад телефон забрали?! И ноутбук тоже. Кстати, где пристав, что в прошлый раз был?
Сева провел рукой вокруг лица, изображая пышные бакенбарды:
- Мордатый такой?
- Веньямин Петрович? – догадался парень. – Уволился. Работа у нас собачья, оттого и текучка сумасшедшая.
Он ухватился за ручку двери и несколько раз демонстративно потянул ее вниз:
- И дверь приставам не открываете! Противозаконно это! Обеспечьте доступ в помещение добровольно или будем ломать!
Сева вздохнул и повернул ручку вверх. Старая дверь со скрипом отворилась – замков давно не было. Смысл в них, когда брать нечего?
«Может, и хорошо, что бабушка отказалась новую квартиру получать, - пришло на ум неожиданное. – А то бы и ее за долги забрали. А так хоть крыша над головой есть – аварийное жилье не отберешь».
Пристав заскочил в квартиру и принялся оглядываться по сторонам, смешно водя носом – будто и впрямь принюхивался. На землю спускались зимние сумерки, и в помещении было темновато.
- Зажгите свет! – скомандовал пристав.
- Электричества нет! – желчно отозвался Сева. Пристав раздражал – наглостью, дотошностью, тем, что приперся под самый Новый год – неужели других дней нет? – Давным-давно отключили.
В квартире действительно отсутствовали свет, вода и отопление – дом официально считался расселенным. Зато газ был. То ли коммунальщики забыли его перекрыть, то ли старые вентили не держали.
Но пристав уже и без света совершил рейд по квартире и погрустнел: поживиться было нечем. Из мебели в комнате имелись лишь сломанный шкаф и безногая табуретка. На кухне стояли раскладушка, старенький холодильник и облезлый кухонный стол с нехитрым набором повседневной посуды.
А на древней плите горел газ - днем и ночью, как вечный огонь: и согреться, и еду приготовить, - как топимая по-черному печь в древнерусской избе. Сева и спал на кухне – на раскладушке, укрывшись пуховиком.
Родя с кувалдой забрел следом и остановился возле холодильника.
- А мой пузырь, гражданин начальник? – тронул за рукав ушлого пристава. – Оплатите ложный вызов!
Пристав брезгливо сбросил его руку. От Роди настолько воняло перегаром, что Сева не выдержал: вытащил из пакета чекушку и вручил пьянице:
- На, Новый год отметишь!
«И за что тете Дусе такое горе? – пришло в голову невеселое. – Она же хороший человек, добрый».
Тетя Дуся была единственной, кто пожалел маленького Севу, когда тот упал с кирпичного забора. Знатно грохнулся – коленки разбил, локти в кровь ободрал.
Сева знал, что сам виноват. Бабушка так и предупреждала: «Не лазь на забор, упадешь – будешь сам виноват». И старушки у подъезда в один голос вторили: «Говори ему - не говори, как о стенку горох! Сам виноват!»
А тетя Дуся по голове погладила и дала шоколадную конфету – большую, вкусную - «Мишка на севере»:
- И что с того, что сам виноват? Все равно больно! Не плачь, Сева, все будет хорошо!