Согласно правилам этикета, салфетку нужно класть под левый край тарелки, а хрен — вообще на всё!
Стараюсь относиться к изменениям в моей жизни позитивно, но получается с трудом.
Первый рабочий день в «Бьянке». Поздравляю, Алина, вам выпал счастливый билет. Вперёд без страха по карьерной лестнице!
Только почему-то она ведёт вниз. Ещё квартал назад я работала в крупной компании ассистентом руководителя, а теперь добро пожаловать в райские кущи общепита.
Как меня сюда занесло, лучше не спрашивать.
Я не знаю, как этой гадине Регине удалось внести меня в чёрные списки всех без исключения более-менее нормальных кадровых агентств.
Но на третий месяц поиска работы я вдруг поняла, что устроиться в хорошую компанию юристом или даже ассистентом мне не удастся.
А поработать в «Бьянке» знакомые попросили. Я в студенчестве умудрялась учиться на отлично и работать официанткой.
Сама себя содержала, поэтому сейчас быстро согласилась.
С прошлой работы сохранилась дурацкая привычка читать людей. Этот навык очень важен, как для юриста, кем я являюсь по образованию, так и для ассистента руководителя.
Смотрю на парочку: он — зауряднейший менеджер среднего звена с ипотекой, женой и двумя детьми.
Слышала, как он тайком от спутницы отвечал на звонок супруги в коридоре и обсуждал вышесказанное.
— Да, Зая, куплю. Конечно внесли платеж за квартиру, иначе банк задобает звонками. Детям памперсы и детское питание. Хорошо. Мне пора, у меня куча работы.
Она, его спутница… Не знаю, кто она. Но сидит с раскрытым ртом, развесив уши, на которых висит с десяток воздушных замков. Наверно, тоже менеджер.
Глупенькая, если женатый мужик дарит тебе только воздушные замки, подари ему воздушные шарики. Пусть летит на хрен.
Иначе ты потом, рыдая, будешь кричать ему в след: «Ты жестокий гад! Как ты мог так коварно воспользоваться мною, а потом бросить с двумя маленькими сиськами?»
Но я, конечно, не в праве никому давать советов, просто в большом бизнесе навидалась этих ненадежных мужиков.
Специфика работы в ресторане — это когда ты за смену успеваешь побыть психологом, дипломатом и цирковым акробатом, балансируя с подносом между столиков.
А зрители в зале, что в цирке, что в ресторане одинаковы.
Можно сказать, что разница несущественная.
Просто первые не делают вид, что разбираются в винах, ни хрена в них не соображая.
Не приводят сутки через двое поглазеть на слонов жену и двух любовниц.
И не соскребают тайком от спутницы все чаевые с мелочью, когда та пошла перед выходом попудрить носик.
При «носике» он — само воплощение щедрости. Может «оставить» на чай и тысячу, и две, и даже пять.
Сегодня мой личный фаворит — парочка за столиком №7. Он — классический «успешный успех» с часами дороже моей годовой зарплаты ассистента гендира.
Она — блондинка с губами, накачанными до состояния надувного матраса в Сочи.
Когда я принесла их заказ, он снисходительно поинтересовался:
— Девушка, вы случайно не модель?
Я уже собиралась ответить, что да, конечно, модель - шмодель.
Фотограф с самого утра дожидается меня на кухне у плиты, подбирает удачный ракурс с блюдами и подносами.
Но вовремя вспоминаю про чаевые.
— Милая, — томно говорит блондинка, — а можно мне латте... ну такой, чтобы пенка была в форме сердечка?
Я смотрю на неё, потом на мужа, который в этот момент листает ленту с бабами в Инсте под столом, потом снова на неё.
— Конечно, — улыбаюсь, — только у нас сердечки бывают двух видов: разбитое и целое. Какое вам?
Она задумывается на полминуты, будто от её решения зависит судьба человечества.
— Разбитое, — наконец говорит она, — это так... драматично.
Я веду бровями, будто удивляюсь ее бесконечной мудрости, одобрительно киваю и ухожу делать «драматичный» кофе.
На самом деле такие блондинки всегда выбирают разбитое.
Когда пара встаёт, она заговорщически улыбается и к чаевым мужа добавляет свою личную тысячу рублей.
Ну уже кое-что. Без денег я домой не уйду. Спасибо тебе далекий незнакомый блондинкин воздытрахатель.
Вот она — высшая математика ресторанного сервиса:
«Клиент всегда прав», помноженное на «мой самоконтроль и терпение», равно «размер чаевых», делённый на «количество оставленных нервных клеток».
И где-то в этом уравнении теряется моя карьера юриста...
Да и хрен с ней пока. Ипотека себя сама не заплатит.
Только я успела перевязать новый фартук, проклятые бретельки вечно развязываются, как сквозь витражное стекло увидела это зрелище: чёрный «Рейндж Ровер» сносит конус на парковке, как танк пластиковый заборчик.
Ну конечно, — мысленно закатываю глаза. — Приехал Его Величество ВИП-персона. Сейчас начнётся...
Через дверь в «Бьянку» вваливается он — эталон мажора в третьем поколении. Чёрная борода, широкие плечи, костюмчик стоимостью с однушку в Капотне.
Походка — «я-центр-вселенной», выражение лица — осознание своей исключительности.
Метрдотель Михаил, единственный, кто остался из прежней команды, уже летит к нему, согнувшись в три погибели:
— Ваш столик у окна, господин Волков!
За соседним столиком две девицы аж подпрыгнули:
— О, смотри, это же Никита Волков!
— Вот бы с ним замутить…
Хочу объяснить, что такие типажи крайне ненадёжны. На таких нельзя положиться. Уж я-то их в бизнесе перевидала.
А если на мужика нельзя положиться, то и на него ложиться не стоит.
Но снова вспоминаю, что я сегодня не коуч-эксперт по личным отношениям.
Возвращаюсь в свою официантскую реальность. Обслуживаю столик номер десять, а потом подхожу к Никите «Его Величеству» Волкову.
Вежливо здороваюсь, спрашиваю, готов ли он сделать заказ.
А он, козёл безрогий, с противной московской протяжкой говорит:
— Да-а-р-а-а-гуша.
Ну и типа чтобы я позвала другого официанта.
Дорогуша? Какая я вам дорогуша, волчара, то есть сэр?
— Скажите, а у вас нет подруг, которые, скажем так, согласятся побыть «женой на час»?
Кто этот дешёвый клоун? Оглядываю зал в поисках подсказки. Что за цирк ты тут устраиваешь? ВЫ случаем не родственник Никулину? Младшему, конечно.
— Точнее, не на час, а на пару-тройку месяцев? И не прям женой, а невестой…
Зубки сжимаются непроизвольно. Моя бы воля — влепила бы, как это у них называется… Хук справа! Алло, господин мажор, вы в ресторане.
— Может, вам скорую вызвать? Вы хорошо себя чувствуете? Извините, здесь вам не публичный дом и даже не модельное агентство.
Он уверен, что меня можно купить. Работа. Типа невестой.
Субъекты, пытающиеся купить женщин, вызывают жалость.
Нет, я, конечно, понимаю, что мужчин нужно выбирать как пирожки: либо с капустой, либо с яйцами.
Но этот ведет себя уже чересчур.
— Триста!
Мысленно предлагаю ему отведать у тракториста.
Он самодовольно повышает ставку:
— Пятьсот!
Ярость накипает и поднимается из бездонных глубин души в виде горящего шара, как после взрыва.
Только не дать вырваться моей внутренней огнедышащей драконихе.
Спалю Волкова вместе с «Бьянкой» до тла, к чертовой матери.
Как же я ненавижу таких мужиков. Дешёвый пикапер.
Похоже, этот человек никогда в жизни не слышал слово «нет».
Пусть ипотека, пусть чёрные списки, пусть эта дурацкая работа. Но я — не продаюсь. Ни за какие миллионы.
Он размахивает своей визитной карточкой и предлагает миллион.
Сверни в трубочку и засунь эту визитку себе в копилку. И подавись своими деньгами.
— Пфф, очень заманчиво, но вынуждена отказаться от такого роскошного предложения! Извините, мне нужно работать.!
На секунду воздух и время в «Бьянке» сгущаются.
У Волкова округляются глаза, как у совы, внезапно заметившей, что её дерево почти спилили.
Мальчик в шоке.
Зрачки то сужаются до булавочных головок, то расширяются до состояния «вай, мама, кто это?».
Выражение лица в целом — «Чур меня, чур! Вызовите экзорциста!»
Я же грациозно удаляюсь под мысленные овации публики, бурные и продолжительные аплодисменты и крики «браво», «бис»!
Занимаюсь другими гостями в зале. Наше всё, Никита, его высочество Волков, идёт лесом. Он сам в состоянии себя обслужить.
На хрен — это прямо и направо к парковке.
Метрдотель Михаил, больше похожий на побитую болонку, осуждающе косится в мою сторону.
Болонка. Собака.
Ах, да!
Вспоминаю, что нужно найти кровь для переливания Зефиру. Никогда не думала, что это такое непростое дело.
Во-первых, доноров ищут, как алмазы в шахте — здоровых, привитых, с нормальными анализами, без гельминтов, простите, не к столу, глистов.
Да ещё и подходящих по группе крови. Да-да, у собак их тоже несколько, и не факт, что дворняга Бобик спасёт вашего любимца или любимицу.
Ветклиники ведут специальные базы данных, но очередь расписана на недели вперёд, потому что «собачья кровь — не вода».
Во-вторых, цена. Пятьсот миллилитров собачьей крови, то есть объем с бутылку лимонада, стоит как самолет.
Короче, складывается ощущение, что владельцы собак-доноров её не из местного питомника качали, а контрабандой везли через границу в подводных лодках мексиканских наркокартелей.
Вот бизнес так бизнес. Думаю, счастливые рестораторы нервно курят в сторонке — вот у кого надо учиться накрутке цен!
Звоню в знакомую ветклинику — ничего утешительного, те же космические цены.
А моё финансовое положение на сегодня называется «зато я знаю, что со мной дружат не из-за денег».
Виной всему и увольнение, и ипотека, и дорогая жизнь в столице.
Странно, что в кредитных отделах банков, одобряющих ипотеку, до сих пор не додумались рекламировать клиники по трансплантологии. У них получился бы отличный «кооперейшн» — сотрудничество, то есть.
На выходе из менеджерской в коридоре налетаю на Волкова.
Что он тут шарится, сволочь? Жаловаться хочете? Извольте! Мне по барабану.
— Алина. У меня есть отличные врачи в Швейцарии!
Всё-таки подслушивал.
— Мне не нужны врачи.
В зале народ прибывает и прибывает, придётся носиться как электровеник.
Волков утверждает, что искренне хочет помочь с переливанием. Он не понимает, что речь о собаке.
Что с него взять? Мажорик, не видящий дальше собственного носа.
Надо бежать, некогда время на этого белозубого козла тратить.
Но этот хрен настойчиво тычет телефоном. Сообщает о знакомых ветеринарах. А еще сообщает, что он мой новый босс, потому что он только что купил ресторан.
И тут на меня снисходит, не то чтобы озарение. Нет. Скорее понимание смысла моих мытарств.
Алина, говорю себе сама. Не ты ли рыдала месяц назад и просила небеса хотя бы об одном шансе? Малюсеньком, одном-единственном, для того чтобы изменить свою жизнь?
Вот он. Стоит перед тобой, растерянный и надеющийся на то, что ты вытянешь свои симпатичные ладошки и примешь то, что заслуживаешь по праву.
Нет. Конечно, не для себя.
Во-первых, для Зефира. Во-вторых, для сестрёнки с двумя детьми, которая тоже навесила на себя ипотеку в Химках.
В-третьих… Придумаем, что в-третьих. Если ты искренне собираешься помогать животным и племянникам, то, может, можно и новые туфли себе прибарахлить.
Те, что стояли вчера в витрине в торговом центре. На ценнике от этих умопомрачительных туфель как раз кто-то написал размер моей зарплаты бывшего помощника руководителя «Эй Эн-Групп».
Сердце обмирает. А вдруг он просто разводит? Обманет, кинет? Ведь в их семейках такое в порядке вещей.
Но тут же нахожу ответ. А чего боятся такие, как он? Правильно, судов и огласки. Алина, ты гений! Ты знаешь, как обеспечить себе крепкий тыл.
Хватаю салфетку, требую паспортные данные Волкова, начинаю строчить текст контракта.
Ваше величество продолжает самодовольно улыбаться.
Ну-ну. Ты хотел шоу? Ты его получишь! Я тебе покажу, засранец, что такое настоящая невеста в аренду!
Прекрасные подписчицы и читательницы, а так же подписчики и читатели. Наши герои выглядт вот так:
Знакомьтесь, Алина, главная героиня


Он. Никита Волков:


Наипрекраснейшие из самых прекрасных, если вам нравится книга, и по каким-то причинам, вы, мои дорогие и родные, забыли поставить лайк и подписаться, то я очень прошу вас не откладывать это.
Сделайте, пожалуйста, это прямо сейчас, по окончанию чтения этой проды, если роман доставляет хоть чуточку удовольствия.
Всего два движения мышкой или пальцем.
Ваши лайки, комментарии и поддержка очень мотивирует писать продолжение.
Я вам всем безмерно благодарна за подписки и звездочки! Но даже если вы просто читаете, я все равно вам очень рада. Лайки и подписка дело добровольное и всегда оставется на усмотрение читательниц.
Приятного чтения и хорошего настроения.

Я въезжаю на парковку «Бьянки» на своём чёрном «Рейндж Ровере», сбиваю резиновый конус-треугольник на парковочном месте с надписью ВИП.
Где эти хреновы парковщики?
День обещает быть томным. Начался погано, и, похоже, таким же образом продолжается.
Привычным движением открываю дверь, покидаю машину, выхожу, расслабляю узел на галстуке, который жмёт, как удавка.
«Отлично. Дыши, Волков воздухом свободы, пока можешь. Похоже, что скоро тебе другую удавку накинут».
Ресторан встречает меня холодным скандинавским интерьером и запахом трюфельной пасты. «Ну хоть что-то сегодня идеально».
— Ваш столик у окна, господин Волков, — почти кланяется в пол метрдотель.
Я киваю, прохожу мимо пары, которая смотрит на меня с придыханием. «О, смотри, это же Никита Волков!» — шепчет девушка.
«Да, это я, тот самый парень, которого семья шантажирует браком», — мысленно отвечаю я, но вслух просто вежливо улыбаюсь.
Сажусь и наконец остаюсь один со своей прекрасной проблемой. Мой разлюбезный отец оставил маленькое условие для получения наследства: жениться до 30 лет и отбыл в мир иной. И лучше выдумать не мог, что называется.
Отличное условие. Только осталось три месяца.
Спасибо, что дважды напомнили сегодня. Маман и наш семейный юрист Юрий Станиславович в открытую намекнули, да что там намекнули — прямо сказали, что через девяносто дней тю-тю…
А где мне взять такую, чтобы…
Похоже, это не единственная проблема. Меня тут все знают, и официанты всегда так и кружат коршунами, рассчитывая на щедрые чаевые, и моментально приносят мне в первую очередь крепкий бразильский кофе с капелькой…
Сегодня же ни одной заразы. Да куда же они запропастились?
Почему папане нельзя было просто оставить мне акции и сказать «держи, сынок»?
Нет, надо было устроить реалити-шоу «Холостяк: Версия для мажоров».
Где же, интересно, мой кофе? Семь минут ожидания в «Бьянке» — это нонсенс.
Это же вам не забегаловка «Кафэманья-Консерватория».
Обычно здесь обслуживают быстрее, чем я успеваю достать телефон. А сегодня? Пусто. Будто весь персонал внезапно решил объявить забастовку.
Я поискал глазами табличку. «Мы не обслуживаем холостяков, которым до тридцатилетия осталось три месяца».
Я нервно постукиваю пальцами по мраморной столешнице. Мысли крутятся вокруг одного: девяносто дней до дедлайна.
Девяносто дней, чтобы найти жену, иначе моя доля в семейном строительном бизнесе автоматически перейдёт к двюродному братцу. Или как сейчас модно говорить кузену Кириллу.
Я его терпеть не могу с раннего детства, с тех самых пор, когда его в дошкольном возрасте ставили на табуреточку, он, не имея слуха, орал «широка река, глубока река», а потом ему все аплодировали и напихивали тортов с конфетами.
Оттого он и вырос таким толстым, вечно потеющим жердяем.
Официантов так и нет… Иду в сортир типа «эм» «жё» помыть руки.
«Чёрт возьми!» — мысленно ругаюсь я, возвращаясь от туалетов к своему столику. Все восемь кабинок заняты — неужели в «Бьянке» сегодня проходит съезд людей с самыми слабыми…
Вы там что, сегодня все сговорились?
Сажусь и вижу перед собой официантку. Незнакомую.
— Здравствуйте, готовы сделать заказ? — спрашивает она.
Я медленно поднимаю взгляд:
— Дорогуша, позови мне Виктора. Или Стеллу. Они знают, что я обычно заказываю, долго объяснять.
Её зрачки сужаются, будто у кошки перед прыжком.
— Я прошу прощения, но я вам не дорогуша. Меня зовут Алина. Виктора и Стелы сегодня не будет. Как, впрочем, и других официантов. Сегодня я ваш официант. Вы готовы сделать заказ?
— Что значит не будет? Ну позовите кого-нибудь другого. Они что, все разом решили эмигрировать? Или это новый тренд — обслуживание клиентов «Бьянки» по принципу «один на весь ресторан»?
Она скрещивает руки на груди. Грудь, кстати, очень даже ничего.
— Прежние хозяева решили больше не мучиться и сдали «Бьянку» в аренду. Целиком. Новой команде. Виктора, Стеллы и других больше не будет. Так что выбирайте — либо делаете заказ мне, либо я к вам, возможно, вернусь позже.
Хмурюсь. Мучились? Шниперсоны, прежние владельцы «Бьянки» мучились? Как мучились? Кто их мучил? Да они в золоте купались.
— Эммм…
Читаю в глазах официантки немой упрёк: «Мучили такие как вы».
И тут меня осеняет! Хрен с ними, со Шниперсонами! В речи официантки главное не это! Ключевое слово «аренда»!
— Ты умничка!
— Простите, но такого блюда в нашем меню нет.
Тьфу, смотри — языкастая какая попалась.
— Скажи, красотка, а у тебя нет подруг, которые, скажем так, согласятся побыть женой на час?
Она смотрит на меня как на извращенца.
— Точнее, не на час, а на пару-тройку месяцев? И не прям женой, а невестой… — продолжаю я.
— Может, вам скорую вызвать? Вы хорошо себя чувствуете? Здесь вам не публичный дом и даже не модельное агентство.
Я пристально изучаю её лицо — плавный миндалевидный разрез глаз, приятные губы, взгляд, которым можно резать стекло. Если чуть-чуть приодеть, макияж, маникюр — то да сё — идеальный кандидат.
— Послушай, как тебя там, Алина… — начинаю я, отодвигая бокал. — Сколько ты получаешь здесь за смену?
— Прошу прощения, но это вас не касается.
— Касается. Будешь моей «невестой» по контракту.
Её брови ползут вверх. Я продолжаю, пока она стоит с раскрытым ртом:
— Тебе придется три месяца изображать мою невесту. Выходы в свет, ужины с семьёй, пара фото для соц.сетей. Триста тысяч в месяц.
Она смотрит на меня с удивлением и не понимает, что я не шучу.
— Пятьсот! — предлагаю я, чтобы поддержать её интерес.
— Ого, — она опускает блокнот, и собирается уходить. — Вы извините меня. Но такие предложения делают или психи, или дешёвые пикаперы. Вы вроде ни на того, ни на другого не похожи.
— Это просто деловое предложение.
Я достаю визитку и кладу на стол.
— Миллион. Три месяца работы моей невестой — и три миллиона ваши. Бонус — поездка в любую точку мира за мой счёт, если никто не заподозрит и не раскроет договорённость между нами.
Алина останавливается, замирает на полпути к кухне. Вижу, как её плечи напрягаются под тонкой тканью рубашки. Поворачивается медленно, словно боится, что я исчезну, если сделать это слишком резко.
— Откуда у вас ветеринары? — спрашивает она, и в голосе — смесь недоверия и слабой надежды.
Я делаю самое душевное лицо, какое только способен изобразить. У меня аллергия на животных.
Начинает мутить от одной мысли о собачьей шерсти, я это тщательно скрываю, а наружу прорывается только «тёплое» участие:
— Моя подруга детства владеет сетью ветклиник. Лучших в стране. Если твоему…твоей э-э-э…, — пытаюсь подобрать слово поделикатнее: «кобелю, суке?», — …псине нужна помощь, я могу организовать всё за пять минут. Без шуток.
Алина прикусывает губу. Глаза — холодные, но в них мелькает что-то неуверенное.
— «Усы, лапы и хвост». Слышала?
Она кивает.
— Говорят, у них очень дорого.
— Перестань, пустяки. Я уверен, они перельют всё, что надо. Для тебя бесплатно.
— Бесплатно? — она недоверчиво смотрит на меня.
— Абсолютно!
— Зачем вам это? — бросает она.
— Потому что я… так же, как и ты, люблю животных, — я давлюсь словами, содрогаясь внутри.
— Серьёзно? — она сужает глаза.
— Серьезнее некуда! — я даже прикладываю руку к груди, словно клянусь. — У меня самого был лабрадор… Фадх.
Ложь даётся легко. Главное — потом не проболтаться, что тот самый Фадх на самом деле был крокодилом, любимым питомцем наследного принца в ОАЭ, которого я видел на приёме в прошлом году.
Фадха на приёме кормили огромными кусками говядины. Кому как, а по мне — та ещё мерзкая тварь.
Вижу по глазам, что Алина начинает сомневаться ещё больше. В атаку, Волков!
— Так твоей собаке нужно переливание крови, верно? — продолжаю я, стараясь звучать участливо. — У Ирки, то есть у Ирины Сергеевны Чекменёвой, есть всё: и доноры, и оборудование, и лучшие ветврачи.
Алина колеблется. Вижу, как её пальцы сжимают блокнот.
Для усиления эффекта использую бизнес-приём: «предложение ограничено по времени».
— Насколько я понял, времени почти не осталось. До пятницы — всего ничего!
— Вы сказали бесплатно.
— Ну да.
Дорогуша, ну соглашайся. Вообще-то я никогда и ничего не делаю бесплатно. Но сейчас мне очень нравится изображать святого.
— Нет.
Опять двадцать пять.
— Что, нет?
— Я заплачу. Но не сейчас. Сейчас у меня нет денег.
Молчу, жду продолжения. Похоже, у кого-то трудный период в жизни.
— Что вы там говорили про три месяца и миллион.
Неожиданно. Быстро же Алина сдала свои бастионы гордости. Я даже немного разочарован. Ожидал более серьёзную борьбу и длительное сопротивление. Повторяю условия.
— Три месяца работы моей невестой. По миллиону в месяц. Через девяносто дней — три миллиона твои. Бонус — поездка в любую точку мира за мой счёт, если никто не заподозрит и не раскроет договорённость между нами. По завершении срока — ты свободна.
— И это не шутка? Вы готовы нанять меня прямо сейчас?
— Не шутка. Готов.
— Три месяца и всё? То есть никаких обязательств по завершении срока?
— Именно так.
— И никаких поцелуев, секса?
— Никаких. Ну, если только обнимашки и воздушные поцелуйчики на камеру, на фотосессиях со мной для светской хроники.
— Нам нужно составить контракт.
Мои глаза лезут на лоб.
— В смысле контракт?
— Что вы на меня уставились? Я вас не знаю и вам не доверяю. Что-то типа добрачно-трудового соглашения. Мне нужно защитить свои интересы.
— Ну, хорошо. Хочешь сказать, что у тебя есть юрист?
— Я сама юрист. Мы сами сейчас составим договор. Есть документ?
Показываю в телефоне копию паспорта. Что за бред? Юрист-официант.
Она подходит к стойке и начинает что-то черкать на салфетке.
— Вот, читайте.
— Верю на слово.
— Тогда подписывайте здесь.
Смешно. Эта бумажулька гроша ломаного не стоит. Молча, достаю из кармана «Монблан» и ставлю автограф.
Алина сверяет образец подписи в паспорте и «контракте». Моя ручка из чистого золота не производит на неё никакого впечатления.
Она удовлетворённо кивает.
— Ага! — убирает свой «экземпляр» в карман официантского фартука, мне протягивает второй, — вот ещё…
Что-то пишет на второй салфетке.
— Вот адрес и кличка.
— В каком смысле адрес и кличка?
— Ну, вы же готовы помочь. Нужно забрать собаку и отвезти к ветеринарам.
Я-я-я? Не-не-не, дорогуша. Стоп.
— Давай-ка ты сама… Мне некогда.
— Мне тоже. У меня полный зал народа.
В «Бьянке» действительно аншлаг.
— Вызывай собачье такси или как там это называется.
Она смотрит на меня как на школьника.
— Пожалуйста, поезжайте, спасайте собаку, а у меня работа. Извините.
Алина бегом несётся в сторону кухни выдавать заказы.
Я почти кричу ей вслед:
— Ты там что попутала? Я тебя нанял!
Перед тем как скрыться в недрах ресторанной кухни, она оборачивается:
— Договор начинает действовать с завтрашнего дня, и только после того, как ваша Ирина поможет спасти собаку. Всегда читайте то, что подписываете!
Абонент недоступен. После нескольких попыток дозвониться решаю разобраться на месте по приезду.
Изрядно поколесив по какой-то промзоне на окраине, нахожу нужный адрес.
Мой «Рейндж Ровер» с шиком подъезжает и останавливается перед воротами приюта «Лапки добра».
— Здрасти, приехали.
Тут до меня доходит, что я приехал в гостиницу для дворняг, а не домой к Алине.
Даже через закрытые окна слышен оглушительный собачий концерт — где-то между джазовой импровизацией и детским утренником.
Утренником в смысле того, что этот гвалт напоминает лай мелких дурацких игрушечных электрических собак на колёсиках, бесконечно и противно тявкающих.
Похоже, из-за лая в приюте не слышат, что к ним приехал спаситель Волков.
Сигналю минуты три. Никого. Только лай становится радостнее — видимо, местные обитатели приняли клаксон за призыв к обеду.
Стискиваю зубы и выхожу из машины. У меня начинается аллергический насморк уже от одного вида этого места.
Подхожу к дверям, стучать кулаком брезгую — достаю свою ручку и начинаю отстукивать по типу азбуки Морзе.
— Есть кто живой? — стучу по калитке «Монбланом». Потом с отвращением вытираю золотой колпачок о платок, который комкаю и отбрасываю в сторону.
Вдруг из-за кучи покрышек материализуется пожилой узбек, который движется ко мне, улыбаясь во весь свой золотозубый рот.
— Здравствуйте, милейший...
— Ассаламу алейкум, — хрипит он.
Узбек улыбается и чуть ли не ежесекундно кланяется, потом смотрит на мою машину, делает широкие глаза и неожиданно изрекает:
— Путин?
Я стараюсь сохранять вежливость, не закатывать глаза, не злиться на догадки. Немного морщу нос.
— Нет, я не...
— Ташкент! — перебивает он, восторженно хлопая себя по груди. — Бахтияр! Хорошо!
Потом протягивает руку. Представляю, как он этой рукой гладит собак, как они облизывают его руку после кормёжки.
Делаю над собой сверхгероическое усилие и пожимаю руку.
Как ни странно, со мной ничего не происходит. Ни в эльфа, ни в гоблина я не превращаюсь.
Тем временем Бахтияр из Ташкента извлекает из недр своей одежды допотопный кнопочный телефон «Нокиа», показывает его мне и говорит:
— Женьщин! Путин, сотови! Салям Алейккум! — а потом хлопает себя по ладони.
Не понимаю, что он хочет мне сказать, решаю взять инициативу в свои руки. Видимо, он путает «начальство» и Путин.
— Мне нужна собака! Понимаешь?
Он понимающе кивает головой, даже, как мне кажется, поддакивает на своём, только вместо «ага» произносит что-то типа:
— Эгэ-эгэ-эгэ.
— Кличка собаки — Зефир.
Бахтияр замирает, пытаясь осмыслить незнакомые слова.
— Она больная. Понимаешь?
— Эгэ-эгэ-эгэ.
Вижу, что он ни хрена не понимает. Я начинаю говорить по слогам:
— Бо-ль-на-я! Бо-ле-ть.
Меня осеняет! Я гений. Надо не рассказывать, а показывать!
Сначала указательный палец кладу себе подмышку.
— Гра-дус-ник. Тем-пе-ра-ту-ра! Бо-ль-на-я! Бо-ле-ть. Зефир.
Он смотрит на мой палец и повторяет мои движения.
Складываю ладошки, кладу на них щёку, закрываю глаза. Ну а как ещё показать ему, что собака болеет?
Походу Бахтияр меня понял.
— Эгэ-эгэ-эгэ.
Гора падает с плеч. Фух. Вроде объяснил. Все мы люди, все мы человеки!
У меня всегда было отлично с коммуникативными навыками! Я жутко доволен и горжусь собой.
Бахтияр делает пару шагов в сторону питомника, потом останавливается, беспокойно оборачивается ко мне, смотрит проникновенно, даже жалобно, будто просит денег, и неожиданно спрашивает:
— Фэ Мэ Эс?
Во даёт! Какой, на хрен, ФМС? Разве не видно, что я Волков?
— Нет, не ФМС! Путин!
Он снова улыбается во весь рот. Прежде чем снова продолжить путь к воротам, поднимает указательный палец вверх и отчётливо произносит:
— Транс-цен-дент-ни! — а потом срывается за воротами с вывеской «Лапки добра».
Чем вводит меня в состояние глубокой задумчивости. Кто его научил этому слову? Как он его понимает?
Через некоторое время ворота распахиваются, и огромная чёрная псина, наверно, породы Цербер, из тех что охраняют выход из древнегреческого ада, выводит на улицу узбека.
Именно так, а не наоборот.
Потому что Бахтияр упирается, откинув корпус назад и напряжённо держа длинный поводок двумя руками.
Посланник солнечного Ташкента пытается остановить чудище, упираясь ногами в землю.
Но существо, напоминающее что-то среднее между ротвейлером и мастифом, совсем не чувствует веса своего «поводыря».
Исчадие тянет Бахтияра так, что за его резиновыми тапками на босу ногу по земле тянутся две глубокие борозды, похожие на лыжню.
— Это... Зефир?
Я каменею, когда животное начинает обнюхивать мои туфли и брюки.
Мне крайне неуютно, от контакта с этой зверюгой я уже забыл про аллергию.
Бахтияр доволен тем, что справился с собакой, строго выговаривает ей что-то резкое на узбекском, хмуря брови, впрочем, чудищу всё равно, а потом снова широко улыбается мне.
— Это точно Зефир?
Кто бы ни давал кличку этому псу, видимо, он обладал слегка извращённым чувством юмора.
— Эге-эге-эге...
Узбек довольно улыбается. Потом подходит и пытается открыть заднюю дверь моей машины.
— Нет-нет-нет. Подожди! Только не в машину. Сейчас.
Узбек пожимает плечами, он не понимает ни бельмеса из того, что я сказал, и распахивает дверь.
— Нет!
Я подскакиваю и резко захлопываю дверку.
— Сейчас я вызову такси, — Бахтияр непонимающе смотрит на меня, — такси знаешь? Шашечки. «Это» поедет в другой машине.
Открываю смартфон, пытаясь загрузить приложение такси.
Бахтияр прячет взгляд, явно что-то знает.
Вопросительно смотрю на него.
Он эмоционально хлопает тыльной стороной правой ладони по открытой левой и выдаёт триаду на узбекском, из которой я узнаю лишь несколько знакомых слов:
— Сотови! Салям Алейккум! Женщин! Э-э-э!
Автомобиль плавно катит по Кутузовскому в направлении ветклиники «Усы, лапы и хвост», а на пассажирском сиденье восседает гора Зефир.
70 кг мышечной массы, слюней и абсолютной уверенности, что это его машина, а я — всего лишь водитель, которого он нанял и терпит из вежливости.
Пёс развалился с комфортом, положил морду на центральную консоль и смотрит на дорогу с видом «Ну что, человечишко, давай, вези меня куда сказано и поторапливайся».
Когда я осторожно протягиваю руку, чтобы поправить сбитое в порыве борьбы зеркало (мы с Бахтияром пытались выпихнуть этого монстра обратно), Зефир неодобрительно рычит, показывая зубы, будто предупреждая: «Ты тут вообще на птичьих правах».
— Твою же дивизию! Ладно. Будь по-твоему. Только убери от меня подальше свою «благоухающую» пасть. Чем тебя там кормили? Немытыми грешниками?
У пса глаза как два горящих адских угля. Несмотря на моё внутреннее отторжение, нахожу, что он не так уж и уродлив, в чём-то даже похож на меня.
— Ну что, брат, Зефир… — начинаю я, но тут же получаю укоризненный взгляд, словно он говорит, что я ему вовсе и не родственник.
Срочно меняю тактику.
— Ладно, господин Зефир Алинович, кстати, понимаю, в кого вы такой, — капитулирую я. — Вот представьте: живёте вы себе, владеете недвижимостью, ну типа, очень шикарной будкой, персональным поваром, мужиком, типа Бахтияра, который готовит охрененные котлеты. Ты любишь котлеты?
Пёс зевает.
— Нет? Ну а что ты любишь? Лобстеров? Так и быть: у тебя не будка, а яхта, и Бахтир готовит не котлеты а лобстеров с другими ништяками.
Зефир вытаскивает язык и часто дышит. Видимо ему, как и мне, яхты и лобстеры нравятся больше, чем будки и котлеты.
— И тут — бац! — вам заявляют: «Ищи, пардон, подругу, ну в смысле жену до конца месяца, иначе твою яхту вместе с поваром отдадут какому-нибудь скунсу!»
Собака наклоняет голову.
— Первая, кому предложил — твоя Алина. И поначалу она даже слушать не пожелала. И только благодаря моему чувству врождённой дипломатии…
Тяжеловес на сиденье посмотрел на меня исподлобья.
— Да. Конечно, ещё благодаря твоему переливанию крови…
Наконец-то появляется сеть! Первым делом звоню по громкой связи своей подруге Ириночке.
— Ир, привет, это я. Спасай! Мне надо собаке срочно сделать переливание, помоги!
Сонный голос отвечает:
— А где собака?
Я даже бросаю взгляд на экран телефона — а той ли Ирине я позвонил?
— Рядом со мной в машине! Я не могу терпеть…
Хочу рассказать про свою аллергию, весь этот ужас, но она перебивает.
— Волков, во-первых, не ори. Во-вторых, у меня глубокая ночь, я на выставке по ветеринарии в Гуанчжоу! В Китае. И так ни хрена из-за перелёта не выспалась, — сквозь зевоту отвечает Ира. — Короче, Волков, слушай сюда. Я скину тебе номер ассистента, она всё устроит.
Гудки.
Прекрасно, когда есть такие ассистенты. Через пару минут приходит сообщение с контактами. Набираю номер.
— Здравствуйте, я от Ирины.
— Я в курсе, меня зовут Кристина. Вам нужно переливание крови, верно?
— Да.
— Что случилось? Клещ?
Не знаю, что ответить, но уверенно вру:
— Да, клещ.
— Были у нас?
Смотрю на чудище. Он отворачивается и садится спиной.
Ах ты, гад.
— Вряд ли.
— Порода, возраст?
— Нет породы, дворняга! — получай, господин Зефир Алинович! Не хрена своему спасителю задом поворачиваться!
— Возраст…? — думаю, что ответить, — ну такой взрослый.
— В смысле?
— Не щенок…
Молчание в трубке, потом:
— Ну, понятно. Переливание крови ранее делали?
— А? Нет, не делали. Наверно, не делали.
— А группу крови знаете?
Вспоминаю, что Алина по телефону что-то обсуждала про резус. Надо ей позвонить. Её номер накорябан на той самой салфетке.
— Теоретически могу узнать. Можете повисеть на трубке?
— Да, конечно.
Начинаю шарить по салону в поисках салфетки, на которой указан телефон Алины.
В бардачке и на креслах нет. Проверяю карманы. Ага, вот она, левой держу руль, правой начинаю разворачивать, чтобы увидеть номер телефона.
В следующий миг эта чёрная скотина поворачивается и молниеносно слизывает и заглатывает салфетку.
Ору:
— Урод вонючий!
Он сидит, гордо выпрямившись, с невинным выражением морды, будто бы он совсем ни при чём.
— Господин Волков? У вас всё в порядке? — доносится из динамика.
— Да, просто тут один урод… на дороге.
Лихорадочно думаю, как быстро найти номер Алины. Набираю телефон Бьянки.
На том конце отвечает метрдотель Михаил, тот самый, который сегодня не получил чаевых.
— Любезнейший, это Никита Волков, позови мне официантку Алину.
Слышу, что он узнал меня, но делает вид, что нет.
— Извините, не расслышал вашего имени. Алина очень занята и в ближайшее время вряд ли освободится, позвоните, пожалуйста, завтра.
И вешает трубку.
Ах, ты дендорас-дендорасина! Я тебе покажу завтра!
Набираю повторно.
— Мишаня, если ты ещё раз повесишь трубку раньше меня, то сейчас приеду и забью её тебе в глотку! Я понятно выражаюсь?
— Да, господин Волков, простите, не узнал.
— Бежишь сейчас с трубкой к Алине, время пошло!
Через пять секунд приятный женский голос отвечает:
— Алло…
— Алина, это я, Никита.
— Поняла, у меня мало времени. Я набегу. Вы забрали собаку? Как она?
— Забрал, правда…
Не стал ей рассказывать про салфетку, чтобы не выглядеть идиотом.
— Правда что?
— Правда, тут нужно узнать резус и группу крови.
— Скажите ветеринарам, что ему ещё не делали переливаний крови. В этом случае подойдёт любая.
— Что-то я нихрена не понял, давай я конференцию на троих устрою?
— Нет времени. Я побежала. Пришлите, пожалуйста, адрес клиники, после смены поеду, навещу собаку. Переливание — длительная процедура, как бы не пришлось всю ночь делать.
Прекрасно. Мало мне напоминаний про свадьбу и тридцатилетие, так еще и ночь месте, где я могу просто сдохнуть от аллергии.
Огромный кане-корсо, собака крупной породы, по кличке Эмир сидит на заднем сидении «Рейндж Ровера» моего «женишка», высунув язык, и смотрит на нас, как на пару недоразумений.
Врачи-ветеринары сообщили, что на ошейнике имеется кличка собаки — «Эмир».
Я закипаю:
— Извините, дорогой «жених» Волков, объясните мне, как человек, который управляет миллионными активами, не смог отличить чихуахуа от кане-корсо?! Зефир — это собака, которую можно посадить в сумочку!
— А это… — я указываю на Эмира, — …это либо лошадь, либо целый танк! Я уж не знаю, какое сравнение лучше…
Волков смотрит на меня:
— Давай, вот без этих претензий. Во-первых, я не эксперт по собакам, если честно. Во-вторых, я же не знал, что нужно забирать чихуахуа. Ты ни словом не обмолвилась, что это не твоя квартира, а приют для бездомных собак. Просто сказала: «Заберите собаку». В-третьих, там был узбек, который ни бельмеса не понимает по-русски и принял меня за Путина. Для него что Эмир, что Зефир — всё едино. В-четвёртых…
— Так, стоп, хватит! Выходит, что вокруг виноваты все, кроме вас. Вам сказали: «Забирайте собаку», и вы даже не спросили, какую?! Вы что, думали, все собаки одинаковые, как ваши галстуки?!
Волков открывает рот, чтобы возразить, но я уже иду в атаку. Меня пробивает на театрально-саркастичный тон:
— Ой, простите, я забыл уточнить! Вы же привыкли раздавать указания. Привыкли что вам всё приносят на блюдечке с золотой каёмочкой.
Волков морщится, но Эмир вдруг кладёт ему лапу на плечо, будто поддерживая.
Типа, не переживай, брат. Женщины они такие.
Я закатываю глаза.
— Ой, смотрите, нашли общий язык. Поехали, отвезём этого лже-«Зефира» обратно и привезём настоящего.
Волков вздыхает, но в глазах — смешинка.
— Ладно, сейчас поедем, заберём чихуахуа, всё будет в порядке.
Машина тронулась.
Волков пока героически старается держаться и сохранять лицо. На мои колкости не реагирует.
Ничего-ничего, тебе полезно спуститься с небес на землю. А вот если ещё раз ошибёшься — я тебя сама сдам в приют. Для безнадёжных миллиардеров.
Ему приходит сообщение
— Завтра у нас званый ужин с роднёй. Я уже всех предупредил, что представлю свою невесту.
А меня значит спросить не нужно? Так получается?
— А господин Волков не забыл, что наш контракт начинает действовать только после того, как будет спасён настоящий Зефир? Ах, да! В вашем возрасте, господин Волков, уже начинаются проблемы с памятью…
— Каком таком «вашем» возрасте?
Ага, задело!
— В предпенсионном!
— Между прочим, мне ещё и тридцати нет…
— Да? По вам и не скажешь, такое ощущение, что вам глубоко за полтинник!
Волков скрипит зубами. Моя внутренняя вреднючка триумфально улыбается по-голливудски.
— Нам пора переходить на «ты». Ты же не собираешься мне «выкать» на мероприятии?
— Когда сама решу, что готова тогда и перейду.
Но Волков с достоинством парирует этот проброс.
— Ладно не шипи, поиграем в чеховскую «драму», будем друг другу «выкать». Я почему-то уверен, что тебе самой не понравится.
Меня больше раздражает не Волков и его родня, а мысль о том, что я пока не знаю в чем идти.
Надо подумать и посоветоваться с Наткой, моей закадычной подружбанкой с детства.
— Может, не в чём пойти?
Ах ты ж сволочь, надо проработать мимику — где я прокололась? Гордо отвечаю:
— Конечно, есть в чём! Я не всю жизнь работала официанткой.
— Да?
Звезда!
— Ну хорошо, я не сомневаюсь, что тебе есть что надеть, но всё равно съездим в торговый центр и купим тебе что-нибудь подходящее для ужина. За мой счёт, конечно…
— Хорошо, я подумаю. Но сначала Зефир…
— Времени мало.
— Эмир, объясни своему другу, что проблемы индейцев шерифа не волнуют, и заодно покажи ему, кто здесь шериф.
На этот раз псина, будто понимая, о чём идёт речь, кладёт лапу на моё плечо и облизывает мою руку. Съел, Волков?
***
Когда мы подъезжаем к приюту, у нас вырисовывается давешняя проблема: Эмир наотрез отказывается покидать салон уже полюбившегося чуда немецкого автопрома и возвращаться в приют.
Узбек Бахтияр вместе с Никитой пытаются выволочь пса, но тот показывает клыки и характер.
Они его уговаривают и так и сяк — Эмир ни в какую.
— Волков, решайте вопрос, — подгоняю я жениха, — у нас Зефир, шоппинг и мне еще завтра на работу,
— Как? Но…
— Пришлось пообещать отработать полсмены.
— Хрен с тобой! — я аж встрепенулась, но поняла, что это он не мне, а Эмиру, — можешь всю ночь сидеть в машине. Всё равно отмывать салон.
Я выхожу из машины.
Волков поворачивается к узбеку и начинает устало объяснять руками и всевозможными жестами.
— Бахтияр, смотри. Эмир, большой, Путин, здесь… — он показывает на собаку, и тычет пальцем в свою мускулистую грудь — Зефир, маленький… Понимаешь?
Волков, сдвигает ладони, кстати, замечаю, что руки у него ничего, красивые.
— Эге.
Узбек кивает.
— Зефир, маленький, тоже Путин, — а потом зачем-то добавляет с поддельным акцентом, — трансцендентни…
Хлопаю ресницами ничего не понимая.
— Волков, у вас крыша потекла? При чём тут трансцендентный, он это слово вряд ли понимает…
Но «жених» пожимает плечами:
— Смотри, сама увидишь.
Выпадаю в осадок, когда вижу, что улыбающийся узбек несёт на руках маленькое чудо в корзинке и передаёт его мне.
Крошечный белоснежный комочек с огромными, как две полные луны, глазами.
— Зефирчик, — шепчу я, принимая корзинку. Он замирает передо мной, дрожит, как осиновый листок, но не от страха — кажется, в этом тельце просто не помещается вся его радость. Его ушки — два шёлковистых лепестка — подрагивают, когда он наклоняет голову, изучая меня.
— Зефир! — узбек твёрдо поднимает палец вверх.
— Женщинь? — спрашивает Волков.
— Женщинь! — уверенно отвечает узбек.
Я сажусь в машину и кладу корзину на колени. — Привет, малыш, — протягиваю руку, и он тут же тыкается в ладонь холодным носиком-пуговкой.
Он лёгкий, будто и правда только что из облака. Когда я беру его на руки, он весит не больше чашки кофе — такое хрупкое, тёплое чудо. Его сердце бьётся часто-часто, как крылышки колибри.
— Да это и вправду он.
— Как ты узнала?
— Смотри, у него на груди пятнышко, — показываю я Волкову, — как будто кто-то случайно капнул какао на зефирку.
Зефирчик лижет мне палец — его язычок розовый, крошечный, как лепесток.
А потом вдруг забирается ко мне на плечо, устраивается там, будто это его законное место, и вздыхает — так доверчиво, что у меня внутри всё переворачивается.
— Кто же мог тебя бросить, чудо? — улыбаюсь я. — Говорят, что чихуахуа настолько безрассудно доверчивы, что готовы прыгнуть с пятого этажа в руки к хозяину, уверенные — раз уж ладони раскрыты, значит, люди обязательно поймают.
— Это зря… Людям нельзя доверять, — комментирует Волков с безучастным видом.
Именно поэтому я составила с тобой контракт, Волков, именно поэтому.
Зефир замечает Эмира на заднем сидении и беззвучно скалит зубы.
— Ого, да ты с характером, — улыбаюсь и глажу по дражайшей спинке, — успокойся — это Эмир. Эмир — это Зефир. Волков вас перепутал.
Эмир, зевает и вообще не реагирует на ситуацию, как и Волков, молча ведущий машину и излучающий железобетонную уверенность.
Зефир, видя, что морально задавил всех мужиков в салоне автомобиля, расслабленно сворачивается у меня на коленях, не желая возвращаться в корзинку.
Мы молча доезжаем до «Усы, лапы и хвост».
В клинике нас заверили, что мы можем оставить собачку и ехать, Зефиру обеспечат самый лучший уход.
Они убедили меня — клиника вправду первоклассная.
Похоже, так даже людей не лечат в хороших человеческих больницах. Рада за Зефирчика.
Планирую забрать его себе после переливания. Ещё вчера не решалась на это, потому что предстояло работать сутками в ресторане.
Судя по всему, теперь жизнь Зефира и моя делает резкий поворот. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
В торговом центре Волков фланирует между примерочной, консультантами и рядами с одеждой туда-сюда и обратно. Ничего, пусть привыкает.
Выбираю все самое лучшее и дорогое. В моей ситуации скромность меня только портит.
На невероятно красивом, тридцатом по счёту, красном платье, которое сидит на мне влитое, то есть как на богине красоты и молодости, останавливаюсь.
Отдёргиваю шторку.
По глазам девчонок-продавцов-консультантов понимаю, что я удовлетворена и шопинг окончен.
— Гм-гм, в целом неплохо, но не слишком ли оно открыто для первого знакомства? — спрашивает Волков, уставившись в вырез на груди.
— Ещё мнение скуфвилла не спросила! В самый раз! Берем!
Вижу, что переборщила с острословием. Волков хмурит брови и краснеет, как рак. Видно, что слово «скуф» ему немного режет слух. Задёргиваю штору.
Несколько секунд кручусь перед зеркалом, вдохновляясь платьем.
Потом начинаю стягивать его с себя мысленно продолжая диалог с Волковым.
Скуфвилл не понравился?
Ну а как ты хотел, мой хороший? Как там ты меня утром назвал? Дорогуша? Тем самым подписал себе приговор. Теперь терпи.
А вот дальше уже он начинает бесить. Красное платье отправляется на кассу, я оглядываюсь и не нахожу своей одежды.
Осталась в чём мать родила, плюс тоненькие трусики и прозрачный лифчик! Ах ты ж скотина стороеросовая, ну погоди!
— Волков, верни одежду! Не смешно.
Жду, что услышу смешочки, но в ответ — гробовая тишина.
— Я не шучу! Если не хочешь, чтобы я тебя засудила и весь белый свет узнал о твоих брачных играх, немедленно прекрати!
На Волкова это никак не действует, его не слышно. Высовываю нос из примерочной, пытаюсь найти его глазами.
Его нигде не видно.
Ну, берегись, козёл! Я одним движением срываю сиреневую занавеску примерочной, накидываю её через плечо, как тогу римского сенатора, и выхожу в зал.
Ты сейчас мне заплатишь за одежду, шторку примерочной и моральный ущерб!
Ткань с шелестом обвивает плечи — теперь я ощущаю себя близкой родственницей Клеопатры.
Перекидываю край ткани через локоть с видом императрицы.
Продавец-консультант бежит ко мне в ужасе:
— Девушка, это собственность магазина! Охрана!
— В Древнем Риме занавески храмов считались общественным достоянием.
Мимо проплывают шокированные покупательницы, подростки достают телефоны.
Охранник в черном пиджаке растерянно чешет затылок.
— Миша, что ты стоишь? Она сейчас уйдет!
Окаменевший секьюрити наконец оживает:
Охранник растерянно спрашивает:
— Девушка... вам нужна помощь? Верните штору. Мы не в Древнем Риме
— Да, нужна! Найдите мне этого типа подлой наружности. Высокий такой мы пришли вместе. И не приближайтесь, ко мне, если не хотите стать жертвой гладиаторского боя.
Он разводит руками и беспомощно оглядывается на продавцов-консультантов.
— Девушка, если вы про такого высокого в дорогом костюме…
— Да, я имею ввиду именно этого идиота сперевшего всю мою одежду.
— По-моему ему стало плохо, — сообщает мне одна из них
— Что значит плохо?
— Он начал распухать, ничего не мог говорить, похоже что у него аллергия.
— Твою мать!
Я рву к выходу. На ходу вижу зеркало.
Обалдевшая красивая девушка с растрёпанными волосами, обмотанная сиреневой тканью, несется по залу между полками и стеллажами с одеждой.
Тут край «тоги» цепляется за вешалку. Рывок — и передо мной с грохотом падает манекен.
— Коллекция «Наур Пари!» — стонет продавец.
Замечаю ценник. Сто сорок тысяч… Да вы что, совсем обалдели? За кусок тряпки? Сто сорок тысяч рублей?
В животе предательски ёкает. Может, мне просто… замереть и притвориться новым арт-объектом?
Но инстинкт самосохранения не даёт мне остановиться.
— Вам за всё заплатят, не переживайте!
Я молнией мчусь к выходу, словно олимпийская бегунья, как если бы олимпийские игры проводились в аду, и победительница получает право выбора между адом и возвращением на грешную землю.
Моя «тога» развевается за мной, почти как знамя.
Первое препятствие — детский паровозик, который двигался мне наперерез.
Расширенные до предела веки и раскрытый рот грузной тётки-машиниста в дурацкой униформе совершенно определённо говорят о том, что она позабыла, что у поезда есть тормоз.
— Мамочки, держите крепче детей! — завопила я, когда поняла, что мне придётся или перепрыгнуть прямо перед несущимся «локомотивом», или попасть под поезд, как Анна Каренина.
Разбег, толчок…
Прыжок в общем-то удался, но я налетела на невесть откуда взявшуюся бабку с тележкой для продуктов.
Её покупки красиво разлетелись по мраморному полу.
Ребёнок в первом вагончике заливисто захохотал, приняв меня за милое привидение, страшное, но дико симпатичное.
Его мать схватила дитя под мышку и выскочила прочь, в противоположную от меня сторону, как от чумной, вертя пальцем у виска.
— Подождите! Вернитесь в поезд! Я уже ухожу! — крикнула я ей вслед, она же наверняка денег заплатила, — но было поздно — женщина уже неслась в сторону эскалатора, ведущего к выходу, на всех порах.
— Куда это ты уходишь? Хамка, чуть не убила бабушку! Кто вас только воспитывал! Сволочь! — взъерепенилась бабка, чью тележку я опрокинула.
Я хотела было ответить, но решила молча закидать её продукты обратно в тележку. Через десять секунд хаос был повержен, тележка стоит на своих четырёх колёсах, заполненная доверху пенсионерскими яствами.
Мне хочется сказать ей комплимент, сообщить, что она милая старушка, божий одуванчик, может даже попросить прощения, но вместо этого у меня вырывается:
— Извините, я не знаю, кого воспитали вы, но вы злая и сварая старуха! На моём месте могла бы оказаться ваша дочка, внучка и даже правнучка!
Поезд с пассажирами стоит тут же и издаёт «чухающие» звуки. Мамочки наблюдают за мной с ужасом, дети машут ручками и корчат рожи.
И только флегматичная монстр-машинист наблюдает за этим праздником жизни, приподняв одну бровь.
Она настолько крупная, что не понимаю, как она ещё не раздавила локомотив своим весом.
Бабка что-то зло бухтит под нос, но я стараюсь не слушать.
Гордо и резко закидываю полу тоги на плечо, вздёргиваю носик, разворачиваюсь, чтобы продолжить движение, и…
Чувствую резкий рывок назад. О, нет! Только не это! Только не бабка!
— Святая Магдалина, пошли мне дворянина! (вообще-то не надо, мне уже достаточно, одного Волкова выше крыши!)
Оглядываюсь назад и вижу строго нахмуренные брови старухи и зрачки, пытающиеся прожечь меня насквозь.
— Мать-перемать! — вырывается у меня, когда я осознаю, что моя тога теперь связана с её сумкой-тележкой узами брака.
— Удрать хотела? — прищуривается бабка, — ишь вырядилась!
Понимаю, что объяснять ей, что причина моего прикида вовсе не в моей экстравагантности, а коварстве Волкова, которого нигде не видно, совершенно бесполезно.
Поэтому опускаюсь на одно колено у тележки и пытаюсь освободить застрявший краешек туники.
Тучная машинистка наконец слезает с поезда и по-сёстрински просит меня и бабку отойти в сторону особым женским басом.
Она берёт в одну ручищу тогу, в другую — бабкину тележку и, краснея от напряжения, начинает с силой тянуть в разные стороны.
Итог предсказуем: шторка не выдерживает её категорическое желание оказывать помощь в чрезвычайных ситуациях и с треском разрывается.
Тем временем я слышу мужской крик:
— Катерина! — орёт подбегающий охранник, — ты пошто имущество? Платить будешь!
— Не волнуйтесь, — успокаиваю я мою огромную спасительницу, — у нас с вами есть спонсор, но за всё заплатит, только я его сейчас найду!
И делаю ноги!
Охранник и бабка бегут за мной.
Как ни странно, бабка в отличной спортивной форме и не только не отстаёт, но ещё и умудряется достать из сумочки флакон со святой водой.
Она пытается на ходу окропить меня крестным знамением со спины с криками:
— Изыди, нечистая!
Я ору ей в ответ:
— Бабуль, да я не нечистая! Я вообще моюсь дважды в день! Отстаньте от меня.
— Девушка, отдайте шторку! — кричит тут же охранник.
Впереди как вкопанный останавливается промоутер, раздающий рекламные листовки.
— Коллега, вам помочь? — спрашивает паренёк в костюме оленя, принимая меня за свою.
— Задержите хотя бы бабку, — бросаю ему на ходу.
Паренёк кивает и с видом заправского регбиста бросается на старуху.
— Святые угодники!.. — кричит бабка и сжимает кулаки.
Охранник пытается меня схватить, но спотыкается и с грохотом влетает в киоск с мороженым.
Мне начинает казаться, что я отрываюсь от погони, но не тут-то было.
Теперь я слышу подростковый восторженный вопль:
— Опа-а-а! Народный перфоманс, челы!
Сбоку стоят три подростка с явным азартом снимают нашу погоню на камеры телефонов.
— Прикиньте, она как Клеопатра из «Астерикса»!
— Ни хрена! Как Есения из «Спартака»!
Парень с дредами уже лихо срывает занавеску с соседней примерочной:
— Братки, гоу в Тик-Токе тренд замутим! Античный челлендж!
Через секунду эти три пока ещё недоумка срывают в ближайшем бутике шторки, заматываются, как я, и с гиканьем пускаются за мной, транслируя в прямой эфир происходящее.
Теперь торговый центр походит на «Обитель зла», только вместо зомби — я и трое тинэйджеров в самодельных тогах.