Ну и кто теперь дура?

ПРОЛОГ

Открываю заднюю дверь и беспардонно устраиваюсь в дорогом кожаном салоне. Пахнет тут так, что у меня коленки в миг ватными делаются. По рецепторам безжалостно лупят глубокие древесные ноты вперемешку с запахом пота, табака и мускуса. Мое дыхание невольно учащается, будто я пытаюсь надышаться им, пока он не вышвырнул меня из своего автомобиля, отдав приказ одному из подчиненных. Снова.

– У тебя десять секунд, – великодушно дает мне шанс покинуть его, не уронив достоинства.

В мою сторону даже головы не поворачивает. Видимо, осточертела в край. А я ведь так старалась… Я сегодня такая красивая! В роскошном алом платье из натурального шелка, перешитом по моей фигуре. И, знаете, это целое приключение – найти наряд по формам.

У меня большая грудь и широкие пышные бедра, но вместе с этим тонкая талия, почти осиная. Многим мужчинам нравится. Но не ему. Этот экспонат предпочитает тощих стерв, которыми до отказа переполнен его ночной клуб. Стройняшек-фитоняшек, на которых вся одежда, точно на манекенах, а не девушек с натуральными естественными формами. Со своими губами, со своими ресницами, с небольшим животиком.

– Три, – сообщает, будто все это время считал про себя.

А мне вот кажется, прошло гораздо больше, чем семь секунд. Или просто время останавливается, когда я любуюсь его мужественным профилем? Прямым крупным носом с небольшой горбинкой, широкими выступающими скулами, сейчас покрытыми щетиной, четким контуром губ, нетипично для мужчины длинными ресницами и соблазнительной ямочкой на подбородке. Черными как смоль волосами, уложенными по последнему писку. Моему. От одного только созерцания мне хочется пищать от восторга.

– Две.

Да точно прошло больше! Чего он тянет? Давай же, кричи! Рычи! Угрожай! Что ты там еще обычно делаешь? Вытолкни меня прямо на тротуар. Ударь. Может хоть это поставит мне мозги на место. Так нет ведь… суров и холоден он только на словах. И даже пальцем ни разу не коснулся. Даже случайно. Но как смотрит…

– Одна.

Он поворачивает голову и впивается в меня требовательным взглядом. Смотрит своими в тусклом свете кажущимися синими, как бескрайний океан глазами. А я тону. Захлебываюсь чувством!

Как он красив! Как мужественен! Лицо будто из гранита высечено… Рядом с ним я словно на краю крутого скалистого берега. Волосы точно развиваются порывами шального ветра, хотя на деле воздух в салоне даже не шевелится. На губах, которые я то и дело облизываю вдруг появляется солоноватый привкус. Клянусь, я даже вижу свечение за его головой. Совсем уж клиника, скажете? Так и есть. Но только этот свет – вовсе не от ангельского нимба. Этот мужчина – закат. Закат моей спокойной беззаботной жизни, моих девичьих грез, моих надежд когда-нибудь выйти замуж за хорошего простого парня. Кому нужен простой и хороший, когда землю топчут вот такие уникумы?

– Поехали, – отдает приказ водителю и тот плавно отпускает тормоз.

Величественная стальная громада трогается с места, но мое сердце разгоняется куда как быстрее. Он меня не вышвырнул! Не нахамил даже! Мы едем куда-то… вместе…

Пялюсь на него неотрывно. Каждую мимическую морщинку разглядываю, каждый шрамик. В животе чешуекрылые мигрируют, расправив яркие крылышки. Туда-сюда, туда-сюда. Так сладко в груди, так волнительно, так щемяще! Пока в область не выезжаем. И не сворачиваем на проселочную дорогу. И не останавливаемся прямо посреди леса.

В руке Видного появляется пистолет, и он направляет его прямо на мою глупую голову.

– Выходи, – отдает приказ таким тоном, что по позвоночному столбу проносится мороз. – По-хорошему не понимаешь, будем по-плохому.

Влюблена я, конечно, до чертиков. И знаю точно, что не выстрелит. Просто по причине того, что фигура я слишком незначительная, чтобы марать руки. Но то, как явно он дает понять, что я ему неинтересна наводит на размышления. Например, о смысле бытия. И о том, что я себя все-таки не на помойке нашла. Ни один мужик в мире не стоит ни моей жизни, ни безопасности.

– Доходчиво, – отвечаю спокойным ровным голосом, продолжая смотреть ему в глаза. Нелегко это дается, но не губы же дуть? Нет в этом никакого смысла. И если раньше казалось, что свой кусочек счастья я все же могу урвать, то этой попыткой меня запугать он все расставил на места. – Отвези меня домой, пожалуйста.

– Ты слышал, – бросает водителю, пряча оружие. Потом почему-то хмыкает, добавляя: – Домой.

Хмыкает и водитель. Но понимаю причину только когда мы останавливаемся возле дома. Его.

Как выходим из машины помню с трудом. Кажется, я оказываюсь настолько шокирована происходящим, что ему приходится открыть мне дверь и подать руку, чтобы хоть как-то расшевелить. В лифте держусь поодаль, все еще жду подвоха. Но в квартире…

Видный толкает меня к стене, едва хлопает входная дверь. Напирает своим мощным тренированным телом. И очень тихо говорит, склонившись к самому уху:

– Дура ты, Валь. – Спускается губами к моей шее, но не целует, а лишь жадно втягивает мой запах.

– Дура, – подтверждаю торопливым прерывистым шепотом. – Ну и что же мне теперь, не любить? Не жить? Довольствоваться меньшим?

– Одна ночь, – выдвигает единственное условие. – Одна, поняла?

– Я сюда не болтать приехала, – позволяю себе дерзость, обхватывая его за шею.

Получаю одобрительный смешок и решаю для себя – не буду стесняться. Я такая, какая есть. Я нравлюсь себе. И раз уж он пошел на это, то, как минимум, испытывает сексуальное влечение. Такой мужчина не будет делать ничего ни из жалости, ни из сострадания. Ему попросту не знакомы эти чувства.

Видный с первой минуты демонстрирует мне, неопытной дурехе, всю мощь своего темперамента. Вульгарно задрав мое длинное платье, он впивается пальцами в бедра, легко поднимает и разводит ноги, прижимая к стене. На мгновение залипает на моих глазах, а следом дарит желанный поцелуй. И если бы он не держал меня в своих руках, а бы сползла к его ногам, тотчас потеряв управление над телом.

Визуализация

Валентина

Вячеслав

Их куколка Мирослава

Глава 1

– Не в садик? – с надеждой вопрошает дочь, не успев толком открыть сонные глазки.

– В садик, – отвечаю с безжалостным удивлением и слышу ожидаемые капризы. – А чего ты хнычешь? – прохожу мимо кроватки к окну и распахиваю плотные шторы. Морщусь, будто мне лимонного сока в глаза накапали: противная морось и осенний холод еще ни разу не подстегнули меня к трудовым подвигам. – Мы же вчера вечером об этом говорили. Сегодня только четверг. Значит, тебе нужно в садик, а мне – на работу, – вещаю деловито, игнорируя попытки дочки расплакаться. – И завтра еще. Но зато потом… у нас будет целых два выходных дня! Классно же, правда?

Доча позитивных красок в моей тираде не находит. Из кроватки не вылезает. Оттопырила попку, уткнулась носом в плюшевого рыжего кота-батона и продолжает шатать мне нервы, выдавливая из себя натужные всхлипы. Актриса она уже хорошая, даром что всего три годика, но слезу по запросу настроения выжимать пока не научилась, компенсируя нехватку профессионализма хитростью. Глазок не видно? Значит, горько плачет. Мать, где твое сострадание вообще?!

Мое сострадание валяется где-то на дне полупустого кошелька, увы. Была бы моя воля, я бы весь этот дождливый день просидела со своей лялькой дома. У нас дел-то сколько накопилось! Пыль давно уже пора вытереть, плиту неплохо было бы почистить, полы помыть, да пирог испечь для поднятия боевого духа. Еще – порисовать пальчиковыми красками друг на друге. Выдавить из чеснокодавилки тесто-пластилин. Ну и спуститься на этаж ниже, где живет противная тетка, вечно жалующаяся на шум сверху в домовой чат, позвонить и убежать. Дел-то невпроворот! Но мне нужно на работу, ведь я воспитываю, кормлю и одеваю свою ненаглядную малышку одна. А значит, ей нужно в сад. Хотя бы неделю через две, пока не сформируется устойчивый иммунитет.

Соображать, как жить, пришлось буквально на ходу. Пока я витала в облаках, снова и снова перебирая в памяти лучшую ночь в своей жизни, почти не замечала скандалов, что разжигал отчим. Почти не слышала его переполненных ядом речей о моем распутстве. Игнорировала ушат помоев, что он выливал на Видного. Слава в его представлении – исчадие ада. Цитадель пороков! В нем лично сосредоточено все зло этого мира. И то, что я спуталась с ним, ставит меня на еще более низкую ступень в глазах общественности.

Конечно, в какой-то степени виновата я сама: рассказала маме. Как же не поделиться своим счастьем с самым близким человеком? Мама тоже поделилась, со своим вторым мужем. Хочется думать, из лучших побуждений. Переживала за меня. Боялась. Видный он же… личность, можно сказать, культовая в нашем городе. И слухов много ходит, которые, скорее всего, не такие уж и слухи. Понять ее можно, правда? Я и поняла. Как только выяснилось, что беременна, взяла все свои скудные сбережения, не отказалась и от взятки от родительницы, и уехала в соседний город. Оно мне надо, эти нервы?

Поначалу снимала угол у одинокой старушки. Платила только по счетчикам, помогала по хозяйству, закончила курс парикмахерского искусства. Ну чем-то же на жизнь нужно было зарабатывать? Институт пришлось бросить. Он в другом городе, да и работать инженером-технологом я, в общем-то, не собиралась.

Когда почти пришел срок рожать, старушка внезапно отдала Богу душу. И тут-то выяснилось, что не так уж она и одинока. Из квартиры меня поперли, фактически, в роддом. И вышла я, такая вся из себя счастливая с крошечным свертком на руках, на улицу. Как вспомню – плакать хочется. А тогда ничего, выкрутилась. Некогда было слезы лить, да и нельзя. А ну как молоко пропадет? На смеси денег у меня точно нет.

Так и живем до сих пор с дочкой в той же квартире, что удалось снять день-в-день. С хозяйкой отношения прекрасные, только эта грымза этажом ниже то и дело норовит капнуть дегтя в мою бездонную бочку меда.

– Как тебе это удается? – с брезгливой интонацией интересуется Светлана, когда я прохожу в салон, стряхивая капли дождя с зонта.

Ничего светлого в этой женщине, кроме имени, нет. Несмотря на должность администратора, которая (по моему скромному мнению) должна включать хотя бы доброжелательность, она люто ненавидит все и всех. Кроме меня, разве что.

– Это? – улыбаюсь еще шире, подначивая ее.

– Вот это, – обводит пальцем в воздухе мое лицо. – Жизнерадостность, – добавляет, передернув плечами, будто ничего омерзительнее в жизни не видела.

– Так у меня все замечательно, – пожимаю плечами и захожу за стойку, посмотреть по компьютеру записи. – Отлично! – заключаю удовлетворительно.

– Да где же… даже на обед времени нет.

– Как и у меня на новые джинсы, если перестану влезать в эти.

Светлана не выдерживает и все же прыскает. А я едва успеваю вымыть руки и надеть фартук до первого клиента.

Часы показывают одиннадцать, когда телефон впервые начинает вибрировать. Прерваться не удается до часу, но внутреннее напряжение нарастает, когда мама начинает звонить чуть ли не каждые пятнадцать минут. И к моменту, когда перезваниваю, в принципе, уже знаю, чего ждать.

Она плачет, горько и страшно.

– Когда похороны? – спрашиваю прямо.

– Уже были, – всхлипывает мама. – Не хотела тебя дергать, да и Мирочке все это не по возрасту…

– Мам, ну чего ты, я бы приехала, – мямлю, но выдыхаю с облегчением.

– Да только вот, – продолжает мама, будто не слышит меня, – никак не получается справиться у меня одной. Уже месяц как, а я все плачу, да плачу, места себе не нахожу, – выговаривает с трудом. Так жалобно, что у меня живот спазмом скручивает. – То вроде ничего, попустит, а как ночь…

– Мам, ну, не плачь…

– И я попросить хотела, – договаривает быстро, переходя к цели звонка, – может вы могли бы с Мирочкой приехать? Хоть на денечек…

Понимаю, как тяжело ей дается ее просьба. Она, фактически, сама же меня, беременную, выставила. Чисто технически, конечно, позволила уехать, но факта это не умаляет. Но ведь и я говорила, что справлюсь. Что так будет лучше для всех. В последнее верю до сих пор… а вот справляться, если начистоту, устала.

Глава 2

Так муторно на сердце, почти не спала. Занимаюсь дочкой с удвоенным рвением, драю квартиру, скачу веселой козочкой, лишь бы мысли ни одной не пропустить. Так было просто принимать факт, что женщины для него лишь развлечение, а тут… свадьба. Семья. Потом и дети, как без них?

– Мирочка, бабушка на работу, – щебечет мама из прихожей.

– Иди попрощайся, – подсказываю дочке, а та отчаянно трясет темными кудряшками. – Мирунь, обними бабушку. Ей будет очень-очень приятно.

– Не хочу, – капризничает малышка и отворачивается от меня, опустив голову и перебирая маленькими пальчиками тряпочку, с которой помогала мне с уборкой.

Выхожу сама и немного виновато развожу руками. Хотя, вины за собой не чувствую. За ребенком, которая вчера увидела родную бабушку впервые – тем более.

– Не привыкла еще.

– Ну, ничего, – силится улыбнуться мама. – Понимаю, конечно…

Мозгами – да. Против логики не попрешь. Но сердце разрывается, заметно по движению руки к груди.

– Привыкнет, – глажу маму по плечу и целую в щеку. – Ты до скольки?

– К семи уж буду.

– Отлично, вместе поужинаем.

Закрываю за ней дверь и выдуваю. Вот так вот, мама, ребенка своего на мужика менять. Жалко ее. Хотела любви, а получила соседа по квартире и шарахающуюся внучку.

– Мамочка, а когда мы домой поедем? – невинно интересуется дочка.

– Так мы же переехали, забыла? – улыбаюсь и убираю тонкие пушистые волосики со лба. – С бабушкой теперь будем жить.

И дядей.

– Не-е-ет! – хнычет доча. – Я хочу домой! Не хочу с бабушкой!

– Почему, зайка? Бабушка хорошая. Она тебя очень-очень любит.

Только ни разу не нашла времени приехать, чтобы хоть посмотреть.

– Подарки тебе передавала, помнишь? Вон ту куколку кто купил? Бабушка! Хорошая куколка, одна из любимых!

Я. Я купила эту куклу. Но бабушка перечислила деньги на подарок.

– Плохая! Не нравится мне!

Дочь хватает игрушку за волосы и кидает в сторону.

– Иди обниматься, – тяну к ней руки и тесно прижимаю к себе. Целую в сладкую щечку, в голову, отмечая, как она оттаивает. – Вот я когда старенькой буду, ты меня разве оставишь? – жду ответ и подсказываю: – Нет.

– Нет, – повторяет ребенок, обнимая меня маленькими ручками за шею.

– Спасибо, солнышко. Мне очень приятно это слышать. Я тебя люблю.

– И я тебя.

– А еще, я люблю свою маму. Как ты меня. И не могу ее оставить, понимаешь? У нее никого, кроме нас с тобой, больше нет. Ей очень грустно одной.

– Почему ей грустно одной?

– Ну… эм… у нее был муж, но его забрал Боженька. На небо.

– Как папу?

– Нет, зайка… – мямлю, уже жалея, что вообще затеяла этот разговор. – Твой папа, он… просто далеко, но не на небе. Просто он еще не знает, что у него есть такое сокровище.

– А когда узнает?

– Там, где он, нет связи. Ни телефона, ни даже почты, представляешь?

– Нет, – честно отвечает малышка.

И я. Но что еще я могу ей сказать? Что своему папе она не нужна?

– О, а давай мебель двигать?! Сейчас такое тут устроим! Только нужна швабра… справишься со шваброй? Там наверняка сто-о-о-лько пыли…

– Сплавлюсь! – решительно отвечает дочка.

Что я буду делать, когда она перестанет так легко переключаться? Может, стоит уже задуматься о том, чтобы подыскать ей папочку? Только вот один нюанс – несмотря на то, что Видный не захотел меня даже видеть, я до сих пор люблю его. И не виню в том, что он не пожелал ребенка от случайной любовницы. Предупреждал? Предупреждал. И далеко не единожды. Он все равно лучший из знакомых мне мужчин.

Глупая, скажите? Ну да. И что же мне теперь, не любить? Таить злобу и обиду на сердце? Да вот мне больше заняться нечем. Диван сам себя не подвинет.

– Готова? – спрашиваю у Миры.

– Готова!

Встаю в позу, уперевшись руками в подлокотник дивана, напираю, поднатужившись.

– Здравствуйте, – слышу мужской голос от двери.

От неожиданности падаю коленями в пыль. Пищу от боли, проткнув чем-то кожу. Одной рукой держусь за подлокотник, а второй подтягиваю к себе дочь.

– Кто Вы?! Как Вы вошли?!

Надо бы сохранять спокойствие и не пугать ребенка, но подскочившее от испуга и боли давление мешает мозгу нормально функционировать.

Мира, естественно, реагирует на мою истерику громким плачем. Ревом, я бы даже сказала.

– Ключи, – мужчина поднимает руку, показывая связку. – Договор аренды, – поднимает вторую. – Не хотел напугать.

– В таком случае, надо было приезжать в четверг! – рявкаю раздраженно, поняв, что моей спокойной жизни пришел конец гораздо раньше, чем я планировала.

– Почему? – мужчина в недоумении приподнимает брови.

– В смысле почему?! Потому что должны были только в четверг! А сегодня…

– Вторник. И я действительно мог бы приехать в четверг. В прошлый.

– Зайка, ну все, – переключаюсь на дочь, пытаясь осмыслить происходящее. – Все хорошо. Этот дядя, он…

Пиздец. Этот дядя под два метра ростом, не способный пройти в дверной проем с расправленными плечами теперь будет жить с нами! Нет, с этим надо что-то делать… снять отдельную квартиру, вот что!

Спокойно, спокойно… Дышим…

– Мирунь, все хорошо. Мы не успели поговорить, это хороший дядя. Он тоже будет жить у бабушки. – Дочь отвечает горькими рыданиями мне в плечо. – Солнышко, – сама уже почти что хнычу. – Так надо…

– Давайте я… в четверг приду, – подает голос мужик.

Перевожу на него взгляд и вижу гримасу страдания на лице. Трогают детские слезы? Что ж, может, не так уж все и плохо.

– Это мало что изменит, – возвращаюсь к адекватному состоянию. – Можно договор? И паспорт.

– Конечно. – Он достает документы и оставляет вместе с договором на другом конце дивана, не рискнув подойти ближе. – Честно говоря, я сам в ах… шоке, – вовремя прикусывает язык. Поаплодировать ему, что ли? – Мне сказали, тут живет только одна женщина. Причем, большую часть дня она на работе.

Глава 3

Три часа мы с Мирой занимаемся перестановкой. Я освобождаю место под кроватку и какой-нибудь простенький стеллаж, который еще предстоит купить, в очередной раз лезу в телефон, проверяя, когда будет доставка наших вещей. Их не то, чтоб много, но и те предстоит куда-то разложить. А шкаф всего один, в спальне.

Когда выхожу приготовить обед, обнаруживаю, что Александр вопросом уже обеспокоился. При этом не опустошил холодильник, а напротив, сходил в магазин и забил до отказа.

– Тебе еще долго? – спрашиваю немного застенчиво. – Надо Мире суп сварить…

– Я сделал лапшу. Ей же можно лапшу? С курицей.

– Да я сама…

– Перестань, – одергивает, кинув суровый взгляд через плечо. – Я свалился, как снег на голову.

– Есть немного, – морщу и чешу нос.

– Уложишь – обсудим спокойно.

Возразить нечего. Да и попробуй такому возрази… все-таки, здоровый он. Прям мощный! Банки на ручищах с мою голову… ну, ладно, с Мирину, но все равно. Крупненький мальчик. И довольно симпатичный, если уж о внешности. Лицо простоватое, как у Ваньки деревенского, но взгляд светлых голубых глаз пробивает до мозга костей. Не смазливый, но и не отталкивающий. Волосы русые, стрижка под ежик, выбрит идеально. Обычный парень, хороший, навскидку. Не гнушается уборкой и готовкой, хотя, может просто хочет произвести приятное впечатление. Детей любит – это видно по умению находить общий язык, значит, и мы не будем докучать. Как будто бы повезло, но почему-то под ложечкой сосет. Может, от того, что навалилось все разом… или от того, о чем я стараюсь не думать.

– Как так вышло, что ты с ребенком к матери вернулась? – начинает с каверзных вопросов, едва я укладываю дочь.

– Отчима не стало, а он – единственная причина, по которой я уехала, – пожимаю плечами.

– А муж?

– Нет и не было.

– И что с тобой не так? – улыбается вдруг и слегка склоняет голову, отведя взгляд. – Не бери в голову. Просто не понимаю, как такая красивая девушка может быть одна. У тебя же никого нет?

– Нет, но… – не решаюсь ни соврать, ни нахамить.

– Это я понял. Руками не трогать и все такое. Но неужели не нашлось ни одного приличного мужика?

– Есть один. Но я ему не нужна, – отвечаю немного резко.

– Ясно, – кивает скупо. – Раздражаю?

– Нет, просто… лезешь не в свое дело.

– Ну это как посмотреть, – отвечает неожиданно. – Ты мне нравишься. И я буду идиотом, если хотя бы не рискну. Отъеду по делам, – сообщает без паузы и поднимается.

Через минуту выходит, а я, по ощущениям, начинаю дышать. Все-таки дофига места он занимает. И воздуха дышит. И вообще, как-то много его вдруг резко стало, и я даже не о габаритах. Такое ощущение, что этот парень прибыл взять крепость штурмом. А я ж совсем не крепость… я ведь могу и не устоять под напором. А вот к чему это приведет, живя под одной крышей – вопрос. Искать ответа на который не хочется.

За неделю все как-то худо-бедно утрясается. Александр сообщает, что нашел работу, в ночь. Охранником, судя по всему, я не решаюсь спросить. Радуюсь только, что это оказывается очень удобно: мы почти не пересекаемся.

С садом вопрос решается просто. Разговора с заведующей и моей прописки оказалось вполне достаточно. А вот с трудоустройством не прет. Оббегаю все салоны в округе, но либо зарплата нищенская, либо попросту не требуются специалисты. Приходится расширить круг поисков, и с маминой подачи (очень уж она нахваливала один салон, опираясь, в основном, на космический ценник) к концу второй недели я оказываюсь в самом центре.

Изменился он за эти годы ужас как. Новые магазины, кафе, рестораны. Плитку вдоль главной улицы заменили скучным асфальтом, тут и там выросли высотки бизнес-центров. Но салон, в котором мне назначено собеседование, я нашла без труда. И чуть в осадок не выпала, зайдя внутрь.

– О. Мой. Бог, – с расстановками произносит девушка за стойкой администратора, а мои губы сами собой растягиваются в широченной искренней улыбке.

Воровато озираюсь по сторонам и тихонько пищу от восторга, постукивая каблучками по плитке.

– Как я, оказывается, скучала! – крепко обнимает меня Татьяна через стойку, когда я подхожу. Четыре последних года за одной партой провели! Подружки были – не разлей вода. Но деятельная она уж очень… не могла я ей о Мире сказать. – Ты как вообще?! Куда пропала?!

– Это долгий разговор, – фыркаю, игриво закатив глаза. – Я, вообще-то, на собеседование.

– Ты его пройдешь, – заявляет уверенно. – Только блузку расстегни на пару пуговиц.

– Не поняла, – выстраиваю брови в одну линию.

– Наверх посмотри, – Таня кивает на потолок. Я поднимаю взгляд и отмечаю, что он зеркальный. – В мужской зал выстроится очередь.

– Тьфу, блин, – брезгливо морщусь.

– А вот это ты зря, – наставительно замечает Татьяна. – Ценник посмотри. Сюда абы кто не ходит. И раз в месяц стабильно… угадай кто, – хмыкает, отлично зная о моей большой и светлой, но самую малость маниакальной любви.

– Мама сказала, он женится, – понижаю голос, а Таня округляет глаза.

– Серьезно? Даже любопытно посмотреть на ту, которая смогла. Ты сама как? Жених, любовник?

– Да есть один особо настойчивый на примете, – отвечаю уклончиво, – ничего особенного.

– Ну раз ничего особенного, то и нафига время на него тратить? Мой тебе совет, подруга, устраивайся и не думай. С твоими данными ты тут себе мигом мужика найдешь. Если не мужа, то хоть любовника приличного. Могу даже порекомендовать парочку, – смешно играет бровями и я, конечно, улыбаюсь, хоть впечатление место производит двоякое.

С одной стороны – прилично. Деньги сулят хорошие, даже за вычетом трат на дорогу получается сильно больше, чем на прошлой работе. Но эти все Танькины намеки… бордель какой-то. Мне стричь надо или сиськи показывать?

– Валентина? – Выходит к стойке стервозного вида дамочка. – Пройдемте.

Выхожу с ощущением, что из меня душу вытрясли. Столько вопросов мне в жизни ни один даже самый занудный собеседник не задавал. Но последний вообще убил.

Глава 4

Я плачу. На кухне, зарывшись лицом в полотенце, как в последний раз. Абсолютно ничего не случилось, но я так перепугалась, что не смогла не воспользоваться занятостью дочки с пластилином и сорвалась. От одной мысли, что она могла зайти в его комнату и найти оружие, равняет меня саму с землей.

– Этого больше не повторится, клянусь, – очень виновато произносит Александр, откуда-то вернувшись. – Ни что касается ванной, ни, тем более… – он замолкает и топчется рядом. – Валя, прости. Прости, – опускается на корточки рядом со мной, а потом и вовсе плюхается на пол. Растирает голову руками, нервным движением. – Прости. Я мудак. Не знаю, что еще сказать. Я… отвык жить с маленьким ребенком. Забылся.

– Забылся? – переспрашиваю плаксиво, в полотенце. – Забылся?!

– Он не был заряжен. Не думаю, что трехлетка разобралась бы, как вставить обойму.

– Не думаешь? Не думаешь?! – повышаю голос, отбрасывая полотенце. – А кто за тебя будет думать?! – толкаю его в плечо, совершенно потеряв контроль. – Кто?! – повторяю движение. Резче, жестче! – Да ты хоть знаешь, какая она сообразительная? Ты знаешь, как быстро она все схватывает?! Ты! Ничего не знаешь! Ни о ней! Ни обо мне! Со своими тупыми приколами! Со своей безалаберностью! Придурок!

Луплю его кулаками. По плечам, по груди, куда попаду. И кричу, как ненормальная. Сама понимаю, что веду себя неадекватно, но если не выплесну этот лютый страх потерять свою драгоценную малышку, просто взорвусь.

А он терпит. Сначала сидит, потом поднимается, давая мне большего раздолья для маневров.

– Мамочка, – испуганно зовет Мира и меня точно ледяной водой обдает.

– Я учу маму давать сдачи! – доверительно сообщает Саша. – Подрастешь – и тебя научу.

– Мамочка, не надо учиться, – со стоящими в глазах слезами произносит моя крошка. – Дьяться – пьехо.

– Драться – конечно! – соглашаюсь охотно, быстро вживаясь в выделенную мне роль. – А давать сдачи – можно. Если слов недостаточно – можно. Но никто тебя не обидит, зайка. Мама так, на всякий случай. О, а давай пирог испечем? С яблоками. Поможешь мне?

– Как?

– Что значит как? – очень сильно удивляюсь. – Тесто делать, конечно. Я ж без тебя не справлюсь. Сейчас мы найдем муку…

Кое-как удается отвлечь дочь. Александр оставляет нас наедине, а вскоре покидает квартиру. Мама с работы возвращается, вечер, как будто бы, проходит совершенно обыденно. Но за день случилось слишком многое.

Я дважды спасовала. Я дважды поддалась эмоциям, поступила иррационально. И если в случае с Видным еще как-то можно дать себе поблажку, то что касается Саши… он был подавлен не меньше моего. И он, в отличии от меня, в самом деле знает, каково это – потерять ребенка. Я гребаная истеричка. Но менее страшно мне не становится. Что он выкинет в следующий раз?

Утром, отведя дочь и вернувшись привести себя в порядок перед работой, сталкиваюсь с ним в прихожей.

На обувнице букет цветов, сам мечется из спальни в прихожую.

– Валь, клянусь, – повторяет с мольбой, увидев меня.

– Я хочу, чтобы ты съехал, – говорю то, о чем думала всю ночь.

– Хорошо, – кивает китайским болванчиком и быстро подходит. Хватает меня за руки, в глаза заглядывает. – Хорошо. Только… прости, ладно? Я… блядь, я сейчас ебнусь… всю ночь Мишку своего представлял. Как он находит, в ручках своих крошечных вертит. Вроде так смотришь – взрослый уже пацан, а на деле… и на контрасте с реальностью. Валя, Валечка, умоляю, прости.

Не выдерживаю и снова срываюсь в слезы. Он там сверху все что-то бормочет, обнимает меня, а я реву, остановиться не могу.

– Он в сейфе был, но ключ-то на общей связке, в прихожей…

– Что? – резко перестаю плакать и отстраняюсь.

– Что? – переспрашивает, моргнув с задержкой.

– В сейфе?

– Само собой. В сейфе, запирающемся на замок, разряжен и поставлен на предохранитель. Патроны – отдельно, в упаковке. Не ближе одного метра от источников тепла, – как по учебнику читает. – Все по закону. Но ты права, в доме, где есть ребенок, оружию не место. Об этом не подумал.

– Господи, – бормочу, запуская руки в волосы. Отхожу от него на шаг и, ссутулившись, опираюсь на входную дверь. – Ты напугал меня до чертиков из-за запертого в сейфе и разряженного пистолета?! Ты нормальный вообще?! К чему была эта паника? Объясни мне, я не понимаю! – снова кричу на него.

– Потому что оружию не место в доме, где есть ребенок, – повторяет глухо. – И я, походу, начал забывать. А я не хочу забывать.

– Сашка, блин, – мои брови от жалости складываются домиком. Делаю импульсивный шаг навстречу и обхватываю его за торс, прижимаясь щекой к могучей груди. – Даже не представляю, что ты пережил…

– И не надо, – обнимает, опуская обжигающе горячие ладони на лопатки. – Даже не представляй. Никогда.

Стоим так какое-то время, вжавшись друг в друга. Так больно за него, сердце разрывается! Почему сразу не сказал? Почему терпел, когда я его лупила? Я бы, конечно, попросила его избавиться от сейфа вместе со всем содержимым, и вспылила бы, если бы он отказался, но не так же… у меня крышу напрочь сорвало.

– Мне теперь стыдно, – признаюсь, немного отстранившись. – За свое поведение.

– Мне за свое тоже.

– Тебе? – удивляюсь, а в следующую секунду он наклоняется и врезается в мои губы с поцелуем.

И то ли на эмоции… то ли от неожиданности… то ли от того, что мужчины у меня кроме Видного и не было… то ли нравится он мне… черт знает. Я отвечаю, а мои руки абсолютно естественно обвивают его шею.

– На работу, мне надо на работу, – шепчу в бреду, ничего не делая с тем, чтобы прекратить это безумие.

Не знаю как, но он останавливается. Перестает месить, как тесто, мои ягодицы, дышит загнанным конем мне в макушку.

– Сейчас? – уточняет хрипло.

– Да, я… – сама сиплю. Накапливаю слюну, сглатываю, прочитаю горло. – Да, – повторяю нормальным голосом. – Да, я… наверное уже опаздываю.

– Собирайся, я подвезу.

Глава 5

Выпархиваю из машины под впечатлением. И от поцелуя, и от собственных умозаключений. Оборачиваюсь, на прощание взмахиваю рукой. Саша отвечает, подняв ладонь и растопырив пальцы. Улыбаюсь… неужели влюблюсь? Снова…

Мельком смотрю на наручные часы и немного прибавляю шаг. Не опаздываю, но в первый день лучше бы прийти пораньше. Три шага еще делаю и будто толкает кто в плечо. Я даже останавливаюсь, таким тяжелым кажется ощущение. Пульс вдруг взлетает, на сердце появляется тревога. Я очумело озираюсь и усиливаю давление на пятки. Вдруг все-таки получится провалиться сквозь землю?

Видный стоит на том же месте, где и вчера. Руки в карманах брюк, взгляд направлен прямо на меня. Дорога всего в две полосы, я отлично вижу выражение его лица. И приятным его назвать сложно. Видный злится и видно это невооруженным глазом. Ну не мог же он узнать про дочь так быстро? С чего бы ему подобное вообще предполагать? Просто… настроение плохое.

Поднимаю руку в знак приветствия. Слава едва уловимо кивает. Я как-то очень нервно выбиваю прядь волос из-за уха и продолжаю путь до салона, немного опустив голову. Глупая, конечно, попытка спрятаться за своей гривой, но отчего-то так чуточку спокойнее.

Чего он там торчит то и дело? Как караульный, блин. Заняться больше нечем? Что там вообще такое? Очередной бизнес-центр?

– О, приветики, – ухмыляется Татьяна, когда я прохожу. – Коридор слева от меня, вторая дверь. Там оставляешь вещи. Фартук и прочие приблуды с логотипом на кресле в зале.

– Какое мое?

– Какое клиент выберет, – хмыкает Таня.

О времена, о нравы.

Только глаза закатываю. Оставляю вещи, переобуваюсь в прихваченные кроссовки и иду встречать дорогого гостя к стойке регистрации.

Когда вижу клиентку, почему-то сразу понимаю, что это проверка. Что она – та, что звонила мне вчера. Хоть и говорит она односложно, голос понижает чуть ли не до шепота, все равно очевидно. Она повелевает помыть ей голову и сделать укладку на день, а вот на вопрос, желает ли она что-то конкретное, только взмахивает кистью:

– На Ваш вкус.

Думает, похоже, что у меня его нет. Что разношенные кроссовки хоть каким-то образом могут характеризовать мои навыки, да и меня саму как личность. А между тем, я просто выбираю комфорт.

– Планируете поменять образ? – смотрю ей в глаза через зеркало.

– Нет, – хищно сощуривается.

На ней строгий черный брючный костюм и лаконичная блузка цвета слоновой кости. Классика, которую я обыгрываю небрежным хвостом, собранным из волнистых волос. Не слишком высоким, но и не низким. С падающими на ухоженное лицо прядями. Классно получается, а еще – быстро, что просто обязана ценить бизнес-леди. И удобно, потому что распущенные волосы при сегодняшнем ветре – это издевательство.

– Обсудим график, – говорит вместо благодарности.

Киваю без удивления и иду вслед за ней в ее кабинет.

– У меня маленький ребенок.

– Я в курсе. И брать тебя не хотела.

– Понимаю.

– Но уж больно ручки у тебя умелые. Самоучки либо абсолютные бездари, либо – настоящие таланты, третьего не дано, – рассуждает величественно. – А ты – самоучка, эти твои курсы в зажопинске даже упоминать не следовало. Но ребенок… – слабо морщится. А может, и сильно. Черт ее знает, там, поди, столько уколов красоты, что мимика передает пламенный. – Есть с кем оставить в случае форс-мажора?

Первой на ум приходит мама, ей наверняка будет проще отпроситься, а мне нужны бонусные очки, но я привыкла рассчитывать только на себя. Беспроигрышный вариант.

– Зависит от оплаты, – веду плечом. Женщина приподнимает бровь, выражая немой вопрос, а я коротко поясняю: – Няня.

– Ты мне нравишься. Рискну, пожалуй. Два через два, с десяти до девяти. Перерыв на обед плавающий.

– Пять два, в случае полной записи без перерыва, – выдвигаю встречное предложение. – Но я буду брать больничные по уходу.

Теперь она в самом деле морщится. И сильно.

– Ладно, – соглашается неохотно. – Попробуем. Завтра с документами, начинаешь сегодня.

Маленькая победа отзывается ликованием на сердце, но лицо я держу непроницаемым.

– Тебя ждут в мужском зале, – очень уж кокетливо сообщает Татьяна, когда я возвращаюсь к стойке.

– Уже? – охаю и бросаю взгляд на большие часы на стене. Ровно двенадцать.

– Уже пятнадцать минут ждет, – мурлычет подруга. – Предложила ему другого мастера, но ему, похоже, нужна именно ты.

И снова пульс бьет по вискам. Даже руки от волнения потряхивает, что совсем уж некстати. А когда в зал прохожу и вижу мужчину в кресле, с ленцой копающегося в смартфоне, и вовсе готова сползти по стенке.

– Привет, – нагло ухмыляется Видный, подцепив меня на крючок своего взгляда.

– При… добрый день, – тушуюсь и кошусь по сторонам, на других мастеров, занятых клиентами.

Слава хмыкает и слегка задирает подбородок. Снимает с крючка, придирчиво разглядывая себя. Касается пальцами виска, немного повернув голову.

– Чуть короче. Как считаешь?

Я как считаю? Я считаю, что ты, нахрен, спятил! Отважный какой, вы гляньте! Да у меня не то что руки, все тело колотит от одного твоего присутствия! Ухо не оттяпаю – спасибо должен будешь сказать!

Пытаюсь абстрагироваться и воспринимать его голову как манекен на курсах.

– Пожалуй, – соглашаюсь противно дрожащим голоском. – Но я бы поменяла и форму.

– Вот как?

– Совсем немного… будет проще укладывать, – почти что заикаюсь.

– Этого будет достаточно? – запускает пятерню в волосы и проводит ото лба до затылка, испытывая меня насмешливым взглядом.

– Вполне, – выдыхаю томным шепотом, ухватившись одной рукой за кресло.

– Заинтригован, – заключает с хитрым прищуром.

– П-помоем г-голову…

Пытка. Адская невыносимая чудовищно-прекрасная пытка! Запахи дорогих уходовых средств перемешиваются с его собственными, окутывая мозги дурманом. Мои руки скользят по плотной пене, пальцы выписывают узоры по коже головы. По инерции выискиваю массажные точки, уделяя им особое внимание. И смотрю… Так отчаянно пялюсь, что даже не замечаю, как приоткрываю рот. Хорошо, хоть вода. Если капну на него слюной, может, не заметит.

Глава 6

Так странно. И почему я раньше не замечала? Точнее, считала нормальным. Пренебрежение, высокомерие, гордыню. Качества, не делающие ему чести, но казавшиеся такими притягательными, вдруг резко стали негативными. Повзрослела, что ли? Или отношение к жизни изменила… а может, все еще проще – в мире появился человечек, которого я полюбила сильнее. Тогда я даже предположить не могла, что это возможно. Теперь возможным кажется все.

День проносится одним мгновением. Записей оказывается столько, что едва успеваю выкроить минутку, чтобы позвонить маме и попросить забрать Миру из садика. Хорошо, что они успели поладить. Даже больше – доча сильно привязалась к бабушке, благодарной губкой впитывая ее безусловные любовь и обожание. Где только все это раньше было? Вот уж воистину любовь слепа.

Сразу после ухода Видного, меня отправляют в женский зал, где в кресле у окна расположилась еще одна королевская особа. Женщина ровно пять минут держит подбородок задранным, но от уместных комплиментов тает сливочным маслицем на горочке пышущей жаром картошки и начинает смотреть прямо. А на укладке и вовсе хохочет, когда я отмачиваю очередную шуточку на серьезной мине. Ах, мой первый доведенный до слез клиент! Что может быть приятнее? Ну, разве что чаевые, что она оставила.

После нее – бесконечные укладки. Такое ощущение, что девушки в этом городе вообще дома голову не моют. Они приходят группами и превращают салон в какое-то кафе. Общаются, обсуждают личное, сплетничают, смеются и литрами хлещут кофе. Я так много интересного узнала… например, что вчерашней блондинке из-за ее же истерии якобы передержали краску и сожгли волосы. А ведь у нее скоро свадьба! Они так злорадствовали, что мне даже жаль ее стало, чисто по-женски. Но когда мне снова оставили чаевые, я была готова дала пять любой, чтобы влиться в дружный серпентарий и зарабатывать больше. В конце концов, сама виновата. Нечего быть такой сукой.

С шести начинается засилье мужчин. Уставшие после рабочего дня, они обмякают с головами в раковинах и все, как один, просят «так же, только короче». Одного я усыпила. Он захрапел… на стрижке. Пришлось работать в очень странной позе, но будить его было совестно. Закончив, я положила валик из полотенца на его плечо, поудобнее пристроила голову и начала стричь в соседнем кресле. Очень он, конечно, удивился, когда проснулся. Смущенно покачал головой, посмеялся над собой и аккуратно пристроил пятитысячную под расческу. А следующий оставил столько же просто чтобы не упасть в грязь лицом.

Подсчитав чаевые в конце смены, я так тесно прижимала к груди сумочку, будто родная она мне. Роднее нет никого на белом свете! Я за день получила больше, чем за месяц на прошлом месте работы! Плясать хочется! Понятно, что не каждый день так будет, но все равно. И это я только нормальные чаевые от здоровых на голову людей посчитала, исключив подачку Видного.

Если так пойдет и дальше, когда-нибудь я выкуплю у мерзкого Игорька долю в квартире. А потом, даст Бог, возьму ипотеку, чтобы и у дочки было собственное жилье, как повзрослеет.

Один только минус. Жирнючий. Когда при таком графике мне со своей лялькой общаться? Время ведь не вернуть. Довольствоваться выходными и, как бы ужасно это не звучало, больничными? Надо что-то думать.

Домой возвращаюсь крадучись, как воришка. Доченька уже сладко спит, раскинув руки и ноги и заняв большую часть дивана, мама ютится у стенки навытяжку, я пристраиваюсь на краю, рискуя проснуться на полу. Вдыхаю запах своей крохи. Целую в ручку, уткнувшись в нее носом. И мгновенно вырубаюсь.

– Доброе утро, соня, – улыбаюсь своей куколке, когда утром она приоткрывает глазки.

Дочка сладко тянется, группируется в комочек, а потом закидывает на мою шею руку и хитренько улыбается.

– Доблое утло, – шепчет и хихикает, когда я зацеловываю ее сонное личико.

Какая же она славная! Добрая любящая малышка! Искренняя и нежная! Надо рассказать ему… она же… целая жизнь. Я лишаю его слишком многого. И даже если он никогда не полюбит ее так же сильно, как и я, она навсегда останется светом в его жизни. По-другому и быть не может. А если уж примет, если захочет общаться, и Мире будет только в плюс.

Только как? Как это сделать? Ком волнения в горле встает, когда прогоняю вероятный сценарий разговора в голове. Да и захочет ли он меня видеть после вчерашнего инцидента?

Собираюсь вместе с дочкой. Отправляю ее в садик, а сама втискиваюсь в забитый до отказа автобус, следующий в центр. К клубу подъезжаю слишком рано: всего-то восемь утра. Но все равно на что-то надеюсь. Стучу в стальную дверь с торца здания, переминаясь с ноги на ногу, но никто так и не открывает. Причем, по каким-то необъяснимым причинам чувствую чье-то присутствие за дверью. Так явно! Кожей, физически! Надеюсь, все-таки не Видный затаился по ту сторону, это было бы слишком.

Несолоно хлебавши, возвращаюсь на главную улицу и тут взгляд падает на афишу клуба. Ну, надо же… они до сих пор проводят тематические вечеринки. Раз в неделю антураж меняется, но в эту пятницу – мое любимое. Восток. На одном из таких вечеров я и зацепила его взгляд. Беллиданс – мое любимое направление в танце. И, заявлю без ложной скромности, получается у меня сумасшедше: три года занятий в юности не прошли даром. А тренировалась я упорно, всю душу вкладывала. Как иначе? Отчима это так бесило.

Что ж… возможно, придется встряхнуть своей запылившейся без мужского внимания четверочкой. Не могу сказать, что этот факт вызывает у меня разочарование. Я так давно никуда не выбиралась.

– Валя? – слышу знакомый голос, переполненный удивлением.

– Привет, – разворачиваюсь к Александру, за улыбкой скрывая легкую тахикардию. Ощущаю себя при этом так, будто он застукал меня за каким-то постыдным занятием.

– Ты чего тут? Уж не меня ли ищешь?

– Я… кхм…

– Да я шучу, – посмеивается и наклоняется, целуя в щеку. Все так естественно получается, что даже повода возмутиться не находится. – Но все равно интересно.

Глава 7

Крашусь в ванной, собираясь на работу. Скребется.

– Валюш…

– Чего? – бурчу недовольно.

Дверь приоткрыта, я полностью одета, но войти, шпион доморощенный, все равно не решается. Еще бы! Срулил вчера так же внезапно, как и появился, а мне что хочешь, то и думай.

– Нехорошо вчера вышло, – констатирует.

– Проехали, – обижаться начинаю, похоже, только от его виноватого голоса. До этого и не вспоминала, если честно. Но… поздняк.

– Там серьезное ЧП было, – продолжает оправдываться. – О котором мне должны были сообщить, но не сообщили. А я, вроде как, за безопасность отвечаю, негоже. Кто-то накосячил, а по шапке я получил. Это тоже неприятно.

– Ну а я – так. Мимо проходила, – фыркаю ехидно. – А как дела нашлись, то и ладно.

– Ну чего ты, а? – широко распахивает дверь и проходит, заняв собой все свободное пространство.

– Да ничего, – удивляюсь, зависая с тушью у ресниц. – Говорю, как есть.

– Отвык я от этих… отношений.

– А между нами ничего подобного и нет, – отвечаю спокойно.

Жалею где-то через секунду. Пользуясь физическим преимуществом, Лисичкин резко разворачивает меня и, вцепившись в талию, сажает задницей на стиральную машину. Я испуганно таращусь на четкую черную полосу от туши на его белой рубашке, а он рычит:

– То есть как это?

– Вот так, – брякаю, не поднимая глаз.

– Поясни-ка.

Вздыхаю и ерзаю по машинке секунд десять, не меньше. Собираюсь с силами и приподнимаю голову, сталкиваясь с ним взглядом.

Ух, какой!

Сердитый, темные брови в кучу, ясные голубые глаза как две льдинки. Загляденье. Засматриваюсь…

– Я жду пояснений, – напоминает строго.

– Ты трижды меня поцеловал, вот и все, – веду плечом и отвожу взгляд, а он по-хамски хватает меня за подбородок и настраивает, как прицел, пока снова не случается контакт глаза в глаза.

– И для тебя это ничего не значит?

– Для тебя. И вчера ты ясно дал это понять. О чем тут разговаривать?

– Это не мое к тебе отношение, а реакция на форс-мажор, – продолжает настаивать.

– Нет. Ты разозлился на бестактного начальника и поспешил утереть ему нос. Я тут вообще не при чем, – отвечаю все с той же обидой. Лютейшей! – На меня в тот момент было плевать.

– Валюш, – зовет ласково и нежно касается моих губ своими. И в комплекте это пробирает до мурашек. Как, все-таки, мало мне надо… – Я не хотел тебя обидеть. И, да, ты права. На счет начальника. Но неправа на счет всего остального. Давай субботу вместе проведем, м? Если погода будет хорошая, рванем в парк. Если плохая – в игровую.

– В игровую? – приподнимаю бровь.

– На выезде из города огромный торговый центр, там классная игровая. Мире весело будет.

– Ты зовешь меня на свидание вместе с дочкой? – уточняю осторожно.

– Ну так суббота же. Я же понимаю, что с ней тебе хочется провести время сильнее, чем со мной. Так что… скорее напрашиваюсь в вашу тусовку.

– Это мило, – снова вздыхаю и ерзаю. – И нечестно. Ты манипулируешь моей любовью к дочери.

– Я пытаюсь реабилитироваться, – загибает один палец, – ищу подход к вам обеим, – загибает второй, – намекаю, что я тебя вчера все-таки слушал, – теперь третий, – и заявляю о серьезности своих намерений, – четвертый. И все это на одном дыхании.

– Ого.

– Ага, – поддразнивает с ухмылкой.

– Я подумаю. А сейчас мне нужно собираться.

– Я тебя отвезу.

– Не надо…

– Я тебя отвезу, – повторяет строже и снова целует.

Так, что происходит? Он решил меня напалмом взять? Не мужик, а гребаный тайфун. Что-то там себе уже решил, судя по вырвавшемуся вчера слову «декрет», распланировал на годы вперед, а мое согласие вроде как факультативно. Не могу сказать, что готова к такому напору. Да и вообще к чему-то серьезному.

– Саша, – отстраняюсь, уперевшись в его грудь руками. Снова отвлекаюсь, почувствовав, какая она твердая. Прям камень! Трогаю еще немного, потом прихожу в себя. – Давай не будем торопиться? Считай, я перестраховщица. Мы так мало знакомы… не приплетай Миру, ладно? Она так быстро привязывается… вдруг ничего не выйдет?

– Об этом я даже не думал. Потому что с какой стати? Если только…

– У меня еще есть чувства к ее отцу, – говорю правду.

– Я всегда буду любить свою жену, – режет свое же сердце по едва зажившим ранам. – Но это не значит, что можно что-то вернуть. В твоем случае, как я понял, и возвращать нечего.

– Так, ладно, – из меня резко уходит и вся нежность, и все желание вообще когда-либо иметь с ним дело. Сползаю на пол, еще сильнее отодвинув его. Разворачиваюсь к зеркалу и продолжаю краситься. – Я доеду сама.

– Сообщи, когда правда перестанет резать глаза, – отражает грубо и выходит, шваркнув дверью так, что я подпрыгиваю.

Стискиваю зубы, крашу один глаз и тут точно молнией прошивает. Выбегаю вслед за ним, влетаю в комнату, застав его уже без рубашки и с расстегнутой ширинкой, но сейчас мне далеко не до его мускул и прочих достоинств.

– Возвращать нечего? И как же ты это понял? Отвечай!

Александр смотрит волком и молчит.

– Отвечай! – топаю ногой, как капризный ребенок.

– Я тебя вспомнил, ясно? – бросается в меня словами, расставив руки в стороны и выпятив могучую грудь. – Когда по камерам увидел, как ты в клуб долбишься! Работал я там, когда ты за ним собачонкой бегала! Все в толк не мог взять, как такая девчонка может настолько себя не уважать. Но тогда – похер, не мое дело, а сейчас…

– И сейчас не твое, – прерываю резко и стремительно выхожу.

– Валя! Валя, блять! А ну вернись!

– Ага, щас, – бубню себе под нос, заталкивая ноги в кроссовки. Хватаю первую попавшуюся ветровку с вешалки, свою сумку.

– Валентина, – рычит за моей спиной. – Мы не договорили.

– И не будем, – отвечаю коротко, не оборачиваясь.

Открываю дверь и быстро выхожу, а этот баран орет мне в спину:

– Нахер ты ему не нужна! Именно этот вывод ты вчера должна была сделать!

Глава 8

Вячеслав

– Хули. Ты. Творишь, – от двери вопрошает Гусаров.

Я как стоял у окна, таращась на тот пятачок асфальта, где тискал дуреху, так и стою. Даже имени ее не помню. А вот родинку на внутренней стороне бедра – отчетливо. И ее любопытный пристальный взгляд, с которым она наблюдала, как я вылизываю ее между ног.

– Видный, – зовет резче.

– Что? – нехотя подаю голос.

– Ни дня не можешь прожить, чтобы какой-нибудь девке судьбу не искалечить?

– Ни одна еще не жаловалась, – парирую без энтузиазма.

– Ни одна так и не таскалась, как эта! – выплевывает раздраженно. – Ты понимаешь, что это может все испоганить?

– Чем же? – хмыкаю, повернув голову.

– Ты серьезно? Забыл, как она преследовала тебя? Как долбанная сталкерша!

Настойчивая девочка, тут не поспоришь. И совершенно не в моем вкусе, о чем я довольно долго ей намекал, пока не начал говорить прямым текстом. Когда дошел до угроз, понял, что проще трахнуть, чем объяснить, что не хочется. Небольшое деловое соглашение. Странная только херня той ночью случилась. Оказалось, мои вкусы несколько шире. Ровно на одну настырную дуру.

Подумывал даже разыскать ее, но, когда она притащилась сама, накатило раздражение. Впрочем, если б знал, что попрощаться, впустил бы. В мозгу так и свербит мысль, что за одну ночь я ее не распробовал.

– Видный!

– Что? – отзываюсь лениво.

– Очнись, блядь! Трахнешь ее – проблем не оберешься, помяни мое слово. С Маринкой ты может и договорился, а вот с ее папашей-прокурором – сильно сомневаюсь.

– Пока еще зам.

Многоходовочка получилась такая, что яйца в предвкушении звенят. Мансуров желчью подавится, когда прикормленный им прокурор пойдет под статью, а его зам, на дочери которого к тому моменту я уже буду женат, займет вакантный пост. Придется ему свою незаконную деятельность сворачивать, а это на сегодняшний день – основной источник его дохода. Легальный бизнес он запустил, так что в минус выйдет довольно быстро, тогда-то я и появлюсь с документами на подпись. За все ответит, мразь. И последнее спустит на адвокатов, потому что пойдет прямиком за бывшим прокурором.

– Вопрос времени, – поддерживает Макар ухмылкой. – При условии, что ты пойдешь по плану. Слить действующего прокурора без поддержки изнутри не получится.

Получится. Но так – быстрее и надежнее. Будучи в родственных связях, зам прокурора без лишних раздумий возьмет в проработку весь компромат, что у меня есть. И, как мужик умный и порядочный, сделает все аккуратно и тихо. А кто там под ним сидит – еще разобраться надо.

Раздается тихий стук в дверь, после которого в дверном проеме появляется премиленькая головушка секретарши.

– Вячеслав Николаевич, через пятнадцать минут собрание в круглом зале.

– Помню, – отзываюсь скупо. – Задержись.

Девушка послушно проходит, скромно потупив глазки, а Гусаров, осуждающе качнув головой, наконец-то сваливает.

Четырнадцать лет я пахал, как проклятый, подминая под себя все ночные клубы в городе. Царство бухла, разврата и громкой музыки и ни одного гребаного дилера, продающего билеты на тот свет. И вместе с Мансуровым я вышвырну из города остальных. Моя маленькая закулисная война, о которой он даже не подозревает. Тем приятнее будет видеть его перекошенную рожу в зале суда, когда ему объявят приговор. Тогда-то ему все и выскажу.

– Я все правильно поняла? – жеманно закусывает губу девушка, начав стягивать бретельку платья.

Отвечаю наглым подмигиванием, хотя на деле не до этих игр. Хочется слить скопившееся за утро напряжение максимально быстро, пока кому-нибудь не вмазал. Например, долбанному Лисичкину, помявшему мне рубашку.

Где они вообще познакомились? В моем клубе? Вариант. Только зачем она туда притащилась? Уж не меня ли искала? Не нашла, подцепила обиженного жизнью и наделенного информацией, нашла, где я теперь провожу большую часть дня, устроилась в салон через дорогу. Еще и морозится, цену себе набивает. Мужику своему мозги делает, тот – мне. Нездоровая канитель.

Похоже, Гусаров все-таки прав, проблем от нее может быть гораздо больше, чем удовольствия. Да и так уж ли я хочу ее еще раз? Что мне там в ее дырке, тайны мироздания откроются? Надо держаться от нее подальше, пока весь план не накрылся. Слишком долго шел к цели.

Опускаю ладонь на совершающую поступательные движения голову, надавливаю, чтобы брала глубже. Немного съезжаю вниз по креслу, принимая расслабленную позу. Откидываю голову, закрываю глаза, и тут дверь без стука распахивается. Открываю глаза и даже не удивляюсь.

– Нам нужно поговорить, – быстро выпаливает сталкерша, в упор глядя мне в глаза. – Есть о чем.

А потом, видимо, замечает женские ноги, потому что буквально через мгновение ее глаза округляются, а щеки заливаются краской стыда. Она быстро поворачивает голову в сторону, морщится.

– Извини, ничего, – произносит сдержанно. – Я тебя больше не побеспокою. Еще раз извини.

Она быстро выходит, мягко прикрыв за собой дверь, а я раздраженно заталкиваю стоящий колом член в трусы.

Заебала!

***

Валентина

Быстрым шагом иду к лифтам и успеваю нажать на кнопку вызова, когда слышу его рык:

– А ну стоять!

Нетерпеливо жму еще несколько раз, как будто это может хоть как-то ускорить процесс. Оборачиваюсь, вижу его разъяренное лицо и в очередной раз мечтаю провалиться сквозь землю. Завалилась, как к себе домой! Почему нельзя было, ну, скажем, постучать? Дура! Вот дура!

– Слушай, я извинилась, – говорю быстро, когда он настигает меня.

Видный с силой сжимает мое запястье и дергает на себя, шипя на ухо:

– Допрыгалась.

Его угрозу не успеваю даже осознать: он тащит меня обратно в свой кабинет. Шаг печатает так, что стены содрогаются, а я даже пикнуть опасаюсь, чтобы окончательно не вывести его из равновесия. И только когда он закрывает дверь на замок понимаю, что поздно. Что он вышел еще в тот момент, когда вошла я.

Глава 9

Валентина

Когда вхожу в салон, лицо Тани искажается гримасой сострадания. Ничего не объясняя, стремительно прохожу мимо нее, прямиком к Ольге. Я не шутила. Не смогу тут, через дорогу от него.

Опускаю ладонь на дверную ручку и тут же одергиваю себя. Один раз я уже подобным образом ворвалась. Пора уже учиться на собственных ошибках.

Стучу. После приглашения прохожу.

Ольга окидывает меня оценивающим взглядом, сначала закатывает глаза, а затем устало их прикрывает.

– Сядь, – взмахивает кистью. Когда подо мной поскрипывает кожа стула, она открывает глаза. – Ну, что ты мне скажешь?

– Увольняюсь, – отвечаю без колебаний.

– Причина?

– По личным обстоятельствам.

– Разумеется… работа нравится?

– Ну… да, – теряюсь немного.

– Зарплата устраивает? – продолжает допрос.

– С тем, что оставляют, очень хорошо получается, – мямлю и отвожу взгляд.

– А оставляют так только тебе, – хмыкает и откидывается на стуле. – Запись свою видела? На ближайшие две недели почти без окон.

– Если нужно отработать, я… но я же на испытательном сроке еще? Послушайте…

– Нет, это ты послушай, – прерывает резко. Садится прямо, берет в руки простой карандаш и постукивает по столу ластиком. – Объясню тебе кое-что, потому что, похоже, больше некому. – Я чуть приподнимаю брови, удивленная таким заходом, но эту женщину мое недоумение не колышет от слова совсем. – Ты – мать-одиночка.

– С чего Вы взяли?

– Не перебивай. Уж кто-кто, а я точно знаю разницу. – Удивляюсь еще пуще прежнего, а ее губы трогает ухмылка. – Ты ничего не добьешься, если будешь бежать каждый раз, когда на твоем пути появляется очередной мудак. Если будешь прогибаться под обстоятельства, они будут виртуозно иметь тебя всю оставшуюся жизнь. Я, конечно, не могу тебя не отпустить. Честно говоря, это даже в моих собственных интересах. Но ты – мать-одиночка. А я, увы, слишком хорошо знаю, каково это.

– Похоже, Вы справились, – получается выжать скупую улыбку.

– И ты сможешь. Видный же? Пусть подавится.

– Все несколько сложнее, чем… хотелось бы.

– Так всегда будет казаться. Но лично у меня знаешь какая установка?

– Какая? – проявляю неподдельный интерес.

– Ни один мужик в мире не стоит улыбки моего ребенка. Эту цену я не заплачу никогда. Подумай, к каким последствиям приведут твои решения.

– Я вообще не должна была приезжать, – морщусь с досады. – Мне было хорошо и счастливо. Как и Мире. Вернусь туда и все.

– Ну, уговаривай себя, – хмыкает горько. – Татьяна тебя, полагаю, прикрыла. Успеешь привести себя в порядок до следующего клиента. И повяжи какой-нибудь платочек, что ли… Гребаное животное, – ее сильно корежит, а я машинально прикрываю шею рукой.

– Мне нужно уйти в половину пятого, – сообщаю бесцеремонно.

– Одни проблемы от тебя! – прикрикивает сердито, но беззлобно. – Ладно! Сама в зал выйду. Все нервы мне раздраконила… иди уже.

На моей шее два синяка, которые к вечеру наверняка станут отчетливее. Под скулами, от его пальцев. Пальцев, которые сначала причинили боль, а потом ласкали. Как я вообще могла почувствовать влечение в таких обстоятельствах? Что со мной не так?

– Дай тоналку, – бурчу Тане. Сама ей не пользовалась никогда и не собираюсь. Поправочка. Не собиралась.

– Сейчас, – Таня достает сумочку из-под стойки, из нее – косметичку. Копошится в ней, потом забивает и протягивает всю. И только в этот момент замечает синяки. – Валя… – шепчет испуганно. – И что теперь будет?..

– Ничего. Я ему не сказала. Не успела, – кривлю губы и забираю из ее рук косметику. – Спасибо. Через сколько у меня?

– Пятнадцать минут точно есть. Может, и хорошо, что не успела… подумать страшно.

Если честно, мне тоже. Но, как оказалось позже, все же недостаточно. А если точнее, есть страх гораздо более сильный. Затмевающий рассудок, заражающий мозг. Разрушительный.

До половины пятого работаю спокойно. Отвлекаюсь даже, расшатанные за утро нервы перестают искрить оборванными высоковольтными проводами. Закончив, стучу в кабинет Ольги. Она что-то говорит, но, когда я заглядываю, понимаю, что не мне.

– Нет, это ты меня послушай! Поставка нужна во вторник, не позже! Влад, ты меня убиваешь! Все должно было прийти еще на прошлой неделе. О, мой дорогой, ты об этом пожалеешь. Можешь подтереться нашим контрактом. Давай, удачи, до встречи в суде. Гандон штопаный, – шипит раздраженно, так и не увидев меня.

– Ольга, – блею тихо.

– Что?! – рявкает и оборачивается. Вспоминает о договоренности, морщится. – Дай мне полчаса? Час – максимум. – В ее руке звонит телефон, и она становится похожей на голодную акулу. Отвечает на вызов, а мне приходится удалиться.

Беру еще одного клиента, заканчиваю через час. Ольга выплывает в зал с победной ухмылкой, я пытаюсь одеться вместе со звонком воспитателю Миры.

– Елена Олеговна, немного задерживаюсь сегодня. Через полчаса заберу Миру. Как она? – тараторю, едва она отвечает.

– Ой, а Миру бабушка забрала, около пяти, как обычно, – удивляется женщина.

– Ясно. Спасибо, – скриплю зубами, зависнув с одной только рукой в пальто.

Сказала же ей! Нет, все надо сделать по-своему!

Звоню маме. Долго слушаю гудки, пока мне не отвечают.

– Ваша мама в четвертой Городской больнице, отделение кардиологии, – говорит незнакомая женщина. – Но Вы не волнуйтесь, если что, сегодня хороший хирург, сейчас проведут обследование и…

– А девочка? – хриплю страшным голосом. – Мирослава, три года.

– У нас взрослая больница, – растерянно отвечает женщина.

– С ней была девочка, – срываюсь на щемящий сердце скрип. – Где она?

– Я… я попробую что-нибудь узнать в приемном. Не волнуйтесь, перезвоните через пять минут.

Не волнуйтесь? Не волнуйтесь?!

– Валя, – подбегает ко мне Таня. – Валя, Валюша, что случилось?

Меня трясет. В голове вспышками мелькают сценарии один другого страшнее. Понимаю, что нужно что-то делать, но меня точно парализовало. Приковало к полу. Обезоружило.