Обожженные изменой. Только позови!

Пролог

Пролог

– Ты! Ты! – кричу мужу и больше ничего сказать не могу. Будто все слова забыла от отчаяния.

– Ну я. И что с того? – усмехается он, сведя мою трагедию к банальной истерике.

– Я видела тебя с ней! – выпаливаю резко. Мотаю головой, желая развидеть.

Мой муж, расслабленно сидящий в кресле. Затылок безмятежно покоится на высоком подголовнике, глаза закрыты, ноги расставлены. А между ног блондинистая голова секретарши.

– Ну и что? – пожимает плечами Эрик. – Нечего было врываться. Это тебя не красит.

– Меня? Меня не красит? – ору, еле сдерживаясь. И даже не знаю, что меня бесит больше: сам факт измены или циничный тон мужа.

– Ты должна понимать, Леся… Мы взрослые люди. Мне время от времени требуется релакс…

– Вот прямо на рабочем месте требуется? – взвиваюсь я. – Приди домой и… релаксируй! – реву навзрыд.

У нас же нормальная семья была. Любовь. А тут релакс какой-то с секретаршей.

– Ты моя жена, – рявкает Эрик. – И есть вещи, которые по отношению к жене недопустимы…

– А с этой… как ее? – нервно хожу по комнате. Кажется, еще минута, и меня вырвет.

– Да какая разница, как ее, – морщится Ларсанов. – Подумаешь, во рту подержала…

– Ты с ума сошел, – выдыхаю, не скрывая ужаса. И выбежав из гостиной, несусь в спальню. Достаю чемодан. Закидываю туда вещи. Свои и сына.

– Угомонись, Леся, – подходит вплотную муж. Одним движением сковывает мои руки. – Я тебе не позволю уйти. И сына не отдам. Поэтому, давай, вытри слезки и подумай, куда пойдем поужинать. Мир, девочка, – развернув меня к себе, чуть приподнимает мой подбородок. Заглядывает в лицо. Словно проверяет, успокоилась ли я, или нет. – Давай, капель каких-нибудь накапаю, – предлагает заботливо.

– Ничего мне не надо, – выворачиваюсь из захвата. – Оставь меня в покое! – вытирая слезы, бегу в ванную. – Видеть тебя не хочу!

– Собирайся, Леся. Время пошло, – стучит по циферблату брайтлинга муж. – Полчаса тебе хватит собраться. А я пока закажу столик в твоем любимом «Стелла де маре».

– Я никуда с тобой не пойду! – выкрикиваю, распахивая дверь ванной. Но не успеваю скрыться, как Эрик нападает сзади и ощутимо впечатывает меня в стену. Сильные пальцы зажимают шею и, мне кажется, легко переломают позвонки. А совершенно спокойный голос доводит до ужаса.

– Запомни, Леся. Ты моя жена и должна подчиняться. А то, что ты видела… Забудь. И впредь звони, когда собираешься навестить меня на работе. Я брошу все дела ради тебя. Поняла?

Другая рука мужа проникает мне под блузку. Сдвигает вверх кружевные чашечки бюстгальтера. По-хозяйски ложится на грудь, сминая ее, как спелый плод. Чувствую себя бабочкой, пришпиленной на месте, и боюсь пошелохнуться.

– Пусти… больно, – только и могу пролепетать.

– Собирайся, – вжимается в мои ягодицы затвердевший член. – Или пойдем сразу в койку? Как пожелаешь, малышечка…

«Нет, только не это!» – к горлу подкатывает вязкий ком. Даже дышать не могу.

– Отпусти, пожалуйста, – прошу еле слышно. – Я все поняла. Сейчас соберусь.

– Я надеюсь, ты будешь послушной, Леся, – цедит Эрик, не двигаясь с места.

– Да, да, – всхлипываю, пытаясь снова обрести свободу.

– Умница моя, – больно сжимает ягодицу Эрик. И наклонившись, шепчет хрипло. – Давай, постарайся, Лесенька. Соберись. Покажи, как ты умеешь. Хочу, чтоб у меня только от одного вида встал.

– Хорошо, – выдыхаю, молясь лишь об одном. Пусть Эрик оставит меня в покое. Сейчас. Навсегда… – А Степу с кем оставим? – спрашиваю, когда муж отходит в сторону. Разглядывает в зеркале красивую физиономию. Проводит ладонью по скуле. Самовлюбленный наглый тип. Ненавижу!

«Теперь ненавижу. А еще сегодня утром любила», – думаю обреченно. Мне кажется, даже сердце биться перестает. Сжимается от отчаяния.

– Возьмем с собой, – передергивает плечами муж. – Я забронирую столик с видом на море. Стеф любит смотреть на кораблики…

Дергаюсь внутренне. Меня коробит глуповатое «малышечка», триггерит «Стеф» и ужасно бесит «Леся». Но сколько я ни просила не называть нас так, бесполезно. Эрик будто смакует каждое неприятное мне обращение и специально повторяет каждый раз.

А сегодня вообще нет сил что-то доказывать. Я чувствую себя использованной. Эрик даже не извинился. Как обычно, выставил меня виноватой. Даже соврать поленился. «Увидела – терпи. Я ничего менять не собираюсь».

Как он сказал… «Подумаешь, во рту подержала»!

Меня трусит от бессильной злости, от собственной ничтожности в глазах мужа. Да и кто я? Самая обычная приживалка. Ни денег, ни работы, ни связей.

Придется терпеть, детка!

У моего мужа не существует никаких оправданий. Виновен кто угодно, только не он сам. Не удивлюсь, если девочке, обслуживающей его, он выкатил штраф.

«Надо уходить», – закрыв за Эриком дверь, сползаю вниз по стене.

«И куда ты уйдешь одна с сыном? Ларсанов тебя везде найдет», – пытаюсь осознать степень стихийного бедствия, в которое влипла.

«Деньги… В сейфе всегда лежат деньги, и я знаю код. Плюс на счетах у меня скопилось. Нужно перевести их в другой банк, чтобы Эрик не заблокировал… И надо попросить помощи!» – думаю лихорадочно. И если первые два пункта решаемы, то третий вызывает большие сомнения. Никто не сможет мне помочь. Богатые и знаменитые не станут из-за меня портить отношения с Эриком. Спецслужбы… Но там у меня знакомых нет, и никогда не было.

– Лесенька! – стучится в дверь Ларсанов. – Не торопись, милая. Столик заказан на девятнадцать. Ты пока прими ванну, а я съезжу за Стефом. Заберу с робототехники…

– Хорошо, – откликаюсь я. Прикусываю себе язык, чтобы не заорать по привычке «Спасибо, милый!».

И как только за мужем закрывается дверь, на всех парах вылетаю из ванной. Как сумасшедшая, лихорадочно листаю инсту. Только бы я не удалила контакт!

«Слава богу, есть!» – выдыхаю с облегчением, утыкаясь взглядом в фотки счастливой семьи. Моя одноклассница Настя Макарова в окружении двух красивых детей. Говорят, она вышла замуж за какого-то богатого мужика и переехала в Москву.

Глава 1

– Приехали, товарищ майор, – тормозит около моего подъезда Рома Иконников, встретивший меня в аэропорту.

– А? – моргаю спросонья. – Спасибо, Ром. Давай, до завтра, – пожимаю тонкие пальцы нового мажористого напарника.

«Блин, вот что с таким делать? Как работать? – морщусь мысленно.- Придется решать в ближайшее время. А сейчас главное, спать. Сколько суток я на ногах?»

– Глядите, товарищ майор, – кивает Иконников на мой крузак, припаркованный около подъезда. – Это кто ж такой тут у вас бесстрашный?

Мажу осоловелым взглядом по серебристому боку любимой тачки. Что за фигня?

– Как будто кофе облили, – вздыхает натужно Иконников.

– Ладно, разберемся, – морщусь я, выбираясь из машины. – До понедельника, Ром…

Хмуро кошусь на загаженный крузак и, войдя в лифт, открываю наш домовой чат. А там стопятьсот сообщений!

Пока еду к себе на четвертый, пытаюсь вычленить главное. Но ничего не получается. В глаза как песка насыпали.

Все потом – кидаю телефон в карман куртки.

«Найду урода. Заставлю отмывать. Мордой натыкаю, как кота шелудивого», - на выходе из лифта в другом кармане нащупываю ключи. И моментально боковым взглядом засекаю какое-то движение на лестничной клетке. Ребенок. Один. Рядом валяется рюкзак и игрушки какие-то.

– Здравствуйте! – звонко окликает меня пацан. Сидит на подоконнике. Ногами болтает. Сколько ему? Лет семь, наверное.

– Привет! – внимательным взглядом ощупываю мальчишку. Одет прилично, в чистое. На ногах яркие сапожки с отражающими свет вставками. На полу сменка. Ждет кого-то! Только у нас в подъезде его сверстников нет. Особо ждать некого. – Ты чего тут? – кидаю около двери сумку.

– Маму жду, – печально вздыхает пацан. – Я из школы пришел, а ее дома нет. Представляете?

– С трудом, – признаюсь честно.

У нас на площадке ни у кого детей нет. Семей тоже. Если разобраться, я тут один живу. И уже привык. Две других квартиры принадлежат Сане Димирову. Он у нас олигарх. И обе хаты держит закрытыми. Может себе позволить.

– А вы здесь живете? – кивает пацан на мою дверь.

– Ну да, – усмехаюсь я.

– А почему я вас раньше тут не видел? – бесхитростно интересуется пацан.

– Я в командировке был.

– А где?

– На Дальнем Востоке, – отвечаю терпеливо и сам не понимаю, когда мелкий умудрился перехватить инициативу в разговоре. Кто из нас следователь по особо важным? Он или я? – А ты где живешь? – спрашиваю, устало спускаясь к ребенку.

Ну не могу я тут его одного оставить.

И в квартиру пригласить не могу. Сразу доброхоты пару статей с отягчающими наклепают.

– А я – в этой! – звонко сообщает пацан, показывая пальцем в направлении квартиры напротив моей.

А-а-а, квартиранты, значит! Выходит, Саня все-таки сдал одну хату… Или продал? Надо уточнить.

– Ну, рассказывай, – сажусь рядом с мальчишкой на подоконник. – Как тебя зовут? Откуда вы приехали с мамой?

«На мою голову», – чуть не добавляю на автомате, но вовремя сдерживаюсь.

– Я – Степа Ларсанов, – представляется ребенок.

– Хорошее имя, – усмехаюсь я криво. – Везет мне на Степанов.

– А вы кто?

– Борис Николаевич, – улыбаюсь ребенку. Протягиваю ладонь для рукопожатия. Пацан смотрит на меня удивленно, будто колеблется или не знает, что делать. А потом нерешительно кладет ладошку на мою лапищу.

– Мы раньше жили в Сочи, – тараторит мальчишка. – А потом мы с мамой переехали, а папа там остался. А в новой школе меня дразнят Лавсаном. И мне не нравится. Вот в старой…

Пацан рассказывает, а я постепенно уплываю.

Может, и стоило завести семью. Жениться на смешливой девчонке. Нарожать детей. Сейчас бы меня встречал кто-то близкий. И соседского пацана можно было бы пригласить в гости.

«Ага, именно для этого и стоило жениться», – ехидно замечает здравый смысл. – Сейчас мамашу дождусь непутевую, сдам ей мальчишку. Приду домой, наварю пельменей. Нажрусь и завалюсь спать.

А потом… все дела потом…

– Здравствуйте, Борис Николаевич! – раздается со второго этажа звонкий голос соседки. – Вы вернулись? Ну хоть теперь порядок будет… Видели уже, как вашу машину заляпали?

– Да, Анна Григорьевна, уже разбираюсь, – улыбаюсь божьему одувану и снова переключаю внимание на пацана.

А тот уже чуть не плачет.

– Что случилось?

– Эта бабушка нехорошая, – шепчет он расстроенно. – Она маму мою все время ругает.

– Почему?

– Говорит, будто это мама выливает на машины остатки кофе. Говорит, что скоро нас отсюда выгонят…

– А мама что? – спрашиваю из любопытства.

– Мама хорошая, – печально вздыхает пацан. – Она ничего с балкона не выливает. А старушка эта ей не верит… Вы правда разберетесь? – поднимает на меня расстроенные глазенки.

Глава 2

Глава 2

Квартира встречает меня хмурым полумраком задернутых штор, заброшенностью и вонью пропавших продуктов. Видимо свет отключали надолго и холодильник потек.

Твою ж мать!

Кинув в коридоре сумку, прохожу на кухню. Так и есть на плитке бурые подтеки. А стало быть, надеяться на пельмени нечего.

Сгребаю в пакет содержимое холодильника. Гордо иду к мусорным бакам.

Просчитываю варианты, где бы пожрать по-быстрому. А их не так много.

Первый и самый простой, зайти в ближайшее кафе на Арбате. Что там от нас недалеко? Вареничная?

Но снова давиться общепитовской стряпней не хочется. Поэтому остается два варианта.

Заехать к сестре. Но его я пока отметаю или к Ане.

– Привет, куколка, - звоню любовнице. - Я вернулся. Соскучился ужасно, - выдавливаю из себя пустую фразу.

– Боря, - холодно отрезает Аня. - Не звони мне больше. Я замуж выхожу. Понял?

– Конечно, - роняю холодно и не чувствую ни обиды, ни злости. Просто глухое раздражение. Нужно опять кого-то искать. Нет, не для серьезных отношений, а для снятия стресса.

Ну не создан я для семьи, не создан! Работа собачья, характер гадкий… Зачем хорошую женщину мучить? Да я и не люблю я никого. Никого никогда не любил… Только в школе. Но это не считается.

Остается только поехать к сестре. И там же завалиться спать.

– А что ты сразу к нам не приехал? - выговаривает мне мелкая. - Твой племянник спит. Степан тоже.

– А ты?- ляпаю, машинально роясь в карманах в поисках ключа от машины.

– А я тебя жду, - отрезает сестра. – Ты же сказал, что сегодня прилетишь. Я суп куриный сварила.

– Сейчас буду, систер! - роняю, оглядывая Крузак. На серебристом фоне темно-коричневые пятна смотрятся как запредельный акт вандализма. Поймать бы эту суку, что испортила мне машину, и взгреть хорошенько. Я умею, практикую.

Задрав голову, осматриваю соседские балконы. На всех сетки, кроме четвертого этажа. Квартира Сани Димирова, где сейчас живет вихрастый пацан со своей суетливой мамашей.

Что он там говорил? Ее подозревают? Но дыма без огня не бывает. А тут и слепому видно.

Провожу по самому светлому пятну. А оно не оттирается. Тру липкие подушечки пальцев и свирепею. Кто-то специально намешал в кофе побольше сахара и этой мутью облил машину.

Кто? Понятно кто!

Сука! Я тебе покажу. Ты хоть поняла с кем связалась?

Выдыхаю, стараясь действовать хладнокровно. Но получается плохо.

Кулаки инстинктивно сжимаются. А я против воли влетаю в подъезд на первой крейсерской. Взлетаю на свой этаж. Звоню в квартиру напротив.

Дверь почти сразу же открывается и я оторопело пялюсь на блондинку в обтягивающей майке.

– Какого ты на мою машину помои льешь? - рявкаю еле сдерживаясь. А увидев рядом пацана, жмущегося к ноге матери, прикусываю язык.

– Это не я!- возмущается девица. - Хватит на меня клеветать. А то обращусь в полицию.

– Обращайтесь,- достаю из кармана ксиву. Смотрю в упор. Бесит она меня. Страшно бесит.

Девчонка скользит взглядом по корочкам и выдает с вызовом.

– Вы сюда пришли, как должностное лицо? Тогда я вынуждена переписать данные вашего удостоверения.

– Зачем?- рычу оторопело.

– Так положено, - вскидывается девчонка.

Прошаренная, да?

– Короче, я предупредил, - цежу угрожающе. -Еще один прецедент и ты уедешь из Москвы по месту прописки. Поняла?

– Это не я, Борис Николаевич, - мямлит девчонка, а в глазах плещется страх.

"Чего же ты так испугалась, девочка?"- думаю, наскоро оттирая машину. А пятна, сука, стоят насмерть. Видимо, красавица сахара не пожалела.

Оглядываю Крузак. Теперь он просто выглядит грязным, но не опущенным.

"Ладно, пойдет", - думаю, заводя двигатель. Может, у зятя спецы помоют. Должна же быть от него хоть какая-то польза.

Выезжаю на Смоленскую набережную, по привычке перестраиваюсь в левый ряд и до самой Михеевки размышляю сначала о сестре и ее муже. А потом мысли плавно переходят на племянника. Смешной пацан. Николай Степанович. Генерал наш. У него все строем ходят. Особенно зять.

Улыбаюсь, вспоминая как сестра и ее муж носятся с наследником.

"Мне такое точно не светит", - размышляю, въезжая в коттеджный поселок в ближнем пригороде Москвы.

– Я приехал, - звоню сестре.

– Ну слава Богу, - выдыхает она. Ворота автоматически открываются, пропуская меня на территорию. Охрана подозрительно косится на мой заляпанный Крузак. Взбегаю по ступенькам. А в холле меня уже встречает Ира.

– Что с машиной?- недоверчиво осматривает тачку в витражное окно

– Акция протеста. Кому-то я помешал, - пожимаю плечами.

Глава 3

Глава 3

Всю дорогу до дома я гадаю, что же там могло произойти? На светофорах и в пробках лихорадочно листаю домовой чат. Но там кроме заполошных возгласов милейшей Анны Григорьевны «куда катится мир?» и дурацких шуточек Сереги из девятнадцатой никакого конструктива нет.

Председатель ТСЖ просит соблюдать спокойствие и лишний раз не выходить из квартиры. А собачница из пятидесятой ноет, что не может попасть домой.

Полная фигня!

Сохраняю номерок Василисы. Перезваниваю. Но девчонка не берет трубку. А потом и вовсе сбрасывает. Ну погоди, красавица. Выдернула меня из теплого Иркиного дома. Ни поспать теперь нормально, ни поесть.

Но нормальный здоровый цинизм отступает в сторону, а ему на смену приходит тревога. Что там с ними? Надо успеть.

Набираю бывшего напарника, до сих пор тянущего лямку в районной управе. Если действительно ЧП, наши должны быть в курсе.

– По Плотникову переулку был вызов? – спрашиваю устало.

– Слышь, Николаич, – весело откликается он. – Сорок третья твоя квартира! Мы к тебе тут всем отделом выехали… Накрывай поляну.

– Ну какая поляна, бро? В холодильнике мышь повесилась. Так что случилось? – напрягаюсь не по-детски.

– Ты скоро будешь? – уходит от ответа дружбан и веселится, зараза. – Тебя тут сюрприз ждет. Вспоминай дорогой, кому насолил в последнее время!

– Да какой насолил! Не успел еще. Я только сегодня из командировки вернулся. – Морщусь, перестраиваясь в левый ряд. Выставляю на крышу мигалку.

– Давай, подгребай быстрее. Мы уже на месте. Тебя ждем, – выдает мне мыслитель хренов. Так бы и всек по таблу.

– Еду уже, – вздыхаю недовольно. – Так что там? – повторяю настойчиво. Но Генка, сучий потрох, уходит от ответа.

– Это не телефонный разговор, бро, – усмехается он в трубку и докладывает кому-то. – Зорин уже подъезжает.

Наверное, народ кругом, но мне от этого не легче. Кроет от неизвестности. Ну что там могло случиться? И будь что-то серьезное, кто-нибудь из соседей возбудился бы в чате. А так там лишь одни Серегины подколки в стиле «мы все умрем».

Въезжаю под арку и торможу около соседнего дома. А возле нашего рядком стоят скорая, пожарная и полицейский ГАЗ.

«Что там, твою мать!» – бегу к дому. И обалдело пялюсь на подъездную дверь, перевязанную полосатой предупредительной лентой. Подныриваю привычно. Жму руки знакомым лейтенантам.

– Что там? – рычу воинственно. – Кто-нибудь пострадал?

– Да пока спокойно все, Борис Николаевич… – разводит один руками, а двое других отводят глаза. Мутная история. Квартиру мою вскрыли? И Василиса видела воров? Теперь ей угрожают?

«Хрень какая-то!» – взлетая по лестнице, перебираю в голове варианты. Лифт отключен. Но если работают спецслужбы, то это правильно.

Киваю каким-то парням, толпящимся на лестничных клетках. И добравшись, наконец, до своей квартиры, в ужасе смотрю на привязанную к двери гранату.

Это что за прикол, на хер?

– Начальство где? – мажу взглядом по молодому оперу.

– У соседки. Вроде ее рук дело. – Кивает на приоткрытую дверь Димировской квартиры. – Вас ждут, чтобы гранату обезвредить. И баба эта должна дать показания. Сергеич ее додавит на чистуху, не сомневайтесь!

Кого додавит? Василису? Да с какого фига!

В душе поднимается ярость. Кто посмел девчонку тронуть? Она явно не при делах!

«Обалдеть, поворот. Нашли крайнюю», – думаю, ощерившись.

Пытаюсь понять, кто это такой бесстрашный объявил мне войну? Кому жить надоело? Или это с Дальнего Востока ветром надуло? – перебираю в башке варианты и никак не могу определиться.

– Добрый вечер, – не разуваясь, прохожу на кухню. А там уже за стеклянным столом восседают районный майор и мой бывший напарник Геннадий Сергеевич Капитонов. Щеки алеют, лоб лоснится, а глаза горят азартно.

– Привет, – подскочив, пожимает мне руку. – Пойдем, выйдем, – шепчет еле слышно.

Пропускаю его вперед, а сам впиваюсь взглядом в Василису, понуро сидящую напротив. Она на меня даже не смотрит. Вытирает ладошкой слезы, пьет воду большим глотками.

Довел Генка девочку, вот же сука!

Кошусь на разложенные на столе бумаги, поднимаю взгляд и натыкаюсь на огромные умоляющие глазища.

Приедь я на десять минут позже, и Генка бы додавил. Он умеет. Повесил бы на Василису гранату. А там уже ничем не поможешь. Сразу автоматом накручиваются статьи – незаконный оборот оружия, прочая хрень и статья о терроризме. Не отмажешься. Лет на пять как минимум потянет. А пацана куда? Он же не переживет разлуку с матерью.

Старая застарелая рана ноет по привычке. На собственной шкуре испытал, каково это ребенку – без матери остаться. И пусть все давно закончилось, но я и врагу не пожелаю… Да и не враг мне Василиса!

– Ты на девчонку нахлобучить решил? – выйдя, смотрю в упор на майора.

– Да больше некому, Борь, – вздыхает он. – И соседи говорят…

Глава 4

– Разберемся, – киваю я. Ясен пень, Василиса не при делах. Где бы она гранату достала, и как бы ее прицепила. Тут специалист действовал, и наверняка не один. Пугают меня. Зря стараются. Я и так пуганый. – А где Степа? – оглядываюсь по сторонам.

– В спальне, плачет, – всхлипывает Василиса и со всех ног кидается к сыну. Подойдя к открытой двери, замираю в проеме.

– Мама, мамочка, – рыдает мальчишка, прижимаясь к ногам матери. – Я думал, они тебя арестуют, и я останусь один.

Вот он – страх маленького человечка, очень беззащитного и уязвимого.

– Борис Николаевич вовремя вмешался, – гладит сына по спинке Василиса. И сама чуть не ревет. Бедная баба. Непутевая какая-то, легкомысленная. Приглядеть надо за ней. А то еще вляпается в историю.

– Степа, пойдем, посмотрим, как гранату будут обезвреживать, – предлагаю ребенку, стараясь отвлечь. А то так до китайской пасхи рыдать можно.

– Правда? Можно посмотреть? – утерев слезы, в восхищении смотрит на меня мальчик. – А я думал, никого не пускают.

– Нам разрешат, – улыбаюсь я и тут же замечаю встревоженный взгляд мамаши.

– Борис… Николаевич… – вскидывается она. Замирает в ужасе. И глаза, твою мать. Какие-то они у нее говорящие.

– Все нормально будет, Василиса Анатольевна, – подмигиваю небрежно.

– Нет… Мне страшно. Степа – моя жизнь. Пожалуйста, не надо, Борис Николаевич, – умоляет она.

– Не будем, – улыбаюсь ей. И неожиданно понимаю, что хочу сделать. Поцеловать. Защитить. Да ну на фиг! Я ее сегодня только впервые увидел!

«Идиотизм какой-то! Оголодал ты, Боря. Надо найти кого-нибудь вместо Анечки и вдуть», – ругаю сам себя, украдкой разглядывая Василису. Красивая. Утонченная. Попа упругая, как орех. Такую девочку любить надо. Преклоняться. А я, охломон, не умею. Даже с какого боку подойти – не знаю.

– Ты где там застрял, Зорро? – окликает меня Гена. Вот спасибо! Понимаю, что я сейчас не при исполнении, и весь двор знает мое погоняло со времен детского сада. Но теперь, когда на губах Василисы расползается улыбка, мне любого прибить охота.

– Иду, – откликаюсь резко.

– Можешь не спешить, все уже обезвредили. Только в акте распишись, бро, – глумится майор. И мне почему-то хочется всечь ему в будку.

– Благодарю! – протягиваю руку саперам.

– Как тебя так угораздило, Зорин? – роняет старший по званию.

– Разберемся, – киваю ему. Мажу взглядом по соседской двери и замечаю высунувшуюся любопытную мордашку Степана.

– Борис Николаевич, вот вы где! – радостно окликает он, когда все расходятся. – Мама шарлотку испекла. Вы любите шарлотку? Я очень люблю! – бесхитростно признается Степан. В глазах плещутся нетерпение и любопытство. – Мама редко печет. Она занята. А мне так нравится. Вкуснее маминой шарлотки нет ничего, – выдыхает со знанием дела.

– Да ну? – улыбаюсь я. Но заходить не спешу. Но и уйти к себе уже не получится.

– А как же гранату обезвредили? – не отстает пацанчик. Цепляет разговором. Интересно ему.

– Робот приехал, съел ее. Переживал хорошенько и проглотил, – перевожу на детский сложный алгоритм операции по обезвреживанию.

– Робот? А я не видел! – удрученно всплескивает руками-веточками Степан. – Мама, мама, – кричит в квартиру. – Робот приезжал. Представляешь? А я не успел…

– Степа! Ты где? Сейчас же зайди и закрой дверь, – откликается откуда-то из глубины квартиры Василиса. А у меня в душе снова поднимается волна негодования.

Вот прям мать года!

Как можно ребенка без присмотра оставлять? Тем более сейчас. Она же понятия не имеет, разошлись саперы или нет, кто еще по подъезду шарахается.

Ну и шарлотка, естественно, Степина инициатива. Маман ни сном ни духом. Странная она какая-то.

– Степа, ты что тут один делаешь? – вылетает из квартиры.

– А я не один. Мы с Борисом Николаевичем о роботах разговариваем. Я его к нам на шарлотку позвал! Ты же не против? Правда? – смотрит на мать встревоженными глазенками.

Хороший пацан. Умненький. Еще не хватало, чтобы ему из-за меня влетело.

– Мне пора, – делаю шаг к двери. – До скорого, Степан, – поднимаю руку в знак прощания.

– Мм? – теряется мать и тут же берет себя в руки. – Борис Николаевич… Мы со Степаном приглашаем вас на чай. Я с утра шарлотку пекла.

– Извините, но у меня дела. Только из командировки прилетел, – пытаюсь отказаться я и ловлю себя на странной мысли. Мне хочется почаевничать со Степкой и его матерью.

«Да и узнать надо, кто поселился под боком. Мало ли…» – включаю режим следака. И мысленно морщусь. Ну кому ты врешь, Боря! Запал ты на девочку.

– Так чай много времени не займет, – улыбается она. Такая открытая, чистая, что глаз не оторвать.

На лестнице слышатся какие-то шаги. Кто-то спускается вниз и останавливается на ступеньках. Прислушиваюсь. Тишина. Наверное, показалось.

– Ладно, уговорили! – соглашаюсь со вздохом.

Глава 5

– А надолго в Москву? – интересуюсь светски.

– Как получится, – пожимает плечами девчонка. – Работа есть. Я – архитектор по образованию. Степе школа тут нравится. Степ, иди чай пить! – зовет сына, рванувшего в детскую.

По коридору слышится топот детских ног, и на кухню вбегает Степан.

– Смотрите, что у меня есть. Это дикие скритчеры. Балки Каприкорн! – протягивает мне какой-то кусок пластмассы.

– Балки Попкорн? – переспрашиваю ошалело. Кручу в руках неведомую фигню. – А в чем тут дело?

– Каприкорн! – смеется Степан. – Смотрите, он трансформируется! – крутит в руках игрушку мальчишка. И нелепый кусок пластмассы внезапно превращается в машинку.

– Прикольная штука, – замечаю на автомате.

– Да! Мне мама еще купит…

– Степан, – останавливает поток красноречия Василиса. – Мой руки, и за стол.

Ребенок несется в ванную и, вернувшись оттуда, деловито усаживается посредине. А его мать занимает место напротив. Раскладывает по тарелкам шарлотку и уже тянется за чайником, как я решаюсь провести небольшой следственный эксперимент.

– Мне бы кофе растворимого, – кручу в руках пустую чашку и добавляю глухо. – С сахаром.

Именно такой ядреной смесью обливают мою машину. И упаси бог, если это Василиса!

– А у нас нет! – охает она. – Мы не пьем. Может, от хозяев осталось… – подскочив с места, лихорадочно открывает все шкафчики и ящики. Наклоняется. И я как дурак моментально залипаю взглядом на упругой попке, обтянутой тонким трикотажем.

«Ты совсем ошалел, Зорин?» - усилием воли отвожу глаза.

Смотрю на белоснежные полки Димировской кухни. Кругом царит идеальный порядок. Но никакой банки с кофе я не вижу.

– Тогда чай! – улыбаюсь хозяйке дома. И выдыхаю с облегчением.

Не она. Не Василиса. Но я найду. Обязательно найду ту суку, которая гадит исподтишка.

– А вы давно тут живете? – интересуется с набитым ртом Степан.

– Прожуй сначала, – одергивает его мать.

– Давно, – улыбаюсь я. – С самого рождения. Тут еще мои родителями жили и сестра.

– А где они сейчас? – беззаботно продолжает допрос маленький следователь.

– Разъехались кто куда, – отвечаю уклончиво.

– А вы в семнадцатую школу ходили?

– Да, а ты?

– Тоже в семнадцатую, – понуро заявляет Степан. – У нас тут учительница строгая. Вера Николаевна. У вас она тоже была?

– Если она старенькая, то может быть. Но я не помню такую.

– Нет, она как мама. Только некрасивая.

– Хмм… – перевожу разговор на более насущную тему. – Как думаете, Василиса Анатольевна, кто обливает мою машину помоями?

– Я не знаю, Борис Николаевич, – охает девчонка. – Ваши доморощенные сыщицы подозревают меня. Дескать, только в одной квартире на окнах нет сеток, а в остальных есть.

– Их можно понять. Косвенные улики налицо, – развожу руками, а сам наблюдаю, как краснеют щеки Василисы. Как от волнения поднимается грудь. Волнуется девочка. Зря, конечно! – Я вас не подозреваю. Я на вашей стороне, – успокаиваю, как могу.

– Спасибо, – мяукает она. – Попробуйте шарлотку, – выдыхает, пытаясь скрыть облегчение.

Таращусь на лежащий на тарелке кусок с запеченной высокой шапкой белков. Пробую под напряженным взглядом соседки. А теперь она почему волнуется? Из-за шарлотки? – Очень вкусно, – признаюсь совершенно искренне.

– Я рада, – выдыхает Василиса.

– Я же вам говорил! – радостно восклицает Степа. – Самая вкусная шарлотка в мире – это мамина.

– Еще кусочек? – предлагает Василиса.

– Не откажусь, – улыбаюсь я.

Василиса привстает с места. Наклонившись, лопаточкой поддевает румяный ломтик. Перекладывает мне в тарелку. А я как завороженный пялюсь на декольте желтой майки, съезжающее вниз. Заныриваю взглядом под тонкий трикотаж и залипаю на ложбинке между грудей.

Четверочка. Не иначе!

«Интересно, какие у нее соски?» – посещает мою голову совершенно шальная мысль. И чудак в штанах трепыхается радостно. Вот только стояка мне сейчас и не хватало.

– Еще чаю? – машинально поправляет майку Василиса. И мне хочется закричать от отчаяния.

«Ты не ты, если голоден», – так некстати вспоминаю старую рекламу. И уж точно сникерс мне сейчас не поможет.

– Спасибо, – пододвигаю чашку. И неожиданно понимаю, что никуда не хочу уходить. Тепло мне на Димировской кухне и хорошо.

Украдкой рассматриваю Василису. Высокие скулы, огромные глазища и чуть припухлые губы. Фантазия сразу гонит похабный порожняк, член упирается в ширинку, а в голове ни одной здравой мысли. Полный ступор.

Попил чайку, называется!

– Спасибо, все было очень вкусно. – Усилием воли поднимаюсь из-за стола. – Пойду… Почти сутки не спал, – непонятно зачем оправдываюсь я. – В командировку летал на Дальний Восток.

Глава 6

Глава 6

Захлопнув дверь, первым делом прусь в душ. Стою под ледяной водой, пока зубы не начинают отбивать морзянку. Вытираюсь наскоро. Надеваю теплый халат, подаренный заботливой Ируськой, и плюхаюсь в кровать. Утыкаюсь носом в наволочку, которую менял месяца три назад. Смутно сожалею, что отказался от навязчивой идеи сестры присылать ко мне раз в неделю домработницу.

Вот только этого не хватало!

Никаких секретных материалов я дома не держу. Заметки и ежедневники таскаю с собой в сумке. Но по-любому чужой человек мне здесь не нужен. Мало ли кто заявится, подложит что-нибудь. А так идея хорошая. Приходишь домой, а тут уже прибрано, и обед на столе. И главное, никто мозги не выносит.

И сейчас бы точно женские руки не помешали. Убрать, постирать и, конечно, приготовить поесть.

«Надо будет в «Баркалу» позвонить… заказать какой-нибудь жратвы на завтра…» – думаю я и засыпаю на полуслове.

Глаза слипаются, унося меня из реала. Я снова оказываюсь в квартире напротив. Снова любуюсь Василисой. Сиськи под желтой майкой, надетой на голое тело, тяжело колыхаются. Заводят. Не отрывая взгляда от манящих карих глаз, делаю шаг навстречу. Девица тушуется, но с места не двигается. Просто смотрит на меня шало. Ждет от меня инициативы. Хорошая девочка.

– Иди сюда, – шепчу, подходя почти вплотную. Пробираюсь рукой под майку. Сжимаю упругую плоть, свободную от всякой кружевной дребедени. – Какая же ты нежная, – положив другую руку на затылок, выдыхаю прямо в губы. Накрываю их своими и терзаю медленным поцелуем. Василиса откликается, а я на радостях подхватываю ее на руки. Иду в спальню и неожиданно оказываюсь в длинном пустом коридоре управы. Один. Без девчонки. Оглядываюсь по сторонам и не нахожу ее.

– К вам не заходила? – с каменным стояком вламываюсь в кабинеты. И просыпаюсь, упираясь членом в матрас.

– Твою ж мать! – подскакиваю с постели. – Вася-Мася! Навязалась на мою голову…

Кошусь на электронные часы, мигающие в коридоре зелеными глазами. Половина второго. Еще вся ночь впереди, а я уже готов к подвигам. И все из-за дамочки из квартиры напротив.

Снова тащусь под холодный душ. Так и до воспаления легких недалеко! Энергично намыливаю себя и дорогого друга. Провожу по стволу для разрядки и пытаюсь сообразить, с кем бы закрутить роман. Нужна подружка. Ох, как нужна! Так долго продолжаться не может.

Соседка сразу отпадает. Дома и на работе никаких любовей. Это табу. Надо в контактах посмотреть. Может, кто-нибудь и найдется.

Вернувшись в постель, просматриваю список. Естественно, девчонок полно. Но многим даже звонить не хочется.

«Эта слишком манерная, и я не под ее запросы… Эта слишком худая…» – листая контакты, придумываю отмазки. Представляю, как с розой в зубах, нажимаю кнопку звонка соседней квартиры. И сам себя одергиваю.

Так не пойдет, Боря!

Давай, ищи женщину, баклан! Симпатичную, веселую и сговорчивую. Может, потом и женишься на ней, чтобы по ночам не искать, кого бы трахнуть.

«Жениться надо по любви», – пеняет мне совесть голосом сестры.

«Да ладно! Это все бабские выдумки! Видел я эту любовь. Насмотрелся. Ни одной бабе не поверю. Все они – суки, падкие на бабки и власть, – морщусь раздраженно. – Других нет. И будут говорить, клясться… а потом бац, и замужем за богатеньким долбоящером, и детей до фига. Плавали… Знаем.

Ну какая любовь? Кто ее видел? Симпатия есть, общие интересы, притяжение тел. Но это все научно обосновано. Биохимия, и никакой магии. Люди сами себе напридумывают всякой фигни. А потом страдают.

– О, Лена какая-то! – палец замирает на незнакомом контакте. – Вроде и ничего так, – всматриваюсь в фотку. Открываю ватсап. – Опачки, а тут и статус выложен!

Красивая брюнетка в красном платье крутится перед зеркалом.

«Собираюсь на свадьбу к коллеге. Надеюсь поймать букет!» – читаю незамысловатое признание.

Ну тут все ясно. Не замужем, но очень хочется.

– Откуда я тебя знаю? – вглядываюсь в незнакомое личико. – И откуда у меня твой номерок записан?

Зеленый огонек мигает под фоточкой. Девочка в сети.

«Привет, красивая!» – не подумав, отправляю сообщение.

«Ой, Боря, привет», – тут же приходит сообщение с кучей улыбающихся смайликов. – «А мы с Ирой о тебе говорили! Мы с тобой разминулись сегодня. Представляешь? Я к ним приехала, а ты уже смылся. Решила, что избегаешь меня!»

– Твою ж мать! – бью кулаком по одеялу. Это же Алена! Иркина школьная подружка. Еще свидетельницей на свадьбе у сестры была. Вот как я мог так вляпаться?

«Нет, ни в коем случае. Не придумывай! Если б избегал, сейчас бы не написал, правда? Ты очень красивая в этом платье», – делаю комплимент и больше всего на свете мечтаю слиться из этой дурацкой переписки.

«Да? Спасибо большое! Прям гора с плеч. А то я уже думаю, чем тебя обидела?»

«Ерунда! – отбиваю быстро. – Все, спокойной ночи, красотка. Хорошо погулять на свадьбе!»

«Быстро ты слился, Зорин, – ехидничает Алена. – Хочешь, пойдем вместе? А то меня все на работе задолбали, есть у меня кто или нет», – отправляет она печальные смайлики.

«Все ясно, колхоз «Десять лет без урожая!», – усмехаюсь криво. Аленку я знаю как облупленную. Для своих в лепешку разобьется, а чужих языком порезать может. Ну и характер не сахар. И по мне со школы сохнет. Ирка говорила. А значит, долго уламывать не придется.

«Пойти не смогу. Служба, Ален, – печатаю на автомате и добавляю в приступе великодушия. – Давай я тебя встречу. Где гулять будете?»

«Ресторан «Баркала».

«Я знаю, где это», – пресекаю попытки объяснить. – «Давай часов в десять подъеду. Идет?»

«Конечно, Боречка! Ты самый лучший», – тут же приходит ответ.

Откинув телефон в сторону, пытаюсь понять, во что я вляпался.

«Да нормально все!» – устало тру лоб. Аленка своя. Заранее известно, что ожидать. Ухаживать можно лайтово. Не напрягаясь. Ну и что, как Иркина подружайка? У меня серьезные намерения.

Глава 7

Глава 7

– Ты совсем чокнулся, Зорин? – потираю руку. Больно, бл*дь. Какого хера я зациклился на соседке? О делах думать надо. Шнур с двери снять не мешало бы.

Дождавшись, когда курьер уйдет, тихо открываю дверь и обалдело таращусь на чистую, свободную от всякого мусора ручку.

Твою ж мать! Вчера снимать надо было.

«А может, оно и к лучшему?» – захлопнув дверь, иду в кабинет. Включаю ноут. Щелкаю по значку камер наблюдения и с интересом смотрю, кто входил и выходил из подъезда.

А никто! Только курьер хренов. Но он к моей двери не подходил. И цветы около Василисиной оставил. Нет, курьер точно не при делах!

Тогда кто?

Взвешиваю все за и против. И ничего не могу понять. Вообще ничего! Не складывается у меня пасьянс. В нашем доме жильцы редко меняются. Кроме Василисы новых нет. И люди все благополучные, солидные. На пятом этаже – Ленкины родители, долбоящер Серега и чета тихих алкоголиков, боящихся меня как огня.

На четвертом олигарх живет местный. На рынке ларьки держит. Он весь этаж скупил. Противный чванливый тип, но меня опасается. И правильно делает.

На втором – в тридцать восьмой – бабка с пуделем, в сороковой – доктор физико-математических наук Арсений Палыч с детским доктором Розой Ивановной. Очень интеллигентные люди. С ними еще отец дружил! И Ира сейчас по поводу малыша консультируется. А в тридцать девятой сам председатель ТСЖ Каширин. Тоже никто не будет в ночи по подъезду бегать, веревочки отвязывать.

Первый этаж вообще отпадает. Там в инвалиды живут в двух квартирах. А в тридцать пятой – какая–то тетка из городской управы.

Остается только сама Василиса и ее драный курьер.

Твою ж мать!

Сжимаю кулаки. Усталым взглядом обвожу книжный шкаф, обнимающий с двух сторон письменный стол. Тут если вдарить, книги с полок посыплются.

Дергаю ручку ящика, лихорадочно ищу завалявшуюся там пачку сигарет. Вытаскиваю единственную непомятую. И выйдя на балкон, закуриваю. Так раньше отец курил в ночи. Все думал, как мать найти. Пропала, украли, убили…

А оно вон как обернулось. Жива-здорова. Дети-внуки. И денег до хера. Приехала. Устроила тут цирк с конями. Ирка правильно тогда сказала.

Ну хоть жива.

А я… До сих пор не знаю, что испытываю. Злость. Обиду. Разочарование. Пока искал, верил во что-то, надеялся. А теперь…

Выглянув с балкона, оглядываюсь, чтобы ни на кого не попасть, и сплевываю на газон. Краем глаза мажу по машине, припаркованной напротив подъезда. Даже в предрассветной мгле различаю на тщательно вымытой тачке темно-коричневые пятна.

– Нет у тебя кофе, говоришь? – зверею от бешенства. Влетев обратно в квартиру, натягиваю куртку, сую ноги в ботинки и, схватив ключи, бегу вниз.

Кто не спит у нас ночами? Василиса Анатольевна! Известный факт. И сеток у нее нет на окнах. Сама призналась.

В душе все закипает от негодования. Я же тебя, девочка, от срока спас. А ты? Зачем мне мстишь?

– Ведро воды дайте, пожалуйста! – прошу у консьержки. Выйдя на улицу, делаю глубокий вздох. Иначе кинусь обратно. Разнесу дверь соседней квартиры и хорошенько встряхну Санину квартирантку.

Решила со мной в игрушечки поиграть? Так я тебе устрою срочный выезд по месту прописки.

– Вот, Борис Николаевич, – протягивает мне небольшое ведерко консьержка. – Хорошо бы камеры от подъезда поставить. Чтобы за машинкой следили.

– Поставим, Елена Марковна, все поставим.

Кого надо, выставим! Только доказательства мне нужны. Веские.

Приглядываюсь к пятнам. Странно, сука! Вроде с небольшого расстояния выливали. Пятна круглые, правильной формы, почти нет косых подтеков.

Задрав голову, смотрю на окна. Ну и кто тут у нас страха не ведает?

Анна Григорьевна отпадает. И снова остается одна Василиса.

В кармане пиликает сотовый. Восточный мотив.

Шахерезада-да-да!

Ясен пень, кому не спится в ночь глухую! Плюс еще разница во времени. Там в Персидском заливе плюс один час к нашему.

– Привет, – скупо роняю в трубку.

– Боренька, – тянет мама. – У тебя все в порядке? Сон мне плохой приснился…

«А где ты была, когда у меня лютый трындец был в жизни? Когда Ирку маленькую на себе по морозу в садик пер? А потом обратно? Где ты была, красивая? Шейху песни пела?» - подступает к горлу обида. Отец простил. Ирка. А я не могу.

– Да все нормально, мам, – выдыхаю тяжко. – Тут какой-то чудак мне машину заляпал. Вот мою с утра. Считай, зарядка! Как у тебя?

– Жарко. Давление поднимается. С Колей вчера до трех ночи разговаривали.

– Это хорошо, – замечаю, яростно оттирая грязные пятна. Не спрашиваю, до чего договорились. Папа от великой любви давным-давно простил свою Нину. У Ирки сердце мягкое. Один я, как баба Яга, против.

– Ты бы приехал, – робко замечает мама.

– Не могу. Прости. Работа, – отрезаю на автомате.

И во все глаза смотрю на Лену Ковригину выходящую из подъезда. Черные волосы собраны в аккуратный пучок. На ногах сапожки на каблуках. А на плечах объемная куртка оверсайз, похоронившая все достоинства хозяйки.

– Прости, мам, вторая линия, – прощаюсь быстро. И улыбаюсь Иркиной подружке. – Привет, привет! Ты какими судьбами здесь?

– Так я живу в квартире родителей, – улыбается мне моя новая пассия.

– А они?

– На даче теперь зимуют. Папа там такой дворец выстроил. Съездим как-нибудь?

– Обязательно, – киваю я, и тут до меня доходит. – Тебя подвезти, Ален?

– Мне на метро удобнее, – кивает она на нашу дворовую арку. – До вечера, Боречка!

– Я к десяти подъеду, – киваю я и тут краем глаза замечаю на третьем этаже какое-то шевеление. Поднимаю глаза. Василиса! Снимает белье с балконной веревки.

– Житья от нее нет, – проследив за моим взглядом, вздыхает Аленка. – Ладно, Бо, до вечера, – Алена, привстав на носочки, легко прикасается губами к моей щеке.

Дружески целую в ответ. И неожиданно чувствую, как внутри все атрофируется. Не та женщина! Совершенно не та!

Глава 8

Глава 8

– А чем она тебе не угодила? – смотрю в упор на Аленку.

Просто интересно, какого хрена все наши против Василисы настроились. Сколько меня не было? Месяц? Как-то быстро начали дружить против. Подозрительно.

– Ой, ну ее! – морщит идеальный нос Алена. – Мальчик шумный, невоспитанный. Твою машину обливает, мусор соседям под двери подкладывает.

– Хмм, странно, – тяну я, закидывая тряпку в Крузак. И уже собираюсь уточнить по поводу пацана. Откуда у Алены такие выводы, если она целыми днями пропадает на работе, а на выходные ездит к родителям на дачу. Но не успеваю.

Во двор бодро въезжает воронового крыла Гелек, а за ним – серая неприметная Ауди. Обе тачки я знаю. В Аудихе катается охрана Криницкого, а на Гелеке разъезжает моя сестра. Вот только зачем она притащилась ко мне рано утром, вопрос!

– О, к тебе гости! – улыбается Аленка и первой бежит к Ире, выходящей из тачки. – Систер, привет!

– Вынь Никулика из кресла. Он не спит, – дает мне указание моя мелкая.

С легким ужасом смотрю на парней из охраны, достающих из багажников какие-то сумки, на худенькую Ларису Алексеевну, Иркину помощницу, неловко выбирающуюся с заднего сиденья Ауди.

– А кто это ко мне приехал? – распахнув дверцу Гелека, расстегиваю ремни безопасности. Достаю племянника. На автомате целую в румяную щечку. – Иди ко мне, Колян. Ты хоть понимаешь, что происходит? – прижимаю к себе ребенка.

«Вот мне бы такого. Своего!» – проносится в голове ярким всполохом дурацкая мысль. И я на автомате поднимаю глаза к Димировским окнам.

«Ну какие тебе дети?» – одергиваю себя. Ты же с работы только переночевать приходишь. Ни выходных, ни праздников. Одни засады и очняки.

– Боря, – зовет меня сестра. И я словно в себя прихожу от морока.

– Ты от мужа ушла, что ли? – интересуюсь ехидно. – Вчера вроде ничего не предвещало.

– Даже не надейся, – фыркает Ира, первой заходя в подъезд. Следом плетемся мы с Коляном, а потом остальная процессия. Ясен пень, зачем сеструха с утра притащилась.

– Тогда что? – прикидываясь идиотом, бросаю ей в спину.

– Дома поговорим, – отвечает моя нахалка. Единственная женщина в мире, которой разрешается крутить из меня веревки. Может, поэтому и не хочу я семью и детей? С Иркой нанянчился по самое здрасьте. С ложки кормил, нос вытирал. Воспитал на свою голову.

– Так, – заявляет сестра, сразу проходя в гостиную. Снимает с ребенка голубой комбез и смотрит на меня внимательно. – Я больше спрашивать не буду. Ты прям одичал, Боря. Жрешь что попало, ходишь как бродяга. И в квартире бомжатник. Так больше продолжаться не может. Вот Лариса Алексеевна будет ежедневно приходить. Готовить, убирать и гладить одежду.

- Да не надо мне! – делаю попытку соскочить.

- Половина квартиры моя, - предупреждает домашний юрист. Вот выучили на свою голову! – Кухня и службы – сервитут. А к тебе в кабинет никто заходить не собирается.

– Ладно, - сдеюсь я. - Раз в месяц!

Сажусь на диван рядом с племянником. И тотчас же маленькая ручонка тянется к моей лапище.

– Ты руки помыл? – строго спрашивает Ира. Со вздохом поднимаюсь и плетусь в ванную. Втайне надеясь сегодня пережить нашествие сестры и ее прислуги. А там инициатива сойдет на нет, и я отмахаюсь делами и занятостью. А сегодня, так уж и быть! Пусть уберут и поесть приготовят.

– Нет, раз в месяц меня не устраивает, – вдогонку кричит Ира. – В крайнем случае, через день…

– Слишком часто, – вернувшись, беру племянника на руки. – Раз в две недели, – предлагаю более приемлемый вариант.

– Нет, раз в три дня, – стоит она на своем.

– Ну, тогда раз в неделю, – выдыхаю я, поддерживая под попу Коляна, прыгающего у меня на коленях. И , наткнувшись на ликующий взгляд сестры, понимаю непреложную истину. Меня сделали как пацана. Отымели!

– Вот и хорошо, – довольно кивает Ира. – Я сейчас все тут объясню Ларисе Алексеевне, а ты пока своими делами займись.

– Я полежу, – укладываюсь на диван. И Колька, словно котенок, умащивается у меня на груди.

– Вот и хорошо, – повторяет Ира. Чмокает в макушку сына, потом меня. И уходит. Да еще и дверь за собой прикрывает. И на душе становится так тепло и уютно, будто действительно меня как бесхозного кошака подобрали на улице. Приютили. Обогрели. Ну и хорошо.

– Дя-дя-дя, – лепечет малыш. Бьет ладошками по моей груди.

– Один ты меня понимаешь, Колька, – глажу ребенка по спинке.

«Жениться надо бы! Хоть на той же Алене», – думаю я, но вместо подружки сестры представляю рядом Василису.

«Пусть лучше домработница приходит», – отряхиваюсь от глупых видений и, обняв племянника, лишь на минуту прикрываю глаза.

Из кухни доносятся приглушенные голоса. И запах нормальной домашней еды тянется волшебным шлейфом. Заползает в ноздри, делает меня добрее. А еще кофе. За Иркин кофе я на все согласен.

– Повезло нам с твоей мамой, – шепчу засыпающему племяннику и сам проваливаюсь в глубокий сон.

А когда просыпаюсь, в доме царит полная тишина.

«Приснилось мне, что ли?» – одиноко сажусь на диване. Принюхиваюсь к пятну на плече футболки. Видимо, Николай Степанович слюней напускал и уехал. Тру лицо, пытаясь понять, во что превратился мой дом за полтора часа сна. И выхожу на сияющую чистотой кухню, где уже накрыт стол к завтраку. А Лариса Алексеевна драит окно на балконе.

– Ой, Борис Николаевич, – спохватившись, вбегает в кухню. – Я сейчас все накрою. Там сырники, пюре с котлетками. Что подать?

– Да не надо, я сам, – отмахиваюсь ошалело. Далек я от барских замашек. И все могу сделать сам.

– Тогда я окошко домою и в гостиную перейду, – бесхитростно улыбается мне Лариса. – Вы только посмотрите, как теперь чистенько!

И бежит на балкон показывать. Ничего не остается, как выйти следом.

– Спасибо вам, – со знанием дела рассматриваю натертые до блеска створки. Мажу взглядом по двору и замечаю сначала пацана со знакомым рюкзаком на спине. Степаха бежит впереди, стараясь не пропустить ни одной лужи, а вслед за ним в белых кроссовках и такой же короткой куртке шествует Василиса.

Глава 9

Глава 9

Этой ночью я ложусь поздно. Дождавшись, когда уснет Степа, сначала кружу по кухне. Намываю посуду, варочную панель и вытяжку. А сама думаю о соседе. Суровый такой майор. Отчихвостил коллегу из районной управы. Спас меня от статьи.

Что бы я без него делала?

Штраф бы вломили или срок. Но кто-то же гадит нашему красавчику-майору. Зачем, спрашивается?

Или это меня из дома выживают? Но тоже не ясны мотивы. Мы тут чуть меньше месяца живем.

Но для коренных жителей столицы – все равно понаехавшие. Я равнодушно отношусь к высокомерию соседей. А Степа расстраивается. И в школе дети дразнят его гастарбайтером. И климат здесь прохладней. Но это единственное место, где можно затеряться, и куда не дотянутся до нас руки Эрика. Мне до сих пор страшно даже подумать, что будет, если Ларсанов нас найдет. Страшно даже представить, что я буду делать, если он отберет у меня Степу?

Сколько раз за этот месяц я просыпалась в холодном поту и долго не могла избавиться от накатывающего волнами ужаса? А дикий страх, преследующий меня по пятам?

То кажется, будто за мной следят. То хотят напасть, и тогда я сворачиваю в первый попавшийся магазин. И к нему вызываю такси. Еду по случайному адресу, а потом окольными путями возвращаюсь обратно. И трясусь вся. Безобразно трясусь, как левретка на морозе. От страха, от беспомощности своей. От глупого упрямства жить свободным человеком, а не прислугой Эрика!

“Зато когда Зорин приходил, весь твой страх улетучился”, – подсказывает мне здравый смысл.

Спокойный, надежный мужик. И на меня смотрел с интересом. Все жадно ощупывал взглядом и пытался сунуть свой нос поглубже мне в декольте.

Хотя старался и виду не подать.

А мне хотелось положить голову ему на плечо и закрыть глаза. И наконец-то вздохнуть спокойно. Такой мужчина точно защитит.

“Ну и что ты теряешься, Воскресенская?”– будто спрашивает меня Катя Димирова. Старшая дочка Александра Георгиевича и школьная подруга его жены. – Кого ждешь, Вася? Прынца на белом коне? Реальный мужик нарисовался! Давай, распусти хвост. Пусть вокруг поскачет!”

– Ой, мамочки! – холодными руками прикрываю горящие щеки. Борис Николаевич мне понравился. Красивый мужчина. Несмотря на строгий взгляд и хмурые брови, красивый. А когда улыбается Степке, так невольно с Эриком сравниваю. У того никогда не хватало времени для сына. Зато всегда находилось на придирки и тычки.

И Степа к Зорину сразу потянулся. Наш сосед его обаял. Хотя ход обычный. Путь к сердцу матери лежит через ее ребенка.

“А путь к сердцу мужчины лежит через его желудок! Вари борщ, Воскресенская! – словно наяву слышатся в ушах вопли обеих моих Димировых. – И зови мужика на обед”.

– А это мысль! – перехожу в ванную и улыбаюсь собственному отражению в зеркале. Сварю самый настоящий борщ, как варят его у нас на Юге. С болгарским перцем и старым салом, толченым с чесноком и укропом. С тонко нарезанной, будто кружево, капустой и сладкой томатной пастой.

Ух!

Зорин точно не устоит.

Завтра куплю все с утра. На рынок смотаюсь.

Рассматриваю себя в зеркале внимательно. Распустив волосы, кручу головой. И со смехом наблюдаю, как мои светлые пряди разлетаются в разные стороны.

– Фу-у-х, – перевожу дух от лихого танца и, собрав волосы в дульку, стаскиваю с себя дурацкую майку и домашние брючки. Становлюсь под теплые струи душа и закрываю глаза.

Хорошо-то как, господи! Наверное, впервые с момента побега я чувствую себя в безопасности.

Набрав в ладошку гель – мед, абрикос и цитрусовые – хорошенько растираю его в руках и намыливаю тело. Веду по упругой груди, по бокам, спускаюсь к внутренней поверхности бедер и низу живота и неожиданно представляю рядом соседа.

– Ой, нет! Только не это! – наскоро смываю гель. – Еще рано! Очень рано!

Месяц прошел, как я ушла от мужа. Нельзя так скоропалительно заводить новые отношения. Все психологи об этом пишут. Не торопитесь. Оглядитесь.

«Но классные свободные мужики на дороге не валяются», – предупреждает меня воображаемая Катя Димирова.

«Борису где-то лет тридцать пять – тридцать восемь», – размышляю, вытираясь. – Если до этого времени он прожил один, значит, жениться не собирается». – Натягиваю пижаму. И сладко тянусь.

А мне и не надо! Замуж пока я точно не собираюсь.

Но закрутить-то роман можно? Легкий такой, без обязательств.

Заглядываю к Степке, поправляю одеяло и целую сладкого мальчика в щеку.

– Спи, спи, мой хороший, – глажу по спинке, по ручкам. – Будь здоровеньким и счастливым, – приговариваю, как меня когда-то научила бабушка. Выключаю ночник и бреду к себе. И только добравшись до постели, понимаю, какой сегодня был длинный и удивительный день, богатый на всевозможные происшествия. И спасал меня все время Зорин. Суровый рыцарь в потертых доспехах.

Со Степой нянчился в подъезде, и даже выговаривал мне что-то. Или это я ему нахамила?

Стыдно-то как, господи!

Потом граната на двери Зоринской квартиры… Сначала из-за нее испугалась и позвонила соседу. Потом из-за полиции тряслась. На допросе чуть не разревелась. А сейчас в голове лишь один Борис Николаевич. И на душе спокойно.

Засыпаю я легко, как будто не было всех волнений сегодняшнего дня. И чувствую себя принцессой из сказки, которую спас принц.

«Девочки – такие девочки», – думаю я, погружаясь в легкий беззаботный сон. Наверное, впервые за все время пребывания в Москве не прислушиваюсь к шагам на лестнице, не выглядываю во двор, пугаясь черных теней у подъезда.

Просто сплю. Без снов и кошмаров.

И просыпаюсь от жужжания эсэмэски.

«Зорин мне написал!» – проносится в башке шальная мысль. Тянусь к телефону, прищурившись, смотрю на экран и замираю от страха.

«Доброе утро, любовь моя! – пишет мне на новый номер Эрик. – Лучшие розы для тебя».

И мне сначала кажется, что мой бывший сошел с ума, но потом приходит сообщение из приложения доставки цветов.

Глава 10

Глава 10

«Спаси меня, Боря!» – думаю я, в предрассветной тьме расхаживая по кухне. И сама не ведаю, смогу ли дожить до утра. Или Эрик ворвется, или сдохну от страха.

Дверь я не открыла, цветы не приняла, чем и заслужила новую волну проклятий и угроз в свой адрес. Телефон до сих пор жужжит. Эрик не унимается. Видимо, потерял где-то таблетки, контролирующие его связь с реальностью.

Не отвечаю. Даже в экран не заглядываю. Жду восьми утра, когда будет удобно позвонить Зорину, или сразу в квартиру постучаться.

– Мам, а где моя майка с драконом? – появляется из спальни заспанный Степан.

– На веревке, – целую розовую от сна щеку и в одной пижаме выбегаю на балкон. Снимаю белье и, безотчетно глянув вниз, натыкаюсь взглядом на Зорина и фифу с пятого этажа. Улыбаются. Целуются.

А у меня в душе закипает ярость. Вот почему так? Или он ко всем добренький? Как Эрик?

«Прекрати!» – останавливаю бессильную злость. Сейчас не время для эмоций. Надо поговорить с Зориным как с профессионалом. Что он посоветует? Может, мне действительно надо квартиру сменить? А на что? Куда я перееду?

Тут от работы недалеко и Степкина школа рядом. А где-нибудь на Братиславской и дети в классе из неблагополучных семей, и до работы два часа добираться. А это по-любому минус от времени, уделенного сыну.

Остаться здесь. Но, может, камеры на площадке повесить? Или тревожную кнопку приобрести? Точно, тревожную кнопку! Нажал и вызвал полицию.

Варю сыну кашу и сама выглядываю вниз. Зорин все еще любезничает с фифой. А потом, счастливо улыбаясь, идет к подъехавшей машине. По-хозяйски достает ребенка с заднего сиденья крутейшей тачки. Что-то оторопело спрашивает у хозяйки авто. А та, припарковав машину около клумбы, что-то выговаривает ему по дороге к дому.

Прикусив губу, отхожу от окна. Не иначе как к нашему майору жена с ребенком приехала. Или любовница.

«Что же вы, Борис Николаевич!» – тщательно размешиваю мелкие комочки манки. – У вас есть женщина и ребенок, а вы к соседкам в декольте заглядываете. А еще офицер! Недалеко ушли от Эрика Ларсанова», – вытираю навернувшиеся слезы и, посмотрев на часы, зову сына.

– Степа! Давай быстрее! У тебя через полчаса английский по зуму. Светлана Павловна не любит, когда мы опаздываем!

– Я уже готов, – прибегает из спальни сын. В руках, как всегда, игрушки, глаза заспанные, а зубы нечищенные.

«Ребенок неумытый, а мать о соседе думает», – пеняю самой себе и, бросив «Ладно, потом!», накладываю Степке кашу, а себе делаю бутерброд.

И пока сын изучает, чем отличается определенный артикль от неопределенного, собираюсь на работу.

А потом всю дорогу до Степкиной школы иду оглядываясь. Чувство, когда за тобой следят, и преследователь смотрит в спину, ни с каким другим не спутаешь. И у меня в душе поднимается волна страха. Меня ведут. И все знают о моих перемещениях. Никуда не скроешься. И никто мне не поможет.

А Зорин… Такой же обычный кобель, каких миллионы. Привыкший врать и манипулировать, как Эрик.

– Веди себя хорошо, – присев на корточки, целую самого важного человека в своей жизни. Тонкие ручки-веточки обвивают мою шею.

– Мамочка, я тебя люблю, – шепчет мой сын, целуя меня в щеку.

– Ты это и вчера говорил, Степа, – по привычке выговариваю я. – И ушел домой один. Пожалуйста, дождись меня. Сам из школы ни ногой, – предупреждаю и чувствую, как поджилки трясутся от страха.

– А если за Сеней придет бабушка? – хлопает глазами Степан. – Мы с ним на площадке поиграем.

– Ни с кем, Степа, – поясняю строго. – Дождись меня, пожалуйста.

– А ты не задержишься?

– Обещаю! – целую сына и разворачиваю к школьным воротам. – Давай, четыре часа пройдут быстро.

Смотрю вслед маленькому человечку. Замечаю, как при виде стайки мальчишек у него опускаются плечи.

«Надо что-то предпринять», – прикусываю губу. И дождавшись, когда ребенок поднимается по ступенькам и войдет в школу, несусь дикой чайкой к метро.

Бегу вниз по эскалатору, влетаю в закрывающиеся двери вагона. И когда состав трогается, напряженно вглядываюсь в лица выходящих на платформу людей. Кто из них? Господи, кто? Качок в дутой куртке? Или ботан в очках? Или девушка-неформалка с пирсингом и в шляпе? Но никто не бежит вслед, не всплескивает руками, не встречается со мной взглядом. Люди идут по своим делам, мало обращая внимания на других.

Только у меня сердце в пятки уходит.

«Паранойя», – выношу диагноз, вглядываясь в собственное отражение.

«Или они и так о тебе все знают», – сжимаю от отчаяния пальцы. И пытаюсь понять, к кому обратиться за помощью. Одна я не справлюсь. Это точно!

На полицию надежды нет. Пока нет состава преступления, к ним лучше не соваться. На отдельного представителя, живущего в квартире напротив, тоже рассчитывать не приходится.

«Видимо, пока он был в командировке, жена уезжала к родным», – размышляю, вспомнив о Зорине. Слишком собственнически вела себя та женщина. Раздавала команды. И бесстрашный майор Зорин со счастливой мордой лица кидался их выполнять.

«А как он ребенка нес к подъезду? Что-то приговаривал, целовал», – вспоминаю я и чувствую, как меня охватывает дикий приступ необоснованной ревности. Даже к измене Эрика я отнеслась спокойнее. А тут…

Просто накрывает волна отчаяния, из глаз льются слезы.

«Перетопчешься, Вася!» – приказываю сама себе. Она была до тебя. Задолго до тебя. Но почему же так обидно, господи? Аж сердце рвется на части.

«Вот и наварила борща!» – усмехаюсь нервно. Утираю тыльной стороной ладони слезы, опустив голову, поднимаюсь на эскалаторе и сама думаю. Думаю!

Придется к Александру Георгиевичу обратиться. Больше не к кому.

Выйдя из метро, ежусь от холода. Резкий порывистый ветер чуть не сбивает с ног. Ускорив шаг, тяну вверх ворот тонкой водолазки, прячу руки в карманы. Но холодный воздух проникает под тонкий бомбер, заставляя чувствовать себя жалкой и никому не нужной.