На часах — почти два.
За окнами палит июньское солнце, а над раскалённым асфальтом поднимается марево. Вскоре уйдёт последний автобус в Степановку, но я всё ещё стою в пустом коридоре университета, не в силах собраться с мыслями.
Как совместить работу и учёбу?
Стипендия мизерная, у родителей просить стыдно — они и так помогают, чем могут. Впереди — два месяца каникул. Мне срочно нужна подработка.
Но где? В нашем крошечном посёлке — разве что траву полоть у соседей. В городе? А жить где? Общежитие закроется до сентября, а на зарплату официантки квартиру не снимешь.
Замкнутый круг.
Одногруппники ушли отмечать сданный зачёт. Я отказалась. Сказала, что болит голова.
Лучше бы и правда болела — не пришлось бы торчать одной в коридоре, раздумывая, куда ехать. Возвращаться в общагу? Паковать вещи?
Я вздыхаю.
Где-то в глубине здания резко хлопает дверь.
— Эй! — доносится раздражённый женский голос. — Железнов! Мы не договорили!
Оборачиваюсь.
Это не он? Тот самый Железнов? Капитан футбольной команды, подающий надежды. Громкий, дерзкий. Все девчонки в общаге только о нём и шепчутся.
Из аудитории выходит толпа. Впереди — высокий парень. Широкие плечи, уверенная походка. Видимо, и правда он. За ним спешат несколько девушек.
Одна — с фиолетовыми прядями в обесцвеченных волосах. Узнаю Ингу Вольскую — местную «инстадиву» и стерву. Остальные — её свита.
Лучше бы мне исчезнуть, пока они не заметили, что я тут. Особенно Инга. Сегодня на обеде я случайно налетела на неё. Кто-то толкнул меня в толпе, и она оказалась рядом. В результате — кофе на шёлковом топе, визг, я бросила поднос и сбежала.
Не думаю, что она это забыла. Хотя сейчас вместо топа на ней белая рубашка.
— Инга, хватит, — устало говорит Егор. Я инстинктивно стараюсь спрятаться в тени от колонны, но всё равно вытягиваю шею — интересно же. — У меня матч на носу.
— И что? — вскидывается Инга. — Гоша, между прочим, я стараюсь для нас обоих! Отец уже оплатил поездку, а ты заявляешь, что не поедешь?
Она хватает его за руку, заставляя развернуться. Остальные делают вид, что их нет. Я тоже стараюсь слиться со стеной.
— Надо было спросить меня, прежде чем билеты покупать, — сухо отвечает он и аккуратно отцепляет её руку. — Я предупреждал: у меня свои планы.
— Планы? Карьера футболиста? Это смешно, Гоша! Одна травма — и всё. Будешь тренером в какой-нибудь шарашке. Вот и вся твоя перспектива.
— А хоть бы и так.
Егор хмурится. Видно, что он и сам думает об этом. Но упорно держит свою линию. Вредность? Гордость? Кто их, мажоров, поймёт...
— Ну и дурак! — Инга резко отдёргивает руку. — Оставайся со своими потными мячиками. Но если передумаешь — самолёт завтра в пять вечера!
Она разворачивается. Но, уходя, бросает взгляд на меня. Замечает.
Вот и всё. Пронести не получилось. Наверняка она не простит, что какая-то первокурсница видела её ссору с Железновым.
— А ты чего лыбишься, идиотка? Весело, что ли?
Чёрт. Я действительно улыбаюсь — это у меня от страха. Нервное.
— Эй, чучело, я к тебе обращаюсь!
Егор оборачивается. Сначала кажется, что думает, будто это ему. Потом замечает меня — сжимающую сумку на груди и застывшую у стены.
— Инга, отстань от неё, — неожиданно говорит он.
Что? Он… заступается?
— Я ещё даже не начала! — Инга прищуривается и идёт прямо на меня. — Это же ты! Ты толкнула меня в столовке!
— Я… случайно, — шепчу, чувствуя, как лицо заливает краска.
— Случайно? — она усмехается, нависая надо мной. — Ты хоть представляешь, сколько стоил мой топ? Это был натуральный шёлк!
— Я... я могу постирать.
Что я несу?! Постирать «Валентино»?!
— Постираешь? — Инга смеётся. — Ты химчистка, что ли?
Она останавливается в шаге.
— Короче, Бурляева, ты мне должна две тысячи баксов.
— Что? — я бледнею. — За что?!
— За мой топ. Это «Валентино», между прочим.
— Но… у меня нет таких денег…
Хочется исчезнуть. Ещё и Железнов стоит рядом — наблюдает. Шёл бы уже…
— Это твои проблемы, Бурляева. Ты же отличница, выкрутишься.
Она даже знает мою фамилию. Всё. Конец.
— А это тебе на память, — холодно бросает она.
Инга раскрывает сумочку, вытаскивает скомканный топ и швыряет в меня.
Но розовая тряпочка не успевает долететь.
Её перехватывает мужская рука.
С изумлением я вижу, как Егор Железнов встает передо мной, заслоняя своим телом.
— Инга, ну ты и стерва, — качает он головой. Будто только сейчас осознал, с кем встречался. — По ней же видно, что у неё нет таких денег. А ты всё равно это тряпьё второй раз не наденешь.
— И что? — Вольская сверлит его взглядом. — Пусть кредит берёт. Или почку продаёт. Или ты хочешь заплатить за неё?
У Егора на скулах заходят жевательные мышцы. Я вспоминаю, что куратор рассказывала: Железнов из обычной семьи. Мама — бухгалтер, отец — дальнобойщик. Не тот человек, который может просто так отдать две тысячи долларов. Да и почему он вообще должен?
Две тысячи! Это же безумие...
— Ладно, Бурляева, — цедит Инга. — Я сегодня добрая. Даю тебе срок до первого сентября. Не вернёшь — превращу твою жизнь в ад. Поняла?
Я даже кивнуть не могу — всё тело будто застыло от страха.
Инге, впрочем, подтверждение не нужно. Она резко разворачивается и уходит, злостно щёлкая каблуками. За ней — её верная свита, бросая на меня злорадные взгляды.
Я выдыхаю. Кажется, обошлось. Не убили. А за лето… придумаю что-нибудь… что-нибудь…
— Что ты тут вообще забыла? — доносится рядом хрипловатый мужской голос.
Я вздрагиваю.
Железнов всё ещё рядом.
Он смотрит на меня странно — с любопытством, будто я какая-то случайная букашка, попавшая на лацкан дорогого пиджака.
— Я… зачёт сдавала, — язык заплетается.
— Голикову? — он кивает в сторону ближайшей аудитории. — И что, не сдала?
Он облокачивается на стену, жуёт зубочистку и не сводит с меня глаз. Пристально, без улыбки.
По телу проходит дрожь, будто воздух внезапно остыл. И тут же бросает в жар. Щёки пылают, в груди током бьёт, сердце будто застыло.
А глаза Егора — глубокие, тёмные. Почти гипнотизируют.
Он действительно красив. Не зря его в прошлом году выбрали Королём Осеннего бала. Высокий, спортивный. Чёткие скулы, упрямый подбородок, нос с лёгкой горбинкой, короткий тёмный ёжик. А когда улыбается — на щеках появляются ямочки. Девчонки в общаге с ума по нему сходят.
— Сдала, — выдыхаю и прижимаю сумку к груди.
— А чего тогда такая грустная? Инги испугалась?
— Всё нормально, — тихо отвечаю и вжимаюсь в подоконник.
Не рассказывать же ему, что мне сейчас навесили долг в две тысячи долларов. И что его бывшая чуть не разорвала меня в клочья прямо тут, в коридоре.
Протягиваю руку за скомканным топом, который он всё ещё держит.
— Отдай, пожалуйста...
— А? А, это, — он смотрит на тряпочку, будто видит её впервые. — Оно и правда столько стоит?
Похоже, сомневается.
Я вздыхаю:
— Вполне. Натуральный шёлк и бренд.
— Мда… фигово. А отстирать можно?
— Не знаю. Но попробую...
Он молчит минуту, крутя топ в руках. Вещь, надо признать, красивая. Шелковистая ткань, тонкие бретельки, мягкое декольте, цвет — пепел розы. Я бы и сама с удовольствием такой носила.
— Знаешь, — вдруг говорит Егор и широко улыбается, — давай сдадим в химчистку. Это точно выйдет дешевле, чем покупать новый.
— Сдадим? — я таращусь на него.
Чего это он обобщает? Это ведь моя проблема.
— Ну да, — ещё шире улыбается он. — Я заплачу.
Эти слова заставляют меня напрячься. Смотрю с подозрением:
— А почему ты решил мне помочь?
— Ну... — он оглядывает меня с головы до ног. — Считай, это акт милосердия. В обмен на услугу. У тебя ведь нет денег на химчистку, верно?
Ага, видно, что нет. У меня в кошельке полторы тысячи рублей — на самый дешёвый автобус в Степановку. Без кондиционера. Без туалета.
Я киваю.
— А что за услуга?
— Приходи завтра на матч. В шесть вечера.
Я опускаю сумку, которую до этого прижимала как щит.
— Но у тебя же самолёт! В пять!
Он пожимает плечами:
— Самолёт у Инги. А у меня — игра. Ну так что? Придёшь? Я приглашаю.
Мне странно и приятно от этого приглашения. Но я не могу. Сегодня уезжаю домой.
— Извини. Не получится.
Брови Егора взлетают. Видимо, к отказам он не привык.
— Почему?
Сама не верю, что говорю это. Любая девчонка с курса прыгала бы до потолка от такого внимания. А я...
— Занята, — бормочу, отводя взгляд.
Сердце сжимается от сожаления. Егор — красивый. И футболист. А вокруг таких всегда толпятся поклонницы. Особенно если он капитан. Уже то, что он меня заметил — маленькое чудо.
Но я не хочу обманываться. Сегодня он разозлился на Ингу — пригласил меня. Завтра они помирятся, и я останусь одна. С разбитой самооценкой. Спасибо, не надо.
— А жаль, — хмыкает он. — Мне бы не помешала такая болельщица.
Я ловлю его взгляд. Он опускается...
Я вспыхиваю и инстинктивно прижимаю сумку обратно к груди.
Железнов чуть наклоняется ко мне.