Новый год в Листарии

Глава 1, где Новый год мертв, а я ещё нет

Новый год умер третьего декабря, в луже грязного снега у моего подъезда.

Я это абсолютно ясно увидела утром, когда перепрыгивала через коричневую жижу с торчащим из нее окурком и половинкой мандариновой шкурки. Вот он, официальный символ праздника: цитрус, соль и никотин. С наступающим, Саша, подпиши квитанцию за доставку счастья.

С тех пор я решила: в этом году не будет ничего. Никакой ёлки, никаких гирлянд, никаких «давай купим милых носочков с оленями, они поднимут тебе настроение». Мое настроение поднимать бесполезно - оно уже вон там, между окурком и тем, что было мандаринкой.

Разумеется, к двадцать девятому числу у меня дома стояла елка.

Небольшая, кривоватая, в ведре из-под строительной смеси, зато честная. Я тащила ее из магазина, царапая щеку колючей веткой, ругалась сквозь зубы и одновременно ловила носом тот самый запах - смолы, хвои, детства, в котором еще было нормально верить, что один вечер в году может все исправить.

- Александра Сергеевна, вы уверены, что вам это надо? - спросила собственная спина, когда я, задыхаясь, дотащила елку до квартиры на четвертый без лифта. Не самый сложный квест для любительницы фитнеса, но я таковой никогда не притворялась.

Если честно, спина, конечно, промолчала, но хрустела она так выразительно, что я почти услышала продолжение: «Тебе тридцать, ты одна, у тебя отчет к пятому и ипотека. Может, хватит развешивать побрякушки и займешься делом?»

- Заткнись, - сказала я вслух спине, ипотеке и календарю разом, - Без тебя тошно.

Я воткнула елку в ведро, подперла стулом, чтобы не падала, шагнула назад и честно призналась себе: получилось красиво. По-бедному, по-одинокому, но красиво.

На подоконнике уже лежала сетка с мандаринами, на столе - коробка с гирляндой, пережившей три переезда и одно расставание. Гирлянда мигала неровно, лампочки в ней вели себя как среднестатистические люди: половина еле теплилась, половина выгорала раньше срока.

- Ну здравствуй, - вздохнула я, распутывая провод, - еще один год. Постараемся пережить, не разбив слишком много посуды.

За стенкой кто-то сверлил — потому что люди, способные сверлить двадцать девятого декабря вечером, существуют, и я подозреваю, что это особый подвид. По лестнице в подъезде с грохотом кто-то протащил что-то тяжелое. Следом раздалось детское «Мам, а Дед Мороз существует?» - и в ответ вполне бодрый, но очень неразборчивый женский голос.

Телефон мигнул уведомлением: «Александра, не забудьте отчет к 4 января. Да, праздники, но вы же понимаете…»

Я понимала. К пятому, к четвертому – какая, в общем-то, разница? Понимания во мне было гораздо больше, чем снега за окном.

Снег, кстати, имелся. Серый, обиженный, спрессованный в корку на тротуаре. Днем он старательно таял, ночью прихватывался тонкой корочкой, и город жил в режиме «угадай, где под ногами асфальт, а где каток, на котором ты завтра разобьешься, ну-ну, не переживай, это всего лишь коленка, а могли бы и ногу сломать - повезло».

Я посмотрела на елку, на телефон, на голые батареи под подоконником и вдруг очень ясно поняла: что-то в этой системе сломано. Не в мире вообще - я не настолько пафосна. В моей личной маленькой системе координат «зима - Новый год - счастье - смысл».

Зима была. Новый год приближался, как поезд без тормозов. А вот с двумя последними пунктами наблюдались технические трудности.

- Ладно, - сказала я елке, - Попробуем тебя все-таки зажечь.

И тут отключили свет.

Не на весь дом: только на моей лестничной клетке, что я узнала по резко потемневшей окружающей действительности и по очень красочному мату сверху. Сосед с пятого, тот самый подвид сверлящих, явно пострадал первым.

Квартира провалилась в полутемную серость декабрьского вечера. За окном лениво падали три снежинки на километр, а на кухне, как назло, умирал чайник, выпуская последний свист.

- Символично, - сказала я, - Очень тонкая режиссура.

Ванна была полна мокрого белья, раковина - немытой посуды, голова - чужих задач. И где-то там, между мандаринами и отчетом, мне нужно было найти место для самой себя.

И для Нового года. Если он все-таки, случайно или по ошибке, еще жив.

Я натянула пальто прямо поверх домашней футболки, сунула ноги в зимние ботинки, схватила фонарик и пакет с мусором - потому что раз уж все равно идти проверять щиток, заодно можно выбросить старый год в виде пустых упаковок от йогурта, пакетов от булочек и прочих огрызков.

В подъезде пахло чем-то жареным, кошкой и слегка - надеждой: кто-то уже успел повесить мишуру на перила. Мишура тускло поблескивала в свете моего телефона.

- Если я сейчас навернусь на льду, - предупредила я вслух подъезд, - то официально предъявлю претензии вот этой вот мишуре. Она меня отвлекла. Учтите.

Подъезд ничего не ответил. Подъезды вообще редко вступают в дискуссии, для этого им, вероятно, нужна более веская причина.

Я спустилась на первый этаж, толкнула тяжелую дверь, и холод ударил в лицо так резко, что я на секунду зажмурилась. Зимний воздух был влажным, пах железом, снегом и чем-то еще - тем самым, из детства, когда ты выходишь во двор, а там уже слышны салюты из дальних дворов и бодрые шаги людей с пакетами подарков.

Двор встретил меня сумерками и привычной лотереей «лед или полет». Под ногами тянулась полоска темного асфальта, по краям - припорошенные сугробы и подозрительно блестящие пятна.

Я сделала осторожный шаг на крыльцо, потом еще один. Пакет с мусором шуршал в руке, как хрустальный магический шар на грани падения.

- Сегодня, - напомнила я себе и своей спине, - мы ведем себя аккуратно. Никаких подвигов. Никаких резких движений. Никаких…

Я посмотрела вниз, оценивая, где лучше поставить ногу, и на секунду отвлеклась: во дворе кто-то включил гирлянду на балконе, и разноцветные огоньки вспыхнули в сером воздухе, как маленький приватный фейерверк.

Что-то болезненно екнуло под ребрами. Вот оно, простое чудо: обычные лампочки на обычном проводе. Можно просто смотреть и верить, что зима - к лучшему, а Новый год – он и в мои тридцать все еще про надежду, а не про отчеты.