
— Только не останавливайся, Сеймур, – проворчал, увидев сидящую на капоте припаркованной машины девчонку.
Рыженькая. Худая. Мелкая. И… А, чтоб меня!
Съехал на обочину сразу за ней. Вышел, глянул на невесёлые тучи на горизонте. В море собирался шторм. Зверь внутри меня безошибочно чуял его и без этих нависающих на горизонте пунцовых, напичканных молниями и громом, небесных исполинов.
— Привет! – попытался улыбнуться, только малышка нервно соскочила с капота, напряглась нереально, выпрямляясь по стойке смирно, словно кадет.
Страх чуял, даже не подходя к ней. Вот же… и чего во мне такого страшного?
С другой стороны, понятно – она тут одна, застряла в глуши. И да, место, может, и живописное, красота, природа… только это всё живое, что тут есть. Люди, конечно, попадаются – глядишь, проедет кто один раз за сутки, а то и того реже. И связи нет. Совсем. Потому я тут и живу.
А таким, как она, повезти просто не может.
— Привет, – всё же пискнула.
— Что случилось, знаете? – поинтересовался я, вглядываясь ненавязчиво в девчонку.
Цепляла непонятно чем. Может, просто яркая – без косметики, чёрное пальто до середины бедра, застёгнутое на все пуговицы, даже у ворота. Шарф крупной вязки. Замёрзла. Но сидела снаружи, а не грелась внутри – топливо кончилось?
— Мне казалось, что бензина должно было хватить, – посетовала она, — но, видимо, просчиталась. Или не знаю, что такое.
И она вздохнула, а я, проходя мимо неё, подвис. Странный. Нереальный запах от неё исходил. Как дурман. Глянул на неё, получилось не специально, сурово. А она захлопала на меня своими зелёными глазищами.
Чтоб тебя, Сеймур…
В голове нарисовалось, как я её трахаю в разных позах на этом вот капоте, наматывая на руку забранные в хвост волосы.
Да ты шутишь?
Фигею сам с себя!
— Ключи? – спросил, с трудом вытаскивая себя из омута.
Ведьма? Не похоже. Только почему такой сильный страх внутри у неё? И я – не может же меня просто так крыть?
— В зажигании, – сжалась девчонка ещё сильнее.
Сел за руль боком, повернул ключ. Датчик уровня топлива показывал полный бак, но, по безуспешной попытке запуска движка, стало понятно, что топлива не осталось.
— Топлива нет, – констатировал, вставая.
Она задрала на меня голову, с досадой прикусила пухлую губу. А у меня рот слюной наполнился.
Так, Сеймур. Хорош!
— Я заправлялась, – честно сообщила мне девчонка, словно это тест, а я экзаменатор. Хотя скорее экзекутор.
— Датчик неисправен, – сам не знаю, чего я решил её успокоить.
Какое мне вообще дело?
Шторм? Накроет её тут по-жёсткому.
— Я пыталась позвонить, – она вытащила телефон, — но, если честно, не знаю куда, только и сети нет.
— Да, сети тут нет. Местами слабый приём, но в основном глухо, – подтвердил.
Она сникла совсем. Словно ждала – я вот сейчас сказал бы сделать пару шагов по дороге, место назначил, где остановиться, и сеть волшебным образом появилась бы.
— Садитесь, довезу вас, – предложил, а сам крыл себя внутри последними словами. Что-то не так. Что-то, твою мать, Сеймур не так! Зверя не провести. А девица слишком вкусная. Такого не бывает.
— Я… – она опешила, зависла на мне. Я ей как раз явно совсем не нравился. Вообще. И страх сейчас усилился, а в сочетании с её чарующим запахом, действовал на меня просто как наркота.
— Как вас зовут?
— Мейси, – пискнула нервно девчушка, потом собралась и поправилась, — Маккензи.
— Так Мейси или Маккензи? Или Мейси Маккензи?
— Маккензи моё имя, а Мейси только для своих.
— Очень приятно, – кивнул и представился, — Сеймур. У вас парень есть? – спросил, а она покраснела моментом, стала такая забавная, морковка.
— Зачем вам? – выдала вроде как возмущённо, но смешно же.
— Да неважно. Парень, родители, друзья, – закатил глаза и достал водительское. — Просто обозначьте геолокацию, потом сфотографируйте машину и опознавательное что-то. Вот, например, эти камни древние, – указал на пару могильных камней, что зарастали травой у обрыва, — они уникальные. Мои права, тоже сфоткайте. И машину мою, с номером лучше.
Она нахмурилась. Эти складочки на лобике сделали её невообразимо забавной, и мне очень захотелось узнать, сколько ей, потому что с этим озадаченным видом – не уверен, совершеннолетняя ли она вообще.
Я ухмыльнулся. Кажется, эффект на неё это произвело просто ужасающий.
— Отправьте сообщением кому-то, – пояснил, — и, как только попадём в зону, где принимает, сообщения уйдут, и ваши родные будут знать, где вы и с кем.

Представить, что всё станет хуже, чем было? Возможно ли? Но это же я, в самом деле.
Остановившись в городишке перед тем, как отправиться уже, наконец, в сторону Эдинбурга, я проложила маршрут, настроилась, что уже через несколько часов буду дома, однако… не тут-то было!
Сначала ко мне пристал какой-то разговорчивый местный житель.
Я-то не умею посылать людей, тем более мне ничего не угрожало – старику просто нужно общение. Он задержал меня почти на полтора часа, рассказывая местные легенды и поверия, периодически тыкая в свой видавший лучшие времена килт, говоря о том, что род его весьма древний, да и самому ему уже столько лет, что…
Меня спасла хозяйка заведения, отвлекая этого долгожителя-говорителя, а мне незаметно подмигивая, чтобы убегала скорее. Что я и сделала.
Но, отъехав на приличное расстояние от города, моя машина пару раз чихнула и, дав мне возможность съехать к обочине, встала без движения.
— Потрясно, Мейси! – вздохнула я и выбралась наружу.
Вид, конечно, живописный. Море красивое, обманчиво спокойное вдали, но бьющееся отчаянно о скалистые отвесные берега.
Я пожалела, что карта памяти в фотоаппарате забита под завязку, но и, если честно, — ветер такой, что руки не хочется вытаскивать из карманов от слова совсем, а перчатки… чёрт, забыла в кафе!
Я вздохнула. Папа бы не оценил такого моего ворчания. Но, правда же, жутко холодно. Застегнула пальто, закуталась в шарф – мало помогало. Уселась попой на капот, чтобы было теплее, но это ненадолго. Связи нет, да и куда мне звонить?
Через полчаса сидения поняла, что надо идти, потому что с моря надвигалась буря.
Красота… солнце подсвечивало тёмные, тяжёлые тучи. Но мне не будет красиво, когда ливанёт.
Интересно, за сколько я вернусь обратно в городишко? Или, может, пойти вперёд? Там наверняка есть какие-то дома и люди в них – не оставят же меня на улице, особенно в такую непогоду?
Машину заметила издалека и сначала весьма обрадовалась, пока не увидела водителя.
— Вот это уже верх везения, Мейси, – пробормотала себе под нос, когда он всё же припарковался.
Невероятно боюсь таких мужчин.
Он вылез из машины. И славно, что не в килте был. А то…
Сколько у него рост – под два метра?
Или это у меня уже просто от страха всё в глазах повырастало? Но ручищи у него, конечно… размах плеч, и вообще он в этой холодрыге в футболке одной!
Лучше бы он не останавливался.
Мужчина похмурился на меня, потом с таким пренебрежением заявил, что топлива нет.
Спасибо, я поняла! Сама очевидность.
Но Мейси… и нет, Мейси, нет! Тут же и правда никого. Никого! Только чайки!
Глянула на него, задрав голову, потом удивлённо уставилась на протянутые права. И правда Сеймур, только фамилию не успела прочесть, но сфоткала, как он и просил. Странно, конечно, что предложил.
Он пошёл к машине, а я вперилась в его спину. Здоровенную.
Он такой… такой… им бы лес валить. Настоящий монстр.
И мне невероятно страшно, но у меня не осталось выбора. И я сама не поверила, что согласилась с ним поехать.
Попыталась пошутить про фото, которые отправила сама себе, потому что мне некому отправлять. Совсем. Не Феоне же, в самом деле. И, вспомнив свою кузину, нервно поёжилась. А Сеймур этот ещё с таким энтузиазмом рассказал мне, как справился бы с этими мерами предосторожности, которые сам же мне и предложил.
От его присутствия в салоне Ровера откровенно тесно. И я старалась не очень в него всматриваться и не очень слушать, что он говорит, особенно, если учесть, что говорил он о том, как в море меня скинет, следом за телефоном.
И тут так некстати меня пробрало. Такое бывало со мной уже прежде. И не предвещало ничего хорошего – я замирала, дыхание становилось медленным, почти неуловимым. Я пугала всех окружающих бледностью лица и почти отключающимся сознанием. Но самое страшное то, что после таких приступов случалось что-то очень плохое.
Первый раз моего пса сбила машина. Второй — папа… и… а теперь.
Этот мужик тебя убьёт, Мейси?!
Но… я даже не поняла, что случилось, и откуда взялся перед его Ровером байк, без водителя, но летящий нам под колёса. Мой “спаситель” успел среагировать и затормозить до серьёзного столкновения, однако я полетела вперёд, а ремень остановил меня с болью и вернул назад в сиденье. Что-то упало на крышу машины, потом стало скрестись. И, если бы это не происходило со мной, то, клянусь, я бы ни за что не поверила, ни-за-что!
Но тут мужчина ругнулся, приказал мне замереть и вывалился из машины, закрыв за собой дверь.
Я оказалась внутри какой-то совершенно чудовищной сцены, зажмурила глаза и приготовилась умирать.
Вот это засада!
Давно меня так не прижимали.
В какой-то момент подумал, что потерял в этом сидении в глуши затворником свою озверевшую сущность, но нет, вот она – не возьмёте меня, суки! Не отросли ещё когти и зубы, чтобы Сеймура МакАртура взять.
Первого сломал без проблем вообще, а второй оказался проворнее. Сам не понял, как пошёл в оборот и только этого мне не хватало – вовремя остановился… почти. Хватило разодрать второго.
Чтоб меня – на смерть!
И кому теперь вопросы задавать?
Точно – девка!
Обернулся на неё.
Понятно же – подсунули, чтобы бдительность потерял? Или что?
Странное вообще.
Глазища эти зелёные, бледная, как смерть, с ужасом, который чувствовал нутром, смотрела на меня через лобовое стекло, а потом рванула бежать.
Только бегать мне сейчас не хватало. Словил и, с ума сойти — Сеймур, ты с ней церемонишься? Но правда, очень старался не переломать её, и это потому, что вот её сломать вообще не стоит ничего, это тебе не эти кошачьи, пусть и недомерки, но мужики крепкие, молодые оборотни, у которых в голове кисель, а силы немерено. И ещё мне нужны ответы на мои вопросы!
И нет – то, что от неё так охеренно пахнет, вообще ни при чём!
Приложившись головой о дорогу, она отрубилась. И я на мгновение подумал, что пришиб её, и даже расстроился. Очень.
Снова охренел с себя.
Но нет – жива. Голова целая. Скорее всего, заработала шишку.
Взвалил девчонку на плечо, подобрал рюкзак, которым она меня приложила и, мелкая сучка, рассекла скулу! Что у неё в этом рюкзаке – кирпичи?
Хотя, может, она из Глазго, и если там камень размером с два моих кулака, то я вообще не удивлюсь. Но по разговору вроде изъяснялась понятно, хотя я тоже умел… и так и так – диалекты Глазго, мать их! Как они меня бесили, когда бойцы у меня были во всех районах – кто как говорил.
Ухмыльнулся – хорошее время было!
Кинул девку на заднее сидение Ровера. Огляделся – придётся команду зачистки вызывать. И хорошо, что сейчас дождь пошёл, значит, можно не сильно переживать – напишут в отчётах, что на мотоцикле два обдолбыша разложились. Если, конечно, их свои не подберут. В том, что они тут где-то недалеко, вообще не сомневался.
Проехал до своего поворота.
Девчонка простонала что-то, но в себя не пришла. Напрягало – не хватало, чтобы она напала. Но до дома добрался спокойно, и это вообще-то напрягло ещё сильнее.
Дождь лил стеной, но ветра пока не было, шторм бушевал в море, до побережья не доставая, тут правда — придёт, обязательно придёт.
Припарковавшись, прислушался. Ливень мешал своим шумом, но вроде тишина, зашёл в дом, замер в дверях. Тихо.
Слишком, мать твою, тихо!
Но ладно. Вернувшись к машине, забрал рюкзак и девицу.
И что ж она так пахнет, сил нет, свело всё. Точно надо разложить её, а то чего зря, что ли, старались, подкидывая мне такой подарок?
Притащил в погреб, он тут в доме винный весь из себя, чёрт знает сколько ему, и у меня вообще вина нет, я эту хрень не пью. Сгодится и на это.
Свалил свою ношу к стене и только хотел изучить содержимое рюкзака, как эта рыжая бестия пришла в себя.
Всхлипнула, потом застонала и снова всхлипнула, тронула голову в месте удара и, ей повезло, что действительно не рассекла. Сначала она не очень понимала, что происходит, потом, видимо, дошло, и она глянула на меня полными невообразимого страха глазами.
— Кто послал? – спросил я, не дожидаясь всяких слёз и мольбы.
— Я не… – мотнула головой девица.
— Кто. Тебя. Ко. Мне. Прислал? – навис над ней, не без удовольствия наблюдая за паникой и находящей истерикой.
— Никто. Я не понимаю, – зашептала она с придыханием. — Отпустите, пожалуйста, прошу вас! Я никому ничего не расскажу, я…
Когда-то раззадоривался из-за мольбы и слёз, не важно чьих – девок или парней. А те тоже рыдали у меня. Вот такой я… умею пронимать.
Но сейчас…
Мягким ты стал, Сеймур, сломался. Покрылся пылью и паутиной или вот мхами вековыми.
Почему-то её всхлипы не отзывались триумфом и не тащили меня зайти ещё дальше. Только мерзко внутри стало. Но и надо понять, кто её послал. Точнее, понятно, что, если напали вот эти недомерки, то искать нужно в определённом направлении.
— Значит так, – схватил её за шею и поднял на уровень своих глаз. Она, конечно, ухватилась за руку, заскулила. — Ты не ведьма, так? Человек.
Она, кажется, попыталась замотать головой или…
— Приворот зачем? Отвлечь меня? Так? И что не так пошло? Или ты сдала и заднюю врубила?
— Я не… я не… по… понимаю о чём вы… – прохрипела девица. А меня просто рубило от её выдохов.
Привороты – ненавидел всегда эту дрянь, и тех, кто ко мне с этим лез, ждала незавидная участь. А тех, кто лез, было, увы, очень много. Или не увы…
Во тьме я слышала лишь всхлипывания девушки, и мне так хотелось пожалеть её. Очень сильно. Холод сковывал тело, мне виделось, что я покрылась коркой льда. Видела свои мёртвые глаза, обращённые в никуда.
Ты ничего в этой жизни не сделала, Маккензи…
“Ты просто дура, Мейси! Такая дура!”
Слышала смех Феоны, которая издевалась надо мной, сколько я помню.
Волосы тянуло, больно… больно… это мама стрижёт меня, потому что Феона спутала волосы в пластилине.
“Разве не весело, Мейси?”
Слишком медленная, слишком в себе.
“Смотри, Мейси!”
Я не хочу смотреть. Я не хочу. Не хочу… но она пихает мне в руки что-то, и меня пробирает от отвращения, из глаз текут слёзы.
И я вижу её пса, огромного ротвейлера, который рычал на меня, скалился и пугал.
Страшно и холодно.
Он рычит, и на кожу капает его слюна.
И с ней меня накрывает водой. Вода везде. Солёная, она попадает мне в рот, и я ничего не могу сделать, паника накрывает. Нет. Пожалуйста! Можно я уйду?
— Эй, – жуткий, леденящий кровь голос вытаскивает меня из ужаса, который я испытывала в видениях. Вытаскивает в другой ужас. Тот, который я испытываю наяву.
Я встретилась с его совершенно жестоким взглядом, колким и цепким. Взглядом хищника.
Мне конец. Он уничтожит меня, совершенно точно уничтожит. Но сначала…
Я не могу, просто не могу больше умолять, у меня не осталось сил, я не понимаю, в чём он меня обвиняет.
Картинки мёртвых тел всплывают перед глазами. Чудовище, которое я видела, не было человеком! Это был зверь! Один и второй. И… третий. И сейчас этот зверь смотрит в мои глаза.
Бездной.
Конечной точкой. Вот тут. И вот так. Моя смерть.
— Прошу… прошу… – уже просто произносила одними губами, не имея силы голоса и теряя себя от кошмара осознания, что он мог сделать со мной всё что угодно, а я не смогу сопротивляться.
И никто не найдёт меня. Никто и никогда…
— Вставай, – приказал.
Но я, даже если и не хочу злить его – а я не хочу – не могу пошевелиться.
Посмотрела в его суровое лицо. Каменное. Такое… похожее на маску. Совершенно без эмоций. Он всё это время разматывал верёвку, которой я, оказывается, была связана. Зачем?
Он хочет отпустить меня? Да? Может, правда…
— Отпустите, – прошептала.
— И куда ты собралась? – ухмыльнулся он.
— Прошу… я никому ничего не скажу, – пообещала, понимая, насколько нелепо всё это.
Правда, бывают такие монстры, которые терзают свою жертву, а потом отпускают её, когда она обещает никому ничего не говорить?
Дуууууура, Мейси, ты дууууура!
И это единственная мысль, которая сейчас долбилась внутри меня. Дразнилкой, повторяющейся голосом моей кузины где-то в самой глубине моего сознания.
На это он усмехнулся с пренебрежением, потом дёрнул меня на себя, чтобы я села. На нём уже не разодранная в клочья футболка, а нормальная, с каким-то значком на ней, словно фирменная. Даже странно, почему мой взгляд цеплялся за такую ерунду?
Он стал снимать с меня пальто, а я подумала – вот же абсурд… я с голыми ногами, без белья, в пальто и шарфе, в ботинках и носках… с принтом, на котором изображены игрушечные медведи.
Нелепее уже и не придумать.
И это то, о чём я думала перед смертью?
Или нет. Это то, о чём я думала перед тем, как он изнасилует меня, а уже потом убьёт. Не о времени, которое он будет измываться надо мной, а над тем, что у меня совершенно дурацкие носки, и, вполне возможно, именно так, в них, он меня и закопает…
А мужчина тем временем стащил с меня пальто и свитер.
И я могла бы сопротивляться. Руки же свободны. Но что-то говорило, что это только усугубит моё положение, и вообще я и правда парализованная страхом жертва хищника, которая может только трястись так, что зуб на зуб не попадает.
Вторая мысль – я никогда не согреюсь! Больше никогда не будет тепло.
Я осталась в ботинках и лифчике. Но и ботинки с меня стянули. Носки. С медведями.
И мужчина усмехнулся, глядя на них.
— Забавно, – дал комментарий этому предмету моего гардероба и снял.
Значит, не будет на трупе Маккензи Морис носков.
А потом он перевалил меня через плечо и потащил куда-то.
Боль в рёбрах и районе живота была резкой, яркой, я не могла даже вздохнуть, но и сопротивляться не могла. Безвольно висела на его плече, ощущая силу в руках, пальцах, которые меня держали. Видела лишь его спину, свои растрёпанные волосы и сначала каменные ступени, потом добротный дощатый пол, а дальше на меня пахнуло привычной свежестью уборной комнаты… ванной комнаты. Он поставил меня на холодный поддон душевой.
Когда был мальчишкой, то сложно было совладать со мной. Я был жестоким, яростным и неумолимым. Мне было плевать на правила, и я нарушал одно за другим. И показывал свою мощь зверя, к ужасу Торена, к ужасу отца и других из моего клана, да и не только к их ужасу. Всех одарённых, что были в тусовке, а молодняк вот таких не-просто-людей всегда держался друг друга.
Но творя беспредел, я точно знал, что увидят зверя только те, кто умрёт, или… те, кто будет приносить нам пользу.
Беспощадная, неугомонная сила, что кипятила кровь и сводила с ума – я всегда держал зверя под контролем. В этом мне равных не было. И даже отцу пришлось признать, что в той дичи, которую я творю, есть смысл и польза. За исключением разнесённых пабов… но как можно удержать зверинец?
Возглавь бунт или отпусти его, ни о чём не жалея. И мы хорошо за это платили.
То же с футбольным дерби. Мне было в кайф просто разносить всё внутри чужого драйва. Какое мне дело? Я надевал цвета Селтик, потом надевал цвета Рейнджерс. Главное, что я мог найти место, где можно выпустить пар и разбить пару голов.
Все знали, что Сеймур МакАртур – больной на всю голову ублюдок, с которым нельзя связываться, если не готов быть верным или мёртвым.
И нет. Я никогда не буду жалеть ни об одном моменте своей жизни. Не буду.
Даже вот там, где у меня была рана, там, где душу разорвало на части, уничтожая меня, как кого-то, кто мог, оказывается, любить и дарить тепло… даже об этом я не буду жалеть. Было хорошо.
Но не моё.
И потому… Не надо лезть ко мне. Не надо.
Я понимаю, почти, что именно нужно этим засранцам. Раз там, у Дункана и Торена, всё тихо, значит с меня решили начать. И тогда я точно знаю, что их придёт не один и не два, их будет много, сколько не жалко пустить в расход, попробуют взять числом. Но и к этому я готов.
И было бы намного проще принимать бой, если бы не вот это рыжее недоразумение, которое боится темноты, грозы, тишины… что там ещё?
Ещё и девственница… дерьмо!
И даже если не знали о ней вот эти двое тупорылых кошака, это не значит, что она ни при чём. Хотя, странно – никогда не любил костлявых девок, если специально мне хотели девицу подкинуть, чтобы отвлечь, то вот определённо не такая должна была быть. Но… а может потому и приворот?
Сколько сталкивался с этим, каждый раз взрывало, потому что это только в момент, когда поддался, хорошо, эйфория, тащит до слюней, а потом – страшный, чудовищный отходняк, на меня вообще действовало мерзостно…
Вранья и лжи я не прощал никому и никогда. И уж не девкам мне в душу лезть – пару таких охотниц, мать их, чуть не прибил собственноручно.
И эта… сидела и тряслась, вслушиваясь. И говорить с ней мне не хотелось, мне не до того, мне надо понять, как действовать. Но и страх её меня взвинчивал и пришлось успокаивать.
С ума сойти – какое мне дело? Но она и правда унялась, когда начала говорить.
Маршрут, который рассказала, не шёл в разрез с фотографиями, которые я видел. Не плохо. Но и не значит ничего.
“Параноик ты, Сеймур!” – вечно твердили мне.
Но я жив до сих пор из-за своей так называемой паранойи и того, что полагался на своего зверя и его чутьё.
И вот тут беда, потому что этот сладкий запах сбивал с толку, уничтожал чутьё, задвигал инстинкт самосохранения зверя на задворки, вытаскивая дурную похоть и совсем другой инстинкт. Никак мне сейчас не нужный.
— Никуда, ясно? – рыкнул, нагибаясь к девице вплотную. Она захлопала на меня глазами, и снова в ней это странное, то же, что в машине случилось перед тем, как могла бы произойти авария. Бледная, замершая, потерявшая ритм дыхания. — Хочешь жить, я тебе всё сказал!
И я понимаю, что в ней есть предчувствие смерти… и с этим понимаю, что один всё же добрался до дома.
— Твою мать!
На кухне тишина всего пару мгновений. Хорошее место, чтобы убивать и умирать. Хотя со вторым поспорил бы.
Сучёныш оборачивается кошаком прямо в прыжке от дверей. Ловлю его одной рукой за шкуру, второй хватаю очень кстати лежащий на столе нож. Всаживаю по самую рукоять куда-то в бок и слышу мерзкий визг. И понимаю, что он разодрал мне то же место на спине, по которому прошёлся один из тех, которых прибил у машины.
— Сука, – отталкиваюсь и выношу его из дома. Очень удачно впечатывая в другого, который в дом собрался проникать следом за первым.
Этого силой зверя, которую нагоняю в мышцы, скидываю в сторону, заодно стараюсь распороть место попадания ножа сильнее и глубже.
Готов.
Второй с мгновение опешил от столкновения, но этого мгновения мне хватает, чтобы сделать выпад и с помощью ножа отправить к его предкам.
— Сеймур, сука, сдавайся, – орёт мне кто-то с другой стороны дома. А значит там, где рыжая. Дело дрянь.
С этой стороны дома больше никого нет, значит эти двое отвлекли.
Но нет… не возьмёшь!
Я поворачиваюсь, возвращаясь в дом.
Раз, два, ещё шаг, пролёт, дальше комната, девица в истерике, и ещё шаг, врага вижу в стеклянных окнах. Четыре, пять… шаг, и я выношу спиной окно, оборачиваясь в прыжке, подминая под своего зверя того, который, видимо, назвал меня “сукой” и совсем не вежливо попросил сдаться.
— Маккензи, открывай глаза! – тон не терпел никаких возражений, кажется, даже если бы я умерла, то определённо восстала от этого приказа.
Я открыла глаза и уставилась в лицо своего мучителя? Или спасителя?
— Привет, рыбка, – проговорил Сеймур, нависая надо мной. — Иди сюда.
И не успела я ничего ответить, вообще сообразить, что там, куда, как он подхватил меня подмышки, словно ребёнка, и поднял. Поднял с тела. Того, кто хотел меня убить. И я голая вообще. И… Сеймур этот тоже голый. И держит меня на вытянутых руках. Голую. И… я обвела глазами двор, потом попыталась посмотреть вниз.
— Смотреть на меня, – приказал мужчина тем самым строгим тоном, и я уставилась в его синие глаза. Даже мыслей никаких в голове не осталось.
А ведь там трупы. Трупы людей.
И он… он их убил.
Медведь.
Он – медведь!
Я всхлипнула, но получилось как-то невнятно, словно икнула, и взгляд не смогла отвести. Он сделал несколько шагов и усадил меня на диван. Очень ловким движением вытащил, словно фокусник, из ниоткуда клетчатый плед. Накрыл меня, потом весьма бесцеремонно повернул мою голову и цыкнул недовольно, осматривая шею. В этот момент я потеряла связь наших взглядов, на улице опять сверкнула молния, и я снова уставилась невольно на тело, что лежало возле окон. Заливаемое дождём. С топором в лице. А вокруг вода, смешанная с кровью, пятнами на полотенце, которое было до нападения намотано на мне.
Вздрогнула от грома, и сейчас…
— На меня смотри, сказал, – рыкнул Сеймур не тише грома, и я снова уставилась на него, утопая во тьме взгляда. Хищника. Точно. Абсолютно точно хищника.
Я пыталась не думать, пыталась, но происходившее только что, вот же мгновение назад, меня скрутило ужасом. Я видела, как человек стал зверем. Именно этот человек. Страшным огромным зверем.
Губа затряслась, челюсть, зубы застучали друг о друга, наконец я ощутила, что мокрая и замёрзшая.
— Почему тебе нравится фотографировать? – внезапно спросил Сеймур.
— Что? – уставилась на него и даже перестала трястись от холода.
— Ты хотела поговорить, вот сейчас можешь говорить, – ответил он, вставая, а я не могла оторвать взгляд от его лица. Следила глазами за ним, как он прошёл к открытым полкам стеллажа, взял оттуда коробку, вернулся ко мне.
— Ну, так что? Почему? – спросил он, садясь рядом и открывая коробку.
— Потому что папа фотографировал, и я… – в коробке лекарства и перевязочные материалы. Ещё обеззараживающие спреи.
— Только поэтому? – спросил он, обрабатывая мне шею. У меня защипало, вывело из забытья. Что у меня там такое? Никак не могла понять.
— Да. Наверное. Не знаю, – сбивчиво зашептала я, — это очень… оно меня завораживало всегда. Папа фотографировал животных. Он забирал меня с собой, я была в Азии и Южной Америке… и у меня тоже был фотоаппарат, и я… я тоже фотографировала и проявляла с ним фото. Он свои, а я свои.
Сеймур хмыкнул, достал квадрат пластыря достаточно большой площади и наклеил мне на шею, туда, где обработал спреем, а потом протёр салфетками.
— Сиди здесь, – приказал он.
Встал, перенёс коробку на стол и направился в сторону лестницы на второй этаж.
Его не смущала его нагота, ему вообще было, как мне показалось, абсолютно комфортно. Я очень старалась смотреть только на его широченную спину, куда-то в место между лопаток. И вдруг заметила, что она разодрана, кровь спеклась, невероятно быстро, потому что он всё ещё мокрый из-за дождя, но рана огромная, а не кровоточит, и я перевела взгляд, поняла, что он весь в ранах.
Я невольно коснулась своей, на шее. Сейчас, при нажатии, я чувствовала, что болит.
А ему не больно? Но не может такого быть. Да? Или людей, которые звери, тоже не бывает?
Что вообще… я закрыла руками лицо и сложилась пополам, утыкаясь в колени.
Это кошмар. Просто кошмар. Просто надо проснуться.
Нет.
Такого не бывает… я просто — может, замёрзла на той дороге, может, сижу в машине и всё жду, мне холодно, а когда холодно, всегда снятся кошмары. Да-да. Точно.
Надо проснуться.
Просыпайся, Мейси, просыпайся, давай, Мейси, ну же… проснись! Мейси!
— Давай, – я резко выпрямилась, задрала голову, глядя на ухмыляющегося Сеймура. — Шмотки. Рюкзак, – он кинул передо мной вещи и мой рюкзак, а потом носки и мои ботинки. — Ботинки не надевай, там сапоги есть резиновые,ботинки на потом, как дождь перестанет и выберемся на дорогу или дойдём до фермы какой.
— Что? – выдохнула я, хлопая зарёванными глазами.
Он был одет. Полностью – штаны, типа армейских, ботинки высокие, толстовка.
— Одевайся и пошли, у нас нет времени. Как только они не дозовутся своих по рациям, придут второй группой проверять, нас не должно здесь быть, – пояснил он достаточно спокойно.
— Но там же… буря?
— Дождь скроет наши следы и запах, то что надо, – он глянул в окно, потом на меня. — Одевайся. И пошли.
Смели напрочь. На этот раз трое, и двое из них те засранцы, которых я уже видел. Ненавижу дождь, ненавижу не иметь возможности обернуться. Но, если шторм давал небольшое преимущество, то вот оборот и правда был некстати, потому что куда я потом денусь в таком виде? К Джини? Но теперь уж точно по-любому именно к ней.
Одного сбил машиной, второго смог срубить, успев выбраться из тачки до того, как он доберётся до меня. А третий замер, раздумывая, обернуться или нет, но в итоге я пошёл в оборот, а он всё же трухнул и свалил. И мне совершенно не было дела до того, чтобы его догнать, потому что девица-то осталась в машине.
Машина упала, застряла на левом боку, от удара треснуло лобовое стекло, и вода начала заливать салон. А вот с самосохранением у девки совсем плохо, мать её. Точнее я подумал, что она без сознания, но нет – в этот раз обошлось без обморока, только когда забрался на правый бок машины, нашёл её, смотрящую вперёд пустым взглядом, бледная… да, какого мне так повезло? Ходячая неприятность.
— Эй, рыбка, – проорал, пытаясь дотянуться, но увы, она не откликнулась. Ругнулся. Пришлось перегнуться в салон, дёрнуть ремень и потянуть её на себя. — Маккензи! – рычал уже, если не очухается, придётся бить по лицу, и тут – я её пришибу, не рассчитав силы.
Но она очнулась. Задрожала и сфокусировала на мне взгляд.
— Ты больная? – спросил у неё.
— Вода… вода… солёная, – и она заплакала. Как маленькая. Вот как дети плачут. Как Дарси моя.
И чего тут ловить? Просить? Понять? Вообще. Бесполезно.
— Давай, пошли!
Поставил её на ноги, а она проседает.
— Маккензи, чтоб тебя! – и я, кажется, сам хотел её прибить, но тут глянул в лицо. Глаза эти потерянные, полные такого страха, ужаса, я видел такое не раз. Когда люди видят лик самой смерти.
Да что не так с этой девицей?
— Сама напросилась, – и я взвалил её на плечо, отправился в сторону ближайших поселений и как же хорошо, что мы недалеко от них, а, если быть совсем точным, недалеко от дома Джини.
Через полчаса я уже поднимался по гравийной дорожке к дому моей такой нелюбимой любимой ведьмы.
Но что делать? Придётся так, или мне хана, а девица точно заработает пневмонию какую от переохлаждения.
Поставил её на ноги.
— Маккензи? – она была словно в забытье, но всё же стояла на этот раз. Уже не плохо. — Стой и попробуй сделать вид, что с тобой всё хорошо.
Это я, конечно, прикольнулся. Она и хорошо?
Действительно выглядела как человек, которого пытались сожрать, потом тащили по пересечённой местности, благодаря частым дождям превратившейся в болота, а потом, на десерт, чуть не прибили в автоаварии.
Вздохнул и постучал в дверь. Сам старался себя сдерживать, потому что если у Джини есть постояльцы, то им это совсем не надо.
Хозяйка открывать не спешила, а вот Маккензи спешила перестать стоять на своих двоих.
— Простите? – Джини приоткрыла дверь, потом увидела меня и, конечно, перестала медлить. — Сеймур? – открыла, впуская нас в прихожую с улицы, где с новой силой бесновался шторм.
— Доброго вечера вам, миссис Грант, простите что беспокою, – у меня даже улыбнуться получилось, когда она очень понятно для меня сделала жест головой в сторону общей гостиной, а потом повела бровью.
— Что случилось, Сеймур, дорогой?
— О, трубы прорвало, миссис Грант, – ответил я. — Весь первый этаж залило по пояс, – у меня уже не было сил, и хотя говорил я весьма вежливо, но смотрел на женщину очень недобро. — Ещё и замыкание. Пришлось всё обесточить и выбираться оттуда. Поможете мне и моей невесте? Мы сильно промокли.
— Кошмар! Конечно, Сеймур, конечно, у меня есть для вас комната. Такая беда, такая беда. Пойдёмте. И надо позвонить?
— Да, вызвать мастеров, – согласился я, когда она повела меня и Маккензи вглубь дома. На лужи, что оставались после нас, внимания решила не обращать. А то обычно шуточку какую отвесила бы.
— Сюда, – запустила в одну из пустующих комнат, закрыла дверь. — Чем могу помочь, дорогой? – тон изменился с приторно-вежливого, на стальной, но всё же участливый.
— Для начала надо её согреть, – кивнул я на девчонку, стаскивая с неё дождевик.
— Тебе тоже не мешало бы, – заметила Джини. — Я зайду позднее, чтобы забрать ваши вещи, постираю в прачечной. Нельзя же в мокром и грязном быть, – потом подошла ко мне вплотную, положила руку на предплечье. — И она человек!
— Да, – согласился я. Ведьма повела бровью. И это одна из причин, по которой я не хотел бы сюда заезжать. Но как случилось, так и случилось.
Джини кивнула и вышла, оставив меня с полудохлой, кажется, девицей.
— Рыбка? — всмотрелся в болезненно блестящие глаза. Плохо. — Иди сюда.
Затащил её в ванную комнату, продолжая раздевать.
— Закрепим действие? – ухмыльнулся я, включая тёплую воду в ванне. Девица вообще не сопротивлялась, прям кукла. Посадил в ванну и увидел, как она дёрнулась.
— Маккензи, подъём! – приказал мне этот жуткий голос, обладатель которого превратил мою жизнь в ад.
Я открыла глаза, моргая и пытаясь понять, где я, что случилось и… вчера уже прошло? Или нет, и было ли оно, это жуткое вчера?
Но я перевела взгляд на возвышающегося надо мной мужчину – о, оно было, ещё как! Он же никуда не делся. Стоит, словно гора, занимая всё пространство собой. На этот раз одет хотя бы в спортивные штаны. Сверху ничего, кроме бинтов и пластырей. И тату.
В дверь постучали. Он откликнулся, разрешая войти и оборачиваясь навстречу вошедшему.
— Вещи, Сеймур, – заходя, проговорила женщина приятной наружности, на вид ей около пятидесяти, весьма интересное лицо, тёмные волосы, ни одного седого. Глаза светло-голубые, такие водянистые, словно прозрачные, только радужка тёмная.
— Спасибо, Джини, – проговорил он удивительно мягко, точнее, не знаю, как объяснить, грубо, всё так же грубо, такая себе, я бы сказала, благодарность, но, судя по всему, для этого мужика – просто верх возможностей.
— Как ты собираешься дальше передвигаться? – поинтересовалась она.
— Не скажу, – ответил он. Грубо ответил, но женщина улыбнулась. — Но одну из твоих машин заберу, потом расскажу, где оставил.
— Как скажешь, – без раздумий согласилась она. — Тогда удачи, дорогой. Привет Дункану.
— А Маржери? – так уже привычно для меня прищурился мужчина.
— И ей передай, мне не жалко, – рассмеялась женщина, а потом, я поверить своим глазам не могла, но ущипнула его за ягодицу и вышла.
А он не отреагировал. Вообще. Повернулся ко мне, всмотрелся, точно зная, что не сплю.
— Вставай, рыбка!
— Она… ущипнула… – и я сама не поняла, зачем я снова сказала глупость какую-то, ведь могла бы сделать вид, что не заметила. Да?
— Она делает это с тех пор, как я родился, – совершенно спокойно ответил Сеймур. Разделяя вещи, которые принесла женщина. Мои от своих, вероятно. — Точнее, до трёх лет она щипала меня за зад, потом переключилась на щёки, а лет в четырнадцать снова вернулась к заднице.
Он положил моё платье и что-то ещё.
— Она тебе бельё дала, а то испереживалась, как ты, бедняжка, без трусов будешь передвигаться, – ухмыльнулся он. — Вставай, одевайся, у нас времени до того, как рассветёт, не много.
Я хотела спросить, что такого в рассвете, но хотя бы понятно стало, что сейчас совсем раннее утро, и я спала несколько часов получается. С удивлением заметила, что выспалась. Вообще не помню, что мне снилось, точнее сначала было холодно и жутко, но потом отпустило и сон без сновидений, удивительно и отрадно. В этом хаосе, так тем более.
За окном, кажется, больше не льёт. По крайней мере, не слышно дождя, и небо перестало сверкать и грохотать, соревнуясь в суровости с порывистым ветром.
Немного поёрзав под взглядом мужчины, я всё же села и, прикрываясь одеялом, потянулась за вещами. А вот ему плевать на стеснение, он вообще без заморочек, разделся и стал надевать то, в чём был вчера. Но я отвернулась.
Помню, он мне сказал, что спиной ко мне поворачиваться не намерен, но это уже слишком, да и я же могу к нему спиной, не король вроде. Да и если захочет меня прибить, что мне с того: спиной к нему буду в этот момент или лицом?
Трусов не оказалось, но были такие трикотажные, мягкие, спортивные велосипедки, в отсутствие белья и погоды на улице – счастье!
Натянула платье, вспоминая про его жену. Но эти мысли утонули в других.
Вообще внутри моей головы бушевал такой ураган, похлеще той бури, которая смела меня. Физически и морально.
— Пошли, – поставил передо мной мои ботинки.
— Куда? – пропищала я.
— Ну, знаешь, до вчерашнего я очень даже рассчитывал добраться до Эдинбурга вполне безопасным путём, который не предполагал пересечения с теми, кто пытается меня прибить, но твой финт спутал мне все планы.
Я нахмурилась, не понимая.
— У меня есть парусная яхта, и добраться я хотел морем, но вот те раз – ты боишься воды до смерти, – пояснил он, разводя руками. — Сейчас время штормов не закончилось, что мне прикажешь с тобой делать? Я думал, конечно, в каюте запереть, но это не гуманно, вероятно.
И снова эта издёвка во взгляде.
— Так оставьте меня, – прошептала, действительно не понимая, чего это он со мной носится. Или что это такое?
— Об этом я тоже подумал, но ты… даже не знаю. Тебя кинь, такую ущербную, а рыси подберут и попросят рассказать, что ты обо мне знаешь.
— Но я ничего не знаю, – на глаза мне навернулись слёзы, я отвела взгляд от него, уставилась в пол. Невозможно стыдно за свою слабость и он прав – максимальное невезение по жизни и ущербность.
— А кому какое дело? – он поймал мой подбородок пальцами и заставил посмотреть на него снова. — Тем более, оказывается, окружающие кайфуют, причиняя тебе вред, тут вот тащиться будут, поверь, по полной. И не важно, знаешь чего или нет.
Я невольно сжалась, сглотнула.
И что с этой рыбкой мелкой делать?
Смотрел, как пытается не заплакать, отпустил, сел нормально…
Себе она сообщение отправила — вот же, херня!
Это даже мне не понять. Я хоть и пять последних лет не общался ни с кем, только в день рождения Нокс звонил домой и на Хогмани. И всё, кажется. А не было бы этой балбески и не стал бы заморачиваться ни разу. Но ей было важно, словно до сих пор пять лет. И ведь она не сильно младше этой вот растрёпанной, почти рыдающей, испуганной девчонки.
Может, меня поэтому так в защитники потянуло?
Хотя, конечно, чего Нокс защищать? Она же тот ещё зверь – медведица у неё, будь здоров, свирепая. Да и сама Нокс отмороженная – МакАртур, что тут скажешь?
Но, тем не менее, что-что, а сообщение о том, что мне помощь нужна, я точно могу отправить и не одному только другу Торену, и навалит столько народа, что не продохнуть будет.
А тут – себе отправила. Вот засада!
Но телефон надо найти. И как я упустил такую важную вещь?
Вырулил в сторону заправки.
Заправились. Купили перекусить и кофе, хорошо, что денег взял наличкой у Джини, а то только не хватало картами своими светить – так меня моментом найдут.
Напрягало происходящее. Невообразимо. Всё всматривался нет ли хвоста за нами. Но вроде чисто.
Они, скорее всего, и так стоят на всех дорогах ближе к Эдинбургу. Ждут. Пусть ждут. Красоты родной Шотландии погляжу неспешно, а то давно развалин не видел и скал, твою мать, и приеду, развлеку ребяток.
И сначала надо собраться.
Тело ломило после драки и оборота. И хотя я не давал себе расслабляться эти пять лет, забивая на движение – могу даже сказать, что в предыдущие пять намного больше на диване валялся. Но всё же хорошей драки у меня не было очень давно, а тут толпа целая.
И главное, что они точно знали, что, скорее всего, их будет ждать смерть, а что может быть хуже берсерка в бою?
Да только несколько берсерков!
Ещё и раны плохо заживали. Крови потерял много, надо было отдохнуть, но куда там?
Решение ехать в тупиковый Лохинвер пришло не сразу, но сейчас вообще сомневался в правильности, потому что четыре часа дороги после такого невнятного отдыха, которые схватил у Джини, сложно. Только делать нечего. Кажется, и есть мы будем именно там.
Девочка притихла, а через какое-то время вообще уснула. И, не доезжая до последней перед Лохинвером развилки дорог, остановился, чтобы позвонить из телефона уличного.
— Торен? – набрал друга.
— Ты там месиво устроил, Сеймур, – без приветствий заявил мне МакФэлан.
— Я? Да ладно, ничего такого, – фыркнул, пристально всматриваясь в спящую на переднем сидении тачки Маккензи.
— Согласен, ты и не такое творил, но для Страти и окрестностей это перебор.
— Там мои зачищали или Дункана?
— Там все зачищали, – вздохнул Торен.
— Надо поискать телефон девчонки, – попросил я.
— Там этих телефонов, – отозвался друг, — тоже скажешь угадывать, чтобы понять какой девчонке принадлежал?
— Не, он был в голубом чехле, и на нём подвеска была, с сердечком, – вытащил из памяти образ смартфона, когда она фотографировала на дороге права мои, — не думаю, что у кошаков такие были.
— Принял, передам.
— Узнал что про неё? – говорить и объяснять не надо, потому что МакФэлан со мной всю жизнь почти рядом, мы друг друга чувствуем, левые вопросы не задаём, просто делаем, если надо. А выпендриться можем только ради галочки.
— Кортни что-то узнала, да, подожди, переключу тебя, ты вообще в какой заднице? – Торен видимо попытался понять, что за номер определился.
— В жопной жопе, красиво, мать её, озёра, поля, холмы, горы тут родненькие, – ухмыльнулся я.
— То есть, как в любой точке Шотландии? – ухмыльнулся друг.
— Точно так.
— Держи нос по ветру, Сеймур, – пожелал мне удачи Торен моим же выражением, которым обычно я ему удачи желал.
И переключил на Кортни.
— Привет, Сеймур, – услышал щебетание очаровательной засранки.
— И тебе, совушка, – поздоровался я. Её вида совсем у нас мало. Бережём, как можем. Но боец она отменный, а хакер так вообще непревзойдённый.
— Я так понимаю, что тебе не до банальщины всякой, как я рада тебя слышать и всё такое, поэтому перехожу к делу, – сразу загалдела она. — Маккензи Морис. Почти двадцать четыре года, живёт в Эдинбурге, мать Рита, учительница, умерла два месяца назад, болела, рак. Отец, Мэтью, известный фотограф, более того знаменитость в их кругах. Фотографировал животных.
— Хорошо фотографировал? – ухмыльнулся я.
— Да, отлично, пару наших нашла даже, – пошутила Кортни, смеясь. — Журналы всякие, премии получал, в таких жопах побывал, чтобы какую-то мышь сфоткать или птицу редкую, герой, короче. Умер. Погиб. Утонул в Красном море.