Ибриен из Зеленых Холмов
Вокруг было темно. И не просто, как в доме ночью, когда в окна проникают лунные лучи, а так, словно во всем мире разом пропали источники света. Ибриен медленно приходила в себя. Она могла бы подумать, что ей выкололи глаза, но боли она не ощущала. Все же с беспокойством она поднесла пальцы к лицу и ощупала себя. Все оказалось на месте. Лишь ближе к виску пульсировала горячая шишка. Девушка поморщилась.
Она чувствовала, что лежит нагая прямо на камнях, холод которых пронизывал ее насквозь, полностью замораживая все внутренности. Хотя сердце ее умерло ровно в тот момент, когда убили тех, кто был ей дорог.
Душу переполняла ненависть, которую не мог притупить даже стыд от того, что ее кинули здесь, как какое-то животное. О, Ибриен уже догадалась, что она в темнице! Сырой, дурно пахнущей и безумно холодной. Где-то там, за стенами этого ужасного места, уже вот-вот начнется зима. Ноябрь в этом году выдался промозглый. Лужи каждое утро хрустели под ногами, то и дело на землю начинали падать редкие, но крупные снежные хлопья, которые, впрочем, быстро таяли. Еще не время.
Может быть, эти люди, хотя таковым их и язык не поворачивался назвать, думали, что, раз ей не причинил вред огонь, то убьет холод? Ибриен заставила себя улыбнуться, хотя ее никто и не видел. Не дождутся! Она выживет, что бы они с ней ни делали. Выживет, чтобы отомстить! Выживет, чтобы своими руками вырвать сердца извергов и втоптать их в грязь. Выживет, даже если для этого придется переступить через себя.
Легче всего было сдаться. Позволить разуму уйти в небытие, отойти от этого мира. Ибриен знала как. Она могла бы исчезнуть без боли, оставив тело умирать на этом каменном полу. Но не станет. Она будет бороться до последнего. Месть — вот все, что у нее осталось. Ее двигатель. Ее единственная причина, чтобы ходить по этой земле.
Мама, бабушка, обе тетки и даже ее горячо любимая сестренка Эби, которой было всего семь лет, — они все погибли. Горячие слезы потекли по щекам, почти обжигая кожу. Воспоминания терзали изнутри, заставляя ее умирать снова и снова вместе с каждой женщиной ее семьи. Их всех убили эти люди!
Инквизиторы вместе с вооруженными до зубов светоносцами ворвались к ним на хутор и не пощадили никого. Бабушку убили сразу, как старшая в роду она пыталась защитить всех, сотворив заклинание. Мать пала, когда пыталась предупредить своих сестер. Сама Ибриен с малышкой Эби прятались в стоге сена в сарае, но когда туда ворвались вооруженные мужчины, девочка так испугалась, что невольно выдала себя, не успев зажать рот ладошками и пискнув. Этого звука хватило, чтобы в тот же миг ее пронзили мечом. Они даже не посмотрели, что это ребенок! Им было все равно!
Чудовищный крик самой Ибриен, когда она поняла, что случилось, отбросил в сторону троих воинов. Тот, который находился к ней ближе всех, вряд ли уже когда-то сможет слышать. К сожалению, их оказалось больше. Гораздо больше. Они выволокли ее из сарая в одном легком ночном платье.
Все виделось ей, как в кошмаре. Из дома выносили тела ее родных и скидывали в кучу, как дрова. Ибриен металась в руках истязателей. Она лягалась, рычала, как хищный зверь, пыталась кусаться. Но все было тщетно. Они держали крепко. Все то время, пока женщин ее семьи не обложили хворостом и не подожгли.
Истязатели не знали, что самой Ибриен огонь не мог нанести вреда, поэтому оставили казнь на потом. Чтобы совершить ее прилюдно. Но тот костер, который пожрал тела ее родных, начисто сжег сердце самой Ибриен. В груди теперь остался лишь пепел.
Она не замечая холода, пока ее вели в передвижную клетку, что стояла на повозке. Пребывала глубоко в себе, пока ее везли на площадь. Будто со стороны, она наблюдала, как ее выводят к собравшемуся народу, как священнослужитель произносит пламенную речь, закончившуюся фразой, той единственной, которую девушка запомнила, той единственной, которая врезалась в память: «И ворожеи не оставляй в живых!»
А потом ее привязали к столбу и подожгли. Огонь на какое-то время скрыл ее от посторонних глаз, которых собралось вокруг слишком много. Он аккуратно лизал дерево вокруг нее, оставил ведьму без одежды, потому что ткань не выдержала жара. Однако ей самой не причинил ни малейшего вреда. Зеваки ждали криков агонии, но для Ибриен миг единения с ее стихией стал единственным кратким утешением, позволившим не сойти с ума окончательно. Она одними губами в исступлении, словно в горячей молитве, шептала заклинание. Ветер, в отличие от огня, никогда особо ее не слушался. Но в этот раз все было по-другому. Ураган прошелся по площади, он подхватил часть пылавшего хвороста и отнес на ветхую деревянную крышу одного из ближайших домов. Тот вспыхнул, как свеча. Часть народа тут же убежала спасать свои жилища, которые находились близко к загоревшемусы, но большинство осталось.
Когда костер начал гаснуть, по площади прокатились стоны изумления. Никто не ожидал увидеть ведьму живой. Никто не понимал, что происходит.
А Ибриен взирала на всех свысока. Она гордо вскинула подбородок и улыбалась. Улыбалась им всем назло! Улыбалась, чтобы все знали: они ее не сломили! А потом, видя растерянные лица церковников, наблюдая за пораженными перешептываниями простого народа, она начала смеяться. До икоты, до содрогания всем телом, до всхлипов. Она так смеялась, что к ней боялись подойти.
Это горькое безумное веселье усугублялось тем, что пожар охватывал все новые и новые дома, те, которые находились ближе к площади. Люди вокруг кричали, они носили ведра с водой, обливали соседние жилища, но огонь будто сошел с ума. Он не обращал внимания на влагу, как будто в ведрах находилось масло, которое только раззадоривало его. Сквозь слезы от хохота Ибриен видела, как люди принялись пятиться. Только один верзила в доспехах не побоялся подойти к ней и стукнуть по виску рукояткой меча. Тогда-то мир и погрузился в полную тьму, в которой пребывал и до сих пор.
Герман Гроэр
Ибриен из Зеленых Холмов
Сколько она уже здесь просидела? Ночь минула? Или солнце там, на поверхности, только прячет огненные лучи до утра? Ибриен отдала бы все, что у нее осталось, а это лишь достоинство и жизнь, за то, чтобы почувствовать на лице живительный свет. Наверное, ее мучители, сами того не подозревая, обрекли ее на самую жестокую пытку: тьмой. Ибриен всегда любила свет, огонь, жизнь! Она вся состояла из этого, по ее венам тек огонь. Но в этой холодной и сырой темнице не было ни капли жизни. Разве что крысы бегали где-то рядом. Она их не видела, но слышала тихое попискивание и топот маленьких лапок.
Ее как будто сковало коркой льда. А самое обидное, что дар не слушался. Она пыталась призвать огонь, но тот как будто забыл о ее существовании. Кандалы, которыми ее сковали после неудачного сожжения, были сарамитовыми[1], только так она могла объяснить то, что сила покинула ее. Беспомощные слезы катились по щекам. И, кажется, это единственное, что еще сохраняло тепло в ее теле. Лишь эти соленые капли жгли.
Внезапно что-то привлекло ее внимание. Какой-то звук. Кто-то приближался по коридору. Ибриен непроизвольно сжалась, ожидая, что последует за этим. Послышался лязг металлического засова. Девушка быстрым движением вытерла слезы, чтобы ни одна местная крыса не увидела, что творится у нее внутри, и села, плотно подтянув колени к животу, чтобы прикрыть наготу хотя бы так.
Дверь распахнулась. В глаза ударил яркий свет факела. Ибриен непроизвольно закрыла лицо сгибом локтя. Некоторое время стояла жуткая тишина. Глаза постепенно привыкали к свету. Пленница медленно опустила руку и так же неторопливо подняла глаза.
На нее двумя округлившимися, как ей показалось, от ужаса глазами, смотрел молодой мужчина. Не слишком высокий, но коренастый, со светло-пепельными волосами, которые крупными завитками спадали на лоб и едва прикрывали уши. В одной руке он сжимал факел, в другой держал кувшин, на горлышке которого лежал ломоть хлеба.
Светоносец. Это сразу стало понятно по его доспехам и эмблеме на них. Каждый служитель ордена носил на облачении определенный символ. Этот имел льва, что означало храбрость, об этом все знали. Но он вовсе не выглядел смелым. Совсем наоборот. Застыл каменной статуей и не двигался. Что же его так напугало? То, что она ведьма или то, что она совершенно нагая, быть может?
Глядя на это неуверенное выражение лица, Ибриен почувствовала, как от живота вверх к шее поднимается горячая ненависть. Это чувство выжгло из нее все остальные, в том числе и стыд. Девушка медленно, не обращая внимания на боль в затекших конечностях, поднялась во весь рост, являя одному из извергов всю себя. Она гордо подняла голову и посмотрела прямо в его голубые глаза.
Наконец тот очнулся. Он стыдливо опустил взгляд. Пленница презрительно ухмыльнулась одной стороной лица.
— Пришел полюбоваться? Так что ж глаза прячешь? — насмешливо произнесла она и закашлялась. В горле было сухо, Ибриен терзала жажда.
— Я принес воду и хлеб, — тихо сказал он, все еще не поднимая головы. — Вот, — он сделал два шага вперед и быстро поставил кувшин на каменный пол.
При слове «вода» у девушки еще больше засаднило горло. Она так страстно желала напиться! Жажда была сильнее холода, от которого ее ладони мелко подрагивали. Но не сильнее презрения к этим людям. Когда воин отошел обратно к двери, она приблизилась к кувшину, сняла хлеб и, кинув его под ноги, раздавила, а сосуд подняла и нарочито медленно вылила содержимое на пол, наслаждаясь растерянностью, которая завладела ее тюремщиком.
— Я не нуждаюсь в ваших подачках, — криво усмехнулась Ибриен, позволяя всем своим чувствам отразиться в одном этом жесте.
Он снова поднял на нее взгляд и, покачав головой, вышел и захлопнул за собой дверь. Ведьма зарычала и с размаху кинула в том же направлении кувшин. Он с треском врезался в дверь и, судя по звуку, рассыпался на сотни черенков.
Пленница без сил опустилась на пол, тело сводило мелкими судорогами от холода. Остался только он. Больше никаких ощущений. Последние она растратила на этого испуганного светоносца. Даже интересно, какие байки про нее он будет рассказывать своим товарищам?
Она уже погружалась в полузабытье, обхватив колени руками, чтобы сохранить хотя бы крохи тепла, когда дверь снова отворилась. Ибриен чуть повернула голову в сторону выхода. Все тот же посетитель, не глядя не нее, тщательно обошел лужу, которую она тут устроила, хрустя глиняными осколками. И, подойдя к ней, положил рядом стопку какого-то тряпья, тут же покинув каморку.
Ибриен еще долго не двигалась, не позволяя себе притронуться к тому, что принес этот человек. Однако в конце концов всепоглощающая мерзлота доконала ее. Скрюченными ледяными пальцами она нащупала длинную тонкую рубаху и грубое шерстяное платье, которые поспешила натянуть трясущимися руками. Но было и еще кое-что. Одеяло! Он зачем-то принес ей одеяло! Неужто сжалился? Ибриен чуть не рассмеялась вслух. Такие, как он, не знают сострадания. Однако она с ног до головы завернулась в спасительное тепло, почти сразу же погрузившись в тяжелый сон.
Кристоф из Рейгона
Солнце еще только начало подниматься над горизонтом, но армия уже выстроилась у входа в городской храм. Две дюжины светоносцев в металлических доспехах и светлых плащах с некоторой долей превосходства поглядывали на тех, с кем им предстояло сопровождать ведьму к месту казни. Две сотни копий пехотинцев устремились в небо, подобно соснам, что пойдут на мачты. Доспехи из грубой кожи сливали их в однородную массу, где было не разобрать лиц.
Светоносцы выделялись на их фоне. Многие из них имели свои эмблемы на плащах и щитах. Регин, к примеру, гордо носил медведя. На теле зверя было множество ран, но он оставался сильным, гордым и свирепым. У массивных задних лап его валялись поверженные враги. Медведя удостаивались те, кто продолжал биться, несмотря на серьезные увечья.
Герман Гроэр
Ни одна армия не движется со скоростью гонца или разведчика. Она ползет со скоростью телеги с продовольствием. Несмотря на то, что отряд Гроэра был лишен тех, кто обычно становятся обузой в войске — шутов и распутных женщин — армия двигалась медленно. А привалы совершались довольно часто.
Телега, на которой везли Ибриен, то и дело ломалась, что уже само по себе служило поводом для слухов. Воины тянули жребий, выясняя, кто будет ремонтировать повозку с клетью.
На ведьме были сарамитовые цепи, которые не давали ей пользоваться магией. Но суеверные пехотинцы все равно боялись колдовства. Все они страшились заглядывать в глаза Ибриен, и только Герман Гроэр в моменты привалов любил встать напротив ее клети и смотреть на нее не моргая. Иногда она смотрела в землю, словно не замечая его. Порой поднимала глаза, и тогда между ними устанавливалось что-то вроде противостояния воли. Один раз Ибриен не сдержалась и плюнула инквизитору в лицо. Стерев плевок, он, довольный, пошел по своим делам, видимо, посчитав ее несдержанность своей победой.
От таких откровенно показных жестов доверие к Герману среди воинов рос, подобно волшебным бобам из сказки. Некоторые, вдохновленные его примером, смелели и встречались с ведьмой глазами, но стоило ведьме лишь сощуриться, как смельчаков сдувало, словно ветром.
На тракте, по которому везли Ибриен, самой большой проблемой должны были стать небольшие банды разбойников. Но лазутчики тех, завидя столь крупный и хорошо вооруженный отряд, не вступали в бой, а просто пропускали непрошенных гостей. Внешне армию Германа никто не беспокоил. Проблемы начались изнутри.
На третью ночь странствия произошло убийство. Два пехотинца что-то не поделили с товарищем. Слово за слово — началась драка. Разняли смутьянов слишком поздно, одного успели пырнуть мечом в живот. Как светоносец с навыками лекаря не пытался вернуть его к жизни, его душа отправилась к Праотцу. Двое выживших убеждали Германа, что какая-то пелена окутала их рассудок, и они не ведали, что творили. Конечно же, во всем винили Ибриен. Однако инквизитор оказался неумолим. Казнив смутьянов поутру, Герман приказал продолжать путь.
Дальше — хуже. Некоторые воины стали жаловаться на боли в животе. Повара искренне не понимали, в чем дело. Продукты были хорошие, да и готовили они их как обычно. Впрочем, несварение у его войска слабо заботило Германа. Его больше тревожило, что сама ведьма отказывалась принимать пищу. Бурдюк с водой она принимала, но вот глиняные тарелки, что ей протягивали между решеток, неуклонно летели на землю.
На пятый день Ибриен начала сильно кашлять, ее исхудавшее тело бил озноб. Чем слабее становилась Ибриен, тем больше беспокоился верховный инквизитор. Словно больная она была куда опаснее, чем здоровая. На шестой день во время привала он подозвал к себе одного из светоносцев.
Мужчину звали Рудхарт. Он носил на щите корень мандрагоры, которая говорила о нем, как о выдающимся лекаре. По соседству с корнем на его щите плавал здоровенный окунь. Знак того, что он не выдал секреты под пытками.
— Послушай меня, сын мой, — тихо обратился Гроэр к лекарю. — Я хочу попросить тебя об одном очень деликатном деле.
— Я слушаю, ваше святейшество, — склонил голову Рудхарт.
— Ведьма совсем плоха. И пусть никто не придает этому значения, меня это тревожит.
Рудхарт бы мог попытаться узнать причину беспокойства Германа. Но окунь на его щите не привык задавать лишних вопросов.
— Что от меня требуется? — лишь спросил он.
— Ночью, когда все, кроме часовых, будут спать, мне необходимо, чтобы ты осмотрел ее и поправил бы ее пошатнувшееся здоровье. Даже если она будет сопротивляться. И, конечно же, об этом не нужно знать никому.
— Я сделаю все, что от меня зависит, ваше святейшество, — заверил Рудхарт с полупоклоном, но, немного подумав, добавил: — Ведьма весьма ретива и будет сопротивляться. С вашего позволения со мной будет пара помощников. Они из пехоты, но очень надежны. Я много лет воевал вместе с ними на севере.
Герман лишь утвердительно кивнул.
— Если что, ответишь за их языки своей головой, — молвил он и, развернувшись, ушел.
Ибриен из Зеленых Холмов
Снова пошел снег. Ибриен всегда любила это время года. Особенно выйти в поле, подальше от всех, и ловить снежинки губами. Они сразу таяли, оставляя на коже холодные капельки. Воздевать руки к тяжелым снежным тучам и кружиться вместе с метелью. Да, ее стихией был огонь, но в снежном танце тоже ощущалось нечто волшебное и совершенно непередаваемое словами. А еще снежки! Но это немного позже, когда зима окончательно входила в свои права, а снега наметало по колено. Тогда она выбегала на двор вместе с сестренкой Эби, и начинался бой! Они метали друг в друга снежные комки и смеялись порой до слез! А потом падали в снежную перину от изнеможения.
Только это было в другой жизни. В том счастливом мире, который безнадежно разрушили. Внутри Ибриен не осталось места ни слезам, ни смеху. И если бы только не то жгучее чувство ненависти, которое словно подогревало ее изнутри, она давно бы уже замерзла насмерть.
Часть ее клетки, этой передвижной тюрьмы, в которой ее волокли по полнейшему бездорожью, накрыли куском ткани, чтобы хотя бы немного защитить от пронизывавшего до костей ветра, потому что ведьма демонстративно не принимала ничего от мучителей, в том числе и не собиралась накидывать на себя медвежью шкуру, которую ей столь «любезно» предоставили, чтобы она не умерла раньше времени. Кажется, все боялись, что если она не дотянет до священного пламени, то обязательно восстанет из мертвых или что-то в этом духе. Глупый, дремучий народ. Как можно поклоняться Праотцу и не чтить всех его созданий? Она такая же, как и они. Праотец тоже создал ее, еще и отметил своей силой! Но вместо того, чтобы жить в мире, ученые отцы, те, кто возомнил себя выше других, несли в этот мир только ненависть. И Ибриен ненавидела их тем, что осталось от ее сердца.
Ибриен из Зеленых Холмов
Тонкий столб пламени, исходивший из тонких ладоней, стремительно набрал силу и моментально окутал инквизитора. Тот заметался, но ведьма водила огненной рукой следом за ним, куда бы он ни подался. Сослуживцы отступали от него, как от прокаженного, но обратить оружие на ведьму никому почему-то не пришло в голову. Очень громко кричали лошади и пытались освободиться от привязи.
Как только мужчина, объятый огнем, упал и испустил дух, Ибриен перевела руки на следующего. И только после этого инквизиторы бросились врассыпную. Но огненный столб описал круг, отрезав все пути к отступлению. Деваться святым отцам оказалось некуда. Они походили на мышей, которым в клетку подбросили змею. Одежду второго инквизитора окутало пламя. Ибриен не собиралась останавливаться. Она хотела убить каждого! Одного за другим!
Второй упал в шатер и запутался в материи, больше не шевелясь. Огонь перекинулся на ткань и взметнулся к небу, ярко освещая лагерь. Из палаток выскакивали люди. Отовсюду доносились крики:
— Тревога!
— Несите воду!
А вот «что случилось?» не кричал никто. Наверное, все сразу поняли: ведьма вырвалась на волю. Она отметила это краем сознания и даже чуть улыбнулась, несмотря на то, что была полностью поглощена уничтожением врагов.
Ибриен уже тяжело дышала. Пламя горело в ней изнутри и рвалось наружу, ибо огонь никогда не скажет: «Хватит». Однако, несмотря на боль, она незамедлительно перешла к третьему инквизитору.
Кристоф из Рейгона
Кристоф принял боевую стойку, подогнув колени, выставив перед собой щит, дабы уменьшить площадь поражения от огня. От пламени, которое горело вокруг, со лба стекали капли пота, но светоносец боялся утереть их рукой, спустить с Ибриен глаза хоть на миг.
Он очень медленно приближался к ведьме, и только когда очередной инквизитор испустил дух, к Кристофу пришло озарение. Она его не замечает! Ведьма настолько ослеплена гневом, что даже сейчас, когда глаза обращены в его сторону, она смотрит как бы сквозь него. Его шаги стали увереннее и быстрее. Нужно обездвижить ее, пока она не убила еще больше людей! Но подмога к колдунье пришла с неожиданной стороны. Трое встали перед ним живым щитом для Ибриен: терзаемый инквизиторами воин, неизвестный пехотинец и брат из его ордена!
— Рудхарт?! — вырвалось у Кристофа. — Но почему?
— Потому что жизнь бесценна, — воин грустно улыбнулся, обнажив оружие. Два помощника последовали его примеру. Они смотрели на Кристофа с некой долей страха, видимо, признавая в том куда более искусного воина, а на своего командира — с тревогой. Тот был слишком плох после ритуала и даже на ногах едва стоял.
— Уйди с дороги, я не хочу делать тебе больно! — решительно проговорил Кристоф.
— Я с болью на ты, — ответил ему тот, принимая боевую стойку. — Вы, парни, не лезьте, этот противник вам не по зубам. Уведите Ибриен.
Кристоф ринулся вперед. Рудхарт успел отразить удар. Но за первым тут же последовал второй, а за ним — еще и еще. Кристоф наступал смело и в каком-то смысле слепо. Время поджимало, нужно было как можно быстрее разобраться с союзниками ведьмы, прежде чем взяться за нее саму. Поэтому светоносец удалецки размахивал мечом, нападая на бывшего побратима. Окунь и мандрагора на щите уже успели принять на себя по полдюжине ударов, прежде чем Кристоф решил сам взять передышку.
Больше он не слышал криков умирающих инквизиторов и, опасаясь того, что ведьма может взяться за него, он быстро глянул на нее. К его удивлению, та, почти обессиленная, стояла на коленях. Глаза у нее блестели от слез, которые были готовы вот-вот прорваться, но, вероятно, это вовсе не из сострадания к умершим. Нет, колдунья, очевидно, испытывала физическую боль. Ее руки покраснели, а пальцы скрючились, словно у старухи. Огненный круг пламени значительно утратил в высоте и стал вполне преодолим для особо прытких. Ибриен почти не выглядела опасной.
— Все кончено, Рудхарт, — спокойно сказал Кристоф. — Ты едва на ногах стоишь, твои помощники мне не ровня, а проклятая ведьма на последнем издыхании.
— Ты действительно дурак, Кристоф. Она есть пламя, и может разгореться от малейшей искры. Позволь, я покажу тебе!
Рудхар ни на миг не упускал из виду Кристофа, видимо, готовый броситься на него, если тот нападет на Ибриен,. Но его противник был слишком заинтригован происходящим. Он сам не понимал, что именно: любопытство или страх перед неизвестным заставляли его стоять на месте, выставив перед собой щит.
— Торк, Алиус. Переходим к запасному плану отхода, — спокойно сообщил Рудхарт, но от его слов оба воина почему-то нервно сглотнули.
— Что это значит? — Ибриен подняла на лекаря блестящие глаза.
— Прости меня, девочка, мне крайне неприятно это говорить, но я должен. Я думаю, потом ты меня поймешь. И помни, что я обязательно вернусь за тобой! — сказал он горячо, и вдруг тон его голоса поменялся. Он стал холодным, словно сталь: — Помнишь своих родных? Маму, бабушку, тетушек, малышку Эби? Я никого не забыл? Помнишь, что светоносцы и инквизиторы с ними сделали?
— Прошу, не надо! — замотала головой ведьма, и голос ее предательски дрожал.
Кристоф из Рейгона
Несмотря на ситуацию, в которой они оказались, Кристофа что-то укололо внутри от этого выражения лица, от ее мольбы в голосе. На один короткий миг он увидел в ней не бесовское отродье, не опасную колдунью, только что на его глазах погубившую полдюжины инквизиторов, а всего лишь хрупкую девушку, которая столкнулась с несправедливостью в жизни. Такую, которую хочется обнять и сказать, что больше ей нечего бояться. Но Кристоф отмахнулся от этих мыслей, постаравшись навсегда выкинуть их из головы.
Ибриен умоляла его остановиться, но Рудхарт был неумолим.
— Мне не ведомы все подробности, как именно они с ними расправились. Но я знаю, какие зубы у этих зверей. А еще я знаю, что они не брезгуют никакой дичью. Даже самой маленькой и беззащитной. Сестренка Эбби, вспомни, что она любила! Быть может, в ней была заложена страсть к рисованию или чтению? Быть может, она была страшной непоседой и целыми днями пропадала, играя во дворе? Или же, наоборот, могла часами смотреть в одно место и думать о чем-то своем? Это сейчас не так уж важно. Важно то, что ее больше нет!
Кристоф из Рейгона
Двигались они до самой темноты. Небо еще оставалось светлым, но от земли вовсю уже расползались черные тени.
— Я несу тебе добрые вести, друг! — подъехал к Кристофу Орм. По его улыбке было понятно, что он действительно собирается сказать что-то хорошее. — Завтра заночуем в деревне!
— Откуда такие сведения?
— Ты от своей ведьмы не отходишь и толком ни с кем не разговариваешь. Вот я и решил тебе повеление его святейшества передать. Он решил немного путь изменить, припасы пополнить необходимо.
— А сегодня где ночуем?.. — как-то безразлично откликнулся светоносец.
— Ну а сегодня, соответственно, в лесу, — вздохнул его собеседник. — Эх-х… Надеюсь, нас с Регином по разным домам распределят. Он, конечно, мой друг, но храп его меня убивает.
— Мне все равно по ночам теперь спать не приходится, — хмыкнул мужчина.
— Если ты намекаешь на то, что хочешь передать ведьму мне под охрану, то даже не проси! Ты у нас герой, великий и ужасный Кристоф Львиное Сердце! Хотя после похода тебе, возможно, ко льву саламандру дорисуют. Ты ведь воин, прошедший через огонь, — на последнем слове его товарищ громко засмеялся.
— Не паясничай! — отмахнулся Кристоф.
— А почему бы и нет? Я знаю, многие наши братья любят, чтобы на их щитах побольше знаков было. Только это по дурости все. Враг как посмотрит на этот зверинец, так подумает, что перед ним не светоносец, а черт пойми кто. Вот у меня все просто. Кот во весь щит!
— Лев на моем щите тоже себя неплохо чувствует. Ему и без саламандр хорошо.
— И то верно. Льву не саламандра, льву львица нужна! — при этих словах Орм громогласно расхохотался.
Ибриен из Зеленых Холмов
Ибриен посмотрела на светоносцев. Они ребячились, словно мальчишки. Как они могут быть такими обычными? Они убили ее семью, не конкретно эти, но их братья, а теперь она смотрит на них и не понимает, как такая непосредственность может соседствовать с крайней степенью жестокосердия?
Откуда-то из головы их колонны раздался звук рога, который знаменовал привал. Ибриен вздохнула. Для нее это значило лишь то, что Кристоф принесет ужин. При мыслях об этом в животе заурчало. Она выругала себя. Как можно даже думать о еде? Ей нужно размышлять о том, как сбежать, а вместо этого она бездействует. Но как сбежать, когда вокруг столько вооруженных людей, а она только-только начала сама подниматься? Далеко в клетке не подходишь, но сделать пару шагов, чтобы размять затекшие конечности, — вполне.
Пока воины расставляли шатры и разводили костры, стало абсолютно темно. К вечеру ветер нагнал тучи, и небо не пропускало ни единого лучика света даже далеких звезд.
Оставшись один на один вместе со своим стражем, Ибриен, как обычно, молчала. Иногда Кристоф говорил какие-то случайные фразы, кажется, даже не надеясь, что ему ответят. Он, скорее, разговаривал сам с собой.
— Поспешил я Орма отпустить. И где этих инквизиторов только носит?.. — вздыхал он.
До большого пожара те исправно несли службу по охране Ибриен. Но когда их остались единицы, стали очень небрежно относиться к своим обязанностям. Ведьме казалось, что теперь они тоже ее боятся, вот стараются лишний раз и не подходить близко. Могли сменить Кристофа позже, а один раз не пришли его менять вообще. Ибриен слышала, как днем светоносец рассказал Герману об этом. Верховный инквизитор казнил людей и за меньшее, но здесь в несвойственной для себя манере отшутился. И судя по тому, что сменять Кристофа продолжали точно так же плохо, не сделал ничего.
— Я быстро, — обратился он к ней. — Скажу кому-нибудь, чтобы принесли тебе еды.
Ибриен тоскливо вздохнула. Изо рта ее вырвалось белое облачко пара. Всю пищу этого мира она променяла бы на то, чтобы погреться у костра. Но никто огня рядом с ее клетью не разводил. Кристофу приходилось страдать ночами вместе с ней.
Вдруг какое-то движение привлекло внимание Ибриен. Она сама не поняла, что это было, но сердце забилось быстрее. Какая-то едва уловимая тень. Что это? Дикий зверь случайно забрел в лагерь, приманенный едой? Неужели запах людей его не отпугнул? И снова кто-то пробежал от дерева к дереву. Ибриен на миг даже подумала, уж не вернулся ли за ней тот странный лекарь Рудхарт?
Она прижалась лицом к холодным металлическим прутьям клети и вглядывалась во тьму, где только что заметила движение.
— Кто здесь? — шепнула она.
Ибриен из Зеленых Холмов
При этих словах на повозку, с которой решили не снимать клеть на ночь, запрыгнул сгусток темноты. Ибриен в испуге отшатнулась от решетки, но в следующий миг едва успела подавить радостный возглас.
— Лэни! — зашептала она. — Лэни, девочка!
Волчица тихо поскуливала и виляла хвостом, облизывая ведьме руки, которая та вытянула навстречу единственному любимому существу, которое еще осталось в этом мире.
— Как же ты столько пробежала за мной? Как же твои бедные лапы?
Ибриен и не думала, что волчица способна преодолеть такое расстояние.
— Тебе нужно уходить, слышишь? — строго спросила Ибриен, когда услышала шаги в свою сторону. — Уходи, прячься!
Зверь не хотел покидать ее, продолжая вилять хвостом и прижимать уши к голове.
— Они убьют тебя! Прячься! Вон, вон отсюда! — пришлось сделать тон гораздо строже.
Ибриен молила небеса, чтобы волчица не заупрямилась. Но та все же поняла, что хозяйка от нее требовала, и скрылась в тени деревьев за миг до того, когда к клети подошел Кристоф.
— С кем ты говорила? — нахмурился он. В одной руке он держал миску, в другой — факел.
— Сама с собой, — буркнула ведьма, стараясь, чтобы голос звучал не взволнованно.
Кристоф ей не поверил. Он обошел клеть кругом и осветил ближайшие деревья.
— Там никого нет, — снова обратился он к ней. — Так с кем же ты говорила?
— Я же сказала, что сама с собой.
Светоносец поджал губы, покачав головой.
Ибриен из Зеленых Холмов
Уже совсем стемнело, когда весь отряд вошел в деревню. Местные жители оказались не слишком-то рады такому «подарку» на ночь глядя, как опасная ведьма в клетке, молва о которой опережала ее конвой.
Единственное, о чем Ибриен жалела: сегодня не увидится с Лэни, которая осталась где-то в лесу рядом с деревней. Колдунья была уверена, что волчица тихой тенью продолжает следовать за ней.
Ведьма не слышала слов, но, судя по интонациям, кто-то ругался. Она предположила, что крестьяне не желают брать ее к себе на постой. Скорее всего, если бы она не нуждалась в постоянном присмотре, ее оставили бы где-то за забором. Но, кроме нее самой, нужно было позаботиться и об охранниках. И это уже являлось проблемой.
Пришлось с Кристофом некоторое время постоять на улице. Это показалось ей даже забавным.
— Почему ты улыбаешься? — не понял Кристоф, который уже изрядно замерз, он то и дело потирал руки, и изо рта его вырывались белые облачка пара.
— Просто, — хмыкнула Ибриен.
— Просто так люди не улыбаются.
— Откуда ты знаешь? Раньше я часто улыбалась просто так, — ведьма удобнее устроилась на медвежьей шкуре и плотнее закуталась в одеяло.
— Как это? — светоносец покосился в ее сторону.
— Ну… Ты когда-нибудь видел, как солнце просвечивает сквозь зеленый лист, который проели гусеницы?
— О чем ты вообще толкуешь?
— Вот идешь ты по лесу, а там листик кружевной. Смотришь сквозь него, и солнечные лучики тебе нос щекочут. И сразу на душе так светло становится, так хорошо! И улыбка до ушей. Неужели не замечал, как это красиво?
Он как-то странно на нее смотрел, не отрывая взгляд. И Ибриен не могла понять, что означало его выражение лица. Может, он и хотел что-то ответить, да к ним подошел один из инквизиторов. Ибриен отвернулась от мужчин, даже не желая глядеть на подошедшего.
— Его святейшество распорядился, чтобы ведьму во двор крайнего дома отвели. Заброшен он уже лет как пять.
— Надеюсь, там никакой злой дух не живет? — ухмыльнулся Кристоф.
Инквизитор не посчитал нужным ответить. Он только неопределенно пожал плечами и удалился. Ведьма издала звук, похожий на смешок, стоило мужчине уйти.
— Что?! — зыркнул на нее Кристоф.
— Ничего, — девушка посмотрела на него самым невинным взглядом.
Кажется, рядом с инквизиторами даже светоносцы чувствовали себя не в своей тарелке. Интересная иерархия.
Возница, который управлял повозкой с клеткой, уже ушел. После наступления темноты никто не хотел находиться рядом с Ибриен, кроме закрепленных караульных. И ее это устраивало. Она тоже не горела желанием, чтобы кто-то из этих трусов был рядом. Кристофа она теперь воспринимала как меньшее из зол.
Вдалеке кто-то замахал факелом.
— Это, должно быть, нам, — решил Кристоф и, сев на место возницы, направил повозку к огоньку. Его коня до этого забрали товарищи. Совсем скоро они оказались у покосившегося домишки.
— Пожалуйте, сир, — сказал мужик средних лет в тулупе и шапке, глянув на облачение Кристофа, по которому можно было сразу определить, что тот не обычный пехотинец, и обращаться к нему следовало соответствующе статусу.
Крестьянин испуганно косился на клетку. И как только Кристоф поблагодарил его, тот тут же исчез, словно растворился в воздухе.
На некоторое время светоносец вошел в дом. Ибриен, кутаясь в одеяло, внимательно прислушивалась к звукам внутри. Он оставил рядом с ней факел и то и дело выглядывал из окна, убеждаясь, что она никуда не делась.
Похолодало не на шутку. Даже теплый медвежий мех и одеяло не спасали. Ибриен мелко колотило. Время близилось к настоящей зиме. В такую погоду мысль о предстоящей казни на костре, который должен был по-настоящему ее сжечь, не казалась такой уж страшной. Уж лучше быстро умереть в огне, чем медленно замерзать.
Скоро из трубы дома пошел дым. Ибриен вздохнула. Кристоф, может быть, и мог бы взять ее в дом, но побоится, что она сбежит. А попыталась бы она, если бы ее выпустили из этой клети? Пожалуй, да. Не смогла бы не попытаться. Хуже точно уже не будет.
Ибриен слышала, как на соседних дворах то и дело хлопают двери в домах, ходят люди. А тут было совсем тихо и слишком мрачно. Кто-то открыл скрипучую калитку. Она обернулась на звук. Какой-то воин из пехотинцев. Она с легкостью различала всех по одежде. Он нес в руках большую миску с крышкой. Ибриен вздохнула, пожалев, что отказалась от мяса, которое недавно предлагал ей Кристоф.
Воин кинул на нее быстрый взгляд и проскользнул в дом. Впрочем, оставался он там совсем недолго, и очень скоро вышел обратно, так же быстро проскочив мимо Ибриен.
Наконец из хатки вышел и светоносец. В руках он держал миску поменьше и чашу, из которой валил пар. Кристоф был без доспеха и выглядел не так внушительно, как обычно.
— Держи, — протянул он ей ужин. — Я нашел какие-то травки, вот, заварил.
Ибриен принюхалась к чаше.
— Зверобой, — сказала уверенно и теснее прижала к себе сосуд с горячей жидкостью, наслаждаясь теплом.
— Прости, — как-то неловко улыбнулся воин. — Не могу взять тебя в дом.
— Я понимаю, — пожала плечами колдунья.
— Говорят, здесь какое-то чудовище завелось. Сначала на кур да индюков нападало, потом на коз перешло, а затем и на коров, — Кристоф сел рядом на колоду для колки дров.
Ведьма только хмыкнула. Подумаешь! Ее должно было это впечатлить?
— А вчера поутру кого-то из местных растерзанным нашли.
— Человек поменьше коровы-то будет, — набив полный рот еды, прошамкала Ибриен.
— Но опаснее! Мужик с вилами куда как опаснее коровы! Однако вилы его не спасли, так и остались валяться рядом.
Пленница снова пожала плечами.
— Оголодавший волк или пума, — предположила она.
— Тут нет гор в округе, — покачал головой мужчина. — Так что не пума.
— Ну, волк.
— А как волк пробирается через забор и уходит обратно?