ПРОЛОГ
Пошел к черту, мудак! Пошел ты к черту! Кричу все это в уме, продолжая бросать вещи в большую сумку. Вас парень бросал в канун Нового года? А меня бросал. Просто сказал, что у него другая, и нам больше не по пути.
—Извини, я тебя разлюбил, — набатом стучит в голове.
Пошел нахер!
Мой год и так был сложным, а теперь стал просто ужасным! Втянув поглубже запах домашней выпечки своей матери, я сажусь на пол и прикрываю мокрое лицо руками.
А спустя пару часов я увидела в его соц. сетях фотку с новой девушкой. Они вместе делали "проект" по маркетинговым исследованиям. Просто проект. Просто…конечно.
Иду на кухню и достаю из духовки маковый пирог с изюмом. На зло всем, я бы с радостью съела его сама, но…
Взгляд падает на падающие за окном крупные снежинки. Обед тридцатого декабря ознаменуется началом настоящей зимы. Мерцающие в доме огоньки гирлянд заставляют меня зависать на этой картине. В доме удивительно пусто и тихо.
Родители сегодня уехали к бабушке с дедушкой, отчаянно звали меня, но я что? Я сказала, что хочу встретить праздник с парнем и друзьям. А парень меня бросил через час после отъезда родных.
Телефон настойчиво звонит, и я отвечаю неживым голосом:
—Привет, Глебушка, — натягиваю улыбку, она у меня мимо воли на лице рисуется с ним.
—Ты где? — звучит грубо, и я чертовски могу понять причины.
Он первый мне сказал о том, что Фед не стоит и ногтя на моем мизинце.
—Дома.
—Плачешь.
Не вопрос, а утверждение. Прикрываю рукой микрофон в смартфоне и пытаюсь продышаться, но нос забит, и даже по голосу все будет понятно.
—Не плачу.
—Врешь! — недовольное бурчание, а затем уже мягкое, — он не заслужил такой как ты, не смей рыдать. И еще, я тут задержусь, наверное. Подожди меня и поедем вместе.
—Глеб, я сама в состоянии доехать, у меня машина есть вообще-то, — всматриваюсь в окно и вижу, как мой ярис припорашивает снегом. Некритично. Если выехать через полчаса, то все будет ок, как по мне.
—Метель обещают. Может занести, а ты застрянешь в снегах, мне потом по трассе на тракторе гнать?
—Все будет нормально!
—Почему ты такая упертая?!
—За это ты меня и любишь!
Так и хочется язык показать, как обычно делаю в моменты наших препираний.
Повисает неловкое молчание, после которого Глеб уже другим голосом, лишенным намека на смех, произносит:
—Люблю. Если хочешь выехать сама, то выезжай прямо сейчас, — звучит наставнически, и я киваю его словам.
Это все не лишено логики, в наших широтах если вдруг начинает снег, то он может быть как маленькой проблемой, так и большой, откапываться будем еще несколько недель. И тут главное не остаться на трассе в разгар снегопада.
—Увидимся, Глебушка-хлебушка.
—Увидимся, кексик.
Сбрасываю вызов. Запаковываю пирог и иду собирать вещи минимум на три дня. Именно на такой срок мы и договаривались с друзьями.
Спустя двадцать минут я сбегаю вниз по лестнице с сумкой и рюкзаком наперевес. Мандарины, икра, пара бутылок шампанского и пирог. Остальное распределили по ребятам.
—Вау…— на улице замираю с баулами своими и поднимаю голову к небу, откуда сыпется крупными хлопьями снег. Надо торопиться…
КСЮША
Проезжая по центральным улицам, я впитываю в себя ощущение праздника, несмотря на то, что боль внутри дает о себе знать.
Я же гоню ее поганой метлой, стараюсь сбежать как от самого страшного кошмара.
Снег тем временем продолжает усиливаться.
На фоне играет Франк Синатра, навигатор прокладывает наиболее быстрый путь к загородному дому Глеба.
Я там была лишь однажды, еще до ремонта, и потому двигаться по приборам удобнее.
Сегодня именно у него на даче соберется толпа из двадцати человек.
Помимо Нового года мы собирались отпраздновать и выход в свет моей подруги Златы после сложной операции. Мы всем универом деньги собирали, до последнего выгребая из закрома. Особенно Вэ…с учетом его сложной ситуации.
Так вышло, что у нас дружный поток, и даже то, что Глеб старше на три года, не мешает нам и с его однокурсниками дружить.
Второй курс дался мне сложно, потому что вышмат выжал все соки, и, если бы не Глеб, я бы точно с ума сошла.
Это мой лучший друг, которого я считаю почти что братом. Он с детства лупил всех, кто смел меня обижать, за что ему не раз прилетало от родителей, ведь Глеб — боец смешанных единоборств, а «как ты можешь мечтать стать мастером спорта, если применяешь практические навыки в жизни»?
—Черт! — рычу, когда зад машины заносит. Наверное, стоило бы послушаться Глеба и поехать на его БТР, как я в шутку называю его машину-вездеход. Выехав на трассу, я всерьез осознаю весь спектр ситуации.
Снег наметается быстрее, чем я думала, а еще…почему-то колеса вязнут. Гугл-карты упорно подвисают, и в какой-то момент я понимаю, что свернула не туда.
—Блин!
Встав тупо поперек дороги, я пытаюсь пару раз глубоко вдохнуть и оглянуться по сторонам. Ветер сносит, волосы путает и отправляет мне в рот. Замечательно!
Указатели есть, но хрен их разберет, что написано. Мне сто процентов надо прямо, а там первый поворот налево, но я его профукала и повернула не там!
—Идиотка. Сама и сама! Вот тебе и сама!
Выхожу из машины и топаю в сторону указателей, чтобы понять куда мне двигаться. Чудо, что они тут есть!
Ну вот. Все верно же.
Сажусь в машину и еду дальше, когда наконец-ото мой телефон оживает и даже пробивается связь. Она тут местами? Глеб говорил, что это все-таки цивилизация!
Странное понятия цивилизации, однако!
Спустя долгих полчаса я понимаю, что точно приехала в нужный поселок, осталось найти дом. На мой смарт приходят массовые сообщения о пропущенных звонках.
Сообщения с просьбой немедленно перезвонить. Все это бесконечным потоком мелькает на экране, а мой шок достигает апогея.
Печка дует как не в себя, и мокрыми ладошками я выхватываю телефон, чтобы тут же его уронить. По экрану идет сеточка, а я останавливаюсь возле столба, и, клянусь, это последняя капля!
Теперь я еще собираюсь рыдать из-за разбитого телефона.
Но вызов принимаю. Едва принимаю.
—Д-да, — шмыгаю носом и включаю громкую связь, чтобы не прикасаться к экрану.
—Блять, где ты? — слышится взбешенный голос Глеба, а следом я вижу танк, лупящий мне в глаза светом фар.
—Тут, в поселке уже.
—Пиздец! — вешает трубку, а затем я вижу, как он выходит из танка с укрытой меховым капюшоном головой, и идет в мою сторону. По походке понятно, что меня ждет та еще взбучка.
Немею, когда Глеб подходит к водительской двери, рывком ее открывает и, схватив меня за руку, тянет на себя. Поток сильного ветра смешивает волосы со снегом, когда я утыкаюсь носом в покрытую щетиной щеку.
Острое трение вызывает смешанные чувства. Пальцами цепляюсь в широкие плечи, когда бешеный взгляд приковывается к моему лицу.
Расширенные зрачки затапливают радужную его оболочку. Я никогда не видела Глеба таким…злым. Желваки играют, а губы сжаты в плотную линию.
—Какого черта ты меня не послушалась?! Какого еще и свернула не там?! Я тебе скинул локацию, проложил маршрут. Ты чем, блять, думала? Я уже сорок минут как тут, из них тридцать по кругу мотался, искал тебя. Дура! А если бы не нашел?— доносится до меня суровый бас. Дрожу уже от страха, а не от холода.
Разве прошло так много времени? У меня что? Часы на приборке сломались?
Рукавицы где-то в машине, и руки буквально покрываются корочкой льда на ветру.
—У меня связь…проп…пала, и я т-там где-т-то повернула и вот, — мямлю, а Глеб меня в хапку сгребает, подхватывает на руки и несет к машине. Носом я упираюсь в его ухо, прикрывшись мехом от капюшона. Мандраж захватывает.
Только очутившись внутри хаммера, я понимаю, что за пару минут реально замерзла. Это что такое вообще? Такого ведь точно не было, когда я выезжала сюда?
Глеб молча закрывает дверь и идет обратно к моей машине. Приходит уже с вещами, ключами и не пренебрегает при этом строгими словами:
—Твоя дальше не проедет, оставим тут, я пометку сделал, плюс бревно поставил как обозначение, — он садится в машину и с силой захлопывает дверь, отчего я аж подпрыгиваю, всматриваясь в покрытые черными тактичными перчатками ладони.
Скинув с себя капюшон, Глеб бросает в меня очередной острый взгляд, вонзающийся в меня пиком.
—Хорошо, спасибо большое.
—Спасибо большое, — передразнивает, стягивая с себя перчатки и бросая их мне. —Надевай быстро, кровавые раны на руках от мороза хочешь? — бурчит, а я не смею не слушаться, потому что…в его словах есть зерно правды. Мне явно не стоило ехать самой, по крайней мере, не на такой машине.
Тут даже сейчас машина Глеба едет на максимальных пределах со скоростью двадцать. Дворники работают без остановки, но это не спасает. Видимость нулевая, а холод от ужаса плавно скатывается по позвоночнику.
Не дай Бог застрять в такой стихии. Пиши…пропало.
—Прости, пожалуйста…— шепчу еле слышно, стягивая с себя шапку. В машине ад по градусам. Волосы оттаивают и стекают на куртку.
Скулы у парня играют сильнее, и я отчетливо чувствую вибрирующую в пространстве неприкрытую злость, исходящую от Глеба. Он остро реагирует на такие вещи и имеет на это право.
Сейчас атмосфера такая гнетуще-напряженная. Взгляд, пронизывающий, меня скорее пугает, чем дает успокоение. Зуб на зуб не попадает, а Глеб же протягивает ко мне руку и заправляет прилипшую к щеке прядь за ухо, цепляя горячими пальцами холодную кожу. На контрастах меня аж подбрасывает, словно я на разгоряченной сковороде.
Облизав обветрившиеся губы, я делаю рваный вздох и скукоживаюсь сильнее под внимательным взглядом лучшего друга.
Смотрит так, словно кожу снимает.
—Почему ты смотришь на меня так? — холодок гуляет по позвоночнику. Это же Высоцкий…мы знакомы с детсада! Но сейчас мне прямо не по себе от этого пронизывающего взора, хотя он и понятен. Глеб на меня зол, а когда он зол, то его лучше не испытывать на прочность. Если рванет — мало не покажется никому, и даже если будешь далеко от эпицентра взрыва, зацепит.
Он может.
Однажды я видела, как он взорвался, и ничем хорошим это не закончилось.
—Как? — шепчет Глеб, делая шаг ко мне, склонив голову набок. Он в одних штанах и без верха. Я уплываю взглядом в кубики. Стоп!
Я почему вообще смотрю туда? Без верха и без верха, я же знала, что у Высоцкого прекрасная форма, все-таки спортсмен! Ну да…я же на его соревнования приходила и видела…ммм…пару лет назад.
Но он тогда был явно меньше, да? Господи, я чувствую, как краснею. А если заметит мой взгляд?
С ума сошла! Тебе мороз в мозг надул, что ли?
—Не знаю...вот так.
Его взгляд пугает, будоражит и заставляет покрываться мурашками. Кривая ухмылка окрашивает губы, правая бровь приподнимается в немом восторге, а я обтекаю от шока, потому что залипла на Глеба, как на картину.
—Хочу и смотрю. Запрещено? — наглым тоном спрашивает, а я нервно улыбаюсь и шлепаю Высоцкого по руке, стараясь скрыть свое волнение, но она слишком очевидно…
—Да, представь себе! — продолжаю шутить, а затем показываю язык и резко поворачиваюсь от Высоцкого. Дыхание все еще штормит, а сердце сейчас выскочит из груди. Какой кошмар!
—Я пошел в подвал и нанес дров, сейчас станет теплее.
—Голый ходил? — хмыкаю неоднозначно, открывая сумку и все так же стоя к нему спиной.
Ну да, почему бы дрова не носить голым? Удобно. Зрелищно, главное. Глаза превращаются в блюдца, когда я осознаю всю степень маразма собственных мыслей. Мда. Совсем сдурела.
—Тебя напрягает это?— летит лукавое в спину, следом распознаю неоднозначный вздох.
—Нет, мне все равно, просто холодно. А у тебя слабое горло, насколько я помню.
—В подвале жарко, и я к тому же испачкался, а слабое горло у меня было до пубертата, сейчас же я вырос,— серьезным тоном произносит и обходит меня так, что я теперь снова вижу все выраженные кубики и полосы мышц. Сдуреть! Когда он успел так оформиться? Стал больше тренить?
—Никто не приехал, да? — поднимаю потерянный взгляд на Глеба, а он спокойно рассматривает мое явно раскрасневшееся лицо. Руки роняют все, что я успела достать из сумки.
—Вэ даже не выехал, когда я с ним говорил в последних раз. И думаю, не поехал и после, остальные должны были бы уже быть, я звонил, но по обрывкам фраз ничерта не понял, кроме того, что они в городе. Очевидно, дорогу перекрыли. И правильно, потому что ехать в такой снегопад — опасно. Можно остаться в снегах до весны. И замерзнуть, — зловеще произносит Высоцкий, играя мускулами.
А у резко поднимаю взгляд от пресса к глазам, ставя себе воображаемый стоп на линии подбородка.
—Мне холодно на тебя смотреть, Глебушка, — говорю с очевидным волнением, но совсем не потому, что я волнуюсь о его здоровье. Конечно, и это тоже, но не только.
—Не понял. Странный разговор. То есть? Ты не хочешь встретить Новый год со мной?
***********************************************************************************************************************************************************************************************************************
—Что? Нет, конечно, хочу! Просто…я думала, что будет компания, и мы повеселимся.
—Не помню момента, чтобы нам с тобой было скучно вдвоем, — недовольно бурчит Глебушка, а я мысленно себе оплеуху выписываю, потому что прозвучало очень непорядочно все же.
Нервно улыбаясь, делаю шаг к Высоцкому, а тот выхватывает свитер с дивана, и натягивает его на себя, при этом уж очень показательно поигрывая мышцами.
Зависаю на этой картине, а когда голова друга виднеется из-под вязанной ткани, резко перевожу взгляд на его игривое лицо, посматривающее на меня с подозрением.
—Ну значит, мы будем праздновать вдвоем. Елка есть? — переключаюсь на реально важные вещи, и Глеб тут же кивает.
—Да, я привез. Все как ты любишь, искусственная, и ни одно дерево не пострадало, — хмыкает он, подворачивая рукава свитера, показывая мощные руки.
Какого черта я засматриваюсь? Ужас какой.
—Тогда ты раскладывай, а я пойду на кухню готовить. Часть продуктов у нас же есть?
—У нас есть все, потому что я был ответственен за перевозку, — произносит Глеб, распаковывая коробку с огромной елкой в полоток. Когда он ее соберет, это будет настоящая сказка…
—Отлично, тогда оливье, крабовый, а из мяса…
—Шашлык и люля приготовлю сам в печи, — кивает на настоящую печку, (наверху вообще спать можно!) в углу, а я мысленно пытаюсь прикинуть, была ли она тут, когда я была здесь раньше…Вроде нет.
Зато я отчетливо помню, как рассказывала Высоцкому о своей мечте встретить Новый год в деревне, в доме с настоящей печкой, и чтобы гирлянды всюду были, а за окном снег по шею. После двенадцать кататься на санях, и чтобы нос покраснел как у Деда Мороза.
Ступаю на кухню медленно, как будто не догоняя суть происходящего.
Кажется, сейчас у меня будет новый год мечты, сразу после того, как меня растоптали.
Работа на кухне идет своим чередом, когда я слышу, как Глеб врубает Синатру. Обожаю слушать старые песни в канун Нового года.
—Жди тут, сейчас пойду разбираться, — Глеб касается моего лица своей огрубевшей ладонью, и я чувствую странное волнение в груди, переворачивающее душу.
—Глеб, свечи есть? — спрашиваю резковато, сразу смекая, что мы можем тут без света остаться надолго.
—Не знаю, я тут давно не был. Может и есть. Сейчас посмотрим, что я смогу сделать, — заверяет меня Высоцкий, а я вдруг всерьез понимаю, что если нет света, то, скорее всего, нет и отопления, ведь тут за него отвечает газовый котел.
А это значит, что остается только топить печку, да? И вот она сможет отопить разве что эту комнату. Неизвестно сколько, с учетом наличия или отсутствия дров. Можно, конечно, в снегопад пойти искать дрова у соседей, но кто поделиться?
Нет, Глеб обязательно что-то придумает, иначе никак!
«По приборам» я пытаюсь на ощупь найти свои вещи, ну как минимум телефон, чтобы он работал вместо фонарика. Черт! Павербанка у меня нет, а как заряжать его в отсутствии света? Сдуреть можно просто!
Но ведь что бы это ни было, скоро все починят, да?
Иначе никак! Мы ведь не средневековье?
Худо-бедно отыскав сумку, я пытаюсь нащупать телефон, но не могу, так как я, очевидно, вытащил и оставила его фиг пойми где. Идеально! Обожаю такую рассеянность, от которой у меня одни только проблемы. Но и это не самое главное, потому что…я спотыкаюсь о коробку с игрушками и больно ударяюсь самым незащищенным и несчастным пальцем из всех — мизинцем.
Боль сковывает ногу, и складывается стойкое ощущение, что я сейчас явно сломала палец. Тяжело дыша, я сажусь прямо на пол и начинаю массировать ступню, по которой расползается агония. Острые иглы множественно протыкают нервные окончания. Ох.
—Как же больно! — всхлипнув, вытираю бегущие по щекам слезы, и спустя пару минут предпринимаю попытку аккуратно встать. Аж в пот бросает от переизбытка эмоций и боли.
Осторожно и, что самое главное, медленно я иду на кухню, ожидая, что там на одной из поверхностей могла с легкостью оставить смарт. Но не успеваю дойти туда, как загорается свет. Обрадовавшись слишком уж громким «ура», я подпрыгиваю на месте, испытывая то еще облегчение.
В следующую секунду свет снова гаснет, а из подвала доносятся довольно грубые ругательства. Прекрасно.
Зато за секунду до отключения я увидела свой телефон. Помня все преграды на пути, медленно обхожу их, и беру в руки заветный смарт.
Он не загорается, потому что сел. Досада сбивает с ног, и я кладу средство связи обратно, толку от него все равно немного, ровно ноль.
Изумительное везение преследует меня все дни до Нового года, страшно представить, что будет ждать, потирая руки, впереди, если вспомнить пословицу «как Новый год встретишь, так его и проведешь».
Не хочу даже думать и иду обратно, размахивая перед собой руками и медленно переставляя ноги, особенно многострадальную и поврежденную правую.
Как вдруг я плашмя упираюсь в широкое мужское тело, губами проезжаясь по колючей щетине. Меня обдает кипятком, а крепкие ладони не дают упасть по инерции назад. Припечатывают к себе. В нос ударяется запах топлива и смазочных материалов, а на коже проступают мурашки.
Что. Это. Такое. Черт. Возьми!
—В порядке? — звучит участливый голос, от интонаций которого у меня внутренности проворачиваются на вертеле.
—Да, но у меня сел телефон, фонарик искала и немного споткнулась. Ударилась.
Сама не понимаю, как мои ладони оказались на подрагивающей от дыхания груди Глеба. Пальцы считывают размеренное сердцебиение и глубокое дыхание. Подушечки горят, как будто я прикоснулась к огню.
Ничего не понимаю.
—Больно было? — звучит тише, и я точно чувствую, как Высоцкий наклоняется ко мне. Даже в темноте его глаза, кажется, вижу как днем. В горле встает ком. В Особенности, когда он двумя пальцами приподнимает мое лицо выше.
Ксюша, это же Глеб. Твои гештальты мы закрыли так давно, что можно и не вспоминать. Лучшие друзья. Точка. Ты опять начинаешь?
—Немного, — рвано выдыхаю и одновременно сиплю нечетко. —Уже прошло.
—Хорошо. Линии оборваны. Света нет по всему поселку. Нет возможности никому позвонить. Вышки, я думаю, повреждены. Генератор в подвале рабочий, но почему-то не запускается. Мне надо время разобраться. Сейчас печку растоплю и тебе будет тепло. Пока я решаю вопрос, поищи на кухне свечи. Если запущу генератор, то у нас будет свет и тепло во всем доме, а не только в гостиной отопление от печки. Бензин пока из машин сольем, а как ситуация улучшится, пойду на заправку. У нас тут соседи нормальные, если что…не переживай. Прорвемся. Ничего не бойся, — и тут он включает налобный фонарик, который лупит вверх, оттого что голову он поднимает.
Наша поза максимально интимная.
Я киваю, даже не произнося при этом ни звука. Кажется, я боюсь совсем не ситуации вокруг. А своих реакций на эти ситуации.
ГЛЕБ
Гребанный мудак, сука, я сотру тебя в порошок, методично буду выбивать дерьмо из твоей наполненной отребьем туши.
Я, млять, изначально подозревал тебя в разных делишках, в лоб говорил Ксюше, что ты за человек, но она как будто не слышала, и смотрела на меня отсутствующим взглядом.
Зато на него смотрела, как на короля. БЛЯТЬ, да за что мне это?
И, дайте-ка подумать, кто в этом виноват? М? Кто, блять, в этом виноват? Я! Я и еще раз я, потому что когда она мне в пятнадцать созналась, что любит, надо было мягко уйти от темы и вернуться в восемнадцать, а не рубить с плеча, не говорить ей тех слов, не превращаться все в гребанный пубертат и гормоны, потому что мы просто тогда были оба не готовы. А я вообще был…неважно.
Я считал, что это правильно, это ведь моя маленькая сестренка, какие тут могут быть отношения, в особенности, когда я имел все, что видел, а свою подругу считал исключительно семьей.
Да уж, я как вспомню эти слезы, эти сопли, объятия, что вот, «Глебушка, я тебя люблю», мне хочется себя о стенку приложить несколько раз, так, чтобы прямо с чувством, с толком, и чтобы до рек крови. Как я мог так проебаться?
А потом вляпаться самостоятельно в то, о чем и думать не мог.
Потому что я был дураком, ничего вокруг себя не видящим. Жизнь прикольная штука, на каждое твое «никогда» и «ни за что», учтиво подкидывает именно те события, от которых ты так рьяно открещивался.
Смотрю на нее и хочу, просто с ума схожу, особенно, когда она с этим утырком вместе за ручку гуляет. Сука! СУКА! СУКА! Он ее трогает, а я себе мысленно руки ломаю, лишь ы не подойти и не втащить ему.
Не передать словами, сколько раз я стоял под домом у него и думал сделать тварь инвалидом, но потом вспоминал, что я сам Ксюшу от себя отвернул, и что она выбрала его, и скрепя зубами шел к машине, садился и лупил по рулю до состояния отрицания этой гребанной ситуации.
Я понимаю, в чем дело. Очень хорошо понимаю, почему он ее бросил. И еще я безумно этому рад, что он не дошел с ней до самых серьезных, мать его, отношений.
Когда она впервые подошла ко мне и спросила, как бы парню сделать приятно, я бы готов схватить ее и бежать куда подальше, чтобы никто не нашел, а затем выдохнул резко и перевел на нее злобный взгляд:
—Что значит «приятно»? Приятно парень делать должен девушке, а не наоборот.
Но я ведь отлично понимал, о каком «приятно» она говорила, и внутри все превращалось в труху.
Она, дергаясь на мой рык, тут же опустила взгляд и облизала губы, которые я мечтал сожрать. Мои реакции тут же очевидной палаткой прорисовались для всех. Пришлось пальто застегнуть и сжать кулаки до белых костяшек.
—Глебушка, ну мне спросить…не у кого, понимаешь? Я ведь не буду с мамой и папой это обсуждать, а ты мой лучший…друг, — подняла на меня глаза, а я в тот момент захотел сдохнуть, потому что она слишком много от меня требовала.
Меня вело от ее запаха, от ее взгляда, он касаний, от всего, а сейчас она меня спрашивала не то ли как заняться сексом так, чтобы парню было хорошо, не то…как бы ему отсосать так, чтобы ему было хорошо.
Я знал только один вариант: как мне его раскатать в асфальт, чтобы он не смел на нее и смотреть.
—Он заставляет тебя переспать с ним? — я схватил ее за рук уи буквально к себе притянул, всматриваясь в широко распахнутые глаза. Вид был глубоко оскорбленный, и она тут же отрицательно замотала головой.
—Нет, но мне же уже двадцать, и можно было бы попробовать…
—Нет!— тут же рыкнул я, а она с удивлением посмотрела на меня.
Еще бы, я затрясся от гнева и с силой начал сжимать ее ладонь, отчего она зпищала.
—Прости, — тут же отпустил и прижал к груди, сделал пару вздохов и понял, что я не в себе. Меня выкручивало и ломало, а затем я перехватил вторую маленькую ладошку и проговорил уже спокойно.
—Ты не должна делать кому-то хорошо. Если ты не хочешь, ты не должна ни с кем спать. Поняла? Неважно, сколько лет, ты должна быть с тем, в ком уверена. Переспать —это не только про удовольствие, от этого бывают дети, и нет сто процентов гарантии в обратном, даже с защитой, неважно какой. Если ты хочешь с кем-то заняться сексом, ты должна верить ему и видеть в нем не просто мужика, а человека, которому безоговорочно смогла бы вверить себя и даже при самом…неприятном раскладе, он не бросит тебя беременной. Поняла? — я впервые говорил такие вещи, и вообще-то я пиздел откровенную хуйню, навешивая ярлыки на то, что считал удовольствием. И уж точно я не спал с кем-то, видя в этом что-то большее, чем средство удовлетворения своих потребностей.
—Я и правда пока…не готова, — хрипит и краснеет, а я ее обнимаю и к себе прижимаю. Ну и хорошо, ну и прекрасно. Тупая улыбка растягивает рожу. А потом до меня доходит…стоп. А если настаивает, а она молчит?
—Он точно не заставляет? Бросай его нахуй!
—Глеб!
Ксюша пытается поднять голову, но я накрываю пушистую голову ладонью и жму к груди, где размеренно стучит сердце. Приятно.
—Могу помочь отвадить.
—Эй, хлебушек, дело ведь не в этом. Прекрати. Просто я ведь понимаю, что ему хочется.
—Перехочется, блять, если ты не готова!
—Прекрати ругаться!
Вообще себе не представлял, что смогу проявлять такие эмоции и чувства к ней. Но вот он я.
Кексик позвонила мне в жуткой истерике, заплетающимся языком говорила, что никуда не поедет, и только я понял, в чем дело, тут же поехал домой к ублюдку.
Он довел мою девочку до истерики. Я его доведу до больницы. И не уверен, что мы будем квиты.
Стою тут под нарастающим снегопадом, пытаюсь думать не радикально, а так…позитивно. Например, что он будет пару лет наблюдаться у ортопеда и стоматолога, если я превышу силу. А не то, что я потеряю МС и свое будущее, если все выльется наружу.
Он не открывает мне ни с первого раза, ни со второго. А я терпеливо жму на кнопку звонка, пока за дверью явно происходит движ-париж. Ну ясно, уебок веселится как может, когда “скинул балласт”.
КСЮША
Я терпеливо ожидаю включения света сидя исключительно на диване, чтобы ненароком не стать инвалидом в общий снежный апокалипсис. Напеваю под нос «Jingle Bells», продолжая потирать руки. Дом все-таки постепенно остывает, и воздух уже прохладный.
При самом плохом раскладе Глеб растопит печку, конечно, но насколько этого всего хватит? Пойдем искать дрова или пилить дерево? Или все вместе?
Нервно хмыкнув, я перевожу взгляд в окно, за которым темень.
Хорошо, что никто не приехал, потому что…они бы застряли в снегах, а это очень страшно.
И плохо, что никто н приехал, потому что в мою голову начинают приходить совершенно нездоровые мысли. Я бы даже сказала, больные мысли.
Эх, да уж. Ты уже переросла это, да и у Глеба вроде как все хорошо в личном плане. Я видела его девушку, но не знакома пока что. Они смотрятся вместе мило, хоть мне и кажется, что она ему совершенно не подходит.
В момент, когда я практически решаюсь с тем, что свихнулась, включается свет, и автоматически колонка, к которой подключена флешка с новогодними песнями.
Вау. Отсчитываю до трех, и свет все еще есть. Неужели починил? Ура!
Подпрыгнув, хлопаю в ладоши от радости, и иду в сторону подвала, чтобы удостовериться, что у нас будет свет все время, а не только на пять минут.
Но спуск по старое деревянной лестнице оказывается для меня задачкой, скажем так, сложно выполнимой.
И на последней ступеньке я спотыкаюсь и лечу вперед, успевая только провопить нечленораздельное:
—ААппр, — пальцы пытаются ухватиться за что-то, но в итоге я это что-то тащу за собой, а именно пустую коробку, банки и так далее.
Но все заканчивается не так плачевно, потому что снизу меня ловят, не давай приземлиться на многострадальный копчик.
Глеб меня на руки притягивает, к себе прижимает, отчего я покрываюсь тонкой холодной пленкой пота, выдохнув в конце. В какой момент я стала такой неуклюжей?
Глеб осторожно ставит меня на одну из ступенек, и пока я пытаюсь отдышаться после несостоявшегося полета, смеется, глядя мне в лицо в свете одной единственной лампочки.
—Ты решила не дожить до Нового года? Я тебе этот план мастерски обломаю, кекс, — хриплый голос обволакивает меня со всех сторон эхом, разносящимся из-за полупустого подвального помещения.
—Что-то я сегодня расклеилась, хлебушек, — неоднозначно киваю, а затем отряхиваюсь, поправляя кофту, что задралась. В глаза другу не смотрю, потому что опять этот близкий контакт все смешал внутри в кашу.
—Ну так я тебя склею, — произносит уверено, а я резко поднимаю голову, впиваясь нечитаемым взглядом в его озорные глаза, поблескивающие странной радостью на ровном месте.
Звучит совершенно точно не «по-дружески», отчего я ежусь и передергиваю плечами, лишь бы не стоять истуканом.
—Я все починил, генератор вытащил на двор и провел провод через вентиляцию, чтобы подключить дом. Короче, свет будет, пока есть бензин. По моим расчетам, должно хватить на три дня экономного режима. То есть свет по надобности, фен и прочее не врубать, потому что придется перезапускать. Словом, максимально следим за тем, что врубаем в розетку, — звучит серьезный голос, и я соглашаюсь со всем.
Экономия так экономия, то есть, до первого числа все будет, ну и прекрасно! В самом деле!
—Пойдем дальше елку украшать? — с надеждой в голосе произношу, стараясь скорее увеличить расстояние между нами, что не остается без внимания Глеба, который в последний момент перехватывает меня за руку и заставляет остановиться.
—С тобой все хорошо? Ты какая-то дерганная…— меня со спины мурашками укрывает.
Задержав дыхание, я очень стараюсь не думать о том, что мои пальцы утопают в широченной ладони лучшего друга, и что мое сердце от этого незатейливого факта скоро выпрыгнет из груди.
Ну же, прекрати так биться! Немедленно!
Мы возвращаемся в дом, где сверкающая гирлянда и знакомые звуки мелодии из фильма «Гарри Поттер» создают тот самый уют, о котором я мечтала.
Но все, о чем получается думать, это о том, что я совсем не хочу выпутываться из объятий Глеба, а это отвратительная ситуация, которая не сулит ничего хорошего лично мне.
Под звуки разных мелодий мы украшаем елку, периодически от Глеба ко мне летят фразы наподобие:
—Я помню, как ты попробовала желтый снег после шутки Заварского, что это мороженое рассыпали по земле, и если бы не я, то попробовала бы и шоколадное…
На что я тут же вспыхиваю протестующе.
—Ничего я не попробовала! Я была близка к этому! И мне было пять, что ты вообще хотел от меня в те года?
Глеб снисходительно приподнимает брови и бросает в меня игривый взгляд, пока я креплю прозрачный шарик, наполненный серебристой бахромой, на веточку.
Было дело, каюсь, но там и правда ничего не я пробовала.
—Ага-ага, я все видел, и вообще хорошо, что подоспел, а то потом бы по больницам родителей бы тягала с отравлением или еще чем похлеще. Кто там знает, чей след был на снегу, — смеется он, наглым образом бросая в меня дождик, а я отмахиваюсь, изображая глубоко оскорбленный вид.
—По крайней мере, я не писала в цветочный горшок, соревнуясь с другими ребятами, у кого же выйдет дальше это сделать! — показав язык, складываю руки на груди. Тоже мне, гений! В детстве он был тот еще Эйнштейн.
КСЮША
Тарелки и чашки расставлены, а ноутбук подключен к проектору. Я глазам своим поверить не могу, но да, Глеб устроил настоящий кинотеатр в домашних условиях. Качество картинки и звука на высоте! Остается только усесться на диване с пледами и погрузиться в предновогоднюю атмосферу магии и чудес.
—Я в шоке, — без шуток заявляю Высоцкому, а тот непонимающий взгляд мне возвращает.
—Чего?
—Ты прямо подготовился так серьезно.
Расставляю подушки и расстилаю пледы. Под ноги маленькие табуретки устанавливаю. Диван хоть и старый, но очень удобный, единственная проблема — ноги могут затекать. А я уверена, что мы сегодня осилим больше двух частей. Вот почему важно позаботиться о спине.
И тут же бросаю взгляд на широкую фигуру Высоцкого, который прямо сейчас стянул с себя шапку и руками приглаживает волосы, но вот руки…и эти все движения натягивают мышцы, привлекая внимание.
Приплыли. Следом я беглом смотрю на обтянутый джинсом зад. Эй, ау! Прием, Земля вызывает Ксюшу! Ты в коматозе, или да? Проснись и пой, девуля, у него девушка вообще-то есть, а ты только недавно с парнем разошлась. И перед тобой твой лучший друг!
Итак, мне надо абстрагироваться и отвлечься. Это больше похоже на помутнение на фоне стресса, вот да. Именно так это и стоить назвать. И совсем меня Глеб не интересует как парень. Он меня как друг волнует, я люблю его как брата, не больше и не меньше.
Все. Точка.
Ухнув, бросаю очередную подушку с особой силой, чем привлекаю внимание Глеба.
—Ты чего?
—Да так, задумалась просто. Слушай. А Яра не будет злиться, что ты тут со мной празднуешь?
Говорю это, а у самой аж сердце колет. Не хочется и одновременно жажду услышать ответ. Хотя нет, я боюсь ответа. Определенного ответа, да?
Глеб хмурится и непонимающе на меня взирает, словно я сказала полнейшую глупость.
—Яра?
—Эм. Ну девушка твоя, Глеб, ты забыл ее имя, что ли? — скептически изгибаю бровь, а Высоцкий бьет себя по лбу и кивает, как будто только мое упоминание дало ему информацию об этом человеке.
Странный. Очень. Максимально.
—Это не моя девушка, кекс. Мы просто иногда встречались, чтобы…выпустить пар, но не больше. Будь она моей девушкой, я бы в первую очередь рассказал тебе, а следом и познакомил бы. И уж она против точно не будет, потому что мы прекратили всякое общение пару дней назад, — будничным тоном рассказывает мне, продолжая собирать что-то с пола.
Я как дура радуюсь этому факту и улыбаюсь тоже…как она. Черт, да что вообще происходит со мной? Совсем уже сбрендила, да?
Помню, что увидела их в ТЦ, она все ластилась к нему, а Высоцкий был отстраненный. Складывалось стойкое впечатление, что ему все равно на нее. Может именно поэтому я сложила однозначное мнение об их отношениях. Потом я спросила в лоб, а он вяло-шатко мне ответил, не проговаривая напрямую о статусе девушки.
—А чего спросила?
—Да просто. Не всякой девушке понравилось бы, что ее парень встречает Новый год с подругой. Это, скажем так, попахивает чем-то…неоднозначным, — завуалированно отвечаю, усаживаясь на диван и всматриваясь в экран проектора.
Даже не называя вещи своими именами, мне жутко неловко это все преобразовывать в обтекаемую форму.
—Ага. Мне вообще по шарику, как это смотрится, я рад, что встречу Новый год с тобой, — звучит безапелляционно от Высоцкого.
Хм. Ну да.
Свет гаснет, остается только мерцающая гирлянда, которая не будет мешать просмотру.
—Как Новый год встретишь, так его и проведешь, — говорю я, обращая внимание на Глеба, который садится рядом и хлопает по ноге, укладывая на нее подушку.
—Ложись, кекс, так будет удобнее.
И я ложусь, уютно накрываясь сверху пледом. Сворачиваюсь калачиком и практически мурчу от наслаждения, когда звучат первые аккорды знакомой мелодии. Запах оливье, красной икры кружит голову.
А может все дело в том, что именно в такой позе я отчетливо слышу парфюм своего лучшего друга.
Он мне просто друг.
Мы просто дружим и ничего больше!
Как мантру произношу, как будто сама себя думаю переубедить. Мужественно и отважно досматриваю весь фильм, но вот к концу, совсем к моменту, как к Гарри приходит Дамблдор после сражения с Воландемортом, я понимаю, что мои веки тяжелеют. И совсем скоро я засыпаю.
Только мягкие поглаживания знакомых рук остаются со мной, но очень скоро и они словно наваждение растворяются под чарами Морфея.
Мне тепло и очень не хочется выпутываться из той дремоты, в которой я очутилась. В какой-то момент мне кажется, что я меняю положение тела, или мне меняют…не ясно.
Отчетливо осознаю только одно: я больше не лежу калачиком, уложив голову на бедро Высоцкого. Теперь я лежу на чем-то мягком и вязаном, а меня словно коконом окружает снежное покрывало, только оно как печка, а не лед.
А я слежу за тем, как крупные снежинки укрывают бархатистым поблескивающим полотном землю, и тот домик, который находится в новогодней игрушке, подаренной на праздник лучшему другу.
Рядом елка, а хороводы водим мы. Я и Глеб. Ему десять, а мне семь. Я снова в своем любимом комбинезоне и дутой куртке. Нет передних двух зубом, но есть самая искренняя улыбка и счастье.
Чувствую смазанные поцелуи на коже, что-то мягко плывет по щеке, ощущаю давление на талии, а затем и вовсе кувырок. Стальная плита придавливает меня сверху и дышать становится тяжело. Несмотря на то, что по коже скачут табуном мурашки, я понимаю, что что-то происходит неладное. Иррациональное и неправильное.
Что-то, выходящее из ряда вон.
Продираясь сквозь чертоги сна, я выныриваю наружу, как вдруг понимаю, что лежу пластом на Глебе, его пах буквально упирается в мое бедро, и я отчетливо слышу пульсацию стоящего члена.
Утренняя эрекция моего лучшего друга становится довольно очевидной. Игнорировать не получится, в особенности, если ты лежишь сверху на нем!
Лицом я зарылась в ключицу парня, а ладони покоятся на плечах, словно…я имею на это право. Моментально бросает в холодный пот. Рывком пытаюсь подняться, но сильный захват рук усиливается, оказывается, меня как будто магнитом тянет с силой назад. Господи!