Одержимость. Любовь Зверя - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Евсения Медведева (Евсения) (самиздат)

Пролог

— Ты сгниешь в тюрьме, — цедил он, даже не стараясь смягчить боль. Полосовал словами, что были острее лезвия. В глазах сверкали одержимость, идея, потребность. Он всеми силами пытался заполучить меня, из кожи вон лез, не гнушаясь самыми жалкими и подлыми методами. И это пугало. Он без тормозов, без стоп-крана, за который можно дёрнуть и остановить эту долбаную карусель! Он будто бессмертный… Безжалостный.

— Я всё равно не буду твоей, Пётр. Не буду… — по щекам катились слёзы. Мне уже не было страшно. Холодное, мрачное здание вдруг стало родным, понятным. Меня не пугали ни камера, запах которой въелся во все рецепторы, ни сокамерницы, чьи голоса стали роднее ветра. Меня страшил только он… Пётр Ястреб, что с убийственной регулярностью приезжал, чтобы подразнить морозным ароматом свежевыпавшего снега, сладостью дорогого парфюма, холёным и выспавшимся лицом.

Глаза Петра были черными, как ночь. Въедливыми, острыми, почти стеклянными. Глубоко посаженные, придающие взгляду резкость и звериную опасность. Кажется, он видит меня насквозь. Может распознать фальшь, ложь, игру. Он знал, что я вру…

Разве девочка, выросшая на пуховой перине с золотой ложкой во рту, может быть счастлива в тюрьме? Разве она может предпочесть казённую клетушку его шикарному дворцу? Вот только понимание, что именно ОН стал причиной падения моей семьи, не позволяло принять приглашение в золотую клетку. Он… Пётр Ястреб, превратил мою жизнь в ад.

— Арина, тебе достаточно сказать одно слово, и всё это закончится, — мужчина чуть наклонился и потянул носом. Упивался вонью, затхлостью. Наслаждался. Понимал, что в его руках моя жизнь, как крошечная мушка, и ему достаточно сжать ладонь, чтобы превратить меня в мокрое пятно. — Ты, наверное, думаешь, что это шутки? Нет. Эта тюрьма станет твоим домом на долгие десять лет. А я предлагаю тебе выход.

— Ты предлагаешь сменить один ад на другой. Так чем тюремный ад хуже твоего? Чем? Ты хочешь, чтобы я превратилась в игрушку? Чтобы стала твоей забавой? А я? Каково будет мне ложиться в постель с нелюбимым? С человеком, которого я ненавижу всей душой!

Не знаю, что именно так оцарапало его, то ли «нелюбимый», то ли «ненавижу». Но Ястреб дёрнулся, как от пощечины. Встал, навис надо мной хищником. Видела, что он сдерживается. Чего-чего, а терпения в этом стальном человеке предостаточно.

— Ты сдашься. Я тебе это обещаю, — прошипел он и стукнул в металлическую дверь, за которой стояла охрана.

Судорожно вдыхала шлейф его парфюма, так сильно напоминающего о жизни, которой меня лишили. Её попросту украли. И украл тот, кто сейчас шагает на свободу.

Глава 1

— Поосторожнее, — грубый и резкий, как звон бьющейся вазы, голос взорвал вакуум тишины. Я стояла, не в силах шелохнуться, и смотрела в большие, глубоко посаженные карие глаза мужчины, возвышающегося надо мной. Незнакомец с каким-то звериным остервенением сжимал меня за талию всего в паре сантиметров от пола и совсем не торопился возвращать вертикальное положение.

— Простите, — в голосе не было силы, я просто выдохнула это скупое извинение, с ужасом наблюдая, как он потянул носом в мимике хищника. И вдруг стало так жутко. Под тонким шёлком по спине пробежал разряд тока, я даже дёрнулась. — Вы меня отпустите?

— А вы обещаете держать себя в руках?

Мужчина, всё это время нависающий надо мной, стал выпрямляться, увлекая за собой, пока я не ощутила мягкость коврового покрытия. Вокруг нас сновали гости, наигранно делая вид, что не замечают странную парочку, застывшую в весьма неоднозначной позе в холле ресторана «Калипсо».

— Если уж вы выросли до того, чтобы пить алкоголь, то потрудитесь не обливать гостей! — он слишком медленно убрал руки с моей талии, только когда я твёрдо встала на ноги.

— Я же извинилась, — по черному матовому шелку его рубашки расплывалось мокрое пятно размером с Байкал! Мне вдруг стало так стыдно, что слёзы капельками ртути застыли в уголках глаз. Сквозь эту муть силуэт того, в кого я так стремительно влетела, казался просто гигантской холодной скалой. Хотелось рассмотреть его, но я не могла ни вдохнуть, ни моргнуть. Стояла как истукан и слушала его унизительные намёки.

— Петь, ну ты где? — знакомый мужской голос заставил вздрогнуть, и веки сомкнулись, изгоняя слёзы. А когда я распахнула глаза, то рядом со мной уже никого не было. Лишь густой аромат горелого кофе, застывший в воздухе туманом, напоминал мне о произошедшем.

— Ариш! Вот ты где!

Моя старшая сестра Лариса схватила меня за руку и потащила в торжественно украшенный зал. Чувствовала приторный запах пионов, которыми было завалено всё, что можно, он смешивался с купажом парфюма от доброй сотни приглашенных гостей, вызывая головокружение.

— Папочка, я её нашла, — Лара буквально толкнула меня за стол.

— Ну, можно как-то помягче? Я что тебе – игрушка? — фыркнула, стряхивая её руку.

— Ну, вы вечно как неродные! — зашипел отец и закатил глаза, пытаясь успокоиться. — Не позорьте меня. Тут собрался весь цвет города.

— Это же Ариша, — шикнула Лара и прижалась к плечу папы. — Не сердись на неё, папулька. Я лично прослежу за тем, чтобы твоя младшенькая не угодила в неприятности. Позора нам только не хватало сегодня! А она может.

Я отвернулась, чтобы не видеть этот спектакль притворства и лжи.

Так уж вышло, что свадьбы, юбилеи и даже скромные даты в нашем окружении принято отмечать помпезно. Списки приглашённых как под копирку кочевали с одного мероприятия на другое. Тут невозможно встретить ни одного чужого или хотя бы мало-мальски незнакомого человека. Все выверено, продумано и сделано для пользы всеобщего дела. А дело одно – власть и деньги.

И сегодняшняя свадьба младшей дочери мэра не стала исключением. Хоть гостей было и не очень много, зато какие! Семья губернатора сидела за столом гордых родителей, справа от них – клан банкиров, слева – нефтяники и повелители металлов, и только затем шли настоящие родственники. Вот так… Суровые правила жизни. Партнёры в наше время намного важнее бабушек и дядек.

— А это кто? — прошептала Лара и затрясла руку отца так, что хрусталь на столе зазвенел. Сестра кивала в сторону, где сидели родители молодых, а мне вдруг холодно стало. Что-то подсказывало, что не стоит поворачиваться. Кожа покрылась мурашками, я скинула руки под стол, пытаясь прогнать это навязчивое ощущение чужого взгляда.

— Пётр Ястреб? Ему здесь что нужно? И как вовремя! — отец засуетился и, сорвав со спинки стула пиджак, встал из-за стола и выскочил быстрее пули.

— Это что, кличка? — Лара тут же сдвинулась на его стул и зашептала. — Что за имя такое странное? Ладно, хоть не стервятник.

— Тебе-то что? — руки не слушались, а я не понимала причину. Ну подумаешь, меня спас от падения какой-то бугай. Что, впервые, что ли? Да нет. Я ещё утром умудрилась выпасть из собственной машины, зацепившись каблуком о коврик. Лара права, со мной постоянно что-то происходит. Я словно магнит для неприятностей!

— А ты и дальше хочешь сидеть под опекой папочки? Не надоело соблюдать строгий режим? Подъем в шесть, завтрак, универ и обязательные семейные ужины, а в выходные ещё и званые обеды в кругу его занудных пузатых друзей. Там же искать некого!

— Лара, — сестра всегда, когда нервничала, хваталась, как осьминог. Её цепкие пальцы впились в моё запястье, путались в браслетах. — Если бы папа хотел пристроить тебя в надёжные руки, то давно бы так и сделал.

— Ну, во-первых, папеньке выгодно, что я батрачу на него, а во-вторых – тут же выбирать некого! Все более-менее нормальные варианты уже распределены, — Лара разжала руку и толкнула меня в бок, указывая на соседний столик. — Смирновой ещё шестнадцать, а её отец уже договорился с Дягелевым. Когда детки подрастут, то встретятся в ЗАГСе, чтобы заверить сделку семей по слиянию капитала. Беловы вообще с пелёнок обручены, гуляют оба, как не в себя, потому что знают, что в двадцать лет их свободная и счастливая жизнь закончится.

— Всё, мне надоело твоё шипение, — я устала сидеть вполоборота и откинулась на спинку кресла. — Так что же ты медлишь? Иди, давай! Ищи свою судьбу сама! Лара, твоё стремление пристроить свою задницу порой просто обескураживает. Ну, нельзя же настолько не ценить ни свою жизни, ни свободу?

— Ой, это ты у нас выросла на пушистых радужных облачках, — сестра закатила глаза точь-в-точь, как отец. — Сбрось ты уже эту наивность и пойми, что рано или поздно папенька приведёт в дом того, кому ты будешь говорить «доброе утро» до конца твоих дней. И дай Бог, чтобы твои дни продлились намного дольше, чем его. Не знаю, как ты, а мне бы очень хотелось выбирать, будет ли это пузан с тремя неудачными попытками обрести семью, или поджарый жеребец.

Глава 2

Снег валил крупными хлопьями. Это стало редкостью, хотя все мои детские воспоминания состоят из подобных волшебных дней. Каникулы, слепяще солнце, сверкающие обложки книг на высоченных стеллажах. Помню, как пряталась от семьи в библиотеке и играла в тишине. С возрастом интересы сменились, и моей компанией стали не игрушки и куклы, а книги. Читала запоем. До тех пор, пока нянечка не найдет меня в убежище.

— Ариша! — крик отца вырвал меня из мыслей. Вздрогнула, накинула кардиган на плечи и вышла из своей комнаты.

После смерти мамы мы всей семьей перебрались в наш загородный особняк. Отец не мог жить в нашей квартире, где он потерял любовь всей своей жизни. Лариса была против, ей нужны были тусовки, общение, ужины с друзьями в модных ресторанах, но отца это совсем не волновало. А мне даже нравилось. Бесконечные поля, тишина, птицы. Здесь чувствуешь себя счастливым, свободным.

— Да, пап, — я в привычной манере пролетела по лакированным дубовым перилам, слетая с третьего этажа вниз.

Отец смахивал снег с пальто, топал ногами и не поднимал глаз.

Так… Ясно. Тяжелый день. Обычно он не работал по выходным, но последний месяц все чаще стал задерживаться в офисе допоздна.

— Я думал, ты ещё в университете.

— Пап, сегодня же воскресенье, — приняла из его рук холодное пальто, убрала в шкаф и бросила на ковёр его тапочки. — Тесто поднялось, уже можно готовить? Кто сегодня придет? — сложила руки на груди, не понимая, почему отец так сер и хмур. — На сколько персон накрывать?

— Четверо.

— Ну, хорошо, — я проглотила дальнейшие вопросы, видя, что отец явно не в настроении. Странно… Обычно по выходным его не заткнуть. Он заваливает вопросами, интересуется даже преподами в универе, а сейчас?

Папа быстрым шагом удалился в свой кабинет, а мне только и оставалось, что отправиться на кухню.

Лариска на вчерашней свадьбе сильно перебрала и с шампанским, и с танцами, чтобы окончательно добить намеченного в избранники, поэтому до сих пор дрыхла. На часах был уже полдень, а дом был до сих пор подозрительно тих и спокоен.

А я любила одиночество. Мне не нужна была компания, чтобы ощущать себя счастливой. Включила музыку и стала возиться с тестом. Монотонная работа успокаивала. Я даже затянула себе под нос песенку, раскладывая начинку. И так увлеклась, что даже не заметила, как одна приготовила и салат, и второе.

Выставила таймер в духовом шкафу и пошла к себе. Моя комната была на мансардном этаже. Небольшая, с невысоким покатым потолком, но такая уютная… Солнце уже касалось горизонта, грозя вечерними сумерками, а по периметру вспыхнули гирлянды подсветок.

Быстро приняла душ, высушила волосы и заплела в тугую косу. Широкий свитер, леггинсы и плюшевые тапочки в виде медведя. Уютно, тепло и довольно вызывающе на взгляд отца. Такой прикид не приветствовался за воскресным ужином. Нам с сестрой постоянно твердили, что женщина должна быть соблазнительна, мягка и элегантна в любой момент.

— Ариш! — Лара пулей ворвалась в мою комнату и повисла на шее. Прижалась, поцеловала и закружилась. — Спасибо, сестренка! Духовку я выключила, пироги достала. Ты – чудо.

— Должна будешь!

— Фу, какая ты меркантильная, — она залилась смехом, а после плюхнулась на мою кровать. — Смотри, что я нашла. Ястреб Пётр Иванович. Тридцать девять, женат не был…

— Лара! Мне это неинтересно, — от упоминания его фамилии дыхание перехватило.

Села в кресло за туалетный столик и стала машинально наносить макияж. Смотрела в окно, но ничего не видела… Ни волшебство падающего снега, ни вспыхивающее новогоднее убранство посёлка не радовало. Я вновь ощутила страх и беспокойство. Вся радость внутри вспыхнула и осыпалась пеплом тревоги.

А вот Лара же наоборот, ей было все равно. Она с упорством собирала справки, сыпала подробностями его биографии, козыряла знаменитыми фамилиями его родни. Сестра была взволнована, не могла найти себе места и все время улыбалась.

— Короче, это не просто знатный тип, Ариш, это вожак нашей стаи. Ты видела, как мэр лебезил перед ним? Видела? — выдохнула она и звездой плюхнулась обратно на кровать. — А знаешь, как он танцует? Шаги четкие, а движения мягкие, пластичные, как у гепарда перед атакой. Держит дистанцию, не позволяет себе пошлости.

— Он – зверь. Лариса, ты что, совсем ничего не видишь? Он же смотрит как на добычу, на мясо! Вожак, говоришь? Да, это правда. А ты будешь одной из шавок, что всегда плетутся следом и ждут милости, — взвыла я и бросилась вон из комнаты. — Ты так сильно хочешь замуж, что с катушек слетела!

— Да, я хочу! — сестра поймала меня в пролете между этажами, схватила за руку и прижала к стене. — Я очень хочу замуж. Мне осточертел этот дом, осточертел тотальный контроль. Хочу любви, секса, свободы! Мне двадцать пять, а я ещё мужика не нюхала. Да, я хочу, чтобы он был зверем, монстром, мерзавцем! Чтобы схватил меня и потащил в наш новый и шикарный дом, как с обложки элитного журнала!

— Ты умом тронулась? — смотрела в абсолютно обезумевшие глаза сестры и не узнавала её. Шальной взгляд, безумие, всполохи бешенства. Она с такой силой сжимала мою руку, что было даже больно. — Отпусти!

— Ты должна меня понять!

— Не пойму! Ни за что! По мне, так лучше жить одной, чем с тем, кто просто тебе подходит по пунктам, — я все же вырвалась и снова бросилась вниз по лестнице. — В природе заложено беспорядочное спаривание, но у животных, Лара! У животных! И то у них есть цель: продолжить род, не дать вымереть виду, не остаться последней особью. У тебя, я так понимаю, подобной проблемы нет. Тогда какого черта ты вбила себе в голову идею выйти замуж?

— Я задыхаюсь, — она спиной закрыла дверь в кухню и скатилась по глянцевой стеклянной поверхности. — Задыхаюсь, дурею в этом доме. Мне душно, тесно, кажется, что вся жизнь пробегает мимо. Установленный отцом график: подъем, завтрак, обед и ужин. Расписание на работе, приёмные дни, отдых на море по сезонам, поездки в Милан за тряпьем. Мы же с тобой как роботы. Все по дням…

Глава 3

— Добрый вечер, — Пётр первым делом вручил нам с сестрой по букету цветов, а отцу – большой брендированный пакет, из которого торчала знакомая коробка коллекционного коньяка.

— Здравствуйте, Пётр, — отец резко обернулся и мазнул по нам тревожным взглядом. — Добро пожаловать, проходите…

Моё сердце в пятки ушло. Оно рухнуло, обрывая последние канаты спокойствия. Стояла, как замороженная, прибитая тяжелым взглядом незнакомца. Он как копилка пороков этого мира, страха, страсти. Говорит так четко, вежливо, пытаясь скрыть за мишурой воспитания своё тёмное нутро.

— Ариша, иди к себе, — отец натянуто улыбнулся и зачем-то прижал ладонь к моему лбу. — Моя младшая приболела, поэтому уж простите, но придётся отпустить её.

— Да? А вчера она была бодра и весела, — Ястреб скинул пальто прямо на кресло рядом с гардеробной, явно намекая, что может уйти в любой момент. — Я ненадолго, поэтому не обижайте гостя, Арина, присоединитесь к ужину. Обещаю, что не задержу вас.

— Хорошо, — папа недовольно поджал губы, но так, чтобы гость этого не заметил.

Мы как собачки шли следом. Ещё эти Ларкины каблуки отбивали тревожный такт, и так плохо всем было! Напряжение не просто витало в воздухе, оно зависло над нашими головами грозовой тучей.

Отец сел во главе стола, Лариса уступила мне своё законное место по правую руку от него, а сама села напротив Петра. Сучка продуманная.

Я сразу распознала ее намерения показать себя великолепной хозяйкой. Сестра завела непринужденный разговор, разлила суп, подвинула в центр стола свежеиспеченный ароматный хлеб и пиалу со сметаной.

— Угощайтесь, Пётр. Это фирменный рецепт, а лисички были собраны вот этими ручками, — она рассмеялась и завораживающе махнула перед лицом гостя ладонями.

Это был самый долгий, самый мучительно-тяжелый ужин в моей жизни. Не отрывала глаз от тарелки. Боялась встретиться с ним взглядом.

Мужчины разговаривали, изредка посмеиваясь. И от смеха гостя позвоночник сворачивало в спираль. Но, очевидно, я была одна такая, потому что Лара казалась максимально расслабленной, она игриво крутила бокал вина, закидывал в рот оливки и нарочно медленно снимала со шпажки сыр со стекающими янтарными каплями мёда.

Я была лишней на этом празднике жизни. Посматривала на большие часы над камином, считала минуты, подталкивала часовую стрелку, но она будто застыла.

…— А я согласна. Семья должна быть крепкой, дружной, сплоченной, — закивала сестра, что всеми силами пыталась вырваться из нашей семьи. — Иначе нет смысла. С каждым новым ростком корни семейного древа крепчают. Так, пап?

— Так… Так, — отец осушил залпом рюмку и закусил корочкой пирога. — А когда некому приносить новую поросль, я имею в виду сыновей, то семья слабеет. Силы уходят в чужие дома, чтобы укрепить чужие корни.

Хм… А в этом была правда. Отец так хотел сына, он им грезил! И когда они с мамой решили сделать ещё одну попытку, то при обследовании у неё нашли рак. Запущенной стадии. Болезнь так стремительно убивала её изнутри, но тихо, подло, не давая ни единого признака, чтобы успеть! Это была трагедия. Отец её так любил, о чем и рассказывал каждую новогоднюю ночь. И мы любили маму. Она умела усмирять отца, держала в кулаке его пыл, была буфером. А потом её не стало… И будто добра и понимания в нашем доме сильно поубавилось.

— Ну, раз уж вы сами завели этот разговор, — Пётр отложил салфетку и откинулся на спинку кресла. — У вас, Дамир Ренатович, очень красивая дочь. Умная, скромная, достойная.

За столом повисло молчание. Даже маломальское знание этикета не позволяло подобных выходок. Дочерей было две, а он в комплиментах одной рассыпался. Придурок! Но это и неудивительно, я казалась замухрышкой в сравнении с сестрой в идеальном вечернем туалете. Но мне даже не было обидно. Мне просто хотелось стать призраком, которого никто не замечает.

— Спасибо, — отец усмехнулся и посмотрел на красную от смущения Ларису, очевидно, сразу для себя определив, о ком идёт речь. — Она моя верная помощница. Опора. Надежда. Только ей я могу оставить фирму. Ну как вам пирог? Отличный, правда? Мои девочки просто мастерицы. Быть может, вы хотите десерт?

— Я слышал, у вас большие проблемы? — Ястреб проигнорировал бестолковую тираду отца, направленную, чтобы сменить тему. Медленно достал сигарету и взглядом попросил разрешения закурить. Отец задумался на мгновение, а после кивнул мне, чтобы принесла пепельницу и традиционный кофе.

Я буквально с радостью выскочила из-за стола. Руки сами делали то, что было привычным, чтобы поймать немного спокойствия. Вентиляция, хрустальная пепельница, ящик с папиными сигарами. А заодно поставила кофейник.

Достала чашки и разлила ароматную жидкость по белоснежному фарфору.

Поднос звенел, выдавая моё состояние. Шаги давались через силу. Шла по мягкому ковру, а казалось – бреду по углям. Папа взял чашку кофе, передал вторую Ларисе, а вот Ястреб развернулся в мою сторону сам. Его длинные пальцы сжали край подноса, остановив эту дрожь земли, что предательски колыхала изнутри. Пётр открыто осмотрел меня, чуть замедлившись в вороте, сползшем с плеча. Кожу оцарапало лезвием, вздрогнула, расплёскивая кофе по блюдцу.

— Дамир Ренатович, я могу говорить прямо? — наконец-то Пётр взял эту гребаную чашку, закурил только тогда, когда я поставила между ними пепельницу.

— Мы можем пройти в кабинет, — папа дернулся, стиснул челюсть.

— У меня буквально пять минут, — Пётр задрал манжету, посмотрел на золотые часы и продолжил. Всё его поведение было пугающим… Это словно мы пришли в гости к нему домой, мы должны следовать его правилам. — Я знаю, что положение у вас, мягко говоря, плачевное. Долги, расписки, займы и залог всего имущества. Иными словами, вы – банкрот.

— Девочки, идите к себе, — рыкнул отец.

— Я бы хотел взять в жены вашу дочь, естественно, вместе со всеми вашими проблемами и долгами. Сутки… Мне нужны всего сутки, чтобы закрыть вопрос вашего завода, — Ястреб порывисто встал, допил кофе, затушил сигарету. Лупил словами нарочно, чтобы мы с Ларой лично услышали обо всём. Сквозь сизое облако его приторно-сладкого дыма поймала быстрый взгляд.

Глава 4

— Папа! — Ларка со всей дури шлепнула меня по голове и рванула вниз. — Что он говорит? Почему Арина? Мы что, банкроты? Ты поэтому меня отстранил от всех совещаний?

— Лара, уймись! Не до тебя мне!

— Сука! Какая же ты сука, сестра! А я всё думаю, почему ты так отчаянно сопротивляешься моему счастью? Мораль читаешь, о свободе вкусной, но бедной рассуждаешь, да? — взвизгнула она и бросилась в мою сторону. Её острые ногти вцепились мне в шею, сжались, и боль растеклась по коже. — Где ты его подцепила? Где? Говори! Такие жеребчики не выбирают наобум, для них это подобие сделки! И не смотри тут на меня тупым оленем, Арина! Говори! Что? Трахались где-то?

— Лара! — взвыл отец, оттаскивая обезумевшую дочь. — По комнатам, быстро! И чтобы до утра я никого тут не видел!

Я поскакала первой. Взлетела на третий этаж и захлопнула дверь прямо у носа сестры, повернула ключ и застыла.

Слышала её вой, стук в дверь и тонны ругательств. Она орала, сыпала проклятьями, будто в том, что произошло, была моя вина. Но ведь её не было?

Кто ты такой, Ястреб? Почему я? Мало девушек в этом городе, готовых отдаться тебе по собственному желанию?

На глаза попался Ларкин планшет, оставленный на кровати. Разблокировала, натыкаясь на бесконечное количество статей о его загадочной персоне. Искала что-то чернушное, подлое, гадкое, чтобы утвердиться в своих подозрениях, но все было чисто. Практически стерильно!

Сказочно богат, немыслимо влиятелен. Под его именем числились заводы, банки, пароходы. Его загребущие лапы по локоть увязли во всех сферах, причем масштаб совсем не областной, а скорее федеральный. И мне жутко стало…

Ощущение того, что он знает цену словам, обещаниям — лупило прямо в виски. Боль сковала череп, руки тряслись, и я просто не могла найти себе места. Бродила из угла в угол, воткнув в уши наушники, чтобы не слышать истерику сестры.

И стало даже интересно, из-за чего она рыдает? Что мы – банкроты? Или потому, что ей впервые предпочли меня?

Лара всю жизнь получает то, что хочет. Ну не было ни единого исключения из правил. Родители баловали старшенькую, верили её слезам, оправданиям. Не помню ни единого раза, когда та получила хоть одно наказание. Нет!

Но в душе не было ни радости, ни злорадства. Сначала мне было страшно за дуру-сестру, а теперь мне очень страшно за себя.

С этими мыслями и заснула.

Мне снилось что-то тяжелое, мрачное.

Я словно путалась в липкой паутине, и с каждой попыткой выпутаться увязала только глубже! И лишь когда дышать стало совсем нечем, мои глаза распахнулись.

Вскочила с кровати. Кожа была влажной от испарины, а в голове – бардак. Мысли хаотично бились о черепную коробку, не желая подчиняться разуму.

Дышала. Глубокий вдох, медленный выдох. Вдох… Выдох…

И лишь спустя несколько минут комната стала обретать реальные очертания.

На часах было семь утра, в доме стояла странная тишина. Быстро приняла душ, собрала сумку и тихо прошмыгнула на лестницу. Дверь в комнату сестры была приоткрыта, я заглянула. Лара спала прямо в платье поперёк кровати, а у изножья валялась бутылка вина и бокал с отпечатком её красной губной помады.

— Твоя сестра идиотка, — тихий шепот застал меня врасплох. Отец прошел мимо, закрыл дверь и махнул рукой, указывая мне в сторону первого этажа. — Так не должно было случиться… Не должно!

— Пап, ты можешь объяснить? Что он такое наговорил тут? Какое, к чёрту, банкротство? И с чего он взял, что имеет право выбирать себе жертву? Ты же не будешь меня переубеждать, что это просто любовь с первого взгляда? — я бросилась к отцу, сжала его руку и приложила к своей щеке. Хотелось согреться его любовью, но вот только ладонь его была ледяная.

— Арин, не бойся, — он прижал к себе, топя в густом аромате привычного парфюма. — Я всё решу. Мои дочери никогда не будут жертвами.

— А что с фирмой? Это правда?

— Правда. К сожалению, нам придётся продать всё: дом, квартиру, машины. У меня ничего не осталось, дорогая… Ничего.

— Пап! — я оттолкнулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Вот только ничего это мне не принесло… В них была безнадёга, такая холодная обреченность. — Но что произошло?

— Езжай, а то опоздаешь в универ. Я разбужу Лару и поговорю с ней. Всё будет хорошо.

Но в это я совсем не верила. Не было в его словах твёрдости, былой уверенности и силы. Но я почему-то покорно ушла. Села в машину, выехала из гаража и, глотая слёзы, покатилась в город. Не замечала ни красоты выпавшего за ночь снега, ни слепящего солнца, просто механически перестраивалась из ряда в ряд, следуя привычным маршрутом.

Но и стены университета не принесли мне спокойствия. Номинально присутствовала на парах, а когда толпа хлынула в столовую, я схватила пальто и вылетела на свежий воздух. Я задыхалась. Это чувство было настолько реально, что вызывало панику.

В голове скакали обрывки воспоминаний слов отца и Ястреба. И внутренне я ощущала, что в словах врага правды больше. Папа скрывает что-то, боится расстроить, огорчить, но тем самым делает только хуже! Если положение настолько плачевное, то ему сложно будет незаметно вывезти нас из родного дома, в котором мы выросли, забрать машины, подаренные на совершеннолетие. А вот у Ястреба был страшный взгляд. Острый, пронизывающий, а в словах звенела твёрдая уверенность.

— Арина…

Я уже выучила его голос. Он снился мне всю ночь. Всё твердил и твердил, что я очень скоро стану его собственностью. Его…

Обернулась резко, надеясь, что это игра воспаленного мозга, но нет. Передо мной стоял Пётр. Он подпирал спиной черный джип, курил свою сигарету и смотрел прямо в глаза. Пронизывающий февральский ветер пробирался мне за шиворот, под кашемировый шарф, лютовал, подбрасывая волосы вверх, а ему всё нипочем было. Полы его коричневого пальто колыхались, но ему будто и не холодно было. У него была цель. И эта цель была в шаге от обморока.

Глава 5

— Пообедаем?

— Нет! — замотала вокруг головы шарф и стала метаться, пытаясь вспомнить, где бросила свою машину. И увидела…

Сердце просто в пятки ушло, потому что мою малышку грузили на эвакуатор.

— Стойте! Стойте! — взвизгнула и бросилась в самый конец парковки. Кричала до хрипоты, неслась как угорелая, не видя перед собой ничего. — Что вы делаете? Это парковка, здесь нет запрещающих знаков!

— Вот, решение судебных приставов, — сотрудник закрепил последний страховочный трос и вытащил из кармана бумажку. — В машине есть личные вещи? Вообще-то нам запрещено, но я могу и не заметить…

— Нет, — прижала к груди сумку, в которой было все самое важное, а сама вчитывалась в смысл постановления. Куликов Дамир Ринатович… Машина оформлена на отца!

— Пообедаем? — вновь раздалось сзади. Я даже не слышала, как Ястреб подъехал почти вплотную и уже стоял у распахнутой пассажирской двери, будучи уверенным, что будет так, как он того хочет.

— Это ты? Да? Это ты? — я фурией бросилась на него и в каком-то странном порыве стала колотить кулаками по груди, вот только ему и это было безразлично. Стоял и даже не шелохнулся, принимал каждый удар с пугающей стойкостью.

— Нет, это не я, — он воспользовался мгновением растерянности и закурил. Стоял в центре толпы, принимал унижение и просто курил. Его нервная система, что, из титана? Откуда столько спокойствия?

— Арин? Тебе нужна помощь? — мой однокурсник Рустам подошел со спины, и я готова была поклясться, что Ястреб зарычал. Так громко, пугающе… Рустам даже отпрыгнул, его взгляд стал бегающим, грустным, трусливым.

— Все хорошо, не парься, — отмахнулась от парня. Он-то тут ни при чем, а от этого зверя можно ожидать чего угодно. — Иди, Русь, иди!

— Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что банковские счета уже заблокированы? Это просто обед, после чего я обязуюсь доставить тебя домой.

— А его не снесли ещё?

— Пока нет, — Пётр усмехнулся моей колкости, а сам пристально следил за удаляющимся Рустамом, и лишь когда расстояние стало удовлетворительным, дернул головой, сталкиваясь со мной взглядом. И это было действительно столкновение! Столько в нём было ярости, что аж жутко стало. Он отошел в сторону, махнул водителю, и тот пулей вылетел, пересаживаясь в чёрный танк, где сидела охрана. — Садись, Арин.

Не знаю, что мной двигало, но я послушалась. Каблуки сапог скользили. Ноги подкашивались, шла как овечка на бойню. Добровольно, безропотно, шарахаясь от любого шороха. Чувствовала пристальное внимание однокурсников, высыпавших на улицу на перекур, но всё равно шла.

В салоне пахло свежестью цитруса, табаком его сигарет и сладостью парфюма. Ястреб захлопнул мою дверь и размеренно обошел машину, дав несколько указаний охране. За руль сел сам, очевидно, чтобы прибить меня без свидетелей.

— Я могу позвонить отцу? — прошептала, сжимая в руках сумку, как последнюю нить к реальности. — Нужно сказать, что вы меня украли, и машину мою забрали.

— Звони, — он пожал плечами и резво вырулил со стоянки, вклиниваясь в плотный поток.

Пальцы дрожали, еле попадала по кнопкам, но справилась. Длинные гудки доводили до истерики, а когда услышала раздавленный голос отца, сердце оборвалось.

— Арина, мне некогда!

— Пап… Пап! У меня машину забрали, — выдохнула я, и слёзы сами закапали. — Слышишь? Забрали! Дали мне судебное постановление, и все!

— Приезжай домой, — сказал и отключился.

Сидела в машине незнакомца, вознамерившегося жениться на мне, и рыдала. В голос… Не так, как делают чопорные леди, чтобы пробить брешь в каменном сердце принца, а от души, до икоты и судорожных всхлипов. Казалось, сейчас ему надоест, и он вышвырнет меня из своего дорогого авто, но нет. Ястреб лишь свернул крышку на бутылке воды и протянул мне.

— Что вам нужно? Что вы ко мне прицепились? — завывала я, утираясь шарфом. Глотала воду, пытаясь справиться с истерикой. — Что, вам девушек мало?

— Арина, я всегда держу своё слово. Согласись, и все ваши проблемы, причиной которых был не я, закончатся, — Пётр снова закурил, открыл окно и выдохнул облако дыма. — Я не буду обсуждать моральную сторону моего предложения, можешь считать меня самодуром или больным.

— А что мне ещё остаётся? Что?

— Думай о том, что ты можешь спасти свою семью, — Пётр резво свернул на подземный паркинг, и мне жутко стало… Темнота, лишь тусклая подсветка диодов, делающая его профиль только жестче. Он не смотрел на меня, не распускал руки, не было пошлых предложений, требований. А когда мы выехали на парковочную площадку ресторана, в котором мы часто отмечали праздники, выдохнула. Здесь меня все знают и уж точно не дадут в обиду этому зверю.

Ястреб вышел из машины, а пока я не слушающимися руками пыталась отстегнуть ремень безопасности, открыл мою дверь. Он быстро сообразил, что я беспомощно дёргаю крепёж, но ничего не происходит, поэтому протянул руку, нажал, и ремень пополз по плечам.

— Ну не съем же я тебя?

Но у меня не было уверенности и в этом. Руку я его проигнорировала, самостоятельно вышагнула и направилась к дверям. Мне бы быстрее добраться до людей. Шла и оборачивалась. Ждала подвоха, удара… Но Ястреб чувствовал это, мысли читал мои и лишь улыбался.

Нас проводили за столик у панорамного окна, Пётр подвинул для меня стул и сел напротив.

— Давай поговорим? — он медленно исследовал меню, а потом захлопнул папку и отложил в сторону.

— Не хочу, — буквы просто расплывались, не могла сложить их в слова, хотя это меню знала уже наизусть.

— Почему? Ведь ты вчера сама сказала, что не знаешь меня. Вот я и решил дать тебе шанс познакомиться с будущим мужем.

— Ну что вы говорите? — вспыхнула я, явно перебарщивая с громкостью голоса, но тот снова оказался невозмутим и спокоен. — Мужем моим вы никогда не станете. Можете мечтать!

— Одно другому не мешает, Арин, — он махнул официанту, и через мгновение на стол стали выставлять закуски. — Я и помечтаю, и женюсь.

Глава 6

До дома я добралась только к вечеру. Выбежала из ресторана, спряталась в ближайшей подворотне и зашла в приложение банка. Мои счета были пусты, а на экране маячило предупреждение об аресте.

В кошельке наскребла пятьсот рублей, но этого не хватит, чтобы добраться на такси до дома. Шла пешком до метро через весь центр, кое-как разобралась с ветками, потом с оплатой, и когда уже вышла на нужной станции, вызвала такси, отдав последнюю наличку.

Дом пугал иллюминацией. Горели все окна, даже гирлянды на заборе зачем-то включили. Вошла в холл и застыла…

Играла музыка, а по залу носилась перевозбуждённая Лара, накрывая на стол.

— Чего встала? Давай живо помогай, скоро гости придут, а я тут одна кручусь, — зашипела сестра. — И вообще, где ты шаталась? Тут такое было… Наши машины забрали. Гараж пустой! Даже джипик мамочки увезли, представляешь?

— А ты чего довольная-то? — взревела я, догоняя её на кухне. Застыла в пороге, осматривая грязь и хаос, что вечно оставался после её «волшебных» ручек. На блюде уже лежала утка, искрясь глазурью. — Ты умом тронулась от горя? У нас забрали машины! Ау!

— А мне это уже неважно, — она внезапно развернулась и дёрнула плечами. Я только сейчас рассмотрела свою сестру… Идеальная укладка, превосходный макияж и платье, которое она берегла для особого случая. — Я замуж выхожу. Что? Провалилась твоя попытка оставить меня с носом? Но я не сержусь, моя глупая младшенькая сестричка. Оставайтесь тут одни. Создавайте видимость борьбы, хотя всем прекрасно понятно, что против Петра не выстоять. Суетитесь, горюйте, привыкайте к нищенству. А я не могу.

— Дура, — захныкала я, опускаясь в кресло. Неужели Пётр прав?

— Это ты дура, раз отказываешься.

— Я не продаюсь, Лара. Не продаюсь…

— Тогда иди к отцу, правильная и гордая ты наша, он тебе сам расскажет, продаешься ты или нет.

Лара просто уничтожала меня гневом во взгляде. Столько в ней было ненависти! Столько яда, столько злости, что щёки вспыхнули. Вскочила и бросилась к папиному кабинету, но тут раздался звонок в дверь, и отец вышел сам. Шаг его сегодня был ещё быстрее, он двигался, как робот, то ли не замечая меня, то ли не желая этого делать.

— Пап… Пап! — пыталась сжать его руку, но отец отмахнулся и распахнул дверь, на пороге которой оказались двое мужчин. Чёрт… Что это за бег по кругу? Куда бы я ни ринулась, везде ОН! Не спрятаться, не скрыться, будто под куполом оказалась. И дом этот уже не мой, нет здесь покоя и защиты.

Ястреб цыкнул, осмотрев меня. Понял, что я только сейчас смогла добраться до дома, и закатил глаза, поражаясь упрямству.

— Добро пожаловать, — отец встал рядом со мной, но так, чтобы не прикасаться. И тут до меня дошло… Продал. Он меня продал? А как же его: «Я всё решу! Мои дочери никогда не будут жертвами!»?

Силы покинули меня. Села на своё место, игнорируя недовольство Ларисы, потому что ей самой пришлось заканчивать накрывать на стол. Не слышала разговора мужчин, просто сидела и выкручивала себе пальцы, только бы не отключиться.

Не смотрела на второго, игнорировал вопросы, не притронулась к еде. Можно сбежать в свою комнату, можно спрятаться, вот только лучше самой услышать цену, за которую меня продают.

Разговор сначала был нейтральным, собравшимся даже удалось преодолеть неловкость, и за столом все чаще слышались смешки. Лора знатно налегала на вино, в итоге став душой компании.

— Свадьбу сыграем в апреле, — незнакомый, но такой хриплый голос заставил вздрогнуть. Вскинула голову, осматривая новоиспечённого жениха. Они были безумно похожи, вот только взгляд у него был мягче, что ли, более открытый и понятный. Не было там преград, стен непробиваемых.

— Хорошо, — вздохнул отец, и я впервые ощутила его взгляд, но не повернулась.

— Но, Дамир Ринатович, вы же понимаете, что моё условие остаётся неизменным? — в разговор вступил Ястреб, но лучше бы он этого не делал… Лара что, просто так сбегает? Как крыса с тонущей лодки? Взялась за первое предложение, лишь бы не очутиться на улице?

— Я повторюсь, что в вашей весьма непростой ситуации вам смогу помочь только я. Благодарю, всё было просто превосходно вкусно. Ярослав, ты со мной?

— Нет, мы с Ларисой решили уехать на пару дней. Пообщаемся, привыкнем друг к другу…

Это все было фарсом. Блефом… Ерундой какой-то. Как это возможно в двадцать первом веке, когда женщины отвоёвывают свою свободу, значимость, когда всё чаще говорят о равноправии, отстаивают право занимать самые сложные должности… Как можно продавать себя? Как? Шмотки, бренды, тачки… Это же временно. А совесть? Как спать под её лютый вой?

Но, очевидно, эти вопросы волновали только меня.

Первым вышел Ястреб, знатно царапнув меня гневным взглядом, а следом упорхнула и Лара со своим «женихом». Мы с отцом остались одни.

Часы вновь взвизгнули курантами, но никто и не шелохнулся. Он курил, скидывая пепел прямо на нетронутую утку, а я пялилась в стену, увешанную нашими семейными фотографиями.

На них ещё была моя мамочка. Добрая, мягкая, чуткая. Мы за ней были как за каменной стеной. Ненавидела она эти договорные браки, терпеть не могла сплетни и пересуды, а когда женщины из нашего окружения начинали играть в свах, то уходила.

Она читала нам сказки, твердя, что у нас всё будет правильно, красиво. Принц обязательно приедет и спасёт…

Мамочка, ну почему так? Почему… А как же принц? Как же любовь, о которой ты мне так красиво рассказывала? Почему я сейчас ощущаю себя одинокой, преданной?

— Ты согласился, да? — прошептала я.

— У меня не было выбора… Мне не жить, Арин. Не жить…

— А мне, значит, жить? Мне? Что делать мне? Скакать от счастья, как делает ополоумевшая Лариса? Или что?

— Мне жаль… Мне так жаль… — зарыдал отец.

Только вот не проняло меня это. Ни капли.

Встала, осушила бокал вина залпом и впервые повернулась к отцу.

Глава 7

Сидела в своей комнате и слушала звуки дома, вдруг ставшего таким чужим. Отец ещё долго гулял по первому этажу, бряцал бутылками, хлопал дверью, выходя курить на мороз. И только к трём часам ночи угомонился.

Эта пауза была нужна мне, чтобы утвердиться в решении или окончательно спалить свою жизнь, или смириться с тем, что я не человек, а кролик, которого выращивали двадцать два года, чтобы потом продать по фиксированной цене за каждый килограмм тушки.

А мне стало даже его жаль, когда речь зашла про сыновей, про корни, что должны укрепляться. Подумала, как не повезло, что некому продолжить род отца! НО! Сыновей нельзя продать, за них нельзя назначить цену ополоумевшему миллиардеру, нельзя насильно выдать замуж, навесив свои ошибки на молоденькую девчонку. Как просто рушится семья. Как звонко рвутся корни. А ведь я так любила своего папочку….

Не распаляла внутри гнев, нет. Этого даже не нужно было. Я просто знала, что не смогу жить в неволе.

Но единственное, что никак не давало мне покоя — моя семья. Ещё вчера я была счастлива, любима. Теперь даже эти глупые рауты, семейные вечера и традиция готовить клюквенный пирог на новогодние каникулы не казались странными, приевшимися, надоевшими.

Хотелось винить Ястреба, хотелось орать от ненависти к нему. Но это эмоции, а вот разум твердил другое: неприятности отца начались задолго до его появления. А значит, на месте Петра мог оказаться любой?

— Хватит! — когда мысли стали напоминать скулёж, я заставила себя остановиться и сделать то, что задумала. Действовать надо! Спасаться! Рвать, как пластырь с незатянувшейся раны. Нет мне места в этом доме, в этой жизни, что уже никогда не станет только МОЕЙ.

В последний раз осмотрела свою комнату, подхватила рюкзак, небольшую дорожную сумку и выскользнула. Ноша была тяжелой, но я не чувствовала. Шла по проверенным ступеням, только бы не скрипнуть.

Замирала от любого шороха. Казалось, я спускаюсь целую вечность! И когда вдохнула свежесть ветра, рассмеялась. Брела по улочке медленно, осматривая красивые дома, хотелось просто насмотреться на всё это, чтобы было что вспомнить.

Я копила отцу на подарок, поэтому периодически снимала наличку, а то Ларка ещё та любительница украсть мой телефон и опустошить карточку. В копилке набралась небольшая сумма, которой мне должно хватить на месяц. Но первым делом нужно найти жильё.

На аренду, естественно, рассчитывать не приходится, поэтому я взяла путь в сторону электрички. Моя бывшая одноклассница Светка Ложкина жила в пригороде, в бывшем рабочем посёлке. Мы дружили до седьмого класса, а когда из нашей школы, по просьбам некоторых зажравшихся семей, сделали элитный лицей, ей пришлось перевестись, потому что таких денег у её семьи просто не было. Но мы не перестали общаться. Дружили так, что ни дня не проходило без долгих разговоров по телефону. Я заочно знала всех её одноклассников, а она моих. Мы учили стихи вместе, решали задачи, писали сочинения. Она порой была мне ближе, чем родная сестра.

Когда я добралась до нужного места, то уже светало. Вдоль железнодорожных путей раскинулись чёрные от гнили бараки, в огородах лаяли собаки, а из жестяных гаражей-ракушек слышался рёв двигателей.

Сверила адрес и вскинула голову. Два этажа, и лишь одно светящееся окошко моей подруги. Я даже улыбнуться не успела, как к стеклу прижалась её мордочка. Ждёт…

Взбежала на второй этаж и практически упала в её объятия, выпуская эмоции наружу.

— Входи, Ариш, входи. Да, не дворец, но зато тепло, правда? — она улыбнулась и стёрла слёзы. — Есть хочешь? Замёрзла? Чай?

— Чай, — закивала я, скидывая с себя теплый пуховик, под которым было ещё несколько курток, что не уместились в сумку.

В небольшой однокомнатной квартире пахло сыростью и черной смородиной. Подранный линолеум, желтые обои, рассохшаяся старая мебель и занавеска вместо двери в комнату. Но меня это не пугало. Я просто была счастлива…

Светик училась в педагогическом, а по вечерам помогала подтянуть английский язык своим ученикам. Не шиковала, но на хлеб хватало. Ещё два года учебы, и можно выходить на работу, подруга очень этого ждала, чтобы вырваться в другую жизнь.

— Спасибо, Свет, — обняла подругу со спины, прижалась и снова заплакала. — Ты единственная, кто не испугался и пустил меня.

И это было правдой… До Светки я звонила многим. Знала, что часть моих подруг сдают подаренные предками квартиры, а другая часть даже не заморачивается этими копейками от аренды. Я просто просила угол, в котором могу спать по ночам! Но они хором отказывали. Никто не хотел связываться ни со мной, ни с моими родственниками. Я будто в тюрьме очутилась.

Старые связи рвались гитарными струнами, больно щёлкая по лицу. А ведь мы вместе ходили в тот сраный элитный лицей, со многими вместе поступали в универ, ходили друг к другу на дни рождения, считались равными… Но всё же всегда кто-то ровнее. И лишь Светка согласилась впустить меня в свою скромную обитель.

Родители её умерли в том году, поэтому в этих апартаментах она осталась совершенно одна. Комната была крохотной, как мой санузел в доме, максимум десять квадратов. От стен веяло холодом, из рассохшихся деревянных рам сквозило, а старый диван скрипел, как ненормальный. Но полы сияли чистотой, на кресле валялась груда милых декоративных подушечек, а старое окно закрывали красивые шторы цвета пыльной розы.

Света будто ждала презрения, отвращения, но об этом не могло быть и речи. Здесь я ощущала себя комфортнее, чем в том месте, что по ошибке называла домом.

— Ариш, я же понимаю, что ты привыкла к иному, — вздохнула она и поставила на колченогую табуретку, служившую журнальным столиком, две, явно праздничные, кружки и вазочку с сушками.

— Свет, ты меня спасла. Спасибо тебе ещё раз! Я не буду сидеть у тебя на шее, честное слово! Давай я буду оплачивать коммуналку, у меня есть небольшие сбережения, на несколько месяцев должно хватить.

Глава 8

Ястреб

— В смысле – ушла из дома и не вернулась?! — заорал так, что с подноса домработницы выпала чашка кофе. Клавдия взвизгнула и бросилась собирать осколки, шурша на коленях по ковролину.

— Пётр, найдите её! Я сбил все ноги, обзвонил всех её подруг, друзей, но никто ничего не знает! Я даже подумать не мог, что моя дочь может сбежать! Арина… Она же не приспособлена к жизни! Падает на ровном месте, у неё раз в квартал крадут телефон, а в том году с разницей в два месяца ломала руки. Как она? Пропадёт… Пропадёт же!

— Она что, без денег ушла? — сдавил голову, пытаясь усмирить бьющие молоточки ярости, но не помогало. А ведь с утра встал с хорошим настроением, впервые за долгое время. — Документы? Украшения? Ценные вещи?

— Документов нет, а украшения все выложила. Даже кольцо, которое я ей подарил на совершеннолетие, лежит на комоде, только крестик мамин забрала, — хрипел Куликов. По голосу было слышно, что он убит горем, но мне-то от этого что?

Эта своенравная девчонка сбежала, наплевав и на благополучие и на семью. Она всеми силами сопротивлялась, вот только не понимала одного… Что этим только дразнит меня, распаляет то, чему лучше бы дремать ещё лет сто, что ли.

Жадность, дьявольская ярость и желание бурлили в крови бесконтрольным потоком. Ещё никогда цель не была так желанна. Как помешанный или одержимый думал о ней с момента первой нашей встречи.

Брат буквально силой затащил меня на свадьбу дочери мэра моего родного города. И если бы не федеральная программа по инфраструктуре, в которой я выиграл тендер, то ещё столько же не появлялся бы в этом захолустье. А я пошёл, чтобы в морду его наглую посмотреть, чтобы за столом с ним посидеть и вкусить страааах… Обожаю этот пьянящий душу аромат! Это как топливо для меня.

Мэр меня ничуть не удивил, ломался и так отчаянно пытался ставить палки в колёса, зная, что любая модернизация вскрывает бреши в освоенных бюджетах. Бережёт Савельев своё кресло, боится опозориться, но ничего… Ничего, скоро я ему покажу, где его место, шкура продажная. Интересно, а как он заскачет, когда Куликов узнает, что именно мэр помог утопить его детище. Хотя… Что этот старик теперь может? Ничего…

— А что вы от меня сейчас, собственно, хотите? У меня было одно единственное условие, Дамир Ренатович, всего одно, но и с этим вы не справились… Знаете, во сколько оценивается совокупность ваших долгов? Или после восьмого нуля вы устаёте считать и начинаете жрать транквилизаторы? Я привык говорить правду в лицо, так что не обижайтесь, но просто так вы ничего не получите.

Эта семейка меня начинала жутко напрягать. С виду приличная, вполне патриархальная, наполненная семейными традициями, но стоило только копнуть чуть глубже, как полезло дерьмище…

Куликов владеет заводом, доставшимся ему от деда, знаменитого местного мануфактурщика, вот только за последние пять лет старик не сумел приспособиться к стремительно меняющимся правилам и угробил огромное производство. Стал стучаться по банкам, знакомым, нахапал долгов, чем ещё больше закопал и себя, и свою семью. Ну, кстати, это меня напрягало меньше всего. Успех семейного дела — подрастающее поколение. Молодняк чувствует тенденции и, приходя к власти, перестраивает производство, но Куликову не повезло. У него было две дочери. Он явно делал ставку на старшую, вот только её мозги с возрастом перетекли в щёлку, которой она пыталась завлечь богатого муженька.

На той свадьбе Лариса разве что в штаны мне не залезла, пытаясь продемонстрировать всю себя до глубины «души», вот только аллергия у меня на «давалок». Но старшая из Куликовых точно так же, как и я, не переносит отказов. С таким рвением стала обрывать телефон, пытаясь узнать причину… Однако смелости в ней было с гулькин нос. Она так аккуратно обходила формулировки, боясь спросить в лоб: «Почему не я?», но на самом деле её подкосила информация о банкротстве. Не вынесет эта золотая девочка лишений, не умеет плыть против течения, ей бы на матрасике, да с «маргариткой» под жарким солнцем Мальдив.

А вот младшая… Она с таким пренебрежением смотрела в мою сторону, отворачивалась, шугалась и чуть ли в обморок не падала, когда приближался. А на ужине с нерушимой твёрдостью заявила, что никогда не станет моей. НИКОГДА!

Это что за новости? Отказ? Вызов? Приглашение к войне? Дурочка. Какая же ты дурочка!

А я, как придурок, тянулся к ней, как к магниту. Надышаться не мог строптивостью, холодностью. Дикость какая…

И вроде остановиться бы, но никак… Кулаки сжимаются, челюсти скрежещут, а перед глазами круги красные расплываются. Никогда ещё ни одна баба так под кожу не западала! Её же хочется связать, а язык мылом промыть, чтобы колкости стереть навсегда!

Но ничего, милая, ничего… Ты ещё приползёшь ко мне. Сама придёшь, умолять о помощи будешь, потому что в этом городе от тебя отвернутся ВСЕ! Не останется ни одной души, кто сможет тебя спрятать. Обещаю, Арина. Обещаю!

— Пётр… — обессиленно выдохнул Куликов в трубку. — Скажите, что Арина у вас!

— Нет, Дамир Ренатович. Арины у меня нет…

— И где она? — взвыл старик одновременно с взрывом бьющейся посуды.

— А что вы знаете о своих дочерях, кроме как цены? — я рассмеялся и сел в кресло, раздвигая с пульта плотные портьеры, чтобы впустить в спальню солнечный свет. Грубо? Определённо. Но с такими людьми только так. Он недостоин называться отцом. Лишился, когда со спокойствием удава наблюдал, как его старшая дочь продаёт себя. Очевидно, не выдержала этого и Арина. — Давайте поговорим о старшей? Лариса с такой лёгкостью согласилась выйти за человека, которого ни разу в жизни не видела. Как считаете, это нормально?

— Это так же ненормально, как и выбрать себе в жены молоденькую девочку, которую вы совершенно не знаете, — рявкнул Куликов и отключился.

Справедливо. И прав он, конечно… Вот только я мужчина. И в этом мире нам прощаются многие ошибки. Или преступления… Сам пока не решил. Это мужской мир, и правила писаны мужской рукой.

Глава 9

Арина

Ноги промокли насквозь. Смотрела на развалившуюся замшу ботинок и рыдала в голос. Брела по узкой тропинке между гаражами и завывала. Мне было плохо, больно, холодно и до ужаса обидно. С каждым днём эйфория свободной жизни таяла, уступая место реальности.

— Куликова! — вопль менеджера кофейни до сих пор стоит в ушах. — Ты уволена!

— Павел Геннадьевич, почему? — стиснула челюсть и застыла у порога, преграждая путь начальнику. Он пыхтел, рассыпал искры ярости, пытаясь испепелить меня взглядом. А я этого уже насмотрелась… За месяц меня уволили из семи мест! Из семи! Ресторан, кафе, кофейня в торговом центре, пиццерия, шаурмичная на вокзале, курьерская доставка! Меня отовсюду выписывали традиционно на третий день… А сегодня это все так осточертело, что я даже с места не сдвинулась. — Почему? Я не опаздывала, не грубила, чаевые в карман не складывала. Так что случилось?

— Куликова, мне проблемы не нужны, — вдруг зашептал менеджер, озираясь по сторонам, будто за нами могло следить ФСБ. — Убирайся, чтобы духа твоего не было. Пожалей людей, что здесь работают. Они все студенты, пошедшие работать не назло богатому папке, а потому что жрать что-то нужно. А у меня, Куликова, трое детей! Трое! Пожалей их…

— Вам сказали меня уволить? — догадка вспыхнула в сердце угольком. Черт! Почему я об этом раньше не подумала? Почему?

— Убирайся! Немедленно! — он вскинул руку и вложил мне в ладонь мятую банкноту. — Это все, что я могу для тебя сделать.

Я до сих пор сжимала эту тысячу, ощущая, как бумага размокает от испарины. Меня будто парализовало. Двигалась как робот, перла по сугробам, только бы добраться до дома.

Взметнула на второй этаж, открыла дверь и ввалилась в тепло квартиры. И запах сырости, и сушеная смородина стали такими родными, уютными.

— Ариш? — шмыгающая носом Света вышла в коридор и захлопала глазами. — Раздевайся немедленно. Что с твоими ботинками? Ты что, так шла? Почему не позвонила? Я бы принесла тебе на станцию обувь.

А мне было стыдно… Не могла позвонить, баланс на телефоне дразнил минусом, а налички осталось столько, что нужно было выбирать – либо отдать ее подруге, либо иметь возможность пользоваться гаджетом. И я выбрала первое.

— Держи, — разжала пальцы и отдала изжульканную купюру подруге. — Прости, я тут все замочила.

— Арина… — Света буквально сдирала с меня мокрые по колено джинсы, носки, убрала на батарею дорогие, но совершенно не подходящие к прогулкам ботинки, а потом и меня оттащила в ванную. Усадила на бортик, включила прохладную воду и с каждой минутой повышала температуру. Проржавевший кран брызгал во все стороны, но подруга продолжала согревать меня.

— Меня выгнали. Меня опять вышвырнули, Свет.

— Арин, а может, это не совпадение? Может, это отец пытается тебя так домой вернуть?

— Свет, все, что делает отец – шлет слезливые сообщения. Уговаривает вернуться, просит прощения, обещает, что скоро все изменится. А проблемы мне доставляет другой…

— Ты думаешь, это Ястреб? — охнула подруга, врубая горячую воду. — Арин, я, конечно, ничего не хочу сказать, но тебе не кажется, что это перебор? Не то чтобы я не верила тебе, просто не бывает такого. Ну не бывает! Мужчины добиваются женщин, да. Но чтобы гонять их, как зайцев… Арин, ну это же бред какой-то? Я почитала про Ястреба, он вполне серьезный мужчина, благотворительностью занимается, за одним столом с людьми высокого полёта сидит. Такие думают о том, как бабки свои преумножить или жениться выгодно, а не о том, как бы уволить строптивую девчонку из кофейни «Рыжий Кот».

— Света, моя жизнь полностью превратилась в бред, — вынырнула из ванны и бросилась в комнату. Закуталась в плед и плюхнулась в раскладное кресло, служившее мне кроватью.

Не обиделась, нет. Не имею я права обижаться на её слова, ведь Света осталась последней, кто не отвернулся. Сестра за этот месяц даже не позвонила, ни одного СМС, а на мои она сухо отвечает или вообще смайликами отделывается. Изредка захожу в её соцсети, куда она тоннами сливает фото. Лара успела и на горных лыжах покататься, и задницу погреть на Сейшелах, и на рауте помпезном блеснуть. Красивая, сытая, не отягощённая необходимостью выживать.

А может, так и надо?

Ведь проще было бы? Подписала бумажку в ЗАГСе, и свободна на всю оставшуюся жизнь. А мои принципы несут только слёзы, обиду и бесконечное ощущение униженности.

— Понимаю, ты мне не веришь… Но я чувствую, что это он. Знаю.

Весна в этом году не торопилась вступать на наши промёрзшие земли. Пурга, бесконечные снегопады, сменяющиеся оттепелью, и пронизывающий ветер. Смотрела на пушистые макушки высоченных елей, следила за их покачиванием и пыталась успокоиться. Наверное, я бы тоже не поверила. Ну кто я такая? Зачем я ему? А быть может, Света права? И я это всё надумала себе?

Он взрослый, богатый, совращенный властью и вседозволенностью, неужели ему просто нечем заняться? Неужели он ищет меня по всем забегаловкам города? Нет… Мне точно пора к врачу.

— Ешь давай, принцесса, — легко рассмеялась Светка и поставила на тумбу тарелку. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы захлебнуться слюной. Румяный ароматный круассан был начинён листьями салата, блестел соусом и дразнил уголком высунувшейся красной рыбы. — Тебе силы нужны, чтобы искать работу дальше.

— Откуда это… — я замерла, не решаясь притронуться. Не могу! Все мои сбережения я практически насильно вручила Свете, оставила себе только несколько тысяч на дорогу. Не то чтобы мы бедствовали, нет, но и сёмгой не баловались. Доставки, рестораны — всё осталось в прошлом, и я уже даже привыкла к этому, а заодно и похудела без излишеств. Так откуда эта роскошь?

— Ешь давай, родители ученика отблагодарили. Кстати, Ариш, а ты сможешь взять моих двоечников? Мне нужно в универ сгонять срочно, а в семь часов два урока. Я их предупредила, вопросов не будет. Да и английский твой лучше, чем у меня, — Света буквально силой всучила мне тарелку в руки и стала суетливо прихорашиваться у зеркала. В универ она собралась… Ага, как же!

Глава 10

Шум… В ушах гудело так, будто я уснула головой на железнодорожных путях. Открыла один глаз, потом второй. Темнота…

Попыталась пошевелиться, но тело ватное было, непослушное. Горло саднило от боли, сухости. Попробовала откашляться, но и это не получилось.

Мозг едва оклемался, щедро подсовывая последние воспоминания. Ястреб… Он что, украл меня?

И будто сила появилась, села, ощущая под пальцами мягкость велюра. Ни руки, ни ноги не слушалась, словно пьяная была, дурная. Мышцы зудели от слабости, веки дрожали.

Зрение пыталось навести четкость. Сквозь пелену тумана стали просматриваться три высоченных окна от пола до потолка, мягкое покачивание тюля от сквозняка приоткрытого окна и треск… Справа от меня пыхтел камин, раскидывая алые всполохи по потолку, а в кресле с высокой спинкой сидел ОН.

— Какого чёрта! Ты похитил меня? — зашептала я, отчаянно стараясь встать.

— Да нет, Арина. Похищение — это когда тебя ищут-ищут, и не находят, — он даже головы не повернул, продолжал гипнотизировать пламя, и оно подчинялось… То взметалось к каменным стенкам камина, то притихало, как робкий утренний прибой, усиливая треск поленьев.

— А меня не ищут?

— Нет. Некому, — Пётр был неподвижен, убийственно спокоен, с подлокотника свисала его мощная рука.

Ниже закатанных до локтей рукавов рубашки виднелась кожа: ровная, бронзовая, покрытая тонкими линиями татуировки. Пыталась рассмотреть, но не получалось. То ли это крылья, то ли разбросанные хаотично перья. Отлетающие от влажных бревен искры грозились обжечь и даже почти долетали, но ему это было безразлично. Длинными пальцами сжимал рифленый стакан с янтарной жидкостью на дне и тихонько покачивал, будто успокаивал нас обоих.

— Ты же понимаешь, что не останусь? Всё равно сбегу, Ястреб! Тебе убить меня придется, чтобы сделать своей, потому что добровольно я не сдамся. Всё и так зашло слишком далеко, нет у меня пути назад. Понимаешь?

— Понимаю, — голос его был безразличный, он даже не смотрел на меня.

— Тогда зачем? Ну объясни, зачем я тебе нужна? Для чего? — я по щелчку пальцев разрыдалась.

Закрыла холодными ладонями лицо и просто рыдала. Меня никто не ищет, я никому не нужна! Никому! И только этот урод с отчаяньем пытается доказать свою власть надо мной. Только от этого ещё противнее.

Его методы были жалкими, больными, грязными. Легко доказывать преимущество над слабым? Над тем, кто потерял силы, поддержку! Очень легко… Можно подчинить тело, запугать, сделать безвольным, пьяным, испуганным. Но душу он мою никогда не получит!

— Я привез тебя, чтобы самому понять, для чего ты мне нужна, — он хмыкнул, осушил бокал и с силой зашвырнул его в беснующееся пламя.

— И как? Понял?

— Нет…

— Ты не можешь понять, потому что это прихоть богатого дядьки, блажь, удовлетворение самого низшего, что есть в человеке! Ты выдумал себе мир, где имеешь абсолютную власть над всем живым, выдумал, будто настолько прекрасен, что не можешь не восхищать женщин. Вот только это плод твоего больного сознания, Ястреб. Ты болен… Шальное безумие, игра во вседозволенность. Ты же наметил меня, как игрушку, причем такую удобную, простую. А как удачно всё сложилось, правда? Отец на грани разорения, чокнутая и жадная до богатой жизни сестра, отсутствие матери, способной залечить мои раны. Я — легкая добыча. И ты этим пользуешься. Вот только не учел ты одного, Пётр, я с лёгкостью проживу и без тачек, и без дворцов, и без бриллиантов на пальцах. И без твоей помощи я проживу тоже. Будешь шантажировать? Угрожать отцом? Так давай! Надави на него, это даже к лучшему. Пусть уже очнется и смирится с тем, что пора платить за свою ошибку. Так для чего вам Я?

— Ты уже моя, глупая Аришка, — Ястреб будто и не слышал моих слов, тихо посмеивался и пускал под потолок плотные кольца дыма.

— Нет! Нет! После всего, что вы сделали, Пётр, вашей я уже никогда не стану…

— Красиво говоришь, Арина. Очень красиво, но в основе твоих слов лишь эмоции, — его «Арина» звучало как рык загнанного зверя. Утробный звук, грозный, главенствующий… Но я всё равно не понимала, почему он терпит? Почему не заткнёт мне рот? Почему позволяет вольности в свой адрес? — Но ты вновь и вновь совершаешь ошибку, заведшую твоего отца в тупик банкротства. Человек остается один, когда начинает полагаться на других. Дамир думал, что его друзья помогут, спасут… Но нет. Они стали его душить не из-за нужды в деньгах, а из чувства жадности. Вместо того чтобы протянуть руку помощи, они шакалами раздербанили остатки его состояния. Вот и ты полагаешься, хоть и состояния не имеешь. Друзья — временные, зато врагами они становятся постоянными. Вот ты меня обвиняешь в самодурстве… Возможно. Но зато я честен в своих намерениях.

— Честный самодур… Это же всё меняет! Да я боюсь вас, — сказала, и по позвоночнику холод пробежал. Не тот, от которого в дрожь бросает, а тот, от которого душа в пятки уходит. — Вы больны…

— Я никогда не наврежу тебе, Арина. Никогда. Но это не значит, что отступлю от своей цели. Ты всё равно будешь моей, просто смирись, — чеканил слова, они пулями летали по просторному залу, рикошетя прямо мне в сердце.

— Пожалуй, я воспользуюсь вашим советом, и не буду полагаться на вас, раз уж это ведёт к столь плачевным последствиям, — вскочила и бросилась по длинному пустому коридору. Видела дверь в конце, стремилась к ней и заливалась слезами. Ждала погони, судорожно дёргала ручку, мечтая лишь вырваться из ловушки.

И когда замок наконец-то поддался, толкнула тяжелую створку и выбежала во двор. Вокруг не было ни души… Вдоль заборов заливались лаем собаки, привязанные на цепь к длинному тросу, в гараже гудели моторы машин, но на моём пути не было ни единой преграды. Никто не устраивал погоню, не пытался остановить, задержать. Мне словно давали уйти… Но почему?

Для чего нужно было красть, чтобы потом спокойно отпускать? Что-то здесь было явно не то.

Оглянулась и ахнула… Небольшой двухэтажный дом из светлого кругляка светился теплой подсветкой, вычищенные дорожки, вечнозелёные кустарники поражали сочностью цвета. Но… Он словно был забыт, брошен в плотном кольце леса. Ни домов по соседству, ни шума трассы и ни единого звука. Тишина. Густая, насыщенная, в которой даже хруст снега превращался во взрыв. Высокие, покрытые снегом сосны стояли ровной стеной, охраняя спокойствие хозяина. И красиво было, как в сказке… Всё искрилось, переливалось, здесь не было ветра, не было продирающей влажности. Спокойно, тихо и красиво, как в сказке…

Глава 11

— Дуры-девки… Дуры! — шептал старик, усаживая меня в такси обратно. Он даже скинул снег с капюшона, отряхнул ботинки, а когда сел за руль, добавил температуру на печке, чтобы согреть. Меня колошматило от холода, зуб на зуб не попадал. Дрожала и сдерживала рыдания. — Куда тебя отвезти?

— Я не знаю…

Слёзы душили меня, убивали, забирали всю силу. Я словно в стену бетонную упёрлась. Смотрела на объятое пламенем здание и тонкую фигурку той, кого считала подругой, а внутри пусто было. Боль сжимала сердце, туманила разум, но даже через эту муть я ощущала предательство. Света… Она была для меня зазеркальем, миром, в котором не правят деньги. Миром, где господствуют любовь и твердое плечо семьи.

А что оказалось? Я все это придумала? При малейшей возможности моя лучшая подруга связалась с тем, кто хочет купить моё тело, мою душу! И по её глазам было видно, что угрызениями совести она не страдает.

Я снова пришла к тому, от чего ушла, вот только сейчас у меня не осталось ничего. Душа вдребезги, вещи и документы сгорели, а впереди – бесконечность неизвестности.

Руки машинально нырнули в карманы, а когда я нащупала твёрдую корочку, замерла. На моей ладони лежали паспорт, пачка денег и мой телефон. Я ничего не помнила, ничего не понимала. Ну ладно, паспорт и телефон могли остаться в пуховике, но откуда деньги? Провела пальцем по вспыхнувшему экрану телефона и взвыла в голос, вчитываясь в уведомление от незнакомого номера:

«Пока ты убеждена, что я зверь. Но тебе не кажется, что всё выглядит немного иначе? Порой в зверстве намного больше честности, чем в словах близких тебе людей».

— Ты учти, что я не могу всю ночь таскаться за тобой. Просто назови адрес, — вздохнул таксист.

— Вот, — протянула ему деньги, заглядывая в глаза, сама не понимая, для чего. Он же добрый? Все дедушки такие, ну не бросит же он меня здесь одну? — Пожалуйста, мне нужно время…

— Хорошо, — старик просто опешил от суммы, включил в салоне свет и стал просвечивать банкноты, но после четвертой успокоился, спрятал во внутренний карман и тронулся с места.

Листала телефонную книжку, набирая наобум тех, кто когда-то был своим. Часть бывших друзей заблаговременно заблокировали мой номер, часть скидывали вызов, в числе которых волей судьбы оказалась и родная сестра. Но мне уже было не больно.

Из головы никак не выходили слова Ястреба. Что он хотел сказать? Что не так уж и плох в своей откровенной подлости?

Бред!

Остался последний человек, которому можно было позвонить. Тут уж не до гордости и не до попытки отстоять свою жизнь, мне даже переночевать негде! Все мои хвалёные друзья, двоюродные сёстры… Они ВСЕ вычеркнули меня из своих благополучных жизней, как прокаженную.

А почему?

Потому что у отца ничего не осталось? Так на моём месте может оказаться каждая. Нет… Не может. Они с радостью прыгнут в постель мужика, на которого укажут отцы, и снова будут запивать икорку игристым, не мучась моралью и совестью.

Ткнула в номер отца и, затаив дыхание, стала слушать длинные гудки.

— Ариша! Дочь! Что-то случилось? — он орал в трубку, пытаясь перекричать голос диктора, объявляющего посадку в самолёт. — Я чувствовал, что-то произошло. Чувствовал!

— Пап… Ты где? — старалась не расплакаться, потому что услышать голос отца было совсем непросто. Горло сжимало спазмом, хотелось рыдать, хотелось спрятаться на его плече и просто поскулить, как заледеневшему щенку. — Мне некуда идти!

— Дочь, я вернусь в среду! Слышишь? В среду! Мне срочно нужно уехать, чтобы решить проблемы. У тебя есть деньги?

— Да…

— Езжай в гостиницу, пока меня нет. Я вернусь, и мы всё обязательно решим.

— Пап, я не пойду за него замуж! — взвыла я, выпуская страх, от которого уже было не спрятаться за бравадой. Он знает обо мне всё! Знает, где я, с кем я! И ощущение, что от него не спрятаться, просто убивало.

Быть может, он и сейчас следит за мной?

Я начала оборачиваться, всматриваться в снежную взвесь, но кроме нас на трассе никого не было. И вдруг страшно стало… Старик тоже засуетился, особенно после моих слов про замужество. Все чаще встречала его взгляд в зеркале заднего вида. И там читалось далеко не сочувствие.

— Арина, мы всё решим…

Отец что-то ещё пытался сказать, но связь оборвалась, и дозвониться во второй раз я не смогла.

— Мне нужно выйти, — прохрипела таксисту, указывая на пустую парковку возле торгового центра. — Я не могу дышать!

— Горе луковое, а не девка. Ты что ж такая бедовая-то? — вздохнул старик, но притормозил. Выскочила на мороз и стала глотать ледяной воздух, как спасительную пилюлю. А когда смогла остановить истерику, услышала шорох колёс.

— Да вы издеваетесь! — взревела я, зачем-то пытаясь догнать уезжающее такси. Но старик оказался вежлив, поэтому просто поморгал мне аварийками и скрылся за поворотом.

И вот теперь стало жутко. У меня не было будущего. Оно оборвалось, оставляя позади роскошь шелков, а впереди – тьма. Но ведь отец обещал? Он вернется, и все будет по-прежнему!

Шла по заснеженному проспекту, ловила языком снежинки. Одна… Без смысла, цели и надежды на завтрашний день. Мне было страшно думать о безликом стерильном отеле, было гадко от самой себя, от безысходности, о тупике, в котором оказалась. Жалела себя, поглаживала по плечам, пытаясь успокоить. Что-то внутри бесновалось, забирало спокойствие, уверенность.

А когда упёрлась в смутно знакомое здание, в голову пришла мысль. И вдруг тепло стало, спокойно… И почему я раньше о нём не подумала? Достала телефон и буквально на последних процентах аккумулятора сделала звонок.

— Рустам, привет! Прости, что так поздно, — стыд буквально сжирал меня! В столь безвыходной ситуации я ещё ни разу не оказывалась. Думала, что труднее всего будет выживать, работать, привыкать считать деньги. Но оказалось… Оказалось, что труднее всего просить помощи у людей, что когда-то были статусом ниже тебя.

Глава 12

Температура стала спадать, мысли уже не путались, в пот не бросало. Грипп, с которым я слегла в ту же ночь, когда оказалась у Рустама, стал отступать. Боль в мышцах прошла, и я вновь смогла думать. Правда, смысла в этом было мало.

Телефон отца молчал, отфутболивая холодом автоответчика, зато Ястреб писал, как по расписанию. Утром, днём и вечером. Да так точно, будто будильник заводил.

Говорят, если человеку каждый день повторять, что он собака, то рано или поздно он начнёт выть. Выла я уже давно, правда, по ночам, но зато в нужный час брала телефон в руки и ждала.

В сообщениях не было угроз, не было агрессии, не было того, что заставит ненавидеть его ещё больше! Они стали привычной рутиной.

Понимала, что дрессирует. Но самое гадкое было в том, что его сообщения — единственное, что осталось от внешнего мира.

Бродила по небольшой, но чистой и довольно стильной квартире Рустама. С утра уже прибралась, приготовила обед, наивно полагая, что суп сможет исправить мое ненужное в его жизни присутствие.

Рустам жил один, я машинально обратила внимание на квитки за коммуналку, обнаружив в графе собственника его фамилию.

Странно, я всегда думала, что он приезжий. На первом курсе мы даже отмечали его день рождения в университетской общаге, а на втором он стал работать и снял эту квартиру. Выходит, не снял?

— Арина! — входная дверь хлопнула, останавливая моё сердцебиение. Я как воришка спрятала квитки в ящик комода и выдавила улыбку.

— Привет, Русик.

— Ты встала? Тебе ещё лежать нужно, — он охнул и махнул картонной коробкой из кондитерской. — Бледная, тощая, слабая. Ужас, Куликова!

— Ну, ты не преувеличивай тоже, — рассмеялась и проглотила слюну, потому что увидела свои любимые эклеры с фисташками. — Я суп сварила с домашней лапшой. Будешь? Ты уж прости, что похозяйничала у тебя на кухне.

— Конечно, — друг даже замер на мгновение, а потом скинул пуховик, вручил коробку и пошел мыть руки. — Тысячу лет не ел домашней еды. Раньше хоть бабуля приезжала побаловать студента, а теперь приходится питаться пиццей и бич-пакетами.

— Давай ешь, — я от души налила ему своего фирменного супа, нарезала хлеб и села напротив. Сжимала ладонями горячую чашку чая, наблюдая, как беснуются чаинки на её дне. — Как в универе дела?

— Нормально, — он отмахнулся от моего вопроса, понимая, что радости его ответ мне не принесёт. — Слушай, а у меня для тебя подарок.

— Для меня? — я даже рот открыла от изумления. — Ты что? Я и так у тебя спальню отжала. Ещё и подарок?

— Мой друг открывает пиццерию. Набирает команду с нуля, чтобы не пришлось потом переучивать. Я договорился, Ариш. Начнёшь с официанта, а там и до администратора дорастешь, — Русик достал из кармана буклет с приглашением на работу и короткой анкетой.

— Русь… Спасибо!

— Он согласен не устраивать тебя официально, пока ты не решишь свои проблемы. Обучение начнётся послезавтра, а пока обещай, что будешь лечиться.

— Неофициально?

— Ну да, — он махнул плечами и убрал со стола тарелку. Включил чайник, достал блюдца и разложил эклеры. — Ты же думаешь, что тот придурок тебя вычисляет?

— В смысле – думаю? Ты что, мне не веришь?

— Ариш, не то чтобы я не верил… — он замялся в такой знакомой мне манере. Я уже это где-то видела! — Ну, ему же это надоест? Найдет себе другую молоденькую птичку, а ты снова сможешь жить спокойно. Думаешь, я не слышу твоих криков по ночам?

— Прости, Русь, — я вскочила и обняла друга. — Отец вернется, и я съеду. Честное слово.

— Да живи, сколько угодно. Я дома-то только вечером появляюсь, а ты мне совсем не мешаешь, — Рустам поцеловал меня в макушку и обнял. — Ты же мне тоже помогла. Помнишь, на первом курсе?

— Когда ты вырвал своим самокатом зеркало соседской «бэхе»? — рассмеялась я, вспоминая убитого горем друга, узнавшего стоимость этой запчасти. Он тогда всерьез интересовался стоимостью почки, пытался продать золотой крестик, вот только этих денег оказалось слишком мало. А я помогла просто так. Отец не контролировал мои расходы, да и тратить мне было не на что.

— Да… Точно. Зеркало, — он усмехнулся и так странно провел ладонью мне по спине, в последний момент остановившись на пояснице. — Ты просто дала денег, зная, что такой суммы я тебе не верну.

— Ой, Русь, ну глупости же? Было и прошло, — попыталась рассмеяться и отшатнулась от него, заталкивая в рот эклер. Его взгляд стал таким странным… Немного пьяным, возбужденным.

— Ну? Давай отмечать твою новую работу?

— Давай…

Жить с Рустамом и правда было спокойно. В квартире было две комнаты, если он и приходил с друзьями, то они сидели в зале и курили кальян, играя в приставку, а я сидела как мышка в спальне, не издавая ни шороха. Он звал, приглашал присоединиться, но мне было стыдно, да и не хотелось мне шумной компании. Я даже свет не включала, сидела на широком подоконнике, закутавшись в плед, и следила за тем, как медленно тает снег.

Ресторан оказался довольно близко к дому, коллектив собрался разношерстный, хоть и состоящий из студентов. Но в целом довольно приятный и спокойный.

Кузя, хозяин ресторанчика, тоже произвёл впечатление довольно адекватного мужчины: не придирался, не сыпал тупыми шутками, не штрафовал за пустяки и большую часть дня проводил в своём крохотном кабинете за раздевалкой.

Обучилась я быстро, вызубрила меню и состав блюд одной из первых, за что и получила довольно быстро допуск к самостоятельной работе.

Но главная удача была в том, что меня никто не уволил ни в первый день, и даже ни на второй. Может, Рустам прав? Ястреб уже и забыл про меня? Надо всё же смотреть на вещи реальнее: кто я, и кто ОН?

Ну какой ему смысл гоняться за бедной и бездомной зачуханкой? Я наступила себе на горло и потратила остатки денег, лежащих в паспорте. Бо́льшую часть я отдала Рустаму, а на остальное купила себе бельё, джинсы и несколько футболок.

Глава 13

— Ты почему мне не позвонила? — шептала я в трубку. — Лариса! Ты почему мне не позвонила?

— А что ты можешь сделать? — усмехнулась сестра. — Ты могла спасти его от всего этого! Могла уберечь! Но нет! Ты отказалась. Ты бросила его, заставив выгребать из дерьма в одиночку. А за что ты его наказала? За то, что решил пристроить тебя в хорошую семью? За то, что беспокоился о твоей судьбе? За это ты решила его убить?

— Я? Ты что несешь…

— Арина, ты дура. Маленькая и никчемная дура. Да я не позвонила только для того, чтобы тебе было больно! Чтобы ты смотрела в телевизор и умирала от боли за папу. Это ты во всём виновата! И не звони мне больше, Арина. Не звони. Мы с тобой теперь совершенно чужие люди.

— Лариса… — у меня просто не было слов. Я ко многому была готова, но к подобной жестокости просто невозможно подготовиться. Её слова ножом входили в самое сердце.

— Что, Арина? Что? Разве ты не этого хотела? Ты так отчаянно сражалась за свою свободу, за возможность принимать решения! Так что тебя сейчас не устраивает? Живи, Арина! Живи! Только запомни, что ничем ты от отца не отличаешься. Взбунтовалась против замужества? И меня осуждала, пыталась отговорить, переубедить. А для чего? Чтобы было так, как хочешь, как считаешь правильным? Так что не ломай комедию, сестра. Живи своей жизнью и засыпай с муками совести, потому что из-за тебя у нас больше нет отца…

— Как нет? Он найдется! Он непременно найдется! Что ты несёшь? — я рыдала в голос, сжимала горло, только бы унять этот хрип, только бы самой не слышать истошного вопля, от которого кровь в венах стыла. — Вот увидишь…

— Ты дура, Арина. Его нет уже неделю. Чудес на этом свете не бывает. Бог давно отвернулся от нас, а ты до сих пор веришь в сказки! — это были последние слова родной сестры.

Одна кровь. Одни родители. Мы даже одну комнату делили до пятнадцати лет. Но такие далекие и чужие души.

Меня никто не мог успокоить. Я продолжала сидеть в дальнем шкафчике и рыдать, листая новостную ленту. Почему-то думала, что если перестану скролить, то пропущу известие о чудесном спасении.

Самостоятельная жизнь ломала меня. По частям разносила душу, уродовала тело, изматывала сердце. Всё чаще вспоминала родной дом, свою уютную комнату на чердаке, фотографии в белых рамочках, вдоль лестницы. Огромный каменный камин, в щели которого мы с мамой каждый год прятали копеечки, загадывая желания. Я даже соседей вспоминала! Наши шумные компании, праздники, танцы… И пирог с клюквой, присыпанный сахарной пудрой. Это была моя семья.

А что у меня есть сейчас?

Одиночество и тьма.

Быть может, Лариса права? И я всё себе надумала? Быть может, это моя вина? Нужно было согласиться на этот брак, и тогда никто бы не пострадал?

— Арина? — знакомый и такой родной голос ворвался в путаницу мыслей так стремительно, что я даже вздрогнула.

— Рустам! — бросилась к нему на шею, прижалась и зарыдала. — Папа… Папа…

— Я знаю, Ариш, видел новости. Идём домой? Кузя отпустил тебя пораньше. Ты сейчас всё равно не в состоянии работать, — Рустам помог мне одеться, взял сумку и повёл к выходу. В лицо дунул морозный воздух, даже дыхание перехватило от неожиданности.

— Мне нужно к дяде Андрею, — я направилась в сторону метро, но Рустам одёрнул меня. — Он пообещал дать мне ключи от квартиры, где я могу пожить, пока отца не найдут.

— А чем тебя моя квартира не устраивает?

Рустам был странный. Сонный, весь взъерошенный, в отросших чуть вьющихся волосах застревали хлопья снега. Он наспех застёгивал пуховик, наматывал шарф. Я не видела друга несколько дней, нам просто не удавалось состыковаться. Он возвращался с работы, когда я уже спала, а я уходила, когда он ещё дрых.

— Арина, кто такой вообще этот дядя Андрей?

— Он родственник отца, — я тянула его за рукав, утягивая к метро, но тот не шевелился. — Ой… Прости, ты, наверное, устал? Езжай домой, а я сама доберусь.

— Арина, блин! — взвыл Рустам и подтолкнул меня к припаркованной машине. Внутри всё сжалось! Смотрела на мутные створки станции метро, пыталась вырваться из крепких рук друга, но не получалось. — Садись, и поедем. Сам отвезу тебя к этому родственнику, что за почти два месяца не связался с тобой.

— Я просто не звонила ему, — почему-то оправдывалась, осматривала машину, понимая, что даже не подозревала о том, что у Рустама она есть. Заднее сиденье было завалено небольшими упакованными коробками, на боках красовался логотип кофейни, в которой работал друг. — Вернее, я не смогла дозвониться до него, а у него не было моего номера.

— Хорош родственничек, — Рустам закурил и вклинился в поток автомобилей. — Да он же решил тебе помочь только потому, что отец пропал! И ещё не понятно, чья в случившемся вина? А вдруг это из-за экипажа? А вертолёт тоже числится за его фирмой. Всё же ясно! Он просто боится, что ты в суд пойдешь, что репутации навредишь. Не надо к нему ехать. Давай всё обдумаем? Вдруг можно денег получить?

— Рустам, — я поморщилась, потому что от его слов голова готова была лопнуть, как воздушный шарик. — Мне сейчас правда не до разговоров. Хочу поговорить с ним и узнать, что известно на данный момент.

— Но это глупо! — Рустам ударил рукой по рулю и слишком резко вильнул, перестраиваясь из одной полосы в другую.

Он изливал тонны мата, что-то кричал, размахивал руками… А я не узнавала своего друга. В какой-то момент мне стало страшно. Его реакция была чрезмерно импульсивной, переполненной агрессией. А я не понимала, чем так его разозлила?

Вжалась в кресло, слушала тираду, жмурясь при каждом вилянии его автомобиля.

— Чёрт! — взревел Рустам, и через мгновение автомобиль швырнуло так, что я дёрнулась по инерции, впечатываясь головой в стекло. По салону заметались коробки, заваливая меня с головой, я пыталась убрать их, старалась понять, что произошло, но ничего не получалось.

Боль растеклась по венам. Перед глазами всё расплывалось, в уши будто вату напихали. Не слышала своих стонов, звуки в монотонный белый шум превратились. Я даже не понимала, могу ли пошевелиться.

Глава 14

— Старые песни о главном, — закатил глаза сержант и кивнул врачу. — Ещё скажи, что это я тебе подкинул!

Парень среагировал мгновенно, выдал сотруднику полиции одноразовые перчатки. Тот нагнулся, поднял пакетик и хрипло рассмеялся.

Меня током шандарахнула. Царившая в теле боль превратилась во что-то несущественное по сравнению со страхом, что ядовитой змеюкой опутал нутро.

Ладони взмокли, по спине пробежала капля пота.

Обернулась к Рустаму, и ноги подкосились… Мой друг смотрел себе под ноги, будто мы чужие, совершенно незнакомые друг другу люди.

— Рустам? — шептала я.

Хотелось посмотреть ему в глаза, хотелось увидеть забавные смешинки, чистоту доброты и простодушие, за которые я так полюбила этого смуглого парнишку. Он был не такой, как все… Не было в нём встроенной функции понтов, он просто был собой. За это я и прониклась к нему всей душой.

Он покачивался, едва всхлипывая, и что-то бормотал себе под нос. Я сначала ничего не понимала из-за шума и суеты вокруг. Все бегали, кричали, меня то и дело толкали, врачи осматривали мои руки, крутили, как куклу. А я не сопротивлялась… Знала, что творится беззаконие, что уже не смогу призвать к справедливости, потому что она закончилась в этом мире.

Наверное, Лара права, Бог попросту забыл о нас. Отвернулся, наградив умением лгать, прятаться и совращать. Мы все отравлены деньгами, вседозволенностью, властью. Думаем о том, что модно, а не о том, что нравится.

Как ненормальная, следила за губами друга до тех пор, пока не вздрогнула от осознания.

— Прости… Прости… Прости, — шептал Рустам, не решаясь посмотреть мне в глаза.

— Так, — махнул сержант, громко хмыкнув, когда понял, куда я смотрю. — Этого упаковывайте, на анализ сразу.

— А девку?

— А девушку пусть всё-таки осмотрят врачи, позже отправьте в участок. Ну и анализ тоже пусть возьмут, хотя что-то мне подсказывает, что там чисто.

— Это не моё! Не моё…

— Если это правда не твоё, деточка, то у тебя огромные проблемы, — он указал мне на карету скорой помощи. — Есть кому позвонить? Родители? Муж?

— Нет… У меня никого нет. Рустам! Рустам!

Но Русик, подставивший мне дружеское плечо, вдруг вовсе отвернулся и покорно пошел за полицейским.

— Ну? Попала ты, Арина Куликова, — сержант осматривал мои личные вещи, а потом достал паспорт, перелистывая страницы. — Ого… Прописка какая интересная. Знаю я этот посёлок. И ты хочешь сказать, что звонить тебе некому?

— Мой отец пропал без вести, — меня усадили на кушетку и стали обрабатывать рану. В нос ударил кислый запах антисептика, перехватывая дыхание. — Некому.

— Куликов? — он сильно удивился и осмотрел сначала старенькую «тойоту» Рустама, а потом и мой фартук официантки, виднеющийся в распахнутом пуховике. — Я сегодня добрый, да и проблемы мне не нужны. Говори, кому позвонить?

— Сестре! — вскрикнула и стала рыться в карманах, разыскивая свой телефон. Пальцы не слушались, но я все же нашла в последних вызовах её номер. — Лариса! Лариса, помоги!

— Арина, отстань от меня! Слышишь?

— Меня… Меня арестовали!

— Что ты несёшь? За что? Булку у бродяги украла? — рассмеялась она, ожидая ответного смеха, но мне было совсем не до шуток. — Ты же шутишь?

— Нет…

— Арина, но я никак не могу тебе помочь. Ты же так хотела самостоятельности. Так что же ты от меня хочешь?

— Помоги! Ты же сестра! Ну, позвони кому-нибудь!

— Могу Ястребу набрать. Хочешь?

— Нет…

Телефон выпал из моих рук, с треском падая на мокрый от таявшего снега асфальт. В лужах сверкали проблесковые маячки, вспыхивающие огни городской иллюминации и блики фар проезжающих мимо машин.

Мир продолжал жить. Люди спешили домой, в тёплые и уютные квартиры, где непременно пахнет борщом, пампушками и пирогом с брусникой. Они думают о детях, о пробках, о снегоуборочной технике, что выйдет на работу только ночью. А о чем думать мне?

Смотрела на треснувший экран телефона, наблюдала, как он медленно гаснет. Отсчитывала секунды до восьми часов вечера, потому что именно в это время я получала сообщение. И оно пришло… Я только успела увидеть адресата, как телефон вспыхнул в последний раз и погас.

Погасла и я. Мозг просто отключился.

Помню больницу, холодную и темную палату. Медсестру, что с таким пренебрежением ставила мне капельницу. Старый, скрипучий «бобик», в котором меня везли в участок для дачи показаний.

Я снова и снова твердила, что тот пакет не мой! Я вновь и вновь повторяла полицейским, что совершенно ни при чем, что это недоразумение, что меня подставили!

Но их контраргументом было то, что сумка и вещи, находящиеся в ней, принадлежали мне.

Они мне не верили.

Говорили, как с мусором, мразью, наркошей.

Того понимающего сержанта я больше не видела.

Меня вдруг перестали тревожить мысли о крове над головой. Мне его просто выдали, как что-то казённое, серое, убогое. Как подачка от Бога, которого я так отчаянно обвиняла во всех своих бедах.

Меня крутило, выворачивало, я рыдала, пытаясь убедить серые лица в погонах, что невиновна!

Но меня не слушали.

Дни шли, я билась, как птица в клетке, пытаясь найти путь к свободе, за которую заплатила слишком высокую цену.

Вселенная будто обозлилась на меня, отвернулась, высыпая за шиворот всё дерьмо этого мира. Это была насмешка судьбы! Я так отчаянно билась за свободу, за возможность жить так, как хочется, что оказаться в СИЗО стало иронически прекрасным уроком.

По ночам вспоминала вход в ресторан…

Помню желание убежать в метро! Помню, как хотелось побыть одной. И помню сильные руки Рустама, что так быстро усадили меня в машину. Внутри меня всё бунтовало, закипало, да я вся бурлила!

Стоило послушать отца и идти в гостиницу. Стоило не встречать этого смуглого мальчишку со смешинками в глазах. Мне не стоило доверять людям. Даже тем, кого я когда-то считала своими.

Глава 15

Счастливые часов не наблюдают.

Поверьте, раздавленные и униженные их не наблюдают тоже.

Ты просто совершаешь механические движения: дышишь, ходишь, смотришь…

Нет, это не жизнь, это какое-то существование. Совершенно простейшее, на уровне бактерии, бесплатно поглощающей кислород этой планеты.

— Куликова! — зашипела черноглазая татарочка Гуля, дёргая меня за рукав. — Вставай, пока опять шмон не устроили.

Я до сих пор не могла привыкнуть к кислому запаху пота, хлорки и сладости масляных духов, которыми обливались обитатели этого барака. Но здесь было лучше, чем в СИЗО, в котором я торчала почти месяц, ожидая суда.

Мой адвокат-двоечник, недавний выпускник юракадемии, был хмур, неразговорчив, и даже не давал надежду на освобождение под залог. Он не сделал ровным счетом ничего, чтобы помочь, чего не сказать о том полицейском, с места задержания.

Чистяков несколько раз приходил на разговор, просил дать факты, сдать барыгу, у которого мы отоваривались с Рустамом. Но ведь я ничего не знала! Ни разу в жизни и в руках не держала этой гадости, поэтому просто повторяла, что это не моё. А на последней нашей встрече он просто принёс мне пакет со средствами личной гигиены, кульком карамелек и шоколадом.

Помню его взгляд на оглашении приговора. Потухший, грустный и такой раздавленный, будто это его размотал каток судопроизводства, а не меня. Многие смотрели в мою сторону с сочувствием, но сделать ничего не могли. Особо крупная партия была найдена в моей сумке, и я сама это подтвердила. Судья был непреклонен, сух. Отказал в условном, принял запрошенный прокурором срок, отказавшись брать во внимание мою кристально-чистую биографию и характеристику из университета.

Следователи не раз вызывали на допрос Рустама, но тот категорически отказывался, сваливал всё на меня. Дядьки, что вели дело, долго тянули и пытались надавить на Русика, но всему приходит конец.

Меня жалели. И я даже стала к этому привыкать. Это больше не царапало душу, не полосовало самооценку. Я просто принимала подачки: пара домашних пирожков, полотенце, несколько футболок. Казалось, что всё СИЗО скорбит по глупой девчонке, доверившейся в очередной раз. Но я слишком поздно поняла, что это машина… И она уже была запущена перемолоть меня жерновами исправительного наказания.

Суд вообще был театральным действом. Молниеносным промороликом, на кону которого был живой человек. Прямо там на запястьях защёлкнулись браслеты, прямо там, на выходе из зала суда, я в последний раз увидела Рустама.

Он был шальной, возбуждённый. Красные глаза, поджатые губы, он снова что-то шептал, а когда конвой потянул меня к служебному выходу, где уже ожидал автозак, догнал и стал бормотать бессвязные вещи:

«Не мог. Трус. Подлец. Но он тебя спасет, а меня некому. Ты сильная. В мужских же иначе! Меня убьют, непременно убьют… Я чувствую! Он уже идёт за мной! Арина, скажи ему, чтобы оставил меня в покое! Скажи, Куликова! Он не успокоится, пока не сожрет мою душу! Это всё из-за тебя… Он будет мстить. Скажи ему, Куликова. Скажи, что простила меня!»

Гуля вновь толкнула меня, пытаясь разбудить. Вот только не спала я. Каждую ночь тонула в жалости к самой себе и воспоминаниях той жизни, что когда-то была моей.

Поднялась, прогоняя про себя скороговорку, которую нужно было выучить лучше, чем молитву. Фамилия, статья, дата вынесения приговора, дата освобождения — это всё, что интересовало надзирателей.

Слух разрывал гимн, под который нужно было встать, и в длинном бараке вспыхнул противный желтый свет. Здесь не нужны были часы, за тебя решают, во сколько тебе проснуться, сходить в туалет, позавтракать. Ты лишена желаний: нет чувства голода, нет инстинктов заглянуть в холодильник, сходить в душ.

Мы уже вторую неделю находились на изоляции. Хм… Бережет руководство осужденных, беспокоится об их здоровье, вдруг мы заразные? Или наоборот? Они дают нам шанс привыкнуть к режиму? Дрессируют, наблюдают, оценивают.

Стояла в ровной шеренге сонных и заплаканных лиц. Здесь царили трагедия, безысходность, горе. Не было смысла рыдать, жаловаться на судьбу, на несправедливость, ведь мы все были равны. Вот уже здесь – так точно. Единое расписание, единый перечень разрешенных вещей, одно меню. Мы все были в одном адовом котле, пламя под которым разгоралось все сильнее и сильнее.

Перекличка, пересчет, очередь к раковине, чтобы умыться ледяной водой — режим.

Быстрый завтрак перловой кашей, от которой тошнит, и снова пустота.

Провал во времени.

Бестолковые разговоры, знакомства, бесконечные беседы с надзирателями, с психологами. Нам объясняли, что мы стали частью системы, попали в ад режимного предприятия. Нас тренировали отзываться на имя, учили общаться, объясняли порядок проживания. Здесь царил закон. Четкие правила, нерушимые понятия, отойдя от которых, ты тут же отправишься в ШИЗО.

Мне было некому помочь. Я не ждала свидания, не ждала чуда. Наслаждалась свободой, к которой пришла сама. В отличие от СИЗО, где на прогулку выделялся всего час, здесь я могла видеть небо. Оно уже было светлое, чистое, несущее в себе ароматы весны, что окончательно случилась в этом гребаном мире несправедливости.

Последние несколько месяцев оказались фильмом на быстрой перемотке, плёнку постоянно зажевывало, кадры растягивались, уродовались. Казалось, это всё происходит не со мной. В носу стоял запах родной комнаты, ароматы парфюма с туалетного столика, лаванда из гардеробной, но всё это быстро проходило с пробуждением.

— Куликова! Куликова… Куликова…

Моё имя эхом прошлось по плацу после переклички. Я вздрогнула и застыла.

— К психологу! — рявкнула полная надзирательница и громыхнула огромной связкой ключей.

— Иди, Арина, иди, — Гуля подтолкнула меня в спину. — Сегодня распределение по отрядам, не упрямься там, а то засунут в самый ужасный.

И я пошла. Остановилась в метре и залпом выдала то, что от меня ждали:

Глава 16

— Вот богатство тебе перепало, Куликова, — смеялась «надзорка», выдавая мне внушительную коробку, на боках которой значилось моё имя. В мою сторону летели сотни взглядов, другие осужденные буквально выгибались, пытаясь заглянуть вовнутрь.

Признаться, я думала, что это злая шутка! Насмешка! Но нет… Когда меня вызвали в штаб вместе со всеми, я шла чисто на стадном чувстве, думая, что сейчас вскроется ошибка. Ну кто мне мог прислать передачку? Лариса, в знак прощания? Рустам, как способ извиниться за загубленную жизнь? Очень смешно…

Но сейчас я смотрела в коробку, где было собрано то, о чём я просто мечтала последние несколько дней. «Надзорка» с раздражением вышвыривала вещи, аккуратно расфасованные по пакетикам, а когда дошла до последнего – с лекарствами, цыкнула и убрала в стол.

— Не положено. Если что-то заболит, то пиши заявление, и медикаменты будут тебе выданы. Кажется, никаких хронических заболеваний у тебя нет. И вообще, у нас есть медсанчасть!

— Ага, — тихо хихикнула Гуля, стоящая за моей спиной. — Там анальгин дают, он и от поноса, и от кашля помогает.

— Санжапова, а ты таблетку смелости получила в передачке? Так я позабочусь, чтобы следующую посылку ты только зимой увидела. Зайди потом к начальнику, объяснительную напишешь. Ты стала на несколько шагов дальше от УДО.

— Я? Я молчу, Светлана Ивановна…

— Забирай своё барахло, пока не передумала, — «надзорка» вывалила остатки из коробки и скрылась за стеллажами. Я видела её гнев, растерянность, она будто бесилась от того, что пришлось всё мне отдать. Руки словно не слушались её…

— Куликова, ты что, дура? Бери скорее, — шептали девчонки за спиной. — Давай поможем, у меня пакет лишний есть…

Но я буквально вцепилась в свои вещи, кое-как распихала их по карманам, загнула край юбки, свалила то, что не влезло, и, поставив, закорючку в журнале, выбежала из административного здания.

Шла по плацу, постоянно оборачиваясь. Казалось, за мной гонятся! Думала, что сейчас отберут то, что так странно грело душу. Сверху горки лежало мыло, оно было без картонной упаковки, но я знала эту фирму. Моё любимое. Дышала, впуская тонкий аромат ванили, сдерживала слёзы и ускорялась.

— О! Вот это «подогрев» с воли, — засуетились девчонки и стали медленно обступать меня, пока я раскладывала в пустую тумбочку добычу. Мыло, паста, щётка, шампунь, маска и даже прокладки. Рассматривала машинально, лишь бы просто спрятать. Последним оказались кружка, ложка и блок сигарет. Что? Зачем…

— А говоришь, нет у тебя никого, — крякнула Гуля, останавливаясь в опасной близости от меня. Спиной её ощущала, мысли слышала, и шипеть готова была, охраняя аромат прошлой жизни.

— Чего напали? Делать больше нечего? Собирайтесь, скоро вторая смена на работу идёт, — взрослая женщина, которую поселили на соседнюю со мной кровать, внезапно шикнула на шакальё, обступившее меня со спины.

Она была странная. Такая тихая, молчаливая. Единственная, что не пыталась выпытать статью или обстоятельства ареста. Она просто была рядом, что-то нашёптывала на ухо, когда я откровенно терялась. А я даже не знала, как её зовут. Обернулась и протянула руку.

— Арина.

— Настасья Павловна, — она пожала мою ладонь и продолжила расправлять складки на кровати. — Можно просто Настя. Я так понимаю, ты не куришь, раз так удивилась?

— Нет…

— Значит, тот, кто отправил посылку, знает здешние правила. За сигареты ты можешь решить множество проблем, Арин. Наряды, дежурства. Это валюта, деточка. А за такие сигареты половина барака на цирлах ходить начнет, лишь бы порадовать своих «половинок».

— «Половинок»?

— Не забивай себе голову. Чувствую, выйдешь скоро, поэтому просто терпи.

— С чего вы это взяли? Мой адвокат без пинка ни на что не способен.

— Считай, предчувствие. Только с шакальем поменьше трещи. Скоро нам дадут возможность позвонить, готовься.

— Но у меня нет денег…

— Поверь, Арин, тот, кто тебе привёз французское мыло, спокойно пополнил твой личный счёт, — она повязала коротко стриженную голову платком и вышла из спальни.

С момента встречи с Ястребом прошло два дня. Девочек, с которыми нас сюда забросили, раскидали по разным отрядам и зданиям. Территория была большой, с несколькими корпусами. Здесь даже можно было довольно свободно передвигаться, обманывая свое сознание.

В отряде меня приняли ровно, выделили дальнюю кровать, помогли принести матрас, ввели в правила и довольно конкретно объяснили, что «косяков» не потерпят, потому что среди отрядов шла довольно плотная конкуренция. Все копили баллы, пытались выслужиться, доказать эффективность системного перевоспитания, чтобы суметь выйти по УДО. Нужно быть тише воды, тогда и проблем не возникнет.

Закрыла тумбу, продолжая сидеть на корточках. А как хотелось рухнуть на кровать, обнять подушку и расплакаться. Но нельзя…

Чувствовала, что эта посылка от него. Знала. Просто некому больше.

Можно выбросить, раздать, заявить протест и отказаться, чтобы не тронуть свою гордость его грязными подачками. Но… Не могла. Приму. Все приму, и даже думать не стану!

Боролась с желанием открыть лакированную дверку, чтобы рассмотреть то, что стало личным. Моё…

— Идём! Чего замерла? — усмехнулась Настя, вновь заглядывая в комнату. — Там ещё очередь занимать нужно.

Я вышла следом. Шла чуть отдаленно, рассматривая тонкую фигурку Настасьи. Про таких говорят – дама без возраста. Не будь мы в колонии, я бы подумала, что она из хорошей семьи, при статусе и деньгах. Даже здесь её кожа светилась, а огромные голубые глаза пленили сказочным очарованием. Красивая… Её не портили ни синяя косынка, ни бушлат на несколько размеров больше. Шла в лаконичных балетках по рыхлому бетонному покрытию как лебёдушка: осанка прямая, гордо вздёрнутый подбородок и чувство собственного достоинства во взгляде.

— Почему вы ничего не спрашиваете? — мы брели вдоль металлического ограждения, очерчивающего территорию свободного передвижения. Не торопились, будто и вовсе прогуливались.

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги