- Натаниэль! Натаниэль!
Девочка бежала, не глядя под ноги. Что ей камни да кочки, когда там, в конце тропинки, в дымке рассветного марева неподвижно застыла знакомая фигура? Платье из дорогих тканей в пол – такие носила только знать Четырех Кланов. Длинные черные волосы шелком покоятся на спине. Вот под порывом шаловливого летнего ветра они волной поднимаются в воздух, открывая спину и два больших, обшитых золотой каймой, разреза на уровне лопаток.
Равена знала, для чего нужны эти прорези на спине, и это знание заставило ее улыбнуться на бегу. Она хотела увидеть. Больше всего на свете она любила смотреть на них – на два крыла с черным, как ночь, оперением. Не существовало для нее ничего волшебнее в этом мире.
Услышав ее крик, Натаниэль обернулся. Его прекрасное лицо озарила улыбка.
- Равена!
Когда она подбежала, он подхватил ее на руки и закружил. И девочка смеялась – она хохотала от переполняющей ее радости, и вторили ее смеху звенящие на ветру летние колокольчики.
- Покажи! – попросила она, глядя на Натаниэля горящими от нетерпения глазами. – Ну покажи, ну покажи!!!
Черные глаза улыбнулись девочке.
- Что ж смотри, раз тебе не терпится.
Миг – и прямо перед глазами Равены раскинулись с оглушающим звуком огромные вороньи крылья. Они заслонили собой сад, хотя Равене в этот миг показалось, что они заслонили собой весь мир. Глядя в чистую и яркую черноту оперения, она тонула в ней. Если бы у нее спросили, какой цвет она любит больше всего, Равена не задумываясь ответила бы – цвет крыльев Натаниэля. Не было ничего красивее этой незамутненной и пронзительной черноты.
Опустив девочку на землю и спрятав крылья, Натаниэль с нежной улыбкой протянул ей руку. Равена вложила в его тонкую изящную ладонь с длинными пальцами, свою маленькую ручку. Взгляд девочки остановился на одинаковых золотых колечках – у нее и у него. На выпуклой поверхности было выгравировано символами из древней письменности несколько слов. Единственное, что отличало кольца – это размер.
- Натаниэль, - деловито спросила Равена, - а почему у нас с тобой одинаковые колечки?
Он тихо рассмеялся.
- Ты ведь уже спрашивала, - сказал он со взрослым лукавством во взгляде. – Тебе так нравится слушать мой ответ?
Девочка хитренько захихикала. Натаниэль видел ее маленькое сердце насквозь – когда он снова и снова рассказывал ей об их будущем, она была счастлива. Так счастлива, словно все счастье в этом мире принадлежало ей.
- Эти кольца означают, что мы обручены, - держа ее ладошку в своей руке, сказал он. – Когда ты подрастешь, ты станешь моей женой.
- Нет, скажи, как ты раньше говорил, - состроив огорченную гримаску, попросила Равена. – По-другому.
Нежная улыбка коснулась губ Натаниэля.
- Эти кольца означают, что ты принадлежишь мне, а я принадлежу тебе. Навсегда.
- Значит, ты мой? – жадно спросила девочка, сжав маленькими пальчиками его ладонь.
Равена не знала никого красивее Натаниэля. Она могла бы, наверное, глазеть на него целыми днями – и ей бы ничуточки не надоело. Он был самым необыкновенным существом в ее жизни. Поэтому ей хотелось снова и снова слышать, что он принадлежит ей. Навсегда ее – и ничей больше.
- Помнишь, что означают эти надписи на кольцах? – спросил Натаниэль и, не дожидаясь ее ответа, сказал: - С древнего языка они переводятся, как «Два крыла одной птицы». Наша судьба – это птица. Я – одно крыло. Ты – второе. Поэтому лететь нам суждено – вместе...
* * *
Открыв глаза, Равена приподнялась на локтях – в окно бил солнечный свет. Свесив ноги с постели, она встала. Прошла к окну и выглянула в сад. Отсюда хорошо было видно ту самую тропинку, которая только что снилась ей. Только Натаниэля на этой тропинке не было.
Сколько лет прошло? Сколько лет уже она видит этот сон? Семь? Восемь? Знает только, что была тогда совсем еще ребенком. Сколько же было Натаниэлю? Наверное, как ей сейчас. Она не видела его с того времени.
Равена посмотрела на кольцо, которое по-прежнему было надето на ее палец. Оно росло вместе с ней, и его нельзя было снять. Зачарованное обручальное кольцо Клана Воронов. Это означало, что она все еще обручена, все еще невеста Натаниэля. Вот только своего жениха она не видела уже много лет – с тех пор, как была ребенком.
Узнает ли она его, если увидит? В своем сне Равена всегда ясно видела лицо Натаниэля, но когда просыпалась – помнила только смутный облик пропавшего суженого. Явь стирала его черты, оставляя в памяти лишь слабую тень. Но все же... Крылья Натаниэля она узнала бы сразу. Их завораживающую красоту и мощь забыть невозможно.
Если бы только раз – всего разочек – она могла увидеть их снова... Равена была бы счастлива. Как тогда – в детстве.
От размышлений ее отвлек стук в дверь ее спальни.
- Эй, засоня! – донесся с той стороны двери знакомый голос Амира. – Хватит спать! Если сейчас же не встанешь, я съем твою порцию мяса!
Равена сделала большие глаза и побежала переодеваться, на ходу громко огрызаясь в надежде, что Амир еще не ушел и стоит за дверью:
- Этим миром правят Четыре Великих Клана: Клан Воронов, Клан Лисов, Клан Единорогов и Клан Драконов. Драконы – единственный клан, недружелюбный к людям. И не только к людям, но и к остальным трем кланам. Они живут в горах, подальше от всех. Редко простому люду удается встретить дракона, да и лучше не встречать. Люди-драконы жестоки, не знают жалости к слабым. Для дракона ценны только жизни их соплеменников. Когда-то давно они истребляли людей просто ради забавы, но остальные кланы сплотились против драконов и смогли приструнить их. Драконы, под угрозой уничтожения своего клана, были вынуждены заключить соглашение с другими кланами, дав клятву, что не будут истреблять людей. Но поговаривают, что драконы до сих пор не смягчились, они по-прежнему безжалостны и кровожадны, поэтому простым смертным лучше держаться от них подальше.
- А другие кланы? Они добрые?
- Добрые? Трудно сказать. По крайней мере, они не жестоки, хоть и ставят себя выше людей. Говорят, что самый слабый клан – Единороги. Самый хитрый и богатый – Лисы. Самый таинственный и многочисленный – Вороны. Именно благодаря своей многочисленности Вороны имеют наибольшую власть среди всех.
- А еще поговаривают, - перебил Равену Амир, - что власти Четырех Кланов скоро придет конец, потому что в последние годы они теряют свою силу. И в конце концов, либо все они вымрут, как легендарный исчезнувший Пятый Клан, либо власть возьмет в свои руки один клан – тот, который окажется самым сильным. И тогда людям придется совсем туго, потому что, если победителю не будет нужды считаться с кланами-соперниками, то уж конечно не нужно будет считаться и с людьми, ведь люди слабы.
Несколько пар детских глаз посмотрело на него с любопытством и испугом одновременно, после чего все взгляды малышей вновь вернулись к Равене, мол, это правда или неправда?
Детвора из бедных семей часто собиралась в теплую погоду у реки – у бедняков было не так много развлечений. Они любили слушать рассказы Равены, а она любила собирать их возле себя, и наблюдать, как эти крохи внимают каждому ее слову.
- Впервые такое слышу, - хмуро заявила она Амиру. – Ты откуда взял этот слух?
- Да так, - отмахнулся с широкой улыбкой тот, откидываясь на траву. Положив руки под голову и засунув в рот стебелек, добавил: - На базаре всякие слухи ходят – там ведь бывают торговцы со всех концов света. Если походить между людей, можно разговорить одного, другого – этот народ с охотой расскажет все, что по пути приходилось слышать.
Равена хмыкнула.
- Чушь рассказывают. Четыре Клана были всегда. С чего бы им теперь силу терять?
- Так ведь легенда о Пятом Клане тоже не выдумка, - возразил Амир. – Он существовал на самом деле. И вымер на самом деле.
Маленькая замухрышка Лини, дочка трубочиста, подергала его за штанину.
- А какой он был, этот Пятый Клан? Расскажи! Ну расскажи!
Детвора рядом заканючила в унисон – им всем было интересно.
- Ну ладно, - сказал Амир, и в зеленых глазах его заиграли лукавые всполохи – рад был, что отобрал у Равены внимание детворы; Равена за это одарила его недовольным взглядом. – Значит, Пятый Клан... Легенда утверждает, что это был Клан Сапфиров. Люди этого клана владели удивительной силой – магией возрождения. Одного их прикосновения хватало, чтобы возродить к жизни погибающее растение или мелкое животное. Они могли вдохнуть жизнь даже в умирающего человека или дракона на его последнем вздохе, но в таком случае отдавали много своей жизненной силы и укорачивали собственную жизнь. Говорят, когда-то Четыре Великих Клана уже находились в шаге от вымирания – они слабели, теряли свои силы и свою власть. Но тогда их спасли женщины из Клана Сапфиров.
- Как? Как?! – заголосили дети.
- Женщина Клана Сапфиров должна была отдать главе другого клана свое сердце и... – Амир многозначительно кашлянул и добавил: - кое-что еще. Таким образом, через главу весь клан получал возрождающую силу Клана Сапфиров.
- А почему они вымерли? – спросил малыш Яни, попутно ковыряясь в носу.
- Клан Сапфиров? – переспросил Амир и, не дожидаясь ответа, сказал: - Ну, кто знает? Считается, что они слишком щедро раздаривали свою магию возрождения, и в конце концов это истощило их клан. Все, что они имели, все свои силы, они отдавали другим. И в итоге от них самих ничего не осталось.
- Жа-а-алко их, - протянула сочувственно маленькая Лини.
- Ну вообще-то, - сказал вдруг Амир, - некоторые считают, что Клан Сапфиров не исчез бесследно. Вроде как, иногда возрождающая магия Сапфиров пробуждается в их потомках, которые давно растворились среди простых людей. Кто его знает, может, так и есть.
- А почему их называли Сапфирами? – спросила другая девочка. – Сапфиры – это же такие красивые синие камешки? Я на тете одной видела такие в сережках, а папа сказал, что это дорогие камешки, их только богатые носят.
Амир зевнул.
«Быстро, однако, малыши его утомили расспросами», - подумала Равена не без превосходства.
- А это потому что по легенде, - сказал Амир, - каждый раз, когда кто-то из Клана Сапфиров отдавал свою силу для воскрешения, использованная магия принимала форму тех самых синих камешков – сапфиров.
- Получается, - задумчиво возведя глаза к голубому небу, рассуждала вслух Равена, - ходили люди-сапфиры по земле, возрождали к жизни умирающих, оборачивали вспять увядание и... одновременно рассыпали вокруг себя драгоценные камни?
Базар Бриеста расцветал по весне вместе с садами бриестских окраин. В теплое время года сюда начинали съезжаться торговцы со всего света. Большой приморский город радушно принимал заморских гостей.
Приезжали сюда темнокожие силийцы, торгующие винами и оливковым маслом. Любили в Бриесте эфинийцев – гости из Эфинии всегда были одеты в броские цветастые наряды, поэтому жители города приходили на базар хотя бы только для того, чтобы на них поглазеть. Торговали эфинийцы такими же яркими тканями, но позволить себе купить их мог не каждый – только зажиточные горожане.
Но популярнее всех были желтокожие торговцы из Кан-Ри. Приезжали они не каждый год - страна дальняя, - и привозили с собой диковинные плоды: сушеные, засахаренные и даже свежие. Загадка, но за недели пути по суше и по морю, плоды Кан-Ри не сгнивали и выглядели так, будто только-только сорваны с дерева. Среди жителей Бриеста бытовало мнение, что за сохранность плодов отвечали канрийские маги – мрачные, молчаливые, а потому крайне загадочные личности, всегда сопровождающие канрийских торговцев.
Шими среди ярких канрийских фруктов – оранжевых, желтых, красных, ядовито-зеленых – казались неприметными. Но все в Бриесте знали, что они-то как раз самые вкусные, и оттого, понятное дело, самые дорогие.
- Не говори ерунды, - сказала Равена, после того, как Амир с трудом оттащил ее от прилавка с пестрыми эфинийскими тканями. – Как ты можешь угостить меня шими? Ты знаешь, сколько стоит фунт шими? Целое состояние. На эти деньги можно купить столько мяса, что его хватит на месяц. – И, усомнившись, на всякий случай добавила: - Если подавать на завтрак не каждый день.
- Ты и впрямь глупышка, Равена, – снисходительно ухмыляясь, сказал Амир; он озирался, словно что-то высматривал. – Я сказал, что угощу тебя шими, но не говорил, что собираюсь транжирить деньги.
Равена озадаченно округлила глаза, не понимая, о чем говорит брат.
- Запомни, – продолжал Амир; его улыбка стала дерзкой. – Этот мир и так принадлежит нам, поэтому все, что мы захотим, - будет нашим.
Порой, как сейчас, замечая в глазах брата неукротимые всполохи, которые выдавали в нем натуру самоуверенную и властную, Равена как будто вспоминала, что Амир ей на самом деле не родной брат. Ведь и она, и ее родители обладали нравом сдержанным и спокойным: держаться особняком, не лезть на рожон, обходиться малым, стерпеть и смолчать, если это возможно – таким простым правилам они следовали всю жизнь. Характер Амира был полной противоположностью: он вмешивался, во что не следовало, лез на рожон, всегда хотел большего и был просто не способен стерпеть и смолчать.
«Этот мир принадлежит нам», - сколько раз она уже слышала от него эти слова?
Когда-то давно, в детстве, они будоражили ее – названый брат казался ей очень смелым, и вызывал восхищение. Потом пугали – подрастающая Равена слышала в них вызов и боялась, как бы Амир не навлек на их семью какой-нибудь беды. Пусть они были бедны, но в их обедневшем доме царили любовь и уют. Но, по прошествии времени, Равена стала относиться к дерзновенным повадкам брата спокойно – в конце концов, никакого зла от них до сих пор не было.
- Только не говори, что ты успел соблазнить дочку какого-нибудь канрийского торговца и надеешься получить от нее в дар целый фунт шими? – с подозрением покосилась на Амира Равена.
Они проходили мимо прилавков со сладостями – в этой части базара выставляли твои товары лучшие кондитеры Бриеста. Конфетами родители Равены и Амира угощали своих детей давно, поэтому сейчас Равена поедала их глазами – может, хоть так насытится? Хотя, постойте, ее ведь сегодня ждут обещанные Амиром шими!
- Ревнуешь? – хитро покосился на нее Амир.
Равена похлопала глазами.
- С чего бы это? – недовольно насупилась она. – Думай, что говоришь – кто будет ревновать брата?
- Брось, - вдруг немного резко произнес Амир. – На самом деле я тебе не брат, и ты это знаешь.
Равена смущенно кашлянула – она вдруг почувствовала себя неуютно под этим необузданным взглядом с огненными всполохами. В последнее время Амир все чаще напоминал ей, что они не родные, и это тоже в какой-то степени тревожило Равену.
- Мы росли вместе, - буркнула она. – Ты всегда будешь для меня братом.
Амир улыбнулся, ущипнул Равену за подбородок и ответил:
- Никогда не говори «всегда». Вдруг придется забирать свои слова обратно? А теперь постой здесь, и не уходи – будь послушной сестрой, глупышка Равена.
С этими словами, Амир оставил ее и двинулся сквозь толпу, ловко лавируя между горожанами. Равена и слова не успела сказать этому негоднику. Подумать только – просто бросил ее одну! Да еще и велел ждать! Откуда столько наглости? Равена посмотрела по сторонам – в нескольких шагах от нее, между крохотным магазинчиком, где продавали свечи и подсвечники, и аптекой, зияла арка, ведущая в переулок.
Равена снова нашла глазами брата. Она видела, что в том направлении, куда устремился Амир, находились прилавки канрийцев. Амир, однако, не стал к ним приближаться, вместо этого двинулся в сторону. Проходя мимо прилавка, где торговали крупными грецкими орехами, он неловко отшатнулся, якобы пропуская проходящих мимо покупателей, слегка налег на прилавок, но тут же отскочил, смиренно поднимая руки ладонями вперед и улыбаясь толстой торговке одной из своих самых обаятельных улыбок. Торговка окинула с головы до ног статного юношу и, видимо, по достоинству оценив его привлекательную внешность, ответила широкой улыбкой. Амир изобразил низкий поклон, будто просил прощения за свою неуклюжесть, но Равена со своего места видела, как он поднял что-то с брусчатой мостовой площади.
Равена едва поспевала за Амиром. Они бежали узкими улочками Бриеста – почти безлюдными, горожане сейчас собрались на базаре. Дома в этой части города тесно жались друг к другу, едва оставляя пространство для проезда кареты или повозки.
Один раз им под ноги бросился рыжий кот, и Амир, сумев вовремя приостановиться, тихо выругался. Такие ругательства Равена до сих пор слышала только от конюхов и сапожников, но после целого представления, разыгранного ради кражи, бранные слова из уст приемного сына знатной семьи ее уже не удивляли. Она знала, что ее брат способен на всякого рода проделки ради собственного развлечения, но кража... Равена до сих пор не могла прийти в себя.
Как часто Амир развлекается подобным образом, когда уходит в город без нее? Если родители узнают, для них это будет ударом.
Завернув в очередной раз за угол, они столкнулись с молодой прачкой. Девушка громко вскрикнула и выронила из рук корзину – крышка отлетела, и постиранное белье выпало на пыльную брусчатку.
Видимо, крик указал направление преследователям, упустившим беглецов, потому что тотчас же Равена услышала громкие выкрики на канрийском языке. Амир потянул сестру за руку – и вот они уже бегут еще быстрее прежнего.
Равена чувствовала, что у нее заплетаются ноги. Поспевать за братом ей было не под силу: мешали юбки и тесные туфли, которые уже какое-то время назад стали ей немного малы, но купить новые не было денег.
Равена на бегу вырвала руку.
- Не могу, - задыхаясь, сказала она и припала плечом к стене ближайшего дома. – Не могу бежать так быстро, как ты.
Голоса канрийцев звучали все громче – погоня была все ближе. Амир нахмурился, словно усиленно пытался решить, что делать, и в этот самый момент из-за угла выехала небольшая крытая повозка: старая кляча в упряжке едва тянула ее, а тощий старик на козлах держал поводья дрожащими от старости руками.
- Сгодится! – снова потянул Равену за собой Амир; ее слабые возражения он не слушал.
Поравнявшись с повозкой, Амир крикнул:
- Эй, старик!
Человек на козлах потянул за поводья, и кляча остановилась.
Амир бросил ему что-то – взгляд Равены едва поспевал за полетом какого-то очень мелкого предмета, - но старик на удивление споро схватил брошенное в кулак, потом раскрыл ладонь. Глаза его тотчас широко раскрылись и загорелись жадным огнем, будто на него с неба упало сокровище.
- Спрячь ее в повозке! – велел старику Амир.
- Да, господин! – с трепетом опустив дарованный Амиром предмет в кармане, проблеял старик. – Как скажете, господин!
- Быстро! – подтолкнул Равену вперед Амир. – Прячься!
- Амир, что происходит? – Равена больше не была уверена, что задыхается от бега – она была напугана. – Что ты ему дал? И ты уверен, что мы можем спрятаться в этой повозке? Канрийцы скоро будут здесь, а этот старик...
- Помолчи, малышка Равена, - быстро заговорил Амир. – Во-первых, прятаться будем не мы, а ты. Во-вторых, старик тебя не выдаст, а полицейские в эту повозку не сунутся. Ты что, не видела знак на повозке?
- Какой знак? – совсем запуталась Равена, но голоса, кричащие что-то на канрийском языке, прозвучали совсем близко, и Амир, более не став ничего объяснять, поднял Равену вверх и втолкнул в повозку.
Когда полог повозки разделил их, Равена услышала сказанное второпях: «Встретимся у разрушенной Сторожевой башни», а следом – удаляющийся топот бегущих ног. Почти тот же час повозка тронулась с места.
Под стук колес, бьющихся о брусчатку дороги, Равена услышала хриплый кашель у себя за спиной. Резко обернувшись, она увидела, что в повозке, кроме нее, есть кто-то еще. Укутанная в темную накидку фигура находилась лишь в двух шагах. Равена сидела на дне повозки, а ее невольный спутник – на сбитом из дерева ящике, поэтому девушке пришлось смотреть на него снизу вверх.
Каждый вдох и выдох незнакомца сопровождался сильными хрипами. Это вызывало в Равене смутную тревогу, но задуматься девушка не успела – в этот момент до ее ушей донесся громкий топот нескольких пар бегущих ног. Канрийцы и сопровождающие их полицейские в этот самый момент были совсем рядом!
Наверное, чтобы пропустить их, старик на козлах вынужден был заставить клячу сдвинуться в сторону. Повозку качнуло – полог, скрывающий находившихся в повозке людей, разошелся, и внутрь ворвался дневной свет. Он упал на лицо человека в накидке, и Равена, ахнув, невольно подалась назад.
Всего секунду – она смотрела на это лицо всего секунду, но ей хватило. Белые яблоки глаз, ссохшаяся и потрескавшаяся кожа – бледная, почти обескровленная, похожая на бумагу, такие же обескровленные губы.
Женщина. Старуха. Белява.
Равена много слышала об этой болезни. Говорили, что кровь тех, кто заразился ею, становилась бесцветной, как вода, и негодной. Сначала белели глаза, кожа и волосы, потом начинали сгнивать внутренности. Вот о каком знаке говорил Амир! Каждый, кто перевозил белявых, должен был поставить на повозке специальный знак – белый круг. Его обычно рисовали от руки мелом. И на этой повозке он наверняка был – Равена просто не заметила.
Она готова была убить Амира. Пусть он знал, что Равена и ее родители относились к тем счастливчикам, для которых эта болезнь была не страшна – когда-то отец и мать Равены, будучи совсем молодыми, во время эпидемии белявы помогали врачевателям в приюте для зараженных, и болезнь не тронула их, а в Равене текла их кровь, - но даже несмотря на это... Страшно. Страшно от хрипов старухи всего в двух шагах, от ее бесцветных глаз, от обескровленной кожи.
Спрятав Равену, Амир увел погоню за собой, и тем самым дал сестре возможность убежать. Упускать этот шанс Равена не собиралась.
Она догадывалась, что Амир не остался вместе с ней не только из благородных побуждений. В отличие от нее, он, скорее всего, не знал и не мог знать, опасна для него белява или нет. А в таком случае, уж конечно, разъяренные канрийцы и полицейские предпочтительнее неизлечимой заразы.
«Золотой нирах! Целый золотой нирах!», - вспомнилось ей ликование старика.
Сразу она не придала значения услышанному – могла думать только о том, как быстрее убежать от пугающей ее старухи-гадалки, от белявы, пусть даже эта хворь не могла навредить ей, и, конечно, от погони. Но сейчас, когда в тишине бриестских улочек она торопилась на условленное место встречи, Равена задумалась. Она не знала, что означает слово «нирах», хотя оно казалось знакомым – будто когда-то прежде уже встречалось ей, но забылось. Однако в отношении слова «золотой» нельзя было ошибиться.
Речь шла о золотых монетах. Откуда? Откуда у Амира золото? Которое, к тому же, было в ходу в другой стране. Все-таки «нирах» - явно иноземное слово.
«Чем больше я повторяю его, - думала Равена, выходя на широкую улицу, где на нее сразу набросился людской гомон, цокот лошадиных копыт и стук колес проезжающих мимо карет, - тем сильнее уверенность, что где-то оно мне уже попадалось».
Но почти сразу ее мысли вернулись к монете.
«Неужели он украл ее у кого-то?» – беспокоилась Равена.
Что еще она могла думать после увиденного на базаре?
Миновав цирюльню и книжную лавку, Равена вздрогнула от громкого выкрика поблизости, но, поняв, что это был всего лишь разносчик газет, а не полиция, выдохнула. Решив, что долго задерживаться на людной улице не стоит, Равена снова свернула в переулок – до башни можно было дойти разными путями, и лучше выбрать тот, где меньше людей.
Бедные родители, думала на ходу Равена. Что бы они сказали, если бы знали, что их дочь сейчас убегает от полицейских? Она уже мысленно представила себе осуждение в глазах матери и хмурое разочарованное лицо отца, словно в наказание не удостаивающего дочь даже взгляда.
Нет уж, твердо сказала себе Равена, лучше им об этом не знать. И лучше бы Амиру не попасться в руки полиции. А если все обойдется, она обязательно заставит брата пообещать, что он больше не будет устраивать такие проделки, и уж конечно, не станет втягивать в них детей бедняков.
До старой башни Равена добралась без приключений. Когда над домами показался сохранившийся осколок верхней части башенной стены, она ускорила шаг.
«Надеюсь, Лини не поймали», - тревожилась Равена.
Обойдя башню и увидев девочку – Лини сидела, прислонившись спиной к стене, - Равена в первый момент обрадовалась и облегченно выдохнула.
- Лини! – негромко позвала она, но девочка почему-то не повернулась на зов – словно не услышала ее.
Внутри Равены шевельнулось смутное беспокойство. Подняв повыше юбки, Равена подбежала к девочке, но стоило ей увидеть личико ребенка, как она резко остановилась.
- Лини?
Малышка выглядела так, будто спит: глаза закрыты, тело расслаблено. И Равена бы, наверное, так и решила, что девочка в ожидании просто заснула, если бы не рассыпавшиеся из подола плоды шими, безвольно лежащие по бокам ладошками вверх руки и странное темное пятно на лбу в обрамлении кудрявых светлых прядей.
Сделав неуверенный шаг вперед, Равена присмотрелась получше – темное пятно имело форму серпа, повернутого острыми краями вверх.
Лини сама нарисовала этот знак у себя на лбу? Нет, она не могла – слишком ровные линии, слишком идеальный рисунок.
- Лини? – снова позвала Равена.
Наклонившись над девочкой, она осторожно пошевелила ее плечо.
- Просыпайся, Лини.
Девочка никак не отреагировала. Равена, словно зачарованная рисунком на лбу малышки, потянулась к нему, но пальцы ее замерли на полпути, когда за спиной раздался голос:
- Канрийские маги.
Обернувшись, Равена увидела Амира. Волосы растрепаны, на жилетке и рукавах рубашки грязные пятна – похоже, ему пришлось прятаться от полиции в каком-то очень пыльном месте.
Амир смотрел на Лини.
- Говорят, канрийские маги несколько веков назад выкрали секреты магии у драконов, и в придачу к ней получили беспощадность драконьего клана.
- Что? – растерялась Равена. – О чем ты... говоришь?
Зеленые глаза Амира остановились на ее лице.
- Я говорю, что канрийские маги очень жестоки. Они не знают жалости. Точно так же, как и люди из Клана Драконов.
Равена тяжело задышала от нехорошего предчувствия. Слова Амира насторожили ее. Он как будто пытался сказать ей что-то. Однако она была уверена, что не хочет этого слышать.
- Нам надо разбудить Лини, - сказала Равена, вновь поворачиваясь к девочке.
Снова потрясла малышку за плечо, но и в этот раз тщетно.
- Она не просыпается, - сказала взволнованно. – Амир, почему она не просыпается?
«Твои глаза, как сапфиры, - ярко-синие. Их синева – чистое колдовство, оно затягивает так, что можно утонуть. Твои глаза прекрасны, моя милая Равена...»
Пробуждение давалось Равене с трудом – объятья сна держали ее крепко и не хотели отпускать. Она делала попытки высвободиться из них, но ее словно тянула обратно непреодолимая сила.
«Почему так трудно проснуться?» - окутанная паутиной сна, спрашивала себя Равена.
В беспросветной темноте возникло вдруг лицо маленькой Лини – темный серп на лбу в обрамлении белесых прядей.
«Она спит», - убеждала себя Равена.
«Она умерла», - шепнула темнота.
Равена перестала дышать и... проснулась. А проснувшись, поняла, что дышит часто-часто – как тогда, когда они с Амиром убегали от полиции.
Она была дома, в своей комнате. В окно били солнечные лучи – это случалось только в первой половине дня. К своему удивлению Равена осознала, что сейчас утро, а значит, с тех пор, как она потеряла сознание возле разрушенной Сторожевой башни, прошел почти целый день.
Оглядев себя, Равена обнаружила, что одета в ночную сорочку. Ее переодели? Наверное, матушка или служанка. Но почему она ничего не помнит? Как можно было столь крепко уснуть? Разве так бывает?
Равена вдруг вспомнила: во сне она слышала чей-то голос. Кто-то был здесь?
«Твои глаза ярко-синие, как сапфиры...»
Равена откинула покрывало и вскочила с постели. Подбежала к овальному зеркалу на стене и с тревогой вгляделась в свое отражение.
- Они не синие, - вслух произнесла она, заглядывая самой себе в глаза. – Они обычные.
Темно-серые, как размытые дождем дороги.
- Просто приснилось? – озадаченно нахмурилась Равена.
Услышав легкие шаги за дверью, она обернулась, и в этот самый момент в комнату без стука вошли.
- Девочка моя, ты проснулась наконец?! – воскликнула матушка, глядя с тревогой на Равену.
Она подошла к дочери быстрым шагом и потрогала лоб. От прикосновения нежной и прохладной ладони матери Равена, расслабившись, на секунду прикрыла глаза.
- Амир принес тебя вчера днем. Сказал, что ты упала без чувств, скорее всего, от солнечного удара. Ты так долго не приходила в себя – я уже собиралась посылать служанку за врачевателем. Как ты себя чувствуешь, родная?
- Хорошо, матушка, спасибо.
Ответом ей был обеспокоенный вздох.
- Сейчас и впрямь стоит жаркая погода, - сказала матушка. – Старайся держаться в тени, особенно в полдень, хорошо?
Равена послушно кивнула.
- Хорошо, матушка.
Ее мать с улыбкой покачала головой, словно хотела сказать: «Сколько же беспокойства приносят эти дети».
- Давай помогу переодеться.
Пока матушка помогала ей надеть платье, Равена вспомнила про брата.
- Где Амир? Он дома? – спросила она.
- Какой там! - застегивая сзади пуговицы на платье, возмутилась матушка. – В город ушел. Не сидится ему на месте.
И тотчас же недовольно добавила:
- Ох, слишком много свободы мы вам даем. Это все влияние Гидеона. Сколько раз я говорила твоему отцу, что с детьми нужно быть строже. Да не умеет он, характер таков: улыбнется так, будто хочет сказать, что не стоит ни о чем волноваться, и снова окунается в свои книги с головой.
Вполуха слушая матушку, Равена думала о вчерашнем дне. Слава богу, Лини оказалась жива и здорова. Однако Равена успела изрядно испугаться. Если бы только Амир не задумал эту глупую кражу... Откуда это в нем, хотелось бы знать.
Из рассказов родителей Равена знала, что Амир – сын старого друга семьи. Когда он скончался, родители взяли мальчика к себе, потому что других родственников у него не было. Прежде Равена пыталась спрашивать, где мать Амира и отчего умер его отец, но родители всегда уходили от ответа. Стоит ли спросить еще раз?
- Матушка, - осторожно начала Равена, - неужели у Амира действительно нет никакой родни?
Пальцы матери на миг замерли на застежках, но почти тот же час вновь пришли в движение.
- Ох, родная, это тебе лучше у твоего отца спросить. Амир – сын его старого друга, а ты знаешь, что твой отец очень добр, конечно, он не мог оставить мальчика одного.
Равена задумалась.
- Матушка, а когда папа привел Амира в дом шесть лет назад, неужели ты совсем не была против?
- Теперь-то уж что говорить об этом? - с улыбкой в голосе сказала ее мать. – Амир нам давно как родной сын, ты же знаешь.
Равена знала. Знала, что и ее мать, и отец любили Амира – никогда не делали и не говорили ничего, что заставило бы его почувствовать себя чужим в их доме.
«Они его разбаловали, - хмуро подумала она по себя. – Вот, почему он таким вырос, как будто ему все дозволено».
Равена даже мысли не допускала, рассказать родителям о том, что произошло вчера. Они ни в коем случае не должны об этом узнать. Сложно даже представить, как оба будут потрясены. Хорошо, что все обошлось.
Почему ее отец это сказал?
Этот вопрос весь день не давал покоя Равене. Слепая любовь отца, который видит своего ребенка краше, чем есть на самом деле? Но Равена прекрасно знала, что ее отец никогда не был одержимым родителем. Гидеон де Авизо безусловно любил дочь – Равена не сомневалась в этом, - но любовью разумной и спокойной. Где-то даже чересчур спокойной. Там, где матушка начинала волноваться о Равене – когда, будучи ребенком, та подхватывала какую-нибудь хворь, - отец всегда с безмятежной улыбкой говорил, что все уладится, и нет повода для волнений.
Если задуматься... Равена никогда не видела своего отца сильно взволнованным. Его спокойствие в любой ситуации кого-то постороннего удивило бы, но именно эта черта его характера всегда внушала Равене уверенность, что все их трудности не так уж значительны – с ними можно справиться. И она даже не сомневалась, что ее матушка чувствует то же самое.
«У моей дочери всегда были прекрасные синие глаза»...
В очередной раз заглядывая в зеркало, откуда на нее смотрела пара тускло-серых, совсем не выразительных глаз, Равена думала: вероятнее всего, отец просто пытался подбодрить дочь своими словами, считая, что насмешки Амира ее обижают. Подбадривание получилось весьма неуклюжим, но в этом папа был не силен – ничего не поделаешь.
Амир не появился дома к обеду. Матушка была недовольна, но поворчала, скорее, для порядка. Однако когда брат не вернулся и к ужину, ворчание его приемной матери было уже не притворным, а вполне настоящим.
Равена же не на шутку встревожилась. Вдруг Амира все-таки поймала полиция или канрийские маги? Ему не стоило идти в город ни сегодня, ни в ближайшие дни. Совсем скоро торговцы из Кан-Ри, распродав свой товар, покинут Бриест, и полиция забудет связанную с ними кражу. Неужели Амиру обязательно было так рисковать? О чем он только думает?!
Ей вспомнилась вчерашняя встреча со стариком, перевозившим беляву, и его слова: «Целый золотой нирах!». Да, верно, золотая монета, которую Амир с такой щедростью отдал старику, не шла у нее из головы. Не давало покоя и то, что слово ей явно знакомо.
Отправившись сразу после ужина в библиотеку, Равена нашла на одной из полок книгу, автор которой – опытный путешественник – рассказывал о тех странах, где он побывал. Когда-то, будучи ребенком, она взахлеб читала о его странствиях. Помимо прочего, в своей книге он рассказывал, какие деньги в ходу в той или иной стране. Взяв книгу, Равена отправилась к себе в комнату.
За окном сгущались сумерки, когда, оторвавшись от чтения, она услышала в коридоре твердые быстрые шаги. Принадлежали они, безусловно, Амиру – у отца шаг был мягкий и неторопливый.
Равена облегченно выдохнула: слава небесам, с этим негодником ничего не случилось! Однако же любопытно, где он был. Равена даже не сомневалась, что брат не сообщил родителям, какие дела зовут его в Бриест на весь день – иначе матушка не гневалась бы так за ужином. С каких пор у Амира появились секреты от семьи?
В коридоре хлопнула дверь, и шаги брата затихли – Амир закрылся в своей комнате. Равена прислушалась к себе – волнение, преследовавшее ее с ужина, и вызванное отсутствием Амира, почему-то не проходило, несмотря на то, что брат вернулся, и, похоже, ничего страшного с ним в городе не произошло.
Равена вернулась к книге. Она по памяти находила те места, где упоминались монеты других стран, но слово «нирах» ей ни разу не встретилось. Где же она могла его слышать?
Тщетно терзая свою память, Равена задремала. А когда очнулась от дремоты, внезапно осознала: загадочный «нирах» в ее сознании определенно был связан Амиром. Однако ко вчерашним событиям это не имело никакого отношения.
Раньше. Это было намного раньше. Возможно, в детстве.
Сумерки за окном все еще не уступали место ночи, а значит, Равена дремала совсем недолго. Папа в это время всегда сидел в библиотеке, забывая о матушкиных наставлениях экономить и не тратить свечи на вечернее чтение, когда можно читать днем, а значит, если Равена спустится сейчас вниз, она сможет задать ему волнующий ее вопрос. Читал он намного больше нее, и память у него была гораздо лучше. Главное, не говорить, что это как-то связано с Амиром.
Спускаясь по лестнице, Равена вдруг услышала короткий вскрик. Она невольно остановилась и прислушалась: звук не повторялся. Голос определенно был женский и шел с первого этажа. Наверное, служанка повстречалась в своей комнате с крысой. В подвал время от времени подсыпали крысиную отраву, но иногда эти твари проникали в хозяйственные помещения или комнаты для прислуги.
Равена продолжила спуск, и уже на нижних ступенях услышала голоса. Слов было не разобрать, но что-то вызвало в ней смутное чувство тревоги.
Голоса было два. Мужских. Один звучал низко и угрюмо, другой – слабо и безрадостно. Это было настолько непривычно – чтобы в их доме говорили с такими интонациями, - что оба голоса в первый момент показались Равене незнакомыми. Только одно она поняла сразу – что-то случилось.
Неужели, кто-то принес их семье плохие новости?
Равена и сама не понимала, почему старалась ступать на дощатый настил пола очень осторожно – так что едва слышала собственные шаги. Сквозь приоткрытую дверь библиотеки в коридор струился теплый оранжевый свет от свечей и огня в камине. Равена устремилась на этот свет, словно мотылек на пламя, которое непременно спалит его дотла, если он приблизится. Она слышала какие-то звуки, но с трудом распознавала их, и это беспокоило ее. Тревога внутри разрасталась и скручивалась, сворачивалась змейкой в груди.
Она наконец нашла в себе силы поднять голову.
Амир смотрел на нее, и в зеленых глазах его, холодных, как камни, как драгоценные изумруды, отражались всполохи мечущегося в камине пламени. Как будто из этих глаз смотрела на Равену незнакомая, чужая сила – не знающая жалости, пожирающая все на своем пути.
- Я тот, кому ты должна была принадлежать с самого начала, Равена. - Брови Амира сошлись на переносице, на лице его проступил холодный гнев. – Но они совершили непростительное – отдали тебя другому.
Амир опустился рядом с ней, и она непроизвольно отшатнулась от него – названый брат, любимый брат внезапно стал живым воплощением ужаса. Даже смотреть на него было невыносимо, поэтому она зажмурилась, чувствуя, как искажается в приступе рыданий лицо.
- Твой отец знал, что ты моя, - словно вынося приговор, произнес Амир. – С самого твоего рождения знал. Но ему хватило смелости обманывать меня все это время. Открой глаза, Равена, и посмотри.
Рыдая, Равена потрясла головой. Отказываясь смотреть. Отказываясь видеть.
Тогда Амир схватил ее за подбородок и насильно заставил повернуться к нему.
- Смотри.
На раскрытой ладони его лежал крупный синий камень в форме капли. Капли или слезы. В нем, словно живые, двигались россыпью искры света.
- Сапфир, - произнес Амир. – Этот камень возник, когда ты высвободила магию воскрешения, чтобы оживить девчонку, которая была в шаге от смерти. Вчера.
Равена слушала – и не слышала. В словах Амира для нее не было никакого смысла. Только одно в этот момент имело значение: ее родители мертвы. Амир убил их. Ее дорогой брат убил их доброго безобидного отца и нежную заботливую матушку.
Разум Равены отказывался принять это: слезы застилали глаза, рыдания душили.
- Ты – Сапфир, Равена, - продолжал Амир. – Твой отец знал. Знал, и скрыл от меня. Но больше никто не станет у меня на пути.
Равена дернула головой, вырываясь, подалась назад, проползла немного по полу – дальше, дальше от этого страшного чужака в теле брата, - но Амир схватил ее за руку.
Охнув от боли – насколько безжалостно впились пальцы Амира в ее кожу, - Равена заметила, как его взгляд остановился на тыльной стороне ее ладони, а зеленые глаза налились темнотой.
- Это кольцо, - с тихим гневом произнес Амир. – Оно связывает тебя с другим мужчиной.
Обручальное кольцо Клана Воронов, сделавшее ее невестой Натаниэля, – Равена лишь смутно понимала, что Амир сейчас говорит о нем. Кольцо, которое росло вместе с ней. Кольцо, которое нельзя было снять.
Амир сплел ее пальцы со своими и приник губами к внутренней стороне ее ладони. Равена дернулась от горячего прикосновения, но Амир не позволил вырваться. Глядя ей в глаза взглядом, в котором все сильнее разгоралось пожирающее пламя, он сказал:
- Все, что мне нужно, это отрубить тебе этот палец. И ты больше не будешь связана с главой Клана Воронов. Ты станешь моей, Равена. Только моей.
От его слов, от его голоса кровь стыла в жилах Равены. Она смотрела на него, и к своему ужасу понимала, что это не просто слова. Не угроза – намерение. Амир сделает, как обещает.
Ее взгляд остановился на руках Амира, и Равену затрясло. Его ладони и пальцы были испачканы кровью – кровью ее отца и матери.
В сознании Равены вдруг начал разгораться пожар. Всего лишь миг – и вот он уже бушует внутри нее. Она чувствовала жар, почти слышала треск огненных искр и могла поклясться, что ноздрей касается запах дыма.
Почему это произошло? Почему это случилось с ней? Еще сегодня утром она была счастлива. У нее была нежная матушка и добрый отец. У нее был дорогой брат, который всегда защищал ее и так часто заставлял смеяться...
Амир. В один миг он отобрал у нее все.
Горе словно отошло в сторону, уступая место другому чувству, которое сейчас сжигало ее изнутри. Боль и ярость смешались, вырвавшись на волю ненавистью. Равена с силой дернулась, высвобождая ладонь из пальцев Амира, и всем телом бросилась к кинжалу.
Амир стремительно рванулся следом, пытаясь перехватить ее, но пальцы Равены успели ухватить рукоять. Ее тело двигалось, словно подчиняясь внутренней силе, о существовании которой Равена даже не подозревала. Сжимая рукоять кинжала обеими руками, она наугад полоснула им перед собой, и ахнула, когда на ее ладонь и лоб брызнули горячие капли крови.
Пожар внутри нее вмиг утих, словно и не было. Вспышка ярости длилась лишь несколько мгновений и быстро рассеялась. Равену вновь охватил ужас, а руки, тотчас ослабевшие, отпустили кинжал – с глухим стуком он упал на пол.
Она смотрела в удивленные глаза Амира. Он держался за щеку, и сквозь пальцы его текли струйки крови.
- Ты ранила меня, Равена, - сказал Амир, и несмотря на то, что в голосе его не было гнева, Равена почувствовала, как ледяной волной на нее накатывает страх.
Она ранила Амира. А он убил ее родителей. Их родителей.
Страшный сон, от которого нет пробуждения.
Губы Равены дрожали. Пальцы дрожали. Все тело трясло. Ею снова владел ужас: исходящий от чужих глаз Амира, рожденный собственной слабостью.