Лунная ночь. 1896 год.
Мороз выбелил стёкла окон узорами смерти. Воздух, ещё минуту назад звеневший тишиной, взорвался криками. Из туманного мрака вынырнули тени в тёмно-синих плащах — охотники, чьи клинки сверкали холоднее звёзд. Они ворвались в поместье, словно стая волков, заглушая лязгом серебра предсмертные хрипы слуг.
На втором этаже, в детской, залитой голубоватым светом луны, притаилась девочка. Её пальцы вцепились в бархат штор, когда дверь с треском распахнулась.
— Мама?.. — дрогнул её голосок, но в ответ лишь блеснуло лезвие.
Серебряный клинок вошёл в грудь, словно в воду. Алое пятно, увеличившись, слилось с тенями, отбрасываемыми люстрой, превратив паркет в зловещую мозаику из света и тьмы.
В этот момент в дверь ворвался он.
— АМЕЛИЯ! — его рёв сотряс стены.
Глаза вампира пылали адским багрянцем. Он метнулся вперёд, не замечая, как когти разрывают его собственную кожу. Первого охотника мигом разорвал ударом в грудину, второго пригвоздил к стене обломком подсвечника. А третий, прижившись к окну, выкрикнул:
— Проклятие падёт на ваш род! Пока жив последний из нас — вы…
Голос оборвался. Вампир впился ему в глотку, но охотник уже был мёртв. Горький вкус яда заполнил его рот — охотник ушёл сам, забрав с собой в небытие конец угрозы.
Он рухнул на колени рядом с сестрой. Её пальцы, уже холодные, всё ещё сжимали потрёпанного плюшевого мишку — будто даже смерть не могла разжать эту почти невесомую руку, похожую на застывшее крыло бабочки.
— Прости… — прошипел он, крепко обнимая хрупкое тельце, будто пытаясь вдохнуть в него жизнь. — Я опоздал...
Слёзы, горячие от ярости и боли, капали на её бледное личико, оставляя красные отметины — клеймо вечной вины. Они стекали по её щекам, словно кровавые слёзы, которые она уже не могла пролить сама.
За окном завывал ветер, наполняя комнату ледяным дыханием и шёпотом сотни потерянных душ. Он нёс с собой обещание — месть будет долгой. Месть будет вечной. И ни один охотник не скроется от неё. Никогда.