Оборотни. Разрушая преграды

Пролог

Саймон вздохнул и отвернулся от окна, возвращаясь к постели. Сел на стул, стоящий рядом, привычно протянул руку и сжал в ладони холодные пальчики Оливии. Девушка никак не отреагировала, впрочем – как всегда. Изо дня в день одно и то же: он приходит к своей паре, смотрит на нее, прикасается, потом проверяет все показатели и приборы, подключенные к ней, держит ее за руку и тихо что-то говорит.

  Он знает, что она его слышит. И он ее слышит. Но не так, как это происходит у прочих пар. Между ними нет связи, нет метки. Но все же они почти едины. Сай знает, что она его слышит, когда он говорит вслух, а он слышит ее в своих снах. Она приходит к нему каждую ночь, и тоже что-то говорит. Впервые он услышал ее имя. Потом она говорила о себе: что любит, чего хочет, какой цвет ей нравится, что она хочет яблок и абрикос. Это было странно, было нелепо и неестественно. Она рассказывала о себе любые глупые мелочи и заметки, и никогда ничего серьезного. Но парень был рад и этому, ведь ничего другого не было. Он слушал ее голос, и только он был в его снах - тихий, легкий и спокойный. Он ощущал ее присутствие всем своим существом в своём разуме.

  Саймон вздохнул и снова посмотрел на милое, детское, изможденное лицо своей пары. Бледная кожа, едва розовые губы, пара почти незаметных веснушек на курносом носике, отросшие до плеч волосы, приобретшие яркость и насыщенность мягкого каштана. Он замечал, как меняется Оливия. Для всех остальных это не было так важно, но не для него. Он знал наизусть все ее черты, замечал малейшие изменения в дыхании и трепете ресниц.

  Но всего этого было безумно мало, и все же больше, чем он ожидал, когда понял, что она в коме. Но ведь прошел уже почти год, а она так и не пришла в себя. Он спрашивал у нее почему. А во сне она отвечала, что слишком устала, что ей еще нужно отдохнуть, и он должен подождать. Он ждал, изо дня в день ждал, терпеливо, томительно и  мучительно, ведь не было у него другого выхода.

  Молодой парень тихо попрощался с Оливией и поднялся на ноги - его еще ждала работа. Подойдя к двери, он, как всегда обернулся напоследок, бросая еще один взгляд на девушку.

  И вдруг встретился взглядом с жёлтыми глазами, смотрящими на него прямо, осознанно и мягко...

Часть 1

 - Потерпи, - тихо прошептала Мина, глядя на профиль брата.

  Сай бросил на нее короткий грустный взгляд и хмыкнул, возвращая взор на сидящую впереди пару – Рис и Оливия. Они находились далеко от них, на самом берегу реки, вне пределов слышимости, и парень не мог знать, о чем они разговаривают. Мина тоже не знала, о чем говорят ее муж и эта странная девочка – Рис не считал нужным говорить об этом слишком много, а она не настаивала.

 - Зачем мне терпеть? – тихо прошептал молодой оборотень, не сводя напряженного взгляда с тонкой, чуть сгорбленной спины Оливии.

 - Ты знаешь зачем, - мягко улыбнулась Мина, кладя голову ему на плечо и заглядывая в глаза. – Она твоя пара – тебе не сбежать от этого.

 - Не ты ли говорила когда-то, что «пара» еще не все? – хмыкнул Саймон.

 - Я, - улыбнулась Мина, переводя взгляд на профиль мужа. – И была в корне не права. И ты не хуже меня знаешь…

 - Знаю, - вздохнул молодой человек. – Не думал я, что все будет так.

 - Ты ведь понимаешь, что она не обычная девушка. Что она отличается от нас, от многих и во многом. И ты готов был к трудностям.

 - Я и сейчас готов к ним. Но то, что она меня отталкивает – это не трудность. Это просто катастрофа, - покачал головой Сай. – Я не понимаю этого. Я не понимаю ее. Себя даже не могу понять.

 - Ей нужно время, она еще не пришла в себя. Рис говорит, что она потихоньку приходит в норму.

- Понимаю, что эгоистично звучит, но это «потихоньку» меня напрягает. Мы истинные, и ты по себе знаешь, что это значит и что это такое: притяжение, жажда, любовь, страсть, тоска и куча всего остального. А Оливия не дает даже коснуться себя. Не разговаривает со мной, избегает меня как прокаженного. Уже полгода прошло, как она очнулась, а я за все это время всего парой слов с ней перекинулся.

  В голосе парня звучала неприкрытая горечь и тоска, грусть, злость и непонимание. Ему было плохо, ему было больно, и эти ощущения все усиливались по мере того как проходило время.

  Когда Оливия очнулась, открыла глаза и посмотрела на него, все внутри Саймона пело и ликовало. Казалось, что его переживаниям и ожиданию пришел конец. Но как оказалось – все это только началось. Оливия не подпускала к себе парня, шарахалась от него и смотрела недовольно, напугано и неприветливо. Не давала прикасаться к себе, ее желтые звериные глаза все время горели настороженностью и паникой. В первый момент, когда Саймон понял, что это он вызывает в ней все эти чувства и эмоции, он был сбит с толку. В их снах она разговаривала с ним, ее голос был нежен и ласков, тих и спокоен. И он сам ощущал ее умиротворение, когда был рядом с ней во время ее комы – это ощущение было почти физическим: тепло разливалось по телу. А в реальности все было с точностью до наоборот. Оборотень не понимал этого, и первое время списывал на то, что девушка еще не пришла в себя, не до конца оправилась. Но проходили недели, месяцы, уже полгода минуло – а она все еще далека от него.

  Единственный, с кем общалась и как-то контактировала Оливия, был Рис. Сам мужчина объяснял это тем, что он ее альфа, что в нем она чувствует защиту, которую ей когда-то предоставлял ее отец. Плюс – Рис был ментально очень силен. Его дар был далек от того, каким обладала сама Оливия, но все же ощутим для нее и близок куда больше, чем истинная связь со своим волком. Это могло объясняться только тем, что девушка омега. Примерно так, запутано и неясно, объяснял ему сам Рис.

 - Она никогда не жила в стае. Единственным якорем, защитой для нее всегда был отец. Как ее альфа, он контролировал ее, помогал ей сдерживать себя и регулировать свою психику. С его смертью она осталась одна. Разрыв этой связи с ним был для нее ударом, именно поэтому она впала в кому. Именно такая связь для нее знакома. Ты и ваша привязанность для нее чужды. Не осуждай ее за то, что она не понимает и не знает того, что знаем все мы. Оливия всю жизнь провела на задворках, по которым ее таскал отец. Она очень мало знает из того, с чем мы знакомы с пеленок. А с другой стороны, она омега – они уникальны, и уже это дает ей послабление.

 - Я не осуждаю, - ответил тогда Сай. – Ни в коей мере не хочу давить или пугать. Но как объяснить то, что она приходила ко мне во снах? Что она чувствовала меня как пару?

 - Я говорил с ней об этом. Она сказала, что ничего не помнит, - с сочувствием и сожалением глядя на Саймона, ответил Рис. – Ты для нее такой же чужак, как и все вокруг. Даже Мину она сторонится, хотя и с ней они связаны.

  Чем больше проходило времени, тем запутанней все становилось. Рис и Оливия вели свои разговоры, в которые не посвящались ни Мина, ни Саймон – Оливия просила не распространяться об этом. В общих чертах сестра знала суть этих постоянных бесед и передавала ее брату. Альфа и омега говорили обо всем: прошлом, настоящем, Оливия рассказывала о своей прежней жизни, узнавала настоящую, задавала много вопросов и сама отвечала на вопросы Риса. Мужчина пытался узнать ее как омегу, чтобы быть в курсе того, что и как. Каждую свободную минуту Рис проводил с Оливией, поскольку девушка не могла долго находиться одна. Она цеплялась за руку альфы, как маленькая девочка за руку матери или отца, он даже физически был нужен ей рядом. Саймон не ловил себя на ревности, поскольку Рис этот момент объяснил очень четко и сразу, чтобы не возникло недопонимания.

 - Оливия в каком-то роде…психически неуравновешенна. У людей это называется шизофренией. Ее зверь в большей степени владеет ею, нежели она им. Ее волчица – дикое животное, почти не подвластное разуму и контролю с человеческой стороны. И она всегда на грани, всегда очень близка к обращению. Малейший срыв – и она волк. Причем волк бешеный, практически полностью скрывающий человеческое сознание Оливии. И ей очень трудно возвращать себе контроль над собой, когда она обращается. И делает она это очень редко и всегда по принуждению своего зверя. Это опасно, для нее в первую очередь – однажды она может просто не вернуться в свой нормальный облик, сойти с ума. А еще становится опасной для окружающих. Сейчас ее якорь – я. И моя физическая близость к ней держит ее разум. Со временем это буде проще и не так необходимо. Но Оливия очень слаба, поэтому времени потребуется не мало.

Часть 2

Сэмми рассеянно скользил глазами по странице раскрытой книги у себя в руках, периодически бросая взгляд поверх учебника в сторону кухни, где тихонько разговаривали Анжи с подругой Гвен. Обе женщины пили чай, сидя друг напротив друга и обсуждали свои дела. Парень утыкался в книгу взглядом на минуту, потом снова поднимал его вверх, и так повторялось уже почти час. Он не мог сосредоточиться и нормально заниматься, то и дело поглядывая в сторону кухни.

 - Ты голодный? – спросила вдруг мама, поймав взгляд сына в очередной раз.

 - Нет, - протянул Сэм.

 - Тогда почему так жадно смотришь на холодильник? – хмыкнула Анжи.

  Гвен подавилась чаем и закашлялась.

  Сэмми что-то пробурчал в отчет и поднял выше учебник, пряча за ним взгляд.

 «Чуть не спалился!» - шипел на себя парень мысленно, а после, подальше от греха, ушел из гостиной к себе в спальню, где отбросил книгу в сторону и с приглушенным стонов упал на кровать, утыкаясь лицом в подушку и колошматя ее кулаками.

  Он знал, как может выглядеть со стороны, знал, что у него на лице все написано и удивлялся, как это еще никто до сих пор не раскрыл его тайны. Но ничего с собой Сэм поделать не мог. Это было неконтролируемо, и он с ума сходил от того, что с ним происходило. Гормоны бушевали в самом пике – ему ведь шестнадцать – и рвались наружу в постоянном восторге, возбуждении и активности. Молодой человек почти не спал по ночам – энергии было хоть отбавляй. Аппетит был просто зверский, а общее состояние тела – на подъеме. Эмоции лились через край: он легко бесился, быстро заводился и злился, мигом остывал и все поновой. Это продолжалось уже больше года, и продлится примерно столько же, пока он окончательно не повзрослеет. Хотя внешне больше не изменится - Сэм уже выглядел так, как будет выглядеть еще многие годы своей жизни: далеко не на шестнадцать, а лет так на двадцать-двадцать два; высокий, широкоплечий, с узкой талией и бедрами; рельефные мышцы перекатывались под загорелой кожей как раз в меру, показывая какой он сильный, но при этом не огромный бодибилдер с вздутым, словно шарик, телом. Красивое, чуть хищное лицо озарялось яркими глазами, сверкающими задором и жаждой жизни, молодостью и юностью, даже пофигизмом. Темные волосы были в вечном  беспорядке, придавая ему озорства, а обольстительная и сексуальная улыбка уже свела с ума немало красавиц на его пути: половина университета, в котором Сэм учился уже второй год, сходила с ума по этому парню. А другая половина еще по паре волков из их стаи, которые учились там же. Что касается мужской части, то и тут море внимания доставалось оборотням – Мина училась вместе с Сэмом, на одном курсе и даже в группе. Первое время ему приходилось отгонять парней от жены брата, пока сам Рис однажды не продемонстрировал, что его девушке никто не смеет докучать и тем более прикасаться к ней.

  Они с Миной как раз выходили из корпуса, где была последняя пара, когда к девушке подошел один из старшекурсников и схватил ее за руку, чтобы привлечь к себе внимание. Пару дней назад Мина отшила его, но видно парень не готов был принять отказ. Девушка могла бы и сама за себя постоять – уложить парня на лопатки для волчицы плевое дело. Но они находились среди людей, и демонстрировать свою силу, скорость и ловкость было невозможно. Сэм даже не успел вмешаться – подлетел Рис и без раздумий вмазал по лицу сопернику, мягко отодвинув жену в сторону.

 - Еще раз увижу рядом с ней – убью, - прорычал альфа, склонившись над валяющимся на земле парнем, который зажимал сломанный нос.

  Человек лихорадочно закивал и ломанулся от них подальше, весьма сильно испугавшись дикого и злого взгляда волка. А после брат собственнически притянул к себе свою жену и поцеловал на глазах у всех. Причем так, что ни у кого больше не осталось сомнений в том, кто для красавицы главный, и что никакие ухаживания и посулы не привлекут ее.

  Больше таких инцидентов не было, и Мина училась спокойно, тем более что периодически Рису удавалось приезжать за своей женой и братом лично, что служило ярким напоминанием для студентов. А вот сам Сэмми пользовался вниманием окружающих напропалую: флиртовал, заигрывал и соблазнял всех желающих его внимания. Но лишь до поры до времени, поскольку рядом с человеком трудно дать волю животной натуре, требующей своего – силы, напора и огня. Тем более сейчас, когда все те же пресловутые гормоны дают о себе знать: зверь появлялся даже в глазах, причем бесконтрольно и беспричинно. Не раз и не два Мина толкала его в бок и тихо говорила опустить глаза, чтобы не выдать себя их нечеловечностью.

  Сэм еще пару раз попытался взяться за книгу, но ничего не вышло. А уж когда он услышал, как Анжи провожает подругу, и вовсе вскочил с кровати, пытаясь удержать себя, чтобы немедленно не выйти. Его хватило на пять минут, и вот он уже вылетел из дома под укоризненное качание головы матери, отделавшись фразой «я гулять».

 - Охламон, - вздохнула Анжи со смешком, закрывая за ним дверь.

  Знала она, как гуляет ее сын: нетрудно догадаться, чем он занимается, после чего засыпает как убитый, притом, что со сном у него проблемы. Но Анжи прекрасно знала, что происходит с ее сыном, а потому не волновалась. Он уже взрослый мальчик, знает, что и как делать, и глупостей не совершит. В этом плане Анжи доверяла ему. Да и как вообще представить себе, что она могла бы контролировать свое чадо? Не будет же она бегать за ним по лесу и выискивать с кем он развлекается и расслабляется? Это не ее дело.

  Едва Сэм скрылся за ветками деревьев от глаз матери, тут же рванул в противоположную от первичного направления сторону. Он мчался через лес, угибаясь от веток елей, игнорируя тропинки, в желании успеть и перехватить. И успел. Выскочил как черт из табакерки прямо перед Гвен.

 - Да сколько можно! – вздрогнула подруга матери, укоризненно глядя на парня. – Как ты только умудряешься так красться?

 - Ты просто задумалась, - чуть запыханно ответил парень, подходя к женщине вплотную. – Надеюсь обо мне?

Часть 3

Саймон с тоской смотрел на Оливию. Девушка не видела его, гуляя по берегу реки, задумчиво глядя на гладь воды и изредка нарушая ее броском камешка. Сюда она приходила чаще всего, с Рисом или же одна, как сейчас, что было весьма редко: альфа старался всегда быть с ней на прогулке, чтобы обезопасить и помочь в случае чего. Сай до сих пор не осознавал к чему такая острая осторожность. Он не был глупцом, просто никто ничего ему толком не объяснял. Путанные, неясные слова Мины или Риса лишь раздражали, не проясняя ситуацию ни на грамм. И ему только и оставалось, что гадать, мечтать и  держаться на расстоянии, чтобы не дай бог не испугать или не взволновать девушку. Почему-то никто не понимал, что он не меньше Риса тревожится о ней. Кажется, все позабыли, что он – ее истинная пара. Хотя, как их назвать парой, когда они так и не связали себя узами? Кто видит в них истинных супругов, когда Оливия избегает его всеми возможными способами? Он сам не понимал, почему так, почему Оливия не чувствует его так, как чувствует ее он. Как это возможно не заметить или проигнорировать? А ведь он не может ошибаться, как думают все вокруг. Связь невозможно не понять и не прочувствовать. Хотя вот она Оливия – исключение. Но она исключение во всем. Она другая. Особенная. И Саймон понимал это, вот только принять так и не смог. Но как же иначе? Эта особенность не принесла ни ему, ни самой Оливия ничего хорошего.

  Молодой волк вздохнул и прикрыл на миг глаза. Он устал. Устал так сильно, как никто не подозревал. Возможно, лишь Рис понимал его. Но он - не Рис. У него нет терпения, как у этого альфы, нет смирения, нет твердости. Он молод, вспыльчив и горяч, ревнив и страстен. А перед носом у него его нареченная, которая даже руки ему не дает, не говоря уже о большем. А он хочет этого больше. Хочет общаться, хочет прикасаться, целовать и ласкать. Хочет дарить нежность и любовь, заботу  и получать все это взамен. И его тяга ко всему этому просто болезненна. Он уже не в себе от невозможности быть рядом с той, кто сводит его с ума одним своим присутствием. И Саймон уже ощущал, что на грани. Еще немного и он просто не вытерпит уговоров всех вокруг подождать. И кто знает, что он натворит в своем безумии?

  А Оливия как всегда далека и холодна, неприветлива. Даже не смотрит на него, когда он оказывается рядом, не разговаривает. Он пытался наладить с ней общение. Но она лишь молчала в ответ, и он прекратил попытки. И все что ему оставалось, так вот так тайком и издалека наблюдать за девушкой. Ловить  взглядом ее жесты и мимику, замечать повадки и привычки. Он уже многое знал о ней в этом плане. Например, Оливия очень неуклюжа, спотыкается на ровном месте постоянно, особенно когда задумается. Впервые поймав ее на этом, Сай был весело удивлен – ну не вязались с оборотнями такие понятия как неуклюжесть, невнимательность, рассеянность и забывчивость. В этом плане Оливия была словно человек. Да и во многом другом тоже напоминала людей: до откровенной сексуальности ей еще далеко, хотя по волчьему возрасту давно пора; силой она не отличалась совершенно, да и регенерация была на порядок слабее, чем у всех оборотней. Единственное, что моментально отличало ее от человека – это глаза: желтые, лихорадочно сверкающие звериные глаза. Никогда они не были у нее человеческими. Ее волчица была почти снаружи, очень близко, и постоянно. Подобное у волков проявлялось лишь в период гормонального созревания или выплеска сильных эмоций – полуобращение: клики, когти и глаза.

  Оливия была загадкой, не позволяющей себя разгадать, как бы он ни старался. И молодой волк ощущал, что все его старания все равно напрасны – она не будет с ним.

  Оливия знала, что она не одна. Знала, что Саймон рядом. Не нужно было оборачиваться, вглядываться в листву деревьев, чтобы понять, что он там. Она ощущала его присутствие рядом с собой с того дня, как очнулась после комы. Он всегда был близко. Раньше это пугало и напрягало, а сейчас она уже привыкла и просто не обращала внимания.

  Девушка не понимала этого парня, не понимала его зависимость ею. Для нее лично понятие «истинная пара» не значило ничего. Она вообще не знала о подобном, пока не оказалась в этой стае. Отец никогда не рассказывал ей об этом, как, впрочем, и о многом другом. Она была оборотнем, но знала о себе и себе подобных удивительно мало. И эта зависимость, желание быть рядом с ней Саймона вызывало в ней лишь вопросы и недовольство. Рис объяснял ей, что такое истинные, показывал на примере своем и Мины, но правильно сказал, что это нужно еще понять на себе, а доводится это немногим. Но она была далека от понимания даже по сравнению с теми, кто так же не был знаком с этим. Каждый волк рождался и жил с желанием найти свою пару, стремился к этому, искал и надеялся. Она же не понимала этого стремления и желания. И она никак не ощущала того факта, что у нее есть пара. И данный феномен никто не мог объяснить. Рис рассуждал о том, что возможно дело в том, что она омега. Или что еще слишком юна и молода, ведь ее физическое развитие на уровне шестнадцати лет, тогда как ей уже девятнадцать и как для оборотня она должна выглядеть старше, а не наоборот. Вообще очень много неправильного было в ней, как в оборотне, и раньше ее это не волновало и не тревожило. Она не жила с волками, чтобы видеть свое отличие от них. А здесь, в стае, все было иначе. На нее смотрели как на особенную, с ней обращались как с особенной. И если в одном-двух случаях это было уместно, удобно и даже нужно, то в остальном это лишь напрягало и сбивало с толку. Оливия никогда не хотела к себе такого внимания, всегда была сама себе на уме и в одиночестве. У нее никогда не было подруг и друзей, да даже просто знакомых! Она мало с кем общалась, кроме своего отца и его охотников, которым ребенок был лишь обузой, не больше. Для Оливии такие понятия, как дружба, нежность, ласка и забота стали знакомы лишь здесь, где она оказалась окружена этим. Рис защищал ее, учил, заботился и оберегал так, как никогда не делала родной отец. Анжи проявляла к ней искреннее внимание, благодарность и материнскую заботу, так же как и Билл. Да и все вокруг в какой-то толике были к ней близки. Это и называлось стаей, семьей, где каждый друг другу не чужой человек, где каждый поддержит и поможет. И пусть Оливия прожила здесь уже полгода, до сих пор не привыкла к подобному, не привыкла к теплу. Разумеется, были и исключения, но в общем понимании волки были одной семьей, в которую ее приняли, совершенно не зная и не понимая. И здесь она ощущала себя как дома – впервые в жизни. Это чувство умиротворяло и успокаивало, что было весьма кстати, поскольку ее спокойствие было на грани.