Серый рассвет над Лондоном казался тяжелым, как свинец. Густые тучи, словно саван, накрыли город, заглушая слабые лучи солнца. В студии BBC царила мертвая тишина, которую нарушал лишь низкий гул техники да торопливые шаги сотрудников, чьи лица были бледны от недосыпа и тревоги. На экранах мониторов мелькали заголовки, от которых кровь стыла в жилах: "Кибератаки парализуют Европу", "Взрывы в Азии: неизвестный враг?", "Военные маневры на границах России: провокация или подготовка?". Воздух в студии был пропитан страхом — неясным, липким, как предчувствие неотвратимой беды.
Джонатан Кроу, ведущий вечерних новостей, стоял у окна, глядя на пустынные улицы. Его пальцы нервно теребили галстук, будто этот простой жест мог унять бурю в груди. Обычно его лицо излучало спокойствие и уверенность, но сегодня в глазах читалась тень сомнения. Он глубоко вдохнул, повернулся к камере и шагнул в свет софитов. Красная лампочка мигнула. Прямой эфир начался.
— Добрый вечер, Великобритания, — голос дрогнул на первом слове, но Кроу тут же взял себя в руки.
— Сегодня мир замер на краю пропасти. Кибератаки, взрывы, маневры — это не случайности. Это сигналы. Что-то зловещее набирает силу, и мы все это чувствуем.
Он замолчал, и в этот момент экран разделился. Из Москвы вещала Анна Волкова, её острый взгляд пробивался сквозь ветер, трепавший алый шарф. За её спиной на Красной площади высились силуэты военных патрулей, их шаги гулко отдавались на брусчатке. Лица солдат были скрыты под касками, но напряжение в воздухе ощущалось даже через экран.
— Здесь, в сердце России, нервы натянуты до предела, — её голос был тихим, но в каждом слове звенела тревога. — Военные маневры идут полным ходом, а слухи о секретных операциях расползаются, как пожар. Люди шепчутся о войне, но никто не знает, кто дергает за ниточки.
Кадр сменился. Вашингтон. Кейтлин Рид, репортер CNN, стояла перед Белым домом, её слова сыпались быстро, почти срываясь на крик:
— Только что поступило сообщение: правительственные серверы США рухнули под натиском кибератаки. Это не просто сбой — это удар. Источник неизвестен, но все смотрят на Восток.
На экране появился эксперт по кибербезопасности, его лицо было исчерчено морщинами усталости и страха.
— Это не хакеры-одиночки, — отрезал он.
— Это организованная сила. Они проверяют нас на прочность, и мы проваливаем тест.
Камера вернулась к Кроу. Его взгляд стал тяжелее, словно он нес на плечах весь этот дрожащий мир.
— От Москвы до Токио, от Вашингтона до Берлина — хаос стучится в двери, — сказал он, и голос его стал ниже, мрачнее.
— Это не новости. Это предостережение. Следующий шаг может стать роковым.
Дверь студии скрипнула, и в помещение шагнул капитан Джон Прайс. Его военная форма сидела как вторая кожа, но плечи слегка сутулились — груз прожитых войн давил на него сильнее, чем он готов был признать. В глазах, однако, горел огонь — холодный, решительный. Он подошел к Кроу и тихо, почти шепотом, произнес:
— Я видел это раньше. В Припяти я думал, что остановлю катастрофу. Но меня предали. Теперь я знаю: враг ближе, чем мы думаем.
Кроу кивнул, едва заметно сглотнув. Прайс продолжил, его голос стал жестче:
— Политики играют в шахматы, манипулируют толпой, но они слепы. Слухи о секретных операциях? Это не слухи. Это правда. И она убьет нас всех, если мы не проснемся.
В этот момент дверь распахнулась снова. В студию ворвался молодой политик — Томас Элдридж, его лицо было белее мела, глаза лихорадочно блестели. В руках он сжимал папку с красным штампом "Секретно".
— Капитан Прайс, взгляните! — голос Элдриджа дрожал от волнения.
— Утечка из немецкой разведки. Это заговор. Они говорят, что всё уже запущено.
Прайс выхватил папку, открыл её. Его пальцы замерли на первой странице, а глаза сузились, вбирая строчки текста. Тишина в студии стала оглушительной.
— Это... это невозможно, — выдохнул он наконец, но в голосе не было сомнения, только мрачная уверенность.
— Если это правда, война уже началась. И мы её не переживем.
Кроу повернулся к камере, его лицо стало маской сдерживаемого ужаса.
— Дамы и господа, мир трещит по швам, — сказал он, и каждое слово падало, как удар молота.
— И мы, возможно, только что узнали, кто разжигает этот пожар. Но кто они? И чего хотят?
Прайс захлопнул папку и посмотрел на Кроу. В его взгляде была сталь.
— Я должен идти. Время уходит.
Он развернулся и вышел, его шаги гулко отдавались в пустоте студии. Кроу проводил его взглядом, затем снова обратился к зрителям:
— Это не просто новости. Это зов к действию. Будьте готовы. Что-то страшное уже на пороге.
Экран погас. Студия утонула в полумраке, только мониторы продолжали мигать, выбрасывая в тишину тревожные заголовки. За окном ветер выл всё громче, и пустые улицы Лондона казались зловещим предзнаменованием того, что должно было вот-вот обрушиться на мир.
Капитан Джон Прайс шагал по гулким коридорам студии BBC, его тяжёлые ботинки выбивали ритм, от которого холодные стены, казалось, дрожали. Лампы над головой слепили глаза резким, неживым светом, но Прайс давно привык к боли — она была его верной тенью, спутницей пятидесяти лет, выжженных войной и предательством. Он остановился у окна, вглядываясь в серый Лондон, утонувший в густом тумане. Город, который он когда-то поклялся защищать, теперь смотрел на него с равнодушием чужака. Земля под ногами скрипела, словно готовилась разверзнуться и поглотить его целиком.
Воспоминания о Припяти нахлынули, как ядовитый ветер. Разрушенные дома, запах радиации, треск автоматных очередей — и тот выстрел, который должен был положить конец кошмару. Но вместо триумфа он получил нож в спину. Его команда, его братья, остались лежать в той проклятой земле, проданные кем-то из верхушки. Прайс выжил — случайно, чудом, или, может, по чьей-то злой насмешке судьбы. Кто отдал приказ? Кто продал их жизни за пачку бумаг или звонкую монету? Он не знал. Но поклялся узнать. И заставить заплатить.
Студия BBC лежала во мраке, словно гроб, куда свет проникал лишь тонкими, дрожащими нитями, выхватывая из тьмы лицо Джонатана Кроу — измождённое, высеченное морщинами, с глазами, что пылали угасающим огнём человека, знающего слишком много. Тусклые софиты бросали на стены длинные тени, извивающиеся, как призраки прошлого, что цеплялись за его душу. Мониторы вдоль стен мигали, выбрасывая в эфир кадры разрушений: дымящиеся обломки Токио, тёмные улицы Вашингтона, заснеженные патрули Москвы — немые свидетели мира, что трещал по швам. Гул техники стих, сменившись зловещей тишиной, тяжёлой, как могильная плита, и в этой тишине голос Кроу звучал, как эхо из бездны — низкий, хриплый, пропитанный болью и предчувствием.
Он стоял у стола, его пальцы сжимали край, будто цеплялись за последнюю опору в этом рушащемся мире. Плечи сутулились под грузом лет и правды, что он нёс, а в груди колотилось сердце — не от страха, но от гнева, ностальгии и решимости, что сжигали его изнутри. Камера поймала его крупным планом: щетина, пробивающаяся сквозь кожу, тёмные круги под глазами, и взгляд, острый, как лезвие, полный интриги, что манила за собой в пропасть. Его голос прорезал тишину, мрачный и эмоциональный, как шепот из тёмного переулка, где жизнь и смерть танцевали свой последний вальс.
— Мы видели хаос, — начал он, и каждое слово падало, как пепел на холодную землю, медленно, но неотвратимо, отзываясь в сердцах миллионов за экранами. — Взрывы, что рвут города, кибератаки, что парализуют нации, тени, что сгущаются над нами. Но за этим — люди. Люди, чьи жизни выкованы в огне, чьи раны кровоточат правдой.
Он замолчал, и тишина сгустилась, пропитанная болью прошлого и предчувствием грядущего. Камера задержалась на его лице, и свет мигнул, бросив тень на стену — зловещую, живую, как призрак, что шептал о неизбежном. Кроу не дрогнул, но его дыхание стало тяжёлым, рваным, выдавая бурю внутри — ностальгию по дням, когда мир казался прочным, и гнев на тех, кто разбил его вдребезги.
— Сегодня вы услышите их, — продолжил он, и голос его стал глубже, мрачнее, интимнее, словно он раскрывал тайну, что могла спасти или погубить.
— Их истории — не просто слова. Это шрамы, вырезанные на их душах, крики, что эхом отдаются в ночи. Это предостережение, выжженное кровью.
За окном раздался далёкий вой ветра, низкий и протяжный, как стон умирающего города. Кроу поднял взгляд, и в его глазах мелькнула решимость — холодная, непреклонная, как сталь, что выковалась в аду. Атмосфера студии стала напряжённой до предела, тяжёлой, как воздух перед бурей, и в этой зловещей тишине его слова повисли, как вызов, брошенный судьбе:
— Они — тени нашего прошлого. И, возможно, единственный свет в нашем грядущем.
Экран дрогнул, и тьма сомкнулась вокруг него, оставив лишь эхо его голоса — интригующее, мрачное, как зов из бездны, что манил за собой в мир боли, мести и последней надежды.
Снег падал на Припять тяжёлыми хлопьями, словно пепел сгоревшего мира, укрывая радиационные руины белым саваном, что не мог скрыть их уродства. Тьма была густой, пронизанной воем ветра, что гнал по пустошам запах смерти — едкий, металлический, пропитанный болью прошлого. Джон Прайс, ветеран SAS, пятидесяти лет, лежал на земле, прижимаясь к ледяному бетону покосившегося дома. Его дыхание вырывалось рваными клубами пара, растворяясь в морозной мгле, а пальцы, загрубевшие от войн, сжимали винтовку с такой силой, что металл скрипел, как его собственная душа. Глаза, тёмные и глубокие, смотрели в прицел, где тени врагов мелькали среди развалин — призраки, что пришли забрать его братьев.
Воспоминание ударило, как пуля в грудь, и ночь ожила хаосом. Треск автоматов разорвал тишину, крики его команды — резкие, надрывные, полные ужаса — эхом отражались от стен, а кровь заливала снег, алые пятна расплывались, как цветы в аду. Он видел их лица — молодых, верящих, теперь искажённых болью и смертью. "Держись, Прайс!" — крикнул лейтенант, но его голос оборвался взрывом, что швырнул Прайса в грязь, оглушив его грохотом и жаром. Пламя пожирало всё вокруг, дым душил лёгкие, и он полз, хрипя их имена, но ответом была лишь тишина — мрачная, тяжёлая, как могила, что поглотила его отряд.
Его грудь вздымалась, сердце колотилось, пропитанное горьким коктейлем из ностальгии и гнева. Эти мальчишки были его семьёй — братьями, которых он вёл в бой, обещая вывести живыми. Но кто-то продал их, кто-то шептался в тенях, и этот нож в спине резал глубже любой пули. Прайс стиснул зубы, челюсть заныла от напряжения, а в горле застрял ком — боль прошлого, что жгла его изнутри, как раскалённый уголь. Он выжил, но не простил. Никогда не простит.
— Вы думали, я сломаюсь, — прохрипел он, и его голос, низкий и мрачный, растворился в вое ветра, обращаясь к призракам врагов, что следили из темноты. Каждое слово было высечено в его душе, пропитано решимостью, что выковалась в том аду. — Но я найду вас. И вы заплатите.
Он поднялся, и снег хрустел под его ботинками, как кости под ударом. Тени в руинах шевельнулись, и его взгляд стал острым, как клинок, полный холодной ярости. Атмосфера была хаотичной, пропитанной предчувствием грядущего, но Прайс не боялся. Он шагнул вперёд, вглубь ночи, где радиация и разрушения были лишь декорациями к его личной войне. Ностальгия по тем, кого он потерял, смешивалась с гневом, что гнал его вперёд, и решимостью, что стала его бронёй. Пусть мир рухнет, пусть Припять станет его могилой — он не остановится, пока предатель не захлебнётся в собственной крови.
Студия BBC утопала в холодном свете, что лился с потолка, как лунный луч над могильным камнем, выхватывая из мрака лица, застывшие в напряжённой тишине. Тени дрожали на стенах, длинные и зловещие, словно призраки, что цеплялись за души тех, кто здесь собрался. Джонатан Кроу сидел за столом, его пальцы сжимали ручку, оставляя вмятины на бумаге, а глаза, тёмные и усталые, смотрели на человека напротив — Джона Прайса, ветерана SAS, чья фигура, широкая и непреклонная, казалась высеченной из гранита. Лица сотрудников студии были бледны, напряжённы, пропитаны предчувствием грядущего, а воздух — тяжёлый, интимный, как исповедь перед казнью.
(Примечание: Этот раздел содержит авторские комментарии и пояснения к миру фанфика. Он полностью опционален! Если вам не терпится ринуться в бой вместе с Прайсом и командой, смело переходите к следующей главе. Но если вам интересно заглянуть "под капот" этой истории, узнать о каноничных отличиях и авторском замысле – добро пожаловать!)
Приветствую, боец!
Вы только что пережили первые отголоски хаоса, прокатившиеся по миру в прологе "Нулевого Часа". Мы увидели панику в мировых столицах, услышали голоса страха и решимости, и, самое главное, почувствовали тяжесть тени, что нависла над будущим. Пролог – это наш фундамент, точка отсчета, и я хотел бы немного поделиться тем, что стоит за этими первыми главами.
1. Канон vs. Альтернативная Реальность: Где Мы Расходимся?
Сразу скажу: "Нулевой Час" – это Альтернативная История. Вы узнали знакомые имена – Прайс, Захаев, Шепард, Макаров – и знакомые конфликты, но их переплетение, хронология и детали отличаются от канона трилогии Modern Warfare (и других игр серии).
Хронология: Ключевое отличие – события Пролога разворачиваются в 2009 году. Это до основных событий Modern Warfare 2. Я хотел показать мир, который уже трещит по швам раньше, исследовать эскалацию конфликта, показать, как Захаев и Макаров (чья роль здесь пока только намечена) дергают за ниточки еще до того, как их игра стала очевидной для всех.
Технологии: Вы могли заметить намеки на кибератаки глобального масштаба и, возможно, почувствовали легкий привкус технотриллера. Да, в этом мире технологии играют чуть более зловещую роль, чем в оригинальной MW. Элементы, вдохновленные Advanced Warfare (продвинутые дроны, экзоскелеты) и Black Ops ("Нова-6"), будут постепенно вплетаться в повествование, но не как внезапное явление, а как результат тайных разработок, черного рынка или действий теневых организаций. Это не AW или BO в чистом виде, а скорее мрачное *эхо* этих технологий в мире Modern Warfare.
События: Кибератаки, взрывы в Азии, маневры в России, показанные в Прологе – это специфические события нашей АИ, призванные создать атмосферу глобального кризиса и паранойи.
2. Персонажи на Грани:
Прайс: В Прологе мы видим Прайса не просто как легендарного капитана, а как человека, глубоко травмированного прошлым. Припять 1996 года и предательство (чье именно – пока остается за кадром, но ветераны серии поймут намеки) оставили на нем неизгладимый след. Он уже несет это бремя в 2009-м. Его мотивация в начале истории – это не только долг, но и глубоко личная потребность найти ответы, возможно, отомстить тем, кто стоит за хаосом, который так напоминает ему о пережитом кошмаре. Его усталость, его резкость, его мрачная решимость – всё это эхо Припяти.
Журналисты (Кроу, Волкова, Рид и др.): Они – наши глаза и уши в этом хаосе. Через их репортажи, их личные переживания (страх Анны за брата, паника Кейтлин) я хотел показать человеческое лицо глобальной катастрофы, сделать угрозу не абстрактной, а реальной и близкой.
Захаев, Макаров, Шепард: В Прологе они – фигуры в тени. Захаев и Макаров – невидимые кукловоды, чье присутствие ощущается лишь в масштабе разрушений. Шепард – голос власти, авторитет, но его роль пока неоднозначна (вспомните его появление в конце второй части Пролога – он знает о Захаеве, но что именно?). Их истинные роли и мотивы будут раскрываться постепенно.
3. Мир на Пороге Войны:
Атмосфера: Я стремился создать гнетущую, нуарную атмосферу мира, стоящего на пороге Третьей мировой. Паника, недоверие, теории заговора, ощущение невидимого врага – всё это должно пропитывать воздух. Локации (Лондон, Москва, Вашингтон, Токио, Берлин) выбраны не случайно – это ключевые точки на геополитической карте, и хаос, охвативший их, подчеркивает глобальный масштаб кризиса.
Технологии и Угрозы: Кибератаки – это не просто взлом, это оружие, способное парализовать инфраструктуру. Намеки на взрывы и военные маневры – это прелюдия к более масштабному конфликту. Мир "Нулевого Часа" – это мир, где информационная война и реальные боевые действия идут рука об руку.
4. Хронология:
Как уже упоминалось, Пролог происходит в 2009 году. Это отправная точка нашей истории, закладывающая основу для событий Акта 1, который охватит период примерно до 2012 года.
5. Замысел и Сложности:
Моей главной целью в Прологе было погрузить вас в атмосферу надвигающейся катастрофы, показать мир глазами разных людей и, конечно, представить нашего главного героя – Прайса – не как неуязвимую икону, а как человека со своими шрамами и демонами. Сложность заключалась в том, чтобы сбалансировать глобальный масштаб с личными историями, создать напряжение и интригу, не раскрывая всех карт сразу. Смешение элементов из разных игр – это попытка создать уникальный опыт, взглянуть на знакомых персонажей под новым углом, в более сложном и технологически продвинутом (но и более хрупком) мире.
6. Что Дальше? (Легкий Намек)
Пролог показал нам что происходит. Следующие главы начнут отвечать на вопрос почему и кто за этим стоит. Мы сместим фокус с глобальной паники на конкретные действия команды Прайса. Появится ключевой персонаж – молодой и дерзкий новичок, которому предстоит пройти крещение огнем в этом хаосе. Расследование начнется, и первый след поведет их в мрачный, дождливый Берлин...
Надеюсь, этот небольшой разбор помог вам лучше понять мир "Нулевого Часа". Спасибо, что вы с нами в этом путешествии по теням грядущего! Увидимся в следующей главе!
Ночь 15 апреля 1996 года опустилась на Припять, как тяжёлое одеяло, сотканное из тьмы и тишины. Луна, бледная и тонкая, словно лезвие ножа, едва пробивалась сквозь рваные облака, бросая слабый свет на холм, где притаились двое. Молодой лейтенант Джон Прайс лежал на животе, прижавшись к холодной земле, пальцы крепко сжимали винтовку. Его дыхание вырывалось короткими облачками пара, а сердце стучало так громко, что он боялся — вдруг его услышат там, внизу, в этом мёртвом городе. Припять раскинулся перед ним, как призрак прошлого: серые скелеты домов, ржавое колесо обозрения, застывшее в вечном ожидании, и голые ветви деревьев, будто когти, тянущиеся к небу. Всё было безмолвно, но в этой тишине чувствовалась угроза — словно город затаил дыхание, ожидая крови.
Рядом, в паре метров, капитан Макмиллан устроился с лёгкостью человека, для которого такие ночи — просто ещё одна страница в длинной книге. Его винтовка L96 лежала на сошках, прицел поблёскивал в лунном свете, а сам он казался камнем — твёрдым, холодным, неподвижным. Шотландский акцент мягко прокатился в воздухе, когда он, не отрывая глаз от прицела, пробормотал:
— Спокойно, парень. Дыши глубже, а то сердце твоё выдаст нас раньше пули.
Прайс стиснул зубы, пытаясь унять дрожь в руках. Он был новичком в SAS, но не зелёным юнцом — просто эта миссия пахла чем-то большим, чем обычная зачистка. Он бросил взгляд на Макмиллана: тот даже не шевельнулся, только уголок рта чуть дёрнулся в намёке на усмешку. Этот человек был легендой — снайпер, чьи выстрелы обсуждали шёпотом в казармах. Прайс хотел доказать, что достоин лежать рядом с ним в этой засаде, но внутри него всё кипело — смесь нервов, адреналина и какого-то странного предчувствия.
— Как ты это делаешь? — тихо спросил он, голос чуть дрогнул.
— Сидишь тут, будто на пикнике.
Макмиллан хмыкнул, не отводя глаз от города.
— Пикник, говоришь? Ну, если пикник — то без чая и с дерьмовым видом. Привыкай, Джон. Война — это ждать. Ждать, пока кто-то не моргнёт первым.
Прайс кивнул, возвращая взгляд к прицелу. Через линзу Припять казалась ещё более зловещей: тени домов вытягивались, как пальцы, а слабый ветер шевелил мусор на улицах, будто призраки всё ещё бродили там, среди руин. Где-то вдали скрипнула железка — может, старый фонарь, может, что-то хуже. Он сглотнул, чувствуя, как пот холодеет на затылке. Их цель — Имран Захаев, русский торговец смертью, — был где-то там, внизу. Человек, который сегодня мог купить химическую чуму под названием "Нова-6" и завтра пустить её в ход. Прайс не знал, что это за штука, но слова Макмиллана перед миссией
— «Если эта дрянь вырвется, Припять станет не просто мёртвой, а проклятой» — врезались в память.
— Видишь что-нибудь? — шепнул Прайс, стараясь звучать увереннее.
Макмиллан чуть повернул голову, его глаза блеснули в темноте, как у волка.
— Пока нет. Но он там, Джон. Чувствую его, как собака чует кость.
Прайс снова уставился в прицел, пытаясь уловить хоть малейшее движение. Город молчал, но тишина была обманчивой — она прятала шаги врагов, скрип грузовиков, звон монет, которыми Захаев торговал жизнями. Это была их ночь, их шанс остановить бурю, пока она не разрослась. И всё же, глядя на этот серый призрак под холмом, Прайс не мог избавиться от мысли: что-то пойдёт не так. Что-то уже пошло не так.
Ночь над Припятью сгущалась, словно чернила, медленно заливающие старый пергамент. Джон Прайс всё ещё лежал на холме, прижимая винтовку к плечу, когда тишину разорвал резкий треск рации. Голос майора Шепарда ворвался в эфир, холодный и твёрдый, как сталь, что остывает после кузнечного горна.
— Альфа-один, это База. Цель — Захаев. Один выстрел, никаких следов. Подтвердите готовность.
Прайс замер, пальцы невольно стиснули рукоять оружия. Этот голос — глубокий, спокойный, но с какой-то скрытой тяжестью — всегда заставлял его чувствовать себя мелкой пешкой на огромной доске. Шепард не был человеком, который тратил слова впустую; каждое его указание звучало как приговор, и сейчас в этом приказе сквозило что-то большее, чем просто миссия. Прайс бросил взгляд на Макмиллана, надеясь уловить хоть тень реакции, но капитан лишь чуть прищурился, глядя в прицел, будто голос из рации был просто очередным шорохом ветра.
— Подтверждаю, — тихо отозвался Макмиллан, его шотландский акцент добавил словам мягкости, которой не было у Шепарда.
— Мы на позиции. Ждём цель.
Рация снова затрещала, и голос Шепарда вернулся, ещё более ледяной, почти механический:
— У вас мало времени. Он должен исчезнуть до рассвета. База — отбой.
Тишина рухнула обратно, тяжёлая и вязкая, как смола. Прайс сглотнул, чувствуя, как давление сверху сжимает грудь. Он привык к приказам, но в этом было что-то странное — будто Шепард не просто отдавал команду, а плёл паутину, в которой они с Макмилланом были лишь нитями. Молодой лейтенант повернулся к капитану, голос его дрогнул, выдавая напряжение:
— Ты слышал? «Никаких следов». Это что, официально нас тут нет?
Макмиллан не ответил сразу. Он медленно оторвался от прицела, потёр подбородок мозолистой рукой и бросил на Прайса взгляд — острый, но с лёгкой искрой, почти насмешливой.
— А ты думал, Джон, что мы тут герои из книжек? Мы — тени, парень. Делаем грязную работу, пока большие шишки пьют виски в кабинетах. Шепард хочет чистоты? Значит, так и будет.
Прайс нахмурился, переваривая слова. Он знал, что SAS — это не парадные марши и медали, но холодная отстранённость Шепарда и этот приказ — «один выстрел, никаких следов» — оставляли привкус чего-то скользкого, неправильного. Он вспомнил, как майор смотрел на него во время инструктажа: глаза как два осколка льда, ни тени эмоций. Человек, который мог отправить тебя на смерть и даже не моргнуть.
Тьма Припяти сгущалась, словно живое существо, обволакивая всё вокруг липким, холодным дыханием. Сквозь дымный полог, что стелился над руинами после взрыва газа, едва пробивались слабые отблески луны, выхватывая из мрака остовы зданий — скелеты некогда живого города. Джон Прайс, молодой лейтенант с лицом, уже тронутым усталостью войны, шагал впереди, его ботинки хрустели по битому кирпичу и осколкам стекла. Винтовка висела на плече, но рука нервно сжимала ремень — пальцы готовы были в любой момент сорваться к оружию. Рядом, чуть позади, двигался капитан Макмиллан, его шаги были размеренными, почти бесшумными, как у хищника, привыкшего к теням. Высокий, с резкими чертами лица, он казался спокойным, но в этом спокойствии таилась сталь — холодная, непреклонная.
Они добрались до склада — ржавого монстра, что притаился на окраине города, словно зверь, затаивший дыхание перед прыжком. Стены, покрытые коростой облупившейся краски и пятнами ржавчины, гудели под порывами ветра, а тени внутри шевелились, будто живые. Прайс остановился у входа, его взгляд метнулся к небу — пустому, без единого звука лопастей, что должны были разорвать эту гнетущую тишину. Вертолёт не прилетал. Секунды тянулись, как патока, и каждый вдох отдавался металлическим привкусом радиации, что витала в воздухе после провала в «Чёрном апреле».
— Где этот чёртов вертолёт, Мак? — голос Прайса был низким, с хрипотцой, в нём сквозила тревога, которую он пытался задавить. Он бросил взгляд на капитана, выискивая в его лице хоть намёк на ответ.
Макмиллан не ответил сразу. Он прислонился к косяку, скрестив руки, и медленно обвёл взглядом горизонт. Его глаза, холодные, как лёд на озёрах Шотландии, не выдавали ни капли паники. Тишина давила, заполняя склад, словно вода, что просачивается в тонущий корабль. Наконец, он заговорил, голос его был ровным, почти ленивым, но в каждом слове чувствовалась тяжесть:
— Спокойно, Джон. Если они не здесь, значит, что-то пошло не так. Или кто-то решил, что нам тут лучше остаться.
Прайс стиснул зубы, его пальцы сжались на ремне винтовки так, что побелели костяшки. Он шагнул внутрь склада, и тени отпрянули от его фигуры, растворяясь в углах. Внутри пахло сыростью и железом, ржавые балки над головой скрипели, будто шептались о чём-то зловещем. Он обернулся к Макмиллану, глаза сузились:
— Не так? Это ты называешь «не так»? Мы только что подорвали полгорода, Захаев ушёл, а Шепард молчит, как рыба об лёд. Это не просто сбой, Мак. Это засада.
Макмиллан хмыкнул, но смеха в этом звуке не было — только сухая, горькая насмешка. Он оттолкнулся от стены и подошёл ближе, его тень легла на пол длинной полосой, смешиваясь с мраком.
— Может, и засада. А может, просто трусость. Шепард никогда не любил рисковать своей шкурой. Но сейчас не время гадать, лейтенант. Надо двигаться. Вертолёт — это наш билет домой, а его нет. Значит, мы сами себе билет.
Прайс замер, вслушиваясь. Тишина была не просто отсутствием звука — она была живой, плотной, как стена, что медленно сжималась вокруг них. Где-то вдали, за пределами склада, ветер протяжно выл, гоня по земле клочья пепла и обрывки старых газет. Он чувствовал, как холод пробирается под куртку, но это был не просто холод Припяти — это был холод предчувствия. Что-то было не так. Что-то следило. Или ждало.
— Двигаться? — Прайс резко повернулся к Макмиллану, его голос стал тише, но в нём звенела сталь.
— Куда, Мак? В эту радиоактивную помойку? Без плана, без связи? Мы даже не знаем, живы ли ещё те, кто должен нас вытащить.
Макмиллан встретил его взгляд, и в его спокойствии мелькнула тень усталости — не физической, а той, что приходит с опытом слишком многих провалов. Он медленно кивнул на запад, где за дымом угадывались очертания леса.
— Через руины. К границе. Если Шепард нас кинул, то сидеть здесь — верная смерть. А я, Джон, умирать в этом склепе не собираюсь. Ты со мной?
Прайс выдохнул, пар от его дыхания повис в воздухе, растворяясь в полумраке. Он ненавидел эту тишину, ненавидел склад, ненавидел неведение. Но больше всего он ненавидел мысль, что их предали. Его рука легла на винтовку, пальцы сжали холодный металл, и он кивнул — коротко, резко, как человек, что принимает вызов судьбы.
— Со мной, Мак. Но если это ловушка, я найду того, кто её устроил. И он пожалеет, что родился.
Тени склада сомкнулись за их спинами, когда они шагнули к выходу, и ветер завыл громче, словно оплакивая их уход. Припять ждала, затаив дыхание, готовая поглотить их в своём радиоактивном чреве. А где-то там, в дыму и тенях, Имран Захаев уже строил свои планы мести.
Холодный воздух склада вгрызался в лёгкие, пропитанный запахом ржавчины и старого машинного масла. Прайс стоял у выхода, его фигура напряжённо застыла, как натянутая струна, готовая лопнуть от малейшего касания. В руках он сжимал рацию — маленькую, потёртую коробку, чей зелёный индикатор мигал, словно подмигивал в насмешку. Тишина, что последовала за их уходом из-под ржавых стен, сменилась слабым треском эфира, но за этим звуком не было ничего — ни голоса, ни приказа, ни надежды. Только пустота. Прайс поднёс рацию к губам, его пальцы дрожали — не от холода, а от ярости, что бурлила внутри, как лава, готовая вырваться наружу.
— База, это Прайс. Назови код эвакуации. Отвечай, Шепард, чёрт тебя дери! — Его голос, хриплый и резкий, прорезал тишину, но ответом был лишь шипящий треск, похожий на издёвку. Он нажал кнопку снова, сильнее, будто мог выдавить слова из молчания.
— Шепард, ты слышишь меня? Мы тут как крысы в ловушке, давай сигнал!
Рация молчала. Треск стал глуше, прерывистый, как дыхание умирающего. Прайс стиснул её так, что пластик скрипнул под его пальцами, и швырнул взгляд на Макмиллана, который стоял чуть поодаль, прислонившись к остову старого ящика. Капитан не шевелился, его лицо оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня, но в глазах мелькала тень — не страх, а что-то более глубокое, холодное, как знание, пришедшее с опытом.
Солнце уже клонилось к закату, бросая длинные тени через окна базы, когда Прайс вернулся в барак после своего молчаливого созерцания горизонта. Его шаги гудели по деревянному полу, каждый звук отдавался в тишине, как метроном, отсчитывающий время до новой битвы. Воздух внутри был пропитан запахом старой бумаги, кофе и слабого дыма от печки, что тлела в углу. Он бросил винтовку на койку, его движения были резкими, но точными, как у человека, что привык держать себя в руках даже в хаосе. Но что-то тянуло его взгляд — стопка папок на столе, небрежно оставленная кем-то из офицеров. Одна из них, потрёпанная, с выцветшей надписью «Секретно», лежала чуть в стороне, словно ждала его.
Прайс замер, его пальцы дрогнули над бумагой. После всего — предательства командования, ухода Макмиллана, имени «Соуп», что звенело в его голове, — он знал, что ответы не придут сами. Он схватил папку, его руки сжали её так, что края смялись, и сел за стол, где тусклая лампа бросала жёлтый свет на его лицо, высвечивая глубокие морщины, что вырезала Припять. Он открыл её, и внутри его ждали документы — пожелтевшие, испещрённые печатями и рукописными заметками, что пахли тайной, как старый погреб, полный теней.
Первый лист был докладом — коротким, но острым, как нож в спину:
*«Операция "Чёрный ворон". Зона отчуждения, Припять. Цель: ликвидация Имрана Захаева. Исполнители: капитан Макмиллан, лейтенант Прайс. Статус: провал. Причина: утечка информации. Рекомендация: изоляция выживших».
Прайс стиснул зубы, его пальцы сжали лист так, что бумага затрещала. Утечка. Слово резало его, как осколок стекла, подтверждая то, что он подозревал в джипе, когда Картер смотрел на него пустыми глазами. Он перевернул страницу, и там — список имён, перечёркнутых красными чернилами. Его люди. Те, кто остался в пепле. А внизу — подпись: «Генерал Шепард».
— Сволочь, — прошипел Прайс, его голос был низким, яростным, как рык зверя, что почуял предателя.
Дверь скрипнула, и в барак вошёл Хилл, его острое лицо напряглось, когда он заметил Прайса с папкой. Он замер в дверях, его рука дрогнула на косяке, но голос был твёрдым, хоть и тихим:
— Прайс, что ты делаешь? Это не твоё.
Прайс поднял взгляд, его глаза сверкнули в свете лампы, как сталь, что только что вынули из огня. Он встал, шагнул к Хиллу, держа папку перед собой, как улику на суде.
— Не моё? — переспросил он, его голос стал холоднее, но в нём звенела угроза.
— Это моя жизнь, Хилл. Мои люди. Здесь написано, что нас продали. Утечка информации, и Шепард подписал это. Объясни мне, почему я не должен разнести эту базу к чёрту прямо сейчас?
Хилл отступил на шаг, его лицо побледнело, но он не отвёл глаз. Его пальцы сжались в кулаки, и он заговорил, понизив голос до шёпота, как будто стены могли слышать:
— Я не знаю всего, Прайс. Но я слышал обрывки. Шепард… он играет в свою игру. Захаев был целью, но кто-то хотел, чтобы он выжил. Чтобы операция провалилась. Они не ожидали, что вы вернётесь.
Прайс бросил папку на стол, бумаги разлетелись, как листья на ветру, и шагнул ближе к Хиллу, его тень накрыла солдата, как буря.
— Кто-то? — прорычал он, его голос дрожал от гнева, но в нём была сила, что могла сломать кости.
— Назови имя, Хилл, или я вытрясу его из тебя.
Хилл сглотнул, его взгляд метнулся к окну, где закатное небо становилось всё темнее, и прошептал:
— Не знаю имени. Но есть слухи… кто-то из наших, высоко. Они называют его «Тень». И он связан с Захаевым. Это всё, что я слышал, клянусь.
Прайс замер, его дыхание стало глубже, как будто он пытался вдохнуть эту тайну, пропустить её через себя. «Тень». Слово повисло в воздухе, как дым, что поднимался над Припятью, и он почувствовал, как внутри него что-то щёлкнуло — не страх, а азарт, как у охотника, что нашёл новый след. Он отвернулся от Хилла, подошёл к окну и посмотрел на небо, где последние лучи солнца тонули в темноте.
— Тень, значит, — пробормотал он, его голос стал тише, но в нём звенела сталь.
— Пусть прячется. Я найду его. И Захаева. Они оба заплатят.
Хилл шагнул к столу, его руки дрожали, когда он начал собирать бумаги, но голос был твёрже, как у человека, что выбрал сторону:
— Ты ввязываешься в опасное дело, Прайс. Если Шепард узнает, что ты копаешь…
Прайс резко повернулся, его взгляд пронзил Хилла, как пуля, и он шагнул к нему, его фигура выросла в свете лампы, как воплощение гнева.
— Пусть узнает, — сказал он, его голос был низким, но полным силы, что могла сотрясти стены.
— Я не их пешка больше. Это моя война, Хилл, и я буду драться до конца. Скажи мне, ты со мной или будешь молчать, как Картер?
Хилл замер, его руки остановились над бумагами, и он посмотрел на Прайса — не с вызовом, а с чем-то новым, как будто впервые увидел в нём не просто солдата, а человека, что меняет правила игры. Он кивнул — медленно, но твёрдо.
— Я не Картер, — сказал он, его голос стал глубже.
— Я помогу. Но нам нужен план. И этот Соуп… он может быть ключом.
Прайс кивнул, его губы дрогнули в холодной, хищной усмешке. Он подошёл к столу, взял папку и сжал её в руках, как оружие, что он теперь нёс против своих врагов.
— Тогда найди его, Хилл, — сказал он, его голос стал приказом, что резал воздух.
— Мы начинаем охоту. На Тень, на Захаева, на всех, кто нас продал. Это не конец — это только начало.
Свет лампы мигнул, тени в комнате дрогнули, как будто предчувствуя бурю, что поднималась в душе Прайса. Он стоял, окружённый тайнами и предательством, но теперь он знал — его путь был не просто местью, а войной, что раскроет правду, скрытую в этих секретных материалах. Хилл ушёл, его шаги растворились в ночи, а Прайс остался один, его взгляд был устремлён в темноту за окном, где ждали его враги — и его судьба.