Обманутая истинная дракона.Хозяйка магазинчика Сияй

Глава 1

— А, соизволила вернуться? — приветствует меня Корнелия, моя свекровь, отрываясь от рассматривания очередного сапфирового кольца, которое ей подарил мой муж. — Нормальные жены завтрак мужьям готовят, а не шатаются непонятно где.

— Матушка, я… — хочу сказать, что с самого утра искала в полях растение для нового состава крема, но решаю промолчать. — Сейчас сделаю.

— Что ты сделаешь? Ты только посмотри на себя. Выглядишь как замарашка, — фыркает она, окидывая меня брезгливым взглядом.

Да, мне пришлось спуститься в один овраг, чтобы добраться до салвирелии. Но я же не с ног до головы в навозе!

Внутри потихонечку начинает закипать.

Как потопаешь, так и полопаешь, между прочим. Если бы я не создавала новые рецепты, не было бы у нее этого колечка. Да и вообще, жила бы у себя в комнатке доходного дома.

“Я хорошая дочь для матери своего мужа”, — мысленно уговариваю себя и решаю не спорить.

— Да, матушка, — говорю более напряженно, натягивая на себя улыбку. — Я обязательно переоденусь и приготовлю завтрак.

Не скажу, что мы с ней живем как кошка с собакой, я все же из любви к мужу стараюсь не вступать в конфликты. Хотя иногда я устаю. Но сегодня для моего Франца важный день, он должен получить письмо из столицы герцогства, Красмора, с ответом по поводу важного договора на поставки. Поэтому я не хочу портить мужу настроение.

— Лидия уже прибыла? — уточняю я.

Хоть бы да! Мы с Лидией, подругой детства Франца, вместе придумывали, что могло бы заинтересовать аристократок такое, чтобы не было больше ни на одной другой фабрике кремов. И я придумала!

Очень хочу с ней поделиться. А потом мы вместе расскажем об этом Францу. Это точно будет прорыв!

— Хороша же хозяйка, — усмехается Корнелия. — Не знает, кто в ее доме! Ха! — она откидывается в своем кресле и обмахивается веером. — Говорила я Францу еще семь лет назад: из легкомысленных попрыгушек не получается ничего толкового. Выброси это.

Корнелия вытирает лицо шелковым платком и кидает его на пол.

Глава 1.1

Смотрю на дорогущий платок, едва ли испачканный и поднимаю на свекровь взгляд:,

— Я передам прислуге, матушка.

Уж кто бы говорил про легкомысленность… Никто до сих пор не знает, кем был отец Франца.

Сжимаю кулаки и спешу в свою комнату.

Вот ничего подобного же! Да, я пошла против воли родителей, когда сбежала с Францем из дома, чтобы тайно обвенчаться. Но мы же любим друг друга! Разве могло быть как-то иначе?

Меня хотели выдать замуж за какого-то страшного дракона. Но как я могла выйти за другого, когда в моем сердце был только Франц?

Мне пришлось многим пожертвовать, и сердце до сих пор болит от мысли о родителях. О том, что они отреклись после этого поступка. О том, что я не успела обнять их перед смертью.

Но да, нам с Францем пришлось строить нашу жизнь с нуля, без опоры на титул и деньги семьи. Однако, мы справились! И я честно очень рада, что могла ему помочь. Тихо, незаметно для него, чтобы он думал, что это все его заслуга, но…

Вот и сегодня: если договор подпишут, то мои улучшения формулы будут очень кстати. Так что нет, не зря я за салвирелией ездила.

Надеваю платье, которое больше всего любит муж. Он говорит, что я в нем выгляжу совсем юной, и мне это нравится.

Слегка закалываю волосы, которые за прошедшие два месяца лета заметно выгорели и стали совсем пшеничного цвета — ну не люблю я шляпки!

И слегка наношу на губы крем с нашей фабрики, который делает их визуально чуть пухлее и соблазнительней — в конце концов, утро должно же начинаться с поцелуев дорогого мужа.

Бегу на кухню, чтобы приготовить любимый кофе Франца — с нотками фруктов и цветов, чуть-чуть кисловатый. Выставляю на поднос две чашки, чтобы мы могли вместе насладиться завтраком, и блюдечко со свежими ароматными круассанами от модной пекарни “Сладкие булочки”.

— Мало того бестолковая, еще и копуша, — закатывает глаза Корнелия, когда я прохожу мимо нее через гостиную. — В кабинете он. Сказал, что ждет тебя побыстрее. Новости у него для тебя какие-то очень важные новости.

Я улыбаюсь снова своей дежурной улыбкой “для Корнелии” и спешу к мужу. Уже заранее предвкушаю, как он будет рад, как я буду за него — да что там! — за нас рада. Улыбка на губах становится искренней, а внутри как будто подожгли фитиль фейерверка, который должен взорваться, когда Франц расскажет мне про заключение договора.

Но кажется, что где-то что-то идет не так… Я локтем открываю дверь кабинета и захожу, не сразу поднимая взгляд. А когда поднимаю, не сразу осознаю то, что вижу.

— Доброго утра, лю… бимый…

Поднос накреняется в ослабших пальцах и на пол друг за другом падают и блюдце, и чашки, и круассаны… Взрыв. Осколки и брызги разлетаются в стороны, словно огни фейерверка, который начал взрываться, не успев взмыть в воздух.

Взгляд выхватывает странные подробности: яркие, чересчур вызывающие чулки Лидии, распахнутая рубашка Франца, опрокинутая чернильница на столе, из которой вытекает темно-синяя жидкость, заливая какие-то записи. Кажется, это мои мысли по поводу состава эмульсии для волос…

Взгляд Франца поднимается ко мне, и муж разочарованно цыкает:

— Просил же мать задержать тебя, — он отстраняется от Лидии, практически лежащей на столе, и поправляет запонки, которые я подарила ему на день рождения.

Он поправляет не рубашку, не платье его… моей подруги. А запонки! Ему плевать на то, что я увидела. Ловлю себя на мысли, что рада, что не успела застать что-то более откровенное: наверное, меня бы вывернуло прямо здесь.

Я с трудом проглатываю обжигающий ком в горле, и собираюсь спросить, что же это все значит, но мне даже не приходится этого делать.

— Лизабет, мы разводимся.

Да что ты говоришь, милый...

💔❤️‍🩹💥
Дорогие читатели!
Рада видеть вас в своей новой истории по миру Эльвариама.
Вроде все банально, но у наших героев богатая история, которая началась задолго до этого эмоционального момента. И совершенно непонятно, куда приведет. Только конечно, обо всем по порядку...

Благодарю за звездочки, комментарии. И обязательно добавьте книгу в библиотеку, чтобы не потерять!
Обнимаю, ваша Адриана 💔

Визуалы

Познакомимся к героями поближе?

Героиня, Лизабет. И любит, и ненавидит на олную катушку


Любимая свекровушка

И еще наши герои
Муж Франц, которому хочется засунуть запонки... куда-нибудь

И подруга "дней его суровых"


Но тут, кажется, кого-то не хватает, да?
Не забудьте добавить книгу в библиотеку, чтобы узнать, кого)))

Больше визуалов и новостей в моем телеграм-канале Адриана Дари|Будни на писательской даче

Глава 2

К этому моменту Лидия успевает слезть со стола и вытирает губки пальчиками. А взгляд такой… Как будто она на дуру смотрит.

Хотя кто я, если не дура? Считала ее подругой, мужа — верным. А на деле рядом была стерва и козел.

“Пока жива — борись”, — звучит в голове хрипловатый низкий голос того, кто меня спас. Первое, что я услышала, когда оказалась в этом мире. Голос, вселяющий уверенность, дающий ощущение защиты.

Сколько лет прошло? Лет… двадцать? А эта фраза навсегда осталась со мной. Стала девизом в моей жизни и помогла пройти сквозь множество проблем.

— Струсил? — спрашиваю я Франца, игнорируя довольный взгляд Лидии.

Делаю вдох, словно замораживая все чувства, которые бурлят и терзают меня изнутри. Переживать буду потом — а сейчас надо разобраться с этим безобразием.

— Что? — мой муж явно ожидал другой реакции.

— Говорю, струсил сказать об этом прямо до того, как я застала тебя верхом на Лидии?

Франц мрачнеет, сжимает челюсти и делает шаг вперед, наступая на один из осколков чашки. Раздается противный хруст, как будто мой муж окончательно топчет все то, что было между нами.

Он отдается холодком по моей спине и тянущей болью где-то под ложечкой. Не время. Не место. Я выпущу все свои чувства на свободу, но потом.

— Не слишком ли ты много себе позволяешь, Лиз? — угрожающе говорит Франц.

Но когда морозишь эмоции, страх тоже отключается.

— Странно, что об этом спрашиваешь ты. Кажется, это ты в обход наших клятв позволил себе лишнего, — отвечаю я.

— Ладно, нам надо поговорить, — равнодушно заявляет Фарнц. — Лидия, выйди.

Она обхватывает руку Франца, тянется к его щеке, целует и тихо, но так, чтобы я слышала, говорит:

— Не будь с ней слишком жесток, бедняжка и так в шоке.

Мурлыкающим таким голосом. Возможно, мне надо бы вцепиться в ее волосы, выдрать шпильки вместе с накрученными завитушками. Но почему-то именно сейчас марать руки о Лидию не хочется. Противно.

Она проходит мимо меня, обдавая запахом духов моего мужа. А ведь я ему их дарила. Помню, как долго выбирала, подбирала, заказывала у парфюмера из столицы. Кажется, я теперь навсегда возненавижу этот запах лаванды и кориандра.

— Садись, — небрежно кивает мне Франц, поправляя, наконец, свою рубашку.

Я не двигаюсь с места. Просто не двигаюсь, прожигая взглядом своего благоверного. Жаль, он не воспламеняется.

— Как хочешь, — усмехается он. — Неужели даже не будет претензий, слез, мольбы?

Будут слезы. Но не на глазах у Франца.

Я как будто впервые вижу его настоящего. Как будто шелуха моей уверенности в его честности и непогрешимости слетелось в тот миг, когда кофе залил мой подол.

Франц жаждет увидеть, как я буду биться в истерике, умоляя его остаться. Хочет видеть мое унижение, как будто хочет отыграться.

— Почему?

Этот вопрос его злит. Не этого он ждал, и маска равнодушия резко спадает.

— Что почему? Почему разводимся? — резко оборачивается Франц, доставая из бара бутылку с бокалом. — Семь лет, Лизабет! Семь лет я терпел тебя, твои эксперименты, твое...

Я смотрю на своего мужа, словно это передо мной не он, а какое-то чудовище, которое только выдает себя за Франца. Но понимаю, что где-то очень глубоко внутри я догадывалась. Лидия всегда рядом. Мать, которой он позволял шпынять меня как котенка. Открытое желание показать, что все мои идеи — это глупые выдумки, хотя я же точно знаю, что именно они и работали.

— Знаешь, чего мне стоило жениться на тебе? — продолжает Франц разгораясь. — Я ждал получить приданое баронессы, связи твоей семьи, уважение общества! А вместо этого получил что? Беглянку, которая испортила мне всю жизнь!

— Хватит! — резко останавливаю его я.

Но он уже вошел в раж. Он резко дернулся ко мне и схватил за запястье, дергая так, что я едва удерживаю равновесие.

— Нет уж, Лизабет. Хотела узнать, почему Лидия? — спрашивает он, окидывая меня пренебрежительным взглядом. — А ты посмотри на себя и на нее! Она сияет, а ты… чахнешь. Если раньше тебя можно было терпеть за твою молодость, то теперь… Ты даже забеременеть не смогла за семь лет. Не то что удовлетворить меня хоть раз.

Он отталкивает меня и залпом выпивает содержимое бокала.

— Не то, что Лидия, да? — хрипло вырывается у меня. — Какая же ты мразь!

Все яркие солнечные картинки из прошлого словно покрываются ржавыми противными пятнами. В груди огромный растущий пузырь, мешающий дышать и говорить. Безумно хочется заорать, только бы он сдулся.

— Документы на развод будут готовы завтра, — припечатывает он.

— Какая скорость! — фыркаю я. — А моего мнения ты спросить не подумал?

— А при чем тут твое мнение? — он пожимает плечами. — В этом доме нет ничего твоего. В моей жизни нет ничего твоего. Я забрал тебя от родителей в одном платье. Так же и уйдешь.

Глава 3

Даже так. Нет уж, дорогой Франц. Я, может, и слепая, и наивная, но точно не безвольная.

Мой муж все это время думал, что я не лезу в его дело. А я слишком долго позволяла Францу верить, что вся фабрика на его плечах. Ведь для мужчины же так важно, знать, что это он обеспечивает семью.

А по факту уже давно все дела веду я через нашего управляющего, только у него за молчание еще премии есть. Он умеет очень хорошо преподнести информацию так, чтобы Франц думал, что гениальная идея принадлежит ему самому.

В глазах вспышки, чувствую, как руки дрожат от злости. Правильной такой, которая позволяет не сдаваться, а заняться делом.

Хочу высказать ему все, что накипело. Но годы воспитания хорошо вколотили в голову и характер, что женщине стоит держать язык за зубами. Придержу. Ну почти.

— Посмотрим, дорогой…

Резко разворачиваюсь на пятках, чтобы уйти, но этот козел не успокаивается, он хватает меня за плечо и, дернув к себе, обжигает ухо злым шепотом:

— Смотри не обожгись, мотылек, когда играешь с огнем. Как вспыхнешь, так и сгоришь… Смирись сейчас, и я тебе даже денег на дорогу дам.

Я высвобождаю руку из его хватки и, распахнув с силой дверь, выхожу из кабинета. На входе чуть не налетаю на Лидию. Она растерянно, немного раздраженно смотрит на меня, как будто я застала ее за чем-то нехорошим.

Подслушивала? Плевать.

Обхожу ее и бегу на улицу. Времени на раздумья почти нет: документы будут завтра, а, значит, мне нужно подать протест еще сегодня. Но для этого мне надо сначала к нашему семейному адвокату.

— Что-то вы быстро позавтракали, — как ни в чем не бывало Корнелия продолжает сидеть на том же кресле, но уже с довольной улыбкой. — Порадуй меня, скажи, что Франц наконец-то выставил тебя.

Всеблагой! Да неужели нельзя просто промолчать? Хотя о чем я? Надо же насладиться своим триумфом.

— Увы, вам как минимум сутки придется еще потерпеть, матушка, — отвечаю я ей улыбкой. — Ах, да… Платочек-то поднимайте сами.

Решаю не тратить время на то, чтоб заложить карету, поэтому приказываю седлать моего Грома, а сама жду у въездных ворот. Этого жеребца я попросила в качестве подарка в честь открытия нашей фабрики. Он не был племенным или особо чем-то выделяющимся, но как только я его увидела, поняла, что он должен стать моим.

Покупка не била сильно по скудному бюджету, но позволяла мне тратить меньше времени на поиски нужных трав. Ну и… напоминала о беззаботных деньках, когда я иногда втайне от родителей уезжала в поля просто прокатиться на лошади.

Гром словно мысли мои читал! Мне даже не приходилось направлять его руками. Сам нес меня, куда надо.

Пока жду, когда моего коня подготовят, нервно хочу из стороны в сторону: стоять на одном месте — пытка. Мне нужно чем-то себя занять. Внутри так сильно все дрожит, что невозможно сосредоточиться, мысли разбегаются, как тараканы, когда включаешь свет.

“Пока жива — борись”. Все так.

— Нира Левенс?

Меня из раздумий буквально силками вырывает раздавшийся рядом мужской голос.

— Я? — отзываюсь, поднимая взгляд.

На меня удивленно смотрит паренек в почтовой форме. Действительно, кажется, как будто это я у него уточняю, кто я.

— Заказное письмо из Красмора для Франца Левенс, — поясняет паренек.

Договор. То, что должно было обрадовать меня и моего мужа. Но теперь вряд ли меня обрадует, что бы там ни было написано.

— Да, давайте я его передам, — говорю я, и он передает мне бланк для подписи.

А что, имею право получить за своего благоверного, пока развод не оформлен. Отдам потом. Сейчас пусть помучается.

Письмо прячу в карман как раз тогда, когда конюх выводит мне Грома.

— Не женское это дело — на конях скакать, — ворчливо качает головой он. — Вы бы поаккуратнее, госпожа.

Я улыбаюсь ему: не со зла он это говорит — заботится. Может, я и правда неправильная какая? Все знакомые женщины только на каретах и разъезжают, а я…

Хотя на это сейчас тоже плевать. Время важнее.

Гром чувствует мое настроение, мое напряжение и нервно перебирает копытами, словно ему, как мне, тяжело стоять на одном месте.

Потерпи родной, нам сейчас надо потрудиться, чтобы утереть нос одному негодяю и его собачкам. Натягиваю поводья и направляю коня к дороге в ближайший городок, Дасквин.

Когда мы с Францем обвенчались, у нас не было денег на дом в городе — взяли развалюху неподалеку от крепостных стен, рядом с высоким уступом выше по течению реки. Да и то на те деньги, которые согласились дать мне за рубиновое колье моей бабушки. Очень дорогое моему сердцу, но которое дало нам возможность начать жизнь.

На земле, что мы купили, было невозможно заниматься сельским хозяйством, поэтому она стоила копейки. Зато для нашей задумки место было идеальным.

Кто же знал, что спустя семь лет я узнаю, что все мои стремления и мечты о счастливом браке были… только моими. А я, оказывается, была в одном только платье.

Я сама не замечаю, как оказываюсь перед конторой нашего адвоката, господина Краветца. Спрыгиваю с Грома, который едва ли перестал нервничать, и аккуратно похлопываю его по шее успокаивая.

Хотя о каком спокойствии может идти речь, если я сейчас сама как натянутая струна?

Пять ступенек крыльца, латунный молоточек на двери из массива красного дерева, и глухой отклик “иду!” из-за нее.

А в ушах гулко стучит сердце, ладошки потеют, а в глазах пляшут искорки от волнения.

— Нира Левенс? — второй раз за день на меня смотрят с искренним удивлением.

Невысокий, пухловатый, похожий чем-то на большой мячик. Изумление в его глазах за круглыми стеклами очков меняется на сосредоточенность и беспокойство.

— Здравствуйте, — вежливо киваю и чуть-чуть откашливаюсь, потому что приветствие получилось хрипловатым.

— Проходите, — он открывает дверь шире и пропускает меня внутрь. — Вторая дверь направо, мой кабинет.

Да, я помню. Мы были здесь с Францем пару раз, когда нужно было решить вопросы фабрики.

Глава 4

По тому выражению лица, с которым на меня смотрит Краветц, я понимаю, что хороших новостей среди них нет. Но пошутить все же решаю, не готова я пока плакать.

— Начинайте с хорошей.

Адвокат еще больше мрачнеет и двигает носом, отчего становится похож на маленькую толстую крыску. Он шмыгает, вздыхает и только тогда продолжает:

— Нет хороших. Есть факты: ваш муж запатентовал все рецепты и некоторые технологии, которые являются уникальными, — говорит он.

— Конечно же, на свое имя? — уточняю я.

— Нет, в том-то и дело. На имя своей матери, — отвечает адвокат.

— Но… как? — у меня внутри все обрывается. — Я же видела документы, господин Краветц. Там не было и намека на ниру Левенс…

— Да… А потом мне прислали документы, среди которых была расписка, что вы передаете право владения вашей свекрови.

— Да с какой стати мне это делать?! — возмущенно вскрикиваю я.

— В сопроводительном письме было написано, что вы согласны с мужем, что хотите обеспечить безбедную старость вашей “матушке”, — последнее слово адвокат произнес так, что было понятно, что он разделяет мое мнение о ней.

— И вы не уточнили у меня, не подумали, что это может быть подделкой? — ледяной поток разливается по моим венам.

Если до этого я считала Франца мразью, то теперь он опустился до недочеловека. Мне требуется не меньше минуты, чтобы хоть немного успокоиться.

— У меня не было повода не доверять вашему мужу — до этого вы всегда приходили вместе, и в ваших отношениях царила гармония, — ответил Краветц. — К тому же… расписка была заверена нотариусом.

Ну конечно. Единственный раз, еще пять лет назад, я согласилась подписать пустой лист, когда у меня был жар, а нужно было срочно что-то решить. Всеблагой! Как тот единственный раз мог привести меня к краху?!

— Ладно. Вторая новость, — потирая виски, говорю я.

— Все имущество записано…

— Можете не продолжать — на мужа.

Он кивает. Да. Мы это сделали специально, еще когда покупали дом. Оформить все на одного было в два раза дешевле, а денег у нас тогда не было.

— Но… Судя по вашим словам…

Я замираю, глядя внимательно на него. Неужели еще не все потеряно?

— Если попробовать доказать, что тогда расписка была подделана. А сейчас вы не согласны с условиями развода… — Краветц потирает ладони. — Но это будет требовать… Финансовых затрат.

Я усмехаюсь.

— Я не останусь в долгу, господин Краветц, если вы выиграете дело, — говорю я. — И не буду поднимать тему того, что вы даже не уточнили у меня, согласна ли я исключить мое имя из патентов.

За круглыми очками вспыхивают алчные огоньки.

— Что ж… Тогда вы вовремя, нира Левенс. Раз документы еще не готовы — у нас есть неплохой шанс, — адвокат достает чистые листы и протягивает мне перо. — Давайте заполним документы.

Я задерживаюсь у адвоката до вечера. Сумерки наступают чуть быстрее еще из-за того, что небо затягивают тучи, и начинает накрапывать мелкий дождь. Капли быстро испаряются с разгоряченного камня мостовой, отчего в городе становится душно.

Гром легко выносит меня за крепостную стену. Но меня трясет от одной мысли, что я сейчас вернусь в дом, в котором находятся они. И что, теперь спать снова в одной кровати с Францем?

Прохладные капли все чаще падают на меня, впитываются в платье, которое начинает липнуть к коже. По телу пробегает озноб. От этого, а, может, от того, что дом был все ближе.

Я поворачиваю Грома к уступу над рекой, чуть дальше от Дасквина, за нашим домом. Я часто там бывала, когда мне надо было подумать и помечтать. Сейчас мне надо просто оттянуть тот момент, когда я столкнусь лицом к лицу с Францем. Или Корнелией. Уже не знаю, что хуже.

Дождь расходится все сильнее. Надо бы домой, но я не могу заставить себя. Гром нервничает, часто переступает копытами, что мне приходится его успокаивать. А когда вдали сверкает молния, резко подается в сторону, что я едва удерживаю его.

По едва заметной сейчас тропинке ко мне поднималась хрупкая фигурка, держащая в руках зонтик. Изящная, грациозная, легко узнаваемая. Позади нее, у основания уступа стоит карета.

Ну, конечно, настоящие женщины ездят только на каретах и боятся испачкаться и намокнуть. Такие, как Лидия. Которая сияет, а не чахнет.

— Лучше уйди сама, — произносит змея, а я хоть и не вижу ее лица, но чувствую по голосу, что на нем оскал.

— Да уж не буду оставаться, поверь мне, — отвечаю я, подтягивая поводья Грома.

— Я не про это. Я видела, что ты была у адвоката.

— И что?

— Просто исчезни, — злится она. — И не даже не пытайся покуситься хоть на кусочек имущества!

— А, так ты про это. Думаешь, я должна легко согласиться на то, чтобы отдать все свои наработки за семь лет и уйти с голой задницей?

— Фу, что за выражения, — брезгливо говорит она. — Вроде бы баронесса должна была быть, а выражаешься как дешевка. Да ты и есть дура и дешевка. И ничего тебе не светит!

— Нет уж, дорогая Лидия, — огрызаюсь я. — Документы адвокат уже подготовил. Так что развод быстрым и тихим не получится.

Она замолкает на несколько секунд и что-то ищет в своем плаще. Я уже собираюсь направить Грома обратно, вниз по склону, как Лидия что-то прикладывает к губам, и мой конь встает на дыбы, издавая оглушительное ржание.

“Как больно!” — проносится в моей голове, словно это закричал Гром.

Поводья врезаются в мои пальцы, выскальзывая из ослабевшей хватки. Конь рвет с места, но не к склону, а вперед, вдоль края обрыва, слепой и оглохший от ужаса.

Я пытаюсь что-то сделать, успокоить, но… чувствую, как под копытами Грома окончательно исчезает опора. Он поскальзывается на повороте.

Меня дергает и вырывает из седла.

Глава 5

Перед моими глазами проносится жизнь. Это не пустые слова, так и есть: самые яркие кадры из жизни просто сами собой возникают в мыслях. В обратном порядке.

Франц и Лидия на столе перед ним. Первая крупная партия на нашей фабрике, которую мы вручную подписывали до рассвета. Размашистая подпись на договоре купле-продажи дома.

Венчание с Францем ночью, в полузаброшенной часовне. Сообщение от родителей, что меня выдают замуж за дракона и страх от этого.

Несколько ярких впечатлений детства. И… глаза…

Яркие золотые глаза, смотрящие, как будто бы, в самую душу. “Пока жива — борись!”

Я жива! Я все еще жива!

Меня больно бьет о царапающую кожу землю, острый край камня пропарывает мою руку от предплечья до самой кисти. Но именно это приводит меня в чувство.

Я хватаюсь слабеющими пальцами за выступы склона, какие-то растения, упираюсь ногами, чтобы остановить стремительное падение к шумящему потоку воды. Время растягивается, я как будто превращаюсь в один комок стремления спастись.

Останавливаюсь. Меньше, чем в метре от воды, потому что моих щиколоток касаются волны. Но я останавливаюсь.

Меня колотит, я едва могу вдохнуть воздух, а сверху на меня обрушиваются струи дождя.

Я жива!

Не чувствуя ни пальцев, ни ног, я умудряюсь аккуратно сместиться так, что ноги находят опору, и я могу хотя бы сесть на камень.

Стоит только чуть расслабиться, как меня сразу затапливает боль и страх.

Гром… Что с ним? Не хочу верить, что с ним случилось непоправимое… Не хочу даже думать об этом!

“Пока жива — борись”. Сколько раз эта фраза помогала мне? Кто же знал, что она спасет меня… снова.

Отрываю кусок подола и перевязываю руку, чтобы уменьшить кровотечение. В глазах мутнеет, но я закусываю губу и заставляю себя сосредоточиться. Я не доставлю Лидии и Франку такой радости.

Вверх подниматься сейчас — самоубийство. Не выберусь, в реку свалюсь, а дальше меня снесет потоком к уступу… Нет. Не вариант.

Желание спастись подкидывает воспоминание о том, как я однажды наткнулась на грот под обрывом. Речка тогда обмелела, я могла прогуляться вдоль берега, и меня вот так же застиг дождь.

Решаю добраться до него. Аккуратно. Перебираясь с камня на камень, стискивая зубы от боли и дрожи, я двигаюсь вдоль берега, пока не нахожу знакомое углубление в обрыве.

Сейчас оно частично затоплено водой, но там, в глубине, сухо и тихо. Шум воды снаружи будто отрезает, но становится невыносимо холодно. Особенно в мокром платье.

Уверена, будь у меня свет, я бы увидела, как пар вырывается изо рта.

“Мне нужен огонь”, — мысль единственная четкая и ясная. Без огня я не выживу. Дрожь уже сковывает все тело, зубы выбивают дробь.

Ну да… В такой ливень и в темноте мне только огонь добывать.

По привычке сую руку в карман, и там… ничего, кроме мокрого письма. Мало пригодится для разжигания огня. А ведь обычно я ношу с собой кресало.

Шарю руками по земле в поисках хотя бы чего-то, что могло бы помочь. И действительно нахожу несколько сухих палок и каких-то щепок. Видно, их вынесло водой сюда во время половодья, а позже оно все осталось.

Ни ножа, ни других инструментов. Но камни еще никто у меня не отобрал. Здоровой рукой, стесывая и так саднящие пальцы, затачиваю одну палку, делаю почти на ощупь углубление в другой и насыпаю внутрь немного песка.

Снимаю единственную сухую вещь — панталоны, рву их на лоскуты и складываю перед собой. Сверху кладу одну палку, в нее вставляю другую.

Откуда-то из детства на ум приходит фраза “труд сделал из обезьяны человека”. Не понимаю, причем тут эти милые животные, но сейчас мне надо хорошо потрудиться. И молить Всеблагого, чтобы мне улыбнулась удача.

Сквозь боль в руке начинаю проворачивать палку между ладонями. Туда-сюда. Ладони горят, стираются в кровь. Мускулы плеч кричат от боли. Минута, другая... Ничего. Только запах растертой кожи.

Есть плюсы — я чуть-чуть разогрелась. И сдаваться не собираюсь, даже несмотря на то, что слезы застилают глаза.

Сначала появляется едва заметный запах дыма. Потом — слабый оранжевый огонечек, который я аккуратно раздуваю до робкого язычка пламени… Он лижет сухие полоски ткани, перебирается на щепки, а следом охватывает и пару сухих веток.

Я смотрю на огонь и не верю своим глазам. Словно загипнотизированная им, я отыскиваю все, что может пригодиться для поддержания костра. А потом падаю перед ним на колени, протягиваю к теплу онемевшие, окровавленные руки. И смеюсь сквозь слезы.

Ничего не получится ни у Франца, ни у Лидии. Я еще поборюсь.

Придвигаюсь ближе к огню, подтягиваю к себе колени и зачарованно смотрю на пламя. А вижу в нем тягучее золото глаз того, кто меня спас когда-то.

Я была ребенком, мне было лет семь, наверное, сейчас помню уже очень плохо. У меня была семья, мой маленький, но уютный мир, друзья и вера, что так будет всегда. Не вспомню детали, но помню ощущения.

А потом были ночь, ливень, извилистая дорога и яркие два фонаря прямо в лицо. Обжигающий легкие крик, ледяная вода и глаза, смотрящие на меня сквозь прозрачную толщу.

Он вытащил меня на берег, заставил дышать и сказал те самые слова: “Пока жива — борись!” Мой спаситель ушел, а вместе с ним удивительное спокойствие, ощущение уверенности и безопасности. Почти сразу меня нашли другие люди, которые говорили мне, что я их дочь.

Не сразу я поняла, что я просто в другом мире. Не умерла. Не брежу. Просто теперь все… так. Но я-то помнила, как это — лишиться всего в один миг.

Так что я еще поборюсь. Я не оставлю все так, как есть!

Пригревшись у костра, я задремала. А разбудил меня разговор где-то рядом:

— Эта гадина даже умереть нормально не может! Почему я должна лазить по этим камням и искать ее труп?! — рычит Лидия.

Глава 6

Я напрягаюсь. Любое движение, даже минимальное, отдается болью во всем теле. Но я заставляю себя подняться.

От входа внутрь тянется тонкая размытая полоска света — там только забрезжил рассвет, солнце даже не встало еще. А они уже на ногах? Какая ретивость. Неужто Франц испугался, что я не появилась? Подумал, что сбежала?

Костер уже потух, но от кострища еще поднимается дымок, а сизый пепел отдает жар.

— Ли, — отзывается мужской смутно знакомый голос. — Ну зачем было всех поднимать-то? В такую ночь было невозможно выжить…

— Ты плохо ее знаешь! — фыркает Лидия. — Она же из любой передряги выбирается, как будто у нее много жизней! Думаешь, это первая моя попытка? Скорее, самая удачная!

Вот это… признание, однако! С кем рядом я жила! А ведь так умело притворялась хорошей!

— Или неудачная, — говорит мужчина. — Теперь же, пока тело не найдут, ни развод не оформят, ни умершей ее не признают.

Чей же это голос?

— Смотри! Грот! — восклицает змеюка, и шаги слышатся все ближе.

Бросаю взгляд на кострище, на окружающую обстановку… Нет. Шансов сделать вид, что здесь ночью никого не было — нет. Но сдаваться я не собираюсь. Я собираюсь побольше послушать!

Поднимаюсь на дрожащие от слабости ноги и заставляю себя уйти глубже в провал. Там резко становится темно, мне приходится забираться и перебираться по скользким и ледяным камням, меня начинает снова колотить от холода. Но для меня сейчас это шанс.

Когда глубже ползти уже совсем некуда, я ныряю за один из валунов и сжимаюсь в комок.

Одежда, к счастью, хоть немного, но подсохла. Уже не играет роли охладителя, что уже делает ситуацию лучше.

— Тут явно кто-то был, — констатирует очевидный факт мужчина.

Я точно помню этот голос. Ну, по крайней мере, точно не Франц.

— А я тебе о чем говорила! Мне бы хоть кусочек ее везения, я б уже королевой была, — возмущается Лидия. — Смотри, тут кровь.

— Значит, она сильно ранена, — продолжает мужчина. — С сильной травмой она не сможет далеко уйти, Ли.

Он говорит это успокаивающе и как-то… с нежностью?

— Карл, — недовольно огрызается Лидия. — Ее надо найти!

Карл? Наш главный техник на фабрике?

— Может, она отползла вглубь? Смотри, тут следы, — говорит он.

Я даже дышать перестаю. Они не должны обнаружить меня сейчас — я ничего противопоставить им не смогу. А правосудие еще не свершилось. Очень хочется его свершить, а потом догнать и еще раз свершить!

Шаги останавливаются совсем рядом. Наверное, там, где я думала, что уже невозможно пройти дальше и… поползла. Он же не поползет?

Пара долгих, убивающих своей медлительностью секунд, за которые я успела составить не менее пяти отповедей Лидии.

— Не, — выносит вердикт Карл, снова удаляясь от меня. — Если она сильно ранена, тут бы она не спряталась, для этого нужны силы.

Ох, как вы недооцениваете меня. Впрочем, уже начиная свои махинации, вы недооценили то, как я буду негодовать.

— Ее нужно найти, — повторяет Лидия, а потом меняет интонацию: — Обещай, что ты ее найдешь, Карл, — она растягивает нотки, как будто флиртует, а потом до меня доносится “чмок”. — Найдешь и добьешь.

Я закрываю рот обеими ладонями, чтобы ни в коем случае не произнести ни звука. И я не знаю, что меня шокирует больше: то, что Лидия спит не только с Францем, но и с Карлом, или то, что она вот настолько спокойно просит другого человека пойти на убийство.

— Все для тебя, моя Ли, — отвечает Карл, и я слышу очередной звук поцелуя.

Всеблагой! Дай мне сил выдержать то, насколько мне противно.

— Хотя… — внезапно более серьезно произносит Лидия. — Лиззи у нас же из этих, Избранных, — она выплевывает это слово как ругательство. — Их сейчас слишком мало осталось, ведь уже несколько лет, как не ищут. А один мой знакомый очень заинтересован в ее Искре… Пожалуй, ты просто найди ее и сделай так, чтобы все думали, что она подохла. А для Лиззи мы придумаем развлечение немного поинтереснее…

— Как скажешь, — обожание в голосе Карла убеждает в том, что он действительно сделает все так, как сказала Лидия.

Они еще немного шуршат и целуются, а потом покидают грот.

Ну, Лидия! Кажется, месть Францу начинается еще раньше, чем я думала. Но… За что боролись, на то и напоролись. Жалеть мне почти-бывшего мужа точно не хочется.

Я жду еще немного, растирая немеющие ладони и с трудом сдерживаясь от того, чтобы от души шмыгнуть носом. И только спустя время поднимаюсь и лезу обратно.

Это сложнее, потому что все части тела закоченели и почти не разгибаются. Но сейчас у меня втрое больше мотивации, чтобы выбраться и что-то делать. Еще не совсем знаю, что, но намерения выше крыши.

Присаживаюсь снова у кострища, протягивая к нему руки. Так… Первым делом надо дать понять адвокату, что какие бы новости он ни услышал — я жива, и все еще заинтересована в разбирательстве с разводом. Только теперь надо действовать аккуратнее, тоньше.

Но куда деваться мне? Явно же не домой. Надо что-то придумать. И тут меня осеняет!

Запускаю руку в карман и достаю оттуда письмо с договором. Что же… Пришло время свое забрать себе.

Глава 7

Как никогда радуюсь тому, что всю значимую переписку защищают плетениями водо- и термостойкости. Ни в огне не сгорит, ни в воде не потонет.

Вскрываю конверт и нахожу там именно то, что и рассчитывала: сопроводительное письмо, бланк договора и… аванс. Хороший аванс, который позволил бы на фабрике запустить новую линейку продукции.

И я все сделаю, чтобы ее запустить. Только уже сама. За себя.

В голове пошагово складывается план, как и себя вытащить из этой отвратительной ситуации, и Франца на место поставить, и вернуть хотя бы часть того, во что были вложены семь лет моей жизни. И точно не семью, которой, как оказалось, у меня вообще не было.

Я остаюсь в гроте весь день — там уже не так холодно, особенно если сидеть поближе к входу. Да и слышно все, что происходит снаружи.

Недалеко от грота проходят еще несколько раз разные люди. Как я понимаю, вызвали даже стражу из Дасквина. Интересно, как им подали эту информацию? Что я не вернулась из города и все очень-очень забеспокоились?

Так забеспокоились, что пошли беспокоиться, чтобы я точно не появилась больше. Живая, по крайней мере.

А вот что решила со мной сделать Лидия в итоге… Мне пока непонятно. Да, у меня есть Искра, из-за которой меня и хотели выдать замуж за дракона. Потому что только такие, как я, раньше могли родить дракону сына, который унаследует их Дар.

Но несколько лет назад драконы получили возможность сходить в другой мир и найти себе истинных. Я-то точно не нужна стала… И вдруг кто-то все еще ищет Избранных? Зачем?

— Все, мне надоело, — раздается злой и немного усталый мужской голос снаружи, кажется, над гротом. — Мы целый день ходим вдоль берега, но смысл-то какой в этом?

Я делаю пару аккуратных, тихих шагов к входу и замираю, прислушиваясь.

— Согласен, — отвечает ему немного шепелявый бас. — Если она упала в воду, то тело уже давно ниже по течению искать надо.

— Давай домой?

— Давай!

Они все еще продолжают что-то обсуждать, но их разговор все отдаляется и отдаляется. А я с облегчением выдыхаю.

Солнце явно начинает опускаться к горизонту, потому что небо в узком просвете между каменными сводами постепенно приобретает красноватый оттенок. Но как только стемнеет, выбраться отсюда будет уже совсем сложно.

Я уже больше суток без еды, да и попить я выбиралась только раз, и то очень быстро. Долго ли так протяну? Вряд ли. Силы и так утекают из моего израненного тела так, что я еле ноги передвигать скоро буду.

Поэтому, всеми силами понадеявшись на Всеблагого в том, что поиски моего бренного тела закончены, выбираюсь наружу. Если не рискнуть, смысла в том, что я осталась жива, вообще не будет.

Чтобы осуществить мой план, мне надо как минимум добраться до главного города герцогства, откуда и пришел договор. Но туда в том виде, который у меня сейчас не добраться. Меня не то что в приличный экипаж не возьмут, на телегу побрезгуют.

Позволяю себе остановиться, чтобы умыться и смыть с рук и ног кровь и грязь. И иду дальше вверх по течению вдоль берега. Там, чуть выше обрыв берега уменьшается, а течение становится более спокойным. И там же недалеко, за небольшим пролеском будет главный тракт.

Как раз в том пролеске есть местечко, где останавливаются на ночлег те, кто едет в город. Придумать бы еще, что поубедительнее соврать, чтобы с собой захватили. Или, в конце концов, денег заплачу. За деньги крестьянам будет вообще все равно, кого везти.

А дальше доберусь до пригорода, недалеко от границ баронства моих родителей. Там остался единственный человек из моего прошлого, с кем я поддерживала связь. Такая крохотная, тоненькая ниточка к тому миру детства, которого я сама себя лишила.

К сожалению, мне нужно было получить хорошенько по мозгам, чтобы понять, насколько это было глупо.

Но сначала выбраться отсюда.

Чем дальше я иду, тем идти проще, потому что берег становится шире, камней меньше. Но при этом солнце уже опустилось за горизонт, и на землю начали наползать сизые сумерки. Надо бы поторопиться.

Я уже почти даже дошла до нужного мне подъема к пролеску, почти повернула, когда в воде, у самого берега что-то темное зацепило мой взгляд.

Понятия не имею, почему, но я ощущаю необходимость проверить… И сердце ухает в пятки. Этим “чем-то” оказывается мужчина. Даже не успеваю задуматься, может ли он быть все еще жив, кидаюсь к нему, хватаю за ткань на плечах и тащу из воды на берег.

Он просто огромен, на нем обрывки кожаной одежды, на ногах тяжелые сапоги — в общем, одна неподъемная махина, которую я, упираясь пятками в каменистый берег, выволакиваю на сушу.

Испачканные кровью обрывки ткани не скрывают ни покрытого глубокими ранами рельефного пресса, ни могучей груди, к которой я приникаю ухом, чтобы прислушаться, стучит ли его сердце. Удар, удар… Еще один… Уверенно, размеренно.

Я поднимаюсь и уже готова с облегчением выдохнуть, как мужчина распахивает глаза.

Яркие глаза цвета расплавленного золота.

Глава 8

Меня словно молнией пронзает узнавание. Таких глаз не было больше ни у кого и никогда. Именно они снятся мне в самых кошмарных снах, только не пугая, а, наоборот, как ниточка, которая достает меня из пучины страха.

Я, не ведая, вытащила того, кто однажды спас меня.

Но в глазах сейчас бушует что-то опасное, что-то пугающе до ледяного кома в животе. В голове словно срабатывает сигнал “беги!”, но я не успеваю.

С по-настоящему звериным рыком обладатель золотых глаз резко вскидывает руки, и мои запястья оказываются в железной хватке его пальцев. Он резко перекатывается, подминая меня под себя с такой легкостью, которую совсем не ожидаешь от человека его размеров.

Мужчина нависает надо мной, прижимает к холодным царапающим камням берега, лишая любой способности двигаться.

Взгляд его золотых глаз мечется от меня к берегу, потом снова ко мне, словно ощупывает пространство, ищет угрозу. Как будто этот огромный мужчина только что был в смертельной схватке с кем-то и теперь намеревается продолжить битву.

И мне с ним ни за что на свете не справиться. Спасла на свою голову!

Я замираю, даже не успев испугаться, зато успев зашипеть от того, как руку пронзила боль, когда этот амбал чуть сильнее дернул мои запястья вверх.

Кажется, именно этот звук как будто выводит недоутопленника из состояния “убью всех”, и в его взгляде, наконец, появляется осознанность. Он сначала краткий миг вглядывается в мое лицо, а потом отталкивается от земли, одним стремительным движением оказывается на ногах, да еще и не меньше, чем в метре от меня.

— Сумасшедшая, — первое, что срывается с его губ.

Он хватается ладонями за запястья, как будто проверяя что-то на своих массивных наручах. Сейчас я замечаю в них странной формы металлические вкрапления, которые светятся и как будто немного переливаются, словно ртуть.

И только после того, как мужчина убеждается, что все с его наручами в порядке, он снова поднимает на меня взгляд.

— И вам добрый вечер. Можете не благодарить. Всего доброго, — говорю я так, чтобы нельзя было прервать.

— Что ты сделала? — спрашивает он таким голосом, как будто я его из воды не вытащила, а, наоборот, туда спихнула.

Медленно поднимаюсь, чувствуя, что ноги еле держат.

— М-м-м… Дайте подумать… Помогла? — ответила я, и мой голос прозвучал удивительно едко, словно это говорил кто-то другой. Внутри все закипало от несправедливости. Снова.

— Мне не нужна была помощь, — низким, чуть хрипловатым голосом говорит он, но в интонации нет угрозы, только… досада?

Мужчина окидывает меня пронизывающим, словно ледяной ветер, взглядом, который останавливается на моих ранах, как будто именно их он и выискивает. Развожу руками, даже не зная, как на это все реагировать:

— Ну… тогда простите, что прервала ваш заплыв. А теперь мне правда нужно идти. Можете плавать дальше!

Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти, но жесткая команда останавливает меня еще до того, как я успеваю задуматься, выполнять ее или нет.

— Стой!

Тяжело вздыхаю и все же оглядываюсь на этого странного человека.

Он отстегивает от пояса какой-то артефакт, щелкает чем-то на его поверхности, и вот в его руках уже… плащ?

— Тебе это понадобится, — произносит незнакомец. — Тебе наверняка… Надо прикрыться. Считай это благодарностью за… то, что тебе пришлось вытаскивать меня. Теперь мы квиты.

Он накидывает теплую, но почти невесомую ткань, которая мягко обнимает мои плечи и скрывает меня целиком, почти до самых пяток. Неожиданно, но мужчина задерживает на лишнюю долю секунды руки на моих плечах, а потом снова резко отстраняется.

Наши взгляды пересекаются, и в глубине его глаз мелькает что-то похожее на резкий порыв ветра. А потом я бормочу почти себе под нос “спасибо” и убегаю. Но я почему-то уверена, что он меня слышал. И был этому доволен.

“Квиты”.

А вот и нет! Когда я вытащила его, я вроде как вернула долг. Он просто меня не узнал. А теперь, когда я иду в его плаще — снова остаюсь его должницей.

Но эта мысль оставляет надежду на то, что мы встретимся снова. Может, снова лет через двадцать, и он снова не поймет, кто я. Но я верну плащик и, может, узнаю… Нет, непременно узнаю, как он оказался в воде.

Просто из любопытства.

К месту ночлега, где я рассчитывала встретить караван, который идет в столицу герцогства, я добираюсь, когда на землю уже опускается ночь. Но мне не везет: торговцы едут в обратную сторону, в Дасквин.

Поэтому я представляюсь дальней родственницей адвоката, которая “позабыла сказать кое-что очень важное” и договариваюсь с ними о том, что они передадут записку Каветцу. Замечаю, что торговца так и распирает от любопытства, но делаю вид, как зачаровываю письмо, мельком упоминая, что если кто-то другой прочтет или не донесет, то покроется сыпью. А потом сверху прикладываю несколько монет, теперь практически полностью уверенная, что записка адвокату доберется в целости и сохранности.

Я решаю быть лаконичной:

“Что бы Вам ни говорили, какие бы слухи ни пускали — я жива. То, о чем мы договаривались в силе. Свяжусь позже. Л.Л.”

Торговец засовывает письмо за пазуху и кивает на костер, приглашая присоединиться к теплу и небогатому ужину. Я, конечно же, не отказываюсь — после всего, что произошло со мной это по меньшей мере глупо. Да и неизвестно, как я еще завтра добираться дальше буду.

Каша без масла и ржаной кусок хлеба кажутся пищей богов, а после ароматного чая с мятой, я так согреваюсь, что уже у костра начинаю потихоньку дремать.

Ровно до того момента, когда не начинают ржать кони. Я, двое торговцев их жены и трое помощников резко вскакиваем со своих бревен и видим, как из леса появляются тени.

Разбойники.

Все смешивается в шуме, хаосе криков и отблеске на металле оружия. Ко мне резко приближается один из нападающих, а я выхватываю горящую палку из кострища.

Глава 9

Со стороны телег раздаются женские крики, краем глаза замечаю, как кто-то из помощников достает меч, а кто-то из разбойников уже лезет потрошить телеги.
Стоящий передо мной разбойник не воспринимает меня всерьез, рассчитывая, что я не смогу ни ударить, ни защититься.
Но после всего случившегося в крови словно разгорается пожар. Как на конце моей палки! “Пока жива — борись!”
— Да ладно, красавица, брось каку, идем развлекаться, — выдает этот придурок. — Тебе, может, и понравится. Небось, никто с тобой такого еще не делал…
Что там делали со мной, и что собираются, я дослушивать не намерена, поэтому я перехватываю в ладони палку поудобнее и, замахнувшись, обрушиваю удар на разбойника.
В разные стороны разлетаются снопы искр, разбойник берет одну не очень чистую ноту, которая быстро переходит в рык, а мне приходится уворачиваться от его меча.
— Ах ты, сука!
После первого взмаха мне удается еще раз ударить его палкой, а вот второй раз меч хоть и плашмя, но попадает по мне и как раз по травмированной руке.
Боль взрывается фейерверками в глазах и заставляет судорожно втянуть воздух. Я роняю палку, а разбойник, изрядно обожженный мной, валит меня на землю. Когда он замахивается кулаком, я малодушно зажмуриваюсь, ожидая удара. Но что-то происходит не так, как я ожидаю.
Вместо него раздается глухой стон, треск ломающихся костей и тяжелый звук падающего тела.
Резко распахиваю глаза и, кажется, уже тогда знаю, что увижу — расплавленное золото в обеспокоенном взгляде. Он как будто безмолвно спрашивает, в порядке ли я, и отворачивается, только когда я едва заметно киваю.
И уже ведь счет два-ноль…
Его сильное тренированное тело, все еще в обрывках ткани и кожи, кажется, принадлежит какому-нибудь богу войны у племен далекого запада. Он намерен разобраться с разбойниками.
Но их же, кажется, тут человек пятнадцать!
Не успеваю я это подумать, как на моего спасителя налетает сразу трое разбойников, один крупнее другого. Этот мужчина движется с невероятной точностью, скоростью и ловкостью. Он не колет, не рубит с размаху — его удары короткие, точные, выверенные. Он не убивает, он калечит, лишая возможности сражаться.
Подрезанные сухожилия руки — выпавший меч, вывихнутая нога — упавший разбойник…
И еще трое нападают, тоже в итоге оказываясь на земле без шансов продолжить бой.
Один решает напасть на мужчину со спины, но тот, словно имея глаза на затылке, резко отступает на шаг, ловит руку в замок и с щелчком ломает запястье. Крик боли разрывает ночную тишину.
Увлекшись дракой, я не замечаю, как ко мне тоже подкрадывается разбойник, зажимает мне рот одной рукой и перехватывает поперек тела другой. Я успеваю только пикнуть, и меня уже тащат к темной кромке деревьев.
Мой спаситель замирает, резко вскидывает руку, запуская свой кинжал в одного из разбойников, который собирается заколоть главного торговца, а потом поднимает ножик одного из бандитов и медленно поворачивается.
Этот взгляд заставляет негодяя за моей спиной замереть.
— Убери от нее руки, и останешься жив, — низким, очень убедительным голосом говорит незнакомец.
Я слышу, как шумно сглатывает бандит за моей спиной, а потом все же отпускает меня. Спаситель ждет, наклонив голову набок и словно рассматривая.
Я же падаю на землю бесформенным кулем, потому что от страха ноги перестают держать, но заставляю себя собраться и хотя бы отползти подальше. Все разбойники остались только на земле.
— Раздевайся, — командует мой спаситель, а я от неожиданности перевожу взгляд на него.
Бандит издает какой-то очень странный звук, похожий на “кря”.
— У тебя плохо со слухом? — переспрашивает мужчина.
Разбойник мотает головой и скидывает с себя куртку.
— Все. До нижнего белья.
На лице — опасная усмешка, но она ни капли не касается золотых глаз.
На землю летят льняная рубашка, добротные кожаные штаны, ремень и, наконец, сапоги. Разбойника, кажется, пробирает дрожь, но, надо отдать ему должное, он даже пытается храбриться.
— А теперь передай всем своим и прими к сведению сам. Я даю вам двести ударов сердца, чтобы вас здесь не было, — произносит спаситель. — Тот, кто будет еще здесь — останется в этом месте навсегда. Все ясно?
Бандит кивает и кидается опрометью к своим, которые, расслышав разговор, тоже начинают подниматься.
Спустя минут десять от разбойников остается только учиненный ими беспорядок и оружие, которое наш спаситель не дал им забрать. На лагерь опускается тишина, в которой все переглядываются. Потом ее нарушает сдавленный плач одной из женщин.
— Мы... мы в долгу перед вами, господин. Жизнями своими обязаны, — главный торговец подходит к незнакомцу и протягивает мешок с монетами.
Тот лишь молча кивает, не глядя на него, и, скинув с себя ошметки того, что было его одеждой, натягивает рубашку и куртку разбойника. А ведь он не просто так раздел бандита! Приметил, что по габаритам схожи.
Но рубашка и куртка все же натягиваются на спине и руках, подчеркивая развитые мышцы. Только сейчас мелькает мысль: а ведь он был ранен! Если он так дерется, когда ранен, что же будет, когда здоров?
Незнакомец подбрасывает в костер сухих веток, и пламя оживает, освещая мужественный профиль и словно заигрывая с блеском его глаз.
— Ложитесь спать, — наконец, произносит незнакомец. — Утром все приведете в порядок.
Дрожь, которую я не замечала в пылу схватки, теперь становится очевидной.
Этот незнакомец спас меня. Снова. И всех нас. Сделал это с пугающей легкостью. Кто он?
Вопросы крутятся в голове, но сил искать ответы нет.
Спаситель переводит на меня взгляд, а я укутываюсь сильнее в его плащ и так же долго смотрю в его глаза. Не знаю, сколько продолжались бы эти переглядки, но усталость, потрясения и поздний час берут свое, и я сваливаюсь в тяжелую дрему, в которой тепло и уютно. И нет вопросов, которые надо срочно решать, иначе весь мир обрушится.
Только сейчас я понимаю, что так и не расплакалась из-за предательства Франца. Как оказалось, это не самое ужасное, что может случиться.

Глава 10

Я даже зажмуриваюсь и снова открываю глаза. Может, мне чудится? А, может, я и умом тронулась после всего, что случилось. Даже будет неудивительно.

Но я продолжаю слышать непринужденную беседу моего спасителя и моего жеребца. Он грязный, со спутанным гривой и хвостом, в которых застряли какие-то ветки и колючки. Но Гром жив и даже вроде не ранен, что меня радует до мурашек по телу. Седла, конечно, нет, но уздечка чудом сохранилась.

И я продолжаю его слышать. Если это на самом деле так, то почему сейчас? Почему все те пять лет, что он у меня, я ни разу не слышала, как Гром разговаривает? Но… Тем не менее мне его голос же показался знакомым!

— Ты плохо умеешь притворяться спящей, — произносит мой спаситель своим низким голосом, словно наполняющим пространство. — Уже пора вставать, если ты хочешь сегодня хотя бы куда-то добраться.

Я картинно зеваю, делая вид, что он не угадал и вообще разбудил меня. Но судя по его взгляду в мой спектакль он не поверил ни капли.

Ни за что не покажу, что слышала их разговор. Если мне это померещилось, то он может счесть меня ненормальной, а мне отчего-то этого не хочется.

— И вам доброе утро. Если бы вы представились, обратилась бы по имени, — говорю я, поднимаясь и разминая затекшее тело.

Только сейчас понимаю, что спала не на голой земле, а на шерстяном покрывале. Да и вообще засыпала совсем не здесь. Значит, меня перенесли. И вопросов, кто это сделал, у меня не возникает.

— Бьерн, — мой спаситель только мельком поднимает взгляд, продолжая что-то помешивать в котелке над костром.

Должна признать, что имя мне нравится. Оно отдает силой, уверенностью и, с одной стороны, обещает защиту, а с другой — источает опасность для того, кто пойдет против человека с этим именем.

— Элиз, — представляюсь я так, как меня когда-то называла мама. С ударением именно на второй слог.

Возможно, говорю и не совсем правду, но было бы нечестно не ответить Бьерну, но и настоящего имени я сказать не могу. Все же меня наверняка ищут, а я пока не хочу, чтобы меня нашли.

Первым делом иду к Грому. Немного опасливо, потому что боюсь, что он сейчас опять заговорит. Но он лишь привычно фыркает и качает головой, глядя на меня своими умными глазами.

— Как же я рада, что ты спасся, — обнимаю Грома за шею, глажу, едва сдерживаю слезы. — Я уж переживала, что не увижу тебя больше.

— Твой? — спрашивает Бьерн, кивая на коня.

— Мой, — все еще не в силах оторваться от своего верного друга, говорю я. — Был дождь, скользко. Я… вылетела из седла, а он убежал, испугавшись молнии.

Опять полуправда. Но это прекрасно объясняет и мой вид, и потерянного коня. А подробности Бьерну совершенно незачем знать.

— Бери миску, перед дорогой надо позавтракать, — будничным тоном произносит мой спаситель.

Я удивленно смотрю на то, что для нас оставили и посуду, и даже… мне платье? Да, простое, но, по крайней мере, чистое.

— А где все? — спрашиваю я, выполняя то, что сказано, и, наблюдая за тем, как мне в миску наливается… мясная похлебка?

— На заре поднялись и поехали в город, — говорит Бьерн и протягивает мне ложку. — Они сказали, что тебе в другую сторону, я сказал тебя не будить. Тебе явно нужен был отдых. Все остальное — благодарность от них.

Я даже не знаю, что сказать. Отдых-то нужен был, но вот такая забота с его стороны выглядит… подозрительно?

— Ешь, не бойся, — кивает Бьерн на миску. — Это рябчик. Ему просто не повезло. Зато у нас есть сытный завтрак.

Интересный взгляд на вещи. Но очень какой-то… жизненный, что ли?

Позволяю себе рассмотреть своего спасителя теперь подробнее, при свете дня. Он все так же одет в рубашку и куртку бандита, которого раздел. Только на предплечьях все те же наручи, что он проверил сразу, как очнулся.

Надо сказать, одежда бандита очень гармонично смотрится на нем, я даже допускаю мысль: а сам-то он не разбойник ли?

Широкие плечи, крупные мозолистые ладони, загорелое лицо, да и не только лицо — я вчера видела. Высокие скулы и упрямый подбородок. Уверена, что и характер такой же.

Нет. По манере держаться видно, что не разбойник. Скорее, наемник. Вон, как вчера раскидал всех и никого не убил. Что тоже отправляется на чашу весов за то, что он не бандит.

Возможно, очень дорогой наемник, в жизни которого настала не самая светлая полоса, учитывая, что я вчера нашла его в реке. И в этом мы похожи.

— Как Гром пришел? — спрашиваю я, совсем неаристократично дуя на ложку с похлебкой.

Но она очень уже вкусно пахнет — так, что живот скручивает голодный спазм. А когда я все же пробую, то кажется, что вкуснее я ничего не ела. И это приготовил простой наемник на костре из самых обычных продуктов. Вот всегда говорила — в простоте счастье, а не в изысках. А родители меня все за дракона хотели выдать — говорили, что там я точно не буду никогда бед знать…

Кто знает, как было бы замужем за ним. Да и какой он вообще.

— Я за рябчиком и яблоками в лес ходил, там и и нашел. У яблони как раз, — говорит Бьерн, тоже пробуя похлебку. — Кажется, это его любимое лакомство?

“Это самая вкусная еда. Даже лучше морковки. Даже лучше сахара”, — доносится до меня голос Грома, и я закашливаюсь поперхнувшись.

— Все в порядке? — подозрительно смотрит на меня Бьерн.

Не нравится мне этот взгляд. Как будто он хочет залезть в мою голову и что-то там узнать.

— Да-да… Не в то горло попало, — отвечаю я, вытирая тыльной стороной руки губы и подбородок.

— Что? — еще подозрительней переспрашивает Бьерн.

Я немного задумываюсь, не понимая, что в моей фразе удивило. А потом доходит — я притащила ее из прошлой жизни. У меня осталось несколько слов и выражений, которые очень удивляли моих родителей, но они списывали их на детскую фантазию.

Но местными они так и не стали, понятное дело, Бьерну непонятно.

— Поперхнулась, — объясняю я. — Вам сделали перевязку?

Перевожу разговор, чтобы избежать лишних расспросов. Он вчера был ранен, спас нас, а мне даже в голову не пришло позаботиться о нем. Чувствую себя слабачкой от того, что так быстро и легко заснула.

Глава 11

— Это возмутительное предложение! — не сдержавшись, восклицаю я.

— Это практичное предложение, — возражает Бьерн.

И ведь он даже не спорит. Он просто выдает факты, зная, что будет именно так и не иначе. Я, конечно, могу предложить ему пойти пешком… Но после спасения это кажется совсем нечестным. В конце концов, он и так ведет в счете спасений.

— Но сначала мы дойдем до небольшого ручья и приведем Грома в порядок. Так на нем нельзя ехать, — продолжает спокойно наемник, сворачивая одеяло, платье и кожаные штаны, что остались от вчерашнего бандита. — Ты тоже приведешь себя в порядок там.

Открываю рот, чтобы возмутиться тем, что он тут раскомандовался, а потом смотрю на руки, на платье, ноги… Да, даже удивительно, что торговцы вчера меня спокойно приняли. Просто, наверное, не разглядели.

— Ладно, — поджимаю губы и присыпаю уже потухший костер землей.

Бьерн уверенными движениями, как будто делал это не один раз, связывает веревкой вещи и перекидывает через спину Грома. Тот фыркает, пристально смотрит на наемника, но… молчит. Может, мне все же показалось, что он разговаривает?

— Где-то в получасе отсюда по тракту есть небольшой спуск, там в стороне ручей. Умоешься там, — говорит Бьерн, вешая опустевший котелок на ветку, и отвечает на мой немой вопрос: — Торговцы поедут обратно. Смогут его забрать. А даже если нет — это было платой за вчерашних разбойников.

Он прав — ручей там действительно есть, дальше он как раз впадает в речушку, на которой мы с Бьерном встретились. Правда, в нем совсем ледяная вода, так что особо не накупаешься, но умыться и слегка ополоснуться можно.

Уже довольно высоко поднявшееся солнце припекает и слепит глаза. Примерно через пару часов и солнце чуть повернет, и тракт изменит направление, идти будет полегче. Но я сейчас понимаю, что прав был Бьерн, когда поторапливал меня. Все же лето, лучше выходить в дорогу раньше, чтобы самое жаркое время переждать где-то.

— Здесь, — коротко сообщает мой спутник, сворачивая направо, под сень леса.

Он ведет Грома под уздцы и несет весь небольшой скарб в виде одежды и одеяла. Но даже так он идет быстрее меня, и мне приходится поднапрячься, чтобы успевать за ним и не чувствовать себя улиткой.

Мы отходим совсем немного от дороги, ее даже видно сквозь деревья, и Бьерн отпускает коня, сам бросая вещи на мягкую траву поляны и протягивая мне платье.

— Подождешь меня здесь?

— Да, Грома возьми, пусть пока напьется, — говорит наемник, опускаясь на бревно. — Долго не возись, коня еще помыть надо. Да и ехать не близко.

Киваю и сама ухожу туда, откуда доносится журчание ручья. Как только мы выходим к воде, Гром тут же опускает голову, начиная шумно и с удовольствием пить.

“Кажется, что я ничего не пил вкуснее”, — выдает Гром.

Спотыкаюсь на ровном месте и, кажется, икаю.

— Животные не разговаривают, — вслух говорю я сама себе.

Конь поднимает голову и как-то чересчур подозрительно на меня смотрит, а потом мотает головой, чуть позвякивая удилами. И возвращается к ручью, как будто он что-то подумал, а потом отказался от этой глупой идеи.

Я следую его примеру, а потом набираю пригоршню воды и плещу в лицо. Ледяная влага обжигает кожу, смывая остатки прошедших дней.

Я с наслаждением провожу мокрыми ладонями по лицу, затылку, шее, чувствуя, как усталость и напряжение немного отступают. Потом осторожно снимаю понарошечную повязку с руки и промываю рану. Она требует более пристального внимания и лечения: края воспалились и горят.

Приходится оторвать полосу от подола платья, что мне оставили торговцы. Да, это нелогично, но других вариантов пока нет.

Само платье простое, из грубоватого, но мягкого льна, без всяких украшений. То, что нужно для дороги.

Я быстро скидываю с себя грязное, изорванное платье — то самое, которое больше всего любит муж — и с чувством глубочайшего облегчения надеваю новое. Оно пахнет свежестью и простым мылом. И то, что я оторвала ткань только к лучшему — оно должно было быть мне длинновато.

Наскоро промываю волосы и сразу заплетаю их в тугую косу — когда будем ехать, она не будет мешать Бьерну. Старое платье хочу сжечь, поэтому захватываю с собой и уже собираюсь вернуться к своему спутнику, как до меня доносится мужской голос.

Знакомый. И оттого пробирающий до мурашек. Карл.

Гром тоже поднимает голову и смотрит в сторону поляны, где остался Бьерн. Я прикладываю указательный палец к губам, давая знак коню быть потише. Как будто он меня поймет!

Но Гром действительно замирает так, чтобы не издавать ни звука. Все же умный жеребец!

Подбираюсь чуть ближе к разговаривающим и прижимаюсь телом к толстому дубу, раскинувшемуся у ручья.

— …тела так и не нашли, — говорит он. — Такие дела. Муж никак не хочет верить, что она не спаслась. Думает, может, конь куда унес, его же тоже не нашли.

А в интонации столько сочувствия, что даже я готова поверить, что Франц хочет меня найти. Бьерн молчит, поэтому Карл продолжает.

— Может, видал? Коня серого в яблоках или девушку? Невысокая такая, со светлыми волосами, — скупо описывает меня Карл. — Может, раненая или в грязном платье.

Бьерн наклоняет голову набок и снова молчит. А я прикладываю руку к груди, не в силах сдерживать сердце, которое готово вот-вот выскочить. Считаю секунды, сжимаю кулаки и мысленно молю Всеблагого, чтобы мой спутник сказал “нет”. Но…

— Видел, — отвечает он.

____________________________

Обещала вам недостающий визуал. Бьерн Фларен. Единственный дракон Эльвариама, который не нашел истинную)

Глава 12.1

— А что ж ты ее ищешь, а не городская стража? — вместо дальнейшего ответа говорит Бьерн. — Раз уж она обезумела, может, и для других будет опасна? Вдруг бегает тут, напасть в любой момент может?

Вот это номер! Франц еще и сказал, что я с ума сошла. Не иначе как от горя, что мой благородный муж оказался той еще задницей.

На этот вопрос Карл замялся, а потом неубедительно выдает:

— Так они искали вдоль берега, — говорит он. — А дальше сказали — к стражам герцога надо обращаться, городские этим не занимаются.

— И твой господин, конечно, сразу отправил письмо герцогу, а то и сам к нему поехал? — продолжает Бьерн.

— Да… В смысле, нет… У нас на фабрике сейчас сложный период, господин не может оставить ее, — кое-как оправдывается Карл.

Вот не умеешь врать — не берись. Даже я бы в эту чушь не поверила: любящий муж не может оставить фабрику, чтобы найти жену. Поправочка: любящий деньги и мнимую власть, но никак не свою благоверную.

— Вверх по реке ускакал ваш конь, — говорит Бьерн, не задавая больше вопросов.

У меня даже колени подгибаются от того, что я с облегчением выдыхаю, когда он врет. Нагло и беззастенчиво. Но мне нравится.

— Вы уверены? — переспрашивает Карл. — Мне казалось, следы ведут в эту сторону.

— Ты спросил, я ответил, — отрубает наемник. — Других вариантов нет.

Виснет молчание, которое звенит напряжением с обеих сторон. Мое сердце так громко стучит, что, кажется, Карл сейчас услышит.

— Хорошо, — он сдается первым. — Спасибо. Сейчас воды наберу…

Пальцами вцепляюсь в кору дуба, когда Карл делает шаг в мою сторону.

— Стоять! — ему дорогу преграждает Бьерн. — Там моя женщина моется. Еще шаг, и искать придется тебя.

Я чуть не охаю вслух от такого заявления и того, насколько серьезнее становится ситуация.

— Твоя женщина? — Карл окидывает Бьерна взглядом. — Может, мне проверить, твоя ли?

— Рискнешь? — усмехается наемник. — У меня есть слово гвардейца герцога. А у тебя?

Карл замирает. А потом разворачивается и уходит прочь.

Только после этого я медленно спускаюсь по стволу дуба и оседаю на траву у его корней. Поверил? Или просто испугался и пойдет по нашему следу?

— Платье отдай, — раздается надо мной командный голос.

— Что? — переспрашиваю я, поднимая взгляд.

— Недоверчивому надо подсказок оставить, чтобы поблуждал подольше, — с коварной ухмылкой отвечает Бьерн. — А ты пока времени не теряй, коня своего отмой.

Меня поражает его тон, но после разговора с Карлом я решаю, что не буду спорить, хотя по глазам вижу, что у Бьерна есть ко мне вопросы.

Киваю, отдаю свое порванное платье и иду к Грому. Бьерн уходит вдоль ручья, скрываясь за деревьями, и возвращается только часа через три, когда я уже начинаю кусать ногти от волнения.

Я успеваю и помыть Грома, и даже вытащить все репьи и ветки, что запутались в его гриве и хвосте. Потом отвлекаю себя сбором малины в зарослях неподалеку. И даже подумываю, не поехать ли мне одной, вдруг Бьерн передумал, что ему надо в Красмор, а я тут сижу, жду как дурочка.

Но он возвращается и сразу же оценивает Грома. Без лишних вопросов Бьерн похлопывает коня по красивому лоснящемуся боку — я все же дома за ним хорошо ухаживала — и накидывает на спину свернутое в несколько раз одеяло.

— Ты долго, — говорю я, подходя ближе и помогая расправить края.

— Чтобы все выглядело правдоподобно, нужно было постараться, — он переводит на меня нахально-насмешливый взгляд и добавляет: — беглянка. Полагаю, спрашивать бесполезно, ты все равно не расскажешь?

Поджимаю губы, кусаю щеку и… не знаю, что ответить. С одной стороны, Бьерн мне уже сильно помог. Да и спас не один раз. А с другой — зачем ему это знать?

— А что произошло с вами?

Он задерживает на мне взгляд, поднимает бровь и, качая головой, смеется. Неожиданно так, но очень тепло. Так, как не ожидаешь от этого сумрачного, в чем-то пугающего человека.

— Что такого смешного? — смущаюсь я.

— Ничего. Ты права — меньше знаешь, крепче спишь. Помоги мне.

Он пристраивает разрезанные по внутреннему шву кожаные штаны бандита как самодельное седло, скрепляя снизу ремнем, продетым сквозь отверстия в штанинах. Все лучше, чем ехать на голой спине, сминая под собой одеяло.

Меня все больше восхищает этот наемник.

— Все, не будем время терять, и так придется еще раз заночевать по дороге, — серьезно говорит Бьерн.

— Нам не обязательно до самого Красмора сегодня ехать, — предлагаю я. — Там в часе езды от города есть небольшая развилка к предгорьям. Там живет… давний друг семьи. Можно переночевать у него, он не откажет.

Бьерн смотрит на солнце, словно о чем-то раздумывая, а потом кивает.

— Увидим, Элиз, — говорит он и легко запрыгивает на Грома. — Давай руку.

________________________________

Дорогие читатели! Приглашаю вас в историю Арданы Шатз

Цветочный сад для бывшей жены дракона https://litnet.com/shrt/ODT9

Глава 12.2

Я поднимаю с земли плащ и вкладываю свою ладонь в его пальцы. По телу пробегают мурашки, когда я чувствую тепло руки и шершавые мозоли Бьерна. Если я так реагирую на простое прикосновение, что же будет, когда мы поедем на одном коне.

Мысль заставляет кровь прилить к щекам, но обдумать я не успеваю, потому что одним плавным движением Бьерн поднимает меня на Грома и усаживает перед собой.

Мне непривычно чувствовать сильные мышцы коня вот так, без седла. Но еще более непривычно ощущать себя в коконе объятий совершенно чужого мужчины.

Бьерн забирает у меня плащ, чертит какой-то символ на застежке, и в его руках снова остается просто артефакт, который наемник пристегивает на мою талию. И делает это так ловко, что я даже не успеваю возмутиться, когда его ладонь соскальзывает мне на живот, чтобы, притянуть меня ближе к телу Бьерна.

Настолько близко, что я ощущаю спиной жар, исходящий от наемника, чувствую движение его мышц, когда он направляет Грома.

— Ты же не хочешь упасть, — усмехается наглец, когда я только открываю рот, чтобы выразить свое возмущение.

— Я умею держаться в седле, — отвечаю я.

— Если ты не заметила, у нас нет седла, — иронично замечает Бьерн, а потом мягко направляет Грома к тракту.

Конь, почувствовав твердую дорогу под копытами, переходит на уверенную рысь. Солнце уже высоко, и от земли поднимается марево.

Нам навстречу попадается торговый обоз в семь тяжело груженых телег в сопровождении стражников из столицы. Видно, какой-то товар государственной важности. А, может, и вообще по королевскому заказу.

Когда стражники проезжают мимо, я ненароком отворачиваюсь. Да, узнать меня в простом платье, да еще и в руках огромного наемника практически невозможно, да и Гром у меня конь не элитной породы, но все же.

Бьерн тоже натягивает капюшон куртки поглубже, отчего выглядит еще опаснее. Тоже скрывается? По его поведению до этого было не заметно.

— Ты действительно… гвардеец герцога? — не выдерживаю и спрашиваю я, пытаясь прекратить молчание, которое как жаркая хмарь висит между нами.

Бьерн долго молчит, и я уже начинаю думать, что он не услышал вопроса. Но наемник все же отвечает:

— Нет, — вот так коротко, уверенно, и я точно знаю, что честно. — Но у меня есть слово. А кому оно принадлежит — не так уж важно.

И правда. На языке еще крутится какой-то вопрос, но я не могу то ли сформулировать его, то ли решиться спросить, поэтому перевожу тему.

— Что ты сделал с платьем?

— Порвал, — отвечает Бьерн, но я слышу в его голосе издевку. — А ты хотела его снова носить?

Меня передергивает от одной идеи о том, чтобы снова надеть его. Не только потому, что от него и так остались ошметки, а потому что я помню ту интонацию, с которой Франц говорил: “Ты просто очаровательна в этом платье”, — и неизменно чуть-чуть сдвигал ткань, чтобы поцеловать в плечо.

— Для этого не нужно было уходить так надолго, — ворча отвечаю я и отгоняю противную мысль, которая еще и причиняет боль.

— А ты переживала, что ли? — продолжает провокацию Бьерн.

— Да, за себя, — фыркаю я, — что я теряю время, дожидаясь тебя.

— Все же перестала выкать, а я-то думал, что уже не дождусь, — снова шутит наемник, за что я бью его по руке. Он, естественно, даже не замечает.

— И все-таки, что ты сделал? — Да, мое любопытство из-за того, как юлит Бьерн, только усиливается.

— Разные части разбросал выше по течению реки. На разных берегах и чуть глубже в лесу.

— Но… — я мысленно прикидываю, сколько на это требуется времени, и что-то у меня не сходится.

— Почему ты сбежала от мужа?

Намек понят. Я не выпытываю его секреты, и сама могу не отвечать на его вопросы.

Дальше мы едем молча. Ближе к закату, когда солнце уже не жарит, а лишь мягко поглаживает кожу лучами, в которых все больше оттенков оранжевого, становится легче дышать. Но все сложнее держаться на коне — натертые бедра ноют, а спина отказывается держаться прямо.

Я откидываю голову чуть назад, чтобы лучше видеть дорогу, и мой затылок касается плеча Бьерна. Он не отстраняется, наоборот, только сильнее придерживает меня свободной рукой.

В сторону от тракта отходит узкая, до слез знакомая дорога, теперь почти заросшая травой. Она уходит к лесистым холмам, за которыми по моей собственной глупости осталось детство и все прошлое.

И ради чего все? Ради этого момента, в котором я без денег и имени еду в никуда? С очень туманными перспективами, рассчитывая только на удачу?

Сомнительное жизненное достижение.

Как так вышло, что я еду с чужим мужчиной, практически прижавшись к нему спиной? Но от Бьерна пахнет дымом, лесом, кожей, как-то очень по-мужски жестко, и при этом я ощущаю защиту и спокойствие больше, чем с мужем. Не было никогда с Францем такого чувства.

Несмотря на то что после нескольких часов путешествия лишь с несколькими короткими остановками у меня болят все мышцы, добраться до места я хочу по другой причине — боюсь привыкнуть к этой близости и начать доверять Бьерну слишком сильно. Наши пути скоро разойдутся.

— Здесь надо свернуть, — говорю я, указывая направление к нужному нам дому.

Сумерки уже сгущаются все сильнее, а по земле начинает ползти туман. Воздух становится прохладнее, пахнет хвоей и влажной землей.

Вскоре перед нами появляется неказистый одноэтажный домик из потемневших от времени бревен и с крышей, покрытой мхом. Я нервно сжимаю пальцы на гриве Грома, он неодобрительно качает головой и до меня доносится: “Не так сильно, хозяйка!” А, может, опять чудится?

С Мартином, конюхом моего отца, я дружила с самого детства. Точнее, с моего попадания в этот мир. Благодаря ему я научилась ездить на лошади, ухаживать за ней, он покрывал некоторые мои чудные выходки и порой давал больше человеческого тепла, чем даже родители.

И именно он не отказался от меня, когда я, ведомая глупым девичьим сердцем, сбежала из дома. Мы все эти годы переписывались с Мартином — и пока были живы родители, и после их смерти.

Глава 13

Мерный звук из конюшни как будто замирает, сбивается. Я оглядываюсь: мог ли услышать Бьерн? Да ну нет, не мог, мы далеко и разговариваем тихо.

— Может, всего лишь слухи? — спрашиваю я с надеждой.

Мартин качает головой и невесело вздыхает:

— Нет, к сожалению, — говорит он. — Уже как минимум три девушки пропали. Все не из знатных.

— Так ведь раньше только аристократок проверяли на наличие Искры, — нахмурившись и понизив голос до шепота, уточняю я.

— Так-то оно так, — вздыхает старый конюх. — Да только временами и обычные девушки в храм заходили, и их тоже вносили в список.

— Я не знала.

— Об этом особо не рассказывали, — Мартин смотрит в небо. — Это было скорее случайностью, ведь никто не верил, что герцог возьмет в жены простолюдинку.

— Ну ладно, даже если так, — пытаюсь понять я. — Но ведь после того, как драконы стали находить своих истинных, все списки уничтожили.

Конюх вздыхает и похлопывает по моей ладони сухой, натруженной рукой.

— Не знаю, деточка, — говорит он. — Знаю только, что у старой Герды внучка пропала. Как и не было ее. И две ее подружки. А я как сейчас помню, как они радовались, когда их в список внесли. Все же хотели верить в чудеса и надеяться выйти замуж за могучего дракона.

Все, да не все. Я вот сбежала, когда выбор дракона пал на меня, а отец не хотел даже слушать, что мне не нужен был никто. Ведь у меня был Франц.

По щеке стекает слеза, которую я смахиваю с мыслью, что жалеть о своей глупости бесполезно. Это уже не исправить, а вот что будет дальше — зависит от моих действий.

Утро начинается с аппетитного аромата гречневой каши с маслом и чая с малиной. Хоть я и спала на матрасе из соломы и подушке с сушеной травой, кажется, что мир как будто светлее, появляется вера в собственные силы, а предупреждения дядьки Мартина кажутся надуманными.

Но это совсем не значит, что я собираюсь проигнорировать их. В моем случае это было бы неоправданной самонадеянностью.

— Доброе утро, деточка, — встречает меня Мартин, доставая горшок из печи. — Иди умывайся да садись скорее за стол, пока пышет.

Я подхожу и обнимаю его.

— Доброе утро, дядька Мартин, — говорю я. — Как же хорошо, что ты есть у меня! А Бьерн уже встал?

Вопрос задаю скорее вскользь, не сомневаясь, что именно Мартин мне скажет. Поэтому ответ оказывается как удар под дых.

— Так он ушел, — произносит конюх. — Как только заря заалела, так и пошел своей дорогой.

Без меня? Как-то это… Обидно, что ли. Даже не попрощался. Как в прошлый раз — помог и ушел, а я ему так и не сказала “спасибо”. Снова.

Я, как бы ни хотела остаться подольше, тоже решаю не задерживаться — впереди много дел, и если я хочу иметь хотя бы шанс на то, чтобы у меня все получилось, мне надо поспешить, и так дел немало.

Задерживаюсь только для того, чтобы качественно обработать рану. Дальше надо будет найти деньги на лекаря в городе, и все будет хорошо.

Мартин седлает моего Грома и, как делал это много-много раз в моем детстве, поддержал, когда я забиралась на него. Конюх гладит моего жеребца по морде:

— Хорош, красавец, — говорит он. — А этот Бьерн не промах. И с седлом хорошо придумал, и конь ухожен, и спать привычный хоть где… Только кого-то он мне напоминает. Да что-то как-то не придумаю, кого.

Я невесело улыбаюсь. Да, не промах. Только пути у нас разные, оттого и разошлись снова.

Вскоре я уже выезжаю на тракт. Утро по-настоящему летнее, свежее и ясное. Солнце щекочет кожу, а дорога, уходящая вдаль, манит возможностями и планами. Гром идет бодрой, упругой рысью, и его ритмичное покачивание убаюкивает тревожные мысли.

“Хорошо, что мы все-таки ушли от этого лощеного придурка, — раздается знакомый голос. — И эту язву кобылью я тоже не увижу больше. Даже идти как-то проще”.

Я на всякий случай осматриваюсь, чтобы убедиться, что рядом никого нет, и мне снова не показалось.

— Гром? — тихо, почти неслышно зову я.

Конь настороженно навостряет уши, но не оборачивается. Шаг его не сбивается.

— Гром, это... это ты говоришь? — снова спрашиваю я, на этот раз вслух.

Он лишь фыркает и мотает головой, будто отгоняя надоедливую муху. Но я уже не сомневаюсь. Это не воображение. Не галлюцинация от усталости.

Останавливаю Грома и спрыгиваю, обходя и заглядывая в глаз животного.

— Ну что, — говорю я, стараясь говорить максимально спокойно, хотя внутри все трепещет. — Будешь продолжать делать вид, что не разговариваешь? Или объяснишь, почему молчал все эти годы?

Гром топчется на месте, пытаясь сделать вид, что не понимает, но это уже не работает.

«Ну... — звучит, наконец, голос Грома. — Я всегда комментировал что-то. Только ты не слышала. И вдруг услышала”.

— Да уж… — качаю головой. — То ли головой при падении ударилась, то ли просто волшебство.

“Или и то, и другое”, — комментирует Гром.

— Спасибо, успокоил.

С этим новым знанием дорога в Красмор кажется короче и веселее. Гром наконец-то высказывает все, что думает о Франце (“высокомерный ишак”), Лидии (“змеюка”) и моей манере заплетать ему гриву.

А я строю планы. Я доберусь до города, найду временное жилье, сделаю пробный проект и покорю им заказчиков. А, ну еще свяжусь с адвокатом и отсужу права на предыдущие изобретения.

У меня будет все. Без Франца, без его ворчащей матери, без всего этого цирка.

К полудню я добираюсь до стен Красмора. У въездных ворот столпилась такая толпа, что приходится спешиться и вести Грома в поводу. Повсюду слышится гомон, музыка, звон монет. Воздух наполняется густыми запахами жареного мяса, пряностей и сладостей.

Конечно, я совсем забыла — в городе как раз должна быть ежегодная ярмарка в честь Летнего солнцеворота. Да я везунчик! Первый же пункт “временное жилье” оказывается почти невыполнимой задачей.

На улицах много народа, много лотков, а в гостиницах — нет мест. Я обхожу их как минимум три средней руки и две подороже, потому что дешевые смотреть толку нет — они уже все заняты.

Глава 14

Что?! Пока я обалдеваю от произошедшего, Бьерн берет ключ и уходит в сторону лестницы. Я дожидаюсь, пока он скроется из вида, а сама подхожу к хозяйке:

— Как это называется?! — возмущенно спрашиваю я. — Вы сказали мне, что комнат нет.

— А их и нет, — не моргнув глазом отвечает женщина.

— Но вы уже после меня выдали ключ!

— Вы — не он.

Неоспоримость этого утверждения не вызывает сомнений. Я точно не Бьерн. И даже не мужчина. Порой это невыносимо бесит.

И вот что теперь делать? Мне нужно место для Грома, для меня и для моих экспериментов. Сегодня, потому что ночевать под открытым небом мне не очень хочется.

Догнать Бьерна и попроситься к нему? После того как он ушел и даже не попрощался? С одной стороны — почему нет. Выгода, да и есть вероятность, что не откажет. А с другой — на душе неприятно, уязвленная гордость и обида царапают, мешают самой первой подойти к нему.

Хотя о какой гордости вообще может идти речь, учитывая, что я семь лет жила с мужем, который только пользовался мной и моими наработками?

Вот поэтому и не пойду к Бьерну! Сама, значит, сама!

Пока я стою и взвешиваю все за и против, не замечаю, как рядом все громче звучит странный диалог.

— Неужели откажешься? — слышится слащавый, растягивающий слова голос. — Я тебе не дам заскучать. Тебе понравится…

— С моей женой мне никогда не бывает скучно, — над ухом раздается низкий раскатистый и очень знакомый голос, а потом меня в охапку сгребает большая, сильная рука. — Ведь так?

Прижатая к мощному торсу Бьерна, я с трудом поднимаю голову и встречаюсь с его взглядом. Глаза сейчас не золотые, а скорее похожие по цвету на густую темную карамель, и лишь в их глубине я все еще замечаю отсветы драгоценного металла.

Что? С… женой?

Его губ касается едва заметная улыбка, как будто говорящая: “Бросаю тебе вызов. Слабо?”

Я поднимаю одну бровь, и взглядом отвечаю: “А не обнаглел ли ты?” Но вслух произношу совсем другое:

— Конечно, ты прав, дорогой мой, — и скольжу рукой по его груди вверх, чуть задевая кожу на шее.

Вот тут золото глаз в момент вспыхивает, и я успеваю заметить, как Бьерн усилием гасит пламя. Не только же мне удивляться.

Лишь краем глаза я замечаю, как девушка в весьма откровенном наряде надувает обиженно губы и теряет интерес. В груди почему-то разливается удовлетворение, как будто для меня было бы очень неприятно, если бы Бьерн все же предпочел эту разряженную красотку.

— Тогда чего ждать? — словно продолжая играть роль, говорит наемник. — Идем… не скучать.

Он ослабляет хватку, и мы поднимаемся в комнату, которая, вообще-то, должна была быть моей!

В самом конце коридора, за тонкой низкой дверью нас встречает крохотное помещение с узкой кроватью, стулом, столом и умывальником в углу около окна с не очень чистыми стеклами. В общем, было бы за что бороться, но на безрыбье и рак рыба.

— Что это значит? — дождавшись, когда Бьерн закроет за собой дверь, спрашиваю я. — Какая жена?!

— Взаимовыгодный договор? — вопросом на вопрос отвечает наемник.

— И в чем моя выгода? — не удерживаюсь я. — Вообще, я имею полное право послать тебя лесом.

— Мы оттуда уехали уже, — усмехается Бьерн. — Тебе нужна комната. А мне нужно было отделаться от навязчивого внимания.

Я скептически смотрю на него, ощущая тут какой-то подвох. Но решаю не упускать появившуюся возможность, поэтому сразу предлагаю решить насущный вопрос:

— Мы не будем спать на одной кровати.

Да, это не вопрос, но ситуация требует пристального внимания.

Бьерн бросает взгляд на единственное спальное место, потом на меня, как будто примеряясь, вдруг получится, но я переплетаю руки на груди, ясно давая понять, что не стоит даже рассчитывать.

Он возвышается надо мной огромной скалой, заполняя почти все пространство комнаты, согревая одним присутствием и наполняя спертый воздух комнаты ароматом лесного костра и опасности.

Бьерн некоторое время молчит, но по глазам вижу, что он принял уже решение, просто заставляет меня поволноваться.

— Я куплю одеяло, чтобы спать на полу, — наконец, говорит наемник. — С тебя мыло, потому что тем безобразием, которое выделяется в этой гостинице только сапоги мыть, и то опасно. Для сапог.

Мыло? Вот уж нашел проблему. Я из любого мыла сделаю конфетку, если будут ингредиенты и возможность. Хотя тут я ограничена, да…

— Договорились.

На самом деле условия более чем выгодные. Да и после проведенного дня на одном коне уже не очень страшно. Наверное.

Мы договариваемся встретиться вечером, чтобы вместе поужинать. Бьерн уходит по своим делам, а я отправляюсь по своим, которых у меня немало, если я хочу, чтобы у меня все получилось.

Первым делом иду в ближайший салон с платьями. Не очень дорогой, но и не совсем простой. Выбираю сдержанное платье темно-бордового цвета с белыми кружевами. Оно не вычурное, но заметно, что из качественной ткани и пошито аккуратно и со вкусом. Именно то, что мне надо. Его доставят прямо в гостиницу.

Далее посещаю аптечную лавку, где беру фарфоровую ступку с пестиком, венчик и несколько стеклянных пипеток и палочек. А еще масляную горелку. Под странным взглядом аптекаря выбираю обычные розовую и мятную воды, а еще несколько редких масел и вытяжек. Вижу яркий блеск любопытства в его глазах, но он не решается спросить.

Это все забираю с собой сразу, потому что не доверяю никому, и уже на обратном пути захожу на рынок: это только кажется, что самые лучшие косметические средства требуют только дорогих ингредиентов. На самом деле основа всегда самая простая и доступная. Но чем качественнее она, тем эффективнее действие.

Поэтому особо тщательно выбираю сметану, подсолнечное масло, использование которого стало инновацией, позволившей нашей фабрике стать уникальной, мед и несколько разных овощей. А, ну и кусок хорошего мыла, которое точно не высушит кожу.

Конечно, разойтись по полной мне не позволяет ограниченность бюджета, но и этого должно оказаться достаточно, чтобы сделать кое-что абсолютно новое. То, что до Франца еще не добралось. И не доберется!

Глава 15.1

Я, конечно, пережила за последние дни многое, но чтобы меня приняли за девицу не самых крепких моральных устоев… Ну это уже слишком!

— Я? Ни в коем случае! — отказываюсь я и натягиваю самую наилюбезнейшую улыбку.

С ними точно не хочется ссориться, потому что сдерживаться они не будут, а выйти победительницей из этой схватки я не смогу. Я не настолько хорошего мнения о себе. К тому же у меня под мышкой мои драгоценные инструменты, которые могут драки не пережить.

— Врешь! Нам хозяйка сказала, что ты отдельно от этого красавчика пришла. А потом свои руки загребущие на него протянула! — выступает обиженная девица.

— Ну, допустим, это не я на него, а он на меня, — говорю, а сама судорожно пытаюсь придумать, что же мне делать. — Да и не заплатил он мне ни монеты. Еще и мыло с меня потребовал.

Кажется, эта информация сбивает всех с мысли, потому что они как-то удивленно переглядываются:

— Вот прям… И не заплатил? Вот козел, — доносится со всех сторон.

Так… эффект нужный, я основной запал с них сбила, осталось только “добить”. Кстати…

— Ох, — хмурюсь я и хватаю одну из девушек за руку. — Что у тебя с руками?

Он делает круглые глаза, пытается вырвать руку, но хватка у меня хорошая, просто так не выбраться.

— А что у меня с руками? — как-то хрипловато спрашивает она.

— Они сухие и шершавые! — огорошиваю я информацией, как будто это самое страшное, что могло произойти с девушкой. — Как же ты с мужчинами-то работаешь? Руки же должны быть нежными!

Бедная девушка краснеет и, пользуясь тем, что я ослабила пальцы, высвобождает руку и прячет ее за спину.

— Ребенок у меня дома маленький, стирать много приходится, — бубнит она под нос.

— А у тебя трещина на губе! — всматриваюсь я в лицо другой. — Это же небезопасно!

Вторая девушка облизывает и закусывает губу. Теперь понятно, почему она обветрила и лопнула.

— Эй! Ты нам зубы-то не заговаривай! — наконец, приходит в себя главная задира. — Ты зарабатывала на нашей территории. Гони деньги, а то без зубов останешься!

— Хм… — я уже понимаю, что общий настрой-то совсем не тот, что был в начале, поэтому продолжаю гнуть свою линию. — Для полости рта я могу, конечно, что-то сделать, но это надо подумать. И, кстати, зарабатываю я совсем не тем, о чем вы подумали. Я делаю женщин красивыми.

Все. Должный уровень шока и обалдения достигнут. Все внимание сосредоточено на мне, и вовсе не потому, что меня хочется побить: им интересно, что я скажу и как я это делаю.

— Только для вас, уважаемые дамы, я сделаю по одному подарку: средства как у аристократов, но бесплатно! Для рук, — показываю пальцем на одну девушку, — для губ, — на другую, — и так и быть, специально для вас для полости рта.

Заканчиваю я, глядя на обвинительницу, и жду ответа. Женское любопытство и желание быть красивее — особенно без материальных вложений — действует эффективнее прочих уговоров.

— В чем подвох? — спрашивает у меня самая старшая, которая по большей части держалась за спинами остальных.

— Не подвох, — отвечаю я. — Осложняющие обстоятельства: мне все средства надо приготовить. Пока что у меня только инструменты и исходные материалы.

Показываю свертки и пакеты. Несколько секунд они с недоверием молчат. Та, первая, даже решается снова открыть рот, чтобы попытаться полить меня чем-то весьма дурно пахнущим, но женщина постарше делает ей знак заткнуться.

— Хорошо, — говорит она. — У тебя время до утра. Если ты врешь, мы достанем тебя хоть из-под земли. И твоему личику ни одно средство не поможет.

От этого заявления холодок ужаса пробегает по спине, но я прилагаю все усилия, чтобы не дать себя запугать.

— По рукам! — восклицаю я и протягиваю ладонь. Не сразу, но старшая пожимает мне руку, и они все как-то очень плавно и почти незаметно растекаются по сторонам, оставляя меня одну.

Тяжело дыша, прислоняюсь к стенке. Ощущение, что не переговоры провела спасительные, а марафон пробежала от столицы до Сиртании. Прикрываю глаза, прислушиваясь к своему сердцу, и спешу в комнату.

Хоть до утра времени вроде бы достаточно, но, тем не менее, мне бы еще поспать — на завтра слишком важное мероприятие намечено. Выспаться надо, привести себя порядок, а потом еще придумать, что мне нужно сделать, чтобы меня не узнали.

Выруливаю из переулка, оглядываюсь по сторонам и только собираюсь бежать дальше, как словно отголоском моих мыслей о том, чтобы сохранить анонимность, на противоположной стороне дороги появляется наш управляющий. Как раз тот самый, через которого я вела дела фабрики.

Я замираю, как кролик под взглядом удава. Рассматриваю свою ходячую опасность и понимаю, что еще секунда — и он меня увидит.

Глава 15.2

Мысли несутся в голове со скоростью угорелых зайцев. Неужели Франц уже понял, что письмо до него просто не дошло? Поэтому отправил управляющего в город?

Хотя нет. У нас вроде бы была назначена встреча для закупки ингредиентов от новых поставщиков. Наверное, Франц, как обычно, плевать хотел на дела и отправил управляющего. Что ж. Удачи.

Только вот меня он точно не должен увидеть! Не для того Бьерн отправил Карла гулять дальними путями.

И тут как молния в голове: маска! Праздник. В честь него по традиции повсюду на лотках продают маски, люди в них щеголяют. Это мой шанс!

Я резко отшатываюсь назад, в тень проулка, и чуть не сбиваю с ног молодую девушку в простом, но нарядном платье и изящной черной полумаске, которая как раз заворачивает за угол.

— Простите! — выдыхаю я, хватая ее за руку. — Умоляю, одолжите мне вашу маску на минутку! Меня преследует… назойливый поклонник! — вру первое, что приходит в голову.

Девушка удивлённо вскидывает брови, но в ее глазах мелькает понимание и даже некая солидарность.

— О, конечно! Берите! — она проворно тянет за ленточки и сует мне в руки маску. — Удачи потерять его!

— Благодарю! Я верну, обещаю! — кричу я ей вслед, но она уже скрывается в толпе смеясь.

Что ж… Вот и проверим. Наспех завязываю ленты на затылке и выхожу на улицу. Управляющий, как назло, так и не прошел мимо, застрял у одного из лотков с какими-то безделушками.

Он очень неожиданно и совсем не вовремя поднимает голову, проходится по мне взглядом и… отворачивается.

Не узнал.

Это осознание ликованием растекается в груди и… кажется, решает мою проблему относительно завтрашнего визита. Только на завтра мне нужно что-то посерьезнее и побогаче.

Поэтому, почти дойдя до гостиницы, я возвращаюсь на пару кварталов обратно и покупаю себе полумаску из плотного черного бархата, украшенную только несколькими жемчужинами и серебристой вышивкой. Она закрывает брови и переносицу — самые узнаваемые части лица — и весьма неплохо будет гармонировать с платьем, которое я прикупила для деловой встречи.

Войдя в нашу — до сих пор странно так думать — комнату, я с облегчением обнаруживаю, что Бьерна нет. Сразу же принимаюсь обустраивать свою импровизированную лабораторию. Подоконник, вымытый до блеска, становится моим рабочим столом. Рядом я ставлю стул для инструментов.

Сначала для моих дорогих “подружек”. Рецепт простой, но действенный. Уверена, им понравится. Как минимум, потому что универсально.

Я растапливаю на водяной бане пчелиный воск с гусиным жиром, снимаю с огня и вливаю миндальное масло. Дав маслу чуть остыть, медленной тонкой струйкой вливаю туда же теплую смесь меда и липового настоя.

Энергично взбиваю венчиком до тех пор, пока две стихии не смирятся друг с другом, не загустеют и не превратятся в бархатистый крем цвета слоновой кости. Ещё тёплую субстанцию я аккуратно перекладываю в фарфоровую баночку, где она и застывает.

Отлично. И для губ, и для рук. Ну и для остальных открытых частей тела.

Для полости рта делаю самую элементарную смесь из настойки ромашки, мятного масла, добавляю чуть-чуть соли и гвоздики.

Все… Теперь остается самое важное…

— Поесть? — доносится голос Бьерна из-за спины.

Я что, сказала это вслух?

Оборачиваюсь и удивленно смотрю на него. Наемник стоит, прислонившись спиной к дверному косяку и переплетя руки на груди, и внимательно рассматривает меня. Его взгляд скользит по моим «припасам», по разложенным склянкам и по мне самой, перепачканной в мёде и маслах.

Сколько он уже так стоит? А я ведь даже не заметила, как он зашел. Увлеклась.

— Нет, — мотаю головой. — Мне надо закончить.

— Тебе надо поесть, — говорит он, отмирая и поднимая крышку с подноса, который поставил на стол.

Там стоит два глиняных горшка с едой, от которых вкусно пахнет тушеным мясом и свежим хлебом. Живот скручивает голодный спазм, хорошо, хоть не урчит, а то пришлось бы краснеть.

Я проглатываю выделившуюся слюну и сдаюсь, особенно когда, подняв глаза, вижу во взгляде Бьерна не издевку, а заботу. Но нет! Я все еще не простила его за то, что он ушел и не попрощался!

— Ладно, ладно, — говорю я, откладывая пестик. — Только быстро.

Мы ужинаем молча. Он сидит на стуле, я — на краешке кровати. Он наблюдает за мной, как будто пытается залезть в мою голову, прощупать меня, понять, о чем я думаю.

В какой-то момент мы вместе тянемся за хлебом, и наши пальцы соприкасаются. Вроде бы ничего такого, но почему-то щеки краснеют, а в комнате становится душно. Точно! Я же горелку забыла погасить! Ведь мне давно уже не восемнадцать, чтобы я так реагировала на мужчину, и неважно, что он одним своим присутствием заполняет почти всю комнату.

Бьерн только хмыкает, когда я срываюсь с места и бегу к подоконнику, чтобы затушить пламя. Но это же действительно важно, ведь масло стоит экономить.

После ужина, когда хозяйка гостиницы забирает поднос, Бьерн без лишних слов расстилает на полу купленное одеяло. Я снова погружаюсь в работу, замешивая самую важную смесь, которая должна покорить самых привередливых заказчиков, и ложусь спать уже глубоко за полночь.

Меня накрывает такая усталость, что, даже когда мне кажется, что за мной наблюдают внимательные золотые глаза, это беспокоит намного меньше, чем желание отдохнуть.

Просыпаюсь я от первого луча солнца, пробившегося сквозь грязное стекло. На полу уже никого нет. Одеяло Бьерна аккуратно сложено в углу. Он снова ушел, не попрощавшись и не предупредив, вернется ли.

На столе стоит кувшин со свежим молоком и зерновая лепёшка. На лице появляется глупая улыбка от тихой радости. И тут же меркнет. Да, нас с Бьерном снова пересекла судьба, но опять же это временно.

В голову даже заползают глупые мысли, как постараться продолжить знакомство, но что я могу предложить наемнику? Разливать крема по баночкам? Глупо же.

Завтракаю, привожу себя в порядок, превращаясь из простушки в таинственную ниру, которая должна вызывать интерес. И не столько своим внешним видом, сколько тем, что она может предложить. Ниру, которая должна заставить сотрудничать с ней даже несмотря на то, что она не мужчина.

Глава 16

От стены отделяется тень и делает шаг ко мне.

— Решила сбежать? — низкий голос той, что вчера показалась мне старшей среди приставших ко мне девиц, кажется громким в утренней тишине коридора.

— А есть смысл? — удивляюсь я.

— Нет, — она мотает головой и смотрит сверху вниз. — Везде найдем.

— Вот. А я не дурочка, — отвечаю я. — Ждала вас раньше, но что-то вы не торопились.

— У нас утро поздно начинается, — нехотя отвечает женщина, внимательно присматриваясь к тому, как я достаю из сумочки две небольших баночки и бутылочку на один глоток.

— Это, — я протягиваю баночки, — для губ и рук. Отдашь девочкам, не дело это так себя запускать. А это — той, что за зубы переживает. Тут на один раз: не глотать.

— Обычно говорят как раз глотать, — язвительная улыбка появляется на ее губах.

Я немного смущаюсь ее “профессионального” грубоватого юмора, но отвечаю:

— Прополоскать и выплюнуть. Кремом пользоваться регулярно, иначе результата не будет.

Она бесцеремонно открывает одну баночку, залезает в нее пальцем и размазывает крем по коже.

— Очень… недурно, — произносит она, но по ее лицу можно прочитать: “я в восторге”. И это греет душу.

— Вот это моя работа. Так что за свою территорию можете быть спокойны, — говорю я и собираюсь уйти.

— Красотке Мэг не отказывают, — кидает женщина мне вслед. — Никто и никогда. Этому мужику нужна ты. Не проворонь.

Значит, уязвленное самолюбие взыграло у Мэг? Но… Вся эта ситуация может сыграть мне на руку — если этим дамам понравится, то получится идеальное сарафанное радио. Простые кремы — это пусть и небольшие, но быстрые деньги.

Про вторую часть, которая касалась явно Бьерна, я решаю не думать. Нет! Я сказала, не думать.

Красмор — очень красивый и ухоженный город. По нему сразу видно, что это столица герцогства, а сам герцог умеет держать все в своей крепкой руке. Хотя сейчас ловлю себя на мысли, что никогда не видела его самого. Даже когда была дочерью баронов.

Я знала, что он дракон. Знала, что один из сильнейших среди всех драконов Эльвариама. Но он ни разу не появился ни на одном балу или званом вечере, из чего я сделала вывод, что он наверняка страшный и злой.

“Не то, что мой Франц”. Ну дурочка же!

Наша гостиница расположена в кварталах среднего достатка, где останавливаются хоть не знатные, но не бедные люди. А вот то место, куда я направляюсь, находится в самом центре Красмора, недалеко от Храма и мэрии.

Здесь здания из камня и дерева украшены искусной резьбой, на площади бьет фонтан, а мостовые чисто выметены даже в праздничные дни. Я иду по широкой улице к высокому монументальному зданию с белоснежными коронными и шпилем на крыше.

“Королевская Звезда” — так называется самая перспективная и влиятельная в сфере красоты контора, занимающаяся поставками косметических средств к королевскому двору. Именно с ними должен был заключить договор Франц. Пока не решил, что меня можно выкинуть как ненужную вещь.

Именно они являются тем мостиком, который может вывести меня в светлое будущее.

— Чем могу помочь, нира? — встречает меня чопорный секретарь в холле.

По его виду и взгляду я сразу понимаю, что он не пустит меня. Грудью на защиту встанет, не прогнется ни под какими аргументами и… является главным моим препятствием на пути к моей цели.

А я ведь собираюсь к ней идти напролом, ведь так?

— Там… — я делаю испуганные глаза и показываю на выход. — Там такое! Скорее! Там нужна помощь!

Кидаюсь к нему, тяну его за рукав к дверям и даже испуганно всхлипываю. Удивительно, но этого маленького представления хватает, чтобы как минимум вызвать у секретаря интерес.

Он выходит за дверь, а я… подпираю ее стулом так, чтобы войти было сложнее. Так у меня как минимум будет время.

Я только приблизительно представляю, куда мне надо. Здание большое, ошибиться легко, времени мало. Но удача сопутствует храбрым. В моем случае — немного безумцам, так что я верю, что мне повезет.

Приходится ненадолго перейти на бег, чтобы подняться по огромной мраморной лестнице прямо к тяжелой двери из темного дерева с позолоченной (если не целиком золотой) ручкой.

Тяну за нее и открываю, одновременно делая решительный шаг внутрь.

Наступает момент напряженно-удивленной тишины.

— Нира? — первым подает голос сидящий за центральным столом немолодой мужчина. — Разве вам назначено?

Не скажу, что произносит он это недовольно, но я понимаю, что стоит мне только чуть ошибиться, и меня тут же выставят за дверь.

— Нет. Но у меня есть чем вас заинтересовать, — отвечаю я, молясь, чтобы он слышал только мой уверенный голос, а не бешеный стук сердца.

— Это смелое заявление, — мужчина откладывает самописное перо и откидывается на спинку. — У вас ровно полминуты, чтобы подтвердить свои слова.

Он щелкает кнопкой секундомера, а я достаю из сумочки баночку с тем самым средством, что готовила полночи. Именно для этого момента.

Я уверенным шагом — а на самом деле на с трудом гнущихся ногах — подхожу к его столу и очень нагло беру его кисть. Это вопиющее нарушение всех норм этикета, это слишком провокационно. Но опять же, без этого риска я вряд ли чего-то добьюсь.

— Пять секунд, — произносит мужчина, весьма заинтригованный и ошарашенный, когда я наношу на тыльную сторону его ладони крем.

— Этого достаточно, — говорю я и ставлю баночку перед ним.

Текстура крема такова, что он ровно и мягко, словно бархат, распределяется по коже, почти сразу впитывается, давая ощущение свежести за счет пары капель мятного масла, и придает легкое сияние из-за добавления перламутровой пудры.

— Невероятно, — выдыхает зачарованно мужчина. — Из чего это?

Я молча улыбаюсь. Конечно, тут же ему все расскажу, покажу и подарю. Хватит, надарилась уже.

— Что ж, — поднимает на меня взгляд владелец кабинета. — Это действительно стоит обсуждения. Что вы хотите?

Глава 17

Хорошо, что я в маске. Она хотя бы частично скрывает мой шок. Я была готова к тому, что мне не поверят и потребуют доказательств. Но то, что они окажутся прожженными шовинистами… Я, честно говоря, думала, что это уже пережиток прошлого. Но…

— То есть вы хотите сказать, что понимаете то, что нужно женщинам лучше, чем сами женщины? — я подхожу к столу и демонстративно забираю баночку, закрывая крышкой.

— Я хочу сказать, нира, — высокомерно отвечает мужчина, — что женщины ничего не смыслят ни в составах, ни в ведении дел.

В этот раз я кладу крем в сумочку. Прямо так, чтобы они видели, чтобы проследили внимательно взглядом за тем, как у них из-под носа утекают денежки. И ведь они понимают, что немалые, потому что за такой крем можно выгадать круглые суммы.

— Тогда… У нас с вами есть два варианта работы, господа, — усмехаюсь я. — Первый: вы идете на риск, даете мне шанс и предоплату, и я через три дня удивляю ваших жен так, что они больше не будут ничем пользоваться, кроме моих средств. Второй: вы ошибаетесь, и я ухожу со своими идеями к другим. И они, я вам обещаю, будут теми, кто будет поставлять средства красоты королевскому двору.

Нагло. Напористо. Но именно так надо с ними, потому что они понимают только силу и напор.

Мужчины замирают. Переглядываются. Явно не ожидали, но… В их глазах я замечаю сомнение, и это уже хорошо.

— Но если я выйду за двери этого кабинета, я больше сюда не вернусь.

Медленно разворачиваюсь, чтобы сделать шаг к выходу, но тут влетает секретарь:

— Прошу прощения! — восклицает он. — Моя вина, что она прошла без разрешения! Я сейчас исправлю это досадное недоразумение.

Я не вижу, что происходит за моей спиной, но я чувствую взгляды, которые сверлят мой затылок.

— Выйди, — слышится короткий приказ.

— Да-да, я сейчас ее выведу, — суетится секретарь.

— Ты выйди, сейчас же! — гаркает тот, что хотел мне отказать.

Секретарь ловит мой торжествующий взгляд, зло поджимает губы и, поклонившись, выходит из кабинета.

— Три дня. Предоплата в три золотых. Но это должно быть что-то, что действительно удивит, — говорит седой мужчина.

— Пять золотых, — торгуюсь я. — И я работать буду только с вами.

— Феликс, составляй договор.

Спустя полчаса я выхожу из “Королевской Звезды” с договором в руках, монетами в кармане и легкой эйфорией в голове. Им настолько было важно, чтобы мой крем оказался в их загребущих ручках, что они даже не потребовали снять маску или предъявить документы.

Честно говоря, мой план заканчивался примерно на этом моменте, потому что я боялась загадывать, как это будет. Но теперь пришла пора задуматься об осуществлении своих планов. А для этого… Для этого мне недостаточно каморки в гостинице.

Мне нужно нормальное пространство для моих экспериментов и жилья. И… желательно, еще место, где я смогу продавать что-то попроще, чтобы иметь возможность оплачивать аренду, потому что предоплата от “Королевской Звезды” — это замечательно. Но этого хватит, скорее всего, аккурат на нужные ингредиенты.

Тяжело вздыхаю, поднимаюсь к себе, чтобы переодеться и немного подумать в тишине. Но тишины мне, похоже, не светит. Только я натягиваю на себя простое платье и переплетаю волосы в обычную косу, снизу раздаются громкие голоса. Среди них, к сожалению, я четко распознаю голос Бьерна, поэтому просто не могу не спуститься.

Останавливаюсь еще на лестнице, потому что дальше не подступиться.

В центре помещения стоит Бьерн, над которым — я слабо могла бы это раньше представить, но теперь вижу это своими глазами — возвышается просто огромных размеров бугай. И они явно не ведут простую светскую беседу.

— И кто мне тут указывать будет? Ты, что ли? — грохочет со всего своего роста бугай.

— Я, — спокойно отвечает Бьерн, будто это само собой разумеющееся. — Раз уж ты не научился нормальному отношению к девушкам.

— А ты, значит, такой умный? — рычит здоровяк. — Давай-ка я из тебя твой умишка-то повыбью!

— Попробуй, — Бьерн не улыбается, но по голосу слышно, что он смеется над своим оппонентом.

Они продолжают сверлить друг друга взглядами, а я обращаюсь к ближайшей подавальщице, которая внимательно следит за происходящим.

— Что здесь происходит?

— Большой Бен решил, что Ленни не должна ему отказывать, — отвечает девушка, не отводя взгляда от противостояния. — А этот красавчик решился показать ему, что так делать не стоит.

И правда, сейчас я замечаю, как за спиной наемника суетливо переминается с ноги на ногу светловолосая девушка. Как сказал бы Мартин, кровь с молоком, не то что я, худоба несчастная. Немудрено, что Бьерн обратил на нее внимание.

— И что такого? — спрашиваю я, разумно предполагая, что я чего-то не знаю.

— Бен никому и ничего не спускает просто так. Он его раздавит.

— В смысле?

Вместо ответа она кивает мне на Бьерна и Бена.

— Сегодня. В Петушиных боях, — гремит верзила. — Ты сдохнешь, умник.

Бьерн только кивает и переводит взгляд на меня.

— Большой Бен еще никому не проиграл за десять лет, — шепчет подавальщица. — Зато оставил после себя несколько инвалидов и три трупа.

Оу… Упс.

Глава 18

— А…

Хочу уточнить, насчет того, почему после всех трупов это нечто все еще на свободе, но потом припоминаю, что Петушиные бои — это местное праздничное развлечение. Сам туда полез — опасность осознавал. Значит, это уже не смертоубийство, а несчастный случай.

Я всматриваюсь в едва заметный золотой блеск глаз Бьерна, но не вижу в них ни страха, ни того, чтобы он воспринимал это все всерьез. Неужели настолько уверен в себе?

— Через час после полудня. Я тебя раскатаю, — ставит точку бугай и выходит из помещения, бросив на прощанье Ленни: — А ты, красотка, готовься быть моей.

Когда за ним закрывается дверь, в первые пару секунд стоит гробовая тишина. А потом словно все одновременно начинают говорить. Кто-то подходит к Бьерну, хлопает его по плечу или по спине, дает какие-то советы.

Но наемник одним взглядом помогает понять, что от него лучше отстать. Он продирается сквозь толпу ко мне и останавливается прямо напротив на лестнице. Не знаю как, но я понимаю его: мы уходим в комнату, и только после того, как закрывается дверь, Бьерн начинает говорить.

— Ты сейчас собираешь вещи и седлаешь Грома, — огромная ладонь наемника ложится на мое плечо, а глаза неотрывно смотрят на меня. — Все вещи, Элиз. Ты понимаешь меня?

Я киваю, как завороженная, глядя в радужки, которые опять ярко сияют золотом.

— И больше сюда не возвращаешься. Ни со мной, ни без меня. А лучше вообще уедешь из города.

Мы стоим друг напротив друга. Так близко, что я чувствую исходящее от него тепло. В груди появляется странное ощущение, как будто тонкая нить протягивается от меня к нему в этот момент. Но ведь так не бывает, да?

Я думаю, как так вышло, что спустя столько лет мы с ним пересеклись снова. Я гадаю, узнал ли он во мне ту девчушку, которую вытащил из ледяной воды. Не могу понять, почему он все время куда-то сбегает. Но спрашиваю все равно другое:

— Тебе обязательно драться?

Просто потому, что отчего-то на остальные вопросы я боюсь услышать ответы.

Внезапно в глазах Бьерна появляются шутливые искорки:

— А ты что, за меня волнуешься?

— Нет, конечно. Переживаю за этого переростка, который решил бросить тебе вызов.

Вру, а голос дрожит.

— Ты сделаешь, как я тебя прошу?

Заставляю себя улыбнуться, но не киваю. Потому что не сделаю, потому что мне надо быть в городе.

— Я сюда не вернусь, — обещаю единственное, что могу сказать точно: здесь у меня все равно не получится работать. — А ты потом куда?

— Главное, что не к праотцам, — отшучивается Бьерн, явно не собираясь рассказывать о своих планах.

Его ладонь смещается с плеча, едва касаясь опускается до локтя, скользит по предплечью до запястья, а когда наемник касается моих пальцев своими, по телу словно пробегает цепь молний. Даже сердце сбивается с ритма. Но это происходит на слишком короткий миг, чтобы я могла подумать о причинах. Чтобы попробовала Бьерна остановить.

Он проверяет свой нож, забирает с собой купленное мною мыло, а потом, подмигнув, уходит. В комнате без него становится пусто, как будто он заполнял собой все пространство.

Я узнаю́, что Бьерн заплатил за комнату на неделю вперед, выкупаю у хозяйки корзину, куда складываю все свои инструменты и ингредиенты, в сумку, которую взяла у Мартина, складываю платье и одеяло, надеваю простую маску и иду к Грому.

“Думал, ты меня уже совсем забыла”, — ворчит конь.

— Скучал без меня? — спрашиваю я, поглаживая бок своего уже почти приятеля.

“Если б не твой др… друг, помер бы со скуки. Но он помог выжить”, — говорит Гром.

— А он что, тебя тоже понимает? — я замираю в ожидании ответа.

Конь фыркает и мотает головой. Это расценивать как “нет”?

Но более понятного ответа я получить не успеваю, потому что в конюшню заходит кто-то из постояльцев гостиницы. Мы с Громом спокойным шагом отъезжаем, но пока я раздумываю, куда бы направиться, мой жеребец берет инициативу в свои руки и идет прямиком к окраине города — к заброшенному карьеру, в котором уже кишит народ.

— Зачем нам сюда? — спрашиваю я Грома.

“А сама не видишь?” — он качает мордой, а я присматриваюсь.

Там, за всей толпой, в глубине ямы уже стоят Бьерн и Большой Бен. Наемник спокойно рассматривает то, как бугай размахивает и потрясает кулаками, крича в толпу, что он сейчас порвет Бьерна. Там же, на краю ямы за ограждением замечаю и Ленни, которая стоит словно на пьедестале. Как награда за выигрыш.

Красивая, как куколка, совсем юная и вызывающая желание позаботиться. Ну и просто желание, видимо, тоже. Наверное, за таких дерутся, да. Надеюсь, Бьерн понимает, что делает.

Хотя о чем я? Я же помню, как он справился с целой шайкой разбойников. Даже будучи раненым. Впрочем, он и сейчас раненый: такие травмы не заживают за два дня. И это… заставляет вытереть вспотевшие ладони о юбку.

— Будете делать ставки, нира? — спрашивает сомнительного вида мужичок, постоянно почесывающий нос.

— Вы о чем? — бросаю взгляд на “арену” и уточняю. — Ставки на того, кто выиграет?

— Точно так, нира, — он снова чешет нос. — Так что, будете?

Я вспоминаю про то, что мне нужны деньги на аренду. И на жизнь. И… Бьерн. Он бросает взгляд в мою сторону, будто точно чувствует, что я здесь. Но этого не может быть.

— Ставлю на наемника. Золотой, — наконец, отвечаю я.

— Но… Нира. Большой Бен не…

— Не проигрывает, я знаю, — киваю я. — Я тоже проигрывать не намерена.

Мой золотой со звоном падает в деревянную кружку этого типа, но тот только сокрушенно провожает его взглядом.

— Жаль ваши деньги, нира… Но, воля ваша.

Я только киваю и снова возвращаюсь взглядом к арене.

Не проходит и пяти минут, как толпа взрывается криками, которые и служат гонгом к началу боя.

Глава 19

“А что ты переживаешь?” — Гром переминается с ноги на ногу.

— Этот Бен… Он в полтора раза больше Бьерна, — чуть слышно говорю я, наклонившись ближе к уху коня. — Разве вообще можно быть таким огромным?

“Может, он полукровка? Полуорк? — предполагает мой жеребец. — А вообще стыдно не верить в этого др… Друга”.

Мне не стыдно. Вот совсем. И даже переживать за него не сильно стыдно — как минимум в благодарность за то, что несколько раз спас.

Тем временем Большой Бен, еще немного покрасовавшись перед толпой, кидается вперед, на Бьерна. А наемник… Он даже не дергается с места! Стоит, как будто ничего не происходит.

У меня перехватывает дыхание, когда бугай почти на полной скорости врезается в Бьерна. Но тот лишь делает очень плавный шаг в сторону, а потом, когда Бен проносится мимо, легонько поддает ему под зад.

Толпа взрывается хохотом, а бугай, развернувшись, рычит. Бьерн даже не оборачивается, просто не торопясь отходит.

И тогда Бен решает навалиться на наемника всем телом — наверное, его до этого никто не выдерживал. Еще бы! Такую махину. Но когда его руки уже должны схватить Бьерна в удушающем захвате, наемник просто… приседает, уворачиваясь от приема.

Еще до того, как громадина осознает, что жертва ускользнула, Бьерн кулаком бьет бугая в колено, а потом делает короткую подсечку, заваливая противника на бок.

Раздается рев боли и обиды. Тю… Несчастного кроху обдурили.

Я слышу довольное подбадривание от Грома. И биение пульса в ушах. Кажется, от напряжения, с которым я всматриваюсь в драку, у меня текут слезы. Но я не могу заставить себя ни моргнуть, ни отвести взгляд.

Бой превращается в фарс. Здоровяк беспорядочно наносит удары, хромая и ловя Бьерна по площадке. А тот лишь отмахивается и периодически раздает пинки и подзатыльники.

Толпа ревет, смеется, аплодирует. Бен, который всего несколько минут назад был фаворитом, превратился в неудачника, которого освистывают, над которым шутят.

Наконец, бугай достигает окончательного отчаяния. Он выставляет перед собой руки и с разбега налетает на Бьерна.

В этот раз наемник не уходит в сторону. Он поступает совсем иначе — просто наносит один единственный, но точный удар. Кажется, хруст от того, как кулак Бьерна врезается в челюсть Бена, громом проносится по всей площадке.

Большой Бен замирает на секунду, его глаза становятся стеклянными, а затем он медленно, как подрубленное дерево, валится на землю лицом вниз. Над ареной звучит тишина, а потом грохот.

Овации. Радость от потрясающего зрелища.

Кто-то, наверное, самопровозглашенный судья, походит к Бену и проверяет, что он жив, но точно повержен. Безоговорочная победа.

И только теперь я начинаю дышать полной грудью. Даже голова кружится.

“Ну вот, а ты боялась”, — довольно мотает хвостом Гром. Бездушный мерин.

Девушка спрыгивает с пьедестала и кидается к Бьерну, обвивая его своими ручками и прижимаясь губами к щеке.

— Ваш выигрыш, нира, — меня отвлекают от этой картины слова, сказанные тем самым нервным мужичком с чешущимся носом.

Он протягивает мне довольно увесистый мешок, который набит монетами, серебряными и медными. Наверняка, там среди них затерялся и мой золотой. Этого точно хватит на аренду жилища и хорошей мастерской. Сердце выпрыгивает из груди уже не от волнения, а от осознания внезапно свалившейся на меня финансовой свободы.

— А вы… Умеете… рисковать, — усмехнувшись говорит мужик и, как-то криво глянув, уходит.

Я пытаюсь обдумать произошедшее. Я только что поставила на заведомо проигрышного бойца и выиграла. Это знают почти все, кто был тут. И… уверена, что были ставки весьма и весьма крупные. А вот в чем не уверена, так это в том, что мне легко спустят это с рук.

Леденящая догадка пронзает меня, как кинжал.

“Нам лучше убраться отсюда”, — соглашается с моими мыслями Гром.

Не то слово!

Поэтому я быстро направляю коня из толпы и решаю не смотреть больше, что там делает Бьерн. Пусть наслаждается заслуженной благодарностью.

Я успеваю только въехать в город и пустить Грома по извилистым улочкам самых дешевых кварталов, когда точно понимаю, что за мной по пятам идут.

Двое. Один лысый со шрамом через все лицо, второй — в капюшоне, из-под которого видно только его нос.

Я не могу пустить коня в галоп, чтобы оторваться, потому что вокруг люди, я чересчур заметна верхом и… меня действительно окутывает паника.

Мне кажется, мне так страшно не было даже в пещере, когда Карл с Лидией могли меня обнаружить. И я не была так растеряна.

Оглядываюсь, судорожно выискивая варианты, что можно сделать, но ничего не приходит в голову. Я спешиваюсь, но понимаю, что вряд ли это поможет мне затеряться. А Грома я бросить не могу.

«Кажется, у нас проблемы, — фыркает Гром. — Сюда бы друга твоего».

— Как будто у него нет другого дела, как решать мои проблемы, — ворчу я. — Он и так уже не знает, как от меня избавиться.

«Ага, поэтому вы в одной гостинице», — скептически замечает Гром.

— Это случайность, — отвечаю я.

И понимаю, что попала. Вокруг не только стало мало народа, но и один из преследователей каким-то образом оказался на моем пути. Все же… знание тайных троп трущоб — это иногда преимущество.

— Ну что, красавица, — довольно улыбается лысый, а его шрам наприветливо и кривляется. — Обсудим… твоё везение.

19.1

Я резко оборачиваюсь, замечая, что второй, в капюшоне, уже за моей спиной.

Мимо проходят люди, но все они старательно не обращают на нас внимание. Понимают, что для их здоровья лучше остаться в стороне.

— О, привет! — Мэг появляется внезапно, покачивая бедрами и с очаровательной улыбкой. — Обещал зайти, а сам с другой заигрываешь? Я так и обидеться могу.

Она воркует, подходя все ближе к лысому и перетягивая его внимание на себя. Сзади тоже слышатся женские голоса.

— Пст, эй! — из переулка до меня доносится громкий шепот. — Иди сюда!

Там, в тени дома меня подзывает рукой та сама девушка из бабочек, у которой были проблемы с кожей рук. Я удивленно оглядываюсь, не понимая, что происходит.

— Не глупи, нира, — снова шепчет она. — Бросай коня, идем, пока девчонки работают.

Я испуганно смотрю на Грома, а он едва косит на меня глазом:

«Иди. Я сбегу. И тебя прикрою. Не переживай обо мне».

Я проверяю сумку с монетами, которую повесила через плечо, улучаю момент, когда точно на меня никто не смотрит, да и конь переступает так, чтобы побольше меня закрыть. А потом кидаюсь в переулок.

— Скорее! — шепчет девушка, хватая меня за запястье, и втягивает в ближайшую приоткрытую дверь.

Мы оказываемся в странном полупустом зале, где витают кольца дыма, подсвечиваемые ленивыми лучами дневного света, которые проникают через небольшие окна. Девушка тащит меня через все помещение вглубь, потом куда-то вниз под люк с огромным кольцом.

Там, в подвале, она зажигает небольшой факел, и минуты три мы идем в темноте, пригибаясь, чтобы не задевать макушками потолок и не собирать лишнюю паутину.

Узкий проход заканчивается внезапно, когда девушка открывает дверь, и мы оказываемся во дворе-колодце, залитом послеобеденным солнцем, в центре которого в небольшой песочнице — или том, что эту функцию должно выполнять — играют дети.

— Мама! — к нам бежит мальчишка лет трех и хватает сопровождающую меня девушку за юбку.

— Да ты мой хороший, — она тут же берет его на руки, прижимая к себе.

Чувствую себя не очень комфортно, как будто подсматриваю в щелочку на чужую жизнь, которая должна быть скрыта ото всех.

— Тебе надо переодеться, — говорит моя спасительница. — Маска — это хорошо, они не знают твоего лица. Но вот платье точно надо сменить.

Хмурюсь и развожу руками: мои вещи привязаны к седлу Грома, а даже если он сбежал от этих хмырей, непонятно, где его теперь искать — я-то даже сама не знаю, куда меня завели.

— Сиерра! — кричит девушка. — Ты вчера господское платье притащила! Гони сюда!

— Да щас прям! — слышится в ответ, и на балконе второго этажа появляется заспанная и весьма потрепанная девушка. — Так я и отдала!

— Тебе припомнить твой должок? — угрожает моя спутница. — Кто у меня большую часть крема утащил? Если хочешь еще, то как миленькая принесешь сюда платье!

Я смотрю на то, как они переругиваются, но кажется, что это больше для видимости. На самом деле они очень даже дружат. Но кто мешает повредничать, да?

— Я заплачу, — говорю я ключевую фразу, которая снимает все возражения.

В общем, спустя полчаса я уже стою в другом наряде, с другой прической и даже другой маской. И… с несколькими заказами.

— Спасибо, — я останавливаюсь, когда Лейла (а именно так и зовут мою спасительницу) выводит меня на приличную улочку жилого квартала. — Но… почему?

Она понимает, о чем я спрашиваю, грустно улыбается и пожимает плечами:

— Хотела бы я сказать, что потому что ты очень хорошая, — говорит она. — Но скорее потому, что надеемся снова получить твой чудесный крем. Не все хотят с нами работать. Сама знаешь, почему.

Киваю. Не солидно с бабочками работать. Но они же тоже люди, женщины и… Не мне их судить, ведь жизнь порой может сделать очень странные повороты.

Я не спеша иду по улочке, рассматривая дома. Это не трущобы, но и не зажиточный квартал. Так, для торговцев и небогатых аристократов, которые не могут себе позволить снять особняк или дорогие апартаменты в доходных домах в самом центре города.

Конечно, сейчас надеяться, что я хоть что-то себе найду, практически бесполезно. Но… Мне нужно. Вернуться спросить Лейлу? Может, хотя бы в их районе кто-то сдает жилье?

Может, и сдает, только будет ли это безопасно? Вероятнее всего, нет. Но о какой безопасности тут вообще может идти речь, если у меня ни дня не проходит без проблем! Такое ощущение, что Всеблагой отыгрывается на мне за все годы, что я жила почти без проблем. Ну или когда я просто не знала, что на самом деле творится за моей спиной.

— Что? Это мы виноваты?! — негромкий гомон улицы разрезает возмущенный крик. — Да кто вообще в здравом рассудке решится жить в этом доме?! Вы мошенница!

Всеобщее внимание привлекает пара средних лет, стоящая у входа в небольшой двухэтажный домик, выстроенный отдельно от соседних и даже окруженный не очень ухоженным садиком. Мужчина, отодвинув свою миловидную жену за спину, возмущенно указывает на дом.

— Ваш дом непригоден для нормальной жизни!

— Ничего подобного! И денег я вам не верну, можете даже не рассчитывать! — старушка вполне невинного вида, от которой скорее ожидаешь горячие пирожки и теплые улыбки, хмуро сведя брови, спорит с ним. — А то ишь, прожили бо́льшую часть ярмарки, а теперь, понимаешь ли, что-то не устраивает!

— Не большую, а всего два дня! — продолжает мужчина. — Так что мы требуем вернуть деньги!

— А вот это вы видели? — старушка вытягивает под нос ему кукиш. — Или живите, или выметайтесь!

Я окидываю взглядом дом, а в голове уже выстраивается схема: внизу — небольшая лавка и кухня, на втором этаже — спальня и место для экспериментов. А если есть еще и погреб для хранения, так вообще цены этому дому нет!

— Я готова перекупить аренду, — наглым образом вклиниваюсь в спор.

Внимание на меня обращают все: и мужчина, заинтересованно глядя на меня, и старушка, только эта настроенная весьма скептически, и прохожие, которые и так грели уши.

Глава 20

Эта проныра с внешностью милой старушки явно довольна собой. А вот что делать теперь мне — большой вопрос. Деньги за аренду я уже отдала тем перепуганным беглецам, а теперь выясняется, что ключ от моего нового — и такого отчаянно необходимого — домика мне могут и не вручить.

— Уважаемая нира, — начинаю я, стараясь, чтобы голос не дрожал от нарастающей ярости. — Мы договорились. Деньги у вас, причем даже больше, чем обговаривалось. Я готова заселяться. Какая разница, есть у меня муж или нет?

Старушка, представившаяся Корнеттой, смотрит на меня взглядом, полным сомнения и старческого упрямства. Она на голову ниже меня, а кажется, что все равно глядит на меня свысока.

— Разница, милочка, большая! Одна молодая женщина в доме — это одно. А одна красивая молодая женщина — это совсем другое, — рассуждает она. Вроде комплимент сделала, а вроде бы обвинила. — Будут к тебе тут шастать… всякие. Шуму не оберешься. Мне потом разгребать. Нет уж. Или муж, или ищи себе другое пристанище.

Отличный выбор! Где я ей сейчас мужа-то найду? Посреди чужого города, да еще и под чужой личиной. Не своего же выколупывать, в конце концов.

И как доказать, что я сейчас точно не в настроении ни на мужиков, ни на шастанья!

Мысленно начинаю проклинать себя и свою импульсивность — увидела, в голову взбрело, сразу сделала. Нет бы сначала подумать! Ну ничему меня жизнь не учит.

И тут… Мне даже приходится потереть глаза, чтобы поверить в то, что мне не кажется. Вдоль улицы, не спеша и внимательно осматриваясь, идет Бьерн… с Громом. У них что, какая-то магнитная магия, что ли? Как так выходит, что второй раз Бьерн находит моего жеребца?

Наемник тоже успел переодеться, и теперь вместо весьма потрепанной бандитской куртки на нем приличного вида рубашка и приталенный камзол, подчеркивающий стать мужчины. Мелькает хулиганская мысль, я проверяю, что та юная блондиночка за Бьерном не увязалась и зову его:

— Дорогой!

Получается так громко, что на нас оборачиваются прохожие. Конечно, я не в восторге, что об этом потом будут судачить все соседи — а они будут, ведь что может быть интереснее чужого нижнего белья — но сейчас мне очень нужно.

— Элиз? — Бьерн удивленно поднимает брови, замедляет шаг, а потом едва заметно улыбается. — Прости, милая, задержался.

Конечно, он понимает мою игру. И даже принимает ее, ровно так же, как я сделала в гостинице.

“Два сапога — пара”, — ворчит Гром и ржет. Юморист.

— Я тут нам такой замечательный дом нашла, — как можно более невинно говорю я. — Познакомься, это Корнетта, хозяйка.

Наемник подходит к нам и с легким, почти незаметным кивком обращается к остолбеневшей старушке.

— Бьерн, супруг этой прекрасной ниры, — говорит он. — Рад знакомству. Спасибо, что приглядели за моей женой.

Он произносит это с такой невозмутимой уверенностью, что старушка аж рот раскрывает. А, может, это просто мужское очарование наемника.

— Же… ной? — выдыхает старушка.

— Именно так, — я кладу руку на грудь Бьерна, чувствуя, как напрягаются его мускулы, но миг спустя он приобнимает меня за талию. — Видите, нира? Мой муж здесь. Еще какие-то проблемы?

Корнетта приосанивается, кидает еще один взгляд на Бьерна и, похоже, понимает, что с таким лучше не спорить. Она старается сохранить остатки своего преимущества, что-то бормочет себе под нос и, наконец, с неохотой машет рукой.

— Ладно, ладно... Заселяйтесь. Только смотрите мне, чтобы все было в порядке! — сквозь зубы говорит она на прощание и уходит, оглядываясь на нас.

Только когда она скрывается за поворотом, я позволяю себе расслабленно выдохнуть. Но в этот момент я осознаю другое: все это время мы стояли вот так, в обнимку. Рука, лежащая на его груди, вдруг кажется невероятно горячей. Я резко отдергиваю ее и отхожу на два шага.

— Спасибо, — выдалвиваю из себя я, глядя куда-то поверх его плеча. — И за Грома спасибо. Я… я опять вляпалась в какие-то проблемы.

— Я заметил, — с улыбкой в голосе произнес он. — А конь твой сам меня нашел. Умный.

“Вот! Правду говорит твой др…” — радостно заявляет Гром, а Бьерн громко закашливается.

— Иди в дом, я пока расседлаю Грома, — говорит наемник, развязывая веревки, держащие мой скарб. — И проверю, чтобы на заднем дворе все было хорошо.

Я киваю и иду к дому. Только на крыльце останавливаюсь, чтобы то ли спросить, то ли предложить:

— А потом зайдешь в дом?

Решаю не дожидаться ответа, толкаю тяжелую дверь, и она со скрипом открывается. Внутри все кажется очень обжитым. Даже не так… Кажется, как будто тут жили-жили, а потом резко покинули это место.

На столе кофейная пара с недопитым напитком, на полу утренняя газета, а окно все еще открыто, и в него залетает прохладный ветерок с теневой стороны дома.

И не удивительно, что все так неаккуратно — я же сама видела, как жаждали отсюда уйти предыдущие жильцы. Интересно, что их заставило принять это решение? С чем мне еще предстоит столкнуться в результате моей авантюры?

— Конюшня добротная, — в гостиную, видимо, через заднюю дверь. — Есть летняя кухня и запас дров.

Какое богатство. Но явно же с подвохом.

Я смотрю на Бьерна, и в очередной раз понимаю, что каким бы свободным пространство ни было, он будет заполнять собой все помещение. Просто потому, что от него как будто бы исходит сила, мощь.

Мы стоим друг напротив друга в оставленной в беспорядке гостиной, его золотые глаза изучают меня, мое платье, останавливаются на маске. Я почти тут же стягиваю ее, развязав ленты, и пожимаю плечами.

— Спасибо, что подыграл мне, — говорю я.

— Да… Наверное, мне стоило бы так же возмутиться, как ты это сделала, да? — иронично отвечает он.

— Взаимовыгодный договор? — предлагаю и закусываю губу.

— И в чем моя выгода? — его улыбка становится еще шире.

— Я уверена, что в гостиницу ты не вернешься, а с жильем в городе проблема. Останешься жить здесь?

Глава 21

Его золотые глаза в полумраке комнаты кажутся двумя горящими искрами, в которых я отчетливо вижу желание пошутить, подколоть меня. И я бы была даже не против, если бы сейчас его ответ не был для меня так важен.

Видимо, он чувствует это, сдерживается и отвечает:

— Не боишься пересудов? Не муж я тебе.

— Не знаю даже, радоваться этому или жалеть, — говорю я. — Но при всех ты назвался моим мужем. А я тебя знаю уже не одну ночь.

И не один год, если уж быть честной. И не должна доверять, но доверяю.

— Что же… Ладно. Только если мне не придется слу… кхм, случайно опять ловить твоего коня по всему городу.

Я пожимаю плечами и развожу руками:

— Постараюсь поговорить с этим негодником, чтобы больше никуда не убегал, — уже не скрываю улыбки.

— Тогда договорились, — Бьерн поднимает с пола газету, что-то там читает, и его взгляд темнеет. — Я схожу на рынок за продуктами. Надеюсь, ты умеешь готовить?

Он дожидается моего кивка и, пройдя мимо меня, выходит. А я остаюсь в этом непонятном доме, не зная, чего ожидать.

Впрочем, долго я не раздумываю — дел много, а времени мало.

Внутри все примерно так, как я и предполагала. На первом этаже даже интереснее: есть и кухонька, и гостиная, и небольшая веранда. Вот веранду и приспособлю под магазинчик, он и не потребует много места — товары у меня небольшие, штучные, толпы посетителей ходить не будут.

Кухня чистая. Такая, будто на ней и не готовили давным-давно, но печь исправна, посуда нужная вся есть, в том числе сервиз красивый в серванте из темного дерева со стеклянными дверцами. Даже ледник есть, вот уж о чем я даже не мечтала!

Поднимаюсь по скрипучей лестнице наверх. Там из полумрака коридора, в котором из всего освещения только небольшое окошко почти под самым потолком, открываются три двери.

Одна ведет в спальню с широкой кроватью под балдахином из выцветшей ткани, которая, вероятно, была раньше очень дорогой и должна была показать статус.

Здесь же пузатый комод с выдвинутыми ящиками, ваза с увядшими цветами на кофейном столике у камина, пара кресел с вытертой бархатной обивкой. Да и… напольное зеркало. А что еще нужно для комфортного жилья?

Вторая дверь — в комнату в строгих тонах, да и вообще в целом больше похожую казарменную. Разве что большой шкаф, уставленный книгами, ломает это представление.

А третья… Третья практически пустая. Наверное, когда-то это был чей-то кабинет. Возможно, в нем заключались какие-то договоры, писались письма, да мало ли что могли тут делать.

И чем больше я смотрю, тем больше влюбляюсь в это пространство. Комната просто идеальна!

Большое окно выходит на север — ровный свет без прямых солнечных лучей. У стены стоит массивный стол из темного дерева. Несколько полок. Я сразу представляю, как расставлю там свои склянки, как организую рабочее место.

Я даже рада, что бывшие жильцы так поспешно сбежали: уборки тут минимум. Только собрать оставленные ими вещи да перестелить постель. Хм… постели. Мы же снова будем ночевать с Бьерном. Вот только так и не пойму, радует меня это или смущает?

В моей импровизированной лаборатории все же приходится протереть пыль и вымыть пол, прежде чем я приступаю к работе. К этому времени солнце уже окончательно прячется за крышами домов, света начинает не хватать, поэтому мне приходится зажечь свечи.

Намеренно гоню от себя мысли о том, что снова могло задержать Бьерна и что я в доме совершенно одна. Но как только начинаю погружаться в работу, все прочее для меня исчезает. Удивительно приятное чувство!

Мне нужно создать что-то действительно выдающееся для жен владельцев "Королевской Звезды". Что-то, что заставит их требовать еще.

Начинаю с основы, она и будет той самой изюминкой, которая точно еще не оказалась в руках Франув. Ставлю на водяную баню масло виноградных косточек, а сама в ступке растираю сушеные листья салвирелии.

Нужно будет потом непременно набрать свежей, чтобы засушить самой и быть уверенной в качестве сырья. И еще одну горелку. Но это все потом. Сейчас — насущное.

Оставив масло разогреваться, приступаю к заказам от девочек. Их не очень много, да и порции приходится делать маленькие, но я позволяю себе некоторые эксперименты, которые мне были совершенно недоступны на нашей семейной фабрике. Которую у меня очень хотят забрать.

Только… будет ли она такой же без меня?

К тому же теперь о результатах всех моих маленьких “вольностей” в плане рецептуры я смогу узнавать из первых рук, у меня получится их довести до совершенства и…

— И мне снова приходится тебя отрывать от работы, потому что ты забыла поесть? — голос Бьерна заставляет меня вздрогнуть.

— Мне сейчас некогда, — отмахиваюсь я, потому что за маслом надо следить.

— На еду время найдется всегда, — категорично заявляет наемник. — Иначе потом не найдутся силы на работу. А, как я понимаю, — он обводит взглядом комнату, — планы у тебя масштабные.

Взгляд падает на свечи, от которых остались только огарочки — сколько же прошло времени? Тушу горелку, переставляя будущую основу крема остывать и настаиваться, и спускаюсь месте с Бьерном.

На небольшом столе прямо на кухне уже расставлена незатейливая, но обильная еда: хлеб, сыр, копченое мясо, яблоки, — и горят свечи. Уютно.

Я сажусь, только сейчас осознавая, как сильно устала. Как затекли плечи от склоненной над столом позы. Как кружится голова от запахов эфирных масел и отсутствия еды.

Бьерн наливает в кружку мятный чай и придвигает ее ко мне.

— Только не говори мне, что мне придется всегда тебя кормить, — говорит он.

А в голосе улыбка.

— Я не всегда такая рассеянная, — отвечаю и отламываю кусочек ароматного воздушного хлеба с хрустящей корочкой.

— Только когда работаешь. А работаешь ты всегда, когда не бегаешь от… Кстати, от кого?

По спине пробегает холодок, а все тело напрягается.

— У нас вечер откровений?

21.1

Я замираю с половником в руке, сердце колотится где-то в горле. Стеклянные дверцы серванта хлопают с оглушительным треском, будто кто-то невидимый и злой играет с ними. С каждым открыванием-закрыванием все громче, надрывнее звенит стекло. Еще чуть-чуть — и разлетятся по всей кухне осколки!

По спине бегут ледяные мурашки. Это ли то «нечто», из-за чего сбежали прошлые жильцы?

Делаю шаг назад, упираясь в печь. К серванту присоединяется стол, который начинает подпрыгивать. А потом и стулья.

“Пока жива — борись”, — проносится в голове привычный заговор на смелость. Но почему-то именно сейчас он не работает. Я просто стою в ступоре, вжавшись в пол.

Запах гари, наконец, достигает моего носа, приводя меня в чувство. Я резко оборачиваюсь к сковороде — первые оладьи превратились в черные угольки. Ну что за безобразие?!

Досада оттягивает внимание от сбрендившей мебели, и я судорожно сдергиваю сковороду прямо голыми пальцами, без прихватки. Конечно, обжигаю пальцы, подношу их к губам и отскакиваю назад, прямо на чью-то твердую грудь.

— Что тут происходит? — звучит над ухом низкий, раскатистый голос.

— Сервант… танцует, — подбираю слова я, потому как мебель уже действительно пошла в пляс.

Руки Бьерна на секунду ложатся мне на плечи, словно успокаивая, а потом так же быстро отпускают. Он делает всего полшага к серванту и… все мгновенно успокаивается. Если это и какой-то злой дух, то он точно очень трусливый.

— Это просто сквозняк, — делает “гениальное” умозаключение Бьерн.

— Пф! — фыркаю я. — Скорее землетрясение. Но это местное нечто боится тебя, так что я теперь просто обязана накормить моего спасителя. Иди, садись.

Киваю ему на стул, упрыгавший на середину кухни. Он отходит, и мне сразу становится прохладнее. Даже рядом с печью.

От Бьерна пахнет свежим утренним воздухом, кожей и чем-то неуловимо мужским. Наемник врывается в мое пространство и в мои мысли с пугающей легкостью. Но это все из-за того, что моя жизнь невидимой нитью связана с его невысказанной благодарностью.

Надо просто спросить, помнит ли он меня. И просто произнести “спасибо”, сразу полегчает, я уверена.

Бьерн берет нож и нарезает оставшийся со вчерашнего ужина хлеб и сыр. Я цепляюсь взглядом за его плавные, но очень мощные движения. Хотя, казалось бы, что такого в нарезке сыра?

Встряхиваю голову, выкидываю сгоревшие оладьи и наливаю новые.

— Я же говорил тебе уехать из города, — внезапно говорит он, перекладывая сыр с доски на тарелку, взятую в том самом устрашающем серванте.

Я не вижу его лица, также как он не видит моего. Но по интонации понятно: он не шутит, но и не упрекает. Бьерн как будто знал, что я не уеду.

— Тогда я бы не заработала уйму денег на чьей-то внезапной победе, — отвечаю я.

— Тогда бы кое-кому не пришлось бы убегать от бандитов, — парирует он.

— Тогда я не смогла бы снять этот милый домик, а тебе…

— А мне не пришлось бы мучиться на отвратительной кровати.

— Да в гостинице ты вообще на полу спал! — я не выдерживаю и поворачиваюсь.

— Мне нужно было потеснить тебя на кровати?

Вот так и дала бы половником ему в лоб!

— Бьерн, — отвечаю я серьезнее и спокойнее. — Ты ничего не объясняешь, сам куда-то все время уходишь. Почему я должна просто взять и послушать?

— Вот поэтому я и не удивлен, что мы в итоге оказались тут. И ладно… Насчет танцующего серванта надо подумать, — он подает мне тарелку, намекая, что ждет свой завтрак.

Я накладываю в тарелку первую порцию оладий и протягиваю Бьерну. И снова, как абитуриентка в академии магии, смущаюсь. Это ненормально и надо лечить.

— Ты сам вчера сказал: у меня большие планы, и, уехав из города, я не смогу их осуществить, — отвечаю я. — Мой муж… Он решил, что я ручная собачка, которую можно выкинуть из ненадобности. И я… Я хочу его растоптать.

— От любви до ненависти один шаг? — выгнув бровь, спрашивает Бьерн, когда я сажусь со своей тарелкой напротив него. — Когда остаются какие-то чувства, всегда есть возможность вернуть все обратно.

Пинаю наемника под столом, а он внезапно для меня ловит мою ногу между своих. Дергаю, но он не отпускает, давая понять, что вот так с ним обращаться не надо.

— Это не ненависть, Бьерн. Это презрение, — выдыхаю я, когда меня освобождают “из плена”. — У мужика есть совесть и голова на плечах, а не в другом месте. У моего мужа — ни того ни другого.

Наемник молчит какое-то время и медленно ест, смакуя каждый кусочек.

— Ты уверена, что тебе нужны эти кремы? Мне кажется, ты на своих оладьях состояние заработать можешь, — шутит он, а потом, в привычной ему манере, быстро переключается на серьезный тон. — Будь осторожнее на улицах Красмора, Элиз. Здесь есть те, кто пострашнее твоего бывшего и вчерашних мелких бандитов.

И только сейчас я понимаю, что про бандитов-то я ему не рассказывала. Я уже собираюсь пытать Бьерна, откуда у него такие сведения, как снаружи, с заднего двора, раздается какой-то грохот.

Опять хулиганит буйный дух? Решил, что тут, в присутствии наемника, страшно, значит, надо на улицу.

В дополнение к грохоту слышится ржание Грома, и мы с Бьерном подскакиваем с места. Там, перекладывая дрова, суетится Корнетта.

— И вам доброго утра, — срывается с моих губ.

Глава 22

Мы замираем на крыльце и некоторое время просто наблюдаем, как хозяйка дома перекидывает дрова с одного места на другое в крытой дровнице рядом с забором.

— Нира Корнетта? — зову я, видя, что старушка не особо замечает наше присутствие.

Бьерн откашливается.

— А? Что? — Корнетта поднимает голову, и, натолкнувшись взглядом на мускулы наемника, заметные даже под свободной рубашкой, похоже, решает, что с ним лучше не вести себя слишком нагло. — Так вы не обращайте на меня внимания.

Она отмахивается от нас и с этими словами продолжает свое бесполезное занятие.

— В каком смысле “не обращайте внимания”? Вы же тут… И что-то делаете! — удивленно отвечаю я.

— Ну и что? Мешаю я вам, что ли? Я тут припрятала кое-чего, сейчас найду и пойду, — не поднимая взгляда отвечает старушка.

Неужели она и впрямь не видит проблемы? Или просто проверяет мою выдержку на прочность?

— Нира Корнетта, — медленно произношу я с ядовитой учтивостью. — Мы вам деньги за аренду отдали?

Старушка напрягается и поднимает взгляд на нас, похоже, в этот раз осознавая, что мы не настроены закрывать глаза на ее присутствие в доме.

— Ну, отдавали, — говорит она.

— То есть вот это все, — я обвожу пальцем дом и задний двор, — сейчас подходит под право на неприкосновенность жилища?

— Вот нет у тебя совести, девка! — надувается как пузырь Корнетта. — Бабке старой не даешь вещи свои забрать? Или уже на мое покушаешься?

Ее причитания нарастают, как волна во время шторма, она активно размахивает руками и, кажется, старается привлечь внимание соседей. Но они как-то не привлекаются — видно, их бабка тоже успела достать.

“А можно я ее копытом лягну?” — спрашивает Гром, который все это время жевал сено у входа в конюшню, и недобро косит глазом на Корнетту.

Ну нет, мне еще обвинений в нанесении увечий не хватало. Я качаю головой, и тогда Бьерн выходит вперед.

— Неужели вы, такая мудрая и прозорливая женщина, стали бы иметь дело с проходимцами и аферистами? — вкрадчиво начинает он, играя на ее самолюбии. — Нет же? Такая мудрая женщина, как вы, не позволила бы себе это сделать. Так вот, доверьтесь снова вашей мудрости. Что вы там спрятали? Мы, как честные люди, это непременно найдем и вернем вам. Зато представьте: вам не придется самой перекладывать тяжелые дрова и пачкаться.

Корнетта ошарашенно открывает рот и тут же его закрывает. Сейчас остаться здесь и продолжить начатое дело будет означать то, что она откажется от звания “мудрой”. А я по глазам вижу, ей этого точно не хочется!

— Я… Так нет, — она явно придумывает, что бы такого убедительного соврать. — Вспомнила я. Не тут спрятала — дома у себя. Пойду я. У вас же было ночью все в порядке?

Ага. Значит, она все же знает про это что-то странное в доме. И даже радуется тому, что оно есть, ведь постояльцы сбегают быстро, а деньги она не возвращает.

— Кровать у нас качалась сильно, — невозмутимо замечает Бьерн, и глаза бабки вспыхивают довольным блеском. — Давно ремонтировали, нира Корнетта? А то ж все женатые пары только пускаете.

Тут старушка немного расстраивается, понимая, на что намекает мой “муж”, а я закрываю глаза рукой и заливаюсь краской. А можно было вот без этих шуток?

— Так, давненько, — говорит бабка. — Может, новую приобретете?

Бьерн усмехается и качает головой:

— Эту починим. А вы не беспокойтесь, нира Корнетта. Ваш дом в надежных руках.

Только вот фраза звучит так, словно он пообещал обратить его в пепел. И старушка не очень этим довольна, но выбирает тактическое отступление.

Когда она скрывается за воротами заднего двора, я поворачиваюсь к Бьерну.

— Вот, с одной стороны, тебе, конечно, спасибо, — произношу я. — Я бы еще долго пыталась выгнать ее. А с другой… Что это было про кровать?!

— Ну приврал немного. У меня кровать даже не качалась, она просто сложила свои полномочия под моей тяжестью, — отвечает он. — Я же говорю, отвратительная кровать.

Мы вместе смеемся, Бьерн берет сложенные под навесом рядом с дровницей инструменты, и мы идем обратно в дом.

Я прибираюсь после завтрака и ухожу снова в свою небольшую лабораторию, где проверяю будущую масляную настойку салвирелии. Все получается прекрасно. Я переживала о качестве масла, но, как выяснилось, все замечательно. У этого торговца можно будет брать еще. Только договориться о цене поприятнее.

В соседней комнате я слышу, как Бьерн то стучит молотком, то что-то пилит. А потом все затихает, и я не сразу понимаю почему. Закончил? Или надоело, решил, что лучше позвать настоящего столяра?

Любопытство пересиливает, и я оставляю свои склянки, но в комнате Бьерна не нахожу. Потому я спускаюсь, но и внизу его нет. Поэтому я выглядываю в окно и тут же жалею: у нас перед домом стоит та самая Ленни, из-за которой Бьерну пришлось драться.

Снова замечаю ее кукольное личико и то, как она, словно заигрывая, наматывает прядку на пальчик. Я не вижу лица наемника, но мне все равно становится не по себе. Как будто маленькую иголочку в грудь засунули, и она теперь мешается, хочется ее вытащить, чтобы не кололась.

Ленни поджимает губы и, кажется, собирается уйти, но Бьерн ее останавливает за руку, оглядывается на дом, словно думает о чем-то, а потом кивает и… уходит вместе с ней.

Глава 23

Нет, мы, конечно, не обещали друг другу хранить верность, но можно же хотя бы не уходить с другими девушками настолько откровенно. Сбежала от изменяющего мужа, чтобы оказаться рядом с гулящим сожителем.

Настроение на эксперименты пропадает окончательно, заказы для девочек я уже все убрала в подпол для сохранности, салвирелия будет еще настаиваться до завтрашнего утра. Аппетит тоже покидает меня, а Бьерну обед готовить и подавно не собираюсь. Пусть его Ленни кормит.

В серванте снова начинает греметь посуда, внезапно, неработающие часы в гостиной бьют четыре часа дня (на удивление попадают в правильное время), стул делает два прыжка ко мне…

Нет, здесь я одна не останусь.

Навещаю Грома, предупреждая, чтобы он охранял дом, пока меня не будет. Решаю не привлекать к себе лишнее внимание: все же верхом на коне не любая девушка решится ехать, а собственного экипажа у меня пока нет. Найму по дороге.

Выслушиваю ворчание коня и предупреждение, что без Бьерна мне по улицам не ходить. На что отвечаю, что с наемником у нас просто взаимовыгодный договор, поэтому он не может быть моим личным охранником, у него и без меня дела есть. Вон, Ленни, например.

Гром отвечает недовольным фырканьем, а мне мерещится в нем: “Два упрямых осла”. Но когда я прошу повторить, мой конь делает вид, что ничего не было.

Я надеваю свое самое приличное платье, завязываю маску и запираю дом. Можно бесконечно долго откладывать неприятную часть, но однажды необходимость может так больно укусить, что будешь жалеть, что не заставил себя сделать это раньше.

Отправляюсь сначала к почте, чтобы отправить весточку адвокату — я же обещала с ним связаться. К тому же мне надо предупредить его, что я собираюсь изменить имя и уточнить, как это повлияет на процесс оспаривания документов.

А потом ловлю экипаж, чтобы добраться до резиденции герцога. Мне нужно добиться его аудиенции, чтобы все объяснить. Хотя как и что я ему буду объяснять — я понятия не имею. Он же наверняка спросит, а почему я решила взять не девичью фамилию? И что? Тогда придется сказать: “Да знаете, это я от вас сбежала замуж за этого козла, вот от меня и отреклись”.

Ну или он вообще меня слушать не будет, оставит это решение на откуп своим доверенным лицам, а те и вникать не станут, просто откажут и все.

Прыгнуть во всю эту придуманную мной авантюру оказалось гораздо проще, чем плыть дальше, потому что чем дальше я гребу, тем глупее, мне кажется, все, что я до этого делала.

Мне приходится ждать около часа в передней гостиной большого дома, больше похожего на дворец. Только от въездных ворот до высокого крыльца мне пришлось идти не меньше двадцати минут по длинной аллее мимо высоких кипарисов, а уж размеры и убранство гостиной вообще поражают воображение. Как будто все делалось для того, чтобы подчеркнуть достаток и статус владельца.

Ну, с другой стороны, чего еще можно было ждать от дракона? Наверняка гордится своим богатством, да и сам напыщенный индюк. Даже не удивлюсь, если он откажет мне в аудиенции — зачем ему встреча с какой-то…

— Доброго дня, нира, — звучит рядом голос, который заставляет меня обернуться. — Чем могу быть полезен?

Передо мной стоит немолодой, но все еще полный сил мужчина. Седина на висках только оттеняет темные волосы, а прямая спина и широкие плечи выдают в нем военное прошлое. Это герцог?

Сердце заходится в рваном ритме, а ладони мгновенно потеют от волнения. Сейчас мне гораздо страшнее, чем было в кабинете “Королевской Звезды”, ведь там у меня были козыри в рукаве, а сейчас — никаких.

— Здравствуйте, — я поднимаюсь с диванчика, обитого шелком с золотой нитью. — Я… Меня зовут Элиз Констанс. Я хотела бы видеть его светлость.

Мужчина внимательно окидывает меня взглядом с ног до головы, и я ожидаю увидеть на его лице хоть какой-то намек на то, что он подумал, но мне не везет.

— Я Гридер, камердинер герцога Фларена. Сожалею, нира Констанс, — говорит он, слегка кивая. — Его светлости сейчас нет. Но вы можете через меня передать все, что посчитаете нужным, и если на то будет действительная необходимость, герцог непременно назначит вам время для личной аудиенции.

Вот как. Значит, это не герцог. А дракон со мной встретится, только “если будет необходимость”. Она есть! И очень большая! Но… Но я не могу передать это через камердинера.

— Я могу… написать ему письмо? — спрашиваю я, но за этим вопросом кроется другой: “Он точно его прочтет?”

— Конечно, нира, — отвечает Гридер. — Я передам его, как только его светлость вернется.

Мне дают бумагу и перо. Не упоминаю в письме ни о Франце, ни о попытке убийства, ни о моей авантюре (а ведь при личной встрече рассказать тоже придется). Пишу только то, что встреча “жизненно важна для меня”.

Мне остается надеяться только на то, что слухи о герцоге правдивы, и он действительно настолько справедлив и благороден, как о нем говорят.

Когда я выхожу за ворота резиденции, на город уже начинают опускаться ранние сумерки, жара спадает, а люди, освободившиеся от работы и готовые погрузиться в ярмарочное настроение — наоборот, заполоняют улицы.

Яркие платья, разноцветные маски, аристократы, смешавшиеся в толпе с простолюдинами. Я давно не бывала в городе на праздниках, особенно на Летнем круговороте. Кажется, это было последний раз в тот год, когда мы открыли самую первую линию фабрики.

Потом на ярмарку всегда ездил Франц с управляющим (последний, конечно, с моими подробными инструкциями), а я оставалась дома с Корнелией развлекать “матушку”.

Я неторопливо иду через толпу, рассматривая разноцветные гирлянды, натянутые между домами, и фонарики в окнах. Таверны даже не закрывают двери, и оттуда на улицу льется заводная музыка.

Сейчас даже искать экипаж бессмысленно — он просто не проедет по заполоненным людьми улицам. Да и спешить мне сейчас некуда: дома темно и немного страшно. А тут такая атмосфера, что на душе словно становится светлее и ярче. И это я даже не добралась еще до главной площади!