«Степан Алексеевич Гришин» — так было написано на табличке на двери, в которую мне предстояло постучать.
Я знала, что уже получила работу, и Филипп Григорьевич, дальний родственник моей матери, уже сообщил, что мой босс мне будет не рад.
— Тебе надо проработать год, чтобы иметь строчку в резюме? А мне нужен свой человек в инженерном отделе, — так сказал зам. директора.
Ничего не добавил, иначе бы я заявила, что шпионить ни за кем не собираюсь. Ага, мама бы меня не поняла! Нашлась девочка с принципами! Двадцать один год, смазливая, без опыта работы сразу после специалитета, а туда же, строю из себя невинность.
Я сглотнула слюну и постучала.
— Войдите! — откликнулся весьма приятный мужской голос.
Я повернула ручку двери, радуясь, что мне предстоит ещё пройти через приёмную, и уж потом оказаться нос к носу с новым боссом.
Но мы столкнулись в дверях.
— Вы Лида?
— Да, — ответила я, чувствуя, что краснею под пристальным взглядом молодого подтянутого брюнета в белоснежной рубашке и брюках делового кроя.
Я тоже выглядела настоящей офисной крыской, но вот он был воплощением девичьих грёз. Богом офисных стен и техники. Я на минуту ощутила себя героиней любовного порно-романа: пришла наниматься на должность секретарши, а тут босс в обтягивающих штанах с выпирающим весомым достоинством заставил пройти собеседование.
— Проходите.
У меня от его голоса мандраж прошёл по телу. Не то чтобы я была особой впечатлительной, и уж конечно, не секс-бомбой, но этот мужчина был мечтой таких невинных девиц, как я. Кто не мечтает лишиться девственности на кожаном диване в его роскошном кабинете, в который меня впустили?
Я присела на край, сжимая в руке папку. Потом поняла, что он на меня смотрит с усталым интересом, и встрепенулась:
— Здесь моё резюме, Степан Алексеевич, — встрепенулась я и подорвалась с этого дивана. Зачем я вообще на него села, когда мне не предлагали.
Протянула свою папку, где были копии диплома, грамоты за участие в Международной конференции в качестве помощника спикера (сейчас мне это просто глупым), резюме и рекомендация куратора для магистратуры. В которую я не пошла.
Решила, что для небогатой девочки из приличной семьи гораздо полезнее в двадцать лет заработать деньги и приодеться, поехать на курорт, почувствовать все прелести жизни, наконец, а не корпеть над лекциями и сдачами очередных зачётов. Жизнь на стипендию не предполагала ни красивого белья, ни роскошных платьев, ремней и сумочек.
Роскошных, в моём понимании, конечно.
Для того, кто сел за стол и бегло просматривал резюме и документы, хмуро посматривая в мою сторону, под роскошью подразумевалось совсем иное. Я обратила внимание на его руки, просто потому, что не хотела пялиться в холёное мужественное лицо — у моего нового босса был идеальный маникюр.
И я дала себе слово сегодня же сделать гель-лак. Так-то я сама себе маникюрша, но в таком месте это не прокатит. Я только переступила порог офиса на пятнадцатом этаже стеклянного здания, но даже тех, кого я увидела, хватило, чтобы пронять: я среди них как воробей в питомнике райских птиц.
— Садитесь, Лида, — босс продолжал хмуриться, и я села на этот раз на стул за длинным столом для совещаний. — Вы закончили факультет машиностроения. Дипломированный инженер с неплохими оценками в табеле. Даже хорошими.
— У меня четыре четвёрки, — выпалила я и прикусила губу под его взглядом, говорившем: «И какое это имеет значение, дурочка?»
— Тем более, — небрежным жестом он отодвинул мою папку. Будто предлагал выкинуть её. — И зачем вам должность моей секретарши? Вы понимаете разницу между обязанностями секретаря и даже младшего менеджера по подбору инструментария? Не говоря уже о техническом специалисте.
— Понимаю.
Я опустила глаза на свою юбку-карандаш, которую надела по случаю трудоустройства. Это была приличная юбка бежевого цвета из добротной ткани, хоть и купленная в масс-маркете. Я её надела сегодня в первый раз. Наудачу.
В костюме, который носила на другие собеседования, мне отказывали от места.
— И всё же хотите здесь работать?
— Хочу.
Я подняла на него глаза и встретилась взглядом. У босса глаза были тёмными, почти чёрными, взгляд твёрдый, говорившей мне, что с меня три шкуры будут драть (опять эти эротические фантазии!), и всё же я попыталась придать своему голосу необходимую твёрдость:
— Меня не берут на работу по специальности без опыта. И сюда бы не взяли даже на должность секретаря, но Филипп Григорьевич — дальний родственник моей матери. Он мне помог.
Босс это и так знает, вот и смотрит волком. Навязали, мол, на мою голову вчерашнюю студентку.
— Мне нужна строчка в резюме, что я работала в крупной технической фирме. Конечно, я бы хотела потом перейти на работу по специальности.
— Потом — это когда?
— Как смогу. И как освоюсь.
Босс всё медлил. Будто мог отказать мне и искал предлог. Положил руки на стол, раздвинув локти, я заметила татуировку в виде дракона на левом предплечье и подумала, что она очень ему соответствует. Молодой, властный, привлекательный до мурашек, до икоты, я даже на стуле не могла сидеть спокойно под его взглядом!
— То есть я сейчас должен ввести вас в курс дела, привыкнуть к вам, а через два-три месяца вы упорхнёте на другое кресло, и я снова буду искать секретаршу? Вы в курсе, Лида, что моя прежняя проработала здесь двадцать лет?
«Ага, ты здесь сам три года как!»
Филипп Григорьевич обрисовал мне ситуацию.
«Этот сукин сын многое о себе мнит. А сам косячит безбожно! Но гонору у молодых, Лида, скажу тебе!»
— Мне нужна эта работа, Степан Алексеевич! — упрямо твердила я, сжав колени.
Напряглась вся, будто мужчина напротив мог встать и вышвырнуть меня вон. Не мог. Меня уже взяли на эту чёртову работу! Продержусь годик, а там упорхну в другой отдел!
— Я не могу вам отказать, вы знаете. Скрывать не стану, вы мне несимпатичны.
— Лида? Это Степан Алексеевич Гришин. Прости, что так поздно, взял твой номер в отеле кадров. У меня к тебе просьба. Приди завтра пораньше на час. К восьми. Без опозданий. Мне понадобится твоя помощь. Обещаю отпустить на полтора часа раньше. В виде исключения.
Я даже ущипнула себя, чтобы убедиться: это не сон!
— Хорошо, Степан Алексеевич, — промямлила я, стараясь не выдать себя, что немного выпила.
Конечно, это моё дело, как проводить вечер, но отчего-то хотелось произвести хорошее впечатление. И понравиться шефу, пусть и со второго раза. Как профессионал, разумеется.
Личные отношения на работе — такого и врагу не пожелаешь.
— Что с вами? Надеюсь, не собираетесь заболеть? Голос странный.
— Вы меня разбудили.
— Приятного вечера. До завтра!
И повесил трубку.
Нет, ну каков гусь!
На работу не успела устроиться, уже поручения раздаёт и намёки. Саботаж на работе не потерпит!
Я выпила от силы полтора бокала, но уже изрядно захмелела. Надо было не покупать шампанского, пить всё равно не с кем.
Подруги заняты сегодня, молодого человека у меня давно не было. Не потому что какая-то уродина, а скорее напротив, из-за того, что не согласна терпеть урода рядом. Или того, для кого женщина — красивый аксессуар, домашняя девочка, умеющая смотреть в рот и хлопать глазами.
Или потому что никого похожего на своего отца не встретила. Мама смеялась, что я не знала его по-настоящему и отзывалась о папе, как о тиране. Со смехом, вроде как не всерьёз, но повторяла, что от него и слова доброго не дождёшься, зато на критику был горазд.
Я помнила его иным. Мне тоже доставалось, когда я на первых порах путала винт с саморезом, но тут за дело, теперь я понимаю. А в остальном он меня очень любил. И гордился мной.
С этой мыслей я и заснула, забыв поставить будильник.
Подскочила как ошпаренная в без десяти семь, принялась собираться, благо, одежду приготовила заранее. Нанесла на лицо естественный макияж, чуть подкрасила губы розовым и окутала себя при выходе шлейфом из любимых духов. Аромат со свежими прохладными нотками был моим любимым.
Ради первого рабочего дня я даже открыла новый флакон. На удачу.
Машины у меня не было, добиралась я на метро. Ехала в переполненном вагоне и думала о том, что борюсь с приступом паники. Вдруг опоздаю? Или накосячу, растеряюсь, неправильно пойму поручения босса. Я вот так всегда себя поедом ем: проклятая неуверенность!
И вообще, кто мне помешает сказать, что не справилась, и уводиться? Я себе помешаю. Ответ очевиден. Отец приучил меня не сдаваться и идти вперёд, как боевая лошадь.
Я и добралась до офиса вовремя. Без десяти восемь была уже на месте, благо снимаю студию в трёх станциях метро.
— Вы бежали? Не стоило так спешить. Надо просто выходить раньше, — Степан Алексеевич уже был на месте и даже включил мой комп.
Несмотря на замечание, он был в приподнятом настроении. Бегло скользнул взглядом по моей одежде и, убедившись, что я соблюдаю дресс-код, удовлетворённо хмыкнул. Мне показалось, что он задержался взглядом на моих открытых коленях, но вслух ничего не сказал.
Я уж испугалась, что произнесёт что-то типа: «Я вам говорил соблюдать дресс-код, а вы коленями сверкаете!»
Уже приготовилась возражать, что в офисе допустима миди-длина юбки, то есть до колена, а даже несмотря на конец лета я надела тонкие колготки, чтобы не сверкать голыми ногами.
Тем более они не загорелые, а на автозагар у меня аллергия. На солярий не хватает денег.
И блузку я выбрала максимально закрытую, белую с коротким рукавом. Короткий приталенный пиджачок сверху — образ готов.
Вероятно, Гришин был разочарован, что пока нет повода меня отчитать.
Пусть вон, свою куклу с каштановыми кудрями, Миру, отчитывает!
— Садитесь вот сюда, смотрите, что мне надо, — Степан Алексеевич сегодня выглядел ещё краше, чем вчера.
Свежий, подтянутый, пахнущий парфюмом с нотками разогретой на солнце кожи и чёрного ремяня… тьфу, перца! Настоящий бог бизнеса!
Я присела в кресло за своим рабочим столом, довольно большим и пока чисты, а он встал рядом и наклонился ко мне, чтобы показать на экране монитора фронт работ. Открыл таблицу, стал водить курсором по незаполненным столбцам, попутно объясняя про то, как их нужно заполнить и насколько это срочно.
— Вы же знаете, что сейчас наши клиенты заказывают инструмент исключительно через тендер. Сегодня до полудня надо сдать эту таблицу, все сто двадцать семь позиций, чтобы мы успели принять участие в конкурсе.
Я кивала, а сама сидела и млела. Блин, со мной такое впервые: чтобы я, Лида Старостина, была падка на мужскую красоту?!
Да ни в жисть, в универе слыла синим чулком, смазливые мужские мордашки совсем меня не привлекали, я считала их обладателей глупыми
А в Степане Алексеевиче удивительным образом сочетались смазливость с брутальностью. Стоило посмотреть ему в глаза и сразу понятно: он способен быть жёстким, даже жестоким, когда дело касается важного.
— Вы меня слушаете, Лида? — внезапно спросил он таким тоном, что захотелось залезть под стол.
Я, конечно, этого не сделала, зато почувствовала, что краснею. И не могу сказать ни слова.
2.1
— А мне говорили, что у вас высшее техническое образование. Врали, наверно, — продолжал саркастически хмыкать босс, и меня взяла такая злость, что я даже смогла огрызнуться:
— Я прекрасно понимаю, что вы мне сказали, Степан Алексеевич. И я уже заметила, что вот здесь в строке неправильно вбит артикул, потому что…
Тут я оседлала свой любимый конёк: работу. О, о металлорежущем инструментарии я знала, конечно, не всё, но грубые ошибки не допускала, а тот, кто заполнял табличку до меня, не мог отличить даже гайку от болта.
Я принялась спокойно объяснять, что да как, и прямо почувствовала, что взгляд босса смягчился. Он отошёл от меня и сел в кресло посетителя напротив.
В дверях стояла девушка старше меня лет на пять, не больше. Тоже темноволосая, с короткой модной стрижкой и выбритыми висками. Худая, но в кроссовках, одетая стильно, словно сошла со страниц модного журнала, рекламирующего повседневный образ жителя мегаполиса. Активного и всегда готового к приключениям.
— Напугала? Извини. Я Светлана Ланская, старший технический специалист, к боссу. Он там?
Понизила голос и указала глазами на приоткрытую дверь коридора.
— Обедать собирается.
— А, — протянула, — ну ладно, чуть позже зайду. А ты новенькая секретарша?
— Лида Виторина, — представилась я, окончательно распрямляясь и держа в руках проклятую скатерть. Ну не прятать же её в самом деле? Хотя что так, что иначе, а решат, что мы обедаем вместе, да ещё на скатерти. Свидание на рабочем месте.
Я вдруг разозлилась. С чего это я должна краснеть, будто делаю что-то запрещённое, неправильное?
— Доложить о вас?
Лучше всего я справлялась с робостью, когда напускала на себя деловитый вид и думала о работе. О том, как её наилучшим образом организовать.
— Нет, я после зайду.. Ничего важного. Дай знать, когда босс освободится. Мой внутренний номер «пятьдесят восемь», ок?
За дверью кабинета босса было тихо. Раз он не выходит, значит, видеть посетителя не хочет. Угадывать желание начальника — одна из важных рабочих задач секретаря. Или помощника руководителя, как важно эту должность вписали в мою трудовую книжку.
— Ок,— подмигнула я.
Как общаются с тобой, так и ты в ответ. Ещё одно правило для выживания в офисе, которое я почерпнула из курсов по саморазвитию.
Светлана вышла, и я тут же заспешила в кабинет босса. Он сидел за столом, щёлкал в компьютере. Судя по напряжённому выражению лица проверял мою неоконченную работу.
Первым побуждением было начать оправдываться: задание ещё не выполнено, я едва за треть объёма перевалила, но я взяла себя в руки. В своей компетентности была уверена, я не просто в институте штаны просиживала, меня отец многим практическим вещам обучил. И я никогда ничего не путала.
Если дело касалось работы.
Сделав вид, что меня это не касается, мало и что там смотрит босс, я принялась накрывать на стол. Курьер из столовой доставил еду как раз через пару минут после того, как ушла Светлана Ланская.
Прошёл через офис, значит, сотрудники уже в курсе, что сегодня босс обедает раньше положенного, в своём офисе при накрытом скатертью столе и в компании новенькой секретарши.
Тут волей-неволей начнёшь сплетничать.
Да а мне что за дело, если самому боссу это до лампочки?
— Пусть зайдёт, как поедим, — ответил Гришин, когда я доложила ему о посетительнице. — И Лида, давай сразу озвучу свои правила. Я не повторяю свои распоряжения дважды. Уточнения они тоже не требуют. Например, я сказал тебе сделать сегодня работу до трёх-четырёх дня, значит, надо сделать, если я не отменил её позже. То же самое касается любых визитов. Сказал, что приму после обеда, значит, не уточняешь бесконечно, отрывая от дел, а сразу зовёшь ко мне Ланскую, как уберёшь со стола.
Я кивнула, занятая раскладкой по пластиковым тарелкам горячего блюда. Принесли картофельное пюре и рыбную котлету.
— Я не спросил, есть ли у тебя аллергия на какую-нибудь еду. Прости.
Тон босса тоже изменился. Может же быть милым, когда захочет!
— Ты любишь рыбные котлеты? Если нет, давай закажу доставку другого.
Я даже опешила от такой любезности. Взглянула боссу в глаза, чтобы убедиться, что он надо мной не издевается. Но нет, говорит вполне серьёзно. И смотрит так, будто мой ответ для него действительно важен.
Даже ноги подкосились от такого взгляда, будто проникающего в мои мысли. Считывающего сомнения и страхи.
— Нет, я люблю рыбные котлеты.
Не то чтобы люблю, но сносно отношусь.
Даже если бы я их ненавидела, в первый же день сказать о том в лицо человеку, начальнику, кто любезно пригласил меня отобедать вместе в приватной, пусть и рабочей, обстановке, не посмела бы. А если он выглядел как супермодель из журнала, и подавно. Здесь все так выглядят, блин!
Надо будет присмотреться к ним и тоже что-то такое себе прикупить. С первой зарплаты.
— Всё готово, Степан Алексеевич!
Я сварила кофе «двойной эспрессо с корицей без сахара» в кофемашине, стоявшей рядом с моей рабочей зоной, и подала шефу. Он мне с утра говорил о том, какие напитки предпочитает, разумеется, я запомнила.
— Не перепутала, хвалю. Знаешь, я посмотрел таблицу, пока мельком, но всё же должен сказать, впечатлён как твоей скоростью, так и точностью. Ты ничего не перепутала, — добавил он и отпил маленький глоток из чашки.
Мы сидели напротив за столом для совещаний. Столом, накрытым скатертью, с выставленными на ней тарелками и чашками с маленькими блюдцами. Я тоже сделала себе кофе.
Капучино.
Всегда обожала разбавить горчинку этого бодрящего напитка молочной пенкой. Но несильно, чтобы за молочным облаком чувствовалось именно кофе.
Его крепость и твёрдость.
— Кофе как я люблю. Молодец!
От похвалы, сказанной боссом с теплотой в голосе, я разомлела. Будто отпила не кофе, а шампанское. Или это вчерашнее не выветрилось из головы, будоража кровь?
— Знаешь, я бы мог молчать, но не хочу. Давай начистоту. Кем тебе приходится Филипп Григорьевич? Только не спрашивай, о ком я говорю.
Всё, аппетит у меня пропал, как говорится, с первой ложки. Хотя до того, я чувствовала себя голодной.
— Он дальний родственник моей матери, — спокойно ответила я, выдержав взгляд Гришина.
От его теплоты и галантности не осталось и следа. Теперь передо мной сидел не просто начальник, а хищник, готовый к прыжку, чтобы обездвижить жертву одним укусом. Эх, только я расслабилась от его похвалы, а она, оказывается, была для усыпления внимания.
— Тогда, думаю, ты не будешь на меня в обиде, если долго здесь не проработаешь? Он без труда подыщет тебе другое место, а мне шпионы здесь ни к чему, Лида. Молчи, он дал тебе это задание. А если пока не дал, то обязательно поручит утопить меня. Так вот, не стоит этого делать.
Что я сделала этим же вечером? Отправилась по магазинам.
Да. Я пока ничего не заработала, а уже пошла тратить. Мама моя такого бы не одобрила, но я жила одна, могла ей не отчитываться.
Расчехлила кредитку под будущую зарплату.
Купила один капсульный комплект для офиса: песочного цвета юбка-миди с карманами на бёрдах, зауженная к коленям, белая рубашка с модными рукавами в три четверти и прелестный приталенный пиджак цвета беж. Или, как модно его называла продавец, «мокко».
Конечно, в одном и том же я ходить не собиралась, но и тратиться на пять нарядов, ни заработав ни рубля, тоже.
Зашла в обувной и купила туфли-лодочки, которых с подросткового возраста терпеть не могла. Шпильку не потяну, упаду, а вот каблук в шесть сантиметров вполне себе. И удобные мокасины.
Дома, примерив обновки, я осталась собой недовольна. Ну в самом деле, кого и зачем я собралась впечатлять?
Смешно даже!
Зеркало в спальне показывало девушку, которая вдруг решила, что нацепив чужие и модные вещи, вдруг сделается роковой красоткой. А глаза выдают.
Но всё-таки ту юбку, которая не понравилась Гришину, я выбросила.
Решила, что новое носить буду, но постепенно. Посмотрю, не смеются ли надо мной, а там уже решу.
Наутро приготовила модную белую рубашку, купленную вчера, и чёрные брюки. Они обтягивали фигуру и сидели превосходно.
В остальном образ был прежним: перехватила волосы в хвост на затылке, нацепила старый пиджак и влезла в удобные мокасины. Не те, что купила вчера: погода обещала быть дождливой и портить ослепительно-белые кожаные тапочки не хотелось.
Такси каждый день мне пока не по карману.
В честь второго рабочего дня я раскрыла новый флакончик духов.
Сегодня я добралась на работу раньше шефа. И мне было приятно до мурашек, что он это отметил.
Выглядел босс, как обычно, безупречно. Как Кен — пластиковый парень Барби.
И при этом, казалось, не прилагал никаких усилий. Не был метросексуалом, следящим за каждой лишней волосинкой на теле.
Босс надавал мне заданий выше крыши, а я всё ловила на себе его взгляд, как бы говорящий: «что ты за птица?»
Я старалась, у меня получалось вполне сносно, я даже в суматохе не заметила, как наступило обеденное время.
Приходили и уходили, знакомились со мной мимоходом сотрудники и сотрудницы, я успевала печатать документы, отвечать на телефон. Я понимала, что все они или большинство хотят посмотреть на меня, и старалась быть приветливой, но не заискивающей.
Мне было важно справиться. И когда казалось, что получилось, Гришин вызвал меня на ковёр.
— Лида, сегодня у меня ужин с деловым партнёром. Это важный клиент для нашей фирмы. Руководитель отдела снабжения, от которого зависит будут ли они брать крупную партию инструмента у нас или к конкурентов. Понимаешь?
Я понимала. И всё же не могла не задать вопрос:
— А как же тендер? Всё сейчас зависит от тендера, от того, кто его выиграет.
— И кому позволят его выиграть, Лида. Прежние откаты никуда не делись. АП для того, чтобы их приняли, надо войти в доверенные отношения с клиентом. Добро пожаловать в реальный мир большого бизнеса! — улыбнулся мне Гришин так, будто я была младенцем в подгузнике. Смотрел и смотрел, а я решилась поднять глаза и встретиться с ним взглядом.
Просто потому, что пауза затягивалась. А я уже рассмотрела ногти на своих руках, с отчаянием заметив, что забыла ими заняться.
Забегалась по магазинам.
Гришин молчал, а у меня язык прилип к нёбу. Распух, сделался большим и неповоротливым, зато сердце грозило выпрыгнуть из груди, закрыться в туалете и не выходить, пока босс не отпустит домой.
— Что от меня требуется, Степан Алексеевич? — наконец, спросила я, но босса это не смягчило.
Он продолжал смотреть сомневающимся взглядом и не спешил отвечать.
Я уже было решила, что на этом всё. Что Гришин вдруг понял: я не подхожу даже на роль секретаря, а значит, вредна. Потому что его босс приказал мне за ним шпионить.
— Ты очаровательна, Лида, — вдруг сказал он таким тоном, будто на самом деле хотел сказать иное: «Какая же ты дура!»
— Вы ведь не за тем вызвали меня, чтобы сказать это?
Я выпрямилась в кресле и выдержала тяжёлый взгляд босса. Отец научил, что раз я не могу понимать намёки в разговоре, надо спрашивать прямо. Мама на то лишь закатывала глаза: женщина в разговоре с мужчиной никогда не должна говорить прямо. Лишь улыбаться и поддакивать.
— О, у тебя голос прорезался!
— Я не очень понимаю вас, Степан Алексеевич.
— И поэтому краснеете?
— Потому что боюсь до одури, что вы меня уволите. Мне нужна эта работа.
— Тогда выдыхай, — вдруг засмеялся Гришин. Таким он мне тоже нравился: из чопорной статуи, воплощения мужской деловитости он превратился во вполне обаятельного собеседника. — По крайней мере, не сегодня. У тебя есть вечерний наряд? Не говори, что нет, не поверю.
Ага, я как раз нечто такое и пыталась сказать
Не то чтобы у меня не было приличного платья, но, боюсь, моё понятие о вечернем наряде, и его кардинально отличались. Как день и ночь, как лёд и пламя.
Так пишут в тех любовных романах, что читала моя мама и давала читать мне.
«Чтобы знать, как отвечать мужчинам».
— Что замерла? Я тебя не на бойню веду, а в ресторан. Ужин за мой счёт. Будет партнёр с женой, она как раз твоего возраста. И, Лида, должен предупредить. Тебе придётся изображать мою девушку. Не беспокойся, все твои страдания я компенсирую.
4.1
— Вы смеётесь надо мной, Степан Алексеевич? — спросила я, чувствуя, что руки сами собой сжимаются в кулаки.
Пусть он мой босс, но всему есть предел: издеваться над собой я не позволю. И не уволюсь, пусть не надеется.
— Что ты имеешь в виду? — быстро спросил он.
— Ещё вчера вы хотели уволить меня, а позавчера сказали, что уничтожите.
— Это если ты будешь копать под меня, — вдруг посерьёзнел Гришин, и взгляд сделался острым, колким, как нож для льда. — А сейчас я говорю вполне серьёзно. Разумеется, если ты согласишься.
Я прибежала домой и сразу, не разуваясь, бросилась к шкафу, где хранила свои скудные наряды.
Платьев было два: маленькое чёрное от известного бренда (спасибо, маме, заставила купить, потому что «у каждой женщины должно быть подобное») и ярко алое, обтягивающее. Скромное спереди, с длинными рукавами, но зато бесстыдно оголяющее спину почти до самого «не балуйся» .
Купила я его на спор с подругами. И даже раз одела в театр, получив парочку непристойных предложений и похлопываний ниже спины.
Там, где кончалось платье.
Остальные наряды были чем-то средним между деловым прикидом и стилем кэжуал. Не годились для особого вечера, словом.
Я перемерила всё и остановилась на маленьком чёрном платье. Быстро приняла душ, помыла и высушила голову, пригладив особ непослушные пряди утюжком для их зеркального блеска. Выщипала пару волосинок на бровях.
Осмотрела себя придирчиво и вспомнила советы Машки. Она всегда советовала надевать красивое, самое лучшее бельё, чтобы чувствовать себя королевой. Бельё у меня для подобного случая имелось, но от эпиляции интимных зон я отказалась.
Нечего тут! До этого никогда не дойдёт. Я и так в порядке.
Когда я уже красилась перед выходом, прикидывая, сколько времени осталось, позвонила мама.
— Я занята, перезвоню завтра.
— Чем? Не боссом ли своим?
У мамы было потрясное чутьё. На вопрос, с чего она это взяла, только проворковала:
— Я же должна знать, в чьи руки отдаю единственную дочь. И Филипп Григорьевич меня предупреждал: твой босс, дорогая, баб меняет, как перчатки. Он уже затащил тебя в постель?
Когда того требовали обстоятельства, мама становилась натурально груба.
— Я не собираюсь с тобой это обсуждать. Пока.
Ко времени я была готова. Босс мой отличался маниакальной пунктуальностью, поэтому я совсем не удивилась, когда без пяти до назначенного времени, моя труба ожила.
— Выходи, — коротко приказал он, и от тембра его голоса я почувствовала, что готова бежать за ним на край света. Собачка Павлова, блин. Нет, Лида, так не пойдёт.
— Сейчас минутку.
Бросила трубку и последний раз взглянула в зеркало. У меня на лбу написано что ли: «невинная овечка»? Ну и нечего из себя строить роковую красотку. Я стёрла красную помаду, нанеся на губы чуть менее вызывающую вишнёвую. Вот, так лучше.
Захлопнула дверь квартиры и принялась медленно спускаться по лестнице. Проклятые шпильки! Надо было надеть каблук пониже.
— Поехали!
Босс курил около своей машины. Увидев меня, бросил сигарету и раздавил окурок носком дорогой туфли. Всё у него выходило естественно и красиво, он напоминал мне ленивого, сытого хищника. Барса или пантеру.
Едва посмотрел на меня, но по взгляду я видела, остался доволен увиденным.
«Вы больше не считаете, что я вам не нравлюсь? » — так и подмывало спросить, но я промолчала и уселась на заднее сиденье его кроссовера.
Телефон снова пискнул.
«Твоего босса недавно бросила девушка. Вот он и ищет утешения на одну ночь».
Интересно, откуда у мамы такие сведения? Лучше спросить так: откуда у Филиппа Григорьевича такие сведения о личной жизни моего шефа?
Я выключила телефон. И так нервничаю, ещё мама активировалась!
То ей хотелось, чтобы я устроилась в эту фирму, то теперь делает всё, чтобы я оттуда уволилась! Ну уж нет!
— Я знаю, это будет для тебя непросто, но старайся вжиться в роль.
Он вёл машину так же, как отдавал приказы. Резко, твёрдо. Мне всё время хотелось вставить:«Да, Степан Алексеевич! Конечно, Степан Алексеевич!»
— И привыкай называть меня по имени. Только избегай разных ласковых прозвищ, я от них зверею.
Ага, нашли дурочку: называть босса тигрёнком или зайкой. Меня бы и саму от такого передёрнуло.
— Клиент, я уже говорил, будет с женой. Улыбайся, больше молчи, я приглашу тебя танцевать. Скорее всего клиент, его зовут Боков Виктор Владимирович, лет пятьдесят, пригласит тебя. Просто раз потанцуете. На все каверзные вопросы загадочно улыбайся.
— А они будут?
— Вероятно. Когда мы познакомились и где. Я скажу, что ты у меня работаешь, это всё, что им надо знать.
Мы приехали за полчаса. Пафосный ресторан «Восьмое чудо» находился под крышей делового центра. Я слышала о том, что здесь прекрасная паназиатская кухня, живая музыка и пафосная обстановка, но, разумеется, никогда не бывала. На такие места бронь шла за месяц, а то и более. И стоило их посещение, как моя зарплата. За три месяца.
— О деньгах не беспокойся. Заказывай всё, что хочешь. Я угощаю, — словно прочитав мои мысли, сказал Гришин.
Мы поднимались по ступеням мраморного крыльца. Я сжимала в руках сумочку, куталась в плащ, а мой спутник легонько придерживал меня за локоть. От него пахло горьковатым парфюмом, и у меня кружилась голова.
Так наверное ощущала себя Золушка, попавшая на бал.
— Знаешь, мне нравится твоё имя, — произнёс Гришин, помогая мне раздеться.
Аккуратно дотронулся до моих плеч, снимая плащ, и мне стоило большого труда, чтобы не начать мурлыкать. Хлопать ресницами, кокетничать. Я бы выглядела глупо и пошло, потому что никогда этого не умела.
А ещё мне хотелось обернуться. Посмотреть ему в глаза и спросить, как он меня находит в этом платье.
— Оно несовременное, но музыкальное. Я в детстве играл на виолончели, я чувствую музыку в человеке.
— Не ожидала, — выпалила я и снова прикусила язык.
— Чего? — резко переспросил он.
Пришлось выкручиваться:
— Не думала, что вы такой творческий человек. Мне казалось, что вы состоите из металлического каркаса и стальных труб.
— Не думал, что ты такая колючая, — он наклонился к моему уху и прошептал: — Выглядишь прекрасно. Я в тебе не ошибся.
Ответить Гришину не успел, к нам подошёл распорядитель зала и проводил к столику в углу.
Я спиной чувствовала, что мой ответ боссу не понравился. Я не умею быть приятной и лёгкой, сам меня выбрал на сегодняшний вечер, пусть терпит.
Мы целовались, будто соскучились. Словно были любовниками, встретившимися после долгой разлуки, изголодавшимися по рукам, по губам друг друга.
Он обнимал меня, прижимал к себе, насколько позволял пластиково-стальной рычаг между нами. И я думала совсем о другом рычаге. Что я умру, когда он войдёт в меня. От счастья ли, от страсти, заставляющей плотнее сжимать ноги. От страха, что он меня больше потом не захочет.
Кому нужно неумелое бревно?
И от желания ему понравиться.
— Поднимемся к тебе или здесь?
Он спрашивал вполне серьёзно, покусывая мочку уха, и его тон меня отрезвил. Я слишком далеко зашла.
— Нет, пусти.
— Уверена?
— Да, — выдохнула я и получила свободу.
Такую ненужную, холодную.
Я хотела что-то там объяснить, что Трошинский сотрёт меня в порошок, а мне так важно работать по специальности, доказать умершему отцу, что я хоть и не сын, но достойна его дела. Но поймала лишь отраненно-безразличный взгляд.
Хлопнула дверцей и взлетела на третий этаж раненой птицей. В горле стоял ком, я была готова разрыдаться, но держалась, пока не закрыла входную дверь на все замки и цепочку.
Старая, глупая привычка моего отца — он всё время привык запирать дверь на цепочку, будто так мог оградить тех, кто ему дорог, от жестокого грубого внешнего мира!
А я хотела бы стать частью жизни того, кто остался за дверью. В своей машине.
Завтра он меня уволит.
Нет, не посмеет! Какой бы он ни был принципиальный и жёсткий, Трошинский выше его.
Я быстро разделась, на ходу сбрасывая одежду, и встала под горячий душ. Слёз у меня не нашлось, да и зачем мне плакать, я устояла против соблазна. Могу гордиться собой, и тем, что второго шанса у меня не будет. Он больше не прикоснётся ко мне, не захочет.
Обиделся.
Приняла снотворное и уткнулась носом в подушку, пока не пропищал будильник. Вскочила и принялась собираться, едва не опоздала.
— Ты сегодня прям как в монастыре ночевала! — фыркнула Светлана Ланская, завидев меня в коридоре.
Я пришла на полчаса раньше обычного, в офисе народ только собирался. Стоял густой запах кофе и свежей выпечки.
— Неважно себя чувствую, — отделалась я общей фразой. — Плохо спала.
Светлана подняла бровь и загадочно улыбнулась.
Я поплелась к себе, в дверях приёмной столкнувшись лицом к лицу с Гришином.
— Доброе утро! — его голос был мягким, вкрадчивым. Я ожидала подвоха, хлопала глазами, не зная, что сказать и как себя вести.
— Доброе, Степан Алексеевич!
Решилась и посмотрела ему в лицо. Мы всего лишь босс и подчинённая. Секретарша должна угождать хозяину, но на работе. Только на работе.
— Тебя Трошинский вызывает.
— Уже иду.
Наверное, я удивилась. Немного.
— И да, Лида, — он аккуратно дотронулся до моего локтя, и я вздрогнула. Между мной и мим прошёл электрический ток. — Не вздумай рассказать о вчерашнем вечере.
— Он будет меня о нём спрашивать.
— Тогда расскажи в общих чертах. Иди. Потом зайдёшь. И помни, о чём я тебе говорил при нашей первой встрече: твой покровитель выйдет сухим из воды. Но не ты.
Мне словно влепили пощёчину. Я почувствовала, что краснею, и отчеканила в глаза босса:
— И не вы. Верно?
Повернулась и чуть ли не бегом направилась к лифту. Трошинский занимал офис на верхнем этаже. Здесь каждый стремился показать своё превосходство над другими.
И мне надо привыкнуть. Отрастить зубы. Кажется, я уже начала это делать.
Но с Трошинском прикинусь глупой овцой. С таких и спроса нет, и увольнять их не за что.
6.1
— С кем встречались?
Я доложила честь по чести, но прибавила, что слышала разговор босса урывками, а потом Боков и вовсе велел девочкам погулять.
Трошинский кивнул. Пока всё шло по моему плану, но расслабляться не стоило.
Я стояла на пороге большого кабинета, Трошинский сидел за огромным креслом, похожим на трон. Соединил кончики пальцев между собой, поставил локти на ручки кресла, и выражение лица у него было таким брезгливым, будто он вынужден обращаться с чернью. Он, король.
Под запахом его дорогого парфюма угадывался другой аромат. Пота.
Мне стоило усилий не выдать, что меня тошнит.
— Или тогда. Пока всё по плану. Нет, постой. Что там сказала тебе эта глупая курица, его жена?
Опасный момент.
Я вздохнула и выпалила, глядя в лицо заму.
— О том, что у Гришина ранее была девушка Лара. И что они с ним смотрелись прекрасной парой.
В лице Трошинского промелькнуло что-то такое, живое, и тут же пропало.
— И что ещё. Говори же!
— Что она ваша дочь!
Повисла пауза. Мне казалось, что сейчас Филипп Григорьевич встанет, подойдёт ближе и накроет своими лапищами мою шею. Сдавит лёгким движением, чтобы стало плохо дышать, и прошепчет: «Не смей говорить про мою дочь, ты, козявка офисная!»
Но он ничего не сделал.
— Вот и запомни. Не становись у меня на пути. Поняла, почему мне надо выкинуть отсюда этого сукина сына?
Кивнула.
— Вот и будь умницей. Иди работай. О разговоре скажи, что интересовался твоими успехами. Не обижает ли тебя кто, спрашивал. Пусть запомнит, что тебя трогать нельзя.
Снова кивнула, переминаясь с ноги на ногу. Хорошо хоть кеды, а не туфли надела.
Казалось, стою на горящих углях.
— Трахалась с ним? Что краснеешь? Нет? Вот и умница. Я в тебе не ошибся. Отсосать ему в перерыве, так уж и быть, позволяю. Пошла вон!
Я вылетела пулей, едва кивнув напомаженной секретарше, которая удостоила меня долгого взгляда. Наверное, прикидывала, зачем её босс звал меня к себе до начала рабочего дня, когда вот она под рукой.
Я шла по лестнице, не хотелось сталкиваться в лифте с коллегами, ловить на себе их заинтересованные взгляды. И ещё хотелось курить, но сигарет я давно не покупала.
Бросила, но с такой работы, видимо, снова начну.
Постояла на безлюдной площадке между этажами, уняла дрожь в руках. Вспоминала слова Трошинского о том, что теперь я ценный кадр. И должна довести дело до конца.
В первый момент мне показалось, что это такая извращённая шутка, и Гришин натурально надо мной издевается.
Он прекратил кашлять, выкинул смятую салфетку в корзину и вылил содержимое своей чашки в раковину.
Я вспыхнула.
Молча отпила глоток из своей чашки. Рот наполнился какой-то гадкой жижей.
— Не понравилось? — учтиво спросил Гришин, едва сдерживая усмешку.
Я взяла свою чашку и вылила её содержимое вслед за первой. К счастью, босс больше ничего не говорил.
А когда я помыла посуду в его раковине и взяла ту самую злополучную пачку кофе, чтобы высыпать на стол Ярошинской, он меня остановил:
— Оставь. Буду поить тебя им, когда снова накосячишь.
— Как пожелаете, Степан Алексеевич.
Я отставила пачку там, где взяла, пообещав, что и виду перед Мирой не покажу.
— Ты очень доверчивая, Лида, — произнёс Гришин, когда я уже собиралась идти работать.
— Это проблема? Я исправлюсь, стану как все здесь.
— Именно это мне в тебе и нравится. Твоя детская доверчивость. Не становись как другие, иначе уволю.
Я не нашлась что ответить и быстренько выскользнула в приёмную.
К счастью, сидеть и думать о словах босса, о подставе Миры и о бывшей девушке Гришина не пришлось. Меня завалили работой, а после обеда я уже сидела в кабинке Светланы Томской, постигая азы профессии. Она надавала мне кучу других заданий, но всё же это было уже победой.
Я не просто помощник руководителя, а участвую в работе фирмы. Если так пойдёт и далее, то на следующей неделе Света обещала подкинуть мне небольшого клиента. Чтобы я могла начать работать «на земле». И потихоньку нарабатывать свою клиентуру: знакомиться, изучать каталоги продукции и прочее.
Я была почти окрылена до самого вечера. Босс уходил одним из последних. Увидев меня всё ещё на рабочем месте, поднял брови и произнёс:
— Похвальное рвение, Лида, но на сегодня с тебя хватит. Одевайся, доброшу до дома.
— Я на метро.
Когда он вот так смотрел, словно между нами было что-то запретное, но на людях мы были вынуждены делать вид, что это не так, я терялась. Будто пропустила огромный кусок своей же лав-стори. Открыла роман на средине и вдруг обнаружила, что герои уже вместе.
Или задремала на минутку на диване перед теликом. И вот фильм катится к счастливому финалу.
— Нет, иногда я бываю груб, Лида. Но я способен признавать, когда обидел человека зря. А нам ещё работать вместе, и это кофе. Заедем по дороге, я покажу, как его надо выбирать.
— Думаете, я не знаю?
На самом деле, все мои знания оканчивались тем, что надо приоткрыть секретную липучку и вдохнуть аромат.
— Никогда не выбирай молотый, только в зёрнах. Это первое правило кофемана, и если бы ты его знала, не позволила бы Мире обвести себя вокруг пальца. Поехали, говорю, а то уволю.
Всё это говорилось таким добродушным тоном, мой босс был просто зайкой в такие минуты, но я видела его взгляд, словно прорывающийся сквозь туман этого показного радушия.
Настороженный, острый, холодный. Гришин был вовсе не так прост, как хотел показать. Я уже хотела промямлить, что ещё поизучаю каталоги, как он обошёл мой стол, наклонился надо мной и, глядя в лицо, произнёс:
— Если не согласишься, я буду думать, что ты хочешь остаться, чтобы копаться в моих бумагах. По заказу Трошинского.
Холодный ветер зашиворот, вот как это называется.
— Вы всё равно будете так думать.
— Верно, но у тебя енсть шанс усыпит мои подозрения. Приставать не буду, обещаю. Вечером, когда мы не на работе можешь называть меня на «ты». Поехали, говорю. Жду внизу.
Он вышел и не оглянулся. Я выключила компьютер, закрыла дверь и столкнулась нос к носу с одетой к выходу Мирой. На ней было ослепительно красивое кашемировое пальто. Немного не по погоде, но выглядела Мира как зефирка, которую хочется проглотить целиком.
Я представляла, как на неё оглядываются мужики на улице!
— Степан Алексеевич уже ушёл? Ладно, увидимся завтра.
— До свидания, — пробормотала я и поспешила к лифту, как Мира снова меня окликнула.
— Не торопись. Выйдем вместе.
— Я спешу.
— Понятно, — хмыкнула Ягницкая и прищурилась. Собака-подозревака! — Он позвал тебя выбирать ему кофе? Всегда одно и то же. И со всеми.
И Ягницкая демонстративно повернула к двери, ведущей на лестницу.
***
Раздумывать над предупреждением Миры было некогда, но её слова навели на мысль: что если босс просто решил пополнить мной свою коллекцию?
«И что, — говорил внутренний голос. — Лучше умереть почётной девственницей?»
Если бы мы встретились с Гришиным просто в клубе (где я нечасто бывала, только в пору студенчества), или в парке (где он наверняка не бывал без надобности), да просто на работе в столовой, другое дело.
Тут можно и позволить себе флирт.
Но он был моим боссом, а у его босса я была почти на крючке. Просто потому, что мама непрозрачно намекнула: Трошинский способен испортить карьеру тебе и мне.
— Что-то ты долго, — задумчиво произнёс Гришин, туша сигарету носком дорогого ботинка.
— Встретила Миру Ягницкую. Она зашла узнать, у себя ли вы ещё.
И посмотрела ему в лицо. Поморщился, будто дольку лимона съел без коньяка.
— Очень спросить, было ли у меня с ней что-либо?
— Это не моё дело.
— Верно, я рад, что ты это понимаешь, Лида.
Он открыл дверь и протянул руку, чтобы помочь сесть. Это было слишком театрально. Слишком для такой обычной девчонки, как я.
Днём он гонял меня и в хвост, и в гриву, а вечерами приглашал на свидания. И я не понимала, зачем ему это. Из-за Трошинского?
— Зачем вы меня пригласили? Хотите узнать про Филиппа Григорьевича? Я всё вам рассказала.
Мы ехали в машине. Я мельком посматривала на профиль Степана, как я тайком, краснея от собственных мыслей, привыкала его называть, и ловила себя на том, что им нельзя не восхищаться.
Он красив? Вероятно, но не слащав. Он оказывает мне знаки внимания. Он влиятелен, по крайней мере, для меня. Я испытываю трепет, когда он приказывает мне. Хочется разбиться вдрызг, но сделать.
— Я не поняла.
Должно быть, моё лицо было настолько растерянным, что Гришин соизволил улыбнуться и пояснить:
— Делай кофе уже. Давай тот, что с кокосом попробуем, сейчас всё поймёшь. В нашем деле. Где полно конкурентов, так и жаждущих втюхать под шумок свой инструмент заказчику, надо быть готовым сорваться и ехать на производство самому.
—Но у вас целый отдел!
— Запомни, если хочешь быть хорошим специалистом, своих клиентов никому не отдавай. Я бы не был начальником, если бы не имел ключевых клиентов, замкнутых на мне, Лида. Здесь надо не бояться оторвать пятую точку и сорваться решать вопросы на «земле».
Я кивнула и отправилась молоть кофе, держа в руках пачку, которую мы купили вчера.
Хорошо, что он не видит моего лица, пока есть время пораскинуть мозгами.
— Куда мы поедем, Степан Алексеевич?
— В Орехово-Зуево. Командировочные я оформил, тебе осталось зайти в бухгалтерию, как вернёмся, путевые листы подпишешь.
— А где их брать?
Я была рада, что мы обсуждаем деловые вопросы, и что Гришин не вспоминает о вчерашней ссоре в кафе. И ни слова не говорит о Трошинском.
— Заполнишь по стандарту, узнаешь у Ярошинской.
Ох, ладно, общаться с Мирой всё равно придётся.
Я сварила кофе и села за стол для совещаний. Смотреть в лицо босса было для меня пыткой, я всё время ловила на себе его пытливый взгляд, поэтому всё чаще помешивала кофе в своей чашке.
— Бери, не стесняйся, — подвинул он ко мне тарелку с ванильными круассанами. — Даже если следишь за фигурой, один можно. Поедем без остановок.
— Можно спросить?
— Давай. По делу, надеюсь? Ты очаровательно краснеешь, Лида. Думал, женщины уже разучились это делать.
От его слов щёки запылали ещё сильнее, но я снова вернулась к вопросу. Сосредоточусь на деле — это всегда помогало.
— Эта поездка касается тендера, связанного с компанией Бокова?
Я спросила наугад. Потому что Боков — единственный клиент, кого я знала в лицо. Было ещё задание в первый день. Тогда мне пришлось дорабатывать заявку, но те торги уже сыгрались не в нашу пользу. Гришин сам сказала так.
— С чего ты взяла?
— Просто подумала. Вы взяли меня на встречу с ним, логично, что, и эта поездка как-то с ним связана. Иначе зачем вам в ней я?
Ответ я заготовила заранее.
Выдержала его взгляд, под действием которого мне захотелось рассказать всю правду. Но я слишком запуталась во лжи. Поздно говорить.
И тогда меня уволят.
Глядя на Гришина, казалось, что ему можно безболезненно всё выложить. Что он способен будет понять ту ситуацию, в которой я оказалась, но он молчал.
А потом полез в ящик стола и достал флешку с брелоком в виде земного шара и спрятал в карман пиджака.
— Хорошо, что напомнила. Не следует оставлять свою работу без присмотра. Но нет, мы едем по другим делам. А беру я тебя с собой, чтобы ты посмотрела: стоит ли тебе оставаться здесь работать. Хочешь зарабатывать действительно хорошие деньги, а ты ведь хочешь, одежда, красота, безделушки, — его взгляд скользнул по моему лицу, шее, опустился к рукам, и мне сразу захотелось их спрятать. Маникюр я делала сама. — Всё стоит денег.
— И кофе, — растерянно поддакнула я, чтобы перевести разговор со своей особы на что-нибудь другое.
Порой мне казалось, что Гришину нравится меня дразнить. Не очень приятно, когда к тебе относятся, как к несмышлёнышу.
— И оно. А пока у меня для тебя маленький подарок. Ни к чему не обязывает, не смей отказываться. Очень удобно, флешка не потеряется в сумочке.
Он снова отпер первый ящик стола и достал флешку с другим брелоком. Тоже в виде планеты на посеребрённой цепочке.
— Это Меркурий. Первая планета от солнца. Для того чтобы стать первой.
— Спасибо, — растерянно пробормотала я. — Мне неловко принимать от вас подарки.
— Пустяки, считай, это инструмент для работы. Готова? Тогда поехали!
Мы вышли из офиса вместе. Гришин велел подождать у лифта, а сам вернулся что-то передать Светлане Томской. Её он оставлял своим заместителем.
— Может, успеем вернуться до ночи? — улыбнулась я, когда мы вошли в лифт. Гришин первым, пояснив, что для мужчины стыдно пропускать женщину первой в места повышенной опасности.
И улыбался совсем по-мальчишески. Несерьёзно. Когда он покидал офис, то вдруг становился иным: будто стоял на корме корабля, как капитан в подростковом романе, которые я запоем читала в далёкую пору, и подставлял лицо всем морским ветрам.
И мне он нравился. Любым.
— Зачем терять командировочные? Ты подписала бумаги в бухгалтерии? Держи наготове. Это наш с тобой пропуск на деньги фирмы. За гостиницу, суточные и бензин для моей телеги.
Я посматривала на него, когда он вёл машину, и ловила себя на мысли, что босс мне нравится, как мужчина. Но ничего более.
Он, как и многие мужчины, говорил о своей машине с любовью, но не считал её священной коровой. Средство передвижения, которое лучше держать в исправности, чтобы всегда вскочить в колесницу и умчать в ней на край света.
— Расскажи о себе, чтобы я не заснул за рулём.
Я не стала говорить, что сейчас день. Понятно, что Гришин решил узнать обо мне из первых уст.
— Ничего любопытного. Живу одна, думаю завести живность, но никак не решаюсь. А сейчас поняла, что так и правильно. Кто бы ухаживал за кошкой, когда я в отъезде?
— Ты сама похожа на котёнка, — вдруг посмотрел на меня Гришин весьма серьёзно. Недолго, он следил за дорогой, но мы попали в пробку, так что время на разговоры было.
Я положила сумочку на колени, чтобы не было видно острые коленки в колготках. Мне казалось, что он будет на них смотреть. Я знала, что будет. Но была не готова перейти черту, потому что всё это не по-настоящему. Оба они, Трошинский и Гришин хотели использовать меня.
— Я быстро, — буркнула я, хлопнув дверью подъезда. — Помогать не надо.
Первым делом переоделась в джинсы и водолазку. Сверху — пиджак оверсайз. Я никогда не была фигуристой, но не хотела даже намёка на сексуальность в одежде.
Конечно, пошла. Сделав вид, что никаких двусмысленных намёков не получала. А может, мне всё кажется, я слышу то, что хочу услышать?
Мы оказались в одном из кабинетов мелкого начальника. Гришин обменялся рукопожатием с низкорослым упитанным мужчиной лет пятидесяти, который тут же скользнул по мне заинтересованным взглядом.
— Здесь можно снять каску даже по правилам техники безопасности, — ухнул он, вероятно, смеясь надо мной.
Я только тут заметила, что Гришин свою давно снял ,и густо покраснела. Сняла каску и села по приглашению хозяина кабинета рядом со своим боссом.
Сосредоточилась на работе. Это всегда помогало перестать думать, куда деть руки, и избавиться от смущения.
Гришин говорил о Бокове, о тендере, о том, что если мы получим приоритетные поставки, то сможем сократить сроки поставки за счёт того, что будем держать больше нужного корпорации Бокова инструмента на собственном складе. И сократим тем самым сроки поставки.
Я всё слушала и запоминала. И сделала вид, что не удивлена, когда Гришин передал конверт с другими сувенирами фирмы. А ещё я услышала, что всю информацию Гришину скинут на личную электронную почту.
— Я скину её сразу на флешку и подчищу.
На том мы и порешили.
Пока я раздумывала, та ли эта инфа, что нужна Трошинскому, Гришин пригласил меня на ужин.
— В ресторан я здесь не пойду, — ответила я, понимая, что гламурный образ жизни не потяну. На командировочные не разгуляешься, а позволять за себя платить боссу — быть ему обязанной.
— Что ты услышала? — спросил он, когда я сказала, что максимум, на что согласна, — это ужин в гостинице.
Я пересказала, смотря ему в глаза.
— И какой сделала вывод?
— Что надо заинтересовать клиента, чтобы он предпочёл нашу фирму прочим конкурентам.
— Это предприятие крупное, такую рыбу нельзя упускать из сетей. Иногда для этого требуется преступить закон.
Я снова кивнула.
— Но как подойти к этому? Как заручиться поддержкой руководства, и чтобы они не восприняли конверт как оскорбление?
— За оскорбление? — усмехнулся Гришин и погладил меня по руке, будто успокаивая. Этот жест был столь естественным, а улыбка босса ободряющей, что на мгновение мне захотелось уткнуться ему в грудь и заплакать. Я пока мало что понимала в работе, вернее, поняла одно: мне ещё многому предстоит обучиться.
Если не помешают.
Если не окажусь снова между молотом и наковальней. Между боссом и Трошинским.
— Когда они начнут доверять тебе, а для этого придётся часто мелькать перед глазами с каталогами продукции, делать подбор инструмента, порой, не получая ответа на их же заявку, тогда можно поучаствовать в одном тендере. В другом. Да, работа кропотливая, часто бестолковая, бывает, что мы не проходим по срокам поставки или по номенклатуре, — Гришин говорил и говорил, раскрывал тонкости работы мне, в общем, постороннему человеку, который даже не технический специалист в его отделе, а просто секретарша.
— Я благодарна вам, Степан Алексеевич. Вы не обязаны были брать меня в командировку, договариваться о моей стажировке у Светланы, а всё же сделали это.
Ага, сейчас он скажет, вот тебе и пришла пора платить по счетам.
И будет прав.
— Поэтому ты просто обязана поужинать со мной. Взяла вечерний наряд? Нет?
Кажется, он был удивлён.
— Тем лучше, люблю, когда вид у девушки не пластиковый, а вполне естественный.
Он говорил то, что я хотела услышать. И я улыбалась ему вполне искренне.
Между нами в машине установилось какое-то особое доверительное отношение, какого не было даже накануне, когда он подвозил меня после ужина с Боковым и его женой.
Я метнулась наверх в номер и переодела водолазку на рубашку, с открытым глубоким вырезом, достала приталенный пиджачок, который сунула в сумку по привычке и наудачу. А может, я надеялась, что он пригодится.
И спустилась по лестнице в ресторацию через полчаса. Была идея принять наскоро ванну с пеной, натереться увлажняющим лосьоном для гладкости кожи, но я от неё отказалась. Слишком мало времени. Слишком много ненужных мечтаний.
Я ещё не решила, будет между нами что-то или нет. Сегодня или позже.
Но его интерес был очевиден. Он свободен, я тоже. Почему бы и нет?
С его стороны это просто флирт и интрижка. Пусть так. А мне будет неплохая прививка от мечт.
«Не справляй нужду там, где жрёшь», — всплыли в памяти слова Машки, но я отмахнулась от них. Она же советовала найти самца и лишиться с ним девственности.
Первый раз должен быть пусть и не приятным, но терпимым. А если повезёт, — так она рассуждала, — то он отымеет тебя и во второй. В третий. Может, свозит куда из чувства вины, а тебе всё опыт.
— Не думал, что ты носишь такие открытые вещи, — то ли в насмешку, то ли в удивление сказал босс, увидев на мне полупрозрачную рубашку с вырезом до ложбинки между грудей.
— Мне есть что показать, — ответила я дежурной фразой и позволила ему за мной поухаживать.
— Без сомнения. Знаешь, а я сомневался в тебе. Ошибся, признаю.
— Я пока ничего не сделала, чтобы вы увидели во мне профи.
— Пока ты и не профи, но очень многообещающий стартап. И я готов в тебя вложиться. И давай, пока не в офисе, перейдём на «ты», согласна?
Гришин снова сделался обаятельным ухажёром. Ненавязчивым, не переходящим границы того, что я хотела себе позволить. Он порой касался моей руки, но всё это было столь естественно, как нормально соприкоснуться, например, при передаче вилки или ложки.
Мы заказали вина. Я согласилась на бокал.
Гришин был голоден, я призналась, что тоже перекусила бы.
— Ягнёнок с рисом на ужин — это для меня слишком.
— Тебе нужны силы на то, чтобы думать, на то, чтобы помотаться по области, если понадобится. Кстати, имей в виду, командировки хоть и не каждую неделю, но раз или два в квартал обеспечены. Иногда приходится жить в гостинице по три-четыре дня. Это я говорю к тому, что надо планировать личную жизнь.
Я первой отправилась в ванную, но дверь не заперла. Это как в фильмах и книгах: любовник должен зайти.
И Стёпа зашёл, молча встал сзади меня под душ и обнял меня . Нежно.
Я напряглась, опасаясь того, что сейчас он захочет продолжения, а между ног у меня саднило и болело, хотя в груди порхали бабочки.
Эту ночь и гостиницу я запомню. Когда-нибудь, если мне станет одиноко, я приеду сюда снова, чтобы надышаться воспоминаниями о моём боссе.
— Ты теперь меня уволишь? — спросила я.
— С чего ты взяла?
— Кодекс компании и всё такое.
В отделе кадров каждый из нас подписывает некое приложение к трудовому договору, что обязуется не иметь личных отношений в одном отделе. А если таковые случились, то одному из влюблённых придётся перейти на работу в соседний.
— Мы никому не скажем.
Его объятия стали крепче. Потоки горячей воды лились на нас сверху, опутывая паром, и мне казалось, что это пар от наших разгорячённых тел.
— Голодна? — спросил Стёпа, когда мы оба вышли из ванной, и он собирался отправиться покурить на площадку в коридоре. Номер у меня был строго для некурящих.
— Сладкого хочется. Принеси шоколадку.
— Договорились.
Ни слова о будущем. Впрочем, я и не ожидала предложения руки и сердца. Для него это просто командировка и милая девочка-секретарша, которую не грех и лишит невинности. Да и мне хотелось с нею расстаться, с этой девочкой, краснеющей от каждого его случайного прикосновения.
Гришин вышел. В какой-то момент я подумала, что он решил сбежать от меня под благовидным предлогом, но взгляд упал на пиджак, брошенный на кресло. Я уже хотела было схватить его и вернуть владельцу, ведь сейчас далеко не лето, а потом выключила режим заботливой мамочки.
Захочет — заберёт. Не стану я ни за кем бегать!
Сдёрнула покрывало, на котором остались капли моей девственной крови и отбросила на пол в угол. Горничная уберёт.
Я аккуратно сложила его пиджак, и пальцы нащупали в кармане флешку с брелоком-шариком в виде планеты Земля. На эту самую Стёпа хотел записать данные по тендеру с Боковым. Вероятно, какие-то личные контакты, которые он предпочитал не светить.
Так многие делают, ещё отец мне говорил: мол, Лида, ты должна работать не только на всесильную корпорацию или босса, но прежде всего на себя. Деловые контакты стоят порой дороже золота.
Ты с ними как у Христа за пазухой. Без работы не останешься.
Сначала я положила пиджак на место. Прислушалась к шагам в коридоре. Нет, это не он.
Я так и застыла, сидя в кресле, в том самом, на спинку которого повесила пиджак Стёпы.
С одной стороны, это предательство.
С другой — моя страховка. Я могу просто быстро скопировать данные, на всякий случай. Да, вероятно, запаролены, но попытаться стоит.
Если снова думать о себе, а не быть хорошей девочкой.
Трошинский принял меня на работу, он же может легко меня с неё выгнать. С волчьим билетом, как говорит мама. И никто мне не поможет, все посочувствуют. А Стёпа? Он оценит мою жертву?
В лучшем случае вытрет мне слёзы, поцелует в губы и подарит ночь утешения. Возможно, подкинет денег на первый случай, которые я из гордости не приму. И уйдёт в офис, где его уже будет ждать новая секретарша.
Решено! Впервые в жизни поступлю как стерва!Я загрузила ноут на столе, загадав, что если Стёпа вернётся раньше, чем я успею всё провернуть, значит, это знак судьбы.
Не вернулся. И флешка оказалась под паролем, который состоял из его даты рождения. Двенадцатое мая — Телец по гороскопу.
Я вернула флешку на место во внутренний карман пиджака и даже успела убрать ноут в сумку, как Гришин вернулся. С тоником и шоколадкой, а ещё с букетом из пяти длинных роз.
— Ты выходил на улицу без пиджака. В одной рубашке? — улыбнулась я, встретив его у порога в банном халате.
Розы были великолепны! Нежного кремового оттенка, как платье невесты.
— Я забыл пиджак, решил не возвращаться, — он улыбался и выглядел почти мальчишкой. — Заказал доставку, вот, ждал, пока принесут. Не мог же я оставить принцессу без подарка?
— Спасибо. Ты меня смутил.
Я приняла розы и всё-таки решилась спросить, раз Стёпа никуда не торопится. Не спешит вернуться в свой номер, чтобы назавтра сделать вид, что ничего не было.
Он решил остаться у меня на ночь.
— Как мне себя с тобой вести? Скажи сразу. Без обид. Я ничего от тебя не жду.
— Очень напрасно. Я полон сюрпризов. Разных. В офисе, конечно, будем делать вид, что между нами ничего нет.
— Кодекс фирмы, — кивнула я.
— Не только. Я расстался с дочерью Трошинского, скажем так, по своей инициативе. Не люблю, когда мне диктуют правила. Так вот, он не будет в восторге от нашего с тобой сближения. Мне он ничего сделать не сможет, я надёжно прячу свои секреты.
Тут мне удалось не отвести взгляда.
— А тебя может размазать. Уволить. Но ты сама подумай, Лида, стоит ли тебе у него работать.
— У тебя, ты хотел сказать? Я не стану навязываться.
Он аккуратно убрал прядь моих волос со лба и склонился, чтобы поцеловать в губы. Я не противилась. Боль внизу живота прошла, стихла, а совесть моя молчала. Я сделала всё правильно. Так мне казалось.
А если нет, то завтра будет видать.
Стёпа снова отнёс меня в постель.
***
На обратной дороге, весь следующий день мы не говорили на личные темы.
Безо всяких договорённостей избегали даже намёков на секс. Делали вид, что всё осталось, как прежде.
Я с горечью подумала, когда он подвёз меня до дому, что была права. Наша связь началась и закончилась в подмосковной гостинице.
— Он хоть резинку надевал? — спросила Машка, когда я ей всё рассказала. Не могла не рассказать, мне надо было поделиться своими чувствами с кем-то опытным, и кто не станет читать нотаций, как мама, и не расскажет всем вокруг, как прочие приятельницы.
На Машку можно было положиться.
— Вроде бы.