Одиночка

1

— Классное место! — выкрикивает Диана и игриво подталкивает меня локтем. — Долго за столом торчать не будем! Надо идти танцевать! 

Я машинально стираю с колена несколько капель коктейля, который она небрежно покачивает в руке, и радуюсь, что платье достаточно короткое. Пятна на белом было бы не скрыть, и к тому же обидно испортить подарок Димы.

— Давайте хотя бы пару тостов для именинницы скажем? 

Я оглядываю стол, за которым, помимо меня, сидят еще четверо. Сегодня в популярном караоке-баре мы празднуем день рождения моей лучшей подруги. Ксюше исполняется двадцать шесть. 

— Ксюнчи-и-ик! — Диана воздевает бокал вверх и энергично ударяется им с каждым. — Ты красотка и умница! Всегда оставайся такой! С днем рожде-ения-я! 

Я чувствую раздражение, оттого что праздник дорогого мне человека перестает быть особенными событием и превращается в обычный субботний девичник с кальяном. Под тостами я подразумевала душевный монолог, а не безликий набор слов, произнесенный с намерением выпить. 

Воспользовавшись тем, что пение за соседним столом смолкло, а Диана делает селфи, тяну фужер имениннице.

— Ксю, ты, конечно, и так все знаешь, но раз уж сегодня твой праздник, то грех не повторить, да? 

Она с улыбкой кивает. «Конечно знаю, Даш, но ты уж говори-говори».

— Очень важно иметь такого человека, которому можно позвонить в любое время и знать, что он будет рад тебя услышать. Для меня такой человек — ты. Самая близкая подруга, женщина, которой я восхищаюсь. Надеюсь, ты всегда держишь в уме, что тоже можешь позвонить мне в любой момент. Будь счастлива, моя хорошая! Я тебя очень люблю.

Чокнувшись, мы обнимаемся через стол. Ксюша успевает шепнуть мне на ухо «я тоже тебя люблю», прежде чем по залу прокатывается немелодичное завывание. По мне, так плохая идея — пытаться читать рэп в караоке.

— Прошу заметить, что смысл моего тоста был тем же, — с деланной обидой фыркает Диана и кивком указывает на стол. — Дима вон тебе звонит. Успел, видать, соскучиться. 

— Алло. — Прикрыв динамик рукой, я машинально оглядываюсь в поисках места потише. — Что-то случилось? 

— Нет, просто так звоню. Как у вас дела? Весело? 

— Да, всё отлично. Шампанское заказали. Песни еще не пели и даже не выбирали. 

— Ладно. Позвони мне, как домой соберешься. Я за тобой заеду. 

— Хорошо. Здесь музыка громко играет, так что имей в виду, что звонок я могу не услышать. 

Закончив разговор, убираю телефон в сумку и тянусь за фужером.

— Вот это любовь! — Диана театрально прикладывает руку к груди и закатывает глаза. — Ни минуты друг без друга не могут.

В нашей компании на ее выпады давно никто не обращает внимания, и я не исключение. Отпуская язвительные комментарии, Диана безопасно утилизирует агрессию, накопленную за годы проживания с отцом-алкоголиком. По крайней мере, так говорит наша подруга Карина, которая учится на психотерапевта.

— Ладно, хватит шампанское сосать! — Диана по-свойски хватает меня за руку и тянет вверх. — Танцевать пойдем! А то у меня от сидения жопа квадратной стала. 

Поморщившись, я пытаюсь высвободить руку, хотя и знаю, что Диану таким вялым сопротивлением не пронять. Как итог, через несколько секунд мы втроем, включая Карину, оказываемся стоять перед сценой среди других танцующих. Если вообще можно назвать танцами попытки попасть в такт монотонного рэп-бита. 

— Давайте сегодня веселиться как следует, девочки! — громко наставляет Диана, приобняв нас с Кариной за плечи. — Пусть Ксюхина днюха разбомбит этот сарай! 

К счастью, меньше чем через минуту звучит новая композиция, куда более легкая и мелодичная, и двигаться получается более слаженно. Я лет сто не танцевала. Даже дома перед зеркалом. Сначала нервотрепка с аспирантурой, потом поиски работы, дальше ремонт в квартире… А танцевать нужно… Как там гласит опросник из интернета? «Спроси себя, когда ты в последний раз пела, наслаждалась музыкой и танцевала?» В моем случае — прошла целая вечность. 

Качнув бедрами, я поворачиваюсь в сторону стола, где осталась сидеть Ксюша, и маню ее к себе. В отличие от меня,  подругу не так просто затащить на танцпол. «Пойдем к нам? Тут весело». 

Она морщится и отрицательно трясет головой. «Нет, не пойду. Пока не хочется». 

Я собираюсь сгримасничать в духе «Ну ты и бука», но черты лица вдруг обмякают, словно накрахмаленная ткань, опущенная в воду. Причина этому — тень, промелькнувшая возле входной двери. Она показалась мне знакомой. Просто мираж, ничего особенного. Бывает. Это точно не повод прекратить танцевать.

Диана тем временем явно задалась целью привести угрозу «размбомбить этот сарай» в жизнь, что подтверждает ее активный и весьма откровенный тверк, к которому не остаются равнодушными парни за соседними столами. Самый смелый даже пристроился сзади и теперь имитирует грязный животный танец.

— Как всегда, — комментирует Карина. — В психологии это называется «замещение». Ей в детстве не хватило внимания отца, и теперь она пытается компенсировать это другими мужчинами. 

Будто в опровержение этих слов танцпол заполняет разгневанный голос Дианы:

2

— Спорим, не так ты хотела отметить свой день рождения? — горько усмехаюсь я, размешивая молочную пену в чашке с капучино. — Очень жаль, что так получилось.

— В караоке было шумно, а здесь хотя бы поговорить нормально можно. — Ксюша обводит рукой пустой зал кофейни. — Спокойствие и тишина. Дима скоро приедет? 

— Да, уже выехал. 

Поморщившись, пробую шевелить ногой под столом. Испанский стыд. Сходила, называется, с подругами в караоке. Платье испачкано, макияж растекся, ноет копчик, и теперь мне минимум неделю придется хромать. 

— Как ты, Даш? — понизив голос, спрашивает Ксюша. 

Я знаю, о чем она, но все равно предпочитаю включить дуру.

— Думаю, у меня просто небольшой вывих. Мазь должна быстро помочь. Дима когда на футболе ногу подвернул, уже через неделю снова бегал.

— Я не про это. 

Конечно, Ксюша спрашивает про Адиля и про то, как я себя чувствую после встречи с ним. Только она и мама знают, что со мной творилось после его неожиданного отъезда. Как я сутками лежала на полу и, обняв колени, выла, что не хочу без него жить. Как от еды отказывалась и целый месяц не появлялась на учебе, за что меня едва не отчислили из университета, поступление в который стоило мне кучу нервов и бессонных ночей. Первая любовь, она такая — не знающая полумер, сбивающая с ног, забирающая тебя всю. Тогда мне действительно казалось, что с его отъездом жизнь подошла к концу. Это теперь я знаю, что нет.

— Ты про Адиля? Да я даже разглядеть-то его толком не успела. Узнала по голосу. 

— Там потом охранники набежали, — ни к чему сообщает Ксюша. — Разняли их. Думаю, с ним все в порядке. 

Опустив глаза, тихонько смеюсь.

— Мне без разницы. Я больше не собираюсь переживать о последствиях его очередного мордобоя. 

Чувствую на себе пытливый Ксюшин взгляд и, желая ответить ей тем же, воинственно вскидываю подбородок. Можешь смотреть сколько хочешь. Мне действительно по фигу. 

—Дима звонит, — указываю я на ерзающий по столу телефон, первой прерывая нашу игру в гляделки. — Подъехал, наверное. 

Дима сообщает, что припарковался у входа, однако секунд через тридцать сам заходит в кофейню. Кивает Ксюше в знак повторного приветствия и, положив руки на талию, разворачивает меня к себе. 

— Что там у вас случилось, зай? И что с лицом? Ты плакала, что ли? 

Я ничего не стала ему объяснять, когда звонила, — сказала лишь, что подвернула ногу, и попросила забрать. Сейчас понимаю, что предпочла бы вообще не обсуждать недавний инцидент, а очутиться дома в кровати и поскорее уснуть, чтобы стереть из памяти этот день.

— В машине, ладно? — Слабо улыбнувшись, я касаюсь губами его подбородка и оборачиваюсь к Ксюше. — Ты куда сейчас?

Перекинув через плечо цепочку сумки, она шутливо пожимает плечами.

— Вернусь в караоке, чтобы оплатить счет, а дальше решу. Честно говоря, тоже с огромным удовольствием поехала бы домой. В двадцать шестой раз любое празднование начнет надоедать.

Мы втроем выходим на улицу,  и Дима помогает мне сесть в машину. Нога жутко болит, но я намеренно не жалуюсь, чтобы не давать ему повод смотретьвзглядом «Я же говорил». Дима изначально был против караоке, потому что там «собирается пьяное быдло» и «это точно не место для девичника». Я и без того чувствую себя униженной, чтобы вытерпеть малейший упрек.

— У нас мазь есть или лучше в аптеку заехать? — спрашивает Дима, выруливая на пустынную ночную магистраль. 

— Есть, — киваю я, уставившись в окно. 

В голове оживают голоса: визгливо-скандальный Дианы, грубый, с угрозой — того ублюдка с танцпола и небрежно-холодный Адиля. «Подругу свою угомони». У меня вообще-то имя есть. Если он, конечно, его не забыл. 

— Убавь, пожалуйста, кондиционер, — прошу я, растирая предплечья, покрывшиеся гусиной кожей. — Холодно.

Дима выставляет нужную температуру и после опускает ладонь мне на колено.

— Рассказывай уже, зай. Как ты ногу подвернула?

Пожевав губу, я перевожу взгляд на лобовое стекло. Такое даже пересказывать неприятно. Унизительно. 

— Мы пошли танцевать… Я, Диана и Карина. К Диане парень пристал, и она ему нагрубила. Он — ей в ответ. Я хотела ее увести, пока чего-то серьезного не случилось, и подошла как раз в тот момент, когда он ее толкнул. Диана влетела в меня, и я упала. Ногу в туфлях подвернула и копчик ушибла.

— Пиздец! — зло выплевывает Дима, повернувшись ко мне: — Ну и чего ты молчала, зай? С этой вашей овцой одни неприятности… Дура, блядь. А тому мудаку надо ебальник раскрошить.

Я незаметно прочищаю горло, чтобы голос звучал естественно. 

— Там был Адиль. Он все видел и… В общем, он этого парня ударил. 

Тиканье включенного поворотника не смолкает даже после того, как мы проехали нужный перекресток. В повисшей тишине оно кажется особенно громким. 

— Робсон говорил, что Адиль здесь, — наконец произносит Дима. Его тон неестественно сухой и безэмоциональный. — Странно, что вы встретились в караоке. 

3

— Зай, ты мне футболку запасную не взяла? — Захлопнув крышку багажника, Дима вопросительно смотрит на меня. — Я, похоже, забыл. 

— Нет, ты ведь не просил.

Поежившись, я тру грудную клетку, как если бы это помогло избавиться от поселившегося в ней дискомфорта. Немой мандраж — так можно охарактеризовать мое состояние. Весь день не нахожу себе места. Лучше бы Дима умолчал о возможном присутствии Адиля в доме Роберта. Время, проведенное в неведении, не дает простора для фантазии, а у меня, как назло, была целая неделя на то, чтобы представить нашу встречу. 

— Ты такая милая без косметики. — Перебросив через плечо сумку, Дима приобнимает меня за талию. — Поедем домой, когда захочешь, ладно?

— Я никуда не тороплюсь, — отвечаю я и мельком оцениваю свое отражение в зеркальной тонировке стекол. 

Не накрасилась я специально, и оделась в джинсы и простую белую футболку — тоже. Не хотела давать даже намека на то, что пытаюсь произвести впечатление. 

Гостей собралось немало, судя по тому, что асфальтированная площадка возле дома сплошь уставлена автомобилями. Среди них я узнаю порше Артура, близкого друга Димы, тойоту Ани, девушки Роберта, и огромный армейский внедорожник Дамира. Взгляд невольно задерживается на приземистом спортивном мерседесе-купе, бока которого покрыты серой дорожной пылью. На фоне ярких глянцевых кузовов по соседству он выглядит отщепенцем. 

— Салам, друг. — Роберт, в шортах и без футболки, пожимает руку Диме и приветливо подмигивает мне. — Анька тебя уже заждалась, Даш. Достали ее наши разговоры. 

— Бегу спасать, — улыбаюсь я, немного успокаиваясь при виде расслабленного лица хозяина дома. Действительно, почему так разнервничалась? Я нахожусь на привычной территории, в кругу своих друзей. Это не меня, а Адиля не было здесь семь лет. 

— Ты пьешь, Робсон? — Дима перекладывает пакет с привезенным виски в левую руку и обхватывает мою ладонь. — Думаю, бухнуть или нет. Дашку, если что, попрошу за руль сесть,.

— Нет, трезвым как дурак сижу*, — шутливо фыркает Роберт. — Я с самого утра с пивком. 

— А меня для сначала не спросишь? — вставляю я из духа противоречия. — Может быть, я тоже захочу выпить. 

— А ты хочешь выпить, зай? — Дима примирительно пожимает мои пальцы. — Вообще без проблем. Я тогда не буду.

— Да нет, — смутившись, бормочу я. — Пей, конечно. Я все равно больше бокала вина не осилю. 

— Так, вроде все со всеми знакомы? — громко объявляет Роберт, когда мы втроем подходим к беседке, где за деревянным столом расположилось около десятка человек.

Приличия требуют обвести глазами каждого и поздороваться, что я и заставляю себя сделать. Улыбнуться Дамиру с Сашей, помахать рукой Андрею и Ядвиге… Каждая новая секунда накаляет нервы все сильнее. Я словно раз за разом жму на курок пистолета, заряженный единственным патроном. Раскручиваю барабан и жму снова, отчаянно надеясь, что и в этот раз пронесет. Игра, которая с самого начала обречена на провал, ведь он находится здесь и пуля рано или поздно сделает свое кровавое дело.

Аня, Артур, Сеня… Выстрел раздается резко и оглушительно. Где-то в параллельной вселенной моя точная копия как подкошенная падает навзничь и заливает кровью пол. В этой вселенной я по-прежнему стою на ногах и даже нахожу в себе силы непринужденно улыбаться.

— Здравствуй, Адиль. 

Его глаза из-под надвинутой бейсболки небрежно задевают мое плечо, татуированная рука с зажатой в ней сигаретой тянется ко рту. 

— Привет, — говорит он, выпуская в воздух длинную струю дыма. Будто делает одолжение мне и каждой произнесенной букве. 

Адиль заметно возмужал, хотя и остался слегка худощавым. Татуировок стало больше — теперь они сплошь покрывают его предплечья и даже пальцы. Еще одна появилась на шее. И черный, судя по одежде, по-прежнему его любимый цвет. 

Всё. Два слова от меня, одно — от него. Адиль больше на меня не смотрит, и я на него тоже. Слежу за Димой, который занят рукопожатиями, и невольно отвожу глаза, когда очередь доходит до Адиля. 

Закончив с приветствиями, Дима подходит ко мне и, обняв за плечи, тянется, чтобы поцеловать. Кажется, он метил в висок, но поцелуй по случайности приходится в бровь и задевает веко. Дима тоже немного волнуется.

— Ну ты как? Решила, будешь пить или нет?

Я улыбаюсь даже ласковее, чем нужно, чтобы продемонстрировать свою поддержку. 

— Нет, не буду. Пей, если хочешь.

— Спасибо, зай. — Дима снова целует меня и похлопывает по ягодице. 

Он переигрывает, но вида я не подаю и, коснувшись его плеча, киваю на ту половину стола, где сидит Аня.

— Пойду поболтаю. Веселись.

Поймав взгляд Артура, указываю на место рядом с ним с безмолвной просьбой «Пропустишь?». Он, конечно,пропускает, и уже через пару секунд жаркий шепот Ани врезается мне в ухо: 

— Знала, что он здесь будет? Я в шоке. — И громче, для всех: — Я вино пью. Будешь? 

Я соглашаюсь машинально, напрочь забыв о своем обещании сесть за руль. Кажется, что он на меня смотрит,и это путает мысли. Всё из-за дурацкой бейсболки, прячущей его глаза. у Адиля нет причин на меня смотреть, так же как у меня на него, но его чертова, совершенно неуместная за столом кепка заставляет додумывать.

4

— Все в порядке? — Дима кладет ладони мне на талию и трется о висок носом. 

Его дыхание пахнет виски, отчего я ощущаю фантомный зуд в нервах — отголосок непростого детства. Отец, до того как мама от него ушла, злоупотреблял алкоголем. Фобии спиртного у меня нет, но его запах, исходящий от близких людей, зачастую вызывает неприятие. Одного Адиля это не касалось. 

— Да, все хорошо, — подтверждаю, прикрыв глаза. — Домой скоро поедем?

— Давай через полчаса? В баню только с пацанами схожу. 

— Сходи. Я тогда пойду немного по окрестностям прогуляюсь.

Дима моментально хмурится. 

— Плохая идея, зай. Скоро темнеть начнет. Иди на качелях лучше покатайся.

— Я не болонка, чтобы в переноске сидеть, — цежу я, машинально отстраняясь. — Тебе я ничего не запрещаю, и ты тоже не смей. 

— Я не запрещаю, а волнуюсь. Мало ли какой урод или маньяк навстречу попадутся.

— Какой маньяк? Это элитный поселок. Здесь маленькие дети на великах одни катаются, а мне прогуляться нельзя?

— Зай. — Дима устало морщит лицо. — Ну чего ты реагируешь? Я тебе ничего запрещаю. 

Ответ я проглатываю, чтобы не превращать разговор в прилюдный обмен упреками. Но, если Дима прав, и я действительно цепляюсь к словам, на то есть причина. Его патологическое чувство собственности. Диме не нравятся мои ночные смены, не нравятся частые встречи с подругами, его бесит любое случайное внимание противоположного пола. Даже когда он пытается это скрыть, его недовольство все равно проступает в мелочах и вызывает у меня сильнейшую аллергическую реакцию. 

— Ладно. — Я высвобождаюсь из Диминых рук и быстро целую его в подбородок в подтверждение примирения. — Иди к парням. Телефон у меня с собой. Если выйдешь пораньше, набери меня.

Дима выглядит так, будто хочет возразить, но потом лишь кивает. Предупредив об отлучке Аню и Ядвигу, засевших в беседке с очередной бутылкой вина, я выскальзываю за ворота.

Вот и отлично, что никто не вызвался пройтись со мной. С недавнего времени я полюбила уединение. Суета на работе и переезд к Диме фактически лишили меня возможности побыть в одиночестве, так что сейчас я искренне наслаждаюсь неторопливой прогулкой под сенью деревьев, сквозь которые проглядывают крыши модных особняков. 

Сколько Роберт платит за аренду дома в таком месте? Несколько лет назад отчим построил коттедж в аналогичном поселке, и один только участок в восемь соток земли обошелся ему в поистине космическую сумму. 

Жадно впитываю насыщенный кислородом воздух и пытаюсь блокировать любую мысль об Адиле. Сдаюсь минут через десять. У меня нет причин испытывать за это вину. Он был моей первой любовью, первым мужчиной… Он, в конце концов, разбил мне сердце. Было бы странно столкнуться спустя семь лет в доме наших общих друзей и не дать себе возможности это обдумать. Так что мне о нем известно? Адиль никуда не собирается уезжать — это первое. Он ничуть не изменился — это второе. Как знать, может быть, будущее принесет не только плохие новости. 

Я воспроизвожу кадры нашего столкновения возле туалета и невольно тру щеку, словно это поможет уничтожить следы его взгляда. Никаких чувств к нему во мне, разумеется, нет. Взбудораженность и ярость — это последствия захороненного прошлого, которое всколыхнула наша встреча. И то, что я сейчас думаю об Адиле,— лишь слабая реакция на вирус, на который у меня давно выработались антитела. Пройдет пара дней, и я вернусь в норму. Второй раз точно не заболею.

Дойдя до местного магазина и купив там жевательную резинку, я поворачиваю обратно. Надеюсь, к моменту моего возвращения Дима успеет насидеться в бане. Чем раньше мы уедем, тем меньше времени мне потребуется, чтобы окончательно прийти в себя. Тем более завтра я работаю в первую смену. 

Едва подхожу к нужным воротам и берусь за резную калитку, стыну от звука агрессивных голосов. Меня охватывает ледяной озноб. Отлично знаю, как звучит потасовка, имеющая все шансы закончится дракой: я ведь почти год встречалась с Адилем. Она звучит именно так. 

Металлическая дверь с грохотом захлопывается за мной, пятки в кроссовках глухо молотят по брусчатке. Забежав во двор, останавливаюсь как вкопанная. Сердце стучит так сильно, что внутренности скручивает тошнотой. Агрессивные голоса — это Адиль и Дима, стоящие друг напротив друга. Их позы даже не воинственные — это, скорее, позы неминуемой расправы. Я знаю это по напряженным плечам Адиля, его презрительно кривящимся губам и вскинутому подбородку. Ни разу не видела, как дерется Дима, но по багровому лицу становится ясно, что он тоже готов. 

— Че ты, блядь, скалишься, тварь? Весело тебе? 

Это Дима. Его голос неузнаваемый, сбившийся, будто Дима только что пробежал десяток километров. 

В ответ Адиль зло встряхивает головой и смеется. Его смех как пощечина оппоненту — издевательский, унизительный. 

— Скажи что-нибудь еще, а? Дай повод твое ебало размазать. 

Паника захватывает каждую нервную клетку. Я открываю и закрываю рот, беззвучно моля: «Не надо». 

— Бля, парни, хорош. 

Роберт делает шаг вперед с намерением их разнять, но гневное Димино «сука», выплюнутое в воздух, его опережает. Я жмурюсь, но слишком поздно: кадр, как Адиль хлестко бьет Диму в ухо, навсегда застревает в памяти. 

5

— Можно сбавить скорость? Пожалуйста, — умоляюще шепчу я, впившись ногтями в кресло. — Мне страшно.

С последней фразой машина начинает замедляться, и стрелка спидометра постепенно падает до безопасной отметки «90». Комок паники, заполнивший грудь, растворяется. Слишком много деструктивных эмоций за столь короткий отрезок времени.

Дима до сих пор не пришел в себя. Его лицо покрыто гневными пятнами, взгляд напряженно сфокусирован в точке на лобовом стекле. 

— Может быть, остановимся? — осторожно предлагаю я. — Посидим немного или пройдемся.

Он резко мотает головой, отвергая мою идею. Таким агрессивным я его, пожалуй, ни разу не видела, и потому понятия не имею, как себя вести. Машина снова набирает скорость, но Дима этого даже не замечает. Сейчас, глядя, как на его скулах нервно гуляют желваки, мне чудится, что он мысленно избивает Адиля. 

— Останови, я выйду, — глухо бормочу я, нащупывая ручку.

Дима с заминкой поворачивает голову в мою сторону, в расширенных темных зрачках проступает недоумение. Вместе с этим стрелка спидометра опять ползет вниз. 

— Извини, зай. Я, блядь, не в себе просто. Вернуться хочу и по роже ему надавать.

Я бесшумно сцеживаю воздух облегчения. Всё в порядке. Дима не Адиль, он умеет вовремя обуздать свой гнев. 

— Поэтому я и предлагаю остановиться. Надавать ты хочешь Адилю, но в больницу в случае аварии попадем мы оба. 

Ничего не ответив, Дима перестраивается в правый ряд. Я наконец перестаю терзать обшивку — теперь мы едем со скоростью пятьдесят километров в час. 

— Из-за чего все началось? — спрашиваю как можно мягче, трогая его ладонь. 

Дима гневно поджимает губы и встряхивает головой. Видно, что даже произносить это вслух ему неприятно.

— Да мудак он конченый. Я вискарь попросил передать, так он, блядь, даже не пошевелился. Типа, встань и сам забери. Я ему сказал, что он до хера выебывается, ну и дальше слово за слово. Хуле вернулся, непонятно. Пиздовал бы в свой Новосиб, или где он там торчал.

— Адиль жил в Новосибирске? — переспрашиваю машинально . Я этого не знала. 

Все семь лет я вообще ничего о нем не знала, потому что поклялась вычеркнуть его из жизни. Нет, не так. Не семь лет, а шесть с половиной. Первые полгода я отчаянно мечтала его найти. 

— Хочешь сказать, Аню не расспросила? — раздраженно усмехается Дима.

Глаза обжигает обидой. На что он намекает? Что после всего случившегося я все еще интересуюсь Адилем? 

— Нет, не расспросила, — чеканю я, вцепившись в предплечья. — В ухо дали тебе, а отыграться ты решил на мне? 

Побледневшие пятна на лице Димы снова наливаются краснотой. Он гневно играет челюстью, но ничего не отвечает. 

— Я ничего о нем не спрашивала. Все семь лет вообще им не интересовалась, — примирительно говорю после паузы. — И не собиралась интересоваться. 

Глубоко вздохнув, Дима находит мою руку и крепко сжимает. 

— Да понятно, что это он из-за тебя бесится. Ему покоя не дает, что мы вместе, вот он и до «заи» доебался, и за столом как сука последняя себя вел. 

Опустив глаза, растерянно смотрю, как большой палец Димы гладит мою ладонь. Адиль бесится из-за наших отношений с Димой? Что за чушь! Зачем ему это? Если бы я была для него важна, разве он бы уехал тогда? Как можно бросить человека, которого любишь? 

— С чего ты это взял? 

— Да и так ясно. Видит, что ты занята мной, и психует. 

На этих словах голос Димы заметно веселеет. Я же, наоборот, ощущаю неясное раздражение. То есть это лишь домыслы? Адилю не нужно особенных поводов, чтобы полезть в драку, и я тут совершенно ни при чем. Кривого взгляда и попытки диктовать ему, что делать, уже достаточно.

— Ты, кажется, успокоился, — комментирую я, заметив, как Дима переключает радиоволны на руле. 

— Да, отпускает немного, — с улыбкой соглашается он и, протянув руку, убирает прядь моих волос за ухо. — Стало смешно, что он бесится, но ничего не может сделать. 

********

— Может быть, доставку закажем, Дим? — предлагаю я, опуская на пол бумажный пакет с продуктами из супермаркета, в который мы заехали по дороге. — Сил готовить совсем нет.

— Конечно, — согласно доносится из-за спины. — Давай закажем.

Щелкнув выключателем, наклоняюсь, чтобы избавиться от кроссовок, но руки Димы, тянущие меня вверх, мешают. 

— Ты чего? —растерянно смеюсь я, когда одна его ладонь вдруг ныряет мне под футболку и находит грудь, а вторая тянет вниз молнию джинсов.

— А что я? — жарко шепчет Дима в ухо, намеренно ударяясь в меня затвердевшей ширинкой. — Соскучился по своей девушке и собираюсь ее трахнуть. 

Его приставания застают врасплох, ведь еще недавно Дима был вне себя от гнева, а потому толком возражать не получается. Спустив с меня джинсы и развернув к стене, Дима несколько минут агрессивно врезается в меня членом и после заливает спермой мои ягодицы. 

6

— Позвони мне, если передумаешь оставаться с ночевкой. Я заберу. — Погладив мою щеку, Дима тянется за поцелуем. — В офис заскочу, а потом тоже, наверное, к родителям поеду. 

Сегодня воскресенье, и это мой первый полноценный выходной за неделю, который я планирую провести в кругу семьи. Семья — это мама и отчим, последние три года плотно обосновавшиеся за городом. Возможно,приедет сын отчима от первого брака, с женой и двумя дочками-погодками.

— Позвоню, — согласно киваю я, ласково взъерошивая Димины волосы. 

В такие моменты, как сейчас, понимаю, насколько мне с ним повезло. За минусом раздутого чувства собственности, Дима — идеальный партнер: чуткий, внимательный, заботливый. Ему ничего не стоит сорваться ко мне ночью по первому же звонку, просто чтобы я не ехала на такси. И он, разумеется, предпочел бы, чтобы я спала дома, но ничего не говорит. Старается уважать мои желания. 

— Поезжай давай. — Я шутливо ударяю его по колену. — А то сейчас мама усадит тебя за стол.

Дождавшись, когда я войду в ворота, Дима уезжает. Как раз вовремя, потому что через секунду мама появляется на крыльце.

— А Дима уже уехал? — разочарованно спрашивает она, крутя головой по сторонам. — Что ж он на обед не зашел?

Мама очень любит гостей. В огромном доме, где, кроме нее и отчима, больше никто не живет, ей немного скучно, и потому она с радостью привечает всех моих подруг, балуя их домашними пирогами и обязательно вручая перед отъездом пакет со всевозможными джемами и солениями. Работать она перестала лет десять назад, из-за отсутствия необходимости. Во второй раз мама удачно вышла замуж за очень обеспеченного человека. Олег почти на пятнадцать лет ее старше, но это не стало препятствием для их союза. По словам мамы, с Олегом она получила шанс на нормальную жизнь. 

— У него дела, мам. — Я трусь о ее щеку и, приобняв, подталкиваю маму внутрь дома. — Зато я голодная. Специально ничего не ела.

— Вот и умница, — нараспев отвечает она, оживляясь. — Тогда будем садиться за стол. Олег наверху новости смотрит. Сейчас позову.

Пока мама идет к лестнице, я падаю на диван и включаю телевизор. Едва ли лет десять назад можно было предположить, что наша жизнь будет такой, как сейчас. Что я получу престижное образование и к двадцати пяти годам стану обладательницей жилья в центре города, а мама из бухгалтера средней руки, наскребающего деньги на лечение алкогольной зависимости мужа, превратится в статусную домохозяйку в окружении роскошной итальянской мебели и мейсенского фарфора. Появление Олега в жизни мамы в корне изменило сразу несколько судеб.

— Приехала? — Добродушно улыбаясь, отчим треплет меня по плечу. — А чего одна, без подруг? Мама так гостей ждала.

— Обещаю в следующие выходные привезти целый табор, — по-доброму иронизирую я. — А Игорь будет? Я его девчонкам шоколадки взяла.

Отчим откупоривает минералку, стоящую на столе, и крутит головой. 

— Не сможет. То ли дела у них какие-то, то ли на день рождения пригласили. В баню-то пойдешь? Я вчера веников новых собственноручно закупил. 

Олег чем-то напоминает медведя, как по характеру, так и внешне. Коренастый, круглолицый, с внушительным брюшком и изъеденными оспинами щеками, он далек от привлекательности, но, глядя на него, я прекрасно понимаю, почему в свое время маму это ничуть не смутило. Рядом с ним спокойно и надежно.

— Ближе к вечеру решу, ладно? — отвечаю я, перебираясь к столу. — Как на работе дела? Заказы идут?

Много лет отчим успешно занимается производством труб и газового оборудования, и с заказами у него проблем нет. Спрашиваю просто для того, чтобы дать ему возможность рассказать очередную историю про очередного заказчика, и тем самым сделать приятно.

— Индейка, — торжественно объявляет мама, опуская на стол блюдо, на котором лежит загорелая тушка птицы в окружении румяных кружков картофеля. — Картошка наша, Дашуль. Голландский сорт. Сладкий-сладкий. Во рту тает. Сейчас зелень принесу. Олег, тебе же моя рукола понравилась?

— Да, вкусная, — подтверждает отчим и, не дожидаясь мамы, сам накладывает мясо в мою тарелку. — Ирма! Вина бутылочку, может, прихватишь? По бокалу пропустим за выходные по-семейному.

Спустя полчаса мы, сытые и немного захмелевшие от литра красного сухого, обсуждаем предстоящую поездку мамы и Олега в Адлер. У отчима есть квартира на первой береговой линии, и каждый год они с мамой проводят там минимум две-три недели. В этот раз решили полететь в расширенном составе, с компанией друзей. 

— Приезжайте с Димой хотя бы на пару дней, — не слезает с любимой волны мама. — Морским воздухом подышишь, отдохнешь. Не спишь ведь толком. 

— Чтобы морским воздухом дышать, нужно не на Черное море ехать, — резонно вставляет отчим. — Но вы все равно приезжайте. В горы съездим. 

— Как получится, ладно? — уклоняюсь от ответа, заранее зная, что приехать не смогу. 

На работе полный завал, а я и без того в последнее время часто брала выходные, чтобы иметь возможность закончить ремонт. 

— А вы, кстати, куда ездили позавчера? — вдруг интересуется мама. — Когда я звонила, ты сказала, что вы с Димой в гостях.

От нахлынувших воспоминаний я невольно обнимаю себя руками и ежусь. Снова этот озноб. 

7

 Месяц спустя  

— С днем рождения, моя хорошая! — Я обнимаю Аню за шею, отчего пакет с подарком, зажатый в руке, неловко ударяет ее по спине. 

Я немного дезориентирована царящей атмосферой: вокруг куча незнакомых лиц, из окон дома громко играет музыка, а из беседки доносится запах кальяна и взрывы хохота. Мы с Димой опоздали примерно на час из-за моего дежурства, а потому празднование двадцатисемилетия Ани застали в полном разгаре. Терпеть не могу опаздывать. Безнадежно отстав от остальных, приходится экстренно наверстывать упущенное, а это не всегда получается.

— Спасибо, моя за-ая, — тянет Аня, звонко чмокая меня в щеку. — Так рада, что ты приехала. — Отстранившись, она машет рукой Диме: — И ты, Димас, тоже. 

Судя по запаху алкоголя в ее дыхании и протяжному «зая», именинница уже нетрезва, как, скорее всего, и остальные. То, о чем я говорила. Потребуются усилия, чтобы поймать общую волну веселья.

— Половина народа уже в баню пошла, — докладывает Аня, когда мы, пропустив вперед Диму, в обнимку идем к дому. — Гостей Китай собралось. Пожалуйста, имей в виду: это не я виновата, а Робсон. Я как список начала составлять, он сразу влез: «А этого пригласишь? А этого? Этого тоже давай, а то по отдельности неудобно». Короче, моя днюха превратилась в вечеринку его друзей.

Я невнятно мычу «угу», думая, что пыльный спортивный седан, стоящий у входа, — даже более пыльный, чем в день, когда я его впервые увидела, — вполне может принадлежать Адилю. Аня бы никогда его не пригласила, но если в составлении списка гостей принимал участие Роберт, то Адиль вполне может быть здесь. 

Это плохо. Лишь последние несколько дней мне наконец удалось перестать о нем думать. Вернее, не вспоминать. Воспоминания — коварная вещь, потому что всегда приходят без спроса. Подстерегают тебя, когда ты максимально безоружен: например, варишь себе кофе или смотришь в окно по дороге на работу. 

— Адиль тоже здесь? — решаю спросить напрямую.

Аня корчит жалобную гримасу и виновато дергает плечами.

— Да. Я Робу напоминала про их конфликт с Димасом, но ты же его знаешь. Поржал и сказал, что типа не маленькие, разберутся. 

Я нервно вздыхаю. Порой гостеприимство Роберта выше моего понимания. И злиться на него невозможно. Просто он такой — душа нашей компании. Со всеми поддерживает связь и со всеми хочет оставаться в хороших отношениях.

Аня подводит меня к столу и представляет тем, с кем я еще не знакома. Несколько человек с ее бывшей работы: Валентина, Евгения, Римма и парень по имени Эрик, который из-за своего жеманного голоса походит на гея. 

— Что будешь пить, дорогая? — не пытаясь развенчать первое впечатление, спрашивает он.

Я хочу попросить вина, но, услышав очередной взрыв смеха, в котором чудится голос Адиля, прошу смешать «Маргариту». Надеюсь, со временем его присутствие перестанет так на меня действовать, тем более он планирует у нас задержаться. У нас. Кажется, за время, пока мы не виделись, я успела присвоить себе не только нашу компанию, но и весь город. 

Выпив коктейль и из вежливости пообщавшись с подругами Ани, двое из которых оказываются стриптизершами в мужском клубе, где она работала администратором, я ухожу искать Диму. Не могу не беспокоиться о возможной новой стычке с Адилем. Мужская половина гостей обосновалась в бильярдной, поэтому начать решаю там. 

— Всем привет! 

Я обвожу глазами парней и, зацепив взглядом черную бейсболку, быстро иду к Диме, стоящему в дальнем углу. Сердце тревожно шумит, нагревая кровь так, что гудят ступни и кисти. Ну что за детская реакция? Мне же давно не семнадцать лет. 

— Как ты? — Обняв Диму за шею, я заглядываю ему в глаза. Улыбка на моих губах нервно подрагивает, но вряд ли кому-то, кроме него, этого заметно. — Играешь в бильярд? 

Последние две недели я стараюсь быть к нему максимально внимательной — словно извиняясь за то, что иногда против воли возвращаюсь мыслями в прошлое. Неожиданное появление Адиля сбило с толку, но мама оказалась права: у меня есть голова на плечах, чтобы ценить то, что имею. Отношения с Димой, с которым мы знакомы еще со старших классов, — это далеко не спонтанность. Мы долго присматривались друг к другу, прежде чем сделать этот шаг. Правда, позже он признался, что был неравнодушен ко мне давно, но выйти за рамки дружбы ему всякий раз что-то мешало. Что-то — это Адиль, потом моя затяжная депрессия и многочисленные поклонники. От невнимания противоположного пола я никогда не страдала, даже наоборот, что порой меня саму удивляло. На внешность не жалуюсь, но яркой красавицей меня вряд ли можно назвать. Худощавая, без выраженных форм, с детскими чертами лица — типаж скорее на любителя. 

Сцепив ладони на моей пояснице, Дима ласково касается губами моих. В его дыхании отчетливо ощущается запах виски, но сейчас это ничуть не раздражает. У нас все хорошо, и мне не стыдно это продемонстрировать на глазах у кого угодно, включая обладателя черной бейсболки.

— Ну хватит, хватит тут романтику разводить, — шутливо ворчит Роберт. — Тут мужчины серьезной игрой заняты, а Дашка нам весь настрой сбивает.

— Это я на удачу, — с озорной улыбкой говорю я, поворачиваясь к нему. — Вот увидишь, Дима всех обыграет. 

Темный взгляд из-под кепки лениво царапает мое лицо, заставляя мысленно выставить средний палец. Это в прошлый раз я была растеряна, а сейчас прекрасно владею собой. После череды ошибок я выбрала того, кто умеет меня ценить. 

8

— Слушай, я пойду проверю, как Робсон, ладно? — Осушив бокал, Аня спрыгивает с барного стула. — Вдруг он там наши деньги вчистую проигрывает. Вы ведь с Димасом у нас остаетесь, да?

Я киваю. На деле предпочла бы вернуться домой, но мы оба пили, а ехать домой на такси и потом с утра забирать машину — слишком проблематично.

Допив свой чай без заварки, тоже встаю, решив поискать Диму. Прошлому удалось в очередной раз затащить меня в сети воспоминаний, и нужно срочно из них выбираться. Пусть у нас с Димой не все бывает гладко, но в том, что между нами настоящие чувства, я не сомневаюсь. Моя любовь к нему не такая, как была к Адилю, но тем и лучше. Она более здоровая, взрослая, правильная. Наши ссоры никогда не перерастают в скандалы и крики, потому что Дима умеет вовремя остановиться и сделать первый шаг к примирению. Адиль не умел. Мы могли часами орать друг на друга и перебить все, что подвернется под руку, — от ваз до мобильных телефонов. Потом Адиль, оглушительно шарахнув дверью, уходил, а я выскакивала за ним в подъезд в слезах и сыпала проклятиями. От отчаяния и беспомощности говорила всякую чушь, не имеющую отношения к действительности: как сильно ненавижу его и что больше никогда-никогда не захочу видеть. Я мечтала находиться с ним рядом каждую минуту,даже в ссоре, и не желала, чтобы он уходил.

— Слушай, ты не знаешь, где взять минералку?

Голос, раздавшийся из дверей, заставляет меня обернуться, и нервы моментально начинают искрить неприятием. На кухню входит она — Мила. Или Валя… Та девка, которая была в комнате с Адилем.

Ее волосы растрепаны, рот вызывающе распух. Неужели нельзя было сначала привести себя в порядок? За какую-то секунду я начинаю ненавидеть в ней все: загорелую кожу, объемную грудь, спрятанную под водолазкой, и поблескивающий педикюр.

— Понятия не имею, — холодно отрезаю я, демонстративно обходя ее с противоположной стороны стола.

Она испоганила своим вторжением нашу с Димой спальню — чем не повод не пытаться быть милой?

Чувствую на себе ее недоуменный взгляд и на долю секунды ощущаю укол вины, который, впрочем, тут же исчезает. Сейчас мне необходимо вывалить на кого-то свое раздражение, чтобы окончательно не взорваться.

В покер играют на цокольном этаже, в комнате, оборудованной под бар. Именно там я нахожу Диму, да и всех остальных.

— Я написала тебе сообщение, — с укором говорю, подходя к нему. — Почему меня не нашел?

— Телефон в бильярдной оставил, зай, — поясняет Дима и, развернув меня спиной, обнимает за талию. — Смотри, сколько у Андрюхи фишек. Он тут всех делает.

— На деньги играют?

— Ага. — Он запечатлевает ласковый поцелуй на моем виске. — Ставки небольшие совсем, конечно. Никто не разорится.

— Не люблю азартные игры. Недаром же казино запретили. Вопрос времени, когда подсядешь и всепроиграешь.

— Не всегда. Брата Робсона, двоюродного, помнишь? Алика? Он лет десять играет в интернете и огромные деньги зарабатывает. Там нет ничего общего с азартом, это его профессия. Математический расчет и стратегия, как в шахматах.

Мозг отказывается воспринимать такую информацию. Покер как профессия? Звучит как минимум странно. А Адиль? Он занимается этим так же, как брат Роберта, или страдает игровой зависимостью?

— Все равно… — бормочу, нахмурившись. — Я против азартных игр.

— Ты, блядь, заколдованный что ли, Андрюха, я не пойму? — взвивается шутливо-возмущенный голос Роберта. — Третий стрит за игру!

Я напрягаюсь всем телом, потому что в этот момент в дверях появляется Адиль. На нем наконец-то нет кепки, и теперь заметно, что волосы стали гораздо короче, чем раньше. Сейчас и не скажешь, что когда-то они завивались.

— Бро! Адиль! — с энтузиазмом восклицает Роберт. — Садись за стол, а? Вынеси этого везучего ушлепка!

Все, включая Андрея, смеются, Адиль же отрицательно качает головой.

— Я пас. Говорил же, что на интерес не играю.

Я не могу не смотреть в его сторону. Не знаю, что это: его энергетика, дефект моих глазных мускулов или необъяснимая магия, но взгляд по-прежнему прилипает к нему, словно намагниченный, хотя Адиль давно меня не интересует.

Ведет он себя совершенно буднично, будто не у него совсем недавно был секс. Глядя на него, даже можноподумать, что происходящее в спальне мне привиделось. Наверное, поэтому гнева и обиды больше нет.

— Он тоже в интернете играет, — снова подает голос Дима, подразумевая, что я пойму, о ком идет речь. — Какое-то даже место приличное имеет в рейтинге российских игроков.

От меня не укрывается отсутствие неприязни в его голосе, поэтому машинально поворачиваюсь, чтобы взглянуть на его лицо.

— Говоришь почти с восхищением.

Дима слегка морщится.

— При чем тут восхищение, зай? Просто констатирую факт. Чувак взял и на покере поднялся, хотя все были уверены, что он либо сопьется, либо сторчится.

Я ровным счетом ничего не понимаю. В последний раз, когда Дима и Адиль находились в одной комнате, они хотели друг друга убить, а сейчас Дима практически делает ему комплимент.

— Короче, я выхожу на хер. — Это снова Роберт. — Никаких нервов не хватает. Димас, зайдешь вместо меня?

9

— Ты же в сорок шестую, девушка? — Старушка лет семидесяти взирает на меня с недоверием. В ее морщинистой руке зажата свернутая вдвое газета, в ногах их стоит целая упаковка. 

— Да, туда, — подтверждаю я и для чего-то демонстрирую пакет с продуктами, купленными для отца.

— Письмо передай Сергею тогда. — Она впихивает мне в руку длинный бумажный конверт с банковскимлоготипом и, сощурившись, шарит выцветшими глазами по моему лицу. — Ты ведь дочка его, да? 

— Да, я его дочка. Письмо передам. Газету давайте тоже. 

Забрав почту, я продолжаю свой путь на нужный этаж, взбегая по узким лестничным пролетам, пропахшим кошачьей мочой и старостью. Когда приезжаю сюда, невозможно всякий раз не дивиться контрасту этого места с теми, в которых я привыкла находиться сейчас: будь то квартира Димы либо моя собственная. Часть входных дверей до сих пор обиты дерматином, пересеченным проволочными ромбами, а на старой потолочной побелке виднеются обожженные пятна — следы вандализма десятилетней давности. 

Ткнув в звонок, по привычке разглядываю выпуклую линзу глазка, чтобы скрасить ожидание. Сюда я приезжаю примерно раз в два-три месяца проведать отца, предварительно купив продукты в ближайшем супермаркете: сыры, колбасы, фрукты и что-то сладкое — то, что он вряд ли купит себе сам. Обычно провожу у него от силы час — на большее нас обоих не хватает. Отец и без того не был чересчур общительным, а ушедшие годы и его нездоровый образ жизни и вовсе растащили нас по противоположным углам. 

— Привет. — Я переступаю порог тесной прихожей, привыкая к спертому, пропахшему дешевым табаком воздуху. — Это тебе… Там торт к чаю. Сказали, сегодняшний, свежий.

Отец забирает пакет и неловко переминается с ноги на ногу в ожидании, пока я избавлюсь от туфель. 

— Я чайник поставил, — звучат его первые слова под удаляющееся шарканье истертых домашних тапок. — Ты же будешь?

— Буду конечно, — отвечаю я, шагая за ним следом. 

Кажется, за прошедшее время отец сильнее похудел. 

А в остальном с того момента, как я была здесь в последний раз, больше ничего не изменилось. Тот же чайник, потемневший от нагара, та же клеенчатая скатерть, испещренная множественными порезами от ножа. Каждый раз надеюсь, что у отца кто-то появится, и эта мрачная квартира наконец обретет уют.

— Тут еще колбаса и сыр. — Один за другим я выкладываю продукты на стол и оглядываюсь в поисках разделочной доски. — Давай порежу? Ты обедал уже?

— Суп сварил с утра. Поел.

Кашлянув, отец лезет в дальний ящик за чашками. 

Спустя пару минут мы сидим друг напротив друга. На доске лежат приготовленные мной бутерброды, в пластиковой миске — помытые виноград и бананы, а над столом висит тишина.

— Как на работе дела? — наконец спрашиваю я, крутя в руках нагретую кипятком кружку. 

Отец щедро насыпает в чашку сахар и, так и не размешав, делает шумный глоток. 

— Нормально всё. Работаем.

Я очень хочу, чтобы наша беседа хотя бы раз прошла непринужденно, но понятия не имею, что для этого нужно сделать или сказать. Отец уже несколько лет работает охранником на производстве. О чем его расспрашивать? О графике дежурства в новогодние праздники?

— А я ремонт почти закончила. Осталось шторы повесить. Потом фотографии тебе покажу. 

Отец кивает. Он тоже не знает, что спросить. Иногда я задаюсь вопросом, для чего вообще сюда приезжаю. Мы почти не разговариваем, и кажется, оба мучаемся невозможностью заполнить повисающие паузы. 

Я, конечно, знаю ответ и причины, по которым буду приходить снова и снова. Кроме меня, у отца больше никого нет. А еще в детстве я очень его любила.

Ах, как я его любила! Он был для меня всем. Пусть простит меня мама, но мои чувства к ней не шли ни в какое сравнение с любовью к отцу. Он виделся идеалом человека, образцом силы, порядочности и мужественности. Тем, кто мало говорит, но много делает, и даже если внешне никак не проявляет чувств, то в глубине души непременно очень нас с мамой любит. 

Я всегда сильно переживала, когда они с мамой ругались из-за его пьянства и речь заходила о разводе. Потерять папу было для меня самым страшным кошмаром, и по ночам я часто молила невидимые силы сделать так, чтобы он не пил. Даже винила в его алкоголизме себя. Создала свои ритуалы, которым необходимо было следовать, чтобы в отношениях родителей все было хорошо. Например, заправлять кровать определеннымобразом, зашнуровывать обувь, начиная с левой ноги, а не с правой. Невозможность что-то исправить мучительна в любом возрасте, и так я создавала иллюзию контроля над ситуацией. Разумеется, безрезультатно. 

— Замуж еще не собралась? — Взгляд отца, упрямо опущенный на стол, выдает его дискомфорт из-за необходимости задавать такие вопросы. — У тебя же был парень какой-то. 

— Дима, — подсказываю я. — Мы два месяца живем вместе. Замуж пока не собираюсь. 

— Ясно. — Отец тянется к доске и быстрым вороватым движением берет бутерброд. Смущается. — Мать как? Нормально?

— Всё хорошо. Тебе привет передавала.

Вранье. Ничего она ему не передавала. Несмотря на почти пятнадцатилетний брак, маме удалось полностью вычеркнуть бывшего мужа из своей жизни. Если она когда-то о нем и упоминала, то всегда называла отстраненным «твой папаша». 

10

— Каждый день в дверь стучат. — Мать Адиля переводит взгляд с него на меня, будто ища поддержки. — Я говорю: «Уходите! Что с меня взять? Я в Аллаха верю». А они все равно продолжают приходить. Что за люди такие… — Ее взгляд становится пустым и е стекленеет. — Устала я… Так устала. 

— Апа, поешьте. — Я придвигаю к ней блюдце с надкусанным бутербродом и машинально нахожу взглядом Адиля, чтобы увидеть его реакцию. 

Он едва прикоснулся к чаю и выглядит так, будто сидит за карточным столом — по лицу невозможно что-либо прочитать. Впрочем, вряд ли нужны подсказки, чтобы понять, насколько ему непросто. 

Интересно, где он живет? Здесь? Скорее всего, да. Я бы побоялась оставлять мать без присмотра.

— Апа, зато вы теперь не одна, — напоминаю, коснувшись ее плеча. — Адиль вернулся. Скучали по нему,наверное?

— Очень скучала. — На ее губах снова появляется улыбка, тихая и светлая, как слепой дождь. — Он мне обещал, что приедет. Мой улы никогда меня не обманывает. 

Повернувшись ко мне, она делает заговорщицкий жест, предлагая придвинуться к ней ближе:

— Деньги, которые он присылает, я под диван прячу, чтобы они не нашли. Если меня все-таки уведут, ты их себе забери. Купишь ковер… Помнишь, ты хотела?

— Мам, ешь давай, — подает голос Адиль, дернув плечами. — Тебе отдохнуть надо и лекарство принять. Сама говорила, что плохо спала сегодня. 

Воспользовавшись передышкой, я разглядываю собственные предплечья, густо покрытые гусиной кожей. Господи, как же страшно с таким столкнуться... И ведь нет ни единого шанса повернуть болезнь вспять — развечто замедлить ее течение. Каждый день видеть, как самый родной тебе человек превращается в бледную тень себя — есть ли что-то хуже?

Мать Адиля придвигает чашку и, подув, делает осторожный глоток. Наши с Адилем взгляды встречаются. Знаю, что в моем Адиль видит тонны сочувствия, но скрывать его  нет сил. Это ведь не только о нем, но и о ней тоже. Гуля-апа немногим старше моей мамы. Столько хорошего еще могло произойти в ее жизни. 

— Нужно поговорить, — произношу одними губами. 

Сейчас совсем не время для вражды, но в ожидании его реакции внутри все натянуто в напряжении.

— Потом. — Вот и все, что он отвечает. 

— Вы гулять выходите, апа? — спрашиваю я, чтобы не позволить повиснуть молчанию.

— Она предпочитает находиться дома. — Адиль смотрит не на меня, а на мать. — Так ей спокойнее. 

— Много народа, — расстроенно подтверждает Гуля-апа и отодвигает от себя кружку. Она как-то резко обмякла и сейчас выглядит бесконечно уставшей. Может быть, это действия лекарств, о которых упоминал Адиль. Наверняка среди них есть нейролептики. — Я пойду полежу немного. 

Первый порыв — встать, чтобы довести ее до кровати, но предупредительный взгляд Адиля меня останавливает. 

Он поднимается из-за стола сам и, смотря, как мать суетливо смахивает хлебные крошки в ладонь, твердо произносит:

— Пойдем, мам. Оставь. Лейла уберет. 

Не то чтобы я против убрать со стола, но не могу не подивиться тому, какой же Адиль… Даже правильного слова не могу для него подобрать. По итогу счет между нами по-прежнему равный. Адиль сыграл против меня моим же оружием. 

Они покидают кухню, оставляя меня с горкой недоеденных бутербродов и недопитым чаем. К своему Адиль едва ли прикоснулся. 

— А Лейла где спать ляжет? — слышится озабоченное из глубины квартиры. 

И следом:

— Не переживай. Что-нибудь придумаем.

Я домываю посуду, когда Адиль возвращается. Волна его взгляда ударяет в спину, заставляя вздрогнуть и неловко выронить мыльную губку. 

— Поешь бутерброды, — не оборачиваясь предлагаю я, подставляя дрожащую кружку под струю воды. — Тоже, наверное, голодный. 

Почти не сомневаюсь, что он проигнорирует мое предложение, несмотря на то что возражения не следует. 

— О чем ты хотела поговорить?

Я выключаю воду, смахиваю тряпкой лужицы на столешнице и только потом поворачиваюсь к нему. Адиль стоит возле противоположной стены, по привычке засунув руки в карманы. По его лицу и не скажешь, что он заинтересован или чего-то ждет. В умении демонстрировать невозмутимость на грани равнодушия ему нет равных. 

— Давно это у нее? — понизив голос, спрашиваю я. — Что вообще врачи говорят?

— Говорят, что ей нужен уход и что нужно пить таблетки.

— Тебе одному тяжело будет справиться. Ей нужен постоянный присмотр. 

— Я в курсе. 

— Я могу попробовать поискать сиделку… Поспрашивать у себя на работе.

Говорю и осекаюсь. Сиделка даже на полдня — удовольствие не из дешевых. Откуда мне знать, может ли Адиль себе это позволить. 

— Здесь была одна тупорылая, которая дозировку лекарств перепутала. У матери чуть сердце не остановилось. 

По тому, как наливается чернотой его взгляд, я понимаю, что Адиль все еще в бешенстве. Здесь я полностью на его стороне. Даже думать не хочу о последствиях подобной халатности. 

11

— Бывший твой будет сегодня, не в курсе? — ехидничает Дима, помогая мне выйти из машины. — А то что-то его мерседеса не видно.

Я закатываю глаза, больше не пытаясь прятать раздражение. Он никак не может забыть, что Адиль довез меня до дома. Я готова была терпеть его подначивания первые пару дней, но точно не спустя неделю. 

— Сейчас проверю телефон. Наверное, пропустила сообщение о том, что он опаздывает.

Дима зло дергает челюстью, вызывая во мне почти садистское наслаждение. Его патологическое чувство собственности — недостаток, который порой сводит с ума. Сам того не подозревая, Дима лишает свой образ того сияющего мужского благородства, которое однажды меня в нем так сильно подкупило. 

— Не смешно, зай, — сухо изрекает он, но за талию все же обнимает. 

Мы приехали в гости к Роберту, закрывать сезон шашлыков, а ссориться при друзьях Дима не любит. 

— Уже давно не смешно, так что предлагаю на этом остановиться. Еще один намек на тот случай, и я уеду ночевать в свою квартиру.

— Не начинай, а? — примирительно ворчит Дима. — Тоже моду взяла: чуть что, грозить отъездом. 

В этом он прав. Этот эффективный способ давления на него я нещадно эксплуатирую при каждом удобном случае. Не нужно подбирать слова, не нужно стараться быть убедительной и вступать в долгоиграющую полемику. Небольшой шантаж — и цель достигнута. От такого сложно отказаться. 

У ворот нас по обыкновению встречает гостеприимный Роберт. Пожимает руку Диме, обнимает меня, добродушно шутит. 

— Что, Дашуль, сегодня пациенты без ангела-хранителя остались? Ну и ладно. Зато, как белые люди, со всеми в баню пойдете. 

За столом в беседке сидит вся наша компания. Мы с ребятами из тех счастливчиков, что за годы не потерялись, и в этом огромная заслуга Робсона. Друг с другом мы знакомы еще со школы, но собрал нас вместе именно он. Меня, например, везде таскал с собой и представлял всем как младшую сестренку. Именно этот статус много раз ограждал меня от посягательств местных гопников: Роберта любили и уважали все, кто его знал. Даже Адиль. 

Его, кстати, сегодня действительно нет, и по этому поводу мне стоит испытывать облегчение. Контакт сиделки и информацию о консультации у невролога я передала через Роберта. Номер телефона Адиля не стала узнавать принципиально — после нашей последней беседы это бы сошло за мазохизм. 

— Сегодня без покера? — Дима кивает на стол, где между пивом и закусками разложены карточки «Монополии». 

— Ну так главного покериста сегодня нет, — то ли в шутку, то ли всерьез оправдывается Роберт, забирая из рук Ани открытую бутылку. — Вот Сеня настольные игры и предложил.

— А что он так? Пришлось срочно отлучиться в казино?

Я мечу раздраженный взгляд в Диму. Да сколько можно? Он даже не пытается скрывать свой сарказм. 

К счастью, Роберт не поддерживает его настрой и, пожав плечами, отвечает так, будто ничего не заметил:

— Не знаю. Я ему предлагал приехать, но он отказался.

— Может, матери хуже стало, — подает голос Сеня, не поднимая глаз от разложенных перед ним карточек. — У нее лютый пиздец с головой. 

— Я тоже слышал. — Это уже Андрей. — Жопа, конечно. И никуда ведь не денешься. Мать. Он у нее живет походу, да? 

Я стискиваю себя руками. Перед глазами встает лицо мамы Адиля, ее бегающие глаза и рассеянная улыбка. «Лейла, если меня все-таки уведут, забери деньги и купи ковер. Ты же хотела».

— Вроде да. 

— Ну ладно, зато у него тачка наконец-то появилась. — Поместив карточку на нужное поле, Андрей издает трескучий смешок. — Если совсем тяжко будет, сможет в ней переночевать. 

Меня словно отхлестали по щекам — так сильно они вспыхивают. Семь лет назад каждый, кроме, пожалуй,Робсона, считал нужным ковырнуть Адиля за то, что у него не было машины. В нашей компании со временем они появились у всех, и это как-то само собой стало негласным атрибутом крутизны и успеха. 

Воспоминания накатывают как волны остывающего по осени моря: леденят ступни, заставляют ежиться и покрываться мурашками. «Давай до дома тебя подвезу, — предложил как-то Артур, когда мы всей толпой вышли из кальянной, и тут же с усмешкой спросил: — Или тебя Адиль пешком встретит? 

Не передать, как было неприятно. Это услышали все. Только разозлилась я тогда не на бестактность Артура, а на Адиля. Мне тогда девятнадцать было — возраст, когда хочется быть не хуже, чем остальные. Сеня на четвертом курсе у отца на фирме стал работать и зарабатывать первые деньги, Робсон точку по ремонту сотовых открыл, которая тоже начала приносить доход. Артуру родители первую машину еще в восемнадцать подарили, а у Андрея мать областным депутатом выбрали, и с тех пор проблем с деньгами у него не было. 

Адиля я тогда, конечно, дождалась, но всю дорогу до дома с ним не разговаривала. И когда он, не выдержав, рявкнул: «Блядь, скажи уже, в чем дело?», вылила на него все. Как стыдно перед друзьями за то, что яединственная, кому приходится ходить пешком, и что в кальяной пришлось сидеть одной, потому что у него не бывает денег, чтобы со мной ходить… 

— Хорошо, что у твоей матери с головой все в порядке, да, Андрей? — чеканю я не своим голосом. — А то кто бы тебе тендеры на строительство выигрывал. 

12

Дима ласково обнимает меня сзади и, глубоко вздохнув, трется носом о шею.

— Чем это так вкусно пахнет? Омлет? 

— С сыром и зеленью, — подтверждаю я, встряхивая сковороду. — Если для завтрака будет мало, то могу сделать еще бутерброды.

— Нет, отлично. Давай кофе сварю. Тебе как обычно с молоком? 

Наверное, это со мной что-то не так, раз я периодически к нему цепляюсь. Если бы идеальные люди существовали, то Дима был бы максимально к ним приближен. Он чуткий и умеет заботиться. К примеру, Роберт, при всех его положительных качествах и любви к окружающим, никогда не сподобится сварить для Ани кофе или помочь ей убрать со стола. В его понимании это не мужское занятие. А Дима пожалуйста — и тарелки в посудомойку не поленится убрать, и на готовке не настаивает. Если я устаю, сам предлагает заказать еду на дом. На первый взгляд, это вроде бы мелочи, но именно они позволяют по-настоящему чувствовать себя женщиной. 

— Какие планы на сегодня? 

Машинально напрягшись, я подношу ко рту чашку с кофе.

— Хочу в ателье брюки сдать и перед работой к отцу заехать.

— К отцу? — Взгляд Димы за секунду теряет благодушие и становится узнаваемо цепким. — Ты что-то зачастила. Неделю назад ведь была. 

Хотя ничего особенного он не сказал, нервные окончания оживают, распространяя по коже противный аллергический зуд. Да, Дима прав: так часто к отцу я действительно не езжу, но это не мешает ощущать неконтролируемое раздражение. По изменившему тону, по тому, как пристально он следит за моей реакцией, я знаю, что в данный момент Дима меня подозревает. 

— Я уже говорила, что в прошлый раз забыла передать отцу письмо. Возможно, в нем что-то важное, поэтому я решила передать его как можно скорее.

Дима делает нетерпеливый вдох, от которого трепещут его ноздри, — так выразительно он демонстрирует свое отношение к сказанному. 

— И что там? — его голос становится насмешливо-саркастичным. — Письмо из Пенсионного фонда или предложение кредитной карты?

— Не знаю, потому что в чужую почту не привыкла заглядывать, — отвечаю ему в тон. — Интересно, с каких пор мне нужно твое одобрение, чтобы съездить в гости к отцу?

— Встречный вопрос: почему твое желание стать образцовой дочерью проснулось, лишь когда в тот же домпереехал твой бывший?

Я чувствую ревущую злость и одновременно самое настоящее бессилие. Злость, потому что, сам того не заметив, Дима фактически назвал меня плохой дочерью. Бессилие — потому что его ревность вымотала. Минуту назад он был самым внимательным и чутким мужчиной на свете, но стоило появиться намеку на потерю контроля, и Дима готов смести все на своем пути. 

— Не тебе судить о моих отношениях с отцом. — На эмоциях я резко поднимаюсь со стула, для чего-то зажав в руке чайную ложку. — Твои родители никогда не страдали алкоголизмом, и ты понятия не имеешь, каково это — вытирать блевотину с пола и умирать от страха, когда кто-то по ту сторону двери грозится тебя убить, если посмеешь ему не открыть. Считаешь, тебе известно, какими должны быть нормальные отношения между детьми и родителями? Прекрасно! Вместо того чтобы осуждать меня, позвони своим матери и отцу и поблагодари их за то, что каждую неделю имеешь возможность уезжать от них с улыбкой! А меня судить не смей, ясно?!

Судя по растерянному лицу, Дима уже и сам не рад, что завел этот разговор, однако сразу все равно не сдается.

— Ладно-ладно, может, я неправильно выразился. Просто странно, что твои визиты к отцу участились именно тогда, когда вернулся Адиль.

Я на секунду прикрываю глаза, чтобы вернуть себе самообладание, а в следующую — грохоча пятками, несусь в прихожую, где лежит сумка.

— Вот! — с хлопком опускаю на стол конверт, адресованный отцу. — Вот ради чего я собираюсь заехать. Не из-за Адиля! Ты теперь каждый раз меня будешь в чем-то подозревать? Потому что он находится в том же городе, что и я? Так давай бросим все и переедем куда-нибудь подальше! На север, например? Инфраструктура там так себе, но зато поводов для ревности не будет. Хотя о чем это я? Ты ведь меня и к оленю готов ревновать!

От учащенных вдохов ломит грудь. Со мной так всегда: если распалюсь — сразу остановиться не могу. Нужно до конца выговориться, а еще лучше — ударить оппонента в ответ побольнее. 

— Ну все-все, зай. — Дима встает и, подойдя вплотную, притягивает меня к себе. — Извини. 

Я дергаюсь, не готовая так быстро сдаваться, и уворачиваюсь, когда он пытается запечатлеть поцелуй на моей щеке. Что за дурацкая привычка — спровоцировать склоку на ровном месте, а потом попросить прощения, полагая, что все моментально забудется.

— Ты через сколько поедешь туда? —  Дима примирительно поглаживает меня по лопатке. — Давай отвезу? 

Я моментально обмякаю. Забота очень подкупает. 

— Да нет, не нужно. Это ведь тебе придется срываться с работы. Проще взять такси. 

На секунду кажется, что отказ не пришелся Диме по вкусу, но я решаю об этом не думать, чтобы окончательно не портить себе настроение. 

В итоге спустя полтора часа оставляю в ателье брюки и иду в пекарню по соседству, чтоб купить пирог отцу. Мелькает мысль взять и второй, но потом понимаю, что это лишнее. От квартиры Адиля нужно держаться подальше, как бы ни хотелось проведать его мать. Когда я сказала Диме, что хочу отвезти письмо отцу — именно это и подразумевалось. Ничего больше.

13

— Тебе Роберт передал контакты сиделки и невролога? — спрашиваю я, пока, опустив взгляд, нарезаю пирог. Почему-то страшно встречаться с Адилем глазами. Наверное, потому что чувствую, как он на меня смотрит.

— Передал. На следующую пятницу назначили консультацию.

Можно еще потянуть время: отвернуться, чтобы сполоснуть руки, стряхнуть крошки с разделочной доски, разлить по чашкам чай. Но такой бесперебойный набор действий будет выглядеть уж совсем жалко.

Отложив нож, я сосредоточенно выкладываю творожник в тарелку и затем решаюсь: поднимаю глаза, разыгрывая полную невозмутимость. 

— А сиделка? 

Кажется, Адиль все это время не переставал на меня смотреть, потому что наши взгляды тут же встречаются. 

— Она может только три дня в неделю. Мне это не подходит. 

Прикусив губу, я киваю. Да, такое правда не подходит. Его матери нужен ежедневный присмотр.

— Я поспрашиваю еще. Может быть, найдется сменщица.

— Нет. Слишком много незнакомых людей, к которым ей придется привыкать.

— Тогда, может быть …

— Не нужно, — перебивает Адиль, на корню пресекая мое намерение. — Я сам. 

— Как скажешь, — тихо бормочу я, отчего-то расстроившись, что он так безапелляционно отверг мою помощь. Мне было не сложно. Даже в радость.

Поэтому отворачиваюсь, принимаясь увлеченно разливать чай. Стеклянного колпака между нами по-прежнему нет, а значит, Адилю не составит труда считать мое состояние и неправильно его истолковать. Он и так убежден, что я на нем зациклена, и его самоуверенность ни к чему подкреплять.

— Наверное, нужно позвать твою маму. Пирог свежий.

Даже не видя, представляю, как Адиль отрывается от стены и, бросив финальный взгляд на мою спину, выходит из кухни. Полчаса, проведенные бок о бок, синхронизируют меня с ним подобно блютус. Хотя, возможно, я все себе выдумала, и он до сих пор стоит на месте. 

Повинуясь порыву, оборачиваюсь, чтобы проверить. На кухне его нет. Впрочем, Адиль возвращается почти сразу, а его голос звучит на два тона ниже:

— Она уснула. Наверное, успокоительные подействовали. 

Моя рука, опускающая чашку на стол, непроизвольно дергается. И что теперь? Мне нужно уходить прямо сейчас или?.. Остаться и как ни в чем не бывало пить чай, делая вид, что для нас находиться наедине друг с другом — в порядке вещей?

— Ты чай пить будешь? — неловкость в голосе невозможно спрятать, как бы тихо я ни говорила. 

— Ты ведь уже налила, — отвечает Адиль и тянет к себе стул. 

То есть все-таки да. Мы сядем друг напротив друга и проведем несколько минут вместе без подстраховки третьего лица.

Торопливо смахиваю прилипшую к щеке прядь и тоже сажусь. 

— Я, кстати, не спросила… Может, ты кофе хотел?

— Нормально. Кофе я сегодня уже пил.

Кажется, что я по волшебству попала в другую реальность, где Адиль свободно отвечает на мои вопросы и даже пытается по-своему быть милым. 

— Раньше ты мог его литрами пить, — необдуманно вылетает у меня. — Говорил, что кофе помогает тебе уснуть.

— Он на меня вообще не действует. — Адиль подносит чашку ко рту и, подув, отпивает. — Ни кофе, ни энергетик.

— Ого… Но ты ведь в покер ночами постоянно играешь… Тяжело, наверное, без допинга.

Если Адиль и удивился, что я знаю, чем он зарабатывает на жизнь, то не подает вида. Видимо, смирился, что его за глаза обсуждают. Ну или ему плевать. 

— Нормально. Я привык. 

Вопросы во мне продолжают размножаться, нетерпеливо просясь наружу. Хочется узнать многое: чем Адиль занимался эти семь лет; что привело его в покер; действительно ли он жил все это время в Новосибирске и что сталось с их старой квартирой. Дом, где он и его мать жили раньше, был довольно старым, но все равно куда лучше, чем эта пропахшая мочой пятиэтажка с комнатами-коробками. 

Совершив усилие, топлю любопытство в себе, не решаясь провести его по хрупкому, едва наметившему мосту между нами. Да это, скорее, и не мост даже, а тонкая нить благодарности, которая оборвется, едва я выйду за дверь. 

Вместо этого спрашиваю о нейтральном: 

— На день рождения к Сене придешь в следующие выходные? Слышала, тебя приглашали.

— Не знаю пока. Ближе к делу решу. 

Я снова не удерживаюсь от воспоминаний. Как-то само собой получается.

— Помнишь, как ему на двадцатилетие набор пивных бокалов подарили, которые ты в итоге о затылок придурка Эдика разбил? Это сосед Робсона, который вечно напивался как свинья и всех бесил.

Челюсть Адиля неуловимо дергается.

— Всего не упомнишь. Я тогда редкостным долбоебом был. 

— Это я тебе идею подарка подкинула, если что. — Издав смущенный смешок, тычу пальцем в крошку на столешнице, чтобы переложить ее в блюдце. — И думать долго не надо.

14

— Может, по десерту закажем? — Озорно поиграв бровями, Ксюша разворачивает ко мне тейбл-тент с сезонным меню. — Я недавно с безглютеновой диеты слезла и хочу это отметить. Здесь тортики, говорят, обалденные. 

Я вполне могу обойтись без сладкого, но, насколько знаю подругу, в одиночку она пировать не станет. Поэтому соглашаюсь. В последнее время мы стали реже видеться, так что время вместе хочется провести максимально приятно. 

— Давай. Я возьму профитроль.

Пока Ксюша ищет, чем себя порадовать, меня в очередной раз посещает дежавю. После возвращения Адиля это стало случаться все чаще и чаще, будто активировался портал в прошлое. 

Нам с ней по четырнадцать, в дешевой забегаловке мы косимся на настольное меню, прикидывая, хватит ли денег на два пирожка и какао. 

— Ксюш. 

Она поднимает глаза:

— Да?

— Помнишь, мы мечтали, как будем ходить по лучшим заведениям и заказывать все, что душа пожелает? И чтобы непременно модно и дорого одетые?

Ухмыльнувшись, Ксюша тычет в себя большими пальцами и победно покачивает головой. Мол, смотри, как было и как стало. Она у меня молодец: вот уже полтора года хорошую должность в крупной интернет-компании занимает и отлично зарабатывает. 

Одновременно с воспоминаниями о детстве меня захлестывает необъятное чувство теплоты по отношению к лучшей подруге. Мы с Ксюшей знакомы с пеленок. Росли в одном дворе, вместе учились в школе и университете. Она, как и я, из самой обычной семьи, мама и отец всю жизнь трудились на заводе. Разве что ее папа, в отличие от моего, не пил. Может быть, в этом и кроется причина моей огромной любви к ней. Перед Ксюшей никогда не нужно было казаться лучше, чем я есть, потому что она и так знала обо мне все. Нас, наверное, и подругами называть будет неправильно — больше бы подошло «сестры». 

— Как думаешь, мы сами-то верили, что так будет? 

— Не знаю, как ты, а я точно верила, — хихикаю я. — Ты же помнишь о моей неистребимой вере в чудеса. 

— Помню-помню. — Ксюша откладывает меню и фокусируется на мне взглядом: — Кстати, об этом. Как Адиль? Ты писала, что виделись. 

— Ну про первый визит я ведь тебе рассказывала?

— Рассказывала. Он тебя до дома довез и общался так, будто ты ему смертельную обиду нанесла. Потом еще Дима в довесок приревновал.

— Да, — подтверждаю я. — А два дня назад я поехала к отцу во второй раз, чтобы письмо передать, которое в прошлый раз забыла. У подъезда мать Адиля увидела… Она на лавочке в такой холод в одном халате сидела, с разбитым лбом. Адиля ждала из аптеки…

Ксюша закрывает ладонями нижнюю часть лица и сочувственно трясет головой. 

— Ужас какой, Даш. Так жалко… Сил просто нет… Вот за что такие страдания людям? 

— Да, очень ее жаль. В общем, я накинула на нее свою куртку, и мы вместе дождались Адиля, потому что в квартиру она возвращаться без него отказывалась. Так сильно любит его… 

От воспоминания о ее взгляде, горящем фанатичной решимостью, в горле набухает ком, и, чтобы справиться с ним, мне приходится опустить взгляд.

— Так он ведь сын ее единственный, — подсказывает Ксюша. — Для матери свой ребенок самый лучший, каким бы он ни был. 

— Мы с ним разговаривали на кухне… — Я разглядываю собственные пальцы, невольно выпуская наружу улыбку. — Первый нормальный разговор наконец состоялся. Мне кажется, Адиль изменился. Спокойнее, что ли,стал. Я про драку на дне рождения Сени вспомнила, когда бокалы разбились… Помнишь, наверное? Он так отреагировал… Как будто ему стыдно или неудобно. То есть видно, что не гордится. 

— Ну да. А теперь вспомни вашу встречу на моем дне рождения, когда он тому придурку вмазал. И когда они с Димой твоим чуть не подрались… Ничего не путаю ведь? У Роберта. Ты сама рассказывала.

Я чувствую себя неловко. Будто уличили во лжи. Но я говорю как есть. Адиль действительно повзрослел. Заботится о своей матери и в целом кажется куда спокойнее. 

— Это другое… Тот парень руки распустил, а с Димой они просто повздорили. До драки не дошло.

— Это он еще только вернулся… — не сдается Ксюша и, вздохнув, понижает голос: — Даш, ты взрослая умная девушка, и не мне тебе наставления давать. Просто знай, что я за тебя волнуюсь. Раньше считала, что Адиль тебе не пара, и продолжаю думать так же. 

Адиля Ксюша всегда недолюбливала. Когда мы встречались, она ни слова против не говорила, но я все равно чувствовала ее отстраненность. А после того как он уехал и я немного пришла в себя, Ксюша сказала, что Адиль всегда пугал ее своей замкнутостью и агрессией и без него мне точно будет лучше. Тогда эти слова стали подспорьем в том, чтобы пережить его отъезд. Сейчас же почему-то немного царапают.

— Во-первых, я живу с Димой. Во-вторых, у меня даже мысли нет снова сойтись с Адилем.

Стараюсь говорить это непринужденно и с улыбкой, но выходит из рук вон плохо. Загораются уши, голос протестующе дребезжит. 

— Да я понимаю, понимаю, — успокаивающе произносит Ксюша. — Просто вслух рассуждаю. Вы когда встречались, фактически детьми были… Постоянные встряски, ревность, скандалы и страстные примирения по юности хороши. Но представь такого, как Адиль, в быту и браке. Видишь что-нибудь? Я, например, нет. 

15

День рождения Сеня привык отмечать в шумных местах вроде клубов и караоке-ресторанов, и его двадцатидевятилетие не стало исключением. Местом празднования выбран недавно открывшийся бар, зарекомендовавший себя пристанищем для самой модной молодежи. Ценник на еду и напитки здесь выше среднего, но и обстановка соответствующая: приятная музыка, доброжелательные официанты и кухня выше всяких похвал.

— Платье сидит нормально? — Вопросительно глядя на Диму, я делаю полуоборот, чтобы дать ему возможность оценить. — Нигде не собралось?

— Красавица, — улыбается он, выразительно посмотрев на мои бедра. — Все у тебя отлично.

— Ты даже не посмотрел нормально. — В шутку надуваю губы, зная, что после этого он подойдет ко мне и обнимет. — Не стыдно?

Как и всегда, угадываю. Через пару секунд лицо Димы оказывается напротив моего, а его руки опускаются на талию. Он очень мил в своей предсказуемости.

— Супер сидит, говорю же. — Дима мягко целует меня в губы и заглядывает в глаза, следя за реакцией. — Точно будешь самая красивая.

Переплетя наши пальцы, я с довольной улыбкой тяну его вперед. Несмотря на тяжелые ночные смены, всю неделю пребываю в отличном настроении. Та застарелая рана в груди, вскрывшаяся с появлением Адиля, перестала так сильно ныть, и мне наконец удалось обрести подобие умиротворения. Хотя это и не умиротворение даже. Скорее, отсутствие нервозности и фантомного[N1] беспокойства.

— А подарок Сене кто должен был привезти? Роберт? Вы же вроде акустику собирались дарить?

— Да, — подтверждает Дима и, отпустив мою ладонь, салютует Андрею, выходящему из туалетной комнаты.

Я ограничиваюсь вежливым кивком. Пусть в нашу последнюю встречу я и была с ним резка, все сказанное было чистой правдой. Для человека, который безбедным существованием обязан исключительно своей матери, Андрей слишком снисходительно разглагольствует о чужих достижениях.

— Надеюсь, сегодня вы помиритесь. — Дима снова берет меня за руку и слегка сжимает. — Из-за ерунды же вспылили.

Я тут же хочу огрызнуться, заметив, что тема классового неравенства — вещь отнюдь не ерундовая, но вовремя себя останавливаю. Всю неделю мы с Димой прожили без единой ссоры, и день рождения общего друга не самое удачное время, чтобы нарушать идиллию.

— Разберемся, — говорю я и, завидев именинника, натягиваю на лицо улыбку.

Ухмыляющийся Сеня, держа под мышкой коробку с изображением автомобильных динамиков, идет нам навстречу.

— От души, бро! — Он пожимает руку Диме и быстро касается щекой моего лица, имитируя поцелуй. — Спасибо за подарок. Решил сразу в машину отнести, чтобы, как в прошлую днюху, половину подарков не проебать.

— Ты давай уж не проеби, — весело посмеивается Дима. — Они дорогие. Артур лично выбирал.

— Ага, Робсон сказал. Я уже на установку записался.

— Куда? Мне саб в «Данлопе» ставили. Толковые пацаны.

Решив не мешать парням обсуждать неинтересные мне темы, ищу глазами Ксюшу и, когда нахожу, тереблю Диму за руку.

— Вы разговаривайте, а я пойду к девчонкам, ладно?

Увлеченный разговором, он не глядя гладит меня по плечу.

— Иди, зай. Скоро подойду.

Ксюша и Аня тоже успели меня заметить и теперь с улыбками обмахиваются руками, делая вид, что им внезапно стало жарко. Мол, ох, как же ты горяча, Даш.

— Ну хватит, хватит, — шутливо ворчу я, по очереди целуя их в щеки. — Вы тоже ничего такие красотки.

Меньше чем через минуту в руках оказывается бокал с шампанским, и мы с девчонками, чокнувшись, пьем за встречу и здоровье именинника. Праздник быстро набирает обороты.

— А ты Сене, как обычно, туалетную воду подарила? — со смехом спрашиваю я у Ксюши.

Она с наигранным пафосом передергивает плечами.

— Слушай, ну а кто, если не я?

На последнем курсе у нее и Арсения, знавших друг друга еще со школы, случился роман. Спустя полгода они полюбовно расстались, но обязанность выбора его парфюма плотно закрепилась за Ксюшей. Ребята — редкий пример того, что и после разрыва можно остаться друзьями. Не уверена, что мне такое под силу.

— Роберт как сквозь землю провалился, — недовольно фыркает Аня, оглядывая зал. — Наверное, акустику с парнями опять обсуждает. Я уже мечтаю, когда мы наконец одни уедем отдыхать. Вот у тебя Димас совсем другой, Даш. Цени. Он к тебе и дому привязан. У Робсона друзья на первом месте, а уже потом я. Думаете, дом этот он для нас снимал? — Она раздраженно закатывает глаза. — Ага, как бы не так. Это чтобы к нему в любое время друзья могли приезжать.

— Ань, он тебя очень любит, — успокаиваю я, хотя и не могу не признать, что в чем-то она права.

Роберт почти каждый вечер видится с кем-то из ребят, при этом оставляя Аню сидеть дома. Меня бы такое сильно угнетало.

— Любит, да. Но друзей своих любит больше.

Аня подносит бокал ко рту, и в этот момент ее взгляд неуловимо меняется, фокусируясь на точке за моей спиной. Невидимая рука заставляет меня обернуться, чтобы выяснить, куда Аня смотрит, и сердце моментально пропускает удар, а затем, напротив, начинает стучать быстрее.