О дарах

О дарах

-

Ну то, что вы с ума сошли, я уже понял, – заверил Азазель без тени улыбки на лице. Безумцев он не любил, не жаловал и старался избегать, прекрасно понимая, что от безумцев можно ждать чего угодно, а спроса с них никакого нет.

– Мы не шутим, господин, – униженно отозвался чёртик, но взглянул при этом с такой наивной прямотой, что Азазель даже поморщился – ну что за порода? Новоставленец что ли?

И потом – что значит «не шутим»? бунт?

– Мы имеем на это право. Это наше общественное мнение! – продолжил чёртик, оглянувшись за поддержкой к товарищам. Товарищи согласно загудели, но на всякий случай отступили.

Вон оно что… право, стало быть? Вот говорил Азазель, а его не слушали, что права там всякие, свободы, профсоюзы до добра не доведут. Общественная акция, меняем мнение большинства, ад доступен для всех! – сколько лозунгов выдавали тогда умники, которые в жизни своей не ведали ни людей в жизни, ни души их в смерти? А Азазель видел. Слушал его кто-нибудь? Никто не слушал. Все только и говорили:

– Надо идти в ногу с прогрессом, Азазель!. Вы, конечно, демон первородный, но тем не менее, вы не понимаете, чем сейчас живёт гражданское общество!

Но если кто и знал чем там живёт гражданское общество, так это Азазель. Он был и убийцей, он был и наблюдателем, и карателем, и… по мнению канцелярских крыс, придумывающих чем бы ещё продемонстрировать свою весьма сомнительную полезность, совершенно не ведающим чем живёт гражданское общество!

– Наплачемся, – остерегал Азазель, когда прошло первое заседание профсоюза, на котором вся низшая гадость, все мелкие душонки, молящие хоть о какой-нибудь, но должности в Подземном, выбрали всё же себе представителя. Самого наглого среди своих, с бегающими красными глазками чертенка Смолвиля.

– Да брось, – успокаивали его другие первородные, видевшие, как и Азазель, зарождение цивилизации и от того, как ему казалось, автоматически разделявшие его мировоззрение и опасения, – ну поиграют в демократию, сами же потом и прибегут в слезах и соплях – меж собою не договорятся и захлюздят.

Азазель в это не верил, но переубеждать не стал – он что, ангел, чтобы спорить? Тьма не спорит. Тьма отползает в сторону и наблюдает за тем, как оказывается права.

Или неправа, но тогда никто и не увидит, что тьма была тут, поблизости.

– Они хотят себе гарантий, – в одном, правда, Азазель себе не отказал и пожаловался своему господину и другу. Не от зла, не из обиды, а просто от удивления.

Люцифер, кажется, тоже был сбит тогда с толку.

– А так можно было? – усмехнулся он. – Чего только эти смертные не придумают!

И больше вопроса не поднимал. Может быть, осознавал, а может быть и забыл – Азазель не уточнял, хотя ему и было интересно, что же на самом деле его господин и друг думает обо всём этом. Впрочем, ответ был рядом, но слышать его не хотелось. Это было смешно и нелепо, но это было признаком свободы. Никому из ангелов или демонов, появившихся в числе первых, замысленных и явленных Володыкой, не пришло бы в голову чего-то там просить. Какие свободы? Какие профсоюзы? Да вы спятили!

А этим низменным душонкам, которые не нашли ничего лучше, чем объединится по принципу слабости пришло в голову и они даже заявили о себе. Смелые? Может быть. А может быть, и правые.

Эти душонки оказались смелее, чем первородные демоны и ангелы – истинные дети всех трёх миров! Эти слабейшие, в посмертии не нашедшие себе применения лучше, чем мелкие демонические ранги (если повезёт!), черти разного рода, призраки и вурдалаки – смогли сделать то, что для более сильных было немыслимо.

И Азазель видел в этом дурные тени.

– Итак, вы говорите серьёзно? – Азазель мрачнел с каждой минутой всё больше. Шуток он не любил, но если бы они сейчас все заявили, что пришли и объявили о своём предложении ради шутки, он бы даже не разозлился, а вздохнул бы с облегчением.

Чертёнок оглянулся на своих, снова ища поддержки. Вурдалаки рыкнули, выражая одобрение, призраки взвыли, а черти зашипели… да-да, они выбрали того, кто будет представлять их интересы и явно гордились этим.

– Так точно! – подтвердил Смолвил звонким для чёртика голосом. – Наше общественное мнение просит вас рассмотреть возможность согласовать нам выходной!

И добавил уже тише:

– В качестве рождественского дара.

И как было не взглянуть на них как на безумцев? Нет, само собой, к Рождеству, по молчаливой традиции, работы почти нет. Первородные демоны пользуются отсутствием своего Хозяина, который либо уходит глубже во мрак, либо выходит на поверхность, в Людское Царство, и не сильно гонятся за планами да подчинёнными. По их примеру и новоявленные демоны, из числа сильных душ, которые обрели себя и смогли построить карьеру, тоже весьма послабляют своих… и так далее. И доходит до того, что последний скелет-стражник может в это время вздремнуть на посту, не от того, что ему нужен сон, а из принципа.

Всё это известно, хотя никогда не обсуждается в открытую.

Но вот так заявляться? Требовать выходной?.. в Подземном Царстве? Да ещё приписывать это какому-то там рождественскому дару?

Азазель даже с подозрением глянул в свою кружку – уж не отравили ли его? а то станется. Принесут сначала кофе, а потом требуют себе выходных. Или обалдели, или думают, что он одурманен.

Но кофе был прежним. Тёмным, горьковатым, крепким…

– Это где же вы, други мои верные, так истомились? – поинтересовался Азазель. Он и правда недоумевал. Смерть – это последнее по-настоящему утомительное занятие, после которого в любом из Царств даётся отдых. А после отдыха не будет. Не принято. В голову никому не приходило.

Смолвиль занервничал. Наверное, в его наивном мирке всё было просто. Может быть, при жизни, которая уже давно ничего не значила, он привык решать вопросы требованиями, и теперь, в смерти, всё просыпалось в нём как в старом мире. Азазель никогда не интересовался кем этот чёртик был прежде, да и не собирался интересоваться – зачем? Люди исчезают, когда смерть касается их, а то, что остаётся, либо забывается через пару людских поколений, если не раньше, либо, при определённом масштабе личности, обретает такие легендарные краски, что не разберёшь уже что там напридумано, а что было на деле.