Один дома

Один дома

Глава 1. Выход из клетки

Сознание возвращалось медленно, как вода, просачивающаяся сквозь песок. Сначала появились звуки — монотонное гудение вентиляции, периодические щелчки реле, едва слышное шипение газовых клапанов. Потом пришли тактильные ощущения: холодная поверхность под спиной, лёгкое покалывание в конечностях, привкус металла во рту.

Я открыл глаза и уставился в матово-белый потолок криокапсулы. Над моим лицом мигала зелёная лампочка, означающая успешное завершение цикла разморозки. Справа тихо жужжал блок мониторинга витальных функций. Всё как положено, всё по протоколу.

«Максим Андреевич Калкинов, НИИ Криогеника, эксперимент номер сто двадцать три», — проговорил я вслух, проверяя голосовые связки. Голос звучал хрипло, но внятно. Хорошо.

Потянулся к панели управления капсулы и нажал кнопку полного открытия. Створки разошлись с мягким шипением, и в лёгкие хлынул воздух лаборатории — чистый, прохладный, с едва заметным запахом озона от воздухоочистителей.

Сел в капсуле, разминая затёкшие мышцы. Два года криосна, если всё прошло по плану. Два года — и я снова в сознании, готов делиться впечатлениями с коллегами, анализировать данные, писать отчёты.

Только где коллеги?

Лаборатория погружена в полумрак аварийного освещения. Это странно. По протоколу, момент пробуждения должен контролировать целая группа медиков и техников. А здесь тишина, если не считать системных шумов.

Может, задержались? Или перенесли встречу на другое время?

Я повернул голову и увидел надписи на стене. Неровные буквы, написанные красной краской прямо по белой поверхности:

«Макс, прости, мы не смогли тебя достать».

«Будь осторожен — капсула окружена неизвестной аномалией».

«Попробуй добраться до сейфа, там мы оставили тебе инфопланшет, а также бумажные записи со всей необходимой информацией. Код — ноль ноль ноль ноль».

«Удачи».

Несколько секунд я просто смотрел на эти строчки, пытаясь осмыслить прочитанное. Потом рассмеялся — коротко и без особого веселья.

«Если это розыгрыш — продакшен у ребят космический», — пробормотал я, выбираясь из капсулы.

Но когда ноги коснулись пола, я понял, что это не розыгрыш. Воздух вокруг меня странно дрожал — не от жары, не от холода, а как-то по-особенному. Словно пространство рябило, как поверхность пруда от лёгкого ветерка. Только пруда не было. Была обычная лаборатория, и рябь проходила прямо по воздуху.

Замер на месте. Присмотрелся внимательнее.

На металлических поручнях поблизости время от времени пробегали странные отблески. Не отражения света — именно отблески, появляющиеся и исчезающие без видимых причин. В тишине лаборатории едва слышно звенел металл — тихий, мелодичный звон, как от удара камертона.

Всё это повторялось ритмично. Отблески на поручнях — раз в четыре секунды. Звон металла — раз в шесть. Рябь воздуха — постоянно, но с усилением каждые восемь секунд.

Я потянулся к нагрудному карману комбинезона и нащупал привычную твёрдость записной книжки. Хорошо. Достал её вместе с карандашом и начал записывать наблюдения.

«День икс. Время — неизвестно. Место — лаборатория номер семь, НИИ Криогеника. Пробуждение после планового криосна. Персонал отсутствует. Наблюдаются визуальные и аудиальные аномалии неясной природы».

Записал временные интервалы, зарисовал примерную схему помещения с указанием зон наибольшей активности аномальных эффектов.

«Гипотеза номер один: галлюцинации после длительного криосна. Проверка: тактильный контакт с аномальными зонами».

Осторожно протянул руку к ближайшему поручню. В тот момент, когда должен был появиться отблеск, почувствовал лёгкую вибрацию в пальцах. Словно поручень дрожал в такт невидимому ритму.

«Гипотеза номер один отвергается. Эффект материальный, воспроизводимый».

Оглядел лабораторию более внимательно. В дальнем углу, возле рабочего стола, воздух казался спокойнее. Там рябь была едва заметна, отблески не появлялись вовсе.

«Островок стабильности», — пробормотал я, делая ещё одну пометку.

Но сначала нужно выбраться из этой... как её назвать? Клетка из искажений пространства? Ловушка? Аномалия?

«Клетка Лиссажу», — решил я, вспомнив математические фигуры, которые рисует осциллограф при наложении двух синусоид. Здесь тоже было наложение ритмов, только не электрических сигналов, а чего-то гораздо более фундаментального.

Я проверил содержимое карманов комбинезона. Набор гаек разного размера — остались с последнего ремонта оборудования. Моток изоленты. Складная линейка. Несколько болтов. Мелкий инженерный хлам, который всегда ношу с собой по привычке.

Достал самую лёгкую гайку и аккуратно покатил её по полу в сторону выхода из лаборатории. Гайка докатилась до границы аномальной зоны и внезапно подскочила, описав в воздухе маленькую петлю.

«Интересно. Кинетическое воздействие на объекты».

Попробовал ещё раз, но теперь синхронизировал бросок с моментом минимальной активности — когда рябь воздуха была едва заметна. Гайка прошла спокойно.

Значит, есть безопасные фазы. Нужно только их поймать.

Я потратил следующие двадцать минут на изучение ритма аномалии. Записал в блокнот временную диаграмму, отметил моменты максимальной и минимальной активности. Построил простейший алгоритм движения: шаг в момент спада, пауза четыре секунды, следующий шаг.

Разметил путь гайками — каждая в точке, куда можно безопасно ступить. Получилась странная дорожка, змеящаяся между невидимыми препятствиями.

«Ну что, Максим Андреевич, — обратился я к самому себе, — пора танцевать».

Первый шаг. Пауза. Второй шаг. Пауза. Рябь воздуха усиливается, но я замираю, жду, когда она спадёт. Третий шаг.

Движение получилось действительно похожим на танец — медленный, осторожный, с долгими застываниями в неудобных позах. Но метод работал. Через десять минут я стоял в центре лаборатории, вне зоны активности аномалии.