Октябрь стелил по улицам плотный, тяжёлый туман. За серыми облаками медленно угасал день, и окна старого дома, окружённого садом с голыми деревьями, тускло отражали последние лучи. Было тихо — слишком тихо, как для начала осенних каникул.
Лёша сидел у окна, наблюдая, как капли дождя лениво скатываются по стеклу. Ему было четырнадцать — он считал себя взрослым, самостоятельным, и с энтузиазмом воспринял новость о том, что родители уезжают на пару дней.
— Два дня свободы! — радостно сказал он утром, когда провожал родителей до машины. — Мы с Димой всё уладим.
Диме было девять, и он, в отличие от брата, не разделял оптимизма. Он стоял с плюшевым мишкой в руках, насупив брови.
— А если что-то случится? — тихо спросил он, когда машина скрылась за поворотом.
— Ничего не случится. Мы не в фильме ужасов, — ответил Лёша, похлопав брата по плечу. — Мы просто одни дома. Это даже круто.
Дом был старый, с высокими потолками, деревянной лестницей и множеством комнат, куда родители обычно не заходили. Дед ещё в 70-х построил его сам — на склоне холма, где когда-то, по словам бабушки, стояла мельница. С тех пор дом ремонтировали, но скрип половиц и завывания ветра в трубах остались неизменными.
Когда стемнело, Лёша растянулся на диване с планшетом, пока Дима вяло листал комикс.
— Что, страшно? — хмыкнул Лёша. — Вдруг в шкафу кто-то прячется?
— Не смешно, — буркнул Дима. — Мне кажется, этот дом какой-то… не такой.
— Он старый, вот и всё. Зато у нас есть интернет, пицца и телек.
Пиццу заказали заранее. Курьер задержался — к тому времени на улицах стало совсем темно, и двор освещался только одним фонарём, мигающим на столбе. Лёша не обратил на это внимания. Но Дима, выглянув в окно, вдруг резко отпрянул.
— Там кто-то стоял… — прошептал он.
— Кто?
— Я не знаю. У фонаря. Я видел тень.
Лёша вздохнул.
— Это курьер, наверное. Или дерево. Ветер же.
Они ужинали перед телевизором, и всё казалось в порядке. Но где-то около полуночи, когда они выключили свет и поднялись наверх, дом будто изменился. Воздух стал плотным, как перед грозой. Слышался не просто скрип половиц, а какой-то… ритм. Словно кто-то действительно ходил по дому. Осторожно. Медленно. Выжидающе.
Лёша не подавал виду, но ему стало не по себе. Он задвинул засов на двери и закрыл шторы.
— Спокойной ночи, — сказал он.
— Если что — разбудишь, ладно? — прошептал Дима, укрываясь с головой.
— Конечно.
Но в ту ночь они оба спали плохо.
В темноте всё звучит иначе. Каждый шорох, каждый слабый порыв ветра за стенами кажется намеренным. Настороженным. Почти живым.
Ближе к двум часам ночи Лёша открыл глаза. Комната была погружена в густую тень — единственный свет исходил от тусклого ночника в углу. Но его тусклость скорее подчеркивала темноту, чем разгоняла её.
Лёша не сразу понял, что именно его разбудило. В ушах стояла тишина, но сердце колотилось — не просто от дурного сна. Он прислушался.
Скрип.
Где-то внизу, у лестницы.
Один, длинный, неторопливый.
Он поднялся на локте, затаив дыхание. Комната показалась вдруг слишком большой, тени в углах — слишком плотными.
— Дим, — шепнул он. — Ты не спишь?
Дима, лежавший под одеялом, повернул голову:
— Я слышал.
Скрип повторился. Чуть ближе. И снова замерла тишина. Лёша чувствовал, как по телу бегут мурашки — от затылка к пояснице, будто кто-то холодной рукой провёл по позвоночнику.
— Это… может быть просто дом, — тихо сказал он, не веря себе. — Дерево рассыхается, ветер...
Дима медленно сел на кровати, прижав к себе подушку.
— Это не похоже на обычные звуки. Это… как будто кто-то идёт.
Скрип — снова. Уже точно на лестнице. Один шаг. Пауза. Второй. Третий.
Кто-то медленно поднимался наверх.
Лёша вскочил и быстро подошёл к двери, прижал ухо. Сквозь толщу дерева слышалось… дыхание?
Он резко дёрнул ручку, распахнув дверь. Коридор был пуст. Темно. Только лунный свет скользил по полу, падая из окна на площадке.
— Алло?! — громко сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Кто здесь?
Ответа не было. Только лёгкое потрескивание стен.
Дима подошёл, прижавшись к брату. Лёша чувствовал, как у того дрожат плечи.
— Мы же закрыли входную дверь… — прошептал младший.
— Закрыли. Я лично засунул засов.
Он включил фонарик на телефоне и начал спускаться вниз. Свет выхватывал углы, обои, лестничные перила. Всё было как всегда — и в то же время не как всегда. Дом казался чужим. Словно они в нём впервые.
Внизу было тихо. Кухня пуста. Гостиная тоже. Только… дверь в подвал.
Она была приоткрыта.
— Я её точно закрывал. Я помню, — прошептал Лёша. Голос охрип.
— Может, сквозняк? — слабо предположил Дима.
Лёша медленно подошёл. Подвал начинался с крутой, узкой лестницы, уходящей в темноту. Он посветил вниз, но луч света не доставал до пола.
И тут снова:
Шорох.
Короткий, словно по бетону провели ногтем.
Дима схватил Лёшу за руку.
— Мы не пойдём туда, да?
Лёша сглотнул.
— Нет. Сейчас — нет.
Он осторожно закрыл дверь, наложил засов и встал спиной к ней.
Они молча вернулись наверх. Оба чувствовали, что ночь только начинается. И что за скрипами и шорохами — не просто дом. Кто-то есть.
Утро наступило, но не принесло облегчения.
Дом будто выдохся. Было ощущение, что стены следят. В кухне пахло пылью и сырым деревом, хотя накануне проветривали. Сквозь мутное окно просачивался сероватый свет — солнце скрывалось за тучами, и даже день не развеивал ночные страхи.
— Ты спал? — спросил Дима, не притрагиваясь к каше.
— Немного. А ты?
— Я проснулся в три часа. Что-то шептало за стеной.
Лёша замер.
— Может, тебе приснилось?
Дима покачал головой:
— Нет. Оно звало. По имени. Меня.
Брат замолчал, глядя на Диму: тот не выглядел испуганным, как обычно. Скорее — каким-то отрешённым. Как будто что-то понял и ещё не до конца осознал.
Дом снова скрипнул.
Но уже не снаружи, а прямо под ногами. Из подвала.
— Мы должны туда спуститься, — сказал Лёша, вставая.
— Зачем? — испуганно поднял глаза Дима.
— Потому что лучше знать, что там, чем всё время бояться.
С фонариком, черенком от швабры и твердой решимостью они открыли дверь в подвал. Лестница хрустела под ногами, воздух был тяжёлым, с запахом сырости и… металла?
Свет выхватывал кирпичную кладку, старые банки, покрытые паутиной, и ящики, давно покрытые пылью. Казалось, тут не ступала нога человека десятилетиями.
И вдруг — блеск в углу. Что-то металлическое лежало на полу.
Лёша подошёл ближе. Это был медальон — тяжёлый, круглый, похожий на древний амулет. На его поверхности были вырезаны странные символы, будто смесь старославянских рун и чего-то языческого.
— Фу... Он холодный, — сказал он, поднимая его. — И будто… вибрирует?
Дима стоял в нескольких шагах, не приближаясь. Его губы побелели.
— Не бери его, — прошептал он. — Он не должен быть здесь.
— Ты что, его знаешь?
— Мне он снился.
— Что?! — Лёша резко повернулся.
— Сегодня ночью. Он был в комнате. А потом… он был у кого-то на шее. У человека без лица.
Они замолчали. Медальон казался холодным даже сквозь ткань. Символы на нём поблёскивали в свете фонаря, будто впитывая свет.
Лёша повернулся к полкам и вдруг заметил… царапины на стене. Длинные, будто когтями. И снова те же символы. Один из них совпадал с тем, что был выгравирован в центре медальона.
— Это уже не просто старый дом, — тихо сказал он.
Дима дрожащим голосом добавил:
— А если это место… не совсем наше?
Когда они поднялись наверх, Лёша быстро загуглил символ. Он был похож на древнюю руническую печать из славянского фольклора — знак запертого духа.
Но всё это не укладывалось в голове. Может, кто-то просто решил напугать их? Кто-то нарочно оставил медальон?
Или он здесь был всегда?
Лёша положил его в коробку и спрятал под кровать.
А вечером… зеркало в ванной запотело. И на нём появилась надпись:
«Он проснулся»