Обыкновенный дракон

От автора

Эта книга для меня в каком-то смысле эксперимент: о драконах я никогда не писала, и поэтому в начале задумки перечитала много материала, чтобы история вышла за рамки просто фэнтезийной развлекательной истории-академки.

Да, первоначально была идея академки, но необычной: вся академия в голове главного героя, которого научит важным вещам для выживания его мать, алатус Авала.

Кто такие алатусы? Наверняка вы задумывались или обращали внимание на то, что в разных культурах дракона воспринимают по-разному. В Европе дракон - злой, на Востоке - созидающий. Именно от китайского представления о созидающем драконе-прародителе я оттолкнулась, и, по-моему, всё получилось логично.

Как это обычно со мной бывает, стоит мне начать перелопачивать литературу, в одну книгу я не уложилась. Но, если вы обратите внимание, дилогия - не просто две книги, многие моменты, судьбы переплетены. И обложки тоже намекают на полное единство сюжета.

https://litnet.com/ru/book/obyknovennyi-princ-b450204

Что касается того, можно ли считать обе книги частью "Люмерийского цикла", возможно. "Дракон" и "Принц" отчасти внесут ясность в суть Владычицы, которая начала раскрываться в книге "Путь Владычицы: дорогой Тьмы". (Последние годы я много думаю о сути Тьмы, её философии и возможностях). Но также дилогию "Драконикус" можно рассматривать и отдельно.

В "Драконе" и "Принце" много мелочей, пасхалок, которые не всегда видны с первого раза, - всё, как я люблю.)

И, чтобы вы могли понять замах моего фэнтезийного тщеславия, подскажу деталь, которая будет объяснена только во второй книге. Тот самый будда Амитабха, которого буддийсты поминают словом "амидафо", по моей воле и трезвом воображении, является дедом нашего героя. Как говорится, теперь живите с этим.)))

И последнее. Приобретение коммерческого статуса, на который я в своё время надеялась, чтобы разгрузить свою тяжёлую работу, приносящую основной доход, оказалось непосильным делом. Система нещадно обнулила в один момент количество постоянных читателей со 150 до 5. Как победить систему без денежных вливаний, я не знаю.

Но если вам понравится книга, вы получите от неё удовольствие и захотите сказать мне как автору спасибо, в конце книги я скажу, как это можно сделать. Чашечка кофе будет выпита за ваше здоровье.

Хорош жаловаться, автор! Начинаем...

Пролог. 1600 лет назад

Примерно 1600 лет назад, мир Алатуса

Драконьи Пещеры

Во чреве два созревших яйца просились наружу. Наступало время делать кладку – и желудочные спазмы машинально сдвинули малышей, второй раз за сутки. Или неделю? Авала, потерявшая счёт времени, не смогла бы сказать точно, последнее время находясь в ею самой созданном забытьи.

Но дети должны были появиться тогда, когда она этого захочет. Вернее, когда это будет нужно. А пока… Чтобы успокоиться самой и успокоить малышей, она запела Песнь, которую придумала сама, – и в соседних пещерах услышали, начали подпевать, выучив колыбельную Авалы, звучавшую сотни раз:

– Слушайте, дети мои, сказку,

что расскажу вам я,

ваша мать, выносившая вас

в тёмных драконьих пещерах…

Жил-был однажды глупый король,

Дракон, лишённый крыльев.

Зависть и жалость к себе –

вот что не давало ему покоя...

Позвал он однажды к себе феоманта

И спросил сего странного гостя:

«Как вырастить крылья,

скажи, феомант, ведь ты же Алатуса мудрого глас?..»

Она жила в темноте несколько месяцев, несмотря на её просьбу оставить хотя бы один факел. Мучители цинично рассудили: мол, Авала-эве при желании в любой момент сумеет осветить просторные казематы своим драконьим дыханием. Ликторов не интересовал тот факт, что она не может круглосуточно производить огонь, тем более на сносях: внутренний жар требовался для полноценного роста потомства. И в этой темноте Авала-эве медленно сходила с ума. От безысходности, от предчувствия новых унижений, которые последуют за нынешними. И от растущей ненависти к своим мучителям.

Спустя много месяцев заточения она не просто подозревала – твёрдо знала: не будет никакой обещанной свободы. Либерис Первый обманет, предаст, ибо уже сделал это с собратьями-алатусами. Рождённый с тенью крыльев, вместо настоящих, будучи, как и его покойный отец, дизалатусом, но имеющий право на трон по материнской линии, – он всегда страдал от собственной неполноценности. Никто об этом не сплетничал, но все видели и его зависть, и тоску по настоящим полётам, и ненависть к судьбе, обделившей его, сына королевы драконов, той самой сутью, ради которой тысячелетия назад был создан мир. Мир Алатуса, первого крылатого, первого познавшего ветер и свободу, время и пространство, мудрость и долголетие.

– «Тому, кто бескрылым рождён,

испытанье сулил сам Алатус,

ведь некогда сам он смиренно постиг:

не может великим стать гордый.

Лишь тот, кто стократ победил

уязвления мира и выжил…

Лишь тот, кто страшную цену принял

и поклялся стать камнем в ступенях… »

Что будет, когда наконец она выносит яйца и сделает кладку? Да, ей позволят принять человеческий облик… И наденут другие кольца из ираниума, только поменьше, – на горло, руки и ноги, чтобы при перевоплощении те её четвертовали, подобно случившемуся с Рентером-эве, посмевшим сопротивляться во время переворота. Увы, его маленькая голова, прокатившаяся по площади с онемевшими алатусами, стала лучшим аргументом к их послушанию.

Затем новорождённые яйца Авалы заберут во дворец, а вылупившихся алатусов воспитают рабами, покорными животными, заставив забыть человеческую суть. Её дети никогда не будут играть с другими человеческими детьми, не смогут учиться в Академии и, более того, не узнают, что имеют право говорить на другом языке, кроме животного, пронзительного, ящерского. Все, кто был или будет рождён в Драконьих Пещерах, обречён стать рабом!

Но, возможно, со всеми ныне здравствующими алатусами, пока ещё окончательно не преклонившими колени, Либерис уже делает кое-что похуже.

С каждым месяцем Сальватор, любимый муж и достойный воин, выглядел слабее, всё больше походя на человеческих аскетов, что рубят пещеры в глинистых горах и посвящают жизнь молитвам. Если сейчас снять с Сальватора кольца, сможет ли он перевоплотиться или построить портал? Суть древнего алатуса, одарённого крыльями и магией пространства, требовала больших энергетических ресурсов, которых у мужа наверняка уже не было.

Поэтому она выдвинула условие – и мужа раз в месяц приводили к ней, чтобы Авала-эве убедилась: Либерис благороден и готов дать время подумать. Но ему также необходима уверенность в разумности молодого поколения, поэтому важно знать, как себя чувствует Авала-эве и другие алатусы женского пола, содержащиеся в Драконовых Пещерах.

Не голодает ли Авала-эве, не мёрзнет ли она, и, главное, как себя чувствуют её малыши в утробе? Точно один? Или, может быть, второй на малом сроке не ощущался, но теперь-то дал о себе знать?

– Нет, наследник один, к сожалению, тоже алатус, – Авала неприкрыто скорбела об этом: в её благословлённой богами семье все женщины приносили только крылатое потомство. Но сейчас – как бы она хотела сейчас – чтобы родился бескрылый малыш! Тогда, возможно, их оставили бы под присмотром, но в покое.

Глава 1. Сокровище мистера Эттуэла

Наш мир, семидесятые годы, одна из пещер Амурской области, Россия. За двадцать лет до центральных событий.

– Иди сюда! – Первый, ошарашенный находкой, приглушённо позвал Второго. Его ладонь лежала на шершавом выпуклом бугорке с необычным чешуйчатым рисунком. Это было похоже на часть рисунка или скульптуры, чья остальная масса была скрыта каменной стеной.

– Что это? – Второй подсветил своим фонариком, потёр кажущуюся твёрдой поверхность. – Подержи!

Вручил фонарь товарищу, достал нож и сковырнул небольшой слой рядом с находкой – получившаяся трещина зацепила пласт, и он осыпался под ноги искателям приключений.

– Осторожно! – испугался Первый, переминаясь с ноги на ногу, но Второй уже протирал рукой увеличившуюся явно выпуклую большую поверхность. Вероятно, некую статую или щит, много веков назад спрятанную или ненарочно погребённую здесь.

Осторожничали напрасно – чешуйчатое нечто оказалось прочнее камня. По нему скользила каменная крошка, рядом обрушались пласты, а на находке не возникло ни трещины.

– Погоди, кажется, кость, – Второй разглядел белое продолговатое пятно рядом.

Очищать находку стали медленнее, аккуратнее. Через час работы перед изумлёнными взглядами начала оформляться уникальная картина: скелет птеродактиля ростом со взрослого человека обнимал огромное окаменелое яйцо высотой в полметра. Вместе с поверхностным слоем смешались мелкие кости крыльев, но положение изогнутого скелета не оставляло место сомнениям – много веков назад огромная птичка умерла, защищая своего невылупившегося птенца.

– Это ж каким местом надо было его высиживать? – Первый отирал шею, на которой выступили капли пота от напряжения.

– А может, птичка не высиживала, а пыталась расколоть скорлупу, чтобы устроить себе сытый завтрак? – пошутил Второй, и археологи посмеялись.

Работали сосредоточенно ещё полчаса, потом Второй сообразил:

– Ты знаешь, чьё это яйцо?

– Чьё?

– В Кундуре недавно откопали скелет. Может быть, что его?

– Вполне, – Первый остановил работу. Вытер руки носовым платком и полез в рюкзак. – Посвети на яйцо.

«Полароид» щёлкнул, пожужжал, выдавая снимок, на котором из-за плохого освещения мутно проглядывалось яйцо и стоящий рядом мужчина.

– Продолжай работать, я схожу, позвоню шефу. Заодно принесу аккумуляторы, – Второй оставил коллегу освобождать яйцо динозавра из каменного плена, а сам исчез в тёмных коридорах пещеры.

Яйцо полностью достали спустя несколько часов: приходилось останавливаться, тушить свет и затаиваться, пока чужие голоса спелеологов или просто любопытных не отдалялись. В конце концов, сокровище было уложено на шерстяное покрывало, укутано самым бережным образом, и чёрные археологи покинули пещеру.

На этот раз цена находки не просто превзошла все ожидания. Шеф смотрел ошалелыми глазами на чешуйчатую поверхность и не мог поверить, что это не театральная бутафория. Разумеется, он не торопился платить за добычу:

– Пока не получу результатов спектрального анализа, будете ждать, – сухо сказал бородач и вышел из комнаты позвонить знакомому в лабораторию.

Спустя месяц яйцо в плотном кубе с круглым внутренним ложементом стояло в ногах человека, одетого в добротный твидовый костюм и пахнущего дорогим одеколоном. Помимо него, в салоне персонального самолёта находилось ещё двое мужчин – крепко сбитых охранников. Что являлось содержимым дорогого контейнера, летящего на другой континент, их не волновало: “Какой-то чокнутый австралийский коллекционер купил археологическую безделицу. Кажется, череп мамонта”, – так сказал ответственный за груз.

Наука, тысячекратно претерпевшая от деятельности чёрных археологов, заметно не пострадала. Одной тайной больше, одной тайной меньше… Всё, что требовалось знать человечеству, для него уже было зафиксировано на страницах учебников.

Итак, воздушное судно преодолело Индийский океан, и внизу запестрели зелёные полосы растительности, затем жёлтые безжизненные пятна австралийских пустынь – долго и нудно. Мужчина в твидовом костюме нетерпеливо поглядывал на наручные часы: при всех расчётах «посылка» опаздывала, а значит, клиент начнёт нервничать, торговаться.

Но вот последние четыре тысячи километров суши были преодолены, и самолёт начал снижаться – на полосу частной территории. У «финиша» ждали. Главным, очевидно, являлся седовласый мужчина лет шестидесяти, но с моложавым гладким лицом и спортивной фигурой.

Заказчик поднялся по трапу в самолёт, ещё дышащий полётом раскалённого на солнце железа, поздоровался с мужчиной в твидовом костюме и бросил беглый взгляд на охранников – те покинули салон.

– Мистер Эттуэл, прошу! – сопровождающий осторожно распаковал куб, не решаясь поставить его на столик, внешне хрупкий по сравнению с массой яйца.

Мужчина приблизился к реликвии, фотографии которой рассматривал десятки раз, прежде чем подтвердить покупку. На поверхности яйца, почти идеально очищенного от камня, не наблюдалось ни единой трещины.

И стоя, и ползая на коленях, он осматривал свидетельство далёкого прошлого, и торжество медленно начинало клокотать в груди: яйцо древнего существа выглядело совершенным.

Глава 2. В мире людей

Трёхлетний малыш с небесно светлыми глазами и белыми распушенными волосами ниже плеч смотрел на Делфину испуганно и будто бы пытался защититься, выставляя перед собой половик. Но, главная абсурдная деталь, он был абсолютно голеньким, что сбивало с толку – как ОН здесь оказался и, главное, кто он такой?! Сейчас этот вопрос был важнее беспорядка на полу и потёкшего холодильника, дверь которого, судя по луже рядом, была открыта всю ночь.

– Моа? – вопросительно-испуганно произнёс малыш, не двигаясь с места.

– Где твоя мама? – Делфина шагнула к нему, и он заметно насторожился. – Как тебя зовут?

В эту минуту за спиной девушки, собирающейся присесть перед незваным гостем, появилось ещё одно лицо – смуглая, как и Делфина, женщина, очень похожая на неё, но постарше.

– Санто Диос! – всплеснула руками сеньора Исабель, кухарка мистера Эттуэла. – Делфина, кто это и зачем ты его сюда привела?! Санто… это он натворил?

– Ах, мадре, не знаю я, что это за мальчишка! – девушка захлопнула холодильник, успев отметить в нём перевёрнутую посуду. Не исключено, что придётся многое выбросить. Малыш от её резкого движения попятился, уткнулся спиной в стену, присел и сжался. – Я думала, ты знаешь. У мистера Чанга вчера были гости?

– Ты ещё скажи, что этого мальчишку подкинули полицейские! – сеньора Исабель сердито приблизилась к ребёнку, но он предупреждающе зарычал. – Санта Мария, он совсем дикий!

Единственное предположение, которое выглядело логичным, было связано с отдыхающими туристами, иногда приближавшимися к территории особняка мистера Эттуэла и пытавшимися полюбоваться внутренним ландшафтом. Обычно две келпи[1] Барри и Найз с успехом отгоняли любопытных от забора, но вчера, в связи с пожаром в кабинете хозяина, собак пришлось закрыть. Возможно, суматоха в особняке привлекла внимание туристов, и чей-то ребёнок, оставшийся без присмотра, пропутешествовал через калитку с чёрного входа в дом, где и спрятался, бедолага, испугавшись незнакомой обстановки.

Не зная, как поступить, позвали мистера Чанга. Тому вчера по телефону влетело не меньше, чем младшему мистеру, устроившему пожар и испортившему ценные вещи. Мистер Эттуэл, улетевший в Европу, уже находился в пути, обещая оказаться дома на рассвете, и домашние с ужасом ожидали ураган, который, вероятно, повлечёт за собой увольнение половины штата, если не всего. И добавлять перца в намечающийся кошмар сеньора Исабель посчитала неразумным делом.

Не спавший всю ночь, мистер Чанг с осунувшимся лицом примчался в халате, даже не переодевшись в свой безупречный костюм. Быстро выяснил, что маленький гость, судя по всему, либо не знает ни одного из двенадцати языков, которыми владел секретарь мистера Эттуэла, либо ненормальный. Так по-звериному огрызаться на попытки схватить себя!

Какими-то неимоверными усилиями, ласковым притворством девятнадцатилетней Делфине удалось его одеть в старенькие футболку и штаны Роджера, завалявшиеся на чердаке. Напоить тёплым молоком, от которого мальчишка сразу подобрел и прижался к Делфине. А затем она же помогла отвезти его в полицейский участок.

Чтобы не добавлять скандала известному в Уоллонгонге имени, мистер Чанг объяснил так: он ехал в аэропорт встречать мистера Эттуэла и недалеко от спуска к пляжу увидел одиноко бредущего по дороге ребёнка. Мисс Делфина, по счастью, оказалась рядом, ибо ехала за покупками для кухни, она-то и помогла мистеру Чангу успокоить брошенного малыша.

– Не беспокойтесь, мистер Чанг, – заверил секретаря капитан, который провёл половину минувшего дня в поместье Эттуэла, разбираясь с причиной пожара, – мы найдём его родителей. Если в течение двух-трёх часов они сами не заявятся в полицию, то передадим найдёныша в приют… Благодарю вас, мисс Мартинес, за оказанную помощь.

Делфина на прощание обняла мальчика, так трогательно запрокинувшего свои ручонки ей вокруг шеи и что-то бормотавшем на своём непонятном языке, что не выдержала, прослезилась:

– Он такой милый, mi gatito[2]! Беспечные жестокие родители!

Малыш, вероятно, был очень привязан к матери или другой родственнице, потому что как только понял, что девушка его оставляет, разразился порцией неразбираемых криков, на которые сбежались все сотрудники, находящиеся на месте в это раннее время суток. Когда он немного успокоился, капитан попытался повторить подвиг секретаря мистера Эттуэла, с небольшой разницей – задать простые вопросы он смог лишь на пяти языках:

– Hey, Teddy! What is your name?.. Quel est ton nom?.. Wie heißt du?... Cómo te llamas?.. Как те-бья зовут?..

Четырнадцать лет спустя

– Может быть, вы, мистер Уйат, сможете дать исчерпывающий ответ по данному вопросу? – преподаватель английской литературы и искусствоведения мистер Уивинг с добродушной улыбкой смотрел в его сторону, и, разумеется, все начали оборачиваться.

Каждый раз, когда на уроках учителя Уивинга случалась подобная заминка, он обращался к помощи Тео, Теодору Уйату, своему лучшему ученику, как он говорил во всеуслышанье. Всё-таки взрослые почти никогда не понимают, что их хорошее отношение может стать причиной насмешек для сверстников “счастливчика”. Тео сжал зубы, прикусывая себе язык, чтобы понизить градус раздражения.

Минут пять назад ему передали записку: “Привет, а ты не похож на сумасшедшего. Приходи на задний двор после уроков. Буду тебя ждать”. Он попытался угадать автора красивого аккуратного почерка, но почти сразу наткнулся взглядом на ухмылку Бевиса, предпочитающего развлекаться во время занятий, и опустил глаза. Записка могла оказаться обычной ловушкой.

Глава 3. Мир Алатуса. Наши дни

Из-под железного отвала, требовавшего заточки, неохотно выворачивались пласты блестящей, весенней влажной земли. Пока око Алатуса не иссушило почву, нужно было поторапливаться. В это время пропустишь день – один месяц в году будет голодным.

Нависая над вгрызающейся в землю частью тяжёлого плуга, шёл крестьянин Хирам, полуседой мужчина лет пятидесяти, босой, в плотных холщовых штанах до колен и тонкой рубашке, но с меховым кожухом поверх, ибо здесь, на поле, гулял ветер, и с трудом выздоровевший после зимней простуды крестьянин боялся теперь свалиться в самое неподходящее, пахотное, время. Дома всё ещё покашливала младшая пятилетняя дочь и жена – женщины слабее мужчин. Слава богам, двое сыновей болели реже. Один из них, девятнадцатилетний Теобальд, сейчас шёл впереди, тащил за собой вола и лошадь; второй, десятилетний Дарден, пас на зелёной опушке, неподалёку от границы поля, двух коз и пять овец.

Время от времени Тео, тоже босой, менялся с отцом местами, и треть поля была вспахана на первый раз. Тягловым животным дали передохнуть дважды: с лошадью и волу работалось легче.

Приближающийся свист первым услышал Тео, хотя и шёл, напевая себе под нос песенку. Обернулся, метнул тревожный взгляд на отца, затем на брата и закричал, маша руками подобно мельнице в ветреную погоду:

– Дарден! Уводи в лес! Уводи в лес!

Младший сын услышал сразу, соскочил с пригорка и метнулся к козам, ушедшим ближе к пашне, где возле рва трава казалась им выше и сочнее. Когда крылатая тень только показалась из-за зубчатой кромки леса, видя, что не успевает, Дарден бросился на одну из коз, сбивая её с ног. Но упрямое животное брыкнуло и вырвалось, уносясь в сторону и не слыша проклятий в свой адрес, тогда как овцы послушно шарахнулись к спасительному лесу. Дардену удалось ухватить вторую козу за рога, толкнуть её в тот же зелёный овражек и накрыть своим телом.

На первом драконе летел глашатай. Вместо слов и объявлений – развевающийся белый плащ за его спиной, что означало призыв всех, без исключений, глав семейств в столицу для Народного Сбора и объявления воли Либериса Третьего. Второй дракон летел следом, порожний. Был он в два раза мельче первого и казался ребёнком.

Блеяние животных внизу мгновенно привлекло его внимание, и дракон-подросток ринулся вниз, схватил непослушную козу, на лету разорвал её и в два приёма закинул себе в пасть, роняя мелкие куски внутренностей на землю. Затем снизился, рассматривая волнующуюся крупную добычу – вола и лошадь, – но утащить такое пока ему было не под силу. Кроме того, один из людей махал на него палкой, гневно крича, и дракон, не натренированный нападать на двуногих, издал предупреждающий клёкот да поспешил за матерью, рассудив, что впереди ещё попадётся легкодоступная пища.

Драконы улетели, и Хирам с Тео бросились к младшему, поднимающемуся с земли и ревущему от несправедливости: дракон утащил стельную козу.

– Чтоб они все подавились! – в сердцах послал проклятие Тео, помогая брату отряхнуться. – Безмозглые твари, каждый раз одно и то же! Я тебе говорил, Дар, чтобы ты следил за козами получше?

Отец поднялся с колен – он рассматривал животное, которую спас младший сын. От неловкого падения у козы выбило сустав. Хирам вправил его, но обмотать ногу здесь было нечем. Приказал сыновьям возвращаться домой с небольшим стадом, без козы, которую привязали под надёжным растительным шатром – в кустах под деревом. Бывало, что глашатай совершал и второй круг, поэтому рисковать Хирам не намеревался. На обратном пути Тео принесёт лоскут, ногу козе плотно перетянут и отправят её к остальным на постой в домашний хлев.

Жить без коровы или козы-кормилицы, когда в семье столько ртов, невозможно. Да и молоком лечить простуду легче, а болеют постоянно – то один, то второй. Сегодня, по счастью, отощавшую за зиму корову оставили дома. Во дворе и рядом было немного молодой травы, а вытаптывающих всё подряд овец и козу решили взять с собой, на нетронутую поляну.

Теперь, конечно, Дарден будет с утра до вечера с сестрой рвать первую зелень, где только возможно, лишь бы не рисковать последними животными. И то, одну овцу придётся Хираму везти завтра в город – в качестве первой дани. Так-то он должен пять за полгода, но поскольку у телеги сломался сердечник, а ехать на Сбор надо срочно, поэтому Хирам возьмёт одну, самую тощую. За зиму жир сбросили все, сена едва хватило, а последние дни вообще очистками кормили, лишь бы сэкономить последнее. И пока овцы да баран не наберут массы, о случке и речи быть не может... Лишь бы сборщики подати не заявились, ведь до крайнего срока ещё несколько месяцев.

Через пару недель сыновья отправятся на заимку, в глубокий лес, где ветви старых деревьев смыкаются настолько тесно, что драконы сверху не видят происходящего внизу. Там можно будет откормить животину, дождаться окота и, наконец, выплатить дань старыми овцами. Который год так делали – по-другому не получалось увеличить хозяйство даже до двадцати голов. То мимо пролетающие драконы утаскивали тушу, бывало, что и две, то сборщики свирепствовали. Хирам давно подумывал уйти в лес окончательно, но ведь найдут. Не драконы, значит, свои доброхоты помогут: кому охота платить налоги за пропавшего соседа? По этой же причине не возникало желания совсем сбежать из Алатуса – через лес, горы – в Алатерру к другим драконам, где, говорят, простым жилось ещё хуже.

До заката успели вспахать чуть больше половины поля. За ужином (сварили похлёбку из найденных останков погибшей козы, которые сбросил дракон) посовещались. Столица находилась всего в полудне верховой езды, а из дальних уголков будут добираться не менее двух суток. Оглашать волю Либериса, пока все не соберутся, не станут. Поэтому у Хирама имелось ещё полтора дня в резерве. За это время успеют допахать поле, и, пока глава семейства и лошадь будут отсутствовать, сыновья с волом взборонят землю, благо та будет мягкой после первой пахоты. А если погода начнёт портиться, то сразу и посеют зерно – как раз перед ожидаемым сезоном дождей.

Глава 4. “Дракон всегда выбирает”

Мэйли и Тео медленно шли по ночному Сиднею. Последний вечерний сеанс закончился за полночь, и хорошо, что так поздно: до утра, глядишь, Тео успокоится. Делфина предупреждала подружку, решившую вытащить её замкнутого сына в кинотеатр: ужасы, триллеры и фильмы, в которых культивируется боевое искусство, для Уайта с его тонкой нервной системой находятся под запретом. После агрессивных сюжетов голос в его голове становится громче, поэтому приходилось пить больше лекарств. По взаимосвязанной причине, с детства просившийся в спортивные клубы – на бокс, восточные единоборства и даже на футбол, – на всё, кроме одного неофициального вида спорта, Тео получал запрет. Но за здоровье и безопасность волны можно было не бояться, поэтому мальчику разрешили заниматься сёрфингом, и отчим купил недорогую, но очень удобную доску для начинающих. На профессиональную Тео заработал позже.

И это при всём том, что Тео и мухи не обидит. Ему объясняли: нельзя страдающим от голосов получать власть над людьми, физическую тем более. Но единственный раз, когда кому-то досталось, – это был Бевис. Только по причине единичности случая Тео не отчислили, и Делфина с удвоенным вниманием теперь контролировала сына. А Мэйли не послушалась.

“Лови волну” с Кеану Ривзом, по словам Тео, просмотревшим этот фильм раз семь, уже вызывал скуку. Вышедших в прошлом месяце “Зубастиков” запретила смотреть Делфина. Как и “Совершенное оружие”, новинку, имевшую успех среди местной молодёжи. Был ещё унылый британский фильм о любви, который крутили больше для предпочитавших последние места, и Мэйли пообещала Делфине, что они с Тео посмотрят именно его. На самом деле, два билета ещё утром были куплены на “Оружие”.

Надо отдать должное послушному Тео, не хотевшему расстраивать приёмных родителей, он попытался отказаться.

– Знаешь, если ты всю свою жизнь будешь прятать клюв в песок, как наши братья меньшие, то как же повзрослеешь? Нельзя прожить до старости и наблюдать только хорошее и безопасное. Это как на тренировке – сначала ты воешь от ударов по телу, а потом привыкаешь к боли и перестаёшь её замечать.

Тео согласился, но во время киносеанса занервничал и собрался уйти, Мэйли его удержала, уговаривая потерпеть, и редкие в это время зрители на них начали шикать.

Учитель главного героя – Джеффа – показывал разницу между ментальностью “тигра” и “дракона”. Фильм будто насмехался над Тео. Слово “дракон” было первым и главным, которое в семье Смитов находилось под запретом. Знала об этом Мэйли или нет? Она сказала, что, кажется, слышала краем уха, но даже не обратила внимания и вообще не запомнила этот эпизод в фильме, который уже видела на прошлой неделе. Её искренние извинения заставили Тео чувствовать себя виноватым: с чего его проблемы должны беспокоить других?

Фильм шёл, события развивались, а он никак не мог забыть слова учителя главного героя. Что-то в груди торжествующе клокотало. То, от чего обычно приходилось глотать повергающие в слабость таблетки.

– “Тигр не выбирает, а Дракон выбирает всегда”, – Голос смаковал фразу учителя кунг-фу.

И на сердце разливалось ликование, опасное, запрещённое, сводящее с ума.

– Что не так с драконами, поделишься? – как ни в чём ни бывало, снова пренебрегая табу, спокойно попросила Мэйли, когда они возвращались домой.

И Тео рассказывал, с удивлением отмечая, что сейчас может говорить об этом спокойнее, чем на сеансе у психотерапевта, но не без тоски, запомнившейся в детстве.

Странно, что первые воспоминания, в которых он себя начал помнить, совпадали с воспоминаниями Делфины. Со временем психотерапевт доказала: Тео “помнил” то, о чём ему рассказывали. Потеря родных губительно сказалась на его психике. И так бывает с многими сиротами: большинство не в силах поверить в ад одиночества, поэтому интуитивно создают разные способы защиты. Тео, например, придумал голос матери, дал ей оригинальное имя. Психотерапевт мисс Портер не исключала: эта фантазия помогла маленькому Тео выжить и относительно адаптироваться в социуме.

– С какого возраста ты слышишь голос? – Мэйли шла, уютно ухватившись за руку Тео. – Он тебе действительно помогал?

– Мне кажется, я его помню с рождения. Точнее, с того дня, как... потерялся, – Тео сглотнул приступ тошноты. – Когда родители меня потеряли, я случайно зашёл в особняк мистера Эттуэла. Оттуда меня отвезли сначала в полицейский участок и вечером того же дня – в приют. Там, да, голос помогал. Все были чужие: и дети, и взрослые. Голос меня развлекал, пел песни, рассказывал про Алатус... Драконий мир... Позже я в библиотеке искал и ничего не нашёл про него. Видимо, воображение у меня отлично работало с детства... Как и у всех, имеющих мой диагноз.

– Оу, а мне расскажешь? Записывать не пробовал? – Мэйли остановилась.

Тео повёл шеей, разминая её:

– Пробовал. Я её подарил: чем больше об этом думаешь, тем хуже.

– Жаль, – девушка заметно расстроилась, помолчала и спросила с надеждой, – но хотя бы перессказать можешь? Или забыл уже всё?

Он подумал перед тем, как ответить. Нет, не забыл ничего. Мир драконов призрачным миражом всегда стоял где-то на задней сцене сознания, издевающегося над ним. Но ворошить этот мираж значило оживлять его:

– Забыл, извини.

Учитель английского языка мистер Уивинг, опекающий бедолагу Тео и считающий его шизофрению другой формой гениальности, вот так же, “включая” восхищение, вынудил исписать две тетради с придуманной “Песнью об Арженти”. Взял почитать и не отдал, запретил сжигать, считая поэму шедевральной и обещая, что однажды Тео проснётся знаменитым, и тогда-то никто не посмеет считать его ущербным.