Из-за горизонта поднималось солнце, пропуская редкие лучи через свинцовые тучи, что застилали небо. Двадцать шестого октября стояла пасмурная погода, намекая жителям города о скором приближении зимы. И это субботнее утро начиналось с моросящего дождя и ветра, что пронимал пешеходов до костей.
С высоты птичьего полёта открывалась картина, написанная художником-психопатом. Холст был разделён на две части: правую и левую. Правая пестрела красками. Жилые кварталы с огороженной территорией были обустроены по новым стандартам безопасности с современным дизайном. Детские площадки отделены от собачьих вольеров, различные спортивные корты — всё для удобства высокопоставленных жителей данных кварталов. Торгово-развлекательные центры переливались яркими огнями. Аккуратные парки с зелёными насаждениями и аттракционами для детей и взрослых мирно досыпали, готовясь к скорому открытию. А с шумных улиц — оживлённых в любое время суток — доносился смех молодёжи. Всю ночь они переходили из бара в бар, чтобы под утро отправиться домой и без задних ног провалиться в мир снов.
Левая часть напоминала мрачную тень противоположной стороны. Здесь не было ярких огней ночного города, красивых домов и уютных переулков, а общественные заведения обычные люди старались обходить стороной. Вдоль проезжей части, огороженной серым забором, был раскидан разного рода мусор. Тротуары — засыпанные щебнем либо покрытые асфальтом с огромными ямами, которые в такую непогоду становились лужами и мешали спокойному движению людей. Здания по форме напоминали коробки — серые панельные высотки, выстроенные в ряд, с обшарпанными фасадами; так называемые спальные районы. Среди них встречались многоквартирные дома поменьше: пяти-, трёх- и двухэтажные, оставшиеся от угасшей эпохи Советского Союза. Бесхозные и жилые постройки частных домов — бывшие посёлки, которые оказались в черте города благодаря расширению его границ. И в этом сумасшедшем многообразии жила бóльшая часть жителей мегаполиса, точнее, отдыхала от многочасовых рабочих смен, чтобы с утра вновь отправиться зарабатывать честным трудом себе на хлеб.
Но в мире нет ничего идеального, и на правой стороне тоже встречались островки безысходности. А левая становилась чуть больше благоустроенной благодаря застройщикам, которые на каждом пустом участке земли пытались построить новый квартал. Город контрастов. Город, который никогда не спит и скрывает множество тайн.
В одном из типовых спальных районов — сером, как утреннее небо — спала супружеская пара. Они не планировали просыпаться в это раннее утро, в первый выходной после тяжёлой рабочей недели. Их мирный сон не прерывал шум, доносящийся с улицы: молодёжь сновала по разным углам после ночных похождений. Не мешал и сосед сверху, что громко топал и не выключал телевизор с прошлого вечера, прокручивая фильмы ужасов. Но глаза пришлось открыть от душераздирающего крика, который пронёсся по их квартире, словно автомобильная сигнализация.
Один из супругов посмотрел на часы — полседьмого утра. Лениво поднимаясь с кровати, они начали прислушиваться, но крик затих так же резко, как и начался. Решив, что шум им мог померещиться из-за соседа сверху и его фильмов, пара снова легла в кровать.
Опять раздался крик. Он исходил из соседней квартиры. Пара прекрасно знала человека, живущего через стенку, и для него подобные выходки были весьма нехарактерными. Иной раз складывалось впечатление, что квартира и вовсе пустует, — настолько там было тихо. А крик тем временем всё нарастал. К нему добавились стуки в стенку, будто её пытались проломить и ворваться к ним. После недолгих уговоров супруги мужчина набрал номер полиции и сообщил о странностях, происходящих в квартире по соседству. Выйти в подъезд им смелости не хватило.
Крик стих. На этот раз надолго. Из квартиры послышались грубые мужские голоса. Тяжёлые шаги, шум открывшейся двери, а после наступила оглушающая тишина. Мужчина аккуратно открыл входную дверь, пряча за спиной супругу. Они переглянулись с остальными соседями, которые также стали случайными свидетелями погрома. А опустив головы вниз, супруги заметили красные пятна, оставшиеся на бетонном полу подъезда.
В полицейском участке царила суматоха. Тяжёлые смены выпадали на выходные дни. Пьяные дебоширы, проститутки, наркоторговцы и прочая нечисть выбирались по ночам в большом количестве, и полицейские безостановочно ездили на вызовы. На пульт поступил очередной звонок — вызов от соседей с жалобой на шум. Двое сотрудников, прибывших в участок с очередным кухонным бойцом, заканчивали с его оформлением. Изнеможённые ночной сменой, они меньше всего хотели ехать туда, где их вновь ждала пара: избитая женщина и горе-муж, решивший показать, кто в доме хозяин.
Почему они так думали? Всё просто. Именно в спальных районах по утрам происходили семейные разборки, и доказательством тому был человек, только что загремевший в камеру. Сценарий всегда один: пьяный муж после весёлой ночи бьёт жену, а любопытные соседи пытаются им помочь. В большинстве случаев вызов ложный. Скручивая очередного мужика на месте происшествия, им приходилось выслушивать жалобные крики женщины: «Отпустите его!», «Он ни при чём!», — а раз нет заявления, то нет и дела. И никого не волновало, что за каждый подобный вызов приходилось писать отчёт. Иногда у подобных дам случались проблески рассудка, и мужа-террориста увозили в участок. Подобные индивиды нередко оказывали сопротивление — на радость полицейским. Изрядно избитые, они продолжали кричать о том, какая у них «сука» супруга, но разве до этого было кому-то дело? Куча бумажной волокиты — вот что ждало сотрудников после вызова.
Через полчаса полицейские прибыли к месту происшествия. Мечтали ли они о громком деле? Нет. Лишняя работа была ни к чему. Им хотелось поскорее со всем закончить и отправиться на законный отдых. Заходя в лифт, нажимая кнопку одиннадцатого этажа, они сонно терли глаза, готовясь к представлению. Но когда двери лифта открылись, сон как рукой сняло.
Двадцать шестое октября. Этот пасмурный субботний день Сергей планировал провести дома. Первый выходной за месяц скрашивали: футбол, пачка чипсов и пиво — хорошая причина не садиться за руль. Он заранее побеспокоился о том, чтобы его не отвлекали, и отправил парней развозить товар. Но у судьбы на этот день были свои планы, и ближе к вечеру телефон начал разрываться от звонков.
Обычно мелкие заказы Сергей старался отдавать подчинённым, оставляя за собой право на оптовые поставки, но сегодня заказчик был настойчив. Молодые люди решили скрасить серые будни веселящим веществом, а начальство не нашло более подходящей кандидатуры, чем Сергей. Для него уже долгие годы не играли никакой роли пол и возраст, когда дело касалось денег. Главное в его нелёгкой работе — не попасться с наркотиками на руках, а всё остальное — не его проблемы. Прошло уже то время, когда он следил за сводками новостей о погибших от передозировки подростках. Давно замолчала совесть.
Собрав всё необходимое, парень покинул квартиру, понимая, что за руль сегодня придётся сесть. Ехал медленно, стараясь не привлекать внимание сотрудников ДПС. Смотрел по сторонам и изумлялся, откуда у людей столько сил, чтобы в такую непогоду выходить гулять. По освещённым проспектам сновала молодёжь — потенциальные клиенты. Сергей всегда сторонился шумных компаний, понимая, что подобная жизнь не для него. Ему по душе были природа и отшельнический образ жизни, но в современных реалиях он не мог себе это позволить. Изредка он выезжал из города, чтобы напитаться энергией отдалённых от цивилизации мест. Находясь в городе, становился сторонним наблюдателем и делал выводы, что праздная жизнь ему не по вкусу. И даже сегодня он мечтал о простом отдыхе, но вместо этого ехал в давно знакомое место, скрытое от посторонних глаз.
Советская магистраль была артерией города, соединяющей правую и левую его части. Здесь — под мостом — открывался «изумительный» вид на спокойное течение реки, долгострой, который постоянно кто-то перекупал, и давно заросший камышом берег. Сергей оставил машину на пустой парковке, накинул на голову капюшон, дальше отправившись пешком. К его излюбленному месту вела тропинка через непроходимые кусты, скрывавшие за собой железобетонные плиты. Идеальное место преступления.
Найдя нужный тайник, он скинул груз, отправил покупателям геолокацию и фотографию. На карту моментально пришли деньги, и Сергей смог наконец-то выдохнуть. День закончился без происшествий. Не желая задерживаться, он в последний раз взглянул на реку и подумал о том, как ему надоела подобная жизнь. Хотелось чего-то простого, человеческого. И пока парень размышлял о своей жизни, судьба решила подкинуть ему ещё одно испытание.
На мосту послышался шум. Люди что-то кричали, машины сигналили, а после раздался плеск воды. Сергей заметил, как за несколько секунд чьё-то тело преодолело немалое расстояние и скрылось под толщей воды.
«Да что же, блядь, за везенье такое!» — подумал он про себя, скидывая верхнюю одежду.
Сергей и не заметил, как быстро добрался от берега до середины реки. Пустая голова, а перед глазами — цель, уносимая течением. И только когда она стала досягаемой, он задал логичный вопрос: «Зачем я это делаю?» Отступать было поздно. Нутро подсказывало, что самоубийцу во что бы то ни стало надо спасти. Сергею понадобилось приложить немало усилий, чтобы, нырнув за телом, подхватить его одной рукой, а второй догрести до берега. С горем пополам, но Сергей выбрался из реки, понимая, что времени на передышку нет. Оглядев местность вокруг, он с досадой покачал головой. Он вышел намного дальше того места, где оставил куртку.
Спасённый человек лежал на земле. Сергей хотел оставить его здесь. Ему нужно было уносить ноги подальше от реки и самоубийцы, испортившего все его планы, но противный внутренний голос приказывал остаться. В кромешной тьме он разглядывал пострадавшего, что еще в воде показался ему странным из-за длинных мешающих волос. Перед ним лежала совершенно голая девушка. Он нагнулся над ней, дотрагиваясь до шеи, проверяя пульс: тот еле прощупывался, но давал надежду, что девушку ещё можно спасти. Сергей перевернул её на живот, подставил под него коленку, опуская голову ниже таза так, чтобы вода покинула организм. Наружный массаж сердца, искусственное дыхание — и девушка начала тяжело дышать.
— Эй, — он похлопал по её щекам. — Может, очнёшься и разойдёмся?
Сознание к девушке не вернулось. Сергей посмотрел по сторонам: на горизонте никого не было. Подхватив её, он побежал к тому месту, где оставил куртку, а после и вовсе покинул давно излюбленное, а с этого дня ещё и проклятое место. Дождь усиливался с каждой минутой, смывая следы недавнего пребывания двух потерянных людей.
Смысла соблюдать правила дорожного движения уже не было. Сергей хотел как можно скорее попасть домой, чтобы обдумать произошедшее. Девушка, которая лежала на заднем сиденье и боролась за жизнь, была не в лучшем состоянии. Когда Сергей включил свет в машине, то тошнота комом подкатила к горлу. На девушке не было живого места, и вставшая перед глазами картина приводила в ужас. Ехать с ней в полицию с его послужным списком было опасно. Он не хотел подставлять друзей, которые наверняка уже вернулись домой. Ведь какова вероятность, что после того, как он заявится в участок, в его квартире — набитой наркотиками — не проведут обыск? По этой же причине он не поехал в больницу.
— Долбанная суицидница, не могла подобрать другое место и время? — тихо пробубнил парень, вымещая злость на руле. — Ну, ничего. Оклемаешься — отправлю тебя куда подальше. Пусть родственники разгребают твоё дерьмо.
Сергей злился, и в первую очередь — на себя. Злился на то, что не подумал о последствиях своего героизма. Полиции всё равно, сколько ты спас жизней, если живёшь не по закону. Он знал не понаслышке, как обращаются с подобными ему людьми на допросах, и испытать весь спектр зверств правоохранительных органов на себе не хотел. Поэтому мчался на полной скорости в единственное безопасное место.
После визита Сергея Нина ощущала неприятное послевкусие. Не покидало чувство тревожности. Она давно его знала. Давно привыкла к его скрытности и хмурому выражению лица, но с ней он был совсем другим. Сергей был первым парнем, которого интересовал её внутренний мир, а не внешняя смазливая оболочка. Он был добр — что было трудно представить, единожды взглянув на молодого человека. Весь день она не могла сосредоточиться на работе, невольно вспоминая причины их знакомства. Что-то вызывало улыбку, а что-то оставляло горечь, напоминая ей, кем на самом деле является её друг.
Больше года назад, только устроившись в эту аптеку, находящуюся в не самом благополучном районе, она и не подозревала, какой неожиданный сюрприз преподнесёт ей жизнь. Её предупреждали о местных головорезах, которые в любой момент могут прийти за помощью, но она, будучи наивной девушкой, и представить не могла, что подобная ситуация произойдёт уже в первую смену.
В семь часов утра, после открытия аптеки, Нина, удобно устроившись в кресле, принялась за завтрак. На работе она была одна, так как охранник заболел, а его жена осталась с ним дома. Ничто не предвещало беды, пока дверь резко не распахнулась и не вошёл он. Двухметровый широкоплечий парень хромая подходил к прилавку, где притаился фармацевт. И с каждым его новым шагом сердце Нины всё глубже уходило в пятки. На нём не было живого места, и, хлопнув по стойке окровавленной рукой, он произнёс единственное слово:
— Бинты.
Ноги Нины приросли к полу. Под хмурым взглядом его серых — почти стальных — глаз она потеряла дар речи и всё, что могла делать, — рассматривать черты его лица. Обритая голова, сведённые к переносице густые брови, опущенные уголки губ и шрам, проходящий через всё лицо, задевающий правый глаз и заканчивающийся у мочки уха, — внешний вид молодого человека внушал страх.
— Долго пялиться будешь? — грубо спросил парень охрипшим голосом.
Нервно дернув головой, она повернулась в сторону шкафа с медикаментами. Дрожащими руками открывала дверцы. Судорожно принялась искать бинты, не в силах прочитать бирки из-за подступающих слёз. Впервые в жизни ей было страшно. Нина понимала, что малейшее промедление может стоить ей жизни, ведь мало ли что таится в голове у человека с подобным внешним видом.
— Ты можешь быстрее?
— С-сейчас, — тихим дрожащим голосом ответила она.
Собравшись с духом, Нина наконец смогла отыскать бинты и с расстояния вытянутой руки подала их, тут же скрывшись за прилавком. Ей нужно было успокоиться. Перебирая вещи на столе, она наткнулась на открытый бутылёк с настойкой валерианы и мысленно поблагодарила уволившегося фармацевта. Отхлебнув с горла настойку, бросилась к кружке с остывшим чаем, пытаясь перебить спиртовой вкус. Горечь обжигала горло, и она хотела поскорее от неё избавиться точно так же, как и от внезапно появившегося посетителя.
Она изредка поглядывала на парня из своего укрытия. Увидев, как он неумело перевязывает раны, Нина звонко хохотнула. Он резко развернулся в её сторону, но, увидев за прилавком пустоту, вернулся к своему занятию. Нина, притаившаяся под столом, смогла спокойно выдохнуть. Страх отступал. Она не понимала, что так подействовало: настойка или жалкие потуги молодого человека перевязать себе раны. Решив, что дальше продолжаться так не может, ведь в скором времени могут нагрянуть покупатели, она взяла набор для обработки ран и уверенной походкой подошла к нему. Но с каждым шагом уверенность улетучивалась, и, уже стоя напротив него, она тихо произнесла:
— Давайте я вам помогу.
— Что? — ошарашенно спросил парень, поднимая округлившиеся глаза.
От его сконфуженного вида на лице девушки расползлась улыбка. Она присела на корточки напротив побитого парня и, слегка касаясь его руки, аккуратно забрала бинты.
— Бинты, говорю, давай, а то ты так долго сидеть будешь.
Он вздрагивал, когда смоченный ватный диск прикасался к свежим порезам. Осматривая внешний вид парня, Нина задумалась, что с ним могло произойти: порванная одежда, порезанные руки, разбитые кулаки и лицо, покрытое ссадинами. Но, встретившись с его пронзительным взглядом, она перестала думать обо всем. Он следил за каждым её движением. Всматривался в черты лица. От таких взглядов Нина почувствовала, как горят её щеки. Иногда она поднимала глаза и, встречаясь с непробиваемой сталью его глаз, тут же опускала голову. Нина стала ловить себя на мысли, что парень, сидящий в непосредственной близости, уже не выглядит таким грозным.
— Прости… — тихо произнёс он.
— За что?
— Я тебя сильно напугал.
— Я просто не ожидала подобной встречи, — тихо ответила Нина, опуская побагровевшее лицо. — А вообще, мог быть повежливее.
И он усмехнулся. Она услышала эту гортанную усмешку. Почувствовала обжигающее дыхание около уха и, поднимая глаза, увидела её воочию. Настоящую, еле заметную улыбку, что смягчила грубые черты лица. Встряхнув головой в попытке отогнать от себя ненужные мысли, Нина встала напротив него.
— Сейчас будет немного больно. Мне нужно обработать ссадины на лице.
— Не маленький, потерплю, — буркнул парень в ответ.
И как только она коснулась первой раны смоченным ватным диском, он зашипел от боли, жмуря лицо.
— Не маленький, говоришь? — с усмешкой сказала Нина. — Потерпит он, ага.
Каждый раз она слегка дула на рану, и каждый раз он нервно вздрагивал. Нину это забавляло. Большой и грозный парень боялся каждого её прикосновения. Пытался отвести глаза, по мере того как она становилась ближе и ближе.
— Ну всё, мы закончили, — произнесла Нина, отходя подальше. — С тебя причитается.
— А как же помощь ближним? Или в универах этому больше не…
— Кофе, — перебила она. — С тебя кофе!
— Ну, хорошо. — Хромая, он подошёл к двери с надписью и ткнул пальцем в режим работы. — Значит, в десять вечера будем пить кофе. Тебе какой?
— Капучино с карамелью.
— Я запомнил. До встречи, спасительница!
Сергей вошел в квартиру, аккуратно закрывая за собой дверь. Ему не хотелось привлекать лишнее внимание. Тишина и покой — две вещи, которых ему не хватало в этот день и в эту минуту. Опёршись о стену и тяжело дыша, он потихоньку сползал вниз. В голове была она, нет, теперь они — девушки: незнакомка без сознания и любопытная подруга, наверняка заподозрившая неладное.
Всю жизнь Сергей мечтал только об одной вещи — машине времени. Он столько раз хотел вернуться в прошлое и исправить все свои поступки. Всю несправедливость в жизни, которая случилась с ним так давно. Он понимал, что не все трагедии можно предотвратить, но всё равно мечтал о чудном агрегате, ведь с помощью него можно было очутиться в тепле бабушкиных рук. Там, где не было всепожирающей опухоли, забирающей единственного родного человека.
«Выбрось эту дурь из головы», — подумал Сергей, пряча лицо за руками.
Он давно перестал быть мечтателем. Мрак и тишина — единственные верные спутники в его жизни. Сергей думал, что одиночество — это клеймо на всю жизнь, но потом появились ребята. Потом появилась она — маленькая блондинка, пробудившая давно забытые чувства. Она заново учила его мечтать. Она открыла ему иную жизнь, как и он ей, но Сергей отравлял Нину. Он заметил, как она изменилась. Когда-то робкая девочка, убегающая от грязи человечества, стала сильной женщиной, принимающей его образ жизни. И теперь Сергей бежал сломя голову от единственного светлого лучика в жизни.
Тишина растворялась в нарастающем гуле. Кто-то начал громко спорить в гостиной. Сергей поднялся, понимая, что тратит впустую время. Там, в глубине его квартиры, лежала девушка, нуждающаяся в помощи, пока он копался в собственных мыслях. Но войдя в гостиную, он снова остановился, углубляясь в дебри воспоминаний.
Все было на своих местах, как и десять лет назад, когда он, запыхавшись, прибегал из школы. Ажурные занавески, давно потерявшие свою белизну, колыхались от сквозняка. На подоконнике всё так же стояли комнатные цветы — бабушкино наследство, единственное, за чем он ухаживал до сих пор. Она всегда любила весну. Любила природу и с малых лет прививала эту любовь Сергею. Он с тоской вспоминал, как протестовал, когда бабушка увозила его на всё лето в деревню. Там не было друзей, футбола и потасовок, но со временем он нашел своё место среди природы, сверстников и наставника, который учил их жизни.
«А я всё просрал, — с грустью подумал Сергей. — Интересно, а как сложилась их жизнь?»
Взгляд упал на старый сервант. На праздники бабушка собирала целый дом гостей, доставая оттуда коллекцию посуды, привезённую когда-то из поездки в Европу. Она всегда что-то коллекционировала. Говорила, что когда Сергей приведёт в дом невесту, то она передаст всё своё богатство ей. А он, смущаясь, убегал в комнату. Сергей до сих пор не мог смириться с её потерей. Бабушка была той, кто верил в него. Она была человеком, который всегда его ждал в этой самой гостиной на обшарпанном диване, около которого в данный момент спорили его друзья.
— Что за шум? — устало спросил Сергей.
Ребята обернулись. Их лица исказились от недовольства, и самый шумный — Антон — в мгновение ока подскочил к Сергею. Он был готов броситься на друга. Благо Саша подоспел вовремя и удержал его от непростительной ошибки. Вступать в конфликт с Сергеем было плохой идеей. Он всегда выходил победителем.
— Новости, — неуверенно произнес Саша. — Не самые хорошие новости.
— И что в новостях? Баба скинулась с моста? — Сергей нервно усмехнулся. — Я был бы крайне удивлен, если бы подобных новостей не было.
— Нет, ты посмотри на него, — Антон резко откинул от себя руки друга, злобно скалясь. — Смешно тебе? Ты знаешь, в какую жопу нас втянул?
— Дверь всегда открыта, — сквозь зубы произнёс Сергей, прибивая нервного друга к полу одним взглядом. — Вас никто не держит.
Между парнями повисло напряжение. Сергей хоть и казался спокойным, но в его глазах плескалась злость, готовая вырваться в любой момент. Ребята знали, чем заканчиваются подобные вспышки агрессии, но Антон не отступал. Ему хотелось показать, насколько не прав в этой ситуации друг. Поэтому Саша, решивший как всегда принять весь удар на себя, вклинился меж двумя парнями, протягивая Сергею телефон с новостной лентой.
— Ребят, сейчас не время выяснять отношения. Нам надо думать, что делать дальше.
Сергей взял телефон в руки. Заголовки твердили разное: о маньяке, мафии, семейных разборках, но камнем преткновения была утопленница, чьё тело так и не нашли. И ни одного комментария от правоохранительных органов. Сергей устало тёр глаза, перелистывая статьи. Поняв, что никакой ценной информации в них нет, вернул телефон другу.
— Это всего лишь выдумки журналистов. Газетёнки просто в поисках сенсации. Будем ждать дальше, а пока надо вытаскивать с того света девчонку. Она единственная, кто действительно знает о случившемся на самом деле.
— Нет, ты слышал этого ебанутого? — обратился Антон к Саше. — Ему вообще похер на всё!
Сергей, уходящий в сторону своей комнаты, развернулся, шумно вдыхая воздух. Из-за его стального взгляда ребята сделали шаг назад. И сквозь зубы с гортанным рыком он произнёс:
— Последний раз предупреждаю, Тоха: либо проваливай, либо завали ебало и помогай. Мне не до твоих истерик, балбес.
— Я и пытаюсь помочь, — не отступал Антон. — Кто-то должен здраво мыслить, если ты не в состоянии, придурок.
«Чувство это было похоже на воспоминание; но воспоминание чего? казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не было»
Л. Н. Толстой «Детство, отрочество, юность»
Жизнь — временной отрезок, начинающийся с момента рождения и заканчивающийся смертью. Короткая вспышка для мировой истории — и целая вселенная для человека, где он любит, надеется и верит.
Вся эта вселенная состоит из воспоминаний. Они бывают разными: яркими и солнечными, которыми человек дорожит, или мрачными и холодными, которые доводят до отчаяния, но служат уроком в будущем, и забыть их не получается ни у кого. Так устроена жизнь, и она чаще всего бывает несправедлива. Не зная такого понятия, как сострадание, она изводит своих жертв, то кидая их в пучину страдания, то давая передышку в моментах счастья. Американские горки — вот на что похожи её игры, когда человек, ожидая скорую гибель, цепляется за поручень, молясь о том, чтобы всё это поскорее закончилось.
Спектакль начинается с рождения. Открывается занавес, и на сцену выходит кукловод со своими марионетками. Жизнь ставит этот спектакль себе на потеху. Здесь она сценарист. Здесь она режиссёр. Спорить с ней бессмысленно. И как бы человек ни старался идти против системы, под натиском судьбы он сдаётся. Ему не дано контролировать собственную жизнь, ведь в любой момент она обрывает тонкие нити, отправляя куклу в небытие. Поклон, занавес и бурные аплодисменты.
Дине всегда казалось, что она любимая кукла в спектакле Жизни. Таких, как она, было много, но, когда человек живёт среди счастливых и довольных жизнью людей, он невольно выделяет себя как самого несчастного. Насмешка судьбы — по-другому Дина не могла объяснить происходящие в её жизни события. Она до последнего надеялась не то чтобы на счастливый финал, но хотя бы на менее болезненный. Не такой мрачный. Не такой мучительный.
Вечная смена декораций превратилась в чёрную дыру, забравшую всё хорошее и плохое. И Дина будто парила в невесомости, спокойно дышала и радовалась тому, что вот он, конец гнусной жизни, пока хозяйка всего сущего не снизошла до неё и не поставила записанное на плёнку представление.
Дина задыхалась, пыталась схватиться за что-нибудь тонкими пальцами, но вокруг была лишь пустота. Бесконечная, забирающая надежду найти какую-либо опору, с которой было бы намного легче. Когда человек за что-то держится, то весь тот груз, что давит свыше, переносится на то «другое», а не на него. Но когда человек один, то он слышит, как под натиском этого груза ломаются его кости, чувствует, как больше не может пошевелиться, и пропадает всё, кроме его собственного сознания. Он понимает, в какой ситуации находится, но не может ничего с этим сделать.
Так и Дина смотрела на этого мужчину с безумными глазами и уродливой улыбкой, но не могла уйти. Она знала, что будет дальше, но не могла дать отпор. Этот кошмар девушка выучила наизусть, но каждый раз переживать его становилось всё невыносимее.
Его руки обвивались вокруг её шеи. Становилось труднее дышать. Дина хотела скинуть их с себя и отползти подальше, но перед глазами всё расплывалось, и сознание потихоньку покидало тело.
— Не надо!
Дина кричала из последних сил, надрывая голосовые связки, но вокруг стояла оглушительная тишина. Этот голос был в её голове. Впервые в жизни она чувствовала себя настолько беспомощной.
Что-то холодное прикоснулось к её лицу. Взмах — и там, где только что ощущался холод, струйкой потекла тёплая жидкость. Безумец рассмеялся. Он облизнул губы, а после его шершавый язык оставил мокрую дорожку на лице девушки.
Край был достигнут, и, чтобы хоть как-то унять свою боль, облегчить муки, она снова попыталась закричать. Этот вопль заполнил пустоту, заглушил даже безумный смех мужчины и напугал её саму сильнее, чем обладателя голубых глаз напротив; радужки были почти не видны за расширенными зрачками.
Взмах кулака. Удар. Мучитель не смеялся только по одной причине: его раздражал крик. Лицо изуродовалось от злости, и он больше не выглядел безумцем; челюсть стала выделяться от напряжения, а глаза смотрели в одну точку, испепеляя девушку взглядом. Он остановился, только когда рот его жертвы переполнился кровью и она попыталась её откашлять, чтобы не захлебнуться. Мужчина отшатнулся от тела как ошпаренный. На смену гневу вновь пришло веселье. Ему нравилось наблюдать за тем, как Дина корчится от боли, поэтому, насладившись видом, он снова начал резать её тело и душить, отбирая последний кислород.
Дина помнила, как молилась. Она вспомнила все молитвы, которые знала, но либо нужно было молиться вслух, либо у богов было отвратительное чувство юмора и им нравилось наблюдать за мучениями, что испытывала девушка. Они будто бы смотрели на жертвоприношение и радостно потирали руки, предвкушая, как примут в дар её душу. Зачем им грязная душа? Она не понимала богов, но смирилась с тем, что у таких людей, как она, не может быть другого конца.
После резкого спуска вниз механизм горки медленно поднимал Дину наверх. Одно мгновение, а потом снова кошмар, длившийся годами, — Жизнь предвкушала этот момент. Это была отправная точка в мир воспоминаний, и аттракцион набирал скорость.
Декорации сменялись одна за другой, будто кто-то поставил кассету на перемотку. Она пыталась зацепиться глазами хоть за что-то, но голова кружилась от переизбытка яркости, а в скором времени её и вовсе ослепил свет. Она не хотела быть мотыльком, который ищет свою погибель в ярких кострах, но Жизнь не спрашивала её мнения.
С неба летели огромные хлопья снега, но мгновенно таяли, стоило им прикоснуться к земле. На детской площадке бегали дети, пытающиеся поймать снежинки, а под их ногами разбрызгивалась во все стороны грязь. Они весело проводили время, пока один из них — самый маленький — плашмя не упал в лужу. Раздался плач. Женщина, вместо того, чтобы успокоить своего ребёнка, начала кричать на него, и тот разревелся ещё громче.
«Да твою мать! — взвыл Антон в такт мальчику, но только не в голос, сдерживая всё внутри. — И здесь нет мне покоя».
Он вынул пачку сигарет и с досадой покачал головой: два часа дня, а осталось три штуки, хотя ещё утром у него была целая пачка.
«Ебучие нервы», — подумал он, прикрывая огонь зажигалки от лёгкого ветерка.
Он сидел в тени на доисторической карусели «Вертушка», что не пользовалась популярностью у детворы, так как вокруг всё заросло кустарником, а сама она вот-вот должна была отправиться на металлолом. Идеальное место, чтобы спрятаться от всего мира, и если бы не этот дикий плач ребёнка и брань его матери, то это был бы лучший момент за всю пережитую неделю. Антон впервые стал невидимкой. Никто его не дёргал, не упрекал и не заставлял слушать жалобные стоны той, которую хотелось наконец добить. Несмотря на ноющую боль в области груди, на детской площадке, среди кустарников, ему было куда спокойнее, чем дома.
В этом самом дворе Антон провел своё детство. На этой самой карусели он и Саша играли в космонавтов, раскручиваясь до тошноты, иногда не удерживались и разбивали коленки, локти, головы, пытаясь хоть как-то затормозить. На плач двух мальчиков из подъезда выбегала тётя Валя — мать Саши — и за уши затаскивала оболтусов домой. Она работала учителем в школе и была классным руководителем Антона. Иногда занижала оценки, контролировала выполнение домашнего задания, но это не отменяло того, что он любил её всем сердцем. Коренастая женщина, которая пекла мальчикам пирожки с морковкой по выходным, заменила ему мать. Одна из тех, кто действительно о нём заботился, переживал и поддерживал в трудные минуты, а этого добра в жизни мальчика было вагон и маленькая тележка.
«Придёт отец и всыплет вам за такое поведение», — приговаривала она, пока отмывала юные лица от грязи и обрабатывала ссадины зелёнкой.
Вечером, после очередной смены на заводе, приходил дядя Паша — отец Саши. За грозным выражением лица он еле прятал улыбку и, пока тётя Валя была в комнате, ругал мальчиков за беспечное поведение. Те делали вид, что осознали свои ошибки, и просили прощения, но, как только женщина возвращалась на кухню, всё мнимое раскаяние исчезало. «Ну, космонавты, что на это раз случилось?» — со смешком в голосе спрашивал мужчина, и мальчики рассказывали о том, какой рекорд побили сегодня: кто дольше продержался или кто дальше упал. Это был второй человек в жизни Антона, которому было не всё равно. Родители Саши заменили ему семью.
Дядя Паша всегда провожал Антона до дома, несмотря на то, что они жили в одном подъезде. Он знал, что будет с мальчиком, когда его отец увидит, в каком виде тот пришёл домой. У товарища прапорщика были скверный характер и суровый нрав — непослушания он не терпел. Один раз за всю жизнь Антон назвал Петра Афанасьевича отцом, и этот урок запомнился надолго, как и первое посещение больницы с разбитой головой. Туда его отвезли родители Саши, оправдывая травму падением с лестницы, правда, после этого мальчик стал скрывать все побои и от них: товарищ прапорщик преподал новый урок. Все семейные тайны оставались за порогом квартиры, а чтобы не позорить Петра Афанасьевича, Антон изображал самого счастливого ребёнка — близкие люди не верили, но больше не лезли в чужую семью.
Обычно семья ассоциируется с чем-то тёплым и уютным; вспоминая о ней, человек невольно улыбается, а самое сокровенное для него — это детство, проведённое в кругу родных. Становясь взрослее, человек грезит мечтами о том, как вернуться в дом, где провёл первые два десятилетия своей жизни. Антону это место снилось в кошмарах. Его квартира напоминала казарму, где они с товарищем прапорщиком жили по уставу. По телевизору всегда показывали новости, на ужин — остывшая еда из столовой, о детском смехе и праздниках не было и речи — так был устроен быт в семье Загвоздкиных. Но Антон помнил, что когда-то с кухни доносился чарующий женский голос, а квартира пропитывалась запахами свежеприготовленной еды. Или ему это снилось.
От воспоминаний пробежала дрожь по телу. Он не приходил в знакомый двор два года, обходя многоквартирный облезший дом стороной, и представить не мог, что вновь посмотрит на подъездную дверь, за которой пряталось его детство. Бордовая лакированная поверхность металла стала блёклой, с потрескавшейся краской. И он такой же: снаружи цельный и весёлый парень, а внутри сплошные трещины, которые он упорно заклеивал изолентой, потому что не хотел терять последние остатки себя; чтобы быть, а не казаться.
Люди, живущие полной жизнью, — счастливы. Даже когда у них наступает чёрная полоса, они греют душу тёплыми воспоминаниями, предаются детским мечтам и снова встают на ноги, чтобы идти вперёд. Воодушевляться прошлым, чтобы идти в светлое будущее, — не тот путь, который выбрал Антон.
Единственное, что он помнил о ранних годах своей жизни, — сказку о маленьком рыцаре, до боли банальную, но придающую сил идти дальше, даже когда всё становилось плохо. Он знал наизусть каждое слово, запятую и интонацию, в которой велось повествование, но понятия не имел, кем и когда она была рассказана. Образ принцессы, которую спасал рыцарь, остался отпечатком в его памяти: прекрасная дева с огненными волосами и мелодичным голосом. Антон неосознанно искал её среди случайно встреченных женщин, среди певиц пытался найти знакомый голос, но все они пели не так, как она, и не ту песню. Пусть он не помнил слов, но был убеждён, что если услышит хоть одну строчку, то вспомнит всё, что было связно с этой сказкой.