Оффрекорд

Пролог

Прошлое.

«Наша семья – наша крепость» – нередко повторяла мама.

Но за закрытыми дверями безупречная картинка рушилась, как карточный домик. Родители пребывали в молчаливой войне, а Николетта, уверенная, что когда-то их связывала настоящая любовь, все чаще наблюдала за семейным спектаклем.

На высоте двадцать пятого этажа город стал немым свидетелем торжества в честь дня рождения. Николетта отсчитывала каждую секунду, спрятавшись от родительских глаз на террасе. Она неотрывно следила за ускользающей линией горизонта, отражавшейся в зеркальных небоскребах. Прижимая ладони к холодному поручню, она трепетно дожидалась единственно важного гостя – ее крестного.

По залу вновь прокатилась волна аплодисментов. Отец закончил благодарственный тост, собирая всеобщее внимание. Николетта скользнула взглядом по мигающей гирлянде, обмотанной над декоративной колонной. Арендованный ресторан напоминал зимний сад, затерявшийся среди бетонных джунглей. Стеклянный потолок обрамляли десятки мелких лампочек, создавая иллюзию звездного неба, а в центре зала раскинулось розовое дерево, похожее на японскую вишню. Среди оживленных столиков, утопающих в цветах, от нежных фиалок до бордовых пионов, Николетта казалась частью декорации – безмолвным воплощением одиночества.

Изрядно заскучав и пересчитав по второму кругу все лампочки на потолке, она вспомнила утренние сборы.

– Крестный точно приедет?

– Конечно, милая, – сухо произнесла Астрид, поправляя уложенные пряди. – Это день рождения папы. Даже родители Фрэнка приедут.

– Он сам его пригласил?

– Да. Хватит так зацикливаться на Джеймсе. Леди должны быть сдержаннее.

– Я не леди.

– Это заметно, – тяжело выдохнув, прошептала мама.

Астрид старалась не обращать внимания на волнение дочери. Она сохраняла бесстрастное лицо, тщательно выстроенное за годы в обществе, где ее считали олицетворением безупречной жены и матери. Каждый день, словно выбирая новый наряд, она подбирала маску для очередного выхода в свет.

Праздник тянулся бесконечно. Время от времени к Николетте по распоряжению отца подходили официанты, пополняя бокал соком. Едва очередной надсмотрщик, балансирующий с переполненным подносом, скрылся за дверью, она услышала сдержанный смех матери.

Ледяная леди завораживала своей красотой, особенно при свете праздничных огней. Массивные камни на ее колье отражали мерцание свечей, привлекая внимание к хрупкой шее и темному платью цвета ночи.

Николетта коснулась пальцами шелковой ленты на голове и вспомнила, как отстояла свое право вплести ее в косу.

– Однозначно нет, – уверенно заявила Астрид, убирая в ящик предложенные дизайнером украшения.

– Или лента, или я отрежу волосы прямо перед выходом, – упрямо произнесла Николетта, застегивая ненавистное платье и старательно игнорируя встревоженный взгляд матери.

Эти крайности возрастали по мере родительского давления. Каждый день она запоминала реакции, слова, учась управлять эмоциями, по крупицам отвоевывая собственную свободу. И хоть ее мнение не имело решающего значения, Николетта боролась до конца.

Для сегодняшнего праздника ее нарядили в нежно-голубое платье с оборками. Атласные воланы на плечах, пышная юбка в форме колокольчика и вышитый стразами тканевый корсет, что впивался в кожу, точно оковы. Мама настояла на дизайнерском шедевре своей подруги, вместо платья, которое выбрала сама Николетта. Но любые надежды превратить дочь в подобие леди вызывали только сопротивление.

На входе в террасу раздался громкий голос отца. Когда он приблизился почти вплотную, Николетта заметила широкую улыбку, сильно контрастирующую с арктическим холодом его янтарных глаз.

Фрэнк выглядел безупречно: белая рубашка, темно-синий костюм, широкий галстук в тон платочку, аккуратно выглядывающему из нагрудного кармана, как неизменный символ власти.

– Ты опять прячешься?

– Здесь тише, – отвернувшись обратно к стеклу, прошептала Николетта.

– Значит, тебе невесело, – буркнул отец, – Ладно, пойдем, подниму настроение. Джеймс приехал. Я же обещал.

Она засияла при одном упоминании крестного и мигом позабыла все тягостные мысли этого вечера. Когда они приблизились к небольшой группе людей, их оживленная беседа внезапно стихла. Любопытные взгляды следили за Николеттой, пока она искала глаза лишь одного человека – Джеймса Андерсона.

Джеймс и Фрэнк были старыми друзьями еще со школьной скамьи, вместе переехали в Бостон учиться, вместе менять этот мир. Но каждый пошел своей тернистой дорогой, когда будущий журналист и прокурор оказались по разные стороны баррикад.

Николетта растерялась, заметив, всеобщее внимание, но тут же поймала лучезарную улыбку крестного.

Джеймс был худощавого телосложения, высокий, чуть ниже ее отца. Он выглядел, как утонченный французский поэт: тонкие черты лица, вьющиеся волосы и глубокие зеленые глаза, тронутые мелкими морщинами, выдававшие его возраст.

– Красавица моя! Это тебе, – произнес крестный, протягивая ей маленькую коробку в ярко-зеленой упаковке с бантом.

В ответ она подарила ему скромную улыбку, пока все были заняты лицезрением их теплых отношений.

– Спасибо, дядя Джеймс, но сегодня не мой день рождения, – отозвалась Николетта.

– Я же могу просто порадовать любимую крестницу? Мы с Мартой недавно ездили в Англию и нашли потрясающий экземпляр в твою коллекцию. Она старинная, – загадочно промолвил крестный. – Ты же вроде собираешь такие вещи?

– Да! – воскликнула она, – Мама мне вчера купила старый, то есть винтажный проигрыватель с пластинками.

Получив одобрительный кивок, она с воодушевлением потянулась к банту на коробке, чтобы распаковать долгожданный подарок, но ее остановил властный жест отца.

– Ники, откроешь потом, – строго объявил он.

– Фрэнк, позволь своей дочери такую вольность, – вмешался Джеймс.

Все заметили, как на лице отца, точно мелкие шрамы, расползлось недовольство. Его губы сжались в тонкую линию, а на лбу от напряжения выступила вена, но Николетта все равно продолжила снимать тонкий слой бумаги.