Обручённая с дьяволом

Глава 1

Лилея

Каблуки стучат слишком громко. Этот звук отскакивает от мраморного пола, как будто у меня не туфли, а гильзы на ногах. Зал — огромный, чужой, блестящий, с высокими потолками, хищными люстрами и скользкими тенями между колонн. В воздухе пахнет деньгами, сигарами, дорогими духами и властью.

Я иду медленно, потому что спешить — значит упасть. А я и без того уже ощущаю себя странной вещью: вроде человека, но как будто меня доставили в коробке и забыли подписать. Бросили в незнакомую среду, беспомощную и растерянную.

Но я держусь. Впрочем, у меня и выбора нет.

На мне светлое платье. Очень дорогое, очень изящное, очень не моё. Оно тонкое, как льдинка на ладони, и такое же хрупкое. Я люблю красивые наряды, но это платье — словно ещё одна деталь, цель которой подчеркнуть, насколько я беззащитна в этом террариуме. Напомнить, что я должна быть робкой, покорной, услужливой. Хотя о чём я? Я такая и есть, иначе меня бы здесь не было.

Кажется, я забываю, как дышать. Но ноги продолжают отбивать ритм. Все смотрят на меня. Кто-то — оценивающе. Кто-то — снисходительно. У кого-то в глазах даже читается сочувствие. Но больше — скользкое противное желание. Не нужно быть опытной, чтобы понять, кто мысленно уже отымел меня во всех любимых позах. Многие.

Но не он.

Пока ступаю вперёд, с каждым шагом всё больше теряя уверенность, осматриваюсь. Гости расселись в полукруге. Мужчины преимущественно в тёмных костюмах. Женщины нарядные, красивые, с идеально уложенными волосами. Внешне — приличные, сдержанные, улыбаются. Но в глазах… Там тьма, под стать мужчинам, рядом с которыми они сидят.

Но все они меркнут на фоне главного виновника торжества. Я же чувствую себя подарком. Отчего-то ненужным. И почему-то это задевает.

Кто-то шепчется, глядя на меня. Где-то сзади слышен звон бокалов. Лица расплываются, я чувствую себя девочкой из спектакля, которая вышла не в том акте и не в том наряде.

Он тоже смотрит на меня — немигающим взглядом и с непроницаемым лицом. Хочется развернуться и сбежать, как в детстве, когда было страшно. Но я не могу. Я уже не ребёнок. Мне 18 лет. И, что самое страшное, с сегодняшнего дня я обручена. С самым настоящим Дьяволом, восседающим сейчас в кресле, словно на троне, в центре всего этого несуразного празднества.

На нём чёрный костюм и чёрная рубашка. Красивый контраст с моим нежно-персиковым платьем. И весьма символично. Непорочность и грех. Свет и тьма. Добро и зло. Невинность и опыт. Ему тридцать и он чертовски красив, но лучше бы я стала невестой настоящего Дьявола, чем его. Впрочем, какая я глупая — а разве есть разница?

Его ладонь небрежно лежит на подлокотнике. Колени чуть расставлены. Глаза цвета ночи прожигают меня. Он даже не старается — власть сочится из каждого жеста. Он здесь царь и бог, он правит, вершит судьбы, а я… просто иду. Прямо к нему. И даже этот огромный зал не спасает от неизбежного. Осталось всего пара шагов.

Даниил Чернов. Мой жених. Мой… чёрт его знает, кто. Судя по тому, как он меня встречает — скорее, хозяин…

Слухи про него ходят как легенды, только без счастливого конца. Говорят, он никогда не повышает голос. Просто говорит. И люди умирают. Или исчезают. Или становятся раболепно послушными.

Он не встаёт. Просто смотрит. И этим взглядом, клянусь, можно скрести ржавчину с железа.

— Ты уверена, что пришла на помолвку, а не на казнь? — произносит он тихо, лениво, как будто ему скучно, но он не против развлечься.

Я моргаю, впервые услышав его голос. Приятный, бархатный, обволакивающий.

Он умеет шутить? Но его лицо остаётся серьёзным. Я неловко улыбаюсь. Не знаю зачем — просто защитная реакция. Губы немеют. Пальцы цепляются за клатч, как будто это спасательный круг. Или чтобы скрыть дрожь в руках. Рот выдаёт ответ до того, как я успеваю его как стоит обдумать:

— А разве есть разница?

И в этот момент он усмехается. Выдаёт ядовитую полуулыбку, чуть приподняв уголок рта. Не настоящую. Не для меня. Просто чтобы сказать: забавная игрушка, но придётся слегка поправить настройки, чтобы знала, когда и как открывать рот.

Остановившись в двух шагах от своего жениха, я ищу взглядом, куда мне сесть. Рядом с ним стоит ещё одно кресло, но я жду разрешения.

— Сядь ко мне на колени, невеста. Привыкай, — произносит то ли с насмешкой, то ли с презрением. И добавляет контрольным выстрелом по моей надежде: — Или тебе предпочтительнее в ногах?

Внутри холодком расползается паника. Я не сразу понимаю, что он говорит это достаточно громко, чтобы услышали все вокруг. Сделать вид, что я не расслышала, не получится.

Где-то в глубине сознания знакомым, но в то же время чужим голосом всплывает фраза: «Улыбайся и соглашайся, Лилея. Сопротивление — это красиво только в кино. И только если есть кому постоять за тебя.» Это сказал мой дядя. Мой крёстный. Человек, который отдал меня этому человеку как свадебный бонус с лентой на шее. Или удавкой…

Даниил не шутит. Он не улыбается. Он просто ждёт.

Я могу сесть. Могу попытаться уйти. Вот только если я выберу второй вариант... Жалеть никто не будет. И беречь тоже, если попытаюсь взбрыкнуть. Так сказал дядя.

Но я, снизив голос до жалкого шёпота, всё же делаю никчёмную попытку:

— А если я откажусь?

Он усмехается. Теперь уже открыто. И произносит с небрежной ленцой:

— Тогда тебя принесут. Уже без платья и не ко мне. Мои ребята любят красивых девочек.

Меня его слова пугают, но не удивляют. Последние крохи надежды рассыпаются прахом. Вздохнув, словно перед прыжком в воду, осторожно сажусь ему на колени.

Мои пальцы дрожат. Я ощущаю, как ткань его брюк скользит под тонкой юбкой, и не знаю, краснеть мне, падать в обморок или смеяться.

Мне кажется, со стороны это выглядит как дурацкая карикатура. Я сижу у него на коленях, балансируя, как птичка на тонкой ветке, чтобы не соскользнуть прямо в ловушку, впритык к нему. А он, развалившись в кресле, смотрит с ленивой усмешкой, и даже не касается меня.

Глава 2

Здесь всё по его правилам. Дядя говорил, что злить будущего мужа нельзя. Он слишком опасный. Я должна быть послушной.

Но смогу ли я? Хватит ли мне сил, если речь идёт о моём теле, моей душе. Место своё я поняла: то ли на коленях, то ли в ногах — как преданная собачонка. Не жена — так точно. Аксессуар, наверное.

Как выдержать?

Я не сразу замечаю, что не проходит и получаса, как присутствующие, словно по команде, начинают расходиться. Буквально пять минут — и в зале никого постороннего не остается.

Ни звука. Только тик-так моих нервов и шорох тонкой ткани, когда я слегка шевелюсь, не находя себе места. Мне тоже хочется туда, следом за гостями.

Но мне нельзя.

Он всё так же сидит с бокалом в руках. Смотрит перед собой отсутствующим взглядом. Поэтому вопрос, звучащий в тишине, как выстрел, застаёт врасплох:

— Боишься?

Голос ровный. Как будто спрашивает: «Ты ужинала?». Никакого интереса. Ни малейшего участия. И всё-таки я слышу: под этим льдом — напряжение. Он меня чувствует. Сканирует. Слушает. Изучает.

Я поднимаю подбородок. Смотрю на него, но он — не на меня.

— А надо? — интересуюсь осторожно.

Глупый вопрос, конечно же. Надо. Ещё и как.

— Надо, — подтверждает. — Но уже поздно, — он усмехается, чуть прищурившись, словно задумался о чём-то своём.

Он всё ещё сидит в кресле, как будто перед ним — публика, а он — в центре внимания. Он не смотрит на меня, но я получаю возможность беспрепятственно смотреть на будущего мужа. Подумать, как всё будет происходить, и настроиться…

Он мужчина крупный. Не просто высокий — объёмный. Плечи, грудь, ладони — всё большое. Мышцы бугрятся под тканью. Красиво, но… Мне страшно представить себя под ним. А ведь придётся. Просто я ощущаю себя рядом с ним… компактной. Слишком хрупкой, слишком маленькой. И слишком уязвимой. Как капля на лезвии.

— Ты хотела о чём-то спросить? — его голос звучит чуть глуше.

Я думаю, что это мой шанс. Я и правда хотела. Целую тысячу вопросов. Почему я? Почему ты? Зачем ты это делаешь? Почему ты смотришь на меня, как будто я не человек, а пыль под твоими ногами?

Но вместо этого я задаю самый дурацкий вопрос, который мог мне прийти в голову в этой ситуации:

— А у тебя всегда такие помолвки? Или это только для особо непокорных?

Его губы чуть трогаются — не улыбка, но движение.

— Это первая. А над покорностью и правда стоит поработать.

Он произносит эти слова спокойно, но у меня всё равно мороз по коже.

— Я… не специально, — я моргаю и отвожу от него взгляд.

Расстояние между нами — меньше метра. Но такое ощущение, словно он совсем рядом. И это пугает. Хочется отодвинуться подальше. А в некоторые моменты, когда его внимание не сосредоточено на мне — наоборот, тянет наклониться чуть вперёд и смотреть, не отрывая глаз. Это как с хищниками. Мы восторженно наблюдаем за ними, но это ровно до тех пор, пока они не начинают наблюдать за нами.

Даниил тянет руку к графину на столике, наливает немного янтарной жидкости в опустевший бокал. Его движения медленные. Спокойные. Мой взгляд сам собой падает на его запястье. Смотрю на массивные часы. Чуть дольше задерживаюсь взглядом на его руке. Или ручище. Сглатываю, подумав, что ему стоит придушить меня этой рукой, если что-нибудь не понравится?

Не-ет, лучше уж быть покорной!

Но мне страшно, а когда я боюсь, делаю глупости.

— Ты слишком маленькая, — вдруг говорит он.

Я замираю. Он поворачивает ко мне голову. Смотрит на меня, сканируя внимательным взглядом. Я не знаю, что на это ответить. Но он и не ждёт.

— Я не люблю, когда меня раздражают. А меня раздражает, когда меня не слушают или не слушаются. Так вот, ты явно слишком маленькая и глупая, чтобы понять с первого раза, что от тебя требуется.

— А… — я открываю рот, не зная, что сказать. Я ведь и не просила. Это он захотел взять меня в жёны. Разве нет? — Я буду стараться, — лепечу. — Ты мне только объясни…

— Понимаешь, куда ты попала? — спрашивает он, не дав мне договорить.

Я медленно выдыхаю. Стараюсь выдать ту самую улыбку, которую дядя велел держать «на все случаи ужаса».

— На свадьбу.

— На распятие, — поправляет он.

— А ты кто в таком случае? Палач?

Он не отвечает. Но вдруг разворачивается вместе с креслом ко мне. Я замираю в ужасе. И правда как палач. Смотрит — а словно режет на куски. Между нами — сантиметров шестьдесят. Но кажется, что я чувствую, как жар от его тела ядом пробирается под кожу.

Он нюхает воздух. Не шутка. Он буквально вдыхает, глядя мне в глаза.

— От тебе несёт фальшью, дорогая. Этого я тоже не люблю — запомни.

Я сжимаюсь от страха. Мне кажется, что ещё секунда — и он правда казнит меня. Или вынесет приговор.

— Я не… понимаю, о чём ты, — выдыхаю почти шёпотом.

Он усмехается. Я пытаюсь сглотнуть, но горло будто сжали изнутри. Мне хочется отодвинуться — но некуда. И он не спешит увеличивать расстояние между нами. Смотрит, будто кожей чувствует, где именно во мне проходит трещина.

Страх вынуждает действовать необъективно. Со мной всегда так. И говорю глупости.

— Ты столько всего не любишь. Составь список, пожалуйста, я выучу и не буду тебя раздражать.

— Типа остроумная, — хмыкает он. — Но это не сработает. Всё будет так, как я скажу.

Он откидывается назад. Подносит бокал к губам и делает глоток, не сводя с меня взгляда. Я сижу неподвижно, словно под прицелом. Пока не звучит следующий вопрос:

— Знаешь, почему ты здесь, Лилея?

Странный вопрос. Я не отвечаю. У меня в голове сплошная суматоха. А он поднимается, и теперь нависает надо мной, как скала, способная обрушиться в любую секунду на мою несчастную голову. Я поднимаю глаза. Выдержать его взгляд непросто, но смотреть в пол — это лишить себя возможности видеть, что задумал хищник.

Он высокий. Тепло его тела давит на меня. Пространство пахнет кожей, алкоголем и чем-то более опасным. Он, склонив голову набок, изучает меня. После — медленно нагибается. Его руки на подлокотниках, его тело слишком близко. Я в ловушке. И я ничего не смогу ему противопоставить, даже если он решит прямо сейчас сомкнуть пальцы на моей тонкой шее.

Глава 3

Я остаюсь какое-то время сидеть на диване, не зная, что мне делать дальше. И немного побаиваясь, не до конца понимая, что мне позволено в этой клетке.

Но ничего не происходит. Вокруг тихо и пусто. Вечно сидеть здесь я не могу. Поднимаюсь медленно. В коленях слабость, как после бега, хотя я даже шевельнуться толком боялась. Платье скользит по коже, слишком тонкое для такого огромного дома. Тут холодно.

Или дело не в температуре? Холодом пропитан дом, его стены, мебель и всё здесь под стать его владельцу, его аура создает это мурашечный эффект.

В зале — ни души. Делаю шаг в неизвестность. И снова замираю, услышав шум. Кажется, что где-то вдали раздаётся глухой звук шагов. Один. Другой. Третий. Или… Всё же послышалось? Слишком далеко, слишком глухо — и снова тишина.

Обнимаю себя за плечи. Иду в том направлении, куда ушёл хозяин… Да, именно так — хозяин. Не жених, не будущий муж. Господин. И для меня тоже. В его руках моя судьба, моё будущее, моё тело. Только душа остаётся мне. Но и ту, уверена, если пожелает, он вытащит из меня и рассмотрит под микроскопом.

Ещё шаг. А за ним ещё один уже смелее. Нужно привыкать. Приспосабливаться. И учиться быть покорной. Страх немного сползает с плеч, я начинаю оглядываться, рассматривая всё вокруг. Иду не спеша, смотрю, касаюсь. Интерьер роскошный, безумно дорогой. Но в нём нет души. Словно музей. Статуэтки, высокие вазы, массивная мебель, картины, зеркала с позолотой, в которых я вижу себя — маленькую, бледную, нелепую. Как будто меня вставили в чужую реальность.

Это всё не моё. Мне здесь не место.

Но я иду дальше. Мне нужен мой маленький островок в этом огромном океане холода и одиночества. А чтобы его здесь отыскать — я должна двигаться вперёд. Для начала найти свою… Нет, не свою — нашу комнату.

Но где все? Здесь есть хоть кто-то?

Не зная, что делать, осторожно открываю первую попавшуюся дверь. За ней — просто комната. Как в гостинице, ничего лишнего, только намного дороже. И явно не жилая. Вздохнув, закрываю дверь и шагаю дальше, к следующей. И так одна за другой. Кроме унылых гостевых нахожу кабинет. Лаконичный, строгий, пропитанный запахом дерева, кожи и мужского парфюма.

И ни одного живого человека.

Только шорох воздуха и навязчивое чувство, что я за стеклом. Я есть, но словно украдкой. Я могу дышать, но мне не положено шуметь и раздражать. Я могу жить, но очень аккуратно…

Прохожу по длинному коридору, который заканчивается ступенями вверх. Поднимаюсь. Там тоже пусто. Пространство — как экспозиция в музее: красиво, но трогать нельзя. А я трогаю.

Вдруг слышу шаги где-то позади. Резко оборачиваюсь — никого. Но я точно слышала. И снова — ничего. Тишина. Сердце в груди гулко стучит. Я поворачиваюсь к зеркалу в полный рост, и на одну секунду мне кажется, что отражение моргнуло не в такт — будто оно не совсем моё.

Я прижимаю руку к груди.

— Господи… — выдыхаю.

— Он обычно не кусается, если не злить, — раздаётся незнакомый голос.

Охнув, едва не подпрыгиваю от неожиданности. Из полутени в коридоре выходит женщина. На вид около сорока. Собранная, с гладкой причёской и строгим выражением лица.

— Марианна, — представляется она. — Домоправительница. Я покажу вам комнату. Прошу, следуйте за мной.

Глава 4

Никакой улыбки. Никакого тепла. Всё строго. Я чувствую себя ученицей, которую ведут в кабинет директора. Только теперь директор — мой… жених?

Нет. Не жених. Господин, — напоминает саркастическая часть меня. И она права. Ну и пускай. Многие так живут. Только от мысли холодок по спине, как будто это уже не игра слов, а договор с последствиями.

Ох, это ведь она о Данииле! Не кусается… А что его злит? Мне кажется, само моё присутствие его раздражает. Зачем тогда я здесь? Не понять. И это пугает больше, чем любой ответ.

Марианна идёт вперёд. Я спешу следом, стараясь не отставать и не потеряться. Пальцы нервно цепляются за край платья — бесполезный, но инстинктивный жест. Я продолжаю глазеть по сторонам. Всё выглядит, как в кино. Мы поднимаемся по широкой лестнице, ковёр под ногами глушит звук шагов. Вдоль стены висят картины — тёмные, масляные, пугающе дорогие.

Пытаюсь подобрать, какой жанр подошёл бы для фильма, если бы он снимался в этом доме. И ничего, кроме криминального триллера, на ум не приходит. Жутко богато, кричаще и угнетающе. Как будто за каждым углом — охрана с глушителями, а под лестницей лежит не чемодан с деньгами, а чей-то труп. Этот дом не просто молчит — он будто следит, готов зафиксировать каждый взгляд в сторону, каждое неловкое движение. Оступишься — и стены запомнят. Передадут.

— Ваша комната, — голос Марианны звучит неожиданно близко и заставляет вздрогнуть.

Она открывает дверь. Я захожу — и, конечно, кто бы сомневался, комната будет огромной, роскошной… и такой же угрюмой, как всё в этом доме. Воздух здесь пахнет чем-то густым, как дорогой лак для дерева и страх, пропитавший стены. Но мне ведь можно будет внести в неё хоть немного света? Немного уюта? Хотя бы уголок… для себя?

Сейчас она больше похожа на клетку, в которой всё чётко спланировано. Есть всё необходимое — и ничего лишнего. Тяжёлые портьеры, за которыми прячутся высокие окна. Зеркала в золоте. Гардеробные шкафы. Один — для книг. И кровать. Огромная. Занимает половину пространства, как угроза.

Марианна направляется к встроенному шкафу сбоку, открывает дверцу.

— Вот ваши вещи, всё развешено. Нижние ящики — под бельё. Там же…

Она говорит, а я её почти не слышу. Всё внимание — на мелочах. Я продолжаю оглядываться, вглядываться, как будто пытаюсь разоблачить что-то.

Что здесь не так?

Ах да. Это спальня для двоих. Два симметричных шкафа. Две двери с разных сторон — кроме входной. Всё чётко, хищно. Никакого «личного пространства».

Я медленно направляюсь ко второму шкафу — что-то в нём притягивает, как запрет. Но не успеваю сделать и пары шагов, как голос Марианны — теперь уже более жёсткий — останавливает меня:

— Не стоит, — Я резко оборачиваюсь, не поняв сразу, к чему это. — Это сторона господина Даниила Олеговича. Ему не понравится.

Я застываю. Словно по команде. Как будто запрет был произнесён не голосом женщины, а его.

Да ладно. Мне даже ступать туда нельзя? Или только рыться в вещах?

Внутри всё скручивается от протеста, но снаружи я только киваю. Да больно надо.

Но ведь… я же надеялась. Ну вдруг. Что у нас будут отдельные спальни. Хотя бы на пару дней. Хотя бы пока он… Но, какой смысл оттягивать неизбежное? Сегодня или через пару дней — он всё равно сделает, что захочет. Он возьмёт меня. А я… должна буду сказать «спасибо, мой господин».

Передёрнув плечом, отгоняю глупые мысли. Слишком много фильмов о гангстерах, Лилея. Слишком. Не выдумывай. Но ведь если представить… что я героиня? Просто персонаж. Просто роль. Так ведь легче. Хотя бы на первое время.

Я возвращаюсь обратно, опуская плечи. Растерянно смотрю по сторонам, как будто надеюсь найти какую-то подсказку. Пунктир. Табличку: «выход в прежнюю жизнь».

— Ванная вон там. Если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете вызвать меня. Или, если меня нет — кого-то из слуг. В любое время суток. По внутреннему телефону, — Марианна кивает на аппарат на стене.

Я удивлённо хлопаю ресницами. Это всё по-настоящему? Всё слишком чужое, слишком отполированное. И всё же — всё настоящее. А ведь мы с папой жили хорошо. Не в золоте — но с теплом. И мне того хватало.

— У вас есть ко мне вопросы или пожелания? — спрашивает Марианна. Я мотаю головой.

Нет. Всё понятно. Я здесь не главная. Я — внесённый пункт в чей-то план. Теперь хоть понятно, что я не сошла с ума, когда слышала шаги. В доме действительно есть люди — прислуга.

— Тогда с вашего позволения, — она чуть кивает и уходит. Без эмоций. Без оглядки.

Я остаюсь стоять посреди комнаты. Моя половина. Его половина. Кровать — одна. Шкаф — нельзя. Я — можно. Видимо.

И вдруг всё, что было сказано раньше — его взгляд, его голос, его «сядь ко мне на колени» — становится слишком реальным. Как оживший сон. Только это не мой сон. Не я его выбрала.

Я не знаю, что это. Свадьба? Плен? Прихоть? Шутка? Но точно не жизнь, о которой я мечтала.

И точно не мужчина, к которому хочется тянуться во сне.

Глава 5

В ванной тихо. Неуютно тихо. Как будто даже вода здесь льётся под наблюдением. Я закрываю за собой дверь и замираю на секунду, прижимая ладонь к прохладной стене. Никогда в жизни не была в такой… комнате. Слово «ванная» сюда не подходит. Это — зал. Мраморный, бело-серый, со встроенным светом и множеством зеркал. Моё отражение встречает меня со всех сторон. Бледная. Тонкая. Растерянная.

Я включаю воду, настраиваю температуру. Всё как будто само. Руки двигаются — мозг ещё не в курсе. Раздеваюсь. Медленно. Платье соскальзывает с плеч. Бельё. Пара секунд — и я голая перед зеркалом.

Я смотрю на себя. И думаю: тебя отдали. Ты здесь. В этом доме. В этой спальне. С этим мужчиной. Кожа покрывается мурашками не от холода.

Я захожу под воду. Горячий поток хлещет по спине, по плечам. Моё тело словно чужое. Как будто оно ещё не привыкло, что теперь оно — не только моё. Не совсем моё. Не по праву.

Я моюсь быстро. Не потому что спешу. Потому что долго быть наедине с собой — страшнее, чем с ним. Полотенце мягко ласкает кожу. Пахнет чем-то дорогим, нейтральным. Всё чужое. И я себя чувствую здесь чужой. Я выхожу в спальню в одном полотенце. Если вдруг столкнусь с ним… Что ж, всё равно этого не избежать. Сорочка висит на вешалке. Белая. Шёлковая. Без кружев. Как будто кто-то решил: достаточно одного тела, чтобы было красиво.

Я провожу пальцами по ткани. Холодная. Снимаю полотенце, быстро надеваю сорочку. Она ложится по телу, как вторая кожа. Не прячет — подчеркивает. Становлюсь к зеркалу боком. Смотрю на себя.

Так выглядит невеста, которую не спросили.

И в этот момент — хлопает дверь. Я вздрагиваю. Поворачиваюсь.

Он.

Входит уверенно. Конечно, иначе и быть не может. Ведь это его дом. Пространство тут же сужается. В огромной спальне становится мало места. На нём снова чёрные штаны, но уже домашние. Голый торс притягивает взгляд. У него очень красивое тело. Я такие только в кино видела. Волосы ещё влажные. Капля воды ползёт по шее. Он тоже только из душа. Такой домашний он мог бы пугать чуть меньше.

Если бы мы не находились в одной спальне.

Он не торопится. Закрывает дверь. Смотрит на меня. Я растерянно отвожу взгляд. Щёки горят. Мне так страшно, что зубы начинают стучать. Я дрожу всем телом, не зная, что мне делать дальше.

— Удивлена? — спрашивает почти с насмешкой.

Скользнув по мне взглядом, он отходит от двери ванной комнаты. Медленно. Спокойно. Хищник в своем логове. Я напрягаюсь в ожидании. Стою возле огромного шкафа, сжавшись, и чувствую, как мне становится жарче после каждого его шага.

Он подходит к гардеробу на своей стороне. Там рядом стоит красивый книжный шкаф, откуда он вытаскивает книгу. Проходит к кровати, садится на край кровати, сосредоточенно листает страницы.

Что?..

Всё. Как будто меня не существует. А я стою. Почти голая. В этой чужой спальне. С ним. Моим… кем?

Моё сердце стучит, и этот оглушительный стук становится слышнее, чем мои мысли.

Он плавно ложится на "своей" половине, будто весь погружен в чтение. Сжав пальцы в кулаки, стою. Незаметная. Тихая. Покорная. Ненужная.

Ничего не будет? Но почему я чувствую разочарование?

Или это только потому, что я боюсь оттягивать неизбежное? Лучше пускай сейчас, сразу. Я ведь настроилась! А потом… потом будет только сложнее.

Ответа от меня никто не ждет, но я его произношу так, как будто от этого зависит моя жизнь.

— Удивлена. У каждого своя половина в этом мраморном склепе, но на кровати никаких опознавательных знаков не вижу. Где же граница, за которую мне нельзя заходить?

Он не отвечает. Вообще не обращает на меня внимание. Просто медленно переворачивает страницу. Щёлк. Пальцы касаются бумаги. И тишина.

Молчание гулкое. Оно давит. Залезает под кожу. И когда я уже почти решаюсь сдаться и, наверное, всё-таки лечь на кровать, он тихо, почти равнодушно произносит:

— Пересечёшь — узнаешь.

Я замираю. Он не смотрит. Не поднимает глаз. Но моё тело вопит в панике: Он рядом! Он рядом! Он рядом! Как сирена тревоги орёт в голове, заглушая все мысли. Тело немеет, словно не моё. Я не чувствую ног. А кулаки сжимаю с такой силой, что ногти вонзаются в кожу.

Что мне делать?

Спросить не у кого. Но и стоять всю ночь возле шкафа я тоже не могу. Усилием воли заставляю себя сделать шаг. Потом ещё один. Робко, несмело, мечтая стать невидимкой. Кровать передо мной. Теперь слишком маленькая, потому что там огромный и опасный он.

— Я не кусаюсь, — говорит он негромко.

Я вздрагиваю от его голоса. Как глупо, он ведь может разговаривать! А я пугаюсь каждого шороха, каждого движения.

— Ты просто… пугаешь своей энергетикой, — отвечаю. — Намного хуже.

Пауза. Он медленно поворачивает голову. Его взгляд касается меня, как разряд от оголённого провода, разбирающий насквозь, изучающий. Не раздевающий, а сдирающий кожу. Глаза у него — как ночь перед бурей.

Но я ведь ничего такого не сказала. Он… правда пугает. Я бы лучше закрыла глаза, отвернулась, а он пускай бы сделал всё, что нужно, и я спокойно уснула, зная, что всё позади. А он словно играет со мной.

Или мной.

— Я терплю, — произносит он какую-то чушь и снова сосредотачивает внимание на книге.

Уместно было спросить о чём он вообще. Вместо этого выдаю:

— Почему?

Он не отвечает. Проходит минуты две. Дрожь в ногах заставляет пойти вперёд, к кровати, иначе я здесь рухну прямо на пол. Мне кажется, если бы такое произошло, он бы и тогда не сдвинулся с места. Вот и замечательно. Значит, можно ложиться… спать? Да я глаз не сомкну, пока он рядом!

Глава 6

Я подхожу к кровати, опускаюсь на край. Медленно ложусь на спину, не глядя на него. Но конечно же вижу его боковым зрением. И он меня видит. Мне становится жарко, хотя одеяло — у каждого своё, откинуто в сторону.

— Спи, — говорит он наконец. Голос чуть хриплый. — Я не трону тебя…

Пауза. Долгая. Он смотрит в потолок, отложив книгу.

Что чувствую я? Вовсе не облегчение. Дядя сказал, что я должна понравится. Он должен захотеть меня. Если это отсрочка — то она мне не нужна. Или наоборот, я смогу немного привыкнуть к нему и будет легче?

Мысли прерывает звук его голоса. Тихий, низкий, то ли угроза, то ли пока просто предупреждение:

— …если ты не тронешь меня первой.

Нет! Да я ни за что не решусь полезть к нему. Но ведь надо… Если он не хочет, то придётся мне. Но только не сегодня!

Медленно, боясь сделать резкое движение, тащу на себя одеяло. Укрываюсь под самый подбородок. Сердце глухо стучит в груди. Он молчит. Я молчу. И в этом молчании — вся буря, которую нельзя выпустить.

Он выключает свет. Я снова напрягаюсь ещё больше. Вдруг вот прямо сейчас он передумает и решит взять меня. Мне нельзя спать, тем более пока не спит он. Проходит время. Я прислушиваюсь к его дыханию. Оно такое же ровное, как и пять минут назад. И как десять… У меня всё внутри дрожит — от ожидания, страха, мыслей. Я стараюсь не двигаться. Сжимаюсь под одеялом, будто стану меньше. Невидимой. Вдруг он забудет обо мне и правда не будет трогать?

Сон приходит, когда я его не жду. Медленно, тяжело. Как будто я сдаюсь.

Сперва темнота. Она уютная, тёплая, как плед. Потом — голос.

— Лилейка, ну что ты опять мерзнешь, а? Поздно уже светлячков рассматривать.

Я не вижу лица, но узнаю руки. Большие, тёплые. Они пахнут мылом и табаком. Папа всегда мыл руки перед тем, как брать меня на руки — говорил, что девочек нельзя тревожить чужими запахами. Он смеётся. Обнимает меня. Так легко, так привычно, что я вдруг перестаю бояться. Даже во сне. Даже сейчас.

Вижу комнату. Нашу старую спальню, где скрипел пол и пахло деревянной мебелью. Я лежу под одеялом, а папа садится рядом и поправляет мои волосы. Его ладонь — огромная, я сжимаю её своими крошечными в сравнении руками, рассматриваю с не меньшим интересом, чем жучков — линии, изгибы, мозоли, шероховатость на ощупь.

— Спи, доча. Я рядом.

И правда рядом. Я чувствую тепло его тела — не громоздкое, как у зверя, а родное. Спокойное. Оно не давит. Оно защищает.

Я поворачиваюсь. Тело тянется к источнику тепла само. Как в детстве. Вот сейчас он меня обнимет. Протянет руку. Я даже чувствую, как шевелится воздух между нами. Я улыбаюсь. Мягко. Ласково. Не открывая глаз. И прижимаюсь ближе.

Только… Что-то меняется. Сквозь сон ощущения становятся слишком отчётливыми. Сначала — лёгкий холод. Как будто кто-то снял плед. Потом — тепло. Живое. Дышащее. И оно… рядом. Слишком рядом.

Я понимаю не сразу. Просто поворачиваюсь, ворочаюсь. Касаюсь плечом… чего-то твёрдого, но тёплого. Это не подушка. Не край кровати. И это явно не стена.

Осознание приходит внезапно. О боже…

Это — он.

Я тут же вспоминаю, где я, с кем. И его слова: «если ты не тронешь меня первой…»

Глаза распахиваются. Я — на его половине. Слишком близко. Я дышу в его плечо. Почти касаюсь губами раскаленной кожи. Он будто дышит жаром, напоминая: коснешься — обожжёт.

Но он… не двигается. Молчит. Не отталкивает. Не хватает меня за запястья, не шепчет «поздно, девочка» — но именно это и страшит больше всего. Сердце колотится, как будто хочет выскочить из горла. Я замираю. Затаиваю дыхание. Считаю до трёх, не отводя взгляда от его плеча.

Раз. Он не шевелится.

Два. Его дыхание ровное.

Три. Он… спит?

Или притворяется? Может, ждёт. Может, играет.

Мои пальцы медленно цепляются за край одеяла. Я тащу его за собой, ползком отползая назад, как будто по минному полю. С паузами, с выдержкой. Ни звука. Ни единого резкого движения. Кожа под сорочкой холодеет. Спина покрывается потом. Одеяло тянется за мной, и мне кажется, оно громко шуршит. Слишком громко.

Назад. Назад. На свою половину. За невидимую границу. Туда, где безопасно. Где я снова могу стать маленькой. Ненужной. Невидимой.

Я ложусь на спину. Сердце бьётся в ушах, словно я пробежала сто метров. Мышцы напряжены так, что кажется — вот-вот сведёт ногу. Закрываю глаза. Притворяюсь, что сплю. Молюсь, чтобы спал он. Чтобы ничего не заметил. Я не хочу проверять, что означает его “если не тронешь меня первой”.

Но сон уходит, как испуганный зверёк. И я остаюсь одна — в этой комнате, с ним.

Глава 7

Даниил

Глаза открываются. Я не сплю. Уже давно. На самом деле — почти не сомкнул их этой ночью. Лёг не потому, что устал, а потому что рядом она. И я должен знать, как она дышит во сне.

Она мечется во сне, а после оказывается с моей стороны. Касается моего плеча. Легко. Почти невесомо. Неосознанно, но прицельно.

Тёплая. Мягкая. И такая неуместная.

Инстинкт срабатывает первым. Внутри всё сжимается, будто что-то готово сорваться с поводка. Повернись — и она будет ближе. Дотронься — и это уже не остановить.

Я имею право.

Но что-то — чёрт его знает что — останавливает.

Я слышу её дыхание. Как напрягается. Как замирает. Как отползает. Тихо, аккуратно, с явной паникой. Слишком быстро. Слишком виновато.

Глупая девчонка. Я же сказал: я терплю.

Но долго — не умею.

Особенно когда кожа всё ещё чувствует тепло её плеча.

Я всё ещё лежу. Спина напряжена, дыхание сдерживаю. Глаза закрыты. Пусть думает, что не заметил. Пусть дрожит. Пусть продолжает верить, что она — незаметная. Маленькая. Невесомая.

Я слышу, как она возвращается на свою сторону. Как аккуратно тянет одеяло. Как сжимается под ним в клубок, будто надеется спрятать не только тело, но и запах, голос, присутствие.

Что-то внутри меня злится. На неё. На себя. На этот смехотворный ритуал терпения, в который я почему-то играю.

Я не должен злиться. Это просто девчонка. Привыкнет немного — дам ей пару дней — и обязательно воспользуюсь подарком, раз уж вынужден терпеть её рядом.

Просто часть сделки.

Которая дрожит при виде меня так, словно я заочно её сожрать могу. Я, конечно, могу. Но не сожрать — а трахнуть. Как и положено, раз уж она моя невеста. В моей постели. А я какого-то черта терплю…

Нет. Я не терплю. Я присматриваюсь. Изучаю. Делаю выводы. Она слишком пугливая, чтобы быть опасной. И кажется слишком невинной, чтобы быть искренней.

Я не понимаю, зачем она здесь. Я ожидал другого. Играет? Думает, что мне такое понравится? Или правда наивная глупышка?

Мне нужно время, чтобы разобраться.

Но пока я её не трону, не приму решение — никто не тронет. Пока она не пересечёт черту — она останется на своей стороне. Пока она не тронет меня — я…

...я что?

Слово не находится. Поэтому я просто … думаю.

Лежу какое-то время и делаю вид, что сплю. Она — тоже. У меня получается. У неё — не очень. Девчонку выдаёт поверхностное, рваное дыхание. Как у птенца, которого занесло в змеиное гнездо. Но постепенно оно выравнивается. Она засыпает. Перестаёт вздрагивать. Сон окутывает её, будто защитный кокон.

Она спит. Не сразу — но по-настоящему. Как те, кто не понимают, где оказались. Как те, кто надеется, что утро будет другим. Я ещё немного жду. Потом медленно поднимаюсь. Не спеша. Чтобы не услышала.

Ступаю шаг в сторону ванной комнаты. А затем оборачиваюсь. Смотрю на хрупкую фигурку с копной светлых волос, словно в ореоле света. Красивая. Открытая. Беззащитная во сне. Да и не только во сне.

Нужно приставить к ней охрану. Надёжных. Чтобы не только следили, но и лишнего себе не позволяли. Мои люди не привыкли к границам. Девчонки — не имущество. Пока не станут "чьими-то". Тогда они уже табу. И она теперь вроде как моя.

Вроде как…

Но если кто-то посмеет забыть — сам вырву яйца.

Ладно, с охраной решу чуть позже. А пока смотрю на неё ещё несколько секунд. Её приятно будет трахать. Во всяком случае сначала, пока не приестся. От самой мысли накатывает лёгкая, тупая волна возбуждения, как от хорошего бокса — не больно, но чувствуешь себя в игре.

К чёрту.

У меня дел полно, а я глазею на девчонку в своей постели, к которой даже не прикоснулся. Чувствую себя глупо.

Чтобы избавиться от этого неуместного чувства, иду в ванную комнату. Холодный душ всегда помогал. И сейчас поможет.

Через десять минут я уже одет. На мне серые брюки, чёрная водолазка. Рубашку оставляю на потом. Смотрю на себя в зеркало. Как всегда, в начале дня — пытаюсь увидеть в глазах отражение отголосков души. Не нахожу, и спокойно выхожу из комнаты.

Щёлк — замок фиксируется. Автоматически. Без шума. Как и должно быть.

Тихо. Ровно. Безжалостно.

Это не про комфорт. Не про уют.

Это — про контроль.

И он у меня есть.

Глава 8

Лилея

Я просыпаюсь резко, будто кто-то выдернул меня из сна за шиворот. Открываю глаза, не сразу понимая, где я. Горло пересохло, язык липнет к нёбу. Пальцы сжимаются на ткани одеяла — инстинктивно, как будто пытаясь зацепиться за что-то знакомое.

Вокруг тишина. Угнетающая. Она давит на уши, словно тяжёлая вода. Та самая, из которой невозможно выбраться, если начать тонуть. Я поворачиваю голову вбок, движения рваные, словно скованные невидимыми нитями.

Пусто.

На соседней половине кровати — ни теплоты, ни запаха. Только смятая простыня напоминает, что рядом со мной кто-то был.

Он не тронул меня. И ушёл.

Когда? Куда? Почему я даже не почувствовала? Я ведь… я думала, глаз не сомкну! Особенно после того, как случайно оказалась на его половине кровати. Господи, страшно как было! Словно в тесной клетке со львом оказалась.

Но я цела. Почему-то лев даже не прикоснулся ко мне.

Не вкусная? Или решил приберечь на потом?

Я вытаскиваю руку из-под одеяла и медленно сжимаю её в кулак. Кожа холодная, чужая на ощупь. Сердце стучит в груди быстро, глухо, маленькими молоточками барабаня глубоко внутри.

Опасности вроде бы нет. Но ощущение, что я под прицелом, никуда не уходит. Оно зацепилось за кожу липкой нитью, тянется по спине, щекочет затылок. Как будто стены здесь умеют видеть. Или люди за ними. Или сам дом. Я даже поднимаю взгляд и смотрю по сторонам в попытке проверить, нет ли здесь камер. Но ничего подозрительного не вижу. Становится жутко от этой мысли. Передёрнув плечами, морщусь. Какой псих будет ставить в собственной спальне камеры? Это ведь… фу! Извращение какое-то.

Или паранойя.

Смотрю на дверь ванной комнаты. На шкаф. На входную дверь. Я не знаю, что мне делать. Для начала стоит подумать. Прогнать окончательно сон и собраться с мыслями.

Неуверенно сажусь на кровати. Сорочка, тонкая и почти невесомая ночью, теперь кажется мокрым мешком, прилипшим к телу. Ноги дрожат, когда я спускаю их на пол. Холодный, мраморный. Враждебный. И только небольшой ворсистый коврик возле кровати, словно островок безопасности, напоминает об уюте.

Я встаю. Осторожно. Медленно. Словно шаг влево или вправо может стать последним. Словно в каждом углу и под кроватью прячется монстр, как казалось в детстве. Или кто-то смотрит и оценивает, а если ошибусь — накажут.

Страх внутри меня не похож на страх перед ним. Он глубже. Он про другое. Он давно въелся под кожу. Я даже привыкла жить с ним и прятать его за улыбкой и колкими словами. Этот страх появился с того дня как погиб мой отец. И теперь он, как гниль, распространяется на всё, что меня окружает.

Страх быть здесь. В этом доме. В этой жизни, которая мне не принадлежит. Я — не хозяйка. Я — невеста, которой не место рядом с ним. Теперь я понимаю, что ему нужна не такая, как я. Трусливому кролику не место рядом с опасным львом.

Но я здесь. И я должна постараться. Я должна понравиться Даниилу Чернову. Понравится настолько, чтобы он захотел жениться. Он ведь может и передумать. А нельзя, чтобы он передумал.

Так сказал дядя. Сказал, что это — единственный способ уберечь себя. "Будь умницей, Лилейка. Всё будет хорошо. Только постарайся, ладно?" Его ласковый голос, словно наяву, звучит у меня в голове. Тёплый, спокойный. Если он говорит, что так надо — значит, так и есть. Он ведь желает для меня лучшего.

Когда умер мой папа, — а это была явно не случайность, пускай и выглядело как несчастный случай, — весь мой мир рухнул за одну ночь. Папа был сильным. Строгим. Справедливым. Он учил меня держать спину ровно и смотреть людям прямо в глаза. Он говорил, что человек — это не слова и не костюм. Это поступки.

А потом его не стало.

Дядя сказал, что папу убили. Но взял с меня слово молчать: иначе могут прийти и за мной, и за ним. Нам нужна защита. Особенно мне. Потому что папа полез туда, куда нельзя было соваться. Хотел раскрыть опасное дело — какой-то синдикат… И вот теперь он мёртв. А я — здесь.

Я почти не помню те дни. Только суету, чужие лица, шорох бумаг, запах медикаментов и чужой одеколон в пустом доме. Дядя тогда взял меня к себе. Сказал, что теперь он — моя семья. И я жила у него несколько месяцев до совершеннолетия. В просторной, аккуратной квартире, где всё было правильным. Там не кричали, не спорили. Там улыбались. Там было уютно, но… почему-то меня не покидало ощущение, словно всё вокруг… ненастоящее…

Я не знала, что происходит. Не понимала. Но дядя всегда объяснял всё так просто, что сомнений не оставалось. "Ты должна быть умницей, Лилейка. Скромной, послушной и сильной. Тогда всё будет хорошо. Мы справимся". И я старалась, как умела.

А потом... потом он сказал, что у меня появился жених.

"Он сильный человек, — объяснил дядя. — С ним ты будешь в безопасности. Это — не просьба. Это необходимость, родная. Пойми, девочка моя: иногда правильные решения — самые трудные".

Я кивнула. Потому что… что ещё я могла сделать?

Я не знаю, почему меня выбрали. Почему именно он. Почему всё это произошло. Я просто стараюсь. Потому что я понимаю, что одна я не справлюсь. А если дядя не может меня защитить… он хотя бы нашел человека, который это сделает вместо него. Может, Даниил не такой уж и плохой, как кажется на первый взгляд, потому и не тронул меня.

Или я оплошала!

Я должна понравиться ему. Только как? Как понравиться мужчине, который смотрит так, будто он и не человек вовсе, а Дьявол без души? И который вызывает жуткий, животный страх…

Я делаю ещё один шаг. Пол под ногами кажется ледяным. Мои нервы звенят как струны.

Оглядываюсь.

И снова — пустота.

Только огромная спальня с тяжёлыми шторами и позолоченными рамами зеркал. И в каждом — я. Маленькая. Чужая. Ненужная. Как забытая игрушка в холодной роскошной витрине.

Но я не заплачу.

Я крепче сжимаю кулаки. Выпрямляю плечи. Держусь, как учил папа. Делаю шаг вперёд — короткий, но твёрдый. Я должна хотя бы попытаться.

Глава 9

Лилея

Я стою посреди комнаты, будто сорванная ветром пылинка. Маленькая. Незаметная. Но не сломанная. Стоять просто так — значит признать поражение. Плакать — значит сказать миру: я не справлюсь.

А я справлюсь.

Папа всегда говорил: «Падают все. Встают — сильные».

Я втягиваю прохладный воздух, чувствуя, как ледяной мрамор впивается в босые ступни, а мокрая от пота сорочка прилипает к спине. Это уже не важно. Важно — что я буду делать дальше.

Я поворачиваюсь, оглядывая спальню внимательнее. Всё здесь кажется угнетающим. Шторы, тяжёлые и глухие. Зеркала в золоте, застывшие наблюдателями. Шкафы, старые, резные, словно из другого века. Они смотрят. Молча, но смотрят.

Я иду к шкафу на своей стороне. Приоткрываю дверцу. Вещи аккуратно развешаны. Платья, костюмы, повседневная одежда, несколько комплектов белья. Большинство — не мои, но в моём стиле. Кажется, даже размер должен подойти. Я не трогаю другой шкаф. Там — не моё. И я это запомнила.

Осторожно выглядываю в ванную, будто могу там с кем-то столкнуться. Глупо, но… я даже чувствую разочарование и оборачиваюсь на вторую дверь. А вдруг он там?

Возвращаюсь к кровати. Замираю в нерешительности. Что теперь? Искать его? Оставаться здесь? Ждать? Или... рискнуть?

Я не знаю правил этой игры. Но знаю одно: если я не начну действовать — потеряю себя. И тот шанс, о котором говорил дядя.

Я машинально приглаживаю сорочку. Я никогда такие не носила. Она скользкой змеей обнимает кожу. Неуютно.

Подхожу к зеркалу. Большие глаза смотрят затравленно. Светлые волосы торчат, словно у сумасшедшей. Хрупкое тело кажется слишком уязвимым. В глубине зрачков застыл страх.

Но вместе со страхом — упрямая искра. Та самая, что заставляла меня подниматься на тренировках, когда я падала. Та самая, что держала меня на ногах, когда вокруг рушилось всё. И та, что помогла мне выкарабкаться после смерти отца.

Я снова провожу ладонями по тонкой ткани сорочки. Чужая.

Нет. Я не сдамся.

Если он ждёт, что я испугаюсь — пусть разочаруется. Я выпрямляюсь. Расправляю плечи. И принимаю решение — найти его. Я хочу жить. И хочу жить нормальной жизнью. Даниил — красивый мужчина. Мне просто нужно к нему привыкнуть, и я смогу стать для него хорошей женой. Ну и что, что без любви. Многие так живут.

Какой смысл бояться того, что уже случилось, или того, что неизбежно?

Но эту чертову сорочку я носить больше не собираюсь. Мне в ней неуютно. Подхватив подол пальцами, стаскиваю ее через голову и бросаю на пол. Смотрю на нее, как на пятно с чем-то противным или даже ядовитым. Морщусь брезгливо и, переступив через ткань, направляюсь в ванную комнату.

Огромная ванная не помогает мне расслабиться. Слишком много пространства, заставляющего чувствовать себя беспомощной. Я решаю обойтись душем. Правда, и он больше, чем вся наша с отцом ванная комната в старой квартире, но всё же уютнее, чем этот мраморный “ванный зал” в целом.

Я включаю воду. Настраиваю температуру. Лёгкий пар быстро заполняет кабинку. Становлюсь под струи воды. Она горячая, почти обжигающая, но я не отступаю. Пусть смоет с меня остатки сна, страха и бессилия.

Я моюсь быстро, короткими движениями, будто боюсь, что кто-то вот-вот распахнёт дверь. Шампунь пахнет чем-то дорогим, нейтральным. Без родного тепла, без уюта. Но это лучше, чем запах страха.

Через несколько минут, замотавшись в полотенце, выхожу из душа. Подхожу к зеркалу, открываю ящики в поисках расчёски. Нахожу несколько, а ещё — аккуратную косметичку.

Расчёсываю мокрые волосы, а потом замираю, глядя на себя. Почему бы и нет? Я достаю косметичку, раскрываю её. Внутри — всё самое необходимое: тушь, несколько оттенков помады, пудра, тени, карандаш. Всё новое. Всё купленное для меня. И всё равно — чужое. Я провожу пальцами по одной из помад. Цвет нежный, почти незаметный. Такой цвет дядя бы наверняка одобрил.

"Ты должна быть скромной, Лилейка. Скромность украшает", — всплывает его голос где-то на границе воспоминаний.

Но я не хочу быть сегодня скромной. Я хочу впечатлить своего будущего мужа, чтобы он не смотрел на меня, как на бледную моль. Темно-красная помада, в несколько слоёв тушь, подводка так, чтобы точно была заметна. Пудра, чтобы скрыть бледность. Смотрю на результат. Непривычно, но… ярко. Может, такая я ему больше понравлюсь. Ещё бы взгляд не был таким затравленным.

Пока красилась, мои тонкие пушистые волосы почти высохли. Возвращаюсь в спальню босиком, чувствуя, как прохладный мрамор жалит ступни. Разве трудно было постелить ковёр? Или хотя бы дорожку между ванной и кроватью? Интересно, если я попрошу будущего мужа о такой мелочи, он не откажет?

Открыв шкаф, осматриваю свои вещи и с грустью вздыхаю. Ничего подходящего, чтобы впечатлить мужчину, у меня нет. Пальцы скользят по ткани в поисках “того самого”. Останавливаюсь на довольно скромном, но подчеркивающем фигуру платье. Его мне подарил папа, назвав “идеальным для первого свидания”. Чтобы и красиво, со вкусом, но и не вульгарно. Как символично…

К нему подбираю белье. Снимаю полотенце и одеваюсь. Снова спешу, будто именно в этот момент кто-то может войти. И только когда мягкая ткань темно-синего изысканного платья обнимает мое тело, я выдыхаю.

Я ещё с удивлением смотрю на себя в зеркало. И даже улыбаюсь. Я не похожа на ту испуганную девчушку, которую видела в отражении полчаса назад. На меня смотрит красивая девушка, и даже настороженный взгляд не портит её. В нижнем ящике нахожу свои любимые лёгкие туфельки на низком ходу. Поправляю волосы.

Вот теперь я готова.

Глубоко вдыхаю. И подхожу к двери.

На мгновение замираю. Там, за этой дверью — он. Его мир. Его правила.

Я кладу руку на дверную ручку. Ощущаю прохладу металла.

И решительно открываю дверь в свой новый мир.

Глава 10

Даниил

Утро начинается спокойно. Тихо. Как должно быть. Как я люблю. Иду в свой кабинет. Включаю один ноутбук — рабочий, рядом открываю второй — тот, где выведены камеры.

Щёлк. Несколько окон распахиваются на экране. Коридор, входная зона и спальня. Выбираю нужную, в фокусе спальня.

Она спит. Маленькая. Светлые волосы рассыпаны по подушке. Непривычно видеть в своей спальне женщину. И тем более ту, кто станет моей женой. Всего лишь отсрочка, но вряд ли удастся избежать брака. Это выгодно, да и… какая мне разница? Главное, чтобы не путалась под ногами.

Отодвинув ноутбук с видеонаблюдением немного в сторону, но чтобы оставался в поле зрения, работаю. Открываю документы, отвечаю на письма, листаю отчёты. Боковым зрением отслеживаю обстановку. Всё спокойно. Время тянется лениво. За окном быстро светает. Я успеваю закончить с половиной срочных дел, когда замечаю на экране движение.

Она поднимается, садится. Медленно. Неуверенно. Словно опасаясь чего-то. Я отвлекаюсь от таблиц. Перевожу взгляд. Замираю на секунду. Волосы растрёпанные, тело маленькое, потерянное в этой огромной кровати. Я сжимаю челюсть.

Она оглядывается нервно по сторонам. Чувствует, что за ней следят? Внимательно смотрит на двери, на шкафы, на зеркала. И, к моему немалому удивлению, пару раз поднимает глаза в потолок, будто ищет камеры.

Я усмехаюсь. Не найдёт. В спальне только одна камера. Маленькая. Незаметная. И доступ к ней только у меня. Как и знаю о ней только я.

Умная маленькая девочка. Боится. Чует. И всё равно встаёт и шарит взглядом по комнате. Ступает неуверенно, будто не может решить, куда именно ей идти.

Я наблюдаю. Пальцами щёлкаю по столу в такт её движениям. Неспешно, отрешённо. Ну? Что дальше, девочка? Чего оглядываешься словно воришка, только что стащивший толстый кошелёк в ожидании преследования?

Она медлит. Что-то явно взвешивает. Потом подходит к шкафу. Смотрю на её босые ступни. Там же есть тапочки, чего она босиком ходит? Закрывает шкаф, подходит к ванной, открывает дверь, заглядывает и… возвращается обратно к кровати. Стоит какое-то время, потом подходит к зеркалу и рассматривает себя.

Странная она. Специалисту показать, что ли? Не отошла до сих пор после смерти отца или просто хорошо играет испуганную наивную девчушку, догадавшись, что за ней могут наблюдать?

И правда — странная. Несколько минут стоит, пялится на себя в зеркало, после чего вдруг раздевается, бросает ночнушку на пол, словно та в чем-то виновата. Переступив через ткань, направляется в ванную.

Красивая девка. Слишком молодая, но красивая. Лет через пять, мужики штабелями будут падать. Хотя о чём я. Не будут. Потому что эта девка моя.

Она скрывается за дверью ванной комнаты, а я на секунду сожалею, что там у меня камер нет. Может, стоило. Мало ли чем она там будет заниматься. Отличное место, чтобы тайком передавать информацию, делать звонки или получать задания. Но пока ничего подозрительного, пускай остается чистой от слежки зоной.

Пока она в душе, я возвращаюсь к работе. Но, чёрт возьми, перед глазами стоит её тело — тонкое, хрупкое, с молочной кожей. Воображение подкидывает, как на её нежной коже будут выглядеть мои загорелые руки.

Чёрт. Ещё пару дней воздержания — и моё терпение закончится. Зря я шлюху не вызвал перед тем, как согласился впустить её в свой дом.

Снова возвращаюсь к документам. Не успеваю как следует сосредоточиться, и она появляется. Я поворачиваю взгляд на экран. Опустив голову, она возвращается к шкафу, обернувшись полотенцем. Перебирает наряды, как будто куда-то собралась.

Птичка ещё не в курсе, что пока я не решу иначе, она шага из дома не ступит? Но девка уверенно принаряжается. Отбросив полотенце, в спешке одевает белье, платье… Торопится, но я успеваю зафиксировать кадр и сделать вывод — задница у нее что надо. Она обувается, поправляет волосы, слегка крутиться перед зеркалом. Я продолжаю залипать на её зад.

А потом она поворачивается.

Сам не понимаю, как пальцы с такой силой сжимают ручку, что она трещит в руке.

Какого чёрта? Куда эта сучка вырядилась? Боевой раскрас, как вызов, платье обтягивает её так, что хочется сплюнуть от злости, и улыбка до ушей. А при мне корчила из себя испуганную мышь. Расслабилась и решила, что в спальне можно больше не притворяться?

Что эта девка из себя возомнила?

Хватаю телефон. На быстром наборе начальник охраны. Он тут же отзывается.

— Тимур, — бросаю коротко.

— Слушаю.

— Невесту мою из дома не выпускать. Ко мне веди. И приставь к ней двоих надёжных. На постоянку. С сегодняшнего дня — никто не приближается без моего прямого приказа. Шаг за порог — только по моей команде. Ясно?

— Да, босс.

Я отключаю связь и смотрю на пустую картинку в мониторе.

Девочка не поняла, какие правила в этом доме? Ну так я ей популярно объясню.

Всё должно быть под моим контролем.

Пока он у меня есть — я жив.

Глава 11

Лилея

Я открываю дверь. В коридоре пусто. Тишина будто давит на уши, липнет к коже. Так странно... казалось, дом огромный, людей должно быть много... Но сейчас здесь только я. И мои шаги, тихо звучащие в пустоте.

Осторожно выхожу вперёд, неуверенно. Сердце бьётся в груди так, будто я сама себе враг. Нужно найти кого-то. Спросить, где мой жених и когда он будет. Может быть... кто-то даст мне его номер? У меня ведь даже телефона его нет…

Я почти дохожу до лестницы, касаюсь перил — ещё шаг, ещё полшага… И вдруг из ниоткуда появляются двое. Справа. Слева. Как тени. Без слов подхватывают меня под локти, едва не оторвав от пола, как пушинку.

— Что?.. — выдыхаю растерянно, пытаясь ухватиться за реальность. — К-куда?.. — мой голос срывается.

— С вами босс хочет поговорить, — произносит один, сухо и ровно. Без намёка на уважение. Как будто я... какая-то воровка.

Ошарашенная, я сбиваюсь:

— А... что случилось?.. Я сама могу... — лепечу тихо, хватаясь за последнюю крошку достоинства.

Они не отвечают. Просто идут вперёд, таща меня за собой. Я упираюсь инстинктивно. Глупо, конечно, потому что это всё равно, что толкать стену. Их хватка на моих локтях крепка, цепка, беспощадна. Мне приходится шагать следом.

Я оглядываюсь через плечо, судорожно ища взглядом хоть кого-то — Марианну, слугу, любого прохожего — но коридор пуст. Пустой и глухой. Только их тяжёлые, слаженные шаги да моё сбивчивое дыхание наполняют это мёртвое пространство.

Сердце колотится в горле. Пульс отдаётся в висках. Я спотыкаюсь — сильная рука сжимается крепче, удерживая на ногах. Как куклу. Как вещь.

Что происходит? За что? Что я сделала?..

— Пожалуйста... — шепчу, даже не понимая, к кому обращаюсь. — Я ничего не...

Последнее слово тонет во всхлипе. Они молчат. Только ведут меня дальше, не останавливаясь. Внутри всё рвётся в клочья.

Я не преступница! Я ничего плохого не сделала! Хочется выдернуть руки. Закричать. Бежать. Но что будет тогда?..

Я опускаю глаза. Вдох. Выдох. Ноги ватные. Пальцы дрожат.

"Держись, Лилея", — кричит внутри тоненький, хрупкий голосок. — "Не унижайся. Не показывай страха."

Но тело меня предаёт. Я выгляжу именно так, как чувствую себя внутри: маленькая, напуганная, беспомощная. И единственное, чего я хочу сейчас — чтобы это оказалось просто дурным сном.

Мы спускаемся вниз. Я пытаюсь понять, куда мы идём. Понять хоть что-то… Что они сказали? Кто со мной хочет поговорить?..

И тут они останавливаются перед тяжёлой дверью. Сердце взрывается в груди коротким уколом. Один из мужчин кивает второму. Тот отпускает мой локоть, от чего я едва не теряю равновесие, и тихо стучит.

Ответа не требуется. Он толкает дверь, приоткрывая её ровно настолько, чтобы я могла пройти, и буквально заталкивает меня внутрь. Как в клетку с опасным зверем. А сам остаётся снаружи. Шаг вперёд — и нет пути назад.

Я судорожно вдыхаю. Собираюсь с силами. Делаю крошечный, несмелый шаг. И вхожу, оглядываясь по сторонам.

В комнате тихо. Тишина висит вязкой дымкой, обволакивая с ног до головы. Это даже не комната — кабинет. Роскошный, давящий атмосферой силы. Тёмное дерево. Тяжёлые кожаные кресла. Шкафы со строгими дверцами. Бар, где бутылки стоят аккуратно, как экспонаты. Низкие диваны, удобные только для тех, кто привык отдавать приказы. В стороне — бильярдный стол, подсвеченный отдельной лампой, как сцена для негласных сделок. На стенах висят картины, где изображены серое море, буря, охотники. Ничего живого. Ничего тёплого. Только холод, сила и покорённая природа. На комоде — чёрная бронзовая статуэтка. Лев вцепился в горло быку.

Это место не для жизни. Это место для власти. Всё здесь кричит о роскоши и подчинении.

И вот мой взгляд цепляется за виновника моего унижение. Ну конечно, кто бы ещё это мог быть. Господин собственной персоной. Он сидит за огромным столом, залитым мягким солнечным светом, пробивающимся сквозь занавески. Чёрный гольф, засученные рукава. Спокойная поза. Локти на столе. Ладони переплетены в замок перед собой.

Но стоит встретиться с его взглядом, как тут же хочется сбежать. Хищный, тяжелый взгляд изучает меня. В нем холод и злость, словно я совершила что-то ужасное. Он впивается в меня, не моргая. Я замираю. Тоненькая ниточка смелости, что держала меня на плаву, беспощадно трещит.

Молчание тянется слишком долго. Он не встаёт. Не зовёт. Не говорит ни слова. Просто смотрит. Так, что мне становится страшно дышать. Хуже, чем в кабинете директора, когда я нечаянно уронила на пол праздничный торт, и все смотрели на меня, как на предательницу.

От внезапного звука едва не подпрыгиваю. А это всего лишь за моей спиной тихо захлопнулась дверь. Путь к отступлению отрезан. А ещё там два амбала, мимо которых мне точно не пройти. Мы остаёмся одни. Я стою, пряча руки за спиной и до боли сжимая пальцы от волнения. Не знаю, что сказать. Не знаю, что сделать. Он приказал притащить меня к себе? Вот так грубо, чтобы указать мне моё место? Можно было ведь просто сказать!..

Даниил Чернов смотрит на меня, словно оценивает добычу. Или приговорённую.

И в этой тишине я впервые понимаю: никакой безопасности здесь для меня нет.

Только его воля. Только его решения. И только моё желание — не сломаться прямо сейчас.

Глава 12

Он молчит.

Я стою у порога, не зная, можно ли мне вообще дышать.

— Принарядилась, — спокойно констатирует Даниил.

Голос холодный. Ни тени улыбки. Ни малейшего интереса. А ведь ему должно было понравиться, разве нет?

Он не двигается. Просто скользит по мне тяжелым взглядом. Словно я в чём-то провинилась.

Я сжимаюсь. Всё внутри хочет оправдаться, выдохнуть хоть что-то, объяснить, зачем...

— Я... — начинаю на вдохе.

— Для кого накрасилась? — резко.

Голос вонзается, как игла. Его перебивание отрезает мысль на корню. Я моргаю, сбитая с толку. Он откидывается в кресле. Складывает руки на груди. Взгляд скользит по мне снова. Словно оценивает, как товар. Возможно — бракованный.

— Куда в таком виде собралась? — почти лениво. — На панель? Или на охоту?

Я чувствую, как щека дёргается. Горло сдавливает изнутри, как будто я подавилась чем-то острым. Неужели я правда выгляжу настолько вызывающе?

— Я просто… — вырывается снова. Хрипло. Почти жалобно.

— Просто? — перебивает мгновенно.

В голосе ни капли раздражения. Оказывается, это пугает больше, чем крик.

— Просто? — повторяет медленно. — Это у тебя такое оправдание? Просто?

Каждое слово — как щелчок по нервам. Я замираю. Пальцы дрожат. Ноги будто онемели. Язык кажется тяжёлым, но мне удается собрать всю свою волю в кулак и протараторить на одном дыхании:

— А разве это преступление? Я просто накрасилась. И нормально оделась. Не знала, что мне нельзя... быть красивой! — голос срывается, ломается от жалобного возмущения. Он звучит жалко, но… мне так обидно! Что я такого плохого сделала?

В ответ тишина. Зловещая. Она давит сильнее крика.

Даниил не отвечает. Даже не двигается. Смотрит. Но этот взгляд говорит всё: приказ, приговор, пауза перед расстрелом.

Потом — медленно, почти лениво — он встаёт. Кресло с тихим шорохом отъезжает назад. Даниил идёт прямо на меня. Я инстинктивно отступаю, но тут же наталкиваюсь на дверь за своей спиной. Я упираюсь в неё, чувствую, как холод дерева проходит сквозь платье. Мне некуда больше отступать.

Он подходит ещё ближе. Настолько, что я чувствую его дыхание — спокойное, ровное. Словно его совершенно не трогает происходящее. Но почему тогда в его глазах бушует тьма?

Он наклоняется ко мне, нависает скалой, заставляя сжаться ещё больше. И произносит так тихо, что кажется, это мои собственные мысли:

— Ты знаешь, что самое опасное в красивой девочке с острым язычком?

Я не отвечаю. Не могу.

Он медленно выпрямляется, не разрывая зрительного контакта. И продолжает вонзаться в меня острыми словами.

— Она думает, что её будут щадить.

Пауза. Короткая. Жгущая.

И ещё один хлёсткий удар словами:

— А потом вдруг узнаёт, как это — быть невыносимо красивой... и никому не нужной.

Эти слова врезаются в меня со звоном. Как будто что-то разбивается глубоко внутри. Мои иллюзии? Надежды? Планы?

Или это моя душа разлетелась на мелкие осколки?

Я стою, прижавшись к двери. Не могу пошевелиться. Он всё ещё слишком близко. Его дыхание щекочет мне щёку. Я не отрываю взгляда. Даже не моргаю. Просто стою. Смотрю, как кролик на удава за миг до того, как тот его проглотит. Просто пытаясь понять, когда именно стало бесполезно сопротивляться.

И вдруг… Слёзы. Они появляются внезапно. Глупо. Слишком быстро. Горячие. Стыдные. Скатываются по щеке одна за другой.

Он замечает, конечно. Но…

Его губы дёргаются. Это не улыбка и даже не сожаление. Это… раздражение.

И отворачивается. Резко, будто смотреть на меня стало противно.

Он отходит. Возвращается к столу. Ни взгляда в мою сторону. Ни слова.

Я начинаю дышать. Но как-то неправильно. Словно через запрет, через силу.

Мне кажется, что я... исчезаю. Не громко. Не трагично. Просто... как будто меня кто-то стёр из этой комнаты.

А тело осталось.

Я же не хотела ничего плохого. Я просто… хотела быть красивой. Я думала, если постараюсь… если он увидит… Может, он улыбнётся. Может, скажет хоть слово живым голосом. Я ведь его будущая жена. Разве это не нормально — пытаться понравиться своему мужу?

Я не понимаю.

Всё так запуталось.

Я едва сдерживаю дрожь. Это не только страх — это ещё и растерянность и безысходность. Когда идешь к какой-то цели, строишь планы, а оказывается, тебя там не ждали.

Он возвращается к своему креслу. Садится. И ведёт себя так, будто меня нет. Будто я — просто мебель, забытая в углу.

Это больно. Обидно. Хуже всего, что незаслуженно, а я и слова сказать не могу в свою защиту. Он ведь даже не дал мне шанса что-то объяснить. И сейчас, глядя на него, я понимаю, что он не станет меня слушать.

Я для него больше не существую.

Он молчит ещё пару мгновений. Затем берёт телефон. Что-то набирает, не глядя на меня. Произносит ровно, без тени эмоций в ледяном голосе:

— Проведете обратно в спальню.

Я моргаю. Даже не сразу понимаю, что речь идёт обо мне. Проведите? Серьёзно? А я сама не могу? Мне обидно, но я не знаю, как с ним разговаривать, чтобы не нарваться на ещё большее раздражение.

Может, у него просто не задался день? Или встал не с той ноги.

Он просто отдал распоряжение. Как будто я предмет! Что-то, что нужно переместить с места на место.

Устремив взгляд в монитор, он продолжает спокойно заниматься своими делами.

Несколько секунд я стою, не шевелясь. В полной растерянности, что мне делать дальше. Ждать, когда меня “проведут”? Но и сама спросить не решаюсь. Да я лишний раз вздохнуть боюсь! Стоит об этом подумать, как из меня вырывается громкий судорожный вздох.

И снова замираю в оцепенении.

Ответом становится короткий приказ, без интонации, без эмоций, без… вообще чего-либо.

— Свободна.

Он вообще человек? Или правда Дьявол во плоти?

Я разворачиваюсь. Медленно. Стараюсь не выдать, что внутри всё колотится. От обиды или от злости — не пойму.

Глава 13

Лилея

Прошло несколько дней. Я не считаю — просто живу. Научилась дышать, когда рядом тишина. Привыкла к просторной спальне, к стражам у двери, к незнакомой посуде на кухне и даже к взглядам прислуги, которые сперва были слишком любопытными, а теперь — почти равнодушные.

Даниил не появлялся. Ни разу. И мне... стало легче. По крайней мере, я начала снова чувствовать вкус еды, а не просто глотать, чтобы не упасть в обморок. Стараюсь не думать о том, кем он был в тот день. Просто напоминаю себе, что я обещала выжить. А для этого — нельзя сойти с ума.

Я не рвусь никуда, но и не сижу взаперти. Каждый день выхожу на прогулку. Тут красиво. Очень. Сад огромный, с фонтанами, скамейками, потайными тропинками и беседками. Вокруг растут деревья, цветут клумбы. Иногда я даже забываю, где нахожусь.

Первое время за мной ходили, не отставая ни на шаг. Теперь — просто держатся где-то неподалеку. Я не слышу их шагов, но знаю: если поверну за угол, кто-то обязательно окажется в поле зрения. Наверное, так и должно быть. Я не жалуюсь.

Сегодня выхожу позже обычного. День жаркий, но к вечеру повеяло прохладой. Я накидываю лёгкий кардиган, в сандалиях ступаю по плитке дорожек. Не думаю, не тороплюсь. Просто иду куда глаза глядят. За цветами. За запахом травы. За кусочком свободы, которую можно почувствовать, если не оборачиваться.

Прохожу мимо фонтанов, потом огибаю беседку. Тропинка уводит дальше, туда, где я раньше не бывала. Почему? Ах, да. Обычно здесь меня разворачивали — слишком далеко, слишком «не ваше место, госпожа». Но сегодня никто не останавливает. Я даже удивляюсь. Где они?

Оглядываюсь. Никого.

А значит — можно. Только немного. Я просто посмотрю, что там.

Тропинка сужается, потом расходится у развилки. Я иду влево. Навстречу — тонкий запах дыма. Что это? Где-то горит костёр? Или это... сигарета? Я замираю, прислушиваюсь. Потихоньку подбираюсь ближе.

Воздух впереди становится странным. Тяжелее. Плотнее. Тепло смешивается с чем-то... тревожным. Я иду медленнее. Сердце начинает стучать громче, но я не разворачиваюсь. Не сразу.

Сначала слышу голос. Мужской. Грубый. И ещё один — он смеётся. Так, как смеются, когда чувствуют себя хозяевами положения.

Я делаю ещё один шаг. И тут за изгибом тропинки вижу их.

Трое мужчин. Один сидит на лавке, другой курит, третий... третий сидит дальше, чуть боком, я вижу его спину и то, что он держит кого-то за волосы. Девушку. Она на коленях перед ним.

Я не верю своим глазам. Это же… роскошный особняк Даниила Чернова! Это территория, где всё ухожено, чисто, дорого. Где каждое дерево, казалось бы, подписано. А тут… Какое-то непонятное строение. Невысокое, с покосившимся навесом. Сарай? Или... что-то иное? И что здесь делают эти люди и... она.

Я замираю. Меня будто окатывает волной холода. Мужчина тянет девушку за волосы — грубо, безжалостно, будто она не человек, а тряпичная кукла. Туда — сюда, туда — сюда… Она стонет, упираясь в его колени. Ей же... больно! Поднимаю на него взгляд, он запрокинул голову назад, в его зубах сигарета и...

О господи! До меня доходит, что именно он делает. И чем занимается девушка между его ног. Мне не удается сдержать удивлённого вздоха.

И это становится моей роковой ошибкой.

Один из мужчин поворачивает голову. Замечает меня. И его лицо резко меняется. Но он не удивлён — он... заинтересован.

Я делаю шаг назад. Но слишком поздно.

— Эй, крошка! — зовёт он. — Ты куда это?

Я пячусь в испуге. В голове уже вопит команда: "Беги!" Но тело ещё не подчиняется. Секунда — и я стою, будто вкопанная. Я поворачиваю голову, зацепившись за какое-то движение сбоку. Там еще одна постройка. Низкая, в человеческий рост, но более ухоженная. Навес прикрывает вход, внутри полумрак, но я вижу, что там тоже кто-то есть. Двое мужчин. Они перебирают ящики — большие, металлические, явно тяжелые.

Что здесь вообще происходит?..

Один из них тоже замечает меня. Вот чёрт... Не к добру это, ой не к добру. Тот, что спереди, уже идет на меня, наступает.

— Эй! — резко выкрикивает тот, что с ящиками. Не таким игривым тоном, как первый. — Ты кто такая?

Я не знаю, что сказать. И не хочу. Бежать! Я поворачиваюсь и срываюсь со всех ног. Почему-то сейчас больше всего на свете хочу оказаться рядом с охранниками, до этого жутко раздражавшими меня. Меня охватывает жуткий, необъяснимый страх. Он не поддается логике — просто давит изнутри, как инстинкт. Да я и не пытаюсь найти ему объяснение. Я поворачиваюсь и бегу прочь отсюда.

Но не успеваю сделать и пары шагов, как влетаю в ещё одного. Поднимаю взгляд, почувствовав крепкую хватку на своих предплечьях. Надеюсь увидеть знакомое лицо. Но… я его не знаю.

Кто они вообще такие? Преступники? Или просто чужие, каким-то образом попавшие сюда?? Нужно обязательно сказать охране...

Если только удастся вырваться живой…

Глава 14

Рывок — резкий, как удар. Меня хватают за плечи и разворачивают, не особенно церемонясь. Я не сразу понимаю, что происходит — тело опаздывает за сознанием. Дёргаюсь, но пальцы вцепляются в кожу, крепко, почти до боли. Поднимаю взгляд — и замираю.

Ни одного знакомого лица. Ни одного из тех, кто охранял дом. Незнакомцы. Чужие. Их пять. И я одна в ловушке.

— Что за… — один из мужчин подходит ближе, оглядывает меня с ленцой, будто выбирает товар. — Это кто такая?

— Сама пришла? — усмехается другой. — Или нас порадовать решили? Подогнали свеженькую?

К горлу подкатывает что-то мерзкое. Я не сразу понимаю смысл слов, но их тон... он липнет к коже, как грязные пальцы.

Я чужая. Одна. И они это чувствуют.

— А если она не из этих? — бросает третий, нахмурившись. — Что-то не похожа на шлюшку.

— А может, наоборот? Из ближнего круга? — их взгляды скользят по мне, как чужие руки. — Прикинулась овечкой, а сама — шпионка?

— Эй, киса, чего молчишь? — один склоняется ближе, с наигранной лаской. — А ну-ка, расскажи, кто тебя сюда пустил?

Я сжимаюсь. Хочу что-то сказать, объяснить, но внутри только страх и онемение. Горло сдавливает, будто кто-то сжал изнутри. Слов нет. Ощущение, будто всё это не со мной. Будто я смотрю кино. Где-то там.

Они переглядываются между собой. И это настораживает ещё больше.

— Смотри, какая пугливая, — цедит один.

— Может, язык проглотила? Или думает, мы не тронем?

— А может, надеется, что с ней будут ласково, раз глазки красивые, — брезгливо фыркает кто-то. — Щас проверим.

Они приближаются. Один продолжает удерживать меня, другой тянет руку к лицу. Он не бьёт. Не нужно. Движение — ленивое, нарочито медленное. Он просто касается щеки — как бы невзначай, как будто имеет право. Как хищник, который знает: жертва не убежит. Я дёргаюсь — бесполезно. Держат крепко.

Я чувствую, как под ногами уходит опора. Всё слишком близко. Слишком реально.

— Тихо-тихо, лапочка, — почти мурлычет. — Мы просто поговорим. Или... сыграем во что-нибудь. Ты ж не против?

У меня кружится голова. Не от боли. От непонимания. Всё тело будто сдавливает изнутри. Я не знаю, как быть. Что будет дальше. Что они могут сделать.

И главное — никто не придёт. Никто не знает, что я здесь.

— Странная она, — произносит один настороженно. — Слышь, Люська, ты её знаешь?

— Нет! — отвечает девушка, ещё недавно стоявшая на коленях. — Первый раз вижу! Может, из девчонок охраны? Или из тех, кого он к себе берёт?

— Заткнись, — шипит кто-то. — Много болтаешь.

Меня дёргают вперёд — резко, грубо. Я взвизгиваю от неожиданности. Второй подходит ближе, обходит, смотрит прямо в лицо.

— Молчит, — бормочет первый. — Глаза слишком напуганные. Не похоже, что шлюха. Может, шпионка?

— Ага. Шпионка с глазами в пол-лица и ногами от ушей, — ржёт кто-то сзади. — Да она трясется вся, как заяц, глянь!

— Говори, что здесь делала! — внезапно рявкает так, что у меня сердце падает, будто в пропасть.

— Я… я просто гуляла, — вырывается из меня, хрипло, скомкано. — Пустите, я не знала, что сюда нельзя! Пожалуйста…

Мои слова тонут в их смехе. Хриплом, грубом. Кто-то сжимает мне щеки, склоняется ближе, его дыхание мерзко цепляет кожу, оставляя след.

— А голосок-то ничего, — хмыкает. — Может, пока не сдали, проверим на прочность? Люблю, когда баба мелодично стонет…

Я чувствую, как всё внутри обрывается. Паника рвётся к горлу. Мне кажется, я сейчас просто отключусь. Всё тело — как в дымке, как не своё.

— Э, хорош, — бросает мужчина, стоящий чуть поодаль. Его внимательный, напряжённый взгляд скользит по мне, оценивающе. — Если она и правда оттуда… не отмоемся потом.

— Да с чего ты взял? — огрызается другой. — У них таких дурочек не держат. Там только опытные и те бы не пытались сбежать. Эта сама сюда влезла. Не местная. Правил не знает.

— Научим!

Громкий гогот режет уши. Меня пихают из рук в руки, как куклу. Один тянется к волосам, я резко дёргаюсь. Бесполезно. Меня сжимают крепче.

— Посмотри на меня! — орёт кто-то сбоку. — Ты откуда, а? Кто тебя впустил?!

— Я не знаю! — кричу в ответ, захлёбываясь паникой. — Я просто гуляла! Я не знала, что...

— Слишком много «не знала». Подозрительно. — бросает кто-то, и его рука скользит по боку, ниже, к талии, пытается притянуть к себе.

Я бью его ладонями в грудь. Отчаянно. Изо всех сил. Но делаю только хуже…

— Ах ты, сука! — рычит он и вскидывает руку.

Глава 15

Я сжимаюсь рефлекторно. Жду удара. Он вот-вот случится…

Но ничего не происходит. Его руку перехватывает другой.

— Э, полегче, — рявкает. — А если она и правда для их хозяина?

— Ты чё, ебанулся? — скалится тот. — Веришь в эту хрень?

— Я — нет. Но если мы ошиблись, всем влетит. Так что либо разберёмся сначала, либо я валю, а вы делайте, что хотите.

— А если она шпионка? — шипит кто-то, глядя волком.

— Тем более. Не здесь. У нас работа. Закончим — и делайте, что хотите.

Я глотаю воздух. Часто, неровно. В груди всё хрипит. Горло горит. Не могу поверить, что это всё происходит на самом деле.

Меня резко хватают за подбородок. Заставляют поднять голову вверх.

— Не похожа она на шлюху.

— Может, её для самого главного прислали…

— И она вообще не в курсе, куда вляпалась, — гогочет ещё один.

— А может, наоборот. Всё она в курсе. Всё услышала. Всё увидела.

Они переглядываются. Напряжение висит в воздухе. Густое, как перед грозой. Кто-то нервно хрустит пальцами, кто-то сжимает кулак.

Я ловлю момент, пока не стало слишком поздно, и тараторю, заикаясь, путая слова, захлёбываясь в отчаянии:

— Я… я случайно здесь оказалась! Я просто гуляла и… заблудилась. Я не знала… Пожалуйста… Можно я пойду? — сиплю в отчаянии.

— Да брось ты! — рявкает один. — Врёт и не краснеет!

— Я не вру! — срываюсь. Голос звучит громче, чем я хочу. — Я… я невеста господина Чернова!

На пару секунд — мёртвая тишина.

А потом…

Хохот. Грубый. Громкий. Один из них даже наклоняется от смеха, хлопая себя ладонью по бедру.

— Слышали? Невеста! У Дьявола, оказывается, свадьба намечается!

Прозвище больно царапает внутренности, но… Может, они перепутали его с кем-то? А может… и нет. В любом случае, у меня нет времени всё обдумать — эти мерзавцы продолжают давить, глумиться, напирать.

— И где же твоё белое платье, принцесса? Отправили к самому боссу хуй полировать, так она уже себя невестой возомнила?

Они гогочут. Кто-то снова хватает меня за талию. Я дёргаюсь.

— А может, это проверка? Или она новенькая и действительно для него, только её забыли в подробности посвятить?

— Не смеши, братан. Такие не обслуживают их хозяина. А если бы даже правда такая… Её бы не выпустили без охраны, и уж тем более не пустили бы к нам. Здесь что-то не то.

— Я с охраной была. Просто потерялась, — пытаюсь возразить, но меня никто не слушает. Они просто спорят между собой, продолжая меня удерживать.

— Тронем — не отмоемся, если она правда его.

— А если нет?.. — хмуро кидает один, оглядывая меня с головы до ног. — Если залётная? Вынюхивает, где не надо?

— Я ничего не… — но мне закрывают ладонью рот, не позволяя возразить.

— Хватит дурака валять. Она шпионит. Увидела лишнего — теперь надо решать, что с ней делать.

— А что тут делать? Поюзать и припрятать. Территория большая… Вряд ли найдут.

Я снова дёргаюсь, но никто и не думает отпускать. Хочу крикнуть: нельзя! Я же сказала, кто я! Но никто не собирается меня слушать. Что ещё мне надо сделать, чтобы они поверили?!

— Ты Долбоёб? Закроем её, я вызову кого-то из ихних, пускай разбираются.

И я уже даже успеваю обрадоваться. Они ведь кого-то из людей Даниила вызовут, правильно? А там меня все знают, подтвердят, кто я. Я буду в безопасности. И больше никогда не буду гулять без охраны. Буду послушной.

Я ведь и подумать не могла, что в таком богатом районе может быть настолько опасно. Что прямо под носом у Даниила эти люди занимаются какими-то мутными делами. О боже… А если они решат, что я опасный свидетель? Лучше уж помалкивать, пускай считают глупой. Только бы не сделали мне ничего плохого и мне удалось от них ускользнуть.

— Лады. Отведу её в подвал, — один из них хватает меня и тащит куда-то в сторону покосившегося строения.

Наверное, стоит успокоиться, но я не могу. Тело бъётся в панике. Я трепыхаюсь, но всё зря. Как результат — он перехватывает меня за талию и волочит дальше.

Рядом появляется ещё один. Его голос — тише, почти интимный:

— Ты ведь не просто отвести её собрался?

Тот, что держит меня, ухмыляется. Слышу это в его тоне. В словах, от которых по коже пробегает мороз:

— Конечно, нет. Такая аппетитная мышка. Дурак, что ли, оставить без внимания? Тебе понравится, крошка. Ты с двумя пробовала?

Я едва не теряю сознание. Всё внутри становится ватным, невесомым, словно чужим.

Да я… вообще ничего не пробовала! И пробовать не хочу! Лучше… с одним. Навсегда!

Я ведь так мечтала о настоящей любви. Я была готова её создать. Сама. Готова была научиться любить мужа. Завоевать его любовь, если понадобится. Постепенно. Терпеливо. А теперь…

В горле стоит ком. Тело трясет, как в лихорадке. Слёзы застилают глаза. Дыхание рвётся, как у загнанного зверя.

— Пожалуйста… — молю еле слышно.

И вдруг он останавливается. Тянет меня ещё на шаг, словно по инерции. И замирает.

Услышал мою мольбу?

Но нет. Я не сразу понимаю, что произошло — просто вдруг становится слишком тихо за спиной.

А потом…

… тишина взрывается.

Кровью. Криками. Ужасом.

Но мне почему-то становится спокойно.

Глава 16

… Тишина взрывается.

Кровью. Криками. Ужасом.

Но мне почему-то становится спокойно.

Словно внутри что-то рушится, с глухим звуком проваливается в пустоту. Всё, чего я так боялась, уже произошло. И теперь можно просто стоять. Или хотя бы попытаться дышать.

Меня больше не держат. Не хватают. Не рычат в лицо. Просто отпускают — и я падаю на колени. Не от удара, не от толчка. Сама. Потому что ноги отказываются держать.

Под ладонями влажная, холодная земля. Странно, ведь на улице тепло. Сквозь тонкую ткань платья я чувствую, как грязь прилипает к коленям, как сырость въедается в кожу. Запах — тяжёлый, резкий: железо, влага, дым.

Спереди — топот. Голоса. Короткие команды, будто отмеренные секундомером.

И выстрелы. Один. Ещё. Всё ровно. Без суеты. Будто заранее отрепетировано.

Крики. Хрипы. Кто-то умоляет. Кто-то вопит — пронзительно, в истерике. Кажется, это та девушка...

К горлу подкатывает тошнота.

Я стою на четвереньках и пытаюсь вдохнуть. Просто вдохнуть. Но не выходит. Голова опущена. Веки тяжелеют. Всё тело сковывает. Глаза жжёт, мир дрожит, плывёт, будто сквозь мутную воду.

Мне страшно. Но это другой страх.

Тот был липким, вязким, как смола. Медленно, мучительно отбирал воздух. Этот — острый. Молниеносный. Как пуля, просвистевшая мимо. Ужас ударяет по телу запоздало, уже после того, как всё миновало.

Потому что вдруг…

…становится тихо.

Это не та звенящая тишина, что стояла до выстрелов. Эта — глухая. Тяжёлая. Как свинец. Словно весь мир затаил дыхание вместе со мной. Я слышу её не ушами, а телом. Она давит на грудную клетку, проникает под кожу.

Странно, что я вообще способна различать такие нюансы. Странно, что мозг ещё работает. Или наоборот — это нормально, когда тебе казалось, что произойдёт что-то ужасное, но случилось ещё хуже. Только не с тобой, а с кем-то рядом. И ты сидишь, дышишь, живёшь.

В этой тишине я чувствую приближение. Он идёт медленно, источая убийственное спокойствие. И последнее — уже не звучит как метафора…

Я не вижу его, но слышу каждый шаг. Чёткий, размеренный. По влажной земле — тяжёлые ботинки. Звук отзывается в голове. Глухо, как стук по металлу. Я не поднимаю взгляда, но и не нужно.

Я знаю, что это он.

Только у Даниила Чернова такая пугающая, бескомпромиссная аура. Она накрывает с головой. И действует не только на меня.

Тень ложится на меня, перекрывая остатки света. Я не знаю, чего жду. Прикосновения? Голоса? Наказания? Но когда его ладонь сжимает моё плечо и рывком поднимает на ноги, будто вытаскивая из воды, я неожиданно вдыхаю. Впервые за всё это время глубоко, хоть и с болью.

И только сейчас понимаю, что всё это время не дышала. С тех пор, как меня отпустили, прошло всего ничего. Пара секунд. Но для меня это была вечность.

Одним движением Даниил поднимает меня. Резко, уверенно, как вырывают что-то своё из чужих рук. Но тут же отпускает. Я пытаюсь удержаться, найти точку опоры — в этом мгновении, в себе, в его руке… И не нахожу. Стою едва-едва, дышу прерывисто, будто только сейчас вспоминаю, как вообще это делать.

Слева раздаётся стон. Я вздрагиваю, инстинктивно оборачиваюсь — но Даниил заслоняет обзор и, не произнеся ни слова, берёт меня за плечи и разворачивает. Точно знает, куда смотреть мне не нужно. Туда, где секунду назад решали мою судьбу. Где собирались сделать со мной то, что я стараюсь даже не формулировать мысленно. Кто они вообще?

Он отпускает меня. Но в этом странном, ломком пространстве между ужасом и облегчением мне вдруг хочется, чтобы он не убирал руки. Просто обнял. Просто дал понять, что всё действительно закончилось.

Я пошатываюсь, но ловлю равновесие сама. Поднимаю на него взгляд — и сразу жалею об этом. В его глазах пусто. Ни сочувствия, ни тепла, ни гнева. Как будто он даже не здесь. Как будто я — не здесь. Он просто смотрит сквозь меня, не видя. Или не желая видеть. И в этом молчании — всё.

Это он. Мой жених.

А ещё — человек, который только что спас меня от чего-то чудовищного.

Становится стыдно. Он дал мне охрану. Он сделал всё, чтобы я была в безопасности. А я… как ребёнок, который убежал, чтобы доказать, что он уже взрослый. Всё, что нужно было — просто сказать, что я выхожу. Просто предупредить.

— Я сказала им… что я твоя невеста, — шепчу, почти не осознавая, что говорю. Просто хочу, чтобы он понял. Услышал. Оправдаться хоть как-то. — А они… не поверили…

Он молчит. Смотрит — прямо, без фокусировки. Не на меня. Сквозь. В его лице нет ни пренебрежения, ни злости, ни даже отвращения. Но и участия — тоже нет. Он просто… пуст. Как стена. Как холодная гладь воды. От его взгляда не отдёргиваешься — потому что в нём нечего бояться. Но и нечему верить.

Его глаза на долю секунды поднимаются чуть выше. Кивок — не мне. Где-то за спиной.

Меня берут под руки. Осторожно. Не как врага. Не как добычу. Просто крепко, как берут того, кто может упасть. Я не сопротивляюсь. Молча позволяю вести себя. Голова всё ещё кружится, тело дрожит, но я уже не там. Я уже не с ними. Всё закончилось.

Или должно было закончиться.

Позади — движение. Снова оживает пространство: голоса, шаги, короткие фразы. Всё как будто возвращается в реальность, только… не в ту, в которой я была раньше. Мир теперь другой. И я в нём другая.

— Этот?.. — спрашивает кто-то.

И вдруг — крик. Приглушённый, сдавленный. В нём что-то надломленное, нечеловеческое. Я вздрагиваю, почти поворачиваюсь, но руки на моих плечах ведут меня дальше. Уверенно.

— Не смотри, — говорит один из охранников. Тихо. Без приказа. Почти по-дружески. Но в его голосе — странная усталость. Или сожаление.

Я и не смотрю.

Но слышу шорох, стон. А потом — резкий вопль, такой, что по позвоночнику пробегает холод.

Я снова оборачиваюсь, не удержавшись.

И вижу… Один из тех, кто держал меня раньше, стоит на коленях. Одной рукой держит другую, прижимая ее к груди и… рыдает. А потом я замечаю, что по его запястью течёт кровь.

Глава 17

В комнате душно, хоть окна и распахнуты настежь. Можно было бы включить кондиционер, но я не двигаюсь. Не пью, не ем, не спускаюсь вниз. После душа просто сижу на кровати, поджав ноги, и смотрю на дверь. Словно за ней не дом, а ловушка.

Остаток дня прошёл в оцепенении. Я постоянно думаю о том, что бы могло случиться, если бы не подоспел Даниил. Меня бы… Даже в голове произнести это страшно. А ещё отчётливо вспоминаю свои мысли в то мгновение. Я думала о том, что хотела любви. Что хотела, чтобы мой первый раз был… с мужчиной, который мне нравится. И чтобы он стал единственным. Может, это глупые фантазии. Но они — мои.

Что ж. Я здесь. Цела. Ничего со мной не случилось. И у меня есть все шансы, чтобы мой первый раз был с тем, кто станет моим мужем. Единственным. Если он меня не прибьёт за сегодняшнюю случайную выходку. После того случая, когда меня притащили в кабинет, я уж и не знаю, чего ожидать.

Я не понимаю, сколько проходит времени. Вечереет. Меня не трогают. Не стучат. Не зовут. И от этого только хуже.

Интересно, он знает, что я здесь? Что не выходила? Он придёт ночевать в нашу спальню? Или снова… уедет. Даже не знаю, чего я хочу на самом деле. Страшно и то, и другое.

Если он не желает меня видеть — это тоже плохо. Ожидание выматывает. Я бы лучше сразу отбыла наказание, и не истязала себя чувством вины. Ведь какими бы плохими не были те люди, если бы я не полезла к ним… Это бы изменило что-то? Не уверена. Если они вторглись на чужую территорию… Но они ведь знали, кто такой Даниил Чернов. Но недостаточно хорошо его знали, чтобы быть в курсе, что я его невеста. Значит, они прямо у него под носом занимались какими-то тёмными делами, вот он и разозлился. Проучил…

Фу. Даже вспоминать и думать не хочу. Мне до сих пор их не жаль, и это страшно.

А вот о нём… я думаю. Глупо, наверное, но он… красивый. Он псих, конечно, и холодный, как глыба льда, но всё равно чертовски привлекательный. Хоть какой-то плюс, учитывая, что рано или поздно мне придётся иметь с ним близость.

Интересно, какой он в постели? Надеюсь, когда дойдёт до этого, он сможет быть ласковым.

Стук в дверь звучит внезапно. Я настолько углубилась в свои мысли, что забыла, где я и что эта спальня — не только моя. Я замираю, но стук повторяется. Значит… это не Даниил. Не представляю его стучащим в дверь собственной спальни, даже если этим он потревожит мою ранимую натуру.

Стук повторяется. А за ним звучит голос.

— Госпожа, — я узнаю его. Это один из моих охранников. — Вам нужно спуститься. Господин ждёт.

Даниил зовёт меня на ужин? Ужас… Но я не готова. Мне страшно! Вряд ли он собирается меня хвалить.

Но и отказаться я не могу.

Я должна выйти, спуститься. Вести себя спокойно, сдержанно. Не задавать лишних вопросов и не злить его. Со всем соглашаться.

Я справлюсь!

Ох, нет, я не справлюсь!

Божечки…

Ладно. Соберись. Спокойно. Дыши, Лилея.

Я не отвечаю. Но поднимаюсь, иду к выходу и открываю дверь.

Там и правда мои охранники. Выглядят странно. На меня не смотрят, а словно сквозь меня, куда-то вдаль. И тут я замечаю перебинтованную руку у одного из них. У того, что чуть выше. Он обычно более приветливый. Иногда даже может перекинутся со мной парой слов. Поэтому я, конечно же, спрашиваю с искренним беспокойством:

— Вы тоже отбивались от тех бандитов? Я так испугалась…

Он молчит. Напрягается. Прячет руку.

Я что, сказала что-то не то? Но я ведь просто проявила сочувствие. А он отшатывается от меня — как от угрозы.

Наверное, там произошло что-то ещё. Уже после того, как меня увели. Раз даже такой мужчина дёргается от одного воспоминания, значит, всё было гораздо страшнее.

Поняв, что они не настроены на разговор, выхожу и иду с ними. Ужин — так ужин. Всё равно этого не избежать. В доме тихо. По пути никого не встречаем. Охранники дышат в затылок. Я уже почти привыкла к ним, но сейчас немного неловко. Мне кажется, что они на меня обиделись за то, что я ушла, ничего им не сказав. Я и сама сожалею, но какой смысл сейчас об этом думать? Произошедшего уже не исправить.

Мы сворачиваем не в главный обеденный зал. Мне подсказывают идти направо, вглубь дома. Там — небольшая уютная комната с камином, который сейчас, конечно же, не горит. Жара ведь. Посредине стоит накрытый стол. Никакого пафоса. Минимум пространства. Два стула. И он — уже там.

Я замираю в проходе.

Один из охранников за моей спиной прочищает горло. Я ступаю внутрь… И дверь за мной закрывается.

Ну всё.

Хотела поскорее узнать, что он думает по поводу моего самоуправства — получай, Лилея.

Глава 18

Он уже там. Сидит и смотрит на меня нечитаемым взглядом.

Я замираю сразу за порогом. Дверь закрыта, сбежать не получится, но и сдвинуться с места я не могу.

Боже, какое “сбежать”? О чём мои мысли? Это всё из-за жары, к тому же от волнения становится ещё жарче. Окна открыты, с улицы веет прохладой. Но мне всё равно душно.

Наконец решившись, делаю шаг. Потом ещё один. Даниил сидит за столом. Не у стены, не у окна — посередине. Как будто всё тут под него вымерено. Даже я. Один стул свободен, напротив него, конечно же. Я подхожу, но не сажусь. Чувствую себя провинившейся школьницей. Он молчит и не шевелится, просто смотрит.

Это не злой взгляд. Не тяжёлый. Но от него внутри всё стягивается в напряжении. Я не знаю, что он думает. Не понимаю, злится ли. Или вообще — это не злость, а... что-то другое? Он просто смотрит. Как будто ждёт. Или испытывает.

— Можно? — спрашиваю и сама удивляюсь, как покорно и тихо звучит мой голос.

Он чуть склоняет голову. Кивок почти незаметный. Но этого достаточно. Я сажусь ровно, аккуратно. Опускаю руки на колени, боюсь задеть стол. Или посуду. Или — его.

Почему мы ужинаем здесь? У него есть огромная обеденная, а мы в этой комнатушке, словно из другого мира, и за этим столом, где даже лишнее движение ногами сделать страшно, чтобы не задеть его.

И этот его внимательный взгляд…

Мне неловко. Но я понимаю, что виновата. Поэтому сижу молча, опустив взгляд в пол, и жду — наказание или помилование.

— Тебе кто-нибудь разрешал выходить одной?

Я вздрагиваю. Ну всё. Началось.

— Нет… — быстро говорю. — Прости. Я… просто вышла погулять. Не думала, что…

— Не думала, — перебивает он ровным тоном. — Это, похоже, в твоем стиле. А охрану ты зачем оставила?

Я прикусываю губу. Смотрю в свою тарелку. Хочется спрятаться под стол, а не просто опустить взгляд.

— Я не оставляла… Они просто… не заметили, что я вышла, — бормочу тихо.

Он молчит. Не осуждает. Но от этого только хуже.

— Охрана была дана тебе не как украшение, — говорит наконец. — В этом доме — свои правила. И они существуют не просто так.

— Я поняла, — выдыхаю быстро. — Прости. Я больше не буду.

Он молчит. Надеюсь, что мои извинения приняты. Даже немного выдыхаю, когда Даниил принимается за еду.

— Ешь, — бросает он мне через пару минут.

Я беру прибор. Вилка едва не вылетает из рук. Пока её ловлю, чудом не роняю тарелку. Он смотрит на меня, и я спешу оправдаться:

— Я… просто до сих пор всё дрожит от страха, — шепчу, украдкой поглядывая на него. Вроде бы не злится. — Я так испугалась.

— Не броди одна, где не следует, — отвечает. — И пугаться не придётся.

Я умолкаю. Сижу и ем. Ну или хотя бы пытаюсь. Больше для вида, чтобы не раздражать его.

— Знаешь, кто это был? — спрашивает Даниил через пару минут тишины.

Я вскидываю на него удивленный взгляд.

— Нет… — качаю головой. А потом решаюсь спросить, раз уж опасность миновала: — А они… это были преступники?

— Да.

Я снова ковыряюсь в тарелке, но мысли не дают покоя. Я прикусываю губу, размышляя — стоит ли озвучить то, что вертится в голове. Имею ли я вообще на это право. А потом думаю, что да, имею. Я должна знать, не грозит ли ему опасность. Он ведь мой жених.

Я поднимаю взгляд — а он уже смотрит на меня. То ли заметил движение, то ли не отвлекался ни на секунду.

И спрашиваю:

— Из-за них у тебя… могут быть проблемы?

Он приподнимает бровь. Это даже не удивление. Это… что-то ближе к насмешке.

Спешу объяснить:

— Ты же их… наказал. А если у них были связи? Или… они пойдут жаловаться? Ну, там… в полицию?

Я краснею. Чёрт. Что я вообще несу? А с другой стороны, откуда мне знать?

Тишина. Он смотрит. И это уже не просто взгляд. Он изучает меня как-то иначе.

Вдруг на его губах появляется едва заметная полуулыбка.

— У меня не будет проблем, — говорит он почти без эмоций, только уголок рта остаётся чуть приподнятым. — Но спасибо за заботу.

Я опускаю взгляд обратно в тарелку, стараясь не думать о том, как глупо прозвучала. Он больше не смотрит прямо на меня. Просто спокойно, не спеша ест. Я беру бокал, нюхаю. В нём сок. Я делаю несколько жадных глотков, и пускай горло сухое не от жажды, а от напряжения, но после фреша становится немного легче.

Похоже, в этот раз пронесло и он не злится на меня. От этого даже настроение становится чуть лучше и дрожь в теле стихает. Это можно сказать наш первый почти нормальный разговор. И ужин… Если мы будем ужинать вместе, я быстрее к нему привыкну и перестану вздрагивать от любого резкого движения или даже просто внимательного взгляда.

Хотя нет, когда он так внимательно смотрит на меня, я ощущаю не дрожь. Это нечто другое. Больше похоже на жар и непонятное томление в груди. Странное, волнующее чувство. Но не пугающее, скорее… приятное..

— Ты забавная, — вдруг произносит он.

Я вздрагиваю и поднимаю на него недоуменный взгляд. Даниил смотрит на меня всё так же внимательно, но теперь в этом взгляде не только интерес. Это похоже на проверку. Удивляюсь собственным выводам — неужели я начинаю различать оттенки эмоций в его непроницаемом взгляде?

Я слишком увлечена своими мыслями и почти упускаю его вопрос, пока он не уточняет:

— Тебя правда волнует, чтобы у меня не было проблем?

— Ну… да, — отвечаю растерянно. Пытаюсь подобрать правильные слова. Хочу, чтобы он знал, что пускай я не сама его выбрала, но для меня семья на первом месте. — Ты же мой жених. Конечно, меня волнует, чтобы у тебя всё было в порядке.

Он хмыкает. Не язвительно. Но и без одобрения. Словно не верит мне. Но я правда так считаю.

— Ладно, — кивает. — Попытка засчитана.

Он берёт бокал, делает один неторопливый глоток. И снова смотрит на меня. Теперь ощущение, словно я пойманная бабочка, а он — коллекционер, от которого зависит моя судьба.

— Всё равно кое-что не вяжется, — бросает небрежно тоном, от которого всё сжимается внутри.

Глава 19

Даниил смотрит на меня испытывающее. Я чувствую себя пойманной на месте преступления, только вот не понимаю, преступление моё заключается в чём?

— Тебе совсем не жаль тех людей? — вдруг спрашивает он, глядя на меня в упор.

Я отвожу взгляд. Вспоминаю, как они пинали меня из рук в руки, как вещь, а потом как тащили, чтобы… Вместо жалости внутри поднимается волна гнева, подгоняемая пережитым тогда страхом.

Я отвожу взгляд, мнусь, а потом…

— Честно? — спрашиваю на удивление ровным голосом. Поднимаю взгляд и отвечаю уверенно: — Нет. Мне их не жаль. Я ничего плохого им не сделала. Я просто заблудилась. А они не просто унижали и пугали меня. Они собирались меня… изнасиловать, — с трудом выталкиваю это слово. Поднимаю подбородок, хотя внутри всё дрожит, и добавляю решительно: — Поэтому, да, мне их не жаль.

Ответ звучит как приговор. Даже для меня самой. Я ощущаю, как жар поднимается к лицу. Но это не стыд. Это — злость. Злость на них. На ситуацию. На себя. И в то же время — странное облегчение. Я сказала правду. Это жестоко, но они заслужили.

Даниил вдруг чуть улыбается. Не уголками глаз, не открыто. Просто губами — едва заметно. Я не понимаю этой реакции. Что он увидел в моих словах? Почему улыбается?

— Ты думаешь, это ради тебя? — произносит он мягко, почти ласково.

Я теряюсь. Не понимаю, о чём он.

— Что… ради меня?

— Что я наказал их за то, что они обидели тебя?

Я молчу. Не знаю, что ответить. Хоть и была такая мысль, что я — причина. Разве… нет?

По тому, как меняется его взгляд, понимаю, что нет. Но не понимаю, насколько я ошиблась.

На его губах появляется холодная ухмылка.

— Нет, девочка, — произносит он с ледяным спокойствием, сверкая глазами. В них что-то такое дикое, яростное, словно у зверя, для которого расправа с соперником — это всего лишь очередная игра. Легко и без напряжения.

Но сейчас он расправляется с моими иллюзиями. Легко и беспощадно.

— Если бы на твоём месте был пёс, машина или любая другая моя собственность — я бы поступил точно так же.

Мне становится жарко. В груди словно сжали пружину. Щёки обжигает. Слова режут как стекло.

Он сравнил меня с вещью. Или собакой… Это он сейчас решил так в очередной раз напомнить мне моё место? Ну да, в ногах. Ну спасибо, забывать я не успеваю.

И как с этим человеком налаживать отношения?

Слова срываются с губ раньше, чем я успеваю их обдумать:

— Я не девочка, — ворчу обиженно. — У меня есть имя.

Он молчит. Несколько секунд просто смотрит, но в этом взгляде плещется адское пламя. Мне кажется, он меня сейчас если не прибьёт, то как минимум выставит за дверь. Я вся сжимаюсь, готовясь к самому худшему.

Но вместо этого он медленно, по слогам, почти выдыхая произносит:

— Ли-ле-я.

По телу пробегают мурашки. И они не имеют ничего общего с чем-то приятным.

Он произнёс моё имя так, словно одним только голосом разобрал меня на части. Или поставил клеймо. Как будто моё имя больше не моё — а его собственность. И только ему решать, что с ним делать. И что делать со мной.

Я прячу взгляд. Закрываю рот и помалкиваю. Мы сидим кокое-то время в тишине. Он больше ничего не говорит, но я не уверена, закончился ли разговор. Я чувствую на себе его взгляд, но не решаюсь поднять глаза. Сижу несколько минут почти не дыша, он попивает свой напиток. А я хочу сбежать, поэтому тихо спрашиваю:

— Мне… можно идти?

Он не отвечает сразу. Или мне просто кажется, что пауза длиннее, чем она есть на самом деле.

— Да, — произносит он наконец.

Незаметно вздохнув, я осторожно поднимаюсь из-за стола. Шум отодвигаемого стула кажется слишком громким. Подхожу к двери, и уже на пороге, будто случайно, спрашиваю, не оборачиваясь:

— А ты... придёшь... ночевать?

Пауза. Слишком короткая, чтобы он удивился, и слишком долгая, чтобы не почувствовать, что он оценивает вопрос. Когда я поворачиваю голову, не выдержав, Даниил смотрит прямо на меня, чуть приподняв бровь.

— А ты хочешь, чтобы я пришёл? — спрашивает он. Голос спокойный, почти ленивый, но в нём слышится лёгкая насмешка.

Я замираю. Я не знаю, что он хочет услышать. Не знаю, в чём подвох. Хочу — и не хочу. И потому выдаю, как учил дядя, стараясь быть угодливой и покорной:

— Как ты посчитаешь нужным.

Он смотрит ещё секунду. Потом отводит взгляд и больше не поворачивается в мою сторону. Его лицо становится таким же, как раньше, до этого ужина — холодным, каменным и равнодушным. Почему-то мне кажется, что ему не понравился мой ответ. Но почему? Он невозможен! Когда перечишь — он злится. Когда соглашаешься, тоже недоволен.

Когда рука касается дверной ручки, за спиной звучит его голос:

— Не броди больше одна. Пожалей свою охрану.

Я снова оборачиваюсь.

— А?.. — не понимаю, к чему это.

Он не смотрит. Просто говорит, глухо, без интонации:

— Моё терпение уже на пределе.

Последние слова действуют как плеть. Я спешу выйти и тут же закрываю дверь. За ней меня уже ждут. Моя охрана. Как это ни странно, но я рада им. Пускай я даже не знаю имён своих охранников, но именно они стали самыми близкими мне в этом доме людьми. С ними я хотя бы могу перекинуться парой слов.

Смотрю на перевязанную руку одного из них, пока мы идём по коридору в сторону моей… нашей с Даниилом спальни. Вспоминаю, как этот охранник шарахнулся от меня, когда они пришли за мной сопроводить на ужин… А еще замечаю, как второй иногда слегка морщится, чуть прихрамывая на левую ногу, словно…

И где-то на полпути я резко торможу, кое-что осознав. О господи…

Они не в стычке пострадали!

Это... из-за меня! Их наказали из-за меня...

Осознание того, насколько жестокий человек Даниил Чернов — ужасает. Но волна стыда накрывает сильнее, чем ужас. Это ведь я их подставила! Я виновата, потому что ускользнула, воспользовавшись их доверием. Они мне доверяли. А я поступила ужасно, еще и себя подвергла опасности. Я ведь могла не вернуться оттуда живой!

Глава 20

Ванная освежает, но не успокаивает. Я стою под водой дольше обычного. Капли бегут по коже, горячие, будто от внутреннего жара. Я закрываю глаза и позволяю себе быть такой, какой себя сейчас ощущаю — обнажённой, уязвимой, настоящей. Пусть всё лишнее уйдёт вместе с водой. Стараюсь не думать, не анализировать. Просто быть. Просто дышать.

Но когда возвращаюсь в спальню, становится не по себе. Будто всё, от чего я только что попыталась избавиться, ждало меня здесь. На пороге. Хотя комната уже не кажется мне ловушкой. Скорее местом, где нужно принять решение. Важное и неизбежное.

Я переодеваюсь в лёгкую ночную рубашку, сажусь на кровать, потом ложусь. Свет не выключаю. Лежу на спине, смотрю в потолок. В голове — сегодняшний ужин.

Он не накричал. Не унизил. Разговаривал со мной. Даже позволил говорить в ответ. Местами — слушал меня. Это был почти нормальный разговор. Почти — потому что в его голосе скользила неизменная угнетающая власть, а паузы между репликами были слишком острыми, будто он… проверял меня на прочность.

И в его взгляде всё равно было что-то… пугающее. Непредсказуемое. Он то приближался, то отдалялся. Молчал, а потом вдруг бросал резкую, язвительную реплику. Будто испытывал — насколько далеко может зайти, прежде чем я сдамся. Он... не похож на тех, с кем мне ранее доводилось общаться. И тем более не похож на моих сверстников. Я не понимаю, как с ним быть.

Телефон вибрирует. Я машинально тянусь к тумбочке. На экране — "Дядя". Медленно провожу пальцем вправо, подношу телефон к уху.

— Лиля, дитя моё, — его ласковый голос сразу обволакивает. Мягкий и тёплый, с ноткой искренней заботы, успокаивающий. — Как ты?

Сердце сжимается от тоски. У меня ведь больше не осталось близких. Дядя — мой единственный родной человек.

— Всё нормально, — шепчу я. — Уже всё хорошо.

— Я очень переживал. Ты же знаешь, я всегда за тебя волнуюсь. А тут… говорят, у вас был какой-то инцидент?

Надо же, он в курсе. Интересно, это Даниил ему сказал? Хорошо, что дядя не знает подробностей, иначе бы он ни был таким ласковым. Отругал бы меня по первое число.

— Да, была… неприятность. Но он… Даниил всё уладил. Со мной всё в порядке.

Пауза. Его дыхание ровное. Спокойное. Я знаю этот ритм — он готовит следующую фразу.

— Видишь? Я же говорил тебе — ты в надёжных руках. Ты просто должна понимать одну вещь, Лиля. Сильные мужчины… у них свой характер. Их нельзя ломать. Их надо принимать. Мягко. С умом. И тогда они станут для тебя скалой.

Я слышу его слова, но внутри не возникает облегчения. Будто кто-то чужой диктует мне правила, а я всё ещё ищу в них своё место. Наверное, так себя чувствует птица, выросшая в неволе, которой открыли клетку — но не сказали, куда лететь.

— Я… стараюсь, — наконец отвечаю тихо.

— Ты умница, Лиля, я ведь всегда это знал. Ты тонкая, деликатная, и потому лучше других понимаешь, как важно быть гибкой. Для женщины это сила. Настоящая, не показная.

Я молчу. Просто слушаю. Его голос успокаивает. Почти. Но где-то внутри уже зарождается странное чувство — как будто я стою в тесной комнате, где становится трудно дышать, словно воздух сгущается и сжимает грудную клетку.

— Мужчины устроены просто, — продолжает дядя. — Им важно чувствовать, что их уважают. Что их слово — закон. Если ты будешь послушной, покладистой, он сам станет для тебя всем. Подарки, внимание, забота — это не капризы, это результат правильного поведения.

— Я… поняла, — выдыхаю тихо.

И правда ведь — Даниил меня не обидел. Он меня спас. И даже поужинал со мной. Был спокойный, даже внимательный.

— Вот и молодец. Не перечь ему, не спорь, не выноси мозг. Ты должна быть для него воздухом, понимаешь? Тихим, ровным, надёжным. Не бурей. Не угрозой. И всё будет.

Я киваю, хотя он не видит. Где-то внутри — согласие. Но оно… с ноткой протеста и непонимания. Потому что часть меня слушает дядю, а другая — вспоминает, как Даниил смотрел на меня за ужином. И в этом взгляде было совсем не то, о чём говорит дядя.
С Даниилом всё не так, как он описывает. Он не похож на тех, кого можно “успокоить покорностью”. Он… другой.

И я не уверена, что сумею быть той, какой от меня ждут.

Глава 21

Я стараюсь не спорить, потому что дядя желает мне лучшего. Или, может, мне просто хочется верить, что это так. Потому что если усомниться в этом — всё рассыплется, и тогда придётся самой решать, что для меня действительно хорошо. Просто… я не могу с ним говорить обо всём. Я даже с папой не всем могла поделиться. Были те вещи, которые мы предпочитали не обсуждать, потому что девочки устроены иначе, чем мужчины.

Но дядя… он вроде бы говорит разумно: советует быть терпеливой, мягкой, гибкой. В теории всё звучит правильно. Просто это не обязательно подходит мне. Я слишком остро чувствую, когда что-то не моё, и во мне некоторые его советы вызывают протест, даже если я не всегда могу его озвучить. Но я слушаю, потому что иначе это будет неуважительно.

— И ещё, Лия, послушай меня внимательно, — голос дяди становится чуть тише, почти заговорщицким, но всё таким же ласковым. — Никогда не обсуждай с ним то, о чём мы говорим с тобой.

Я замираю. Почему? Но спрашивать не решаюсь. Правда, дядя, похоже, и так догадывается о моих сомнениях.

— Это не потому что я что-то скрываю, — продолжает он, словно прочитал мой вопрос. — Просто так будет правильно. Мужчины не любят чувствовать, что кто-то влияет на их женщину. Особенно если это касается личного. Он должен думать, что всё идёт от тебя. От твоего сердца, от твоего ума. Тогда он тебя точно оценит.

Ах… Вот оно что! Всё должно выглядеть моим решением. Наверное, в этом есть определённая логика. Кому нужна жена, которая ничего не смыслит в отношениях. Но у меня ведь совершенно нет опыта, а Даниил не особо помогает познать его и понять, как мне стоит себя вести с ним.

Я сжимаю телефон крепче.

— Я поняла… Я не скажу.

— Умница, — говорит дядя с нежной улыбкой в голосе. — Я горжусь тобой. Ты всё делаешь правильно. Ты умная, терпеливая, и всё у тебя получится. Ты же знаешь, что я хочу для тебя самого лучшего?

Я киваю в ответ, хотя что-то внутри колется. А если он ошибается? А если то, что он называет «лучшим», не совсем моё?

— Знаю… — шепчу я.

Мы прощаемся. Я кладу телефон на прикроватную тумбочку, а сама остаюсь лежать, не двигаясь. Тишина теперь будто застывает в воздухе, нависает. Она тяжёлая, как напряжение перед бурей, и не даёт сделать вдох до конца.

Он сказал, что я всё делаю правильно. Но почему тогда мне всё время кажется, что я что-то упускаю?

Я переворачиваюсь на бок и смотрю в стену. Телефон больше не светится. Комната снова наполнена тишиной. Я думаю о том, что сказала дяде. О том, что он сказал мне.

Правда ведь… это могло бы сработать. Может, всё действительно так просто: быть мягкой, послушной, не перечить — и тогда он увидит. Поверит. Откроется.

Может, мне просто нужно быть смелее. Раньше я бы спряталась под одеяло и ждала, пока всё решится само. А теперь хочется попробовать по-другому. Не ждать, пока он сам решит, что я достойна… любви? близости? того, чтобы быть рядом не как обязанность, а как выбор? Хочу, чтобы он увидел меня. Такой, какой я решусь быть. Увидел во мне женщину, а не обузу.

Я не знаю, получится ли. Но если он придёт сегодня — я попробую. Просто быть рядом. Просто стать ближе.

Глава 22

В комнате тихо. Даже слишком. Я сижу на краю кровати, обнимаю колени, подбородок утыкается в них, а глаза — в пол. Не знаю, сколько времени прошло после разговора. Минут пять? Больше? Но сердце бьётся в трепетном предвкушении чего-то важного, нового.

Я вспоминаю ужин. Его взгляд. Тот момент, когда он вдруг посмотрел так… Словно хотел что-то сказать, но передумал.

Может, я придумала? Может, мне просто хочется, чтобы он на меня так смотрел.

Я прикасаюсь пальцами к губам. Нежно, медленно. Будто повторяю его взгляд, примеряю на себя. Представляю, какими будут его прикосновения. Представляю, что это прикасается он. Кожу немного пощипывает, а внизу живота что-то болезненно сжимается. Странное чувство, но… приятное.

Всё. Хватит этих глупых сомнений. Я должна быть готова, если Даниил всё-таки придёт.

Я встаю, открываю шкаф. Обычные ночнушки висят на вешалках. Хлопок, короткие рукава. Такие… домашние. Я беру одну из них — и сразу понимаю, что сегодня не хочу надевать такую. Они слишком правильные.

Перебираю вещи. Нащупываю пальцами шёлк. Выуживаю, обрадовавшись находке. Тонкая, глубокого сливового цвета ткань — чуть прохладная на ощупь. Спина ночнушки почти полностью открыта, тонкие бретели, спереди аккуратный вырез. Она явно предназначена не для того, чтобы носить. Она — чтобы показать и снять. Мужскими руками. Я помню, как дядя сам положил её мне в чемодан. Сказал: “на случай, если захочется порадовать жениха.”

Я долго смотрю на неё. Не просто как на вещь, а как на возможность. Шанс сделать шаг туда, где я ещё не была.

А потом — решаюсь. Снимаю то, что на мне. Осторожно надеваю шёлк. Он ложится на тело как вторая кожа.

Долго смотрю на себя в зеркало — и не узнаю девушку в отражении. Но и не отвергаю.

Слишком откровенно, но… красиво. Я чувствую себя чужой. Хотя в этом есть что-то… волнующее. Я впервые себе нравлюсь такой вызывающей.

Может, ему тоже понравится?

Пальцы касаются шлеек. Потом — скользят вниз. Я медленно снимаю бельё. Просто потому что… хочу. Хочу чувствовать, что это моё решение.

Я не знаю, придёт ли он. Не знаю, как он отреагирует. Но если придёт — я буду готова.

Я ложусь в постель. Одеяло — до пояса. Волосы распущены. Глупо? Может быть. Но я уже решила. Лицо — в сторону двери. Глаза открыты.

Жду.

Глава 23

Даниил

Я остаюсь один. Сижу за столом, не спешу уходить. Тишина сгущается, уходит напряжение, которое держалось весь ужин. Но внутри — нет. Внутри всё ещё гудит.

Наливаю себе немного виски. Пью медленно. Не потому что хочу насладиться — просто чтобы не сорваться. На кого злюсь — сам до конца не понял. Вот и думаю, пытаюсь понять, что разозлило в ней.

Большую часть времени она выглядела слишком спокойно. Будто примеряла маску: ровная спина, правильные ответы, ни одного жеста лишнего. Лицо без эмоций, как у хорошей актрисы. Ни страха, ни растерянности — только вежливая отрешённость. Отвечала правильно. Двигалась аккуратно. Смотрела осторожно, но не испуганно. Такое спокойствие не может быть естественным.

И это бесит.

Не потому что я хочу страха. Страх делает покорной, но тупой. А я хочу ясности. Хочу видеть, кто она на самом деле — без фальши, без маски. Чтобы по глазам было видно что поняла, кому принадлежит. Тогда решать буду я.

Но пока я не понимаю, наивная она или дрессированная.

Если наивная — тогда всё логично, всё сходится. Ошиблась, растерялась, испугалась, от страха хочет быть хорошей и не злить меня. Действует по наитию. Это хотя бы объясняет, почему её поведение такое странное — она не играет, просто не знает, как себя вести. А с этим разобраться не составит труда.

А вот если она всё понимает… тогда уже совсем другой разговор. Тогда это её “как посчитаешь нужным” с каменным лицом выглядит как заученная, ранее отрепетированная реплика.

Но всё равно актерская игра у неё слегка хромает. Видимо, ещё не определилась с тактикой, потому что я её путаю своим поведением. И буду путать дальше, потому что мне надо понять, кого мне подсунули. Это она сама такая и просто пытается приспособиться, или шпион, которому впихнули в голову нужные фразы и тактику поведения.

Обломаешься ты играть со мной, девочка. Моё терпение уже на пределе. Ведь с таким вот подходом — отодрать бы её как шлюху, а не ласково поиметь как невесту. Именно так — грязно, жёстко, властно. Просто взять то, что и так принадлежит мне. Без слов и прелюдий. Раз уж сама предложила…

Но я сижу, сжимаю стакан и не двигаюсь. Потому что знаю — если поддамся, проиграю. Себе. Ей. Всему, что строил. А это недопустимо.

Чёрт. Какого хера я не могу перестать думать о ней? Перед глазами картина, как она сидела за столом. Ровная спина, прикушенная губа, взгляд исподлобья, будто изучала, а не боялась. И ещё её голос — тихий, мягкий, с легкой дрожью. Эта дрожь врезалась в мозг, не отпускает. От неё пахло ванилью, шампунем и чем-то тёплым, домашним.

Какого хера я это помню?

Глава 24

Тут уже дело не только в безопасности. У меня член колом стоит, и с этим ни одна шлюха не поможет. Две недели я держался на расстоянии, думал, пройдёт. Думал, отборные девочки помогут скрасить время. Они пытались, но невеста с её огромными испуганными глазищами с головы не идёт. Как наваждение, с которым нужно бороться.

Ли-ле-я…

Нет, малышка, ты ошиблась адресом. Никто, чёрт возьми, не будет мной манипулировать. Я не покупаюсь на шелк и послушание. Я не ведусь на покорность, тем более когда она разыграна чужой рукой.

Но я могу выполнить её просьбу. Могу прийти и трахнуть, раз уж она сама выразила желание. Только почему мне кажется, что у нее никого не было?

Или мне хочется, чтобы так было.

Только, к сожалению, часто за телесной чистотой прячется грязная душонка. Девчонки берегут целку, чтобы подороже её продать, но кроме плевы там на самом деле девственного ничего нет. Были у меня такие — с медицинской точки зрения невинные, а на деле натуральные бляди. Истинную чистоту найти практически невозможно.

Я делаю очередной глоток. Смотрю в пустую стену. Перед глазами — она. Слегка зажата, но женственна, чуть испуганная, но с живым блеском в глазах, с колкими фразами, которые звучат скорее забавно, чем обидно.

Игра? Или она правда такая? Если играет — значит, врёт. А если врёт — значит, не боится. Или боится не меня — значит, у неё есть хозяин. Но это место уже занято. На два фронта играть не получится. Я такое не прощаю. Потому что тогда это не просто девушка, на которой я должен жениться. Это угроза. Манипуляция. И мне плевать, насколько она милая в этом своём шёлке.

Впрочем, плевать. Я всё равно скоро пойму. И в любом случае трахну её. Но от правды зависит, как именно я это сделаю. Иными словами... исключительно так, как она на это заслуживает. Если она просто дура, которая попала не в ту игру — можно и сдержанно. Если врёт — тогда без пощады, чтобы она запомнила, кто здесь хозяин.

А если чиста… можно и с нежностью.

Я ещё какое-то время просто сижу и размышляю, потом поднимаюсь, выхожу, ещё не решив, куда я пойду. Но ноги сами несут меня в кабинет. Я хочу посмотреть на неё настоящую. Увидеть, как она ведёт себя, когда думает, что никто не смотрит. Прошлый раз, после её первой ночи здесь, закончился не в пользу девочки. Но после того случая от охраны на неё жалоб не поступало.

Вплоть до сегодняшнего дня, когда приставленных к ней ребят пришлось наказать. Они не имеют права на ошибки и случайности, когда речь идёт о моей… собственности.

Захожу в кабинет, включаю ноутбук, вывожу видео на полный экран. Если она такая, какой пытается себя показать — я это увижу. Если нет — увижу тоже.

А дальше…

Малышка получит то, на что заслужила.

Глава 25

Сижу, замерев перед экраном. Ничего такого на самом деле увидеть не ожидаю, но…

Видео включается. Она в комнате. Лежит на кровати, телефон у уха. Спокойна. Даже слишком. Поза расслаблена, глаза полуприкрыты. Но в этом спокойствии — выверенность. Словно она взвешивает каждое своё слово.

Сначала неясно, с кем она разговаривает, но уже на втором «всё хорошо» я начинаю догадываться. Голос вкрадчивый, слова льются мягко и с покорной интонацией.

— Всё нормально... Уже всё хорошо.

Пытаюсь понять, о чём идет речь, перебираю варианты, считываю реакции. Но, к сожалению, на видео в режиме ночного видения не особо разберешь такие важные детали. Я прищуриваюсь, хотя это тоже вряд ли мне поможет лучше рассмотреть её лицо.

— Да, была… неприятность. Но он… Даниил всё уладил. Со мной всё в порядке.

Вот сука. Это же не разговор. Это аккуратный доклад. Она не дрожит, не оправдывается. Просто спокойно сливает информацию. Тон ровный. Выученный. Я узнаю такие интонации. Сам их ставил.

Меня начинает трясти. Но не только руки. Это волна ярости поднимается изнутри. Сжимаю кулак. Грудина будто сдавлена изнутри, словно воздух стал вязким и не идёт. Перехватывает горло. Хочется трощить и ломать. Или стереть в порошок кого-то.

— Я… стараюсь.

«Стараюсь»? Старается она, сука. А я должен сидеть и слушать, как меня обставляют. Ну ничего, я потерплю. Посмотрим, кто кого переиграет.

Её слова — это подчинение. И извинение. Она правда разговаривает с ним. С тем, кто её прислал, подсунул мне. Со своим дядей. А это значит, что всё, что я видел до этого, было ложью. И взгляд, и дрожь, и её "открытость" за столом — всё это часть плана. Как и её якобы случайный визит на склады. Вынюхивала.

Хорошо, что я вовремя её раскусил. И ведь общается осторожно, взвешивает каждое слово, чтобы если её слышат, ничего конкретно нельзя было понять. Но я-то понимаю. Меня не так просто провести.

— Я… поняла. Я не скажу.

Ну да, конечно она «не скажет»! Не расскажет мне, что видела, что узнала, что услышала, что почувствовала. Потому что всё это она уже рассказала кому-то другому — или ещё расскажет. А я, выходит, не жених. Я — объект, который она анализирует. С которым она играет. По инструкции.

Я такой расклад не прощаю.

— Знаю…

Вот и всё. Последняя реплика — как контрольный. Не в неё — в меня. Точный, выверенный, с намёком: «Тебя развели, как лоха».

Глава 26

Злость бурлит внутри с такой силой, что я едва не переворачиваю стол. Так вот зачем ты здесь, Лилея. Для того, чтобы докладывать. Чтобы запутывать. Чтобы выбить меня из равновесия, пока я теряю ощущение границы между влечением и яростью. Ведь не зря самые опасные шпионы — это женщины, пробравшиеся в постель мужчины.

Теперь я не просто подозреваю. Я уверен. Воскресенский решил засунуть её мне под кожу. Мягко. Красиво. А теперь она шепчет в трубку, думая, что я ничего не замечу. Не пойму. Уверена, что всё у неё идёт по плану.

По плану, конечно. Но не по её.

Я откидываюсь в кресле, а потом резко подаюсь вперёд. Присматриваюсь. На секунду — просто наблюдаю. Вот она кладёт трубку. Лежит какое-то время, а потом поднимается. И уже словно другая. Не такая притворно сдержанная, как была со мной. Движется медленно, красиво, легко, словно под музыку.

Она идёт к шкафу, вынимает оттуда ночнушку. С открытой спиной, с бретелями, с намёком. Рассматривает её, будто взвешивает. Принимает решение, оно или нет. Слишком точно для девочки, которая якобы растеряна и послушна. Слишком много совпадений.

Я смотрю на это с мерзким ощущением, что кто-то держит меня за горло — и сжимает сильнее с каждой секундой. Когда она раздевается, а потом надевает её и смотрит на себя в зеркало — я уже почти не дышу. Не потому что возбуждён — хотя, чёрт возьми, и это тоже.

А потом, словно этого мало, она ещё и снимает трусики. Решила соблазнить? А если я не приду? Пойдёт искать меня по дому?

Я ещё не остыл. А она уже играет в грёбаную невинность. Ложится аккуратно, красиво. Волосы распущены. Шея и спина открыты. Одеяло натянула до пояса. Поза выверена, но будто естественная. И глаза открыты. Блестят в полумраке, пока она смотрит в сторону двери. Ждёт, тварь.

У меня внутри ещё раз всё переворачивается.

Это была просто игра, и она чертовски талантлива. Всё, что я видел, было не настоящим. Ни взгляд, ни дрожь, ни покорность. Всё по сценарию. Всё, чтобы втереться под кожу. А я почти купился. Наивный, как мальчишка, я почему-то решил, что девочка и правда чистая и невинная, и нужно с ней деликатнее.

Она — не просто инструмент. Она — враждебный элемент. Посланная, дрессированная. И всё это время шаг за шагом она вела свою игру.

Она шевелится. Пальцы скользят по ткани, словно невзначай, но достаточно выразительно, чтобы это подбросило мне новую порцию ярости.

Провокация? Или уже откровенное приглашение?

Хватит наблюдать. Пора забирать то, что моё.

Схожу к ней.

Но не для того, чтобы нежничать.

Глава 27

Лилея

В комнате тихо. Темно. Воздух — натянутый, как струна. Я лежу в напряжённом ожидании. Сердце подскакивает к горлу каждый раз, когда где-то в доме мне слышаться шаги.

Я лежу боком, лицом к двери. Поза — как во сне. Но я не сплю. Я просто жду. Так, как, наверное, ждут приговора — не в силах изменить ни слово, ни жест. Но всё ещё надеясь.

Вдруг — едва слышный щелчок. Ручка двери медленно опускается. Я вздрагиваю, сердце подскакивает к горлу. Он всё-таки пришёл... А я хоть и сама пригласила, хоть и ждала, теперь начинаю трусливо дрожать.

Он замирает в проходе. Я едва различаю его силуэт — чёрный контур на фоне ещё более густой темноты. От него веет ледяной тишиной. Я почти чувствую, как этот холод скользит по коже. Сердце сжимается: он тут. Уже здесь. И я не знаю, что будет дальше. “Всё” случится сегодня, или он просто пришёл ночевать?

Несколько бесконечных мгновений — и Даниил входит тихо, мягко, лениво. Воистину хищник в своём логове. Только кто тогда я? Пара или добыча?

Он ведь заметил, что я не сплю? А заметил ли он мой наряд? Но вот дверь за его спиной закрывается, и спальня погружается во мрак. Только свет с улицы рассеивают мрак, но его недостаточно, чтобы рассмотреть детали.

Он медленно подходит ко мне и останавливается за пару шагов. Стоит и смотрит на меня, заставляя сердце вылетать из груди. Я чувствую, как его взгляд скользит по моему телу. Но в нём чувствуется не ласка — он словно рентген скользит по мне. Даже в этом взгляде ощущается власть и контроль.

Я в той самой ночнушке. Без белья. Волосы раскинулись по подушке. Одеяло натянуто до пояса. Надеюсь, я выгляжу привлекательно, а не глупо. Но смотреть на него прямо не решаюсь. Если он так же, как и я, привык к темноте, то он удивит, что я смотрю на него. А мне страшно. Я боюсь быть слишком прямой. Слишком доступной. Слишком уязвимой.

Он стоит долго. Молчит. Но вот подходит ещё ближе. Я замираю. Пульс стучит в горле. Может, он не видит, что я не сплю? Такое ощущение, что нет. Что он не заметил. Но когда я, не выдержав, поднимаю взгляд, понимаю, что всё он видит. И смотрит прицельно, но даже не на тело, а на меня. Как будто ищет в моём лице что-то конкретное, что-то известное только ему.

Может, он ищет согласие?

А я не могу его дать. Внутри я уже согласна и правда хочу этого. Но показать я не решусь... Пускай он сам решит, что будет дальше.

И он, кажется, решает…

Он расстёгивает рубашку. Медленно, пуговица за пуговицей. Привычные для него движения. Простые. Уверенные. Но я замираю с открытым ртом, потому что он делает это впервые при мне. Его пальцы скользят по ткани. Тихий шелест разрезает тишину и каждый звук пронзает меня до мурашек.

Он снимает рубашку, стягивает её с плеч и бросает в сторону, продолжая смотреть на меня. Затем тянется к ремню. Я чувствую, как у меня дрожат бёдра, а между ног пронзает спазмом, от которого перехватывает дыхание. Но это не боль. Это… желание. Пальцы сжимаются в кулаки, моё дыхание становится сбивчивым, но я всё так же лежу, не двигаясь, и наблюдаю за ним, словно стала свидетелем чего-то сокровенного, недоступного другим.

Глухой щелчок пряжки заставляет громко сглотнуть. Он не спешит, будто нарочно тянет время. Чтобы я осознала, что сейчас будет? Или чтобы я за это время потеряла сознание от волнения?

Но вот наконец с ремнём покончено, и брюки с громким звоном пряжки падают на пол. Он остается в одном белье. И я вдруг осознаю, что вот так рядом с ним — мне не страшно.

Мне… жарко.

А он стоит и просто смотрит на меня. Я… должна что-то сделать? Теперь моя очередь? Лихорадочно перебираю в голове варианты… но ничего придумать не могу. Я не могу проявить инициативу! Это так глупо — но я буквально цепенею рядом с ним. Не боюсь умом, а вот тело живёт своей жизнью.

А он не торопится. Снова выдерживает паузу. И в этой паузе моё сердце барабанит о грудную клетку так, словно стремится вырваться из груди. К нему? К этому мужчине, покорившему меня одним лишь своим существованием? Иначе почему меня так влечёт к нему, хотя он совершенно ничего для этого не сделал? Ему, наверное, привычно. Уверена, женщины тают перед ним. Ну, или если выражаться более приземленно — охотно раздвигают ноги.

И этот мужчина теперь мой? Или я живу где-то в своих иллюзиях?

Последний кусочек ткани соскальзывает с его тела вниз. Я зажмуриваюсь, но тут же снова распахиваю глаза. И снова их закрываю, потому что он… он стоит, а я впервые смотрю на орган мужчины вживую, да ещ ё и так близко. И он… он возбуждён! Мне даже кажется, что я чувствую его запах — немного терпкий, пряный и … привлекающий.

Открываю глаза, только услышав тихие шаги. Испуганно таращусь в темноту, но передо мной уже никого. Зато слышу, как шуршит постель. Он ложится рядом и… Нет, не рядом. Он просто ложится на свою половину кровати. Не ко мне, не прикасается, не зовёт.

И как это понимать? Я всё испортила, закрыв глаза? Ну конечно! Какой взрослый мужчина захочет девчонку, закрывающую глаза при виде его… члена!.. Какая же я трусиха. Я всё испортила…

Глава 28

Я лежу, стараясь не шевелиться. Даниил рядом, в одной постели, но будто за стеной. Я не понимаю, что происходит. Я ведь ждала. Он вошёл, разделся, лёг. Я думала, это знак. А теперь — тишина.

Может, я ошиблась? Может, я выглядела нелепо? Или, наоборот, слишком... доступной? Может, зря надела эту ночнушку? Или не надо было закрывать глаза, когда он разделся?.. Или наоборот, надо было держать их закрытыми дольше?..

Я не знаю. И это сводит с ума.

Я слышу, как он дышит, спокойно и ровно. Так, будто спит. Или делает вид, что спит. А может, просто... потому что ему всё равно. Он словно не замечает меня. Я чувствую себя пустым местом, и от этого становится обидно.

Но к чему тогда было его демонстративное раздевание передо мной?

Я чувствую, как внутри начинает расти тревога. Не страшная, а такая... щемящая. Когда хочется спрятаться, но ты уже не можешь. Когда кажется, что вот ещё секунда — и ком подступит к горлу из-за глупой обиды.

Я осторожно переворачиваюсь. Тихо, чтобы не разбудить, если Даниил и правда спит. Как будто просто меняю позу. Но на самом деле — чтобы посмотреть на него. Хочу увидеть хоть что-то. Понять.

Он лежит на спине. На меня не смотрит. Не двигается. Но от него всё равно исходит какое-то напряжение. В комнате темно, только с улицы пробивается тусклый свет. Этого хватает, чтобы различить очертания, но его лица я не вижу. И всё равно чувствую, что он не спит. Просто молчит.

А что если он всё-таки хочет меня? Или хотя бы не против… Что если он просто оставил решение за мной? Может быть, если я сделаю следующий шаг, он не оттолкнёт?

Что ж… я попробую. Тихонько тяну руку в его сторону и замираю, не коснувшись. Мне всё равно страшно. Боюсь нарушить его границу. Боюсь, что он отдёрнется, и это будет более чем унизительно. Или что это всё — было только в моей голове.

Но Даниил не возражает, и я решаюсь. Осторожно ползу ближе. Настолько медленно, насколько возможно. Каждое движение на грани. Постель чуть слышно шуршит подо мной, и я боюсь, что этот звук разрушит всё. Смотрю, как расстояние между нами сокращается. Он не двигается. Не останавливает. Молчит. И это молчание становится моим разрешением.

В итоге я пододвигаюсь почти вплотную. Щекой — к его плечу. Но не касаюсь. Просто лежу рядом и смотрю на него, ловлю каждое движение грудной клетки, каждую едва заметную тень на его лице. Чувствую его запах — спокойный, тёплый, немного терпкий. Вдыхаю, и он кажется таким... будоражащим. Волнение растекается по телу, но оно приятное.

Даниил по-прежнему не двигается. Но почему? Какая же я глупая! Он, наверное, уже спит, пока я тут собиралась с духом, поэтому и не обращает внимания на мои поползновения.

На что я вообще надеюсь? Почему я решила, что моя близость хоть что-то для него значит? Мне становится стыдно. За себя. За всё это неуклюжее приближение. За то, что я навязываюсь.

Я чувствую неловкость. Хочется спрятаться под одеяло. Или хотя бы отползти назад. Но теперь страшно пошевелиться. Если есть шанс, что он спит, не хочу его разбудить и опозориться ещё больше. Лучше тихонько вернуться на своё место.

Но только я делаю маленькое движение в попытке убраться с опасной зоны, как слышу его тихий голос с угрожающей хрипотцой совсем рядом.

— Помнишь, я тебе говорил насчёт границы, которую нельзя пересекать?

Он говорит спокойно, но от этого только страшнее. Я замираю. Всё внутри сжимается. Он не спал. Он знал. Видел. Ждал.

И прежде чем я успеваю хоть что-то сказать или сделать, он резко переворачивает меня на спину. Я не успеваю вдохнуть — его руки уже перехватывают мои запястья, поднимают вверх, фиксируют. Он вжимает меня в матрас, нависает надо мной. Вес его тела ощутим, но его сила давит сильнее, а его дыхание обжигает. Он держит крепко. Мне, наверное, следовало бы испугаться. Но вместо этого…

Я чувствую, как он смотрит на меня. Его взгляд обжигает, но я не могу понять, тепло ли в этом огне, или это пламя злости. Моё тело дрожит под его взглядом. Каждая клеточка жаждет почувствовать, что же будет дальше.

Он не заставляет себя ждать. Склоняется ближе и рычит в мои губы, почти касаясь меня своими:

— Так вот, девочка... моё терпение закончилось.

Глава 29

Лилея

В этой тишине я внезапно чётко слышу его дыхание. Оно глубже, чем раньше, тяжелее. Он склоняется так близко, что я чувствую жар его тела на своей коже. И всё внутри сжимается.

Страх? Он тоже есть, но вместе с ним будоражащее волнение и желание, чтобы он… продолжал.

— Ты ведь именно этого и добивалась, — шепчет Даниил. Его голос звучит мягко, почти лениво, но в каждом слове, как и прежде, присутствует сталь. — Хотела, чтобы я пришёл. Хотела, чтобы я сорвался. А теперь за всё, что произойдёт дальше, ответственность на тебе, Ли-ле-я.

Я не успеваю ничего ответить. От того, как он произносит моё имя, я ещё больше цепенею. Я просто лежу, словно прибитая к кровати его голосом, не только телом.

Он улыбается. Я вижу это в полумраке. Вот только от его улыбки сердце покрывается коркой льда. В груди становится холодно. А внизу живота вспыхивает жар, позорно стекающий ниже.

Это, наверное, недомогание. Недомогание по имени Даниил Чернов.

— Нравится? — спрашивает он, скользнув своим телом по моему. Я задыхаюсь от новых для меня, совершенно незнакомых ощущений. — Теперь всё по-взрослому, — его голос становится ниже, глубже.

Как сосредоточиться на том, что он говорит, если он… совершенно голый на мне, и мне жутко страшно, как это будет, но вместе с тем… интересно ведь! Тело само требует продолжения. Я хоть и неопытная, но не совсем глупая. Я понимаю, как это должно происходить. Но разве я могла представить, что ощущения будут такими ошеломляющими? Ещё ничего не случилось, а я уже едва не теряю сознание. Что же будет дальше?

Его взгляд прожигает. Мне кажется, что он видит больше, чем способен увидеть человек. Больше, чем я могу спрятать.

Он медленно наклоняется ниже. Мои губы раскрываются. Он собирается меня поцеловать? А мне становится стыдно, потому что я не умею. Меня целовали парни, но оба раза это было ужасно. Видимо, я бездарная ученица. И теперь я жутко боюсь, что сделаю что-то не так и ему станет скучно. Остается только надеяться, что Даниилу не столь важно, как я целуюсь. Вряд ли взрослому мужчине интересны… такие мелочи.

Да и взгляд его… Он словно не поцеловать меня собрался, а сожрать. Или задушить. Вот как так можно? Мы ведь неплохо общались за ужином. А сейчас он смотрит на меня так, словно я причинила ему боль или серьёзно обидела.

Да, я правда хотела, чтобы он пришёл. Этого я и добивалась. Но разве это плохо? Он ведь станет моим мужем, так почему я не могу соблазнять его? Я думала, мужчинам это нравится. А ещё слышала, что мужчины долго не могут воздерживаться. И чего я уж точно не хочу, так это чтобы мой жених удовлетворял свои потребности где-то на стороне.

Я научусь, обязательно. Всему, что нужно, чтобы ему хватало меня.

Вот только для начала пойму, как дышать рядом с ним…

Потому что от следующих его слов я задыхаюсь. То ли от удивления, то ли от возмущения.

Я всё ещё жду поцелуя. Но вместо его губ на моих, голос прямо в ухо:

— С мужчиной раньше была?

Я вскидываюсь мысленно. Но голос выходит жалким, почти неслышным:

— Нет…

Он не отстраняется. Слышу, что усмехается, словно в моих словах есть что-то забавное. И вгоняет меня в шоковый ступор следующими вопросами.

— Орал, анал, другие ласки? Что-то пробовала? — продолжает, совершенно не стесняясь и не подбирая слов.

Но я ведь сказала, что не была! Как он может такое спрашивать?!

— Н-нет… — тяну, спотыкаясь на словах и почти захлёбываясь возмущением.

Щёки горят. Тело дрожит. Мне хочется провалиться сквозь землю от стыда. Но я здесь. Под ним. И даже пошевелиться не могу, хотя он уже не особо-то держит.

— Ещё скажи, что не целовалась, — хмыкает он.

— Целовалась! — вырывается слишком поспешно, слишком громко. — А вот всё то, что ты перечислил… Меня не так воспитали!

Он замирает на миг. А потом произносит колким, ядовитым тоном:

— А как? Так, чтобы ноги раздвигать только по команде?

Я не понимаю, за что он так грубо со мной. Мне становится обидно, больно, потому что его упрёки звучат неуместно. Я не по команде. Я… потому что сама захотела!

— Ты!.. — я дёргаюсь, обида и шок захлёстывают меня.

Но он не даёт шанса ни договорить, ни вырваться. Поворачивает меня резко, уверенно — и я оказываюсь на боку, а его рука как замок обхватывает меня за плечи. У меня перехватывает дыхание от того, как быстро всё это происходит, и насколько плотно я оказываюсь прижатой к его телу.

Угроза низким рычащим голосом обжигает кожу, сознание и тело:

— Молчать! Я сам проверю.

А его вторая рука уже уверенно скользит по моему бедру вверх, задирая ткань ночнушки, под которой я… совершенно голая.