О фее без крыльев и драконе без сердца

Глава 1. Фея в золотой клетке

Будь осторожна с фейри — они всегда найдут способ обойти сделку.

Ни один добрый поступок не остается безнаказанным.

Это два урока, которые Адерин получила от своих родителей, будучи еще совсем-совсем маленькой девочкой. Первый она услышала от мамы, потому что она была феей, а все фейри — это бывшие феи, отказавшиеся от своих сердец в обмен на силу. Второй дал ей отец, который был самым обычным человеком и знал, что магия не может исправить все.

Разумеется, тогда Адерин не смогла понять всю глубину и важность их слов. Оба совета оставались странно далекими, просто какой-то отстраненной мудростью, какую взрослые нередко говорят. Даже после того, как родители умерли, она все еще не понимала. Не до конца.

Адерин надеется, что ей никогда не придется их усваивать на собственной шкуре, но дети на самом деле лучше учатся на своих ошибках.

И ей пришлось.

— Одна из ваших девушек будет служить у меня до совершеннолетия, — так сказала их деревне фейри. — Взамен я буду поддерживать защитный купол вокруг вашей деревни.

Потому что чудовища из Темного Леса продолжали приходить. Потому что именно они убили маму: она ушла в лес, чтобы достать лекарство для отца, и не вернулась.

Отец умер. Магия не может решить всего. И Адерин осталась одна. В конце концов, она — полукровка, порочный союз феи и человека, бескрылая и с магией, которая приносит больше вреда, чем пользы.

Адерин с радостью согласилась стать следующей. Если она поможет всем, то больше не будет казаться чужой, верно? Если она больше не будет среди них изгоем, то все что угодно. Это же всего-то три года.

С того дня она — маленькая бескрылая птичка в золотой клетке, которую держит в своих руках госпожа Флорис. Ее госпожа. Ее хозяйка, дергающая за магический поводок, когда ей будет угодно.

Но скоро все подойдет к концу. Сегодня Адерин восемнадцать.

Сегодня Адерин будет свободна. А завтра вернется домой и ее, наконец, примут как родную. Потому что она выдержала.

— Моя птичка, — обращается к ней госпожа Флорис.

«Моя птичка» — так называла Адерин мама, может, в надежде, что однажды у нее все-таки появятся крылья. Госпожа Флорис обратила дорогое сердцу обращение в оружие.

— Подойти сюда, — говорит она с улыбкой. — Помоги мне с прической, сегодня же последний раз.

Приказ, обернутый в мягкую просьбу, как нож в ткань. Адерин слушается: тихо выходит из своего угла в огромной спальне госпожи Флорис, где ей положено молча стоять и не мешаться под ногами, и подходит. Ее босые ноги слегка шуршат по ковру, и она ступает на самых цыпочках по полу.

У нее забрали все туфли еще давно, потому что она слишком долго училась тому, чтобы ступать бесшумно на каблуках. Так и не вернули. Может, госпожа просто забыла, а Адерин побоялась спрашивать.

Тогда угроза, что ее превратят в каменную статую, еще была свежа. И собственный ужас от вида десятков других, тоже. Не все девушки, ушедшие в Золотой Двор, возвращались обратно.

Но сделка продолжалась.

Сейчас Адерин уже совсем не страшно, просьба давно потеряла всякий вкус, и без обуви ей стало куда привычнее и удобнее, чем в ней. Все-таки, во дворце довольно тепло.

— Что вы хотите сегодня, госпожа? — спрашивает Адерин, беря расческу.

Госпожа Флорис смотрит на собственное отражение — она и правда невероятно красива. Бледная кожа, огромные изумрудные глаза и золотые локоны, спускающиеся волной почти до самого пола. Фейри не стареют. Феи, впрочем, тоже. Их красота застывает во времени, оставляя их навсегда молодыми, до самого дня их смерти.

Вот только за яркими глазами госпожи Флорис нет ничего: они пусты, как у куклы. Они так же пусты, как и ее сердце.

— Сегодня у нас прием, в честь твоего совершеннолетия, — напевает госпожа Флорис. — Сделай мне лучшую косу, какую сможешь.

Это проверка, очередная маленькая игра. Если Адерин не будет стараться — она проверяла границы раньше, — то будет наказана, потому что до конца сделки еще один день. Может, ее заставят перебирать горох и чечевицу, которые госпожа смешает вместе. Может, ее оставят до срока в подземельях самой темной и холодной башни. Может, вытащат перед всеми в самым грязном и дырявом платье и прикажут танцевать на потеху другим фейри.

Адерин не знает, но госпожа хороша в особенно творческих наказаниях.

А еще она хороша в том, чтобы давать задания, которые нельзя выполнить правильно, как ни пытайся. В особенно игривом настроении госпожа Флорис могла придраться к любой мелочи.

— Как прикажете, — говорит Адерин.

Скоро все закончится. Скоро она вернется домой.

Госпожа задумчиво напевает, но смотрит пристально, как коршун, ищущий добычу — ее глаза наблюдают за каждым движением Адерин из зеркала. Ничто не ускользнет от внимания. Ни один неправильно уложенный волосок не останется незамеченным.

— Сегодня наш последний бал. — Госпожа улыбается, совсем не тепло, скорее хищно. — Я оставила тебе платье.

Да. Последний. Госпожа Флорис любила на других балах и приемах хвастаться тем, как заполучила себе такую редкость — фею-полукровку. В конце концов, немногим людям позволено пересечь границу между обычным миром и Прекрасной Долиной и уж тем более остаться.

Глава 2. Тысячи осколков

Глава 2. Тысячи осколков

Адерин удивленно моргает. Слова ей знакомы, слишком знакомы, но смысл медленно ускользает, потому что такого быть не может. Эта фейри предлагает ей сделку? Сейчас, сразу после того, как стало ясно, что Адерин теперь рабыня госпожи Флорис навечно?

Разве можно заключать больше одной сделки? В конце концов, то, что связывает сейчас Адерин по рукам и ногам, определенно является сделкой, пусть и заключенной не ей самой. Ее сделка скорее последствие чужих ошибочных — или не совсем — решений.

Фейри опускается рядом с ней на колени одним легким, грациозным движением, словно ее совершенно не заботит чистота ее платья, а оно определенно дорогое, нежно-голубое, под цвет глаз, расшитое блестящими на свету крошечными камешками, похожими на замороженные слезы или осколки стекла, и серебряными нитями.

— Ты можешь заключить больше одной сделки, — говорит она, ее голос более глубокий и низкий, чем у госпожи Флорис. — Если в условиях первой, конечно, нет запрета.

О… Адерин не слишком хороша в понимании тонкостей того, как работают сделки фейри. Не то, чтобы ей кто-то стал их объяснять: госпожа Флорис явно не заинтересована в служанке, которая может воткнуть ей нож в спину или вовсе сбежать. Никто из них, скорее всего, в таком не заинтересован.

Адерин едва ли общалась с кем-то здесь, только с госпожой. Или с птицами, обитающими в саду, но те не могут ей ответить. Вряд ли они ее вообще понимают, пусть и продолжают прилетать снова и снова.

— И что вы от меня хотите, госпожа… — начинает Адерин и замолкает, понимая, что не знает ее имени.

— Сафира, — отвечает на невысказанный вопрос фейри и продолжает: — Я хочу, чтобы ты кое-кому помогла в обмен на свободу от договора с Флорис и… крылья.

Адерин вздрагивает.

Она никогда не думала о том, что ей могут вернуть — нет, неправильное слово, их никогда не было, подарить звучит лучше — крылья. Лишь в своих самых смелых фантазиях она представляла себя обычной, полноценной феей, пока не вспоминала, что та часть, которую она разделяет с отцом, не менее важна.

— Я могу дать их тебе, — говорит Сафира. — Это даже проще, чем отменить сделку. — Она хихикает, с оттенком злого веселья, но даже это звучит дружелюбнее, чем у Флорис. — Она не просто так почти не приглашала меня прежде. Видимо, в этот раз ей слишком хотелось показать мне свою победу. Поставить точку в споре.

Адерин совсем немного хочется спросить, о чем же они спорили. Это звучало как история, большая и сложная история, в которой обязательно замешаны сделки. Впрочем, с фейри, наверное, иначе и не бывает. Но она не спрашивает, сворачивает неуместное любопытство, за которое может поплатиться, и прячет где-то в глубине разума.

Фейри снова смотрит Адерин прямо в лицо и говорит:

— Я хочу, чтобы ты помогла кое-кому избавиться от проклятия в обмен на свободу от сделки с Флорис и крылья.

Условие звучит просто, но это обманчивая простота, Адерин уверена. Она, может, и не слишком хороша в магии, потому что ее толком никто не учил, но знает: с проклятиями никогда не бывает слишком просто, с ними всегда что-то не так.

Иногда единственное решение — убить того, кто проклятие наложил, и то может не помочь. Особенно если у проклятия нет никаких лазеек или условий, которые нужно исполнить, чтобы его снять.

Но… разве у Адерин есть другие варианты? Ее будущее, все, какое есть — вечность в рабстве Золотого Двора. Она сомневается, что кто-то еще сможет предложить ей помощь. И от простых вопросов ничего не случится, верно?

— Кому я должна помочь и что это за проклятие?

Похоже, пока Сафира настроена ей все объяснять, поэтому нужно воспользоваться. Адерин не хочет снова попасть в ловушку, пусть и в первый раз в этом не было ее вины. Все всегда может стать еще хуже, чем оно есть сейчас.

— Одному юноше из другого мира, — говорит фейри, слегка улыбаясь, со странным теплом в голосе. — Проклятие медленно превращает его в монстра, поэтому он заперт в замке.

Другой мир… Адерин слышала о нем — о них всех, в конце концов, миров так много — только в сказках, никогда не думая о том, что фейри могут открывать туда дорогу. Но кто, если не они? В конце концов, все сказки основаны на правде, на настоящих историях, которые когда-то случились, а потом превратились в сказания. В приукрашенные легенды, лишенные боли, отчаяния и грязи реальности.

— Что за монстр? — спрашивает Адерин.

Ей жаль юношу, который становится монстром явно против своей воли. Это должно быть ужасно. И тот, кто его проклял, определенно жесток. По-настоящему жесток. Похоже ли проклятие на те моменты, когда сама магия договора — глупой ужасной сделки — заставляет Адерин делать то, что она не хочет? Сила сделки двигает ее телом сама, скручивая до боли мышцы; горит на языке и в горле, если она отказывается говорить то, что нужно и приказано.

— Дракон, — тихо говорит Сафира, ее сияющие глаза кажутся Адерин немного печальными.

О…

В их мире драконы давно вымерли, по крайней мере, так говорят, и не по хорошим причинам. И от этого еще грустнее. Убьют ли того юношу, когда превращение закончится?

Адерин не знает и не уверена, что хочет знать.

Глава 3. Замок, который нельзя покинуть

Адерин медленно отступает назад от ворот, стараясь не смотреть волкам — или чем они там являются — в глаза, чтобы не провоцировать лишний раз. Они продолжают скалиться и рычать, но не нападают, только топчутся и бродят возле ворот.

— Что это? — спрашивает она у человека в доспехах.

Тот вздыхает, звук странно гулкий, будто внутри доспехов ничего нет… а, может, действительно нет. В эту минуту Адерин уже ничему бы не удивилась.

— Охрана. Они никого не выпускают из замка. — Короткая пауза. — Особенно его хозяина.

Что ж, рядом с ней точно не Адам, теперь она уверена, потому что замок уж точно не может принадлежать кому-то другому.

И, похоже, вот так они защищают себя от монстра, которым Адам может стать? У Адерин много вопросов ко всему этому, особенно к тому, как же им удалось создать подобных чудовищ, но она не задает ни одного. Она не слишком заинтересована в том, чтобы выдавать себя сразу.

Выкинут ли ее к волкам-монстрам, как только узнают про сделку? Адерин правда не хочет проверять, насколько терпеливы обитатели замка к чужакам. Особенно к странным чужакам из других миров.

— Как вы сюда попали, минуя их? — спрашивает человек в доспехах.

Он уже спрашивал, но у Адерин нет хорошего ответа для него сейчас. Она определенно не может рассказать всю правду. Не сейчас, попозже. И аккуратно.

— Меня втолкнули в волшебное зеркало, и я упала сюда, — говорит Адерин.

По крайней мере это в достаточной степени правда, пусть и не вся. В зеркало она на самом деле вошла сама, но… тонкости. Она чувствует себя крайне неуютно, не говоря здесь правды, все-таки они ей ничего плохого не сделали, только ей ничего другого не остается.

Адерин хочет им помочь, а для этого ей нужно остаться здесь на весь месяц. Может, у нее даже получится раньше, она готова приложить все усилия.

— Кто втолкнул? — спрашивает человек в доспехах.

Ей определенно нужно узнать его имя, потому что называть его так про себя становится страннее с каждым разом. Но зато ответить на его вопрос в этот раз легко.

— Фейри, — говорит Адерин.

И человек в доспехах — или полые доспехи с чем-то внутри, звуки все еще странные — фыркают, удивительно зло.

— Кто бы сомневался. — Он протягивает ей руку. — Идемте, я провожу вас внутрь. О том, что с вами делать, подумаем утром.

— Хорошо, — соглашается Адерин.

Отсрочка до утра звучит хорошо, у нее есть время подумать, как быть дальше. Какая-то ее часть надеется, что ужасные волки-монстры не уйдут и не дадут ей уйти, поэтому она сможет остаться на месяц спокойно. Сафира наверняка заберет ее через другое зеркало, и никакие волки ей не помешают, если она того захочет. В конце концов, у Сафиры есть прекрасные крылья, чтобы перелететь любую ограду и любых чудовищ.

Можно сразу в башню куда-нибудь наверху, если захочется.

Адерин следует за доспехами внутрь, в темноту, издалека напоминающую огромную пасть уже другого чудовища, которое не скалится, не рычит, не угрожает, а наоброт — терпеливо ждет, пока глупый, незадачливый путник войдет в расставленную им ловушку и станет обедом.

Дверь открывается с протяжным скрипом, напоминающим уже тот самый рык или скулеж, что-то между.

По ту сторону коридор, слабо освещенный и странно узкий, как будто само место строили как можно более неуютным и неприветливым. Место, где гостей не ждут, да и сами хозяева живут больше от невозможности уйти куда-то еще, чем из любви к своему дому.

Адерин проходит внутрь и ежится от странной прохлады, обхватив голые плечи руками. Кажется, что внутри и правда холоднее, чем снаружи. Так быть не должно, но она ничего не говорит, только идет за человеком в доспехах.

В какой-то момент он останавливается возле висящего на стене факела, поднимает руку и тянется за ним, слегка наклонившись назад в странно неловкой позе… и у него слетает шлем, который с металлическим лязгом падает на пол и катится под ноги Адерин, бренча всеми своими острыми гранями.

Головы и правда нет.

Там, где она должна быть, только странный темный дымок, слегка дрожащий в свете факела, и все внутри доспеха — сплошная темнота, никакого тела.

— Прошу прощения, — говорит он, и голос звучит еще страннее, более скрипучим, идущим неясно откуда. — Я потерял голову.

Потерял голову… ха-ха.

Адерин почему-то не может удержать совершенно неуместный смешок, а потом и вовсе начинает хихикать, как будто все напряжение ужасающего дня решило прорваться, обратившись не слезами, а смехом.

Она, все еще смеясь, наклоняется и поднимает шлем, лежащий у ее босых ступней, он немного ржавый, но определенно раньше выглядел по-своему величественно. Ей хочется взять тряпку и попробовать отполировать металл, просто чтобы сделать его красивее, ярче.

Здесь и без того темно.

— Я удивлен, что вы совсем не испугались, — говорят доспехи.

Адерин легко пожимает плечами и возвращает им — или ему? — шлем.

— У меня был очень долгий день.

Глава 4. Чудовище в темноте

Адам смотрит на нее, хмурясь. Адерин не особо-то и страшно, точнее, не страшно вовсе, просто… выглядит как-то неправильно, возможно, из-за всей этой чешуи на лице. Она определенно придает ему угрожающий вид.

Адерин продолжает смотреть в ответ, не отводя взгляда, всеми силами пытаясь показать ему, что не боится.

Спокойная и обманчиво мягкая улыбка госпожи Флорис пугает ее намного больше, потому что за ней может скрываться все на свете: как действительно неожиданное желание побыть мягкой, так и ожидание момента, когда Адерин ошибется, чтобы ее можно было наказать как можно более творчески.

Злость и непонимание Адама написано на его лице самыми яркими красками, настолько яркими, что это перестает пугать: Адерин не нужно гадать, в какой момент все пойдет не так.

Оно уже идет не так, но куда лучше, чем она ожидала.

— Что ты здесь делаешь? — рычит Адам.

О, у него есть клыки. Были ли они всегда или в какой-то момент отрасли? Если второе, то, наверное, ужасно неудобно было переучиваться использовать столовые приборы и посуду по-другому, чтобы клыки не цеплялись…

Хорошо, Адерин определенно думает не о том.

— Я увидела вспышки света в окно и… — она пожимает плечами, крайне неловко.

Не отвечать же, что она его пошла искать. Что-то ей подсказывает: Адам отреагирует плохо. Вряд ли люди были к нему дружелюбны — не совсем этим угрожающим внешним видом и всей этой историей с проклятием.

Ей почти хочется спросить прямо сейчас, насколько он дракон в душе, а не только внешне.

Адам осматривает ее с ног до головы, снова, после чего его взгляд останавливается на ее лице. Кажется, что он тоже пытается прочитать ее эмоции или понять мотивы. У нее определенно много мыслей, она хочет ему сказать, что совсем не хочет ему навредить, а наоборот — помочь.

И его внешний вид не такой-то уж и ужасный, просто… необычный и немного неправильный. И, наверное, крайне неудобный для него самого.

— Разве тебе не было велено оставаться в спальне до утра? — спрашивает Адам.

В его голосе есть эти рокочущие и рычащие нотки, Адерин слышит, как он иначе произносит слова, но она, ужасно привыкшая и не менее ужасно уставшая от кукольной красоты Золотого Двора, почему-то цепляется за это куда больше. И находит даже по-своему милым.

Странно ли то, что чудовище она находит куда более симпатичным, чем красивейшую из фейри, какой госпожа Флорис себя называет и, похоже, искренне считает? Адерин не может судить, впрочем, Сафира показалась даже по-своему красивее, наверное, из-за своего более приятного и человечного поведения.

— Да, мне так сказали, — говорит Адерин. — Но… утро уже скоро?

Это, наверное, самое нелепое оправдание, которое она вообще говорила, но оно близко к правде: она определенно проспала достаточно часов, чтобы утро было достаточно близко.

— Скоро… — медленно повторяет за ней Адам, вздыхает с рыком, будто пытаясь успокоиться. — Возвращайтесь обратно в спальню, мисс.

— Адерин, — говорит она, быстро и резко, сама удивленная собственной наглостью, после чего добавляет, еще громче и уверенней: — Меня зовут Адерин.

Глаза Адама немного забавно расширяются, он чуть отклоняется назад, словно пораженный. Как будто она сказала что-то, о чем говорит не стоило. Как будто в одном только ее имени есть что-то… странное. Неправильное.

— Адерин? — снова повторяет за ней Адам и вздыхает. — Тебя зовут Адерин?

Он особенно сильно давит именно на имя. Похоже, кого-то не слишком хорошего зовут здесь именно так. Или звали. Да, нет ничего хорошего в том, чтобы быть тезкой… кого-то плохого, но она же не виновата, верно?

Ее так назвал отец, и ей нравится собственное имя. Отец мало что помнил о своем прошлом, но говорил, что от этого имени у него только хорошие мысли. Как будто имя Адерин носила героиня или сказки, или семейной легенды.

— Ага, отец сказал, что назвал меня в честь одной хорошей женщины.

Адам замирает на мгновение, прикрывает глаза и делает глубокий вдох, будто в попытке взять свои эмоции под контроль, после чего медленно выдыхает.

Ладно, Адерин определенно сказала что-то не то. Прямо очень-очень не то. Да кем является ее тезка в этом мире? Монстром похлеще дракона? Или, еще хуже, так звали фейри, которая Адама прокляла?

Она не хочет быть тезкой кого-то подобного!

— Вот уж свалилась напасть на мою голову, — бормочет Адам себе под нос, приложив ладонь к лицу.

У него есть когти. Хорошие такие когти.

А еще Адерин его прекрасно слышит. Впрочем, в этот раз решает не комментировать. Он прав — она и правда свалилась ему на голову. И, похоже, что-то случайно сделала с теми волками по ту сторону защитного купола. Или не сделала, она не может судить.

Они стоят в ужасающе неловком молчании некоторое время. Адерин переминается с ноги на ногу, осматривая тем временем одежду Адама.

Он одет хорошо, в смысле, его рубашка, например, определенно дорогая, из добротной ткани, расшитой серебряной нитью. Проведя столько времени в Золотом Дворе, Адерин научилась немного различать такие вещи. То, что надето на Адаме больше похожа на то, что носят фейри, а не на обычное одеяние фей из ее деревни.

Глава 5. Чужое лицо

Адерин не знает, куда они спускаются, в столовую или сразу на кухню, она только следует за Нейпиром, наблюдая в окна за тем, как медленно встает солнце. Что ж, она была права: утро уже скоро, оно уже виднеется там, за лесом, его алый свет напоминает огромный пожар, которым объяты верхушки деревьев.

Это по-своему красиво и немного устрашающе одновременно.

— Я умею готовить, — говорит она, когда они начинают спуск по очередной лестнице. — Если вдруг нужна помощь.

Нейпир фыркает с оттенком веселья и, похоже, любопытства.

— Магия этого замка помогает с готовкой, — сообщает он. — Но теперь мне интересно, кем вы были при своей госпоже. Личная служанка? Или единственная служанка в доме?

Справедливое предположение, наверное. Может, она и правда научилась готовить, только став слугой, но на самом деле это не так. В конце концов, Адерин из деревни, и пусть они все феи, в готовке руками не было ничего зазорного. А с тех пор, как мама умерла, все хозяйство в их с отцом доме легло на ее плечи. Использовать свою магию, которой она слишком часто поджигала вещи, Адерин не решалась.

— Личная служанка, — говорит она в ответ. — Но готовила я еще дома. — Легкое пожатие плеч, которое Нейпир даже не видит. — Деревня же. У меня неплохо получалось.

Нейпир задумчиво мычит. Они останавливаются возле темной двери с металлическими узорами на ней, похожими на дубовые листья и виноградную лозу. Мило.

Дверь, впрочем, оказывается весьма толстой и тяжелой, а еще невероятно скрипучей. Возможно, Адерин сможет достать немного масла и смазать петли, потому что этим явно никто давно уже не занимался, а определенно стоит. Звук неприятный. Но, может, Нейпиру просто все равно.

— Здесь находится кухня.

Он обводит широким жестом просторную комнату. В ней нет окон, что хорошо для продуктов, только темные стены, факелы и невероятное количество различных мешков и всяческих бочек, в которых что-то лежит. Пахнет какими-то специями и почему-то еще хлебом, такой приятный и теплый запах, по которому Адерин немного скучает.

С одной стороны комнаты огромная дровяная печь — настолько огромная, что в нее может поместиться даже сама Адерин, но вряд и Нейпир и Адам. А с другой — широкий стол, над которым на стене висят кастрюли, сковородки и множество ножей.

Кухня выглядит по-своему обжитой, но при этом совершенно пустой, словно сюда едва ли заходят люди: слишком все чистое, пусть и лежит так, как будто этим действительно пользуются.

Интересно, как именно?

— Что вы хотите на завтрак, мисс? — спрашивает ее Нейпир. — Могу предложить овсяную кашу с фруктами. Очень советую фрукты, иначе они скоро начнут портиться.

Адерин осматривается снова. У нее давно не было выбора в этом вопросе, ей давали нередко одно и то же каждый день: простой суп, простая каша без добавок, а из сладкого в лучшем случае яблоко или те пирожные, какие остаются после огромных застолий фейри.

— Все сойдет, — говорит она, а потом понимает одну вещь: — Погодите, вы сейчас будете готовить?

Нейпир смеется, звук забавный, такой дребезжащий, будто чем-то стучат по шлему. Наверное, так оно и должно быть.

— Я? — тянет он, как будто не может поверить в слова Адерин. — Вот уж опустили с должности Хранителя замка сначала до няньки, а потом и до кухарки?

Значит, Хранитель этого места. Может, в каком-то смысле поддерживает магию в замке? Например, купол или еще что-нибудь. Но это определенно объясняет, почему он может ходить сквозь стены. И, возможно, почему у него нет тела в привычном понимании этого слова.

— Ну, откуда мне знать? — оборонительно спрашивает Адерин. — Значит, все будет делать магия?

Нейпир кивает, после чего пару раз хлопает в ладоши — гулкий звук удара металла о металл разносится по комнате.

— Приготовьте овсянку с фруктами на одного! — приказывает он. — И чай.

И ровно в тот момент, когда Нейпир замолкает, вся кухня, до того тихая и спокойная, приходит в движение: шорох поднимается из мешков и бочек, а посуда, до того мирно висевшая на стене, слетает со своего места.

Адерин наблюдает за тем, как все готовится само по себе — без какой-либо помощи со стороны — с благоговейным трепетом той, кто считает магию удивительной и потрясающей, просто не всегда использующейся во благо. И не всегда она оказывается в нужных руках, если уж на то пошло.

Вода сама наливается в кастрюлю, тонкой струйкой паря в воздухе, нож сам режет фрукты аккуратными ровными кусочками. Это выглядит так легко и по-своему воздушно, что не оторвать взгляда. Действительно удивительно.

Она помнит, как мама использовала магию, чтобы готовить, но все равно ей самой приходилось придерживать нож или доставать посуду, а здесь… все само. Интересно, почему в замке госпожи Флорис такого не было?

Или, может, было, просто ей больше нравилось упиваться властью, чем применять магию для подобных мелочей. В конце концов, она же не зря заключала сделки в обмен на прислугу. Конечно, девочки-кухарки были не такими, как Адерин — и все те, кто пришли из ее деревни, — из сделки были маленькими и личными, но все равно.

Флорис определенно нравилось использовать сделки постоянно.

Глава 6. Маленькая птичка

Адерин не знает, сколько времени она простояла в портретной галерее, пытаясь прекратить злиться и хоть немного успокоиться. Она хотела поговорить с Адамом, а если продолжит злиться, то только все испортит.

Она даже не уверена в том, на кого злится на самом деле. На тех, кто Адама проклял, на тех, кто постоянно напоминал ему о том, что он — монстр… или на весь мир в целом.

Она готова понять Адес в каком-то смысле, но не готова понять, почему прокляли невинное дитя, которое не просило рождаться именно в этой семье.

Адерин глубоко вдыхает и медленно выдыхает.

Сейчас не стоит слишком много думать о портретах и несправедливости мира, надо двигаться дальше, что-то делать. Например, искать другие способы снять проклятие, для которых не нужно будет воскрешать мертвых или пытаться попросить прощения у призрака, который даже может не явиться.

Может, ей просто стоит узнать, с какой фейри была заключена сделка. Вряд ли с Сафирой, потому что та тогда бы отменила ее сама: в конце концов, тот, кто просил проклятие, давно умер.

У фейри обычно нет проблем с тем, чтобы не соблюдать обещания, данные мертвецам. Даже не всем живым, если уж на то пошло, а поймать их за руку очень-очень сложно.

Они весьма хороши в том, чтобы оставлять себе лазейки. Может, как раз именно ту самую лазейку Адерин и найдет, и использует для себя.

Ей почти интересно, откуда они узнают, как правильно и успешно врать, или все дело в том, кто становится фейри? Не каждая решится отказаться от сердца ради силы, и что-то должно быть в тебе изначально, верно? Или именно отсутствие сердца толкает их на подобные поступки, а с возрастом приходит и опыт.

Фейри живут даже дольше, чем феи. Про людей и вовсе говорить нечего.

Адерин в еще раз смотрит на последний портрет, с которого на нее в ответ глядит Адам, каким он мог бы быть, если бы не проклятие. Но почему-то она все еще находит того, настоящего, с рогами и чешуей, намного интереснее… правдивее, возможно.

Золотой Двор, где все прекрасны снаружи, но отвратительны внутри, оставил на ней свой отпечаток. Она предпочтет тысячу усмешек Нейпира и крик Адама сладкой и лживой улыбке госпожи Флорис. По крайне мере, все это будет пусть и немного неприятным, но настоящим.

Она покидает галерею, но не через ту арку, в которую вошла, а через противоположную.

И внезапно обнаруживает, что коридоры с той стороны другие. Сначала она не замечает ничего необычного, просто идет вперед, пока не видит совсем маленькие изменения: вон царапины прямо на уровне ее локтей, потом еще, дальше их только больше.

Статуя на пьедестале с отвалившейся рукой, осколки вазы, которые почему-то никто не убрал.

Адерин следует за этими хлебными крошками — маленькими следами разрушений, — пока не оказывается перед массивной темной дверью, весьма тяжелой даже не вид, похожей на такую, которая выдержит множество мощных ударов по себе. Это… спальня Адама?

Место, где он будет в безопасности. И где будут в безопасности от него. Но о последнем Адерин решает не думать, потому что одна только мысль оставляет после него дурное послевкусие.

Возможно, она слишком долго стоит и смотрит на витиеватые узоры на дереве, раздумывая, что же ей сказать. Просто поздороваться? Извиниться за то, что она сделала ночью?

Просто попробовать вытащить его из комнаты, если, конечно, он все еще там?

Адерин делает глубокий вдох и стучит.

Сначала по ту сторону тишина, как будто там действительно никого нет, и она вообще зря здесь стоит, пытаясь дозваться до пустоты, но потом она слышит шорох, настолько тихий, что ей почти кажется, будто послышалось.

И Адерин повторяет стук.

— Уходите, — раздается в ответ.

Голос Адама звучит немного глухо, но ощутимо зло. Она его разбудила? Если так, то ей правда жаль, но… Все для пользы дела, в конце концов, Адерин хочет решить главную его проблему — проклятие. И у нее есть всего месяц.

— Я бы хотела поговорить с вами.

И снова тишина, но словно уже более задумчивая.

— Уходите, — повторяет Адам. — Вам не о чем со мной разговаривать.

Не мне с вами… Есть большая разница. Когда живешь среди фейри, то начинаешь по-другому понимать слова, точнее, узнаешь, как много может стоить одно только слово. Он думает, что напугал ее тогда? Или Нейпир ему все передал, и теперь он считает, что она боится его проклятия?

Да если бы… бояться куда проще, у нее другая проблема.

— Я хотела поговорить с вами о проклятии, — честно сообщает Адерин. — Если вы позволите, конечно... ваше высочество.

Ей так непривычны такие титулы, она же принцев-то видела только на страницах книг, а у госпожи свои правила. И Адам что-то молчит, может, слишком сильно удивился ее прямоте.

А потом дверь распахивается, на мгновение вселяя в Адерин надежду, которая гаснет так же быстро. Адам не выглядит довольным, когда смотрит на нее, почти что нависая — она такая маленькая рядом с ним сейчас, едва ли достающая ему до плеч.

— Доброе утро, — говорит она и как можно дружелюбнее улыбается.

Глава 7. Сожги это до тла

Весь оставшийся день проходит в странном, мутном тумане бесконечных раздумий. Адерин бродит по коридорам, не особо разбирая, куда же именно идет — она лишь позволяет ногам вести себя вперед, чтобы не думать.

Не получается: мысли все лезут и лезут, напоминая особо назойливых мышей. Их, маленьких и постоянно пищащих, госпожа Флорис потом истребила магией, потому что они пробирались в кладовую и портили продукты. С одной стороны, жалко, а с другой… Голова пухнет, словно огромный гриб после дождя или пирог, который слишком долго держали в духовке, — того и гляди просто взорвется.

Адерин усиленно трет переносицу, сдерживая нарастающую в висках боль.

По крайне мере сейчас у нее есть хоть что-то. Она сама связана с проклятием, только… у нее все еще нет ни одного условия. Нет никаких точных формулировок. Точно ли оно про прощение? Или там есть что-то еще, куда большее?

Знает ли вообще Адам, как оно звучит на самом деле? Она надеется, что да, потому что вряд ли у нее есть возможность добраться отсюда до короля.

Может, у нее получится завоевать доверие Адама, но что делать с королем? Она вряд ли может раскрыть ему всю правду… Особенно про свое происхождение. Особенно про ту часть, которая касается ее истинной сущности феи.

По крайне мере у нее есть Нейпир, верно?

Адерин останавливается на мгновение, глубоко вздыхает и смотрит, куда же забрела. Похоже, она где-то недалеко от собственной — той, которую ей выделили — спальни. Видимо, в какой-то момент сделала круг.

Так даже лучше: ей определенно не помешает немного отдохнуть.

Пока она возвращается в спальню, возвращаются и все те же мысли.

Если краеугольным камнем все же является прощение, то кого именно Адерин — или весь Адес — должна простить? Вряд ли самого Адама, потому что он лишь последствие их ошибок и неминуемое наказание в одном флаконе.

— Как же глупо, — тихо бормочет Адерин себе под нос, открывая дверь.

Внутри светло, но уже не из-за свечей, которые давно погасли, оставив после себя только слабый запах воска, а из-за солнца. Да, комнате не помешает небольшая уборка… или большая. Стереть пыль, помыть пол…

Адерин оценивает каждое пятнышко привычным взглядом, а потом вспоминает — у нее вряд ли получится здесь убраться. Не сейчас, пока она не достанет где-нибудь швабру и ведро. Точно, ведро есть в ванной, и вода тоже…

— О чем я вообще думаю? — спрашивает она у самой себя и вздыхает. — У меня нет на это времени.

Хотя какая-то ее часть задумывается. Может, если она начнет приводить замок в порядок, то и Адаму станет легче? В светлом и чистом месте и думается легче, и не так грустно. Да, надо попробовать, в конце концов, у нее есть Нейпир, который может приказывать замку… или магии в нем. И Адерин правда хороша в уборке.

Конечно, отмывать весь замок — от каждой башни до подвала — она и не собирается, так и сойти с ума можно, и за месяц точно не успеть, но… хотя бы что-то. Может, даже получится помочь саду.

А еще… Адерин хочется что-нибудь сделать с той портретной галереей, да хотя бы завесить все картины шторами, потому что Адаму совершенно не нужны лишние напоминания о том, как много у него отняло проклятие. Никому не нужны такие напоминания на самом деле.

Она почти падает на кровать всем телом, отчего матрас слегка пружинит и толкает ее немного вверх, обратно. Но лежать на нем оказывается приятно.

Адерин смотрит в потолок, замечая паутину в углах, особенно ее много над шкафом и у окна. Самих пауков она не видит, только пойманных несчастных мух, дрожащих среди тонких белых нитей. Кажется, что они — и Адерин, и Адам — сейчас просто мухи, запутавшиеся в паутинах безумных фейри, плетущих свои интриги.

— Я отменяю проклятие, — шепчет она в пустоты комнаты и повторяет уже громче: — Я отменяю проклятие!

Но, конечно же, ничего не происходит. Совсем-совсем ничего, потому что Адерин даже не фейри, чтобы побороться с силой чужого проклятия и сделки, а всего лишь фея-полукровка. Слабая и бескрылая…

Впрочем, какая-то ее часть даже рада тому, что у нее нет крыльев. Сейчас так определенно безопаснее и лучше.

Безопаснее и лучше…

Почему-то сама только мысль об этом снова злит, наверное, потому что весь этот замок для Адама — место, где ему безопаснее и лучше. Якобы.

Адерин хочет вскочить и закричать ему, что он не чудовище, что она совсем-совсем не видит в нем монстра, скорее… несчастного человека, которому не повезло стать разменной монетой в чужих проблемах и сделках. Стать хорошей мишенью и оружием мести одновременно.

И… почему бы не попробовать? Хотя бы еще раз извиниться и попытаться заверить, что все хорошо, царапины — это такая глупость, в них нет ничего ужасного. И вообще они скоро пройдут.

Она садится настолько резко, что на мгновение плывет в глазах, с внезапной решимостью, от которой становится немного страшно даже ей самой.

Да, Адерин собирается снова найти Адама и поговорить с ним. Возможно, это самое глупое, что она может сделать сейчас, но как будто незримые часы тикают на ее головой, отсчитывая время.

У нее всего месяц, и раз уж она не собирается сейчас начинать уборку, то может сделать что-то полезное.