Новый мир для пышки. Любовь не предлагать!

Глава 1. Брачная ночь

Костры горят ярко и отражаются в его чёрных глазах. Ветер треплет длинные, красные, как языки пламени или острый перец, волосы. Они похожи на жёсткие тусклые верёвки. Почти такие же на ощупь, как те, которыми связана его пленница и по совместительству невеста.

Анд приближается к ней с кривой ухмылкой на лице. Губы его всегда чуть приподняты с левой стороны из-за шрама, что проходит наискось до правой тонкой брови.

Он выглядит дико. И так же по варварски зубами зажимает лезвие кинжала, опускается перед Изидой на колени, развязывает тугой корсет и рвёт блузу на её груди.

Пуговицы с треском и тихим звоном разлетаются в стороны, на мгновение отражают отблески костра и кажутся серебряными искрами, угасающими в высокой тёмной траве.

Грубой, обветренной рукой Анд касается её груди, окидывая обнажённую, бледную кожу оценивающим, одобрительным взглядом, а затем вглядывается в синие, холодные глаза невесты.

Изида смотрит так, словно готова выхватить у него из зубов кинжал и прирезать его на месте. Но рот её занят кляпом, а руки связаны за спиной.

Анд вонзает кинжал в землю, и впивается в шею Изиды поцелуем, стягивая в кулак её иссиня-чёрные волосы, чтобы она не могла двигать головой и помешать ему.

— Сегодня, сейчас, — шепчет он, опаляя её кожу горячим дыханием, — ты станешь моей женой.

Он целует её ключицы, оставляя на них расцветающие алым отметины, тянется за кинжалом и перерезает им ремень на её кожаных штанах, и вскоре они тоже идут по швам.

Сильной рукой он раздвигает её колени и вынимает, наконец, кляп изо рта.

— Не сопротивляйтесь... госпожа, — с издёвкой выдыхает он ей в губы. — Всё кончено.

Анд славно отпразднует свою победу над ней. И земли, которые некогда завоевала Изида, перейдут ему.

— Объединимся и сольёмся воедино...

— Тварь, — выплёвывает Изида так, будто бы сутки связанной, с кляпом во рту, никак на ней не отразились, не доставили никакого неудобства. Её голос рокочет и вплетается в ветер, что швыряет в Анда песок. Она сверлит его уничтожающим взглядом, от которого, казалось, всё вокруг может вспыхнуть синем пламенем. — Так боишься не удержать власть, что оставляешь меня в живых, недоносок?!

Весь его самоуверенный вид вызывает в ней отвращение, гнев и злое, странное веселье, щекочущее изнутри. Она не боится. Он развлёк её этой войной, вот и всё. И если для неё это всё ещё понарошку, если у неё есть план, как выйти сухой из воды, то в конце концов Анда она казнит по-настоящему. И всю его жалкую армию.

И всё же надо ж было демонским силам дать сбой именно сейчас!

Она смеётся, не отводя взгляда. Надменная, статная, даже в таком виде, с сероватой, бледной кожей, длинными волосами, яркими, раскосыми глазами и острыми чертами лица. Безупречная и опасная.

Анд просто ещё не понял, с кем связался!

— Власть и жена в подарок, — тянет он, ухмыляясь, а ладонь его сжимает её бедро и ползёт выше. — И свора твоих приспешников пойдёт за нами. Чем плохо? Да и им понравится служить мне.

Он целует её, больнее и крепче хватая за волосы, и сквозь поцелуй шипит:

— Укусишь, убью.

— Подожди, — тянет она и в тоне сквозит усмешка. — Куда ты так торопишься?

Единственное что, ей не по себе от того, что за её спасение взялся не слишком-то надёжный маг. Недавно он умудрился дать ей знак, что всё будет готово и завершено... с минуты на минуту, если она не сбилась со счёта. Но едва ли этот баран опытный. Потянет ли?

Впрочем, он верен ей, завоевательнице стольких земель, женщине, которая не знает вкус поражения, своей госпоже. Он не может облажаться. С ним её удача.

— Давай, — продолжает заговаривать зубы, — насладимся моментом.

Маг должен принести в жертву её служанку, в чьё тело она переместится, подальше от Анда, и от этого места, насквозь провонявшего его жалкой «победой». А уж оттуда ей проще будет взять ситуацию под свой контроль.

«Надеюсь, что он нашёл ту, что посимпатичнее, иначе огребёт...»

— Оу, прошу простить меня, я смущаю тебя, — он прекрасно видит, что смущения в ней нет ни капли, но ему и самому хочется сделать этот момент приятнее... для них обоих.

Анд слегка отстраняется, уже без издёвки во взгляде и голосе, в котором слышится предвкушение и... Нежность?

— Ты прекрасна. Даже будучи связанной. Даже... — он невесомо целует её и спускается ниже, щекоча дыханием и кончиком острого, горячего языка её шею, ключицы, упругую грудь...

Уверенной рукой он обнимает Изиду за талию и притягивает к себе ближе. И пальцы его путаются в её волосах уже аккуратнее, словно боясь больно задеть.

— Так лучше? — спрашивает он вдруг громко и ровно, как то неуместно для этого момента.

И приказывает:

— Теперь поцелуй меня.

Она приподнимает бровь, наблюдая за его действиями и за тем, как реагирует на это её собственное тело.

И вдруг остро усмехается:

— Можешь... почесать мне лопатку?

На мгновение его лицо становится озадаченным, а затем озаряется незлобной, неожиданно обаятельной улыбкой, и по округе разносится его звучный раскатистый смех.

— Учти, этим ты не собьёшь мне настрой, милая, — он отпускает её волосы и ведёт рукой вниз, поглаживая тонкую кожу, а заодно стягивая с Изиды остатки блузы. — Здесь?

— Мм, чуть ниже, дорогой...

Отчего-то у Изиды перехватывает дыхание, замирает её, казалось бы, давно атрофированное, чёрное сердце. И это сбивает с толку.

— Ты ужасно уродливый, — усмехается, скорее, чтобы отвлечься и прийти в себя.

Он скользит пальцами ниже, как она и просила.

И смотрит на неё пристально, и во взгляде его, отчего то, перестаёт отражаться пламя.

— В мужчине важна сила, честь и разум. Привыкнешь.

— Ну, с честью ты перегнул.

И она, почувствовав, что что-то меняется, с усмешкой поддаётся ближе и целует его, всё-таки прокусывая язык до крови. На прощание.

Хотя, может быть, она его и не убьёт...

Глава 2. Бараньи потроха

Изида ощущает себя в другом месте: на мягкой кровати в тепле и тишине. Лицо режет ухмылка, но она тут же стирается, стоит прислушаться к себе — ей всё ещё жарко, дыхание сбивчивое, не отступила эфемерная, призрачная близость другого человека, урода, лучше сказать, всё ещё горят будто бы следы от его губ и рук, и...

— Чёрт, — бросает она, открывая глаза. — Он задержал ритуал! Баран! Я не хотела этого чувствовать!

Она оглядывается в поисках своего мага-недоучки, предвкушая, как задаст ему не хилую трёпку и хмурится, не ожидая оказаться в столь странной обстановке.

Какая-то небольшая комната с окном. Горит странный светильник, свет исходит будто не от пламени свечи, слишком резкий и белый. Стены розовые в цветочек — что это вообще такое? На столе какой-то камень, флакончики и много-много чего-то серебристого, цветастого, что притягивает взгляд.

Сорокино гнездо...

Она приподнимается и понимает, что сделать ей это так тяжело, будто на грудь уселся какой-нибудь демон, удушающий спящих. Присосаться решил, пока она уязвима?

Изида готовится рявкнуть, бросает взгляд на грудь и замирает, стиснув зубы, чувствуя, как тело наливается яростью.

В этот момент до неё доносится чей-то храп, что становится последней каплей.

— В чьё тело ты меня затащил, сукин ты сын! — повышает она голос и пытается встать вслед за ним.

Получается это не с первой попытки, потому что она весит, как грёбаный слон и выглядит соответственно.

— Баранья требуха... — шепчет Изида и срывается на поиски того, кто оказалась ей эту медвежью услугу.

Уж она ему скажет «спасибо».

Но в соседней комнате находится лишь незнакомец, спящий на диване.

Он обнимает тонкий мягкий плед, из-под которого торчит волосатая нога в носке. Из дыры в нём виднеется большой палец.

Русые волосы кажутся сальными. Молодое лицо портит нездоровые тени под глазами и морщинки, которых, пожалуй, ещё не должно было быть.

А в самом помещении витает слабая, но навязчивая вонь старой обуви.

Он что-то ворчит во сне, потревоженный скрипом открывшейся двери и разваливается так, что лицо оказывается вжатым в серую подушку, а нога с рукой падают на пол.

Изида открывает рот и поднимает верхнюю губу от отвращения, а затем переворачивает его и срывает с постели за грудки, тряся так, будто он — соломенное пугало.

— Как ты смеешь спать, смерд, когда здесь твоя госпожа? Где это баранье дерьмо? Маг.

Он распахивает и округляет глаза и даже не предпринимает попыток высвободиться из её хватки.

Голос его дрожит от тряски:

— Я не Мак. Ир, ты чего? Какая, к чёрту, госпожа? Переписала своих этих, фанфиков?

— Как ты смеешь говорить со мной таким тоном, бараний хвост! — она чувствует, что успела устать от собственных действий и отпускает его, морщась. — Я прикажу тебя казнить. Но сначала ты мне ответишь, где этот ушлёпок?!

Он садится, поправляя на себе футболку, приглаживает волосы и потягивается, после чего смотрит на сестру осоловелыми блеклыми глазами. И роняет короткое и глупое:

— А?

Изида отвешивает ему хлёсткую пощёчину.

— Кто ты такой, и что это за место?!

Он с возмущением вскакивает на ноги и отходит к окну, словно надеясь спрятаться за шторой.

— Ир, ты чего, совсем уже?! Дома ты, дура ненормальная! Если это розыгрыш, то ты перегибаешь. Если нет, я скорую сейчас вызову.

— Ир? Кто она была?

— В смысле, была? Всё, хватит, — раздражённо качает он головой и собирается обойти Ирину, чтобы выйти в коридор.

Но она вцепляется в него мёртвой хваткой.

— Кто эта Ир?! Как я далеко от Эзенгарда? Отвечай.

Он смотрит на неё довольно долго и вдруг будто бы успокаивается.

— Ира, твою ж мать, Ира! — произносит он, словно собирается отчитывать ребёнка. — Ты в Челябинске. И если ты не смиришься, что не прилетит за тобой никто на драконе, ты не только далеко от своего этого Энгарадо окажешься, но и кукухой от всех и отовсюду улетишь.

Вместо того чтобы придавить смерда своим влиянием, Изида кивает и оглядывает комнату холодным взглядом.

— Значит, Челябинск. Неси мне карту.

— Эм... — уже будто из любопытства, он берёт со стола свой старенький ноутбук и включает его. — Вот, — находит то, что нужно, — карта Челябинска. Тебе зачем?

Она сужает глаза от света, непонятно как исходящего от изображения, нарисованного на странной поверхности и будто за стеклом.

— У вас развита магия.

И ошпаривает смерда взглядом:

— Мне нужна карта мира, идиот!

Он кривится, но обиду проглатывает, и уменьшает карту.

— Вот, теперь видно больше. Или прям всего?

Она изучает всё придирчивым взглядом.

— Не узнаю свои земли, кто это составлял? Руки баранам скормить надо!

— Откуда такая любовь к ним?

— К кому?

— К баранам, — поясняет Артём. — Раньше ты мало о ком так часто упоминала.

Изида поджимает губы.

— Баран — нечистое животное, как и козёл, в венах их течёт кровь Дьявола, а Дьявол носит их головы! Нет никакой любви!

Она умалчивает о том, что с дьявольскими отпрысками у неё есть определённые связи.

Изида смиряет его взглядом и вдруг теряется, чувствуя, что говорит как-то не так. Язык другой. Дьявол — звучит слишком прилизанно.

— Тьфу.

Её передёргивает.

— Всё хорошо? — раздражение, недоумение, обида и прочее сменяются волнением. — Ир, ты шутишь ведь, да? Или правда заболела? С твоей работой не удивлюсь, если крыша поедет. Может никуда не пойдёшь завтра, возьмёшь отгул? Тебе могут дать выходной?

— Работа? Кто она и при ком? Вижу, вы не богаты.

Артём хмыкает.

— Неприятие себя, — констатирует он, — как и говорил твой психолог тогда, — он тяжело вздыхает. — Ты секретарша и кто-то там ещё, а босс твой и правда баран. Прекращай пялиться на него, вот серьёзно! И иди проспись, что ли...

— Ясно.

Она хотела оказаться от врага как можно дальше. Но не настолько же.

Глава 3. Работа зовёт

— Я, наверное, выпила слишком много валерьянки, такой длинный сон... — улыбается она и громко зевает. — Мне снилось, что я била своего брата.

Ира открывает глаза и всматривается в Анда.

— Всё такое реалистичное.

Он сводит к переносице брови, вмиг становясь каким-то диким, жёстким и опасным, и отстраняется.

— Что?

— О, это всё прекрасно, я просто волнуюсь, что опоздаю на работу... Или... Я умерла?! — вдруг кричит она и приподнимается оглядываясь. — Боже... Что же делать?

— Изида, — гремит его голос, — что с тобой? Я, конечно, слышал, что замужество меняет девиц, — в голосе сквозит усмешка, Изиду уж никак нельзя было назвать девицей, — но не настолько же, и не так резко! И если это какая-то уловка, лучше прекращай. Смысла это не имеет.

Он смотрит на замок вдали огорчённым тёмным взглядом. Видимо, уже не получится, как планировал, с победой перенести через порог жену в её дом, так, чтобы она ощутила более явно — это место стало принадлежать Анду. Как и она сама.

Он обещал ей, что она вернётся в замок только в качестве его жены. И слово Анд сдержал.

Или нет?

Он оглядывает Изиду, пытаясь понять, в чём подвох, и к сердцу его всё ближе подступает тревога.

Она принимается ходить из стороны в сторону. То, что они на улице только придаёт всему происходящему больше нереальности, убеждая Иру, что она спит. Но сейчас ей холодно и страшно, она пытается ущипнуть себя за непривычно худую руку, и это не даёт желаемого результата.

— Боже... Я не понимаю. Значит ты, настоящий? — Ира замирает, глядя на мужчину, которому с радостью отдалась этой ночью.

Который выглядит более чем устрашающе.

Он подходит к ней резко, хватает её за руку и рывком притягивает к себе, прожигая взглядом.

— Кто ты такая, и где Изида?!

Он сдерживается, чтобы не выхватить кинжал и не приставить его к её тонкой шее.

Ира широко распахивает глаза и... начинает плакать.

— Боже, — прорывается сквозь рыдания, — пожалуйста! У меня есть брат, он только с женой развелся, его нельзя оставлять одного! Пожалуйста, господи, я хочу домой...

Анд теряется, но растерянность его быстро сменяется гневом.

Он хватает её за плечи и коротко, но ощутимо, встряхивает.

— Говори, девка, кто ты на самом деле и как приняла её облик?! Говори, или, видят небеса, отправишься к праотцам прямо здесь и сейчас.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь! Это что, Ад? Ты демон?! Но, послушай, это ошибка.

Ира уже почти принимает свою смерть на земле и начинает беспокоиться за жизнь после неё.

— Я не плохой человек. Да, конечно, я много смотрела эротических фильмов... И писала книги, и... Но я кормлю бездомных кошек! Я хорошо и честно работала. Всегда прощала другим зло. Пожалуйста... Господин Демон, пересмотрите решение!

Анд замирает, а затем резко разжимает пальцы, что стискивали её плечи.

— Зло-то зачем прощать? — произносит он тихо, сам себе, отступая на шаг. И косится в сторону, откуда к ним поднимаются воины Изиды. — Чёрт...

Нельзя, чтобы они заподозрили, что с их госпожой неладное. Это может внести смуту.

Анд хватает её за руку и увлекает за собой, прижимает спиной к дереву и крепко целует.

Не посмеют же их прерывать или стоять и глазеть. Изида бы могла их прикончить за это. Наверняка ведь гордость её была бы задета, а при свидетелях, вот так...

Ира ахает в поцелуй, вцепляется в его плечи и отвечает жадно, будто это может ей помочь. Мысли мечутся, она вздрагивает от одной из них, понимая, что попала в очень-очень непростую ситуацию. И начинает реветь, не отстраняясь от него.

Когда люди прошли мимо, Анд отстраняется и, не выдержав, касается её лица, большим пальцем стирая со щеки слёзы.

— Не плачь, — говорит он властно, но при этом мягко и спокойно. — Ты не в Аду. Я разберусь во всём, и ты уйдёшь. Но пока мне надо, чтобы ты меня слушалась и честно отвечала на вопросы. Поняла?

Она всхлипывает, кивает и тут же судорожно качает головой, как вдруг сужает глаза и обрывает себя вопросом:

— Ты — тёмный властелин?

Анд сводит к переносице брови, внешне становясь ещё более грозным. Глаза его сверкают недобрым огнём. Губы смыкаются в тонкую светлую полоску.

— Ну... вроде того. А что?

Она вздыхает, будто разочарованно и опускает глаза:

— Даже в таких книгах мне всегда больше нравились простые мужчины, уютные такие... Или, думаешь, — вглядывается в него, — это из-за низкой самооценки? Ты абьюзер, да?

— Я не знаю, кто это, — отвечает он серьёзным тоном. — Ты издалека? Говоришь чуднО... Или, — в глазах его вспыхивает подозрение. — Ведьма! Что за проклятие ты произнесла? Отвечай! — выхватывает он кинжал.

Ира вскрикивает:

— Так я была права, ты чудовище! Боже...

Анд закатывает глаза и опускает оружие, укоряя себя за несдержанность. Глупец, какой смысл её пугать, угрожать ей, если убивать девчонку всё равно ему сейчас не на руку?

— Тише. Тише, я просто...

Его прерывает звук шагов позади, и Анд с раздражением оборачивается. И встречается с ярко-зелёными глазами того, кого видеть не хотел бы никогда.

Алукерий, высокий и со смуглой кожей, подходит к ним, манерно держа ладони сложенными за спиной. У него острые черты лица, вертикальные зрачки, как у козла и кудрявые чёрные, как смоль волосы. От него тонко пахнет дымом, и от этого, с непривычки или ещё с чего, Ире становится трудно дышать.

— Что здесь происходит?

— Сгинь, нечисть! — прикрикивает Анд на демона. — Или... это твоих рук дело? — указывает он на ту, которая должна была быть Изидой.

— Хочешь сказать, что не знаешь, где моя Госпожа?!

***

Изида стоит напротив зеркала в зале, не обращая на холопа внимания, и с явным отвращением разглядывает своё тело.

— Как можно было отрастить такой зад? Её пытали едой? Заставляли сидеть на месте? Прокляли?

Глава 4. Почему ты ещё жива?!

Артём обмякает в её руках, округляет глаза и бестолково трясёт головой, заикаясь, пытаясь что-то сказать.

Изида разжимает покрасневшие пальцы и кривится, а затем и ловит себя на том, что открывает рот и чуть выдвигает челюсть вперёд.

Чёрт, старая привычка даёт о себе знать.

Но какая же мерзость, что мужчина может быть таким!

Изида плюёт на него и переводит взгляд на кипу странной... одежды?

— Что это?

Он обиженно отползает к дивану, с важным, оскорблённым видом поправляет свой носок, чтобы из него не торчал палец, и демонстративно не отвечает ей.

— Совсем ополоумела, — ворчит сам себе, и ретируется на кухню, откуда звучит уже громче: — Ополоумела!

Изида качает головой.

— Ты должен отвести меня к Оракулу! — идёт за ним. — Есть что-то подобное? Иначе тебя ждёт мучительная смерть!

Лицо Изиды в этот момент приобретает такое выражение, что можно точно сказать — толк в пытках она знает.

Он пьёт воду с графина, с грохотом ставит его на стол и матерится. После чего переводит на сестру злой взгляд.

— Оракула тебе? Хочешь, чтобы игру продолжил и интернет тебе включил, мол, вот тебе, дева, волшебное говорящее зеркало или что-то такое? Ирина, если ты сейчас же не прекратишь, я вызову скорую, скажу, что ты головой совсем поехала. И лежать тебе в больнице! А оттуда, поверь мне, так просто тебя не выпустят. Ты пугаешь меня!

— Что ты несешь? Кого вызывать собираешься? — она слушает внимательно, но половины не понимает, а потому голова начинает истошно зудеть изнутри.

— Врача! — кричит он. — Чтобы закрыли тебя в больнице! А то ты совсем поехала, похоже. Ведёшь себя неадекватно, несёшь всякую чушь. Я почти поверил, что ты это серьёзно! Вернись в реальность сейчас же, или, обещаю, Ир, я вызову скорую!

— Закрыть?

Она чувствует, как кружится голова. Садится за стол и вытягивает вперёд руку.

— Воды, смерд.

Итак, холоп упорно не хочет сотрудничать. У неё здесь нет слуг, чьё уважение — либо страх — давно завоевано, нет точных сведений о том, что это за земли, и ужасно, ужасно неудобное тело.

К тому же, принадлежащее какой-то нищенке.

Которой нужно работать на мужика с мерзким голоском.

Она открывает рот снова и переводит яростный, жгучий взгляд на этого...

— Как тебя? Быстрее шевели своим мясом, иначе я тебе его и скормлю! Что ты говорил, мне надо тебе пожарить, тварь?

— Ка-картошечки, — лепечет Артём, и протягивает ей графин с водой, пусть Ира и сто раз уже просила не пить из него, а наливать в стакан. — Картошечки, жрать охота... — повторяет он уже почти жалобно, и смотрит на Иру с сочувствием и теплотой. — Ира, тебя начальник уволит, если не поспешишь. Ты в порядке?

Изида залихватски берёт графин и отпивает из него, мысленно сосредотачиваясь на новом теле.

Мышцы такие слабенькие, как так вышло? Ей даже графин поднимать тяжёло, и сердце как-то странно стучит.

Тум-тудум-тум-тум-ду-ду-ду-ду-туду-дых!

— Как она вообще живёт, не понимаю... Что за работа хоть?

Нужно осмотреться, успокоиться, не спорить, чтобы не сделать хуже. А уж потом...

— Ну... — мнётся Артём, хмурясь, пытаясь понять, как ответить. — Я не вникал никогда, прости. Эм, секретарша? И бухгалтерию на тебя повесили, вроде. Или что-то такое. Не обижайся, Ир, я в твои дела обычно не лезу, — он отмахивается, но вдруг выходит из кухни, и спустя пару секунд возвращается уже с папкой в руках. — Вот, ты брала отчёт делать, вроде!

При виде бумаг на Изиду накатывает тяжёлый, холодный... страх?

Она приподнимает бровь, устраивает ладонь на сердце и размыкает плотно сжатые губы:

— Я бесстрашная Изида, воительница и завоевательница.

Артём пугается, срывает с дверной ручки застиранное вафельное полотенце и принимается обмахивать им Изиду.

Изиду, так Изиду, плевать уже!

— Снова паническая атака? А врач тебе говорил отдыхать больше, спать лучше, а не романы свои строчить. Что он тебе советовал? Что же? — паникует он сам, но никак не может вспомнить.

— Какие романы? И, — она сужает глаза, — какая атака? На меня? — повышает голос.

За стенкой снова стучат.

— На-на тебя... — опускает он руку с полотенцем. — Ну, так что?

Изида рывком поднимается, сметая графин на пол.

— Кто атакует? Демоны?

Артём отшатывается и бежит в комнату за телефоном.

— Я звоню в скорую! Мне, — тут же выглядывает на неё из-за двери, теряя уверенность и меняя тон на растерянный, — звонить?

— Что они сделают? — Изида хмурится, готовая воспринимать новую информацию. — Они разбираются?

— Да, если ты... ну, бредишь, выпишут таблетки, или положат в больничку на месяцок... Ну, что, звоню? — в голосе его надежда.

Надежда, что звонить не придётся.

— Да, бараний желудочек, я про демон... — Изида осекается, мрачная как чёрт. — Почему она работает, а не ты? Она женщина! Должна наслаждаться и подставлять ноги для лобызаний! А тут есть что лобызать! Если ты полоумный, то где её мужчина?

— Так ведь... я брат. И у меня, между прочим, сложная ситуация в жизни, ты сама говоришь! Развод, знаешь ли, не шутки... — он подходит ближе, тяжело и горестно вздыхает, и садится напротив. — Ты на начальника всё смотришь. Классика. Но, как по мне, ты понимаешь всё, не дура ведь. Не светит тебе замужняя жизнь. Поэтому хорошо, что хоть я есть. Мужик в доме. Ну, что ты? — улыбается будто примирительно. — На работу идёшь? Одевайся и иди, да?

Взгляд Изиды холодеет.

— Теперь я знаю, кого использовать, если мне понадобиться провести ритуал с жертвоприношением. Зачем столько странной одежды?

— Холодно же, — ничего не понимает он из вышесказанного, но решает не вдумываться. — Ты же простужаешься, как раз плюнуть! Ир, давай быстрее, а?

— Холодно? — зиму Изида терпеть не может по понятным причинам.

Она подходит к окну, убирает штору и замирает. Везде серые высокие квадратные здания, все одинаковые, дороги огромные и чёрные, и по ним передвигаются странные существа... Машины — приходит в голову. Дорога, спальный район, работа, быстрее, ватрушки...

Глава 5. Сделка с демоном

— Ты откуда будешь? — Алукерий осматривает не-Изиду.

— Из Челябинска, — Ира всхлипывает.

Анд хмурится и скалой наступает на демона.

— Отвечай, тварь, что происходит?!

Кер качает головой и остро усмехается:

— На совете будем разбираться, ведь это после того, что ты сделал, Госпожа улетучилась, — изображает он птичку длинными пальцами. — Что ж, наши войска все еще преобладают. И твоя уловка не сработала. Пока-пока, деревенщина.

Анд хватает его за шиворот и поднимает над землёй, приближая к себе, вглядываясь в зелёные глаза демона.

— О нет, — улыбается он. — Ты мне либо поможешь, либо тебе придёт конец. Изида со мной, люди видеть будут, что бедняжка не перечит мне, боится меня и уважает. Люди верят в то, что видят... А вот, что скажут тебе, мерзость, когда начнёшь рассказывать им байки про их госпожу?

— Да, будут верить в то, что видят! Совсем уже! Она бы скорее твои яйца замариновала и подала на празднике в честь очередной победы. Это я уже про твою пустую головешку молчу!

— Вот только победу сейчас празднуем мою, — сужает Анд глаза. — И Изида, моя жена. Так что скажешь? — он тянется к кинжалу, собираясь по меньшей мере подрезать его и без того маленькие, острые рожки, торчащие в чёрных кудрях волосах.

Но демон вырывается.

— Я никуда не денусь, пока не выйдет срок. Что произошло?

— Срок? Это я спрашиваю... нет, требую объяснений, что произошло!

— Ага, — у Алукерия сверкают глаза, — срок возвращаться в Ад. Хотя, может, проще свернуть вам обоим головы...

Переводит взгляд на Ирочку и та отступает, едва не падая...

— Попробуй! — рычит Анд с вызовом. — А вообще... тебе то самому нужна твоя госпожа? Мне вот, да. Мы могли бы решить эту проблему вместе...

— Мы с ней связаны... — Кер хмурится. — И я почти не чувствую её в нашем мире.

— А она, — указывает Анд на Иру, — она откуда? Там и госпожа! Я уверен. — И добавляет с сомнением: — Да?

— По крайней мере, она жива.

Демон оборачивается — той, что в теле Изиды уже и след простыл.

— Аа, я такая лёгкая! — доносится из-за кустов.

— Это богохульство, — морщится демон. — Хотя не мне судить.

— Что это она там? — хмурится Анд, отчего-то совершенно теряясь, что ему не свойственно.

Ира надеется, что всё это просто страшный сон. На что как бы намекают копыта, которыми заканчиваются поджарые ноги... демона?

— Боже... — бежать получается на удивление быстро, она ни разу не запнулась на выбоинах, не почувствовала, как сердце бьётся в ушах, несмотря на одолевающий душу страх, мышцы будто с благодарностью отзываются на движения... — Ну, — решает она, на мгновение с надеждой оглядывая небо, — точно сон. Где тут проснуться?

Под ребром колет воспоминание о недоделанном отчёте. Она прилегла на минуточку, подавшись притяжению мягкой, тёплой кровати...

— Боже, Кирилл Михайлович убьёт меня!

Анд всё ещё смотрит в сторону кустов, за которыми скрылась... как её зовут теперь? И переводит взгляд на демона, скорее утверждая, чем спрашивая:

— Она сбежала? Говорю сразу, тебе очень не выгодно выдавать меня и не помогать с Изидой, — он стоит так уверенно и спокойно, будто и не собирается бежать за ней.

И это так.

Много времени утекло с тех пор, как Алукерий заключил сделку с Изидой. Она обманула его и обернула условия таким образом, что Кер вынужден помогать ей на протяжении нескольких веков, наделяя её демонской силой. И никаким образом не может навредить своей Госпоже.

Раз Изида жива, сделка всё ещё в силе. Но так как в теле другая, его сила барахлит и клокочет алыми вспышками в глотке. Неприятно. Алукерий сглатывает.

Будет тяжеловато вот так вот сексуально и остро ухмыляться, сверкать зелёными глазами, щёлкать пальцами, если весь этот балаган будет продолжаться.

Мда...

А в Аду нет пирогов и шмоток тоже нет.

— И что ж ты можешь мне предложить, грязная деревенщина?

Анд смеётся громко и заразительно.

— Я повелитель этих земель отныне, следи за словами, нечисть, — он хлопает Алукерия по плечу так, что у того подгибаются колени. — Поможешь сохранить всё в тайне и вернуть Изиду, дам тебе титул, сможешь появляться среди людей, слово твоё станет иметь вес, да и заплачу тебе хорошо золотом. А нет, я прямо сейчас верну тебя в ад, дорога оттуда обратно, должно быть, длинная, мм? — недобро сужает он глаза. — А потом снова поймаю тебя и отправлю домой. И снова...

Алукерий притягивает его к себе за шею, вглядывается побагровевшими глазами с горизонтальным зрачком. И вдруг длинным, раздвоённым языком ведёт от виска к подбородку.

— Вкусняшка моя, мне нужна гарантия.

А вообще смешно, этот тупица золото демону обещает, видали такое?

Анд кривится брезгливо.

— Сделка на крови? Душа? Если дело в душе, согласен заложить её, а не продать. И твоей она будет лишь в случае нарушения договора.

— Значит, я помогаю вернуть Изиду, а ты каким-то образом вместо того, чтобы стонать в её пыточных думаешь мне больше власти подкинуть? Интересно, умелец, как же так выйдет. Ну что ж... закладывай душу. Хорошо.

Алукерий протягивает ему золотистую ладонь.

Изиду в любом случае вернуть придётся, а вот что будет после... это уже вопрос.

И Анд пожимает его руку и, подумав, протягивает кинжал.

— Кровь нужна для сделки?

— Ага, но я сам, — с неизменной усмешкой Кер прокусывает его ладонь, выступившая кровь шипит и чернеет на коже, прикипая демонской печатью. — Теперь ты моя потенциальная девочка для... тепла.

У Анда дёргается угол губ, он отступает и трёт ладонь об штаны.

— Предпочитаю думать, что ты теперь служишь мне, и разойдёмся мы каждый при своём. С миром. Ну, или ты потеряешь свои рога, тварь...

И он идёт в ту сторону, где скрылась девчонка.

— Не помнишь, — бросает через плечо, — она говорила, как её звать?

— Челябумс?

— Что-то такое слышал. Это имя? — и он кричит, вглядываясь в заросли: — Челябумс! Где ты, здесь опасно одной!

Глава 6. Ванна с копытами

Ванна стоит посреди помещения, большая, блестящая, медная. На толстых устойчивых ножках. В окружении громоздких подсвечников, освещённая всполохами свечей. Хотя снаружи всё ещё светло, сюда почти не проникают солнечные лучи. Окошко под потолком мутное и узкое.

Молодая служанка с удивительно некрасивым, грубым лицом, вливает в ванную последнее ведро горячей воды и не решается поднять на Иру глаз.

— Ванна готова, госпожа... — она подходит к ней, собираясь помочь раздеться.

— Ээ, спасибо, — ёжится Ира, — что вы хотите от меня?

— Снять вашу одежду, — неуверенно отвечает она. — Если вы позволите. И принести вам напитки с едой, как обычно... Если желаете.

— Есть, да, хорошо бы, спасибо, — Ира улыбается. — Сегодня такой странный день... А одежду... Так это, я сама.

— Да, госпожа, — служанка удаляется, прикрикивая на кого-то за дверью.

Одежда рваная, держится на трёх пуговицах, и их Ира потрагивающими пальцами расстёгивает, не сводя взгляда с отражения в воде.

Это и правда другой мир. Она нигде не видела подобных женщин.

Бесподобных даже.

Вот только в этом облике столько строгости и силы... Нет ничего по-женски хрупкого. Могла ли эта женщина быть страстной? Как она проводила свои дни здесь, о чём думала, чего желала?

И действительно ли попала в её собственное тело?

— Бедный, бедный Артём...

Ирочка забирается в ванную.

— Мм, кого жалеем? Прям чувствую вкус этого чувства, — Алукерий щёлкает языком.

Он стоит у двери, будто находился там всё это время, и не сводит с Иры задумчивого взгляда.

Ира вскрикивает и прикрывается руками.

— Аа, боже, я тут голая, выйдете!

Лицо Изиды наверняка ещё не выглядело столь ошарашенным.

Он хмыкает и подходит ближе.

— Да чего я там не видел?

А видел ли? Ирочке необязательно знать, как там что было на самом деле.

— Да и тело не твоё, чего стесняешься? Наслаждайся, — Алукерий садится на бортик ванной в ногах Иры, и вдруг опускает в воду свои копыта. — Кто вообще такая? Познакомимся?

Ира притягивает колени к груди, только вот нужно ещё напрячься, чтобы ноги прикрыли все прелести этого тела. Не то, что раньше было...

— Это неприлично. Пожалуйста, уходите. Я позову... кого-нибудь.

Он ухмыляется и всё же вылезает из ванной.

— Так странно видеть смущение на этом лице... Где теперь моя госпожа? Как это произошло? Может быть, ты что-то знаешь? Может, тебе что-нибудь снилось или думалось странное?

Алукерий ходит по помещению, и свечи начинают коптить, пуская за ним чёрные нити дыма. Ира с интересом и стеснительностью наблюдает за ним. Такой эффектный и в то же время простой, такой необыкновенный, обаятельный и горячий.

— А загорелый какой... — она понимает, что сказала это вслух и прикрывает рот ладонью.

С головой что-то не то... И не мудрено. Вряд ли она так сразу начнёт связно мыслить с новеньким пыльным мозгом. Если он вообще есть в головах местных, мало ли, как всё устроено...

Губы Алукерия растягиваются в самодовольной улыбке.

Голосом его госпожи, да такие слова!

Он вытягивает вперёд руку, разглядывает свою кожу и утвердительно кивает.

— Так, что? — снова подходит и намеревается на этот раз полностью залезть в ванную. — Холодно тут. Единственный минус земли. Не то, что... там.

— Ты прям был в Аду? — она приподнимает брови, что в её прежнем облике делало её несчастной, а здесь... саркастически-недоумевающей, как будто перед приказом кого-нибудь казнить за что-нибудь тупое. — Я помню, что мне нужно было сделать одну работу сверхурочную, а хотелось очень либо отдохнуть, либо проду написать... Там глава должна была быть такая интересная! Но работа... В общем, я извилась вся и решила пол часа подремать. А в итоге, вот...

Он слушает внимательно, и медленно погружается в воду, пытаясь устроить свои ноги рядом с ней.

— Что есть прада? Прага? Как, говоришь? — щурится он.

— Прада — это такая дорогая фирма. Одежда там, сумочки... Фильм есть забавный. «Дьявол носит прада» называется... А Прага — это столица Чехии, но я там не была. Я даже в Сочи не была... А очень хотела на море... А ты почему спрашиваешь и... не так я демонов представляла. Ты скорее чёрт.

Она вжимается в стенку ванны.

— Сама ты чёрт! — обижается он и хлопает по воде, поднимая шквал брызг.

Вода из-за него становится горячее.

— У них, чертей то бишь, рыло тупое... И ты говоришь: про что-то там написать. Я и спрашиваю, что? И... что такое Сочи?

— Аа, — улыбается она будто боязно, — поняла. Продолжение в смысле. К роману. А Сочи — город, где море есть. Большая вода, — поясняет на всякий случай.

— Да понял я! Большая вода, — хмыкает он, — и здесь есть, ехать два дня всего. Но мы её не любим. А что за роман?

Ира вздыхает:

— Он выходит странным... Про девушку, которая попала в тело феи, советницы дракона. Темного Лорда. Красивого такого, бледного, с длинными тёмными волосами и глазами как лёд. Правда, им пока больше нравится оборотень, — она закатывает глаза. — И я хотела его убить как раз. Может, за это меня и наказали?

— Кто наказал? — уследить за её мыслью оказывается делом непростым, и Алукерий берёт мочалку... Откладывает её снова и принимается стаскивать с себя рубашку, чтобы после нормально помыться. — Ты, что же, писать умеешь? Кто позволил тебе учиться, ты из знатного рода?

Ира смеётся, будто, чтобы скрыть стеснение, щёки пылают.

— Аа... Ты так и собираешься тут сидеть? Я же королева, да? Можешь... — машет рукой, — ну, не раздеваться. И выйти? А у нас, — добавляет спешно, — все писать умеют, это обязательно. Я из будущего. Наверное, можно так сказать.

— Из какого ещё будущего? Такого не бывает, чтобы по времени смертные туда-сюда скакали! — он вешает рубашку на бортик, почему-то рядом с Ирой.

И от рубашки его исходит на удивление приятный аромат, который ей не знаком.

Глава 7. Таков путь

Поясницу ломит, голова гудит от постоянного бормотания, доносящегося с заднего сидения хриплым шёпотом: «бараньи потроха. Собачий хвост... О богиня нечестивых...»

Таксист в очередной раз закатывает глаза и на всякий случай блокирует дверцы, всё ещё находясь под впечатлением от того, как она недавно ломанулась из машины с кличем: «за Эзенгард!» — заметив мигающий красным светофор и проезжающую мимо них фуру с изображением китайского дракона.

— Приехали, дамочка, — останавливается он напротив высокого здания из метала и стекла, и называет сумму. В это время, не выходя из машины, услужливо приоткрывая дверцу молодой стройной женщине в полушубке, с рыжей собачкой в руках.

— До вокзала подбросите? — улыбается она, не обращая на Изиду никакого внимания.

Дурацкое сердце ляпает, будто норовит вбиться в спину, Изида морщится, потная, отёкшая с колокольным звоном в голове.

— Скажи мне лучше, — морщится она, — почему вы немощных не убиваете в детстве? И для чего, баранья шерсть, вам нужны старики?

Таксист смотрит на неё непонимающе и вздыхает.

— Плати и иди с миром. Меня клиент ждёт.

Собачка в руках женщины звонко лает, как бы подкрепляя этим его слова.

Изида обращает на неё внимание и подрывается вперёд, ударяясь макушкой о крышу.

— В твоих руках зло! Ведьма!

Женщина отшатывается, прижимая собачонку к своей груди и возмущённо поднимает брови.

— Ненормальная! — кричит она и замахивается на Изиду сумочкой. — Сама ты зло!

Изида пытается выйти из машины, но дверь заклинивает. Терпения не хватает, она старается протиснуться через дверцу у переднего сидения, придавив таксиста, но лишь застревает. Лицо краснеет, пот на глаза течёт ручьём.

— Выпусти меня, не видишь, что здесь происходит! — орёт она, пытаясь добраться до собаки, принимаясь шептать заклинание защиты.

Таксист в ответ матерится. И женщина спешно выходит из машины, пинает колесо каблуком сапожка и убегает прочь.

Изида переводит взгляд на таксиста.

— Нет, ты видел, у вас тут совсем все с ума посходили? Рыжие псы, да средь бела дня, да как на город этот не пала, баранье ухо, кара небесная! Богиня проклятая здесь обосновалась со своими блохастыми подонками? А ты не промах, — лицо её растягивает улыбка. — Что за заклинание прочёл?

— Древнерусское, — цедит он сквозь зубы. — Иди уже, иначе прочту его и на тебя! Надо же, на мою голову свалилась... — он заводит двигатель, бледнея от охвативших его эмоций.

И не он один, Изида чувствует, как всё тело охватывает колкий, вибрирующий холод, сидеть становится тяжёло, перед глазами мутится, но мысли — трезвые и быстрые — бьются в медленно отключающейся голове, собирающиеся в ответ мужику, но...

Он пугается, наблюдая за тем, как эта ненормальная теряет сознание. С ловкостью фокусника выхватывает из бардачка бутылку минералки, открывает пробку и — в лицо Изиде летит шквал брызг.

— Скорую вызвать? Эй! — трясёт её таксист за плечо.

Изида очухивается с гортанным звуком и хватается за шиворот мужика, уже будто по привычки притягивая его к себе.

— Это тело... Это тело — тело барана! Овцы... Мне нужно другое! Мне нужен лекарь! Ты! Почему лицо такое мерзкое так близко от меня! — она кривится и отпускает его.

Он промаргивается, будто сам только очнулся и выходит из машины, чтобы открыть для неё дверцу и, если надо, вытащить Изиду на улицу.

— Вылезай! Вылезай, не надо платить.

— Конечно, не надо! Ещё я тебе не платила! Собаки... — она, пыхтя и с огромным усилием, выбирается из жестяной колесницы и оглядывается по сторонам. — На руках держать... — всё ещё не может успокоиться. — Чёртова ведьма!

Взгляд натыкается на домишко жёлто-красный рядом с громадным серым зданием. Домишко манит к себе, сладко замирает сердце.

Изида скалится: мужик у неё там что ли?

Таксист спешит уехать, обрызгивая её грязным влажным снегом.

А по плечу Изиды внезапно хлопает рукой хорошенькая девушка лет двадцати пяти. Волосы чёрные, волнистые, лицо накрашено, на голове пушистая светлая шапочка.

— Что, Ирк, снова жрать собираешься? Даже не смотри в ту сторону! И вообще, где тебя носило? Кирилл Михайлович там рвёт и мечет!

Изида отступает от неё, кривясь.

— Держи свои руки при себе, девочка! Куда не смотреть, а? Что там?

— Ватрушки, — хихикает она. — Но времени всё равно нет, идём! А то меня с тобой увидят... В смысле, — улыбается нагло, но будто не желая обидеть: — подумают, что и я где-то с тобой пропадала в рабочее время. А я тайком, по делам. Ты никому не говори! — и Ольга направляется в сторону фирмы.

Изида плюёт ей в след.

— Знаю я таких, чую лисиц за милю, и шкуру твою спасать не собираюсь. Плутни чужие я буду пресекать! — с этими словами она подходит к домишке, где за стеклом булки и старушка. — Ай, и что ж тут такого? А тебе сколько лет, старая? — Изиде будто больно глядеть на чужие морщины.

— Вот ведь, — машет та на неё руками, — шестьдесят всего, разве же старая? Ирочка, ты чего? Ой, милая... — она спешит выйти к ней, по пути поправляя на себе красный фартук. — Выглядишь как! Божечки! Чего бледная такая? Тебе кофе? Ватрушку? Твою любимую? — она подводит её ближе к кассе и начинает суетиться вокруг.

Изида хмурится, но замечает, что бабки в здешних землях не все одинаковые, а потому выдыхает грустно:

— Шестьдесят — давно уже пора... Что там у тебя? Давай. Сердце к лавчонке твоей тянется, а ты, — сводит брови, — хоть заклинанье то знаешь против рыжих? Много здесь их, уж не знаю, по мою ли душу. Вот, старуха, — Изида с видом благодетельницы делится словами, что услышала от таксиста.

Та меняется в лице, оторопело замирает, но затем принимает всё за шутку и хохочет. Подаёт ей кофе в стаканчике и пакет ватрушек, а так же два пончика в сахарной пудре и пирожное со взбитыми сливками.

— О, милая, это работает на многих, и на рыжих, и на чёрных... — она поправляет свои крашеные, светлые волосы и всё-таки смотрит на себя в витрину. Старуха, как же... — Приятного аппетита! Беги пока, потом заплатишь. Даже я слышала, что тебя ищут давно. И помни, что ты мне обещала!

Глава 8. Баранье дерьмо

Ну вот, наконец, нормальный мужчина, вполне себе во вкусе Изиды. Она молчит несколько секунд, обдумывая его выпад. Всё ещё с месивом из косметики на месте лица, встрёпанная и потная. Это всё ужасно неприятно, больше всего хочется принять ванну. А лучше — скинуть эту толстокожую шкуру и выдохнуть.

— Ты держишь её здесь, как я поняла, чтобы унижать человека за то, что он похож на свинью. Не понимаю — не нравится, не нанимай! Это поведение не достойно лидера. И, — присовокупляет, плюнув под ноги, уперев руку в бок, — по-моему, ты слишком много навешиваешь на бедную девочку!

Он бледнеет, но решает держать себя в руках и бросает взгляд на папку, которую Изида прижимает к себе локтем.

— Отчёт готов, бедная девочка?

— А разве это моя работа? А то странно как-то, что это баранье дерьмо пришлось взять домой.

Изида снова щурится, что её не красит.

— Хватит выражаться, тебе это не идёт, — фыркает он, цепляет Изиду за рукав с брезгливостью на лице, и тянет за собой дальше по коридору. — Если бы успевала всё делать здесь, не приходилось бы брать работу на дом.

— Да не верю я, что она не успевала, память-то у меня есть!

Частично это правда. Хотя больше похоже на интуицию. Она может заглянуть в чувства Ирочки и задать вопрос, а затем отметить, на «да» или «нет» отзывается сердце.

— Не надо вот только дуру из меня делать!

Он смеётся зло и ровно своим звучным, глубоким смехом и открывает дверь в свой кабинет.

Там панорамное окно, простор, тяжёлый стол, зеркало на стене и несколько огромных вазонов с фикусами, что достают до потолка.

Много света, стекла, пахнет чистотой. У стены стеллаж с документами, книгами и грамотами.

— Дуру ты делаешь из себя сама, Ирочка. И так ты благодаришь меня за эту работу? Дай сюда! — выхватывает он папку, с громким хлопком бросает её на стол, открывает и принимается изучать документы.

— А я не понимаю, какого барана ты орёшь на меня, когда эта лиса пришла в то же время, что и я! Как насчёт того, чтобы раздеть её и отхлестать по спине?

Кирилл поднимает на неё ошарашенный взгляд.

— Что ты несёшь?! — взрывается он. — И если ты про Ольгу, разве вы не подруги? Лучше скажи, почему отчёт не доделан, где другие документы, что с тобой не так?! — он хватает бумаги и начинает трясти их перед её лицом, наступая. — Ты оштрафована! Ты хоть понимаешь, как подвела меня?

— Ольга — вот-вот, подходящее имя для лисицы! Звучит, словно монетки падают, — Изида снова плюёт на пол, не зная как ещё выразить свои чувства за неимением демонской силы. — А тебе видно нравится, как она задницей виляет, ясно, понимаю, — у неё у самой в замке всегда есть мужчины — так, для услаждения глаз и некоторых потребностей. — Но это несправедливо, когда одной всё, другой при том же — ничего. Не нравятся телеса мои? Ну и зря, — она ухмыляется.

— Не нравится своё здесь положение, не держу!

Она смеётся, и смех этот пусть и звучит непривычно, вполне себе выражает все её эмоции.

— Да, работа эта мне не подходит. Я найду другое занятие, чем унижаться перед смертным. Плати за то, что уже сделала.

— Ты мне здесь не указывай. Пошла вон, дура! — он швыряет в неё бумагами, открывает дверь и ждёт. — Посмотрю на тебя, когда на коленях ко мне приползёшь!

— Баран... — кривится Изида. — Вот, бараний рог! Плати чеканной монетой, живо! Подвела я его, видите-ли! А ничего, что у меня брат — дерьмо? Сидит в доме, жрать хочет! Сосед, мерзкий, руки распускает! Бабка всё никак не умрёт и никто не вмешивается! И снег всюду, хуже которого только рыжие псы!

Изида наступает на него.

— Баранье ухо про деньги говорил, ты мне должен, я знаю!

— Какой ещё монетой, что ты несёшь? И это не мои проблемы! Я сейчас охрану вызову, поняла? — и тут он сбавляет тон и холодно усмехается. — За официальную работу свою ты зарплату получишь. Только вычту из неё.

— Так, значит, да?

Изида отступает. Бросилась бы на него, да оторвала кое-что, что в человеке от барана. Но ей ясно, что это всё только усложнит, а потому лишь усмехается:

— Я проклинаю тебя, Каруил Михаловило!

Он не сдерживает смех и шире открывает дверь, бормоча себе под нос: «вот дура же оказалась, дура».

***

Она идёт по узкой дорожке, единственной здесь очищенной от снега.

Прохожие сторонятся её, косо смотрят, думают, наверное, что больна.

Изиде тяжело, жарко, и одновременно с этим холодно из-за колкого ветра, бьющего в покрасневшее лицо.

Сердце ноет в груди, желудок сводит от голода.

Руки сами собой лезут в пакет с едой, который дала ей та старуха. Изида пробует что-то мягкое и липкое, похожее на затвердевшую пену и останавливается посреди дороги, даже не обращая больше внимания на проезжающие мимо вонючие колесницы.

Всё грохочет вокруг, мельтешит, новое тело то и дело даёт сбой, денег, похоже, больше не предвидится... А для Изиды прекращает существовать всё и вся, кроме этой тающей во рту сладости.

Она приходит в себя только тогда, когда в пакете не остаётся ничего. С недоумением смотрит прямо перед собой, боясь пошевелиться и обнаружить, что стала ещё тяжелее, и облизывает выпачканные в креме губы.

— Нет, с этим надо будет что-нибудь сделать... — даёт она себе указание, хотя и надеется, что долго ей терпеть эту тушу на себе не придётся.

И в следующее мгновение Изида понимает, что совершенно не знает, куда ей идти. Что-то подсказывает ей, что она свернула не туда и окончательно заблудилась. Ирочка этой дорогой никогда не ходила.

Но Изида обретает спокойствие, когда взгляд её падает на вывеску с изображением щита и двух скрещенных мечей над дверями какого-то здания.

Она идёт туда, колесницы тормозят и сигналят, но Изида старается не смотреть на них и упрямо продолжает путь.

Она заходит в здание, протискивается по узкому коридору к лестнице, ведущей наверх. Поднимается по ней, с каждой ступенькой вспоминая по проклятию. И оказывается в просторном зале, где странно одетые люди размахивают мечами, разучивая какой-то приём.

Глава 9. Интерес демона

— Что ты про псов говорил, я прослушала... — тихо признаётся Ирочка, вытирая с губ куриный паштет. Они в трапезной, и только еда по-настоящему может её сейчас успокоить.

Анд сидит напротив и с хрустом отрывает ножку от тушки запечённой индейки, с опаской наблюдая за тем, сколько ест Ира.

— Рыжие псы. Они слуги богини огня. Собаки — добрые животные, полезные. Но не рыжие. Даже видеть их считается дурным знаком, не то, что касаться. Или быть облаянным ими. Или раненым. Лет пятьдесят назад это случилось... — он убирает упавшую на лицо прядь тёмно-красных волос и протягивает Ирине кубок с вином. — Стая рыжих псов спустилась с вулкана, пересекла город, находившийся внизу, а к вечеру произошло извержение. Лава сменила стаю псов, бежала тем же путём, и пепел укрывал собой её путь...

— Подожди-подожди, — прожевав, Ира вытягивает палец и указывает на потолок, — а что если это просто случайность? Хотя да, у вас тут магия... И боги... это типа демоны? Или как в греческой мифологии? Ну то есть... Не знаю, как объяснить.

Анд качает головой и отмахивается от неё, как от ребёнка.

— Нет, демонов ты видела. А боги... это нечто необъяснимое, чистая сила.

— А я, — выходит к ним Алукерий, — не сила, получается? — щёлкает он пальцами, и над ними зажигается зелёный огонёк.

Анд тяжело вздыхает и возводит глаза к потолку.

— Ты нечто среднее между людьми и нечистью. И, к слову, что ты здесь делаешь до сих пор?

Но Алукерий пожимает плечом и смотрит на Ирочку.

На нём сейчас белая полупрозрачная рубашка с пушистым воротником и широкими рукавами, стянутыми розовой лентой на запястьях.

Ирочка заглядывается на него и прикрывает рот ладошкой, странно хихикнув.

— С этой штукой над головой ты был похож на персонажа одной игры... Племяшка моя любит такое, — на этом взгляд её грустнеет, а рука тянется к отбивной. — Всё-таки, всё что-то у вас немного пресное...

— Вот с этим? — Алукерий усмехается, смотрит как-то по-доброму своими блестящими яркими глазами, и снова щёлкает пальцами, заставляя зелёное пламя вернуться и зависнуть в воздухе. — Что за игра? Я много знаю игр.

Это почему-то смущает её, щеки едва заметно алеют, что смотрится как минимум странно...

Иссиня-чёрные, блестящие волосы Изиды сейчас убраны в толстую косу, что Кер видит впервые. Из-за слабеющей в ней демонской силы она кажется более хрупкой. Кожа больше не имеет того сероватого оттенка, что был прежде.

Смотрится странно. Но красиво. И всё же.

— Тело её долго не протянет без хозяйки.

Анд, который всё это время зло наблюдал за их переглядками, меняется в лице и поднимается из-за стола.

— Что? Она может погибнуть?

Сейчас он почему-то кажется ещё более высоким и не таким устрашающим. Волосы цвета красного, жгучего перца, выглядят темнее. От камина по помещению разливаются алые мягкие всполохи. Подбежавший к Анду пёс проводит языком по его ладони. И Анд, не глядя, рассеянно треплет его за ухом.

— А то, — выдыхает Алукерий, — думаешь тело Госпожи вытерпит её долго?

Ведь Изида вечно молодая из-за демонских чар, завязанных на душе, а душа - далеко.

Ира на этом давится едой, заходясь в кашле.

Так странно. Они стоят встревоженные: обманутый демон, которому приходилось быть слугой и враг, собирающийся отнять у Изиды власть, или, по меньшей мере, разделить её, что, впрочем, для неё одно и то же. Стоят, сверлят друг друга задумчивыми взглядами и ищут решение.

Догадывается ли Тёмная Госпожа, что дома её... ждут?

— А ты, у вас ведь с ней был договор? — Анд надеется узнать подробности. — Тебе... Говори правду, тебе выгодно её возвращение или нет?! Ваша связь может помочь? — он выглядит так, будто вот-вот схватит Алукерия и вытрясет из него душу. Или что там у демона вместо неё?

— Выгодно, не выгодно, а ухудшить ситуацию я не смогу физически, погляди...

Кер, виляя бёдрами, гибкий и опасный, подходит к Ире и, схватив со стола нож, подбрасывает его в воздух и ловит у горла Госпожи. Острое лезвие упирается в едва заметную вязь вен.

На его золотистой коже загораются символы, он морщится, вокруг начинает пахнуть палёным мясом.

Ира отшатывается, удивляясь, как её не замутило, и выходит из-за стола.

На ней платье из странной, будто бархатной ткани тёмно-синего цвета с чёрными вставками. Облегающее непривычно тонкую талию, в пол. У Изиды вообще странное тело, и Ира не знает, сможет ли к нему привыкнуть. Острая стройность сочетается с тонким рельефом мышц, некоторая угловатость переплетается с хорошими формами, всё будто высечено из камня.

— Это касается даже мыслей о том, чтобы навредить. Я, быстро поддался её рукам... — он гадко ухмыляется, переводя на Анда взгляд. — Так что насчёт того, чтобы быть её мужем — забудь.

Анд бледнеет скорее от злости, чем беспокойства, и в мгновение ока оказывается рядом с “Изидой”. Цепляет её за подбородок, заставляя поднять голову и осторожно, медленно проводит пальцами по её шее, проверяя, точно ли всё в порядке. После чего пронзает Алукерия тёмным взглядом.

— Ты бы не рисковал так... — голос его низкий, в нём слышится угроза. — Что касается проблемы, — он, сам того не замечая, обнимает Изи... Иру за талию и притягивает её к себе, продолжая: — госпожа ведь устроила это сама. Верно? Неужели ты даже не знаешь, как? Ничего не знаешь?

Алукерий закатывает глаза и хрустит шеей, запрокинув голову, глядя в тёмный потолок со свисающей паутиной.

— Ну, ты знаешь, я был так взволнован из-за всех этих событий! Мне хотелось баюшки... Я укрылся медвежьей шкурой, устроившись у камина. И сладко заснул. А, знаешь, что мне снилось? В том сне была ва-а-анная. В общем, — меняет тон и валится на стул, закинув ноги рядом с мясом и варёными овощами, — я ещё ничего не проверял. И нет, Изида не успела со мной ничего обсудить. Но, может быть, мне удастся провести один обряд, чтобы связаться с ней...

— Так проводи! — Анд, наконец, отпускает Иру и начинает мерить шагами пол. — А ты, — устало бросает он в её сторону, — иди спать...

Глава 10. Меч и ножны

Алукерий показывает Ирочке свои покои. Ожидаемо всё багровое, посреди комнаты стоит огромный камин, рядом — медвежьи и бараньи шкуры. Никакой кровати нет, окна занавешены, воздух пропитан острыми нитями дыма.

— А ты не скучаешь? — вдруг спрашивает она, переминаясь с ноги на ногу.

— Чего? — мешая угли в камине, Кер поворачивает к ней голову так, что у простого человека вполне вероятно сломалась бы шея.

— Ээ, — Ира отступает на шаг. Демон не может наглядеться на выражение испуга в жгучих синих глазах Госпожи. А потому ухмыляется. И это не помогает. — Ну, по Аду? Я думаю, у вас же не тот же Ад, что у нас. Просто мир такой, да?

— Ад един, — мрачно заявляет Алукерий и достаёт кинжал, лезвие которого было по рукоять в специальном отверстии в стене. — Не скучаю. Мне здесь нравится, я, это, падок на человечность, вот.

— Может, — не понимает она, глядя то на выход, то на оружие в его руках, — на человечину?

— Что? — морщится Алукерий, подступая, — ну ты и жесткая, почти как Госпожа. Раздевайся, — козлиные глаза сверкают.

***

— Мамаша? — не понимает Изида. — Я вижу, тут ратному делу обучают, а мне работа нужна.

— А, так ты не за ребёнком... — он подходит ближе. — Уборщица у нас уже есть, прости.

— И снова они делают выводы, исходя из веса! Что это за мир?! — Изида скашивает куда-то глаза, будто говорит кому-то. — Вам тут что, тоже надо, чтобы талия осиная и грудь упругая? Милый барашек, — голос её на мгновение делается едва ли не ласковым, что идёт в резонанс с её видом, — дай мне меч!

На этом она стаскивает с себя влажную, тёплую и тяжёлую одежду.

Он смеётся, смеются и парни, что подходят ближе, заинтересовавшись их разговором. Все подтянутые, симпатичные. У одного только в волосах седина и шрам пересекающий широкую, тёмную бровь. Что, в общем, мужчину совсем не портит. Остальные совсем ещё молодые, от лет шестнадцати и старше.

— Ну, держи, — подкидывает он меч, ловко ловит его за рукоять и протягивает Изиде.

Изида рассматривает это что-то придирчивым взглядом, проводит пальцами по краям и сдерживается, чтобы не плюнуть мужчине в лицо.

— Это. Что? Я сказала меч мне дай!

— Вот, типа меч, — хмурится он. — А ты, что, думала будто мы настоящими железяками махаемся?

— У меня есть, — ухмыляется мужчина со шрамом, — но не думаю, что кому-то его доверю...

— Зачем ты вообще его притащил? — спрашивает у него светловолосый парнишка, что стоит рядом, и смотрит, как на чудака.

Тот пожимает плечами, улыбаясь.

— Это штука даже не очень-то сбалансирована, кто делал, кому копыта бараньи оторвать!

Изида, оставшись в скрипучих штанах и нижней кофте, с болтающимся шарфом с бантиками вытягивает руку с «мечом» вперёд, щурится, плюётся и выбрасывает то, на чём гордость ей не позволит драться.

— Молодца своего покажи, — переводит взгляд на мужчину, что сказал про настоящий меч. — А я тебе скажу, баран ты или нет.

Он, оскорблённый её словами и недоверием, отмахивается от паренька, который открывает рот, чтобы возразить.

— Да что она, маленькая? — и идёт за своим мечом, сделанным под заказ у мастера, которого Глеб откопал невесть где. — Ну пробуй... — скрепя сердце протягивает он Изиде своё оружие, наблюдая за ней цепким и сосредоточенным взглядом.

И все вокруг отступают.

Изида цокает:

— Ручки-то слабенькие у девчонки! Эх.

Она по очереди вытирает ладони о штаны, морщится из-за мерзкого звука, потягивается, хрустнув всем, чем только можно в этом громоздком теле и вытягивает руку с тяжёлым мечом, а затем рассекает им воздух.

— Меч, конечно, не для полководца, нет... — кривится, но уже не так, как минуту назад, — Работа грубая, но рубить головы можно, — на губах появляется лёгкая, нежная улыбка.

Она представляет рядом Анда во весь рост. Волосы его пусть разметает ветер, а взгляд будет направлен только на неё.

— Враг будет повержен, — усмехается и наступает на видимого только ей противника.

Он достаёт свой меч и начинается бой.

— Во баба даёт, — выдыхает Глеб, пожирая её взглядом. — Слушай, — глядит на того, кто первым заговорил с Изидой, — ты ж хотел это место популярнее сделать. Нашёл уже инструктора, нанял кого?

— Ты думаешь... — он не договаривает, возвращая внимание толстушке, ставшей вмиг какой-то даже гибкой и проворной с мечом в руках. И в тёмных раскосых глазах его мерцает сомнение пополам с интересом.

— А почему нет? Загрузим в интернет видео с ней, оно представь, как разлетится! — Глеб толкает его плечом и кивает в сторону паренька, который снимает Изиду на телефон. — Живая реклама. Да сюда толпы ходить будут. Это же нелепо... И, что б меня черти драли, круто как!

— Мм... — он продолжает наблюдать за толстушкой, и ухмыляется. — Эй, мамаша! А хватит тебя на пару занятий в день? Работа не нужна? По субботам и вторникам.

Изида не отвечает, разрубая Анда на мелкие кусочки.

— Фух, — ухмыляется она, оборачиваясь к мужикам, — даже легче стало. Сколько платить будешь?

— Ну, не обижу, — усмехается он. — Тысяч пятнадцать, плюс-минус, как дела пойдут. Будет больше людей на занятиях, больше и зарплата, так у нас делается.

Изида побрасывает меч и ловит в воздухе за рукоять. Это заставляет мужчин вздрогнуть, всё же, не пластик вверх подкидывает.

***

Вместе с Алукерием Ирочка лежит под тяжёлыми шкурами и тяжёло дышит, глядя в огонь.

Господи, что ж она делает-то...

Ладно, с Андом, казалось, всё словно эротический сон, а теперь-то?

Одновременно и довольная и несчастная, она приподнимается и задумчиво касается себя пульсирующими пальцами, проводит линию от хрупких плеч к ключицам и чуть ниже.

Алукерий не сводит с неё своих странных мерцающих глаз. Вокруг на полу разгораются странные символы, и такие же начинают проявляться на коже Ирочки едва заметным сиянием.

— Ну, что могу сказать, — потягивается Алукерий, — госпожу я совершенно точно ощущаю... Но обряд проведём позже. Ещё проведём... — заканчивает он как-то странно, и валит Иру на шкуру, нависая сверху. — А то ты на праздник опоздаешь. Он сегодня в честь победы Анда и вашей свадьбы.