Оборотная сторона

Хромой хаски...

Я никогда не верила в магию. По крайней мере, не в ту, о которой пишут в сказках — с заклинаниями, превращениями и прочей ерундой. Настоящее волшебство, в которое я верила, живет в другом. Магия возникает в объективе фотоаппарата — когда свет, тень и случайность складываются в идеальный кадр. Я ловила эти моменты годами, но ни один из них не подготовил меня к тому, что случилось в тот дождливый четверг, когда я взяла этого хромого пса.

Тогда я ещё не знала, что этот момент станет тем самым «идеальным кадром», который перевернёт всё. Что моя жизнь превратится в сюрреалистичный снимок, где граница между реальностью и волшебством сотрётся навсегда.

Моя подруга Катя — человек, в котором слишком много сердца и слишком мало рациональности. Вечный активист, спасатель бездомных животных, организатор благотворительных маршей и сборов. Она могла бы жить спокойно, работать в уютном офисе, но вместо этого таскала по улицам коробки с котятами, дневала и ночевала в приютах и тратила последние деньги на лекарства для старых, никому не нужных собак.

Именно она уговорила меня поработать фотографом на выставке «Дай им шанс».

— Лиза, тебе же нравится снимать эмоции! — убеждала она, размахивая руками.

— А тут их будет море! Люди, которые впервые понимают, что хотят собаку. Собаки, которые впервые за долгое время верят, что их могут полюбить. Это же идеальный материал!

Я согласилась. Не потому, что мне было так уж интересно (я снимала в основном моделей для каталогов и портфолио), а потому, что Катю невозможно было переубедить. Она бы всё равно притащила меня туда, даже если бы я отказалась.

Выставка проходила в большом выставочном зале, переоборудованном под временный приют. Вольеры стояли рядами, в каждом — собака с табличкой: имя, возраст, история. Люди ходили между ними, разглядывали, гладили, выбирали.

Я снимала: детей, прижимающихся к лохматым бокам; стариков, задумчиво чешущих за ухом какого-нибудь пса; пары, которые спорили, кого взять — того щенка или вот этого.

И вдруг — он.

В самом дальнем углу, в вольере без таблички, сидел хаски. Не просто хаски — а слишком красивый, слишком... грустный. Густая шерсть, голубые глаза, но не холодные, а «тёплые», как будто в них горел огонь.

Он не вилял хвостом. Не лаял. Не бросался к решётке, как другие. Он просто смотрел на меня. И в этом взгляде было столько понимания, что у меня внутри что-то ёкнуло.

Катя, заметив, что я застыла перед этим вольером, подошла и вздохнула.

— Да, он особенный.

— Что с ним? — спросила я, не отрывая глаз от собаки.

— Нашли у дороги в Тверской области. Сбила машина. Сломана передняя лапа, контузия. Мужик, который его подобрал, вез в Москву — думал, оставит у себя. Но не смог — у жены аллергия.

Я молчала.

— Он не агрессивный, — продолжала Катя.

— Но и не пытается понравиться. Как будто... ждёт кого-то конкретного.

Я присела на корточки, протянула руку к решётке. Хаски не двинулся с места. Только его взгляд стал ещё «глубже».

— Ты... меня ждёшь? — глупо прошептала я.

И он «кивнул».

Нет, конечно, это могло быть случайностью. Собаки иногда делают похожие движения. Но в тот момент я решила — он понял меня.

Я не планировала заводить собаку. У меня была съёмная квартира, ненормированный график, выезды в другие города. Я не была готова к ответственности.

Но его взгляд... Будто он знал, что я приду. Будто всё это время ждал именно меня.

— Кать, — сказала я, не отрываясь от него.

— Я его беру.

Катя замерла.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно.

— Лиза, ты же даже не гладила его!

— Мне не надо.

Я достала телефон, начала искать, где купить миски, поводок, корм. А хаски... нет, он просто смотрел на меня и «улыбался».

Так началась наша история.

Позже, когда я уже везла его домой в такси (а он сидел на заднем сиденье с невозмутимым видом, будто так и было задумано), я спросила:

— Как тебя зовут?

Он не ответил. Но я и не ожидала.

— Ладно, — сказала я.

— Будешь Борей.

Он вздохнул — так глубоко, как будто хотел сказать: «Ну вот, опять эти люди с их глупыми кличками».

***

Когда я назвала его Борей, мне казалось, что это просто милая кличка для большой пушистой собаки. Коротко, без затей — идеально для хаски. Но уже через пару недель я начала подозревать, что совершила ошибку. Потому что Боря... Боря явно был не просто собакой.

Первым тревожным звоночком стала его реакция на миску. Я купила обычную керамическую миску с надписью «Always hungry. Good boy.» — ну знаете, такую милую, с большими буквами и собачьей косточкой в уголке.

Боря подошёл, обнюхал её, потом медленно поднял голову и посмотрел на меня. В его голубых глазах читалось такое откровенное «Ты серьёзно?», что я невольно засмеялась.

Не просто хаски...

***

В тот раз меня отвлек звонок подруги, а затем я забыла о странном ответе пса на мой вопрос. Следующий случай наконец расставил все по местам.

Я привыкла к тому, что мой новый хаски — странный. Но в тот вечер он перешёл все границы «странного» и уверенно шагнул в «невозможное».

Я сидела за кухонным столом, склонившись над ноутбуком, разбирая ворох фотографий с выставки. Экран светился в полутьме, а за окном медленно сгущались сумерки. Боря, мой белоснежный хаски с ледяными голубыми глазами, лежал рядом, положив голову на лапы, и наблюдал за мной с каким-то… неестественным вниманием. Внезапно он поднялся, подошёл вплотную и ткнул холодным мокрым носом прямо в экран.

— Боря, отстань, — буркнула я, машинально отмахиваясь и закрывая папку с неудачными кадрами.

Но он не отстал. Вместо этого он медленно, с какой-то невероятной для собаки точностью, поднял лапу и… нажал на пробел. Слайд-шоу перелистнулось. Я замерла.

— Совпадение, — пробормотала я, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

Боря вздохнул — не просто шумно выдохнул, а именно вздохнул, как человек, которому надоело объяснять очевидное. Потом он снова ткнул носом в экран — на этот раз в конкретное фото.

Там была я.

Катя сняла меня в тот самый день, когда я забирала Борю с выставки. Я стояла, сжимая поводок, а он сидел рядом, гордо выпрямившись, будто понимал, что его фотографируют.

— Ладно, умная ты тварь, — я сузила глаза, ощущая, как сердце начинает биться чаще.

— Но если ты сейчас лапой выберешь следующее фото, я…

Я не успела договорить.

Боря поднял лапу, на секунду замер, будто оценивая интерфейс, а затем точно ткнул в стрелку «вперёд».

Следующее фото заполнило экран. Я откинулась на спинку стула, широко раскрыв глаза.

— …пора спать, — прошептала я.

— Потому что дальше мне начнёт казаться, что ты не просто умеешь пользоваться ноутбуком, но и читаешь мои мысли.

Боря ухмыльнулся. Да, именно так.

Собаки не ухмыляются! Но он — ухмыльнулся.

Я медленно отодвинула ноутбук, ладони слегка дрожали, а в горле стоял ком. Боря сел напротив меня, уши торчком, голубые глаза слишком осознанные.

— Ты… — мой голос предательски дрогнул, и я сглотнула.

— Ты что, понимаешь меня?

Он кивнул.

Не просто наклонил голову, как собаки делают от избытка эмоций, а именно кивнул — чётко, осмысленно, словно подтверждая мои слова.

Я вскочила так резко, что стул с грохотом опрокинулся за спиной.

— Этого не может быть! — прошептала я, отступая к стене.

— Собаки не кивают!

Боря наклонил голову вбок, его взгляд стал почти снисходительным, будто он думал: «Ну, вообще-то…»

Сердце колотилось так, что я слышала его в висках. Руки сами потянулись к телефону — надо проверить, надо убедиться, что я не схожу с ума. Я лихорадочно вбила в поиск: «Может ли собака понимать человеческую речь?»

Боря фыркнул — недовольно, почти презрительно. Прежде чем я успела прочитать первую ссылку, он подошёл и аккуратно положил лапу на экран, закрыв его.

— Боря, что ты…

Но он уже опустил голову, когти цокнули по паркету. Мой прекрасный наборный паркет! Я вскрикнула, но было поздно — он медленно, с каким-то неестественным усилием, начал царапать поверхность.

Буква за буквой.

Я замерла, не веря своим глазам.

«Н Е Я»

— Ты… — голос сорвался, стало трудно дышать. — Ты не собака?

Он снова кивнул, и в этот раз его глаза казались почти… грустными.

— Тогда… кто?

Боря вдруг замер. Его тело дёрнулось, шерсть встала дыбом, как будто по нему пробежал электрический разряд. Он резко потряс головой, словно пытался стряхнуть что-то невидимое. И заговорил.

Голос был хриплый, сдавленный, будто пробивался сквозь плотную пелену.

— Бе… рес… лав…

Последний слог оборвался, словно его вырвали. Боря судорожно вздохнул.

А я стояла, прижавшись к стене, и понимала только одно. Это не сон. И что бы ни скрывалось за именем «Береслав» — оно уже изменило всё. Я отпрянула к стене. Покачала головой, отказываясь верить. Нет, бред! Может я сплю. С языка слетел неожиданный вопрос.

— Ты… оборотень?! — мой голос дрогнул, превратившись в шёпот, будто само это слово боялось звучать вслух.

Он снова дёрнулся, словно его заклинило, и голос пропал. Но кивок был красноречивее любых слов. В тот момент в моей голове что-то щёлкнуло. Не метафорически — я буквально почувствовала этот звук, будто переключатель в сознании перевёл меня в другой режим.

— О’кей… — прошептала я, сжимая кулаки, чтобы остановить дрожь в пальцах.

Я опустилась перед ним на колени, чтобы быть на одном уровне. Его дыхание было неровным, шерсть взъерошенной.