Очень плохая мачеха

1

1

Александр только что уехал. Полгода. Шесть долгих месяцев в этом пустынном особняке наедине с его сыном. Я стою у окна, провожаю взглядом исчезающий вдали автомобиль мужа, и чувствую, как краешки моих губ трогает едва заметная, торжествующая улыбка.

Мои пальцы лениво тянутся к шелковому поясу халата, развязывая его. Ткань, послушная и прохладная, легко соскальзывает с плеч, открывая взгляду кружевной комплект, надетый сегодня утром. Не для мужа. Никогда для него. Для юноши, который сейчас, я почти уверена, прячется в своей комнате, смущенный собственными мыслями.

Мой расчет прост и ясен:
Власть — заручившись доверием и привязанностью наследника, я укрепляю свои позиции в этом доме.
Влечение — я не могу не замечать, как смотрит на меня Кирилл, и сама ловлю себя на том, как задерживаю взгляд на его крепнущей фигуре, на контуре плеч под простой майкой.

Я приближаюсь к зеркалу в спальне, оцениваю свое отражение. Мое тело в тридцать пять лет прекрасно — подтянутое, ухоженное, с точеными линиями. Я провожу ладонями по бокам, представляя, как загорятся темным огнем глаза Кирилла, если он увидит меня без этой шелковой ширмы.

«А этот юнец... этот неискушенный мальчик... он и не пытается скрыть свое любопытство», — мелькает у меня в голове, вспоминается, как вчера он застыл, застигнутый врасплох, когда я наклонялась к холодильнику.

Я позволяю себе медленный, глубокий вдох, снова запахиваю халат. «Спешить некуда, — думаю я. — Пусть томится. Пусть его воображение работает. Тогда он будет полностью в моей власти».

***

Утром на кухне

Я вхожу бесшумно. Кирилл сидит за столом, уставившись в недоеденную яичницу, и вздрагивает, лишь когда мой голос — низкий, теплый, обволакивающий — звучит совсем рядом.

— Скучаешь уже по отцу?

Он дергается так неловко, что едва не опрокидывает стакан с соком. Светлая столешница тут же покрывается липкими апельсиновыми лужицами.

— Я... нет... — его голос сбивается, когда он наконец поднимает на меня взгляд.

Я стою в полупрозрачном халате цвета слоновой кости, который скорее намекает на формы, чем скрывает их. Утреннее солнце, пробивающееся сквозь шторы, отбрасывает золотистый свет, лежащий на шелке и обрисовывающий каждый изгиб. Кирилл чувствует, как горит лицо, и поспешно отворачивается, пытаясь зацепиться взглядом за что-то нейтральное.

— Ты сегодня какой-то рассеянный, — я наливаю себе кофе, мое движение намеренно плавное, а вырез халата на мгновение раскрывается, позволяя мелькнуть тени у основания горла. — Что-то случилось?

Кирилл сглатывает, и я вижу, как пересохло у него во рту. Его взгляд против воли скользит к моей груди, к тому загадочному изгибу у выреза, где шелк расступается, приоткрывая кружевную преграду. По щекам юноши разливается горячий румянец, он тупится, смущенно уставившись на пятно от сока на столешнице.

— Ничего... Все в порядке, — бормочет он, сжимая колени под столом. Голос звучит неестественно глухо.

Я делаю небольшой глоток кофе, наблюдая за ним через край чашки. Мой взгляд скользит по его сгорбленной спине, по напряженным пальцам, вцепившимся в край стола.

— Неужели? — я мягко протягиваю слово, делая шаг ближе. Легкий шлейф моих духов — апельсин и жасмин — добирается до него. — А у меня создалось впечатление, будто тебе что-то мешает. Ты кажешься... скованным.

Кирилл сглатывает, и я вижу, как жар разливается по всему его телу. Он отчаянно пытается скрыть свою реакцию, сжимая колени под столом.

— Нет... просто... не выспался, — бормочет он, глядя в сторону.

Я позволяю себе мягкую, загадочную улыбку и занимаю место напротив, поправляя складки халата. Шелк небрежно распахивается, открывая взгляду стройные, загорелые ноги. Линия бедра теряется в тени, намекая на кружевную отделку низа.

— Может, составишь мне компанию? — томно предлагаю я, помешивая кофе. Движение моего запястья удивительно плавное. — О чем обычно грезят юноши в твои годы?

Он замирает, и я почти физически ощущаю, как у него учащенно бьется сердце.

— Я... не особо задумывался...

— О девушках, наверное? — мое колено под столом случайно касается его. Случайно? Слишком настойчиво, чтобы быть непреднамеренным. — У тебя есть кто-то?

Кирилл молча качает головой, не в силах отвести взгляд от моих губ — соблазнительных, слегка увлажненных.

— Неужели ни разу не был близок с кем-то? — я делаю легкое ударение на слове «близок», наклоняясь чуть вперед. Шелк халата дрогнет, открывая новый опасный изгиб.

— Н-нет... — его собственный голос звучит чужим и далеким.

Я пересаживаюсь рядом с ним. Тепло моего тела касается его руки через тонкую ткань.

— Юность — пора открытий, — тихо произношу я, касаясь его запястья кончиками пальцев. — Иногда самые важные знания приходят из неожиданных источников.

Мои пальцы медленно скользят по его руке, и я вижу, как по коже пробегают мурашки. Каждое прикосновение легкое, но точное.

— Мне... кажется, это не лучшая идея, — пытается он возразить, но его тело отказывается слушаться.

— Почему? — мои губы оказываются опасно близко к его уху, а голос становится тише и глубже. — Я вижу интерес в твоих глазах. Зачем ему сопротивляться?

Моя ладонь ложится на его бедро, и это простое прикосновение вызывает новую волну жара.

— Я могла бы... кое-чему научить, — продолжаю я, и в моем голосе звучат обещающие нотки, — если проявишь достаточно любознательности.

Кирилл закрывает глаза, его дыхание становится неровным. Мои пальцы слегка сжимают его джинсы, ощущая напряжение мышц под тканью.

— Так... не должно быть...

— А как должно? — мой шепот становится еще тише, почти растворяясь в воздухе. — Ты должен томиться в одиночестве, предаваясь своим фантазиям?

Он резко вдыхает — мои слова попадают точно в цель.

— Тсс... — я мягко прикладываю палец к его губам. — Некоторые уроки остаются между учителем и учеником. Наш маленький секрет.