Пролог

После недолгой тряски, по разбитым дорогам небольшого подмосковного городка, милицейский УАЗ остановился. Пожилой прапорщик выволок на свет, а скорее сумерки божьи, парня лет двадцати в видавшей виды кожанке поверх спортивного костюма с капюшоном и классическими тремя полосками на штанах.

Задержанного била мелкая дрожь, он был бледен, напуган, подавлен. Такое поведение, в глазах стороннего наблюдателя, не вязалось с внешностью типичного гопника с рабочей окраины, для которого привод в отделение, дело привычное. На первый взгляд болезненно худой, но на торчка похож не был. Вообрази его при других обстоятельствах, в каком-нибудь глухом переулочке и паренёк мог кого угодно заикой оставить. Не высокий, чуть ниже среднего, жилистый, сбитые костяшки кулаков, русый «полубокс» под съехавшим капюшоном, бровь пересёк старый шрам, рядом красные точки швов нового, слегка неровный, давно перебитый нос и сломанное как у борца ухо. Ощутимый запах алкоголя исходящий от задержанного довершал неприглядную картину.

Следом, из кабины кряхтя выбралась пожилая, грузная тётка и спрятавшись за прапорщиком, грозя пальцем, зло забубнила:

— Доигрался мерзавец! Доигрался! Уж теперь-то, точно не вывернешься! Всё, как есть расскажу! Гад… отродье, чтоб тебе пусто было, тьфу… — запрокинув голову, карикатурно плюнула она, но глядя на равнодушно-скучающие лица ментов, казалось подавилась словами. Затем, с шумом втянув воздух, демонстративно схватилась за сердце и покачивая головой, будто стыдя продолжила, — Жаль, Мария не дожила! Полюбовалась бы, на сокровище! Ну ничего, конец верёвочке, теперь не отбрешешься… Подонок!

Взгляд льдисто-серых глаз, равнодушно прошёлся по тётке, прапорщику, своей промокшей, покрытой грязью одежде и с затравленной тоской упёрся в три обшарпанные ступени перед чёрной стальной дверью.

— С-сука! — едва слышно, прошипел задержанный морщась и сжимая кулаки, в попытке хоть немного размять онемевшие конечности, — Ну как же так-то?! — На ободранный лоб и капающую по щеке кровь, внимания уже не обращал. Брали его не церемонясь... да и не за пригоршню семечек, если честно.

— Лучше б, тебя окаянного, в младенчестве утопили! — Не унималась тётка, — Где ж это видано, просто так, взять и Че-Ло-Века убить! Видать, совсем сбрендил! Надо было тебя, ещё тогда посадить!

Парень зло посмотрел на неё, затем повернулся к своему конвоиру:

— Это обязательно? — спросил он, полуобернувшись и показывая скованные руки.

Прапорщик, угрюмо посмотрев на него молча подтолкнул в дверь отделения.

Глава 1. Начало

Подмосковье 08.04, 15:30

***

Электричка зашипела дверьми и наконец-то дёрнулась плавно, будто нехотя, набирая ход. С блаженством откинувшись на неудобном сидении, я прислонил голову к окну и прикрыл глаза. Именно это положение, с детства, с той самой поры, когда я самостоятельно начал ездить в Москву на тренировки, казалось мне наиболее удобным. Возможно, причиной была, прохлада стекла, которая после напряжённой трени была особенно приятна, а может рабочий люд, с укором взирающий на рассевшегося юнца. В эти моменты я притворялся спящим. Затея срабатывала, ровно до того момента, пока рядом не оказывалась какая-нибудь сердитая бабуська. После чего хитрый подросток, с красными от стыда ушами, удалялся дожидаться своей остановки в тамбур, плетясь под торжествующие взгляды попутчиков и несмолкаемые стенания бабки, мол - вот молодёжь пошла. Благо ехать было недолго, всего-то около получаса от Курского вокзала.

За окном, мелькали дома, столбы, деревья, а я наблюдал, через запотевшее стекло, как куда-то, мчались визжа сиренами машины. Туда-сюда целый день, будто соревнуясь носились менты скорая и бог весть какие ещё службы. Отовсюду сегодня, я слышал вой сирен. Плевать на них! На всех плевать. Я никому ничего не должен, мне никто ничего не должен. Пригородные электрички, на мой взгляд, лучшее место для рефлексии. Я постепенно проваливался в дрему и призраки прошлого начинали брать своё.

***

«Я тебе ничего не должна!» — её слова, снова больно резанули душу, — «Плевать, не я первый, не я последний» — Как там говорится? Весь мир бардак, все бабы..., ну и далее по тексту, —«Плевать!».

Плевать на всё, на неё, на себя, на весь мир, пусть он катится в пропасть. Но последний наш разговор, по садистски упорно продолжал терзать больную голову.

— Некоторые, совершенно не хотят взрослеть! Вот… хоть ты тресни, хоть «кол теши»! — распекала меня Наташа — К тому же ты в курсе, как, моя мама к тебе относится! И сам знаешь почему!

— Не пори горячку зайчонок, всё будет! — парировал я — С мамой тоже, наладим помаленьку!

— Всё будет. Наладим. Помаленьку. Вот всё у тебя, помаленьку! — передразнила она меня и стала загибать пальцы: — Образования нормального нет? И не будет! Работы нормальной тоже нет? И видимо, не предвидится! — вопросы были риторическими и отвечать я не стал, пусть выговорится, а девушка тем временем продолжила, — В двадцать три, многие уже по две машины сменили, а Максимка?! Всё на электричках, зайцем! Прошлое темнее некуда! Будущее... вообще мрак! Ты как жить собираешься?

— Ну чё ты снова? — скривившись, отмахнулся я, — С работой, тренер почти решил вопрос. Там батя одного из учеников пока что, к себе берёт! А со второго курса смогу и группу официально набрать, пацанов тренить буду!

— Да что! Твой! Тренер! Тоже мне пример! — сорвалась на крик она — Хочешь как он?! Ни кола! Ни двора! Ни машины, ни семьи, ни денег! Так и будет за тебя решать?!

Я чувствовал, начинаю закипать, а Наташу всё больше несло, — Вот закончу универ! — добавив баса, передразнила меня девушка, — буду тренировать пацанов!

— Уймись, прошу! — прошипел я оглядываясь, случайные прохожие уже косились.

— А то что?! — в тон мне ответила она.

Не желая продолжать я отвернулся, но она схватила меня за рукав разворачивая к себе.

— А может ты... физруком, в школу собрался? — презрительно фыркнула она — Не смеши! На копеечную зарплату и машину не купишь! О квартире, даже не говорю! А представь себе, появятся дети?

— А что дети? — пожал плечами я, — Будут дети, будет видно!

— Им прикинь, свою комнату надо! А может ты хочешь, чтобы они как ты, с предками теснились?! Да и мордобой твой, кому сейчас нужен? Ладно бы деньги платили, а у тебя? Вот ответь, что ты заработал за последний бой, кроме новых швов?! Впрочем, не отвечай, ни-хре-на, только пластырь…

Внезапно даже для себя, не говоря о вздрогнувшей девушке, я сорвался на крик: — Треньки! СУКА! Не трогай! Сторчался бы! Или спился, как многие здесь! Тебе ли, не знать, как всё было! — затем, сдавленным от ярости голосом и понимая, что перешёл грань добавил, — По-моему... уже говорили на эту тему!

— Треньки?! СУКА?! — опешившая на мгновение Наташа перешла на визг, её лицо пылало гневом. — Ты! Гавно подзаборное! Оборванец! Попутал меня с кем?! Подобрала, из жалости… — она внезапно замолкла раздувая ноздри и сверля меня взглядом.

Я молча глядел на неё, будто впервые, не в силах поверить в услышанное.

— Так, ЧТО?! МНЕ?! От ТВОИХ! Тренировок?! — Неожиданно спокойно, даже отстранённо спросила она, глядя в глаза: — Ни тепло! Ни холодно! Мышцы поверь, не главное! Сейчас, всё решают деньги! Их платят на хорошей работе, ещё лучше бизнес! А у тебя? У тебя, перспектив нет!

— Солнышко, извини, сорвАло! — испугался я внезапной догадке и, пытаясь уйти от темы, продолжил нести чушь, — У тебя головушка своя есть, что ты как мать заговорила? Она ж, с самого начала ко мне цеплялась!

— Маму мою, не трогай, не достоин! И ты, прекрасно знаешь, почему она к тебе так относится, — ледяным тоном, осадила меня Наташа, её палец уперся мне в грудь, — Ты, каким был, таким и остался, всё веришь в прекрасное далёко…

Я стоял ни жив ни мёртв, понимая, куда ведёт наша беседа, а моя ненаглядная, продолжала гвоздями в крышку гроба, вбивать слова:

— Думаешь, сейчас потерплю, — презрительно скривилась она, — а потом что-то случится?! Или, само завертится? Замучу чё нить, вот и все твои планы на жизнь, Белкин!

Дальше мы наговорили гадостей друг другу и разбежались, а в мае она выходит замуж. Тоскливо-то как! Я смотрел на очередную вереницу мчащихся с сиренами машин, всего три месяца назад расстались, а она уже замуж. Быстро же, замену нашла. Получается предложение, ей почти сразу сделали? А может нашла раньше и просто за нос меня водила? Вспомнил, как поколотил доброжелателя, что который рассказывал будто видел, как у её подъезда внедорожник остановился и она из него, минут десять спустя вышла! Я, как дурак решил, что слухи распускает, хотя, накой ему эти слухи?

Глава 2. Околоток

***

Эх, не зря УАЗ козликом прозвали, по ухабам и рытвинам эта неказистая машинка скакала, только руль держи.

Я трясся в клетушке для арестантов, жёсткая деревянная скамья, неудобная поза, теснота и наручники не способствовали бодрости духа. Я смотрел через запотевшее, перегороженное решёткой оконце на знакомые улицы, слякотные и грязные, от почти растаявшего снега. Который валяясь тут и там, грязными кучками, всё ещё напоминал о ушедшей зиме. А ведь уже скоро, улицы зазеленеют, сначала первые почки, затем травка и жёлтые как цыплята, цветы мать-и-мачехи. Всё по новой, всё как в счастливом детстве. Где жизнь идёт только вперёд, за зимой – весна, а за ночью – день, но сейчас, мне хотелось, чтобы время остановилось и повернуло вспять, а я выбрал бы другую дорогу. Подальше от чёртовых гаражей. А если, была бы возможность то и тогда, раньше, плюнув на пацанскую гордость, пошёл бы другой дорогой, той, где меня не ждали Волков с компашкой.

Любая дорога когда нибудь заканчивается, «козлик» притормозил перед воротами ОВД, а я, прислонившись к окошку, прощаясь, в последний раз смотрел, на знакомую улицу. Следующий раз, вероятнее всего, будет много лет спустя.

***

Подмосковье 08.04, 20:00

— Это обязательно? — спросил я, показав скованные наручниками руки, — Я же сам позвонил! Скорую вызвал..., вас дождался!

— Так положено! — ответил прапорщик и втолкнул меня в отделение. Следом с важным видом зашла шипевшая на меня свидетельница.

В небольшой приёмной вяло переругивался с дежурным какой-то мужик в синей куртке и перемотанной окровавленным тряпьём рукой.

По его словам, покусан он был, каким-то агрессивным наркоманом.

— Произошло это минут сорок назад! — говорил покусанный, — Здесь недалеко, на улице, парень без куртки сидел, привалившись к забору детского сада. Под ним кровищи натекло, жуть. У него, на руке… мизинец начисто оторван был! Я, значит, потряс его, ну, за плечо.

— И? — голос дежурного был пропитан сарказмом.

Но мужика, это не смутило и он, будто не замечая, продолжил сбивчиво пояснять дальше:

— Ну, я, спросить только хотел, может, помощь какая нужна? Холодно ведь, без одежды, не май! Ну или предложить скорую вызвать? А парень набок завалился, сначала показалось, мёртвый! Кровью истёк, ну или замёрз. Тут он затрепыхался, да вставать принялся, я, значит, помочь ему хотел, а этот негодник, как за руку меня цапнет…! — потряс окровавленной конечностью пострадавший и продолжил сбивчиво тараторить. — Я говорю, что творишь пьянь подзаборная?! А он как зыркнет…

— И? — равнодушно устало спросил дежурный,

— Что и? — не понял мужик.

— И дальше что? — также устало, но уже раздражённо спросил мент.

— Между прочим, зря вы так! — обиделся покусанный, — Вы, этих глаз не видели! Я между прочим…

Но дежурный зло отмахнулся:

— Откуда вы знаете, что… я видел! У нас тут каждый день, такой ералаш…! Не до вас гражданин! Покусали? Идите в травмпункт, зафиксируйте всё…, а потом с заключением доктора к нам! Всё! И так не пойми что творится целый день, в Москве беспорядки и почти всё отделение на усилении, здесь только дежурный и ГБР! Поэтому рассказывать побасенки, о кусачих наркоманах не нужно, прививку от бешенства сделайте, и всё! Настаивать будете? Заявление, конечно, примем! Но, искать виновного никто не будет, проблем и без того хватает, а тут ещё мокруха.

Мужик настаивал, но в этот момент, дежурный увидел меня:

— Вот, убийцу привезли! Сначала, надо его оформить, хотите ждать? Извольте, а сейчас отвалите, пока не закрыли в камеру по какой-то там статье за препятствие работе милиции, — при этом пояснив, что там уже спит покусанный кем-то алкаш и им двоим, будет о чём поговорить.

Мужик с немалым удивлением, даже испугом, покосился в мою сторону буркнув:

— Перевязать-то по-человечески сможете? — сел ждать своей очереди.

Разместили в клетке, её ещё обезьянником называют, предварительно забрав всё, что было в карманах, а также шнурки, включая тот, что держал спортивные штаны. Хорошо, что резинка тугая, сами с жопы не падают!

Не вставая с места, дежурный записал мои данные, попутно сверяя, с какими-то, своими записями. Удивляясь, что не имел «честь», знать, меня раньше, потому как сам, не местный!

Я сидел, тупо отвечая на вопросы, пытаясь понять, как я… спортсмен..., трезвенник! Ну, почти! Дошёл до жизни такой?! Ведь и суд, и учёт, всё, казалось, осталось, далеко в прошлом, а воображение уже рисовало жуткие картины дальнейшей судьбы.

За мужиком, всё ещё сидящем в приёмной, пришёл совсем молодой, мне наверно ровесник, старший сержант и увёл на перевязку, мужчине было явно плохо, гораздо хуже, чем когда я его увидел впервые. На мою просьбу позвонить, ответили чтоб не доставал, а если не заткнусь отхерачат и подселят в камеру с бомжем и тот, подсадит мне вшей. Я заткнулся, с них станется, да кому звонить, тренеру? А он что сделать может? Мой печальный взор упал на скамью и под облупленной краской знакомое, нацарапанное кем-то послание - Идите всё на..., дальше буквы кем-то старательно зацарапаны, но и так всё ясно - отделение совсем не изменилось.

***

Матёрый опер Сергей Бодянов чиркал в блокнотик геометрические фигуры, часто занимался этим, когда размышлял о делах и судьбах мира, с самого утра он пребывал в дурном настроении, предчувствия, как обычно, его не обманули.

Сообщения от коллег и медиков приходили, будто соревнуясь в абсурдности, каждое нелепей предыдущего, но почти все связаны одним - кто-то, кого-то кусает, целый день, в Москве и области. А тут ещё убийство, хорошо хоть свидетели есть. Правда, недавний звонок в морг перевернул, понятное, казалось, дело наизнанку, он даже наорал на сотрудника, обвинив его в пьянстве на рабочем месте, за что был послан. Странный всё-таки день. От раздумий его отвлёк стук в дверь.

Глава 3. Утро добрым не бывает

***

Подмосковье 10.04, 03:00

Почти полный «литр», удалось растянуть на весь бесконечно долгий день. Самое смешное, вчера, пить водку я начал для храбрости, а ещё, от беспредельного отвращения, не в силах смотреть, на мерзкие мертвячьи хари! Прекрасно понимая, как, воздействует алкоголь на нервную систему и усиливает жажду, но, благодаря ему, удалось немного поспать. Но потом… потом, я пил только потому, что был готов залить в глотку, что угодно! От воды до растворителя. Лишь бы могло протечь, по иссохшему как заброшенный колодец пищеводу в желудок.

Ближе к утру, по моим внутренним часам бутылка закончилась, как я её не растягивал. Сначала просто прихлёбывал, затем решил считать до ста, потом до тысячи, но когда осталось на пару глотков, залил в горло всю.

Что остаётся теперь? Только мечтать о чуде, но не в этой жизни, ведь она меня и раньше не баловала, а теперь, видать, финальный акт, этой скорбной драмы.

Промелькнула малодушная мыслишка, руку в клеть просунуть и враз всё оборвать! Но..., банально зассал, а ну как это не конец! А вдруг, часть сознания сохраняется и вместо избавления от голодной смерти, я получу вечность в запертой клетке! После, долго вертел в руках бутылку, но резать вены, тоже не решился.

Тяжёлые мысли давили, да ещё вспомнил, как Наташка прыгнула в машину, и с женихом умчалась в светлое будущее! Сейчас, наверное, уже далеко, греет постельку этому Гене. Навалилась усталость и апатия, прижавшись к бетонной стене и подтянув колени, уткнулся в них носом, надо поспать!

Очень холодно. В темноте какое-то движение, что-то стремительное проскочило на периферии зрения и растворилось во тьме, я прижался к решётке, не сводя глаз, с тёмного провала коридора, страшась отвести взгляд и понимая что нужно, наоборот, прижаться к стене, быть подальше оттого, что затаилось и ждёт.

Вот, опять что-то, большое..., страшное..., сбоку... дёргает на себя решётчатую дверь! Оборачиваюсь и ору от страха, надо бежать, только ноги не идут! Парализованный ужасом, я мог лишь смотреть!

Страшная мёртвая бабка, вцепившись в дверь, со всей силы трясёт её! Наручники не выдерживают и разлетаются на мелкие осколки! Бабка и все остальные мертвецы стоят перед открывшейся дверью, там все: капитан, прапорщик и Паша Волков, Наташа с родителями, и какие-то смутно знакомые люди.

Все смотрят на меня, затем главная мертвячка делает шаг в мою маленькую крепость! Хочу убежать, но только и могу, что смотреть.

Я знаю, что если позову, мама придёт и спасёт меня, стоит всего лишь позвать, но голоса нет.

Пол крошится под ногами, лечу во тьму, прямо в ад.

***

Лежу, собираюсь с мыслями. Голова болит, во рту, словно кошки нагадили, приснится же такое.

Последний раз, он же и первый, я так нажрался, чтобы очнуться не дома, очень давно! За год до нашей памятной ссоры!

Ехал с тренировки и встретил Волкова с компанией. Слово за слово, за спорт, за баб, за все дела. Короче, напились и я, как говорится, не дошёл до хаты!

Проснулся на скамейке в парке под утро, до костей продрог, хотя июль был.

Влетело за эти дела мне сначала от бати с матерью по первое число, а потом, и от тренера, по ногам, печени и голове непутёвой! Было стыдно, гадко и больно! И хоть про Пашку, я не проронил ни слова, мать сама догадалась и ему всё ему высказала, при встрече! За то, что напоил и за то, что пьяного оставил! Она его вообще не жаловала, да и за словом в карман не лезла. Другим от неё тоже влетало, не только мне! Батя, тот поспокойней был, я в него пошёл, сразу правильных слов подобрать не получается, а потом..., потом уже поздно! Мог, конечно, в ярости дел наворотить, но...!

А Павлуха, обидчивый был! Именно тогда, между нами, первая кошка пробежала. Мать, ему выволочку при посторонних устроила, он грубанул в ответ, и оба, мне предъявили! Она... за то, что вожусь с такими! Волков за то, что матери его сдал, а она при друзьях его, оскорбила! Подрались мы тогда впервые, до крови, хорошо разняли нас.

И вот опять, проснулся чёрт-те где, от холода колотит всего, тело будто деревянное, лоб саднит, приложился о кафель.

Запах крови, говна, ещё чего-то мерзкого. Разлепил глаза, точно на полу, в клетке, за ней две пары ног, одна в форменных ботинках, другая в туфле на каблуке, а вторая, сильно изгрызенная, босая, перетаптываются.

Вскочил как ошпаренный, бешено вращая головой! Всё на месте, засохшая кровь на полу, пустая бутылка, дверь... и мертвецы! Уже... вот совсем мёртвые! Вчера хоть рожи были ещё человеческие, а сегодня оплыли, кожа, где цела осталась, висит, мышцы расслаблены, кровь на харях почернела, глаза..., те вообще, на людские непохожи! Жуткие, не живые, голодные! Дыхание перехватило.

— Хули вылупились?! — ляпнул, чтобы хоть что-то сказать.

Вместо голоса, сип какой-то! Охрип или от страха слова застряли. Запах этот ещё? Да это же..., мертвечиной это воняет, с химией в придачу! Согнуло в спазме, водка, желчь, всё наружу, под хрипение мёртвых стражей порядка за решёткой! Мерзость!

— Господи, если ты есть, воды…! Хоть глоточек…! И… верни всё назад? Ей-богу, не буду больше! — зажмурился, открыл глаза. Не помогло.

— Съ*бали отсюда! — заорал я, со злостью пнув клетку, так, что решётка задрожала, — валите на*уй суки! — не унимался я, несмотря на то, что в похмельной голове, каждый удар, словно лось копытом пыль выбивал.

Стало только хуже, мертвецы пошли на новый приступ, просовывая пальцы сквозь прутья, с большей настойчивостью, чем вчера, я бил ногой по мерзким конечностям, подошвой кроссовок сдирая кожу с мёртвых рук, они же, пытались хоть мизинцем подцепить мою ногу, не обращая внимания на боль!

А чувствуют ли они её?

***

Подмосковье, 10.04, 07:00

Громкий звук, где-то на втором этаже.

«Будто прыгает кто-то. — испуганно думаю я, — Или… несётся скачками?»

Загрузка...