«Я хочу развод, дорогая, и я его получу…»
Игристое вино чуть подрагивало в фужере, а фужер чуть подрагивал в моей руке. Я смотрела на жидкость и представляла себе, будто эта дрожь зарождается в маленьких пузыриках, ударяется об узорчатое хрустальное стекло, приводя его в движение, а уже от стекла — передается мне в руку и растекается по всему телу.
«…только давай без истерик, хорошо?» — попросил мужчина, — «У меня нет на это времени, а тебе не стоит тратить на это свои силы. Они тебе еще пригодятся…»
Но на самом деле, конечно, все было наоборот. Это меня пробивало дрожью. И бокал дрожал в моей руке.
— Миссис Хейг! — расплылась в улыбке миссис Питерс, подплывая так же неизбежно, как акула, примеривающаяся, куда бы кусануть. — Ну как вы, дорогая? Как ваше здоровье, как дома дела?
Я терпеть не могла приемы. Но у меня были обязанности, как у аристократки и как у жены. И я их честно выполняла, не уклоняясь. Потому что Виктор всегда тоже честно выполнял свою часть обязательств. Когда же все пошло не туда?
— Неплохо, — сдержанно улыбнулась я, стараясь даже не представлять, сколько желчи влила женщина в этот, на первый взгляд, невинный вопрос. — Подумываю съездить на тот новый курорт близ драконьих гор…
Я ляпнула первую невинную чепуху, пришедшую мне в голову, но по взгляду миссис Питерс тут же поняла, что промахнулась.
— Ах, понимаю! — вспыхнула радостью женщина и сочувственно покачала головой. — Вам сейчас и правда стоит отдохнуть где-нибудь вдали от дома… нервы в порядок привести.
Я улыбнулась в край бокала. Стекло утыкалось в нижнюю губу, но я никак не могла приподнять его и влить в себя хоть глоток. Иначе дрожь в руках бы точно заметили.
— А вам я советовала бы погостить в песках Хаштеби, — проговорила я медленно, чуть не по слогам, стараясь не смотреть в насмешливые глаза. — Там воздух, конечно, суховат и вреден для кожи, но зато, говорят, местные придворные — настоящие мастера изящных оскорблений и тонких намеков.
Женщина сначала приподняла вопросительно бровь, а потом все же поняла мой совет и вспыхнула. Что-то пролепетала про дурную погоду февраля и, наконец, отстала от меня. Я не обманывалась. Сейчас миссис Питерс побежит разносить по залу весть о том, что миссис Хейг раздавлена, сломлена и едва себя держит на публике. Собирается сбежать от мужа и его любовницы в драконьи горы — потому что только там еще не знают, что какая-то безродная девка за пару месяцев выжила ее из супружеской постели.
Что мой муж завел себе любовницу, я узнала полгода назад. Весть меня не обрадовала, без сомнений. Сначала я даже поплакала. Ну, потому что это было обидно и унизительно. Но, немного поразмыслив, я решила, что все не так уж плохо. Секс я никогда не любила, занимаясь им скорее для галочки; Виктор тоже особенно желанием не горел, предпочитая получать оргазмы от своих бумажек. У нас была своеобразная идиллия, и мы не портили ее никому не нужным ночным пыхтением чаще пары раз в месяц. Мне уже не восемнадцать — ночью я предпочитаю спать. Гораздо больше удовольствия и я, и муж получали от общения. От совместных завтраков, мелких подтруниваний и обсуждения планов на будущее… или только мне так казалось?
Потому что месяц назад белобрысая подстилка переехала к нам в дом.
— Вот срань, — пробормотала я себе под нос и опрокинула бокал залпом.
Пузырики, заливаясь весельем, пробежали по горлу, и я чуть скривилась. Когда они бухнули теплой тяжестью в желудок, легче не стало, так что я заозиралась в поисках закусок. Виктор додумался поговорить о разводе прямо перед моим отъездом в это сборище ведьм и чертей. И теперь я едва была в состоянии держать лицо, судорожно выискивая, куда бы себя приткнуть, чтобы не показывать со всей очевидностью, что я все-таки и правда раздавлена.
«Мы поговорим, когда ты вернешься, Джо»
Я удержала тяжелый вздох и уже сделала было шаг в сторону стола с закусками, как вдруг кто-то цепко ухватил меня за локоть, дергая на себя. Я зашипела, но почти тут же натянула на лицо… ну, что-то на подобии улыбки? Разборки с родней перед всем честным народом стали бы последним гвоздем в моем гробу, так что пришлось изображать радость встречи.
— Джослин, нам надо срочно поговорить! — зашипела женщина, называющая себя моей матерью. — Почему ты не отвечаешь на письма?!
Губы, вытянутые в доброжелательный оскал, дрожали. Кто вообще их додумался сюда пригласить?! Мне казалось, эти люди уже стали незваными гостями везде!
— Ма-ама, — потянула я, — а ты что тут забыла?
Называть эту женщину матерью у меня получалось с трудом даже спустя шесть лет в этом мире. Может я и смогла бы привыкнуть, если бы миссис Ребекка Хейг вызывала бы во мне пусть даже не симпатию, но хотя бы уважение. Но эта расплывшаяся, безвкусно одетая женщина не вызывала во мне ничего, кроме раздражения. Суетливая, инфантильная транжира и махровая эгоистка. Как и вся семейка Хейг, за исключением разве что моей тихони-племянницы. Эти люди умудрялись позориться с завидной регулярностью, заодно опуская на дно и мою репутацию. С ними было бесполезно говорить, договариваться и даже просто находиться в одном помещении дольше получаса.
Моя настоящая семья была совсем не такой, и прикипеть к семейству Хейг у меня не было ни шанса. Я пожила с ними полгода и, устав от них до ужаса, поспешно сбежала замуж.
— Это ты что тут забыла, когда в твоем доме твориться непонятно что? — тихонько возмутилась Ребекка, продолжая сверкать улыбкой в сторону всех, кому была представлена, напоминая бедолагам о знакомстве, которое собирались продолжать даже против их воли. — Что ты за жена такая непутевая, что бедняжка Вики вынужден был притащить эту подстилку аж в ваш дом!
— Это не твое дело, так что я даже обсуждать это с тобой не собираюсь, — едва слышно шепнула я, отвечая на ее улыбку своей.
— В детстве ты была такой послушной душкой! — всхлипнула женщина. — Ну когда ты превратилась в это ворчливое чудовище? Вот поэтому наш дорогой Вик и ходит налево!
Дом встретил меня тишиной.
Обычно эта тишина приносила облегчение после шума и суеты светских вечеров, но не сегодня. Сегодня в воздухе разлилось что-то тревожное, неприятное. Мне сообщили, что Виктор ждет меня в кабинете, и хотя я уже хотела наконец с ним поговорить, откровенно утомившись ожиданием за целый вечер, переодевалась я дольше обычного.
Любимое домашнее платье показалось неудобным, и я не все-таки переоделась, чтобы потом не выглядеть дурой, ерзая по креслу. Я и хотела и не хотела поскорее оказаться в кабинете. На самом деле, если не лукавить, этот разговор откладывала я сама.
Не возмутившись с самого начала, я будто сама себя отрезала возможность поставить вопрос ребром… Но я не знала, что сказать Виктору.
Выгони эту шмару?
Кажется, так просто… но ведь тогда мне пришлось бы узнать, зачем он вообще ее привел. Виктор был равнодушен к страстям, если только они не касались его бизнеса. Амбициозный и упрямый, но довольно сухой человек — я не могла представить, чтобы он привел в дом любовницу просто ради секса или даже просто чтобы меня обидеть. Зачем ему лишние проблемы с женой, зачем лишние слухи, которые больнее бьют по мне, но и его не красят? Нет, у этого человека всегда есть какие-то свои цели. И я боялась узнать, что это за цели, ведь понятия не имела, что мне делать потом с этим знанием. А если возвращаться обратно в отчий дом?..
Я набрала в грудь побольше воздуха, открывая дверь кабинета… и чуть этим воздухом не поперхнулась. Белобрысая девица стояла прямо за его креслом, что-то с улыбкой нашептывая на ухо.
Боже… ты меня проверяешь? Это проверка? За месяц я, конечно, сталкивалась с ней лично, но никогда — вот так, втроем.
— О, Джо, ты уже вернулась? — муж кинул на меня короткий взгляд и тут же вернулся к каким-то своим бумажкам. — Присаживайся, нам давно пора поговорить.
— У нас для вас радостная новость!
Его любовница ободряюще мне улыбнулась и еще сильнее облокотилась на плечи Виктора. Я села, сложила дрожащие руки на коленях и шумно выдохнула, пытаясь унять нервозность, и проигнорировала ее слова. И почему я чувствовала себя так, будто это я тут на птичьих правах? Я, законная жена? Сижу тут, как школьница, перед ней!
Но как же глупо бы выглядело мое возмущение теперь, после месяца молчания. Я лелеяла свою гордость, не вступая с ней в конфликты, и теперь… теперь тоже лелеяла свою гордость! Да кто она такая, чтобы я с ней о чем-то спорила? У нее нет того, что ему нужно — уж это я знаю точно. Чтобы она об этом не думала и кого бы из себя не строила. Потому относиться к ней иначе, чем как к мебели, я не видела нужды.
— Как я и сказал, я предлагаю развестись, — без прелюдии начал Виктор, — мы взрослые люди и вполне можем решить все полюбовно, — он поднял на меня взгляд темно-карих глаз. — Джо, мы никогда не были привязаны друг к другу, зато всегда умели договориться… Давай и в этот раз договоримся?
— О чем? — я покачала головой. — Ты в самом деле пытаешься меня убедить, будто готов развестись со мной ради… этой?
— Поймите, мисс Хейг, мы просто любим друг друга! — пролепетала смущено девица, стоящая у кресла моего мужа и делая выразительный акцент на «мисс».
— Миссис Хейг, — поправила ее я и махнула рукой на мужа, — А это мистер Хейг. И вам бы не лезть в разговор взрослых без разрешения.
Девушка вспыхнула, а Виктор только устало потер лоб. Любовница мужа сделала вид, будто вот-вот расплачется, начав судорожно всхлипывать. Она была младше нас с мужем лет на шесть-семь, но, честно говоря, выглядела даже старше меня. Она вообще была не красавицей, и я никак не могла понять мужа — чего он хочет добиться этим спектаклем? Поверить в то, что он хочет сделать эту девку своей женой? Она ничем — ну вот, ничем! — меня не лучше. Даже внешностью. В свои почти тридцать я выглядела гораздо свежее и была откровенно красивее. И это только внешность! Моим главным достоинством в глазах мужа была отнюдь не она.
— Я знаю, что вы ненавидите меня… — дрожащим голосом пролепетала она, — Но это уже слишком! Вы же друг друга не любите, это же по расчету! А у нас любовь, вы должны понять…
Никто в комнате ее спектаклем по-настоящему не впечатлился, но муж явно слегка занервничал. Он терпеть не мог женских истерик. И это было еще одним моим неоспоримым преимуществом: я не устраивала истерик. За все время этот мужчина не увидел ни одной моей слезинки!
— Да, — кивнул Виктор и совершенно равнодушным тоном подтвердил, — у нас любовь, — его зазноба тут же расцвела улыбкой, делая вид, что поверила в это сухое признание, — так что давай разведемся, дорогая.
— Ах, любовь… — покивала я, чувствуя себя зрителем какого-то абсурдного представления.
— Именно, — пропела девушка, смущенно опуская очи долу.
— Все уже решено, — уронил мужчина, слегка успокоившись, что девица перестала «рыдать».
— Хорошо, конечно, — я кивнула сидевшему напротив мужчине, чувствуя, что меня уже потряхивает, и вытащила свой главный аргумент, — но я уйду вместе со своей фамилией и идущему к ней титулом. С гербом, девизом и прочей атрибутикой. Не пойми превратно, любимый, но эта милая чепуха дорога мне как память!
Мужчина покачал головой.
— Боюсь, что так не пойдет, — он даже чуть приподнял уголки губ в улыбке — как и всегда, когда речь заходила о вещах, которые он любил по-настоящему. — Видишь ли, герб и мне дорог как память. Да и в моей прихожей он смотрится на диво хорошо. Зачем же его оттуда забирать? А уж титулом я распоряжаюсь куда более умело, чем все Хейги вместе взятые.
Я тупо хлопнула глазами. Что за?.. Ах, шельма… Как же я тебя ненавижу! У засранца явно есть какие-то аргументы, раз он так уверенно чешет.
— За тем, что он мой, — выдавила из себя я с трудом. — И идет со мной в комплекте.
— Видишь ли, недавно я оплатил карточный долг твоего братца… в очередной раз. И счета от портного твоей матери. Снова. А еще…
Я не удержалась и перебила.
— Выкинь это убожество, Марта! Я куплю что-нибудь посимпатичнее и поизящнее.
Голос Николь звонко прокатился по большой гостиной, и я глянула вниз, чуть перевалившись через перила, чтобы понять, что там хотят выкинуть. Одна из служанок споро скатывала мой обожаемый узорчатый ковер. После женитьбы я с разрешения Виктора внесла некоторые изменения в интерьер, чтобы сделать его поуютнее. И ковры были были моей страстью. Тот, что лежал в гостиной, был похож на старый бабушкин ковер из нашей квартиры на Ленина — она когда-то давно, еще во времена своей молодости, притащила его аж из Узбекистана. В детстве он казался мне отдающим нафталином пережитком прошлого. Когда я, уже будучи взрослой, осталась одна, то пересмотрела свои взгляды, накупила похожих ковров — только уже маленьких и дешевых подделок — и расстелила их в каждой чертовой комнате. Разве что на потолок не повесила.
Единственной вольностью было укладывать их криво — это было выражением моей кривой, убогой жизни. Но почему-то все равно при взгляде на них на душе всегда теплело и казалось, что когда-нибудь жизнь заиграет новыми красками и узорами. И станет выглядеть не кривой и убогой, а оригинальной и свободной.
И теперь эта дрянь смеет указывать, что делать с моими коврами? Смеет их выкидывать?!
— Эту убогую девицу выкинь, Марта, — влезла я, чувствуя, как во мне в который раз поднимается, сдавливая грудь, ярость, — а мой ковер оставь в покое.
Николь вскинула вверх взгляд и ее губы растянулись в легкой улыбке. Она усмехнулась и сощурила глаза, явно собираясь в очередной раз показать мне, где мое место. Вот только теперь я была готова. Я отрепетировала целый ворох угрожающих фраз!
— Марта, — медленно, тягуче произнесла любовница мужа, нагло глядя мне прямо в глаза, — продолжа…
— Я напишу тебе такую рекомендацию, разослав ее в каждый приличный дом, — перебила я на полуслове, сама смотря исключительно на горничную, — что ты и за целый век не отмоешься. Будешь работать в каком-нибудь грязном кабаке, где подавальщиц лапают все, кому не лень, — уголки губ слегка дернулись вверх, когда Марта задрожала, опуская взгляд. И выпустила наконец из рук мой коврик! — И эта потаскуха потом может сколько угодно рассказывать о твоих талантах. Ни одна женщина в высшем свете не послушает любовницу вперед жены. Тебе будут закрыты двери во все сколько-нибудь приличные дома.
Марта низко поклонилась.
— Простите, госпожа!
— Прощаю. Иди по своим обычным делам, — приказала я своим редко-используемым хозяйским тоном, — что это ты тут прохлаждаешься?
Николь поджала губы и прожгла обиженным взглядом спину торопливо уходящей Марты. Но тут же усмехнулась, видимо, вспоминая, что все это — последние потуги проигравшего. Вот только я еще собиралась повоевать.
— Неужто будешь от обиды гонять прислугу, лишь бы мне насолить?
От ее насмешливого взгляда меня прошибло дрожью. Как же бесит!
— Буду, — кивнула я, натягивая холодную улыбку. — Если прислуга выкидывает мои вещи по приказу какой-то девки, то у меня появляются закономерные вопросы к этой прислуге.
Мы пару ударов сердца прожигали друг друга взглядами, а потом девушка мягко рассмеялась, кокетливо накрутив на палец светло-русый завиток.
— Прислуге платишь не ты, а Виктор! — блеснула на меня глазками Николь. — И именно он решает, чьи приказы тут будут исполнять. А кто — «какая-то девка».
Я скрипнула зубами, потому что сказать мне на это было нечего. Мысленно я уже скинула ближайшую вазу ей прямо на голову, ничуть притом не устыдившись. И скинула бы не только мысленно, но меня остановило ее положение — какой бы гадиной она не была, но швыряться вещами в беременную… Все в порядке, Джо! Ты еще не настолько низко пала. Я ушла, гордо вскинув подбородок, но чувствуя себя отчего-то полнейшей неудачницей.
Звонкий смех Николь болезненно отскакивал от спины…
— Скажи, Ирэн, — я слегка замедлила шаг, когда перестала слышать голос этой дряни, — сколько дают за убийство?
— Если хорошо спрятать труп — нисколько, — с улыбкой ответила девушка, неслышно следуя за мной.
К вечеру я все-таки набралась храбрости дойти до кабинета пока еще мужа.
Ко мне в гости к тому времени уже успел наведаться дворецкий, сообщивший, что мое содержание урезают в пять раз. Зашла и Марта, чтобы забрать из шкатулки изумрудное ожерелье, которое Виктор подарил мне на помолвку — господин приказал продать его на аукционе. Зашли и двое лакеев с тем, чтобы забрать мою самую большую драгоценность — огромный ковер в спальне.
Я молчала. В голове звучали слова Николь…
Прислуге платишь не ты, а Виктор!
Мне вспомнился разговор с Виктором. Кажется, это было года три назад, как раз, когда я тот самый ковер в гостиную и покупала. Ну и не только его, конечно… Я купила кучу, кучу ковров. Не тех безлико-роскошных, которые были популярны у людей нашего круга, а уютных, ярких и таких похожих на ковер моей бабушки — я застелила ими весь дом и под ошарашенный взгляд всех домочадцев даже повесила парочку на стены. Виктор смотрел на это, удивленно вскидывая брови и однажды все-таки не выдержал и спросил — что это у меня за страсть такая?
Я минут сорок ему расписывала во всех подробностях достоинства этих приобретений. И по итогу собственноручно притащила один — особенно красивый — в кабинет мужа. Он смеялся, сверкая радостно глазами, и называл меня чудачкой. И иногда я видела, как он сдерживает улыбку, бросая взгляд на мои ковры.
..не ты, а Виктор!..
Я устало выдохнула, мотнув головой, чтобы вытряхнуть из нее ненужную теперь ностальгию. Мне казалось, между нами было много таких моментов. Маленьких, но теплых. Тех, которые делают наши отношения… ну пусть мы не были как нормальные супруги! Пусть! Но было между нами что-то человеческое, теплое. Что-то, что никогда не позволило бы мне его подставить, кинуть или не предложить руку помощи там, где она была бы ему нужна.
Мы с Ирэн шли по одной из тех симпатичных улочек столицы, где было красиво в любую погоду. Но, пожалуй, в снежные дни тут было особенно прелестно. Никаких вырвиглазных вывесок, втиснутых впритык к тротуару машин и огроменных сисек на билбордах с рекламой автосервиса. Только красивые дома не выше трех этажей, мощеные дорожки и неторопливо гуляющие прохожие. Да, красота!
Шли мы в сторону кабинета знакомого Ирэн нотариуса, чтобы заверить наследование моего титула первенцу Виктора. Когда он родится, я чисто формально буду вписана матерью, но сразу передам опеку Николь — соответствующий договор между нами уже тоже был подписан.
Выделываться по этому договору своими правами «матери» мне было очень невыгодно из-за штрафов. Конечно же, муж подстраховался. Ну да я и не собиралась качать права! Виктор с Николь же, как фактические опекуны наследника, смогут пользоваться моей фамилией и даже некоторыми преимуществами аристократического титула. Например, девизом!
Я не выдержала и прыснула. Девиз моей семьи им подходит почти так же хорошо, как и настоящим Хэйгам.
Как оказалось, наследовать титул не только кровной родне было и правда можно, просто никто так обычно не делал. Более того, у Виктора уже было на это разрешение из королевской канцелярии.
«Джо, ну а ты как думала? Знаешь, сколько я приношу в казну государства? Больше, чем три последних поколения твоих родственников. Наш король не дурак, он умеет считать. Лучше у него будет в Хэйгах богатый нувориш, чем чистокровные попрошайки. И сам Его Величество при этом не будет раздражать аристократию, раздавая титулы за деньги. Разве не удобно?»
Вот так вот. Все у него было схвачено. В этом плане были заинтересованы аж наверху.
«Подите-ка нахер, Хэйги!» — сказал король, — «Я выбираю бабло!»
Ну и кто мог бы его за это осудить?
— А я все-таки думаю, что это не дело! Не подписывайте, госпожа, ну пожалуйста! Это все, что у вас есть, и вот так разбрасываться…
Ирэн продолжала наседать, но я плыла по улице, вперив взгляд в небо и пропускала все мимо ушей. Небо сегодня было серое, низкое и похожее на бетонную плиту. Крупные хлопья снега падали медленно в каком-то монотонном ритме, и казалось, будто облака осыпаются ошметками пепла. Кра-со-та.
— Прямо как моя жизнь… — пробормотала я себе под нос, ловя снежинки языком.
Я с восторгом наблюдала, как снежные хлопья на фоне неба становятся темно-серыми. И представляла, что где-то там, за облаками, что-то тлеет после огромного пожара. А еще пыталась понять — а почему так?
Почему не небо кажется темнее на фоне снега, а наоборот? В этом есть особый космический смысл?
— Госпожа, люди же смотрят! — зашептала девушка, обеспокоено оглядываясь.
— Да и хуй с ними, Ирк.
Ну что мне за печаль? Я отучилась материться и маяться дурью ради Виктора и его репутации. А теперь-то что? Мне нет дела до репутации бывшего мужа, а моя полетела в топку еще месяц назад, когда Николь переступила порог нашего дома. И, как ни странно, подкинуть дров теперь в моих интересах. Что бы там ни думала Ирэн, я вовсе не отчаялась и не сдалась. Я просто вспоминала, как это — наслаждаться моментом, не думая о том, как я выгляжу со стороны. Я так долго краснела за родителей, за кузена и его жену, за Виктора и его шмару… Всем-то надо было меня унизить! Смутить и, желательно, максимально публично.
Я всегда старалась компенсировать все своим достойным поведением, своим спокойствием и своими делами. Но это все копилось и копилось годами, и легче почему-то не становилось.
Так что всё — я, кажется, преисполнилась…
— Не надо было все-таки позволять вам капать себе в чашку больше двадцати капель, — покачала головой подруга, — аптекарь же сказал — не больше двадцати! Это, наверное, очень сильное успокоительное…
На людях Ирэн продолжала обращаться ко мне исключительно на вы, хотя я предложила ей плюнуть на формальности. Формальности плюнули в меня, так с чего бы мне и дальше с ними считаться?
— Обычные травки, — перебила я, улыбнувшись. — Легонькое седативное, меня с него не разнесет, дорогая.
— Тогда почему вы такая счастливая?! На это нет никаких причин!
Я чуть не скривилась, от этих слов опять почувствовав себя жалкой неудачницей. «Никаких причин» быть счастливой. Потому что Виктор меня бросил! Да ну его… мне теперь заплаканной ходить и грустно смотреть в пол?
— Просто мир — прекрасен, — назидательным тоном напомнила я. — А я свободна от оков брака и репутации. И погода сегодня, Ирэн, просто чудо! Чем не повод порадоваться?
Я рассмеялась, подставляя лицо мокрым снежинкам, и вдохнула поглубже морозного воздуха. Подруга наблюдала за мной с сомнением, но меня это сбить с пути истинного уже не могло.
— Ну, может, это и неплохо, — задумчиво потянула Ирэн, — вас такую у нотариуса и завернуть могут…
— Нет, — хмыкнула я, — не могут.
Потому что пять капель погоды не сделали, и я отлично себя контролировала. И — отвратительно чувствовала. Просто училась отыгрывать счастье перед зрителями. Пока перелет! Но буду работать дальше.
Люди оборачивались и неодобрительно цыкали, хмурились и думали обо мне зачем-то. И явно что-то нехорошее.
Когда я открою свое агенство, мой шлейф скандальности еще сыграет мне на руку. Так что остывайте, щеки, пылающие из-за унизительных ухмылочек Николь, которая вышла меня проводить, демонстративно поглаживая живот! Мы еще это унижение монетизируем…
Я не удержалась от улыбки.
«Честью не торгуем» — таков был девиз семьи Хэйг.
Как символично! Оказалось, что честь неплохо продается, если поторговаться.
Я осмотрела уже три помещения, выбранные секретарем Виктора, и каждое удовлетворяло все мои требования. На моем счету лежала кругленькая сумма. Мои ковры чистятся и скоро целые-невридимые будут перевезены в мою новую обитель. И я получила расписки на долги мистера Джека.
И сегодня, сразу после встречи с нотариусом, эти расписки ему отдам, и предложу поработать на меня. Было бы славно, если бы он согласился! Но если нет, мало ли в королевстве симпатичных мужчин, которых можно посадить за ресепшн для привлечения клиенток? Я вспомнила про него чисто случайно, пока планировала маркетинговые стратегии для своего будущего бизнеса, и решила сделать хорошее дело под шумок. Подумала, что если у него и правда долги, то пусть Виктор их выплатит.
— Джек, скорее же! Ну!..
Миссис Вернер прижала его к стене и впопыхах начала развязывать шнурки на штанах. Она мяла и гладила его вялый член, и Джек по привычке повздыхал, делая вид, что ему нравится, но тут же одернул себя и — ее руки. Ему больше не обязательно потакать чужой похоти. По крайней мере, не похоти миссис Вернер. Ведь она больше не держатель его долгов.
— Ох, как же я соскучилась, — прошептала она ему в шею и лизнула выступающую венку, только распаляясь от того, как он перехватил ее руки у запястий.
Да, не обязан. И все равно прогнать богатую аристократку он не мог. Мало ли что ей в голову взбредет от обиды? Быть честным в своих чувствах его отучила еще первая госпожа, и те уроки мужчина запомнил. И теперь прикидывал, какую чепуху ему нужно наболтать этой девушке, чтобы она убрала от него руки и убралась отсюда ко всем чертям. Комнатушку в дешевой гостинице Джек снимал под фальшивым именем. С наивной надеждой, что миссис Вернер его здесь не найдет!
— Я не могу, — он отвернул лицо, не позволяя себя поцеловать, — вы же сами меня отдали…
Слово «отдали» резануло собственные уши, но Джек не видел смысла искать другие, щадящие его гордость слова.
— Я не хотела! — пожаловалась она, погладив его по лицу и попытавшись заглянуть в глаза. — Но эти Хэйги меня прижали… Я сказала, что не отдам тебя, клянусь! Милый, ну посмотри на меня, — она прижалась к нему грудью и лукаво улыбнулась, начиная целовать его подбородок, все пытаясь добраться до губ, — Виктор пригрозил вывести инвестиции из дела моего брата. Мерзкий нуворишь! Обычная шваль, а норову!.. — она жалостливо всхлипнула, оглаживая коротко остриженные волосы бывшего любовника. — Боже, милый, что они сделали с твоими чудными кудрями?.. Изверги! Они заставили меня, любимый, ты же мне веришь?
— Конечно! — покивал мужчина, аккуратно выпутываясь из объятий прошлой «хозяйки». — Но что я могу поделать?
Миссис Вернер была молода — моложе самого Джека почти на десяток лет — и, к счастью, довольна наивна. Но, к сожалению, романтична и упряма. Она навоображала себе между ними любовь и очень крепко в нее поверила. Ее «любовь», конечно же, была не чуть не менее — а то и поболе — эгоистичной, чем пренебрежение других его любовниц.
Ну какая любовь, когда ты держишь любимого за глотку, не давая ему вздохнуть? Просто очередная избалованная девица, такая же самодовольная и распутная, как и все предыдущие.
Он поменялся с ней местами и уже девушка прижималась к стене, впрочем, не его стараниями. Джек быстро завязал завязки на штанах таким мудреным узлом, чтобы их было сложно развязать вновь даже ему самому.
— Мы можем видеться тайно! — горячо прошептала ему на ухо миссис Вернер.
Джек внутренне усмехнулся. Вот уж без этого он в жизни обойдется! Девчонка, между тем, бесстыдно подняла подол платья, скомкав ткань в районе живота, и смущенно прикусила губу. В это смущение Джек не верил ни секунды — глаза у нее полыхали одним вожделением. На ней не было панталон, и она, облокотившись о стену, чуть выпятила вперед таз и отвела бедро, демонстрируя себя во всей красе.
— Смотри… — прошептала она, опуская дрожащие ресницы.
Джек глянул без интереса и подавил усталый вздох. Когда-то такой вид разгоряченной, вожделеющей и совершенно открытой перед ним молоденькой леди завел бы его с полоборота. Подобное бесстыдство будоражило, волновало… когда-то в юности. Но последнее время собственная плоть не вставала без дурацких пилюль, от которых уже натурально тошнило. Как и от женщин. И все же Джек незаметно проглатывал лекарство каждый раз, как «хозяйка» тянула к нему руки. С местью оскорбленных в «лучших» чувствах леди он был знаком и предпочитал больше не рисковать. Тем более, когда леди уверена, что дарит ему именно именно «лучшие» чувства, а не распахивает ноги, как обычная уличная девка.
Иногда от лекарств бывали жуткие мигрени, и тогда Джек удовлетворял миссис Вернер руками или ртом, но долго водить ее за нос все равно не получалось. Она злилась, обижалась, что он ее не хочет и начинала мелко мстить. О нет, ему это было не надо… Если женщина становилась совсем невыносима, то он сам вдруг превращался в отвратительного, неумелого любовника, и его отдавали кому-нибудь еще со святой уверенностью, что надоел он, а не они сами.
И все начиналось сначала.
С миссис Вернер плохим любовником он становиться не торопился. Все же она была довольно простодушна, и это было удобно. Джек даже всерьез начал разыгрывать перед ней чувства, надеясь со временем убедить ее отдать расписки. И тут его перекупили.
Миссис Хейг, кажется, ничего такого от него не хотела… но и в безвозмездную помощь мужчина не верил. Эту наивность Джек перерос давно. И все же расписки она ему отдала, так ничего и не потребовав взамен.
Формально — он свободен.
— Как же я по тебе соскучилась! — проскулила женщина, начиная ласкать себя у него на глазах. — А ты? М?..
Но так ли это на самом деле? Правда ли он может считать себя свободным от долгов? Мужчина боялся верить. С благородными никогда не угадаешь и лучше держать ухо востро. Работать на миссис Хейг он согласился, рассчитывая прощупать почву. Вдруг она что-то задумала? Понадеялась, что он поторопится сбежать из столицы и не узнает, что они с матушкой все же воспользовались ядом?
Сбежать хотелось — и еще как. Но только сможет ли он спать спокойно, если однажды прочтет в газетах об убитом в утробе ребенке? Не сказать, чтобы Джек был таким уж хорошим человеком и мечтал бегать и всех спасать. Просто малодушие было таким унизительным! В его жизни и так достаточно унизительных вещей, чтобы еще и самому опускать себя до уровня трусливого ничтожества. Так что Джек решил пока понаблюдать.
По крайней мере, у него были причины рассчитывать на передышку. Миссис Хейг и в самом деле не выглядела особенно в нем заинтересованной, так что, может, ему повезет? И получится хоть немного пожить без тошноты и головных болей?
Новую вывеску у кузнеца я уже заказала. Старая была готова и выглядела замечательно! Две буквы П образовывали разорванный прямоугольник, внутри которого была буква С. И от каждой буквы шли витым шрифтом продолжения слов. Скорая психологическая помощь… А сверху птичка! По заветам дизайнеров двадцать первого века я попросила сделать ее очень условной, чтобы угадывался только силуэт. Получилось просто, но отлично запоминалось! Миленько и со вкусом. А птичку потом можно использовать как узнаваемый бренд. И-де-аль-но.
И это идеально пришлось срочно переделывать. Еще пришлось срочно заказывать кучу мелочевки под цыганский антураж, новую обивку для мебели и новые визитки. Зато ковры теперь смотрелись не причудой хозяйки, а вполне себе логичной частью декора. Нет худа без добра, как говориться. Но вот вывеску было жалко до соплей.
Кузнец пообещал что-нибудь похожее придумать с двумя полукругами букв С и Э, вписав в них теперь уже П. После всех моих рекомендаций мужчина уже более-менее понимал, чего я хочу.
«Чтобы было просто и хорошо запоминалось, миледи, я помню!» — кивал мужчина, успокаивая меня. — «И птичку!»
В тот день я наплела своим работником отборнейшей чепухи. Дяде Альфи было плевать — он был согласен на все. Джек, к счастью, интересовался только своей частью работы, а она не изменилась. Административные обязанности и встреча клиентов в небольшом холле. Сложности возникли только с одним человеком.
Бенджамин даже и не думал меня жалеть, закидывая каверзными вопросами и поглядывая на меня с откровенным сомнением. Я на все улыбалась и несла какую-то мудреную ересь, а под конец, измотавшись отбиваться, сказала, что если его что-то не устраивает — выход там же, где и вход, а аванс он может вернуть мне до конца недели. Кажется, это и был правильный ответ на все его вопросы, потому что менталист, наконец, оставил меня в покое.
Итак, что мы имеем?
Я хотела создать место, где жители столицы могли бы выговориться. И, при желании, получить дельный совет и подсказки. В этом мире менталисты вступали в дело, только когда все уже плохо. Либо в сыске для помощи в расследованиях; либо в лечебницах для душевнобольных. Иногда на службе у богатых господ был свой менталист, но, конечно, вовсе не для лечения душевных ран. Слежка, шпионаж, допросы… Короче говоря, ниша была совершенно свободна. Мы с Ирэн бы отвечали за поболтать, Бенни — за серьезную помощь. Но упор все равно планировался на поболтать. Ну, правда, кто откажется от возможности рассказать о себе любимом, и чтобы слушали только тебя? Все очень просто, но именно оттого я и верила в свою задумку. И отступать от нее не собиралась.
Я узнала, какие методы защиты информации клиентов вообще существуют в этом мире, и готова была неплохо раскошелиться, чтобы гарантировать анонимность. В мире, где существовала магия, был целый ворох клятв — от довольно простеньких до очень и очень серьезных. Самые простые, где штрафом, как и везде, выступали деньги, будут идти в договор по факту. Магические по желанию можно будет оплачивать отдельно. Так же защита от записи разговоров и слепков ауры. Помимо этого, кроме главного входа, было еще два дополнительных. Один черный вход по планировке и один я попросила сделать мне во время ремонта. И когда дела пойдут совсем хорошо, может разживемся дорогущим портальным кругом.
В общем мне казалось, я отлично все продумала! Как оказалось, показалось.
Чем же будет заниматься агенство «Скорой эзотерической помощи»? На самом деле, тем же самым. Но в антураже потомственных шарлатанок и уличных гадалок.
Ничего умнее я пока придумать не могла. Необходимость рабочего дресс-кода в виде цветастых тряпок и дешевой бижутерии я объяснила тем, что богатые любят всякую чепуху и это необходимо для привлечения внимания. Ну и расклады Таро — любимая забава богатых дам. И вообще, я уже договариваюсь с одной отличной ведуньей, чтобы она исключала реальные проклятия на клиентах.
«Чтобы ты, Бенни, не тратил время зря, между прочим! Ну, где твое спасибо?!»
Спасибо он мне не сказал. Ну и правильно, ведь ни с кем я еще не договаривалась. Но добавила, что ведунья нам нужна еще и для каких-нибудь мелких гаданий. Как мне советовал один человек, на любовь! В качестве дополнительной услуги.
Заниматься реально приворотами и отворотами у меня не было никакого желания — я в этом не смыслила и была слишком суеверна, чтобы лезть. Да, в этом мире такие вещи были довольно обыденными, но все же я не могла относиться спокойно к возможности кого-нибудь приворожить или проклясть. Тем более, за деньги. Ну если только это не Виктор, а проклятие — не на понос. Но у Виктора, как у любого богача, защитных артефактов и амулетов целый ворох, так что его можно проклинать либо наверняка, либо вообще не лезть почем зря.
Короче говоря, мне бы найти хорошую такую талантливую бабку, но чтобы она у меня тупо сидела над хрустальным шаром, развлекала богатых дам, и не жужжала.
Вот только где мне найти ведунью, которая согласится маяться дурью в моем агенстве? Что ж. Пока что это был не самый актуальный вопрос. Актуальным было, как ни забавно…
— Мне нужно выглядеть так, чтобы я была посвежевшей и похорошевшей! То есть, лучше, чем обычно. Но не отчаянно ищущей утешения, — объясняла я Ирэн, — понимаешь?
Сегодня я собиралась на небольшой прием у мадам Люсьен. Женщина была иммигранткой из западных земель и свою необычность по сравнению со здешними женщинами всячески подчеркивала, хоть и жила здесь уже второй десяток лет. За глаза ее частенько осуждали, но на ее приглашения отвечали почти все знатные дамы, потому как в свете мадам устроилась преотлично и открыто с ней конфликтовать мог не каждый. В ее гостиных чаще всего собирались самые интересные компании, и женщина обросла за эти годы хорошими связями.
— Задачка, — задумчиво нахмурилась Ирэн.
Мы с ней недавно переехали на второй этаж нашего домика и уже неплохо здесь обустроились. Было очень тесно по сравнением с домом Виктора, но я была уверена, что привыкну. Когда-то я жила в тесной квартирке и мне было преотлично. Уж трехэтажное здание точно — совсем не конура!