– Красотка, тормози, – раздаётся мужской голос сбоку. – Я знаю, что ты хочешь развлечься. Жёстко, да?
Звучит взрыв смеха. Кто-то свистит, кто-то улюлюкает. Но хуже всех именно зачинщик.
Амир, чтоб его, Медведев.
Один из худших ублюдков, которых я знаю.
Я не хочу смотреть в его сторону, но голова всё равно дёргается.
Амир стоит в компании своих друзей, но выделяется на их фоне.
Высокий рост, развитая мускулатура. Мышцы пробиваются сквозь одежду.
А мужчина словно и демонстрирует себя ещё больше. Подаётся вперёд, демонстрирует бицепсы.
Клянусь, его бицепс двумя руками надо обхватывать. Не то, чтобы я примерялась…
Но просто такая фигура качка не может не привлекать внимания. Особенно эти синие вены, лианами оплетающие загорелые руки…
Амир запускает длинные пальцы в тёмные волосы, ерошит короткий ёжик.
Щетина, челюсть, скулы – выточены богиней, которая явно была в похотливом настроении.
Он слишком красивый. Нужно на законодательном уровне запретить быть таким красивым ублюдку.
Потому что уж кто-то, а Амир – тот ещё мерзавец. Пошлый, отвратительный, невыносимый.
И он выбрал своей жертвой меня. Подколы, комментарии, неуместные предложение.
Кто-то прилепил на мою спину стикер «люблю жёстко». А он не помог! И другим запретил!
Я ходила так пять пар, пока Амир в любой удобный момент комментировал и предлагал сплошной разврат.
Я мотаю головой, будто могу вытрясти его из мыслей.
– Вера, хвостики – это заявка на новый уровень, – Амир ухмыляется. – Любишь, когда дёргают?
Я срываюсь с места, желая попасть в университет как можно быстрее. Ну почему именно я?
Почему именно я жертва его шуток?
Ведь на других девушек Амир так не реагирует. Они сами на него вешаются, кружат вокруг.
Деньги, внешность и дерьмовый характер – как маяк для многих.
Вслед звучит какой-то комментарий от дружка Амира. Но я не слышу всю фразу.
Почему-то он начинает кашлять и хрипеть, а когда оборачиваюсь – тот парень сгибается пополам, матерясь.
Амир же ловит мой взгляд и подмигивает.
К черту!
Я вздыхаю, ускоряюсь, петляю между людьми. Главное – добежать до аудитории.
Меня кто-то толкает плечом в этой давке. Я отступаюсь и налетаю на стену, роняя сумку.
Горячую, дышащую стену.
– Осторожно, – рычание, от которого мурашки.
Я пошатываюсь, но упасть мне не позволяют. Две накачанные руки меня ловят, вжимают в обладателя.
Кожа мгновенно вспыхивает, ощущая близость мужского тела.
– Аккуратнее, звёздочка.
Раздаётся над самым ухом, вызывая тахикардию. Сердце галоп выплясывает, а мурашки ползут.
Стоит мне понять, КТО меня держит.
Назар.
Ещё один Медведев.
Что ж мне так везёт на них?!
Поднимаю взгляд, проверяя, что не ошиблась. Назар сверлит меня тяжёлым взглядом.
Его острая челюсть словно высочена из гранита. Покрыта щетиной.
На широком лбе выступает морщинка, когда Назар начинает хмуриться.
Я точно знаю, что это Назар. Хотя лицо у них с Амиром одинаковое. Они близнецы.
Но я, каким-то чудом, умею их различать. Ну, и помогает то, что у Назара волосы чуть короче.
Я уже собираюсь поблагодарить за помощь, когда ощущаю давление.
Мужчина сжимает пальцами мои ягодицы. Ток проходит вдоль поясницы, стреляет в грудь.
Назар похабно ухмыляется, жмякая сильнее. Ещё и тянет на себя.
– Что ты творишь?! – вскрикиваю.
– Я помог тебе, – хмыкает, не отпуская. – Удержал от падения.
– Не трогай меня! Я обойдусь без твоей помощи!
Я шиплю, пытаясь вырваться. Назар поднимает руки. Демонстративно.
– Как скажешь, Зорянова.
Я хмыкаю, наклоняясь за своими вещами. Естественно, сумка была открыта. И все канцтовары разлетелись по полу.
Я собираю их, быстро заталкиваю в сумку. Пыхчу, кровь приливает к лицу. И не только туда.
Потому что моя филейная часть горит. Её покалывает, будто пронзает осколками.
Я чувствую его взгляд! Резко разворачиваюсь, понимая, что не ошиблась.
Назар бесстыдно пялился на мою попку!
– Мог бы, блин, помочь, а не глазеть! – фыркаю, заливаясь краской.
– Ты же сказала «не лезь». Я уважаю чужие границы.
Ублюдок.
Я нервно сглатываю, когда дверь закрывается с глухим щелчком.
И я понимаю, что заперта. Наедине с Амиром.
Он делает шаг ко мне, а я отступаю на автомате. Чувствую угрозу, исходящую от мужчины.
– Что ты здесь делаешь? – стараюсь звучать зло, а не испуганно. – Уходи! Тебя сюда не приглашали.
– Почему ты всегда такая злая, звёздочка? – цокает. – Я же просто поговорить пришёл.
– Выйди.
– Не могу. Тут очень интересная атмосфера.
Мужчина приближается. Медленно. Давяще. Я отступаю, пока спиной не упираюсь в край стола. Дальше – некуда.
– Серьёзно, Амир. Уходи, – давлю словами из последних сил. – Сейчас же.
– А ты позови кого-нибудь, – подначивает он. – Давай. Покричи. Только учти: у меня на такие звуки триггер. Могу не сдержаться.
Я толкаю его в грудь, когда Амир оказывается слишком близко. Давлю, но он даже не шевелится.
– Не трогай меня!
Взвизгиваю, когда мужчина поднимает ладонь. Но это его не останавливает.
Он касается. Сначала блузки. Ткани над животом. Потом – скользит пальцами вверх. К шее.
Мурашки простреливают по коже. Я вспыхиваю, как свечка. Мгновенно становится жарко.
– Амир, ты хотел поговорить!
– А ты знаешь, что трах это тоже вариант комуникации?
– Ты… Ты просто… – я заикаюсь от гнева и страха. – Ты отвратителен!
Он склоняется ближе. Его лоб почти касается моего. Его пальцы касаются линии талии.
Он ужасен. Он и его братья! Ублюдки с большой буквы. Из учебника по разрушению психики и личных границ.
За которыми бегают толпы девиц, готовых на всё.
Какой идиоткой нужно быть, чтобы в них влюбиться, а?
Мной, ага.
Поверить не могу, что когда-то была в них влюблена. Но я была маленькой дурочкой, ладно?!
Мы учились в одной школе, но они на четыре года старше. Но мы иногда виделись.
Особенно в детстве, было проще. Игры, какие-то мероприятия. И они были прекрасными!
Назар таскал мой рюкзак, Селим – помогал с домашкой, Амир – защищал от хулиганов.
Моя детская влюблённость росла, они – становились взрослыми и ужасными.
Они ржали с трибун, когда я играла в волейбол. Комментировали, шутили.
А потом они выпустились. Исчезли. И стало тише. Спокойнее.
Мы не виделись несколько лет, моя влюблённость прошла. И всё было хорошо.
Пока я не перевелась в этот чёртов университет.
Если бы я знала, что они здесь – да никогда бы не подала документы.
Я бы лучше в монастырь сбежала!
Когда-то я думала, что Амир – идеал. А теперь этот «идеал» зажимает меня в лаборантской.
Он наклоняется. Низко. Горячее дыхание щекочет ухо. А ладони опускаются на мои ягодицы.
– Ты же хотела этого, да? – шепчет. – Раньше постоянно на меня пялилась. Вот, звёздочка, дождалась.
Я в панике осматриваюсь. Чем его шандарахнуть? До чего я успею дотянуться?
Но вариантов нет. А Амир не тормозит. Вовсю хозяйничает, ведёт ладонями, обжигая кожу.
Тогда остаётся только старый добрый удар в пах.
Я поднимаю колено резко – со всей злостью, что накопилась.
Но он, сволочь, успевает перехватить. Амир ловит мою ногу в воздухе, сжимая бедро.
– О-о-о, – начинает ржать. – Хуёво целишься, Вер. Придётся учить. Я с радостью, но плату беру натурой.
Он удерживает мою ногу, прижимая её к своему боку. Ещё ближе. Его тело прижимается ко мне, окончательно задирая юбку.
– Урок первый, – мурлычет, обхватывая бедро сильнее. – Любой мужик ожидает такого удара. Лучше бей по голени или дави каблуком.
– Я тебя задавлю, понял?!
– Не кричи так громко, это возбуждает только сильнее.
Я пылаю. Каждая клетка тела кричит. От стыда. От ярости. От чего-то, что я отказываюсь признавать.
– Ты не имеешь права! – вскрикиваю. – Я студентка! Это универ! Тут нельзя!
– И где запрещено лапать девчонку, если она такая сладенькая? – мурлычет в ухо. – Покажи мне.
Я бью его кулаком в плечо. Он только усмехается, не отпуская.
Мразь. Урод. Ублюдок.
– Ты ненормальный! Сколько девок за тобой бегает! Чего ты ко мне прицепился?!
– А вот это уже не твоё дело, – резко отвечает, и голос становится ниже. – Я захотел тебя. И я получу.
Пальцы Амира скользят выше. По внутренней стороне бедра.
Горячие пальцы. По голой коже.
Потому что я – идиотка. Которая надела юбку, но не нашла дома колготок.
Хотел найти? Меня?
Зачем?!
Что им всем надо?!
Один схватил, второй лапал, теперь третий в туалете.
Селим смотрит прямо, не отводит взгляд. Ухмыляется. Он тушит сигарету о подоконник. Бросает окурок в угол.
Он двигается в мою сторону. Медленно, неспешно. С грацией хищника, который медленно загоняет добычу.
Его тёмные глаза гипнотизируют. Я пытаюсь моргнуть, сбросить пелену, но получается не очень.
Селим тормозит рядом. Неприлично, ужасно близко. Но при этом не касается.
– Что вам всем надо?! – вырывается у меня. – Вы… Вы будто издеваетесь! Почему вы так пристали ко мне?!
Селим приподнимает бровь. Смотрит на меня, будто изучает новую игрушку.
– Всем? Без понятия, – его голос мягкий, но в этой мягкости – яд. – Я в их головы не лезу. Я за себя отвечаю. И мне, звёздочка, интересно.
– Интересно?! Что?
– Твои реакции. Твоя дрожь. Это твоё сладкое «нельзя».
Он наклоняется чуть вперёд. Его руки в карманах. Его дыхание – где-то в воздухе, но я будто чувствую, как оно касается кожи.
И это сводит с ума.
Я вся пылаю. Щёки горят, как от ожога.
Я сглатываю. Не могу дышать. Селим не двигается. Он просто стоит. Но я будто загнана в ловушку.
Я вцепляюсь пальцами в край умывальника. Как якорь. Стараюсь не утонуть. Не задыхаться.
Что со мной происходит? Почему я не могу просто уйти?
– Ты не нормальный, – цежу.
– Я – Медведев. А это, как ты могла заметить, диагноз.
– Ты не получишь от меня ничего. Ясно?
– Ещё не вечер, звёздочка.
– Я на вас пожалуюсь! Я пойду к декану факультета и… К самому ректору!
– Вперёд. Провести? Я с радостью посмотрю на это.
Селим не разрывает наш зрительный контакт. И от этого всё ощущается острее, сложнее.
Я вздрагиваю, когда вибрация проходит по телу. Ох. Это мой телефон.
Влажными пальцами достаю телефон. Выдыхаю, видя имя подруги. Тут же отвечаю.
– Ты где? Ты в туалете? – уточняет Лиза. – За тобой препод послала! Валентина Сергеевна уже третий раз спрашивает, ты куда пропала.
– Да, да, всё, бегу. Сейчас выйду тебе навстречу.
Я кладу трубку, морщась, будто кто-то сжал грудную клетку. Сердце бухает, эмоции скачут, как ток по мокрым проводам.
– Мне идти надо, – мямлю, надеясь, что Селим не станет хватать. – У меня пара…
Я уже разворачиваюсь к двери, почти выбегаю – и только краем уха улавливаю:
– Скоро увидимся, звёздочка.
Я выдыхаю сквозь зубы, едва не спотыкаясь о собственные ноги.
Ну что за…
Я вылетаю в коридор, словно за мной черти гонятся. И, по сути, так и есть.
– Вер, что с тобой? – меня перехватывает подруга. – Бледная такая.
– Я ходила умыться, – лепечу, нервно поглядывая по сторонам. – Не очень себя хорошо чувствую.
– Ага. Щёки у тебя очень красные. У тебя температуры нет?
Лиза тут же прижимает ладонь к моему лбу, хмыкает. А я уже тащу её за собой.
Подальше от туалета, где скрывается Селим. Ещё не хватало того, чтобы Лиза его увидела. И сделала неправильные выводы.
Но я всё равно не выдерживаю. Шиплю тихо:
– Черт бы побрал этих Медведевых.
– А что такая? – на лице Лизы тут же появляется любопытствующий прищур. – Кто-то из них подкатывал к тебе?
– Скорее преследовал!
– И кто? А я говорила, что Назар так на тебя смотрит… И Амир ещё комплиментами осыпает… Боже, не говори, что все они на тебя запали?
– Не говорю.
– Вау! Боже мой! Ну, ты и молодец. Это же круто! Все трое за тобой бегают! Я бы мечтала, чтобы хоть один из них на меня посмотрел, а тут – вся тройка. Это просто…
– Ну, выбери кого-то одного и делов.
– Не хочу я выбирать.
– Ууу, групповушка?
Лиза играет бровями, а я заливаюсь краской. Я не это имела в виду.
Я вообще не хочу никого из них. Они мне не нравятся!
Да, когда-то я была идиоткой, но я ведь поумнела. И даже если принять их ухаживания – это ничем хорошим не закончится.
Они ведь не делятся. Никогда. Я это помню. У них между собой конкуренция.
Наверное, просто решили подшутить надо мной.
Я не хочу быть ни трофеем, ни призом. Ни игрушкой на переменке.
– Только ты не понтуйся, – продолжает подруга. – Если решишь с кем-то мутить – зови. Я хочу быть свидетельницей этой драмы века. Только не тормози. Такие шансы не каждый день. Главное – не растеряйся. Надо крутить. Верти ими! Покажи, кто здесь главная!
– Селим, убери руку, – я едва не взвизгиваю. – Убери или…
– Или? – повторяет тихо, чуть склонив голову. – Что ты сделаешь, Вер? Закричишь? Убежишь, как в прошлый раз?
Я вздрагиваю. Жарко, резко, как будто током шарахнуло. Кожа вспыхивает под его пальцами, сердце срывается в пляску.
– Ты что творишь? – шиплю сквозь зубы.
Шлёпаю его по руке. Резко. Почти вызывающе.
Селим даже не моргает.
Только чуть сильнее сжимает пальцы, вжимаясь в кожу. Его ладонь горячая, кожа чуть шершавая.
– Не дёргайся, – лениво выдыхает, поворачивая взгляд на экран. – И не отвлекайся. Не хочешь же пропустить пару? Учёба, звёздочка, – это важно.
Он реально начинает писать. Спокойно. Как будто ни хрена не происходит. Как будто его рука не лежит у меня на бедре.
Слова преподавателя сливаются в гул вентиляции. Перед глазами всё плывёт. Меня трясёт.
Я не могу сосредоточиться. Не могу дышать. Я подаюсь ближе к стене. Хочу хотя бы сантиметр воздуха. Хоть немного.
Селим тут же двигается следом. Его ладонь скользит чуть выше и прижимается плотнее.
Я замираю. Смотрю на доску, но ничего не вижу. Внутри пылает.
Я стараюсь не дышать. Не вдыхать его дурманящий аромат. Не подавать виду.
Мышцы бёдер сводит от напряжения. Сердце колотится.
Пальцы мужчины скользят чуть выше, поглаживают нежную, чувствительную кожу. Я едва не вздрагиваю. Но сдерживаюсь.
Нужно не реагировать. Он же сам говорил. Его возбуждает реакция. Значит, если я не выдам ничего – он перестанет.
Я вцепляюсь в ручку. Глядя в конспект, будто хоть что-то соображаю. Начинаю записывать.
Слова преподавателя плывут мимо ушей. Но я делаю вид. Я сижу, учусь. Как будто всё нормально.
Как будто у меня между ног не разгорается пожар.
Селим сдвигается ещё ближе. Его плечо касается моего. Теплом обдаёт.
– Не бойся, – шепчет. – Я бываю нежным. Пока ты хорошая девочка.
О Господи.
Я утыкаюсь взглядом в тетрадь, но буквы плывут. Рука дрожит. Я теряюсь в строках.
– Знаешь, что мне в тебе нравится? – тихо усмехаешься. – Делаешь вид, что тебе неприятно. Но, готов поспорить, тебе нравится.
Я жмурюсь. Со всей силы. Будто если не видеть – значит, ничего не происходит.
Никаких пальцев на бедре. Никакого горячего дыхания сбоку. Никакого Селима.
Просто пара. Просто лекция. Просто слова преподавателя, которые шумят где-то далеко, за стеклом.
Надо только сосредоточиться. Сжаться. Притвориться, что всё нормально.
Но внутри – всё кричит. Всё дрожит. И не только от Медведева.
Я чувствую на себе взгляды. Кто-то шепчет имя Селима. Кто-то – моё.
Будут сплетни. Конечно, будут. Завтра вся группа будет пялиться на меня, обсуждать. Может, уже обсуждают. Может, кто-то снимает. Может, в чат уже полетело.
Сердце гудит в ушах. Я боюсь пошевелиться. Даже вздохнуть боюсь.
И вдруг Селим наклоняется ко мне. Его плечо прижимается к моему, бедро упирается сильнее, а губы чиркают по щеке.
Я вся вспыхиваю. Как будто меня ткнули горящей спичкой в висок.
– Дашь списать? Пропустил последний слайд, – невинно ухмыляется. – Что такое, звёздочка? Почему ты так дрожишь?
Мужчина тянется к моей тетради, заглядывает в конспект. Только я-то знаю – он не туда смотрит.
– Ты очень вкусно пахнешь, – выдыхает. – Ваниль или жасмин? Расскажешь, чем ты пахнешь?
Я съёживаюсь. Дыхание сбивается. Сердце колотится, как бешеное.
Я больше не слушаю. Я просто не могу. Каждое прикосновение Селима – как укол под кожу. Как горячая капля расплавленного металла.
Мужчина ведёт пальцами по моему бедру. Под юбкой. Ненавязчиво. Почти мимолётно. Но каждый раз – это вспышка. Это жар, бегущий по позвоночнику.
Я вздрагиваю, кусаю губу, сжимаю ручку так, что пальцы белеют.
Преподаватель что-то говорит. Слайды мелькают. Однокурсники смеются в такт шутке. А я не слышу. Я не здесь.
Селим задевает мою ладонь. Случайно? Вряд ли. Поглаживает большим пальцем по запястью. Я отдёргиваюсь. Он ухмыляется.
– У тебя заебись реакция, – шепчет. – Всегда такая чувствительная?
Я жмурюсь. Глотаю воздух. Пытаюсь сосредоточиться. Переписываю слова лектора.
Раздаётся спасительный звонок. Я подскакиваю, едва не сметая тетрадь.
Каким-то чудом протискиваюсь мимо Селима. Или на другой ряд перескакиваю?
Не помню. В голове плывёт, я ничего не соображаю. Дышать начинаю лишь в коридоре.
В спину мне доносится хриплый, довольный смех мужчины.
Внутри всё пульсирует. Смешалось: страх, злость, стыд, возбуждение, ужас.
На следующий день я иду в университет с ощущением, будто в горло засунули кусок льда.
Он не тает. Он мерзкий, острый, холодный, и каждый шаг только сильнее вдавливает его внутрь.
Я не знаю, как реагировать. На них. На всю троицу. На то, что вчера случилось, и на то, что, возможно, случится снова.
И хуже всего – пожаловаться некому. Преподавателям? Ну да, конечно. Они и имена-то наши не все помнят. Ректор? Декан? Ага.
Особенно в универе, где бабки разворовываются, дипломы покупаются, а на студентов, по сути, всем плевать.
Да и как я докажу? Что Селим сделал? Сел рядом. Записывал лекцию. Улыбался.
А то, что под столом его ладонь творила – никто же не видел.
И слава богу, не видел. Мне-то и одной хватило.
В общем, никто не поможет. Никто не встанет на сторону «просто девочки», если против тебя Медведев. Тем более не один.
Но к моему удивлению – пары проходят относительно спокойно. Да, я вижу их в коридоре. Да, Назар кидает на меня свои наглые взгляды. Селим усмехается. Амир же раздаёт пошлые комплименты.
Но всё, будто, даже не так плохо.
По крайней мере, они держатся на расстоянии.
Я стою на курилке с Лизой. Не курю, конечно. Просто рядом. Она сама позвала.
– Извини за вчера, – с трудом произносит подруга. – Я не хотела игнорировать, просто… Я расстроилась. Я не должна была пересаживаться, но…
– Но? Что случилось? – уточняю обеспокоенно.
– Даня подошёл. Ну, этот, который мне нравится. Он попросил, чтобы я отсела от тебя.
– Что?
– Ну да. Сказал, мол, типа, надо. Что-то там непонятное пробормотал. Я подумала, может, это намёк. Фиг пойми какой. Так странно начинает приглашать. А в итоге – он для друга просил.
– Для Селима.
– Ага. И я очень расстроилась. Как оплёванная стояла. Прости, Вер. Правда. Мне так стыдно.
– Всё нормально, Лиз. Правда. Не обижаюсь.
Я могу понять обиду подруги. Это очень неприятно, когда понравившийся парень просто использует.
Чуть сжимаю её предплечье, стараясь успокоить. Убеждаю, что совсем не обиделась.
– Это всё Медведевы виноваты, – хмыкаю. – Они всё портят.
– Согласна, – смеётся подруга. – Ну, может это у них перед днюхой.
– Ох. Точно.
– Ага. С ума сходят перед вечеринкой. Типа закрытая будет, для своих. Самых популярных только зовут.
Я морщусь. Не хочу слушать про мужчин и то, как они будут праздновать своё двадцатитрёхлетие.
Но не сомневаюсь, что с шиком и размахом. Они ещё в школе были у всех на слуху.
Девчонки охотились за слухами, как за билетами на концерт.
Кто пойдёт? Кого позвали? Что наденут?
И всегда – старшаки. Те, кто «на уровне». А я?
Меня никогда не звали.
И я, конечно, не хотела. Ну пф. Ещё чего. Мечтать попасть туда? Ну уж нет. Ни капельки!
Просто в груди немного щемит. Как будто память щёлкнула по ребру.
Как будто школьница внутри всё ещё шепчет: «А если бы?»
Нет. Даже думать не хочу.
– Пусть зовут, – отмахиваюсь. – Мне без разницы.
– Ну, знаешь… – тянет Лиза. – Многие бы продали душу, чтобы попасть на их пати. Там, говорят, даже бассейн будет.
– Надеюсь, утонут.
Подруга смеётся. А я перевожу тему. Мы болтаем о безопасном. О том, что препод тупит, о том, что в столовке снова пюре как бетон.
– Эй, привет, – парень появляется словно из ниоткуда.
Один из тех, с кем мы играем в волейбол на физре. Высокий, плечистый, с чуть растерянным лицом.
Он трёт шею, будто растянул, и стоит с видом, будто случайно оказался здесь.
– Привет, – Лиза улыбается. – Пришёл составить нам компанию?
– Вроде того.
Он смеётся. Неловко. Совсем не знает, куда деть руки. Сначала в карманы, потом скрещивает, потом снова вынимает.
– А, ну… Да я просто, ну, не специально, – бормочет он. – Просто шёл мимо…
– Ой! – театрально ахает Лиза. – Мне надо срочно! Пойду! Там!
И делает резкий шаг назад. Уже разворачивается, кидая мне на прощание многозначительную улыбку, словно знает, чего я не знаю.
– Лиз… – начинаю я, но она уже исчезает.
– Эм… – парень мнётся, трёт затылок. – Я… Ты любишь кофе?
– Да.
– А хочешь его когда-то?
– Эм… Да? – тяну неуверенно.
– Я имел в виду не просто… Кофе. А типа, кофе как… – он запинается. – Ну, как на свидание.
Я чувствую, как вспыхивают щёки. Секунда – и всё внутри гудит, будто кто-то барабанит изнутри.
Сжимаю пальцы на мяче. Ладони чуть вспотели, но я делаю вид, что всё под контролем.
Выходим на линию. Кидаем друг другу мяч. Просто подача. Просто тренировка. Просто упражнение.
Я вдыхаю глубоко. Закидываю мяч вверх, отхожу назад и бью. Мышцы плеч напрягаются.
Назар отбивает в два счёта. Легко. Даже не напрягается, ублюдок.
Мы повторяем снова и снова. Он подаёт. Я отбиваю. Я подаю. Он отбивает.
Темп высокий. Сердце уже бьётся быстрее, а лоб чуть влажный от пота. Мышцы ноют от однообразия движений.
Назар молчит. Играем в тишине, только звуки ударов и сбитого дыхание.
Мне жарко. А он? Он словно из камня. Черт возьми, да он даже не вспотел!
Назар продолжает подавать. Один удар за другим. Чётко, ровно, жёстко.
Я ощущаю, как колет в боку. И как хочется выругаться.
И тут подходит тренер. Впервые за всё занятие.
– Вот это работа, – хвалит. – Самая долгая подача за вечер. Молодцы. Ну ты и чемпион, – хлопает Назара по плечу. – Видно, рука не забывает. Хорошо сыграно!
Я фыркаю тихо. Назар даже не останавливается. Пока тренер говорит – он легко отбивает мяч.
Удар. Полёт. Пружинистое движение. Принимаю – с трудом. Бью вверх. Стараюсь не ошибиться.
И в какой-то момент – промах.
Чёрт!
Мяч чиркает по пальцам, отскакивает и уходит вбок. Отлетает, катится по полу.
Я выпрямляюсь, вздёргивая подбородок. Горло перехватывает обида. Чувствую, как щёки заливает жар.
– Ничего-ничего, – тренер кивает, успокаивающе. – С Медведевым вы быстро научитесь. Уверен, ещё повторим. Ага, Назар?
Я закатываю глаза. Конечно. Конечно, блин, с Медведевым! Где Медведев – там сразу талант, успех и гарантированный результат.
Я сжимаю зубы, чтобы не прокомментировать вслух. То, что Назар меня бесит, не повод грубить тренеру.
Иду за мячом, глотая все проклятия. Ну и плевать, пусть его чемпионом считают.
– Это не она со мной учится, – вдруг произносит Назар. – Это я с ней. Она играет круто. Несколько лет профессионально занималась, в соревнованиях участвовала.
Я растерянно замираю. Тренер тоже удивлён. У меня словно перекручивает всё внутри.
Назар защищает меня? Хвалит? Публично?!
Я моргаю. Как идиотка. И радость, и шок, и всё вперемешку. Мозг отказывается воспринимать.
– Правда? – тренер поворачивается ко мне. – Ну, тогда молодец, Зорянова. Не знал. Видно, что у тебя есть база. Так держать.
Он кивает, разворачивается и уходит к другой группе.
А я…
Я стою. Молча. Неловко. В груди – дрожь. Щёки пылают. Я не знаю, куда деваться. И не знаю, куда смотреть.
Собираюсь, делая просто вернуться к игре. На этот раз я подаю без промаха. Мяч вылетает ровно, сильно, отскакивает от пола и взмывает вверх – почти идеально.
Я выпрямляюсь, вытираю ладонь о лосины. Пульс в ушах, жар в груди. Пот по спине течёт, как ручей. Блин.
– Необязательно было меня защищать, – выдыхаю, не глядя на мужчину.
– Я сам решу, что мне делать, – коротко отрубает он.
Я хмыкаю. Ну конечно. С ним же всё просто: захотел – сделал. Захотел – забрал. Захотел – защитил. Никакой логики.
Только его правила.
Замолкаю. Сосредотачиваюсь. Мы снова переходим к подачам, но теперь нижним. Когда руки сложены, ладонями вверх, и надо отбивать снизу.
Приседаю. Поза не самая изящная: колени согнуты, спина напряжена, руки скрещены, ладони сжаты.
Мышцы горят. Бёдра дрожат от напряжения. Каждое движение отдаётся в плечах, в запястьях.
Жаркий воздух будто слипается на коже. Волосы, хоть и в пучке, но выбились прядями, липнут к вискам.
Я уже готовлюсь к новой подаче, когда Назар вдруг не отбивает. Просто ловит мяч на лету.
Вены на предплечьях будто выпирают сильнее, когда он крутит мяч в руках.
– Ты чего? – не понимаю.
– Неправильно делаешь, – насмешливо хмыкает.
– Что?!
– Ты ошибки делаешь. Я покажу как надо.
Оскорбление щёлкает по самолюбию. Я выпрямляюсь. В смысле неправильно?!
Я уверена, что делаю всё, как нас учили на тренировках!
Но Назар ухмыляется. Опускает мяч на пол и подходит ко мне.
До меня быстро доходит то, что задумал мужчина.
– Уйди, – резко выдыхаю, отступая на шаг. – Я сама разберусь.
– Нет, не разберёшься, – отрезает он и в следующую секунду уже оказывается за моей спиной. – Поза у тебя говно.
– Извини, что?!
Но он не отвечает. Просто сжимает мои бёдра. Крепко. Точно. Поворачивает.
Я не знаю, как Медведевы это делают. Как появляются везде. В коридорах. В аудиториях. Раз за разом.
– На праздник придёшь?
Назар перехватывает меня прямо у гардероба. Его майка тянется по плечам, волосы чуть растрёпаны, как будто только что с тренировки.
– Нет, – выдыхаю. – Я не...
– Придёшь, – хмыкает. – Продолжим там нашу «тренировку». Я усвоил, что тебе нравится.
Меня обдаёт жаром. Я вспыхиваю, но тут же качаю головой:
– Я не пойду.
Он замирает. Глаза темнеют. Скулы подёргиваются. Молчит секунду.
Я сжимаю лямку рюкзака и пробираюсь в толпе студентов. Вроде выбралась.
Но спокойствия хватило только на одну пару. Препод отпускает нас чуть раньше, за десять минут до звонка.
Я копошусь с вещами, а Лиза уже убегает в столовку, чтобы не стоять потом в очереди.
Выхожу в коридор, и тут же оказываюсь прижатой к стене. Селим ставит руки по бокам от моего лица.
Смотрит сверху вниз, как будто я очередная задача на его зачёте. И он – тот, кто решает, что со мной делать.
Я замираю. Горячо. Слишком близко. Слишком много тела, запаха, давления.
Селим будто не касается, но воздух между нами вибрирует.
– Ты красивая, когда злишься, – выдыхает. Его голос скользит по коже.
– Тебе что, делать нечего? – пытаюсь выдохнуть со злостью, но получается шёпот.
Селим наклоняется. Его губы почти касаются моих. Дыхание горячее, медленное.
– Ты придёшь на мой день рождения? – шепчет.
Я задыхаюсь. Всё внутри стягивается. Я чувствую жар его тела, как будто это он прижимается, хотя на деле всё в миллиметре от приличий.
– Я не хочу. Селим, – шепчу. – Не надо. Правда.
Он наклоняется ниже. Губы почти касаются мочки уха. Я вздрагиваю, поднимаю руку, упираюсь в его грудь.
– А ты сама посмотри, какая у нас будет вечеринка, – шепчет он, тёплым, чуть хриплым голосом. – Я тебя найду в толпе. Угощу чем-то вкусным. Хочешь сладкое? Или покрепче?
Я сжимаюсь. Его голос – как бархатная петля на горле. Медленно затягивается.
– А после будет бассейн. Тёплая вода. Всех остальных выгоню, останемся только мы вдвоём. Знаешь, чем мы займёмся, звёздочка?
Он не дотрагивается, но я чувствую, как горит кожа. Как будто он гладит. Как будто уже делит с собой воздух.
– У меня дела, – бормочу. – Мне надо…
– Отменим, – спокойно парирует он. – Всё, что у тебя есть – уже отменено.
– Отпусти. Сейчас пара закончится. Все выйдут. Все увидят, как ты меня зажимаешь.
– Вот именно, – ухмыляется. – Увидят, как ты со мной дрожишь. Не хочешь слухов, крошка? Тогда соглашайся. Приди. Будь красивой. И танцуй со мной, когда я скажу.
Я дрожу. Слова застревают в горле. Ноги ватные. Мозг орёт «беги», а тело мне не принадлежит.
Я понимаю, что мне не выбраться. Он не отступит. А если увидят другие студенты…
То всё станет ещё хуже.
Нужно что-то срочно придумать. Как переиграть того, кто сам привык играть?
И ещё когда он так близко. Подаётся ко мне. От его близости мурашки по коже. Ударная волна жара в животе.
– А-ах…
Вырывается у меня, и я хватаюсь за низ живота, резко сгибаясь пополам.
– Что?! – Селим подаётся вперёд, хватает за плечи. – Что случилось?
– Отойди. Мне плохо!
– Тише, звёздочка. Скажи, где болит. Я помогу. Ну? Что?
– У меня просто приступ.
Хриплю. И, только почувствовав ослабевшую хватку, я отскакиваю в сторону.
– Приступ хитрости, Селим.
Я спешу убраться подальше, пока Селим не опомнился. И не остановил меня снова.
Залетаю в столовку, падаю напротив Лизы. На столе уже стоят подносы с едой.
– Я тебя обожаю, – выдыхаю, притягивая к себе чай.
– Да? А выглядишь как будто убить готова.
– Это всё Медведевы. Они бесят! По очереди лезут. Я уже ничего не понимаю.
– Всё просто. Медведевы на тебя охоту объявили. Серьёзно. Амир сказал, что если я затащу тебя на их днюху – он даст мне официальное приглашение.
– И ты согласилась?!
Лиза смотрит на меня с обидой. Демонстративно дует губы, отворачивается в сторону.
Всем видом показывает, как ей не нравится мой вопрос. Притом что я знаю, как Лиза хотела туда попасть.
– Нет конечно! – выпаливает подруга. – Ты серьёзно?! Я была бы рада, если ты пойдёшь. Но уговаривать не стану. У тебя свои мотивы.
– Спасибо.
– Хотя ты дура, Вер. Ты понимаешь, кто там будет? Парни с машинами, с квартирами, с родителями, у которых, блин, свой бизнес. Один знакомый Медведевых – и тебе потом не надо будет по собеседованиям ползать. Сама говорила, что хочешь практику в нормальной компании? Ну вот.
Это просто кошмар.
Я согласилась! Пообещала прийти. Как последняя дура.
Ладони холодные, сердце отказывается рядом. Паника скребёт внутри, с каждой секундой только крепче.
Зачем? Зачем я это сказала?!
Но…
Я не могу забрать слова назад.
Я всегда держу обещания. Меня так воспитали. А главное – они не отстанут.
Если я не приду, то заберут силой. Или с понедельника начнут вдвойне приставать, раз я нарушила обещание.
А может, достанется вовсе не мне. А тому же Валере, которого испугали ни за что.
Выхода нет.
Я бросаю кофту на кровать и тут же падаю рядом, лицом в подушку. Воздуха не хватает. Мозг шумит.
Хотела собраться, хотела настроиться… Но день почти закончился, а я всё ещё в том же смятении.
Как мне себя вести?!
Прятаться в туалете? Отшучиваться? Убегать через окно? Как избежать Медведевых, на чей праздник я еду?
– Господи, – выдыхаю и сжимаю лицо в ладонях. – Я не справлюсь.
Тут же раздаётся стук в дверь, заставляющий меня вздрогнуть.
– Верунчик, я войду? – раздаётся голос бабушки. И заходит, не дождавшись ответа. – Это что тут за армагеддон?
– Я… – машу рукой на гору одежды. – На день рождения собираюсь.
– Какой ещё день рождения?
Я моргаю. Ой.
Я подскакиваю с кровати, осознав, что забыла предупредить бабушку.
– Прости, – кусаю губу. – Меня тут пригласили в последний момент, я замоталась.
– И кто пригласил?
– Да старые знакомые. Ну, Медведевы. Мы когда-то в школе общались.
– Медведевы… А, помню-помню. Хорошие мальчики. Такие вежливые, добрые. Вечно тебя защищали.
Я чуть не фыркаю. Хорошие. Угу, те ещё защитники теперь. От них бы кто спас.
Но я молчу. Не хочу, чтобы бабушка волновалась. Ей и так хватает. Сердце шалит. И давление. И таблетки эти, вечно забывает.
А ведь она вытащила нас всех. Маму подняла одна, а потом – когда случилась та авария – и меня. Совсем ребёнка.
И слёзы мои видела, и крики ночные терпела, и на работу снова пошла, когда пенсии не хватало.
Работать я бы сама уже давно пошла, честно. Но бабушка каждый раз – как танк прёт:
– Ещё чего! Работать она собралась! Знания – вот что нужно! Тебя не ради уборки растили!
И с ней не поспоришь. Договорились, что после второго курса я пойду по специальности куда-то на практику.
А пока стипендия. Да и пенсия у бабушки хорошая. Нам на всё хватает.
Хотя я бы уже где-то подработала, чтобы заработать бабушке на поездку в санаторий.
Она очень на природу хочет. Куда-то в горы.
– Иди, – отпускает бабуля. – Только не вздумай напиться или нарядиться как повеса.
– Хорошо…
– И смотри, чтобы платье не выше колена. Чтоб они понимали, что надо постараться, чтобы увидеть хоть что-то.
– Ба!
Я смущаюсь, заливаюсь краской. Взмахиваю руками, не зная, как объяснить, что ничего они вообще не увидят!
– А что дарить будешь? – прищуривается бабушку.
– Бабуль, да там без подарков…
– Без чего? – хлопает в ладоши, ахая. – Кто так ходит? Что это за манеры? О! Я тебе пирог заверну. Только испекла.
– Какой пирог? Ба! Мой любимый? С маком?
Она лишь кивает. Я фыркаю. Вот и всё. Теперь и мой пирог уйдёт этим мерзавцам.
Я всё могу простить, но пирог…
Это уже предательство!
Бабушка бодро убегает паковать пирог, пока я собираюсь. Со вздохом достаю первое попавшееся платье.
Скептически осмотрев, решаю, что подойдёт. Белое шерстяное платье, чуть приталенное, до колен.
Ткань мягко ложится по фигуре, с тонкими бретельками, и повисшими рукавами.
Скромное, но не мешковатое. Как раз такое, чтобы никто не сказал, что я старалась.
Собираю волосы в хвост, на губах – бальзам. Больше не крашусь.
– Во сколько вернёшься? – спрашивает бабушка, стоя в дверях кухни.
Я спешно натягиваю сапоги, хватаю пальто.
– Через пару часов, бабуль. Обещаю.
Я только зайду, покажусь и сбегу. Я же не обещала Медведевым, что буду долго.
Бабушка хмыкает, облокотившись на косяк:
– Я что, молодой не была? – её глаза сверкают насмешкой. – Знаю я такие «зайду и сбегу». Гуляй. Только мальчикам больше одного поцелуя не давай.
– Ба! – я возмущённо оглядываюсь, распахнув глаза.
– А что «ба»? Одного поцелуя хватит, чтобы понять, какой он. А там посмотришь, какой мальчик тебе больше нравится. И выберешь.
– Что? – хриплю я. – В смысле выбрать?
– Ну, ты не глупая, – усмехается Амир. – Понимаешь же. Один вечер. Одна ночь. Один из нас.
Меня бросает в жар.
Я не могу пошевелиться. Словно кожа вспыхнула, словно я стою на раскалённой плите, и некуда деться.
Это ненормально. Это невозможно. Так не бывает!
Я открываю рот, чтобы что-то сказать – отмахнуться, посмеяться, сказать «вы с ума сошли», но воздух не идёт.
– Не смущайся, звёздочка, – тянет Амир, подходя ближе.
Выбирай смело. Мы не обижаемся. Мы играем честно.
Он подступает ближе, тепло от его тела накрывает с головой. А потом – его рука обвивает мою талию.
– Пошли, – говорит. – Пора веселиться.
Я дёргаюсь. Хотела бы отстраниться. Но Амир уже ведёт меня вперёд, легко, как будто я из воздуха.
Я не сопротивляюсь. Потому что не могу. Потому что мозг вообще перестал принимать команды. Только чувствую: горячая ладонь сквозь ткань, жар дыхания где-то вблизи уха.
Амир ведёт меня вглубь дома. Просторный холл переходит в большую, светлую гостиную.
Огромный диван. Полумрак. На столе бутылка вина, несколько бокалов.
Сердце гремит в груди. Ступни будто ватные. Я почти не чувствую пола под ногами.
Всё внутри горит. Я не могу дышать. Всё слишком близко. Слишком реально.
Я вырываюсь. Отступаю. Обнимаю себя за плечи. Смотрю на них – на всех троих – как на сумасшедших.
– Это шутка? – спрашиваю дрожащим голосом. – Вы серьёзно?
– Серьёзнее некуда, – стальным тоном произносит Назар.
– Я учусь с вами две недели! Серьёзно? Вы вдруг захотели? Вот так?
– Кто тебе сказал «две недели»? – Амир выгибает бровь. – Думаешь, всё началось только сейчас?
Я моргаю. Слова вязнут в горле. Что он несёт? Амир качает головой, приближаясь снова.
– Мы тебя помним. Давно видели, – подмигивает. – Ты просто не обращала внимания. Но чтобы знать…
– Раз ты хочешь узнать историю, звёздочка… – Селим склоняет голову. – Придётся сесть. И играть по правилам.
Он указывает на диван. А я стою. Не дышу. Не понимаю. Но внутри всё дрожит.
Потому что, возможно, это не шутка.
Я не знаю, чего больше – жара под кожей или льда под рёбрами.
Словно кто-то сбил настройку внутри меня, и теперь каждый нерв – это провод, и все они коротят.
Жар вспыхивает в лице, расползается по коже. Я обнимаю себя за плечи, будто это поможет хоть как-то удержаться в реальности.
– Всё равно вы меня не отпустите, да? – фыркаю.
Они молчат. Но их взгляды говорят громче слов.
С демонстративным движением я опускаюсь в кресло. Скрещиваю ноги, будто мне плевать.
Будто я не горю от смущения, не чувствую, как всё тело в напряжении.
Но они только ухмыляются. Раскусывают меня слишком быстро.
– Что будешь есть? – спрашивает Назар, садясь напротив.
– Я не голодна, – выдыхаю, чувствуя, как горит лицо.
– Так не делается, звёздочка, – Амир хмыкает. – Ты пришла на день рождения. А мы – хорошие хозяева. Голодной не оставим.
– У нас есть пицца, суши, буррито, паста, куриные наггетсы, картофель по-деревенски, салаты…
– Я сказала, ничего.
Они молчат. Но их взгляды… Горячие. Тяжёлые. Словно прожигают сквозь кожу.
Селим чем-то шумит сбоку. Я оборачиваюсь – он достаёт бутылку вина. Наливает в высокий бокал.
– Не надо, – шепчу, когда Селим подходит ко мне с вином.
Его ладонь большая, тёплая. Спокойно перехватывает мою, разворачивает ладонью вверх.
– Возьми, – голос у него ленивый, почти ласковый. – Ты гостья. Наслаждайся.
Я дёргаю рукой, но он держит крепко. Его пальцы скользят по моим, плавно, чуть надавливая.
Вкладывает тонкую ножку бокала в мою ладонь и будто вжимает.
Жар проходит по коже. От пальцев до плеча, прямо под кожу. Он держит мою ладонь так, как будто делает нечто интимное.
Как будто между нами что-то есть. Бокал тёплый от его ладоней, скользкий, тяжёлый.
– Ладно, – бормочу, выдёргивая ладонь с бокалом. – Но пить я не буду.
Селим только усмехается. Медленно отступает, будто зная, что уже выиграл.
Как будто моё согласие – не про вино. А про что-то большее. Что-то, от чего мне самой хочется спрятаться.
Я прижимаю бокал к груди. Не пью. Просто держу. Но под их взглядами – будто обнажённая.
Горло сухое. Виски пульсируют. Я поднимаю взгляд, заставляя себя говорить:
– Вы сказали, что хотите меня не две недели… Что это значит?
Жарко. До дрожи в коленях, до липкой щекотки под кожей.
Я поднимаюсь, едва удерживая бокал, чудом не расплескав вино.
Я отхожу к окну, откидываю защёлку, с усилием распахиваю створку. Впускаю прохладу. Глоток свежего воздуха хоть немного помогает.
Оборачиваюсь назад – мужчин нет. Исчезли. Хмурюсь. Куда это они?
Черт, мне даже легче. Никто не сверлит глазами, никто не ухмыляется. Мои щёки чуть остывают, я позволяю себе выдохнуть.
У меня есть шанс. Немного времени, чтобы прийти в себя. Собраться. Осознать то, что только что услышала. Они следили. Обсуждали. Хотят. Все трое.
С ума сойти.
Смешно. Я же просто студентка. Просто перешла на второй курс. А они… Трое хищников, устроивших засаду. Властных, популярных, красивых.
И я?
Ладно. Плевать. Я справлюсь. Надо просто дотянуть до утра. Там всё решится. Главное – не поддаться.
Медведевы возвращаются. Я дёргаюсь, быстро отхожу от окна, пряча дрожь.
Мужчины входят подносами, коробками, тарелками. Закуски. Много. Настолько, что я растерянно таращу глаза.
– Раз ты у нас ничего не хочешь – хоть перекусишь, – усмехается.
– Это всё… – я запинаюсь. – Вы же отменили вечеринку?
– Почему? Она идёт. Просто не здесь.
– Там и без нас оторвутся, – добавляет Селим. – А у нас тут компания интереснее.
Я возвращаюсь в кресло. Сажусь аккуратно, будто не знаю, куда деть руки, куда смотреть, как вздохнуть, чтоб это не сочли сигналом.
Платье цепляется за край сиденья, бокал с вином ставлю на столик, а ладони сразу прижимаю к коленям.
Они ставят тарелки. Амир отделяется от стола. Я замечаю его краем глаза. Обходит кресло.
И прежде чем я успеваю дёрнуться, он кладёт руки мне на плечи.
– Эй, эй… – шепчет, будто смеётся. – Расслабься, звёздочка. Ты такая вся натянутая. Хочешь, я покажу как надо?
Я вздрагиваю. Плечи подскакивают, но он только сильнее сжимает. Глубоко, вминая пальцы в мышцы.
Жар от его ладоней расползается по спине.
– Спокойно, – тянет. – Я знаю, как сделать тебе хорошо. Хочешь, я покажу, как правильно трогают звёздочек? Или ты только мячиками любишь, а не пальцами?
Я смущаюсь так, что, кажется, кожа светится. Щёки горят, уши горят, всё внутри горит, и я не знаю, то ли встать, то ли ударить его.
Его пальцы делают круг по плечам. Давят. Разминают. Мнут, будто я – его, будто он имеет право.
Я смотрю на других. Селим застыл у стола, сжал челюсть так, что скулы выгнулись. Глаза горят.
Назар морщится. Рука судорожно теребит зажигалку.
Назар резко бросает:
– Пошли. Курить надо.
Селим даже не смотрит. Просто кивает. Разворачиваются и почти выбегают.
А я остаюсь. С Амиром. Вдвоём.
Не понимаю, что произошло. Запрокидываю голову, пытаясь получить ответ.
Амир наклоняется к уху. Дыхание обжигает кожу, и я вся в мурашках.
– У нас уговор, – шепчет. – Полчаса наедине. Каждый. Ты – главный приз. И сейчас ты моя.
У меня перехватывает дыхание. Его пальцы начинают двигаться. Не грубо – уверенно.
Большие пальцы давят в основание шеи, продавливают кожу, будто он точно знает, куда нажимать.
Горячо. Противно. Приятно. Я не знаю, как это назвать.
– Такая зажатая, – шепчет он. – А ведь могла бы просто расслабиться и кайфануть. Никто не мешает, Вера. Полчаса у нас с тобой. Никто не тронет. Или боишься себя? Или того, что тебе понравится?
– Не нравится.
– Конечно. Веры тебе нет, Вера. На публику такая ледышка, – его пальцы скользят к ключицам, поглаживают линию шеи. – Внутри ты пульсируешь от желания. Я вижу.
Я хватаю его запястье, пытаюсь отстранить. Но он сильный. Пугающе сильный.
– Ты горячая девочка, Вера. Слишком горячая, чтоб притворяться.
Его ладонь касается груди, скользит по верхнему краю платья. Я вскидываю плечи.
– Амир… – голос предательски срывается.
– Я здесь, – отвечает он почти ласково. – Я разберусь с тобой, как обещал. Тебе понравится.
Его пальцы опускаются ниже, обводят линию под грудью. Я вся напрягаюсь. Сердце бьётся в горле.
Воздуха мало. Жара много. Слишком много.
Я не понимаю, чего больше – ужаса или желания. Я не понимаю, чего жду.
Жар в животе разгорается. Потому что он гладит меня уверенно, медленно, будто выверяя каждое движение.
Он наклоняется. Горячее дыхание касается моей щеки, и я вздрагиваю.
Я почти встаю, собираюсь выскользнуть, но Амир мягко, но решительно опускает меня обратно.