Одна ночь. Две тайны

1. Мешок с костями

Назар

Перед остановкой я перестраиваюсь в крайнюю правую полосу для последующего поворота и останавливаюсь на светофоре.

Ненавижу светофоры. Это же пожиратели времени, генераторы ненужных мыслей.

Кажется, убери их, и жизнь станет чуточку проще.

Хотя… вряд ли.

В последнее время именно на светофорах чаще накатывает мысль о продолжении рода, о семье. Мне нужно вновь обрести смысл жизни, а значит, мне нужен ребенок. И чем скорее, тем лучше.

А где найти подходящую, плодовитую, молодую бабу, которая не выносит мозг? Да таких днем с огнем не сыщешь.

Я чрезвычайно принципиальный, когда дело касается женщин. Не люблю размениваться, но я далеко не железный. Начинаю уже загоняться. Искать другие пути решения проблемы, вплоть до суррогатного материнства.

Раз не понравилась кандидатка на роль суррогатной матери, два, три, пятнадцать...

И дело не в деньгах. Есть какой-то отталкивающий психологический фактор.

Мне нужна та, что не сломается и без колебаний отдаст мне моего ребенка. Та, которой нужны будут только деньги и ничего больше. В лучших традициях эскорта, только с приставкой «суррогат».

Вот чтобы нашел женщину… Она просто забеременела, просто выносила, просто родила и просто ушла с миром, облагодетельствованная, налаживать свою жизнь.

Но надежды мои тают с каждой новой попыткой, а положительной динамики — ноль. Наверное, светофоры и созданы для того, чтобы такие как я копались в своих проблемах, искали решения… Но точно не сейчас.

На сей раз красный сигнал светофора не даёт мне в полной мере погрузиться в свои мысли.

Внезапно дверь машины открывается, и в салон, вместе с запахом дождя, вваливается какой-то мешок.

Что за…

— Прошу, поезжайте, — жалобно просит «мешок». — Умоляю вас! Они же меня схватят!

Взгляд в окно.

Трое мужиков несутся к моей машине. И явно не по мою душу.

Тем временем красный сигнал светофора сменяется зеленым.

Передача. Газ в пол. Прочь от остановки.

— Спасибо вам большое, — запыхавшись, говорит “мешок”.

Ситуация нелепая, абсурдная, как сон наркомана. Она требует незамедлительных разъяснений.

Отъехав на пару километров от остановки, я торможу на обочине. Тишина давит на уши.

— Можешь выходить, — бросаю я, глядя в зеркало заднего вида на своего случайного “попутчика”.

На заднем сиденье притаились и молчат. И это молчание скребется по нервам, как кошка по стеклу.

Я резко разворачиваюсь, включаю свет в салоне, желая увидеть эти наглые глаза, и… замираю.

Передо мной совсем молоденькая девчонка. Худая до жути: ключицы выпирают, словно вешалки для одежды, щеки запали, одни огромные глаза только остались. Серые, бездонные, наполненные невыплаканной болью.

Одета девчонка в какие-то обноски, явно не с её плеча. Трясущимися руками она прижимает к груди буханку хлеба и пачку сушек, как будто они — сокровище.

— Это не то, что вы думаете, — оправдывается она, виновато отводя взгляд. — Я не украла их.

— Да? И поэтому охрана супермаркета неслась за тобой, как стая гончих? Потому что ты их не украла?

— Я одолжила их, — надувает губы, готовая разрыдаться. — С зарплаты верну всё в тройном размере. Возмещу моральный ущерб. Только прошу, не сдавайте меня в полицию. Я сейчас уйду, правда. Вы больше никогда меня не увидите.

Я лениво киваю на дверь и с басом роняю:

— Уходи.

— С-спасибо ещё раз, — хлюпает она носом, затем открывает дверь и выпрыгивает из салона, словно ошпаренная.

В боковое зеркало вижу, как она роняет хлеб с сушками прямо в грязную лужу. Поднимает их, обтирает об свою кофту, не обращая внимания на грязь. Снова прижимает к себе.

Озирается по сторонам, и, шаркая кроссовками не по размеру, убегает во дворы старых построек.

Странное ощущение поселяется в области ребер. Не то жалость, не то щемящая тоска.

Мне должно быть всё равно на эту девку. У самого проблем выше крыши. Однако что-то подсказывает мне, что произошедшее — это не случайность, а образ её жизни.

Жалко молодуху. До боли в сердце жалко. Не должны ведь люди так жить. Не должны скитаться по углам и давиться ворованной буханкой, искупавшейся в луже.

Что-то в её жизни сломалось, дало сбой. И она теперь вынуждена обворовывать супермаркеты, чтобы выжить.

Неправильно это всё, конечно. Но когда-то я сам был таким же. Беспризорником, скитающимся по улицам, которые стали роднее отчего дома.

И врагу не пожелаю этого!

А тут девчонка… Молоденькая совсем. Видно, что даже мухи не обидит, а жизнь её обижать не стесняется.

И я тоже хорош. Гаркнул пару слов и выставил вон, не попытавшись даже разобраться.

2. Курс на сближение

Я помогаю ей устроиться в машине. Стараюсь не прикасаться к ней даже.

Сам сажусь за руль и трогаюсь с места.

Телефон, установленный в держателе, вибрирует. Экран мелькает, глаза слепит.

В такие моменты я начинаю думать, что у моей бывшей есть дар предвидения.

Столько времени ни слуху ни духу, и вдруг – здрасьте! Всплыла.

Хотя меня всю жизнь уверяли, что говно вообще не тонет.

Конечно, она та еще ведьма, но вряд ли у нее вдруг прорезался третий глаз. Иначе она была бы умнее, и расставания можно было бы избежать. А сейчас ей лучше держаться подальше от меня.

Сбрасываю вызов, мысленно матерясь. Телефон вырубаю и разворачиваю голову в сторону глазастого "мешка" с костями.

— Как тебя зовут-то хоть? — спрашиваю после долгого молчания.

Стараюсь быть ненавязчивым, прощупываю почву, чтобы не спугнуть ее раньше времени.

Нужна она мне.

Задницей чую. А она у меня, надо сказать, "баба" порядочная. Крайне редко подводит.

Шутки шутками, но мне и впрямь кажется, что я на верном пути.

Для начала надо бы узнать побольше о девчонке.

Кто она такая. Если ли родственники, муж, дети... Питомцы домашние, в конце концов...

— Света меня зовут, — дрожит она не только голосом, но и всем щуплым телом. — А вас?

Не знаю, что и ответить.

По имени меня давно уже никто не называет. Разве что занудные сотрудники банка, когда звонят с очередным предложением взять у них ссуду под выгодный процент.

— Зови меня Назаром, — протягиваю ладонь. Она робко пытается пожать. В результате просто стискивает мой большой палец своей маленькой ручонкой. — Будем знакомы.

— Ага, будем.

На губах ее мелькает тень улыбки. Такие я обычно называю трусливыми.

Когда вроде бы не хочешь обидеть человека, но понимаешь, что ещё слишком рано для проявления симпатии к противоположному полу.

А мой "пол" не только противоположный, но и с "неровностями".

Пугает ее мой уродливый шрам на лице.

Или она от так холода трясется?

Решаю все-таки включить печку на максимум, направив потоки воздуха на...

Свету.

Хорошее у нее имя... Солнечное такое.

А я уже давненько не видел в своей жизни таких "солнечных" дней.

И плевать, что на дворе сейчас поздний дождливый вечер.

Остановившись на светофоре, тянусь к Свете. Она вздрагивает и пугливо вжимается в спинку сиденья. Потом нервно хихикает, хлопая виноватыми глазами, словно это была случайность.

Я не дурак.

Приходится отдернуть руку, чтобы не напугать ее еще больше. Видимо, она считает её страшнее ядовитой змеи.

— Извините, я думала вы... — что-то мешает ей закончить фразу. Она мнется в нерешительности.

Неужели жизнь обошлась с ней настолько жестоко, что она шарахается от каждого шороха?

— Не бойся, — говорю я, притормаживая перед перекрестком. — Я всего лишь хотел переложить сдобу назад.

— Нет, спасибо, я подержу. Мне несложно, — щебечет она, как воробышек.

Любо-дорого смотреть. В Свете скрыта красота, нужно лишь отмыть замарашку, самую малость подшаманить. Подстричь волосы, переодеть, откормить… и... хрен с ним... маникюр сделать.

— А вы, Назар, рулите. Смотрите, за нами уже пробка собралась, — кокетливо замечает она.

Моргнув, возвращаюсь в реальность.

Светофор давно горит зеленым, а я так засмотрелся на неё, что все чувства разом притупились, кроме зрения. Не слышал, как сигналят машины, следовавшие в потоке за мной.

— Свет, давай сразу на "ты"? — предлагаю я, трогаясь с места. — Не люблю, когда мне "выкают".

Она изучающе смотрит на меня, прикусив щеку изнутри.

— А сколько вам лет?

— А на сколько выгляжу.

— Ну… — тянет она задумчиво, прищурившись. — Вы выглядите как мой папа. Когда я видела его в последний раз, ему было сорок шесть. Вам думаю, тоже около того.

Мда... Запустил ты себя, Молотов.

— Почти угадала. Ошиблась всего в одной цифре, — сознаюсь я.

А про себя думаю, что пора бы заняться своим внешним видом.

— Так и сколько вам лет? Сорок четыре?

— Тридцать шесть.

— Ой, — булькает Света, прикрывая рот ладонью, краснеет. — Просто темно на улице. Плохо рассмотрела… Я не хотела…

— Я что, похож на обиженку? — перебиваю её ворчливо.

Ну чем не старик?

Света замирает и отрицательно качает головой. Боится даже вздохнуть.

— Нет, что вы? Совсем не похожи.

3. В логове у "монстров", или То самое предложение

— Проходи, располагайся. Постарайся чувствовать себя как дома.

Включаю верхний свет в холле и широким жестом приглашаю Свету в свое "логово".

А по ней видно, что как дома ну никак не получится.

— С-с-спасибо, — кивает она, переступая порог.

Шагает вдоль коридора, точно как по минному полю. Каждый следующий шаг тяжелее становится, еще короче.

Три. Каких-то три шага она сделала. На большее ее не хватает.

Диковато наблюдать за тем, как девчонка трясется, обнимая себя руками, словно закрываясь от меня.

Подвоха, что ли, ждет?

Света сканирует взглядом все вокруг. Заглядывает в щель приоткрытой двери в гардеробную, рассматривает обувь и одежду. Пытается убедиться, что здесь, кроме меня, никто не живет.

Она ошибается в своих поспешных выводах. В стенах этого дома обитает как минимум еще один монстр.

— У вас такой большой дом. И... красивый, — бормочет она. — Наверное, вы всю душу в него вложили, когда строили.

— Нет. Только деньги, — отрезаю я.

Душу я вложил в другое. А вот куда именно, знают только я и дьявол, которому я ее продал.

Света продвигается дальше.

Изумленный взгляд цепляется за шкуру убитого медведя, распятого на стене. Она цепенеет на секунду, судорожно сглатывает, словно в ее голове промелькнула мысль, что на месте медведя запросто может оказаться она сама.

Она боится. И мне это даже нравится.

Но комментировать не стану. Пусть освоится для начала.

Однако Света снова превращается в соляной столб, реагируя на приближающиеся звуки легкого клацанья когтей по полу.

Позади нас раздается приветственный лай того самого монстра, после чего мокрый нос моей собаки со всего разбега утыкается точно мне в зад.

Хороший выход! Лучше и не придумаешь!

Света взвизгивает и отшатывается назад.

Черный монстр лижет мне руки, не обращая никакого внимания на постороннего в доме.

— Фу! Рядом! — рявкаю я.

Собака засовывает язык в пасть и встает у моей ноги в ожидании следующей команды.

Через плечо недобро смотрю на нее. Она извиняюще скулит, прикрывая морду лапой. Стыдно стало за выходку с моим задом.

— Она тебя не тронет. Погладь ее, если хочешь. Дай ей себя обнюхать.

— Т-т-точно не укусит?

— Пока я не прикажу, не укусит, — машинально слетает с языка. Что есть, то есть.

Несмотря на свою мускулатуру и дьявольский внешний вид, она у меня крайне дружелюбна. Но может и разорвать в два счета, если ситуация того потребует.

Света на корточки присаживается и касается холки собаки. А та обнюхивает ее всю с ног до головы. Чихает, слюни разбрасывая по полу.

Тут я с ней соглашусь. Могло бы пахнуть и получше.

А Света хихикает, не принимая собачий чих на свой счет.

— Какая ты красивая девочка, какая блестящая шерсть у тебя, — Света прямо напрашивается оказаться по уши в слюнях.

Так и выходит.

Собака принимает ее комплименты за вызов. Она высовывает свой розовый язык и беспардонно лезет к Свете целоваться.

Момент знакомства пройден. А это значит, Свете больше некого бояться в этом доме, за исключением моих скромных желаний.

— А как ее зовут? Я правильно понимаю, это же доберман?

— Правильно. Ее зовут Хеннесси.

Собака тут же навостряет уши, глядя на меня снизу вверх. Беру ее за ошейник и притягиваю к ноге, чтобы увести. Хватит на сегодня знакомств.

— Хеннесси? Как коньяк...

— Верно. В такие моменты, когда мне хочется нажраться, на выручку приходит Хеннесси.

— Хм, забавно.

Я завожу собаку в комнату, как бывает только тогда, когда ко мне приходят посторонние. Проверяю все ли на месте: жрачка вроде есть, вода — тоже. Развлечения, думаю, она себе найдет.

Запираю дверь и возвращаюсь в холл.

Света за это время продвинулась на полметра и даже обувь успела снять.

Прогресс.

Я стараюсь не замечать ее дырявые носки, явно из разных пар. Беру ее за руку и, без лишних слов и экскурсий, веду в гостевую ванную за лестницей на первом этаже. Включаю свет и мягко подталкиваю ее внутрь.

— Полотенце, халат, тапочки, — поочередно указываю, разворачиваюсь на пятках. — Душ, шампунь, мочалка. Пользуйся всем, не стесняйся.

Выхожу и прикрываю дверь за собой. Стою напротив неё в ожидании, что после меня она закроется на замок.

Не закрывается.

Жду еще пару минут.

Душ включается. Струи воды с характерным звуком начинают хлестать по ее телу, а дверь по-прежнему не заперта изнутри.

4. Костыль

Поначалу я был уверен, что Света сбежит при первой же возможности. Даже ключ из замка не вынул, чтобы не усложнять ей побег.

Погасил во всем доме свет, лег в постель и всю ночь, затаив дыхание, прислушивался к звукам из соседней спальни. А никаких звуков я так и не услышал. Ни единого.

Так и уснул, держа в уме мысль, что я ей тоже нужен.

Она умная девочка. Да, порой из-за неопытности совершает глупости, но глупой ее не назовешь.

Утром я заглядываю в ее комнату. Света спит беспробудным сном, зажав пуховое одеяло между ног. Так сладко, что не осмеливаюсь будить.

Я пишу записку и оставляю ее на соседней подушке.

Наказываю Хеннесси охранять нашу гостью, а сам отправляюсь исправить кое-какое недоразумение.

При подъезде к нужному дому я иду на таран, не сбавляя скорости. Поддав газку, сношу бампером ветхий забор, державшийся на честном слове. Он тут же разлетается в щепки.

Резко ударив по тормозам, я паркуюсь на участке, заваленном хламом, пустыми банками из-под пива и окурками.

Выхожу из машины, пока кипишь в доме не поднялся. В этот момент на веранде показывается перекошенная в испуге морда "Костыля".

— Пацаны, шухер! Рвите задницы, Молот нагрянул! — орет он дурниной, после чего из дома как тараканы повылазили наркоманы и бросились врассыпную.

Мне плевать на остальных. Костыль тут главный. С него и спрос.

Он понимает масштаб надвигающейся на него проблемы и удрать от меня пытается через соседний участок. Несмотря на хромоту, он мчится по конопляному полю, оглядываясь через плечо, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Я преследую его не спеша, прогулочным шагом, наблюдая за его агонией.

Разминая кулаки, я слышу, как хрустят суставы. Примерно так же захрустит его челюсть, когда он будет выплевывать последние зубы из своей вонючей пасти.

Ему от меня не убежать. Сопротивление бесполезно.

— Молот, я ничего не делал. Клянусь, я чист, как гребаная принцесса на горошине! — в панике задыхается он.

Костыль, защищаясь, выставляет вперед руку, в которой отчаянно не хватает белого флага. Он скачет как кузнечик по грядкам, после чего упирается в соседский забор. А тот уже не такой хлипкий будет. Не перелезешь, не сломаешь, не пройдешь.

— Молот, я правда завязал со всем. Зуб даю!

Хнычет он словно девчонка, ногу пытается перебросить через забор.

Угнетает он меня.

Минимизирую расстояние между нами. Накрывая его своей тенью, встаю напротив него. Стиснутый кулак выставляю на передовой фланг в знак не совсем добрых намерений.

— Паспорт девчонки у тебя? — цежу я пока что по-доброму.

— Нет. У меня ничего нет! — таращит на меня свои честные-пречестные глаза.

— А если найду? — оскалившись, предоставляю возможность подумать и не рыть себе могилу.

Я делаю обманный замах рукой, всего лишь проведя ею по своим волосам на виске. Костыль тут же голову в плечи втягивает, руками от меня закрывается. Вот-вот обоссытся.

Барыга всерьез думает, что это – последнее, что он увидит в своей жизни.

— Какой еще девчонки? Наезд без повода! — лепечет он, лязгая зубами. — Говорю же, ничего у меня нет!

Достало.

Рыкнув, хватаю его за шкирку и дергаю взад-вперед.

Он орет, пасть раскрыв. В ноздри ударяет вонь перегара и гнили.

Пачкать об него руки не хотелось бы, но, видимо, придется.

— Хочешь, чтобы я тебе и вторую ногу ампутировал? — беру его на понт.

Считаю такой метод эффективным, а уж если не поможет, в ход можно пустить мою полюбившуюся расчлененку.

Схватив Костыля за горло, я тащу его по земле. Тот визжит как резаный, судорожно цепляясь за кусты.

Давлю на кадык со всей дури, и крик обрывается. Моя ладонь, сжатая в тиски, не дает ему издать ни звука, только хрипы рвутся наружу.

С пинка открываю покосившуюся калитку и вваливаюсь в полуразрушенный сарай. Окидываю взглядом хлам и паутину, ищу то, что сможет вытряхнуть из него правду. И тут взгляд цепляется за ржавую пилу. Хватаю ее за облезлую рукоять, хотя такой даже куриную кость не перепилишь. Тупая, как моя бывшая.

— Ты ведь помнишь, из-за чего у тебя вместо ноги протез? — впускаю в себя зверя и присаживаюсь на корточки возле скулящей туши. — Моя собака тоже помнит! Как она человечину тогда полюбила! С тех пор ждет не дождется, когда твоей правой полакомится! Поделишься, а? Не обделишь животину?

Костыля такими темпами скоро кондратий хватит. Он дрожит всем телом, слюни с соплями вперемешку, плачет, стонет, мамку зовет.

— Не надо ногу, прошу! — вопит он, а я, схватив его за щиколотку, мысленно черчу линию отреза, надавив зазубринами пилы на голень. — Только не ногу! Я же больше ходить не смогу!

По голень – это детский лепет. Беру выше, целюсь снести всю конечность до самого паха. На зоне она ему точно не пригодится.

5. Тревожный звонок, или История Золушки

Света

Впервые за долгое время я просыпаюсь с улыбкой. Утро… Оно сегодня доброе, ведь впервые за последние дни меня не терзает вопрос о том, что нужно сделать сегодня, чтобы наступило завтра.

Теперь меня мучает другое: я боюсь, что после всего Назар может назвать меня обманщицей и прогнать из своего дома.

Потянувшись всем телом, я перекатываюсь на бок. Там, на соседней подушке, замечаю листок бумаги.

Это записка от него, а в ней всего пять слов: "Скоро вернусь. Никуда не уходи".

А я и не собиралась уходить.

Как я могу уйти, когда наконец-то почувствовала, как внутри робко прорастает надежда?

Казалось, мои молитвы были услышаны, и судьба причудливыми тропами привела меня к Назару. К человеку, с которым меня связывало нечто большее, чем просто вчерашнее спасение от охраны супермаркета.

Как же мне все-таки повезло его встретить. Больше года у меня ушло на его поиски. Уже и не надеялась отыскать.

А когда нашла, испугалась его грозного вида. Богатырское телосложение, мужественное лицо, пересеченное шрамом на скуле, и холодные голубые глаза в первые минуты внушали не столько уверенность в защите, сколько первобытный ужас.

Но, как оказалось, за всей этой внешней суровостью скрывается доброе сердце.

До последнего я сомневалась, что это именно тот мужчина, который стал моим первым и единственным.

Из той ночи я мало что помню.

Но стоило мне увидеть его собаку, как все сомнения развеялись.

Добермана с розами на ошейнике я помню отчетливо.

Помнила и то, как оплаченное Назаром время подошло к концу. Я оделась, забрала деньги и поспешила сбежать из этого дома. Прыгнуть в машину, ждавшую меня у ворот, уехать домой и навсегда забыть об этой ночи. О том, как меня использовали, словно какую-то дешевую вещь.

Помню, в глазах двоилось, меня шатало из стороны в сторону. Уже у входной двери я потеряла равновесие и упала. Тогда-то и появилась собака. Она облизывала мои руки и лицо, пытаясь помочь подняться, а я завороженно смотрела на нее.

Я всегда любила собак, а черный доберман с детства был моей мечтой.

Как я уже говорила, детали той ночи почти стерлись из моей памяти. Не помнила я и лица того мужчины. Только сам факт. Но его доберман навсегда остался в моем сердце.

Именно благодаря собаке я и узнала Назара. Только поэтому я не предприняла попыток сбежать.

Я посчитала его своим единственным спасением. Не только для себя, но и для моих сыновей. Для наших с Назаром сыновей.

Сначала я подумала, что он узнал меня, поэтому и предложил помощь. Но с каждым его вопросом надежда на то, что он вспомнит меня, таяла. Я совсем не похожа на ту девушку, что приходила к нему ровно два года назад. Над моей внешностью хорошо потрудились, ведь заказчик предпочитал видеть в своей постели темноглазых брюнеток. А с нарощенными волосами и в линзах я стала практически другим человеком.

Вряд ли Назар поверит мне на слово, если я решусь рассказать ему правду о проблеме, которая касается и его.

Решусь ли?

Если смогу, то необходимость в суррогатном материнстве отпадет.

Да, я согласилась на это, но к такому я не готова ни морально, ни физически.

Искренне надеюсь, что до этого не дойдет.

Я даю себе обещание, что в ближайшее время найду в себе силы и храбрость, чтобы сознаться Назару во всем.

Выхожу из комнаты, спускаюсь на первый этаж.

В гостиной меня встречает Хеннесси с игрушечной косточкой в зубах.

Девочка хочет поиграть со мной.

— Ну хоть ты меня узнала, и то уже хорошо, — почесываю собаку за ухом, затем вытаскиваю из пасти игрушку и бросаю в сторону.

Однако Хеннесси не бежит за ней. Она сидит у моих ног, не сводя с меня глаз, словно охраняя.

Я пячусь назад, и она следует за мной. Еще два шага – и она не отстает. Сделав еще один шаг, я врезаюсь в журнальный столик.

С края что-то падает. Наклонившись, я поднимаю с пола трубку домашнего телефона. Провожу пальцами по выпуклым кнопкам. Задумываюсь.

Обратно трубку не кладу.

Внезапно меня посещает безумная мысль. Настолько безумная, что коленки начинают дрожать и дыхание спирает.

Я присаживаюсь на край дивана. Хеннесси кладет свою мордочку на мои колени и жалобно смотрит то на меня, то на телефон в руке.

— Думаешь, это плохая идея?

В подтверждение она тихонько скулит. Хеннесси словно чувствует мою внутреннюю тревогу.

— Я тоже не уверена, но а вдруг?

По памяти я набираю семизначный номер.

Длинные гудки разрезают тишину, заглушая гулкое сердцебиение, пробивающее ребра дробью.

— Слушаю, говорите! — надменно произносит женщина в трубку. — Алло, не молчите!

6. Досье на "Золушку"

Назар

— Нашел что-нибудь? — отзываюсь я на звонок Борзого, торопливо покидая спальню Светы.

Девчонка хотела что-то сказать мне.

Она долго ворочалась в омуте своих мыслей, прежде чем выплеснуть их в слова. Я терпеливо ждал, когда она разродится фантазией. А пока она лишь одаривала меня россыпью восторженных, невнятных звуков.

И тут, как назло, этот чертов звонок! Ответить было необходимо.

— Обижаешь, — протягивает он. — Чтобы я да не нашел ничего? За кого ты меня принимаешь? За салагу?

— Всякое бывает, — усмехаюсь, чувствуя, как внутри разгорается любопытство. — "Человечек" мог замести следы так, что и не сыщешь.

— Тут ты прав. Информации по ней — кот наплакал. Психологический портрет вряд ли можно составить.

— Ты рассказывай по порядку, а я сам составлю. Ты же знаешь, психологический портрет я могу составить даже по контуру трупа, обведенным мелом.

Все нутро от нетерпения уже зудит.

Масла в огонь еще подлила Света за обедом, рассказав мне свою историю.

Сама история нисколько не поразила меня.

Таких изломанных судеб — пруд пруди. Никто от подобного не застрахован. Но есть в ней что-то, что бередит душу.

Что-то Света недоговаривает, что-то скрывает, отсюда и эта чрезмерная эмоциональность, эта нервная дрожь, напоминающая скачки курса доллара в эпоху кризиса.

Сомнения вызывают те люди, ради которых Света пожертвовала своим наследством.

Если они были так ей дороги, то где они сейчас? Почему не протянули руку помощи, не дали приют? Живы ли они вообще? Или во всей этой истории замешан криминал?

Чтобы быть уверенным наверняка, мне нужно узнать больше подробностей о "злой мачехе".

А как их узнать, не встретившись с ней лично?

Надо прощупать почву, а потом, как-нибудь, и в гости наведаться.

Войдя в гостиную, я заваливаюсь на диван. Забрасываю ноги на журнальный стол и внимательно слушаю Федора:

— Короче, я изучил ее кредитную историю. Три дня назад она оформила четыре кредита в разных банках, на общую сумму — больше миллиона.

Костыль проклятый. Вот же гнида! Я ему этот протез когда-нибудь в задницу засуну. Выдрессирую так, что он у меня гадить через рот научится.

— Дальше что? — готовлюсь услышать самое худшее.

— А дальше ничего криминального. С законом у нее проблем никогда не было. Налоги платит. Правда, есть один неоплаченный штраф за парковку в неположенном месте.

Водительские права, значит, есть.

Но в обложке паспорта, кроме страхового свидетельства и дисконтной карты супермаркета ничего интересного я не нашел.

— Когда говоришь, штраф выписали?

— Погоди, сейчас гляну, — Борзый шуршит чего-то, компьютерной мышкой клацает и сопит в трубку. — А, так он уже просрочен! Выписали чуть больше месяца назад.

Вот это уже интересно. Надо будет уточнить, как давно Свету лишили прав на наследство.

— Еще что-нибудь нарыл?

— Да так, по мелочи: школу окончила с отличием, поступила в университет, но отчислена за неуспеваемость уже на первом курсе. В собственности ничего нет. Официально нигде не работает. Вкладов и счетов, кроме этих четырех кредитов, нет. Разве что номер мобильного телефона зарегистрирован на ее имя.

Не было у нее телефона при себе. Я в этом уверен.

Украли, сдала в ломбард, потеряла?

— Выписку последних звонков делал?

Не успеваю даже договорить, а Борзый уже отвечает самодовольно:

— А как же? Сделал, разумеется.

— Ну, и что там? — приходится вытягивать из него информацию клещами.

— Да ничего особенного. Все как у всех: баланс регулярно пополняется, интернет-трафик расходуется быстро, а вот звонков не так уж и много. В основном она звонит на один и тот же номер.

Странно.

Может, я был невнимателен и упустил телефон?

В конце концов, Свету я не обыскивал, а металлическую рамку на входе я как-то еще не додумался соорудить.

Спрятала телефон где-то, а я, балбес, новый ей купил. Еще, как "каблук", над выбором расцветки мучился битый час. Боялся, что прогадаю, и ей не понравится.

— А медицинскую карту ты ее проверял? — задаю я самый волнующий вопрос.

— Нет, на кой тебе ее медицинская карта? — Федор показывает мне свой гонор.

— Надо, Федя, надо! Можешь раздобыть по-быстрому? — сверяюсь с наручными часами, вспомнив, что записал Свету на прием в клинику. — Посмотри, были ли у неё какие-нибудь проблемы со здоровьем? Как часто она обследовалась? Есть ли аллергия или противопоказания?

— Не пойму, ты что, на органы девчонку планируешь продать? — еле слышно лепечет он.

— Ты чего там бормочешь? — усмехаюсь я. — Вряд ли «вождь» с портрета над твоей головой подслушивает наш разговор.