Северо-восток Шотландии, 17 век.
Все события вымышлены, имена выдуманы, совпадения случайны.
Ранним утром у ворот церковного дома города Абердина, «цветка Шотландии»
– Мисс Уимс, прошу вас не покидать повозки до тех пор, пока Оллрой не довезет вас до границы земель лорда Хогга, – наставница Милдред выглядела грозно и величественно.
Эдме старалась смотреть на белоснежную косынку, а не в глаза строгой Милдред. Ее взгляда она опасалась всё то время, что провела в церковном доме.
Целых пять лет благочестивая женщина пыталась слепить из маленькой мисс такую же благочестивую особу, как и она сама и отчасти это удалось: Эдме Уимс освоила письмо, счет, ведение хозяйства, но талантом не блеснула, как, к примеру, леди Макрафферти, одна из воспитанниц дома. Разумеется Эдме умела все, что положено уметь дочери лэрда*, чтобы стать хорошей женой, но особого рвения не проявляла. Вести дом – большой или маленький – готовить, шить, отдавать приказы прислуге, все это мисс Уимс безусловно могла, но как-то все небрежно, неосновательно. Словно мысли ее были далеки от земных забот, а сама она витала в облаках, предаваясь мечтам и фантазиям.
– Мисс Уимс! Эдме! – строгой Милдред пришлось окрикнуть замечтавшуюся девушку.
– Прошу прощения, – Эдме склонила голову в знак раскаяния. – Я поняла вас и буду сидеть в тележке Оллроя очень тихо.
– Надеюсь, что вы исполните свое обещание, мисс Эдме. Храни вас господь, – Милдред благословила свою подопечную и стала внимательно наблюдать за тем, как служитель церковного дома – Терренс Оллрой – помогает маленькой девушке забраться в повозку.
Эдме устроилась на жесткой скамье открытой тележки, прижала крепче маленький сундучок обтянутый кожей, и кинула последний взгляд на Абердинский дом: мрачное, приземистое здание близ церкви. Серые стены, каменный забор, покрытый мхом, и старый тис: высокий, с кряжистым стволом и гибкими, упругими ветвями.
Мисс Уимс не слишком нравилось жить под опекой наставниц, но иного дома у нее не было. Эдме боялась покидать стены неуютного, но все же, единственного своего пристанища, ее пугала неизвестность, а потому слезы текли сами собой.
Повозка тронулась и покатилась неспешно по тихой улочке Абердина – бывшей столице королевства. Мохнатая лошадка Дюи, смирная и выносливая, дробно постукивала копытами по камням. Повозка подскакивала на ухабах, громыхала, скрипела и тревожила этим звуком жителей города, которые только начали просыпаться, чтобы встретить хмурый ветреный день.
Терренс Оллрой – крепкий мужчина со страшными шрамами на лице – управлял повозкой, не оборачиваясь к Эдме. Вероятно, давал девушке возможность справиться с тоской. Эдме была признательна ему за деликатность. Она тихонько утирала слезы краешком плаща, но они все не кончались, капали на клетчатую юбку и даже на крепкие башмаки с простенькими пряжками.
Между тем, Дюи довезла путешественников до колледжа Маришаль*. Студиозусы – заспанные, с неприветливыми лицами, в суконных куртках и накинутых на бедра и плечи пледах* – спешили на занятия. Торговцы и рыбаки – ранние пташки – уже вовсю занимались своими делами: кто-то раскладывал товар на лотках, кто-то тащил снасти и корзины для рыбы.
Из открытых дверей таверны слышались крики и хохот загулявших до утра гвардейцев, а потом и сами они высыпали шумной толпой на каменную мостовую. С громким свистом и вульгарной песней направились вниз по главной улице Абердина, на ходу перешучиваясь с горожанками в клетчатых и полосатых шерстяных юбках.
Громко ударил колокол собора и от его гула Эдме стало еще более неуютно. Она уж было собралась заплакать сильнее, но внимание ее привлек шум толпы, что собралась поглазеть на ведьму*. Когда повозка поравнялась с площадью мисс Уимс увидела рыжеволосую женщину, привязанную к столбу. Простой люд развлекался тем, что швырял в нее комками сухой грязи: те долетали до измученной пленницы, ударялись о ее голову, плечи и рассыпались пылью.
– Мисс Эдме, давайте-ка проедем быстрее. Все это не для ваших глаз, – скрипучий, как сама повозка, голос Оллроя прозвучал твердо, Эдме кивнула, а уже потом поняла – спина Терренса никак не могла видеть ее кивка.
– Конечно, Оллрой. Поторопимся. – В ответ на ее слова Терренс выпрямился и Эдме сочла, что ее услышали.
Покорная окрику служителя, мохнатая Дюи пошла быстрее и вскоре повозка выехала из города. Эдме глубоко вздохнула и огляделась. Серое низкое небо, свежий ветер и шум морских волн… Девушка любила простор однако удовольствие от прогулки за город выпадало на ее долю нечасто. Уклад дома пресвитерианской церкви, где воспитывалась Эдме, не позволял большой свободы, а только лишь труд и молитвы. Небольшие прогулки в город и монастырский огород не в счет.
– Ну что, маленькая мисс, рады, что унесли ноги от ворчливой Милдред? – Терренс хмыкнул и обернулся к Эдме.
Девушка ответила робкой улыбкой и кивком. Будь на месте Оллроя кто-либо другой, мисс Уимс предпочла бы промолчать или сделать замечание, но Терренс был ее другом, пожалуй, единственным в Абердине.
– Не знаю, что и сказать, Терри, – Эдме пожала плечами совсем неблагочестиво и плотнее укуталась в шерстяной плащ. – С одной стороны я рада оказаться на свободе, а с другой… Терренс, я понятия не имею, как стану жить в Стоунхэйвене.
– Как все, Эдме, а может и лучше. Я бы о таком не думал, достанься мне наследство.
– Вот уж не знаю, счастье это или печаль. Дом совсем старый. Двое слуг. Маленький клочок земли. Что я стану там делать? – Эдме разгладила складки своей клетчатой юбки, оправила ее, чтобы подол прикрыл белоснежную полоску нательной рубашки, которая показала свой вышитый краешек из-под твида. – Терри, ты не хуже меня знаешь, что я даже курицы боюсь. А что, если я повстречаю свинью? А с моим везением я повстречаю ее совершенно определенно.
Сэр Дави Хогг с тоской взглянул на небо: оно нахмурилось и разбухло темными дождевыми тучами. Голова Дави разламывалась от боли – последствие тяжелейшего ранения в одном из пограничных конфликтов – и он по обыкновению своему решил выбраться на пустошь. Свежий ветер единственное, что могло принести облегчение.
Погода Стоунхейвена славилась своей переменчивостью и это сильно досаждало лорду Хоггу. Перед дождем и после него старый шрам на шее под волосами напоминал о себе, делал дни Дави хмурыми, наполненными страданием и ожиданием скорой смерти.
Дави Хогг, владелец замка Стоунхейв, уже давно ждал последнего своего часа и временами просил бога приблизить его. Головные боли чудовищной силы сделали из двадцатипятилетнего человека угрюмого старикана. Дави зарос густой бородой, постоянно хмурился и прикрывал правый глаз. Честное слово, ему казалось, что так боль становится тише! Одевался ничем не лучше простых жителей Стоунхейвена, решив, что мертвецу ни к чему быть нарядным, а потому и покупка приличной одежды пустая трата денег.
Сэр Хогг перестал улыбаться, радоваться жизни и покорно доживал дни свои, приводя в порядок дела. Часто ворчал, занудствовал и славился неприятным характером. Его склонность к поучениям и наставлениям отталкивала. Дави считал, что все к лучшему, поскольку рядом с ним оставались только самые преданные и надежные люди.
Всеобщей любви и восхищения лорд Хогг не снискал, но был уважаем и небезосновательно. Замок его слыл образчиком чистоты, крепости и надежности. Небольшой гарнизон из нескольких десятков обученных солдат вызывал откровенную зависть у соседей-землевладельцев. А угодья возделывались с аккуратностью и умением, что свидетельствовало в пользу Дави, ибо плох тот хозяин, земли которого зарастали скудной травой равнин королевства.
Доктор, который пользовал сэра Хогга уверял, что нет причин для скорой разлуки с жизнью, но Дави не верил врачам и имел на то все основания. Дела давно минувших дней стали тому поводом: смерть отца, пострадавшего от руки неизвестного. Юный Дави очень хорошо помнил окровавленное тело сэра Хогга-старшего и седого толстого доктора, что развел руками и признался в полной своей беспомощности.
Справедливости ради нужно признать – Дави все никак не умирал, хотя и планировал свою кончину уже года три подряд. И именно в эти три года добился большого успеха в делах денежных и военных. Вдобавок ко всему, сэр Хогг успешно выступал на ежегодных Играх*, где одержал три победы подряд в метании молота. Да, сэр Дави был силен, высок, плечист, смотрелся массивной каменной глыбой и иной раз пугал своим видом детишек, что бегали по улицам Стоунхейвена.
– Обожаю дождь… – проворчал Дави, укутался плотнее в плащ и тронул коленями бока своего коня. – Ты тоже его любишь, да, Фрайфл?
Конь не ответил, но послушался хозяина и направился по мокрой траве в сторону городка. Дави доверился старому другу и расслабился в седле, закрыв глаза и наслаждаясь тем, что боль постепенно утихала, терзала все меньше и меньше.
Дождь плотной стеной встал на пути Дави однако не помешал ему найти дорогу к замку Стоунхейв. Хогг знал все пустоши и тропы в своих землях. Правда, не знал одного, а именно того, что через несколько футов он встретит некое существо. Собственно, Дави проехал бы мимо – дождь мешал видеть – но Фрайфл предупредил хозяина тихим ржанием о том, что есть на дороге нечто необычное, вероятнее всего человек.
Хогг натянул поводья, пригляделся и заметил девушку: она сидела прямо в траве посреди пустоши, куталась в промокший плащ и выглядела, мягко говоря, неопрятной. Грязная клетчатая юбка, башмаки с налипшей на них глиной и мокрые пряди волос на лице.
Первым желанием Дави было проехать мимо: только глупец мог усесться в грязь, не смотря на то, что городок был совсем рядом и в нем имелся неплохой постоялый двор. Если предположить, что у путника не было денег на комнату и горячий ужин, то, стало быть, это бродяга-нищий. А Дави совершенно не желал иметь дело ни с тупицей, ни с сомнительным типом. Но девушка выглядела такой жалкой, что Хогг припомнил, что он некоторым образом рыцарь и решил проявить редкое для него милосердие, а именно – остановиться и поинтересоваться, так ли уж необходима его помощь?
В момент не слишком благочестивых его размышлений, девушка подняла глаза и посмотрела прямо на Дави. Хогг ждал обычной реакции: испуга, вскрика или безмолвного удивления, но дождался только сияющей улыбки.
– Доброго вечера. Моё имя Уимс. Эдме Уимс, – девушка пыталась подняться, но ей мешал сундучок, который она очень крепко прижимала к себе. – Подскажи, далеко до Стоунхейвена?
Хогг не удивился ее вольному обращению, зная, что выглядит не лучше простолюдина. Но изумился тому, что кроха совершенно не испугалась большого мужчины устрашающего вида и спокойно говорила с ним. Про улыбку Дави не хотел думать, поскольку она подтвердила его догадку касательно глупости.
– Стоунхейвен рядом, мисс Уимс, – теперь Дави удивлялся, глядя на наследницу почившего Эшли Уимса, и не мог поверить, что перед ним дочь лэрда: одна, в грязи и посреди пустоши.
– Пожалуйста, укажите в какую сторону мне двигаться…э… – Эдме запнулась, не зная, как обращаться к Дави, а тот вовсе не собирался облегчать ей задачи.
Все потому, что слегка рассердился. Услышав ее имя – Уимс – он понял, что не сможет оставить крошечную мисс одну и придется везти ее в Стоунхейвен. А это значило, что она выпачкает седло, плащ Дави, а быть может, станет надоедать разговорами.
Хогг вздохнул, спешился и сделал большой шаг к Эдме, а затем обнаружил, что она еще меньше, чем ему показалось: макушка мисс Уимс едва доставала ему до подбородка.
– Я довезу вас до городка, – и протянул огромную свою руку к ее сундучку. – Дайте мне, привяжу к седлу. Так будет удобнее.
А потом наблюдал, как Эдме крепче прижала сундук к груди и помотала головой. Хогг понял, что имеет дело с совсем наивной девочкой: будь он грабителем, сразу бы понял, где она прячет свои сокровища.
Эдме сжала кулачишко и постучала в дверь. Та открылась сразу и в проёме показалась женщина: рыжая, упитанная, с хитрыми глазами. В руке она держала свечу.
– Мисс Уимс? – вкрадчивый голос, настороженная поза и бегающие глазки. – Я Джанет Прим, смотрю за домом. Служила вашему дяде, мистеру Эшли Уимсу. Ох, да что же я держу вас на пороге? Проходите, вы совсем без сил.
Джанет втащила девушку в дом и захлопнула за ней дверь. Разумеется, потянулась, чтобы взять сундучок, но Эдме не отдала.
– Прим, лошадь Уни поранила ногу и он все еще на пустоши. Есть ли кто-то, кого можно послать на помощь? – Эдме обессиленно прислонилась к стене.
– Уни? – Джанет ухмыльнулась. – Он сам справится, мисс. Да и некого посылать, есть только я и он. Теперь вот вы.
Эдме огляделась. Даже в неярком свете единственной свечи было заметно, как скверно в доме. Небольшой зал – грязный, пыльный, с потухшим камином – две двери из него, вероятно, в кухню и комнату прислуги, крепкая лестница на второй этаж.
Добротный каменный дом был запущен настолько, что Эдме тяжко вздохнула, поняв – все, как всегда. Удача любила пошутить с мисс Уимс и даже теперь не сделала исключения: одарила нежданным наследством, но не предупредила, что оно такое несимпатичное. Вдобавок к грязноватому дому и небольшому клочку земли Эдме должна была заботиться о людях, что служили ее дяде, а теперь и ей.
– Прим, мы не можем оставить Лайса одного. Найди кого-нибудь… – Эдме не договорила.
На улице послышался шум, ругань Лайса и скрип колес старой повозки.
– Я же говорила, он сам справится, – Джанет улыбнулась, показав мелкие частые зубки. – Идемте, я отведу вас в спальню. Вот сюда, сюда, мисс Эдме.
Девушке пришлось встать и пойти за Прим. Лестница показалась Эдме крутой, дверь в ее спальню – массивной, а сама комната очень пыльной и неуютной.
– Прим, мне бы умыться, – Эдме указала на свой заляпанный грязью наряд. – Проси Уни, чтобы принес мой сундук с одеждой из повозки. Если можно, то горячей воды, пожалуйста.
– Где же я ее возьму? – Джанет изумленно подняла брови. – Огонь уже потушен, так что же, снова разводить?
Эдме не нашлась с ответом: и правда, ночь за окном, какая горячая вода? Бедняжка только кивнула, соглашаясь, и совершенно позабыв о том, что Прим служанка и получает за свою работу деньги.
Все несчастья Эдме случились по одной простой причине – она не умела отстаивать свое собственное мнение. То ли по причине своей мечтательности, то ли по добродушию, то ли из нежелания спорить, мисс Уимс соглашалась с теми, кто казался ей убедительным. Вот и сейчас вместо упрека нерадивой прислуге девушка испытывала только вину за то, что своим появлением добавила ей хлопот.
Между тем, Прим оставила свечу на стол, вышла из спальни и вскоре вернулась с кувшином, тазиком и Уни: тот принес сундук с вещами мисс Уимс. А уже потом Прим помогла Эдме снять грязную одежду и обтереться холодной водой, смывая с тела усталость долгого дня.
– Какая вы маленькая, мисс Эдме, – ворчала женщина, натягивая чистую рубашку на девушку. – Маленькая, но складненькая. Вы ложитесь и отдыхайте. Утром я вас накормлю. Нынче-то нечем.
– Спасибо. Иди, – Эдме отпустила неприветливую служанку и осталась один на один с огромной кроватью.
Осторожно провела рукой по простыням, поняв, что они лежат тут едва ли не со времен пиктов*. Затем оглядела свою белоснежную рубашку, вышитую умелыми женщинами Абердинского дома, и расплакалась. Усталость, нервы и неуютное новое жилье, все это подкосило мисс Уимс, а потому слезы лились обильно, долго и даже тогда, когда Эдме решилась улечься в грязную постель хозяйской спальни.
Но, не смотря на слезы, усталость и растерянность, уже проваливаясь в сон, Эдме опустила руку и потрогала свой заветный сундучок, что спрятала под кроватью. Только после этого девушка успокоилась. И вот чудеса – как только сон пришел, вернулась и улыбка на симпатичное личико новой владелицы земель почившего мистера Эшли Уимса близ замка Стоунхейв.
***
Утро выдалось хмурым и ветреным – таким его увидела Эдме, когда проснулась и посмотрела в грязное окошко. Однако ни грязь, ни пыль, ни голод не испортили настроения мисс Уимс. Пейзаж, который открывался ее взгляду из окна прекрасно возместил ущерб: моральный и физический. Далекий берег моря, кромка леса, невысокие скалы, пустошь с зеленой травой и небо – высокое жемчужно-серое.
Осторожно ступая босыми ногами по грязному студёному полу, Эдме подошла к окну и распахнула его. Бодрящий свежий ветер ворвался в комнату и сделал ее симпатичнее. Правда, пыль, которую он потревожил, заставила Эдме громко чихнуть.
– Прим! – глупышка надеялась, что ее услышат.
Чуда не случилось, а потому Эдме умылась, расчесала густые волосы, надела чистую юбку и затянула корсет. Отыскала башмаки, так и не вычищенные с ночи, и отправилась осматривать новое свое пристанище. Дом оказался меньше, чем думала Эдме. Маленький зал из него две двери в крыло прислуги и в кухню. На невысоком втором этаже – две спаленки. Вот и все, что наследовала мисс Уимс. Она не стала расстраиваться, скорее наоборот. Улыбнулась, подумав, что маленьким девушкам подходят маленькие дома.
Из зальчика она прошла в кухню, определив ее по голосам Уни и Прим. Открыла дверь и удивилась тому, как там уютно и чисто. Посуда, развешенная в идеальном порядке по стенам, блестит, стол выскоблен до желтизны, а два больших окошка чисто вымыты. Очаг уютно потрескивал горящим в нем большим поленом и был очищен от копоти ровно настолько, насколько это возможно.
– Мисс Уимс, доброго утра, – Прим встала из-за стола, всем своим видом показывая недовольство. – Сейчас завтрак для слуг. Такой порядок завел у нас покойный мистер Эшли. Я подам вам еду сразу, как только мы с Уни покончим со своей.
И снова Эдме не сделала замечания, всего лишь попросила кружку молока, которую и получила из рук раздраженной служанки.
– Бун, подай завтракать и неси умываться, – хмурый Дави поднялся с постели и сразу же пошел к окну.
Распахнул тяжелые створки и глубоко вдохнул свежий морской ветер. Потёр лоб, страдальчески поморщился и снова обратился к небесам с просьбой дать ему умереть и не пытать болью.
Рыжий Бун тенью скользнул в спальню хозяина, поставил на стол таз и кувшин с теплой водой, рядом уложил подогретый кусок ткани. И уже потом кивнул служанке, чтобы несла поднос. По утрам из-за головной боли Дави ел мало: кусок хлеба с маслом и кружка горячего молока.
– Сэр, прикажете седлать Фрайфла? – Бун говорил очень тихо, стараясь не тревожить хозяина, не добавлять ему страданий громкой речью.
– Не прикажу, – Дави жадно пил молоко. – Бун, передай Маккензи, что буду ждать его к полудню у себя. Пришла пора заняться закладными и выплатами. И еще, что ты знаешь о новой владелице Уимс?
– Ничего особенного, сэр. Мистер Эшли, царствие ему небесное, много не говорил, но знаю, что его племянница Эдме осиротела. Отец погиб при странных обстоятельствах, дом его был разграблен, кусок земли отдан за долги, а мать вскоре после смерти мужа дала обет молчания и удалилась в монастырь Абердина, но не прожила и двух лет. Девочка воспитывалась в церковном доме там же. Вот и все.
– Угу, – Дави жевал хлеб с маслом. – Родственников нет, насколько я понимаю?
– Нет, сэр. И этот клочок земли все, что есть у девушки.
– Сколько ей лет?
– Семнадцать или восемнадцать. Простите, сэр, точного ответа не дам. Могу отправить Рилла, он все узнает, – Бун заглянул в глаза Хогга и многозначительно изогнул рыжую бровь.
– Не стоит. Ступай. Я выйду ненадолго.
– Как скажете, сэр Дави, – Бун поклонился и вышел.
Дави оделся сам, провел пальцами по густой бороде, стянул ремешком волосы на затылке и отправился на воздух. Он прекрасно знал, если не начнет дня своего с быстрой ходьбы и свежего ветра, то вечером станет мучиться от боли еще сильнее.
Дави дождался когда за Буном закроется дверь, с раздражением оттолкнул от себя поднос с надоевшей едой и огляделся. Спальня его – гигантских размеров – с большой кроватью под балдахином и огромными окнами была начисто лишена каких бы то ни было красок. Барону не нравились яркие цвета, точнее они провоцировали головные боли, а потому, стены комнаты опустели. По велению хозяина все яркие гобелены сняли и перенесли в парадный зал. Хогг вздохнул легче, убрав от себя буйство цвета, но и расстроился от мысли, что жизнь его проходит в серости и ожидании мучительного конца. А между тем, он знал, что люди живут иначе: радуются, веселятся, едят то, что хотят и даже размножаются.
Нет, сэр Хогг не был лишен мужской силы и желания. Собственно, он даже собирался жениться: найти подходящую партию легче лёгкого. Но обсудив свое предсмертное состояние с младшим братом, Дави пришел к выводу, что не станет сеять рознь в семье, плодя наследников, которые останутся без отца, а потому завещал свой удел и замок ему. Тот был многодетен, здоров и полон планов по дальнейшему размножению.
Дави вздохнул, поднялся с кресла и, прихватив теплый клетчатый плед, отправился на утренний обход своих владений.
Уже на пустоши недалеко от Айсура – так назывался огромный дуб, растущий на берегу моря – он увидел знакомую фигурку. Мисс Уимс стояла перед древним камнем, водила пальцами по резьбе и что-то бормотала себе под нос. Хогг приметил и восторг Эдме, и ее воодушевление, и красивые длинные волосы, что развевались на ветру.
Дави огляделся и, увидев, что никто не сопровождает мисс Уимс, слегка изогнул бровь, выражая тем свое неодобрение и некоторое презрение к дочери лэрда, рискнувшей отправиться на прогулку на безлюдную пустошь в одиночестве. Попутно решил упрекнуть Буна: сведения его о якобы воспитаннице Абердинского церковного дома сплошная ложь. Не может девица, выпестованная строгими наставницами, вести себя словно простушка. Странным выглядело и то, что Уимс молилась камню. У Хогга промелькнула мысль о ведьмовстве.
Он уже хотел пройти мимо девушки, поклонявшейся камню, засунул пальцы за пояс и наткнулся в потайном кармашке на медяк, который так нагло присвоил себе вчерашним вечером. Сморщился и задумался. А Эдме, между тем, прекратила свои нечестивые молитвы и пошла еле заметной тропкой в сторону Стоунхейвена. Дави приготовился приветствовать маленькую мисс, а она прошла мимо, будто его – большого, крупного мужчины – не существовало вовсе.
У Хогга дернулась щека, вслед за ней глаз. Однако поведение мисс Уимс вызвало любопытство и Дави устремился за ней.
Стоунхейвен городок, продуваемый всеми возможными и невозможными ветрами: об этом Хогг знал не понаслышке. Если войти с пустоши в город по одной из дорог, то можно запросто упасть, не устояв под порывами ветра. Дави помнил случай, когда маленький сын кабатчика Брэйна чудом не улетел, зацепившись рубашкой за сук дерева.
Дави наблюдал путь Эдме, а та, совершенно не зная особенностей городка, двинулась именно Ветряной дорогой. Не то, чтобы Хогг был любителем подшутить, но ему стало бесконечно интересно, как кроха будет противостоять ветру.
Девушка завернула за крайнюю изгородь, сделала несколько шагов и остановилась. Нет, она пыталась идти, но ветер, что летел ей навстречу, мешал. Дави, склонив голову к плечу, наблюдал, как Эдме смешно расставив руки в стороны, пыталась преодолеть преграду. Хогг подошел бы к ней, честное слово, но отчего-то застыл, любуясь длинными волосами и тонкими пальчиками девушки, что так забавно хватали воздух в попытке вырваться из ловушки ветра.
Мгновение спустя башмаки Эдме скользнули по земле, не успевшей просохнуть после ночного дождя, и она, уносимая ветром, двинулась спиной вперед. Но ухватилась за мшистый камень изгороди и прилепилась к ней, словно к родной матушке.
И снова Дави не поспешил на помощь, сосредоточившись на юбке мисс Уимс. Та поднялась довольно высоко, обнажила маленькую ножку в вязаном чулке и белоснежную нижнюю рубаху с вышивкой по краю. Хогг очень внимательно осмотрел все предложенное ветром и мисс Уимс, а потом улыбнулся. Разумеется, борода скрыла его усмешку, а сам Дави слегка удивился тому, что смог развеселиться. Может потому и решил помочь?
– Мисс, откуда грязь? – Прим брезгливо разглядывала выпачканную юбку Эдме. – Где вы бродили? Что люди скажут?
– Я просто гуляла. А на лугу была ямка... Вот в нее я и угодила, – девушка старалась улыбаться, но мешал грозный взгляд служанки.
– Сплошная стирка и чистка, мисс, – Джанет поджала губы, выказывая неодобрение.
Эдме тут же почувствовала свою вину и будто снова оказалась в церковном доме Абердина под суровым взглядом наставницы. Ощущение свободы покинуло ее, нахлынули одиночество, тоска и все это усугубилось неуютным домом, пылью и грязью, которыми так никто и не занялся.
– Прим, а как же уборка? – голос Эдме был тихим и вряд ли мог убедить Прим ответить на ее вопрос положительно.
– Придется отложить, – отрезала рыжеволосая женщина. – Пока я вычищу ваши запачканные вещи, наступит ночь.
С этими словами, не дожидаясь согласия хозяйки, она удалилась и даже хлопнула дверью спальни. Так Эдме поняла, что останется без завтрака, а, может быть, без обеда и ужина. Однако молодой организм требовал пищи, а потому девушка, переодевшись в чистое, спустилась в кухню, этот островок уюта в полнейшем хаосе и запустения.
На столе под куском чистой ткани на деревянном блюде лежал пышный домашний хлеб. Эдме, орудуя огромным для ее руки ножом, отрезала себе большую горбушку. Разыскала масло на полке и щедро смазала ломоть.
Девушка присела за стол и с огромным удовольствием принялась за хлеб. Когда было съедено все до самой последней крошки, она довольно улыбнулась и по детской привычке принялась раскачиваться на стуле, а тот подвел ее: ножки его скользнули, и Эдме чудом удержалась за край стола. Больно ушиблась коленом, но сочла, что ей крупно повезло.
Потом, прихрамывая, дошла до окна и долго смотрела на камень и дуб, что виднелись вдалеке. Эдме очень не хотелось возвращаться в ту часть дома, что считалась хозяйской, однако, она прекрасно понимала, что не сможет всю жизнь провести в кухоньке. Пришлось взять метёлку и пойти наверх, чтобы сделать уборку. Даже при всей своей мечтательности и рассеянности мисс Уимс не хотелось жить в грязи.
На лестнице она встретила Прим: та прошла мимо, неся в руках стопку чистых простыней.
– Мне нужна свежая постель, – Эдме попыталась выпрямиться, чтобы выглядеть внушительнее.
– Чуть позже, мисс, – наглая служанка прошла мимо хозяйки, даже не удостоив ее взглядом.
Эдме промолчала, как всегда ощутив свою ничтожность, никчемность и навязчивость. На площадке лестницы девушка заметила симпатичный, но очень старый столик с остатками искусной резьбы. Он спрятался в узкой каменной нише, оброс паутиной и покрылся пылью. Эдме подошла ближе, разглядела орнамент по краю, провела пальцами по деревянной столешнице, на которой отчетливо выделялись следы от посуды, что стояла тут раньше. Три круга: один большой и два поменьше. На стене с лохмотьями паутины, четко проглядывался квадрат без пыли. Может, на ней висел чей-то портрет или старый гобелен? Эдме подумала об этом и забыла сразу же, как только услышала за окном хриплый и невероятно громкий крик петуха. Она вздрогнула, но взяла себя в руки и отправилась на бой с пылью и грязью своей спальни.
Большого успеха Эдме не достигла, но комната стала выглядеть чище. Пыль перестала кататься по полу пушистыми комками, паутина больше не развевалась на сквозняке, а окно перестало быть мутным. В спальне стало светлее, не смотря на хмурый день.
После довольно непростых переговоров с Прим мисс Уимс обзавелась чистыми простынями. Затем уговорила Уни принести ей воды и вымыла пол.
Обед Эдме подали в комнату: на подносе красовалось блюдо с куском сероватой курятины, ломоть хлеба и несколько отварных морковок. Мисс Уимс не стала привередничать, съела все предложенное Прим и осталась довольна той половиной дня, что провела в заботах о себе и своем новом доме.
Чуть позже девушка вытянула сундучок из-под кровати – предмет ее гордости и единственную память об отце, которого Эдме любила больше, чем всех иных. Затем удобно устроилась в крепком кресле, оставшемся от сэра Эшли, поставила сундучок на колени и нежно провела руками по его гладким бочкам. Потянулась к ключу, что висел на ее шее, и только потом заметила, что ее сокровище пытались открыть. Несколько глубоких царапин ясно показали девушке, что в ход пустили нож. Любопытствующие не преуспели: хитрый замок придумал и изготовил отец Эдме.
Разумеется, первое, что сделала мисс Уимс, так это открыла свое сокровище и убедилась, что ничего не пропало. А уже потом глубоко задумалась над тем, куда спрятать сундучок. Впрочем, мысль ее вильнула в попытке оттолкнуть от себя неприятное и заняться тем, что интересно по-настоящему, тем, что любимо.
Эдме открыла сундук и взяла в руки резец с малым желобком*, аккуратно протерла его кусочком шерсти, полюбовалась и убрала обратно. Вслед за ним в ее руках оказался еще один резец – поменьше, а потом и целая плеяда ему подобных: разного размера, ширины лезвия и заточки. Под инструментами Эдме отыскала мешочек с золотом, крепче затянула шнурок, а потом пришла очередь маленького свертка. Эдме развернула дорогой бархат, взяла в руки искусную поделку – невероятно красивую фибулу* работы отца: единственную вещь, что осталась ей на память. Эдме очень хорошо помнила, как он работал над двумя совершенно одинаковыми застежками: одна из них предназначалась его жене, а вторая ему самому.
Лэрд Дайме Уимс не стяжал богатства и славы, но жизнь его была осенена иным – талантом гравёра. Изумительные по красоте своей вещи выходили из-под его резца. Будь то обыкновенная застежка для плаща или пара пряжек для туфель – все это было произведением искусства. Лэрд Дайме делал орнаменты невероятной тонкости и сложности и, разумеется, скрывал это. Вряд ли соседи-землевладельцы одобрили его склонность к ручному труду*: дворянская спесь и условности становились преградой для многих и многого. К несчастью, этот дар стал причиной его странной и страшной гибели: Уимса убили грабители, увидев на нем золотую застежку и прельстившись ею. Поделку оторвали вместе с куском шерстяной ткани плаща. Вторая фибула осталась в семье и была передана Эдме матерью вместе с крошечным наследством, перед тем, как она приняла решение уйти в монастырь.
С наступлением темноты Эдме перестала различать линии рисунка, который вырезала. Со вздохом спрятала дощечку и маленький нож в карман юбки, собираясь пойти домой. На пороге показалась Прим: зажгла фонарик, повесила его над дверью и скрылась в доме. Эдме порадовалась, что дорога будет освещена, однако, не учла одного обстоятельства, того самого – с крыльями и висящим гребнем.
Петух возник из ниоткуда! Расправил крылья, издал тихий гортанный клёкот и двинулся к Эдме. Она отвернулась и поспешила отойти подальше от своего нелепого кошмара, но он преследовал, и девушке пришлось обратиться к петуху с просьбой, вопросом и приказом.
– Пойди прочь, пойди. Слышишь? Оставь меня!
Через мгновение раздался приятный мужской голос, и Эдме подпрыгнула от испуга, решив на минуточку, что заговорил с ней именно петух!
– Мисс Уимс, вы не умеете отдавать приказов. Слишком много слов и никакой решительности в голосе.
Эдме обернулась не без опаски, но увидев перед собой Брума, счастливо улыбнулась и успокоилась совершенно. Высокий, крупный мужчина, что не раз приходил ей на помощь, виделся Эдме очень надежным. К слову, она редко ошибалась в оценке людей, полагаясь, прежде всего на своё внутреннее чутье, а не на голос разума.
– Брум, снова ты? Какое счастье! Поверишь мне, если я скажу, что решила, будто со мной заговорила эта ужасная птица? – Эдме сделала шаг в сторону Брума и даже попыталась спрятаться за его спиной.
Дело в том, что крылатый нахал при виде достойного соперника стал еще более наглым. Клёкот перешел в частые вскрики, а крылья начали угрожающе подергиваться.
– Что касается вас, мисс, то я поверю всему. – В его голосе Эдме услышала улыбку.
Именно услышала, а не увидела. Борода Брума была настолько густа, что разглядеть за ней лицо мужчины возможным не представлялось.
– Приятно слышать, Брум.
– Приятно? Ну, что же, пусть так. Правда, я имел в виду совсем другое, – Брум внимательно смотрел на злобную птицу. – Почему бы вам не приказать слугам убрать его подальше?
– Ну… – Эдме замялась, стесняясь признаться, что она не совсем хозяйка в своем доме и слуги слушаются ее не так часто, как хотелось бы.
– Это ваш ответ? Ну? Мисс, слугам нужно приказывать, а если они не подчиняются вам, то их следует выгонять из дома, и нанимать других, более покладистых. И поверьте мне, с птицами это также работает.
С этими словами Брум направился к петуху одним резким и быстрым движением прихватил нахала за шею, слегка придушил. Наглец поутих: гребешок его безжизненно повис, а крылья, которые так пугали Эдме, сложились, признавая превосходство Брума.
– Если у вас, мисс, нет сил и возможностей справиться с ним, то я готов помочь. Я унесу этого уродца, а завтра доставлю вам приличную замену.
Брум был убедителен настолько, что Эдме не решилась возражать. Она кивнула и робко улыбнулась громадному мужчине. Правда скоро опомнилась и заговорила быстро-быстро:
– Послушай, я не уверена, что это правильно. Понимаешь, если ты унесешь его, то Прим станет ворчать, – она просительно сложила ручки. – Отпусти его, будь так добр.
Брум долго молчал, а Эдме наблюдала за ним. Даже в неярком свете фонаря было заметно, как нервно дернулась его щека под густой бородой, а вслед за ней и глаз.
– Эдме, скажите, а вы уверены, что являетесь хозяйкой в доме? Не Прим, не петух, а вы?
Мисс Уимс проигнорировала вольное обращение по имени, вздохнула, и прислонилась спиной к изгороди.
– Если честно, то я не уверена, – и засмеялась. – Брум, видишь ли, я никогда не была хозяйкой. Нет, меня учили, как это, но ученица из меня вышла не лучшая. А если верить наставнице Милдред, то совсем плохая.
– Я склонен согласиться с Милдред, – проворчал Брум. – Мисс, спрашиваю из чистого любопытства, вы смотрели расходную книгу? Вы знаете, из чего складывается доход поместья? Определились, чем станете жить? Вы ели сегодня, в конце концов?
Брум достал из-за пояса кожаный шнурок, перевязал лапы наглому петуху, и повесил на сук деревца вниз головой. После этого он подошел ближе к Эдме и внимательно осмотрел ее.
– Что? Почему ты так смотришь? – она слегка попятилась, но Брум аккуратнейшим образом удержал ее за локоть.
– Во-первых, я жду ответов на свои вопросы, а во-вторых – задам еще один. Мисс Уимс, вам никто не говорил, что для юной особы весьма и весьма опасно болтать по ночам с малознакомыми людьми?
Эдме слегка покраснела, и порадовалась тому, что сумерки скрывают ее румянец, а уже потом ответила Бруму со всей возможной искренностью:
– Говорили… Брум, ответь и ты на мой вопрос. Мне нужно опасаться тебя? – она, скрыв легкий испуг, шагнула ближе к мужчине и заглянула в глаза.
Он долго молчал, изучая пристально ее лицо, и ответил спустя время:
– Нет. Меня вы можете не опасаться. Но примите мой совет и избегайте полуночных встреч с незнакомыми людьми, – голос его странно дрогнул. – И еще одно, мисс Уимс, следите за своей прислугой. Просто поверьте мне на слово, не все люди честны и не каждый достоин вашего доверия. Вы понимаете меня?
– Я понимаю. Только… – она опустила голову, тяжело вздохнула и продолжила. – Брум, я совершенно никудышная. В церковном доме учили молчать, слушать и подчиняться мужу своему и господину. Когда я уезжала из Абердина наставница Милдред сказала мне, что я слишком бедна, чтобы стать женой достойного джентльмена и слишком родовита, чтобы выйти за обычного фермера. Я понимаю, что мне придется жить одной, думать о делах и деньгах, но … я никудышная.
Брум отпустил ее руку, но не отошел, а взял аккуратно за подбородок и заставил смотреть на себя. Эдме видела, как изгибаются его брови, как странно блестят глаза. Ей показалось, что он моложе, чем она думала.
– Эдме, то, что вы никудышная я вижу. Но вам совершенно не за чем демонстрировать это всем и каждому. И если вы не глухая, что вполне возможно, то услышьте меня. Найдите хорошую прислугу. Выберите людей, которым вы доверяете, которые не подводили вас и не подведут.
Хогг смотрел вслед маленькой мисс и не мог понять, что чувствует. Ощущения были странными, редкими для него и необъяснимыми. Как всегда в подобной ситуации, Дави заговорил сам с собой:
– Вы не ведьма, мисс. Вы нечто иное, но никак не менее опасное.
Пока барон ворчал, Эдме подошла к крыльцу. Хогг видел, что на ее пути лежит палка. Сама по себе она опасности не представляла, но рядом с Уимс становилась вполне солидным препятствием. Дави снова не успел предупредить Эдме: она зацепилась башмаком за деревяшку, едва устояла на ногах, но справилась. Из кармана ее юбки выпало что-то светлое, а Эдме даже не заметила. Заметил Хогг. И как только дверь за маленькой мисс закрылась, подошел и поднял кусочек дощечки.
В свете фонаря Дави разглядел изумительно четкий и красивый орнамент вырезанный ножом, который точь-в-точь повторял рисунок на старом камне пустоши.
– Или ведьма? – Хогг почесал макушку, а потом положил дощечку на перильца лестницы дома и пошел к изгороди.
Наглый петух висел смирно на суку, а потому Дави не стал ворчать, просто снял бедолагу и, перепрыгнув через забор, направился к Фрайфлу.
– Как тебе подарочек? – Дави обращался к коню. – Щедрая маленькая мисс. Интересно, влетит ей завтра от Прим за то, что оставила курятник без петуха? – Фрайфл не ответил.
Дави поднялся в седло и направился к замку. Въехал во двор через неприметные воротца, махнул стражу – крепкому мужчине с легким копьем в руках – кинул поводья служке и уже на ступенях обернулся и посмотрел туда, где находился домик Эдме. Настроение Хогга странным образом испортилось, что мгновенно отразилось на его лице: брови сдвинулись, лоб наморщился, а кулаки сжались.
Хогг ступил на порог и позвал помощника:
– Бун!
– Сэр? – рыжий помощник подошел сразу, как только услышал голос хозяина.
Застыл перед Хоггом, вот только бровь приподнялась удивленно: Бун разглядывал тощего петуха в руках хозяина.
– Найди приличную женщину. Разумную и опрятную. Ты, проныра, знаешь все и обо всех, а если не знаешь, то Рилл всегда готов заполнить пробелы. Вот и выясни кто из горожанок ищет работу. Нужна порядочная прислуга в дом.
Бун осмыслил сказанное:
– В дом Уимс?
– Бун, советую не проявлять свою догадливость прилюдно. Ты понял меня? – Дави редко повышал голос, вот и сейчас не стал, однако, намек его прозвучал более чем грозно.
– Я прекрасно понял вас, сэр Дави. К которому году найти приличную женщину? – Бун не был лишен язвительности.
– Между шестью и семью утра. Завтра. Куда ее отправить, ты догадаешься. Но догадаешься тихо. Ступай, Бун, – Дави уже сделал шаг к крутой лестнице, но вспомнил, что подарок Эдме все еще у него в руках. – А вот тебе награда. Бери, не стесняйся. Кстати, приличной женщине найди приличного петуха. Вот пусть с ним и идет туда, куда ты сам догадаешься.
Бун взял тишайшую птицу, изобразил полупоклон, благодаря барона за щедрость, и отправился в кухню. Поздним часом она была пуста, а потому рыжий помощник просто положил петуха на стол и вышел, притворив за собой дверь.
«Подарок» некоторое время лежал неподвижно, а потом встрепенулся, засучил лапами и не иначе как чудом, освободился из плена. Вскочил на стол, расправил крылья, прогулялся туда-сюда, а потом нырнул в приоткрытую дверь кладовой.
Половину ночи шел дождь – густой и легкий – больше напоминающий водяную пыль. Дави мучился головной болью, уже зная, что утром будет туман. Он проваливался в сон, просыпался, и снова проваливался. И не сказать, что его донимали кошмары, но кое-что необычное снилось.
Этим необычным была Эдме Уимс. Она смотрела на Дави огромными глазами, в которых сияли звезды, а потом прикасалась к его лбу маленькой ладошкой. Боль уходила, Дави просыпался, а потом снова страдал. Голова раскалывалась, а сам барон желал рассыпаться прахом и больше никогда не быть.
Под утро Хоггу удалось уснуть, но Бун прервал его сон, войдя в спальню.
– Сэр, срочное письмо из Данси. Я отправил гонца на кухню. Он ждет ответа, – помощник пытался говорить как можно тише, но Дави все равно сморщился, сдвинул брови, вздохнул и развернул послание, сломав печать.
Дважды перечел написанное, а потом уставился на помощника.
– Война, сэр? – невозмутимый голос Буна.
– Да, рыжий. Все, как всегда. Ступай и позови ко мне Маккенроя. Пока меня не будет за все в ответе он, а ты, Бун, в ответе за него.
– Сэр, я всегда и за все в ответе. Похоже, пришла пора повысить мне жалование, – Бун открыл дверь спальни и сделал знак служанке.
Та прошмыгнула в комнату и поставила на стол таз с водой. Барон умылся, написал ответ для гонца, выпил молока и злобно сжевал кусок теплого еще хлеба. Дождался прихода Маккенроя и добрых полчаса докучал ему наставлениями, занудствовал и дотошно перечислял все то, что требует особого внимания. Бедняга терпел, Хогг ворчал, Бун пытался скрыть улыбку.
После долгой лекции несчастному Маккенрою Дави еще немного пометался по комнате, а потом прихватил плед и вышел из замка.
Туманы ненавидели все жители Стоунхейвена, кроме Дави Хогга. Сизые клубы приглушали звуки, смазывали яркие краски, делали воздух мягче. Пробираясь в плотной пелене, Дави был счастлив тем, что боль не пульсировала, а всего лишь ныла. Поскуливала словно ребенок, который прекратил уже громкий плач, не еще не до конца успокоился. Он некоторое время думал об этом странном сравнении боли и ребенка и не сдержал удивления, когда, выйдя на дорогу, что вела к пустоши у въездных ворот Стоунхейвена, услышал вот такой детский скулёж.
Туман – плотный, густой – не дал барону возможности увидеть рыдающего, но Дави пошел на звук и удивление его уступило место изумлению, а чуть позже и испугу.
Мисс Уимс сидела у каменной изгороди, у самого ее края, куталась в плащ и плакала. Хогг внимательно оглядел ее на предмет ранения и ничего не заметил. Лицо Эдме не выглядело бледным или изможденным, а потому Дави исключил болезнь. Одежда в порядке, а значит, нападения и прочего неприятного для мисс не произошло. Он выдохнул, отпуская неожиданный свой испуг, и обратился к Эдме с речью не лишенной ироничности:
Эдме с трудом открыла тяжелую калитку, ступила на грязный двор и медленно пошла к дому: она очень устала, но больше от терзаний душевных, чем от долгой ходьбы. Хотя плед, который накинул на нее Брум, лег нелегкой ношей на плечи: он был велик, тяжел, но при этом прекрасно защищал от сырости и холода. Если бы кому-то вздумалось посмотреть со стороны на мисс Уимс, он бы увидел бесформенную кучу клетчатой шерстяной ткани бледно-зеленого цвета.
Собственно, кое-кто и посмотрел, и увидел. Эдме, по своему обыкновению, шла, не глядя по сторонам, а между тем у входа ее ждали двое. А если точнее, то трое. Высокая рыжая женщина, тощий паренек и петух. Последний выглядел упитанным, спокойным и благонадежным.
Разумеется, рассеянная Эдме не заметила гостей, пока не подошла к ним вплотную.
– Мисс Уимс? – голос женщины был мелодичен, но настолько громок, что Эдме подпрыгнула.
– О! Доброго дня, – девушка стянула с головы плед. – Кто вы?
– Я Мэг Свон, а это мой сын Райли, – она запнулась, но всего лишь на мгновение. – Я знаю, вам нужна работница.
Эдме едва не упала от удивления.
– Мэг, а откуда ты знаешь, что мне нужна работница?
– Мне сказали в замке Стоунхейв. Я знакома с Ливом Буном, помощником лорда Хогга, – Мэг округлила глаза. – Вам же нужна прислуга, мисс?
– Нужна, – собственно, это все, что смогла сказать Эдме, понимая, что без Брума тут не обошлось.
Она с трудом сдержала улыбку, мысленно поблагодарила хмурого мужчину за помощь и на опыте убедилась в том, как полезно заводить нужные знакомства.
Между тем, Мэг продолжила говорить:
– Вот только… Мисс, я не одна. Сынок мой не разговаривает. Все слышит, понимает, а молчит. Мисс, ради господа нашего, возьмите нас в дом! Райли очень смышленый. Обузой не будет.
Эдме видела, как нелегко даются Мэг эти слова. Гордая шотландка просить не привыкла, а мисс Уимс не стала ее мучить: улыбнулась и открыла дверь дома.
– Свон, заходи. И ты, Райли, тоже. Слишком сыро и холодно, чтобы стоять на пороге, – Эдме прошла первой, стараясь не замечать, как засуетилась Мэг, обнадеженная и обрадованная тем, что ее не выставили сразу.
Эдме повела обоих в кухню, зная, что это самое уютное место в доме. Там она скинула плед Брума, аккуратно свернула его, а потом пригласила Мэг и Райли присесть. Сама устроилась напротив них за столом и, делая вид, что вполне себе разумная хозяйка, оглядела обоих.
Мэг Свон – женщина лет тридцати – отличалась редкой статностью фигуры, приличным ростом, невероятно рыжими кудрявыми волосами и голубыми глазами. Ее юбка и рубаха радовали глаз аккуратностью, но удручали ветхостью и долгими ярдами штопки. Райли – худой, вихрастый – поразил мудрым взглядом и тем, что его кожаный башмак, порванный по шву, был трогательно перевязан веревочкой. Парнишка стыдливо прятал ноги под скамью, но…
– Свон, скажи, тебе приходилось вести дом? – Эдме не знала с чего начать, а потому начала с главного, удивляясь, как это она припомнила совет сварливой наставницы Милдред?
– Нет, мисс. Но я старшая дочь в семье. На мне было целое хозяйство и еще младшенькие, – Мэг волновалась, но готова была бороться за свое место под солнцем. – Я рано овдовела, мисс. Домик мужнин пришлось продать, Райли вот…молчит. На работу не берут, говорят, что сыночек мой проклят. А это не так, мисс! Богом клянусь! Он умненький!
Будь на месте Эдме разумная девушка, она бы побоялась принять в свой дом не служившую женщину и мальчика с намеком на проклятие. Но к счастью или к сожалению, мисс Уимс обращала внимание вовсе не на внешность. Ей очень понравилась Свон: ее прямота и желание защищать сына. Райли показался ей серьезным парнишкой. Самое забавное состояло в том, что Эдме по достоинству оценила аккуратность штопки на юбке Мэг и даже некоторую изысканность шва. Пожалуй, именно это и стало основной причиной, чтобы нанять рыжую Свон.
– Я не смогу платить тебе много. Но дом у меня крепкий и теплый. Честное слово! – Эдме слегка покраснела. – Только очень грязный. На заднем дворе есть маленький птичник, а в хлеву одна коровка. За лужком огород. Есть еще старая повозка и лошадь. Надеюсь, скоро приедет мой знакомый и станет мне подмогой. Он сейчас в Абердине.
Мэг слушала внимательно и вдумчиво, вот только ее рыжая бровь изогнулась чуточку более удивленно, чем было нужно. Эдме прекратила болтать, понимая, что ведет себя глупо, рассказывая служанке о своих планах на жизнь. Но Свон не подвела:
– Я вижу, мисс, что дом грязный. Уж не знаю, кто так его запустил, но я с той бедой справлюсь, – подумала, а потом блеснула озорной улыбкой. – Вы уж простите, но и вам не помешала бы бочка с теплой водой. Мисс, я еще никогда не видела таких чумазых лэрдов.
– Чумазых? – Эдме оглядела себя, понимая, что Свон права, и расстроилась, вспомнив Брума.
Ей стало очень стыдно: он мог заметить ее грязную юбку, нечищеные башмаки и запачканные руки.
– Мисс, так мы с Райли подходим вам?
Эдме видела, как выпрямилась на скамье Мэг, как крепко она сжала кулаки в ожидании приговора.
– Вы оба очень подходите мне, Свон, – Эдме поднялась, следом за ней подскочили Мэг и Райли. – Я покажу тебе комнату.
Эдме повернулась спиной к Свон, и только потому, что не хотела расплакаться при виде отчаянно-счастливых глаз ясного голубого цвета.
Мэг оказалась проворной, несколько напугав этим Эдме. Узелок с пожитками она уложила на постель в чистой комнате для прислуги и тут же начала отдавать распоряжения. Райли она отправила за водой – тот и не подумал спорить – а Эдме в спальню.
– Мисс, вы идите, идите. Сейчас я вычищу бадью, согрею воды и отмою вас. Гляньте, вот тут рядом с кухней комнатка, там и тепло от очага. Сюда кадушку затащим! – Мэг умудрялась говорить и работать одновременно.
Как по волшебству ярко разгорелся огонь, затрещали поленья, откуда ни возьмись, появилась большая кадка: и вот уже рыжие кудри Мэг презабавно подпрыгивают, ее крепкие руки чистят, ополаскивают, натирают, а Райли спокойно носит воду, ухитряясь не зацепиться своей веревочкой на башмаке за порог.
– Почему?
Дави уже собрался ответить ей, разумеется, солгать и выдумать причину, по которой он, барон Хогг, который притворяется Брумом, не может пойти на обед в дом Уимс. Наверняка его узнает новая служанка, и Эдме перестанет быть искренней с ним. Но слова потерялись, равно, как и сам Дави.
Крошечная мисс стояла совсем близко. Она подняла личико к нему и смотрела так нежно, что Дави подавился ложью и в тот самый момент понял, о чем пел старый Харви в своей балладе. В глазах Эдме можно было не просто утонуть, но сделать это будучи совершенно счастливым.
Собственно, Дави был в хорошем настроении с самого утра, когда вернувшись в замок, отправился проверить все ли спокойно в городке и увидел мисс Уимс. О том, что шел он в Стоунхейвен увидеть именно ее, Дави не думал. Точнее, он просто не хотел себе в этом признаться. Те несколько недель, что его не было в замке, он часто вспоминал маленькую Эдме, улыбался и даже волновался о ней.
Он увидел ее на ступенях церкви: Эдме похорошела, уже не выглядела испуганной и несчастной. Она споткнулась и Дави с трудом удержал себя от того, чтобы не броситься к ней и не протянуть руку. Она вопреки его ожиданиям не упала и очень бодро направилась к лугу, что отделял городок от ее владений. Там он и заговорил с ней, а вот теперь смотрел в глаза цвета шотландского неба и …
– Эдме… – пришлось отвернуться, чтобы суметь говорить дальше. – Не могу и все.
– Это из-за проклятья, да? – глаза Эдме стали еще больше. – Тебе не о чем волноваться! Мы чтим господа нашего и молимся ежедневно. В моем доме нет скверны, Брум.
У Дави дернулись щека и глаз. Он сердился на Эдме, не желая злиться на себя самого, но при этом, понимая, что он сам и есть причина всей этой неприятной ситуации.
– Мисс, вы сказали, что потратили все свои деньги. Я не стану лишать вас миски супа и куска хлеба. Считайте, что сегодня я помог вам из христианского сострадания.
– Ты шутишь, Брум? – После этих ее слов Дави наблюдал презабавные изменения в ее лице: удивление, неверие, осознание.
И нисколько не рассердился, услышав заразительный смех мисс Уимс.
– Замечательно, мисс. Я говорю вам о милосердии, а вы смеетесь.
– Ты решил, что лишишь меня последнего куска хлеба? Брум, пожалуйста, не волнуйся. Барон Хогг уже вернулся, а значит, завтра я могу пойти к нему и потребовать оплаты за те несколько акров земли, что он арендует у меня. Вот. Терренс сказал, что в этом случае мне вовсе не обязательно быть представленной лорду Дави. Вероятно, я не разбогатею, но уверяю тебя, на еду мне хватит. И я смело приглашаю тебя на обед в свой дом, – она сцепила руки за спиной и покачивалась так, как это делают маленькие девочки, когда чем-то хвастаются.
Хогг выслушал ее, отметив, что щека и глаз дернулись снова, а потом посмотрел на небо. Он знал, что оно справедливо, но именно сейчас это было лишним. Дави понял, что знакомства не избежать и принял это с достоинством.
– К которому часу вы придете в замок, мисс?
– Думаю к полудню… Или нужно раньше? Брум, ты знаешь барона, скажи, когда он занят? И насколько он суров? Мэг рассказала мне о нем, и теперь я боюсь идти в замок. Нет, ты не подумай дурного, я не сплетничала с прислугой, но …
– Я понял, мисс, – Дави скривился по двум причинам: у него заболела голова и он понял, что сегодня последний день его простого общения с крошкой Эдме. – Приходите к полудню. В это время барон не будет занят. Что? Почему вы так смотрите? Сэр Дави не съест вас. Он не любит цыплят.
– А что он любит? – любопытная маленькая мисс сделала шажок к Дави. – Мэг сказала, что он любит тишину и поэтому все в замке ходят на цыпочках. А еще он ругает тех, кто ему не нравится. Поверь, он будет меня ругать…
Эдме печально изогнула брови, и Дави едва не засмеялся.
– И чем же вы так провинились перед Хоггом? – Дави именно сейчас порадовался своей пышной бороде: она успешно скрыла его улыбку.
– Не знаю, Брум, но обязательно провинюсь. Верь мне! Мэг говорила, что барон не переносит растяп, а я она и есть. Брум, а если я не пойду к барону, а отправлю в замок Терренса?
– Ну уж нет. Вы Эдме Уимс, племянница почившего Эшли Уимса и его законная наследница, а значит, вам и получать от барона. Согласитесь, стыдно прятаться за спиной своего слуги.
– Получать от барона? – глаза Эдме снова стали огромными и Дави слегка сбился с мысли.
– Конечно. Деньги и его гнев, мисс.
– Почему сразу гнев? Я еще ничего дурного не сделала!
– С вашим везением ситуация изменится очень скоро, – Дави не выдержал и засмеялся.
– По-моему, ты просто пугаешь меня, – Эдме рассердилась и даже топнула ногой. – Сэр Дави Хогг дворянин! Он не обидит женщину, а тем более дочь лэрда Уимса.
– Теперь вы пугаете меня, мисс Эдме, – Дави в притворном ужасе поднял вверх огромные руки, словно капитулируя. – Почему вы сразу не сказали, что умеете быть грозной?
Дави понимал, что говорит глупости, но вся эта веселая чушь соскакивала с языка и забавляла его самого чрезвычайно. А мгновение спустя, Хогг понял, что это кажется смешным не только ему, а еще и очаровательной юной девушке, которая прекратила сердиться и засмеялась. Дави смотрел на Эдме и жалел, что ветер уносит далеко в пустошь этот ее смех: нежный, мелодичный и заразительный. Он хотел оставить его себе, своровать и спрятать это маленькое чудо, чтобы наслаждаться им как можно дольше. И именно в этот момент, Дави вспомнил, что дни его сочтены: боль не дала ему забыть об этом.
Он замолк, сморщился и прикрыл правый глаз.
– Брум… Брум, что с тобой? – голос мисс Уимс уже не звучал очаровательной мелодией, став испуганным и сострадательным.
– Ничего такого, о чем следовало бы беспокоиться, – Дави привычно справился с болью: просто проигнорировал ее.
– Нет… Ты побледнел… Тебе больно. Может быть, ты голоден? Идем, Брум, идем скорее! – Эдме ухватила его за рукав куртки и потянула к своему дому.