Войдя в церковь, Катрин затрепетала. Несмотря на закатный час, под старинными сводами было людно. Кругом горели свечи, а нарядные гости, все как один, были увиты ожерельями из живых цветов. Символ праздника, она и сама надела такое, хотя назвать предстоящую церемонию праздником у нее не поворачивался язык.
Поймав напряженные взгляды полсотни людей, Катрин смешалась от волнения. Опустив испуганные голубые глаза, она принялась буравить пол под ногами. Пусть в свои восемнадцать Катрин выглядела как молодая женщина, но в душе все еще ощущала себя ребенком. Глубоко вдохнув для храбрости, она наконец ступила в узкий проход между деревянными скамейками, занятыми гостями. Тугой корсет свадебного платья впивался в кожу, но боли Катрин не чувствовала. Белокурые волосы, уложенные в искусную прическу, щекотали голые плечи, но она не замечала. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме неистового стука собственного сердца и одного мучительного воспоминания.
В голове вновь зазвучал его грустный голос.
— Ты должна остаться с Эдмундом. Это единственный шанс для нас. Для всех нас.
Сказал и посмотрел с таким отчаянием, что Катрин захотелось расплакаться. Это несправедливо! Она любит его и должна остаться здесь, в маленькой хижине с соломенной крышей, служившей им приютом целую неделю. Этонастоящее чувство, а не то, что ей уготовили. Он будто прочитал ее мысли и насторожился.
— Нам не поможет, если ты нарушишь уговор. Ты ведь понимаешь?
— Да, — прошептала она в ответ.
В груди стало горячо — так она его любила! Страсть зародилась с первого взгляда, с первого слова: искра — огонь — пожар! А мать говорила, подобного не бывает. Катрин стиснула зубы, вспомнив песенку, которой та извечно потчевала дочь. «Брак по расчету — самая верная сделка, — приговаривала мать, расплетая косы Катрин перед сном, — доказано девушками нашей семьи. Ты не пожалеешь, что не посрамила их память и последовала традиции, Кати».
Кати! Под кожей волной разлилась огненная ярость. Отныне никто не посмеет называть Катрин этим именем. Детство кончилось в тот момент, когда он открыл ей правду о том, что ее ждет. Сердце сжалось от тоски, стоило вновь вспомнить о любимом.
— Я не хочу с тобой расставаться, — прошептала она тогда, едва не плача.
— А я не желаю тебя потерять, — почти задыхаясь от боли, простонал он. — Поэтому тебе надо остаться с Эдмундом и постараться полюбить его.
Она вскинула на него возмущенный взгляд. Как можно теперь полюбить кого-то другого?
— Дай ему шанс, — продолжил он, увидев гневные иcкорки в ее глазах. — Эдмунд сможет сделать тебя счастливой. По-настоящему.
— По-настоящему?! — вспылила Катрин. — А у нас, что же, не так?
— Так, но это, увы, ненадолго. Вернись к Эдмунду, — теперь он говорил ласково, очень ласково, — начни с начала. С ним. Ты юна, он мудр, у вас все получится.
— Да как это возможно?
Он печально улыбнулся.
— Я точно знаю.
Она кинулась к нему в объятия. Он жадно подхватил ее и приник к губам, как живительному источнику, но спустя минуту нехотя отпустил.
— Я тебя провожу.
Катрин очнулась от воспоминаний и украдкой осмотрела церковь. Родители заняли места в первом ряду, совсем близко к проходу, по которому она шла. На их лицах было написано беспокойство, однако в глазах светилась нежность. Катрин хотела снова разозлиться, но смогла лишь отвести взгляд. Она знала, иного выхода у них не было, и все же простить не могла. Только не сейчас. Не пока следы его прохладных ладоней горели на ее коже. На прощанье он просил быть твердой и не сомневаться. А еще сказал, это не конец. Что он имел в виду? Катрин обернулась ко входу в церковь, втайне лелея надежду, что увидит его еще раз. Пускай и в последний. Увы, там никого не было.
От досады в сердце болезненно кольнуло, но девушка тут же взяла себя в руки. Она приехала вовсе не за этим. Онпросил не сомневаться, значит, она не станет! Ради мира, ради себя, ради него. Катрин гордо вскинула голову и отважно огляделась. Оказывается, она прошла уже полпути. У алтаря ее ждали молодой кареглазый священник с темной кожей и белый седовласый мужчина в черном смокинге. Жених. Не тот, кого она хотела бы видеть в роли будущего супруга. Однако именно его петлицу украшал цветок тиаре, сладкий аромат которого Катрин услышала еще от дверей.
«Ты должна остаться с Эдмундом».
Она ненавидела слово «долг», ее пичкали им с детства. Однако Катрин понимала, что он прав. Теперь, узнав, кем была сама и кто такой Эдмунд, понимала. Как и последствия неповиновения.
«Он сможет сделать тебя счастливой. По-настоящему».
Неужели? Катрин окинула холодным взглядом седые нити волос, выцветшую кожу и сгорбленную спину. Разве мог этот старик осчастливить ее?
«Дай ему шанс».
А вот этого Катрин не понимала. О каком шансе могла быть речь? Эдмунд был стар и немощен, а она — молода, чересчур молода для такого. Нет, у них ничего не выйдет. Он ошибся в ней. Она не сможет, не сможет!
И все же Катрин была здесь… Почему? Тяжелый вздох. Она и сама точно не знала. Может, потому что в душе верила. Он не стал бы ее обманывать. Не мог. Он любил ее, пусть и всего неделю.
«Я не хочу тебя потерять».
В свете правды, которую он открыл ей, эти слова были не просто отчаянием влюбленного. Она понимала, что они значат. Если она не сделает то, за чем пришла в церковь, всему придет конец. А ей не хотелось конца, она хотела жить и хотела, чтобы он тоже жил. Одинокий до встречи с ней, он может обрести любовь после, пусть при мысли об этом ее сердце разбивалось на тысячу осколков.
«Дай ему шанс».
Похоже, шанс требовался им обоим. Шанс и время, и она добудет их. А если этого не хватит, ее внучка продолжит. Девочка все сделает верно, Катрин позаботилась. Теперь главное — сказать «да», чтоб не дрогнул голос. И Катрин будет решительна, ведь, в конце концов, традиция требует этого.
Спустя 40 лет
Описав широкую дугу в воздухе, учебник алгебры с грохотом приземлился на асфальт посреди пустого школьного двора. Вслед за этим улицу огласил победоносный крик.
— Эге-ге-гей!
Голос принадлежал высокому, худощавому брюнету с озорной улыбкой и стрижкой «под Криштиану». Выбритая наискось полоса слева от челки вошла в моду, казалось, навечно. Несмотря на строгий костюм, дорогие туфли и белую рубашку, парень скакал по школьным тропинкам, словно молодой горный баран.
— Сво-бо-да! Это же танец свободы!
Его веселье подхватила зеленоглазая девчонка с веснушками на носу. Широкие рукава-воланы белой блузки развевались на ветру, пока девушка приплясывала в такт какой-то безумной мелодии, игравшей в ее кудрявой огненно-рыжей голове. От резких движений плиссированная юбка чуть выше колен то и дело взлетала, приоткрывая бедра. Стройные ноги в модных кожаных ботинках на платформе отбивали дерзкий ритм.
Зори смотрела на подругу и думала, что именно так выглядит выпускница элитной московской школы, только что сдавшая последний экзамен. Безумная красотка, отплясывающая шальной танец свободы, который под силу понять только таким же семнадцатилетним, как они.
— Давай, Зори! Присоединяйся к нам с Федом. И ты, Макс, ну же, что вы, как амебы аморфные, ей-богу!
Счастливый девичий голос отражался от стен школы и задиристыми отзвуками порхал от одного крыла к другому. Не заразиться ее весельем было сложно. Зори откинула за спину пышную гриву пшеничных волос до талии и вопросительно посмотрела на Макса. Спокойный юноша с каштановой копной на голове тоже не спешил присоединяться к друзьям.
— Элис, официально заявляю, ты безумна! — с улыбкой крикнул Макс через весь двор. — Да и Фед тоже. Вы оба сбрендили от счастья! — он громко рассмеялся и легонько толкнул Зори локтем в бок.
— Вау! Это ты уже сдаешь вступительные в медицинский, Профессор? — Элис озорно выгнула бровь, но танцевать не перестала. — Тогда тебя точно примут!
Подхваченная на руки смеющимся Федом, девушка откинула голову назад и заливисто расхохоталась.
— Зори, дорогая, помнишь, как мы мечтали об этом дне? О том, как окончим гребаную школу и забудем все, как страшный сон? Так вот! Он наста-а-ал!
В ответ Зори только широко улыбнулась. Она чувствовала то же облегчение, что и Элис, но танцевать не хотела. Сейчас она мечтала поскорее оказаться в лесу за домом и свободно вдохнуть полной грудью, прежде чем начнется взрослая жизнь. С детства ее готовили к тому, что будущее давно предрешено, и оно будет совсем не таким, как у одноклассников. Элис, которую Фед, наконец, поставил на землю, будто прочитала ее мысли.
— С твоим американским вузом что-то прояснилось?
Зори виновато поджала губы. Вся эта история «с американским вузом» необычайно нервировала. Прежде всего необходимостью врать друзьям, и в особенности Элис. Что поделать. Рассказывать правду было провальной идеей. В семнадцать такое сложно понять.
— Нет, родители еще не решили, куда меня определить, — смущенно ответила она.
— Эх, совсем свободы не дают, — возмутилась подруга. — Я своим жесткий ультиматум выкатила: главное, чтоб потом при бабле! И вот смотри, какие они у меня дрессированные, согласились платить за лучший юрфак в Европе, — Элис заговорщически подмигнула. — А твои отпустить поводок не хотят?
Зори снова ощутила укол вины, но виду не подала.
— Ты же знаешь, что у нас с родителями…
— …абсолютное доверие! — хором закончили за нее друзья.
Вся компания шумно загоготала, и Зори тоже. Ее щеки ярко вспыхнули, но взгляд остался радостным.
— Неужели я говорю об этом так часто?
— О, всего лишь весь последний год, но зато как проникновенно, — Элис прижала руку к груди и драматически понизила голос. — Твои маменька и папенька так любят эти свои цветочки-лепесточки, что готовы превратить свою милую голубоглазую крошку в настоящую цветочную принцессу, наследницу ароматной индустрии. И тогда благополучное будущее ей обеспечено. Каждый шаг будет устлан лепестками дикой африканской розы, а просыпаясь по утрам, она будет первым делом видеть свежий букет из цветов со всех уголков мира. Да и как иначе, когда у родителей такой мощный международный бизнес, а с доченькой…
— …абсолютное дове-е-ерие! — вновь разразились хохотом парни.
Вышло настолько комично, что Зори опять прыснула со смеху.
— Но ведь так и есть, — она добродушно развела руками. — Цветы — хрупкий товар, и требуют специальных знаний. Как и ведение бизнеса в разных странах. Потому мама с папой и не могут решить, какой вуз подойдет мне больше. Простите, если достала вас.
— Только за это? — шутливо округлил глаза Фед. — А как же дурацкая привычка коверкать имена? На какой там, получается, манер, а? Я вот до сих пор не привыкну называть тебя Зори, а не Зариной, а Алиску — пафосной Элис, и только Макс не вызывает никаких вопросов…
— Пафосная Элис! — закатилась рыжая. — Ну ты выдал! — вся компания снова зашлась в приступе смеха.
Хоть друзья и подтрунивали над ней, Зори их любила. Из одиннадцати школьных лет они провели вместе всего два последних года, но она успела искренне привязаться к ребятам, а Элис, вообще, считала лучшей подругой. Не верилось, что от нее приходилось что-то скрывать.
— Ладно уж, — прервала ее мысли та, — раз твои старики — такие тугодумы, умоляю, поторопи их. Хочу знать, что эти чудики придумали, хотя бы на выпускном. Ну все, зайки, мне пора. Водитель уже прикатил, — она махнула рукой в направлении школьных ворот, у которых припарковался черный «Мерседес».
Фед заключил Элис в объятия и чмокнул прямо в губы.
— Пока, Бестия! Постарайся не помереть до выпускного.
— И тебе не хворать, Каланча, — девушка послала ему воздушный поцелуй и уже на ходу добавила, обратившись к Зори. — Пиши мне! Пока, Макс, единственный нормальный чувак среди этих недотеп! Обожаю вас! — прокричала она уже от ворот.
Большие карие глаза. Растрепанные волосы. Крепкие руки, в объятиях которых Зори всегда чувствовала себя спокойно. Обычно папа излучал благодушие, но сегодня в его взгляде читалась тоска, перемешанная с тревогой. Зори ощутила себя не в своей тарелке.
— Привет, — тихо поздоровалась она, пытаясь успокоить дыхание после быстрого бега.
— Привет, — ответил отец. — За тобой кто-то гонится?
На секунду в уголках его глаз заплясали озорные чертики, но даже они получились какими-то не такими.
— Задержалась в лесу… Чтобы успеть до темноты, пришлось поторопиться. А ты как?
При воспоминании о смерти бабушки ее голос погрустнел. Отец посмотрел на дочь отсутствующим взглядом, но потом очнулся и тряхнул головой.
— В такие моменты, как никогда, понимаешь, насколько скоротечна жизнь. Катрин была невероятной. Доброй, милой, красивой, мудрой женщиной. Такой же неугомонной, как твоя мать, — он подмигнул, — и все же потрясающей. Мы давно не виделись, но мне будет ее не хватать. К тому же, — вздохнул Дэвид, — ее уход лишний раз напомнил мне, что я и сам уже немолод. А вот ты, — он вдруг рванул к Зори, как в детстве, подхватывая на руки, — совсем повзрослела!
Увлеченная игрой, Зори засмеялась и начала извиваться, точно маленькая змейка. Дэвид тоже хохотал, кружа дочь по кухне. Со стороны оба напоминали взъерошенных, раскрасневшихся от смеха подростков. Такими их и застала Марта. Едва она появилась на пороге, Зори ощутила легкий укол вины и прекратила смеяться. Почувствовав это, Дэвид ослабил хватку и поставил дочь на пол.
— Привет, — он распахнул объятия навстречу жене. — Как дела?
Бледнее обычного, без привычной улыбки на лице, Марта устало обняла его в ответ и пробормотала, уткнувшись мужу в плечо:
— Бывало и лучше.
Зори крепко прижалась к матери.
— О, мне так жаль!
В носу защипало. Она буквально кожей ощущала мамину боль и потерю. Горло свело от подступающих слез, но она сдержалась.
— Ну что ты, родная, — Марта тут же обняла дочь. — Бабушка не хотела бы этого. Она всегда говорила: смерть — лишь новое начало. Когда одна жизнь заканчивается, начинается другая, — Марта задумчиво посмотрела на Зори, потом на Дэвида. — В любом случае чему быть, того не миновать. Над временем мы бессильны.
— Мы справимся, — отец ласково потрепал Зори по волосам и чмокнул Марту в щеку. — Я уже заказал билеты на самолет. Время еще есть, но надо собирать вещи, девочки.
— Хорошо, — Марта нехотя выпустила дочь из объятий. — Зори, милая, возьми побольше одежды.
— Побольше? — девушка посмотрела на маму непонимающе.
— После похорон останемся погостить у дедушки Эдмунда, — поспешил вставить отец. — Ему сейчас нелегко. Он никогда не отличался крепким здоровьем, а теперь еще и потерял Катрин.
Марта смахнула крохотную слезинку со щеки и кивнула.
— Да, ему нужна наша поддержка. Ты точно не расстроишься из-за выпускного и дня рождения?
Значит, родители все-таки помнили. Зори снова подумала о голубом платье и решительно мотнула головой.
— Нет. Конечно, нет, мам.
— Спасибо, — Марта поцеловала ее в макушку. — Тогда встретимся внизу уже с чемоданами, ладно?
Зори кивнула и с тяжелым сердцем побрела на второй этаж. От мыслей голова гудела. Внезапная смерть бабушки не входила в ее планы на лето. Впрочем, несмотря на печальный повод, девушка не могла не испытывать приятного волнения. Все-таки ей предстояла долгожданная поездка на другой край земли. Уже в комнате, растянувшись поперек большой двуспальной кровати, она снова вспомнила про выпускной и со вздохом принялась печатать сообщение Элис.
«Грустные новости. Умерла моя бабушка. Срочно улетаем на похороны. Пропущу вечеринку…»
Ответ пришел через секунду.
«Засада, что это случилось именно сейчас! Мои соболезнования. Потом в деталях расскажу, что и как было. С тебя — днюха. Целую, обнимаю, Элис-Бейлиз»
Подруга всегда умела поднять настроение, даже в такие поганые времена. Зори посмотрела в окно. На улице окончательно стемнело. Черное небо навалилось на мир, будто хотело раздавить. Сквозь приоткрытую стеклянную створку не доносилось ни звука, эта тишина нервировала. Зори вскочила на ноги, быстро пересекла комнату, с грохотом захлопнула раму, а потом резким движением еще и задвинула шторы. Так-то лучше. Пружина внутри немного ослабла. Выудив из шкафа яркий желтый чемодан, она растерянно уставилась на аккуратные ряды одежды.
— Ну, и что надевают на похороны летом?
Заданный вслух вопрос остался, разумеется, без ответа. С минуту постояв неподвижно, Зори пожала плечами и принялась закидывать в чемодан белье, сандалии и летние платья, среди которых, благо, нашлось и черное. Подумав, она положила туда еще и пару купальников.
— Надеюсь, меня не обвинят в бесчувственности.
Ее слегка тревожило, что, потеряв родную бабушку, она не ощущала сильной скорби, хотя ужасно было жаль маму. С другой стороны, что тут удивительного? Общения с Катрин ей однозначно не хватило. Надо хоть с дедом пообщаться, пока они будут там. Закончив сборы и переодевшись, Зори стащила тяжелый чемодан на первый этаж и поставила рядом с вещами родителей.
— Детка, в этой суматохе мы ведь даже не спросили, как прошел последний экзамен?
Голос матери, появившейся в дверях, прозвучал виновато. Зори только отмахнулась.
— Все нормально. Я отлично справилась, — и, увидев вопрошающие лица родителей, добавила, — Элис уже откуда-то разузнала про оценки и скинула сообщение.
— Наша светлая голова! — с гордостью объявил отец. — Молодец, дочь. Надо будет отпраздновать, — но перехватив выразительный взгляд Марты, уточнил, — как выпадет возможность.
— Такси у ворот, — вставила мама. — Пора.
По дороге в аэропорт Зори ощутила невероятную усталость. Стрелки на отцовских часах приближались к одиннадцати вечера. В такое время она обычно была в постели. Будто прочитав ее мысли, мама тихонько шепнула:
Покинув самолет, они окунулись в солено-сладкий, еще не остывший за ночь таитянский воздух. На улице действительно было градусов двадцать пять. В спортивном костюме из мягкого трикотажа, который Зори надела для перелета, стало жарковато. Стараясь не думать об этом, она глубоко вдохнула. В нос ударил запах морской соли и влажной местной растительности.
Шагая к зданию аэропорта, Зори с интересом рассматривала окрестности, правда, не особо успешно. За пределами огороженной взлетно-посадочной полосы было еще темно. На горизонте лишь еле заметно посветлело, но и этому Зори была невероятно рада. Перспектива шататься по улице в предрассветных сумерках, пусть даже с родителями, ее совершенно не радовала. Кинув взгляд в темноту за оградой, она взяла немного левее, чтобы идти рядом с отцом.
— Порядок?
Дэвид выглядел помятым, но в целом бодрым. У него была способность быстро адаптироваться к любым, даже самым непредсказуемым условиям.
— Да, — кивнула Зори, — просто хочу поскорее убраться с улицы.
Она снова настороженно посмотрела в сумрак и поежилась: бррр, темнота, как же она ее ненавидела! Хотя вчера, пока рассматривала того красавчика за стеклом, ей удалось ненадолго забыть про свой детский страх. Надо же. Интересно, что это, вообще, было? Зори никогда не страдала галлюцинациями, но, пожалуй, это слово подходило больше всего. И все же стоило признать: пусть и похожий на призрак, парень за стеклом ее не испугал. Разве что совсем чуть-чуть. В любом случае лучше держать это происшествие при себе, иначе родители подумают, что она тронулась умом из-за долгого перелета и смены часовых поясов.
— Жарковато тут, да? — подала голос Марта. — Скорей бы добраться и принять душ. Конечно, после всех необходимых формальностей.
Она опустила голову и замолчала. Дэвид взял ее за руку.
— Мы сделаем это вместе.
Зори наблюдала за ними, как всегда, с нежностью. Такая поддержка, особенно в грустные моменты, была бесценна. В очередной раз она загадала, чтобы однажды у нее была столь же замечательная семья.
В здании аэропорта их ждала прохлада кондиционеров. Наслаждались ею они, увы, недолго. Со штампами, проверкой паспортов и чемоданами закончили в два счета. После, к величайшему изумлению Зори, их усадили в открытый мини-кар и повезли к воде. На берегу у пирса она увидела потрепанный пассажирский катер. Металлические борта, выкрашенные в белый, от времени полиняли, но на волнах катер держался уверенно. Рядом суетился смуглый островитянин в льняных брюках и рубахе с короткими рукавами. На вид ему было лет пятьдесят. В темных волосах кое-где уже пробивалась седина.
— Кавэ, — сказал он, по-европейски протянув руку Дэвиду и почтительным кивком поприветствовав женщин.
— Дэвид, — ответил отец, крепко пожав сухую ладонь, а потом добавил, обращаясь к Марте, — надеюсь, это было его имя.
Родители обменялись смущенными взглядами, а Кавэ рассмеялся, словно понял, что это значило. Он мигом загрузил их чемоданы и жестом пригласил занять места на борту. Когда все расселись, мужчина нажал кнопку зажигания. Мотор заурчал, машина развернулась носом к большой воде и начала ускоряться. От ударившего в лицо теплого морского бриза у Зори перехватило дыхание. Она намотала на ладонь взлетевшие в воздух волосы и во все глаза уставилась вперед. Разговаривать на скорости было неудобно, да и ей было не до разговоров — впереди сгустилась такая кромешная тьма, что пальцы похолодели от страха. Ей казалось, они движутся прямиком в темную стену, но лица родителей оставались безмятежными, и она тоже немного успокоилась. Какое-то время девушка усиленно всматривалась вперед. Когда от напряжения заслезились глаза, наконец спросила, стараясь перекричать рев мотора и свист ветра:
— Долго еще?
— Почти на месте! — также криком ответил ей отец, показав на что-то впереди.
Как и в самолете, сперва Зори не увидела ничего. Потом катер будто пересек какую-то черту в воде, и на горизонте возник профиль еще одного острова. Девичий взор выхватил береговую линию и лес, уходящий вдаль.
— Вот мы и на Моту! — снова крикнул Дэвид, ласково сжимая плечо Зори.
Через пять минут они уже высадились на берег и попрощались с Кавэ. Жестами тот указал идти вперед, между росших аллеей пальм, густо обвешанных кокосами. Эта дорога резко вывела их к двухполосному шоссе, где уже ждало такое же старенькое, как катер, желтое такси. На фоне тропического леса оно выглядело инородным. Наверно, машину завезли на Моту с большой земли. Зори мысленно поблагодарила того, кто позаботился об их прибытии. Она начала понимать, почему родители никак не могли вырваться на Моту и не отпускали ее сюда одну. Слишком уж сложно было добираться. На пару-тройку дней не приедешь — нужно выделять пару-тройку недель, а для мамы с папой это было практически нереально. Они даже на море чаще всего отправляли ее с кем-то из своих друзей. Слава богу, в последние два года она брала с собой за компанию Элис.
Водитель такси — Зори показалось, что он один в один Кавэ, только в выцветшей серой футболке — шустро устроил их чемоданы в багажнике. Девушка тем временем поймала себя на мысли, что климат на Моту отличается от Таити. Два острова разделял всего лишь пролив, но здесь было не так влажно и жарко, а пахло, словно Зори зашла в один из бутиков родителей — цветами. Тонкий сладкий аромат, то освежающий, то терпкий, перемешался с солоноватым запахом океана, аккордами прибрежных трав и сочного леса. Цветочные ноты потяжелели, но не вызывали неприятных ощущений. Наоборот, в новом месте знакомый аромат действовал успокаивающе.
Когда такси наконец понесло их в направлении рассвета, Марта и Дэвид, обнявшись на заднем сиденье, задремали. Зори, которую посадили вперед, прилипла к окну и принялась рассматривать окружающий пейзаж, стремительно преображавшийся в лучах поднимавшегося из-за горизонта солнца.
Остров казался практически диким. За всю дорогу она увидела несколько жилых домиков, пару крошечных лавок с нарисованными вручную тканевым вывесками на непонятном местном языке и, судя по всему, заправку. По крайней мере, там стоял еще один видавший виды автомобиль, который местные мужчины заправляли из бочки при помощи шланга и насоса. Все строения были примерно одинаковыми — простые деревянные хижины, покрытые крышами из высушенных пальмовых веток. Кажется, островитяне были неприхотливыми в вопросах жилья. А вот желтое такси ехало по асфальтированной дороге, вдоль которой через каждые пятьдесят метров горели фонари. Такой контраст Зори позабавил.
Через несколько часов, подкрепившись тостами с маслом и джемом, Зори вместе с родителями подошла к небольшой церквушке. Здание располагалось в двадцати минутах езды от дома бабушки Катрин и дедушки Эдмунда. Завтра здесь должна состояться церемония прощания. Девушка надеялась увидеться с дедом, однако, ей сказали, тот был слишком измотан и после морга поехал домой. Жаль, что они разминулись.
Родители сразу направились к пожилому священнику и принялись обсуждать предстоящие похороны бабушки Катрин. В церкви было светло и уютно, но от стен так веяло скорбной тишиной, что глубоко внутрь Зори не пошла. Вернулась ко входу, чтобы сквозь плотную стену живой изгороди из гибискуса, усыпанного крупными ярко-розовыми цветками, рассмотреть аккуратное, но совсем маленькое кладбище с одинаковыми каменными надгробиями. Кажется, хоронили тут далеко не всех. От солнца надписи почти полностью выгорели, опознать обладателей могил возможности не было. Завтра тут появится еще одна.
— …мы разместить ее внутри, — донеслись до Зори слова священника, на ломанном английском разъяснявшего Марте и Дэвиду детали, — украсить гроб цветы, расставить стулья, но оставить проход для тех, кто прийти прощаться…
Дальше Зори слушать не стала. Присела на каменные ступени и расправила складки легкого сарафана из голубого хлопка. На улице приятно пахло гибискусом и солью с океана, расположенного явно недалеко.
— Как тебе Моту? — вдруг раздался рядом чей-то голос.
Девушка вздрогнула и обернулась. В декоративной арке, ведущей на кладбище, стоял парень. На вид ему было около двадцати пяти, может, чуть больше. Высокий и статный, он приветливо улыбался и лукаво смотрел на Зори. От взгляда его больших озорных глаз оттенка небесной лазури она вспыхнула.
— Магическое местечко, да?
Молодой человек будто не заметил смущения и не спеша двинулся в ее сторону. Походка у него была плавная, как у модели. Белоснежные брюки и рубашка с закатанными рукавами красиво облегали тело, при каждом движении подчеркивая превосходную физическую форму. В отличие от парней, которых Зори знала, незнакомец носил длинные волосы до середины спины. Они сияли на солнце и гладкими серебристо-пепельными прядями обрамляли лицо, придавая молодому человеку благородный, аристократический вид. Изящные скулы, нос и губы были вылеплены природой так искусно, что Зори даже позавидовала — парень, а так красив! Она смотрела на незнакомца во все глаза, лихорадочно пытаясь понять, не видела ли его на обложке какого-нибудь модного журнала. С такой внешностью ему там самое место.
— Как думаешь, смогла бы жить на Моту Нгаро? — он грациозно опустился на ступеньку рядом с ней и стряхнул невидимые пылинки с безукоризненно белых мокасин. — Смогла бы наблюдать это, — широким жестом юноша обвел окрестности церквушки с зарослями розового гибискуса, — каждый день?
— М-моту Нгаро? — запинаясь от смущения, спросила Зори первое, что пришло на ум, дивясь чистоте его английского и мелодичности голоса.
— Полное название острова, — он с улыбкой посмотрел на Зори. — Знаешь, что это значит?
Та лишь отрицательно мотнула головой, а он хитро прищурился.
— Ничего, узнаешь.
Озорной взгляд окинул ее от макушки до пят. В следующую секунду его обладатель придвинулся почти вплотную к девушке. Эта близость неожиданно взволновала, но не показалась назойливой или отталкивающей. Теперь Зори отчетливо понимала, что рядом с ней мужчина старше. Очень красивый, пожалуй, даже идеальный. В груди разлилось приятное чувство, как будто кто-то зажег свечу в области сердца, и тепло потихоньку растекалось по всему телу.
— Кто ты? — еле выдавила она, стараясь не слишком пялиться на него.
— О, прошу прощения, — он театрально прижал руку к груди и легким взмахом откинул с лица светлую прядь. — Я Сильвер, твой далекий-далекий родственник, моя дорогая Зори!
Сердце девушки учащенно забилось. Так этот сияющий красавчик с тонкими, как у музыкантов, пальцами, — ее родня? Вот это да!
— Тоже приехал на похороны бабушки? — пролепетала она, все еще под впечатлением.
Вместо ответа Сильвер наклонился и медленно, не сводя с нее взгляда, кивнул, чем вновь вызвал смущенный румянец на девичьих щеках.
— Мне нравится, как очаровательно ты краснеешь! — объявил парень, хлопнув в ладоши. — Но, вообще, я тут не за этим, — по его лицу пробежала тень неподдельной тоски, — мне очень жаль Катрин. Мы с ней были… друзьями.
На это Зори ответить не успела.
— Сильвер! — голос Марты позади них прозвенел испуганно.
— Марта, Дэвид! — гость ловко поднялся на ноги и отвесил шутливый поклон. — Приветствую и… мои соболезнования, — добавил он снова печально.
— Что ты тут делаешь? — холодно спросил Дэвид.
Зори показалось, прозвучало слишком резко, но Сильвер виду не подал.
— Как раз сообщил Зори, — он подмигнул ей, — что приехал на похороны Катрин.
И, увидев настороженные лица родителей, обеспокоенно добавил:
— Вы же разрешите мне попрощаться со старым другом?
Мама и папа переглянулись, но ничего не сказали.
— Будем считать, это значит да, — заключил вслух Сильвер. — Не буду вас больше задерживать. Увидимся завтра, Зори, — он протянул девушке руку.
Словно зачарованная, пару секунд она просто рассматривала его изящные пальцы, а потом, сообразив, чего он хочет, пожала ладонь в ответ. Рука у Сильвера оказалась мягкой, но сильной. Завладев нежной ладошкой Зори, он крепко сжал ее и, не успела та опомниться, притянул к своим губам. Не ожидавшая подобного, девушка тихонько ойкнула и густо покраснела. Однако парня это нисколько не смутило. Развернувшись на пятках, он направился прямиком на парковку, если участок земли перед церковью, не занятый растительностью, можно было так назвать.
— Держись от него подальше, детка, — Марта выглядела встревоженной.
— Почему? — Зори почти пришла в себя и старалась говорить спокойно. — Он сказал, мы родственники.
Утренние сборы были стремительными и нервными. Не успев восстановиться после долгого перелета, Зори проспала. Первым, что она увидела, открыв глаза, было взволнованное лицо Анахеры. Экономка склонилась над постелью и что-то громко говорила. Прислушавшись, Зори поняла, что к чему.
— Боже, сколько времени? — в ужасе спросила она, схватив Анахеру за руку.
— До начала церемонии меньше часа, — ответила та и тут же ободряюще похлопала Зори по запястью. — Я помогу тебе. Собирайся, а я займусь одеждой и завтраком. Машина будет у крыльца через тридцать минут. Поторопимся.
Зори отбросила одеяло в сторону и побежала в душ. Через двадцать пять минут, запыхавшаяся, но полностью готовая, она буквально ворвалась в кухню, чтобы успеть перехватить что-нибудь из еды.
— Возьми йогурт и свежую булочку! — прокричала Анахера из подсобки и добавила: — Не капни на платье, времени гладить другое уже нет!
Зори поспешно сорвала с баночки металлическую этикетку и запустила ложку в густое молочное содержимое. Чтобы покончить с едой, ей потребовалось меньше двух минут. Все это время она придирчиво разглядывала свое отражение в глянцевой поверхности белых кухонных фасадов.
Хотя звук утреннего будильника Зори благополучно пропустила, на лице почти не осталось следов усталости. Голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц, слегка тронутых тушью, как обычно, сияли. На губах поблескивал тонкий слой прозрачного блеска, который Зори старалась «не съесть» вместе с завтраком. Волосы досушить она не успела, решила — досохнут по дороге. Однако, ее волновало платье.
Анахера уверила, что цвет ничуть не нарушит похоронных традиций Моту, но Зори сомневалась в том, что белый наряд — подходящий выбор для такого случая. Ей, привыкшей, что с усопшими прощаются исключительно в черном, это, мягко говоря, претило. Хорошо хоть в ее чемодане нашлось белое платье-футляр — приталенное, с юбкой чуть выше колен и короткими рукавами. Руководствуясь местными обычаями, Анахера добавила к нему аксессуары черного цвета из тех, что Зори взяла с собой, — тонкий кожаный ремешок и ободок с крохотной черной бабочкой.
— На Моту так жарко, что даже на похороны принято ходить в белом. Пары-тройки черных деталей вполне достаточно.
Зори оставалось только надеяться, что в церкви все будут одеты примерно так же.
— Машина уже у ворот. Ступай, Эдмунд ждет.
Голос Анахеры вплыл в кухню вместе с ней. К облегчению Зори экономка тоже была одета в белое платье с круглым воротом. В руках она держала вязаную черную сумочку, а грудь украсила черной деревянной брошью в виде птички с хохолком и длинным тонким хвостиком.
— Райская мухоловка, — пояснила Анахера, заметив интерес Зори. — На Моту очень много птиц, но мухоловка — настоящая гордость.
— Я поеду с дедом? — опомнилась вдруг девушка. — А как же мама с папой?
— О, в этой суматохе совсем забыла тебе сказать! Они уехали еще до того, как ты проснулась, — Анахера развела руками. — Эдмунд ждет в машине, а с родителями встретишься уже на месте, — и, не дав Зори вставить ни слова, она замахала руками. — Ну все, беги, не то опоздаете. Я приеду следом с нашим садовником.
Зори вытерла руки и губы салфеткой и побежала в холл. Нырнув в удобные балетки, она вышла на улицу и увидела машину деда. Вопреки ее ожиданиям, это было вовсе не старенькое такси, как вчера, а блестящий, черный «Кадиллак» с затемненными стеклами. Замок задней двери щелкнул, она приглашающее открылась. Зори сбежала с крыльца и юркнула на сиденье.
— Ну, наконец-то, — услышала она зычный бархатный бас. — Как я рад видеть тебя, моя дорогая девочка!
В тот же миг Зори встретилась взглядом с дедушкой и оторопела. Эдмунд оказался не просто старым, а древним. Девушку изумили не сутулые плечи, абсолютно седые, местами поредевшие волосы и худой, высохший торс, а дедушкино лицо. Глубокие, некрасивые морщины избороздили его лоб и щеки. Крупный нос загибался книзу. Брови выглядели, точно два куста сухостоя, покрытых ноябрьским инеем. Но больше всего поразили его глаза. Когда-то они были синими, но теперь словно выцвели, превратившись в пугающе мутные, точно Зори смотрела сквозь паутину. По ощущениям перед ней сидел трехсотлетний старик. Неужели это последствия слабого здоровья? Торжественный, вопреки местным традициям, черный, смокинг, висел на нем, как на жерди. Это лишь усиливало впечатление старческой немощности.
— Ты напугана?
На фоне отталкивающей внешности голос деда звучал приятно. Такой контраст сбивал с толку. Зори шумно втянула воздух носом и попыталась улыбнуться.
— Н-нет, — выдавила она, — просто не ожидала, что ты такой… такой… — она лихорадочно искала слово помягче.
— Жуткий, дряхлый, отвратительный?
В голосе Эдмунда послышалась добрая насмешка, но Зори все равно смутилась.
— Я не это имела в виду.
Несколько томительных секунд в машине стояла тишина. Наконец, старик гортанно рассмеялся.
— Ты слишком добра, внучка! Я знаю, какое впечатление произвожу, так что не будем притворяться, что твой дед, — он доверительно склонился к ней, — красавчик. Кстати, — добавил Эдмунд, все еще улыбаясь, — твоя бабушка полюбила меня тоже далеко не сразу.
Не выдержав, Зори прыснула и рассмеялась. Однако мгновенно взяла себя в руки и грустно сказала:
— Мои соболезнования, дедушка.
Она замолчала и принялась разглядывать пол автомобиля, изредка поднимая глаза на Эдмунда. Тот затих, уставился в окно, а затем снова заговорил. Зори показалось, что это было продолжение монолога, который начался в его голове.
— Катрин приняла это место. Моту был ее домом. Без нее здесь все уже не то. Даже утром стало темнее, ты заметила?
Не дождавшись ответа, он продолжил:
— Но Катрин всегда выбирала тьму, даже в те времена, когда до ужаса страшилась ее. Понимаешь?
Дед повернулся к Зори и вопросительно посмотрел на нее. Та не поняла ни слова, поэтому только растерянно захлопала ресницами. К счастью, в этот момент автомобиль замер. Зори поспешила открыть дверь и выбраться наружу. Оказалось, парковка была уже до отказа забита, и не только машинами, но и людьми. Ого! Похоже, с бабушкой решил попрощаться чуть ли не весь остров! На Зори моментально уставилось множество пар глаз одинакового темно-коричневого цвета. Она смутилась и опустила взгляд в землю.