Фенрир
Если Волк слишком долго не находит свою Пару, он начинает медленно умирать изнутри.
Я не мог найти свою так долго, что кажется, наполовину уже мёртв.
Снег глубоко проваливается под мощными лапами. Я бегу вперёд хищной тенью, и горы отзываются абсолютной, звенящей тишиной на приближение хозяина. Здесь, в Гримгосте, нет зверя больше и опасней, чем я. Это знают даже глупые горные бараны, на которых мне давно уже лень охотиться. Испуганно прячутся на вершинах острых скал. Ветер приносит мне острый запах страха.
Свинцовое небо низко нависло над головой, с него медленно падают огромные хлопья, не тают на белой шкуре. Дыхание вырывается из моей пасти облаком пара.
Быстрый бег всегда меня успокаивал.
Чувство свободы – самое большое наслаждение из всех, которые я знаю. Для того, кто почти всю жизнь прожил на цепи, это бесценный дар. Самому решать, куда направить свой бег. Дышать полной грудью. Прежняя королева Гримгоста, безумная старуха Асура, держала эту незримую цепь в своих скрюченных когтях много лет, и я обязан был по древнему обету моих предков повиноваться каждому приказу этой ведьмы.
Надеюсь, её судьба станет уроком всем, кто решил, что может распоряжаться чужой жизнью.
У Гримгоста теперь новый король. И я сделаю всё, чтобы люди, которые доверили мне свою судьбу, никогда не пожалели о своём решении.
Даже такие два малолетних идиота как те, что полезли в Вечные горы прямиком в надвигающуюся метель.
Йотун их знает, как они дожили до своих лет с таким куцым мозгом. Мать одного явилась ко мне на приём, растолкав всех просителей, и бухнулась в ноги с мольбой отыскать кровиночку. И ведь предлагал мне Первый министр отправить поисковый отряд. Нет же, надо было самому переться! Ар-р-ргх… иногда я бешу сам себя.
Но скоро будет снежная буря.
А ни один поисковый отряд не отыщет этих долбодятлов так же точно, как волчий нюх.
Долгий мерный бег играет со мной злую шутку – сознание помимо воли начинает развлекать себя воспоминаниями. Вот в этих горах отец когда-то учил меня впервые оборачиваться. Объяснял, как находить пути. Учил читать запахи. Звериная мудрость, которая передаётся от отца к старшему сыну, столетие за столетием, в бесконечной цепи поколений. Род Асвиндов уходит корнями в невообразимую тьму веков. Уже первые летописи асов содержат упоминание о Волках, которые служили королям.
Чёрт, похоже, на мне всё и прервётся.
Продолжить род Волк может только со своей Парой. Той, единственной, которая предназначена судьбой.
В её поисках я перевернул небо и землю. Как только стал матёрым Волком, годами скитался по чужим краям – так долго, что Асура сходила с ума и зубы крошила от злобы. Позволяла мне это только потому, что и сама понимала ценность моего рода для династии.
Но судьба словно смеялась надо мной.
Мой отец встретил мать вообще безо всяких поисков. Она была сиротой из ремесленного квартала, зарабатывала на жизнь тем, что делала самую простую и дешёвую посуду из магически обработанного льда. Они столкнулись случайно в одном из переулков столицы. Девушку напугало внимание знатного лорда. Но когда Волк находит свою Пару, никто и ничто не может встать у него на пути. Я хорошо помню, с какими горящими глазами отец рассказывал об этом. Уверял, что я тоже найду рано или поздно. И тогда пойму, что это такое.
Твоя женщина, твоя судьба… твоя одержимость.
Они погибли с матерью оба под горным обвалом. Такая нелепая смерть.
Оставили мне на попечение маленькую сестру. Что я мог дать ей, воин, привыкший скитаться по горам месяцами, выполняя очередное поручение своей суки-королевы? Фрейя почти всё время сидела в нашей родовой башне одна. Но, как и у меня, что-то замёрзло в её груди со смертью родителей, и она никогда не протестовала.
Я боялся, замёрзло навсегда.
Особенно после того случая.
Воспоминание ударило в голову душной волной ярости, даже спустя столько времени. Кровавая пелена опустилась на разум, я ускорил бег, взрывая снег когтями.
К счастью, «жених», которого королева назначила моей сестре в моё отсутствие, не успел закончить начатое. В Фрейе вовремя пробудилась магия, и моя храбрая сестрёнка выбралась из передряги без моей помощи. Как жестоко я страдал от того, что меня не было рядом в тот единственный раз, когда я был ей по-настоящему нужен!
Я оторвал Ульрику голову и разметал кишки по сугробам за то, что эта падаль посмела покуситься на честь моей сестры. Никто в Гримгосте не спрашивал, почему он не вернулся в столицу из своего путешествия. Даже Асура не стала. Мне кажется, в те дни у меня был слишком страшный взгляд – никто не осмеливался даже стоять со мной рядом, не то, что говорить. Мне было жаль, что я не мог убить его дважды. Такие твари не должны ходить под солнцем рядом с людьми.
После того случая сестра замкнулась в себе окончательно. Жила, ела, говорила, даже пыталась улыбаться. Но я видел, что она постепенно превращается в ледяную статую. Хотелось на стенки лезть от невозможности ей помочь. Я мечтал о том, чтобы хоть один из нашей маленькой семьи был счастлив. Раз уж мне не суждено.
С каждым годом надежда найти Пару таяла, как дым от потухшего костра.
Не оставалось больше мест на карте, где я бы не побывал.
Однажды, лет двадцать назад, совсем юным волком, когда во мне ещё не угас пыл поисков, я забредал даже в неприступные горы Таарна. Дикие барсы, обитающие там, едва не порвали меня за попытку проникнуть на их территорию. До сих пор помню, как одна за другой загорались во тьме пары мерцающих огней. Нет ничего более жгучего, инстинктивного, неразрешимого, чем вражда котов и псов. А тем более, они чуяли во мне оборотня, чуяли чужую магию, и это заставляло их ещё сильнее желать разодрать меня на куски, избавиться от странного чужака.
Но моя отчаянная жажда толкала меня даже на такие сумасшедшие поступки. Как несколько ночей подряд пытаться прорваться через кольцо когтистых стражей. Не знаю, каким чудом унёс шкуру не продырявленной.
Темнеет незаметно и резко, как всегда в горах.
Никакой поисковый отряд бы ничего не нашёл, ещё и сам бы сгинул в усилившейся метели.
Острый нюх безошибочно подсказывает мне, где когда-то прошли люди. Хотя следы уже давно замело.
Сворачиваю и попадаю в узкое, изломанное ущелье.
Так и думал!
Сошедшая лавины, вперемешку с обломанными стволами деревьев и сметёнными с гор камнями. Задница йотуна!.. вряд ли тут остался кто живой. И всё же я не имею права упускать даже единственный шанс.
Брожу туда-сюда, разрываю лапами снег, тычусь носом в сугробы, глубоко втягиваю морозный воздух.
В конце концов, удаётся уловить едва различимый запах.
Застываю, прислушиваюсь, напрягаю все чувства… и до моего слуха доносится слабый стук человеческого сердца.
Бросаюсь откапывать. Лапы ломит от холода, острые глыбы льда болезненно впиваются в подушечки, но это пустяки. Вопреки слухам, Волк не является неуязвимым. Я не сделан из стали, к огромному своему сожалению. Мне просто выгодно поддерживать репутацию. Самый лучший бой – тот, который выигран ещё до его начала. Потому что враг посчитал тебя слишком сильным противником, чтобы что-то против тебя начинать.
В конце концов, различаю глубоко в снегу, в который зарылся уже на полтора человеческих роста, раскопав гигантскую яму, что-то чёрное. Тяну клыками, с трудом вытаскиваю одеревенелое тело. Белое как мел лицо, посиневшие губы… молокосос всё ещё жив. Парню едва лет восемнадцать на вид. Богато отделанный наряд. Идиоты не знают, что в горы надо одеваться тепло, а не роскошно. В последнее время среди отпрысков знатных родов распространилась мода на глупости, позволяющие хвастаться потом среди других таких же дебилов, родившихся с золотой ложкой во рту. У них есть всё, острых ощущений не хватает.
Что ж. Для его друга, которого нахожу неподалёку, острых ощущений теперь больше, чем нужно. Ему помогать уже поздно. Отправлю потом за телом своих людей, как утихнет буран. Но может, этого ещё получится дотащить живым. Бегло отогреваю дыханием его лицо и руки. На них тает снег, оставляя капли росы на медленно розовеющей коже.
Кое-как пытаюсь взвалить на себя, но остолоп не помогает, его руки и ноги не слушаются. Надеюсь, удастся их сохранить и не придётся отрезать, когда врачи поймут, насколько сильно обморозился.
В конце концов, приходится волоком тащить за собой зубами всю дорогу. Время от времени останавливаясь, чтобы снова пытаться хоть как-то согреть придурка. И я проклинаю всё на свете к рассвету, когда наконец-то впереди показываются знакомые ледяные стены Гримгоста.
Сдаю парнишку с рук на руки врачам.
Оборачиваюсь обратно в человека, встряхнувшись. Отмахиваюсь от слезливых благодарностей его матери. Столько времени потратил – накопившиеся дела никуда не делись.
Целое утро убиваю на то, чтобы разобрать бумаги. Поставить подписи. Утвердить отчёты финансового ведомства. Глаза слезятся. Йотун раздери, как же хочется всё бросить и залечь в берлогу, отсыпаться пару суток.
Вторая половина дня уходит на то, чтобы принять в тронном зале тех, кому назначено на этот день. Отправить всех по домам тоже не могу – эти люди ждали своей очереди несколько недель. Выслушиваю жалобы, разбираю сложные судебные тяжбы, по которым корона является высшей инстанцией. Вспоминаю о том, что не ел сутки, когда ловлю себя на том, что плотоядно поглядываю на поросёнка, которого один из просителей приносит в тронный зал в качестве живой иллюстрации того, как его обманули с наследством родственники покойного отца по линии двоюродной бабушки.
Поток просителей иссякает уже затемно.
Задница отваливается, когда поднимаюсь с чёртова трона. Если и есть во всём этом то, что я всеми фибрами души ненавижу – это необходимость часами на нём сидеть. А, ну ещё корона. Напоминает мне капкан, только для головы. С радостью бы всё это давно послал, но от меня слишком многое зависит, и предать ожидания всех этих людей не позволяет мне мой дурацкий характер.
Едва ворочая языком, интересуюсь у секретаря, что там с обмороженным идиотом.
Лишится одной ноги и нескольких пальцев на руках, но будет жить.
Отлично.
Велю подготовить на завтра проект приказа о том, что любые вылазки в горы частных лиц отныне только по разрешению королевского секретариата. Придётся снова придумывать очередной отдел и набирать людей. Долбанная бюрократия! Никуда от неё не денешься. Само оно работать не хочет. В любом сложном механизме – а государство, это сложнейший механизм, которые развалится в два счёта при неверной организации – нужны все эти винтики и шестерёнки, связывающие приказ и его исполнение. За всем этим приходится тщательно следить. Недостаточно просто изречь гениальную идею и сидеть на заднице ровно на своём троне, ожидая, пока оно само как-то всё расцветёт и заколосится.
Это ещё одна причина, по которой не получается всё бросить. Я посеял зёрна. Теперь много лет следить за всходами. Тешу себя мыслью, что когда я уйду из этого мира, оставлю его после себя чуть лучше, чем принял в наследство.
Может, хоть так обо мне останется память.
Гоню от себя дурные мысли о том, что это я так глупо пытаюсь компенсировать то, что после меня не останется тех, в ком должно бы жить моё продолжение на самом деле.
Мысли о детях, которых у меня никогда не будет – самые мучительные, разрывающие меня изнутри. Они приходят в Час Волка, самое глухое и мрачное время ночи. Радует только то, что никто не видит и не слышит меня в такие минуты.
Зевающие придворные постепенно расходятся по домам. Огромный дворец пустеет, остаются лишь стражи, почтительно вытягивающиеся в струнку, когда я иду медленно по бесконечным пустым коридорам.
Сегодня почему-то особенно тяжело.
Не греет даже радость от спасения чужой жизни, пусть и такой бестолковой.
Словно все горы Гримгоста упали мне на плечи. С трудом поднимаю ноги, пока добираюсь обратно в свою родовую башню.
Нари
Рассвет встречаю, задумчиво сидя за мольбертом.
Солнце золотит край небосвода. Птицы поют так, словно сегодня последний день их жизни.
Какая ирония. Потому что для меня каждый день может стать таким.
Яркий утренний свет проникает в окно и ложится на мой рисунок таким радостным сиянием, что это кажется кощунственным для этого рисунка. Морщусь, встаю с места и решительно задёргиваю шторы. Иду обратно. Вот так лучше.
Ни мне, ни этому Волку не идёт яркий свет. Уж лучше ночью, когда все спят. Днём приходится снова надевать маску и улыбаться, чтобы не тревожить близких. Я никому не рассказывала о своём сне. И о том, из-за чего не сплю ночами. Родителям и так из-за меня достаётся, я знаю, как сильно они переживают обо мне.
Снова смешиваю краски и пытаюсь получить нужный оттенок серебряной шкуры. Мазки краски ложатся неуверенно и как-то криво… опять. Мне совершенно не нравится.
Я написала уже столько картин, что ими уставлены и увешаны все стены моей комнаты, из которой я почти не выхожу. Я прожила столько жизней и столько сюжетов, что их хватило бы на несколько человек – потому что полёт моей фантазии, это единственное, что спасает в моём вынужденном заточении.
Впервые такое, что рука не слушается. А ведь именно эту картину мне хочется написать хорошо, никогда сильнее ничего не хотела! Как будто, если я её нарисую, смогу приручить этого Волка, и он обретёт, наконец, покой в моих руках.
И вот такая неудача, раз за разом.
Бросаю кисть. Снова выходит полная ерунда.
Боль растекается по сердцу, я тру под грудью и уговаривают сердечко успокоиться и не колотиться так сильно.
Не хватало ещё коньки отбросить из-за сна.
Какая глупая была бы причина.
О моей болезни впервые узнали, когда мне было три года. Родители взяли меня с собой для очень важного и ответственного дела – выбирать моего собственного котёнка снежного барса. У каждого ребёнка Вождя Таарна по традиции должен быть собственный барс. Эти величественные звери – на гербе нашего Клана. Они для нас лучшие друзья, помощники, верные ездовые животные, охотники, защитники… няньки для детей.
Мы пришли в огромное деревянное строение, где спят и отдыхают наши барсы. Там как раз недавно одна кошка родила котят. Их было столько, и они были такие милые… я разволновалась, не знала, какого выбрать.
И упала в обморок.
Меня показали нашему друиду, Гордевиду. Он долго осматривал меня, хмурился. Мерял пульс. Прикладывал ухо к груди. А потом сказал родителям, как есть. Мама потом долго плакала, пыталась скрыть от меня слёзы, но я всё замечала. Она до сих пор иногда плачет по ночам, я вижу её красные глаза. Но для меня у неё всегда только улыбки. У отца был такой вид, словно ему хочется разобрать горы Таарна по камушку. Но что тут сделаешь? Даже у самых сильных бывают вещи, которые вне их власти.
Гордевид сказал, что мое сердце нужно беречь, как хрустальное.
Мне ни в коем случае нельзя волноваться, переживать, нервничать.
Нельзя быстро бегать. Нельзя танцевать. Нельзя вообще ничего.
Запрет на танцы меня особенно огорчил, потому что танцевать я любила. Не понимала, почему во время танца иногда становится так больно и трудно дышать. Но ничего не говорила никому, потому что стеснялась. И вот теперь – такой обидный запрет…
Барса в итоге мне так и не подарили. Слишком сильные эмоции во мне вызывали животные с самого детства, особенно большие и пушистые. Так что у меня единственной из всех семерых детей Вождя не было своего… А, ну потом ещё родилась моя самая младшая сестра, Мирей, и у неё тоже не было. Но по другой причине. Она родилась с удивительным даром, способностью к перемещениям в пространстве, так что ей самой ездовое животное было без надобности. К счастью, сестрёнка родилась абсолютно здоровой, как и мои пятеро братьев – трое старших и два младших, близнецы.
И только мне так не повезло. Почему?
К тому же я одна из всех потомков Вождя всех вождей Арна, правителя всей нашей огромной горной страны, и могущественной волшебницы Мэй родилась вообще без каких-либо магических способностей. Наверное, моё тело так защищало себя и экономило энергию, которая была нужна для выживания.
Гордевид сказал, что не знает, сколько я проживу. Может, день, может, два, может много-много лет. Всё будет зависеть от моего сердца и того, как бережно я стану с ним обращаться.
Поэтому с того дня моя жизнь превратилась в сплошную череду запретов.
Я почти всё время проводила дома. Иногда отец уводил меня в лес на прогулку, чаще всего по ночам, чтоб меньше был риск встретиться с посторонними людьми. Чужие были особенно под запретом.
Я не спорила, понимала, почему это всё. И что родители сами страдают намного сильнее меня, что вынуждены держать меня взаперти. Мне не хотелось доставлять им ещё больше огорчений, поэтому я всегда была самой послушной дочерью. Находила утешение в книгах, музыке… особенно в живописи.
Но самые страшные запреты мне сообщили, когда я подросла. И стала лучше понимать последствия своих действий.
Мне нельзя ни в коем случае испытывать сильные эмоции. А значит, никаких влюблённостей, страданий от неразделенной любви… даже приятные эмоции, если они очень сильные, могут меня убить. Так что никаких свиданий под луной и поцелуев.
Одна из девушек, которую наблюдал друид, лет сорок назад, нарушила правила. У неё был похожий случай – такое очень-очень редко, но случается.
Та девушка влюбилась в очень спокойного и заботливого молодого человека, никаких неразделённых любовей, никаких страданий… казалось, у них всё получится.
Но она отважилась пойти дальше.
Гордевид сказал мне со слезами на глазах… что она умерла во время родов. Он не смог её спасти.
Поэтому беременность и рождение детей для меня тоже под запретом.
У меня никогда не будет своей семьи. Стараюсь об этом не думать. Трудно грустить без того, чего не знаешь, и чего у тебя и так нет. Думаю, мне прекрасно хватит родителей и братьев с сёстрами. Они дают мне столько любви, что с самого рождения я закутана в неё, словно в тёплый мех. В мире столько людей, у которых нет этого драгоценного дара! Сироты, люди, у которых умерли родители, те, которых не любят так, как меня… нет, я всё-таки очень счастливый человек! Не стану даже огорчаться, что про любовь мне можно читать только в книгах. И то отец взял строгое обещание, если почувствую, что какая-то слишком волнует при чтении, отдам обратно сама. Я обещала. Но так ни разу и не выполнила это обещание.
Однажды ко мне пришёл в гости мой самый старший брат, Бьёрн. Вместе со своей женой и маленькой дочкой. Он редко приходил, с тех пор, как создал свою семью и ушёл в собственный дом в глубине леса. У него были свои проблемы с магией, которые удалось решить только с появлением на свет этого ребёнка.
Наше солнышко, наше золотце, Эйрин была просто очаровательной малышкой, с белоснежными волосами и голубыми как небо глазами. Жена моего брата, Фиолин, происходила из далёкой северной страны Гримгоста. Там все рождались с такими светлыми волосами, словно засыпанными снегом. Красота. Бьёрн привёз жену из путешествия по дальним странам. Первый из моих братьев нашёл своё счастье.
Правда, мы подозревали, что скоро и балбес Мэлвин остепенится и перестанет клеить всех блондинок на округе. К нам из Гримгоста приехал посол. Вернее, послица. Не знаю, как правильно.
Фрейя была целой принцессой, младшей сестрой короля Гримгоста. Ужасно красивой, изящной, хорошо воспитанной. Она владела мечом как богиня, но была грустной и словно не позволяла себе как следует улыбнуться. Блондинка с белоснежными волосами, как все асы – всё-таки, ужасно красивый народ! Отец с матерью любезно предложили ей поселиться у нас дома на время её посольской миссии. Во-первых, Мэлвин сам её притащил в дом – первую из своих многочисленных пассий, и так мы поняли, что наш оболтус впервые в жизни по-настоящему влюбился.
Во-вторых, слегка холодная и отстранённая Фрейя не вызывала ни в ком опасений, что она может как-то навредить моему здоровью. С ней рядом всем было спокойно и как-то надёжно. Чувствовалось, что она всегда готова помочь и искренне расположена к нашей семье. Ну а я быстро поняла, что её холодность – лишь броня, под которой она скрывает нежное и ранимое сердце.
Мы сразу нашли общий язык. Так у меня появилась первая настоящая подруга. И я очень надеялась, судя по тому, как Мэлвин нарезает вокруг неё круги, чуть ли не слюной истекая, как голодный кот вокруг крынки сметаны, что скоро станет и сестрой.
(от автора: история Мэлвина и Фрейи рассказывается в книге "Искушение Фрейи")
В тот вечер все ушли на праздник, который праздновался всем Таарном в разгар лета. Фрейя с мамой ушли тоже, я осталась дома совсем одна. Так часто бывало, и я привыкла. Мне даже нравилось оставаться одной в огромном доме. Можно было совсем расслабиться и не переживать, что придёт кто-то из моей большой и шумной семьи, и придётся снова улыбаться и делать вид, что у меня ничего не болит.
Потому что болело постоянно.
Но я так привыкла к этой боли, что почти её не замечала – кроме моментов, когда она вдруг становилась сильнее.
Долго наслаждаться тишиной мне не дали.
В двери моей комнаты решительно постучали. Визит Бьёрна и Фиолин с маленькой Эйри был такой большой радостью, что игла немедленно впилась ещё глубже. С колотящимся сердцем я открыла дверь, уговаривая своё сердечко успокоиться.
- Нари, привет! – улыбнулся Бьёрн и осторожно сжал меня в могучих объятиях, как ни в чём не бывало. Его тёмные волосы снова отросли. И я не представляю, как Фиолин терпит эту его дурацкую бороду! Никак не привыкну. Брат слегка одичал там у себя в лесу за последние годы. Конечно, у него были причины. Хорошо, что с рождением Эйри всё изменилось.
(от автора: история Бьёрна и Фиолин рассказывается в книге «Невидимый муж»)
- Мы по тебе ужасно соскучились. Смотри, кого привели! – расцвела в улыбке Фиолин.
Я ждала этого визита и знала, что он рано или поздно случится.
С того самого момента, как мы узнали, что в крошке Эйрин проснулся дар целительницы. Знаю, мама лелеяла тайную надежду, будто малышка сможет мне помочь. Я-то не особо надеялась – не верилось, что эта отравленная игла из моего сердца когда-нибудь может исчезнуть. Я просто не представляла, каково это – жить без неё.
Но какое же чудо была моя племянница!
Бьёрн держал пухлощёкую малышку на руках, она сосредоточенно меня изучала своими серьёзными не по-детски глазками.
- Сердце моё, ты можешь потрогать свою тётю? – с плохо скрываемым волнением попросила Фиолин. – Нари очень хорошая, но она… болеет. Вдруг ты сможешь её вылечить? Как папу?
Девочка ничего не сказала. Но протянула ко мне крохотную ладошку.
Затаив дыхание, я ждала, когда моего лица коснётся детская рука. Мне кажется, мы все ждали с одинаковым волнением.
Я закрыла глаза, когда моей щеки коснулась тёплая ладошка.
Тут же нежное прикосновение пропало. Я посмотрела на племянницу. Эйрин хмурила бровки.
- Это… слишком сложно. У меня не получится.
- Родная, но может, попытаешься ещё раз? – чуть не плача, попросила Фиолин. В её аметистовых глазах задрожали слёзы.
Ну вот, не хватало ещё кому-то реветь из-за меня! Я же не реву.
Девочка тряхнула светлыми кудряшками.
- Не получится. У неё не хватает…
- Чего не хватает? – переспросил тут же Бьёрн, пристально глядя на дочь.
Малышка задумалась, смешно морща лобик.
- Не знаю. Чего-то не хватает. Вот знаешь, мама, как иногда мне хочется клубники, очень сильно… а потом поем, и хорошо!
- Мне нужно клубнику поесть? – удивилась я.
- Да нет же! - рассердилась Эйри. – Тебе надо найти, без чего ты болеешь. Без чего тебе плохо.
Я рассмеялась грустно:
- Как же мне найти, без чего я болею, если я не знаю, что это такое? Смешная ты, Эйри.
Девочка посмотрела на меня, как на маленькую.
- А ты глупая. Будешь сидеть дома, не найдёшь.
От её слов я и сама надулась, как ребёнок. Можно подумать, я просто так сижу, потому что мне очень хочется!
- Так. Мы, наверное, уже пойдём! – поспешно заявил Бьёрн. – Котёнок, не переживай. Всё будет хорошо! Эйрин растёт, её дар умножается. Потом попробуем ещё раз.
Я отмахнулась.
- Да всё нормально! Не мучайте ребёнка. Лучше просто так приходите в гости. Я буду ужасно рада. Придёшь, красотка? Клубникой тебя угощу.
Фенрир
Рабочее утро следующего дня встречаю за столом в малом королевском кабинете, тоскливо глядя на кипу бумаг, которые, по-моему, уже научились размножаться почкованием по ночам, когда никто не смотрит. Иначе не могу объяснить, почему их никогда не становится меньше.
Спал всего три часа, голова чугунная, отчаянно тянет куда-нибудь в лес. Мчаться по вековым мхам, распугивая белок, полной пастью глотать запах опавшей хвои. Кажется, я сам себя посадил на цепь. Может, просто уже не умею жить по-другому? Иногда такие мысли волей-неволей закрадываются.
В восемь уже первый посетитель. Вчера вечером, перед тем, как я отправился к себе в башню, секретарь зачитал мне расписание на предстоящий день, от которого мне захотелось взвыть. Вся первая половина дня – аудиенции по неотложным вопросам. Зачем-то моего внимания требует наш новый глава торгового ведомства, уже целую неделю добивается. Но сначала – глава Ока Волка. Он вне очереди.
Бросаю беглый взгляд на часы, мерно тикающие на стене. Осталось три минуты. Хеймдалль всегда приходит ровно в назначенное время – ни минутой раньше, ни минутой позже. Есть ещё несколько минут побыть наедине со своими мыслями.
Свадьба сестры через две недели. Из Таарна прислали ласточку с письмом.
Надо бы отправить кого-нибудь из Гримгоста тоже на праздник, торжественную делегацию от самых знатных родов. Пусть со стороны невесты будет хоть кто-то, если я не могу. Да и местным лордам полезно иногда растрясти жир и выглянуть за пределы своего тесного мирка. Понять, что мир куда огромней и многообразней, чем их рассыпающиеся родовые башни.
Вождь Таарна, будущий свёкор Фрейи, пишет, что с радостью примет меня в гостях и обеспечит приём, достойный короля соседней державы. Ещё бы ему так не писать! За последнее время между Таарном и Гримгостом аж два брачных союза, практически породнились. Старший сын вождя тоже отхватил себе невесту из наших местных, не нарадуется. Скоро всех самых красивых девушек себе перетаскают эти ушлые таарнские ребятки.
Усмехаюсь.
Ответ пишу собственноручно в знак уважения. В самых вежливых выражениях подтверждаю, что прибуду, если только появится такая возможность. Прошу позаботиться о сестре. Хотя и так знаю от Фрейи, что её приняли в этой семье, как родную.
Отбрасываю перо, устало тру переносицу.
Как же поступить… этот вопрос терзает уже который день.
Побывать на свадьбе сестры хочется нестерпимо. Увидеть, как моя малышка становится совсем взрослой. Вместо нашего отца отдать её руку человеку, который теперь будет заботиться о ней.
Но почему-то мне не кажется хорошим началом её семейной жизни, чтоб в день свадьбы порвали на куски парочку местных священных барсов. Жители Таарна с крайним пиететом относятся к своим кошкам. Это может быть расценено как дурной знак. А то и повод к конфликту. С таким сильным соседом ссориться нет никакого желания, равно как и портить начало новой жизни сестры в чужой стране.
А в том, что выйдет прорваться в Таарн мимо усатых стражей перевала как-то иначе, не пролив кровь, я очень сильно сомневаюсь.
Тихий стук в дверь прерывает мои тяжёлые думы.
- Чего ты стучишь? – морщусь я. – Знаешь же, что жду.
- Порядок превыше всего, - сдержанно отвечает Хеймдалль, входя в кабинет.
Коротко кланяется. Окидывает кабинет абсолютно не выражающим эмоций льдистым взглядом, как будто не знает тут каждую деталь лучше меня. Профессиональная привычка, видимо. В отличие от большинства придворных, предпочитающих излюбленные в столице голубые, лиловые и снежно-белые оттенки, весь затянут в чёрное с головы до ног. Даже руки зачем-то в чёрных кожаных перчатках. Белые, как у всех асов волосы, тщательно уложены по плечам волосок к волоску, выдавая природную педантичность. Пряжка на поясе с гербовым знаком рода Хейм – стилизованным боевым рогом. Издревле представители рода служили королям – вестниками, стражами, исполняли особые поручения.
При Асуре этих угрюмых и несгибаемых, слишком принципиальных лордов задвинули куда-то на самый низ придворной лестницы чинов. Я поднял на достойное место.
- Боюсь спросить, чем порадуешь на этот раз, - проворчал я. – В прошлый раз такая срочность была, когда твои разведчики обнаружили дикого йотуна, который не знал о перемирии и перебил половину пограничной деревни прежде, чем ему вправили его каменные мозги на место. Надеюсь, в этот раз проблема поменьше размерами?
- Пока трудно сказать с точностью, - не дрогнув лицом, ответил Хеймдалль, абсолютно не среагировав на попытку перевести разговор в менее официальную плоскость. Я внутренне вздохнул.
Кивнул, приглашая сесть напротив.
Хеймдалль аккуратно отодвинул резное ледяное кресло, сел и раскрыл чёрную кожаную папку, которую принёс с собой подмышкой. На ней мерцали синими искрами следы запирающего заклинания. Это меня напрягло. Начальник тайной службы принёс что-то, что считал необходимым прятать даже от моего собственного секретариата? Решил передать строго из рук в руки?
Волчий нюх почуял запах неприятностей. Я внутренне напрягся и сосредоточился.
- Око волка считает нужным донести Вашему величеству о выводах, к которым не сговариваясь и почти одновременно пришли несколько наших магов-аналитиков, - начал Хеймдалль.
Организация, которую я поручил ему возглавлять, как-то незаметно в народе получила название Око волка. Оно прилипло так, что сами её сотрудники в конце концов смирились. Быть глазами и ушами короля – ответственная миссия. Под началом Хеймдалля были не только люди с весьма специфическими, скажем так, рабочими навыками. Но и лучшие мозги Гримгоста. Если Хейм посчитал нужным беспокоить меня, вряд ли речь о каком-нибудь псевдофилософском диспуте. Вроде того, с чего же на самом деле началась война с йотунами – мы их первых нагнули, или они нас. Какая разница? Главное, теперь война закончилась, и мы живём с каменными великанами в мире.
Я посмотрел на Хеймдалля сочувственно.
- Приятель, я понимаю, что после того случая ты перестраховываешься. Но «Рагнарёк» - это уже перебор.
О! Наконец-то хоть какие-то эмоции. У Хейма желваки заходили на скулах, и взгляд стал таким, что об него бумагу можно было резать.
У Хейма до сих пор подгорало - если такое вообще можно было сказать про этого снежного человека – от того, что он проворонил заговор против короны у себя под носом. Когда Йорген и кучка других отбитых кретинов без инстинкта самосохранения задумали свергнуть меня, а мы не знали, пока они не начали действовать, Хейм положил мне на стол заявление об отставке.
Разумеется, заявление отправилось в мусорную корзину.
Никто не может быть всеведущим и читать чужие мысли, хотя Хеймдалль, конечно, считает, что он обязан был.
Как бы то ни было, его навыки очень помогли мне, когда мы вскрывали связи того полудурка и определяли степень виновности вовлечённых. Но боюсь, теперь Хейм на воду дует и ищет чёрную кошку в чёрной комнате.
Едва заметно напрягшийся Хеймдалль ждал, что я ещё скажу, и молча смотрел перед собой. Едва заметно дрогнули крылья носа. Я давно подозревал, что этот парень просто слишком хорошо умеет контролировать собственные эмоции. Мне бы поучиться – а то иногда башню сносило так, что я ничего не видел перед собой. Как с той падалью, Ульриком.
Бабу бы Хейму хорошую.
Но это не моё дело.
- Послушай, друг, за годы моих странствий я наслушался столько бабушкиных баек у костра! Людям свойственно искать объяснения тому, что их пугает или чего они не понимают. Это приносит хоть какую-то упорядоченность в хаос, который нас окружает. И снимает ответственность за свою жизнь с себя любимого. Спокойней думать, что в доме живёт барабашка и тырит вещи, чем осознать, что пора бы уже перестать надираться как свинья по пятницам. Вся эта хрень про Рагнарёк яйца выеденного не стоит. Неужели ты в неё веришь?
Хейм сдержанно ответил:
- Я верю в то, что есть люди, которые в неё верят.
- Хорошо. Если тебя это успокоит, можешь продолжать следить за ситуацией и докладывать мне.
Плечи Хеймдалля чуть расслабились, он кивнул.
- Как прикажете, Ваше величество. Я могу идти?
- Стой.
Я побарабанил пальцами по столешнице. Точнее, по тому её, йотун задери, небольшому свободному месту, которое было чисто от бумаг.
- Возможно, скоро я покину Гримгост на какое-то время. Пока мои обязанности будет исполнять первый министр, переподчинять тебя ему не стану. Действуй автономно, как считаешь нужным. Решения по безопасности королевства можешь принимать самостоятельно. Он неплох в хозяйственных вопросах, но не хочу посвящать его в наши дела.
- Уже решили, как станете преодолевать горные перевалы? – приподнял бровь Хеймдалль. – Рекомендую вам взять большой вооружённый отряд, который отвлечёт диких барсов.
А. Ну да. Чтоб Хейм – и был не в курсе главной проблемы.
Я поморщился, как от зубной боли.
- Предлагаешь устроить кровавую стычку на границах Таарна в день свадьбы сестры? Вряд ли барсы «отвлекутся» добровольно. Ты же видел размеры этих кошечек, когда к нам приезжал её жених. Вообще представляешь себе, сколько людей надо, чтоб усмирить хотя бы одну? А в горах их десятки. И поверь мне, как человеку, который с ними сталкивался. Дикие, неприрученные барсы – это совсем не то же самое, что ручные кошаки таарнцев, которые с ними с детства чуть ли не с одной тарелки едят. Могу тебе признаться – но только тебе – что даже я едва лапы унёс.
Да уж. Ручные барсы слушались своего ездока настолько беспрекословно, что даже меня готовы были терпеть, если хозяин считал другом. Конечно, в кошачьих глазах было при этом столько муки, словно причинное место дверью зажало. Мне даже жаль было несчастных котиков. В Гримгост пару раз заносило таких, когда очередной таарнец являлся забрать очередную суженую. Помнится, в прошлый раз сестре привезли в подарок совсем мелкого и несмышлёного котёнка – с этим мы даже поладить умудрились.
Но дикие… это совсем, совсем другое дело.
- Нет, здесь надо действовать тоньше… - задумчиво пробормотал я, продолжая постукивать пальцами по столешнице. Но как, ума не приложу.
За дверью раздались шаги.
Я насторожился, Хейм тоже. Прерывать королевскую аудиенцию могли только в исключительных случаях.
Едва слышный стук в дверь. Практически поскреблись, как мышь. Видимо, надеясь, что я не услышу.
- Войдите! – гаркнул я. Да что они сегодня все испытывают моё терпение? И так башка раскалывается.
Секретарь вошёл, бледный как мел, заранее втягивая голову в плечи. Поджилки у несчастного тряслись.
Да чтоб тебя… и этого придётся сменить, всё-таки. Долго они меня и мой характер не выдерживали. Попросить что ли Хейма, чтоб дал кого-то из своих, покрепче психикой?
Хеймдалль обернулся и коротко глянул на вошедшего.
Такой двойной дозы впечатлений мой бедный секретарь не выдержал и попятился.
- П-простите, что прерываю, в-вашество…
- Ближе к делу! – пробурчал я.
- В-вы просили немедленно сообщать о любых п-посланиях из Таарна…
- Я уже знаю о ласточке, - вздохнул я. – Только что набросал ответ вождю, можешь забрать и отправить с первой же птицей.
Секретарь отёр пот со лба.
- П-простите, ва-вашество… Речь не об этом. Вернулись сопровождающие вашей сестры. Она передала вам кое-что, лично в руки.
У меня почему-то все волоски на теле встали дыбом. Волчье чутьё говорило, это не может быть простым совпадением. Ласточка от Вождя и послание от моей сестры в один день? И что такого там может быть, что она не стала отправлять с птицей, и могла передать только с человеком?
Бочком и с таким видом, словно вот-вот собирается хлопнуться в обморок, секретарь подошёл к моему столу, по широкой дуге огибая внимательно наблюдающего Хеймдалля.
Поверх горного хребта из бумаг приземлился небольшой, но судя по всему весьма увесистый свёрток, тщательно перевязанный бечёвкой. Я узнал почерк сестры, которым было надписано моё имя. И приписка – передать строго в руки.
Так.
Судя по всему, мой пропуск в Таарн.
На секунду мои пальцы сжались на толстом стекле пузырька так, что я испугался, треснет. Тут же отдёрнул их и сунул склянку обратно в паклю.
Бух. Бух. Бух.
Сердце тяжело и гулко стукнуло об грудную клетку.
Да что это… старею, наверное.
Со скрипом отодвинулось кресло. Хеймдалль поднялся с места. И, нависая над моим столом, проронил:
- Я передам лорду-первому министру, чтобы приступал к обязанностям регента сегодня же. Считаю, вам следует немедленно воспользоваться подарком сестры.
Да чтоб его!
Читать вверх ногами тоже умеет? Если вообще хоть что-то, в чём этот парень плох?
Хреновей всего – даже не то, что с какой-то стати мой верный помощник вздумал тут распоряжаться. А то, что Волк внутри меня рванулся с такой силой, что ещё немного, и я бы совершил оборот прямо здесь, опрокинув стол и разметав чёртовы бумаги по всему кабинету. И помчал на юг, не разбирая дороги.
Стоять. Стоять, я сказал! Пока я жив, командовать будет разум человека, а не зверя.
А у человека есть обязательства.
- Хеймдалль, я тебя не задерживаю, - произнёс я медленно, тщательно восстанавливая дыхание. – Никаких действий без прямых на то моих указаний.
Он помедлил ровно пару мгновений – так, чтобы показать мне, что не согласен с таким решением, и в то же время не вызывать моего гнева. А затем, коротко кивнув, развернулся и неслышно покинул кабинет.
Я откинулся на спинку кресла.
Перед мысленным взором стояли горы Таарна – такие, какими я увидел их когда-то. Синие пики, зелёная поросль густых лесов. Белые облака, бесконечный бег над заснеженными вершинами… первозданная тишина, древний покой и умиротворение. А воздух там какой… целебный… все волчьи чувства разом возвращают мне запахи… звуки… ощущения…
Стук в дверь вырывает меня из этого окна в прошлое, в которое я провалился так, что почти поверил в него.
Хмурясь, смотрю на то, как повинуясь моему короткому разрешению, в дверь протискивается невысокий толстяк, мой новый министр торговли. Назначенный вместо одного из зачинщиков бунта, а потому особенно тревожный и мнительный, памятуя судьбу предшественника.
Насыщенные лиловые оттенки дорогих одеяний, массивная цепь из белого золота на груди. Лорд Ивар гладит коротко стриженную седую бороду, пытается справиться с волнением.
Очередные неприятные новости, етить их… с обречённостью констатирую я. Висок колет тупой болью. Нет, надо бы послать всё к йотунам в задницу и поспать ещё хоть пару часов…
- Докладывай кратко, самую суть, - морщусь я, пытаясь справиться с неудержимым желанием снова трогать поверхность из гладкого стекла, которая странным образом будто нагревалась изнутри. Мерцание колышущихся серебряных искр завораживает. Хочется смотреть на него бесконечно.
Ивар не решается присесть, а я забываю предложить. Потом он говорит такое, что уже не до этикетов.
- Ваше величество! Посольская миссия, направленная вами для разведки дальних рубежей королевства к северо-западу от нас, не вернулась назад.
- Ты говоришь о Вороньем камне? – напрягся я.
- Да, ваше величество!
Сонное состояние как рукой сняло. Точнее, я загнал его внутрь тем же привычным усилием, какое использовал в горах во время войны с йотунами, когда разведчик доносил, что неподалёку от нас обнаружили очередного каменного монстра. А ты как раз пытался вырыть берлогу в сугробе и прикорнуть хоть на пять минут.
Вот и сейчас так же.
Мысли о Вороньем камне мучали меня уже давно. То самое смутное чувство предвидения грызло, и говорило, что это непорядок – то, что левый верхний угол нашей карты не закрашен. И представляет собой, по сути, огромное белое пятно. Мы понятие не имеем, что происходит в каких-то считанных неделях пути от Гримгоста. Помню, даже я когда-то не добегал, когда юным волком рыскал по свету. Долгие дни бега, на протяжении которых вокруг всё было белым-бело без какого-либо разнообразия, не вызывали энтузиазма, там даже охотиться толком было не на кого, и в какой-то момент я проголодался и повернул назад.
Самые беспечные убеждали меня, что там дикие необжитые пустоши, где кроме снега и льда ничего интересного.
Те, кто хорошо знали старые сказки, принимались убеждать, что именно в тех краях, чуть ли не на краю земли, находится легендарный Вороний камень. Мифическая прародина всех асов. Якобы, именно оттуда происходили первые короли. Которые, двигаясь на восток, открыли Вечные горы, заселили их и создали «королевство, могущественней которого ещё никогда не видели под небесами…» бла-бла-бла.
Трезвомыслящий Хеймдалль считал, что нам не нужно осваивать дальние и малоизученные земли, пока не наведён порядок дома. Я сначала прислушался. Но потом не утерпел. Купцы Ивара без конца шастают туда-сюда, ищут, куда сбагрить товары из наших кузниц и мастерских. Взамен привозя со всего света фрукты и овощи, а также ткани, мебель, цветы в горшках и прочее барахло, которого в наших заледеневших горах недостаток. Посчитал логичным задать им новое направление для путешествий, которое, конечно же, не вызвало большого воодушевления. Но королевские приказы не обсуждают, а исполняют.
- Давно пропали?
- Месяц назад поступало последнее письмо.
- И ты говоришь мне только сейчас?! Надо немедленно отправить по их следам поисковую группу…
- Уже. Она не вернулась тоже.
Ивар ощутимо побледнел, морщины ярко выделялись на его лице. Водянисто-голубые глаза смотрели испуганно, но прямо. Ждёт, что голову оторву, и всё равно пришёл. Ладно, так и быть, не стану.
Я прикрыл на мгновение глаза.
Изумрудная зелень сосновых лесов Таарна ударила в нос запахом хвои.
Открыл глаза, и усталым жестом отослал Ивара прочь.
- Подробный доклад о маршруте, точный состав экспедиции, сроки, конечная точка. Через час. Живо.
Дверь захлопнулась.
Я посмотрел на пузырёк. Висок долбила боль, сознание заволакивала болезненная дымка.
Как ни в чём не бывало Хеймдалль спрыгнул с коня и отвесил мне привычный поклон. Даже не изменился в лице, чертяка! Я прям восхитился.
- Считаю ваше решение идти в одиночку на Вороний камень крайне неразумным! Полагаю, как глава Ока волка мог бы рассчитывать на то, что вы хотя бы поставите меня в известность перед отбытием.
Ну надо же, мы ещё и обиделись! Не знал бы его сто лет, никогда бы не догадался по лицу.
- Можно подумать, есть хоть что-то, что проходит мимо тебя. Смысл персонально сообщать, - проворчал я. – И вообще, хочешь снова бухтеть, можешь это сделать, когда я уйду. С собой не возьму, не проси. Ты мне нужен в столице, присмотреть в моё отсутствие.
Он сделал шаг вперёд и преградил мне путь.
Я нахмурился.
- Вы так не успеете на свадьбу сестры, - холодно заявил Хейм.
Я почувствовал непреодолимое желание что-нибудь ему сломать. Чтоб прекратил давить на больную мозоль. Еле сдержался! Я что, по его мнению, конченный идиот, и сам этого не понимаю?!
Вдох. Выдох. Успокоились. Р-раз-два! Солнышко светит, небо голубое… Хорошие начальники толковыми подчинёнными не разбрасываются.
- Там по моему приказу люди полезли к йотуну на рога. И от них до сих пор никаких вестей. И от тех, которые были посланы им на выручку, тоже. Это сейчас важнее всего. В Таарн когда-нибудь доберусь, если боги будут ко мне милосердны. Не сейчас, так позже. И если ты прекратишь мне капать на мозги, как сбрендившая нянька, я так и быть, забуду тот странный факт, что ты меня не предупредил о пропаже торговой миссии сразу же, как об этом узнал!
Я остро глянул на Хейма и убедился, что моё предположение в точку. Всё он знал, но не стал мне докладывать, чтоб я не рванул проверять обстановку лично.
Следом возникло ещё одно.
- У тебя есть какая-то личная заинтересованность в этом деле? – прищурился я.
- Почему вы так решили, Ваше величество? – повёл бровью Хейм.
- Слишком дано тебя знаю. Нетипично себя ведёшь. Я бы сказал… позволяешь себе эмоциональные поступки.
Ледяные глаза посмотрели на меня так, будто этим предположением я его оскорбил. Если и был в Гримгосте человек, олицетворяющий собой холодную природу истинного аса, такого, какими их рисовали наши старые мифы и легенды, то это, без сомнения, Хеймдалль.
- Моё поведение подчинено строгим законам логики. Вы в одиночку отправляетесь туда, откуда уже слишком многие не вернулись. В то время, как вас ждут сейчас совершенно в другом месте.
Нет, он точно сегодня нарывается!
И я уверен, Хейм не может этого не понимать. Но продолжает напирать, с упёртостью йотуна, решившего каменной башкой продолбить крепостную стену:
- Я хотел бы проследить за тем, чтобы вы туда точно попали. И кто-то должен прикрывать вам спину, если что-то пойдёт не так. Вы могущественны, но не неуязвимы.
Хейм коротко свистнул.
Из ущелья показалась, трясясь как осиновый лист и кося на меня пугливым глазом, ещё одна лошадь, на этот раз белая, коренастая и мохноногая, выносливой северной породы. Навьюченная всякой хренотенью – там, по-моему, было провизии на месяц, фураж для лошадей, и даже свёрнутая палатка.
Предусмотрительный, чёрт!
Я, конечно, предпочитал путешествовать в одиночку.
Но если и брать с собой спутников, то таких молчаливых, как Хейм.
За десять дней по снежным пустошам он не произнёс буквально ни единого слова сверх того минимума, который требовался по делу. Как по часам, уходил спать в палатку на привалах, пока я устраивал себе волчьи логова в сугробах. И по-прежнему слишком внимательно и хмуро вглядывался в горизонт, чтоб я не мог этого не заметить.
Нет уж, волчье чутьё подсказывало – дело тут нечисто! Но, пожалуй, давить на Хейма не стану пока, из уважения к нему. Захочет, расскажет сам.
Дорога была трудной. Я никогда не видел в этих краях в летнее время столько снега. Раза три нас накрывало такими буранами, что приходилось останавливаться и пережидать, чтоб не потерять лошадей. Боюсь представить, что за безумие творится здесь зимой.
В конце концов, мы забрели туда, где цивилизация казалась воспоминанием, а небо сливалось с землёй в безумной мешанине снежных хлопьев. Но, судя по звёздам, направление было верное, а потому мы упорно шли. На исходе десятого дня мне показалось, что на горизонте что-то темнеет. Но сколько бы я не месил глубокий снег волчьими лапами, чёрная точка не приближалась. А как будто даже удалялась. Пока не исчезла совсем… чтобы обнаружиться за моей спиной.
Что за фигня творится?
Я обернулся обратно в человека.
- Ты тоже это видел? – перекрикивая вой бури, спросил я Хейма. Его лицо, заметённое снегом, едва виднелось под капюшоном чёрного плотного плаща. Припасы основательно истощились в мешках, но даже такое облегчение не радовала несчастных лошадей, которые вынуждены были идти так далеко в компании матёрого хищника. Хеймдалль спрыгнул с седла и подошёл ко мне.
- Да. Теперь и вы тоже видели. Я опасался, если просто расскажу, не поверите. Вы всё же слишком рационально смотрите на мир.
Лицо Хейма напоминало замёрзшую маску. На которой горели голубым огнём только глаза.
- Давай, рассказывай, какого йотуна тут творится! – прорычал я, окончательно потеряв терпение. – Пока я не подумал, что ты что-то замышляешь за моей спиной! Слишком много тайн в последнее время, не находишь?
Как и многие асы, особенно в ком текла кровь самых древних родов, Хеймдалль владел снежной магией. Но я впервые видел, чтоб он ей пользовался.
Хейм стянул зубами перчатку с правой руки. Щёлкнул пальцами.
И вокруг нас образовалось кольцо тишины.
Северные ветры огибали это небольшое пространство, яростно швыряя снег куда угодно, только не на пятачок, где стояли мы. Кони немедленно обрадовались наступившему затишью посреди бури, и улеглись отдыхать. Пока мы с Хеймом стояли друг напротив друга, и я напряжённо ждал, что он скажет.
- Вокруг Вороньего камня стоит защита, установленная какими-то магами, которые явно знают в этом толк. И явно не в нашу эпоху. Что-то настолько древнее, что я не смог распутать чары, как не пытался.
Он продолжил говорить, пока я смотрел на него в полном изумлении.
- Тщательный опрос жителей деревень к западу от Вечных гор показал, что у них время от времени пропадают девушки. Случаев не так много, и они разделены иногда годами, никто не додумался связать их как-то друг с другом. Или искать причину в Вороньем камне. Но я полагаю, что…
- Твоя мать? – переспросил я, полагая, что ослышался. – Я думал, она умерла, когда тебе исполнился год.
- Именно так значится в моей официальной анкете, - нехотя вернулся Хейм к теме, с которой пытался съехать.
- Какого хрена леди Хильду понесло в эту глушь? И где, йотун подери, был в это время твой отец?!
Меня почему-то ужасно взбесила эта ситуация, и я не стал церемониться, хотя видел, что кажется, ковыряю сейчас не зажившую рану. У Хейма были больные глаза, когда он об этом говорил. Но раз уж начал, он не стал дальше уклоняться от разговора. Говорил бесстрастно и ровно, на его лице не отражалась ни одна эмоция. Его выдавали только глаза.
- Я пытался понять, с тех пор, как вырос достаточно, чтобы задавать вопросы. Тщательно опросил слуг и всех, кто её знал. Сопоставил показания, отсеял эмоциональные искажения. Половина опрошенных была на стороне моего отца, половина – матери, и каждый считал второго чудовищем. Картина сложилась следующая. Моя мать была… прирождённой исследовательницей. Путешественница, неугомонная, с живым и пытливым умом… писала стихи и книги. Изучала древнюю историю. Как ветер, который мой отец пытался приковать цепью к себе. Когда они поженились, она просила его подождать с детьми, хотела закончить книгу по эпохе основания Гримгоста. Но уже через десять месяцев после свадьбы родился я. Она обвиняла моего отца в том, что он ей не доверяет и пытается привязать, слуги слышали постоянные ссоры, доходило до битья посуды и поломанной мебели. Быстро сбросила меня на кормилицу, а когда мне исполнился год, сбежала в экспедицию. В одиночку. С тех пор её никто не видел. Отец решил, что жена просто нашла себе любовника, и не стал искать. Надрался как скотина и разнёс половину башни. Попросился в боевую армию и ушёл на войну с йотунами. Через два года не стало и его.
Твою ма-ать… лучше бы я не спрашивал.
Это было самое длинное, что я слышал от Хейма за все годы общения. И я почувствовал себя полным идиотом, что даже не удосужился копнуть глубже и получше узнать о человеке, который столько лет охранял мне спину.
- Я знал твоего отца. Он служил с принцем Бальдром в его личной гвардии. Погиб на моих глазах, но забрал с собой трёх йотунов. Думаю, если б он остался с принцем, тот бы тоже прожил дольше.
Проклятая война унесла слишком много жизней. Надеюсь, Асуре на том свете демоны основательно поджаривают пятки.
Ясно теперь, чего Хейм такой замороженный. Жаль пацана. Могу представить, каково ему было расти без матери и отца, единственным наследником древнего рода, взрослеть с мыслями о том, что ты был не нужен ни одному из своих родителей. Но, по крайней мере, теперь понятно, как он решил заниматься тем, чем занимается. Парнишка стал следователем ещё в детстве.
Не знаю, что там творилось в голове у той, что его родила. Но мне категорически не понять, как мог его отец даже не искать свою женщину – и наплевать на то, что с ней, возможно, что-то случилось… нет, это не укладывалось в моём понимании! Ещё и сына малолетнего одного бросить, у которого и так судьба мамку забрала. Пожалуй, это многое говорило о старом лорде Хейме. Нет, всё-таки от хорошего мужика баба не помчится на край света, одним снегом питаться.
Но говорить ничего не буду. Хеймдалль смотрит на меня сейчас, как бродячий пёс на руку, которая пытается погладить. Не дай бог жалеть начну. Значит, не стану его унижать своим сочувствием.
- Ладно. Уговорил. Возвращаемся, - вздохнул я.
Напряжённый льдистый взгляд слегка расслабился. Хейм кивнул. Но не торопился залезать в седло обратно. Что ещё?..
- Ваше величество, - повторил Хейм с таким упрямством на лице, что я мысленно возвёл глаза к небу. – Я по-прежнему считаю, что вам следует немедленно отбыть в Таарн. Если вы станете возвращаться вместе со мной по тому же пути в столицу, это будет значительный крюк. Считаю, логичнее будет сразу отсюда вам пойти на юг, преодолеть границу вечных снегов, а дальше по благоприятным дорогам на юго-восток, напрямую в таарские горы. Учитывая скорость вашего бега в волчьей форме, я рассчитал, что вам на это понадобится…
- Чертяка, ты откуда знаешь скорость моего бега в волчьей форме?.. – застонал я.
Хейм усмехнулся, едва заметно дёрнув уголком рта.
- …около пяти дней. Конечно, это уже, скорее всего, будет опозданием на свадьбу минимум на сутки. Если бы вы послушали меня и не тратили время, этого бы не произошло.
- Иди ты… - я ласково объяснил, куда. – Мне всё равно сначала в Гримгост надо. Кое-что забрать.
Усмешка Хейма стала заметнее. Сегодня прям чудеса творятся. Скоро снег растает, не иначе. Думаю, снежные пустоши заколосятся и расцветут, если когда-нибудь этот человек улыбнётся по-настоящему.
Мой безопасник нырнул рукой во внутренний карман чёрной куртки.
И протянул мне на ладони пузырёк с серебристой жидкостью.
- Готов понести любое наказание, какое Ваше величество посчитает нужным, за то, что в ваше отсутствие взломал ваш кабинет, - сдержанно проговорил Хейм.
Я несколько мгновений смотрел на зелье, пытаясь привести в порядок голову.
С организмом в очередной раз творилось что-то не то. Дикий хмель промчался с током крови по всему телу, с бешеным биением сердца каждый толчок разносил по венам стремление немедленно обернуться и рвануть на юг.
Я осторожно взял с ладони Хейма склянку и сжал её в пальцах. Больше не выпущу.
- Зачем ты это делаешь? – спросил тихо.
- Потому что, вместо того, чтобы пировать на свадьбе единственной сестры, вы с риском для жизни отправились в дикую пустошь, вытаскивать из передряги своих людей. У нас слишком давно не было короля, которому бы хотелось подчиняться по доброй воле. Гримгосту нужна такая династия. Желательно, еще на ближайшую парочку тысяч лет.
Я проснулась и неподвижно смотрела в распахнутое окно, за которым темнела тихая ночь, пока не поняла, что же не так.
Впервые за долгое время я не слышала вой этого волка во сне.
Рывком села в постели. Привычно уже поговорила с сердцем, усмиряя его бешеный бег, который отдавался пульсирующими уколами где-то под рёбра.
Что бы это всё значило? Мне больше не будут сниться эти сны? Что-то… изменилось?
Я откинула одеяло и встала. Спать больше не хотелось. Зажгла свечи и села перед мольбертом. Окунула кисть в краску… и выпала из реальности. Дальше моей рукой словно вело что-то, что было выше меня. Мазки ложились на холст ровно, чётко, быстро.
Я рисовала и рисовала… в одной ночной сорочке, даже не одеваясь… боясь потратить время даже на то, чтобы глотнуть воды… как одержимая.
До самого рассвета.
А на рассвете, потирая уставшие, покрасневшие глаза, с удивлением смотрела на то, что вышло из-под моих рук. Как будто не я это сделала. Свечи оплыли до самого краешка, растеклись по бронзовой подставке восковыми слезами.
Большой лохматый белый волк поднимал к луне свою морду. Его мех казался таким настоящим, что мне хотелось запустить в него пальцы.
Отложив кисть, я уперла локти в колени и уронила подбородок в ладони. Пальцы были перепачканы краской, но мне было всё равно. Я чувствовала такое счастье, какого не испытывала уже давно.
Моя картина была готова.
И это совершенно точно, лучшее из того, что я написала.
Но я по-прежнему не хотела никому её показывать. Этот волк – только мой.
***
«Прости, дочка. Но ты не можешь пойти с нами на церемонию. Ты же знаешь, почему. Тебе нельзя в толпу. И там будет слишком много чужаков».
До сих пор эхом в голове слова отца. Он говорит так тихо и через силу, что я вижу, каким трудом ему это даётся. Поэтому конечно же, отвечаю, что мне и самой не очень-то хотелось. Я не люблю чужих и боюсь толпы. Мне хорошо дома. Отец делает вид, что верит. Я знаю, что боль за меня станет отравлять ему праздник.
Сегодня свадьба Фрейи. Вечером, под голубой луной, друид обвенчает их с моим братом в священной роще. Потом начнётся пир в долине до самого утра, на который приглашён, кажется, весь Таарн. Все, кроме меня. Но я не в обиде. Правда. Я не стану расстраиваться. Совсем. Вот ни капельки.
И всё же, когда весь дом оживает, взбудораженный до предела, по коридорам туда-сюда носятся мои братья и сестра, все начинают собираться, чтобы уйти на праздник, Фрейя в ослепительно прекрасном белом платье принимается нервничать из-за того, не завянут ли у неё живые фрезии в волосах… понимаю.
Что я всё бы отдала, чтоб хоть на минуту стать частью общего праздника и общего веселья.
Мне так хочется сегодня ночью быть там.
***
Фенрир
Всё труднее становится переставлять лапы, но я упрямо бегу вперёд.
Рассвет четвёртого дня встречаю где-то неподалёку от того места, где сдохла Асура. У меня ещё целый день в запасе. Вождь Таарна писал, что церемония начнётся по таарнским обычаям, когда взойдёт луна. Весь вопрос – успею или не успею.
Я почти не спал и отвлекался только на то, чтобы глотнуть снега или поймать какую-нибудь не слишком расторопную куропатку. Когда преодолел границу вечной зимы, резко и подозрительно быстро попал обратно в лето. В который раз убедился, что холод и снег на землях вокруг Гримгоста, да и в самих Вечных горах, имеют всё же магическую природу.
По зелёным землям дело пошло быстрее.
Конечно, основательно напугал всех встречных-поперечных местных жителей, а они чем дальше на юг, тем попадались чаще. Земли вокруг Таарна вообще довольно густо заселены.
В Долину ванов не забегал, не тратил время. Но когда мой путь пролегал мимо того места, где едва не схлестнулись в битве два наших народа, невольно притормозил. Многие не вернулись бы домой, если бы сумасшедшую старуху тогда не остановили.
(прим. автора: об этих событиях подробнее рассказывается в книге «Невидимый муж»)
Иногда я думаю, как бы сложилась моя судьба, будь Асура на троне. Ведь старая карга могла бы править ещё бесконечно долго. Она подпитывала себя волшебной водой из источника Мимира, и это позволяло её жизни длиться и длиться, а мерзкой душонке продолжать держаться в сморщенном теле, даже когда весь Гримгост уже считал дни до момента, когда уже она откинет копыта.
Она ушла на тот свет сама, когда её низложили собственные подданные и объявили королём меня.
Не выдержала такого унижения. Говорят, удар приключился с каргой, я сам не видел. И хорошо, что не видел. Нехорошо радоваться смерти. А я вряд ли сумел бы слишком правдоподобно грустить.
И вот странная прихоть судьбы привела меня – того, кто был всего лишь псом на цепи, - на трон бывшей хозяйки. Она небось в гробу переворачивается от злобы.
Я усмехнулся про себя. И ускорил бег.
Долину ванов огибала неширокая, но быстрая река. Искать брод было долго, и я бросился с разбегу прямиком в тёмные воды.
Чуть не поплатился за свою самонадеянность.
Течение подхватило меня, швырнуло о камни. Боль обожгла левое плечо. Я оттолкнулся лапами и выплыл, яростно глотая воздух.
Вперёд. Мне нужно вперёд.
Я, йотун меня дери, тут подыхать не собираюсь.
Меня ждут.
Труднее всего было на середине течения. Где оно стало тянуть за лапы, коварно тащить на дно, в илистые омуты. Здесь стремительной водой вымыло особенно глубокую впадину. Река словно ожила. И вцепилась в меня сотней ледяных пальцев. Журчание струй казалось тихим шёпотом множества голосов. И все они хотели одного. Чтоб я сдох.
Но я не мог позволить сломать себя какой-то грёбанной речке.
Когда, тяжело дыша горящими лёгкими, я вывалился наконец на берег, сильно ниже того места, где планировал пересечь реку, позволил себе несколько минут просто валяться без сил.
Потом, пошатываясь, поднялся на лапы.
Нари
- Убери свою Тень с прохода, я снова об неё споткнулась! – вопит Мирей. Младшая сестра опять, наверное, материализовалась где-нибудь посреди коридора, где любит валяться тёмная барсиха Деймона. У них вечно с братом ссоры из-за этого.
- А ты прекрати скакать туда-сюда и ходи ногами, как нормальные люди, вот и не будешь спотыкаться! – бурчит в ответ Дэй.
Дар моей младшей сестрёнки – перемещение в пространстве. Удивительный дар! Хотела бы я себе такой же. Я бы, наверное, весь мир обошла. Сколько всего чудесного в нём есть, чего я никогда не увижу.
Снова хлопают дверями, топот ног… мои родные заканчивают сборы. Уже вечереет.
Сначала хочу малодушно отсидеться, потом не выдерживаю и выхожу провожать.
По деревянной лестнице спускаюсь на первый этаж нашего большого дома, в котором за последнее время как будто стало меньше места. Чувствую себя призраком, невидимкой. Гостем на чужом празднике, которого не приглашали.
Иду по длинному коридору, чтобы найти маму – хочу спросить у неё, в котором часу они вернутся с праздника. Я ещё не решила, ложиться спать, или дождаться. Наверное, это будет глубоко за полночь.
У приоткрытых дверей в родительскую спальню мои ноги примерзают к полу, и я замираю в коридоре, спрятавшись за створкой. Как преступница, с бешено колотящимся сердцем прислушиваюсь. Тише, сердечко, тише! Я сейчас уйду… подслушивать нехорошо…
- …Фенрир, судя по всему, не успеет. Король Гримгоста так и не прислал мне ответа.
Голос отца.
Это… про брата Фрейи? Она о нём мало рассказывала, но каждый раз её лицо освещалось такой радостью и нежностью, что мне очень обидно, что он не сможет приехать на свадьбу собственной сестры. Тоже ужасная несправедливость. Я вот ни за что бы не пропустила такой праздник, если бы могла.
Отец продолжает:
- С одной стороны, жаль. С другой… мне как-то спокойнее, что его не будет.
Нервно перебираю ряды тонких браслетов на запястье. Я их ношу, потому что они удачно закрывают родимое пятно на тыльной стороне, где вены, оно мне ужасно не нравится. Некрасивое, клякса изогнутая какая-то. Поймав себя на этом занятии, прекращаю, зажимаю браслеты, чтоб не звякнули. Ещё не хватало быть пойманной на месте, как мелкий воришка.
– Не говори так, - просит моя мама с лёгким упрёком. – Ничего плохого бы не случилось. Нари всё равно дома.
Игла в сердце вонзается глубже.
Прячусь в тени, опираюсь спиной на бревенчатую стену, прикусываю губу до боли.
При чём здесь я?
Отец вздыхает.
- Ничего не могу с собой сделать. Волнуюсь. Эх… Как бы пережить все эти праздники поскорее. Снова насладиться тишиной, только с нашей семьёй. Мне кажется, сам воздух пропитан напряжением, ты чувствуешь? Даже без Фенрира вся эта куча чужаков меня напрягает…
Фенрир.
Красивое всё-таки имя. Сильное. И ещё какое-то… дикое. Рычащее.
Произношу его мысленно, и оно прокатывается по телу мурашками, оседает на языке терпким покалыванием. Фрейя скрытная, она почти не говорила о брате. Имя я услышала впервые. Наверное, у Гримгоста очень грозный король, под стать имени.
- …никогда столько в Таарне ещё не собиралось! Делегация из Империи, делегация из Гримгоста…
Вот бы посмотреть хоть одним глазком. Так интересно! Отец никогда не пускал посторонних в дом. А мне так надоело видеть одни и те же лица. Хотя бы просто поговорить с кем-то новым! Узнать больше о чужих загадочных странах. Ну почему нельзя…
Несправедливо.
- …В общем, хорошо, что Нари останется дома. Буду меньше переживать.
Вытираю ресницы и разворачиваюсь рывком, убегаю к себе в комнату. Когда врываюсь к себе и падаю на кровать, дышать уже совсем нечем. Ну зачем я снова бегала… мне же нельзя… боль ритмично вонзается под рёбра в такт толчкам крови по венам.
Через полчаса, когда я почти уже смогла договориться со своим сердцем и прийти в норму, раздаётся осторожный стук в дверь. В моей комнате уже совсем темно, а свеч я не зажигала. Луна ещё не взошла.
- Нари? Мы уходим, - тихо говорит мама. Садится на край постели, где я лежу, уткнув лицо в подушку. Гладит по спине. Как всегда, понимает меня без слов. – Мы тебе свадебного торта обязательно принесём. Огромный кусок! Ты не представляешь, какой величины этот торт, его десять поварих сразу пекли, всей деревней, как подарок на свадьбу Вождю.
Молчу.
- Солнышко… мы завтра все вместе ещё раз отпразднуем дома. Не грусти. Обещаешь?
- Угу.
Она вздыхает.
И поцеловав меня в макушку, неслышно уходит.
Шум и гам на первом этаже плавно перемещаются во двор. Мои младшие братья, как всегда, не умеют передвигаться в тишине. Дэй привычно переругивается с Мирей. Мама пытается их усовестить. Судя по звукам, долетающим ко мне через распахнутое окно, пытаются решить, как посадить Фрейю на барса Мэлвина, чтобы не помять платье. Сам Мэл уже давно ждёт в священной роще. Представляю, как волнуется. Он Фрейи так долго добивался…
Когда наступает тишина и шум удаляется за пределы двора, я поднимаюсь с постели и выхожу за дверь.
Опустевший дом встречает меня звенящей тишиной.
Медленно бреду по пустым коридорам одинокого тёмного дома, скользя ладонью по стене.
Тяжесть в груди не отпускает. Едва могу сделать вдох.
Только теперь я поняла, как сильно хотела быть со всеми. Это так больно, оказывается… Какой смысл меня ограждать от праздника, если тут, в одиночестве, боль накрывает ещё сильнее?
Наверное, никогда ещё не чувствовала себя такой одинокой, как в этот миг.
Наливаю себе стакан воды в кухне. Подхожу к окну, сжимая прохладное стекло в ладонях, и смотрю в ночь. В небе светит огромная бледно-голубая луна.
Она взошла.
Значит, церемония уже началась.
***
Фенрир
Мать твою.
Луна взошла. Значит, церемония уже началась.
Добираюсь до темнеющих громадин Таарнских гор уже в темноте. Задержка с рекой-маньячкой вышла мне боком. Я мог бы успеть, но теперь, судя по всему, хорошо если до рассвета управлюсь.