Очень быстро - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Этта Гут (самиздат)

ПРОЛОГ

— Миш, Миша! Можешь подъехать? Только быстро. Хотя кому я…

Уже одно это обращение — Миша — должно было насторожить. Потому что, если посреди ночи звонит старый знакомый по мототусовке и называет не Михой, и не всем известной байкерской кликухой, это может говорить только об одном: все хреново.

— Его не к вам, а в ближайшую отвезли. Но я сказал, что ты оперировать будешь, — частил, задыхаясь, Княжич. — Я договорился и бабок занес. А тебя… Знаю твое отношение, так что просто прошу. Очень прошу! Век благодарен буду за идиота моего…

Миха энергично потер не занятое телефоном ухо, сел в кровати и теперь «отшлифовал» себе еще и затылок, хоть как-то стараясь прийти в себя. Судя по тому, что показывали часы на тумбе рядом, проспал он часа три, не больше.

Вздохнув тоскливо, Миха поставил телефон на громкую и начал одеваться, попутно слушая то, что ему говорил Владлен Корнеев, в байкерской среде более известный как Княжич.

Позывной ему подходил: мужик он был основательный, жесткий и влиятельный. Просто-таки очень влиятельный. А вот сынок, как сплошь и рядом бывает в таких вот семьях, где денег — жопой ешь, рос мелким сучонком и раздолбаем.

По крайней мере, ничего хорошего про парня, который и сам, как отец, крутился в байкерской среде, в народе не говорили. А теперь этот самоуверенный и нахальный от вседозволенности говнюк и сам пострадал, и несколько машин своим «спортом» собрал. Гонщик, мать его! Гоняли бы у себя на этой… Как ее? А! На Фабрике, про которую Миха слышал не раз. В том числе и от парней, которых приходилось «собирать» после тяжелейших аварий. Натурально: проволокой, титановыми пластинами и шурупами.

Сам Миха перестал болеть гонками после того, как разложился, чудом не покалечившись всерьез. И мало того, что после долго восстанавливался, так еще и словил крепкую такую фобию на скорость и вообще гонки, изрядно подпитанную тем, что не раз довелось видеть уже по работе.

Миха был в ту пору на первом курсе меда, а заодно подрабатывал в морге. Первый в его жизни байкер, доставленный в это прекрасное тихое место труповозкой, выглядел вполне целеньким. Но только на первый взгляд и из-за спортивного мотокомбеза, в который он был затянут с ног по самую шею. Экип отработал свое по полной — даже не порвался нигде. Вот только внутри него было что-то похожее на холодец с костями — все переломанное и разбитое.

И да: это был лишь первый труп в мотоэкипе, а бились-то парни и девушки регулярно… Настолько, что Миху перестали смешить анекдоты, которые рассказывал на эту тему неунывающий начальник — старый патологоанатом Яков Натанович Блюхер, в народе прозванный за острый язык и столь же выразительный нрав Бляхером.

А ведь в юности Миха Быстров мечтал о карьере профессионального мотогонщика и даже гонял, участвуя в самых настоящих, профессиональных соревнованиях. Юношеских, правда, но и там было все вполне серьезно…

Ну, а потом он решил, что ну его на фиг. Разбитый в той, самой крупной в его жизни аварии, моц он, конечно, починил, чтобы его покореженный вид не рвал душу, но после поставил аппарат в гараж, накрыл чехлом и на довольно долгое время стал пешеходом.

И ничего плохого в этом не видел. Тем более что работа стала давать ему куда больше драйва и адреналина, чем скорость и азарт гонки. Куда как круче оказалось сознавать, что ты сам, своими руками, сумел вытащить с того света человека, чем балдеть от того, что, гоняя по трассе или даже по городу (был, был и такой грешок!), пришел куда-то там первым.

Но потом, когда последствия аварии и боль от полученных травм немного отпустили, тяга к двухколесным мотожеребцам вновь взяла свое. Правда, о том, чтобы вновь сесть на так и прозябавший в гараже скоростной «спорт», и мыслей не возникло. Нет, Миха за ним следил, и даже периодически выгонял его «из стойла». Но только для того, чтобы немного «выгулять», а главное, отогнать для обслуживания к рукастому парню по прозвищу Левша, который имел свой небольшой мотосервис и подходил к делу с любовью и творчески.

А вот когда было принято решение вновь вернуться в ряды двухколесных, Миха, поколебавшись немного, купил себе «пенсионерский» (как определили эти перемены дружбаны-байкеры) «турист» и был своим решением целиком и полностью доволен.

Княжич тем временем назвал номер больницы, в которую повезли его сынка, и пообещал сейчас же скинуть точку, чтобы не пришлось париться с поиском адреса.

— Не волнуйся, все нормально будет, — пообещал Миха и сунул ноги в тяжелые джинсовые штаны с защитой.

Осень уже во всю шествовала по родному городу, окрасив листву желто-оранжевым и по утрам прихватывая лужи первым ледком, но Миха пока не считал мотосезон для себя закрытым. Если аккуратно, то ведь пока еще можно... Хотя и пипец как холодно. Впору пристраивать на рукоятки меховые рукавицы, которые доводилось видеть у тех парней, кто, как и сам Миха, ездил до первых белых мух.

— Спасибо. И это, Мих, там еще девчоночка какая-то пострадала. Но, думаю, ерунда. Мне сказали, что крови нет, — уже немного успокоившись и перестав задыхаться, говорил тем временем Княжич. — Не знаю, зачем и ее в скорую запихали, но уж заплатил и чтоб ее до стационара довезли. Короче, Мих, имей в виду.

— Имею, — пропыхтел Миха, застегивая мотоботинки. — Все я поехал. Буду быстро.

— Спасибо, брат. Спасибо. Я твой должник.

Скорую, которая даже со спецсигналами в междурядье ехать была не способна, Миха обогнал. И это было хорошо: успел переодеться, проверить общую готовность, а главное, познакомиться с дежурной бригадой, с которой предстояло провести операцию. Второй хирург симпатии не вызвал, а вот операционная сестра Тамара понравилась сразу, с первых слов, с первой улыбки. Значит, все пойдет хорошо. Так-то именно на ней все самое важное, включая «погоду в доме», в смысле — в операционной.

Сынка Княжича Миха первым делом отправил на рентген.

— Еще девочка в коридоре ждет… — напомнила Тамара.

ГЛАВА 1

Полгода спустя

Утро пятницы, начало очень короткого отпуска, мотоцикл и дорога…

«Идеально!» — внушая себе позитивный настрой, подумал Миха и крутнул ручку газа, ускоряясь.

Когда он еще только выбирался из города, то дергался, думал о делах, о Маринке, с которой разругался накануне, похоже, вдрызг. А потом… Потом позади осталось все. Включая вечно сильно занятого и, возможно, поэтому равнодушного ко всему, кроме работы, хирурга Михаила Ивановича Быстрова.

Теперь на дороге был только он — Миха, в байкерской среде известный как Быстро: Хомо сапиенс, мужчина, тридцати восьми полных лет, неженатый, хотя и неожиданно, еще в раннестуденческом возрасте, ставший отцом теперь уже взрослой дочери. Шатен. Глаза светло-карие. Характер нордический. Морда, если за ее выражением не следить специально, кирпичом. Мда.

В последнее время настроение было странным. Хотелось подняться на последний этаж родной больнички, раскинуть руки и кричать, ловя ветер грудью. Хотелось бросить все и наняться судовым врачом, а то так и вовсе простым матросом (чтобы вообще никто не лез со своими анализами и долбаными рентгеновскими снимками) на какой-нибудь траулер в Находке. Хотелось выкрутить ручку газа до упора и бросить моц на встречку перед тяжелым грузовиком… Ну просто чтобы узнать, какими будут ощущения, когда последует удар, а после наступит боль и тьма… А то столько других кроил и шил, а сам-то все последние взрослые годы осторожничал, берегся, не позволял себе удали, блин, молодецкой.

Но вместо всего этого он просто каждое утро вставал и ехал на работу, с нее домой, а там жрать и спать…

— Скучный ты, Быстров, — сказала Михе во время последнего скандала Маринка, и ушла, хлопнув дверью.

Но Миха просто не знал способа быть каким-то особо «не скучным». Какие тут «нескучности», если ни на что тупо не хватало времени? В студенческие времена после занятий в институте и профильных кружков для особо упертых и увлеченных, которые вели крутые хирурги-практики в главной городской больнице, он впахивал санитаром в морге. Ну просто чтобы не сдохнуть с голоду в чужом огромном городе, куда приехал поступать. Да и потом, когда устроился на работу в Скорую, тоже все было как-то так, что не до вывертов, которые, наверно, могли бы попасть в Маринкин формат «не скучно»…

Многие Михины приятели по увлечению байками были убеждены, что свою кликуху он получил по фамилии и, конечно, из-за хобби — ну понятная же аналогия: мотоциклы и «Быстро». О том, что когда-то он реально гонял, Миха никому говорить не хотел, а потому никого ни в чем не разубеждал, хотя на самом деле приклеилось прозвище к нему совсем не во времена мотогонок, а как раз тогда, в Скорой.

От нервов, если случай требовал не тянуть и с принятием решения, и с темпами доставки больного в стационар, Миха принимался повторять: «Быстро! Быстро! Быстро! Надо очень быстро!»

— Жакоб, очень быстро? — поинтересовался как-то в ответ новый водитель Скорой, и это неожиданно и по совершенно непонятной причине оказалось так смешно, что ржали всю дорогу до больнички.

Ржал водитель, торопливо смахивая с глаз слезы, чтобы никуда не впендюриться с учетом скорости, на которой летел. Ржал сам Миха и его фельдшер — уже немолодая полная женщина с убийственным сочетанием имени и фамилии Фредерика Пронкина, и, что характерно, ржал вроде как приладившийся помирать пациент. Потом он, найдя Миху, очень его благодарил. Сказал: «Кажись, только из-за этого самого гомерического ржача и выжил».

Случалось талдычить что-то вроде того «Жакоба» и сейчас, но уже реже. То ли нервы покрепче стали, то ли опыта прибавилось. А вот кликуха как-то незаметно переползла из рабочих буден в байкерские расслабоны, прижившись еще и на небольшой нашивке, которую Миха торжественно заказал себе после того, как его приняли в первый в его жизни мотоклуб.

Там он, впрочем, не задержался, и теперь на спине его косухи красовалась скупая надпись «No club — free rider», а по центру теперь натуральной мишенью сиял красный медицинский крест, обрамленный двумя краткими, как выстрел, словами: «очень» и «быстро».

Нашивка эта стала прощальным подарком от Маринки, которая, кривя губы, сообщила Михе, что прокатил он ее действительно очень быстро — с ветерком. И не на мотоцикле, а в совсем другом смысле, в личном.

Собственно, никто и не сомневался, что жить с практикующим хирургом, да еще и работающим не в частной клинике, а в огромной городской больнице, где не только у него самого, но вообще у всех все «очень быстро», потому что неотложно, — тот еще «подарок». В будние дни в семь утра уже врачебный обход, а выходные могут закончиться в любой момент — стоит в новостном выпуске увидеть, что где-то что-то в огромном городе рвануло, обрушилось или горит.

Миха в таких случаях просто вставал, одевался, садился на свой верный мотоцикл, если, конечно, дело было в сезон, и уезжал, не дожидаясь вызова.

Маринка такого распорядка жизни не выдержала, и Миха ее отлично понимал. Тем более что и сам чувствовал: она всегда шла не первой строчкой в списке его личных приоритетов. Погано так относиться к человеку, который ничего плохого тебе не сделал, но, сука, тут ведь как? Оно либо есть, либо нет.

Вот, например, у старого патологоанатома Якова Блюхера, к которому Миха, давно из морга уволившийся, тем не менее захаживал в гости «на поболтать» регулярно, было. Яков Натанович был женат на своей Светлане уже больше сорока лет и все это время души в ней не чаял, как, впрочем, и она в нем. Значит, такое вот семейное счастье возможно?

Маринка ушла, и поперву от этого даже как-то легче стало. Чисто морально. Но потом жизнь показала: а ни фига! Потому что одно дело возвращаться туда, где тебя ждут, где горит свет и пахнет домом и едой, где тебя поддержат, даже если ты не прав, погладят по головушке забубенной, прижимая ее к мягкой груди, уложат в постельку, подоткнув одеялко, и только утром, отдохнувшему, вправят мозги, если есть за что. И совсем другое дело — ползти с работы в теперь всегда казавшееся холодным жилище. Ковырять замок своим ключом, входить в темень прихожей, нащупывая вечно прятавшийся куда-то выключатель, после устало топать на кухню, чтобы что-то там себе накашеварить… Брр!

ГЛАВА 2

Короче говоря, на байкерский фестиваль «Волга-Трэфен», который ежегодно устраивался на какой-то не сильно богатой, построенной еще в советские время туристической базе, Миха поехать решил. А в причинах этого своего решения постановил особо не разбираться. «Я свободеееен!» и все такое.

По той же причине было принято и еще одно чудо-решение: он вдруг надумал остановиться на ночевку не в гостинице, а в самóм фестивальном палаточном «таборе» на территории базы. Так сказать, в гуще событий.

Народ съезжался сюда изо всех городов и весей, чтобы оттянуться, сменить обстановку, послушать концерт и, понятно, встретившись со старыми друзьями-байкерами, хорошенько выпить. Договариваться об этом начинали, считай, за год до того. Созванивались, переписывались в разных чатиках, каналах и пабликах, в вкашке, в телеге и в нельзяграме. Чмырили отступников, ободряли новичков, обменивались воспоминаниями со старожилами.

Ну и новые байки травили, конечно. Буквально накануне выезда на Трэфен Миха изрядно поржал над историей, которая приключилась с каким-то парнем во время гонок. Этот бедолага с позывным Гор как раз готовился стартовать, когда к нему подрулила девица и сообщила, что беременна от него. Как выяснилось потом, обманула нарочно, чтобы старт ему сорвать.

В ситуации, конечно, ничего смешного не было, но зато отзывы под сообщением были такими, что Миха сидел в пустой комнате отдыха после довольно сложной операции и в голос ржал: народ в отзывах жег не по-детски.

Каких только советов Гору не надавали по поводу того, где и как надо держать свой член, чтобы так остро не реагировать на подобные предъявы. Каких только прогнозов по поводу предстоящей «страшной мсти» за подобное, не выстроили. Причем все это излагалось так, что традиционные «ябвдул» и «валить и трахать» были самыми лайтовыми версиями.

Напоследок кто-то вбросил, что Фортуна — та самая девица, подставившая Гора, — будет на Трэфене, и все, с ней не знакомые, невероятно возбудились: стало любопытно вживую взглянуть на провокаторшу. Тем более что масла в огонь регулярно подливали те, кто ее вживую как раз-таки видел: «сиськи зачетные», «девица — огонь».

Закончилось все тем, что в чате объявился некий Алекс, Михе не знакомый, но явно хорошо известный другим участникам трёпа, и коротко приказал: «Подберите слюни! Моя девка!»

Выполнила ли развеселившаяся байкерская общественность этот приказ, отказалась ли от идеи сгонять на байкфест только для того, чтобы оценить ТТХ той отчаянной Фортуны, Миха не узнал — позвали в приемный покой, осмотреть тяжелого пациента. Но одно можно было сказать точно: когда в назначенный день, скатав несколько баков бензина и преодолев немалое расстояние, он сам вперся на территорию палаточного лагеря «Волга-Трэфена», здесь было многолюдно и многошумно.

Но Миха все равно постановил послабления себе в тихой комфортной гостишке не искать и ранее принятому решению не изменять. Правда, принималось оно в ту пору, когда Миха думал, что поедет на Трэфен в компании приятелей, звавших его на это мероприятие уже не первый раз. Но эти засранцы взяли и один за другим отказались.

После такого Миха, может, тоже никуда бы не поехал. Валялся бы дома на диване: жрал, дрых и трахался, если бы с этим повезло. Но онуже согласился провести на фесте курс «молодого бойца» для всех заинтересованных: рассказать и показать, как, в случае чего, оказывать первую помощь, останавливать кровь, фиксировать переломы и бинтовать раны. Сколько случаев в практике, когда раненый к моменту приезда Скорой просто «вытекал», теряя из-за отсутствия должной помощи слишком много крови…

Такого рода ликбезы Миха считал делом чрезвычайно важным, проводил регулярно и абсолютно добровольно, так что и тут счел для себя невозможным передумать и от поездки на «Волга-Трэфен» отказаться.

Тем более что другие старые знакомцы, некоторых из которых он никогда живьем не видел, но при этом неплохо знал по переписке и «в аватарку», подтвердились: будем. Программу-то орги обещали богатую: концерт, мотопарад и даже гонки.

Узнав об этом, Миха перед отправлением на Волгу даже свою аптечку перебрал. Где гонки — там и травмы. Иначе и не бывает. А значит, в верхнем кофре с уже немного облезлым красным крестом на крышке должно быть все необходимое: бинты, жгуты, гемостатические повязки, хлоргексидин, промедол, шовный материал, все такое.

«Платник» был отличным (еще б не хватало рытвин за те деньги, которые владельцы драли со всех колесных!). Задержки возникали только на пунктах оплаты. Но Миха предусмотрительно озаботился покупкой транспондера, который позволял проезжать шлагбаумы практически без очереди: немного скинул скорость у считывающих данные камер – и сразу после увидел, как взметнулась вверх запирающая проезд полосатая палка.

Красота!

Если не считать всяких там «умников», которые, кажется, уже просчитав Миху, как потенциального «спонсора», так и норовили проскочить параллельно с ним, пока проезд открыт за его деньги и его траспондером.

Миха, всегда особо презиравший хитрожопость в любых ее проявлениях, прилипал этих очень быстро (ну так!) невзлюбил, а потому, посильно развлекая себя, начал осознанно пакостить: например, подъезжал к терминалам и, вместо того, чтобы двинуться к шлагбауму, вставал в междурядье колом, с повышенно-озабоченным видом втыкая в телефон. И стоял так, дожидаясь, чтобы все платежеспособные и не жадные уже давно уехали, а хитрожопые остались – идиоты идиотами.

Обидка, да? Приятно.

Правда, дело с этой мелкой «мстей» кончилось тем, что какие-то два мудака полезли с претензиями. Из их гневных наездов получилось понять, что из-за Михи, который «тормоз долбаный», эти двое не успели следом за каким-то там Нильсом на «Гусе». Этого даже не сказочного, а вполне себе реального персонажа Миха действительно видел: парень прошел «на тоненького», пока еще был открыт шлагбаум, пропускавший тяжелый внедорожник, набитый доверху каким-то скарбом. И да: он-то прошел, а эти двое не успели. Ясен-красен из-за Михи. Из-за кого ж еще?

ГЛАВА 3

Турбаза, на которой в этом году и проводился «Волга-Трэфен», стояла в стороне от трассы. Так что вскоре с гладкого асфальта пришлось съезжать на щербатый. Сверяясь с навигатором и порыкивая мощным басовитым мотором, Миха двинулся по узкой лесной дороге, вдоль каких-то других баз, домов отдыха и лагерей, а главное, мимо кучи посматривавших на него без особого интереса гаишников.

На полянке перед въездом на территорию базы было запарковано несколько десятков мотоциклов, ходили люди в байкерской амуниции, а между ними сновали еще и всякие удивительные девицы.

Миха с изумлением уставился на одну: была она почему-то в боевом раскрасе натуральной «индейки» и даже с перьями на голове. А кроме того в шортиках, оставлявших открытой половину ее модно-тощей задницы, и на каблучищах, которые вязли в мягкой лесной почве, из-за чего двигалась дева сия странной инвалидной походкой, периодически громко матерясь.

В деревянном вагончике, в который Миху направил первый же встречный, продавались картонные бейджики и цветные браслетики. Они закреплялись участникам Трэфена на руку и, как понял Миха, были основным пропуском на территорию лагеря — как в каком-нибудь Египте или Турции в отель. Правда, «ол инклюзив» здесь не предполагался от слова «совсем». С другой стороны, за малую плату Миха получил парковку и место для ночлега на вполне себе охраняемой территории.

Несмотря на стремление быть «лютым» и «настоящим», место для палатки Миха присмотрел у самого забора, подальше от всей тусы и, главное, от сцены, с которой уже грохотала музыка. Палатка была чужой, но такой простой в употреблении, что Миха с ней почти и не возился. Остальное и вовсе не заняло времени — накачать матрас, постелить простыню и кинуть поверх нее подушку и одеяло. Спальник Миха с самого начала презрел и привез с собой нормальные постельные принадлежности.

Устроив все для будущей ночевки, Миха охлопал себя, убеждаясь, что бумажник с документами, карточками и наликом с собой, а после отправился осмотреться. Есть пока не хотелось, зато отлично зашло местное разливное пиво. Впрочем, Миха старался не переусердствовать — как раз завтра ему предстояло провести тот самый быстрокурс по тактической медицине: что-то рассказать, что-то показать всем желающим.

Кроме того, опять-таки на завтра намечалась главная часть шоу: мотопарад и гонки. Тут же вспомнились другие — развитию которых Миха невольно помешал, и, соответственно, парень по прозвищу Нильс. Между прочим, реально отличный позывной для водителя моцика под официальным названием БМВ R1200GS, который из-за последних двух букв прозвали «Гусем». Интересно, этот самый Нильс тоже сюда, на фест, ехал? И если да, то доехал ли? А еще хотелось бы узнать, чем он насолил тем охочим кулаками помахать утыркам, которые из-за Михиной вредности не успели прорваться следом за ним через платежный терминал…

Поскольку становилось скучновато, а мысль про Нильса и его «Гуся» отлично годилась для хоть каких-то осознанных действий, Миха вновь, уже по второму кругу, обошел весь лагерь, но так и не увидел знакомый агрегат с резиновым желтым утенком (видимо, вместо гуся), который был закреплен так, чтобы закрыть часть цифр от гаишных камер.

Приметная деталька-то — этот самый резиновый утенок, — но увы! К тому моменту, когда Миха собрался в свой поход, территория базы представляла собой одну большую парковку, а искать среди сотен мотоциклов какой-то один конкретный — это было почище, чем иголку в стоге сена.

Немного послушав концерт, Миха очень быстро (а как иначе-то?) понял, что радость эта не для него — от басов аж в животе что-то тряслось, взбалтывая пиво. Да и толпа вокруг напрягала: адреналин и тестостерон, подпитанные алкоголем, зашкаливали, даже как-то давили. Так что Миха допил свое очередное пиво и собрался идти спать.

Перед тем как свернуть к палатке, зашел, подсвечивая себе телефоном, в одну из туалетных кабинок. Точнее, в первую только сунулся, но там уже кто-то ссал — только волосатая жопа в свете фонарика мелькнула.

— Закрываться надо, — недовольно буркнул Миха, но «жопа» не отреагировала, и даже струя с ритма не сбилась — как журчала, так и продолжила.

Во второй кабинке кто-то нагадил рядом с «очком». Миха выматерился и шагнул к третьей. Там все было более или менее. И даже туалетная бумага каким-то чудом имелась. Миха расчехлился и, пока отливал, думал о каком-то забавном, даже детском несоответствии между тем, что творилось там, у сцены, и здесь, в сортирах. Глянешь — все такие крутые, взрослые, «лютые», блин; а сходить в туалет так, чтобы в дырку, а не рядом, не могут. Да и убрать за собой не способны. Уроды, прости господи…

Тут со сцены грянуло словно бы в такт его мыслям:

Байкеры уроды!

Уууууййии

Черепушечки мои.

Я же на коне,

По уши в говне,

Глотаю пыль дорог,

И регулярно что-то льётся с небосвода.

Байкеры-уроды.

(Сергей Кокорин «Байкеры уроды»)

— Отож! — пробурчал себе под нос Миха и отправился спать.

ГЛАВА 4

Палатку в темноте найти удалось с трудом, а постель в ней противно отсырела, хоть ничего ниоткуда на нее не лилось совершенно точно. Ну так что ж теперь? Или Миха нонче не настоящий «лютый байкер»?

Он героически разделся и нырнул под одеяло, после еще и замотавшись в него так, словно изображал окуклившуюся гусеницу. Прекрасная бабочка, конечно, из получившегося кокона утром точно не вылупится, но и кто-то типа Чужого вроде вылезти не должен. Будет обычный утренний Миха: немного небритый, чуть-чуть похмельно-мутный, зато весь из себя «настоящий»… Интересно, где тут люди умываются, не говоря уж о других гигиенических процедурах?..

Со стороны сцены по-прежнему адски бухало, но пива в организме оказалось достаточно, чтобы усталость взяла свое. Угревшись, Миха действительно заснул. И замечательно дрых бы до самого утра, если бы ему дали. Но нет в мире счастья!

Разбудил его какой-то дебилоид, который зацепился за растяжку палатки, едва ее не свалив, грохнулся, а после вдруг грянул песню и, с трудом поднявшись, отправился дальше, спотыкаясь и выслушивая во след экспрессивные матерные рулады тех, кого он тоже разбудил.

Ну и все! Больше Миха так и не заснул. Слишком сильно мешала музыка, но апогеем стало другое: кто-то, видимо, решив, что колонки в недостаточной степени передают ритм, завел прямо над Михиной головой мотоцикл, чтобы в такт ручкой газа подрыкивать. И трындец котенку.

Остаток ночи Миха лежал, старался беситься как-то поменьше и без последствий для себя и окружающих, ну и думал предсказуемое: «Чтоб я, да еще хоть раз! Нет! Только гостиница, только нормальная кровать, нормальный (чистый!) сортир и тишина, мать его!»

«Лютые» байкеры угомонились только утром. Стихли колонки и пьяные песнопения, в «музыкальном» мотоцикле к полному удовлетворению Михи еще раньше что-то то ли отвалилось, то ли просто бензин кончился — в любом случае двигло у него потухло и заводиться снова не пожелало. Мстительно счастливый Миха потерся щекой с уже начавшей отростать щетиной о подушку и приладился все-таки еще хоть немножко поспать. «Чтоб еще, да когда-нибудь…»

Перед началом мотопарада на продувку к передвижной медлаборатории предсказуемо стояла очередь в пару сотен человек. Миха подумал-подумал и присоединяться к ним не стал. По ощущениям все было норм, если не считать жестокого недосыпа. Да и действительно пить он вчерась прекратил рано.

Дальнейший план был таким: проехаться с толпой «лютых» в колонне мотопарада, а после вместе со всеми зарулить на расположенный достаточно удобно для задуманного (не далеко и не близко) стадион. Как раз здесь сам Миха должен был прочитать свой ужатый до пары часов курс формата «помоги себе сам», а организаторы обещали устроить гонки.

Участвовать в этом «веселье» Миха, понятно, не планировал, а вот посмотреть, как другие сходят с ума, и похлопать победителям заездов — да. Ну, а следующим пунктом в расписании был побег.

— Замыслил я побег, — пробурчал себе Миха под нос, неожиданно припомнив название давно прочитанной и уже изрядно подзабытой книги, которое идеально обрисовывало то, что теперь планировал и он сам.

Всего-то и нужно было вернуться в лагерь, собрать к чертовой матери палатку и шмотье, найти через интернет какое-то нормальное, человеческое, а не люто-байкерское жилье по соседству и рвануть туда — помыться и завалиться спать до завтрашнего утра. Ну, а «со сранья» — домой. Если стартанет пораньше, то ближе к вечеру будет на месте. Тьфу-тьфу, конечно.

И… И какой там умник сказал, что, если ты хочешь рассмешить бога, начни строить планы?

Байкерская колонна должна была формироваться ближе к выезду на трассу, вдоль обочины той самой лесной дороги, по которой Миха и добирался до базы. Да и где еще собрать и хоть как-то организовать несколько тысяч рыл на мотоциклах? Народ здесь, как и на самой базе, кучковался. Отдельно стояли «голдоводы»; отдельно — презирающие «пластмассу» ортодоксальные «хэдэшники» или «вулканологи», обряженные в косухи с «макаронами» по рукавам; отдельно — парни на «спортах» и в дорогущих экипах, которые в ответ посматривали свысока уже на пузатых чопперистов.

«Фабриканты?» — с легкой неприязнью подумал Миха и отвернулся. С другой стороны, эти хоть со своими гонками на обычные дороги особо не лезут, а сходки свои устраивают там, где не пострадают посторонние.

Вспомнился сынок Княжича. Их обоих, кстати, — и сына, и отца, — что-то было не видать, и это, пожалуй, радовало. То есть, с самим Княжичем Миха поздоровался и побазарил бы не без удовольствия, а вот его сопливый, но на редкость наглый отпрыск сразу после сделанной ему операции на лодыжке был мысленно занесен в список персон нерукопожатных. Мягко говоря. И если пользоваться терминами высокой политики. Хотя ведь и там без проверенного веками русского матерного иной раз не обойтись.

Сколько в тот раз, после того, как сынок Княжича очухался после наркоза, ругани было, сколько понтов корявых! Да что там! До угроз ведь дело дошло — настолько этого клопа мелкого до вонючего заело, что врачи и, главное, сам «оплаченный» Княжичем Миха, занялись не им первым, что сначала на операционный стол повезли ту девушку с разрывом селезенки, а не его — такого всего из себя вип-персонного. Этому куренку, который с чего-то возомнил себя орлом, вообще все было не так и не этак: и палата недостаточно крутая, и медсестры не умеют мысли читать и перемещаться в пространстве посредством межпространственных переходов, чтобы оказаться возле «клиента» через миллисекунду после того, как ему что-то приспичило.

Миха по уму-то мог просто взять и уехать, как только узнал, что сынок Княжича благополучно очнулся от наркоза. Он-то, как хирург, свое дело сделал, дальше не его головная боль, ему, в конце концов, на работу, уже в свою больничку ехать пора, чтобы, может, добраться туда пораньше и побыстрее и успеть часок в комнате отдыха прикорнуть. Но стало обидно за медсестер, которые уже успели выслушать о себе много разного. Да и прооперированный мажорчик, всласть погоняв младший медицинский персонал, теперь затребовал себе для расправы Миху. И предсказуемо огреб.

ГЛАВА 5

После этого разговора Миха еще долго похлопывал «крышечкой» своего «чайника» — пыхтел, кипел, клокотал так и не улегшимся гневом. Вот ведь не зря говорят: не делай людям добра — не получишь в ответ зла… А тут вместо «спасибо» вот это вот все.

А ведь с лодыжкой-то у сынка Княжича дело было плохо. На руку просто гипс наложили, перелом был чистым и простым — даже вправлять ничего не пришлось, а вот нога… Миха тогда колдовал над ней несколько часов к ряду, собирая раздробленные кости, будто, сука, какой-нибудь пазл.

Но ведь собрал, приладил все по местам, осмотрел удовлетворенно сначала сустав, а потом и коллег по операции. Все тоже выглядели довольными, и Миха выдохнул. Взял в руку поданный Тамарой шуруповерт, вжикнул им молодецки, заодно проверяя заряд аккумулятора, и сообщил команде:

— Сверлимся!

— Дык! — подтвердил второй хирург, а остальные кивнули.

Сверло вгрызалось в оголенную кость, от которой зажимами оттянули рассеченную ранее скальпелем плоть. Потом в эти отверстия надо будет ввинтить вечные титановые шурупы…

Когда-то, на заре карьеры, это Миху очень впечатлило: то, что человеческую кость надо точно так же, как какую-нибудь деревяху, сначала просверлить и уже после ввинчивать в нее шуруп, закрепляя проволоку или титановую пластину, которая будет прижимать и удерживать на месте осколки. Иначе, если сразу начать вгонять шуруп, кость может (тоже в точности как деревяха) просто треснуть. Особенно если речь о хрупких костях пожилых людей.

Сынок Княжича был молод и здоров, кости были крепкими, но все равно сначала дырки в нужных местах, а уже потом шурупы. Еще б характерец этому говноеду так же подправить можно было — и вообще красота. Но Миха, увы, умел чинить только тело… Зато делал это всегда с полной самоотдачей и отличным результатом. Так, что даже показавшийся поперву несимпатичным второй хирург, глянув на результат, который продемонстрировал тут же сделанный рентген, сказал:

— Красиво, Михаил Иванович!

— И очень быстро для операции такой степени сложности, — уважительно подтвердил анестезиолог.

— Команда! — откликнулся Миха, старорежимно склоняя голову в адрес каждого из бригады, а про себя с удовлетворением думая: когда красиво, да еще и «очень быстро» (а то!), и восстановление потом идет тоже отлично.

Что, кстати, и подтвердил Княжич, который звонил поблагодарить за сына сразу после, а потом и еще раз, через месяц. Тогда уже по другому поводу — о курсах тактической медицины для своих парней из личной охраны договаривался, но заодно лишний раз и спасибо за сына (Антошу, блин!) сказал: мол, уже почти не хромает — так все замечательно срослось.

— Рад! — коротко откликнулся Миха, для которого, на самом деле, куда важнее было бы узнать, что и с прооперированной девушкой, с которой сынок Княжича гонял по улицам ночного города, тоже все в порядке.

Но Княжич о ней ничего не знал. Сама же пациентка ушла из больницы, как только смогла держаться на ногах. Подписала бумаги с отказом от дальнейшей госпитализации, а после исчезла…

Миха, который так и не собрался ее навестить сразу после операции, а после слишком сильно замотанный «трудовыебуднями» уже в родной больничке, приехал, когда прооперированной им девчонки уже и след простыл. Жаль. Все-таки очень хотелось увидеть ту, кому, на самом деле, очень повезло. И потому, что доставили быстро, и потому, что диагностировали верно, и потому, что Миха принял решение задвинуть пациента, за которого больнице и было заплачено, а взять на операционный стол сначала ее.

Зато живет в ладу со своей совестью и людям в глаза смотрит открыто, взгляд не отводя.

Двигаясь вдоль колонны в поисках подходящей компании, к которой приятно было бы приткнуться или лучше просто более или менее свободного места, Миха поржал над огромным знаменем с надписью «Вялые питоны» (уверенные в себе ребята собрались в этом клубе, раз не боятся такие шутки шутить!); показал большой палец бодрой девахе, к моцу которой был приделан штандарт другого клуба — «Ночные хряки»; потыкался кулаком в кулак, чтобы не снимать мотоперчаток, со знакомыми парнями из «Аль-Кашей»; раскланялся с Гринчем и его ребятами, которые так и таскались за ним, будто привязанные, но проехал мимо, потому что уже присмотрел для себя свободный пятачок между двумя большими компаниями, представители которых были заняты сами собой и к Михе с разговорами точно бы не полезли.

Идеально! Теперь всего-то и осталось дождаться, когда колонна двинется.

Процесс оказался небыстрым. Припозднившийся народ все прибывал и прибывал. Ожидание стало перерастать из просто надоевшего в утомительное, хоть Миха на своем здоровенном «туристе» и устроился с удобством, улегшись спиной на оба сиденья, голову притулив к кофру и задрав длинные ноги на руль. Он уже начал задремывать, когда люд вокруг вдруг загомонил, зашевелился, принялся надевать шлемы, натягивать перчатки и заводить технику.

Миха вздохнул и тоже собрался в путь-дорогу.

В такой огромной колонне он не ездил никогда в жизни, и это действительно было прикольно. По обочинам, а после и вдоль улиц стояла куча людей — целые семьи с детьми, которые радостно вопили и махали руками. Миха тоже махал и даже, впав в общее безумие, сигналил клаксоном. А потом… Потом вокруг как-то что-то сдвинулось — то ли байкеры, ехавшие ранее рядом с Михой, отстали, то ли он сам ускорился, то ли просто сработали какие-то непонятные внутренние течения внутри колонны, но справа вдруг появился тот самый приметный «Гусёк» с желтой резиновой уточкой, которая теперь перекочевала на руль.

Чисто для понимания: вот так выглядит "Гусь":

ГЛАВА 6

Миха, выезжая на «мотопробег», нацепил на себя все, что положено — и штаны с наколенниками и защитой бедер, и куртку с «черепахой», и мотоботы. А вот хозяин «Гуська» решил защитить только голову свою забубенную и торс — шлем с темным зеркальным визором скрывал лицо и голову, а потертая косуха сидела как влитая. Зато ниже были лишь светлые джинсики в обтяжку и высокие кеды в веселенький цветочек.

Гм… И вот глядя на них, а главное, на приятно округлый, конкретно женский попец и узкую талию с изящным прогибом, подумалось, что зря он все это время величал хозяина «Гуська» парнем. Какой тут парень, если типичная девица?

С другой стороны – почему тогда Нильс?.. Из-за мотоцикла? Ну логично: кто ж не знает сказку про путешествия мальчика Нильса на диких гусях? И все же может выйти нехорошо, если Миха подкатит весь такой красивый со своим внезапно проснувшимся интересом – а Нильс таки действительно Нильс. И не по «Гуську», а по паспорту.

«Гусёк» ехал чуть впереди. Миха, желая достичь определенности, прибавил газу. Надеялся увидеть бюст, но и тут обломался: плотная ткань косухи скрывала все возможные выпуклости. Так что, если они и были, то такие… не впечатляющие. Совсем не из категории тех, на которые Миха обычно залипал.

Да и рост… Далеко не всякая дама выбрала бы себе «Гуся» просто в силу того, что моц был высоким. Да и вообще таким… не женским. Любили его парни, которые кучу времени посвящали путешествиям на дальняк да еще и по поганым дорогам. «Гусь», оставаясь вполне цивильным, комфортным мотоциклом для города, имел отличную проходимость, мощный мотор и большой бензобак, что иной раз становилось моментом определяющим.

Но ведь есть же баскетболистки… Ну или просто длинноногие девицы модельного роста и конституции, которым высокое сиденье «Гуська» могло оказаться вполне подходящим…

Миха, вздохнув, перевел взгляд на кеды в цветочек, украшавшие ноги объекта его внезапного интереса. Размер ноги тоже оказался не девичьим. Однако Миха с некоторых пор точно знал: это вообще не показатель. Акселерация нынче зашла далеко. Его родная дочь Василиса, прижитая им от теперь уже бывшей однокурсницы после одноразового перепиха на студенческой вечеринке, благополучно носила сороковой и ничуть по этому поводу не комплексовала.

Так парень Нильс или все-таки девица?..

Вопрос был, как говорится, интересным. В итоге так Миха и таскался по окрестностям «Волга-Трэфена», стараясь теперь уже точно не упустить из виду «Гуська», желтого утенка, цветастые кедики и их внезапно привлекшую внимание хозяйку… Или все-таки, черт его дери, хозяина?

В седле «объект» держался уверенно, ловко маневрировал в колонне на малых скоростях — ногами по асфальту, как многие «лютые» байкеры, не «сопливил», удерживая мотоцикл телом… Смотреть было приятно, да и любопытство одолевало – мало того, что детектив, так еще и с гендерной интригой!

«Я чисто узнать! Надо ж понять, с какого перепугу на меня наскочили те утырки у терминалов на «платнике» и чего им было надо уже от этого самого Нильса», - заверил себя Миха так, будто оправдывался перед широкой байкерской общественностью, и даже засмеялся – так глупо вышло.

Загадка разрешилась на стадионе, куда Миха зарулил следом за Нильсом. Тот припарковал своего «Гуська» в ряду прочих моциков, а после просто взял да и снял шлем и расстегнул тугую молнию косухи. Тогда-то Миха и был вознагражден знанием: и шлем, и косуха, и узкие светлые джинсы, и кеды украшали высокую, худощавую, коротко стриженую пепельно-блондинистую девицу лет двадцати пяти.

Бюст ее, выпущенный «на волю» из туго сидевшей и, кажется, чуть маловатой косухи, размерами действительно не впечатлял, а вот лицо…

Нет, с точки зрения классических канонов девушку трудно было назвать красивой. Но строгие угловатые черты ее лица с выраженными скулами и узким подбородком так завораживающе притягательно сочетались с идеально очерченными чувственными губами, что у Михи, давно оставившего в прошлом пубертат и безумство гормонов, при одном только взгляде на них все так и встопорщилось.

Каким был бы минет в исполнении этой женщины! Да Миха бы полцарства отдал только за то, чтобы увидеть, как ее губы охватывают, лаская, его член! Вбирают, смыкаются, обжимая туго и одновременно нежно… Но – увы! – полцарства у него не было. Разве только конь, да и тот железный и уже немного престарелый.

Как и сам Миха… Гм…

И все-таки как же эта самая девушка с мужским позывным Нильс была притягательно хороша! Какое фантастически противоречивое и в то же время цельное сочетание строгости черт лица и пухлой сексуальности губ! А глаза, с лаконичной кокетливостью полуприкрытые длинной косой челкой?.. Отчаянно синие, как высокое небо над головой, яркие, будто бы сияющие…

Лицо с обложки. Невероятное, необычное, притягательное…

Миха раз за разом повторял эти и многие другие эпитеты и по-прежнему не мог оторвать от незнакомки взгляда. Следил за тем, как она ест и смеется, переговариваясь с тем или иным человеком, как запускает длинные пальцы в короткую светлую, почти белую шевелюру, как курит и думает, щуря свои невероятные глаза.

Через пару часов удалось узнать, что девицу с позывным Нильс (действительно из-за «Гуся», слишком необычного для девушки, чтобы этот момент остался без внимания) зовут Ильза — так ее окликнул один из проходивших мимо. Потом стало ясно, что она еще и говорит с характерным прибалтийским акцентом (тянет гласные, с трудом произносит «ы» и смягчает многие согласные) и это тоже звучит так сексуально, что хоть стой, хоть падай, хоть беги от греха подальше, пока дел не натворил.

Бежать иль не бежать? Вот в чем, сука, вполне себе шекспировский по степени эмоционального напряжения вопрос…

ГЛАВА 7

Миха еще размышлял об этом непростом выборе, одновременно словно мятную конфету перекатывая на языке имя привлекшей его внимание девицы, когда та, неторопливо и опять-таки абсолютно по-модельному покачивая бедрами, пошла к своему мотоциклу и вытащила из кофра профессионального вида фотик. Журналистка, приехавшая на Трэфен в том числе и по работе? Не модель, а наоборот — фотограф, но все-таки в модельном бизнесе? Или просто любительница, решившая потратить на свое хобби достаточное количество денег?

Гадать можно было сколько угодно, но Миха в любом случае сделать это не успел, потому что Ильза от своего «Гуся» прямым ходом направилась к нему, остановилась рядом, улыбнулась, а после просто-таки убила, сказав:

— Можно я тебя пофотографирую? Уж больно лицо харáктерное, жесткое. И глаза хищные, волчьи. Красиво.

И Миха, и так-то в своих хотелках с трудом балансировавший на грани приличий, «поплыл» от этого комплимента окончательно. Аж в зобу дыханье сперло.

Получив разрешение, Ильза действительно некоторое время «щелкала» его, попросив специально не позировать и вообще заниматься своими делами. Миха в ответ только мысленно хмыкнул: главным делом в последние пару-тройку часов для него было как раз наблюдение за Ильзой. Казалось, что все вот-вот закончится, но она предложила прогуляться до Михиного байка и запечатлеться уже на его фоне. Миха и тут согласился, продолжая млеть от ее внезапного интереса к его скучной, по мнению Маринки, персоне.

— Ух ты! Агрегат! Только кофры всё портят, — облизывая взглядом Михин «турист», сказала Ильза и защелкала фотиком.

— На дальняк да еще и с перспективой ночевки дикарем без них никак, — откликнулся Миха, который тоже считал, что кофры жестоко коверкают стремительную линию его двухколесной «любимки».

Ильза кивнула, и они разговорились, зацепились, увлеклись…

Сбой случился только один раз: когда Миха все-таки спросил о тех двух утырках, которые остались сильно недовольны тем, что не успели за Ильзой на «платнике», застряв у терминалов из-за Михиной вредности. Миха спросил, кто они и по какой причине гнались за Ильзой, и она тут же помрачнела, замкнулась, начала отдаляться… И это испугало так, что больше Миха о произошедшем и не думал заикаться — еще не хватало упустить такую девушку из-за собственного глупого любопытства.

Ильза намеревалась принять участие в гонках, которые были в планах у оргов Трэфена.

— А ты?

— Нет, — с улыбкой качнул головой Миха.

— Там неплохой призовой фонд…

— Серьезно? Не знал.

Ильза отвела взгляд:

— Не официально.

Миха помрачнел:

— Фабрика?

— Нет. Тут… Тут свои интересы и свои ставки. Алик устраивает.

— Не слышал про такого. И, в любом случае, я надеюсь остаться просто зрителем, — твердо заверил Ильзу Миха. — Гонял когда-то, а потом…

— Авария?

— Очень много аварий.

Та смотрела непонимающе, и Миха с известной неохотой все же пояснил:

— Я врач. Хирург.

Ильза неверяще распахнула глаза, начала что-то говорить, но в этот самый момент к Михе подвалил один из оргов Трэфена. Пожал руку, здороваясь, и сообщил, что для проведения занятий по тактической медицине все готово.

— Извини, — и не думая скрывать, насколько расстроен вынужденной отлучкой, сказал Ильзе Миха. А потом с надеждой начал: — Если хочешь…

— Хочу! — тут же согласилась она, и прозвучало это как-то так, что пришедший за Михой бородатый байкер рассмеялся тепло и басовито, а потом еще и подмигнул.

На занятия, как и всегда, народу пришло всего ничего. Это Миху неизменно удивляло: ну как так-то — не хотеть потратить пару часов своей жизни, чтобы потом, вполне возможно, суметь спасти себя или помочь другому? Особенно с учетом того, что потенциальные «слушатели» предлагавшихся им бесплатных курсов были байкерами, а значит, относились к группе повышенного риска. Но Миха давно «вкурил», что людей ему не понять, и махнул рукой, сейчас радуясь тому, что, благодаря лени других, может больше времени посвятить Ильзе, выбрав именно ее сначала на роль ассистентки, а потом и «раненого бойца».

И как же приятно оказалось играть с ней в доктора! Миха так увлекся, что даже потерял счет времени: все тот же орг, похоже, курировавший эту часть запланированных мероприятий, подошел, положил руку на плечо, а после выпрямился и начал громко и велеречиво благодарить Миху за науку.

Особенно неловко стало, когда парень завел про Михины заслуги, еще и перечисляя известные многим в байкерской тусовке имена — всех тех, кого Миха в свое время сумел поставить на ноги и усадить обратно в седло мотоцикла. Миха, все это время методично собиравший обратно в кофр все, ранее вынутое из него, уже собрался прервать его, даже поднялся на ноги, но наткнулся на взгляд Ильзы и замер. Потому что она смотрела на него завороженно и откровенно восторженно. А потом, когда орг Трэфена наконец-то замолчал, вдруг шагнула ближе, стискивая на груди руки, и прерывающимся голосом спросила:

— Ты?.. Так ты и есть Михаил Быстров?!

Миха уже разинул рот, чтобы сознаться: да, я; но его перебил рев мотоциклов — как видно, стартовал первый заезд на скорость из серии тех, в которых планировала принять участие Ильза. Она вздрогнула, заозиралась, вытягивая шею и даже привставая на цыпочки. Миха тоже закрутил головой и все-таки успел увидеть самое начало того, что чуть позднее обернулось трагедией.

Выстроившиеся в ряд мотоциклы рванули вперед, на мгновение окутавшись сизым дымом из выхлопных труб; двигаясь по-прежнему практически в едином строю, мигом преодолели половину расстояния короткой прямой… И тут что-то пошло не так.

ГЛАВА 8

В плотной шеренге ошибка любого из участников могла оказаться роковой. И оказалась. Один из мотоциклов вдруг встал на дыбы, поднимая переднее колесо. Это был известный всем способ уменьшить трение (одно колесо — меньше соприкосновения с асфальтом — выше скорость), но не в такой тесноте же! Да еще и на далеком от идеала дорожном покрытии провинциального стадиона! Мотоцикл тряхнуло на довольно глубокой трещине, он тяжело приземлился уже на оба колеса, но дальше двинулся не прямо, а чуть в бок. Совсем чуть-чуть! И все же этого хватило, чтобы задеть соседа.

Секунда — и несколько участников заезда из числа тех, кто не сумел проскочить внезапную кучу-малу, обогнув ее по краю, потеряла управление и полетела на землю, снося соседей свалившимися на бок мотоциклами. Один агрегат и вовсе унесло в толпу зрителей, откуда тут же раздались перепуганные и полные боли крики.

— Гонки, мать их! — с тоской выдохнул Миха, подхватил свой скоропомощной кофр, коротко глянул на замершую Ильзу, и очень быстро (а были варианты?) помчался туда, где в нем сейчас совершенно точно нуждались.

Большинство упавших уже поднялось на ноги. Кто-то стоял, склонившись и опершись руками о колени, дышал, вздернув визор шлема, и матерился. Кто-то пошел смотреть, что сталось с мотоциклами. И только один лежал, вытянувшись на асфальте, и хватал ртом воздух, зажимая ладонью горло.

— Блядь! — даже не пытаясь давить в себе мат, рявкнул Миха и присел рядом.

Судя по увеличивавшейся луже алой артериальной крови, времени и у него, и у парня было мало. Как так получилось, чем этот дебилушка великовозрастный умудрился повредить себе именно сонную артерию, Миха понятия не имел, но в том, что случилось именно это, сомнений не было: стоило парню попытаться отнять от шеи руку, как кровь ударила фонтаном.

— Зажми изо всех сил и не отпускай! — рявкнул Миха. — Я врач. Все будет хорошо. Только держи крепко. Это твоя жизнь там, под пальцами. Понял?

Но парень уже начал отъезжать, закатывая глаза. Миха, продолжая глухо материться, прижал его ладонь к ране сам. Но одной-то рукой ничего не забинтуешь!

— Да твою ж в бога и в душу! Ты! — он ткнул пальцем в первого попавшегося байкера из числа тех, что шокированно толпились вокруг. — Сюда! Помоги. Прижми.

— Да я…

— Быстро, я сказал! Будешь держать, пока я перевяжу…

— Да как тут перевязывать-то…

— А вот это самое «как» должен знать каждый, — себе под нос пробурчал Миха, доставая из кофра запечатанную скатку стерильного бинта, — но вы ж учиться не ходите, суки ленивые… Так. Теперь ты! Слышишь меня? — он заглянул раненому в лицо. — Соберись! Найди в себе силы прижать сильнее и больше не дергайся. Ты! — новый взгляд на помощника. — Приподними его, чтобы мне ловчее было, и руку вторую ему подними. В локте согни и подними. Быстро! А ты, калечный, сильнее себе на шею дави! Ну! Сильнее! И не отпускай, пока не закончу.

Миха успел пропустить наискосок — от раны, через противоположную подмышку и обратно к шее — несколько витков бинта, притягивая им и зажимавшие кровоток пальцы. Прямо как были, в мотоперчатке… И тут из толпы зрителей донеслось отчаянное «помогите».

— Да ёптыблять! Кто знает, как его дальше бинтовать и что делать?.. — Миха оглядел толпу.

— Я! — тут же протолкался к нему какой-то сосредоточенный здоровяк с военной выправкой. —Прошел твой курс тактической медицины в прошлом году. Справлюсь. Тут чуток осталось-то.

— Молодец. Не забудь потом ему руку эту — Миха указал на ту, под которой пропускал бинт, — вниз опустить, чтобы еще сильнее артерию зажало!

— Помню, ты ж это тогда хорошо объяснил, Быстро. Так что помню.

Миха кивнул, уже понимаясь хлопнул мужика, которого абсолютно не помнил, по плечу, осмотрел тревожно переминавшуюся с ноги на ногу, но при этом остро любопытствующую толпу и поинтересовался:

— Скорую вызвали?

В ответ забормотали нестройно:

— Конечно, Быстро! Мы… это… быстро. То есть, сразу. Они ж здесь дежурили, так что… быстро будут.

Тут Миха и сам увидел вывернувшую прямо на стадион машину с красным крестом. А потому уже с легким сердцем перехватил ловчее свой кофр, еще раз обернулся, чтобы убедиться: сменивший его мужик ни на что не отвлекся, действует хоть и не очень быстро (ой всё!), но абсолютно правильно, и рванул на крики.

Сука! Долбаные гонки! Профессионалы, чтобы участвовать в них, тренируются годами. Да и гоняют с такими же профессионалами на профессионально же подготовленных трассах! А тут любители, возомнившие о себе невесть что! Зла на них не хватает. И сами убиться так и норовят, и другим, совсем уж никак и ни в чем не повинным, достается. Как вот той девчушке, которую зацепил улетевший в толпу байк. Всего-то и ничего, краем, а перелом ноги со смещением.

Миха вкатил обезбол, зафиксировал… Для остального нужен был рентген, а тут как раз подоспели врачи со скорой. Девчонку погрузили в машину, Миха уже сделал шажок в сторону, чтобы благополучно улизнуть, но мать девочки вцепилась намертво, не отпускала. Пришлось поехать с ними в больницу и там немного поработать, чувствуя на себе недовольные взгляды коллег. Получалось-то, что им как бы не доверяют: приехал какой-то хмырь — и нате вам, авторитет…

Потом, конечно, объяснились, перезнакомились дополнительно и уже не профессионально, а чисто человечески. Поступило даже предложение спиртику для успокоения нервов и за успех лечебного вмешательства тяпнуть, но Михе еще на базу возвращаться предстояло. И, понятно, не пешком и даже не на такси, а верхом на своем боевом железном коне, который дожидался его где-то на парковке стадиона.

ГЛАВА 9

Навалилась усталость. Причем даже не физическая, а такая — от эмоционального перегруза, который длился-длился, а теперь взял и закончился ко всеобщему удовлетворению. Даже без пополнения в морге обошлось.

— МихалИваныч, может, в душ сходить хотите? — спросила медсестричка и кокетливо опустила глаза в точности так, чтобы проследивший за направлением ее взгляда Миха неизбежно увидел главное достоинство ее выразительной фигуры — натягивавший белоснежный халатик роскошный бюст.

— Хочу, — согласился Миха, а после несколько поспешно добавил: — В душ.

Да и потом, когда та самая медсестра заглянула, чтобы передать чистое полотенце, мыло и даже одноразовую бритву, совсем уж очевидное с ее стороны предложение молчаливо отклонил. Просто потому, что думалось совсем о другом. А точнее, о другой.

Горячий душ после дороги на Трэфен, ночи в палатке и сегодняшних пертурбаций показался истинным счастьем. Выбравшись из него намытым и набритым, Миха почувствовал себя обновленным и готовым к новым подвигам. И сказал бы, что к сексуальным, но тут уверенности в подобных перспективах в отношении одной совершенно конкретной девушкой не наблюдалось, так что оставалось только мечтать. Ну и, конечно, жалеть, что труселя и носки было не поменять. Но Миха постановил, что обязательно сделает это в лагере. Сразу, как доберется до него.

И сделал. А после получил возможность убедиться, что народ на Трэфене встречает его, как настоящего героя: и пиво во всех палатках наливают бесплатно, и вообще. А главное, несмотря на общее бурление и столпотворение, Миху каким-то образом нашла Ильза. Подошла, явно смущаясь, села боком на лавку напротив и глянула из-под длинных ресниц так, что невнятно бродившая в теле надежда окрепла. Во всех смыслах и везде.

В итоге о том, что в планах было свинтить с чертова Трэфена в какое-нибудь цивильное место, Миха вспомнил, только когда наступила ночь, а на долбаной сцене опять заскакали какие-то типы с гитарами.

Как, сука, ни в чем не бывало. Будто несколько часов назад не случилось аварии, из-за которой чуть было не отправился на тот свет их товарищ. С другой стороны, ну, а что? Не устраивать же теперь из феста поминки! Тем более что и поминать некого — живые все.

От Ильзы Миха узнал, что после случившейся аварии дальнейшие гонки орги Трэфена, посовещавшись, отменили.

— Жалеешь? — спросил Миха.

— Есть немного, — не стала спорить Ильза. — Был расчет на эти деньги. Ну да что уж теперь? Зато вот с тобой познакомилась, ничего подобного и не ожидая… Даже не думала, что ты такой. Нет, слышала рассказы, но вот чтобы увидеть в деле… Было и правда быстро.

— Жакоб, очень быстро! — смущенно отшутился Миха, который никогда не умел с достоинством выслушивать комплименты и вечно норовил прервать говорящего или и вовсе сбежать от него куда-нибудь.

Но от Ильзы сбегать совершенно точно не хотелось. Более того, так и тянуло оказаться ближе. Намного ближе. Просто-таки вплотную… А в идеале, как любил говорить один хороший знакомец, которому Миха когда-то сломанную правую руку собирал, — по ту сторону презерватива.

— Рада, что могу сказать тебе спасибо вот так, глядя в глаза, — Ильза теперь смотрела очень серьезно.

— За что? — не понял Миха, слишком сильно размечтавшийся о сладко-неприличном.

— За это.

Ильза встала, ступила ближе, обходя стол, задрала топ, и Миха увидел прямо у себе перед носом смутно знакомый шрам.

— Так… Погоди… Это ж мое. Ну да! Травматический разрыв селезенки. Вот блин. Помню! Я тогда закрутился. Приехал проведать прооперированную девушку через несколько дней, а мне сказали: мол, пациентка уже выписалась, почти что сбежала… Так это была ты?

— Не узнал?

— Проблема медиков, у которых операции на потоке: в лицо редко кого можешь вспомнить, а вот если рентген или шрам показать… — Миха протянул руку и осторожно погладил уже побелевшую ниточку, рассекавшую совершенную бархатистую кожу. Теплую, нежную… Так бы и приник губами, втягивая в себя запах…

За спиной кто-то выругался восторженно, а потом заржал пошло. Миха вздрогнул, выныривая из очередного витка своих сладких грез. Ильза отступила, одной рукой одергивая топ, а пальцы второй складывая в выразительный фак, чтобы показать его насмешникам у Михи за спиной. Ей ответили новой порцией незлобивого гогота, но Ильзу он уже не интересовал. Она опустила взгляд на смотревшего на нее снизу вверх Миху, а потом вдруг наклонилась и поцеловала его в растерянно приоткрывшиеся губы.

Не всерьез, не по-взрослому, а так — легким прикосновением, которое, тем не менее, прошило так, будто молнией в самую маковку ударило. Аж шерсть на всем ошалевшем от такого Михином организме дыбом поднялась и, кажется, даже заискрила.

— Я… — заблеял он неуверенно.

Ильза в ответ лишь качнула отрицательно головой, облизала губы так, будто только что попробовала что-то очень вкусное, и поцеловала еще раз — так же легко и вроде бы совсем не сексуально…

— Я…

Но Ильза прижала Михе к губам палец — так, будто запечатывая не сказанное, а после, по-прежнему глядя глаза в глаза с очень близкого, опасно близкого расстояния, шепнула:

— Спасибо.

ГЛАВА 10

Вдруг накатил страх, что после этого она простится и уйдет, но Ильза делать что-то такое и не подумала. Вернулась на свое место напротив, уселась на неудобную лавку, вытянув в проход длиннющие ноги, и принялась болтать о чем-то необременительно-общем, позволяя Михе прийти в себя, собрать мысли в кучку и перестать разевать рот, будто какой-нибудь, блин, карась, подцепленный под самые жабры, а после вытащенный на берег опытным рыбаком.

Ильза вообще оказалась веселой и разговорчивой. А главное, на многое в жизни смотрела под тем же углом, что и сам Миха: слушала ту же музыку, пила то же пиво, да и вообще увлекалась многим из того, что было ценным и в Михиной жизни. А еще вдруг стало понятно, что акцент Ильзы дико возбуждает. Особенно то, как она произносит некоторые слова. Например, Михино имя: Ми-иха. С очень мягким, каким-то неуверенным «х» и длинным, ласкающим «и».

В теории Миха совершенно точно знал, что надо делать дальше: хватать и тащить. Очень быстро. В палатку. Или все-таки в гостиницу. А как поступить на практике?

Обручального кольца на пальце у Ильзы не было, да и в ответ на Михино осознанное откровение о том, что он сейчас не в отношениях, она лишь кивнула, коротко сказав «тоже». Так что проблема была не в этом. Просто Ильза оказалась уж слишком не такой, как те красапетры, которых Миха обычно обхаживал с конечной целью трахнуть: не хихикала глупо-зазывно, смотрела прямо и говорила не о цветочках или котятках, а о ходовых качествах своего «Гуська» и особенностях работы мощного шестицилиндрового оппозита, который служил «сердцем» Михиному мотоциклу.

О себе по-прежнему молчала, да и Миху о личном не спрашивала. Так, словно осознанно обозначала некую незримую, но четко ощутимую границу между собой и собеседником. И в итоге у Михи произошло что-то вроде сбоя программы. Да и в башку вдруг вползла неприятная мысль: а не будет ли выглядеть подкат к Ильзе, как некое требование сказать еще одно «спасибо» за ту операцию на селезенке, которую Миха сделал ей уже почти полгода назад? Только теперь не словами, а, скажем так, делом? Как открытое желание получить плату натурой, сексом?..

В итоге, когда Ильзу окликнул кто-то из большой развеселой компашки, что разместилась ближе к сцене, и она ушла к ним расцеловаться-поздороваться, Миха поднялся и ушел к себе в палатку, еще и молнию за собой этак окончательно задернув.

И, наверно, все бы на этом и закончилось. Опять прокрутившись полночи на сыром белье в окружении нестерпимо громких звуков, он встал бы ни свет ни заря и стартанул в сторону дома. А потом и весь «цыганский табор» Трэфена потянулся бы по родным городам и весям. Следующий день был последним фестивальным, и в программке значился подъем в девять утра и в одиннадцать — массовый исход. Но! Как всегда, в рукаве у Господа бога нашего имелся даже не туз, а непобедимый Джокер: выпитое за вечер бесплатное пиво, которое предсказуемо запросилось наружу.

Пришлось натягивать штаны и мотоботы и, спотыкаясь в смутной тьме, освещаемой редкими костерками и прыгающим светом со стороны сцены, шагать по направлению к сдвоенному ряду синеньких переносных сортиров. И ведь действительно словно кто за руку привел в нужное место и в правильное время!

На уже почти совсем затеявшуюся драку Миха поначалу внимание решил не обращать — умный человек в чужие пьяные разборки не полезет никогда. Поэтому он просто свернул в ближайшую кабинку и запер за собой дверь. Расчехлил штаны, отлил, чувствуя полный кайфец от столь простого действа, и вдруг… Знакомый голос с акцентом! Там была Ильза! И, судя по всему, то ли бить, то ли и вовсе насиловать собрались именно ее!

Из кабинки Миха вывалился, на ходу упихивая «добро» в штаны и торопливо застегивая их, и сразу вписался в разборку бодрым:

— А ну! Что, блин, у нас тут за ёпвашумаму?

— Крысу одну больно наглую жизни учим, — сообщил кто-то с придыханием, и Миха, далее не вдаваясь, саданул кулаком в сторону голоса.

По краю сознания скользнула мыслишка, что руки бы поберечь — инструмент же, работать ими, но делать было нечего, уж понеслась душа в рай.

— Да ты… Что, бля?.. Ах ты сука! Ууу…

Наверно, его бы отколошматили и на этом все его заступничество бы и закончилось. И потому, что один против двоих, и потому, что лечить Миха всегда умел лучше, чем калечить. Но опять повезло. Кто-то крикнул удивленно:

— Быстро? Ты? — а потом заорал уже чуть не на весь лагерь: — Наших бьют!

Ну и всё! Секунды не прошло, как Миху от баталии тупо отстранили: и без него хватило желающих объяснить тем парням, что полезли на Ильзу, а потом сцепились с героем дня — с самим Быстро, всю их неправоту.

— Не покалечьте только, а то возись с ними после! — несколько растерянно попросил Миха, и его даже услышали.

— Да мы по классике: будем бить аккуратно, но сильно. А то — ишь! Совсем рамсы попутали, гондоны штопаные!

Миха осмотрелся. Светловолосая голова Ильзы по-прежнему белела чуть в стороне. Она стояла, привалившись спиной к стволу здоровенной сосны, молчала и выглядела, как стало ясно при ближайшем рассмотрении, откровенно несчастной. Миха ухватил ее за локоть и повел прочь от уже утихавшей драки.

— Что это было? Что за хрень вокруг тебя творится? То какие-то гоняются, то другие побить норовят. Или те же? Может, все-таки расскажешь?

Ильза в ответ неожиданно рассмеялась и быстро заговорила на своем — Миха ни слова не понял, зато «вкурил» другое:

— Да ты пьяная, что ли? Когда нализаться-то успела?

— Ми-иха… Я не пьяная. Я так, немного. Сначала для храбрости. А потом из-за того, что ты ушел. Ты зачем ушел? Ну вот скажи, а? Я тебе что, не нравлюсь?

— Вот, блин! И правда — трезвее не бывает! И что теперь с тобой делать с такой расписной?

По уму так надо было бы отвести Ильзу туда, где была ее палатка… Если, конечно, она у нее вообще где-то была. Но, во-первых, на прямой вопрос о месте ночевки Ильза только рассмеялась, а во-вторых, идея оставлять ее одну была дурацкой — а что как опять какие-то мудаки с разборками своими непонятными полезут? Так что Миха все-таки отвел Ильзу к своему парусиновому шалашу, и запихал внутрь, на большой надувной матрас, занимавший все пространство внутри. Она не сопротивлялась, сама полезла туда с удовольствием. Да так быстро (ох!), что Миха только в самый последний момент успел ухватить ее за щиколотку и дернуть назад, чтобы снять обувь.

ГЛАВА 11

И ведь никакие мысли о том, что Ильза, вполне возможно, не до конца отдает себе отчет в происходящем из-за выпитого, его, обычно такого правильного, не остановили. Слишком велико оказалось давно копившееся желание, слишком сильно бурлил в крови адреналин — следствие недавней драки, слишком ярко взыграло внутри что-то древнее, самцовое, собственническое, когда отвоеванная в схватке с другими претендентами женщина без вариантов, сомнений и прочей цивилизационной шняги считалась своей.

Тело Ильзы под почему-то ставшими неловкими пальцами ощущалось горячим и непривычно сухощавым. Но попка была изумительно хороша, да и небольшие, увенчанные возбужденно заострившимися сосками грудки так удачно ложились в ладонь, что лучше и не придумаешь. Ильза льнула и подставлялась под ласку, а потом сама, первой, полезла Михе в штаны. Сначала попыталась расстегнуть ремень, не преуспела и сунула узкую ладонь под пояс прямо так, и в этой тесноте, в этом движении горячей женской руки прямо там, рядом с мужским естеством, было столько дикого, откровенного секса, что от остроты желания стало трудно дышать.

— Ты пьяна, — из последних сил попытался быть правильным Миха, и с ярчайшим облегчением услышал в ответ:

— Не настолько, чтобы не понимать, что делаю. Хочу тебя.

— Не очень все у нас… быстро?

— Очень. И очень нравится, что так. Ну же! Ми-иха-а!

Остатками разума Миха припомнил, что в бумажнике припасен «на всякий случай» презик. Дрожащими руками он раскатал его по стояку и подмял Ильзу под себя. Та тут же обхватила его длиннющими ногами за бедра, а руками за шею, втягивая в поцелуй с запахом никотина.

Обычно это отталкивало. Миха вообще был во многом старомоден и считал, что сигареты — занятие не женское. А тут вкус курева, который явственно чувствовался в слюне Ильзы, словно приперчил и без того острое блюдо!

Когда Михин член вошел в податливое женское тело, Ильза застонала, всем своим существом отвечая на движения внутри нее. И от этого жаркого, искреннего отклика окончательно сорвало крышу — до звона в ушах и утробного рыка где-то глубоко в глотке.

Миха двигался то мелко и часто, то длинно и с оттягом, ласкал Ильзу, скользил по ее коже ладонями, при этом полностью забыв о сбитых костяшках, которые еще совсем недавно здорово ныли; покрывал поцелуями лицо, зарывался пальцами в короткие густые волосы, мял в ладонях крепкие маленькие ягодицы и ласково нежил столь же крепкие и маленькие груди, с наслаждением чувствуя, что Ильзе все происходящее нравится также сильно — до дрожи, сладких спазмов и стонущего полуобморочного «Ми-иха-а».

Больше всего на свете не хотелось, чтобы этот чувственный восторг закончился слишком быстро (вот уж да!), и в то же время не было ничего сильнее желания рухнуть в близкий оргазм, забыться, сгорая в его огне, будто какая-нибудь сказочная саламандра или птица-феникс — с восторгом и пониманием, что это не конец, а только начало. И, кажется, эти два прямо противоположных желания боролись в Михе достаточно долго, чтобы Ильза его опередила, глухо выстанывая что-то сквозь зубы, жмуря глаза, и вздрагивая. И как только это произошло, Миха отпустил и себя. Задвигался в нарастающем темпе, вздергивая голову вверх так, словно завыть на луну собирался, зарычал тоже совсем по-звериному и излился, содрогаясь от сладкой муки.

Ильза молчала…

И вдруг показалось: это оттого, что что-то пошло не так. Что он, Миха, слишком увлекшись собственными ощущениями, сделал что-то такое, что…

— Что? — спросил он Ильзу, дрожащими пальцами отводя ей косую светлую челку с влажного лба.

— Быстро, — выдохнула она, и Миха мысленно отвесил себе подзатыльник: все-таки поторопился, не удержал себя.

— Прости, я не…

— Не о том. Просто это ты — Быстро, а не то, что у нас… Между нами… Слова потерялись, но я так счастлива сейчас, — Ильза сильнее стиснула Миху ногами, схватила за волосы на затылке, притянула к себе, глядя глаза в глаза, и вдруг завершила с резанувшей по живому печалью: — Повезет же кому-то…

Утром, едва проснувшись и пока не рискуя раскрывать глаза и шевелиться, Миха стал мучительно соображать, как быть дальше.

Он переспал с девушкой, которую знал до этого светлого мига несколько часов… Ну, если не считать той уже давней истории с сынком Княжича… Да, лучше ее действительно даже не вспоминать! Ильзе явно о том моменте говорить не хотелось, ну и не надо.

Так вот, возвращаясь к самому началу мутных утренних размышлизмов: он, Михаил Иванович Быстров, мужчина почти что сорока лет от роду, морда кирпичом, характер нордический (ага!), переспал с девушкой, которую, считай, совсем не знал. Со своей пациенткой…

Обстоятельство, конечно, в некоторой степени отягчающее, в остальном же ничего необычного. Жизненная практика вообще не раз подтверждала, что секс — ни разу не повод для углубленного знакомства и уж тем более для дальнейшего развития отношений. Слава богу, давно уж наступили времена, когда и женщины перестали считать чем-то предосудительным одноразовые сексуальные контакты, когда переспали, получили удовольствие, сбросили ненужный напряг и разбежались. По крайней мере, существенная часть тех, с кем имел возможность говорить на столь тонкие темы некий Миха Быстро, именно так и думали.

Ильза может быть из их числа? Вполне. Не зря же вчера сказала: «Повезет же кому-то…». Явный же намек, что сама она на Миху никак не претендует.

Почему? Почему, блин?! Так плох? Или это действительно было что-то вроде оплаты услуг — и по части медицинской, и в смысле вчерашнего спасения от тех утырков, которые Ильзу чему-то там учить собрались. Кстати, чему? Или сейчас не об этом? Точно ж не об этом, а о том, чем так плох он, Миха Быстро! Чем? Как раз тем, что, хоть Ильза это и отрицала, все действительно было очень быстро? Во всех смыслах: и в смысле сближения, и в смысле… гм… процесса?

Это задевало. Потому что для самого Михи случившееся ощущалось как что-то… важное, что-то такое, про что разные умники говорят так: реперная точка. Опорная, контрольная, позволяющая измерять состояние и основывать на себе график дальнейшей жизни.

ГЛАВА 12

Кстати, о расстояниях: между родным городом самого Михи и тем, в котором родилась и о котором вчера так много говорила Ильза, было больше полутора тысяч километров.

Это испугало, хорошо так добавляя сомнений и метаний. Дело в том, что опыт отношений формата «на расстоянии» у Михи в жизни уже имелся, и вспоминать те годы было… тяжело. Потому что вляпался он тогда неожиданно глубоко и наблюдать за тем, как километры убивают чувства, оказалось мучительно. И ведь изменить-то ничего так и не получилось!

Миха тогда только-только решил завязать с работой на Скорой. Появилась вакансия хирурга в больнице, о месте в которой мечталось, можно сказать, всю жизнь, и он вцепился за это руками и, кажется, даже зубами.

И что же? Наконец-то получить этот редкий шанс и теперь увольняться? Закопать мечту, чтобы все начать в другом месте, куда, вполне возможно, еще и докатятся слухи о некоем парне, у которого все слишком быстро в его переменчивой врачебной карьере? Угрохать так много времени и сил, что и вспомнить страшно, и все похерить?

Миха предложил своей тогдашней пассии перебраться к нему — благо и жилплощадь позволяла. Но та все не решалась, тянула, тоже слишком сильно привязанная уже к своей родине и к старикам-родителям.

Миха мотался туда-сюда, тратя заработанное на самолеты и поезда, делал все, что было в его силах, и все равно в конце концов сдался. И потому, что сам устал, и потому, что явственно видел медленное охлаждение и со стороны Лены — так звали ту женщину, о разрыве с которой вспомнилось сейчас.

Яков Натанович Блюхер, который прожил со своей Светой (кстати, тоже называвшей мужа не иначе как Бляхером) сорок лет, правда, утверждал, что Михина проблема не в величине расстояния.

— И таки даже не в величине вашего, юноша, я извиняюсь, полового хуя. Ой, и уберите мнение с лица, ви же не в Думе, а в морге. Это там чем попало меряться в трэнде, а здесь кругом приличные тихие люди, которых эти глупости таки уже совсем не тревожат! Берите с них пример!

Но Миха брать пример с трупов морге отказался, хоть предложенное его и развеселило изрядно.

— А в чем же тогда проблема? — уже не зная смеяться или продолжить грустить, спросил он тогда.

Яков Натанович вздохнул, выщелкнул из пачки беломорину, заломил её привычно, прикурил и вдруг задумался, глядя на клуб дыма, взвихрившийся над его седой, вечно лохмато-кудрявой головой.

— Я таки вам одну вещь скажу. По секрету. Моя супруга, дай ей бог здоровья, уверена, что, когда мине во младенчестве делали обрезание, то отрезали дальше, чем следовало. Вечно, как я накосячу, поминает: мол, Бляхер, тебе с твоем писькой, которая так и не доросла до гордого звания хуя, вообще бы помалкивать. И таки шо? — Яков Натанович подался вперед и вдруг уставил на Миху чадящую беломорину.

— Шо?

— Ой уже сидите и не спрашивайте вопросы! Потому что я таки и сам вам скажу, хоть и не следовало бы. Дожился ваш покорный слуга, которого и так-то боженька размером обидел, до того, что у него, если что и поднимается, то не хуй, а давление, шоб ему в Дюка с люка. А любовь-то после этого никуда не делась. Понимаете, юноша? Ни-ку-да. Так что не морочьте мине то место, где спина заканчивает свое благородное название! Не в расстоянии, не в хуе и даже не в количестве денег, кто бы что на эту тему ни мечтал, причина. А в силе чувств.

Миха тогда с Яковом Натановичем поспорил, а потом, когда Лена и отношения с ней остались в прошлом, мысленно со всем ему сказанным согласился: да, наверно, им просто не хватило любви. Наверно, так. Но одно Миха знал точно: второй раз вляпываться в такие вот «отношения на расстоянии» он не хочет.

Ладно! Очень ко времени старика Бляхера вспоминать, когда вот прямо сейчас, через исчезающе малое количество секунд или, если еще спящим попритворяться, минут все равно придется открывать глаза и говорить какие-то слова… Но какие?

Нет, ну действительно что делать-то? Как поступить, чтобы было правильно, а Яков Натанович, которому Миха рано или поздно покается в содеянном, не назвал его «идиётом» и не поинтересовался, в какой такой несгораемый шкаф хорошо знакомый ему «юноша» спрятал свой стыд и где потерял ум, если он у него вообще когда-то имелся?

Собственно, вариантов было немного. И первый, о котором получалось думать без признаков зарождающейся панической атаки — это завести дурацкий необременительный разговор, в котором той самой реперной, а вернее, финальной точкой станет не «жили они долго и счастливо», а «было круто, при случае обязательно повторим».

Что-то маленькое и робкое корчилось внутри от одной только мысли о беседе с Ильзой в этом стрекозлином духе, но Миха — такой большой и сильный — эту шебуршучую мелочь тут же геройски победил: «Да, так будет разумно и дальновидно! Тем более что, может, ей самой я и на дух не сдался! Может, это она для меня вся из себя „реперная“, а я для нее так — перепихнулись и забыли!»

Откатав все это по стопятьсотому кругу и окончательно убедившись, что затеваться с «отношеньками» себе дороже, Миха открыл глаза… и обнаружил, что в палатке один. Ильза ушла. Когда? Да хрен его знает когда! Главное, что и следочка не осталось.

Позднее, после того как Миха с независимым видом, изображая полную незаинтересованность, обошел лагерь в поисках своей внезапной любовницы или хотя бы ее верного «Гуся», а затем, ничего не найдя, вернулся, чтобы паковаться, он ни в постели, ни рядом с матрасом, ни возле палатки даже презерватива, им же самим и использованного, и то не нашел. О как!

В голове даже зароились идиотские мысли о том, что Ильза коварно добыла его семя молодецкое, чтобы после в критический момент жизни явиться и предъявить: «Я от тебя беременна, Быстро!» Ну вот как та девица с позывным Фортуна, из-за которой так и не поучаствовал в гонке парень с позывным Гор из байкерского чатика. Но там-то был чистой воды развод, который и вскрылся тут же. А тут…

— Идиот! Да кому ты сдался? — пробурчал себе под нос Миха, энергически упихивая сложенную палатку в чехол, вдруг оказавшийся слишком маленьким для нее. — Скажи спасибо, что не тебе выбор делать пришлось, а все само собой рассосалось.

ГЛАВА 13

Большой город, уже ставший для Михи родным, встретил тут же навалившимися делами и мерзопакостной погодой, из-за которой байк пришлось оставить в гараже и пересесть на машину. Настроение было говенным настолько, что коллеги и пациенты Миху… Да хрен там! Уже не Миху, а Михаила Ивановича Быстрова! Самодура и говнюка с самомнением высотой с Эверест. Заслуженным, да! Но все равно говнюка. Короче, поругивали они его, мягко говоря. За спиной, а некоторые, кто Миху знал давно и близко, – и в лицо.

Как Маринка, было сунувшаяся мириться и получившая решительный «от ворот поворот». Вот она так прямо и сказала: «Говнюк ты, Миха. Делаешь вид, что людей любишь, а на самом деле только себя и только то, что тебе с этими самыми людьми сделать удалось своими бесценными ручками маститого хирурга. Ты в них любишь себя, Миш! Себя, блядь!»

Миха (дебил великовозрастный!) Маринку еще надумал одернуть: мол, негоже даме такие слова в своих речах использовать. И предсказуемо за это поплатился: Маринка окончательно рассвирепела, кинулась, выставляя искусственно-нарощенные, да еще и укрепленные какими-то специальными супертехнологичными составами ногти и целя их острыми пиками Михе в его «бесстыжие» глаза урожденного «говнюка» и «суки».

Спровоцированный, если честно, самим Михой, но все-таки начатый его бывшей «спарринг» вышел абсолютно отвратительным. Зато после того, как Маринка расцарапала лишь прикрывавшемуся от ее атак Михе физиономию, ее как-то, что ли, попустило. С ней удалось спокойно поговорить и нормально проститься, а сам Миха испытал внезапное и острое чувство торжествующего облегчения: всё, финита, точняк, свободен, хоть и с немного покоцанной физиономией! Ну, видимо, в качестве комплекта к сбитым костяшкам на кулаках.

Миха обработал «боевые раны» хлогексидинчиком и глянул на себя в зеркало. КрасавЕц, блин! В точности как тот петух из «Бременских музыкантов»: ощипанный, но не побежденный. А значит, еще повоюем. Еще ничего! Как-нибудь.

Впрочем, это самое «как-нибудь» было лишь словесным оборотом. Абсолютно понятно было «как», потому что начались студенческие каникулы, и Миху с ежегодным дружественным визитом посетила Васька, она же Василиса Михайловна Синицина — единокровная доченька, впрочем, носившая не Михину, а совсем другую фамилию — отличного мужика, который Ваську вырастил и воспитал, и которого она, в отличие от Михи, называла папой. Родной же отец для нее так и остался со статусом «Миша». И еще благодарен был, что такого добиться удалось взамен изначального издевательски-злобного «МихалИваныча».

Все было плохо, пока Васька оставалась мелкой, ухудшилось до почти полного разрыва в ее подростковые годы и вдруг наладилось, когда дочь повзрослела. Поняла, что ли, что жизнь — штука непростая, а черного и белого в ней нет от слова «совсем»? Все сплошь серое разных оттенков… Иногда, правда, вспыхивает цветным, так мы сами умудряемся цвет этот затушить, отретушировать, замазать…

Сучьи кеды в яркий синенький цветочек, надетые на длиннющие ноги клятой Ильзы, которая кинула Миху как раз в тот момент… Когда что? Когда он сам, первым, собрался сказать ей, что «секс не повод для знакомства»?! Причина только в этом? Что Миху кинули до того, как это успел сделать он сам? Или все же?..

Вопросы эти достали до такой степени, что одним более или менее свободным вечером Миха, сам не заметив как, взял да и зарулил в «Агрегат». Могло бы получиться погано, если бы за стойкой этого сугубо байкерского бара формата «чужие здесь не ходят», стояла не Юлька, а ее сменщица, но нужный Михе человечек был на месте и даже ему обрадовался.

Обменявшись рукопожатиями с какими-то парнями, которых, кажется, знал или просто где-то видел ранее, Миха двинул прямиком к стойке, взгромоздился на высокий стул, пристроив рядом шлем и перчатки, и теперь сидел и ждал, когда Юлька обслужит тех, кто явился чуть ранее, и сможет уделить ему хотя бы немного времени.

Они были знакомы уже давно. С тех времен, когда сам Миха работал на Скорой, а Юлька еще гоняла на байке. Как раз до той самой аварии, которая их свела, и гоняла... Когда Михин экипаж, завывая сиреной и взмаргивая «люстрой», прибыл на место, выглядело все ужасно. Байк под списание, сама Юлька как будто тоже… Но Миха сделал все, чтобы не только довезти пациентку до больницы, но и вбить ей в голову, что она не из тех, кто легко сдается.

У Юльки теперь не было одной руки, одной почки, один ее глаз пришлось заменить на пластиковую имитацию, зато она осталась жива и теперь нашла себя здесь, в байкерском баре, где не только разливала клиентам кофе с чаем, пиво или что покрепче, но и всегда была готова выслушать и поддержать морально. В точности так, как когда-то поддержал ее саму Миха.

Наверно, это было даже смешно и в духе «сапожник без сапог», но выходило так, что теперь уже он сидел, пил пиво (уныло-безалкогольное из-за перспективы чуть позже ехать домой) и нудел, жалуясь на жизнь. Без имен, понятно, и безо всякой конкретики, но… нудел, рассказывая о своей серой и скучной жизни и девушке, которая могла бы расцветить ее самыми яркими и прекрасными красками, да вот только не захотела...

Периодически кто-то подваливал, чтобы поздороваться. Миха жал руки и тут же отворачивался к Юльке, продолжая гнуть свое. Она терпела, слушала, кивала, с мастерством опытного театрального суфлера подавая нужные реплики, и… И вот ведь вроде и не сказала в ответ ничего сильно умного или сильно нового, но после стало легче.

Дар! Что тут еще сказать?

Оправившись после расставания с Маринкой, немного подлечив боевые ранения, а главное, задвинув в самый темный угол сознания воспоминания об Ильзе, Миха зажил вроде как обычной жизнью: работал, изредка выпивал с приятелями – медиками или байкерами – и, конечно, общался с дочерью, с которой в течение года виделся нечасто, а потому периоды, когда она наезжала в гости, ценил.

Результатом повышенного отцовского стремления проводить вместе как можно больше времени стало то, что Миха взял с собой Ваську на днюху одного из своих ближайших друзей. И тут же жестоко поплатился за это, потому что после дочь вцепилась в него натуральным клещом:

ГЛАВА 14

Миха и сам, честно сказать, пытался искать — ну, после того, как понял, что случайная встреча на Трэфене не отпускает, засев в сердце острой занозой, а никакие доводы рассудка в качестве обезболивающего и обеззараживающего не работают.

Самым простым вариантом было просто попросить коллег в той больничке, в которой он оперировал Ильзу, слить ему ее паспортные данные. Но тут выяснилось странное: Тамара, к которой Миха и подкатил с цветами, конфетами и вопросом, подношения, конечно, приняла, а вот с остальным помочь не смогла. Выяснилось, что сынок Княжича – Антоша, бля! – особо позаботился, чтобы нигде в больничной документации не осталось и следочка о том, что некогда здесь была прооперирована девушка по имени Ильза и с какой-то непростой, вроде бы тоже иностранной фамилией, получившая из-за мотоаварии разрыв селезенки.

- О как! – поразился Миха и даже руками развел.

- Такие дела, - подтвердила Тамара. – Так что простите МихалИваныч, но никак помочь не смогу. Разве только… Чаю с булочкой хотите? С ма-аком!

Миха отказался, а после всю дорогу домой только и делал, что пытался составить из вроде бы абсолютно разных, неподходящих друг к другу фигур единую конструкцию. Просто потому, что теперь почти не сомневался: те двое, что сначала гнались за Ильзой, когда сам Миха ехал на Трэфен, а после пытались учить ее жизни уже на фестивале, были напрямую связаны с сынком Княжича, которому было до Ильзы какое-то особое и малоприятное дело.

Был вариант позвонить еще разок Владлену Корнееву. Не Княжичу, а именно Владлену - отцу мальчика Антоши, который что-то совсем расхулиганился. Но он – Миха Быстро - тому мальчику ведь не школьный учитель, чтобы звонить домой его родителям и требовать навести среди этого самого мальчика порядок. Да и вообще как-то не по-мужски было…

Что ж там между этим мажорчиком и девушкой на «Гусе», да еще и с позывным Нильс, произошло такого?..

Любовь и ревность?

- Любовь и ревность навсегда меня поймали в сети… - задумчиво пропел себе под нос Миха, внезапно припомнив песенку в исполнении переодетого в женщину Калягина.

- Любовь и бедность, - поправила его Васька.

- С милым рай и в шалаше! – наставительно сказал Миха.

Но дочь лишь хмыкнула, дернула плечом и снова уткнулась в монитор.

Миха жарил картошку, Васька сидела рядом и, судя по доносившимся из динамиков ноута звукам, просматривала видео с какой-то байкерской тусовки. С Трэфена? Все еще ищет Ильзу? Ну что? Логично. Миха и сам поисках утерянного душевного равновесия некоторое время назад просмотрел в интернете все видео с феста, все выложенные народом фотки. Надеялся, что найдет на них Ильзу, свяжется с тем, кто ее фотку и выложил и задаст свои очень важные вопросы. Но нет. Та ни разу и нигде в кадр не попала. Да и неудивительно: самый обычный моц, самый обычный шлем, да и девки в перьях, короткой юбке, чулках с подвязками и на каблуках в качестве «нажопницы» у нее не было — одни только кеды в цветочек, не интересные никому, кроме свихнувшегося, похоже, на них Михи.

Жизнь — боль. С другой стороны, всегда стоило помнить то, что всегда в таких вот случаях повторял старый патологоанатом Яков Бляхер: «Шоб я так жил, как они мучаются!»

Васька цыкнула зубом, схватил в одну руку ноут, в другую - яблоко из вазочки на столе и пошла с кухни.

- Куда? – возмутился Миха, - Ужин уже почти готов!

- Я не буду. Жрать жареную картошку, считай, ночью – это отстой.

- А мне нравится, - пробормотал Миха, ухватил особо зажаристый кусочек и сунул его в рот.

Было горячо, но очень вкусно…

- Хотя давай, - мрачно сообщила вдруг возникшая на пороге Васька. – Так пахнет, что сил нет.

И полностью удовлетворенный таким поворотом Миха достал из сушки две тарелки и две вилки. Хорошо… Ели молча, потому что Васька продолжала пялиться в монитор ноутбука. Но и это было хорошо. С одной стороны, не в глухом одиночестве, а с другой – от по-прежнему клубившихся в голове мыслей никто не отвлекает.

А что если поискать Ильзу через Фабрику? Если она увлекается гонками, да еще и пытается на них заработать, то там ее вполне могут знать… Хотя как раз Фабрику она вроде бы ни разу не упоминала, зато говорила о каком-то никак с фабрикантами не связанном Алике, который устраивал нелегальные гонки с нехилыми денежными призами для победителей.

«Надо поговорить об этом типе с кем-то из наших. В чатике спрашивать глупо – никто не станет делиться чем-то подобным в общей беседе, а вот в личке…»

Подумалось о Гринче, который поразительным образом знал все и всех. Это был вариант. Но Миха, покумекав так и этак, все же решил отложить всю эту криминальщину на крайний случай, а пока подождать результатов Васькиных изысканий. Она-то была полна оптимизма! Уверяла Миху, что точно найдет: по его же, Михиным, фотографиям и вычислит — ведь невозможно же, чтобы девушка, нащелкав в разных видах интересного ей парня, с которым еще и переспала, после не выложила бы его фотки в сеть! Ход Васькиных мыслей казался Михе продуктивным и реальным, но в то же время изрядно тревожил. А вдруг Васька и правда Ильзу найдет? Что тогда делать ему, Михе Быстро?

Ильза-то тогда сама ушла. Сбежала. Из Михиной палатки, а после и из лагеря. Почему? Стыдилась того, что по пьяни переспала, по сути, с незнакомцем? Или она действительно не хотела никакого продолжения? Ну, всех этих объяснений, схождений и расхождений… В точности как сам Миха, надумавший завершить «ночь любви» кратким: «Спасибо, было круто, как-нибудь обязательно повторим».

Идиотина! Долбак великовозрастный! Ссыкун!

Может, ничего не ждать и все-таки списаться с Гринчем, чтобы узнать про этого самого Алика? Или для начала съездить на Фабрику, потереться среди тамошних, поспрашивать…

На душе было неспокойно. Да и Васька вдруг посмурнела — что-то у нее с поиском не задалось. Однако через пару дней она вернулась домой не одна, а с каким-то парнем, который представился Петей. Этот самый Петя (какое-то юное дарование, найденное неугомонной Васькой на просторах «интернетов») оказался вооружен фотиком, очень похожим на тот, что был у Ильзы — с хорошим большим объективом и кучей навороченных функций. Миха в этом особо не понимал, но дорогую вещь всегда мог отличить от дешевки.

ГЛАВА 15

Васька двинулась обратно к ноуту, Миха, по-прежнему с одной стороны окрыленный надеждой, а с другой отчаянно нервничавший, последовал за ней и встал за спиной. Васька немного поколдовала, по очереди вставляя свеженькие портреты Михи в предлагаемую поисковым сайтом форму.

Сначала ничего не находилось, и Васька только тихо шипела сквозь зубы, раздраженно притопывая ногой. Миха сунулся ближе — поисковик с присущей искусственным мозгам тупостью под каждой скинутой дочерью фоткой писал: «Предположительно это мужчина». Блин! «Предположительно»! Миха как-то даже обиделся за себя.

С другой стороны, ведь и правда так! Да, Ильза ушла из палатки сама, но Миха-то первым, еще не открывая глаз, отказался от нее и своих внезапных чувств. Струсил ну совсем не по-мужски…

Минуты капали. Миха молчаливо ел себя, дочь его в полный голос кляла тупые поисковики, раз за разом повторяя одни и те же безуспешные операции, и вдруг…

— Бинго! — сказала Васька и щелкнула по монитору ухоженным ноготком. — Вот она твоя фоточка. И, кстати, классная. Ты ей совершенно точно понравился, Миш… А скажи…

— Спасибо, ты мне очень помогла, Василиса, а теперь я хотел бы сам… — затараторил Миха.

— Да ладно, не бзди ты так отчаянно и не суетись! Очень смешно при этом выглядишь, пап, — тут Миха испытал легкий шок, потому что Васька назвала его отцом, пожалуй, впервые в жизни. — Я все понимаю: небось, переспал, после забоялся сложностей и серьезных отношений, сбежал, потом опомнился да поздно. Если все так, выглядит действительно отстойно.

— Василиса!

— Но то, что ты выписываешь вокруг своих чувств сейчас, так мило! — и ухом не поведя, продолжила дочь, а после, осмотрев Миху с ног до головы и задержавшись взглядом на его физиономии («Глаза хищные, морда кирпичом, характер нордический, ага!»), добавила: — И сам ты сейчас такой пусечка!

— Вась…

— Пусечка! Короче, садись на мое место и давай, займись уже этой твоей Ильзой. И помни: я тебя… — Васька вздохнула, явно на что-то решаясь, а Миха и вовсе забыл, как дышать. — Я тебя люблю, пап. Хоть ты и безответственный, как считает мама. Да к тому же, как выяснилось, еще и трусло.

— Я тебя тоже люблю, Вась, — чувствуя, что вот-вот самым позорным образом пустит слезу, выдавил Миха. — Ты это знаешь.

— Знаю, — откликнулась Васька и ушла на кухню, где вскоре зашумел чайник.

С монитора ноута на Миху смотрел он сам — фото во весь экран. Волосами играет ветер, во рту невесть откуда взявшаяся травинка (вообще в памяти не осталась!), в глазах что-то такое, особое, лениво-тягучее… Или даже затягивающее. Так вот каким его увидела Ильза! А что? А очень даже ничего еще: и физиономия такая… матерая, мущинская, и плечи вполне себе широкие, пока не ссутулившиеся под гнетом суки-жизни, и даже пузо своевольно круглеть боится — ведет себя смирно, прячется хоть и не за пресловутыми «кубиками», но все-таки не за слоем свеженького жирка, а за вполне крепким прессом.

Да и член еще очень даже годен к несению службы… Хотя сейчас, конечно, вообще речь не о нем, а вовсе даже о другом важнейшем органе — о сердце, которое так и норовит от никуда не девшегося волнения пуститься вскачь.

Ильза…

Фотография Михи, по которой Васька все и выискала, обнаружилась в одной из социальных сетей. Ошибки не было — на аватарке хозяйки странички стояла не какая-нибудь посторонняя хтонь, а черно-белое, но все равно абсолютно узнаваемое изображение самой Ильзы. Да и ник не блистал изощренностью: Нильс на Гусе. Так и было написано.

Кроме фотки Михи, здесь же была куча других с Волга-Трэфена — лица людей, мотоциклы, жанровые сценки. Миха сначала просмотрел их, а после, наконец решившись, полез в личную инфу, гадая, есть там что-то полезное или нет.

Оказалось пусто. Ничего Ильза о себе случайным любопытствующим мимокрокодилам сообщать не хотела. Но Миха всегда был прилежным учеником и урок, преподанный ему Васькой, отлично усвоил, а потому фото с аватарки Ильзы заскринил и запустил поиск уже по нему. И вот тут-то его ждало очень многое: десятки профессионально сделанных гламурных фотографий! В одежде и без, но таких… не формата порно, а студийных, по-настоящему красивых, художественных. Когда женским телом хотелось любоваться, будто произведением искусства.

Выходит, не зря при первом же взгляде на Ильзу Михе пришла в голову мысль, что внешность у нее абсолютно модельная?..

Кстати, памятного шрама, которым порушил совершенство женского тела коновал Миха Быстро, ни на одной из фоток не было. Фотошоп? Или?..

Миха полез смотреть даты и убедился: все найденные им снимки были сделаны пару лет назад или даже раньше. А потом будто отрезало — словно бы в один миг Ильза просто перестала интересовать фотохудожников и редакторов гламурных журналов. А может, у нее самой что-то поменялось в жизни, что заставило отказаться от карьеры модели? Но что? Замужество?

— Я вспомнила… — сказала прямо у Михи за спиной Васька, и ее обычно спокойный, как танк, отец, у которого руки не дрожали даже в критические моменты во время сложнейших операций, подпрыгнул от неожиданности.

— Васька, блин!

— Это же Ильза Эргле. Та самая Ильза Эргле! Несколько лет назад очень модной была. Ей светила шикарная карьера в модельном бизнесе, а потом с ней вышел скандал, и все схлопнулось. Ее все начали отменять. Ну знаешь? Это теперь тоже модно — отменять человека, который чем-то не угодил тусовке… Так это ее ты трахнул, а после сбежал?

— Она от меня сбежала, — мрачно сознался Миха.

— Ну и дура. Хотя, насколько помню, тот скандал, стоивший ей карьеры, вышел как раз из-за мужика. Или как-то связан с ним был. Может, она теперь ничего серьезного просто не хочет?

— Что за скандал-то?

— Ну так погугли, Миш. Ты ж за компом сидишь, а не я.

И Миха погуглил, получив после первого же поискового запроса с фамилией Ильзы и словом «скандал» сотни ссылок: наркотики, богемные вечеринки, участие в нелегальных гонках, вождение в пьяном виде, авария, едва не унесшая несколько жизней, включая детские… Причем устроила ее Ильза не в своем городе, о котором столько рассказывала, а как раз в том, что теперь стал родным для Михи. И не на мотоцикле, а на дорогущем суперкаре, который незадолго до этого угнала…

ГЛАВА 16

Картина, которую рисовали разные статьи, разные сайты, разные люди была такой ужасной, полной таких убийственных подробностей, что Миха, сначала было глубоко шокированный (помнилось ведь желание Ильзы поучаствовать в нелегальных гонках и вообще ее темперамент, так ярко и сладко проявившийся в сексе!), после в описанном начал сильно сомневаться.

Да и Васька, по-прежнему топтавшаяся у него за спиной, подтвердила: мол, все выглядит так, что смахивает на проплаченную травлю.

— Отмены эти все, как правило, бывают срежиссированными… И смотри, в статьях прям фразы повторяются. Будто по одной шпаргалке клепали. Своими словами рерайтили кем-то другим подготовленный текст…

— Думаешь, не все так просто с той аварией?

— Ну откуда мне знать, Миш? Всякое возможно. В том числе и то, что написанное про нее — правда, что все на самом деле так и было. Интересно, у кого она тот самый суперкар угнала? Это ж еще суметь надо. Такие-то машины, поди, все со сложнейшими сигналками. И вообще просто так в темных дворах без присмотра не стоят…

— Хороший вопрос, — пробормотал себе под нос Миха и опять застучал по клавишам в поисках уже этой конкретной инфы.

Застучал… и очень быстро (да блин!) обломался. Везде была куча мерзких подробностей, отягчающих и без того отвратный образ зарвавшейся и зазвездившейся богемной дуры-блондинки, а вот информации о хозяине машины, история с которой, похоже, и поставила крест на модельной карьере Ильзы Эргле, не находилось совсем.

Не помогли и фотки с места аварии, все-таки просочившиеся в сеть. На яркой желтой тачке, разбитой если не в хлам, то очень сильно, не получалось рассмотреть номера, которые помогли бы найти ее хозяина. Вообще не вышло понять — были они на машине или нет. То ли успели снять гаишники, как это уже бывало, когда в подобную историю влипал какой-нибудь депутат, то ли снимки осознанно отбирали так, чтобы ничего лишнего не засветить.

Зато было много других фотографий: перекореженная остановка, рыдающая женщина с ребенком на руках. Кровь на асфальте…

Верить в образ Ильзы, нарисованный журналистами, которые еще и постоянно упирали на то, что еще чуть-чуть, еще совсем немного и точно не обошлось бы без смертей — «могли погибнуть дети!» — не хотелось. И Миха с облегчением позволил себе это. Как минимум потому, что хорошо помнил, какой Ильза была там, на Трэфене. Совсем не зазвездившейся. И точно не законченной наркошей — уж этот-то контингент Миха за время своей врачебной практики научился различать достаточно хорошо.

Зато Миха сам, своими глазами видел, что Ильза совсем не трезвенница, так что тот сценарий аварии, который виделся сейчас, исключать никак не получалось. С другой стороны, если все было так, как пишут журналюги, почему Ильза не попала под суд, а раскатывает на своем Гуське, имея на руках никем не изъятые водительские права?

Ее отмазали? Так же, как отмазывают всяких там любовниц и сынков/дочек богатеньких папочек? Так же, как Княжич наверняка отмазан своего Антошу после той истории, когда тот лодыжку сломал?

Или права Ильзе просто уже вернули? Если никто в той истории не погиб, ведь, наверно, могли? Или она все равно должна была сесть, хоть и не оставила за собой горы трупов?

Миха опять полез в интернет и вскоре уже знал: если в аварии никто не пострадал (вообще не пострадал, даже царапины не получил!), а виновник нечто подобное совершил впервые, то да, могли ограничиться только административкой. Штраф и лишение прав от полутора до двух лет. Но ведь все писали, что пострадавшие были. В том числе и дети… Да еще и угон! Это ж тоже статья! Или хозяин суперкара по каким-то своим мотивам писать на Ильзу заяву не стал?

Где узнать ответ на этот вопрос, Миха не знал, а вот на предмет получения точной инфы о пострадавших в ДТП, про которое были известны место, дата и даже время, «потрясти деревце» было можно. Просто взять и позвонить мужикам на Скорую — кому-то, с кем раньше работал и сохранил дружеские отношения — и задать вполне конкретные вопросы…

Стало страшно. А вдруг все правда? Вдруг коллеги еще и раскрасят и без того мерзкую картину новыми подробностями? Теми, которые не попали в статьи просто потому, что были слишком кровавыми?.. Вой-то в прессе — дело святое, но даже самые желтые издания не позволяют себе совсем уж откровенное формата «кровькишкираспидосило». За такое ведь любого блокнуть могут по первой же жалобе.

Кстати, странно, что такой же громкий вой не был устроен, когда Ильза попала в новую аварию — уже в компании с сынком Владлена Корнеева. Или Миха его просто пропустил в силу общей незаинтересованности в подобной информации?

Подспудно позволяя себе соскочить с темы покалеченных детей на той остановке, Миха впечатал в поисковую строку рядом с именем Ильзы еще одно: Антон Корнеев, а следом слова «авария» и «мотоцикл». Экран взморгнул, и сеть вновь вывалила на Миху тонны ссылок. Правда, о той мотоаварии полугодовой давности, упоминания которой он и искал, не нашлось ни слова. Зато сочетание имен этих людей — бывшей фотомодели Ильзы Эргле и сына крупного бизнесмена Антона Корнеева вскрыло совсем иной жизненный пласт. Миха со странным чувством прочитал, что некоторое время назад эти двое были любовниками и вместе, парой, появлялись на разного рода гламурных вечеринках и мероприятиях. А вот после аварии — той, с суперкаром, — все как отрезало.

Машина принадлежала именно Антону? Могло быть такое? Могло. И именно во избежание скандала уже с вовлечением в него семьи Корнеевых дело могли замять целиком и полностью... Хм…

От нервов пересохло во рту. Миха сбегал на кухню попить, напоролся на ироничный взгляд Васьки, погрозил ей строгим отцовским перстом и вернулся к компьютеру. Дочь было двинулась следом, но Миха решительно захлопнул дверь прямо у нее перед носом.

— А ничего, что это мой ноут и моя комната? — проорала Васька из коридора.

— Ничего, — отрезал Миха и вернулся к компу.