Драгоценные мои, "Новые законы" - это вторя книга серии "Грани миров". Первая называется "Пленница тирана". Читать следует по порядку, так как это непрерывающаяся история.
Порядок книг:
Пленница тирана.
Новые законы.
Темные воды.
Печати на заветах.
Смутное время.
Огонь правды.
Кровавое наследие.
В книге имеет место ретроспекция. События, повествующие о разных персонажах, могут немного расходиться во времени.
Вот уже месяц князь пытался поднять на поверхность виману. Четыре долгих, изнурительных недели, во время которых безжалостный Грут лишал его сна, а бестолковые ныряльщики – последних нервов, потому что рвали и рвали тросы. Порой Таймара накрывали минуты слабости, и он хотел попросить помощи у кея. Но потом князь вспоминал, что плата за магическое вмешательство всегда непомерно высока и, стиснув зубы, нырял сам. А кей лишь смотрел, как он со своей командой раз за разом проваливал операцию по подъёму корабля и надменно подшучивал:
– Обрети силу, Таймар, обрети силу и тогда достанешь свою игрушку.
С обретением силы дела обстояли хуже, чем хотелось бы. Эта неуловимая, эфемерная зараза походила на ветер, вроде он есть, но как обуздать его, не ясно. По ночам кей водил князя на вершину скалы, заставлял проделывать малопонятные ритуалы, потом омывал водой и даже в землю зарывал, грозясь, что впереди у него крещение огнём, к которому надо тщательно подготовиться. Правда, ни ритуалы, ни зубрёжка каких-то речитативов, которые якобы должны были погружать князя в транс, не имели должного эффекта.
Но вот однажды кей застал Таймара у костра, полыхающего алым цветком в сгущающейся тьме. Князь развёл его, пока ждал наставника в крошечной, закрытой от посторонних глаз бухте, где любил купаться. Как Грут пришёл, как сел рядом с ним и заговорил, Таймар не слышал, к тому моменту его в Кохаре уже не было – он путешествовал по миру мёртвых.
То, что его сознание забрело в царство Богини Ёиль – безраздельной владычицы всего отжившего или же просто негодного в мире живых, Таймар, конечно же, не знал. Он просто сидел, смотрел в огонь, даже не заметив, как кораллово-пурпурные языки пламени слились в одно бушующее красочное полотно. Неистовая пляска теней отображалась на этом пульсирующем поле, всё оно дрожало то жёлтым, то яростно-красным, то голубым, но тени, тени были неизменно черны и патетичны в своих извивающихся позах. Таймар не мог понять, сражались ли они меж собой или пытались слиться в экстазе, но страстно желал выяснить это. Так желал, что сделал вдруг шаг навстречу им и ощутил жар. И как только тело его загорелось той же безудержной жаждой движения, что владела тенями, он увидел её!
Высокая, с короной из множества костей, на огромном смолянисто-чёрном звере, она шла на него, как буря. Таймар дрожал всем телом, обливаясь при этом потом, но глаз от неё отвести не мог. Она же, напротив, смотрела куда-то вниз, то ли на холку несущего её чудовища, то ли на полчища мёртвых, пристально наблюдавших за князем.
Таймар видел алчущие взгляды танцоров, слышал своё неуместное сердцебиение, врывающееся в это пространство тишины беспокойным набатом, и ждал. Ждал, когда она поднимет на него глаза. Ждал, и боялся. И вот ресницы её дрогнули, на губах мелькнула слабая тень улыбки, и князь подался вперёд…
– Совсем сдурел! – послышался прямо у самого его уха голос Грута, и в ту же секунду его ноги обожгло так, что он взвыл от боли. – Спятил?! Спятил ты что ли, я спрашиваю?! – орал на него кей, вытаскивая из костра, в котором, оказывается, князь стоял. – Кто тебя просил соваться в Ётэрхоль? А если бы она на тебя посмотрела? Что, если бы я не успел?
– Куда не успел? – не понимая происходящего, просипел князь, разглядывая свои подкопченные конечности.
– Вытащить тебя не успел!
– Из костра?
– Из Ётерхоля!
– Из… Вот прямо оттуда? – спросил князь, оглядывая чёрную бездну моря и проклёвывающие звёзды в густо-кобальтовом небе.
– Да, мать твою, из царства Ёиль!
– Так это и вправду был мир мёртвых?
– Нет, квартал борделей в Вайруке! – рявкнул взбешённый кей.
– А дамочка на огромной чёрной твари, это она – Ёиль?
– Она! – подтвердил Грут. – Если бы она взглянула на тебя, то поставила бы печать. Что такое печать Ёиль знаешь, я надеюсь?
– Нет, – растерянно проговорил князь, пробуя на вкус новое состояние и понимая, что оно ему не нравится.
– Печать Ёиль закрывает тропы и рвёт связи. Любые связи, – пояснил кей. – Конкретно сейчас она закрыла бы тебе путь в мир живых.
– То есть, в глаза ей смотреть нельзя? – на всякий случай уточнил Таймар.
– Ни в коем случае! Потому что это означает отказ от права на реинкарнацию.
– Ясно, ясно, я ж не знал.
– А какого рожна ты тогда полез туда?! – негодовал Грут. – Я же предупреждал, что к знакомству с огнём нужно тщательно подготовиться, а не соваться прямиком в другие миры.
– Я не совался, я просто сидел у костра, грелся, на огонь смотрел. А, вообще, что это я перед тобой отчитываюсь?!
Когда Таймар с Вольгером подходили к шатрам и палаткам, раскинутым вдоль побережья, там уже началось сонное брожение. Кухарки копошились в тарантасе с провизией, дорожные девки в раскорячку выползали из солдатской палатки. Вслед за ними вылез заспанный Маруха, которого Таймар таскал теперь с собой, как талисман, перешедший к нему от Харуха.
Увидав своего князя, он побежал к нему навстречу.
– Князь, князь! – заголосил возбуждённый вор. – У нас радостная новость, князь!
– Да не ори ты, башка болит, – заткнул ликующего солдата Таймар. – Что у тебя?
– Дока, князь, Дока нашёлся!
– Дока?! – встрепенулся Таймар, подумав, что новость действительно исключительно радостная. – Где он?
– Дрыхнет в солдатской палатке. С час назад явился.
– Здоров? – коротко спросил князь, направляясь в свой шатёр.
– Вроде, да, – задумчиво проговорил Маруха. – Уставший только был очень. Он в столицу путь держал из Раймана, а когда, проходя каменоломни, узнал, что мы были здесь три месяца назад, а теперь в Кохарских бухтах шатры стоят, решил завернуть и посмотреть, что тут творится.
– Любопытный, шельма, – усмехнулся князь, заходя в своё жилище. – Как проснётся, приведи ко мне.
– Ценный экземпляр? – обратился к Таймару Грут, когда Маруха ушёл.
– Пожалуй, самый ценный из тех, что у меня были за последнее время, – задумчиво проговорил Таймар, усаживаясь в своё кресло.
– Ты бы огородил его от возможных бед, если б мог? – как бы между прочим спросил кей.
– Догадываюсь, к чему ты ведёшь, – вместо ответа огрызнулся князь.
– Хорошо, если так, – проговорил Грут, устало взглянув на князя, – потому что в противном случае ты обречёшь себя на бессмысленные обиды.
Таймар поднял воспалённые злобой глаза на своего наставника, который, поправ его достоинство, пытался оправдать себя, используя княжеских слуг, но ничего не ответил. Да и что тут можно было сказать? Если Грут - действительно значимая фигура среди жонглёров этого мира, то он – князь Бычьего острова и сын императора, для него такой же слуга, как Дока в ставке Таймар.
Князь задумался, стал бы он клеймить своих лучших солдат, если бы это уберегало их от магических чар, да и просто от злого рока, и понял, что стал бы, причём, не колеблясь. Будь у него такая возможность, уже на каждом мало-мальски достойном лбу горела бы бычья голова – его личный символ, напечатанный на сотне флагов, развивающихся как над его островом, так и в столице.
Вольгер Грут улыбнулся одними губами, словно прочёл мысли своего нового ученика и пошёл к выходу.
– Отоспись хорошенько, – проговорил он, отодвигая полог шатра, – тебе предстоит очень бурная ночь.
– Мы будем праздновать Камайн? – попытался пошутить князь.
– Празднуют дети, – совершенно серьёзно проговорил Грут. – Люди, имеющие отношение к магии, творят его, а потом используют в своих целях.
– Ясно, – сказал князь удаляющейся спине кея, и ощутил вдруг неприятное шевеление чуть ниже солнечного сплетения, нечто похожее на страх.
Таймара передёрнуло, потому что сама мысль о том, что он может чего-то бояться, приводила его в ярость. Его вообще много чего приводило в ярость, и со временем князь понял, что это не так уж и плохо, ведь именно она и была той самой взрывной смесью, что прокладывала ему путь там, где его никогда не было. Именно ярость давала Таймару силу. Именно ярость делала его тем, кем он был. Именно яростью побеждал он всех своих врагов, пока однажды в его жизнь не ворвался кей, против которого это огненное оружие было бессильно.
«Что ж, – подумал Таймар, укладываясь в постель, – сильный враг - повод самому стать сильней».
К Нескучному лесу подошли, когда ночь уже вовсю владела Дей-Айраком. Принц беспрепятственно открыл врата собственным ключом, и они ступили за ограду. Проходя дом смотрителя, Истан приложил палец к губам, показывая, что нужно пробраться мимо него незамеченными. Но манёвр оказался бесполезным, стоило беглецам ступить за границу императорских владений, как цепные псы лесничего почуяли их приближение и забрехали так громко, что, вероятно, распугали всех зверей, но и смотрителя разбудили.
– Ходу! – скомандовал Истан, махнув этэри рукой, – Ходу! Он не должен нас видеть, пусть лучше думает, что мы браконьеры.
Принц пришпорил своего коня и стал удаляться с такой скоростью, что Китэрия еле поспевала за ним. Они мчали по широкой дороге, чуть освещённой луной, потом свернули на узкую тропу, где ветви хлестали девушку по ногам, а на лицо налипала мерзкая паутина. И когда Китэрия уже думала, что погони не будет, послышался лай нагоняющих их собак.
– Они уже близко! – крикнула она, лихорадочно соображая, что будет делать, когда столкнётся с огромными волкодавами.
– Скачите туда, – принц махнул рукой вперёд, а сам развернул коня. – Скачите под склон. В пятидесяти саженях есть навес, что-то вроде пещеры из кореньев. Спрячьтесь в ней, а я нагоню вас, как только разберусь с лесничим.
– Но как?! Как вы с ним разберётесь?
– Прикинусь пьяным, скажу, что решил к приезду брата поймать кабана. Он не посмеет мне перечить и отпустит.
Китэрия кивнула и, ударив свою кобылу по бокам, пустилась вниз по склону. Она слышала, как надрывают глотки псы, потом топот копыт и, наконец, крик, а за ним пальбу. От страха за жизнь принца у этэри чуть было сердце из груди не выпрыгнуло. Она повернула свою лошадь, собираясь скакать обратно, но тут до её слуха долетели мужские голоса. Два были низкими, осипшими, а один – высокий, срывающийся на визг – это Истан возмущался, что за ним устроили охоту. Слов девушка разобрать не могла и не знала, отпустят ли охранники императорской дичи принца одного в ночи, но делать было нечего, и она пустилась вперёд, туда, куда её направил Истан.
Навес нашёлся не сразу, с перепугу этэри проскочила его на добрых десять саженей, а когда отыскала, голоса уже совсем стихли или просто не были слышны издалека. Китэрия попыталась спешиться, запуталась в юбках и шлёпнулась прямо в кучу прелых листьев.
– Уф, – отдышалась она, стоя на четвереньках и проклиная день, когда ей вздумалось посетить библиотеку Янизи.
Как только сердце её перестало отбивать ритм залихватской музыки, разносившейся по весёлому кварталу полуголых людей, девушка прислушалась к звукам. Где-то вдалеке ухал филин, совсем рядом шуршал какой-то мелкий и шустрый зверь, видимо, прятался от неё в свою нору, шумели ветви, встревоженные ветром, но ни голосов, ни лая, ни топота копыт она не уловила.
Привязав свою кобылу к дереву, Китэрия устроилась под небольшим навесом из корней и принялась ждать. Домашние войлочные туфли намокли почти сразу, юбка тоже отсырела, и страшно озябли пальцы, а ещё хотелось есть и пить. Китэрия сидела не шевелясь, прислушивалась, всматривалась в темноту, ждала, а Истан так и не показывался. В голову этэри закралась мысль, что принц, как и в первый день их встречи, переоценил своё влияние, и лесничие выпроводили его, но вот вдалеке раздался перестук. Китэрия припала ухом к земле. Копыта! Один всадник. Он скачет в её сторону, скачет быстро.
«Хоть бы это был он, хоть бы это был он» – молила она Богов, чуть дыша от накатывающего волнения.
Всадник остановился прямо над нею. Затоптался на месте. Её кобыла заржала, выдав их.
– Китэрия, – послышался сверху встревоженный шёпот Истана. – Китэрия, вы здесь?
– Да, – выдохнула девушка и, уронив в ладони лицо, заплакала.
Принц спешился, спустился к ней.
– Ну что вы, что вы, моя дорогая Китэрия, не плачьте, нам сейчас нельзя, – попытался утешить её Истан. – Нам надо скакать дальше. До рассвета всего пара часов, а мы должны выбраться из леса ещё до того, как проснётся сторож с обратного конца заповедника.
– Да, да, – пробормотала Китэрия, поднимаясь и утирая слёзы, – я уже в порядке. Что вы им сказали?
– А-а-а, – отмахнулся принц, – то же, что и планировал.
– А почему мы пробираемся сквозь лес?
– Это единственная дорога к Каовелье, кроме той, по которой сейчас возвращается в город Таймар. Поспешим.
– Да.
Истан отвязал кобылу этэри и помог ей взобраться в седло.
– Порядок? – спросил он, и когда девушка кивнула, шлёпнул кобылу по крупу, чтобы та пошла вперёд.
Они шли уже с час, а расстояние до границы леса почти не сократилось. Мало того, что луна на небе была однобокой, так ещё и деревья заслоняли и без того тусклый свет. Пробираться узкими тропками становилось всё сложней. Один раз лошадь этэри чуть было не переломала себе ноги, наскочив на поваленное дерево, другой – сама наездница не заметила ветки и налетела на неё лбом, чуть было не вывалившись из седла. К тому же они не могли развить нужной скорости, и Истан принял решение идти по широкой дороге, где не было препятствий ни путнику, ни луне, посверкивающей им с неба призывным манком.
Принц скакал впереди, Китэрия за ним, и всё же передвигались они не настолько быстро, чтобы не расслышать доносящихся впереди суетливых шуршаний. Кто-то зарывался в листву.
– Дикие звери? – встревожилась Китэрия.
– Вероятно, – тихо отозвался Истан, доставая и заряжая арбалет.
– Вы хорошо с ним управляетесь? – спросила Китэрия, наблюдая, как подрагивает рука принца.
– Честно говоря, не очень, – признался Истан, зарядив, наконец, болт. – Когда мы были ещё юнцами, брат таскал меня на охоту, но уяснив, что я не любитель насилия, бросил эту затею. С тех пор я не охотился.
– Ничего, – попыталась успокоить его этэри. – Ничего, будем надеяться, что это не большие звери и им самим страшно. Давайте просто проедем этот участок как можно скорее.
– Давайте, – согласился принц и двинулся вперёд.
Лишь неторопливая поступь лошадей спасла наездников от верной гибели, а их животных от перелома ног. Когда беглецы проехали две огромные кучи листьев, перед ними натянулась веревка, и они поняли, что их путь окончен.
Истан удержался в седле, а лошадь Китэрии дёрнулась, и девушка упала, но уже не на мягкую подстилку, как в первый раз, а на жёсткий, неприветливый булыжник.
– Ау-у-у, – взвыла она от боли, но тут же позабыла про ушибленное колено.
Из наваленных листьев, словно фейерверк, повыскакивали разбойники и тут же обрушились на путников с кулаками и верёвками, к краям которых были привязаны камни.
Завопив от страха, Истан высадил арбалетный болт, не особо прицеливаясь и, конечно, промазал. Заряжать другой времени не было, он попытался затоптать копытами четверых нападавших, оттесняя их от этэри, но те уже обходили их кругом. Китэрия вскочила на ноги, заозиралась и попыталась вспомнить хотя бы один приём Нэвры, который она могла бы изобразить в этих юбках. Как назло, в голову ничего не приходило, и тогда она просто закружила, как тогда в Янизи, пытаясь сбить нападающих своим стремительным вращением и оглушить визгом.
Поначалу опешившие разбойники замерли, потом заржали и, сгрудившись, навалились на Китэрию все разом. Её красивое и громкое кружение прервалось так же резко, как и началось, но сдаваться девушка не собиралась. Она пиналась, кусалась, щипалась, даже умудрилась извернуться и ткнуть пальцем одному из громил под подбородок, как её учила воительница. Тот затрясся, а потом пал парализованный.
– Руки прочь! – завопила она, обретя вдруг мужество, которого у неё прежде не было, и тут один из нападавших медленно встал и поднял вверх растопыренные пятерни.
– Отошли от неё, – послышался за спиной разбойника голос принца, который зарядил-таки арбалет и целился им прямо в спину налётчика.
Разбойники поднялись, осмотрелись, оценивая ситуацию, и вдруг загоготали так, что чуть было не оглушили несчастную девушку. Истан стоял рядом с высоким и тощим парнем, щерящим беззубый рот, около этэри оставалось двое безобразных детин. У одного из них был проваленный внутрь нос, у другого не хватало уха, и оба они плотоядно скалили свои нахальные рты, вглядываясь в сидящую на земле девушку.
– Сочная тёлка, – прошепелявил тот, у которого не хватало зубов.
– Да ваще, – согласился безносый. – Может, она, это… ну, как их там… Нимба, Намфа…
– Нимфа, – подсказал третий, тот, что был на прицеле у Истана.
Таймар отсыпался после ночи путешествий по другим мирам. Он спал и видел на удивление сладкие сны, пока вокруг кипела работа. Дважды к его шатру приходили Дока, капитан судна и ныряльщики, но видя, что князь всё еще во власти сна, уходили, и их господин мог дальше наслаждаться своими видениями. А наслаждаться было чем, потому как во сне к нему явилась не безжалостная Ёиль на своём чёрном монстре, а ясноокая Китэрия. Девушка бродила по лесу и звала его, звала так, будто он был единственным существом во всех кругах, которого она жаждала видеть. У князя от её призывного шёпота содрогалось всё тело, словно оно превратилось в неистово бьющееся сердце, а губы растягивались в улыбке, шепча во сне: «я иду, уже иду к тебе».
– Смотри не споткнись, – разбудил его насмешливый голос Вольгера.
Выныривая из густого марева сна, князь открыл глаза и рывком сел в постели. Над ним возвышалась сотрясающаяся от смеха фигура кея.
– Это было бы очень умильно, княже, если б не было так не вовремя, – проговорил он.
– Ты что, теперь постоянно будешь меня преследовать? – недовольно выплюнул Таймар, поднимаясь с дорожной койки и подходя к чаше для умывания.
– Если понадобится, – сухо сказал кей, дав понять, что личной жизни Таймару не видать в ближайшее время.
Пока Таймар умывался и отдавал приказания насчёт новых способов обвязки затонувшего корабля, Грут сидел в княжеском кресле и самозабвенно разглядывал свои ногти. Но как только они вышли к бушующему морю, он напомнил ему о Камайне.
– Через несколько часов начнётся действо на Вату-раа, нам надо быть там. Отдай своим людям распоряжение насчёт сборов, как только мы вернёмся, караван двинется в путь домой.
– С каких это пор ты стал решать, как будет проходить моя экспедиция? – недовольно процедил Таймар.
– С тех пор, как поставил на тебе свою печать, – спокойно ответил кей.
– Никакие каракули на теле не сделают меня чьим-то рабом! Хочешь подчинения, докажи, что мне это тоже выгодно, а иначе я просто сдеру кожу с собственной спины и пошлю тебя куда подальше.
– Печать стоит не на твоём теле, глупец! – начиная злиться, гаркнул Вольгер. – Она на всём тебе, включая и ту часть, что отправится к Богам после смерти. Что, опять лихорадит? – хмыкнул он, видя, как глаза князя заплывают красным, а руки дрожат от бешенства.
Таймар молчал, силясь выжечь на наглом лице кея дыру, но на деле выжигал её лишь в собственном мозгу. С того дня, как Грут спустился к нему со своей горы и стал учить обращаться с силой, эти вспышки безумия случались всё реже, но если уж наступали, то как целые полчища демонов, готовых пожрать и его самого, и всё, что окажется рядом.
Таймара трясло, он сжимал и разжимал кулаки, словно подкачивая меха, раздувающие пламя ненависти. Он уже не видел ни волн, ни скал, ни суетящихся вокруг людей, ни корабля, на котором работала команда ныряльщиков, ни даже обеспокоенного лица Вольгера, он лицезрел лишь пульсирующую пелену крови и чувствовал запах гари и страха. Он был клеткой, внутри которой колотилось неистовое чудовище, клеткой, готовой распахнуться и выпустить тьму этого мира на свободу.
Князь растянул губы в кривой ухмылке, приветствуя хозяйку своего сердца, пожирающую его изнутри, и в этот момент осознал, что проиграл, что ещё миг, и его самого не станет, но будет лишь вечная, неизменная пульсация силы, силы, свободной от него. И как только он это осознал, прямо у самого его уха послышался свист, а за ним шлепок и обжигающая боль.
– Дерись, князь, дерись со мной! – кричал толстяк, хлеща по щекам остолбеневшего Таймара. – Дай сдачи!
Вопль Грута и ощутимая боль заставили князя прийти в себя, нащупав ось пока ещё собственной личности. Он мотнул головой, как бык, пытающийся сбросить лассо и, не сильно задумываясь над происходящим, вдарил прямо меж разноцветных глаз своего наставника, от чего его тучная фигура завалилась назад и с грохотом пала на песок.
Таймар обернулся, только теперь поняв, что всё происходящее было на глазах его людей, но в эту же минуту остолбенел от увиденного. Ныряльщики, солдаты, бурлаки, кухарки и дорожные девки ходили по берегу, вдоль палаток и телег, не смотря в его сторону. Более того, ни одного звука не доносилось до чуткого княжеского слуха, хотя он прекрасно знал, сколько шуму может наделать работающая команда.
– Что за хрень? – вырвалось у князя.
– Не хрень, а магия, – буркнул Грут, поднимаясь на ноги и потирая лоб. – Ты хотел, чтобы твои люди видели, как какой-то торговец, а именно за торговца они все меня и принимают, лупит их князя по щекам, а он стоит и смиренно сносит побои?
– Я спасибо тебе должен сказать?! – выплюнул князь.
– Было бы не плохо.
– Пошёл к чёрту!
– Вот неблагодарный паршивец! Я тебя спас!
– От дерьма, которым сам же и наградил?
– Так, ладно, мне надоело с тобой препираться, отдавай приказ об отбытии в столицу и готовься к Камайну.
– Я не уеду, пока не достану то, зачем прибыл сюда. А что касается Камайна, то я не сказал, что пойду.
– Хочешь избавиться от влияния алчной бабы, которая засела в тебе не только именем, но и самой сущностью, пойдёшь! А не пойдёшь – сгинешь, потому что эта стерва помощнее тебя будет. Она просидела в заточении две сотни лет, к тому же сила, что тебя питает, пока что принадлежит ей. Справиться с Таймарой у тебя шансов маловато, при всей твоей недюжей мощи и выдержке. Её питает ненависть, а ненависть - сильнейшее из чувств, поэтому она одолеет тебя, это лишь вопрос времени.
Бурлаки изнемогали от перенапряжения, но тянули виману на сушу. Её блестящее мокрое брюхо уже скрежетало по песку, когда князь приблизился и понял, что не знает, как попасть внутрь. Корабль был наглухо закрыт, волшебный ключ, оживляющий двигатели и отворяющий прозрачную крышку, остался внутри, Таймар видел его торчащим из приборной панели, видел сквозь чудом уцелевшее стекло кабины.
– И вот как нас оттуда вытащили? – задумался он.
– Через прокол в пространстве, полагаю, – шепнул ему на ухо Грут.
Таймар обернулся к наставнику. Просить о помощи не было ни малейшего желания, как, впрочем, и ломать дверь виманы. И всё же князь выбрал второй вариант.
– Не царапай обшивку, – посоветовал ему кей, всё равно не откроешь.
– И что ты предлагаешь?
– Пойти со мной на Камайн, отдав указания о сборах. В столице разберешься, как открыть этот ларчик.
– Мне нужно сделать это сейчас! – рявкнул Таймар. – Гонец из Ордена мне уже все глаза обмозолил. Я хочу найти артефакт и отправить его с ним в Райман, пока эти оглоеды не вздумали напасть на мой остров.
– Боюсь, тебя ждёт разочарование, – поджал пухлые губы Вольгер, с сожалением глядя на князя.
– Это ещё почему? – холодея, проговорил Таймар.
Грут вздохнул, словно бы принимая нежелательное решение, и посоветовал князю отослать всех в лагерь. Народ разбредался нехотя, но всё же, спустя несколько минут они с наставником остались у злосчастного корабля одни. Вольгер выпростал усеянную перстнями руку из широкого рукава хламиды и сделал быстрое движение. Перед Таймаром образовалось небольшое жёлто-зелёное облако, и он подумал, что уже видел нечто подобное.
– Вперёд, – предложил Грут, заслоняя от любопытных глаз проход своей тучной фигурой.
Князь шагнул в подрагивающее газовое скопление и оказался в салоне виманы. Первое, что он сделал, это зашёл в кабину пилотов и забрал ключ. Потом он стал обшаривать весь салон в поисках розового мешочка, скрывающего камень, ради которого отец отправлял его в Валамар. Он облазил всю кабину, салон для пассажиров, потом ещё раз кабину, но того, что искал, не обнаружил. Их заплечные сумки с краденым добром были на месте, а вот починенного годи артефакта нигде не было. Выходило, что Таймар потерял его в самом море, а найти что-то столь маленькое в пучинах Кохары было невозможно, они корабль-то достали только потому, что он потерпел крушение у самого берега и застрял меж рифов. Мелкую безделицу, помещавшуюся у него на бедре, уже давно унесло течением.
Таймар не мог поверить, что провалил операцию, от которой зависело благополучие всей империи. Он, словно одержимый, перебегал от одного сиденья к другому, пытался отодрать приколоченные к полу ковры, надеялся, что камень мог закатиться под них, но уже догадывался, что все эти надежды беспочвенны.
Артефакт этэри стал платой за корабль, соединяющий круги, разделённые тысячами световых лет.
Князь с силой вдарил по спинке штурмового кресла, когда наконец заставил себя поверить в поражение. Он хотел этот корабль, точнее, не так, он вожделел его и получил, пожертвовав, даже не покоем Дей-Айрака, а своим именем победителя, что было для него куда большим уроном.
Таймар вернулся в кабину пилота, он хотел завести двигатели, чтобы проверить, взлетит ли чудо-машина, и ничуть не удивился, когда она, издав хлюпающий звук, вздрогнула, а потом тут же заглохла. Рисковать столь ценным аппаратом, повреждая отсыревшие механизмы, князь не хотел, хотя первым порывом было именно это. Он с трудом заставил себя покинуть кабину пилотов, открыть крышку и вылезти из корабля своей мечты, который в данный момент являл собой лишь груду редкого металла.
Вольгер стоял неподалёку от корабля, смотрел на заходящее солнце, возможно, тоже размышлял о сомнительных вложениях.
– Как мы попадём на Вату-раа? – спросил князь, подходя к нему. – Через портал?
– Нет, на мётлах полетим, – буркнул тот, – конечно через портал. Ты готов?
– К этому можно быть готовым?
– Сомневаюсь.
– Тогда бессмысленно терять время.
– Согласен, – кивнул Грут, – но сначала отдай своим людям указания. Пускай собираются, пока ты отсутствуешь.
Оправляться от тяжёлого недуга, связанного с растратой маны, Огайре пришлось довольно долго. Всё это время он бредил, иссыхая в лихорадке, пока жена лечила его настоями, а дочь заговорами, вычитанными в книгах Вольгера.
Что в итоге подняло Огайру на ноги: заботы семьи или же желание во что бы то ни стало покончить с омрачителем его последних месяцев – Таймаром Маелрахом, неизвестно, но ещё в первый месяц осени маг встал с постели со стойким намерением довершить начатое. И, несмотря на то, что маны в его жилах не сильно прибавилось, он решил выяснить, где пропадает его учитель и жив ли Таймар.
– Я создам в голове образ и попробую тебе передать, а ты должна поместить его в серебряную воду, – инструктировал он дочь, стоя в ритуальной зале своего наставника. – Поняла?
– Кажется, – отвечала Юна, закрывая глаза и вытягивая вперёд тонкую шею, словно хотела врасти в голову отца.
Огайра стал ткать в своем воображении образ проклятущего князя, сплетая его из воспоминаний и ненависти, пока Юна не вскинула вверх ладошки и не принялась перебирать пальчиками.
– Нащупала? – возбуждённо воскликнул он.
Девочка кивнула и, погрузив руки в чашу с водой, принялась ждать.
Отец и дочь стояли у чаши долго, дольше обычного, и Огайра уже было возликовал, подумав, что его наставнику всё же удалось покончить с угрозой, нависшей над их Пирамидой. Но потом вода всколыхнулась, пошла мелкой рябью и, натянувшись, как полотно, отобразила лик Таймара Маелраха. Князь лежал в постели, по его лицу катились крупные бусины пота, он нервно мотал головой из стороны в сторону, что-то бормоча во сне. Огайра пригляделся к обстановке, в которой находился его злейший враг, и понял, что тот в дорожном шатре, а это означало, что он так и не добрался до столицы или своего острова.
– Мне кажется, ему плохо, пап, – тихонечко, будто боясь спугнуть видение, прошептала Юна. – Кто спит посреди дня, да еще так неспокойно?
– Тот, кто болен, полагаю, – потирая руки, проговорил Огайра, наблюдая за тем, как мечется буйная голова Таймара. – Честно говоря, я рассчитывал увидеть его в царстве Ёиль, но если этот паршивец при смерти, тоже не плохо.
– Ты говорил, его не просто свести в мир мёртвых, – напомнила Юна.
– Да, бельчонок, да, поэтому мы не должны расслабляться. Давай найдём Вольгера. Ты подушку взяла?
Она достала большой узел, в котором принесла свечи, книги и личные вещи кея.
– Тогда работаем по налаженной схеме.
Юна кивнула и, взяв подушку обеими руками, принялась считывать с неё витал Грута. Огайра наблюдал, как колдует его девочка, как она морщит свой конопатый нос и силится вытянуть нужную ей информацию. Юна училась быстро, если в первый раз она корпела над этим заданием с четверть часа, то теперь справилась намного быстрее, но результат оказался неожиданным. Как только вода приняла погруженную в неё информацию, заходила ходуном так, что чуть было не выплеснулась, а потом запенилась и забурлила.
Огайра схватился за голову, вообразив, что драгоценная жидкость сейчас просто выкипит, лишив его возможности найти своего учителя. Но вода испаряться не собиралась, она бурлила, но не нагревалась, а когда её безудержное пузырение постепенно стихло, и по поверхности пошли неспокойные волны, Огайра увидел мутный образ Вольгера. Лицо его наставника мелькнуло прощальным бликом и растворилось так же неожиданно, как и появилось.
– Пап, – испуганно пропищала Юна, прикусывая ноготки. – Что это было?
– Не знаю, девочка, – ошарашено протянул маг, склоняясь над чашей, в которой чуть покачивалась вода, напоминая о недавнем магическом буйстве.
– Ты такого прежде не видел?
– Нет, не видел, – ответил Огайра, размышляя над метаморфозами, творящимися последнее время с его учителем. – Думаю, нам снова нужно попробовать навести портал в Кохару, я волнуюсь за Вольгера.
– Я сомневаюсь, что получится… – начала было Юна.
– Не получится в Кохару, значит отправишь меня в Вайрук, а оттуда я уже и до моря доберусь.
Но ни до Кохары, ни до столицы в этот день магу не суждено было добраться, как, впрочем, и на следующий. Из башни не открывались ни одни врата. Юна сетовала на свою бездарность, но Огайра заподозрил магическую преграду, не позволяющую выбраться из башни с помощью портала, и принял решение выйти вместе с дочерью за пределы кеевых владений. Но и тогда ничего не вышло.
– Пап, если Вольгер не хотел, чтобы кто-то пользовался на территории его дома порталами, то, скорее всего, поставил защиту и в окрестностях, – сказала ему дочь на седьмой день их бесплодных стараний.
– Значит, я отправлюсь в Вайрук своим ходом, Юна, – решил маг.
– Но, пап, ты ещё слишком слаб, – попыталась возразить дочь. – И мама будет не довольна.
– Мама будет не довольна, кода наступит конец времён из-за того, что я не смог его предотвратить, – ответил ей Огайра и пошёл собираться в дорогу.
Вольгер увёл Таймара от лагеря. Сказал, что для создания портала, способного перенести их дальше, чем на один шаг, потребуется чуть больше энергии, нежели на ту лазейку, через которую князь проник в виману, а потому скрыть её от посторонних не удастся. И Таймар в этом убедился, как только кей раскрутил поля возможностей, создав жёлтую с изумрудной каймой воронку. В ней виднелись всполохи пламени. Завораживающие, притягательные всполохи. Князь заглянул в воронку и понял, что видит земли, отделенные от Кохары тысячами вёрст.
Стараясь не думать, что ждёт его впереди, он шагнул в водоворот энергий и очутился под горой Вату-раа, той самой горой, где отец и мать зачали его двадцать четыре года назад. На самой её вершине было разведено два столь огромных костра, что Таймару почудилось, будто это огненные великаны из самого демонического круга восстали и пляшут под неистовые барабаны ведьм, колдунов, шаманов и прочего магического люда.
– Что они делают?
– Шема не рассказывала тебе о шабашах?
– Рассказывала, но не много.
– Раз в год граница между миром мёртвых и живых стирается, – пояснил Грут, начав подъём. – Вы, люди, зовёте этот день засыпанием земли, маги Камайном, что в переводе с древнего означает отворение врат.
– Врат во все миры?
– Нет, только в миры мёртвых. В этот день все, кто так или иначе связан с магией, идут на шабаш. А те, кто связан с тёмными силами, в особенности, потому что это единственный день, а точнее, ночь, в году, когда они могут обратиться к Ёиль или Орину напрямую, без посредников.
– Если двери в мир теней открыты лишь одну ночь в году, то как я умудрился провалиться в мировую гробницу вчера?
– Ближайшие дни до и после реперной точки – это тоже знаковые дни. В это время может случиться всякое, тебя потянуло в царство Ёиль, потому что в тебе частичка души, которая уже должна покинуть мир живых.
– Ясно, – хмуро проговорил Таймар и ускорился, идя на звуки бухающих барабанов.
Когда он поднялся на самый верх, чародеи всех мастей уже готовились одаривать Высших. Мужчины в мантиях до пят стояли со своими подношениями у одного из костров, а с другой стороны, совершенно обнажённые, расходились женщины. Князь пригляделся к белеющей наготой массе и понял, что шабаш совсем не так соблазнителен, как он себе представлял, когда о нём говорила Шема. Помимо молодых и пышущих здоровьем красоток, пламя костра высвечивало и одрябшие тела старух. Князь поморщился.
– Неужели это обязательно? – спросил он пыхтящего сзади Грута.
– Это священное таинство, а не оргия, как ты мог подумать. Мы сюда не за баловством пришли. Обнажённое тело нужно для того, чтобы вобрать в себя всю силу огня, сейчас мужчины принесут дары и тоже скинут плащи.
– Мне что, тоже придётся раздеться?
– Угу.
Князь скривился, а потом расхохотался. Он смеялся так громко и заразительно, что ненароком привлёк внимание шаманов, приносящих дары.
– Хватит ржать! – цыкнул Вольгер.
– Я представил, как твоя туша будет порхать над костром, мелодично позвякивая бубенцами, – давясь хохотом, говорил Таймар, утирая слёзы веселья.
– Вот и напрасно. Я через костёр прыгать не буду. Мне ни к чему, – проговорил Грут, ехидно глянув на князя.
– Ты не приносишь дары Ёиль или Орину?
– Не со всеми.
– Почему?
– Я не маг.
– А кто же ты?
– Вы, люди, зовёте меня кеем.
– И что это значит?
– Вы меня так зовёте, вам виднее, – усмехнулся он.
– А как тебя зовут равные тебе?
– В твоём круге таких нет.
– А в других?
– Не твоё дело.
– Вот и поговорили, – вздохнул князь, поняв, что его наставник не готов пока раскрывать своей истинной сути.
Когда Грут подвёл Таймара к кострам, женщины, принёсшие свои дары, уже отошли, а мужчины сбрасывали мантии, оставаясь, в чём мать родила. Вольгер махнул князю рукой, показывая, что он должен присоединиться к остальным.
– У меня нет дара, – прошептал он, снимая одежду.
– В самом деле? – равнодушно спросил Грут, глянув на него так, будто заподозрил в наглой лжи.
Таймар осмотрел себя с ног до головы и понял, что из ценного на нём лишь рубиновая серьга и фамильный перстень. Серьгу почему-то отдавать не хотелось, перстень тоже, но поколебавшись, князь понял, что родня роднёй, а его суть, которая каким-то странным образом была связана с красной каплей, горящей в ухе с рождения, оказалась ему дороже, а посему он стянул с пальца перстень, которым закреплял бумаги. Когда его очередь подошла, он бросил в костёр печатку с головой быка, произнося про себя хвалу Ёиль, и увидел, как пламя, пожрав её, исторгло из себя огненную бычью голову с пустыми глазницами.
– О-о-о! – послышалось за его спиной. – Ваша жертва принята.
А князь в эту минуту подумал: «что же я на самом деле принёс в жертву, не кусок железа ведь? Может, я от рода своего отрёкся?»
– Пора, – отвлёк его от неприятных мыслей стоящий сзади колдун. – Пора идти чиститься, прежде чем начнётся шабаш.
– Чиститься?
– Вы первый раз? – понял старик, добродушно улыбнувшись. – Нужно восемь раз прыгнуть через костёр, потом пройти восемь кругов по углям и тогда уже можно будет обращаться к Высшим.
– Ясно, – кивнул Таймар, посмотрев в сторону второго костра, где уже дергались в неврастенических конвульсиях голые женщины, изображая то ли танец, то ли припадок эпилепсии. – Что они делают?
– Входят в транс.
– Пойду присоединюсь.
Присоединиться, как оказалось, было не так-то просто, мужчины стояли в отдалении от огня и вынуждены были ждать, когда к ним подойдёт какая-нибудь ведьмочка и пригласит. Таймар стоял минут пять, поражаясь тому, что самые сочные и аппетитные чародейки вытаскивали из толпы старых хрычей, уводя их в свою особенную плоскость бытия, где творилась невозможная для понимания магия, где пространство и время менялись местами, сливались, или вовсе исчезали.
Обдуваемый всеми ветрами и освещённый пламенем костра Таймар стоял и заворожённо смотрел, как двигаются тела под бешеный ритм барабанов, сливаясь в одно колышущееся и бьющееся в экстазе людское море, пока его не схватила рука совсем молоденькой девушки, почти девчонки с чуть наметившимися ореолами грудей и узкими, как у мальчишки, бёдрами.
– Пойдём, красавчик, – пропел её тоненький голосок, – Ёиль хочет посмотреть на рубинового быка.
– На быка? – переспросил Таймар, не веря собственным ушам, но девчонка не ответила, она подтолкнула его почти к самому костру и увлекла в водоворот всеобщего разгула.
Таймар не помнил себя, не понимал, что происходит, он просто влился в этот поток, забыв, что он князь, что он гол, что рядом с ним какие-то люди. Он лишь чувствовал жар, слышал ритм барабанов и шёл за этим ритмом, шёл куда-то вглубь, вглубь земли. А потом девочка с узкими бёдрами рванула его на себя, и князь понял, что он летит, летит над костром, разводя ноги ножницами.
– Уи-и-и-и! – визжала девчонка, и кто-то прыгающий вслед за ними. – Уи-и-и-и, – и так восемь раз подряд.
Таймар думал, что спалит себе всё мужское достоинство, но как оказалось, боялся он напрасно. Девчонка, что выбрала его, была хоть и мала, а летала, как настоящая сова – подпрыгивая чуть ли не к звёздам, унося за собой и князя. Таймар понимал, что такого просто не может быть и, скорее всего, он либо бредит, либо спит. Но потом, когда всё закончилось, и он увидел, как проносится над пламенем последняя пара, понял, что все чародейки не прыгают, а действительно летают, напитываясь и очищаясь священным пламенем заговорённых костров.
– Иди, толкнула Таймара в спину ведьма, – надо раскидать угли.
Таймар спорить не стал. Пошёл.
Все мужчины сгрудились вокруг костра и, направив к нему скрученные, подрагивающие пальцы, повторяли какую-то тарабарщину.
– Абен Ёиль дара зор. Абен Орин дара зор.
Князь встал рядом, тоже выставил вперёд руки и повторил слова заклинания, не вполне понимая, что делает.
Через несколько минут послышался треск, а потом из костра стали подниматься угли. Они выкладывались кольцом, и как только круг замкнулся, все колдуны стали выстраиваться в цепочку, а барабаны забили ещё необузданней и бесшабашнее, чем прежде, вовлекая мужчин и женщин в новое таинство. Чародеи и ведьмы пошли против часовой стрелки, усиленно топоча ногами и прерывисто дыша, словно хотели исторгнуть из себя нечисть, что могла поселиться в их грудных клетках.
Таймар присоединился к всеобщей вакханалии и уже после третьего круга понял, что перестал чувствовать тело, что стал просто вибрацией. И тогда колдуны зашли на круг с углями и плавно пошли по нему, будто по дороге, устланной розовыми лепестками.
Прежде, чем сделать первый шаг на раскалённые и пышущие красным головешки, Таймар испытал сомнение, но потом отбросил все мысли и шагнул. Тепло и шероховатость почувствовали его ступни, а вслед за этим по венам побежала не кровь, а пламя, пламя самой земли. Оно поднималось, будто из ядра, из того самого места, где дремал крылатый змий, дышащий огнём и магмой. Таймара забила мелкая дрожь, а потом он пустился вслед за ошалевшей толпой, наслаждаясь этими огненными вливаниями и вибрациями, что наполняли его измученное бессонницей и тренировками тело.
Колдуны сходили с ума полночи, они скакали через костёр снова и снова, чертили круги, пентаграммы, какие-то сложные схемы, собирались группами, парами, ворожили поодиночке. Они колдовали, совершали обряды, призывали Ёиль и прочих потусторонних хранителей мертвечины, которые отвечали всем и сразу.
Кто-то, пользуясь стёртой гранью между мирами, уходил в царство тьмы и возвращался обратно, совершив там одному ему ведомые деяния, кто-то, напротив, призвал духов и говорил с ними. Таймар же просто сидел и смотрел на всё это безумие, благодаря судьбу за то, что он хоть как-то был подготовлен ко всем шаманским безобразиям старой Шемой. А потом к нему подошёл Грут и сказал:
– Пора.
Он так сказал и стал чертить вокруг него руны, много рун, парные, одиночные, по три в ряд, накладывающиеся друг на друга.
– Соедини всё в круг и повторяй за мной, – велел он.
Таймар стал обводить руны пальцем, заключая их в кольцо.
Когда князь с кеем вернулись в лагерь, большая часть рабочих и солдат была уже на ногах, и как выяснилось, вовсе не от желания как можно скорее двинуться в путь. Виновником раннего пробуждения оказался посланный Шемой ворон.
Как только нога Таймара ступила на обжитые за месяц земли Кохары, огромная чёрная птица сорвалась с насиженного камня и пустилась к нему навстречу. Вслед за птицей бежал встревоженный Дока.
– Недобрый знак? – хмуря брови, поинтересовался Грут, глядя на распластанные крылья приближающегося вестника.
– Скорее всего, – так же хмурясь, ответил Таймар, подставляя птице руку. – Шема посылает своего драгоценного Граго лишь в самых редких случаях.
Он снял с лапки ворона скрученный обрывок пергамента и, раскрутив его, прочёл: «Клетка открыта, птица на свободе. Тебя предала семья».
–Хр-р-р-р, – зарычал князь в бешенстве, – хр-р-р…
– Всё настолько плохо, что ты дар речи потерял? – спросил Грут, выхватывая из сжатого кулака Таймара пергамент. – Ой, кажется у меня не всё послание, – он покрутил в руках оборванный лист. – Что за клетка?
– Китэрия…. Маленькая, хитрая… стерва, – князь задыхался, свирепея на глазах. – Сбежала!
– Хорошо, что мы избавились от Таймары, – проговорил Грут, глядя, как корчит Таймара от злобы. – Сейчас был бы полный провал.
– Князь, – до них, наконец, добежал встревоженный появлением Граго Дока. – Князь, что за вести?
Таймар посмотрел на него так, будто это Дока похитил его пленницу, и притихший солдат понял, что дела не просто плохи, они чудовищны. Дока непроизвольно глянул на небо, видимо, желая проверить, не подходит ли кровавая звезда к чертогу Вату, но солнце уже растворило блеск ночных алмазов, и он сделал на всякий случай пару шагов назад, спросив:
– Выезжаем немедленно?
Таймар тряхнул головой, мол, не мешай думать. Вдохнул так, будто хотел поглотить весь мир, и шумно выдохнув, сказал, поворачиваясь к Груту:
– Мне нужен портал!
– Зачем? – поинтересовался кей, и Таймар протянул ему оставшуюся часть письма.
– Мм-м, и чего ты хочешь, убить их всех?
– Для начала вернуть то, что моё по праву, – прорычал князь, сжимая кулаки до белеющих костяшек.
Грут вздохнул, махнул рукой Доке, чтобы тот возвращался к лагерю и, посмотрев на мечущегося раненым зверем ученика, сказал.
– Никуда она не денется, а родичи твои и подавно. Доделай то, что начал – верни домой трофей.
– Этот трофей никуда не денется, у него ног нету! А тот, что я оставил дома, нужно вернуть, пока есть, что возвращать.
Вольгер, насупившись, молчал.
– Ты видел её?! Видел, я спрашиваю?! – проорал Таймар, понимая, что кей отчего-то не хочет ему помогать.
– Ну, видел, – нехотя признался Грут.
– Как думаешь, долго она протянет в Роглуаре без моей защиты?
– Не долго, – согласился Грут.
– Помоги мне вернуть её.
– Таймар Маелрах просит о помощи! – хлопнул в ладоши кей, растягивая губы в удивлённой улыбке. – Дайте книгу невероятностей, это надо записать.
– Не глумись! – рявкнул князь. – У тебя хоть капля жалости к живым существам есть?
– А у тебя, князь Бычьего острова? – ехидно спросил кей, намекая на безжалостную резню, что устроил Таймар, захватывая плодородные земли Пашни.
– Сучий ты потрох! – выплюнул князь и бросился вперёд с криками, – Седлать коня!
Изначально Таймар собирался вернуться в столицу на корабле, что пригнали в Кохарскую бухту ради его экспедиции, но когда вновь увидел сокровище, за которое заплатил своим именем, благополучием Дей-Айрака и без вести пропавшими солдатами, решил, что пойдёт в отряде, сопровождающим ценный груз в Вайрук. Вольгер такому решению оказался рад, наверное, планировал помучить его в дороге нудными лекциями и опасными ритуалами, которые в столице они не могли проводить из-за купола защиты.
На разочарование Грута Таймару было плевать, а вот сохранность виманы его сильно тревожила, и всё же, он не сумел сдержать внезапный порыв. Князь бросил всё, когда понял, что лишился чего-то очень важного. Он не мог сказать наверняка, отчего его так встревожило бегство лилулай. Волновался ли он за хрупкую, беззащитную девушку, попавшую в чужой грубый мир, или радел за своё уязвлённое самолюбие.
Он велел членам экспедиции грузить виману на специально сооружённую для неё платформу и выдвигаться. За старшего оставил Доку, воинам наказал защищать корабль ценой жизни и привезти домой во что бы то ни стало, а сам сел на коня и рванул к Бычьему острову, до которого было вдвое ближе, чем до столицы.
Таймар гнал, не чувствуя ни усталости, ни жажды, ни сна. Он вообще, казалось, ничего не чувствовал, кроме ледяной, всепоглощающе-лютой ярости, способной обратить тех, кто обокрал его, в немое ничто.
Князь скакал целый день, пока его конь не пал. Тогда он встал и пошёл пешком. Он шёл всю ночь, а к рассвету набрёл на путника, восседающего на валуне.
– Эй, добрый человек, – поприветствовал его старик, вставая с камня. – Не поможешь ли ты мне добраться до моего дома?
– Не помогу, – буркнул князь, даже не взглянув на деда.
– А если я исполню одно твоё желание?
– Если ты джин и умеешь исполнять желания, исполни своё, – посоветовал ему князь и побрёл дальше, пока не набрёл на своего еле дышащего коня, который чудом оставался жив.
Таймар встал, осмотрелся по сторонам и понял, что ходит по кругу.
– Твою же мать! – выругался он, – Как такое возможно, я же шёл только вперёд?
– Не всегда двигаясь вперёд, приходишь к цели быстрее, – послышался за его спиной ненавистный голос кея, – Иногда лучше идти в обход.
Таймар обернулся и увидел старика, который просил его проводить домой.
– Я не вернусь к каравану, – предупредил князь на всякий случай.
– Это я уже понял, – покачал головой Грут, обращаясь в свой обычный вид зажиточного купчины. – Если ты, не моргнув глазом, бросил ради неё виману, а потом и своего любимого коня…
– Я не бросил виману, а доверил надёжным людям.
– Ну-ну, – поцокал языком кей. – Вроде вот умный же человек, такой собранный, честолюбивый, целеустремлённый, и на тебе, бросает дело на середине и несётся сломя голову к девке.
– Она не девка, а мой трофей, который рассказывает мне про Валамар. И да, я, как ты правильно заметил, целеустремлённый, поэтому брось свои шуточки и если не хочешь помогать, уйди с дороги.
– Помогать я тебе и правда не хочу, но, как видно, придётся, иначе ты, чего доброго, и себя как несчастное животное загонишь, а ты мне ещё нужен.
– Хорош болтать, – не выдержал Таймар. – Либо наводи портал, либо проваливай!
– Куда изволите, в столицу?
– Нет, отправь меня на Бычий остров.
– М-м-м, – протянул Грут, улыбнувшись, – вижу, мой подарочек пришёлся тебе по вкусу. – В сам замок через портал не попасть, придётся ещё пешком идти, а из Бычьего острова можно прямиком в башню Страха переместиться.
– Так это был ты?! – поразился князь, поняв, что Грут, и правда, никогда не оставлял его, постоянно подбрасывая волшебные подарочки, прям как добрый дядюшка из детских сказок, которые любил Истан.
– Да, мой упрямый друг, это снова был я. Животину с собой возьмём? – как бы между прочим спросил он, глянув на страдающего от обезвоживания коня.
– Возьмём, конюх его подлатает.
Грут кивнул и стал раскручивать воронку. Некоторое время спустя в ней можно было разглядеть конюшню Бычьего замка.
Потрёпанное животное оставили на поруки конюха, чуть было не наделавшего в штаны, когда прямо перед его носом образовалась дыра, из которой вывалились двое мужчин и взмыленный конь. Князя конюх признал сразу, бухаясь тому в ноги, а на кея старался не смотреть, опасаясь сглаза, ведь каждому известно, что разноцветные глаза могут быль только у нечистого, или его посланника.
Не задерживаясь в конюшнях, Таймар и его наставник поспешили к шпалере, ведущей прямиком в столичную башню князя.
До Вайрука Огайра добирался около недели. За это время с ним случались и приступы апатии, и лихорадочные припадки, во время которых он гнал так, что чуть было не уходил свою кобылу, но случались и прозрения. В одно из таких прозрений он окончательно уверился в том, что опоздал, что Таймар уже получил свой дар, и остаётся лишь ждать, когда он им воспользуется или же сгинет. Огайра не переставал терять надежды, что видения его сулили скорейшую кончину князя, уж больно он показался ему измождённым, выглядел, как человек, стоящий на границе между миром живых и миром мёртвых.
За долгую дорогу к столице маг накопил лишь толику маны, но слава богам, хворь и немощь отступили. Он был вполне здоровым обычным человеком, не способным наколдовать ни одного мало-мальски пристойного заклинания. Но Огайра не унывал, памятуя о том, что в Вайруке он всё равно не смог бы воспользоваться маной в полной мере.
Прибыв в столицу, маг отыскал старинного друга Урда, с которым познакомился не в самую светлую пору своей жизни. Именно в эту пору он дал Деораку обещание, обернувшееся для него проклятьем. Урд встретил Огайру с распростёртыми объятьями, но от мага не утаилась его напряжённость.
– Что не так, друг? – спросил он, обустраиваясь в скромном жилище чароплёта.
– Видишь ли, – нехотя начал Урд, колупая ногтем рассохшийся дверной косяк, – ты в столице нежелательная персона. Уж не знаю, как тебя через врата-то пропустили… – он замялся. – Э-э-э, после того, как князь из очередного похода вернулся, кажись, уже как два с лишком месяца назад, Деорак приказ на стену выслал считывать всех въезжающих и выезжающих магов. Я поначалу не понял, для чего, пока через прачку одну из замковых не прознал, что это они на тебя охоту ведут. – Старый друг посмотрел на Огайру обескураженно и спросил, – что ты опять учинил, а?
Маг насупился, мельком взглянул на встревоженного Урда, но решил покамест не открываться ему. Видел он, что правда повергнет законопослушного гражданина Дей-Айрака в ужас.
– Не знаю, друг, – пожал он плечами, делая вид, будто не понимает, с чего бы императору иметь на него зуб. – Напутала твоя прачка чего-то. Деорак, наверное, с местными колдунами не поделил чего-то, вот и шерстит всех мало-мальски способных ворожеев. Не переживай, образуется всё.
– А как ты всё ж таки проник в столицу? – спросил Урд, готовя для гостя крохотную комнатку в пять шагов. – Деорак приспособу новую на врата поставил, она ману улавливает и в миг мага твоего уровня считывает.
– Ах, вот оно что! – Огайра рассмеялся так, что стены хилого жилища затряслись. – Болел я страшно, друг, и маны во мне с гулькин нос.
– В самом деле?
– Ага, – заверил его Огайра, – даже свет в твоей дыре наколдовать не смогу, поэтому, будь добр, одолжи огарочек свечи.
Пока старинный друг суетился, обустраивая мага лучшим образом, Огайра думал, как ему быть. В замок, вот так, с наскоку, не сунешься, по городу ходить опасно. Нужен был план. Маг растянулся на жёстком, кишащем клопами топчане, закинул за голову руки и, уставившись в потолок, стал ворочать тяжёлые, непутёвые мысли, которые никак не желали оборачиваться в изящное и выполнимое решение проблемы. А потом его сморил сон, и вот тогда-то к нему и заглянула на огонёк догорающей свечи путная идея в виде зловещего, навеянного Камайном сна.
Наутро, когда осеннее жиденькое солнце разбудило Огайру, забрызгав своим светом тесную конуру, он понял, что план у него есть и весьма изящный. На радостях маг даже поблагодарил Богов за то, что в столицу он прибыл аккурат под самый безобразный и чудаковатый праздник чёрных колдунов. Ведь это означало, что не только на улицах Вайрука он может показываться сколько ему вздумается, но и в замок проникнет, если вспомнит простейшие трюки, которыми они с сестрой баловались в детские годы.
Нехитрыми фокусами и жонглёрством мог овладеть не то что колдун, но и обычный ловкач, а он с жалкой крупицей маны в раз изобразит что-нибудь приемлемое, чтобы просочиться в группу шутов его императорского величества, которые осаждали замок из года в год, дабы поживиться подачками со стола знати. На элементарные фокусы волшебства нужно настолько мало, что его и защитный купол над столицей не считает, оставалось лишь раздобыть костюм какой-нибудь нечисти.
Довольный тем, что его посетила гениальная идея, Огайра вышел из своего убежища в крохотный холл, именуемый гостиной, и застал своего друга в раздумьях.
– О чём печалимся, Урд? – весело спросил он.
– Да так, – состроив кислую мину, ответил тот, – праздник ведь, хотел в этом году подзаработать, но в столицу, как назло, прибыли гости из Раймана и привезли своих потешников, теперь в замок не пробиться.
– Гости из Раймана? – не поверил своим ушам маг. – Они разве не строят осадные машины, чтобы направить их на Вайрук.
– Уже нет, наш император вроде как заключил с ними соглашение. Это ещё не точно. Слухи, как ты понимаешь. Но очень может быть, не беспочвенные, иначе стал бы он приглашать высоких гостей на Камайн?
– Не стал бы, – согласился Огайра.
– Да и какая нам, простым чароплётам, да шептунам, разница, если эти райманцы своих огнепоклонников привезли, которые такое представление устроят, что нас и на порог не пустят.
– Не дрейфь, Урд, я тебе помогу, – утешил его маг. – Но нам нужны костюмы. Сможешь достать?
Настал день, предшествующий Камайну. Всё праздничное время, конечно, было уже расписано, но Огайра не унывал, и как оказалось, не напрасно. Стоило ему продемонстрировать номер с мышью, которая вылезла из нагрудного кармана церемониймейстера, а потом показать огненное колесо в собственном исполнении, как его тут же пропустили, пообещав дать четверть часа перед самим императором и его гостями. Но вот с Урдом возникли проблемы. Его пускать никак не хотели и даже то, что он был ассистентом мага, не имело должного веса для устроителей праздника. Пришлось приплатить куратору увеселительных мероприятий, чтобы пустили их обоих. Так Огайра в сопровождении своего друга попал в замок на все три дня кутежа.
Костюм у мага был что надо, узкая чёрная одёжа, похожая на нижнее бельё с расписным во весь рост скелетом. Череп красочно изображался на маске, скрывающей всё лицо, и Огайра мог не сомневаться, что останется не узнанным, если ему не придёт в голову пощеголять своей открытой физиономией.
Маг стоял перед мутным, надтреснутым зеркалом в убогой конуре Урда и разглядывал себя, просчитывая возможные варианты событий. Он не знал, как на его приход отреагирует принц, и не понимал в действительности, как именно выспросить про дар для брата. Несмотря на то, что Истан Маелрах был единственным симпатичным Огайре членом императорской семьи, маг вдруг понял, что знает об этом парне не так уж и много.
Для роглуарца он был феноменально набожен, настолько, что ещё в детстве, решив посвятить себя Богам, дал обед не разделять ложа ни с одной женщиной, чем привёл Деорака в ярость. Император даже хотел было отречься от него, но, как ни странно, за принца тогда заступился Таймар. Шли годы, император надеялся, что блажь из головы его первенца рано или поздно выветрится, и на каждый день рождения, словно в издёвку, дарил ему новую наложницу. Но, насколько Огайре было известно, к своим двадцати пяти годам Истан так и не соблазнился пока ни одной юбкой, оставаясь посмешищем в собственном королевстве порока.
Придворные Деорака одно время посмеивались над тем, что его младший сын с лихвой компенсировал неполноценность первенца, пока сам Таймар не пресёк эти шуточки, прилюдно выпоров одного из вельмож. Наказал ли князь болтуна за шутки в свой адрес, или же хотел очистить имя брата, не ясно, но одно Огайра знал, несмотря на то, что родственнички были не схожи, как огонь и вода, вражды меж ними никогда не было. Таймар защищал свою семью, как самого себя, а Истан, хоть и считал брата исчадием бездны, горевал по поводу того, что никак не может смягчить его нрав, в душе испытывая к своему кровнику жалость.
Опасаясь, что незлобивый и, в сущности, покорный судьбе принц мог не просто жалеть Таймара, а даже и любить где-то в глубине своей чистой души, Огайра решил, что не будет выспрашивать у него ничего напрямую, а выведает всё хитростью, нагло воспользовавшись праздником и оставшись не узнанным.
Так, обрисовав в своей голове примерный план действий, он и отправился в замок Дей, чтобы потратить четверть отведённого ему часа на развлечение Деорака, а всё оставшееся время на решение вопроса, ради которого он и проделал столь утомительный путь. Огайра верил в успех своего мероприятия, как в восход солнца, потому как ему и в голову не могло прийти, что Истан, радующийся простым и незатейливым развлечениям, как ребёнок, не явится на площадь смотреть выступления тщательно собранной труппы потешников.
Поскольку Камайн был праздником тёмных сил, всё основное действо начиналось не раньше полуночи. Поначалу Огайра, дожидающийся своего часа в толпе зевак, думал, что он просто не может разглядеть принца, потому как освещение внутреннего двора оставляло желать лучшего. К тому же, заполонившие балконы и помосты райманские гости создавали лишнюю массовку, в которой не особо выдающаяся фигура принца легко могла затеряться.
Огайра начал нервничать, шаря обеспокоенным взглядом по лицам восторженных зрителей, которые с удовольствием наблюдали фарсовую постановку об извечной борьбе демиурга Тога, сеявшего повсюду хаос и смуту с Рамией, цветущей красавицей, покровительницей всех чистых дев.
Пьесу, на вкус Огайры, довольно халтурно изображали низкопробные лицедеи, но толпа аплодировала и заливисто смеялась в самых идиотских и скабрезных местах, приводя мага в замешательство.
«Да, – думал он, всматриваясь в довольные ряхи знати, – уже не одно десятилетие живу в Роглуаре, а к местному юмору так и не привыкну».
Но вот похабное, порочащее Богов лицедейство, окончилось, и настала очередь Огайры поражать толпу. Маг надеялся, что оказавшись ближе к господскому помосту, он сможет-таки отыскать принца, но на его беду, изображавший болотного чёрта Урд внес в их строго распланированный номер свои коррективы. Он умудрился разбить банку с гремучей смесью, и Огайре пришлось усмирять разбушевавшееся пламя, закручивая его в спирали и закольцовывая.
Толпа от такого неслыханного действа стихии буквально взбесилась, требуя продолжения. Огайре ничего не оставалось, как продолжить. Он попытался изобразить огненную восьмёрку вокруг себя и своего ассистента, но вовремя понял, что даже такое невинное заклинание может вконец лишить его маны. Тогда он поднатужился и с трудом, собрав огонь в шар, пустил его в небо, обратив в ошеломительный фейерверк.
На радость ошалевшего Урда, с помоста полетели монеты, а Огайра. предоставив другу самостоятельно разбираться с платой за номер, просочился в тыл врага, пока заворожённые зрители, задрав головы, глазели в небо.
Маг прошёл все верхние ярусы. Пользуясь замешательством охраны, проник в замок и даже перешерстил балконы, вырубив разносчика выпивки, и, заменив его, но принца так и не отыскал.
«Не отчаивайся, не отчаивайся, – успокаивал себя Огайра, разнося пирующим чаил и ароматный эль, – он где-то тут, ты его отыщешь».
Но найти принца в первую ночь гуляний магу не удалось. Несмотря на императорский размах, предшествующий Камайну, пир длился недолго и уже к середине ночи разномастные ряженые стали расходиться. Люди берегли силы для основного действа, которое должно было развернуться завтра. Огайра знал, что для этой ночи выписали настоящих факиров и глотателей острых пик, к тому же, он наткнулся на целый склад с пороховыми шутихами, которые наверняка будут пускать в небо всю ночь, и принц Истан – большой любитель подобных зрелищ, всенепременно должен быть на этом мероприятии, если конечно, он не отбыл из столицы.
О том, что он мёрз в своём тонюсеньком костюме напрасно, и совсем зря потешал ненавистного императора с его шизофреническими гостями, маг старался не думать. Он утешал себя тем, что как следует отыграется на Маелрахах, когда доберётся до Таймара и вырвет его из лона семьи, как осиное жало, которым он, в сущности, и был для собственного отца.
На день Огайра решил остаться в замке, где всем приезжим лицедеям отвели занюханную залу чуть ли ни в самом подвале, и нисколько о своём решении не пожалел. Проснувшись, он понял, что замок превратился в крепостную стену. В город никого не впускали, а из города не выпускали. Даже обещанный факир не смог проникнуть в тщательно охраняемый бастион, чем очень огорчил Огайру, потому как за неимением факира все огненные представления легли на его не слишком окрепшие после потери маны плечи.
Что произошло за то время, пока он отсыпался, Огайра не знал, но конечно же сразу связал это с исчезновением принца Истана. Весь день он бродил по двору замка в надежде услышать обрывок фразы или отданный приказ, натолкнувший бы его хоть на какую-то догадку, но ничего подобного не произошло. Вся челядь старалась делать вид, будто ничего не случилось. Но маг видел, как все трясутся от страха, заглядывая в глаза прохожих и как бы спрашивая, – «это не вы, а, не вы устроили вчера ночью этот кошмар?»
Огайра бесился от того, что он пребывает в неведении. Буквально трясся от необходимости скрываться под маской, изображая из себя шута. А ещё страшно мёрз и опасался, что его свалит лихорадка раньше, чем он разберётся в том, что здесь происходит.
Но вот, наконец, наступила ночь, и все окна замка заиграли огнями, как и сам двор. На улицу высыпала ряженая топа, приветствуя Ёиль и Орина.
Несмотря на то, что за стенами замка остались так и не впущенные гости, и самые долгожданные иллюзионисты, праздник приобрёл поистине императорский лоск и размах. Двор был украшен гирляндами из черепов, повсюду висела паутина, а посреди площади разожгли костёр и поставили охранять импровизированные врата в мир духов чучело огромного волколака, видимо, олицетворяющее самого Завура.
Музыканты, которые известили о начале праздника, были настоящими профессионалами своего дела и даже подивили Огайру на редкость слаженной и сообразной моменту музыкой. Мужской хор пел гимны подземных Богов, после чего, конечно же, исполнили и гимн Дей-Айрака, а потом уж началась настоящая вакханалия. Все без исключения прыгали через костёр, как сами устроители праздника, так и знатные муэ. Последние сверкали белыми ляжками, громко вереща. Парочка непутех, конечно же, подожгла себе юбки, один пьяный лорд свалился в костёр и, наверное, изжарился бы, не помоги ему Огайра вылезти оттуда. У самого мага работы было не в пример больше, чем в первую ночь, потому как пришлось заменять факира. Он держался из последних сил, надеясь только на то, что не свалится в пламя и сам.
Поначалу беснующаяся толпа в масках (а вести себя столь безобразным образом знатные лорды и их жёны решались только инкогнито), подумала, что это очередной розыгрыш. Но когда князь Бычьего острова прошёл сквозь толпу, олицетворяя собою смерч, а затем опасно навис над восседающим на импровизированном троне из костей Деораком, все стихли. Измученные волынки в последний раз крякнули, барабаны прошелестели что-то невнятное, а певцы просто заткнулись и попрятались под сцену. Знать застыла в немом удивлении, не решаясь озвучить своего недовольства.
Огайра, стоявший от императора дальше, чем ему хотелось бы, попытался осторожно приблизиться, но когда понял, что кроме него этого никто не пытается сделать, перестал привлекать к себе внимание. Он замер и стал прислушиваться.
Слов он разобрать, конечно, не смог, но уловил грозное шипение Таймара, который явно был чем-то рассержен. Он, не стесняясь замершей, как декорация, толпы, выказывал отцу своё недовольство, а тот, не желая, видимо, выносить из своих каменных палат семейные дрязги, встал, приказал продолжать праздник и удалился вместе с Таймаром в его башню.
Воспользовавшись тем, что немая сцена сменилась ажитацией, во время которой все принялись обсуждать неожиданное появление принца Таймара, Огайра прокрался к башне, но заходить внутрь не решился. Как оказалось, она была набита личной охраной князя плотнее, чем гранат семечками. Маг поискал взглядом наилучшую точку, с которой можно было бы наблюдать за башней Страха и, отыскав её, обрадовался, что она не охраняема.
Уже спустя десять минут он был на своём посту. В башне, тем временем, что-то происходило. Во всех окнах зажигался свет, мелькали чьи-то беспокойные силуэты, а потом чудовищное строение, устрашающее жителей замка уже десять лет, исторгло из себя на удивление собранных воинов. Все они выстроились в шеренгу, готовые бежать, рубить, крушить, в общем, делать всё, что им прикажет их князь.
Огайра напрягся, он ждал, что сейчас покажется и сам Таймар, но то, что маг увидел, повергло его в шок, да такой, что он отказывался верить собственным глазам.
Таймар действительно вышел из башни, и Огайра со своего места смог разглядеть, как искривлено злобой его лицо, походящее сейчас на волчий оскал, но также он смог разглядеть и ещё одного человека, вышедшего вслед за князем. Высокую, не в меру упитанную фигуру своего наставника маг не мог спутать ни с чьей, но в этот миг он думал лишь о том, что всё же сделал это, потому как увиденное им просто не могло быть правдой.
Мужчина в развивающемся плаще, с покрытой капюшоном головой по-отцовски положил руку в сверкающих перстнях на спину князя, склонил голову к его уху и, что-то шепнув, пошёл к выходу. Стража даже не подумала преградить ему путь.
– Обыскать весь город, в особенности квартал красных гирлянд. Прошерстить прилегающие к тракту дороги, тщательнее всего те, что ведут к Каовелье. Подозреваю, что мой благочестивый братец похитил её не из страсти, а из набожности, поэтому захочет скрыть в священной долине. Нужно нагнать их, пока они дотуда не добрались, или пока до них не добрались головорезы с дорог…
– Князь, князь, – прервал речь Таймара ввалившийся, как взмыленная лошадь, стражник. – У егеря из Нескучного леса к вам донесение.
Таймар махнул рукой и к нему подвели человека, закутанного в шкуры.
– В ночь перед Камайном я видел Истана, мой князь, – опуская голову, признавался мужик. – Принц отворил врата, у которых стоит мой дом, собственными ключами и, разбудив собак, поскакал вглубь леса. Мы не знали, кто это был, а потому сели с братьями на коней и нагнали его. Принц был пьян. Он утверждал, что хочет к вашему приезду добыть кабана.
– Принц?! Кабана?! – вскричал Таймар. – И вы поверили?
– Нет, – не поднимая головы, отвечал егерь. – Но он принц, что я должен был сделать?
– Не отходить от него ни на шаг, пока он за кабанами таскался!
– Он велел оставить его одного, – оправдывался мужик, белея от страха.
– А он был один?
– Так точно, один-одинёшенька.
– Он выходил из лесу?
– Не могу знать.
– А кто должен знать?! – бушевал князь, – Кто за угодья отвечает? Я, или ты?
– Я…я…
– Так, значит, – соображал Таймар, – со мной пойдёшь, а если моего брата задрал секач, я и тебя свиньям скормлю.
– Но, князь, он же сам велел не ходить за ним, – проныл егерь, понимая, что угроза вовсе не фигура речи, а вполне вероятное развитие событий.
– Ты за каким рожном там поставлен?
– За тем, чтобы добро императорское беречь.
– Так вот, мой брат – императорское добро, и коли уж он в твоём лесу оказался, ты за него и отвечаешь.
Егерь кивнул, а Таймар повернулся к своим солдатам.
– Вы пойдёте со мной, – скомандовал он, тыча пальцем на группу в десять человек, а затем вскочил на подведённого к нему жеребца и вылетел из замка арбалетным болтом. Его люди тут же последовали за ним, а Огайра сидел на своём наблюдательном пункте и молил Богов о том, чтобы всё это был сон.
Они не могли выехать из лесу, потому что Хлыст ждал, когда наступит смена подкупного караула. У него был придуман дельный план, как обдурить жадного до медяков охранника, набрехав ему, что в повозке не туша кабана, за которую было уплачено, а целый медведь. Хлыст рассчитывал на жадность сторожа с дальних ворот, и только и делал, что обсуждал со своими людьми, как они должны себя вести, чтобы тот не вздумал лезть в повозку и проверять, что там действительно спрятано.
– А если он всё же полезет? – переживал безносый.
– На кой ляд? – вопрошал Хлыст. – Дороже медведя в Нескучном лесу никого не сыскать. Если мы сразу признаемся, что завалили зверину, на которую претендует только принц Таймар, то с чего бы ему сумлеваться? Не, безносый, мы отвалим ему медяков за медведя и ещё сверху накинем, якобы за молчание. Скажем, что Потапыч уже старый был и сам подох, а мы его просто нашли.
Китэрия слушала эти разговоры, а сама думала о том, как ей себя вести во время прохождения границы. Обозначить своё присутствие, или же нет? Что хуже, вернуться в лапы разъярённого князя, а князь явно не обрадуется её побегу, или же с помощью этих, на редкость отвратительных существ (которых она при всём желании не могла назвать людьми), выбраться из лесу, а потом попытаться удрать. В конце концов, с ней был принц и пусть он - не гроза местных головорезов, но всё же мужчина, и если им удастся развязать верёвки, то он сможет постоять и за себя, и за неё. Правда, была одна довольно существенная загвоздка – они не могли обговорить план.
Когда Китэрия предприняла попытку обсудить с Истаном побег, она, конечно, обратилась к нему на валамарском. Но стоило головорезам услышать разговор пленников на неведомом им языке, как они переполошились, решив, что поймали колдунов, которые хотят навести на них порчу. Китэрия и Истан пытались убедить их в том, что они не чародеи, но предусмотрительные разбойники рассудили, что подстраховка никогда не бывает лишней. Так во рту у каждого невольника появилось по кляпу, и надежда на спасение стала меркнуть, как короткий осенний день.
По ночам этэри не спала. В первую ночь она всё еще надеялась на чудо и ждала, что вот из-за опушки появится какой-нибудь случайный охотник и спасёт их, а во вторую её мучил холод и храп похитителей. К тому же, страшно хотелось есть. Она даже думала, что с удовольствием проглотила бы сейчас жёсткое и мускусное мясо дикой кошки, потому что последний кусок хлеба она видела почти двое суток назад. Пару раз дикари давали ей попить воды из лужи, от которой её мутило, но вот делиться пищей они, видимо, не собирались. Лёжа ночью в повозке, девушка уговаривала себя забыть о еде на ближайшие несколько дней, потому что, думая о ней, она лишь мучила себя, урча пустым желудком.
Настал третий день Камайна и второй их пребывания в лесу. Хлыст пошёл проверять, заступил ли на пост тот самый корыстный охранник. Пленники остались с его безмозглыми помощничками. Безносый, от которого воняло гнилыми зубами, кислой капустой и мочой, измывался над Китэрией. Он хотел полюбоваться её красотой, даже кляп снял, чтобы рассмотреть белоснежные зубки, каких не видел и у самых дорогих шалав. Он лапал её нежное лицо своими грязными пальцами, похожими на земляных червей, пока Китэрию не стошнило ему на грудь.
– Ах ты, дрянь! – заорал он, обтирая рукавом мокрое пятно, – Вот я ж тебе…
– Отвянь от неё, безносый, – гнусавил его дружок, – вишь, какая она нежная. У неё, поди, в псарне не такой смрад стоял, как в твоей пасти.
– Я ей дам смрад! – не унимался безносый. – Да я её… Да я ей… Да она мене всё вылижет, что люди не лижут обычно…
– Не вылижет. Хлыст не велел.
– А он не узнает, – хмыкнул безносый и снова потянулся к измученной девушке.
– Безносый, – предупреждающе заметил его более смышлёный подельник, – если она подхватит твою заразу, а она её подхватит, если ты продолжишь её лапать, то мы не получим за неё и гроша.
– Получим, – заверил безносый, – про заразу-то узнают не сразу, мы к тому времени уже тю-тю.
– Вот же кретина кусок, – не выдержал безухий. – На кой ляд так рисковать, если можно всё чисто сработать. Продать свеженькую, не порченную девку, получить барыши и…
– А я может эту девку хочу, а не барыши, – упирался безносый. – А портить я её не собираюсь, так, потешусь чуток, погляжу хоть, из каких таких штук она сделана.
– Да из таких же, из каких и все остальные. Оставь её, говорю, иначе мне придётся Хлысту рассказать, что твоя зараза уже не только нос, но и мозги последние проела.
– А ты не стращай, – сплюнул безносый и слез с повозки, ушёл в кусты и, посматривая на Китэрию злобным глазом, запыхтел, шурша листвой.
Этэри на недочеловека не глядела, она смотрела на подавленного и совершенно разбитого принца. Девушка знала, что он мысленно бичует себя за бесславную попытку вырвать её из лап брата. Но об этом она сейчас не думала, ей было важно понять, способен ли он бороться или уже сдался судьбе. Потому что она совершенно ясно поняла, что не может позволить себе пустить всё на самотёк. Эти невозможные существа, которых даже животными-то назвать язык не поворачивался, не должны были стать её роком. Уж лучше Таймар Маелрах, который чтил хотя бы «воинское слово», который смотрел на неё, как на этэри, который оказался сильнее её. Проиграть сильному пусть и больно, но не зазорно, а вот погибнуть от рук этих отбросов было непозволительно даже для пленённой.
Когда небо обсыпало яркими, равнодушными звездами, повозка, в которой тряслись пленники, проходила пост. Хлыст, как и планировал, отвлекал смотрителя, его подельникам пришлось выйти из повозки, чтобы предъявить охотничьи билеты, и оседлать конфискованных у пленников коняг.
Истан и Китэрия остались без присмотра. Девушка воспользовалась моментом и развязала ошарашенному принцу руки.
– Как только представится возможность, – шепнула она, стягивая кляп, – будем бежать.
Истан кивнул, и они снова уселись на свои места, изображая покорную неподвижность. Прямо у самых их ушей послышался голос сторожа.
– Откудова это у вас такие коняги, вы, нищеброды? – удивился он.
– У одного купчины в качестве платы за труды конфисковали, – нагло врал Хлыст.
– Ага, – поддакнули ему нищеброды. – Платить не хотел паскуда, вот и пришлось взять тем, что у него было.
Китэрия подумала, что в эту байку сторож не поверит, но судя по раскатистому гоготу, которым он обдал проезжающих, такие истории были в Роглуаре делом обычным и подозрений ни у кого не вызывали. Смотритель лишь пожурил их за строгость по отношению к купчине и отпустил, не усомнившись в правдивости легенды.
Китэрия не смыкала глаз всю ночь, надеялась, что выдастся случай, и они с принцем сбегут, но случая не представилось. Чуть не до рассвета за ними следил здоровяк безносый, безухий погонял лошадь и присматривал за привязанными к оглобле конягами «купчины». Ближе к утру безухого сменил Хлыст и чуть не до самого полдня они ехали без остановок, пока, на счастье Китэрии, вожаку не приспичило по нужде.
– Я тоже хочу, – попросилась она.
– Под себя сходи, – сказал Хлыст совершенно серьёзно.
Но девушка не расстроилась, рассудив, что так, пожалуй, даже лучше. Главарь вместе с безносым отошли за редкие, чахлые кусты, оставив полог скинутым. Не спавший всю ночь беззубый сопел в дальнем углу повозки.
Этэри огляделась.
Вдалеке на холме виднелась стена, за нею возвышался замок Дей, сзади дорога загибалась, поэтому непонятно было, как далеко остался Нескучный лес, на много саженей вперед уходил тракт. Девушка посмотрела, куда он ведёт и поняла, что их, скорее всего, везут в столицу окружным путём.
Лучше всего поднять шум у самых городских врат. Там стражники наверняка признают в измученном и взъерошенном парне своего принца и освободят их. Но оставалась хоть и малая, а всё же вероятность, что их везут в какой-то другой город, где шансов на спасение будет в разы меньше. Да и не дай боги заметят бандиты, что путы развязаны. Что тогда?
Китэрия посмотрела на Истана и резким движением сдёрнула кляп, дав знак, что пора бежать. Они сорвались со своих мест, не забыв приложить по голове спящего разбойника, и кинулись к лошадям.
Краем глаза Китэрия видела, что их манёвр замечен, и Хлыст с безносым уже бегут к ним, надевая на ходу портки.
– Быстрее, Истан, быстрее, отвязывайте своего коня и гоним вперёд, пока не оторвёмся от них, – кричала этэри, потроша верёвку своей кобылы.
Чуть не в самый последний момент она разобралась-таки с путами и, не задумываясь о приличиях, задрала юбки, чтобы проще было запрыгивать на лошадь.
– Гоните, принц, гоните, – крикнула она, срываясь с места.
– Гоню! – отозвался Истан, тоже заскакивая на коня, но не на своего, а на того, что тянул телегу. – Но! Но! – голосил принц, смеясь и радуясь тому, что им удалось бежать.
Китэрия тоже ликовала, думая в этот момент, что Истан куда сообразительнее, чем она. Если бы Хлыст и безносый добежали до них, прежде чем она отвязала свою кобылу, у них не было бы шансов. Но угнав их собственную колымагу, они оставили этих мерзких людей с носом. Китэрия смеялась, наслаждаясь свободой, она с жадностью вдыхала чистый прохладный воздух и думала о том, что уже скоро окажется в священной долине, пока из-за поворота шумной волной не хлынула погоня.
– Что это? – испуганно взвизгнула она, оборачивая на ходу голову.
Этот манёвр едва не стоил ей жизни, потому как, увидев своих преследователей, она от ужаса чуть было не выпустила поводья.
На извилистой дороге, из вороха кустарников, один за другим петардами выстреливали солдаты. Все они были вооружены до зубов, на быстрых и сильных жеребцах, все кричали ей что-то в след. А вел эту братию воин, который нёсся на неё сорвавшимся с небес метеоритом, таким же яростно-горящим, стремительным и неотвратимым, как сама смерть.
«Обречена», – пронеслось в голове у Китэрии, но поводья она всё же натянула, решив, что будет биться за себя до последнего и уж лучше погибнет свободной, пусть и в чужом краю, нежели опять станет бесправной рабыней.
– Но! – кричала она, вдаривая по бокам кобылы своими домашними туфлями, – Но!
Впереди, а потом сбоку, блеснула живая и журчащая полоска.
«Река», – поняла девушка и снова подстегнула лошадь, направляя её прямо в бурное течение.
– Стой! – послышался за её спиной голос нагоняющего воина. – Стой, глупая, утонешь!
Но Китэрия и не думала останавливаться, она сиганула в пенящийся ледяной поток.
Налетев на камень, кобыла под ней тут же пошатнулась, выбросила её из седла и отчаянно ржа, метнулась на другой берег. А этэри осталась один на один с бушующими водами. Девушка ухватилась за торчащую корягу, хотела, держась за неё, перебраться на противоположный берег, но пальцы её быстро занемели и, не желая слушаться, разжались.
Как только Таймар оказался в своей столичной башне, понял, что его убежище нашпиговано стражей, как праздничный пирог маком. Углядев среди солдат не только своих людей, но и отцовских, князь понял, что Деорак знает о побеге Китэрии и знает цену его пленницы.
– Где люди, охранявшие мою рабыню? – обратился он к первым попавшимся гвардейцам.
– Они там, Ваше Высочество, – махнул наверх стражник, – охраняют покои девушки.
– И смысл?! Думают, она сама вернётся? – негодовал князь, взлетая вверх по лестнице.
Там, у прикрытой двери стояли его самые верные люди из женского отряда Оргион. Стояли, как статуи, но увидев его, бухнулись на колени, опуская головы.
– Мы виноваты, князь, мы понесём наказание, – в один голос выдали женщины.
– У вас одна минута, чтобы объяснить, что тут произошло, – страшно спокойным голосом сказал Таймар.
– Люди принца подсыпали снотворное в нашу пищу, и мы уснули на посту…
– Как принц узнал о моей рабыне? – перебил князь оправдания стражниц, решив, что детали побега сейчас не столь важны.
– Деорак, мой князь, – отвечала старшая. – Как только вы отбыли в Кохару, он пришёл в вашу башню и хотел пройти к этэри. Мы его не пустили. Тогда он вернулся через час со своими людьми. Годэль сражалась и пала, выполняя твой приказ, меня пленили, и обещали казнить за неповиновение императору. Деорак сказал, что позволит и дальше служить тебе, если я буду пропускать его, а потом и Истана. Это он рассказал принцу об этэри. Император велел Истану сдружиться с ней, чтобы что-то выведать.
– Что ж, – процедил Таймар, ударяя кулаком в стену, – я так понимаю, сдружиться с ней ему удалось. Сколько раз принц был здесь?
– Шесть раз, – чуть слышно признались стражницы.
– Шесть раз!? – вскричал князь, ненавидя брата за то, что он видел его Китэрию чаще, чем он сам. – Что они там делали?
– Не можем знать, князь, – опустив головы, проговорили женщины, – Деорак велел не мешать принцу выполнять поручение.
Таймар шумно вдохнул, надеясь потушить в груди пожар ненависти к родственникам.
Не помогало.
Тогда он, не помня себя, вылетел во двор. Там оказалось полным-полно народу. Придворные праздновал Камайн.
В беснующейся толпе князь рассмотрел отца, он восседал на безобразном подобии трона.
Не замечая никого и ничего вокруг, кроме улыбающегося Деорака, Таймар бросился к нему.
– Она была моя, только моя, отец! – процедил он, нависнув над императором.
Деорак сузил помутневшие от хмеля глаза, нисколько не удивившись внезапному появлению своего лихого сына и, опустив глаза в кубок, напомнил:
– Когда-то она принадлежала Харуху, но в интересах государства отошла к тебе.
– Она не кобыла, чтобы отходить.
– И всё же, она отошла, сначала к тебе…
– Не надо… – предупреждающе прорычал Таймар, готовый в этот момент убить собственного отца за этот недвусмысленный намёк. – Я, в отличие от Харуха, пока ещё жив.
– Не забывай, Таймар, ты - князь Бычьего острова и принц Дей-Айрака, но император тут - пока я!
Таймар грязно выругался, с трудом удерживаясь от рукоприкладства. Он смотрел в темные, хмельные глаза отца и хотел проткнуть их кинжалом. Он представлял, как потекут по щекам кровавые слёзы и думал, что это меньшее, чего Деорак в эту минуту заслуживает.
Император тоже не сводил с сына глаз и, видимо, поняв, куда зашли его мысли, предпочёл уладить конфликт миром.
– Я не знал, что наш святоша решится на столь отчаянный шаг… – попытался оправдаться он, но видя, что глаза сына продолжают наливаться железной тяжестью, заговорил о другом. – Мои люди прочёсывают город и все прилегающие тракты. Их найдут, я тебе обещаю… Пойдём к тебе, не будем смущать гостей. Посмотри, как ты их напугал.
Что происходило в башне, Таймар помнил плохо. Как только за его спиной закрылась дверь, хищным зверем набросилась на него лютая ярость. Он крушил всё, что подворачивалось под руку, и если бы башня была не каменной то, вероятнее всего, пала бы от его неуёмного натиска.
Во время этого буйства пострадало немало людей. Князь зачем-то врывался во все комнаты, будто ища в них виновных в случившемся, а отважные гвардейцы (в основном отцовские) пытались его усмирить. И, наверное, всё кончилось бы совсем плохо, если бы не Грут. Кей вышел из его покоев, как ни в чём не бывало, и лишил возможности двигаться.
– И чего ты этим хочешь добиться? – спокойно спросил он.
Князь не отвечал, лишь втягивал в себя воздух так, будто задыхался.
– Пойдём, пойдём вниз и придадим твоей ярости вектор, – проговорил Грут, ослабив свою сдерживающую магию.
Как только к Таймару вернулась возможность двигаться, он поспешил убраться из башни. Князь бежал, пропуская ступени, пока не наткнулся на трясущегося в страхе Деорака.
– Зачем, зачем ты убил гвардейцев? – воскликнул он. – Моих гвардейцев!
– Тебя же я убить не могу, – выплюнул князь, проходя мимо отца.
Таймар принялся раздавать поручения. Он знал, что даже если его братец и влюбился в сказочную красавицу, то всё рано повезёт её в Каовелью, потому как это - единственное место, куда, по его мнению, Таймару не добраться. Но как только он узнал, что Истан потащил её в Нескучный лес, так сразу подумал о самом худшем. Нет, не о диких животных, а о том зверье, что именовало себя людьми, промышляя в его лесу грязными делишками.
Таймар знал, что знатные охотники ходили последнее время на промысел лишь с охраной, потому как там орудовали разбойники, не гнушающиеся никакой работёнкой. Так, однажды его отец лишился наместника из ближайшего к Вайруку городка, а всё потому, что на его стул метил не в меру прыткий и беспринципный лорд, пожелавший избавиться от конкурента. Наместника прирезали на охоте и выставили всё, как несчастный случай, мол, медведь задрал, бывает же неудача.
Конечно, то был случай спланированный, и убийцу к наместнику подослали заранее. Поговаривали, будто он с месяц по лесу шастал – выжидал, когда его жертва явится удачу попытать, и выждал-таки. Но вот сколько в его лесу таких выжидателей всего пряталось, одним богам было известно. Всех не переловишь, да и не пытался князь, рассудив, что разбойники не хуже егерей и смотрителей браконьеров отпугивают.
Теперь же этот лесной сброд пугал и его самого, хотя Таймар был уверен, что после встречи с Ёиль и её верным спутником Завулом его уже ничем не проймёшь. Но нет, стоило ему представить, как нежную, хрупкую этэри тащат за волосы в кусты, как срывают с неё одежды и… У князя так разгоралось в груди, что он даже думал, будто это ненавистная Таймара вырвалась из пасти Завула и опять потрошит его сердце.
«Что же ты наделала, глупенькая?» – думал он, на собственное удивление не испытывая злости, лишь страх за неё.
***
Таймар взял с собой лучших людей, велел прочесать лес вдоль и поперек, а сам погнал к дальнему выезду, потому как именно через него и должен был Истан провести Китэрию, если б им удалось пройти мимо всех опасностей.
На границе дежурил старый болтливый охранник, который поведал ему, что за его смену выходило лишь две повозки, одна совсем мелкая и другая тоже не слишком шикарная, но с тремя добротными лошадьми.
– Что за лошади? – напрягшись, спросил Таймар.
– Хорошие, хорошие лошади, – болтал стражник. – Я даже в темноте приметил, что они уж больно ладные. Ну, знамо дело, спросил у голодранцев, которые на них щеголяли, откудова такая стать?
– И откуда у голодранцев лошади? – скрепя зубами, процедил Таймар.
– Так это… они их у купчины какого-то в уплату за работы взяли.
– У купчины? – недобро взглянув, спросил князь.
– Ага, – напрягшись, буркнул смотритель.
– А что в повозке у них было?
– Так это… кабаны. Вот и путевой лист, княже, – он засуетился, стал бумаги подымать, но Таймар его уже не слушал, знал, что брешет.
Князь вышел из избушки смотрителя и задул в свой рог, подзывая людей.
– Как только мои солдаты прибудут на твой пункт, скажи, чтобы нагоняли меня, я вперёд по тракту пойду, – велел князь и, запрыгнув на коня, пустился в погоню.
Он гнал так, будто в него вселился табун мустангов, и уже к полудню добрался до просвета, где виднелась вся извилистая полоска тракта и замок Дей вдали, а спустя ещё пару аршин заслышал голоса.
Попридержав своего коня, он прислушался к разговору. То было двое мужчин, и они обсуждали какую-то повозку и лошадей. Всего диалога Таймар расслышать не мог, но даже из отдельных долетающих до него слов он уловил суть. Двое неудачников сетовали на то, что остались ни с чем, хотя ещё четверть часа назад могли стать богатыми. Что они собирались продать, князь понял, как только расслышал слова «девка» и «волосы».
Не долго думая, он нагнал горе работорговцев и обрушил на них свой гнев. Парни были хлипкими, а князь страшно злой, и если бы не вонь, исходившая от бандитов, то он совершенно точно вышиб бы из них жалкие душонки.
Пока он подслушивал, да допрашивал гнид, позарившихся на его собственность, часть солдат, что была ближе всего к границе, нагнала его.
– Привязать к дереву и живо за мной. По словам этих говнюков, Китэрия ушла на кобыле, а Истан угнал их телегу, к которой привязан его конь. Далеко им не удрать. Нагоним.
Двое солдат потащили молящих о пощаде бандитов к ближайшему дереву, а остальные поспешили за пришпорившим коня князем.
Неслись с такой скоростью, что аж ветер в ушах заблудился, и через час настигли повозку. Её грохот Таймар заслышал ещё издалека. Подстегнув коня, он вылетел из-за поворота и в первый же миг обомлел. Впереди, оторвавшись на добрые три сажени от повозки, скакала его хрупкая и нежная девочка, хрипло крича: – «Но! Но, пошла!». Волосы её развивались на ветру, задранные юбки надувались куполом, а белые ноги нещадно лупили замученную кобылу.
Но вот она услышала погоню и повернулась. Глаз её Таймар разглядеть не мог, но то, как она пошатнулась в седле, говорило об испуге.
Князь уж было думал, что нагнал её, что ещё несколько мгновений, и она снова будет его, как вдруг Китэрия крикнула ещё раз, выжимая из своей кобылы последние соки. Тогда и он поднажал, проскакав мимо брата и даже не взглянув на него. Но расстояние всё же было не малым. Таймар не мог дотянуться до неё рукой, а сравнятся и подавно.
Занемевшими руками Таймар разорвал платье и попытался выкачать воду. Потом, поняв, что это не работает, вскочил на ноги и, схватив девушку за щиколотки, опрокинул её вниз головой. Тонкими струйками вода побежала по её подбородку, но вместе с водой на землю заструилась и кровь из открытой раны. Таймар вновь положил тело Китэрии на берег и принялся вкачивать ей воздух через открытые, посиневшие губы.
Ничего не помогало. Ничего! Она не возвращалась к жизни, и тогда Таймар, не понимая, что делает, порезал себе руку, и принялся кропить своей кровью губы девушки, приговаривая какую-то тарабарщину, которая всплыла в его мозгу откуда ни возьмись.
– Авер майрей дайрй драй, – шептал он, пытаясь напоить Китэрию своей жизненной силой. – Авер майрей дайрй драй.
Потом он встал, продолжая читать заклинание и, словно сомнамбула, принялся чертить вокруг её распластавшегося тела круг с засечками, вкручивающимися в самое ядро земли.
– Авер майрей дайрй драй, – повторял и повторял князь, уже сидя вместе с этэри в кругу.
Таймар шептал и шептал непонятные ему слова, окропляя землю кровью, пока перед ним не возникла страшная морда Завула.
– Две жизни, – прохрипел князь, подняв на зверя глаза. – Отдаю две жизни из тех, что недавно обрёл, за неё.
Глаза Завула хищно блеснули, морда оскалилась, и Таймара сковал такой холод, какого он не испытывал никогда в жизни. А потом из него, словно тонкой струйкой, вытекла часть его новой сути.
Обессиливший князь упал рядом с Китэрией. Завул же довольно прочавкал что-то неразборчивое и как будто даже улыбнулся, прежде чем убраться в своё подземное царство.
Князь выдохнул, повернулся к этэри.
Он смотрел на её мертвое лицо, гладил волосы и ждал – ждал, что она откроет свои колдовские глаза, что взглянет на него, и он снова ощутит себя нагим перед ней. Несмотря на это непривычное и чуждое для него чувство он хотел вновь испытать его, хотел почувствовать на себе её магию, нуждался в её взгляде, как в воздухе. Но ничего не происходило, она по-прежнему оставалась холодна и бездыханна.
Тогда он сел, взял её на руки, будто хотел отогреть своим теплом и сидел так неизвестно сколько времени. Он ничего не чувствовал, совсем ничего. Он будто замер, обратился в камень, в глыбу – черную бездушную глыбу. Лишь его глаза жили сами по себе, оплакивая смелую этэри, которая предпочла рабству смерть.
Когда Огайра осознал, что всё увиденное им не сон, а жестокая явь, чуть было не рехнулся. Потом, неизвестно каким образом, всё же заставил себя прийти в чувства.
Из услышанного он понял, что Истана в замке и даже в столице нет. Ещё он понял, что благочестивый первенец Деорака и его грозный меч, разрубающий границы с соседними государствами, что-то не поделили, а если точнее – кого-то.
«Неужели набожный принц забыл о зароке? – думал Огайра, сидя на своём посту и провожая конницу и пеших, отправляющихся в погоню за Истаном и сбежавшей наложницей. – Неужто нашлась красотка, запавшая в душу принца настолько, что он решился пойти против брата?»
Верилось в такую возможность с трудом, как и в то, что человек, провожающий Таймара, был его учителем.
Вновь подумав о наставнике, Огайра поморщился, будто от боли, а затем уставился на врата.
Развлекающую гостей труппу пока не отпускали, но зато гостей из Раймана, которые заинтересовались пикантными разборками Маелрахов, удержать не могла даже стража. Видимо, Деорак решил, что какая-то девка, пусть даже и княжеская, не стоит того, чтобы портить отношения с воинственным племенем, и на райманцев карантин не распространялся.
Поискав среди всё ещё веселящегося народа одного из таких вот гостей, Огайра спустился из своего укрытия и, смешавшись с толпой, добрался до выбранного объекта.
– Эй, любезный, – обратился он к подпитому гуляке, – слышали ли вы об алхимиках, которые с помощью магии могут обращать медь в серебро?
– Слышал, – удивил его мужчина.
– А хотите, я покажу вам этот трюк?
– Задурить меня вздумал? Я не стану платить за твои дешёвые приёмчики.
– А не придётся, – заверил его маг. – Я превращу все ваши медяки в серебряные просто так, если вы мне расскажете про ваш удивительный край.
– Зачем тебе знать про мой край? – насторожился мужчина, но Огайра заметил, как в его глазах заблестели огоньки. Он предвкушал лёгкую наживу.
– Я ни разу там не был. Думаю, посетить это место, но рассказчиков не много, а я привык перед путешествием хоть что-то узнавать о княжестве, в которое собираюсь.
– Что ж, это можно, – потирая руки, засмеялся мужчина, решив, видимо, будто ловкач хочет на заработки в его края податься и почву зондирует на предмет выгоды.
– Давайте выберем местечко потише и не такое людное, потому как превращение медяков в серебро процесс не быстрый и трудоёмкий, – хихикнул Огайра. – Да ещё если увидят посторонние, тоже просить начнут, а меня на всех не хватит.
Доверчивый, а вероятнее всего, просто жадный до денег придворный повёлся на россказни мага и пошёл с ним в тихое, укромное место, где получил по голове и остался без своего замечательного шёлкового наряда, очень кстати подбитого шерстью.
Оставив оглушённому вельможе свой костюм скелета (всё-таки неудобно почти голым человека посреди празднеств бросать), Огайра быстренько облачился в его наряд и поспешил к вратам.
Охрана поначалу не хотела его пускать, но он поднял переполох. Орал, что у него жена рожает, что за ним гонится злобный прислужник Ёиль – Завул и ещё много всякой околесицы, пока стражник не сдался и не пропустил крикуна.
Как только Огайра вырвался наружу, вдохнул прохладного осеннего воздуха, не стеснённого каменными стенами, в которых путаясь, блуждал запах гари, спиртного и непристойного разгула.
«Куда бежать, куда бежать? – соображал маг, думая в этот миг лишь об одном, – я
должен нагнать мужчину в зелёной накидке и убедиться, что это не Грут, иначе я свихнусь. Как пить дать, свихнусь!»
Конкретного плана у мага не было, и он просто побежал, куда глаза глядели, приставая ко всем шатающимся после трёхдневного кутежа прохожим, и спрашивая, не видели ли они высокого, полного мужчину, у которого все пальцы на обеих руках усыпаны перстнями. Пробежав так три квартала, и уже почти разуверившись, что этот идиотский план сработает, он наконец наткнулся на нищего у молельни, который видел похожего господина.
– Куда, куда он пошёл? – вопрошал встревоженный маг, шаря по карманам одежды, снятой с вельможи. – Куда? – снова спросил он, откопав-таки деньги и кидая их нищему.
– Он зашёл в это заведение, но ты его там не ищи, – стал нашёптывать попрошайка. – Это не простой кабак, это ход в злачный квартал. Есть у меня подозрения, что такой богатый господин в этом гадюшнике даже срать не станет, не то что пить. А раз он туда зашёл и до сих пор не вышел, значит в злачном квартале застрял.
– Что за квартал такой? – удивился Огайра, поняв, что Вайрук даже спустя столько лет может удивлять.
– Пришибленный ты, что ли? – недоумевал нищий. – Злачный – значит злачный. Там весь сброд, какой только в Вайруке имеется, делишки свои проворачивает.
– Какие, например?
– Убивцы там всякие заказы принимают, изготовители запретных зельев трудятся. Ещё трудятся те, кому пока не положено.
– Это кто же?
– Кто-кто, дети конечно. Думаю, не надо объяснять, чем они там зарабатывают.
– Не надо, – скривился Огайра, проклиная нравы роглуарцев.
Когда маг только стоял у закрытой двери, он представлял себе шумное и непристойное место, вроде улицы красных гирлянд, но злачный квартал отличался чуть ли ни могильной тишиной, зловонием и отсутствием людей на улице.
Огайра шёл и думал, что это - территория призраков. Но потом вонючая и, видимо, самая злачная из улиц закончилась, и он увидел первое строение, которое можно было назвать домом. По крайней мере, выстроен он был из глины, а не из мусора.
Маг пошёл дальше, прикрываясь рукавом украденного костюма, очень кстати надушенного. Грязных трущоб становилось всё меньше, начали чаще попадаться глиняные дома, и Огайра решил, что такой страх встречает вновь прибывших неспроста, наверное, он должен был отпугивать нежелательных гостей. Маг даже понадеялся, что ещё через одну-две улочки он и дворец тут может увидеть, но дворца в злачном квартале не было, «приличные» дома, вновь сменились убогими хибарами.
Огайра шёл медленно, вглядывался во все закутки и вслушивался, пока не уловил звук до боли знакомой поступи.
«Неужели!?» – пронеслось в его голове, и он пошёл на перестук каблуков.
Через два дома оказался поворот во двор, он был маленьким и сквозным. Когда Огайра вошёл в него, заметил, как за углом дома скрывается крупная фигура в зелёной накидке, и сердце его чуть было не остановилось.
«Нет, нет, – молил Огайра, – только не ты, прошу, только не ты. Так не может быть, просто не может! Я же тебя с детства знал, ты служил с моим отцом. Вы бились за сгоревший Армаяр. Он погиб у тебя на руках… Ну как же так?!»
Голову мага заволокло мутной пеленой, дышать мешало что-то влажное, и он, уже не соображая, что творит, просто побежал.
Впереди были какие-то кривые и запутанные улочки, переходившие в дворики и опять из них выныривавшие. Огайра будто бы слышал шаги и как бы нагонял их, но потом они отзывались эхом в другом дворике – у него за спиной, и маг кружил, путаясь в мокрых тряпках, развешанных поперёк улиц, путаясь в собственных мыслях и чувствах, пока не получил по затылку чем-то тяжёлым.
«Карма – штука упругая», – пронеслось в голове у мага, прежде чем сознание покинуло его, а тело упало в ворох сорванного тряпья.
Сначала был холод – страшный холод. Потом Китэрия почувствовала удар и резкую боль, но не её, а чью-то чужую. И была эта боль настолько сильна, что она заполонила собою всё вокруг, став её прощальной песней. А потом наступила тьма – непроглядная, поглощающая её тьма.
Китэрию будто засасывало в воронку, и с каждым пройденным кругом ей становилось всё холоднее и холоднее, пока она и вовсе не перестала что-либо ощущать, понимая, что сейчас просто растворится в этой страшной и сгущающейся темноте.
«А как же лабиринт Орина? – мелькнуло в её голове. – Разве я не должна пройти испытания? Неужели же я не заслужила даже шанса? Ах, да! – поняла она наконец, – я же сама решилась на смерть. Подписалась под собственным бессилием. Значит, меня ждёт лишь царство Ёиль и ничего больше…»
Осознав своё полное и тотальное поражение, Китэрия содрогнулась, и в эту же минуту в темноте зажглись два красных огня, а где-то неподалёку раздался тихий, предвкушающий пир рык.
Если бы Китэрия могла чувствовать своё тело, она бы знала, что дрожит, как лист, срываемый с ветви яростным порывом ветра. А так, она лишь поняла, что нечто ужасное и неотвратимое надвигается, и ей остаётся лишь принять это, как плату за страх, ибо, выбрав смерть, она признала, что боится жизни.
Две яркие точки оказались у её лица, погасли и снова вспыхнули. Китэрия не чувствовала, но знала, зверь обходит вокруг неё, он принюхивается, пытается определить, что за добыча попалась сегодня в его сети. Он ходил, ходил, нарезая вокруг неё круги, будто хотел обмотать жертву незримыми путами, а потом остановился и лизнул её мягким, влажным языком. И вот это жуткое прикосновение Китэрия почувствовала, потому что оно было клеймом, которым зверь пометил её, как часть Ётерхоля.
Как только горячий звериный язык коснулся её тела, девушка поняла, что сделала неверный выбор. Если притязания Таймара она еще как-то могла оспорить или хотя бы попытаться отвоевать свободу, то печать прислужника Ёиль смыть будет в разы сложнее. Да, она умерла свободной, но поскольку убила себя сама, попала в лапы Завула и обрекла себя на свидание с его госпожой.
Если бы Китэрия могла, она бы, наверное, расплакалась, но расставание с бренным телом означало и прощание со столь милыми слабостями. Девушка гордо подняла подбородок, посмотрела в равнодушные красные точки, светящиеся в темноте, и стала ждать приказаний.
Зверь довольно проурчал, а потом вдруг содрогнулся и обратил взор наверх, недовольно скаля сою пасть.
Китэрия тоже посмотрела ввысь и увидела там наверху слабый луч света, такой робкий, дрожащий, но всё же старающийся пробиться сквозь плотно сбитую тьму.
Зверь зло зарычал.
Этэри представила, как сейчас должно быть обнажаются его зубы, а потом и увидела то, что пыталась вообразить. Страшная невероятных размеров пасть, способная заглотить дюжину человек за раз, белые зубы, каждый из которых напоминал корону, и стекающая слюна. Исполинский зверюга походил на волколака, что питался падалью, которая сама летела в его пасть.
Луч света стал более явственным, он всё нарастал и нарастал, а вместе с ним в это мёртвое царство Ёиль пробился и звук призыва. Кто-то обращался к Завулу напрямую, кто-то, у кого было право призывать его.
Завул сузил глаза, взглянув на этэри ещё раз, а потом вдруг поднялся по этому световому каналу и исчез.
Ошарашенная этэри осталась в превратной Ётерхоля одна. Она огляделась ещё раз, с прискорбием отметив, что печать уже начала действовать, потому что из густого облака черноты на неё стали наступать чудовищные реалии её нового места обитания.
Этэри увидела равнины с зубчатыми хребтами гор где-то вдали. А ещё через какое-то время она начала различать в этих хребтах детали и поняла, наконец, что это вовсе не горы, а отторженные элементы мира, который еще недавно были её домом. Те самые его части, которые по каким-то причинам не прижились, или не смогли доказать свою необходимость. Царство явное отказалось от этих элементов, признав их непригодными или устаревшими. Богам такой сор, конечно ни к чему, всем богам, кроме Ёиль. Дочь самого Бога Сата, основателя их Пирамиды, была призвана собирать память всех миров в своём чертоге. Собирать, хранить и при необходимости вновь выводить на свет.
Кто-то называл Ётерхоль вселенской помойкой, другие предпочитали звать его хранилищем, но смысла это не меняло, в этом мёртвом пространстве собрано всё то, что отжило свой век. А теперь здесь и сама Китэрия.
Девушку стала душить тоска, очень быстро обратившаяся в отчаянье.
«Как же так? – спрашивала она сама себя. – Как же я могла так ошибиться?»
Это тотальное всепоглощающее чувство безнадёги уже настолько заволокло всё естество этэри, что она готова была поддаться ему, как вдруг пространство Ётерхоля вновь озарил световой поток, по которому к ней стремительно нёсся Завул.
Приземлившись на своей земле, зверь обдал её таким яростным рыком, что Китэрия была уверена, её душа разлетится на сотни мелких осколков. Но вместо этого произошло нечто совсем иное: картины Ётерхоля стали постепенно меркнуть, и вскоре она опять не видела ничего, кроме равнодушных красных глаз зверя. Он ещё раз открыл свою пасть, только на этот раз из неё вырвался не рык, а выдох, на удивление тихий и как будто даже тёплый.
Китэрия вздрогнула, поняв вдруг, что к ней возвращаются ощущения. Тепло, что вдохнул в неё прислужник Ёиль, согрело этэри, и она почувствовала, как возликовало её маленькое, пугливое сердце, как заструились по венам воды жизни, как вернулись запахи, ворвавшись в неё, будто порывы ветра в форточку.
Этэри вздрагивала в его объятьях то ли от холода, то ли от страха перед князем, проникшим и утвердившим свои права даже в тёмных подземных мирах, вздрагивала и плакала, а Таймар наслаждался своей работой. Он прикладывал ухо к её груди и слушал загнанное в клетку страха сердце, гладил её волосы, вдыхал запах.
– Что же ты наделала, Тэри? – прохрипел он, убедившись, что ему вернули его Китэрию, а не какую-нибудь подделку, – Зачем? Неужели я страшнее Ётерхоля?
Этэри не ответила, лишь продолжала дрожать всем телом, и тогда Таймар взял её лицо в свои ладони и поднял, заставляя посмотреть на себя.
– Я задал тебе вопрос, – тихо, стараясь не нажимать на неё, произнёс князь, но его взгляд всё равно ложился на душу Китэрии неподъёмной гирей.
Он спас её, вытащил из лап Завула. Китэрия должна быть благодарна, но она не может, не может… Наверное, от того, что именно из-за него она в лапы зверя и угодила.
– Я не знаю, что тебе ответить, князь, – прошептала она, отводя взгляд.
– Глупая моя девочка, – на удивление спокойно сказал князь. – Ты не видела и половины того, что тебя ждало бы там. Ты не видела саму Ёиль.
– А ты видел?! – вырвалось у Китэрии.
– Видел, – коротко ответил Таймар и снова притянул её к себе, обнимая так, будто она была лучшим трофеем, который ему когда-либо приходилось отвоёвывать. – Я скучал по тебе, Китэрия, – неожиданно шепнул он, – жаль, что это не было взаимно.
Этэри вздрогнула от этого признания, несмотря на то, что уже ощущала в князе некое душевное томление. Таймара одолевали чувства, присущие многим смертным и, несмотря на то, что он боролся с ними, они одерживали верх. Китэрия знала, что его это злит, и понимала, почему.
– Правитель не может позволить себе таких переживаний, – грустно молвила она, – они погубят его.
Таймар не стал ей на это ничего возражать, лишь склонился и припал к её губам. Китэрия ожидала натиска, попытки сломить её волю, но князь лишь вжался в её мягкие губы своими, будто ставил на них клеймо.
Девушка ощутила, как он напрягся, как прошлась по его телу волна дрожи, как её обдало жаром, будто она была рядом с печью, а потом всё закончилось. Он отстранился, и этэри поняла, Таймар не станет сейчас доказывать ей, что она принадлежит ему целиком и полностью.
Чем был этот странный поцелуй, лилулай так и не разобралась, потому что в душе Таймара, как и в её собственной, творилась такая неразбериха и смута, что впору было молить богов о помощи. Князь придерживал её голову своей рукой, даже не стараясь закрываться от неё, как делал это раньше, и Китэрия думала, – «вот он, момент, вот он, шанс!» Она могла бы прочесть его, если б не разрушительный водоворот чувств, закручивающий и её в такие бездны, которых, пожалуй, не ведал и сам Завул.
Они продолжали сидеть на земле, смотреть друг другу в глаза и думать о том, что обречены на погибель, потому как ни он, ни она не собирались сдаваться.
Князь всё так же придерживал её голову, зажимая рану оторванным от её нижней юбки лоскутом. Так же бесстрашно открывался ей, не стесняясь сжигающего его желания и даже тех чувств, за которые в глубине души корил себя. А этэри переводила взгляд с лица на тонкую ленту выбеленных волос в его вечно растрёпанной шевелюре. Она думала, не встреча ли с Ёиль оставила князю этот подарок? Но вот где-то совсем рядом послышался звук приближающейся повозки.
Этэри вздрогнула, попыталась приподняться, но Таймар удержал её.
– Ш-ш-ш, – зашептал он ей в самое ухо, – не бойся, это мои люди. – Он встал на ноги, продолжая держать её на руках. – Всё будет хорошо. Сейчас поедем домой и всё станет, как раньше…
– Если как раньше, – проговорила этэри обречённо, – то это конец.
Таймар скрипнул зубами, сдерживая слова, что хотели сорваться с его губ. Китэрия взглянула на него исподлобья и в этот момент украденная Истаном повозка выкатилась из-за поворота. Возница, здоровенный детина, весь увешанный ножами, натянул поводья, стараясь не наехать на своего господина.
Первое, что заметила Китэрия, это исполненное страданием и мукой лицо принца. Он смотрел на неё, кусая свои прекрасные губы и хмуря лоб. Девушка видела, как он молит её о прощении, но ответить ему не могла, не хотела навлечь на него ещё больший гнев Таймара.
Князь же принца, казалось, и не замечал. Он взглянул на брата только когда пристроил ослабевшую Китэрию в повозке.
– Ну что, лирический герой, – голос князя был пропитан сарказмом. – Уже поди балладу сложил о спасении прекрасной этэри из лап тирана и деспота?
– Не-е-ет, – выдал дрожащим голосом принц, стараясь смотреть Таймару прямо в глаза.
– Правильно, не говори гоп, пока не перепрыгнул, – князь криво ухмыльнулся одними губами, сузив свои зловеще блестящие глаза.
То ли эта улыбочка, то ли взгляд победителя всколыхнул Истана, который вдруг дёрнул подбородком и, вперив в князя колючий взгляд, выплюнул ему в лицо оскорбление.
– Ты не просто тиран и деспот, ты - дурак! Да… да, ты дурак, который не понимает, что творит! – распалился принц, видя, что его бунт проходит безнаказанно. – Если ты не сделаешь её свободной, то убьёшь! Но тебе всё равно, тебе плевать на чужую жизнь! Тебя волнует только одно: как бы ещё доказать всему миру свою власть, кого бы ещё нагнуть и подмять под себя…
Истан выплёскивал на брата яд, не видя, как темнеют от злобы его глаза, не понимая даже, как он в эту минуту был далёк от правды.
Да, Таймара действительно волновало лишь одно – как бы накрыть собою всё видимое и невидимое пространство, как бы поглотить то, что было не им самим, ибо он был огнём, а природа огня – власть и поглощение. Но глядя в глаза Китэрии, слыша её дыхание и чувствуя запах далёких берегов, которыми от неё веяло, он думал не только об экспансии, но и о том, как уберечь самое ценное сокровище в своей империи? Как сделать так, чтобы она перестала бояться его? Как заставить её улыбнуться?
Всё это этэри прочла во взгляде князя, который был обращён не на брата, а на неё. А потом она заметила резкое, молниеносное движение его руки, и вот Истан уже летел через борт повозки – летел прямо навстречу земле.
– Убью, говоришь? – процедил Таймар, нависнув над распластавшимся братом, – Убью? – Он схватил его за лацканы, с лёгкостью приподнял и швырнул об дерево, как котёнка, – Я убью?! – уже не вопрошал, а орал разъярённый князь. – Да ты, ловелас хренов, хоть представляешь, что с нею могло стать?! Это так организовывают побег?! В одном платье и домашних туфлях через самый дикий лес, кишащий не только зверьём, но и разбойниками?! Если ты хотел спасти её, почему не взял охрану?!
Истан с трудом поднялся на ноги. Он трясся и заикался, не зная, что ответить взбешённому брату.
– Я задал тебе вопрос! – гаркнул князь. – Кто из нас хотел убить её?
– Я думал спасти её, – наконец совладал с собой принц. – Она не должна жить взаперти… Этэри - не рабыня! – голос его сорвался на визг. – Ты погубил её…
– Нет, брат, – страшно спокойным голосом перебил принца Таймар, – погубил её ты.
– Что? – озираясь на Китэрию, воскликнул Истан. – Что?!
– Ты убил её, брат, ты, не я.
– Но… Но… она жива…Я же… – взглянув на испуганное лицо этэри, Истан вдруг понял, что пока она и Таймар были тут вдвоём, произошло что-то страшное.
А потом его взгляд упал на рунический круг, который чертил князь.
От увиденного принца затрясло. Он взглянул на брата так, будто демона увидел, и в ужасе замахал руками.
– Это всё Шема! Это её штучки… Я так и знал, что рано или поздно ты сдашься ей… Я знал!
– Помолчи уже, не позорься, – брезгливо бросил Таймар.
– Нет! – взвизгнул Истан. – Что ты с ней сделал?! Зачем этот круг? Это же врата, да?! Да, да, я знаю, видел подобное в одной книге…
– Не твоё дело.
– Это врата! Ты кого-то призывал. Кого?!
На трясущихся ногах и превозмогая головокружение, она поднялась и с трудом выпрыгнула из повозки, хотя солдаты и пытались её остановить, правда, не слишком рьяно (видимо, опасались даже прикасаться к столь значимой для их князя рабыне).
– Прошу тебя, не убивай его! – взмолилась она, падая к ногам Таймара и хватаясь за голенище его сапога.
В этот момент Истан выполз из кустов, и этэри чуть было не захлебнулась от увиденного. Его лицо походило на кровавую кашу. Правый глаз был подбит, губы треснули, на скуле и подбородке алели ссадины, а из сломанного носа хлестала кровь.
– Нравится? – совершенно спокойно спросил князь.
– Таймар, прошу… – хрипло простонала Китэрия.
– За него просишь?! За это ничтожество, которое подвергло тебя опасности? Которое даже за себя постоять не может?
– Не всем же быть воинами, – попыталась этэри увести разговор в более спокойное русло.
– Может, тогда и пытаться не стоит?! – гавкнул князь.
– Тайма-ар, – уже не скрывая слёз, молила этэри, – прошу, не убивай его.
– Он вряд ли останется так же пригож, как и был, – предупредил её князь.
– Это неважно, просто не убивай его, он же твой брат…
– Да хоть отец родной, я ненавижу его за то, что ты просишь о нём! Хотя думаю, тебе это и так известно.
Китэрия опустила глаза. Она чувствовала, как сердце князя разъедает ревность – ощущение для него новое и непривычное. Лилулай даже понадеялась, что он возненавидит её за это унизительное для него чувство. Она наивно полагала, что тогда он её отпустит.
– Ты - великий воин, Таймар, – начала она дрожащим голосом. – Разве великий воин применяет силу к тому, кто слабее его?
– Не пытайся льстить мне, этэри. И манипулировать так грубо тоже не надо, – проговорил он, отпихнув её ногой. – Я оставлю ему жизнь, только если ты поклянёшься, что никогда не сбежишь от меня.
Китэрия посмотрела на забитого принца, пострадавшего от собственной святости, на возвышающегося глыбой Таймара, скрестившего на груди руки, и поняла, что должна сделать выбор, который уже не сможет изменить.
«Вот она – точка невозврата», – поняла девушка. Она поднялась на ноги, обвела взглядом всех присутствующих и дрожащим голосом, тихо-тихо прошептала:
– Клянусь…
– Поклянись Доли-Яо. На крови, – добавил Таймар и протянул ей нашги – ритуальный клинок.
Китэрия посмотрела на князя, стараясь прочесть во взгляде хоть толику жалости, но нет, он был непреклонен.
– Клянусь… Доли-Яо, – выдавила она и, проклиная себя, полоснула нашги по предплечью.
– В чем? – уточнил князь.
– Что никогда не уйду от тебя, пока ты сам меня не отпустишь. Слово.
Таймар расхохотался, а потом поцеловал клинок, окроплённый жертвенной кровью.
– Китэрия, ты самое драгоценное сокровище, что я когда-либо захватывал. Ну, после виманы, конечно, – он поджал губы, чтобы не сболтнуть лишнего. Не помогло. – Я никогда тебя не отпущу, особенно после того, как заплатил за твоё воскрешение Завулу. Отныне ты моя, и только моя. И даже если за тобой спустятся Боги, им придётся тебя отвоевать.
Поражённый вестью о воскрешении принц упал на землю, а Китэрия закрыла глаза руками, поняв, что это конец.
Он видел, как дрожат её губы, знал, что она сейчас ненавидит его, но ничего не мог с собой поделать – упивался её проигрышем. Китэрия унизила его, как ещё никто и никогда не унижал. Она заставила его испытать ревность. Из-за этого отвратительного чувства он хотел теперь прибить собственного брата. Жаждал наказать Истана за подарок природы, которого сам был лишён, и который вызывал в его маленькой рабыне трепет. Первый раз в жизни Таймар завидовал и главное, чему?! – бесполезной и совершенно необязательной мужчине красоте!
Истан был не просто мил, обходителен и обаятелен, он был ослепительно хорош собой. Таймар видел, как женщины глазели на него во время парадов и пиров. Но никогда в жизни князя это не задевало. А вот теперь их интересы пересеклись. И всё из-за этой маленькой этэри! Из-за этого зерна раздора!
Таймар отвёл взгляд от дрожащей девушки, что сидела посреди дороги и не могла открыть глаз – боялась, что из них фонтаном хлынут слёзы. Он посмотрел на ползающего по земле брата, который наверняка утратит свой былой лоск, ведь князь отчётливо слышал, как хрустнул идеально-прямой нос Истана под его кулаком.
– Ну, что размяк? – хрипло бросил он ему. – Поднимайся уже, и поехали. Хотя нет, умойся сначала. Эй, Кребрен, помоги ему, – Таймар махнул рукой одному из своих солдат, стоящему за повозкой.
Тот слез с коня и подошёл к принцу.
– Ваше Высочество, – пробасил Кребрен, схватив принца за шиворот и поднимая на ноги, – пройдёмте к водоёму.
Таймар снова взглянул на этэри. Девушка поднялась на ноги и взирала на него с гордо поднятой головой, хотя нижняя губа её дрожала.
«Не сдастся», – понял князь, а ещё осознал, что бежать она больше не посмеет, но вряд ли простит ему добровольное отречение от свободы. Впрочем, её прощение Таймару было и не к чему, главное, что она снова рядом, остальное - мелочи.
Он приблизился к ней. Без лишних слов взял на руки, не обратив внимания на робкую попытку увернуться и, подойдя к повозке, усадил её на прежнее место.
– Сардокс, – крикнул он стоящему в стороне верховому, – Следи за нашей маленькой муэ, она не должна выпасть из телеги.
Сардокс почтительно кивнул, подходя к краю повозки, а Таймар обратился к остальным своим людям:
– Где те уроды, что похитили моего брата и этэри?
– Они тут недалеко, – ответили ему.
– Привести, – скомандовал князь.
Не прошло и пяти мнут, как солдаты, что привязывали неудачливых работорговцев к дереву, приволокли их к ногам Таймара.
– Сжалься, о Великий, сжалься, – молили они, ползая в грязи, но князь на них не смотрел, он глядел на Китэрию.
Глаза этэри загорелись огнём ненависти, как только она увидела своих обидчиков, а рот скривился в брезгливой гримасе. Таймар в удивлении поднял брови, – он и не предполагал, что его нежная девочка способна на такие чувства.
– Они обидели тебя? – спросил он у неё.
Китэрия поджала губы и залилась краской, чем страшно напугала князя.
– Что они тебе сделали? – спросил он, повысив голос. – Они…
– Нет! – выпалила этэри, не желая даже слушать предположения о том, что эти отбросы могли её обесчестить. – Но они думали об этом.
– Встать! – рявкнул Таймар, и двое разбойников подскочили на ноги.
Князь выхватил меч и даже не глядя на обделавшихся от страха воров, а смотря в округлившиеся глаза Китэрии, снёс им головы одним махом.
Тела преступников повалились на землю, а пространство задрожало от пронзительного крика девушки.
– Не кричи, Тэри, – прохрипел князь, – ничего уже не исправишь. Сама виновата, не надо было бежать с этим… – он скривился, вспоминая гладкое лицо своего холёного и не способного защитить девушку брата. – Бросьте тела рыбам, – скомандовал он и оседлал своего жеребца, а потом позвал Истана. – Брат, кончай там с водными процедурами, а то пойдёшь домой пешком.
Из кустов показалась сгорбленная фигура принца. Он смотрел на свои запылённые сапоги, боясь поднять голову, и Таймар отлично понимал, почему его братец так тушуется.
– Эй, принцесса, – усмехнулся князь, – я тебя до ночи должен ждать?
Истан дёрнул головой, скривившись от боли и посмотрел на князя исподлобья таким взглядом, какого Таймар от него и не ожидал.
– Ты действительно хотел убить меня? – процедил он, буравя князя воспалёнными от обиды глазами.
– Ну что ты, брат, – сказал Таймар, мельком взглянув на лилулай, – я лишь хотел выудить у Тэри клятву.
– Какой же ты подлец, – прошипел Истан.
– Полегче, брат, – осадил принца Таймар. – Полезай в повозку и сиди тихо, чтобы я о тебе забыл, потому что мне всё ещё хочется подрихтовать твою не в меру слащавую физиономию.
Истан стиснул зубы и молча залез в телегу, усаживаясь рядом с этэри.
– Нет, нет, нет, – замотал головой князь, – Держись подальше от моих игрушек, я, как и в детстве, не люблю делиться.
Принц виновато посмотрел на Китэрию и отодвинулся от неё как можно дальше. А князь, заметив страдальческий взгляд этэри, склонился над ней и прошептал в самое ухо:
Спустя час, он немного охладел, поняв, наконец, что ему придётся либо прогнать этэри, либо смириться с тем, что она, как и он – боец, а значит, будет сражаться до последнего и не постесняется использовать любое доступное ей оружие. А ещё он понял, что больше не позволит этэри вглядываться в глубины его души и читать желания. Он должен снова стать непробиваемой стеной, потому что битва, которую они затеяли, идёт не на равных. У него лишь сила и его внутренний огонь, что жаждет поглотить её, а у Китэрии невообразимая, колдовская красота, обманчивая хрупкость и беззащитность, да ещё её странный дар, с помощью которого она проникает в самую его суть, выворачивая наизнанку.
За всё время пути ни он сам, ни провинившиеся спутники не обмолвились и словом. Таймара это молчание не тяготило, он вообще был не многословен и предпочитал открывать рот лишь для того, чтобы отдать приказ, но вот Истана что-то гложило. Он явно хотел обсудить с братом некий вопрос. Всю дорогу принц нервно ёрзал на своём месте, и когда Таймар оборачивался, чувствуя, как его спину прожигает братский взгляд, он подавался вперёд и даже открывал было рот, но высказаться так и не решился. В конце концов, князю надоела эта возня за его спиной и он подъехал к телеге, поравнявшись с Истаном.
– Что? – лаконично спросил князь, давая понять, что готов выслушать претензии.
– Отпусти меня, брат, – попросил Истан.
– Куда? – бросил он, расслабленно покачиваясь в седле.
– Я уйду в храм Сата и буду служить там…
– Нет, – прервал Таймар невнятный лепет брата.
– Хочешь наказать меня? – вскинув голову, воскликнул принц, и Таймар увидел, как блестят от слёз его глаза.
– Я хочу убить тебя, – честно признался князь. – Но не убью.
– Почему? – сглотнул Истан.
– Я Китэрии обещал, а моё слово что-то, да значит в этом круге.
– Отпусти меня, брат! – Истан схватился за попону на коне Таймара. – Отпусти, прошу. Ну зачем я вам? Я же посмешище для всего двора, а в храме я могу быть полезен. Храм – мой истинный дом!
– Даже не думай кинуть меня, братец, – процедил Таймар, нависнув над испуганным принцем. – Ты нужен мне здесь.
– Зачем?! – недоумевал принц. – Всем известно, что отец завещал престол тебе. Ты - будущий наследник империи, а я - жалкая овца, затесавшаяся в волчьей стае.
– Да, я наследник, – согласился Таймар. – Но не думаешь же ты, что я буду просиживать портки в тронном зале, как наш отец.
– Хочешь, чтобы я делал это за тебя? – посмеявшись, спросил принц, не воспринимая, конечно, такую мысль всерьёз.
– Ну не Шему же мне просить!
– Что, доверенных лиц не осталось? Последнего прирезал в порыве ярости? – поддел Таймара принц, начиная понимать, что брат вовсе не шутит.
Таймар побагровел.
– Я оставил тебе жизнь не только потому, что за тебя просила Китэрия! – нехотя признался Таймар. – Ты нужен Дей-Айраку. Ты – первенец императора, и может, в тебе нет задатков воина, но ты Маелрах. И если ты действительно так же благочестив, как кажешься, то должен ценить дело отца, потому что только благодаря объединению востока и запада прекратились междоусобные войны, унёсшие столько жизней, сколько тебе и не снилось! Но если наш трон пошатнётся, всё начнётся по новой. Райман первым захочет автономии, а вслед за ним и прочие. Рано или поздно все объединённые королевства разъединятся… ненадолго, потому что снова сойдутся, но уже с оружием в руках. Пока ты думаешь о Богах и духовных путях, простолюдины голодают, а придворные спят и видят, как растащить отцовское наследие по камушкам. А знаешь, почему они об этом думают? – Таймар вперил в брата гневный взгляд.
– Нет, – буркнул тот, отводя глаза.
– Потому что они не верят в то, что его сыновья удержат власть.
– Хочешь сказать, они не верят в тебя?! – удивился такому откровению Истан.
– Они знают, что я - воин, и могу завоевать любые земли Роглуара. Но завоевать и удержать, - не одно и то же. О тебе я вообще молчу, – махнул князь рукой.
– Но ты отлично справляешься на Бычьем острове, твои наместники делают свою работу лучше отцовских. К тому же ты кормишь Дей-Айрак урожаем со своих земель.
– Не сравнивай управление островом с управлением целой империей.
– У меня вряд ли получилось бы так же, – признался принц.
– Не сомневаюсь, – бросил Таймар, оторвав взгляд от горизонта, на котором виднелись башни замка и, взглянув на брата. – Я не жду, что отец изменит своё решение, он этого не сделает. Но и заложником дворцовых интрижек, которые запрут меня в стенах Вайрука, тоже быть не намерен. Я странник, завоеватель, покоритель и открыватель нового, а не истукан на серебряном стуле!
– Хочешь, чтобы этим истуканом стал я? – уже без тени иронии проговорил Истан.
– Ты - Маелрах! И хоть ты и завяз в каких-то неведомых мне материях, имеющих мало общего с нашей роглуарской жизнью, а на троне я вижу только тебя, – удивил принца Таймар.
– Я монах, а не правитель! – вскричал Истан, поняв вдруг, что груз, от которого его избавили ещё в юности, снова падает на его плечи.
– Нет, нет, нет, мой благочестивый братец, – зацокал языком князь, – право на святость надо заработать. Какой же ты служитель Богов, если о собственном народе позаботиться не хочешь? Считай, что это твоё послушание, твой гейс. Хочешь вознестись над бездуховными братьями – помоги не опуститься на дно своей империи.
– Учитывая, что ты пыталась сбежать от меня, я вынужден оставить предрассудки и понять, наконец, что такой нежный цветок, как ты, никогда не захочет обвиться вокруг бездушного черного камня, а посему, я и ждать этого не стану.
Китэрия напряглась, и Таймар почуял её страх. Она даже подобрала колени к подбородку, будто это могло отгородить её от его желания.
Князь ухмыльнулся, облизав пересохшие губы.
– Может, я и чудовище, но не насильник, – успокоил он её. – Я не беру женщин против их воли.
– Тебе нравится побеждать во всём? – поняла этэри. – Любишь, когда они сами приходят к тебе? Когда просят… – она запнулась, и залилась краской, чем рассмешила Таймара.
– Да, люблю, – подтвердил её догадку князь. – Вы, женщины, не слабее нас, просто вы другие, и тоже умеете побеждать, но делаете это иначе, – он снова улыбнулся, только на этот раз горько. – Я не иду на поле брани с кухонным половником, я беру с собой меч. Так с чего бы мне ходить в спальню к своим наложницам с холодным оружием, если оно там бессильно?
– Многие покоряются тебе из страха.
– Но они же покоряются. Они разводят передо мной свои ноги добровольно, я не заставляю их.
– Ошибаешься! – выпалила Китэрия, вспомнив совет Алии понравиться князю, чтобы не оказаться на нижнем дворе. – На Бычьем острове женщины готовы перед тобой на коленях ползать, лишь бы ты не отдал их в нижний двор.
– Это говорит лишь о том, что моих солдат они боятся больше, чем меня, – спокойно констатировал князь.
– Хм, – негодовала этэри, вскидывая подбородок.
Таймар смотрел, как хмурится белый лоб Китэрии, как беспокойно бегают её глаза, и понимал, что она в этот момент соображает, что бы такое ему ответить. Князь ухмыльнулся. Её беда была в том, что она не могла понять его логики, завязанной в совершенно немыслимые для неё узлы, которые ни распутать, ни понять невозможно.
– Ладно, мы обсуждали твою судьбу, – проговорил Таймар, обращая внимания, как этэри подалась вперёд, чтобы не пропустить ни одного его слова. – В неком королевстве, лет шестьдесят назад, жил один воинственный князь, – начал он издалека. – Князь был стар и уродлив, но всё ещё держался в седле и однажды захватил соседнее графство Эвэй, взяв в плен юную графиню. Девушка оказалась спесивой и не хотела признавать за князем прав на её прекрасное тело…
Китэрия повела бровью, и князь прервал свой рассказ. Лишь налюбовавшись её непроизвольным, кокетливым жестом, Таймар продолжил:
– Короче, спать с ним по доброй воле она отказывалась категорически. Ещё лет тридцать назад завоевателю и в голову бы не пришло нянчиться со строптивой дурой, но с годами он, увы, стал сентиментален. Князь пообещал графине сохранять невинность, пока она рассказывает ему интересные сказки.
– И-и-и? – в нетерпении протянула этэри, когда Таймар снова прервал свой рассказ.
Он улыбнулся ей, представляя в этот момент, как лилулай будет сидеть у его ног и говорить, говорить, говорить… Желательно на роглуарском, потому что она так сладко растягивала их гавкающую речь, так мило картавила, а её извечное придыхание, которое заводило князя больше, чем все танцовщицы отцовского двора, становилось ещё более томным.
– И-и-и-и? – снова протянула этэри.
– Сто одну сказку рассказала она своему старому князю, – проговорил он, продолжая улыбаться своим фантазиям.
– А потом?
– Сто вторая оказалась не такой интересной, и через год графиня родила ему сына.
Китэрия ахнула, и Таймар рассмеялся.
– Ты будешь рассказывать мне сказки про Валамар, моя сладкая девочка. И пока ты будешь это делать, ты будешь невинна.
Китэрия кивнула, подняв на Таймара посветлевшие глаза. А он в этот момент проклял себя за слабость и за то, что не мог, как простой воин, самозабвенно наслаждаться трофеями. Он должен был думать в первую очередь о государстве, и единственную женщину, которую он действительно желал, желал так, что мехом внутрь заворачивался, смотря на неё, он позволить себе не мог.
– А кем был тот князь? – задыхаясь больше обычного, спросила Китэрия.
– Моим дедом, – бросил Таймар, глядя на гладкое, не обременённое тревогой лицо этэри, которая, видимо, чуть оттаяла, поняв, что на её честь он не претендует.
– О-о-о – выдохнула она, продолжая смотреть на князя своими завораживающими глазами так, будто после этого уговора могла уже ничего не опасаться.
«Наивная лань», – подумал про себя Таймар, обгоняя повозку и вновь возглавляя шествие.
О том, что его сыновья въехали в город, Деораку сообщили во время званного ужина. Он весь извёлся, переживая, что не сможет встретить их лично, и Таймар, который был совсем не в курсе того, что к ним прибыли высокие гости, снова наломает дров, как это случилось в последнюю ночь Камайна.
На счастье Деорака, разнузданные попойки и залихватские пляски последних трёх дней сказались-таки на его гостях, и ужин не затянулся. Вседержителя не мучили светскими беседами и прочей дребеденью. Райманцы просто насытили свои бездонные брюхи и, почтительно отрыгнув, удалились, а император поспешил к замковым воротам. И вовремя, потому как сразу по его прибытии они распахнулись, и во двор вкатилась телега, окружённая людьми его сына. Таймар ехал на гнедом взмыленном жеребце во главе процессии.
– Вернулись! – возликовал Деорак, ища взглядом Истана.
– Как видишь, – хмуро бросил князь, не любивший констатации очевидного.
Император подошёл к повозке, стараясь не смотреть на Китэрию, которая явно признала в нём библиотекаря. Девушка таращилась на него так, будто призрака увидела.
Деорак поморщился и, старясь игнорировать пристальный взгляд этэри, отобрал у стража фонарь, чтобы осветить им слезающего с телеги мужчину в изодранной и грязной одежде.
– Таймар! – в ужасе воскликнул император, признав в оборванце своего первенца. – Ты превратил лицо Истана в отбивную?
– Он заслужил, – коротко бросил князь.
– Возможно. Но у нас высокие гости и он не может выглядеть так… – Деорак указал на сына, сделав неопределённый жест, как будто не мог сообразить, как именно должен выглядеть Истан.
– Почему нет? – пожал плечами Таймар. – Все подумают, что мой братец взялся за ум и, наконец-то, повел себя как мужчина.
– Подравшись за честь дамы?! – взвизгнул император, швыряя на землю фонарь.
– Хотя бы, – не теряя хладнокровия, ответил Таймар и занялся своей пленницей.
Он снял с дежурившего на воротах гвардейца плащ и, укрыв им Китэрию, высадил из повозки.
– К нам приехала семья Вгура Дарма! – впадая в истерику, верещал Деорак. – У нас впереди помолвка!
– Помолвка? – переспросил князь и расхохотался. – М-м-да, жених немного помят.
– Жених то не помят! – поправил его император. – Но вот его брат.
– Не понял… – зловеще протянул Таймар, отвлекаясь от Китэрии и оборачиваясь к отцу всем корпусом.
– Княжна Мариго Дарм, твоя невеста, а не Истана.
Князь нервным жестом подозвал охрану и, развернув к ним кутающуюся в плащ этэри, приказал:
– Отведите муэ в её покои, позовите служанок, пусть проверят, не нужна ли ей помощь Шемы.
Китэрию увели, и Деорак показал жестом, что столь щекотливую тему не стоит обсуждать во дворе, да ещё при свидетелях.
Неровной, дёрганной походкой он направился в свои покои. Таймар зашагал следом. Вседержитель слышал, как его сапоги бухают сзади так, будто хотят вбить идею о женитьбе поглубже в землю.
Лестницу и анфиладу комнат прогрохотали хоть и неровно, но молча, а когда камердинер закрыл за ними дверь кабинета, в спину императора копьём полетело недовольство просватанного сына.
– Ты продал меня, как племенного жеребца!
– Я решил проблему, которую ты не смог, – зло щуря колкие глаза, выплюнул Деорак, поворачиваясь к сыну. – Ты думал, Вгур Дарм просто так отозвал свои войска с границ Кохары? Думал, я надавал ему каких-нибудь пустых обещаний?
– Ты частенько делал так раньше, и это работало, – буркнул Таймар.
– Потому что у нас был артефакт! – переходя на визг, заорал император. – А теперь им станешь ты. Сам посеял дар этэри, сам и расхлёбывай это дерьмо!
Таймар проскрежетал зубами, выпячивая подбородок, и злобно сверкнул глазами, настолько злобно, что Деораку примерещилась красная вспышка где-то на дне его взгляда. Князь начинал терять самообладание, и вседержитель дрогнул, сделал чуть заметный шаг назад.
– Чем ты недоволен? – бросил он.
– Тем, что ты обдумал это уже давно, ещё до моего возвращения из Валамара, но обсудить всё решил только сейчас, – подозрительно тихо проговорил Таймар, скрестив на могучей груди руки.
– А что тут обсуждать?! – нервно выпалил император. – Ты – принц, и должен был понимать, что рано или поздно этот день настанет. Райманцы смотрят на штольни Дуадэй и Кохарское море, и смотрят уже давно. Раньше их удерживал артефакт, а теперь это сможет сделать только брачный союз.
– Пусть берет Истана, он тоже принц.
– Она не хочет Истана, всем известно, что я назначил приемником тебя.
– Он тоже твой сын.
– Но не будущий император!
Видимо, исчерпав доводы, Таймар опустился в кресло и глубоко задумался. Деорак не торопил сына, понимал, что он не в восторге от развернувшейся перспективы. Император знал, что Таймар, в отличие от Истана, не питает иллюзий на счёт вечной свободы, но также он знал и то, что князь способен выкинуть любой фортель, в том числе и отказ от женитьбы.
Вседержитель следил за тем, как блуждают по лицу сына тени неспокойных мыслей, его брови хмурились, сухие губы сжимались в узкую полоску, но руки были расслаблены. Деорак знал, опасаться следует тогда, когда пальцы Таймара непроизвольно сжимаются в кулак.
«Размышляет, взвешивает все за и против», – понял император, и в этот момент князь поднял голову, откинулся в кресле и, закинув ногу на ногу, спросил:
– Что они дают в приданое?
– Пакт о ненападении, – не слишком дружелюбно отозвался Деорак, будто князь был всецело повинен в том, что райманцы при первой же возможности кидаются на соседей с топорами.
Ответ князю не понравился, это стало очевидно по пресловутым кулакам и сдвинувшимся в линию бровям. Император понял, что погорячился и поспешил добавить:
– Пожизненный пакт о ненападении.
– Таких не бывает, – спустил его на землю Таймар, скривив губы.
– Ясное дело, – не стал спорить император. – Как только ты в порыве ярости проломишь Мариго череп, пакт разорвут.
– Вот-вот, – зацепился за лазейку князь. – Напомни ей, что я буйно помешанный, и пусть идет за Истана. Принцесса – это всё же лучше, чем княжна.
– Эта дура наслушалась рассказов о твоей мужской удали не только на поле брани, и что-то мне подсказывает, что она решила лично проверить, так ли ты хорош, как говорят.
– Действительно, дура, – обречённо выдохнул Таймар, не питающий особой любви к благородным муэ.
Большая часть этих неженок в минуты близости приходила в ужас от его манер. Правда, оказывались и такие, которым грубость была по вкусу. Вот эти болтливые шлюхи и распускали о нём гнусные слухи, забивая пустые головы светских дурёх чепухой, да ещё забрасывали Таймара письмами, которых он, впрочем, никогда не читал.
Деорак, понимая, о чём сейчас думает его сын, развёл руками.
– Бабы…
– Она ведь даже не видела меня, – продолжал недоумевать Таймар, явно надеясь соскочить с нежелательной для него помолвки.
– Отчего же! Видела, – разочаровал его Деорак. – Лет пять назад мы давали бал в честь твоего совершеннолетия.
– Это тот, с которого я ушёл, спустя полчаса?
– Именно. Это была единственная пирушка, но которой ты продержался дольше десяти минут, и юная Мариго смогла тебя как следует разглядеть.
– Тем более странно, что она выбрала меня, – изумлялся сын.
– Меня тоже частенько ставили в тупик женские предпочтения, но видимо, что-то она в тебе углядела.
– Ладно, – неожиданно сдался Таймар, хлопнув себя по ногам. – От этой дамочки мне, видимо, не отвертеться. Но брак должен быть выгодным, одного пакта о ненападении мне мало. – Он огладил рукой подбородок и добавил, – передай, что я хочу болота близ Гарнае Хор и отрезок реки от Краенки до Легра.
– Зачем тебе эти пустынные земли? – спросил Деорак, решив, что Таймар просто вредничает.
– Они не такие уж и пустынные, отец.
– Что в них, серебро? – потирая руки, спросил император, предвкушая неслыханный улов.
– Шутишь? – засмеялся Таймар. – Откуда в болотах серебро?
– А что тогда?
– Газ.
– Какой газ?
– Вонючий, – туманно объяснил князь.
– Зачем он тебе? – продолжал теряться в догадках Деорак.
– Это полезное ископаемое.
– Откуда ты знаешь? – сощурив глаза, поинтересовался император.
– Я же был в Кохаре, а это в пятидесяти верстах от Раймана. Разве мог я не воспользоваться моментом и не выяснить, как дела у наших соседей. По-тихому, – добавил Таймар, улыбнувшись краешком рта.
– И что ты узнал про этот газ?
– В Легре живёт один чудак, кажется, он из павших валамарцев и, скорее всего, маг, – начал князь. – Так вот, он соорудил специальные трубки и подвёл по ним газ к своей хибаре. Там у него какой-то агрегат, не знаю, волшебный он или нет, но с его помощью этот пройдоха может управлять газом, как ему вздумается.
– Зачем? – продолжал недоумевать император.
– Чтобы воду на нём кипятить.
– Кипятить воду на газу?! – ахнул император.
– Именно, – лукаво улыбаясь, сказал князь. – Надеюсь, тебе не надо объяснять, как это сэкономило бы нам древесину, которую нещадно жгут кухарки?
– Не надо, – задумчиво протянул Деорак, поглаживая свою холёную бороду. – А сложен ли процесс внедрения этих трубок в болота?
– Человек из Легре не особо сильно хотел распространяться о своём изобретении. Я так понял, что процесс не простой и, возможно, даже требующий магии. Но если эти земли станут моими, то мне удастся найти с валамарцем общий язык и выведать у него технологию добычи и использования газа.
– Очередная авантюра, – хмыкнул Деорак.
– Вся моя жизнь – одна большая авантюра, отец, – вздохнул Таймар, а потом похмурел и снова ушёл в свои мысли.
– Ладно, – потерев ладони, сказал император, – иди пока отдыхай, выглядишь так, будто не спал неделю…
Огайра очнулся от боли и холода. Открыл глаза и обнаружил себя в тёмной, заваленной тюками и корзинами конуре. Рядом стояла сухонькая старушонка, мало походившая на уроженку этих мест. Глаза её узились в щёлочки, а плоский нос почти не выделялся на круглом, морщинистом лице. Старуха сидела у его изголовья и прикладывала к ноющему затылку Огайры металлическое блюдо.
– Кто вы? – спросил он, убирая её руку от своей головы и пытаясь приподняться на матраце.
Старушонка не ответила, молча встала и ушла в соседнее помещение, загремев там посудой.
«Сейчас притащит другую тарелку, похолоднее», – решил Огайра и не ошибся, хозяйка конуры действительно вошла с блюдом, но не пустым, как ожидал маг, а полным тонко нарезанного белого мяса.
– Гадюка, – коротко прошепелявила хозяйка, протягивая миску в руки гостя. – Ешь.
– Как я тут оказался? – спросил Огайра, принимая миску со змеиным мясом.
– Ты - есть, потом спать, – сухо сказала хозяйка жилища. – Вопросы нет, ответы нет. Быть тут.
Изложив эти исчерпывающие инструкции, она вышла из комнаты, и Огайра хотел было последовать её примеру, но как только он резко встал, тут же плюхнулся обратно на тощий матрац, больно ударившись копчиком. Половина мяса рассыпалась вокруг него, а вся комната поехала кругом, будто он не на лежанку приземлился, а на качель-вертушку.
«Сотрясение, – понял маг и стал ругать себя за беспечность. – Как можно было пойти в этот квартал и не прихватить с собой хоть какого-то оружия! Хотя какое там оружие? От собственной невнимательности оно меня всё равно не спасло бы».
Облокотившись о холодную, грязную стену, Огайра посмотрел в свою миску и вспомнил, что давненько не ел. Он попробовал мясо, оно оказалось жёстким и пересоленным. Готовить тут явно не умели, как, впрочем, и строить, понял Огайра, когда стена под ним начала трещать, грозясь сломаться и выпустить его наружу, неизвестно с какого этажа.
Покончив с едой, маг предпринял ещё одну попытку встать, на этот раз медленно и осторожно. Голова, конечно, жила своей жизнью, плохо координируя движения тела, но Огайра не сдавался. Он дошёл до двери, отворил её и, оказавшись на лестнице, предпринял попытку спуститься. Как ни странно, а она оказалась успешной, и уже через два пролёта он очутился в холле или кухне, или вообще не пойми где, но там же оказалась и старуха-хозяйка. Она помешивала что-то в большом чугунном котле, пробуя на вкус варево.
– Идти наверх и спать, – сказала она строго, даже не удосужившись обернуться, и Огайра понял, что кроме них двоих в доме никого нет.
– Зачем я вам? – попытался разговорить её маг. – У меня нет ни денег, ни влиятельных друзей…
– Ты иметь враги, – разъяснила-таки старая грымза, и Огайра сразу подумал о том, что она хочет продать его Деораку.
– Решила сдать меня им?
– Я думать над этим, – призналась старуха и обернулась, поигрывая ложкой в руке.
Огайра понял, что спорить тут бесполезно, упрашивать тоже, да и время терять не следует.
Он оценил обстановку.
Пять-шесть шагов до выхода. Хозяйка стоит с деревянной ложкой в руке. На огне горячий котёл. Ножи тоже наверняка где-то поблизости. Но старуха в противоположной от двери стороне, а это значит, у него есть шанс!
Он резко дёрнулся и, не разбирая дороги, полетел к заветному выходу. По пути наткнулся на табурет с ведром, свернул его и окатил себя водой. Потом угодил ногой в корзину, запутался в её содержимом, но доскакал-таки до двери, не соображая, впрочем, как её отворить. Вокруг всё плыло и качалось. Огайра нашёл ручку на ощупь, но, как только он схватился за неё, под его локтём пролезла мелкая старушонка, легонько ткнула его ложкой в яремную ямку, а потом скрутила и повалила на пол, усевшись сверху.
– Я повторять, – спокойно проговорила она, – что ты идти наверх и спать. Ясно?!
– Ясно! – огрызнулся Огайра, решив, что поспать видимо придётся, хотя бы для того, чтобы восстановить силы и всё же сбежать от этой боевой ведьмы.
Подниматься пришлось самому, провожать его не собирались. Хозяйка лишь смотрела, как он карабкается наверх, превозмогая боль, головокружение и накатывающую тошноту. Ввалившись в свою камеру, Огайра был вынужден признать поражение.
– Ну, ничего, ведьма, – пробубнил он, падая на матрац и отворачиваясь к стене, – я ещё отыграюсь, или хотя бы просто сбегу.
На утро его разбудил шум, доносящийся снизу. К старухе пожаловали гости и, судя по крикам, не с самыми добрыми намерениями. «Злачный квартал», – вспомнил Огайра и осознал, что это - прекрасная возможность слинять от не в меру прыткой старушенции.
Не долго думая, он распотрошил один из многочисленных тюков, сваленных в его каморке. В нём оказались крашеные ткани. Огайра связал их в ленту и приспособил свой канат к дверной ручке.
– Надеюсь, ты выдержишь, – прошептал он, дёргая хлипенькую дверь.
Полз маг не торопясь, осторожно, стараясь не делать резких движений, но дверь всё равно не выдержала и провалилась внутрь комнаты, а Огайра пролетел оставшиеся пол этажа, шмякнувшись о землю всё тем же многострадальным копчиком.
– Проклятый квартал! – выругался он, поднимаясь на ноги.
Поднятый им наверху шум донёсся до чутких ушей хозяйки, к которой очень вовремя пожаловали гости. Она высунулась в окно чуть не до пояса и что-то прокричала вслед улепётывающему магу.
Огайра обернулся и увидел, как старуха грозит ему кулаком. Из соседних окон повылуплялись физиономии её гостей, такие же круглолицые, только посвежее и совсем уж злобные. Маг побежал ещё быстрее, хотя в его состоянии это было верхом героизма.
Он летел, куда глаза глядели, стараясь не сворачивать, чтобы не заплутать в поворотах и не выйти обратно к дому старухи. Его лёгкие и мягкие полусапожки звонко шлёпали по разжиженной дороге, накидка развивалась, а руки разлетались в разные стороны, отчаянно загребая попутный ветер, и вскоре он выбежал на знакомую улицу с более-менее приличными домами.
– Ага, – обрадовался маг, – вот тут я уже не заблужусь.
Он пересёк эту улицу, нырнул в подворотню, пробежал ещё квартал и, с трудом сдерживая рвущееся из глотки сердце, вылетел на первую и самую убогую улицу злачного квартала.
Впереди маячила спасительная дверь, она сияла окованной решёткой и манила, но у мага уже совсем не было сил, а вдалеке раздавались шаги, очень и очень торопливые.
– Неужели погоня? – испугался он, и юркнул в первую попавшуюся дверь.
На его счастье, это оказался бордель. Обходительная хозяйка, одетая чисто символически в пояс от чулок и атласные перчатки, любезно встретила дорогого гостя.
– Чего изволит господин? – слащаво пропела она, облокотившись о стойку и отклячив округлое бедро.
– Мне бы это, – соображал Огайра, – ну как вам сказать…
– О-о-о! Да вы не тушуйтесь, – успокоила его управительница и зажгла лампу. – У нас есть товар на любой, даже самый неординарный вкус.
– Да уж, вижу, – присмотрелся маг к развалившимся на топчанах и диванчиках шлюхам.
Как и предупреждал нищий, который показал ему это место, почти все они были не старше двенадцати лет. Многие выглядели так, будто работали тут чуть ли ни с рождения, и Огайру передёрнуло. Он потрогал свой влажный затылок и понял, что рана его снова открылась.
– У меня, знаете, очень специфическая прихоть, – начал он, шаря по карманам в поисках денег. Нащупав пару кругляков, завалившихся за подкладку, он приободрился. – Мне бы барышню, а, хотя, впрочем, можно и не барышню, – махнул он рукой, – я хотел бы поиграть в больного и знахарку.
– Что лечить будем? – кокетливо улыбнувшись, спросила хозяйка борделя.
– Голову.
– Так я и думала, – усмехнулась она.
– Нет, нет, вы не поняли, – поправил её Огайра. – Голову, в смысле голову. Я вчера надрался у вас тут и приложился об мостовую, – он показал окровавленную руку.
– У нас дом утех, а не больница, – недовольно хмыкнула женщина.
– Я заплачу, – пообещал маг, – просто дайте мне комнату на час и человека, который напоит меня чем-нибудь горячим и перевяжет рану. А ещё, я обменял бы свою одежду на что-то попроще, всё равно что, – он выложил на стол последние монеты, и хозяйка указала ему наверх.
– Поднимайтесь на второй этаж, последняя дверь слева. Я пришлю к вам лекаря.
Через час Огайра был уже в полном порядке, хозяйка борделя пригласила к нему врачевателя, который пользовал её девочек и мальчиков, а ещё передала драную рубаху, не менее поношенные шальвары, в какие наряжали мужчин в подобных заведениях и совсем уж нищенский плащ.
– Сам сказал, «променяю на что угодно», – разводя руками лекарь, – наша Урти - первая скряга этого мира.
– Я заметил, она даже на собственный наряд не удосужилась раскошелиться.
Лекарь хихикнул в кулачок, поджимая не мужественные плечи.
– Зато в этих лохмотьях тебя тут никто не попытается ограбить. Ведь ты не сам о мостовую-то приложился?
– Не сам, – буркнул маг, нахлобучивая на голову шапочку, а сверху накидывая капюшон.
Уходя из мерзкого притона, на хозяйку он даже не взглянул, боялся сорваться и наговорить гадостей.
Кутаясь в убогие лохмотья, Огайра быстро преодолел остаток пути до заветной двери и уже через четверть часа брёл по улочкам Вайрука, которые тоже не блистали великолепием, но всё же были много приятнее паршивого квартала. К обеду маг добрался до дома Урда. На его счастье, друг оказался у себя.
– Огайра, что за вид?! Ты где пропадал? – воскликнул он, впуская его внутрь. – Почему от тебя так несёт солёной редькой?
– Я был в злачном квартале, – пояснил маг, сбрасывая с себя обноски. – Знаешь о таком?
– В злачном квартале? Ты серьёзно?! – Урд ошарашенно выпучил глаза. – Да туда даже княжеские головорезы не суются! И как там? – уже тише спросил друг, и Огайра заметил, как загорелись любопытством его глаза.
– Отвратительно, – нехотя признался маг. – Мне дали по башке, ограбили, а потом ещё… Ай, не важно. Есть вода? Хочу смыть с себя смрад этого места.
– Да, да, сейчас, – засуетился Урд, бросившись в тесную каморку, где только и помещалась лохань для мытья. – Сейчас наберём воды, помоешься, я тебя накормлю, как следует. А чего ты там всё-таки забыл, в этом квартале-то? – кричал Урд, работая рычагом для накачки воды из накопителя.
Китэрия возликовала, когда услышала о помолвке князя. Но как только девушка оказалась в своей ненавистной камере, радость покинула её, затерявшись в складках гардин, под скопившимся слоем пыли и в узких щелях потрескавшихся стен. Китэрия оглядела своё мрачное жилище и устало опустилась на постель.
«Опять эта убогость, опять эта убийственная отрешённость», – подумала девушка.
Сопровождавшие её солдаты не стали задерживаться, они выполнили наказ князя и удалились, оставив этэри в одиночестве. Правда, длилось оно не слишком долго. Не прошло и четверти часа, как явились служанки, таща кипы свежей одежды и подносы с едой. Вслед за ними шаркала старческими ногами примерзкая бабка. Жиденькие волосёнки всклочены, кончик крючковатого носа увенчан тремя здоровущими бородавками, а шустрые пальцы не угомоняются ни на миг, перебирая воздух, словно паучьи лапки, плетущие сеть.
«Ведьма», – сразу поняла этэри, считав её витал.
– Ну что, краса заморская, нагулялася? – осуждающе проскрипела старуха.
– Нет, – нехотя ответила этэри.
– Тебе же хуже, – она сузила свои водянистые глаза и всмотрелась в лицо Китэрии, от чего у девушки пробежали по телу мурашки. – Знай, чужестранка, я помогла князю вернуть тебя, но это был первый и последний раз, когда я это сделала. Если хочешь знать моё мнение, то я просила его избавиться от тебя. Но он упёртый и всё ещё ждёт, что ты станешь покорной. Учти, не подчинишься ему по доброй воле, я сделаю так, что ты её лишишься, и сама будешь пятки ему нализывать, да добавки просить. Поняла?
Китэрия промолчала, с вызовом посмотрев на злобную старуху, и ведьму это разозлило.
– Таймар любимец кровавой звезды! Наследник империи! И никакая, пусть даже самая расписная девка, не имеет права оспаривать его требования! – заверещала она.
– Ваш драгоценный баловень звезды лишь пешка в игре Грута, – холодно проговорила Китэрия, надеясь ранить оскорбившую её ведьму.
Девушка думала, что её слова ещё больше распалят прислужницу князя, и она уберётся из её комнат, но на удивление этэри, старухина злоба сменилась тревогой. Ведьма смерила Китэрию долгим тяжелый взглядом, и лилулай неожиданно поняла, чего на самом деле опасается Шема.
– Ты догадывалась, – удивилась этэри. – Но никогда не расскажешь князю о его предназначении, верно? Ты знаешь, что эта правда раздавит его, а ты слишком сильно его любишь. Да, да, – протянула она, вглядываясь в побелевшее лицо надменной старухи. – Ты любишь его… даже больше, чем сына… Ещё бы, ведь родным чадом ты пожертвовала ради обретения дара…
Старуха зашипела, и Китэрия поняла, что попала в точку. На счет ребенка она не была уверена, но теперь знала. Обретение черной силы требует платы, и самой распространённой была родные дети. Шема - не прирожденная ведьма, она купила свой дар, и теперь её гложет страшный зверь – вина, которую она пытается укротить с помощью забот о князе.
– Даже не думай заговаривать с ним об этом, – прошипела она змеёй, – иначе, видят демоны Хесуара, я превращу тебя в такое ничтожество, что Таймар сам выкинет тебя солдатне!
С этими словами ведьма убралась прочь из её кельи, крикнув напоследок топчущимся в дверях служанкам, чтобы те вызвали лекаря, потому что она отказывается обхаживать «эту мочалку».
Как только дверь за злобной горгуфьей захлопнулась, девушка подбежала к столу, на котором слуги оставили поднос и, забыв про гордость, набросилась на еду.
Ошалевшие служанки никогда не видели этэри в таком состоянии. Они вжались в стену, но удивлённых взглядов не отвели, с интересом таращились на оголодавшую пленницу, пока она, давясь, поглощала куски мяса, запивая их чем-то крепким и пенящимся.
Только с пятого глотка до этэри дошло, что ей принесли эль вместо хрога, но к тому моменту кубок уже почти опустел. Китэрия почувствовала, как её ноги подкашиваются, а голова пускается в круговое путешествие по спальне.
– А нет ли чего-нибудь менее крепкого? – слабым голосом спросила она у остолбеневших служанок.
– Один момент, – пролепетала одна из женщин и, подобрав юбки, кинулась на кухню.
Только когда поднос почти опустел, наевшаяся Китэрия позволила второй служанке поухаживать за собой. Та набрала для неё горячей воды в лохань и помогла раздеться, а потом долго натирала её тело и волосы мыльным корнем, ополаскивала водой и обрабатывала рану.
Хмель, блуждавший по венам сытой и распаренной лилулай, сделал своё дело, девушку начало клонить в сон и, когда служанка поняла, что её подопечная вот-вот отключится, поторопилась вытащить её из лохани и закутать в разноцветные драпировки. Но довести туалет до конца они не успели. В залитую водой и лунным светом комнату ворвалась запыхавшаяся женщина, судя по форме, тоже служанка, но, видимо, из старших.
– Князь требует к себе эту рабыню, – чеканно проговорила она, смерив еле стоящую на ногах этэри оценивающим взглядом. – Надеюсь, вы как следует её помыли?
Женщина подошла к ослабевшей Китэрии и, бесцеремонно содрав с неё ткани, принялась разглядывать её нагое тело.
– Что вы… себе… позволяете? – не вполне внятно возмутилась этэри и попыталась отобрать у служанки свою накидку.
– Я делаю свою работу, милочка, – холодно объявила та, обойдя Китэрию кругом. – Ты новенькая, и ещё не знаешь всех тонкостей. Князь не любит нерях… – она запнулась, принюхавшись к лилулай. – Почему от неё разит, как от пивной бочки?! – возмутилась проверяющая. – Князь ждёт муэ, а не дешёвую шлюху!
Пока этэри поднималась по уже знакомой лестнице, она пребывала в хмельном флёре мнимого подъёма, но как только анфилада дверей в покоях князя закончилась, игривость подмял под себя страх. За последней дверью взору Китэрии открылась обнажённая спина Таймара, сидящего в купальне. Сбоку от него стояла служанка и разминала плечи своего господина. Она вздрогнула, когда в покои князя вошли гости, сам же хозяин даже не шелохнулся и не обернулся, лишь небрежно махнул рукой, отпуская работницу.
– Подойди, Китэрия, – приказал он, так и не удосужившись повернуть к ней лица.
Девушку охватила паника, она представила, что сейчас он попросит её заменить банщицу, и ей придётся намыливать эти… эти неприкрытые руки и… грудь…
– Я должен повторять дважды? – лязгнул его металлический голос, и лилулай подошла. Неровной, пугливой походкой просеменила она через всю комнату и встала напротив князя.
– Что с ней? – поинтересовался Таймар у мнущихся неподалёку служанок.
– У нас новенькая, Ваше Высочество. Не уследила, перепутала кубки и вашей гостье принесли не тот напиток.
– Вы что же, её напоили?! – рявкнул Таймар.
– Мы не нарочно, она была очень голодна и… и не сразу поняла, что в кубке эль, – оправдывались служанки. – Потом ей, конечно, принесли горячего хрога…
Таймар показал жестом, чтобы девушки замолчали, склонил голову набок и, всмотревшись в еле стоящую на ногах этэри, расхохотался.
– Пьяная жрица, – давился он смехом, – ну надо же! Ты впервые пробовала эль?
Китэрия кивнула, старясь не смотреть на князя, а разглядывать градины и шпалеры в его купальной комнате.
– Тебе понравилось?
Она замотала головой, всё так же старательно отводя глаза от его обнаженного торса. Руки сами собой потянулись к волосам и принялись накручивать на пальчик локон за локоном.
– Это хорошо – не терплю пьянчужек, – Таймар махнул служанкам, чтобы уходили.
Обрадованные тем, что гроза обошла их стороной, девушки удалились, и Китэрия осталась со своим господином наедине.
Вытесняемое беспокойством опьянение уже почти улетучилось, но ноги почему-то продолжали дрожать, и этэри знала, что от внимательного князя это не утаилось.
«Хорошо, хорошо, что я пьяна, – утешала она себя. – Пусть думает, что это хмель».
– Ты долго будешь изучать предметы интерьера? – равнодушно поинтересовался Таймар. – Это как минимум не вежливо: разговаривать с человеком, пялясь в потолок. Не переживай, светильник повешен надёжно, на голову не свалится. Китэрия! – позвал он, начиная раздражаться, и только тогда девушка взглянула на него.
Он сидел, расправив по бортам купальни оплетённые вздувшимися венами руки и вальяжно откидывал голову, наблюдая за ней сквозь опущенные ресницы. Поза казалась расслабленной, но от этэри не укрылось, как ходят, напрягаясь, тугие узлы мышц. Он был похож на дикого хищника, готового в любой момент сделать быстрый, коварный бросок.
Ещё ни разу Китэрия не видела Таймара без одежды, и должна была признать, что голым он внушал ещё больший страх и трепет. Становилась очевидной вся его природа, не прикрытая грубыми одеждами воина, которые казались теперь чем-то легкомысленно-праздничным, по сравнению с наготой Таймара.
Тело его было так же прекрасно, как вулканическая лава – издали завораживает, но соприкосновение смертельно опасно. Оно несло на себе следы его неуемной жажды сражаться и побеждать. Большие и мелкие шрамы покрывали плечи, руки, шею, и поднимающуюся при вздохе грудь, сокрытую увлажнённой черной порослью. Все тело сына кровавой звезды было испещрено этими символами вечной борьбы за право зваться лучшим, сильнейшим, достойнейшим.
Китэрии вдруг показалось, что она поняла, отчего Таймар так жесток к окружающим. Ведь разве мог человек, испытавший столько боли, щадить других? Этэри содрогнулась, представив, сколько раз он был на краю гибели, как часто прощался с жизнью или же выгрызал её зубами у кровожадной смерти, и Таймар заметил, как её бледное лицо исказила судорога.
Мнимая расслабленность сошла, как первый тонкий снежок. Таймар напрягся, плотно сомкнув губы, а потом встал во весь свой непозволительный рост. Этэри непроизвольно разомкнула губы, забыв про дыхание. Руки её тут же нашли складки платья и принялись теребить их.
– Подойди ближе, Тэри, я тебя не укушу, я пока не голоден, – он попытался улыбнуться краешком рта. – Ну, давай, не бойся.
Китэрия приблизилась, и её окатило волной жара.
«Лава! – пронеслось в её голове. – Самая настоящая кипящая лава. Этак он меня иссушит или, чего доброго, вообще, спалит». Взгляд её заметался, дыхание сбилось и побежало, как по колдобинам, спотыкаясь.
Видя, что его нагота ошеломила этэри, Таймар прошёл мимо, подхватил с кресла халат и, набросив его, развернул Китэрию к себе. Девушка уловила слабый солоноватый запах с металлическим оттенком. Таймар пах кровью и сталью. Истинный дух воина.
– Что? Такая нагота тебе не по вкусу? – холодно спросил он, усаживаясь в кресло.
Китэрия ничего не ответила, она пыталась унять бьющееся сразу во всём теле сердце.
– Странно, – наигранно удивился Таймар, – а я думал, тебе доставляет удовольствие срывать с людей все мыслимые и немыслимые покровы. Ты ведь даже когда трясёшься от страха, не можешь удержаться и лезешь, лезешь в самые потаённые уголки сознания. Ты настоящая взломщица, Китэрия, от твоего взгляда ведь ни замки, ни стражи не уберегут, ты проникнешь в самую суть, все мысли разгадаешь.
Князь старался говорить насмешливо, но этэри чувствовала, что в действительности ему не до веселья. Он зол на неё, зол за то, что она узнала о нём больше, чем ему хотелось бы.
– Я не могу читать мыслей, князь, – сдавленно прошептала она, чтобы не доводить до предела гнев Таймара. – Ни твои, ни чужие.
– В самом деле? – облегчённо выдохнул князь, и Китэрия почувствовала, как сковывающая его удавка разжалась, он действительно немного успокоился. – Но ты можешь читать чувства, в этом-то я не ошибаюсь?
– Я ещё недостаточно опытна и часто путаюсь в людских переживаниях, – продолжала она усыплять бдительность князя. – Ты хочешь думать, что поймал в свои силки волшебную птицу Киро, но я всего лишь маленькая колибри. В твоём мире Нэвра могла бы пригодиться тебе гораздо больше, чем я.
– Это так, – не стал спорить князь, – но Нэвра сбежала. И поскольку ат-этэри Доли-Яо ещё не явились за тобой и Сиху, я смею предположить, что она в Роглуаре. Надеюсь, её не задрал какой-нибудь дикий зверь, и она не попала в руки торговцев зельями, им, знаешь ли, всегда не хватает дегустаторов. Мои люди ищут её, и если она всё ещё в столице, они её найдут.
– Надеюсь, этого не случится, – тихо проговорила Китэрия, опуская взгляд на носки туфель.
– Глупая и поразительно наивная этэри! – разозлился князь. – Роглуар тебе - не аттракцион ужасов, тут всё по-настоящему! Ты ещё не видела города. У нас тут есть помпезные проспекты и площади, храмы и даже театр, но помимо красот, в Вайруке имеются такие места, куда даже мне не хочется соваться без надобности. Если твоя сестра окажется в одном из таких местечек, она может плохо кончить.
– Что может быть хуже плена?
– Ты не знаешь, что такое настоящее рабство. Я, в отличие от барыг в притонах, ценю кроме прибыли и чудеса природы. А Нэвра чудо, какого я прежде не встречал.
От такого неожиданного признания у Китэрии непроизвольно поползли вверх брови, что конечно не укрылось от пристального взгляда Таймара.
– Ты думала, я тупой громила и захватчик всего яркого и блестящего? – усмехнулся он. – Я умею понимать цену, как вещам, так и людям, и никогда не использую их не по назначению. Нэвра - воительница, непревзойденная, на мой взгляд, хотя я пока не встречал других стражников этэри. Мне будет очень горько, если я узнаю, что с ней случилась беда.
– Так знай, она с ней уже случилась и имя ей, ненасытный князь! – обрела, наконец, мужество Китэрия, посмотрев в лицо своему врагу с гордо поднятой головой.
Таймар расхохотался. Он смеялся так азартно и заразительно, что лилулай невольно залюбовалась им, подумав, что она напрасно вообразила, будто князю чужды обычные человеческие эмоции. Но вот он отсмеялся и брови его снова сошлись в сплошную нависающую карнизом глыбу, а тяжелый подбородок выехал вперёд.
«Веселье кончилось, – осознала Китэрия, наблюдая, как ходят желваки на широких княжеских скулах, как вздымается его могучая грудь под неплотно сомкнутым халатом. – Сейчас опять стращать начнёт, – поняла она».
Но князь её удивил. Отдышавшись, он прикрыл глаза и, запрокинув голову, пробормотал что-то неразборчивое, а потом встал, подошёл к ней и посмотрел с высоты своего головокружительного роста прямо в глаза. Китэрия не была коротышкой, но Таймару она с трудом доставала до груди. И когда князь вот так нависал над ней, ей думалось, что он сорвётся на неё камнепадом.
– Не пытайся казаться бесстрашным тигром, моя пугливая лань, – проговорил он, поразив её тихой бархатной хрипотцой. – Я чую страх так же хорошо, как и запах твоего тела. – Он склонился, втянул в себя аромат её волос и, поцеловав в висок, направился к выходу. – Обычно я принимаю женщин в спальне и, несмотря на то, что ты не наложница, не хочу менять традицию. Иди за мной.
Таймар вышел из купальни и направился в соседнее помещение, где из мебели была лишь огромная кровать, да старое кресло, обтянутое потёртой кожей. Китэрия плелась за ним, невольно любуясь перекатывающимися под тонким халатом мускулами. Когда на нём не было тяжёлых сапог, кожаного костюма и широкого пояса, в который он прятал немыслимое количество острых предметов, его походка делалась совсем иной: мягкой, крадущейся. При всём его могучем сложении, Таймар был на удивление гибок, когда его не стесняли одежды и груды металла. Китэрия смогла оценить его звериную грацию, наблюдая, как он укладывается в ворох мехов, как лениво потягивает мышцы, как заводит за голову руки и прикрывает смоляными ресницами свои удивительно-малахитовые глаза. Князь не закрывал их совсем: сквозь узкие щёлки он посверкивал хитрым, довольным взглядом, заставляя Китэрию непроизвольно хвататься за свои локоны и теребить их, теребить, наматывать на дрожащие пальцы.
– Ну чего ты боишься, Тэри, – мягко проговорил он, – растягивая в улыбке губы. – Я ведь обещал, что ты останешься невинна. Обещал?
– Д-да, – выдохнула она, дрожа больше прежнего.
– Но ты всё равно боишься…
– Я не боюсь.
– Тогда подойди, – он похлопал ладонью по постели, и сердце бедной этэри ухнуло-таки в бездну.
На негнущихся ногах она приблизилась к краю кровати.
– Ближе, – припустив в голос бархатной хрипотцы, попросил Таймар. – Ближе.
Она села на край. Князь хмыкнул и молниеносным движением притянул её к себе.
– Я обещал тебе, что ты будешь чиста, но ты же не лишишь меня удовольствия любоваться тобой, вдыхать твой запах и касаться… – он провёл рукой по её шее и ниже, избавил плечо от вороха тканей, завёл назад волосы, пропуская их сквозь пальцы. – Всё будет невинно, – пообещал он. – Ты станешь приходить ко мне каждый день, садиться рядом и рассказывать, желательно на моём языке. Мне нравится, как ты его смягчаешь, в твоих устах он приобретает неожиданно сладкий раскат.
– Что рассказывать? – задыхаясь спросила Китэрия, поводя озябшими вдруг плечами.
– Сегодня, – прошептал он, припав к её ключице губами, – я хочу послушать о них.
Князь провёл пальцами по тому месту, где только что касался сухими от жара губами, затем по оголенному плечу, а потом его рука неожиданно ловко нырнула под юбку и раскрыла краешек бедра, где завивались спиралями знаки лилулай.
– Что ты хочешь о них знать? – спросила она, уговаривая себя не дёргаться и не злить князя.
Китэрия глядела на его затуманившиеся глаза, приоткрытые губы и часто вздымающуюся грудь. Под тонким халатом заиграли напрягшиеся мышцы. Таймар ещё раз наклонился к её ключице, снова опалил кожу горячим дыханием, а потом откинулся на подушки и, сделав вид, что расслабился, приготовился слушать.
– Я хочу знать о них всё, – выдохнул он, и у Китэрии от его голоса закружилась голова.
«Что же он такое делает», – думала девушка, тщетно пытаясь собрать воедино распадающуюся волю. Но ни себя, ни его она в эту минуту понять не могла. Собственный дар предал её, путая все понятия и ощущения. Лилулай кружило в воронке раскручивающихся сил: неведомых ей прежде сил, которым она не могла противостоять, как не пыталась.
– Я жду, Тэри, – всё так же хрипло напомнил о себе князь, будто она могла забыть, что не одна тут. – Ты хочешь, чтобы я уснул и избавил тебя от твоей обязанности? Если честно, я порядком утомился, гоняясь за тобой, и сейчас с превеликим удовольствием вздремнул бы. Но я слишком давно тебя не видел, и признаться, ждал дня, когда смогу вот так непринуждённо насладиться твоим обществом. Так что, уважь меня, моя сладкая девочка, и я дам тебе отдохнуть. Ты ведь тоже утомлена, как я вижу.
– Да, – прошептала Китэрия, решив, что это объяснение гораздо лучше того, о чём со страхом думала она. – Я расскажу… – этэри заёрзала, усаживаясь поудобнее и пряча оголённые князем плечи и бёдра обратно в пышные складки. – Эти знаки, – начала она, снова принимаясь наматывать на палец локоны, – говорят о моей принадлежности к расе этэри и о моей касте.
– У всех этэри одинаковые знаки? – спросил князь, явно наслаждаясь её беспомощностью и тем, как он волнует её.
– Нет. Между нами есть различия. Существует семь ступеней и семь разных знаков посвящения.
Лилулай говорила, стараясь не смотреть на князя. Она разглядывала свои одежды, укладывая складки то так, то этак, и Таймару это в конце концов надоело.
– Китэрия, – позвал он, – ты не могла бы оторваться от своего платья, иначе я лишу его тебя.
– Нет, не могла бы! – неожиданно для себя вскинулась девушка, уставившись на удивлённого её выходкой князя. – Что смотришь? Наслаждаешься победой?
– Тебя это злит? – невинно поинтересовался он.
– Если хочешь слушать сказки про Валамар, не пытайся мной манипулировать!
– И в мыслях не было, – совершенно серьёзно заявил князь.
– Так я тебе и поверила! Лежит тут такой, царя и Бога из себя изображает.
– Ну хватит, Тэри, – осадил он её, – Я никогда ничего не изображаю, я предпочитаю быть, а не слыть. К тому же, я до такой степени самовлюблён, что мне даже не приходит в голову красоваться перед кем-то.
Несколько минут они сидели молча, Китэрия смотрела в одну точку, наблюдая, как движется полоска лунного света по кровати, а Таймар неотрывно глядел на неё. Она чувствовала это, как и то, что он больше не гневается. Этэри нащупала рычажок, поняла наконец, как ей усмирять грозного зверя, рвущегося из таймаровой груди каждый раз, когда она пытается противостоять ему. Стоило показать, что она напугана, сломлена его волей и готова закрыться, как ракушка, прячущая жемчужину, и его зверь замирал, а потом и вовсе отступал. Хороший способ утихомирить быка, вот только как быть со своей гордостью?
Долго размышлять над этим вопросом Китэрии не пришлось, сам князь в эту минуту решал такую же дилемму и, видимо, рассказы про Валамар были для него дороже предрассудков. Он тяжело вздохнул, поднялся, подошёл к ней со спины и обнял.
В первое мгновение этэри встрепенулась, но потом почувствовала, что ей ничего не угрожает.
– Ш-ш-ш, – баюкал её князь, склоняясь к самому уху, – Тише, Тэри, тише. Я не буду тебя угнетать, если ты перестанешь кусаться. Поверь, я не так страшен для тебя, как ты думаешь.
– А для других? – спросила Китэрия, повернувшись к нему.
– Не думай о других, – посоветовал он, зарываясь в её волосы.
Китэрию снова обдало жаром и его зловещим солоноватым запахом крови. А потом он резко отстранился и вернулся на прежнее место, запахнув поплотнее халат.
– Вернемся к рисункам на твоём теле, – проговорил он устало.
Китэрия проводила взглядом каждое движение князя, поняла, что он очень утомлён и держится из последних сил, чтобы послушать обещанную сказку. Она кивнула, решив, что нужно просто как можно скорее покончить с этой церемонией, и тогда он отпустит её.
– Узоры на моем теле – это шифры, коды и глифы, – продолжила она прерванный рассказ.
– И что они значат?
– Разное, но самый главный код я так и не получила. Видимо, не суждено мне стать настоящей этэри.
– Но разве ты не родилась ею? – удивился князь.
Он больше не опалял её взглядом, не ухмылялся и не демонстрировал своё превосходство, и Китэрия разоткровенничалась.
– Родилась-то я этэри, а вот умру ли ею – большой вопрос. Если я не пройду последнюю инициацию, и не получу недостающие рисунки на теле, то умереть этэри уже не смогу.
– Что за рисунки? – заинтересовался князь.
– Их наносят на спину после обряда раскрытия силы, – уклончиво проговорила Китэрия.
– И как проходит обряд?
– Для него нужно два человека…
– Мужчина и женщина, – понял Таймар, разглядывая зардевшуюся девушку. – Девственники.
Китэрия кивнула.
– Женщина и мужчина снимают последние печати друг с друга и обретают все права на свой дар, тогда-то он и раскрывается в полной мере. А после ат-этэри наносят нам на спины последние обязательные символы.
– Есть и не обязательные?
– Конечно, за особые достижения можно получить особые знаки в виде рун.
– Да, я обратил внимание, что у Ерики пол лица расписано. Но как эти рисунки помогут умереть тебе этэри? Вам не достаточно просто обряда на похоронах?
– Не все этэри прощаются с телом в границах нашего мира. Ткачи не проходят обряда, а виху может погибнуть на чужой земле. Это дополнительные пути отступления, – пошутила, Китэрия. – Карта.
– Карта, которая находится у тебя на спине, – усмехнулся Таймар. – И как ты должна её прочесть? Еще один обряд?
Китэрия рассмеялась и, даже не догадываясь, каким светом озарились её глаза, взглянула на Таймара.
– Ну, их же наносят на спину не только девушке, – проговорила она, улыбнувшись своим мыслям, – но и парню, раскрывшему свой и, что не маловажно, её дар. На следующем празднике они встретятся вновь, и смогут прочесть карту лабиринтов Орина.
– С таким же успехом ты можешь прочесть карту лабиринта на чьей угодно спине, – фыркнул Таймар. – Для этого совершенно не обязательно спать с кем-то.
– Да, но это древний обряд… – мечтательно произнесла Китэрия. – Я не вполне понимаю всех его сакральных смыслов, но думаю, что нам не просто так наносят эти символы на тело, и не просто так лишь после обретения всех прав. Но в твоих словах тоже есть зерно смысла, – согласилась она, поразмыслив. – Если тебе знакомы все ходы и выходы этих лабиринтов, ты можешь пойти в любой чертог, какой пожелаешь.
– А запертые двери обойти с этой картой можно? – оживился Таймар, и на этот раз уже его глаза ослепляли этэри радужным светом надежды.
– Нет, у каждого они свои и карта тут не спасёт, – расстроила его лилулай.
– Но в лабиринте множество ходов и парочку дверей всё же можно обойти?
– Разве что парочку, но не все.
Таймар довольно улыбнулся и продолжил спрашивать:
– Зная все ходы, этэри могут умереть и как правители?
– Да, но зачем нам это, каста правителей ниже жреческой.
– Да ну?
– На самом деле, сейчас они уже почти сравнялись, – призналась Китэрия. – Посланник Богов, правящий народом, и жрец любого храма имеют примерно одни и те же права. Но бывают и такие жрецы, которые даже прав воина-то не обрели. Их, например, просто поставили на место, потому что больше некого было. Такая беда случается и с правителями, но в этом случае государство довольно быстро приходит в упадок. Как, собственно, и приход нерадивого годи. Но этэри - высшая каста жрецов и у нас права переходят по крови. Даже если ты совсем никчёмен, как этэри, ты все равно можешь чуть больше, чем обычный жрец, и уж тем более, человек.
За час до полудня Огайра уже успел обжиться на новом месте. Для виду поругался с братьями по труду, облаял скрягу, не подавшего ему монет, оскорбил вульгарно одетую девку – в общем, старался не выделяться из общей массы попрошаек.
В половине второго в храм пожаловал набожный первенец императора со своей охраной. На удивление Огайры, он прятал лицо под надвинутым чуть не до подбородка капюшоном. Но маг его всё равно узнал по голосу и походке, правда, не такой лёгкой и танцующей, как прежде. Хвалы Вату Истан возносил не слишком долго, что, впрочем, не было странным, но выйдя из дверей храма, он каждому убогому бросил по медяку.
– Маловато будет, милсдарь, – пропел фальшивым тенорком Огайра.
– Больше надо заработать, – нашёлся принц.
– А я с превеликим удовольствием, милсдарь, – паясничал маг. – Вы только скажите, что делать надобно. Я много чего могу…
– Много можешь? – спросил принц, вглядываясь в измазанное сажей лицо мага. – А, пожалуй, есть у меня для тебя работёнка.
Нищие, что сидели рядом с Огайрой, тут же всполошились и начали кричать на перебой, будто и они не хуже «тощего дылды» справятся с поручением господина, но Истан на них уже не смотрел, он, подволакивая ногу, брёл к своему паланкину.
Крикуны подорвались было с мест, в надежде догнать принца и всё же всучить ему свои услуги, но тут от пёстрой повозки отделились две крупные фигуры, и голытьба разбежалась. Один Огайра продолжал следовать за Истаном, хоть и делал вид, что струхнул, когда гвардейцы чуть не с силой втолкнули его внутрь паланкина.
– Что за балаган? – зашептал принц на вульгарной смеси валамарского и роглуарского.
– Я в Вайруке нежелательная персона, друг мой, ты разве не знал? – так же тихо отозвался маг.
– Не-ет, – удивлённо протянул Истан.
– Что ж, к лучшему. Скажи, принц, ты всё ещё доверяешь мне?
– Всем сердцем, – заверил его Истан, прикладывая к груди ладонь.
– А чего тогда в капюшоне сидишь?
– О-у-у, – засмущался принц, но лицо всё же открыл.
– О Боги, Истан! – ахнул Огайра, прикрывая ладонью рот. – Что с тобой произошло?
– Со мною, как уже бывало, произошёл мой брат, – грустно молвил он, опуская глаза.
– Это он тебя так?
– Угу, – буркнул Истан, махнув носильщикам, чтобы те не стояли истуканами.
– Но за что?! – воскликнул маг, качнувшись от того, что паланкин оторвался от земли. – Не понравился подарок на именины?
– Да какой там подарок, – отмахнулся Истан.
– А вы, что же, с братом не обмениваетесь сувенирами? – как бы невзначай поинтересовался Огайра.
Истан усмехнулся разбитыми губами и поморщился от боли. Смотреть на него было страшно. Один глаз заплыл так, что его совсем не было видно, нос перебит, скулы и подбородок покрылись корками.
«Да, – подумалось магу, – меня в злачном квартале ещё слабо отделали. Как хорошо, что Таймар - не мой братишка».
– Подарков я брату уже давно не дарил, скорее уж наоборот, – горько усмехнулся Истан.
– Не понял?
– Я попытался у него кое-что украсть, точнее не так… – принц стушевался. – В общем, не важно это.
«Да уж конечно, – размышлял про себя Огайра, – для тебя может и не важно, а вот для Таймара оказалось достаточно значимо, раз он тебя так разукрасил. Хотя этого следовало ожидать. Рано или поздно такой конфуз должен был случиться».
– И что же ты у него украл? – делая вид, что не в курсе событий, поинтересовался маг. – Его легендарный меч?
– Хуже, – вздохнул Истан. – Его легендарную рабыню.
– Видимо недостаточно легендарную, раз я о ней ничего не знаю, – непринуждённо сказал Огайра, отклоняясь на мягкие подушки.
– А о ней и у нас в замке мало кто знает. Но те, кто имел счастье с ней повидаться, уже напридумывали всяких небылиц. А теперь и наложницы Таймаровы слух пустили, будто мы с братом из-за неё чуть не поубивали друг друга, – Истан тяжело вздохнул и уронил голову в ладони.
Его фигура раскачивалась из стороны в сторону в такт вихляющему паланкину, нёсшему их по шумным улицам Вайрука, а маг думал, что вот так с принцем всегда. Будучи императорским первенцем этот милый, добрый и отзывчивый малый предпочитал сторониться светской жизни, а если и оказывался втянутым в дела короны, то в самые неприглядные из них.
Огайра положил руку на плечо принца и попытался утешить его.
– Ну, брось, Истан, будет. Такова ваша монаршая участь. О ком ещё простолюдинам шептаться. А вы и правда с Таймаром из-за женщины поспорили?
– Вот и вы туда же! – всхлипнул принц, поднимая на мага заплаканные глаза.
У Огайры при виде его страданий царапнуло в груди чувство жалости.
– Я просто хочу знать истину, – сострадательно проговорил он. – От первоисточника, так сказать. Или ты предпочитаешь, чтобы я слухам верил?
Истан посмотрел на друга взглядом мученика, покачал головой, а потом заговорил:
Как только порядком растрясший мага паланкин остановился у шумного квартала, Огайра сразу понял, где они оказались. Маг отодвинул край накидки, и в лицо ему ударило запахом кислой редьки и прачечной.
«Хорошо хоть не квартал красных гирлянд», – подумал он, провожая взглядом носильщика, катящего на телеге с пяток дорожных тюков.
Огайра сомневался, что они смогут найти место в приличном гостевом доме, потому что народу на улице, принимающей в столице путников, было больше, чем сельди в бочке. И всё же, один из гвардейцев принца отправился пытать счастье, а Истан продолжил шёпотом свой рассказ о похищенных князем валамарцах.
– Их было трое, – напомнил он. – Одна - этэри-виху. Она сбежала, и её до сих пор не нашли. Вторым был жрец. Он переправлен в Гагарак, это всё, что я о нём знаю. Ну, и третья, самая дорогая для моего брата рабыня – это этэри-лилулай. Она снова вернулась в башню Страха.
– Лилулай? – прошептал Огайра. – Самые нежные, тонкие и беззащитные из этэри, они такие ранимые и чувствительные. Как, как он может держать её у себя?!
– Я подумал так же и решил помочь ей сбежать, – Истан набрал в грудь воздуха, и задумавшись, забыл выдохнуть.
Маг смотрел на подавленного парня, и видел, что он с трудом сдерживает слёзы. Огайра и сам крепился из последних сил. Преступления, совершённые против Валамара с его попустительства, оказались настолько чудовищны, что маг даже не мог в полной мере осознать масштаба бедствия.
«Мне никогда не искупить вину перед домом, – думал он, глядя на раскисающее лицо принца, – никогда. Даже если я прикончу урода князя, прошлое не перепишешь».
– Что сейчас с лилулай? – тихо спросил он.
– Всё ещё хуже, чем было, – проговорил Истан, трубя в платок. – Я всё только испортил.
– Что может быть хуже, чем плен?
Истан задумался, стоит ли рассказывать всё, как было, но встретив молящий взгляд старинного друга, который понимал его лучше родного семейства, принц всё же разоткровенничался.
– Из одного плена я привёл лилулай в другой и даже не знаю, если честно, в какой именно, но это как-то связано с тёмной силой и мёртвым царством. Когда мы бежали от Таймара, девушка вырвалась вперёд, и я не мог видеть погони. Мы снова встретились спустя какое-то время, но пока меня не было рядом, с ней произошла беда – она погибла.
– Что?!
– Да, она оказалась в Ётерхоле, а Таймар выкупил её жизнь.
– Не может быть, – замотал головой Огайра. – Это невозможно! Чтобы выкупить душу, надо дать взамен другую, к тому же, для этого нужен ритуал призыва. Это очень сильная и опасная магия, она способна убить призывающего. Таймар не маг, он человек, а не…
– Да, да, – перебил Огайру принц, – человек, но он сделал это. Я сам видел магический круг. Ни он, ни лилулай не скрывали от меня, что Таймар спас ей жизнь, вернув в мир живых.
– Нет, нет, – лепетал совсем поверженный новостями маг, – это какая-то ошибка. Даже я не рискну призывать Завула ради выкупа жизни. Есть сумасшедшие, которые продают зверю своих родичей, чтобы он наделил их способностью проводить в этот мир его силу, но даже они не спускаются в Ётэрхоль. А призвать Завула для выкупа может лишь тот, кто был там хоть однажды. Чтобы ты понимал, мальчик, из мёртвого царства не возвращаются, пока сама Ёиль этого не захочет. В наших мирах нет ни одного живого существа, которое могло бы перемещаться меж этими двумя пространствами, да ещё сделки совершать. Кроме разве что… – Огайра закрыл рот рукой, чуть было не вскрикнув от потрясения. – Нет, это вообще из разряда мифов и легенд… Это абсурд… бред… как мне такое вообще могло прийти в голову.
– Что вам пришло в голову?
– А-а-а, не важно. Где теперь лилулай?
– В башне Страха.
– Что ж, – попытался маг собрать мысли в цепь. – Башня Страха – не Гагарак, оттуда мы её вытащим. Вопрос времени. А вот со жрецом придётся повозиться.
– Боюсь, всё не так просто, – обречённо выдохнул Истан. – Она теперь рабыня на век.
– Не говори глупостей!
– Это не глупости. Я вам ещё не всё рассказал. Таймар, он… Понимаете, он не просто безжалостен, он ещё и хитёр… он…
– Ну, говори же! – не выдержал маг.
– Он бил меня, бил по-настоящему… У лилулай на глазах, и она… Она вступилась за меня. А он – мой брат, он только этого и ждал. Таймар специально меня мучил – знал, что она не выдержит и… В общем, он пообещал ей сохранить мне жизнь в обмен на её свободу.
– Она поклялась? – ошарашенно спросил Огайра.
– Да, – уронил голову принц. – Она поклялась своей священной долиной в том, что не покинет Таймара, пока он сам её не отпустит.
– Демоны меня порви! Да что же он за человек?!
– Боюсь, – тихо проговорил принц, – он уже не человек. Я думаю, это всё делишки Шемы. Может, она научила его, как купить у Завула силу, и он сделал это? Брат очень изменился, Огайра. Он из Валамара вернулся уже не вполне собой, перед отъездом в Кохару страшный был, лютовал, единственного друга убил, кучу своих людей казнил, и вообще, такого страху на всех нагнал, что знать пирушку закатила, когда он из города убрался. Почти два месяца мы радовались, а потом он явился. Говорят, откуда ни возьмись. Я не удивлён, если честно, он и раньше так делал, но не в этом суть. Таймар, которого я знал, стал другим, он всё такой же беспринципный, эгоистичный и жестокий, но теперь в нём есть что-то ещё. Я не лилулай и придворные наши тоже, но даже мы чувствуем, как он давит нашу волю, словно яблочный сок. Причём делает это даже не осознанно, точнее он вообще ничего не делает, вот просто смотрит на тебя, и ты уже готов в шорсы помочиться.
Огайра с Истаном выбрались из паланкина, огляделись. Улица была разномастная, в начале её возвышались трёх и даже четырёхэтажные дома из камня, дальше краснели глиняные постройки в пару этажей, а хибарки в самом конце гостеприимного квартала, разглядеть было уже трудновато, но Огайра и так знал, что вид их весьма удручающий.
– Надеюсь, нам не в самый конец, – осведомился он у гвардейца, но тот на оборванца и не взглянул.
– Паланкин лучше оставить в начале, Ваше Высочество, – стал советовать гвардеец. – Здесь серьёзные заведения и за его сохранность можно не опасаться, а вот нам нужно пройти четыре этих дома и…
– Веди, – не стал тратить время принц и пошёл вперёд.
Один гвардеец обогнал его, а второй оставил палантин и прикрыл спину Истана, последовав за ним бесшумной тенью. Так вчетвером они и добрались до низенького, в два этажа, домишки. На удивление Огайры из его распахнутой двери валил довольно приятный запах свежесваренного пива. Но на этом благости заканчивались.
Встречающая гостей зала, она же харчевня, был обставлена убогими дощатыми скамьями и такими же неказистыми столами. К тому же хозяин, перебирающий за стойкой приборы, оказался неряшлив: в замызганной рубахе с закатанными до локтей рукавами, он дымил трубкой, не вынимая её изо рта. Правда, увидев человека в дорогом плаще и двух телохранителей, он тут же приосанился и потушил своё вонючее зелье.
– Чего изволите? – как можно ласковее проговорил он осипшим голосом, чем удивил размалёванную девку и двух мужиков, сидящих в дальнем углу и потягивающих пенное.
«М-да, он скорее привык орать, чем лебезить», – понял Огайра, но говорить ничего не стал, предоставил гвардейцам решать вопросы обустройства, и те неплохо справились.
Уже спустя пять минут они с Истаном сидели в тесной, пропахшей портянками комнатухе, но зато вдалеке от гвардейцев. Их Истан оставил за дверью.
– О каком даре вы говорили, Огайра? – возобновил разговор принц, как только они остались наедине.
– О даре для твоего брата, – растягивая слова, произнёс маг, глядя в растерянное лицо Истана. – Я знаю о нём очень мало и надеялся, что ты сможешь пролить свет на эту историю.
– Я? – усмехнулся принц, садясь на единственный скрипучий стул. – Да я последний человек в империи, которому расскажут о важном.
– Дело в том, что в этой истории ты как раз-таки должен был стать отнюдь не последним человеком. – Маг прошёлся по комнате и сел на постель, он хотел, чтобы его глаза были вровень с глазами принца. – Я узнал о пророчестве, друг мой, о страшном пророчестве, которое касается Таймара.
– И что в нём? – раскрыв рот, спросил Истан.
– В нём говориться, что наследник Деорака получит от своего брата дар и обретёт невиданную мощь. – Огайра посмотрел на принца исподлобья, надеясь уловить испуг, но в глазах Истана был только интерес. – Пророчество довольно туманно, но, насколько я понял, дар, который приготовили для князя, нашей Пирамиде не сулит ничего хорошего.
– И вы решили, что этот брат - я?
– У Деорака есть ещё сыновья?
– Нет, – мотнул головой Истан и погрузился в какие-то мысли.
Огайра долго наблюдал за отстранённым, блуждающим в кулуарах собственных воспоминай принцем, а потом терпение покинуло его.
– Поделись со мной соображениями, Истан, – вкрадчиво попросил он.
Принц поднял на него глаза, закусил губу и как-то обречённо начал:
– Лилулай говорила, что Таймар мне не брат. Может, Деорак - не мой отец? Может, мать зачала меня от кого-то другого? С трудом верится, конечно, но если бы вы видели пирушки, которые закатывают воины, возвращаясь с поля брани победителями… – Истан покачал головой. – Моя мать была воительницей, как и отец. Таймар тоже воин, и только я - изгой в собственной семье. Наверное, император лишил меня престола, потому что заподозрил то же, что и лилулай.
– Нет, мой друг, – успокоил принца маг, – думаю, тут всё с точностью до наоборот.
– Хотите сказать, Таймар - не сын своего отца?! Не смешите меня! – Истан потянулся к графину с водой, стоящему на прикроватной тумбе, но взяв его в руки, обнаружил на дне слизь. Поморщившись, он поставил сосуд на место и даже вытер пальцы о плащ.
– А я не вижу тут ничего смешного, – серьёзно заговорил Огайра, пронаблюдав за манипуляциями принца. – Твой отец, конечно, победил во всех битвах, но вовсе не от того, что был непревзойдённым воином. Он обещал стать неплохим дипломатом, способным положить конец войне. Думаю, его именно поэтому и выбрали.
– Выбрали? – не понял принц.
– Ну да, ему ведь помогли, про это ведь ты знаешь?
– А-а-а, вы о волшебнике, – понял Истан.
– Угу, – Огайра облокотился о столик и наклонился к принцу. – Деорак - не Таймар, и очень хорошо это понимает. Странно, что он не заподозрил в нём чужой крови.
– Он, что же, действительно мне не брат?! – ахнул Истан.
Огайра внимательно вчитывался в изумлённое лицо парня, взвешивая на весах совести решение, которое пришло вдруг в его измученную плохими новостями голову. А принц лишь молча недоумевал, он даже позабыл о брезгливости, во второй раз схватил графин с водой и, не подумав о плесени, сделал два больших глотка.
– Это не то, что вы подумали! Она не такая! – заверял он, продолжая коситься на трясущуюся стену. – Она чистая, невинная… такая чистая, что даже мой беспринципный брат не решился трогать её! Она же - сам свет!
– Ага, – хмыкнул маг, тоже с опасением взглянув на хлипкое сооружение, грозящее треснуть и явить целомудренному принцу всю пошлость человеческого естества. – Ты ещё скажи, будто думал, что этэри почкованием размножаются.
– Я, честно говоря, об этом вообще не думал, – стушевался принц.
– Друг мой, этэри во многом похожи на людей, по крайней мере, в вопросе чувств. Это же слуги Пирамиды, они всё равно что вечные источники питания в храмовых комплексах. А лучший источник энергии в мире живых существ – это эмоции, чувства и ощущения. Именно поэтому их расу создавали, скрещивая с людьми.
– Чтобы они могли чувствовать, как мы? – удивился принц, непроизвольно прикрывая рукой ухо, в которое вторгались непристойные звуки, нарушающие их приватность.
– Да.
– Но это кощунство: использовать этих прекрасных созданий, как агрегаты для нагнетания энергии!
– А ты думаешь, людей используют как-то иначе? – хмыкнул Огайра. – Основная людская биомасса лишь согревает собою пространство наших кругов, и только немногие, имеющие реальный вес, действительно что-то решают. В том числе и то, куда направлять накопленные ресурсы и как их использовать.
– Кто из них мой брат?
– Не трудно догадаться.
– А я?
– Надеюсь, из второго круга.
– А этэри – они что, тоже просто согревают собою пространство священных долин?
– Если совсем грубо – то да, – посуровев, сказал Огайра. – Пора бы тебе уже повзрослеть, мальчик мой, и понять, наконец, как у нас тут всё устроено. Да, этэри чисты, прекрасны, и в развитии опережают всех людей, но они - инструмент этого мира, и только. Как, впрочем, и все мы, – печально вздохнул маг. – Только задумайся, ведь они рождаются в своём замкнутом мире и не могут выбрать иной судьбы кроме той, что прописана в их касте. У них всего семь ступеней, и на каждой - своя степень отречения. Они - маленькие, золотые механизмы, которые двигают огромную махину под названием храмовый комплекс. Без их работы не выживет ни один круг, они невероятно ценны, но они всего лишь элементы комплекса. Весь этот огромный агрегат, качающий в круги ману, задумывался вместе с ними, они - его неотъемлемая часть.
– Их создали, чтобы использовать?! – обиженно воскликнул принц.
– Если хорошенько призадуматься, нас всех для этого создали.
Огайра вернулся к постели, устало опустился на неё, и та издала жалобный стон, вторящий тем, что доносились из-за стены. Маг усмехнулся и продолжил свою тираду о высших материях под звуки самой простой и животной песни человечества.
– Тебе говорили, что Пирамида – это школа? Ты должен прилежно учиться, собирать опыт, чтобы подниматься по волшебному пути маны. Но для чего?
– Чтобы вернуться к своему Богу, – с замиранием сердца сказал Истан, тоже возвращаясь к своему стулу.
– Вот-вот, – вздохнул Огайра. – Бог очень хочет познать себя. А для этого все восемь Пирамид, которые создали его дети, должны постоянно развиваться, чтобы Великая Пирамида Отца вбирала и вбирала в себя бесконечный опыт, расширяясь до немыслимых величин. Все мы лишь средства, мой друг.
– Средства Богов, – напомнил забредшему в убийственные дебри смыслов магу Истан.
– Да, ты прав, мы - средства Богов, а они у нас о-го-го! Не будем о грустном, – сам себе сказал Огайра. – Хотя, в общем-то, это вовсе и не грустно. Надеюсь, ты понял, что тебе нужно делать?
– Да.
– Если лилулай и правда тобой увлеклась, она поможет. Но постарайся не навлечь на неё гнев Таймара, не хотелось бы пугать бедняжку больше меры.
– Если честно, я был крайне удивлён, увидев, как он с ней обращается. Не знай я своего брата, подумал бы, что она нашла-таки брешь в его каменном сердце. Он так смотрел на неё… – Истан покачал головой, окунаясь в воспоминания. – Странно всё-таки, что он оставил её девственницей. Наверное, ему очень нужны её способности.
– А она девственница? – встревожился Огайра.
– Да, и очень красивая, я таких женщин никогда не встречал. Неземная красота, просто феерическая. Не представляю даже, как брат держится.
– Проклятье! Всё ещё хуже, чем я думал, – выругался маг, сжав кулаки.
– Плохо, что она девственница? – не понял принц.
– Да, это очень плохо, очень! Бедная лилулай, – Огайра покачал головой и встал, чтобы выйти из комнаты.
– Уже уходим? – встрепенулся принц. – Не объясните, что плохого в невинности?
– Не сейчас, Истан, не сейчас, – отмахнулся Огайра, выходя из номера и направляясь к выходу. – Выполни мою просьбу. – Инструктировал он на ходу. – Я приду, как у меня появится возможность, а пока держи связь с Урдом, он мой друг, я доверяю ему. Если захочешь мне что-то рассказать, передай ему письмо.
Истан кивнул и хотел было обнять на прощанье друга, но вспомнил о гвардейцах, идущих сзади, и о незавидном положении мага при дворе. Он улыбнулся ему и отпустил, а Огайра, оставив принца, поспешил в дом Урда.
Больше всего Таймар ненавидел светские мероприятия и чинные званные обеды. Во-первых, он не любил, когда кто-нибудь наблюдал за тем, как он ест, потому что редко пользовался столовыми приборами, а во-вторых, он не терпел напыщенных индюков с напомаженными проборами и крахмальными воротничками.
Практически все придворные, за исключением реальных деятелей отцовского двора (учёных, инженеров и прочих людей умственного труда), казались князю налипшей на ботинки слизью – мерзкой, но неизбежной, когда ходишь по опасным жизненным тропам. Разговор с этими людьми у Таймара всегда был до неприличия короток и резок, и уж если случался, то по крайней необходимости, например, в связи с помолвкой. Хотя сам князь искренне не понимал, зачем ради обсуждения деталей брачного договора ему лично знакомиться со своей будущей женой. Но светский этикет требовал того, чтобы Мариго была представлена ему лично (за этим, собственно,
она и явилась в Вайрук, вместе со своей многочисленной свитой).
Среди всех этих придворных, связанных меж собою служебными и не только страстями, Таймар был так же неуместен, как секира или молот в парфюмерной лавке. Он сидел за длинным обеденным столом, напротив болезненно-бледной, большеглазой каланчи с торчащими ключицами и думал, сколько ему ещё терпеть её лошадиный взгляд.
Впрочем, глаза у Мариго были красивые, почти такие же тёмные и влажные, как у его любимой кобылы, и волосы густые с аппетитным каштановым отливом, а пухлые (пожалуй, даже чересчур) губы весь завтрак непроизвольно вздрагивали, растягиваясь в невнятной улыбке, когда она ловила на себе его взгляд.
Но эти ключицы!
Тысяча Бездн! Таймар был почти уверен, что за ворохом воздушных газовых тряпочек, прячется тощая жердь. А худых баб князь не любил.
Чем дольше он смотрел на сидящую напротив Мариго, тем настырней лез в голову образ Китэрии: её сдобное тело, крутые бёдра и прочие плавные линии… Таймара так извели собственные фантазии, что он не выдержал, и покончив с основным блюдом, одним залпом выпил кружку горячего хрога, а потом встал из-за стола, бесцеремонно нарушив этикет.
По всем правилам полагалось сидеть до тех пор, пока сам император не соизволит отзавтракать. На крайний случай можно было деликатно известить о неотложной надобности и удалиться раньше срока. Но Таймар не придавал штатским правилам значимости и нещадно нарушал их (по крайней мере, у себя дома). Хотя сегодня он, сделав исключение, кивнул на прощанье княжне.
– Рад знакомству, – коротко бросил он первую фразу за всё утро и развернулся, чтобы уйти.
– Как, вы так быстро нас покидаете? – удивился двоюродный дядя Мариго, привёзший её вместо занятого отца. – Но ведь ещё десерт не подали, и вы даже не познакомились толком.
– В спальне познакомимся, после свадьбы, – сказал Таймар, повернув голову к княжне, от чего девушка вспыхнула, как керосиновая лампа.
– Воин, – пожал плечами Деорак, – никаких манер, но зато в бою ему равных нет.
За спиной удаляющего Таймара зашушукались императорские гости, старательно находя причины такого пренебрежительного к ним отношения.
Отмучавшись в трапезной, князь пошёл отдавать приказы своим людям. Требовалось отправить гонцов на места исторических родин Галора и Вышибалы, а ещё выяснить, не нашёлся ли след его канущей в небытие команды, которая захватывала храм Гесонит в Каовельи.
Лучшие воины, отобранные Харухом для похода в Валамар, до сих пор не объявлялись, и Таймар начал думать, что Огайра его обманул, сказав, будто жрицы не станут убивать дебоширов, а отправят их восвояси. Они, конечно, могли и в дебрях Каовельи заплутать или, вообще, в прислуги к этэри попасть, а если так, то о бедолагах можно было забыть. В каовельские леса без проводника не ступишь, да и времени у князя на это не было. Требовалось довершить начатую авантюру с виманой.
Таймар собирался выдвинуться навстречу своей экспедиции, но на этот раз не один. Во время завтрака князь размышлял, как ему быть с Китэрией и пришёл к выводу, что спятит, если будет всю дорогу думать о том, как в его отсутствие поживает маленькая рабыня.
Раздав все указания, и велев подготовить коня, которого он ранним утром забрал с Бычьего острова, Таймар пошёл к своей затворнице – хотел порадовать новостью о том, что её заточению пришёл конец, и она отправляется вместе с ним в путешествие. Князь открыл клетку этэри, тихо позвал по имени, но девушка не откликнулась. Тогда он заглянул в спальню.
Его нежная девочка утопала в мягких мехах, разметав по подушке влажные волосы. Покрывало валялось на полу, тонкая сорочка налипала на лоснящееся от испарины тело, очерчивая бледные ореолы сосков и прочие волнительные изгибы. Губы этэри были слегка приоткрыты, ресницы подрагивали, и вся она словно бы растворялась в море солнца, заливающего её ложе. Золотой свет делал её энигматически-прекрасной, и князю вдруг померещилось, будто она вот-вот растворится в этом чудодейственном мареве.
Он пересёк комнату, склонился над распластанной девушкой, которая казалась сейчас удивительно маленькой и беззащитной. Её душа блуждала в сновидческих лабиринтах, лицезрея ей одной предназначенные видения, а Таймар любовался слабой, дрожащей улыбкой, невольно приближая своё лицо к спящей этэри. Очнулся он, когда она вздрогнула во сне и, шепнув нечто напоминающее его имя, задышала вдруг часто-часто. Только теперь князь понял, что она вся горит. Её белый, горячий, как пески южных земель, лоб покрывала испарина.
Работала ведьма долго. Сначала бегло осмотрела больную, затем избавила от влажной сорочки, потом достала из клетки птаху и, свернув певунье шею, выцарапала своими острыми когтями её крохотное сердце.
За тем, как кровожадная Шема возится с птичьими потрохами, Таймар не следил, он наблюдал, как вздрагивает обнажённое тело девушки, как голубыми волнами ходит под по её белой кожей бурлящая кровь. Веснушки на её носу и скулах потемнели, виноградные губы тоже. Китэрия шевелила ими, повторяя про себя какое-то слово, и Таймар замирал, стараясь разобрать его. В этих дрожащих изгибах её неспокойных губ ему чудился некий шифр. Чем больше он смотрел, как она складывала и вытягивала губы, тем отчётливее ему казалось, будто она зовёт во сне его, как тогда, когда блуждала в лесу.
«Глупости, – осаждал себя Таймар, принуждая отводить взгляд от её лица. – Даже если она и повторяет моё имя, то, скорее всего, ей снится кошмар».
Нежный, сизо-лёгкий мир, где возможны волшебные приключения чувств, был сокрыт от князя в непроходимых дебрях его собственных ограничений и табу. Та любовь, которую он позволял себе, была какая-то сквозная, не настоящая, молниеносно-плотская. И даже когда он пленялся женской красотой, желал лишь одного – поставить на божественном творении своё клеймо, вплести в узоры природных хитросплетений свой глиф, чтобы оно уже не могло принадлежать более никому. Но, глядя на беззащитную, обнажённую и ослабевшую чужестранку, он с ужасом наблюдал, как страшные метаморфозы мыслей и чувств ломают его стальной каркас.
Китэрию, как и прочих красивых женщин, Таймар желал накрыть своей силой. Во снах он срывал с неё покровы невинности, вторгаясь в приватные плоскости её души и тела. Но эти привычные, естественные для молодого мужчины желания были не единственными. Князь в ужасе понимал, что толкает его к этэри не столько жажда обладания, сколько стремление защитить её. Эта маленькая, ранимая, воздушная, и в то же время такая настоящая женщина выворачивала его подкладкой наружу, и прописные картины, что расцветали на этой самой подкладке его души, пугали князя больше, чем зловещий взгляд Ёиль, который обещал вечное заточение.
Таймар сидел, уткнув свой выдающийся подборок в сжатые кулаки и боролся с противоречивыми чувствами, ищущими выход, как молодой побег в плотно сбитой почве, а Китэрия всё не приходила в себя. Но вот кровавый ритуал Шемы подошёл к концу. Руны, нанесенные на девичье тело кровью птахи, уже высохли, и ведьма с облегчением сообщила:
– Это обычная лихорадка. Она, должно быть, сильно простыла, возможно, голодала и организм ослаб. Полежит денёк-другой в постели и будет, как новенькая, – утешила князя Шема.
Таймар задумался. Дня, а тем более двух у него не было, он должен был как можно скорее выйти навстречу своему каравану. Кохарские земли неспокойны: в них полным-полно налётчиков с окраин. К тому же, не было уверенности в том, что ослабевшая этэри сможет ехать верхом после того, как оправится. Ему нужен был портал, а его мог организовать лишь Грут. Но проклятый кей куда-то запропастился.
Князь стал размышлять, как заставить Вольгера прийти, да ещё так всё обставить, чтобы кей не подумал, будто в нём появилась срочная нужда. Таймар соображал, ворочал извилинами и натолкнулся на одну занятную мысль.
– Скажи-ка, Шема, что ты знаешь о печатях?
– Каких именно?
– А вот таких, – проговорил Таймар, снимая рубаху и оборачиваясь к ней спиной.
– Ох ты, заливные потроха! – ахнула ведьма, увидев алеющее, ещё не зарубцевавшееся клеймо. – Это кто тебя так?
– Догадайся, – нехотя пробасил Таймар.
Он с удовольствием избежал бы такой наглядной демонстрации своего позора. Но ведь Шема всё равно когда-нибудь увидит эту живопись на его коже, и уж лучше пусть она знает обо всём заранее, нежели гадает, как с этим быть, когда ему придётся корчиться от очередного ранения на её скамье.
– Он снова объявился? – заговорщически прошептала ведьма.
– Да, наш магический друг соизволил выйти из тени, чтобы мучить меня своими колдовскими учениями. Но поскольку я - неопытный новичок во всех этих ваших колдовских делах, он решил обезопасить меня, поставив свою печать.
– И ты позволил?! – удивилась Шема.
Князь нахмурился, выпад его няньки был неприятен.
– Я бы посмотрел, как ты сопротивляешься кеевым чарам, – выплюнул он. – Особенно после того, как побываешь в царстве мёртвых и встретишься с восседающей на Завуле Ёиль.
– Не может быть! – прикрыв дрожащей ладонью губы, выдала Шема.
– Я на твоей памяти рассказывал когда-нибудь небылицы?
– Нет, – обронила ведьма, обходя своего князя и гладя старческими руками печать кея. – Я такой никогда прежде не встречала. А что она тебе даёт?
– Защиту от посягательств всякой нечисти, с которой я могу столкнуться, шатаясь по другим мирам.
– Защита – это хорошо, – воодушевилась Шема. – Она не помешает, учитывая, что старой ты лишился. Но печать никогда не даёт только защиту… Теперь ты… ты можешь стать его оружием, если он того пожелает.
– Боюсь, я стал бы его оружием, и без этой печати, – хмуро произнёс князь. – Можно ли с помощью неё как-то призвать кея, но так, чтобы он не подумал, что нужен мне?
Ведьма задумалась, запустив скрюченный палец в ноздрю.
Попытка выведения клейма действительно оказалась болезненной, настолько болезненной, что Таймар дважды был на гране перехода в бессознательное состояние. А кей так и не объявился. Зато Китэрия пришла в чувства, когда сдавленный рык князя перешёл в короткий вопль. Девушка встрепенулась, открыла глаза, и когда увидела склонившуюся над ним ведьму, ахнула.
– Таймар? – позвала она его слабым голосом, выныривая из вороха тканей и мехов.
– Тихо ты, тихо, – услышал он сквозь красно-оранжевую муть, в которой болтался, как в киселе, пока Шема колдовала над его спиной. – Тише, не видишь, у меня тут работа.
– Вижу, – проговорила этэри, выбираясь из тряпичного плена, – А что ты с ним делаешь?
– Не твоего ума дело, – огрызнулась старуха, а Таймар выволок себя из ватной одури и повернулся на бок.
Как оказалось, поздно. От этэри не укрылась его метка. Конечно, она видела её и вчера, но тогда это был лишь рисунок, а сейчас клеймо полыхало пламенем, прожигая его кожу. Таймар чувствовал, как в воздухе пахло жжёным мясом.
– Это… это отвратительно, – высказалась, наконец, Китэрия, прикрывая свой тонкий носик и кашляя от запаха гари.
Она куталась в плед, стоя напротив Таймара. Взгляд её был не таким, как обычно, а поведённым загадочной поволокой, от которой у князя камнем застывала плоть.
– Иди, ляг, – приказал он околдовывающей его девушке, но она и не думала подчиняться, она приближалась к нему вопреки его воли.
Таймар смотрел на этэри исподлобья, густо краснея и хмуря брови, но маленькую Китэрию это отчего-то не пугало сейчас.
– Ты злишься, князь, – тихо проговорила она, подходя совсем близко, – но совершенно напрасно, я не причиню тебе вреда, в отличие от этой… – девушка запнулась, видимо не желая произносить вслух непотребные слова. – Печати нельзя выводить таким варварским способом. Это может убить.
Она склонилась над ним и провела дрожащими пальцами по горящей коже. У Таймара от её робкого, невинного прикосновения стол из-под тела ушёл, ему показалось, что он парит в невесомости и лишь её нежные гладкие руки держат его, не давая упасть.
– Ляг на живот, – попросила она с ещё большей растяжкой слов, чем обычно, и князь не смог, а точнее не захотел ей отказывать.
Он был готов сейчас открыть лилулай любую тайну, лишь бы она продолжала касаться его своими нежными руками.
– Ты хочешь свести её? – спросила Китэрия, накрывая печать ладонью.
– На самом деле, нет, – нехотя ответил князь, чувствуя покалывания под её прохладной рукой. – Я хотел сделать так, чтобы явился кое-кто…
– Тот, кто её поставил? – спрашивала этэри, кладя рядом с первой и вторую ладонь.
– Да, – выдохнул Таймар, ощутив, как в него живительной волной проходят какие-то совершенно фантастические токи.
Этэри буквально вливала в его измученное тело свою силу, и князь ощущал, как она велика и прекрасна. В руках маленькой женщины была мощь самого Бескрайнего океана. Из них сочилась тонкими струйками блаженная магия, заставляющая тело князя содрогаться от неги. Одним лишь касанием своих чистых рук Китэрия приводила его в такой экстаз, что он с трудом сдерживал стон наслаждения.
– Если это демоническая сущность, то ты выбрал неподходящее место, – раздался где-то на периферии бытия её слабый голос. – Явившись в твой дом, она разнесёт его в мелкие камни.
– А если это не демоническая сущность? – оборачиваясь к этэри, спросил Таймар.
– Давай не будем ходить вокруг да около, – проговорила девушка, убрав ладони с его спины. Она устало опёрлась рукой о стену и с трудом выдохнула. – Кого ты призывал?
Таймар порывисто сел, чувствуя, как по телу блуждает неведомая ему прежде светлая магия и вгляделся в мутнеющий взгляд Китэрии.
– Тебе плохо?
– Так, – уронила этэти и сползла на пол.
– Тери! – кинулся к ней Таймар, не скрывая своего испуга. Он поднял её на руки и, вернув на скамью, укутал в меха. – Шема, она опять вся горит. Тери, девочка моя, зачем?
– Ты бы умер, – тихо проговорила она. – Я в этом почти уверена.
– И ты стала бы свободной, – криво улыбнулся он, подпуская к ней ведьму с питьём.
– Вряд ли, – грустно сказала она, принимая у старухи чашку. – В Роглуаре нет свободных, даже существ, способных поставить печать, и то пытаются подчинить своей воле. К тому же я должна тебе жизнь. – Она грустно улыбнулась и, вернув ведьме чашку, откинулась на мехах, разметав в разные стороны свои волшебные волосы.
– Она придёт в себя? – обратился князь к Шеме.
– Придёт, – сухо ответила та, наблюдая, как её мальчик нянчится с чужестранкой.
– Спасибо, Шема, – неожиданно для всех проговорил Таймар, и его верная няня чуть не прослезилась от неслыханного проявления любви в свой адрес.
– Отнеси её в спальню, – проговорила старуха. – Я приду к ней через час с настоем.
Таймар кивнул и понёс свою спасительницу наверх, но не в её покои, а в свои.
Китэрия чуть дышала, дрожа в его руках от озноба, а Таймар всё никак не мог отойти от волнения. Оно было не таким, как раньше: особенным, щемящим, завораживающим. Князь нёс хрупкую, слабую девушку и думал, что отныне сдерживать свои желания будет ещё труднее. Вчерашняя лихорадка, иссушавшая его плоть и мозг, пока она сидела рядом и рассказывала ему о своих глифах, была лишь прелюдией к вечной пытке. Ведь разве сможет он теперь не воскрешать в памяти её волшебные касания и теплые щекочущие струи света, что она щедро пускала в его тело, заживляя раны? Нет, отныне, каждый раз, видя её, он будет думать лишь об одном – какие ещё немыслимые восторги она способна ему подарить?
Князь внёс этэри в свою спальню, уложил на подушки, накрыл мехами, и она распахнула глаза.
– Зачем тебе мастер печати? – спросила она робко.
– Мне надо уехать, – проговорил князь, садясь на край кровати. – Не хотел оставлять тебя одну. К тому же, ты сетовала на плохое обращение, и я подумал, что прогулка могла бы тебя развеселить. Но ты оказалась больна, поэтому я решил позвать того, кто мог бы перенести нас в нужное место через портал.
– И ради этого ты готов был рискнуть жизнью? – удивилась Китэрия.
– Я не знал, что это так опасно, – пожав плечами, сказал князь.
– Всё, что связано с магией, особенно тёмной, а твоей Шеме только она и доступна – опасно! – укорила его этэри.
– А твоя магия безопасна? – поинтересовался князь, памятуя о том, что Китэрия чуть было не лишилась чувств, отдав ему свою силу.
– Любая магия опасна, Таймар, даже когда понимаешь её, а вы с Шемой, похоже, не очень-то в ней разбираетесь, но при этом с поразительным бесстрашием импровизируете. Ладно, ты, – махнула она рукой, – тебя ничем не проймёшь, но как Шема решилась на такое, ведь она любит тебя, как сына.
– Подозреваю, что она не знала о последствиях, хоть и предупреждала, что процедура довольно болезненная.
Китэрия только покачала головой, поджав губы, чтоб не сказать лишнего.
– Тэри, я не маг, я просто человек…
– Который спускался в Ётэрхоль.
– Ты слышала… – понял князь, и сердце его в этот момент ухнуло вниз.
– Да, – призналась девушка, – я слышала, и кажется мне, что ты уже давно не человек, как и тот, кто поставил на тебе свой штамп.
Таймар не ответил, он поднялся с постели и подошёл к окну. Выглянул во двор.
– Нельзя игнорировать то, что магия меняет тебя, – проговорила Китэрия ему в спину. – Если ты принимаешь силу, то должен понимать, что назад дороги нет. Она тебя трансформирует и настолько, что через какое-то время ты сам себя уже не будешь узнавать.
– Девочка дело говорит, – раздался вдруг за спиной Таймара ещё один голос.
Он резко обернулся и увидел, как из облака газа выходит небрежно одетый Грут.
– О-о-у, вас можно поздравить с помолвкой? – проговорил он, осматривая неприкрытые плечи этэри, лежащей в княжеской постели, и его голый торс.
– Боюсь, с помолвкой тут можно поздравить только меня, и то с натяжкой, – нахмурился Таймар.
– Я бы на твоём месте так не сокрушался, очень выгодная сделка. К тому же, княжна Мариго хороша собой.
Князь насупил брови, зло глянув на Грута.
– А что такого? Юная этэри совсем не ревнива… мне кажется.
– Так, ну хватит паясничать! – не выдержав, гаркнул князь.
– Я, между прочим, вовсе не паясничаю, мой безрассудный друг, – сменив шутливый тон на строгий, сказал кей. – Какого беса ты доверил этой старой, помешанной на кишках перечнице, свою слишком ценную жизнь?!
Таймар молчал.
– Скажи ещё, не знал, что это опасно!
– Догадывался.
– Меня хотел выцепить?
– Хотел, – не стал юлить князь.
– Угу, и лучшего способа, чем попытаться угробить себя, не нашёл?!
– Я - не ты, и не Китэрия – волшебства, особенно светлого, в моей жизни было не много, я всё привык получать через боль.
– О-у, и поэтому ты её так щедро теперь всем окружающим раздаёшь? – спросил кей, глянув на притихшую Китэрию, которая чуть не до самых глаз натягивала на себя шкуру. – Волшебство в твоей жизни появится тогда, когда ты будешь знать, как оно организовывается. А для этого надо учиться и слушать старших, а не самодурством тут заниматься! – прикрикнул Вольгер на нерадивого ученика.
– Ладно, – прервал тираду учителя пристыженный князь, – я всё понял. Ты перебросишь меня к моей экспедиции?
– О-о-о, вспомнил о делах?!
– Ты поможешь или нет? У меня нет времени на разглагольствования.
– Я догадываюсь, зачем тебе портал, – сощурив глаза, произнёс Грут, подходя к прячущейся в шкуры этэри. – Если бы не наша маленькая, красивая девочка, – ты уже давно скакал бы навстречу вимане, даже не подумав просить о помощи. Но Китэрия больна и не может сесть в седло, – констатировал Грут. – Зачем тащить её с собой?
– Какая разница, где болеть - в четырёх стенах или под тентом в тарантасе.
Огайра мчался в сторону замка Грута так быстро, как мог. Он не жалел коня, торопясь к своей семье, потому что утратил-таки последний ориентир в этом страшном, суровом круге грубых и недалёких людей.
Всю дорогу он мысленно перебирал главы из дневника своей жизни, в которых, так или иначе, обозначалась фигура Вольгера. Вот он приходит в их дом за отцом, когда роглуарцы нападают на Армаяр. Вот приносит весть о том, что Огайра старший пал, защищая стены города. Потом после долгой и, в общем-то, безрадостной паузы в их отношениях (хотя тогда ещё ни о какой дружбе и речи не шло), настал золотой период. Вольгер явился в дом его родителей и объявил о том, что обещал его отцу взять над Огайрой шефство. Это было время щенячьих восторгов и обожания. Огайра в своём наставнике души не чаял и ждал новых встреч больше, чем пчёлы ждут наступления лета. Затем настали грустные, одинокие времена неведения, которые прошли под девизом тотального принятия и доверия – Грут пал в Роглуар. Хотя, может, и не пал, а предпочёл этот мрачный круг лёгкому, радужному Валамару, чтобы сыграть в очередную игру со своей сестрой, которая вот уже не один век ставила палки в колёса его стремлений.
Вражда Грута с многочисленными членами его семейства всегда тянулась за кеем шлейфом. Ни одна его грандиозная и безупречно спланированная партия не обходилась без вмешательства родственничков. Они неустанно следили за делами Вольгера, каждый раз стремясь подкорректировать их исход, то ли назло, то ли от того, что были приверженцами антагонистических орденов, напитывающих земли всех кругов своими ценностями и убеждениями, приправленными сочной и столь дорогостоящей во всех кругах маной.
За это печальное время разлук Огайра успел запутаться в сложных идеологических особенностях, что проповедовал каждый из членов семьи Великого кея. Все они, в общем и целом, казались Огайре важными и значимыми. Каждый Высший имел свою ипостась. Каждый из них налаживал тонкую, (а в некоторых случаях и не очень), нить связи со всеми кругами, через которую и влиял на нашу Пирамиду согласно своему кодексу и возможностям.
Каковы были возможности Вольгера Грута, знали не многие. Огайра в число счастливчиков не входил, потому что не был равен своему учителю, а потому и не мог понять его предела. Затеи Грута, при всей его легкомысленности и некоторой любви к зрелищным эффектам, были весьма значимы для Пирамиды Сата, но вот какой они имели эффект во времени, Огайра никогда не думал. А теперь это стало его сильно волновать.
Огайра пытался связать воедино все авантюры Грута, в которых ему довелось поучаствовать с тех пор, как он и сам обосновался в Роглуаре. Но ему это никак не удавалось. Он с прискорбием вынужден был признать, что никогда не знал ни полного плана, ни тем более конечного результата всей операции. Магу всегда хватало и того, что доверенное ему личное дело выполнялось хорошо или же сносно и приносило, как правило, исключительно благостные плоды.
То Грут посылал его в деревню помочь одному старосте усмирить бунтовщиков, чтобы они вовремя засеяли поля, и люди потом не голодали. То они с наставником гонялись за какими-то артефактами, ставшими трофеями Ордена тёмных магистров, приносящих человеческие жертвоприношения для поддержания своей секты. Искоренить варварские ритуалы во всех кругах им, конечно, не удалось, но прикрыть не в меру кровожадный Орден они всё же смогли, лишив его и вновь приобретённых артефактов и вообще всех ценных магических безделушек. Благодаря деяниям их тандема в Роглуаре на какое-то время воцарилась относительно мирная жизнь, но потом, конечно, реки крови снова полились, и тогда Огайра опять получил от своего учителя задание. Как и прежде, выполнив его, маг убедился в том, что мир стал чуточку чище и милосерднее, хоть и пришлось сравнять тогда с землёй одну цитадель воинственных роглуарцев.
Все эти, пусть и страшные, подвиги Огайра совершал со знаменем Грута в руках. Он верил, что его наставник ведёт этот и другие миры к светлому будущему, ведь каждый раз, когда они разделывались с бедами, на теле многострадальной Пирамиды убывало по одному фурункулу. Но Огайре никогда не приходило в голову соединить все эти истории воедино как фрагменты большой и растянувшейся во времени истории и хотя бы представить, что это за история. За всё время работы с Вольгером, маг ни разу не усомнился в благородстве его помыслов, потому как идеология, которую он нёс во все пространства и миры, чудесным образом откликалась в душе Огайры сладкими звуками.
Но вот была ли она действительно таким уж нектаром? Об этом маг если и начинал думать, то сразу находил тысячи подтверждений, что Вольгер Грут – это бальзам для Пирамиды Сата. Иногда он мог щипать и жечь, но в конечном итоге заживлял раны, а значит, был полезен, и даже необходим.
Убеждение это двигало Огайрой многие годы, пока он не начал в нём сомневаться. И так его эти сомнения изводили, так он страшился, что они подтвердятся, что продолжал убеждать себя, будто человек, которого он видел с Таймаром у башни Страха и в злачном квартале, вовсе не Вольгер, а кто-то похожий на его наставника. Вот только в кохарских горах он видел Грута и с этим ничего поделать не мог.
Огайра разрывался между своей привязанностью и долгом. Но на кон было поставлено слишком многое. Очевидность того, что Таймар Маелрах – враг, была неоспоримой. Огайра мог бы ещё поверить в то, что это чудовище во плоти может стать полезным, если его грамотно использовать. Но он имел несчастье быть знакомым с ним лично и лучше прочих знал – использовать себя князь не даст никому, а вот скрутить рогом своих обидчиков и выжать из них ценные соки он мог, и делал это превосходно.
Дочь встретила мага неизменным ликованием и новостями о своих достижениях.
– Папа, папа, я теперь могу менять локацию предметов! – докладывала она, ведя его в дом.
Юна вышла встречать его первой, потому что неустанно следила за родителем. Она наверняка знала обо всех его передвижениях, возможно даже видела выступление перед императором, если сумела пробраться в ритуальную залу, миновав всех слуг. А вот его «ласковая» жена не проявила такой же радости.
Тара вообще последние годы всё реже дарила ему восторги. Огайра конечно знал, что виною тому её увядание, особенно контрастное на фоне его цветущего вида. Но разве мог он что-то с этим поделать против её воли? Нет, маг, конечно, поддерживал втайне от жены её здоровье и румянец на щеках, она выглядела от силы лет на сорок, хотя в действительности уже давно разменяла пятый десяток – для уроженок Роглуара страшный возраст. Огайра с большой осторожностью подмешивал в её вечерний хрог настойки и эликсиры, но годы брали своё, а Тара начала замечать, что подозрительно медленно старится. И всё же страх перед магией заставлял её отвергать любую помощь мужа, и он же толкал её к неприязни и тайной (от самой себя) зависти.
– Явился, не запылился, – поприветствовала она его с порога. – Навеселился в столице?
– Мам, ну что ты опять, – вступилась за Огайру дочь. – Я же тебе рассказывала, что он по делам туда ездил. Его Вольгер послал.
– Ладно, – смилостивилась Тара, – проходи уже, обед скоро будет, как раз успеешь умыться с дороги. Тяжко, поди, без маны-то, как простому смертному, по городам и весям на кобыле разъезжать?
– Не в том дело, – отозвался маг, передавая лошадь подошедшему конюху, – долго это, а время теперь дорого.
– Поверь, о дороговизне времени я знаю поболее тебя, Огайра, – вздохнула жена и пошла накрывать на стол.
В доме Грута были слуги, но его гордая женщина не принимала лишней помощи от «баловней судьбы», а посему и готовила сама и убиралась, и стирала. Не хотела быть должной сверх меры. Огайре такая позиция была не понятна. Он точно знал, что если лишить челядь их работы, то она либо эволюционируют, либо умрёт с голоду. Слуги Грута были скорее из второго сорта людей, поэтому он не гнушался их помощью, и как только приезжал в дом друга, скидывал на них и стирку, и уход за лошадьми, и готовку. По правде сказать, он даже не предполагал, где в доме наставника кухня, зато знал, как позвать слуг из любого конца замка, чтобы нагрузить их работой.
Вот и сейчас он велел приготовить себе спальню и горячего настоя для восстановления сил. И только когда вдоволь накупался, и выпил кувшин травяного сбора, он спустился в домик для гостей, где обжилось его семейство.
– Вольгер не объявлялся? – спросил маг, усаживаясь за стол.
– Нет, пап, – грустно сказала его дочь, – но я видела его один раз, – она опустила глаза в тарелку с похлёбкой. – Боюсь, тебя не обрадуют новости, что я для тебя приготовила.
Огайра чуть было не поперхнулся, взглянув на поникшее личико Юны, которая конечно же, вопреки его наставлениям, ходила в ритуальный зал и практиковала магию поиска.
Что могла заметить его старательная и жадная до знаний девочка, маг уже догадывался и это ему страшно не нравилось.
Исключительно из уважения к Таре он, давясь, съел её стряпню и, подмигнув Юне, встал из-за стола. Сославшись на то, что у него ещё очень много работы, Огайра улизнул из дома и поспешил в ритуальный зал. Как и предполагал маг, Юна появилась там спустя десять минут.
– Мама обиделась на то, что мы так быстро ушли, – доложила она, а потом озорно подмигнула. – Но я пообещала, что ты сводишь нас в лес на прогулку, и она оттаяла.
– Ах, ты мой маленький дипломат, – похвалил Огайра дочь, поцеловав в макушку. – А теперь рассказывай, что ты видела?
– Я искала Таймара и нашла. Он был в замке Дей и, если честно, меня он страшно напугал, – начала Юна, волнуясь. – Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что никакого романтичного ареола вокруг него нет. Князь действительно страшный человек. Он бил людей… точнее, даже не бил, а убивал! При этом всё выглядело как-то нереально…. Он, понимаешь… он просто двигался, делая резкие и быстрые движения, и они падали. Кто-то вставал, но некоторые умирали на месте. Таймар припечатал одного солдата головой о стену, просто ударив ладонью в лоб! У того бедолаги шлем был, так он смялся и через щель кровь потекла…– Юна закрыла лицо руками и часто задышала. Переведя дух, она продолжила. – Я больше не могла смотреть, как он калечит людей, которые даже и не сопротивлялись толком, и когда уже хотела закончить сеанс, увидела… Увидела Вольгера, – заговорщически зашептала она.
– Ты уверена, что это был он?
– Абсолютно, – продолжала шептать Юна. – Он вышел из какой-то комнаты и обездвижил Таймара. Он ему что-то втолковывал, а потом увёл вниз. Дальше всё случилось, как и в прошлый раз: картинка поплыла и пропала.
– Пробовала настроиться на башню Страха ещё раз?
– Да, бесполезно, – махнула рукой дочь. – На всём замке защита.
Оба мага погрузились в мрачное молчание.
– Пап, – заговорила первой Юна, положив узкую девичью ладошку на плечо отца, – что-то мне подсказывает, что твой наставник – мой любимый дядя Вольгер, вовсе не собирается убивать Таймара. Лично мне показалось, что у него с ним какие-то дела.
– Беги к маме, Юна, и скажи, что мы собираемся в путь, – чуть живым голосом проговорил он.
– Но, па…
– Боюсь, бельчонок, мы больше не можем злоупотреблять гостеприимством Вольгера. Это может встать нам в серебряник.
– Но может быть, мы попробуем что-то сделать?
– Что? – нервно выпалил маг. – Дай угадаю: ни Таймара, ни Грута ты больше найти в чаше не можешь, портала не навести и вообще в пределах замка Грута тебе с трудом удается сотворить даже самое простецкое заклинание второго уровня?
– Да, – нехотя призналась Юна. – Предметы передвигать я в лесу училась…
– Ты ходила одна в лес?! – заругался Огайра.
– Но, пап, тут, и правда, по всему замку блоки стоят, не сразу, но я их почувствовала. Видимо, это своего рода защита от магического вмешательства, только она работает в обе стороны.
– Раньше Грут таких защит не ставил, дочка.
– Думаешь, она от нас?
– Честно говоря, я устал думать и гадать, хочу кое-что разузнать, – он подёргал костяшки пальцев, отчего те хрустнули. – Иди к маме, скажи, чтобы собрала всё необходимое и готовилась к отъезду. Но не говори ей ничего о Груте, ладно? Не хочу, чтобы она возненавидела его ещё больше. Может, всё ещё как-то объяснится и образуется.
– Надеюсь, что так и будет, пап, – грустно сказала Юна. – Но помни пожалуйста, ты не в Валамаре.
– Да разве ж можно об этом забыть? – с тоской протянул Огайра и выпроводил дочь из зала, а сам затушил свечи и отправился в библиотеку.
Пока шел по коридорам и лестницам, терзался чувством вины и стыда, но как только добрался до просторного, светлого помещения, битком набитого пыльными бумагами и фолиантами, распрощался с сомнениями. Огайра искал старый, потрескавшийся свёрток, попавшийся ему на глаза в прошлый раз, когда он копошился тут в поисках информации о ледяной сфере.
Зачем ему старинная тайна учителя, Огайра не знал, но решил, что раз уж она попалась ему на глаза, то это неспроста. Возможно, он тогда ещё должен был узнать о Вольгере чуть больше, чем тот сам о себе рассказывал, но чистоплюйство лишило его этого удовольствия. Теперь же, когда маг был на гране безумия от сыплющихся, словно метеориты на мирный газон, новостей, он уже не миндальничал, он с горящими глазами бегал вдоль полок, вспоминая, куда запихнул в прошлый раз нужный ему документ.
– Ага, – бормотал он, наткнувшись на знакомую секцию, – тут я был и что-то читал, может, свиток за этими стопками? Нет, не за этими… Может, тут или там? Ах, ну конечно! – воскликнул он, лупя себя по лбу, – вот куда я тебя затолкал.
Дрожащей рукой маг обследовал одно из самых укромных мест в библиотеке и обнаружил то, что искал. Тонкий, хрупкий папирус, пожелтевший от времени, был стянут алой лентой с нанесённым на неё древним руническим кодом. Огайра прочёл руны и свёрток засветился, приглашая к прочтению. Маг стянул ленту, развернул папирус и остолбенел.
Он изучил документ раз пять, не меньше, прежде чем понял, насколько скрытен и непредсказуем его учитель.
Договор был написан одним из редчайших и уже давно не используемых диалектов. Огайра разобрал лишь половину. Но и этого оказалось достаточно, чтобы уяснить – Вольгер Грут вовсе не тот, за кого себя выдавал. По крайней мере ему – Огайре.
Его учитель никогда не пошёл бы против совета Высших. Он не стал бы сводить на нет их работу в угоду своим планам, пусть даже весьма грандиозным. Но если верить документу, он сделал именно это.
Милейший наставник Огайры взломал Ледяную сферу безмолвия, в которую заточили Таймару – жену Тирия и похитил из её темницы некий кристалл. Что нёс в себе этот накопитель, Огайра уже догадывался. Благодаря подружившемуся с лилулай Истану, он теперь знал, что Таймара продала своих детей Завулу в обмен на силу и право пользоваться его магическим каналом. Не трудно было сопоставить одно с другим и понять, что кристалл заключал в себе и силу, и права ведьмы.
Мозг мага заработал, как взбесившиеся часы, он прокручивал все события, так или иначе связанные со звездой. Огайра выуживал из головы ленты воспоминай и завязывал их воедино. Кровавая звезда, Таймар и его учитель, что их объединяло? Вольгер пошёл на страшное преступление, к тому же дико рисковал, воспользовавшись помощью со стороны, и всё ради кристалла?!
– Странно, – недоумевал Огайра, – для него эта сила – чих, капля в утренней чашке хрога, одна роза из его сада. Зачем Груту этот кристалл?
Огайра повертел хрупкий, осыпающийся в руках свиток, зачем-то понюхал его, лизнул и, тяжело вздохнув, скрутил и положил туда, где нашёл в прошлый раз.
– Так, ладно, – хватаясь за голову, бормотал он, расхаживая по библиотеке. – Грут помогал Деораку… Ну, помогал, и что? Он хотел остановить междоусобицы и остановил, отыскав самого толкового дипломата из вояк. Что в этом плохого? Тут все только выиграли. Хорошо, что ещё? – мучил себя вопросами Огайра, продолжая бродить по библиотеке. – Вольгер знал о том, что звезда хранит Таймара, он сам мне об этом говорил… Но, в общем-то, об этом в замке много кто знал, Деорак пустил слух, что рождение его сына благословил сам Вату. Он из этого события целое представление устроил, говорили даже, что некий могущественный чародей преподнёс Таймару дар в день его рождения… Дар! – вдруг вскричал Огайра, аж подпрыгнув от неожиданной догадки. – Ну, конечно! Почему я раньше не придал этому значения? Деорак, неосведомлённый в оккультных делах, и тот отнёсся к вопросу серьёзно, запретив своим подданным носить серьги. Эту привилегию он оставил лишь за Таймаром. Итак, что мы имеем? Некий чародей дарит любимчику Вату рубиновую серьгу – подарок, достойный императора (если учесть, что в Роглуаре этого камня отродясь никто не видел). А что, если это вовсе никакой не рубин, что, если это осколок кристалла?! Да, да… – задыхался от головокружительных мыслей Огайра. – Того кристалла, что похитил Вольгер. – Тогда объясняется связь Таймара с кровавой звездой. Грут, (а это несомненно его работа), зачем-то соединил их, причём установил он эту связь с первых же дней жизни князя. Зачем? Ёиль его знает, – поник Огайра.
Из библиотеки Огайра вышел измождённым не меньше, чем после гонок в злачном квартале Вайрука, да ещё и нагруженный тьмой новых вопросов и несоответствий. История, связывающая Грута, Вату, Таймара и кровавую звезду, становилась всё запутаннее, а разгадка её сулила, как уже начал понимать Огайра, полный крах его прежних убеждений и привязанностей.
Маг шёл в сторону домика для гостей, размышляя над тем, куда ему теперь податься с семейством. Уезжать надо было немедленно, пока не выяснилось, что его друг, как и Таймар, - враг человечества, скрывающийся за рясой священнослужителя. Если Вольгер поймёт, что раскрыт, он не станет размениваться по мелочам, в этом Огайра был убеждён. Методы своего наставника он хорошо изучил, будучи его руками, когда того требовали обстоятельства.
Думать о том, что вместо благих поступков он творил по наущению Вольгера всякие зверства, маг сейчас не мог, и без того хватало забот, и всё же, когтистая лапа совести скребла у него под ребром. Будучи невольником чести, Огайра и прежде терзался муками совести, теперь же, когда шкала его личной ответственности перед миром подходила к пределу всех допустимых норм, он и вовсе был близок к отчаянию.
В доме его ждал переполох. Тара, обрадованная тем, что они съедут из дома Грута, упаковывала вещи, прикрикивая на нерасторопную дочь.
– Ну что ты возишься, не можешь вспомнить, куда задевала свои книги?
– Не могу, – сокрушалась Юна, заглядывая под кровать и за ширму.
– Потеряла что-то ценное, бельчонок? – спросил Огайра, входя в комнату дочери.
– Да, пап, книги свои по практической магии не могу найти.
– Те, что я тебе из Валамара привёз?
– Да, – виновато опустила глаза Юна.
– А в ритуальном зале ты их не могла оставить?
– Я там уже смотрела.
– Ладно, бельчонок, книги, конечно, были ценные, но видимо, придётся тебе довольствоваться моими навыками. Всё, что знаю, передам в устной форме. А теперь грузите на лошадей то, что собрали и поедем уже.
– Что, прям сейчас? – удивилась Тара.
– Прямо сейчас, – отозвался Огайра, многозначительно глянув на дочь. Та нервно сглотнула и потащила свой заплечный мешок к выходу.
Но уехать им не удалось. На удивление всего семейства из дома странным образом пропали все слуги, включая привратника.
– А без него нам ворота не открыть? – спросила Тара, стоя у чугунной решётки с замысловатым узором.
– Нет, – лаконично ответил Огайра, думая о худшем.
Они бродили вдоль окружающих башню стен, пока не поняли, что выхода нет. Потом устало опустились прямо на газон и задумались.
– Не нравится мне всё это! – недовольно заявила Тара.
– Мне тоже, – мрачно отозвался маг, переводя взгляд на дочь.
– Давайте я попробую вытащить нас с помощью твоего кольца, – предложила Юна.
– Ты же знаешь, что это бесполезно.
– Предлагаешь сдаться прямо сейчас?
– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?! – начала всерьёз злиться Тара.
– Боюсь, что нет, дорогая, – с трудом признался маг. – Мы с Юной и сами не очень-то разобрались в происходящем.
– Если ты влип в очередную историю и втянул туда Юну, я тебя прокляну, так и знай, Огайра! Так и знай!
– Не сомневаюсь даже, – сухо ответил маг и передал дочери перстень.
Юна колдовала над ним с час, пока не обессилила. Портал не открывался, а на башню и её окрестности тем временем сошла ночь.
– Вы как хотите, а я возвращаюсь в дом, – сказала Тара. – Не на улице же ночевать. Но если ты не разберёшься к завтрашнему дню с нашим заточением, Огайра, пеняй на себя.
Тара гордо подняла голову, подобрала юбки и зашагала в сторону домика для гостей. Отец и дочь переглянулись и последовали за ней.
Вот и замкнулись вокруг Китэрии зловещие фигуры, сыгравшие в её жизни знаковую роль – Таймар и Вольгер Грут. Признаться, она воображала себе «великого и ужасного» кея как-то иначе, сама толком не знала, как, но точно не толстяком, походящим на купчину или светского кутилу.
Когда в покоях Таймара возник огромный мужчина в шёлковом халате, она поначалу растерялась. А стоило этому холёному здоровяку заговорить с князем, так она впала в настоящий ступор. Китэрия даже не догадывалась, что в Дей-Айраке есть человек, способный на такой тон в беседе с Таймаром. Но как только гость предположил, что князь хотел угробить себя ради свидания с ним, лилулай тут же поняла значимость стоящей перед ней фигуры. Очень высокую значимость, позволившую заклеймить самого Таймара Маелраха, побывавшего в Ётерхоле.
О том, что этот насмешливый толстяк с пестрящими от самоцветов пухлыми руками и есть Вольгер Грут, Китэрия догадалась исключительно по его особенным и весьма впечатляющим глазам и ещё способностям. Он доставил в кохарские степи не только её и Таймара, но и княжеского коня также легко, как она выпивала поутру стакан хрога.
Но если Груту колдовство не стоило почти ничего, то для Китэрии это перемещение не прошло бесследно. Оно отдалось гулом боли в затылке и ломотой во всём теле. И хотя Шема собрала её в дорогу, снабдив флягами с настоем и тёплыми вещами, лихорадка вновь завладела этэри.
Спустя час после того, как князь уложил её в огромный тарантас, откуда по его приказу выгрузили все тюки с провиантом и распихали их куда придётся, Китэрия плавилась от жара. Где-то в глубине воспалённого мозга девушки млели демоны, раскаляя почву её тела, а виною тому был князь, почти не отходящий от неё. Таймар сидел на импровизированном ложе и баюкал её в своих сильных руках. Кожаную куртку он снял, изнемогая от её тепла, и оставался теперь в одной тонкой рубахе с закатанными рукавами, обдавая девушку своим солёным, пугающим запахом крови и стали.
Шершавое ощущение холодных, голых рук Таймара мучительно подчёркивало таяние её собственного тела. Китэрия периодически проваливалась в забытье, но и в сновидческих картинах он не отпускал её. Там, в эфемерных, нереальных пространствах света, рассекающего мрачные чертоги её разболевшейся души, он держал её также крепко, как и наяву. Также чутко улавливал каждое движение и вздох, и Китэрия чувствовала, что если он ослабит свою хватку, если позволит ей свободное, самостоятельное движение в этих шатких конструкциях сна, она просто пропадёт, провалится в бездну мук и неведения.
– Таймар, – шептали её высохшие губы, когда она переставала чувствовать на себе его дыхание. – Где ты?
– Я тут, – раздавался его тихий, хрипловатый голос, и она успокаивалась, цепляясь за грубые руки воина своими ослабевшими пальцами.
К ночи караван встал на привал. Шатров никто не разбивал, но костёр развели. От настоев Шемы, которыми Таймар поил её, как только она приходила в сознание и открывала глаза, ей сделалось чуть лучше. Жар приутих, и теперь объятья князя не казались ей такими уж прохладными. И всё же этэри отчего-то стало тоскливо, когда он оставил её, чтобы побыть со своимии людьми для обсуждения насущных дел.
Вместо себя он прислал одну из немногочисленных женщин, что оказались в составе экспедиции. Служанка скромно сидела в дальнем углу тарантаса на случай, если Китэрии станет хуже или надо будет подать питья. Но этэри лишь тяготилась присутствием девушки, которая то и дело отодвигала краешек тента, наблюдая, как вся группа греется у костра, что-то оживлённо обсуждая и смеясь.
– Иди к ним, – хрипло прошептала Китэрия, но девушка замотала головой. – Иди.
– Нет, князь велел следить за тобой, – отрезала её нянька, и лилулай поняла, что она не ослушается своего господина.
Далеко за полночь Таймар вернулся в тарантас, справился у прислужницы о состоянии этэри, и когда та сказала, что муэ лучше, снова ушёл, забрав с собой и обрадованную девушку. Китэрия осталась одна, но столь долгожданное уединение оказалось безрадостным, потому что ей не давал покоя вопрос, – зачем князь увел с собой служанку и была ли она таковой?
Китэрия лежала в ворохе шкур, прислушивалась к звукам. Где-то совсем рядом плескались о скалы неспокойные волны. Пахло тиной. Присутствие моря рядом томило девушку. Она приоткрыла полог, чтобы полюбоваться им. Огромное, стянутое лунной перепонкой пространство было сродни её клокочущему сердцу, также стянутому в эту минуту узлом горечи. Ни это море, ни переполненный сосуд её сердца не могли укрыться от нависшего чёрного неба и звуков жизни, раздающихся со всех концов. Где-то стрекотали цикады, выстреливали поленья костра, гудел спор ныряльщиков и бурлаков, а ещё с разных сторон долетали не то всхлипы, не то стоны, смысл которых этэри отчаянно не желала понимать.
За несколько часов до рассвета в её тарантас заглянул Таймар. От него пахло потом и ещё чем-то незнакомым, чужим, но Китэрия с ужасом для себя отметила, что рада его возвращению. И хоть она не проявила это ни жестом, ни взглядом, князь как-то понял её без слов.
– Не замёрзла? – спросил он, касаясь её лба тыльной стороной ладони.
– Немного, – призналась Китэрия, разлепляя сонные веки.
Таймар запрыгнул в тарантас, плотно запахнул края тента, пробрался к этэри в постель и положил её голову себе на грудь. Китэрии сделалось неловко оттого, что она лежит с ним рядом, как его наложница, а потом её обдало волной жара, и она поняла, что её горячка закончилась, и она действительно уже не кипит, а стынет.
Таймар пробудился первым. Пошевелил затёкшую спину, и Китэрия, жавшаяся всю ночь к его горячему телу, проснулась. Она приоткрыла глаза, князь протяжно разминал плечи. Он походил на дикого кота: щурил веки и растягивал от удовольствия губы. Этэри быстро закрыла глаза, не желая, чтобы её застали за постыдным подглядыванием. Хватало и того, что она, как оказалось, всю ночь льнула к его сильному, источавшему тепло и запах войны, телу.
Китэрия не подала виду, что сон покинул её, даже когда Таймар зарылся лицом в её волосы, вдыхая их аромат. Насладившись одному ему ведомыми запахами и ассоциациями, он осторожно, стараясь не будить её, вылез из тарантаса.
Дождавшись, когда его шаги станут достаточно далёкими, этэри села в постели, которую только что делила со своим врагом. Она замотала головой, будто хотела избавиться от навязчивых, унизительных воспоминай этой ночи.
«Меня мучила горячка, я страшно мёрзла», – оправдывала она себя. Но как бы убедительны ни казались доводы, Китэрия со щемящей сердце болью вынуждена была признать, что лихорадка тут вовсе не при чём. Таймар Маелрах – устрашающий, обделённый лучезарной Истановой красотой мужчина, чьей матерью была сама смерть, источал такую мощь, которой не то, что невозможно было противиться, но даже хотелось подчиняться.
Раздражаясь от подобных перемен в собственных чувствах и мыслях, Китэрия рвала на себе волосы. Её мечущаяся в агонии непринятия душа буквально забрызгала своей невинной кровью всё то пространство, где обитала. Этэри была на грани отчаяния, но как оказалось, её беды не спешили заканчиваться. Солнечное утро в Кохаре омрачило появление очередного мучителя.
– Как чувствует семя маленькая муэ? – поинтересовался Вольгер Грут, отодвигая полог тента и заглядывая в убежище этэри. – О-о-о, – протянул он, увидев, как путаются её пальцы в растрёпанных волосах. – Да вы в смятении, как я погляжу, – констатировал кей. – Не мудрено, муэ, наш с вами несносный друг и меня повергает в ужас, – Грут улыбнулся, – а я, надо сказать, не из робких.
Китэрия выпутала пальцы из своих замечательных волос и уставилась на кея немигающим взглядом. Заговорить с «великим и ужасным» она не решилась, но вот прозондировать его витал осмелилась, зная конечно, что от него вряд ли утаится этот манёвр.
Она прикрыла глаза, делая вид, что ей нездоровится, и попыталась нащупать волну, но на удивление, ничего не уловила: чистый лист, пустота, ничто!
«Но так не бывает! Будь он хоть кем – магом, человеком, кеем, даже ангелом, я бы увидела хоть что-то: хоть слабый всплеск эмоции или радужный блик ауры, а тут вообще ничего. – Китэрия внутренне содрогнулась. – Какая-то особая защитная магия? Нет, невозможно, от всепроникающего взгляда видящих не укроется ни одно существо, способное на эмоции. А Грут, несомненно, должен был что-то чувствовать, – размышляла она, боясь поднять на кея глаза, – Здесь что-то не так. Он словно бы и не живой, он будто бы фантом – безупречный, но бесчувственный фантом!»
– Догадываюсь, о чём ты думаешь, – перебил её внутренний монолог кей, улыбнувшись одними губами.
В тот момент, когда он заговорил с ней, Китэрия почувствовала слабый импульс, хотя возможно, ей и показалось, ведь она так сильно хотела уловить хоть какую-то эмоцию. «Ведь не может же быть так, чтобы совсем ничего не чувствовал? – думала она – Или все-таки может? Если он бездушная тварь, то может. Но проекции не обладают магией, её нужно заслужить. Право на силу необходимо доказать, а на это способны лишь те, кого послали Боги, а они не посылают пустышек. Так кто же он?»
– Нет, я не бездушное существо, – успокоил Китэрию Грут. – Именно поэтому я иногда допускаю ошибки.
– В самом деле? – дрожащим голосом пролепетала этэри, взглянув, наконец, в насмешливое лицо кея.
– Да, – посерьёзнев, сказал он, – и одна из них сейчас сидит передо мной.
– Что? – не поняла намёка этэри.
– Тебя не было в моих планах, девочка, – пояснил Вольгер, – поэтому придётся импровизировать. Но я уверен, ты сможешь пригодиться. У меня был лишь беспринципный и изворотливый Таймар – сын кровавой звезды. На Чистую деву, да ещё и лилулай, я, признаться, даже не рассчитывал. Вы хорошо дополняете друг друга, и в нашей с вами общей игре оба пригодитесь… даже если тебя подослали к князю мои соперники, – тише добавил он, но Китэрия всё равно расслышала его слова.
– А нельзя ли меня просто исключить из вашей с князем игры? – робко поинтересовалась этэри, чем рассмешила Грута.
Толстяк тряс своими подбородками, заливисто хохоча, и привлёк внимание князя, который в этот момент освежался в море. Китэрия краем глаза заметила, как недовольный Таймар выбрался на берег, поспешно натянул шорсы и зашагал в сторону тарантаса, по дороге набрасывая рубашку.
– А говорил, что плотские утехи тебя не интересуют, – делая вид, что шутит, поприветствовал он кея. – Что, юная муэ покорила и тебя?
– Не спорю, – отсмеявшись, сказал кей, – этэри хороша, пожалуй, даже чересчур. Как бы её прелести не сыграли с нею же злую шутку.
– На меня намекаешь?
– Ты-то ладно, – махнул рукой Грут, – тебя она, пожалуй, ещё стерпит.
– Это комплимент такой? – зло плюнул князь.
– Какой там, – похмурев, проговорил кей, недобро взглянув на Китэрию. – Она же наивна, как домашняя скотинка, к тому же до безобразия великодушна, и в довершении ко всему по-юношески глупа и неопытна. Она в Валамаре-то без сопровождения и шагу не ступала, а в твоём круге точно пропадёт.
– А я её одну никуда и не собираюсь отпускать.
– Вот этого-то я и опасаюсь, – вздохнул кей. – Лучший воин Роглуара превратится в няньку для глупой девчонки, которая ещё совсем недавно писалась в люльку.
– Моя личная жизнь тебя не касается, Грут, – угрожающе прохрипел Таймар. – Я сам разберусь, как мне быть со своими наивными женщинами…
– Послушайте! – возмутилась Китэрия, которой надоело безучастно наблюдать за тем, как они обсуждают её так, будто она глухая. – Вам не кажется, что это бестактно говорить обо мне в таком ключе?
– Нет, не кажется! – в один голос выдали мужчины.
Китэрия задохнулась от возмущения. Она сдёрнула с себя шкуры и, путаясь в юбках, поднялась на ноги.
– Далеко собралась? – поинтересовался князь, сведя брови.
– Подальше от вас! – выдала этэри и спрыгнула с тарантаса, чуть было не прокатившись кубарем по земле.
– М-да, – причмокнув, вздохнул кей, наблюдая за неспособной даже с повозки самостоятельно сойти муэ. – Как она бежать-то смогла, ума ни приложу?
– Сам удивляюсь, – бросил Таймар и закинул её на плечо. – До побега она была грациозней.
Он понёс её к костру, где уже сидели пробудившиеся члены экспедиции.
– Нагреть для муэ воды, накормить и напоить хрогом, – отдал Таймар приказания и вернулся к Груту. – Врэйг, последи за ней, чтобы не расшиблась или не спалила себе юбки, – донёсся до Китэрии последний отданный по её душу приказ, прежде чем князь с кеем отошли достаточно далеко от костра.
Она провожала широкую, раскачивающуюся из стороны в сторону спину Таймара, когда рядом с ней молча сел солдат в кожаной броне. Он поклонился ей в знак почтения и, назвавшись Врэйгом, уставился на костёр, а Китэрия поймала на себе взгляд растрёпанной белокурой женщины, что сидела напротив. Блондинка была удивлена и одновременно с тем недовольна, что непонятно откуда взявшейся девчонке выказывают такое почтение. А потом этэри заметила, как недвусмысленно она перебрасывается взглядами с её охранником.
«Понятно, – подумала про себя этэри, – видимо, мой опекун – дружок этой прекрасной нимфы. Похоже, Грут прав, я умудряюсь создать опасную для себя ситуацию, просто появляясь на людях».
Её предположение тут же подтвердил подошедший к костру мужчина. Достаточно молодой, щуплый, невысокого роста, с редеющей шевелюрой и острым, внимательным взглядом цепких глаз. Он взглянул на неё, раскрыв рот, и обильно покраснев, а потом расплылся в улыбке.
– Муэ Китэрия, – сгибаясь в уважительном поклоне чуть ли не пополам, поприветствовал он. – Вы выжили! Я так рад!
Китэрия уставилась на коротышку, пытаясь вспомнить, где видела его лицо, а когда ей это удалось, она вся похолодела.
– Дока? – прошептала этэри, не зная, как ей относиться к захватчику Янизи.
С одной стороны, он лишь солдат, подчиняющийся князю, с другой – он был таким же варваром и расхитителем, как и его господин. Но именно Дока спас ей жизнь, остановив кровотечение и перевязав нанесённую Харухом рану.
Смотря на лучезарную улыбку некрасивого, но отчего-то располагающего к себе парня, Китэрия терялась в путанных и противоречивых ощущениях. Дока нравился ей, но прощать разграбление Янизи она не хотела. Хотя именно благодаря этому любознательному солдату, она теперь знает тайну Таймара Маелраха.
«Ох, как же всё путано», – сокрушалась этэри, теребя свои косы.
– Вы вправе злиться на меня, – видя её замешательство, проговорил Дока. – Не буду докучать вам своим видом.
Он ещё раз поклонился и развернулся, чтобы уйти, но Китэрия остановила его.
– Нет, останься, – сказала она, поднимаясь, и замечая, как все сидящие у костра с интересом наблюдают за разыгрывающейся сценой. – Погрейся у огня, а я прогуляюсь.
Не дожидаясь его ответа, она развернулась и пошла к воде. Врэйг молча поднялся и последовал за ней тенью.
Через час, когда Китэрия успела исследовать берег моря, умыться и даже позавтракать, вернулся Таймар, но уже без Грута.
– Все готовы выдвигаться? – поинтересовался он у главного, которым оказался как раз-таки Дока.
– Да, – ответил коротышка, бросив виноватый взгляд на вернувшуюся к костру этэри.
– Хорошо. Идите с обычной скоростью, а мы с муэ поскачем вперёд, прогуляемся в каньоне Мурхэ.
– Кого отправить вместе с вами? – спросил Дока.
– Никого, это просто прогулка. Но если мы не присоединимся к вам до сумерек, пошли Врэйга.
Дока поклонился Таймару и пошёл отдавать распоряжения. Вся многочисленная команда засуетилась, рассаживаясь по своим местам.
– Ты готова к прогулке? – спросил Таймар, подходя к лилулай и касаясь её лба ладонью. – Или, может, тебе нужен ещё день отдыха?
– Достаточно уж наотдыхалась, – грубее, чем хотела, ответила Китэрия, убирая руку князя. – Показывай свои красоты, пока я не умерла с тоски.
– Не дерзи мне, этэри, – прорычал Таймар, хватая её двумя пальцами за подбородок и заставляя смотреть в глаза, которые темнели от гнева.
– Постараюсь, – нехотя уронила она.
– Уж будь так добра, иначе я верну тебя в тарантас.
– А ты не шантажируй меня, пожалуйста, – холодно ответила ему этэри.
– Постараюсь, – передразнил её князь.
К ним подвели коней. Одного вороного, могучего, с волнистой гривой и белой звездой на морде – под стать князю, а другого, молоденького, прыткого, в серое яблоко.
– Не боишься, что я сбегу от тебя? – шутливо спросила Китэрия, когда Таймар поднял её и усадил в седло.
– Боюсь, что ты ненароком шею себе свернёшь, – честно ответил он. – Но в моей конюшне нет коня, который выдержал бы меня и ещё одного седока.
– Понятно.
– Сомневаюсь, – хмуро бросил Таймар, запрыгивая в седло.
Китэрия посмотрела на него, и её вдруг окутал ореол тревожных княжеских чувств. Как и всегда, они были поразительно разнообразны. Таймара терзали какие-то опасения, истязала сердечная тоска, мучили сомнения и лихорадило от ноющий плоти – вопреки собственной воли князь желал невинную муэ. Китэрия вдруг испугалась, что он всё же не совладает с собой и в один злосчастный день плюнет на уговор и погубит их обоих.
– Я не сверну себе шею, Таймар, – тихо проговорила она, поравнявшись с ним, – я неплохо держусь в седле.
Он посмотрел на неё, проверяя, хвастается она или же пытается утешить его и, увидев мягкую улыбку, оттаял.
– В этих краях встречаются разбойники. Держись рядом, Тэри.
– Спасибо, – поблагодарила князя Китэрия, когда почувствовала в его голосе намёк на нежность.
Таймар молчал всю дорогу, а Китэрия, цокающая за ним на своём пятнистом жеребце, всё ломала голову, в кого рано или поздно превратится князь, в кровожадного убийцу или в пылкого любовника. Не прельщал её ни тот, ни другой вариант, потому как первый сулил гибель ей, а второй самому князю.
Когда она рассказывала ему о своих татуировках, то умолчала об одной важной детали, а теперь сожалела о собственной скрытности. Как бы он не был жесток и сколько бы преступлений не совершил против Валамара, он теперь - её судьба. Так решил великий и ужасный Грут, и вряд ли такая маленькая этэри как она, сможет это исправить. Зависимость, в которой они с Таймаром теперь состояли, трудно было и вообразить. Китэрия надеялась, что понимала это не только она, но и её деспот, ведь разве стал бы он иначе нянчиться с ней, как выразился Вольгер.
Китэрия переминала все эти безрадостные мысли, как пекарь мнёт тесто, и старалась уложить в голове один простой итог – ей придётся смириться и не перечить Таймару, чтобы не усугублять сложившейся ситуации. Вот только сердце её отчаянно отторгало подобную мысль, как вода отторгает воздух, выпроваживая его из чужеродной среды мелкими пузырьками. Настроение девушки становилось всё сумрачней, несмотря на то, что вдали серого убогого пейзажа показалась яркая полоска. Она манила красочным обещанием чего-то лучшего, светлого, особенного.
– Что это там? – спросила этэри Таймара, поравнявшись с ним.
– Каньон Мурхэ, – ответил он не оборачиваюсь, и Китэрия уловила, как бухнуло его сердце тяжёлой ношей на её собственную грудь.
Князя угнетало её присутствие. Этэри чувствовала, что с каждым днём её близость становилась для него всё изнурительнее и желаннее одновременно.
«Что же с нами будет дальше?» – размышляла лилулай, пока её вдруг ни замутило и ни затрясло, да так, что она чуть было не вывалилась из седла.
Конь её забеспокоился, заржал и закружил, нервно подкидывая голову. Вороной Таймара тоже сделался неспокоен, но князь его быстро усмирил. А вот этэри своего жеребца унять не могла.
Да и не до коня ей сейчас было.
Прямо над их головами открывался узкий, но продолжительный разлом, от которого фонило с такой силой, что Китэрия подивилась, как тут ещё земля не раскололась. Она смотрела в мерцающее сине-черными всполохами безоблачное небо и с трудом удерживала поводья, пыталась понять природу аномалии, пока её не подхватили сильные руки и не стащили с седла.
– Это ты называешь хорошей верховой ездой?! – бухнуло возле её уха, но этэри и не думала отвлекаться на князя, она всецело была поглощена разломом.
Руки её непроизвольно потянулись вверх, стараясь ухватить висящие нити одного из повреждённых энергетических слоёв.
– Тут всегда такие магнитные завихрения? – спросила она отстранённо, продолжая идти вдоль разлома и вглядываться в разрушительные потоки Бескрайнего океана.
– Что? – в недоумении спросил Таймар. – Ну да, тут особенные земли, они...
– Поражены, – перебила его Китэрия. – Ты не можешь этого видеть, но прямо над тобой огромная щель длиной в десять локтей, и через неё в твой круг сочится хаос Бескрайнего океана. Сам по себе хаос велик и прекрасен, но если он не преобразован с помощью пирамид под конкретный круг, то становится разрушительным. Как солнце, если подойти к нему слишком близко.
– И что это значит? – встревожился Таймар, озадаченно взирая на задравшую голову этэри, которая перебирала в воздухе невидимые для него нити порванной мембраны.
– Это значит, что Кохара очень страдает, и вскоре тут появятся трещины в сотни саженей. Тут опасно находиться, князь.
Она вдруг запрыгнула на своего жеребца, и поскакала вперёд.
– Китэрия, остановись! – кричал преследующий её Таймар, но девушка не откликалась и даже не слышала требовательного и встревоженного возгласа князя.
Этэри была в своей стихии, она вовлеклась в работу, в процесс, ради которого и были созданы все тончайшие механизмы её организма. Сложноустроенная система особого восприятия мира, которой её наделили Боги, сейчас активизировалась, пришла в возбуждение. Зрение лилулай обострилось, слух стал более чутким, но улавливал вовсе не настойчивые требования её господина, а совсем иные неслышные обычному человеку шумы высочайших частот, которые создавали страшную, разрушительную какофонию. Все эти неземные вибрации Бескрайнего океана вливались в кохарскую атмосферу, невольно разрушая её.
Китэрия гнала вперёд одуревшего под нею жеребца, замечая всё новые и новые разломы и даже целые дыры. Всё небо пустошей было изранено, и сквозь зияющие незаживающие раны лились невероятные краски. Они были удивительно красивы в своём многоцветном, головокружительном калейдоскопе, но убийственны для бедного третьего круга, который не мог вынести этих высоких частот.
Китэрия скакала и скакала на своём резвом коне, не замечая погони. Вороной Таймара был вынослив, но не так ретив, как её жеребец, к тому же его седок весил раза в три больше этэри. Князь проигрывал гонку, но это сейчас мало волновало девушку, впереди открывалось умопомрачительное зрелище – каньон Мурхэ. Так роглуарцы прозвали красивейшее из мест этих серых земель, даже не подозревая, что это буйство оранжевых красок, с бирюзовыми и изумрудными вкраплениями меди – это зияющая болезненная рана их земли. И только маленькая этэри, стоя на краю каньона, понимала это. А ещё она понимала, что не пройдёт и тридцати лет, как все прилегающие к Мурхе земли превратятся в такие вот красоты.
Ночью её опять свалила лихорадка. Она лежала, такая хрупкая, беззащитная, ранимая, лежала, уткнувшись лицом в его грудь, и Таймар дурел от её близости. Он благодарил и одновременно проклинал Богов, сведших их вместе. Благодарил за то, что послали в его дом эту видящую, а проклинал, потому что она возымела-таки над ним власть, покорив своим чистым, сострадательным сердцем и тем неистовым огнём, который, как оказалось, блуждал где-то в тайных кладовых её души.
Князь гладил её влажные от холодного пота волосы и целовал в висок, вспоминая, как она открылась ему там, над обрывом в ране земли. Глаза её светились неведомым, потусторонним светом, голос становился низким и глубоким, будто некая незримая труба из самой земли соединялась с её телом, а руки... Боги, что творили её взбесившиеся руки! У Таймара до сих пор по груди ходил ток её страсти, с которой она добиралась до его изуродованного, как и земли Мурхэ, тела.
Князь водил своими грубыми пальцами по давно затянувшимся ранам, воскрешая в памяти её неистовый порыв и те чувства, что захлестнули его самого, когда Китэрия, порвав на нём рубашку, стала жадно выискивать рубцы.
Он не спал всю ночь, лаская дрожащую от озноба этэри, и думал, что ни одна, даже самая опытная и жадная до любовных утех наложница его гарема не могла сравниться с этой девственной и пылкой девочкой. Даже в своём невинном сне она будоражила его больше, чем все красотки мира, то и дело вздыхая, или постанывая от температурной агонии.
Под утро, когда князь наконец заснул, а точнее, просто вырубился, обессилев, он услышал её робкий зов.
– Тай, Тай, – звала она, с трудом открывая тяжёлые веки.
– Да, Тэри.
– Пить, – попросила она, и князь достал остатки настоя, что приготовила для неё Шема. Напоил её из фляги, а потом начал стягивать мокрые от пота одежды.
– Что ты делаешь? – пыталась возмущаться она. – Оставь, оставь, как есть.
– Твоя сорочка вся мокрая. Нужно сменить бельё.
Таймара обескураживало то, что она стеснялась своей наготы и безволия, поэтому он не стал смущать больше меры ни её, ни себя, и как только оголил сопротивляющуюся Китэрию, тут же завернул в свой плащ. Потом он отыскал в собранных слугами вещах другую сорочку.
– Сама переоденешься или помочь?
– Сама, – хрипло прошептала она.
– Как знаешь.
Таймар протянул ей смятый ком ткани, а сам выбрался из тарантаса.
Сна катастрофически не хватило, и всё же пара часов отдыха вернула князю способность здраво мыслить. Он вдохнул холодный воздух степей. Морем уже не пахло – они отошли от него достаточно далеко. Впереди их ожидали лишь пустынные земли, да низкие зубья горных хребтов. Князь посмотрел вдаль. На горизонте нарождался нежный, как цвет Китэриных волос, рассвет. Вересковым туманом он ложился на землю, покрывая своим ласковым светом далёкий горизонт. Таймар тяжело вздохнул, потянул мышцы, поморщился от ноющей боли в паху и пошёл искать утешения.
В самом маленьком, расположенном посреди каравана тарантасе, ночевали служанки. Князь заглянул к ним, но обнаружил лишь двух спящих женщин.
«Ясно, – понял он, – остальные в повозках солдатни».
Прежде Таймар не прибегал к помощи дворовых девок, даже в долгих походах он обходился без них, предпочитая сбрасывать напряжение в бою. Но он и о своих рабынях раньше не заботился, как об этэри, которая выматывала его не хуже первоклассных воинов, сражающихся не на жизнь, а на смерть.
Растолкав одну из дрыхнущих служанок, князь велел ей следовать за ним. Заспанная, рябая девка была достаточно непривлекательна, чтобы оставаться без внимания его солдат. Она, и горбатая повариха были единственными женщинами в лагере, которым удавалось выспаться ночью, остальные, хотели того, или нет, а вынуждены были мириться с мужским обществом.
Таймар отвел нечёсаную стряпуху за большой валун, облокотился спиной о камень и опустил взгляд. Хоть сообразительной служанка и не казалась, а намёк она поняла без слов, и вскоре князь, прикрыв глаза, воображал блестящие, как морские волны локоны Китэрии, её бледно-розовые ореолы сосков и крутой изгиб округлого бедра. А когда он уже был на пике наслаждения, то ему и голос её пригрезился.
Впрочем, как позже оказалось, голос этэри был вовсе не в Таймаровом воображении. Он раздавался неподалёку от того места, где суррогатная любовь неказистой служанки заменяла князю желанную прелюдию.
Выйдя из своего укрытия, Таймар увидел престранную картину: укутанная в его плащ Китэрия бродила в небольшом отдалении от повозок и воздевала кверху руки, словно перебирала ими невидимую пряжу. Она бормотала что-то неразборчивое, то и дело спотыкалась о булыжники, но продолжала брести в ей одной ведомом направлении.
– Что это с вашей муэ, господин? – прошепелявила рябая девка, о которой князь уже и забыл.
– Во сне ходит, – бросил он, чтобы кухарка не разносила нелепых сплетен об этэри. – Иди, поднимай всех.
Рябая поспешила вернуться к повозкам, а Таймар пошёл к лилулай. Но не успели «любовники» и десяти шагов ступить, как Китэрия вдруг развернулась. Сначала она посмотрела на девушку, потом на князя. Он, в свою очередь, грязно ругал про себя рябую за то, что она, забыв о поручении, уставилась на лилулай тупым ослиным взглядом.
Когда остатки хвороста и перекати-поле уже полыхали, бросая на его хмурое лицо оранжевые блики, подошла дрожащая этэри.
– Шла бы ты лучше в повозку - там шкуры, и нет ветра, – посоветовал Таймар.
– Я хочу живого огня – он лечит, – отозвалась девушка, вглядываясь в языки пламени, пожирающие сухую траву.
Она так пристально следила за огнём, которому было мало тех дровяных жертв, что принёс князь, будто хотела прочесть в них свою судьбу. Этэри была грустна, бледна и тиха настолько, что Таймар даже не слышал её дыхания.
Он встал, пошёл к их тарантасу, попутно отдав приказ собрать ещё хворосту и травы. Из повозки он достал шкуры и маленькую складную скамеечку, принёс всё это этэри, и самолично завернул её в меха.
– Как это могло произойти с моим миром? – обратился он к Китэрии, усаживаясь рядом.
– Ты говорил, что когда-то ваши земли страдали от демонического гнёта.
– Да, полтора столетия назад была великая асса. Бились высший демон Бэрдр, возглавляющий полчища диадло, и все воины тогда ещё разрозненных королевств Роглуара. Война длилась пять лет. В боях пала большая часть достойных мужей, и Бэрдр был низвержен обратно в свой круг. Но во время войны многие земли пострадали от демонической крови, отравляющей почву. Признаться, я думал, что все эти запустения из-за неё и ещё из-за земного огня, под застывшими толщами которого демоны схоронили немало наших городов.
– Думаю, твои предположения верны, – подтвердила его догадки Китэрия. – Но на деле эта война оставила вам не только видимые увечья, но и такие сюрпризы, о которых вы не подозревали.
– Паршиво, – констатировал князь.
– Не только паршиво, Таймар, но и странно, – она повернула к нему голову.
– Что странно? – подобрался князь, стараясь думать о важном разговоре, а не о темных прожилках в её влажных глазах.
– Странно, что ваши этэри всё ещё не залатали разломы, – проговорила Китэрия удивлённо. – Не понимаю, куда смотрят ат-этэри Каовельи, неужели ни одной видящей за столько лет не было в этих местах?
– Видящий – это такой, как ты? – уточнил Таймар.
– Да.
Князь хмыкнул и покачал головой.
– Что? – спросила этэри, не находя поводов для усмешек.
– Первая этэри, повстречавшаяся в моей жизни, – это ты. О том, что вы там в своих долинах делаете, я прежде не знал и не особенно-то интересовался. Подозреваю, что найдутся в Роглуаре и такие люди, которые даже не в курсе, что вы вообще существуете. А знаешь, почему?
– Почему? – продолжала удивляться Китэрия.
– Потому что этэри не выходят из Каовельи уже больше сотни лет.
– Но как?! – ужаснулась Китэрия. – Этого не может быть! Если лилулай не будут проверять состояния атмосфер, ваш круг погибнет, а вслед за ним зачахнут и все высшие круги!
Китэрия была так поражена, что даже вскочила на ноги, отпугнув потянувшихся к костру солдат, которые решили, что их командир выясняет отношения с очередной знатной дамой.
– Сядь, Тэри, – попросил он тихо, – не привлекай лишнее внимание, не пугай народ.
– Ты не понимаешь, Таймар! – разошлась его впечатлительная девочка. – Это же предательство собственного круга! Так быть не должно! Мы созданы для того, чтобы… Ай, – махнула она рукой, – не важно… Мы должны, просто обязаны поддерживать атмосферу гармоничного энергообмена всех структур, а для этого некоторым из нас приходится разъезжать по всем уголкам круга. В Валамаре с этим, конечно, проще, потому что у нас есть быстроходные уланы и виманы. Но в Роглуаре ведь имеются маги, способные наводить порталы, и задача ат-этэри - налаживать с ними отношения, чтобы те помогали лилулай добираться во все уголки Роглуара и выполнять свою работу.
– Только лилулай работают за пределами долин?
– Нет, конечно! – всплеснула руками Китэрия. – Ат-этэри постоянно в разъездах, они же - высшая жреческая каста. Они контролируют деятельность годи и правителей. Ещё ткачи с преобразователями тоже выходят.
– Кто такие? – лаконично спросил князь.
– Э-эм, – задумалась этэри. – Если кратко, они - те, кто должны заделывать подобные разломы, – сказала она, вяло ткнув пальцем в небо.
– То есть, мой мир не безнадёжен? – приободрился Таймар. – Его можно вылечить.
– Не можно, а нужно! – воскликнула Китэрия.
– И ты знаешь, как? – с надеждой спросил Таймар.
– Конечно. Нужно пойти в Каовелью, добиться аудиенции ат-этэри, обрисовать ситуацию в Кохаре, и они пошлют сюда ткачей и преобразователей, чтобы те залатали эти страшные раны. В противном случае… В общем, – вздохнула этэри, – я вчера всё сказала.
Таймар растянул губы в улыбке, уставившись на своё самое значимое и важное приобретение за всю жизнь.
– Беру свои слова обратно, – медленно проговорил он, глядя на этэри, – ты гораздо, гораздо ценнее виманы, девочка моя.
Князь порывисто встал и хотел было схватить её и заключить в объятья… Но по лагерю уже ходили его люди, по-прежнему не решающиеся приблизиться к костру. Таймар вздохнул и сел обратно, чтобы видеть её лицо перед собой.
Остаток утра Таймар бродил по пустошам, пока его команда собиралась в дорогу. Смотрел в затягивающееся серыми тучами небо, пытаясь представить страшные разломы, о которых говорила Китэрия и думал, думал, думал… О том, как он будет просить Грута сотворить для него портал, потому что тратить время на пешие прогулки длиною в месяцы он не мог. О том, как он пойдёт в Каовелью, после того, как накуролесил там со своими людьми, и о ней. О ней князь теперь думал постоянно, и это изводило его больше всего на свете.
Когда все были собраны, Дока подвёл ему коня.
– Как быть с муэ Китэрией? – поинтересовался солдат, глядя на закутанную в шкуры фигуру маленькой этэри, всё ещё сидящую у догорающего костра.
– Она больна, Дока, и я очень боюсь, что она может не вынести этого путешествия. Если она умрет…если… В общем, она не должна сгинуть тут. Китэрия очень нужна Роглуару. Ты даже не представляешь, насколько.
– Я немного шарю во врачевании, – нервничая, заговорил Дока. – Если вы позволите осмотреть её…
– Осмотри, – перебил тушующегося солдата князь, готовый сейчас на что угодно, лишь бы сберечь своё сокровище. – И сделай всё, что можешь, но поставь её на ноги.
Дока кивнул и пошёл к костру, крикнув на ходу солдатам, чтобы не ждали его и трогались. А Таймар оседлал своего жеребца, бросил короткий взгляд на Китэрию и, пришпорив коня, умчался вперёд.
Он гнал, не особенно разбирая дороги, просто хотел чувствовать ветер, хотел задуть пожар, бушующий в нем неумолимо и яростно. Но ни хлесткие, холодные порывы ветра, ни дикая скачка не могли унять его агонии. Меха страсти уже раздули в его груди негасимое пламя, сулившее ему то самое поражение, что когда-то накликала Шема.
К обеду Таймар вернулся к каравану. Незамедлительно отыскал Доку.
– Как она? – спросил князь, пряча глаза от проницательного парня, который, конечно, уже давно догадался, в чём заключается самая главная для его господина ценность этэри.
– С утра у неё ещё был жар, но сейчас ей немного лучше, – Дока потупился и, закусив нижнюю губу, задумался.
– Что не так? – нахмурился Таймар.
– Она говорит странные вещи, князь, – солдат снова погрузился в размышления. – О каких-то разломах. Поначалу я думал, она бредит, но потом понял, что нет.
– Что думаешь об этом? – поинтересовался Таймар.
– Ну-у-у-у.
– Дока! – взбодрил парня князь. – Ты мой самый смышлёный солдат. Я доверяю твоему мнению, поэтому скажи всё, что думаешь, без прикрас.
– Если без прикрас, то мне кажется, Боги покарают нас за то, что мы увезли это священное существо из дома, – выдохнул Дока, побледнев. А потом добавил. – Но нам она несомненно нужнее! У них там все сплошь волшебные и особенные, а нам такая видящая больше нужна. Если она не врёт, а мне почему-то думается, что не врёт, то мы в заднице, и уже давно.
– Китэрия говорит, что наши этэри должны были давно уже устранить эту аномалию. Но они этого почему-то не сделали.
– Не отпустили они и моих сослуживцев, как я понял. Хотя Огайра говорил, что отпустят.
– Вот-вот, – подхватил Таймар, ощупывая поросль на подбородке. – Не нравится мне поведение наших святош. Очень не нравится.
– Собираетесь с этим что-то делать?
– Собираюсь, только пока не знаю, что. У меня и самого, как ты помнишь, рожа в их золотой воде. А ну как они нас засекли тогда, а я возьму и явлюсь в Каовелью с просьбами.
– Рискованно, – согласился Дока.
– Но не прийти тоже рискованно, а если быть точным, убийственно. Лилулай напророчила Дей-Айраку гибель лет через двести.
– Значит, надо искать варианты, – понял Дока.
– Да, надо. Подумай на досуге над этой проблемой, глядишь мысль путная в твою светлую голову придёт. В мою, если честно, в последнее время только ересь всякая лезет.
– Да, князь, подумаю, у меня вряд ли эти разломы из головы теперь выйдут.
– Ладно, – вздохнул князь, – жрать хочу. Распорядись.
Дока кивнул и пошёл исполнять приказ, а потом вдруг обернулся и сказал:
– Она звала вас, князь… во сне. Я заглядывал, чтобы настоя ей дать с час назад, так вот, она имя ваше шептала и… плакала.
– Во сне плакала? – сглотнув подступивший ком, спросил Таймар.
– Угу.
Князь кивнул, взглянув на сострадательную физиономию Доки, а потом развернулся и ушёл.
Спустя четверть часа он сидел в их тарантасе и кормил её вяленым мясом и ржаными лепёшками. Сам он отобедал с солдатами под рассказы о пути, проделанном без него, скабрезные шуточки и залихватский гогот. Все они, конечно, видели, что с их господином что-то не так, но благодаря дипломату Доке каждая тварь в лагере знала, что муэ Китэрия не наложница, а особая подопечная князя – некая загадочная жрица, которая колдует над усовершенствованием Дей-Айрака.
Отношение к этэри резко поменялось, это Таймар заметил даже когда служанка, обхаживающая его утром, принесла Китэрии еду. Рябая девка протянула поднос и, поклонившись лилулай, прошепелявила:
Прошло всего два дня с тех пор, как Таймар вернулся в Вайрук со своим трофеем, а разного рода небылиц за это время народилось на целый сборник легенд. Началось всё, конечно, с виманы. Когда ошалевшая толпа, встречающая своего героя, увидела сияющий белыми бликам корабль, то просто обезумела. Сначала люди шарахнулась от чужеземной махины, потом потянулись к ней, чтобы получше разглядеть дивное диво. Каждый хотел стать свидетелем легендарного события. Каждый воображал, как будет рассказывать своим детям, а затем и внукам о первом появлении чудо-корабля в стенах города.
Вимана действительно внушала всему населению Дей-Айрака благоговейный трепет. Людей завораживала новизна, неизведанность, открытия, сулящие такие перемены, о которых прежде и помыслить никто не мог.
– Вот и наступило будущее, – слышалось в толпе.
– Это переломный момент, теперь-то уж пойдёт прогресс, не остановишь, – доносилось с балконов магистериумов.
– Что же ещё наш княже придумает? – вопрошали перепуганные новыми веяньями простолюдины.
Но ни одна вимана будоражила жителей Вайрука. За два дня по столице разошлись слухи о загадочной муэ лилулай, что странствовала с Таймаром по Кохаре. Говорили о девушке разное: и что она ведьма, околдовавшая принца, и что посланница богов, и что просто жрица, ставшая Таймаровой рабыней при каких-то немыслимых, но наверняка весьма пикантных обстоятельствах. Трепали даже, что лилулай – это сама Богиня плодородия, спустившаяся в их грешный круг, потому что её покорила мощь и отвага младшего сына Деорака. Совсем уж лихие сплетники напридумывали сказок о их неземной любви и о том, что скоро в божественном пантеоне будет пополнение.
Деорак велел эти слухи нещадно пресекать, потому как ему они хлопот доставляли больше, чем самому Таймару. Княжна Мариго, и без того измотавшая Деорака своими бесконечными идеями по поводу свадебной церемонии, сделалась совсем несносной от этих сплетен. За две недели, что её жених отсутствовал, княжна посетила его раз десять, пока император не сбросил заботы о гостье на своего помощника. Тот сетовал, что Мариго утомила его в первый же день, потому что к нему она наведывалась по пять раз за сутки, полагая, будто такая птица, как первый помощник императора, менее занятая персона, нежели сам вседержитель, а посему его можно отвлекать каждый раз, когда вздумается.
Понять принцессу, конечно, можно было, ведь ей предстояло стать первой дамой в Дей-Айраке (на её счастье, сам император так и продолжал оставаться вдовцом, горюя по матери его сыновей). Радужные, и не очень, перспективы, кружили прелестную головку юной девушки, а ещё столичные сплетницы рассказывали всякие небылицы о будущем муже. Одни боги могли знать, сколько в этих девичьих кладовых накопилось уже историй и томительных предвкушений, которые Таймар, конечно же, безжалостно разобьёт. Он внес в жизнь Мариго пуд реальных человеческих переживаний, никак не вяжущихся с ореолом сурового, но страстного мужа, которым неопытная дева уже наверняка окутала его.
Впрочем, страдания Мариго уже стучались в двери её души, и всё из-за чистой девы лилулай, о которой говорил весь двор. Масло в огонь страстей подливало ещё и то, что князь тщательно прятал ото всех своё сокровище. Лилулай окружал небольшой штат слуг и совсем уж крохотный приближённых: в него, как доложили императору, вошёл Истан, Дока и, как ни странно, Маруха, подлизавшийся к ней во время похода по степям. Больше Таймар к своей деве никого не подпускал, да и эти персонажи имели счастье общаться с Китэрией лишь по причине того, что сама судьба свела их вместе, вопреки желанию князя.
Пока невеста Таймара изнывала от душевных мук и унизительного положения, в котором оказалась благодаря своему честолюбию, Деорак страдал от схожих чувств. А причиной такой меланхолии был не кто иной, как Вольгер Грут. Деорак самолично видел его со своим сыном в башне Страха в тот жуткий день, когда Таймар убил несколько его гвардейцев, выместив таким образом злобу на отца. Потом Деорак видел кея рядом с Таймаром в день приезда и ещё сегодня утром.
Его сын выходил из башни в сопровождении растолстевшего Вольгера, о чём-то оживлённо беседуя. Он спорил с кеем, повышал на него голос и даже позволил себе попытку рукоприкладства, от которой Грут ловко увернулся, несмотря на своё тучное сложение. Кей погрозил князю пальцем, дал на прощанье какой-то наказ, или может, совет, и ушёл за ворота замка, а Деорак стоял и думал, отчего это Вольгер не наведался и к нему, ведь император в Дей-Айраке пока что он, а не Таймар?
Эти грустные мысли заставили Деорака прийти к выводу, что Грут уже сбросил его со счетов. Кей делает акцент на будущего правителя и не считает нужным тратить время на традиционные уважительные любезности в адрес всё ещё действующего императора. Деорак прекрасно видел, что кей заметил, как он наблюдал за их разговором с Таймаром, но он всё же не удостоил его и крупицей внимания. Даже головой не кивнул, в то время как его сыну он позволял такое обращение, о котором Деорак и помыслить в его годы не мог.
«Что же у него за дела с Таймаром?» – размышлял император, пока на софе в его приёмной утирала слёзы совсем поникшая Мариго. Принцесса узнала от портних, которые шили наряды для княжеского гарема, будто Таймар собирается со своей лилулай в город на экскурсию, которую должен был, согласно этикету, провести для неё.
– Разве это уважительно? – вопрошала она, трубя в салфетку. – Я его невеста, а он даже не удосужился зайти ко мне по возвращении в столицу.
– Да, да… такой уж он – мой младшенький: не терпит светских манер. Я поговорю с ним, – отстранённо отвечал Деорак, думая о своём.
Когда невеста Таймара покинула императора, он велел послать за сыном, но как только слуга ушёл, Деорак вдруг разнервничался. Заходил по комнате взад-вперёд и хлопнул крепкой настойки, а ведь раньше он не позволял себе горячительного до обеда.
Таймара, на его счастье, отыскали не сразу, император уже успел принять достаточное количество эликсира смелости. Он пил кружку за кружкой, пока челядь бегала по техническим корпусам, в которых теперь пропадал его сын. Но вот к середине кувшина двери отворились, и камердинер доложил:
– Таймар Маелрах.
Грохот тяжёлых солдатских сапог император заслышал ещё до того, как Таймар вошёл к нему, а потом его приёмную заполнил и запах масла и ещё чего-то резкого, и тошнотворного.
– Чем это от тебя воняет?
– Топливом из нового самоходного аппарата, – спокойно пояснил сын, усаживаясь в своей измазанной одежде в лучшее кресло. – Зачем звал?
От этого небрежного тона императору сделалось не по себе. Впрочем, Таймар всегда был краток и экономил слова, будто они стоили по сто пудов серебра каждое, но сейчас Деораку везде мерещилось предательство или, по крайней мере, пренебрежение его титулом.
– Хотел бы услышать отчёт о проделанной экспедиции?
– Зачем слова? – удивился князь, – Ты и твой народ всё видели своими глазами, что может быть красноречивее?
– Не спорю, фурор ты произвёл знатный, как и всегда. Но мне хотелось бы знать, полетит ли она?
– Это не ко мне вопрос.
– А к кому же? – поразился Деорак. – Разве не ты управлял этой птичкой? Разве не ты посадил её на дно моря?
– Хочешь технического отчёта? Спустись в корпус инженеров и посмотри на их работу.
– Зачем, если ты там целыми днями пропадаешь? – пожал плечами император.
– Я пропадаю там целыми днями, чтобы твои люди не угробили виману, но я не механик и тем более не инженер, я не знаю, полетит ли она. Но даже если нам не удастся поднять в воздух её, мы всё равно сделаем рывок в кораблестроении. Конструктора доделали, наконец, мою самоходную повозку, позаимствовав идеи из челнока этэри.
– Хочешь сказать, ты потратил столько времени и серебра на то, чтобы идеи для совершенствования своих телег в этой игрушке искать?! – возмутился Деорак, чем привел своего сына сначала в замешательство, а потом и в бешенство.
Таймар порывисто встал с кресла, сжал кулаки и направился к выходу, не удостоив его ответом.
– Постой! – окликнул император сына. – Я погорячился. Как пример совершенного кораблестроения она тоже ценна. Оставим эту тему. В целом, я доволен тобой. Не знаю, что на меня нашло.
– Пол кувшина браги, полагаю, – холодно ответил Таймар, бросив короткий взгляд на пустой сосуд.
Деорак покраснел, вспомнив брезгливое отношение его сына к пьянству. Сам Таймар никогда не пил ничего, крепче эля, и то лишь во время праздников или же похорон и исключительно для поддержания традиции. На всех пирах, которых его сыну довелось сиживать, всегда был отдельный слуга, обносивший Таймара нехмельными напитками. Даже на попойках его воинов после сражений, в которых он принимал участие с большей охотой, нежели в светских празднествах, пили в меру. Солдаты, и тем более капитаны, могли позволить себе разнузданный отрыв лишь в отпуску, который князь давал им за заслуги. Деорак знал, что люди Таймара предпочитали проводить эти дни свободы в отдалении от своего князя, чтобы не попадаться ему на глаза в непотребном виде.
Но Деорак не был его солдатом, более того, он был императором и отцом этого хмурого и нависшего сейчас над кувшином с брагой парня, а тушевался, как мальчишка, и это страшно бесило его.
– Да, я пьян с самого утра! – вскрикнул он в сердцах. – Потому что сил моих больше нет терпеть этот балаган! Сделай уже что-нибудь со своей челядью, разносящей слухи о Китэрии, иначе твоя невеста сведёт меня в могилу.
– Китэрия не имеет никакого отношения к моей невесте, – спокойно сказал Таймар, усаживаясь обратно в изгвазданное кресло.
– Мариго обивает порог моего кабинета каждый божий день!
– Ты придумал поженить нас, не я, – напомнил ему князь.
– Да, но ведь ты согласился с тем, что сделка выгодная и я, между прочим, вытребовал у них то, что ты просил. Болота с газом твои. Как только жрецы проведут обряд, ты можешь послать туда своих людей и делать всё, что тебе взбредёт в голову. Ну пожалей же ты своего отца и хотя бы постарайся вести себя, как подобает принцу, – умолял император.
– Чего ты от меня ещё хочешь? – устало спросил Таймар, откидываясь на спинку кресла, от чего то жалобно скрипнуло.
– Повремени со своими сердечными делами. Не выпячивай напоказ отношения с лилулай, о которой и так вся столица болтает. Экскурсию, которую ты собрался устроить Китэрии, ты должен был уже давно провести для своей невесты…
– Всё, что я должен буду отдать этой женщине, я отдам в спальне, после свадебной церемонии. Большего от меня не ждите, ни ты, ни она, – прохрипел Таймар, подаваясь вперёд всем корпусом и всверливая в Деорака потемневшие от гнева глаза. – А экскурсия, как ты выразился, нужна не Китэрии, а в первую очередь нам, отец.
– Не понял, – моргнув, спросил Деорак.
С момента их возвращения в Вайрук прошло уже несколько дней. Китэрия вновь оказалась в башне Страха, но пленницей она уже не была. Князь позволил ей покидать темницу, но лишь в сопровождении стражниц и не дальше замкового двора.
Поначалу этэри обрадовалась переменам и в первый же день вышла «в свет», правда, ненадолго. Стоило ей показаться на улице в обществе воинственных женщин, охранявших раньше её покои, как она захлебнулась вниманием придворных. Ребятня и их няньки, работяги и даже юноши, тренирующиеся во дворе замка в стрельбе из лука, побросали свои занятия, уставившись на живую легенду. Китэрия встала в ступор, а после и вовсе позорно ретировалась обратно в башню.
– Почему они так глазеют? – недоумевала она, поднимаясь в своё убежище.
– Вы знаменитость, муэ, – кратко пояснили ей.
– Почему? – продолжала удивляться Китэрия.
– Потому что князь благоволит вам.
– И что с того?
– А то, муэ, что прежде расположение Таймара могли заслужить лишь женщины, посвятившие себя военному делу. Вы не воительница и не наложница, но вас хранят, как самое ценное достояние в Роглуаре. Не удивительно, что людям интересно, что в вас такого особенного.
– Поверьте, я бы обошлась и без княжеской милости.
– Сомневаемся, – усмехнулись её телохранительницы. – Без его милости вы были бы обычной наложницей.
– А по его милости я даже из башни не могу выйти без сопровождения. Что-то мне подсказывает, что не будь вас рядом, на меня никто и не взглянул бы.
Женщины переглянулись, и по каменной башне разошёлся их заливистый смех.
– Вы себя в зеркало видели, муэ? – хохоча, спрашивали воительницы. – Ни такой белой, как мрамор, кожи, ни таких глаз, ни тем более волос, в Роглуаре никогда не встречалось. Вас все считают пришелицей из других миров. Кто-то боится, кто-то завидует, кто-то…
Сверху послышался лязг затворов, а потом недовольный голос.
– Что за шум? – гаркнул Таймар, выходя из своих покоев.
Стражницы тут же подобрались, насмешливые выражения сменились серьёзной сосредоточенностью, а их копья взметнулись вверх.
– Виноваты, князь, – склонили они головы, когда Таймар подошёл к перилам и посмотрел на них сверху. – Муэ изволит шутить, не сдержались.
– Хорошее настроение? – натужно улыбнувшись, спросил князь, кутаясь в халат.
– Какой там, – хмуро обронила Китэрия. – Хотела подышать воздухом, но моё появление в обществе этих милых дам вызвало настоящий фурор.
Краем глаза Китэрия заметила, как её телохранительницы улыбаются. Заметил это и Таймар.
– Всё совсем плохо? – обратился он к своим солдаткам.
– Жители замка проявили единодушный интерес, – доложили они.
– Они смотрели на нас как на… на… – возмущалась Китэрия, не в силах подобрать слов.
– Как на кого? – ухмыльнулся князь, которого забавлял её гнев.
Этэри не нашла, что сказать. Она молчала, нервно теребя локоны, а Таймар, тем временем, спустился на один пролёт ниже, подошёл к ней и, подняв её лицо двумя пальцами, взглянул в глаза.
Китэрию обдало волной его недовольства, она всмотрелась в осунувшееся лицо князя, отметила про себя, что он выглядит очень уставшим, а после опустила глаза. Этэри не хотела, чтобы он видел её смятение, да и на измождённого Таймара смотреть было неприятно. Он и без того красотой не блистал, а теперь и вовсе сделался устрашающим.
Лилулай чувствовала – князя что-то гнетёт, он тревожен и зол, но не так, как это бывало во времена господствующий над ним звезды. Те страшные дни канули в прошлое, теперь такого ужаса уже не повторится, это Китэрия знала наверняка, потому как успела за дни путешествия прозондировать израненное, но всё ещё бьющееся сердце князя. Того жуткого вторженца, что оккупировал его межрёберное пространство, уже не было. Таймар изгнал демона, или кем он там был, этот пришелец из неведомых миров, изгнал, но свободным так и не стал. Теперь у него была сила, с которой он не умел управляться, и она требовала внимания. С нею надо было учиться работать, но у Таймара было катастрофически мало времени. Князь вечно был чем-то занят: то военными совещаниями, то своими трофеями, а теперь вот ещё разломы эти ему спать не давали.
Этэри отворачивалась от посеревшего и утомлённого лица князя, но она не могла укрыться от его чувств, как бы он их не скрывал. И то, что она улавливала, говорило о бесконечной муке, изводящей её пленителя. Таймар страдал, как страдают простые смертные, но от чего именно, Китэрия не знала, а сам князь не распространялся. Девушка только понимала, что долго он так не протянет, если конечно Грут его не спасёт.
– Ты болен, князь? – спросила она, думая в этот момент о том, кому достанется после гибели хозяина.
– Может и так, – хмуро ответил он.
– Странно, что Грут о тебе не позаботился, или, может, это его рук дело? – предположила Китэрия, подумав о запрещённых ритуалах и о том, что трансформация магией всегда довольно болезненна.
– Иди к себе, Китэрия, – как можно мягче сказал ей Таймар, но от девушки не утаилась всколыхнувшаяся волна злости.
Она сидела в своей спаленке и наигрывала на арфе плаксивую мелодию, когда двери её покоев отворились, и на пороге возник князь. Он был всё так же удручающе страшен: под глазами темнели круги, золотистая смуглая кожа утратила прежний вид, а скулы очертились так, что казалось, о них теперь можно и порезаться. Таймар угасал, это было очевидно.
Китэрия поднялась к нему навстречу и, подойдя, протянула к его лицу руку. Не то, чтобы она хотела прикоснуться к нему, нет, это скорее был непроизвольный порыв, желание проверить, насколько её хозяин упруг и не осыплется ли он пред ней пеплом.
Таймар поймал её руку на полпути, и мягко опустил.
– Не стоит, – посоветовал он, и этэри, смутившись, опустила глаза.
Князь прошёл в её спальню, опустил на кровать большой свёрток.
– Переоденься, Тэри, – велел он. – Ты идёшь знакомиться с Вайруком.
– Прямо сейчас?
Он кивнул, а потом отворил двери, пропуская служанок.
– Помогите муэ переодеться и спрячьте её волосы, – приказал он и удалился.
Две девушки-служанки засуетились. Они зашуршали свёртком, выуживая из него темно-зеленое бархатное нечто, которое совсем не походило на платья знатных или не очень дам.
– Что это? – спросила этэри у служанок.
– Князь велел портнихам сшить это для вас. Так ходят в Роглуаре высшие касты жрецов – годи, – пояснили девушки, заворачивая лилулай в немыслимые драпировки, которые выглядели грандиозно, но движения стесняли так, что несчастная этэри враз утратила возможность нормально двигаться.
– Ну, вот, – довольно проговорили служанки, – теперь вы - настоящая жрица, осталось только кимару надеть.
– Что надеть?
– Это традиционный головной убор священнослужителей, – объяснили девушки, водружая на чело закутанной Китэрии цилиндрическую трубу длиной в локоть.
– Вы что, издеваетесь?! – воскликнула Китэрия, с трудом удерживая голову прямо. – В таком наряде проводят обряды, а не по городу ходят. Я никуда не пойду так, пока мне не объяснят, зачем этот балаган.
Девушки испуганно переглянулись, но перечить не стали - поклонились и выбежали вон. Через десять минут явился Таймар. В глазах посверкивало нехорошим стальным блеском, тяжёлый подбородок предупреждающе выехал вперёд, губы, вжавшись одна в другую, подрагивали.
«Сейчас будет скандал», – подумала этэри и ошиблась. Таймар молча содрал с неё колпак, раскрутил десятки складок и, оставив её в одном нижнем платье, протянул шубу.
Мех Китэрия узнала сразу, то была дикая кошка, а вот реакцию князя не поняла. Он был не просто раздосадован, но и разочарован. В груди Китэрии вдруг сжалась стальная пружина тревоги и ещё чего-то неясного: не то жалости, не то раскаяния.
– Если мы просто идём смотреть город, то это неподобающий наряд, – попыталась она смягчить ситуацию, но ничего не вышло, князь продолжал испепелять её своими удручающими эмоциями, которые то ли сознательно открыл, то ли просто не смог утаить. – Таймар, – протянула она, приблизившись к нему, – что с тобой творится?
– Не твоё дело, – бросил он. – Ты хочешь посмотреть город или тебе и тут неплохо?
– Хочу, – поспешила ответить Китэрия, пока князь не передумал и снова не запер её.
– Тогда пошли.
«В одном нижнем белье и шубе? – хотела спросить этэри, но не решилась. – Уж лучше в нижнем белье, чем вообще никак, – рассудила она, поняв, что оскорбила князя, отказавшись нарядиться в специально сшитый для неё костюм».
Они спустились во двор. Таймар провёл её вдоль центрального здания (где она и сумела насладиться особенностями отполированного камня), а потом потащил в казармы.
В груди у девушки испуганным зверем заметалось взбесившееся сердце. Самые скверные мысли опутали её, словно змеи, а потом она и вовсе затрепетала от дичайшего страха, кода Таймар свернул в узкие, сплошь разлинованные дверьми коридоры. Из некоторых доносился храп, за другими шумели и ругались, за третьими гоготали, как кони. Князь шёл впереди, этэри семенила за ним, смотря в его широкую, мерно раскачивающуюся из стороны в сторону спину.
– Хватит трястись, – вдруг выпалил он и резко обернулся.
Китэрия не успела затормозить, врезалась в остановившегося князя, и тот отпрянул от неё, как от прокажённой. Она задохнулась и прикусила губу, силясь сдержать накатывающиеся слёзы.
– Ну чего ты боишься? – прорычал Таймар, нависая над ней скалой.
– Всего, – сглотнув, призналась девушка, запрокидывая голову, чтобы увидеть его жуткие глаза.
Потом этэри перевела взгляд на одну из дверей, за которой раздавались женские голоса, и Таймар понял, о чём она думает.
Он расхохотался. Смех его в этих узких каменных коридорах походил на плевки магмы из проснувшегося вулкана. Китэрия отпрянула и вжалась в стену. Рядом с Таймаром открылась дверь. Он захлопнул её рукой, и оттуда больше не решались выйти.
– Ты моя, Тэри, только моя, – напомнил ей князь, склонившись, и проведя тыльной стороной ладони по её щеке. – Прекрати уже мучить меня своими страхами, тебе ничто не угрожает.
По городу шли пешком, чтобы у лилулай была возможность полюбоваться красотами Вайрука, а ещё приметить энергетические пробои или прочие поражения, которых, как оказалось, в городе тоже хватало.
Галор всю дорогу трещал, будто заведённый, рассказывая князю, как он свалился в сарай к своему свату и разломал какие-то ценные станки.
– Он заставил меня отрабатывать ущерб! – жаловался Галор, повествуя, как он залез в долги к соседям, как подрабатывал помощником кузнеца и пытался слинять из деревни, где за ним следили все и каждый, потому что сват, как на зло, был там старостой и имел должный вес. – Не отпущу, говорит, пока долг не отдашь. Представляете, князь?!
– Представляю, – отстранённо отвечал Таймар, следя за обстановкой, потому что на избранную в телохранители троицу не особо рассчитывал.
Изначально составленный им план экскурсии быстро показал свою несостоятельность, потому как просто любоваться красотами лилулай не могла, как бы ни старалась. Довольно скоро помпезные проспекты и набережная, где прогуливались светские господа и дамы, остались позади. Непреодолимая сила и мелкие трещины в пространстве, сулящие городу упадок, тянули этэри в отнюдь не туристические районы Вайрука, за которые князю было немного стыдно. Волны этого щекочущего чувства доносились до Китэрии так же явственно, как и вонь неблагополучных кварталов.
Таймар заметил, как морщится её украшенный крапинками веснушек носик, как она закрывает лицо мохнатым воротником, и предложил сменить маршрут. Но девушка от предложения отказалась. Она стойко продолжала путь, намереваясь исследовать истинную, незаметную обычному глазу причину упадка в некоторых частях города. Лилулай продвигалась вглубь самых непристойных кварталов, и вонь становилась всё удушливей, а взгляды горожан более цепкими и заинтересованными. Таймар занервничал.
«Не хочет при мне убивать этих несчастных, – поняла лилулай, – но если они накинутся на нас, он это сделает».
Китэрия задумалась, стоят ли её исследования чужих жизней и пришла к выводу, что да, потому как энергетические поражения могли убить больше несчастных, чем разгневанный князь, уж это-то лилулай знала, как никто другой, к тому же было жаль проделанного пути и измученного носа. Этэри плотнее закуталась в меха и ускорила шаг. Таймар, обречённо вздохнув, последовал за ней, объясняя по дороге, почему простолюдины так сильно воняют.
– В разрозненных королевствах, которые объединил отец, не было такого понятия, как купальни. До того, как Деорак побывал в вашем круге, в Роглуаре вообще мылись раз в год, и то лишь знатные люди. Когда отец основывал Вайрук, он обязал каждую купеческую гильдию построить по купальне и мыться в ней раз в неделю. Подданные долго сопротивлялись, но после прилюдных порок смирились и стали мыться. А вот простой люд по-прежнему упорствует. Дома у большинства из них маленькие и плохо протапливаются, мыться холодно, а городские купальни стоит денег.
– Понятно, – голос Китэрии затерялся в складках воротника. – Но это то, что на поверхности, а на самом деле виной всему некая аномалия или же мутация, которая порождает мерзких тварей, питающихся этим смрадом. Найдём источник – будем знать, что с ним делать.
– Его тоже смогут устранить ткачи? – оживился Таймар.
– Не уверена, – покачала головой лилулай. – Если это порождения Бездны, а судя по смраду, так оно и есть, то придётся икать мага, способного нейтрализовать эту гадость.
– Это сложно?
– Не знаю, я же не маг. Этот вопрос скорее к тебе, – она лукаво посмотрела на него. – Ты же теперь не простой человек, так ведь?
– От тебя ничего не скрыть, – хмуро бросил Таймар.
До источника, который оказался в одном из заброшенных домов, добрались спустя каких-то пол часа. Им оказался низкочастотный сгусток слизкой дряни, настолько отвратительной, что несчастную, неподготовленную к таким зрелищам лилулай стошнило на сапоги князя.
– Всё настолько скверно? – поинтересовался он, морщась, и вовсе не от того, что его милая этэри изгваздала ему обувь, а от режущей глаза вони.
– Да, – выдавила Китэрия, бросив короткий взгляд в верхнюю часть полуразрушенного дома.
Там, под самым потолком и находился клубок, кишащий змееподобными тварями. Смотреть на эту гадость, и уж тем более дышать её миазмами у Китэрии не было никаких сил. Отвернувшись от мерзкой гадости, она чуть не пулей вылетела из помещения, а потом, не останавливаясь, побежала прочь, думая только о том, как бы не вытошнить все внутренности. Остановилась она, когда дыхание её совсем сбилось. Согнулась пополам, опершись руками о дрожащие колени, и уронила голову. Почти сразу её подхватили сильные руки князя и понесли дальше, прижимая к неспокойной, часто вздымающейся груди. Китэрия уткнулась в неё и попыталась отдышаться.
Когда ужасный квартал остался позади, и команда исследователей вышла на узкую, напичканную трактирами улочку, Таймар поставил лилулай на ноги и с тревогой посмотрел в её глаза.
– Как ты?
– Жить буду, – слабым голосом прошептала этэри.
– Хочешь домой?
– Наша работа ещё не окончена, – закашлялась она.
– Возможно, – согласился Таймар, – но на сегодня с тебя достаточно грязи. Если не хочешь в башню, можно посмотреть что-то более симпатичное, чем трущобы. У нас есть театр и ещё несколько молелен.
Так они и просидели молча, каждый уткнувшись в свою чашу, пока Шигла не затянул песню о «белой даме». Поначалу Китэрия не вслушивалась в слова, но потом за её слух зацепился образ той самой дамы, что старательно расписывал бард. Белая жительница замка Дей странным образом походила на неё, и этэри насторожилась.
– А за это творчество кто платит? – обратилась она к Таймару.
– О таких чудесах менестрели поют бесплатно, это их коронные номера, – усмехнулся князь. – Сейчас припев начнётся, лучше не слушай.
Но этэри, конечно же, навострила свои миниатюрные ушки и с ужасом поняла, что стихоплёты сделали из неё тайную возлюбленную князя. По словам певца, она была страстно влюблена в некоего воина, рождённого под кровавой звездой, и он будто бы отвечал ей взаимностью.
– Честно говоря, я и не ожидала, что у вас так развито стихосложение, – с сарказмом процедила она.
– Для подобного экспромта нужен лишь достойный повод, – хохотнул Таймар, явно забавляясь её реакцией. – Но согласись, они не так уж и плохо поют. До того, как мой отец побывал в Валамаре, наши музыканты играли в основном на бубнах, да волынках, а теперь у них есть дуделы…
– Флейты, – поправила его Китэрия, продолжая недовольно теребить свою шубу.
– Пускай будут флейты, – согласился князь. – А ещё отец привез струны, которые вы прилаживаете к разным деревяхам. Мы тоже поэкспериментировали и, как видишь, у нас кое-что получилось. Хотя странно, что для этого нужно было побывать в Валамаре. У нас ведь ещё до демонической атаки была распространена игра на луке.
– На луке? – переспросила этэри, немного оттаяв. Про белую даму уже не пели, теперь музыканты горланили о пивоварах и их хмельных друзьях.
– Ну да, – пожал плечами князь. – Лучники играли на своих луках, простенькие такие мелодии. Иногда недурно получалось.
Таймар сидел, откинувшись на спинку скамьи, и расслабленно потягивал душистое пенное варево, а Китэрия разглядывала танцующих сквозь бреши в плетёной ширме.
– Хочешь потанцевать? – спросил князь.
– Нет, – соврала Китэрия, плохо представляя себя в этой разгульной компании неотесанных, но очень уж веселых людей, которые прямо-таки заражали своей разухабистостью. – А ты?
Таймар только хмыкнул в ответ и, опустив голову, покачал ею, будто удивляясь, как ей могла прийти на ум подобная глупость. В этот момент к ним подошёл Галор, неся новую порцию горячего хрога.
– Ты не танцуешь, – поняла Китэрия.
– Никогда, – подтвердил Таймар.
– Наш князь исполняет лишь танец смерти и, поверье, муэ, это зрелище прекраснее всех, что я видел, – встрял в их диалог молодой парень, выгружая с подноса новые чаши и кусок пирога, испечённого специально для лилулай.
Князь поднял на Галора такой жёсткий взгляд, мысленно укорив его за лишнюю болтовню, что того сдуло, будто пух ветром. Китэрия же потупила взор, старясь выкинуть из головы уже рождающийся образ кружащего во все стороны князя со сверкающими мечами в обеих руках, и текущие за его спиной реки крови.
– Не обижай трактирщика, – послышался после долгой паузы голос Таймара. – Он расстарался специально для тебя.
Китэрия отломила кусок пирога, прожевала, не чувствуя вкуса, машинально запила горячим варевом.
– Доволен?
– Что опять не так? – рассердился князь.
– Всё не так, –вздохнула она. – Но тебя это мало волнует, – этэри вдруг расхотелось погружаться в культуру роглуарского народа, и вообще находиться в такой близости с князем. – Пойдем отсюда.
Таймар встал из-за стола, махнул солдатам, чтобы выходили и ждали их на улице, а сам подошёл к этэри, взял ее за плечи. Он пристально посмотрел в её печальные глаза и с болью проговорил:
– Тэри, Тэри, что ж ты за проклятье на мою голову?
– Тот же вопрос могу задать и тебе, – попыталась огрызнуться она, но вышло не убедительно. Наверное, от того, как он смотрел на неё. Его глаза говорили ей о чём-то наболевшем и до неприличия сокровенном, они зазывали её в опасные, безбрежные глубины его сердца, где всё полыхало и саднило от боли и неведомого доселе чувства, что захлёстывало Таймара, как морская волна.
Китэрия затрепетала от соприкосновения с этой тайной, а князь вдруг притянул её к себе, окуная руки в пушистый мех, и зашептал что-то бессвязное и неразборчивое. Голос его спотыкался о хрип, дыхание сделалось жарким, и этэри почувствовала, как дрожит всё его тело, как передаётся ей с этим импульсом некое признание, и как мучительно это для Таймара, как унизительно и желанно одновременно.
А потом всё резко закончилось. Он отстранился от неё, залез за пазуху и, достав горсть монет, бросил её на стол.
Её руку он нашёл уже на выходе, зажал меж пальцев и дёрнул, заставляя идти за ним следом.
Утро принесло Огайре тревогу. Он проснулся с первыми лучами солнца от давящего на грудь беспокойства. Заворочался в постели, чуть было не разбудил Тару, потом встал, гонимый неким невнятным чувством, и вышел во двор. А точнее, вышел в совершенно неведомое ему место.
Домик для гостей, как и прежде, стоял без изменений, но ни башни, ни сада с розовыми кустами не было. Приют, где всё ещё спали его девочки, оказался в кольце невысоких скал, внутри вместо газона и качающихся на ветру ароматных бутонов была лишь высохшая земля. А посреди всего этого апокалипсического пейзажа красовалась высокая серая скала, аккурат на том самом месте, где ещё вечером стояла величественная башня Грута. На скале виднелась фигура сгорбленного человека. Он чего-то выжидал. Огайра пригляделся и ахнул, прикрывая ладонью рот.
– Долго спите, молодой человек, – строго произнёс Грут и начал спуск.
Поровнявшись с Огайрой, кей обошёл его кругом, будто выискивая изъян. Магу это очень не понравилось, но он подумал, что лучше помолчать пока.
– Ты что, дар речи потерял? Не рад видеть меня? Странно, ведь столько попыток предпринял, чтобы отыскать, и вот я тут, перед тобой, а ты молчишь.
– Где мы? – наконец выговорил Огайра не своим голосом.
– А сам-то как думаешь?
– На твоих землях?
– Ну, слава Богам, ещё не вконец спятил! – посмеялся над ним Грут.
– Что это за магия такая? – изумился Огайра. – Где же башня и сад, где слуги? Куда всё это подевалось?
– Разуй глаза, мой юный друг, – неожиданно грубо ответил ему Вольгер, указав на скалу.
– Ты превратил башню в скалу или наоборот?
– Нет никакой башни, как и скалы. – Он щёлкнул пальцами, и каменная возвышенность пропала. Осталась лишь сухая земля.
– Но как же… – растерялся Огайра, озираясь по сторонам.
– Если я могу являться тебе человеком, почему бы мне не стать замком или садом, например?
– А как же слуги?!
– Не многим сложнее розовых кустов. Но последнее время я постоянно в разъездах и решил, что содержать такой дом накладно. Вам, как я погляжу, и гостевого хватает. Он, кстати, настоящий.
– Кто же ты все-таки такой, Вольгер? Ни одному кею не под силу быть несколькими объектами одновременно, да ещё такими сложноорганизованными.
Грут хмыкнул и лишь глаза закатил.
– Я думал, что знаю тебя, – продолжал недоумевать маг. – Думал, мы друзья…
– Я тоже так думал, – перебил его Вольгер. – Пока ты не стал копаться в моих личных вещах. Хотя, если быть честным, я специально подсунул тебе под нос фаджио. Хотел проверить, можно ли тебе доверять.
– Ты спровоцировал меня! – возмутился Огайра.
– А ты поддался, хотя раньше я не замечал за тобой такой любознательности по отношению к моим личным делам.
– Вряд ли эти дела можно назвать личными, – прошипел маг, не в силах сопротивляться убийственному разочарованию.
– Ошибаешься, мальчик мой, это дело касается лишь моей семьи, а более никого.
После этих разоблачительных слов, в голове Огайры с бешеной скоростью начали складываться все пазлы, образуя единую картину происходящих когда-то событий.
– Я думал, это лишь сказки, которые рассказывают короли своим придворным, – продолжая докручивать обрывки мыслей, заговорил он. – Мол, мы с женой молили Богов, и они откликнулись, поэтому наш сын такой весь разэтакой. Его сам Бог войны благословил! А поскольку сношались мы в день, когда в его чертоге была какая-то там звезда, назовём своё чадо её именем, – разошёлся он, обретя силу в голосе. – Красиво же!
– В общем и целом ты прав, рождение правителя просто обязано окружаться оккультным ореолом, иначе каждый смертный, способный держать в руках меч, вздумает метить на трон. Но в случае с Таймаром магия действительно имела место быть, хоть сам Вату, конечно, и не благословлял императорского сношения, как ты выразился.
– Его благословил ты! – догадался, наконец, Огайра. – Даже дар младенцу преподнёс на день рождения. Не удивлюсь, если ты нянчился с этим выродком и защищал его, как родного. Своих детей у тебя нет, решил приёмышом обзавестись? Вот только не на ту лошадку ты поставил, учитель. Таймар опасен и должен быть убит! – совсем уже обезумел от потрясений маг, но увидав на лице Грута промелькнувшую тень, понял, что задел его за больное. – Ты не позволишь мне сделать этого, да? Ты и тогда лишь притворился, будто помогаешь, а на самом деле отправил меня в логово к зверю, зная, что на нём защита, способная убить меня.
– Я тебя предупреждал, – напомнил ему кей.
– Да-да, – бормотал Огайра, воскрешая в памяти дни, когда он пришёл к учителю и принёс весть о пророчестве. – Ты отговаривал меня, тогда ещё пытался его защитить. Но почему ты мне сразу не сказал, что не намерен расставаться со своим «приёмышем»? Зачем отправил меня к нему?
– Эта была хорошая проверка для вас обоих, – спокойно ответил маг, усаживаясь на материализованный из ниоткуда стул. – Вы оба, кстати, показали себя с самых лучших сторон.
– Оба выжили?
– Угу.
Вольгер поманил мага пальцем, а сам принялся делать замысловатые пасы руками над гладкой поверхностью воды. Огайра приблизился, склонился над чашей и увидел картину столь необыкновенную, что в неё совершенно невозможно было поверить (особенно после того, как на его глазах исчезла башня кея).
Зеркало показывало Кохарские степи и двух всадников. Впереди на могучем вороном коне мчался воин, за ним, еле поспевая, неслась молодая женщина с развевающимися вересковыми волосами. Не похоже было, что она следовала за ним против воли, но и радостной её назвать было нельзя. Парочка торопилась к каньону Мурхэ, как вдруг девушка спешилась и стала вести себя, как кликуша или же, как та, понял наконец маг, кто видит больше смертных, и даже больше магов.
– Лилулай, – прошептал он.
– Да-да, – подтвердил Грут. – Смотри, не отвлекайся.
Огайра вновь прильнул к чаше с водой.
Лилулай была за работой, она явно нашла в небе над пустынными землями какую-то недобрую аномалию и, судя по её дальнейшей реакции, та была ужасающей. Но Огайру поразила не болезнь Кохарских небес и земель, а то, что это чуткое, нежное создание доверяло Таймару, а с нею в каньоне Мурхе был именно он. Девушка плакала, а воин её утешал, да так ласково, что маг усомнился в правдивости этих картин.
– Этого не может быть, – проговорил он.
– Может-может, – уверил его Грут. – Это дела минувших дней, я тебе сейчас ещё кое-что покажу.
Он небрежно махнул рукой, и картинка смазалась, как масляные разводы, а потом на её месте народилась новая. Лилулай и Таймар в повозке, на улице ночь, сквозь прорехи на тенте в их тарантас проникает лунный свет, вычерчивая сведённое мукой лицо князя и блаженное с приоткрытыми губами личико Китэрии. Этэри жмётся к широкой груди воина, а тот гладит её волосы и осторожно касается губами виска.
– Истан говорил мне, что он не тронул её, что она девственница.
– Это так, – подтвердил Грут. – Такой выдержке можно только позавидовать. Правда, она иссушает князя и меня начинает это пугать.
Вольгер раздражился, стёр и эту картинку, и на её место пришла новая. Таймар и лилулай сидят на его плаще, любуются сиянием Ледяного омута.
– Это тоже уже прошло, – махнул рукой Грут, – поищем настоящее.
Он сосредоточился, с минуту напряжённо искал что-то невидимое Огайре, а найдя, ухватил, как ниточку клубка и, размотав, бросил в чашу. Та запенилась, забурлила и показала молодых людей, гуляющих по городу в сопровождении знакомой Огайре троицы княжеских солдат.
– Что они делают, гуляют?
– Не совсем, – покачал рукой Грут. – По началу-то, конечно, Таймар хотел своей драгоценной этэри сделать подарок – показать город во всей красе, но лилулай не может просто наслаждаться видами, когда кругом повреждения и аномалии. Она ведёт его в одно премерзкое место. Признаться, я туда по доброй воле не пошёл бы, дрянной квартал и воняет дико. Но лилулай, есть лилулай – как учует несовершенство в системе, как встанет на след, так её уже не остановить.
Огайра напряжённо потёр рукой затылок, вздохнул, устало облокотился о скалистую стену.
– Тебе всё ещё кажется, что она в беде?
– Нет, не кажется, но…
– Что, «но»? Она лилулай, она делает свою работу, что ещё?! – вспылил Грут.
– Но она делает её не в том круге! Она пленница.
– Ой, ладно, сказал маг, который тоже живёт не в том круге.
– И очень страдает от этого, – напомнил он забывчивому учителю.
– А она, как видишь, не очень страдает. – Грут показал на чашу, где отображалась бурная жизнь маленькой этэри. – Огайра, она на своём месте, разве же ты не видишь? Этэри Каовельи уже несколько десятилетий не выходили из своей долины. Они перестали делать работу, которую от них ждут. Сколько ещё земель должно погибнуть, чтобы они увидели, наконец, – прятаться за границей леса преступление. Да, Роглуарцы варвары и опасны для этих созданий, да, многие из лилулай и ткачей пострадали после жестокой демонической бойни, когда вышли из долины, чтобы найти и устранить разломы в пространстве, но это не повод бросать свой круг. Китэрия вытащит этих затворников из их раковины. Сейчас она проделывает их работу, разъезжая по Дей-Айраку с самым опасным человеком империи. Если даже её пример не вдохновит их, то я уже и не знаю, что ещё делать!
– Так это всё - твоя работа?! – осенило вдруг Огайру. – Это ты столкнул Таймара с лилулай?
– Нет, конечно! – возмутился кей. – Мне казалось, с Таймаром в Валамаре был ты. Не скажешь, кстати, как так вышло, что он остался один?
– Я совершил глупость, и всю жизнь буду винить себя, – стушевался маг. – Но постараюсь исправить ошибку. Я предотвращу пророчество.
– Хочешь его убить? – насмешливо спросил Грут.
– Хочу, – тихо и не слишком уверенно сказал маг. – Он - чудовище и представляет угрозу.
– Пока что я вижу довольно смышлёного человека, который заботится о своём доме, налаживая контакт с самой этэри Валамара. Заметь, она помогает ему добровольно.
– Сейчас он молодец, но что будет потом?
– Потом может и не быть! По крайней мере, для Роглуара, если его дырявую, как решето, атмосферу не подлатать. То, что Таймар встретился с Китэрией – большая удача. Она расшатает засидевшихся работничков Каовельи и повлияет на одного из самых значимых людей империи. Я очень надеюсь, что наглядным примером она даст понять Таймару, насколько ценна её раса. Если указ о том, что этэри священны, пойдёт сверху, то жрецам будет нечего бояться, и они выйдут, наконец, в мир.
Башня таймаровой жизни прогибалась, грозясь свалиться в тартарары. События уплотнились, подобно семечкам в подсолнухе, и каждое возникавшее на горизонте происшествие было так же значимо, как день и ночь, так же масштабно и неотвратимо. Но, в отличие от четкого и непоколебимого природного закона, они шли не поочерёдно, а наползали друг на друга, пытаясь занять в личной системе княжеских ценностей главные пункты, отчего голова измотанного Таймара начинала гудеть разбитым колоколом.
Князя терзали мысли о разломах и жутких тварях, проникших в его город из самой Бездны. На сегодняшний день это были самые насущные проблемы, требующие скорейшего вмешательства, но Таймар медлил, и всё из-за идиотской свадьбы.
Церемонии, посвящённые его бракосочетанию с Мариго, должны были начаться уже через неделю. Как за столь короткое время можно было решить вековой конфликт с этэри, Таймар не понимал, но решить его было необходимо. Нет, способ имелся – нужно было просто отправить в Тива-Яо Истана и Китэрию. Вот только Таймар наотрез отказывался оставлять эту парочку наедине, а сам поехать вместе с ними не мог. В довершение ко всему, вставал исключительно болезненный вопрос приоритетов, кастрирующий его самоуважение – Таймару предстояло пасть в ноги Груту и просить его о помощи или же позволить тварям из бездны и дальше отравлять его город и жителей.
Конечно, он пытался решить этот вопрос самостоятельно. Весь вчерашний вечер Таймар провёл в квартале, где обитали чароплёты, морокуны и даже некроманты. А перед этим он поручил Доке штурм библиотеки, с которым тот благополучно справился, предоставив князю список всевозможных существ, подходящих под описание «гостя» из Бездны. Но вылазка эта не принесла ему ни развлечения, ни пользы, чем раздосадовала настолько, что он сорвался на непутёвом воре. Маруха сопровождал его в колдовской квартал и умудрился потерять составленный Докой список. Его всезнайка потратил на эту работу ни много ни мало два часа, во время которых князь ходил по своим покоям и размышлял, как совладать с бурлящей в нём магической силой без помощи Вольгера.
В их последнюю встречу Таймар вспылил и прогнал кея, заявив, что справится с обучением сам. Но как оказалось, в лабиринтах магических хитросплетений было слишком много тупиков, каверзных ловушек и просто опасных уступов, хождение по которым грозило в лучшем случае смертью, а в худшем – вечным рабством в местах ещё более мрачных, чем Ётэрхоль.
Шема помочь Таймару не могла: она была слабее него, ведь обладала силой всего одной жертвы, в то время как князю досталось несколько жизней. Кудесники Вайрука, чья жалкая магия даже не колыхала чувствительную защиту столицы, и подавно не могли помочь. Оставалось искать мага, подобного Огайре (пока он сам его не нашёл) или же идти на поклон к Вольгеру, который только этого и ждал. Был и третий вариант – оставить всё, как есть. Но в этом случае неподвластная и рвущаяся наружу сила могла навредить всем, и в первую очередь, самому её обладателю.
За себя Таймар переживал постольку-поскольку, а вот причинить вред Китэриии он боялся, и настолько сильно, что лишал себя радости оставаться с нею наедине. Он даже в город потащил с собой телохранителей. Не его шкуру от разбойников должны были охранять солдаты, а маленькую этэри. Как только они вышли из ворот замка, Дока получил чёткие инструкции защищать лилулай от самого князя, если того потребует ситуация. Но даже будучи под присмотром изворотливого всезнайки, Таймар нервничал, каждую минуту предвкушая крах хрупкого мостика, который он с таким трудом сумел подвести к сердцу ранимой и гордой девушки.
Китэрия и без того страдала, будучи невольницей, и не считала нужным как-то вуалировать это. Таймара же её нежелание покориться бесило. Он искренне не понимал, отчего одни женщины рады сдаться его воле, а другие так отчаянно сопротивляются. Раньше он таких гордячек не неволил. Он либо передаривал их, либо и вовсе отпускал, если они были слишком нежны и хрупки. Правда, таких историй в его жизни было немного – три, может четыре, за всю жизнь.
С недотрогами князь расставался легко, даже если те были красивы, наверно от того, что он никогда не вёл счёт любовным победам, его интересовали лишь военные достижения. Постельные утехи имели для него исключительно развлекательный характер и, несмотря на то, что князь был редкостным гурманом, его сердце всегда оставалось холодным. Красавицы горячили кровь, вызывали желание, интерес, порой фантазии, но ни одна из его наложниц не способна была сотворить с ним того, что проделывала Китэрия. И дело было вовсе не в её чарующей внешности (хотя, чего лгать самому себе, от её вида и запаха князя будоражило, как вскипающую в горниле сталь). Беда крылась в чем-то потаённом, но от этого не менее реальном, чем его собственная плоть, болезненно реагирующая на лилулай.
Пролистывая страницы прошлого, он с отчаянием вспоминал, что нечто подобное чувствовал ещё до встречи с Китэрией. Впервые это случилось с ним в ночь, когда он увидел странный сон о девушке с вересковыми волосами. События того видения стёрлись из его памяти, но смутное, удушливое ощущение обреченности и какая-то болезненная нега, поглощающая его, словно болото, осела тогда воспоминанием.
Если бы в день, когда Шема предрекла ему поражение, она поведала о разбивательнице сердец, он бы расхохотался ей в лицо. Теперь же Таймару было не до смеха. Две недели, проведённые в тесной спайке с лилулай, сделали своё роковое дело – прежде свободный от любовных недугов, князь стал их добровольным пленником. Он уже не мог сопротивляться чарам Китэрии, он мог лишь увядать, моря себя голодом и сражаясь с бессонницей.
Но больше всего князя мучила даже не сама эта агония, а стыд, потому что всем обрушившимся на него заботам, он предпочитал заботы о ней. На первом месте у будущего правителя были не нависшие над Роглуаром атмосферные катастрофы, ни соглашения с соседним княжеством, ни добытые трофеи или же новые невероятные открытия, сулящие технический прорыв, и даже не военный поход на Валамар, о котором он думал всё реже, а маленькая девчонка, живущая прямо над его спальней. В любую минуту она могла сделать его либо самым счастливым человеком на свете, либо самым несчастным. И от того, что его собственное благополучие зависело теперь не от него самого, а от несносной валамарки, Таймара скручивало, как канат. Он был близок к тому, чтобы его страсть сменилась ненавистью, и лишь инстинкт охотника подстёгивал его, нашёптывая по ночам разного рода стратегии, уловки и ходы.
Ранним утром, когда князь только сумел задремать, к нему явился старший брат. Охраны Таймар у своих покоев не держал, ему казалось вполне достаточным защищать единственный вход в башню, а служанок он спровадил ещё с вечера (последнее время его раздражало их присутствие, хотя прежде он его и не замечал). Отворять запертую дверь пришлось самому.
– Ты бы ещё с петухами ко мне явился. – раздражённо прохрипел он, впуская Истана.
– Отец сказал, что я нужен тебе.
– Он объяснил, зачем? – проходя обратно в спальню и усаживаясь в кресло, спросил князь.
– Сказал, что это как-то связано с посещением Каовельи.
– И всё? – нахмурился Таймар.
– Всё, – растерянно пожал плечами принц.
– Даже в курс происходящего ввести не мог, – разозлился князь на отца и вкратце объяснил Истану положение дел касательно разломов и странного поведения этэри их круга. – Так что придётся нам наведаться в Тива-Яо и разузнать, что к чему, – закончил он свой рассказ, во время которого Истан беспрестанно почесывал свой недавно сросшийся после перелома нос.
Лично для себя Таймар отметил, что его братец слишком легко отделался, приобретя в конечном итоге ещё более импозантную внешность, так как не слишком идеальный нос сделал его слащавый облик чуть мужественнее.
– Ты хочешь, чтобы я вёл переговоры с ат-этэри? – понял Истан, тушуясь под внимательным взглядом брата.
– Именно, – подтвердил Таймар, оторвавшись от набившего оскомину лица принца, которое являлось ему последнее время в ночных кошмарах.
– Ты поедешь с нами? – поинтересовался он, имея в виду себя и Китэрию.
– Нет, братец, – пророкотал Таймар, – это ты поедешь с нами.
– Хм, понятно.
– Что тебе понятно?!
– То, что ты готов всё бросить и отправиться в место, которое для тебя мало что значит, лишь бы не оставлять нас наедине…
– Так, ну хватит! – гаркнул Таймар, резко поднимаясь с кресла и сжимая кулаки.
– Что, опять будешь бить или всё же поговорим, как цивилизованные люди? – набрался мужества Истан, решив видимо, что нос всё равно уже безнадёжно испорчен, и терять ему больше нечего.
Таймар скрежетнул зубами: он не был согласен с братом, он уже в красках представлял, как согнёт его в три погибели, если тот продолжит бесить.
– Отправимся в поход сразу после церемонии бракосочетания, а пока мы с Китэрией исследуем город на предмет поражений.
– Это всё?
– Нет, ты должен разыскать Доку и посильно помочь ему в поисках решения одной задачи. Все подробности он расскажет тебе сам.
– Хоть вкратце скажи, что за дело?
– У нас в столице поселилось примерзское создание из Бездны, его нужно нейтрализовать. Придумайте с моим мозговоротом, как, – отдал распоряжения Таймар и снова повалился в кресло.
Видя, что брат немного оттаял, Истан набрался смелости и заговорил о Китэрии.
– Послушай, Таймар, – начал он осторожно. – Ты не думал, что лилулай очень тяжело жить у нас?
– Она моя собственность, – безразлично заявил князь. – Я не привык думать о тяжбах рабов.
– Она этэри, она не может быть собственностью! – запальчиво воскликнул принц.
– Да что ты говоришь? – процедил князь.
Понимая, что брат снова начинает выходить из себя, Истан выбрал проверенную тактику – упал в ноги Таймара и заныл, как девчонка.
– Этери священны. Именно благодаря им наш мир всё ещё не пал в Бездну. А ты держишь в заложниках инструмент Богов, без которого нижние миры обречены. Ты даже не понимаешь значимости этой девушки.
– О-о-о, я-то как раз её значимость хорошо понимаю. Я купил её и за очень большую цену, – Таймар слегка подпнул Истана, который слишком ретиво сокращал дистанцию между ними.
– Ты поработил святыню Доли-Яо, сделал из неё жалкую, безвольную рабыню, унизил… Небось ещё мечтаешь о том, что она станет твоей наложницей… добровольно…
– Она моя по праву победителя, мой трофей, а у трофеев нет выбора. И всё же я обращаюсь с Китэрией, как с гостьей, хотя уже давно мог бы получить желаемое.
– Удивлен, что ты ещё не сделал этого.
– Я не демон, я человек. И потом, я хочу не только тело…
– О-о-о-о! Вон оно что, – протянул Истан не без сарказма. – Думаешь, эти благородные чувства позволят тебе подняться на одну Золотую ступень выше и стать равным ей.
– Что за ступень? – заинтересовался князь.
– Золотой путь маны – путь эволюции всего живого, – пояснил Истан. – Но тебя ведь это никогда не интересовало. Запомни одну простую вещь: как бы ты с нею не обращался, ты всегда будешь для неё жителем нижнего мира.
– А этот твой путь, если я пройду по нему, что-то изменится? – поинтересовался Таймар, раздумав бить брата, хотя ещё минуту назад кулаки его чесались, как от крапивы.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – видя заинтересованность князя, осмелел Истан. – Восхождение по пути занимает десятки жизней, нужно воплотиться множество раз, чтобы достигнуть высших миров.
На этот день Таймар запланировал поездку в Гагарак, необходимо было проведать Сиху и перевести его поближе к себе. Шема нашла способ усмирить его партизанский нрав, и князь рассчитывал с помощью своей новой силы сделать жреца союзником.
Наскоро позавтракав, он вызвал конвоиров и велел им собираться в путь, дорога была не близкой, но он рассчитывал обернуться туда и обратно одним днём (раз уж брат разбудил его в такую рань).
Будь это обычный заключённый, Таймар, конечно, отдал бы приказ доставить его в замок и не ехал бы никуда сам. Но Сиху являлся слишком ценным экземпляром, а как конвоиры перевозят пленных, князь знал не понаслышке и не хотел оставлять жреца без личного присмотра. К тому же, валамарец был дорог Китэрии. Она спрашивала о нём во время путешествия, и не раз, а Таймар постоянно отмалчивался, не зная, что ей ответить.
Ещё в Кохаре он принял решение вернуть Сиху в столицу и склонить на свою сторону, чтобы расположить тем самым и Китэрию. И вот настало время сделать это. Таймар сидел в повозке и кутался в плащ, спасаясь от пронзительного осеннего ветра. Конвоирам было чуть теплее, они усердно работали рычагами, но к концу пути околели все так, что по прибытию в Гагарак долго отогревались горячим хрогом. Конвоиры в части надзирателей, Таймар – в коморке начальника тюрьмы.
– Как чувствовал себя заключённый? – спрашивал Таймар у начальника охраны, пока ему грели хрог и жарили на углях гадов.
– Как великосветская дама на полном пансионе, – ответил тот. – Вы же велели облизывать его со всех сторон, какие он только подставит, и выспрашивать между делом о Валамаре. Но только не сработал ваш метод, хотя здоровье мы ему поправили, и сейчас этот фрукт спелее осенних яблок, дыру над ним в демоническое пекло.
Князь ухмыльнулся.
– Здоров, и ладно, остальное не твоя забота.
– Да уж, слава порткам моего покойного батюшки! Утомил он нас всех своей постной рожей. Вот орал бы, как прочие, или на рожон лез, так нет – сидит себе в углу, бормочет что-то на своей тарабарщине. Такого и стращать совестно.
– Старый ты стал, Бром, сентиментальный, – заметил князь, подумав про себя, что начальника охраны пора менять.
– Может, оно и так, да только акромя меня эту башню никто так не изучил. Я её каждый камушек знаю, и за то время, что тут служу, ни одного побега не было. Знают заключённые – ежели что, я их самолично в мамкину норку всех обратно затолкаю.
– Ты мне про мамкины норки не чеши, Бром, сам гляжу, не дурак в них потолкаться, – проговорил Таймар, поглядывая на босые ноги, что торчали из-под тряпки, заменяющей гардину.
Начальник охраны сошёл с лица, позеленел, а после и вовсе схватился за сердце и чуть было не хлопнулся в обморок.
Таймар медленно встал, подошёл к окну и дёрнул тряпицу. За ней тряслась девка от силы лет пятнадцати, обмотанная в грязную простыню.
– Заключённая? – коротко спросил Таймар.
Та кивнула, чуть было не оттяпав себе язык, и принялась икать. Таймар протянул девчонке графин с водой, она жадно заглотила половину его содержимого и, так и не проронив ни слова, протянула его обратно князю.
– Увести в камеру, – крикнул он дежурному, и в кабинет тут же вошёл бравый парень. – И что мне с тобой делать прикажешь? – обратился князь к бывшему хозяину кабинета, когда девочку уже увели. – Где сидеть будешь, в своей родной башне или в город поедешь?
– Не губи, князь батюшка, – пал старик в ноги Таймара. – Я же верой и правдой… я же всю жизнь.
– В город поедешь, – решил князь, – что-то мне подсказывает, что там ты больше сгодишься.
В Гагараке пришлось задержаться, выбирая нового начальника охраны, но на радость Таймар,а Сиху действительно был здоров и даже румян, чего в этих стенах с заключёнными никогда не случалось.
Ближе к вечеру выехали обратно в столицу, а ночью были уже у стен замка Дей. Князь ехал и думал о сне, чуть в седле не задремал, но, как оказалось, судьба решила вконец извести его не только физическими лишениями, но и хлёсткими ударами по самому больному месту. Как только он въехал в малый двор, где располагалась его башня, сразу понял – стряслось что-то серьёзное. Во всех окнах, кроме комнат этэри, горел свет, на входе стояло не двое гвардейцев, а четверо, да и шум из цилиндрического строения доносился недобрый: кто-то кого-то отчитывал, не жалея глотки.
– Что там? – бросил он солдатам, охранявшим вход в его святыню.
– Муэ… Муэ Китэрия, князь…
– Что муэ Китэрия?! – взревел Таймар, хватая гвардейца за шиворот.
– Пропала, – прохрипел тот.
Князь выпустил бедолагу и понёсся наверх, где уже сновали не только его личные солдаты, но и гвардейцы отца.
– Ваше Высочество, – поклонился ему начальник караула. – Разрешите доложить.
– Докладывай уже! – гаркнул князь так, что стёкла в окнах дрогнули.
– Почтеннейшая муэ пропала, обстоятельства выясняются… – он запнулся, но взглянув на трясущегося князя, быстро пришёл в себя. – Но мне кажется, имеет место покушение…
– Что?!
– В её покоях обнаружена кровь. Если бы не её служанки, которые, собственно, и подняли панику по поводу исчезновения муэ, мы бы конечно и не поняли, что это кровь. Она ведь…