Я сидела в своей мастерской, тусклый свет свечи мерцал, отражаясь на серебристых нитях ожерелья, которое становилось самым сокровенным из всего, что я создавала.
В моих мыслях был мой благородный лорд, мой защитник и моя судьба. Каждый элемент ожерелья я обрабатывала с любовью, словно плела судьбу, которая свяжет нас навеки.
Ожерелье не могло быть простым – оно должно было стать частью меня, моего сердца и души. На столе лежала тонкая нить из моего локона – мягкий золотистый шёлк, который я срезала с особой осторожностью.
Этот локон был символом моей любви, моего обещания ему, и, вплетая его в ожерелье, я словно передавала часть своей души. Каждый узелок, каждая стянутая петля говорили о чувствах, которых я не могла выразить словами.
Я знала, что он носит на себе бремя тяжелее, чем многие бессмертные могли бы вынести, и я считала своим долгом сделать для него талисман – знак того, что бы ни случилось, он не один.
И когда работа была завершена, я задержав дыхание, подняла ожерелье к свету свечи.
В самом центре, окружённый тончайшими золотыми нитями, висел небольшой, почти незаметный камень с синевато-зелёным сиянием, похожим на глубины океана. Этот камень особенный, я нашла его на берегу моря в то утро, когда впервые увидела своего лорда Многокрылого.
– Ты будешь защищать его, – прошептала я, касаясь края камня. – Ты будешь напоминать ему о доме, о тех, кто ждет, и ты подаришь ему силы.
Положив ожерелье в небольшую шкатулку, я закрыла её. В тот момент я даже не догадывалась, что это маленькое украшение сыграет куда более важную роль, чем я могла вообразить.
Я поспешно шагала по длинному коридору, изящно убранному узорчатыми гобеленами, грея ладонью запечатанную шкатулку.
Приближаясь к массивным дверям лордовских покоев, я вдруг оказалась лицом к лицу с дворецким. Его строгая серая ливрея отражала блеклый свет свечей на стенах, а взгляд был наполнен спокойствием. Он сделал шаг вперед, будто перекрывая мой путь.
– Простите, миледи, – сухой, но вежливый тон дворецкого нёс в себе непререкаемую уверенность в своих словах. – Его сиятельство сейчас не в покоях.
Я нахмурилась, чувствуя, как внутренний мир слегка сдвигается. Рано разочаровываться, ведь визиты лорда по замку – дело столь же привычное, как смена часовых. Но что-то в выражении лица дворецкого заставило меня задать вопрос, которого я, пожалуй, опасалась.
– Где он? – мой голос прозвучал чуть более резко, чем я ожидала. Возможно, это была тревога.
Дворецкий поджал губы, словно раздумывая над уместностью ответа. Но, видимо, решил, что мне стоит знать.
– Его сиятельство ушёл к своей сводной сестре, – осторожно произнёс он.
– К сводной сестре? – переспросила я.
Дворецкий кивнул, избегая моего взгляда.
– Благодарю, – пробормотала я.
Казалось, каждый шаг давался с трудом. Сводная сестра... Имя её само собой всплыло в моём сознании: леди Делина. Осторожная, изысканная, всегда сдержанная, но за её полированной улыбкой угадывалась что-то большее, почти хищное. Она умела оставаться в тени, но при этом притягивала к себе внимание – невидимая угроза, которую сложно было определить.
Я ускорилась, не понимая, куда иду, только бы двигаться. И почему-то меня это задело. Почему-то мой разум отказывался принять всё происходящее как нечто обычное.
Миновав сады замка и небольшой внутренний дворик, я оказалась у перехода, ведущего в западное крыло – то самое, где чаще всего бывала леди Делина. Охранники у двери встретили меня молчанием, лишь краткий поклон служил формальностью, ни намёка на протест. Может быть, мой порыв отбросил любые сомнения.
Под алым бархатом балдахином, где золотыми нитями было вышито солнце, лорд Многокрылый наконец-то отпрянул от сводной сестры. Его золотые глаза, в которых отражалась глубина веков и тысячи украденных сокровищ и погубленных судеб, почему-то сегодня были полны возбуждения. Его голый торс, отполированный нежнейшими ладонями рабынь, блестел, в руках он держал не просто горсть золота или горсть рубинов, как было прежде, – он держал ожерелье. То самое, которое когда-то принадлежало мне.
Ожерелье сияло, как живое, в каждом камне жил замурованный ангел и отливал бирюзовым светом.
Это была моя гордость, мой талисман, который я однажды выковала своими руками, вложив в него частицу своей души.
И вот теперь я, скрытая тяжелыми портьерами, лишь наблюдала, как он протянул его своей любви.
Лорд опустился перед изящной девушкой на колено.
Она стояла под тонкой дымкой вуали, на пестром шелковом ковре. Её белые волосы струились до пояса, а в глазах отражалось золотое солнце бархатного балдахина.
Он протянул руки, и ожерелье с трепетом заиграло, едва коснувшись ее шеи. Лорд мягко зарычал, его тяжелое дыхание смешивалось с ветром, похожее на песню.
Я стояла в тени и ощущала, как гнев разрывал мою грудь. Тепло, которое раньше дарило мне ожерелье, огонь, который согревал мое сердце, вылилось наружу ужасным жаром.
То, что когда-то было моим достоянием, стало даром для сводной сестры, как выяснилось, моей соперницы.
Делина томно подняла хрустальный бокал, в котором рубином блеснуло красное вино.
– Мой любимый-брат, вы же решите этот вопрос?
– Что ты предлагаешь? Отправить её в дальний замок?
– Ну что вы, милый. Надо оправить туда, откуда не возвращаются.
– А не слишком сурово? Все-таки она моя жена.
– Не переживайте. Я все сделаю правильно. Пригласите её сюда.
Лорд Рейвен Многокрылый отпил из своего бокала и громко пригласил:
– Файрлот!
Моментально в дверях появился слуга, покорно склонил голову.
– Найди мне Герцогиню Астру немедленно! Какого черта я жду, словно последний крестьянин у дверей!
На миг в глазах слуги мелькнула тень размышления – или страха.
– Милорд, но… – Файрлот замялся, потянул манжет камзола. – Герцогиня уже зашла сюда.
Лорд поставил бокал с таким грохотом, что ближайший подсвечник жалобно закачался.
– За-шла? – произнес он медленно, разделяя слово на выкрики. – Ты хочешь сказать, что я её пропустил? Где, черт возьми, она?
Где? Где? Я здесь за портьерой. Мертвая от страха, вернее старая от магии. Я стояла за тяжелой портьерой и молила Бога, чтобы эти предатели обо мне забыли.
В эту минуту я реально хотела умереть.
Тяжелые шаги Рейвена эхом отразились от стен, когда он начал рыскать по комнате. Он заглянул за кресло у камина, под кровать, отдернул шторы, портьеры – и вдруг остановился, вжал плечи.
Прямо перед ним стояла я – сгорбленная, сморщенная старушка со шкатулкой в руках, на дне которой покоилось изящное ожерелье с замурованным в камне локоном.
– Вы кто, черт вас побери?! – заорал лорд, отшатнувшись.
– Но… – простонала я своим дребезжащим голоском и тут же сообразила. Кажется, старушечьим образом Господь решил меня спасти? Спасибо тебе милый, всю жизнь буду на тебя молиться.
Я знала потаённые страхи лорда Многокрылого и решила ими воспользоваться.
Расправив плечи, я подняла подбородок до величественной высоты, которая казалась мне доступной.
– Я… Колдунья! – начала я, пока ошеломленный лорд осматривался на Делину и слугу. – Посланница древнего рода. Печальная хранительница проклятия вашей семьи! – Я драматично швырнула в воздух рукой, а мое новое ожерелье вспыхнуло в свете жаркого камина.
Я спасалась как могла.
Слуга Файрлот, прижавшийся к стене, старался не потерять сознание.
– Проклятие? – прорычал лорд, уже не зная, сердиться ему или пытаться разобраться.
Видимо мои слова звучали слишком мистически, чтобы просто игнорировать.
Я снизила голос до таинственного:
– Судьба обратилась к вам, лорд Рейвен. – Я покачала головой, будто пытаясь скрыть слезу. – Я пришла спасти вас! Но только… если вы найдете достойный ответ.
– Ответ?! – взревел лорд, подавшись вперёд так, что его каштановые волосы упали на лоб.
И в этот момент герцогиня Делина выскользнула из тени балдахина кровати. Её глаза горели, а губы приоткрыла улыбка невероятной чарующей дерзости.
– Милорд, – произнесла она, словно подливая масла в костер его ярости. – Гоните её прочь. Зачем вам её сумасшедший бред?
Лорд обернулся, застыл на мгновение, а Делина хмыкнула, осматривая собственные руки.
– И что с ней делать, с этой странной особой? – махнул он в мою сторону.
Делина перевела взор на меня и рассмеялась.
– Что значит "что"? Она умеет развлекать. Колдунья не должна напрягать лорда. Забудьте о каком-то там проклятье. Проклятие ожерелья – это выдумка. Надо признать, она великолепна.
И я с загадочной улыбкой поклонилась герцогине. Я старалась скрыть, как сейчас её ненавижу.
Лорд нахмурился, глядя то на сводную сестру, то на меня. Я стояла перед ними с выражением полной уверенности в собственной значимости. Он чувствовал, что здесь было что-то большее, чем просто страх, и всё же не мог понять, во что именно вовлечён.
– Великие небеса, – пробормотал он, устремив взгляд на меня. – Объясните немедленно: что происходит и как вы сюда попали?
– Меня привела ваша жена Астрид.
– И где она?
– Она здесь. – Я покачала ожерельем перед его носом. – Замурована в этом камне. Посмотрите внимательно и увидите в нем её локон. Что касается… её спасения…
– Я запомню вашу дерзость, – прервала меня Делина, – Полагаю, вы проникли сюда обманом. В ожерелье может быть любой локон.
– То, что это локон Астрид легко проверить любой магией, – уточнила я.
– Но сейчас не время для бессмысленных споров. – Тон Делины был острым, как ледяной клинок. Она обернулась к лорду. – Мой любимый брат, эта женщина – может быть опасна больше, чем вы можете себе представить.
Я улыбнулась.
Ох, как приятно слышать такие слова. Мне кажется, ты действительно меня боишся. Что ж поиграем.
Я прищёлкнула пальцами, будто приняла невидимое решение и повернулась к своему лорду.
– Лорд Рейвен, вы сами напросились, помните это. Что я скажу вам – потребуется исполнить. Ваша жена Астрид, эта женщина – хранительница древних знаний, ключ, как вы любите оправдываться, к "заветным дверям". Но вам нужен её дар, чтобы разобраться со всем хаосом, который вы же и породили.
Рейвен раскрыл было рот, чтобы возразить, но вовремя сдержался. Теперь я смотрела на него так, словно видела каждый его скрытый грех, каждую недоговорённую правду.
– А дар этот… – Рейвен наконец прорычал, пытаясь вернуть себе некую уверенность в голосе. – Что он может?
Я злорадно улыбнулась.
– О, это слишком просто для объяснений. Но лучше вам быть готовым. Сейчас начнётся самое интересное.
Я шагнула вперёд – моя лёгкая походка не совпадала с моим возрастом, который выдавали мои морщины.
Он хотел отступить, но что-то удерживало его ноги на месте.
– Ох, милый мой, позволь я сама поговорю с ней, – произнесла Делина, и её голос раскатился эхом, словно бы звучал вне времени. Она подняла руку, и свет вокруг словно погас. Несколько тонких лучей пробивались сквозь тьму, сосредоточиваясь на моей фигуре.
Делина стояла на возвышении, её алое платье напоминало раскаленную лаву, а глаза горели хищным огнем. За дверями зала слышались шаги стражи, которым Делина приказала прибыть.
Когда за моей спиной стражники опустили свои копья, металлический звон пронзил воздух.
Взгляд Делины торжествовал, губы растянулись в ядовитой улыбке. Она медленно приближалась ко мне, мягко ступая по полу своими шелковыми туфельками.
– Ты думала, что можешь противостоять мне, – произнесла она холодно, остановившись на расстоянии вытянутой руки. – Но кто ты, чтобы бросить вызов чему-то неизбежному? История предпочитает тех, кто умеет манипулировать ею, а не тех, кто пытается её изменить.
Ого. Как красиво говоришь. Все это знают, но используют немногие.
– Уверена? – буркнула я. Думала тихо, но она услышала, схватила подсвечник с горячей свечой и швырнула в меня.
Подсвечник ударился мне в грудь, пламя свечи скакнуло на мое тонкое платье.
Я вскрикнула и принялась тушить огонь. Слуга Файрлот бросился мне помогать.
Пока я шлепала себя, Делина, запрокинув голову, от души хохотала. В этом смехе было что-то зловещее.
– Делина, – угрожающе зарычал лорд Рейвер. – Вы позволяете себе лишнего! Так и замок спалить можно.
«Он переживает о замке?!» – взвыла моя душа.
Ну почему так? Ведь совсем недавно, всего пять лет назад, точно в таком же зале, освещённом только причудливыми отблесками пламени камина, я ступала босыми ногами по гладкому каменному полу – холод ласкал каждый шаг, но внутри меня всё горело. Танец начинался медленно, словно дыхание самой ночи, и в этот момент всё вокруг исчезало, оставляя лишь меня, моего Дракона, огонь и шелест музыки, сотканной из звуков мира.
Пламя, похожее на живое существо, то увивалось вокруг, то стремительно взмывало вверх, следовало за каждым моим движением, как верный спутник, как запретный партнёр. Не знаю, что заставило меня решиться на этот ритуал – то ли желание доказать свою силу и любовь, то ли отчаянная мечта привлечь внимание того, чьи глаза были похожи на раскалённое золото.
Я выбрасывала руки вперёд, и огонь отвечал, загораясь ярче, вырываясь из хрупких границ факелов. Каждый жест становился заклинанием, каждое колебание тела – обещанием сокровенных секретов, которые я никогда никому не раскрывала. Тело двигалось, будто не принадлежало мне, следуя ритму, старому, как сама природа.
Его взгляд был тем самым невидимым пламенем, которое грело и обжигало одновременно. Он стоял в дальнем углу зала, скрытый тенью, как будто не хотел нарушить магию моего танца. Но я чувствовала его, каждую клеточку его внимания, словно воздух раскалялся оттого, что мы оба знали: этот танец был не просто вызовом, это был ритуал отдачи любви и души.
Я не боялась этого дракона. Я его любила. Почему-то еще в детстве знала, что будет именно так…
Я прихлопнула последний язычок пламени у себя на плече и гневно уставилась на лорда. Как он может такое позволить?
– Любимый, – вспорхнула к лорду Делина. – У вас же куча замков.
«Каких замков?» – попыталась я стряхнуть свои воспоминания. – «Ах, да! Которым можно сгореть вместе со мной!»
Господи, что происходит? Эта та девочка, которая еще год назад тряслась при виде лорда и меня, а теперь поджимала губы, прожигала взглядом и холодными речами.
Вдарить бы тебе про меж глаз. Я сжала кулаки и вновь осознала, какая я немощная и убогая старуха, цепляющаяся за портьеру дрожащими руками.
«Смирись иль сдохни!» – приказала я себе.
– Миледи, – шёпотом начала я, стараясь найти в её лице хоть искру сочувствия, – я прожила долгую жизнь, лишила себя всего ради службы герцогине Атсре... Теперь мои кости просят покоя, да и сердце устало вечно биться в страхе, что не угожу. Я не смею просить много, лишь отпустите меня, чтобы последние мои дни прошли на земле, что помнит мои шаги юности.
– Как же ты служила Астре, если лорд Рейнер, не знает тебя? – Делина оглянулась к лорду.
Я сжалась от страха.
– А должен был? – удивился он.
Законный вопрос. Во дворце так много слуг. И все они незаметно появлялись, быстро исчезали, словно изнашивались от драконьей власти.
Леди Делина долго смотрела на меня-старуху, её тонкие, изящные пальцы небрежно играли с пером, лежащим на столе. В её глазах мелькнуло что-то похожее на жалость, но это чувство слишком быстро сменилось холодным расчётом.
– Давай я соглашусь, что ты прожила много лет в преданности своей хозяйке, и я ценю это, – проговорила она мягко, почти ласково, но в голосе её угадывался стальной оттенок. – Но я отпущу тебя, если ты предоставишь мне одну-единственную вещь.
– Все что прикажете, ваша честь, – склонила я голову. – Но о чем вы говорите?
– Об ожерелье с локоном герцогини Астры. Отдай его мне, и можешь считать себя свободной.
Моё согнутое тело содрогнулось. Она что? предлагает мне добровольно сдаться в рабство?
– Но знай, если ты мне откажешь... Я передумаю тебя отпускать. Так что подумай хорошо. Это твой единственный шанс.
«Лучше сдохнуть здесь и сейчас!» – закипел мой разум.
Я подняла голову, и лорд отшатнулся от моего твёрдого взгляда.
Кинжал прилетел так стремительно, что я не успела даже моргнуть. Сталь элегантно, почти извиняющимся жестом, вошла в мою руку.
Моё старческое тело дернулось, скрипучие суставы добавили боли. Моё скрюченное существование зашлось кашлем и судорогой.
«Какой... стильный способ угрожать», – пронеслось у меня в голове, пока боль медленно, игриво расползалась по коже и уходила вглубь, как будто кинжал пытался вписаться в мой интерьер.
– И ты ещё дерёшься с бабушками? – пробормотала я, запуская свои костлявые пальцы восклицанием, явно рассчитанным больше на моральное давление, нежели на реальную угрозу. – Безобразие!
Леди Делина, стоявшая напротив, в изысканно-драматичной позе, явно производила впечатление человека, которому было скучно промахиваться.
Мы встретились взглядами – её глаза блистали холодным светом, граничащим то ли с гневом, то ли с тонкой, садистской ухмылкой.
– Если бы я хотела тебя убить, ты бы уже валялась в гробу, – произнесла она, вкрадчиво, как будто предлагала мне чашечку чая, а не жестокую истину.
Да, звучало убедительно, но сам кинжал, кажется, спорил с её словами, потому что жирным намёком торчал из моей руки и, между прочим, очень болел, но крови было мало.
Святые угодники, я настолько старая и сухая, что во мне даже нет крови. О, Боже, как это невыносимо!
Может, кинжал был не такой уж плохим вариантом? Тогда бы лучше в сердце. Но и сердце наверняка уже высушено до горошины. Легко промахнуться
«Астра, кончай ныть!» – приказала я себе. Победить навряд ли получиться, но хотя бы созерцай в сторону победы.
Я хмыкнула, позволив себе смелость поискать защиты у мужа. Я не понимала, почему он так изменился, почему так поступает. Ведь все вроде было хорошо. Я была прекрасной женой. Я его любила. Почему любила? Я и сейчас люблю, – подумала я, но не совсем уверено.
– О великий и благоразумный дракон, – произнесла я, пытаясь вытащить кинжал из раны.
Когда он оказался в моих руках, я заметила в глазах Делины замешательство: естественно, она ведь не знала, на что способна я.
Я бы, в принципе, могла метнуть прицельно, если бы оставалась молодой Астрой.
Один из стражников легко вырвал кинжал из моих рук, с поклоном вернул Делине.
Я же, воздев руки, вновь обратилась к Рейвену, к его грандиозной стати, за которой, казалось, пряталась сама вечность.
– Я так долго служила вашей супруге Астре, что знала, как она вас любила, как боготворила.
– Заткнись! – приказал Рейвер.
– Она всю жизнь посвятила вам…
– Я приказываю заткнуться! – взревел Дракон и, его грудь стала покрываться чешуйками.
Меня передернуло от ужаса. Я не узнавала своего мужа. Это было незнакомое мне чудовище.
Что ж получи, гадёныш!
– Ей даже ваше гавно пахло медом, – сквозь зубы процедила я.
Хохот Делины и ржание стражников были неплохой местью.
– Заткнитесь все! – приказал Дракон и отвернулся к окну. – В башню её!
Я грохнулась на пол. Во мне не осталось ни грамма сил.
И пока стражники поднимали мое безвольное тело и волокли его по коридорам, я орала насколько хватала моих легких.
– Разве тебе дозволено так спокойно терпеть… эту фарсовую трагедию? Неужели мудрость твоих веков и величие твоего сердца не возражают, когда Делина творит… свои жестокости? Признайся, тебя это неожиданно забавляет, да? Ну конечно, тебе же с твоего величественного пьедестала хорошо видно, как… весело она заламывает руки и картинно сверкает глазами! Но, между прочим, если ты… не одёрнешь свою гениальную воспитанницу, то я сама лично её задушу… Да-да, своими хлипкими, деревянными пальчиками, если ты не вмешаешься…
О, как славно они меня волокли через коридоры этого высокомерного каменного чрева, словно мешок с неудачно пойманным драконьим яйцом!
Я кричала так, что, казалось, мои слова отскакивали от высоких готических сводов и летели обратно ко мне с двойной силой; эхом я ругала их предков до последнего колена.
В отчаянной попытке остановить своё унизительное перемещение, я прилипала к стенам, как ненужный гобелен, цепляясь за каждый выступ, но, к сожалению, стены замка явно были на их стороне – ни один камень не выдал щедрой щели, в которую можно было бы сбежать.
Я рвала, метала, дрыгалась – так мне казалось. На самом деле все было гораздо прозаичнее: я охала, стонала, пищала проклятия.
Стражники меня не слушали, они наперебой «смаковали» запах меда. Ох, чего только они не придумали, к чему только его не прицепили. Их лица кривились в таких гримасах, что только маг мог растолковать, где там злорадство, а где ужасающий смех.
На очередном повороте один из стражников, от усердия, видимо, забыв, что я всё же человек, а не камень, зацепил моё плечо о стену, за что был вознаграждён моим гневом.
В ответ я получила раскатистое: – Ха-ха-ха!
Они остановились у массивной дубовой двери, ведущей в неизвестность – как в легендах, где герой, войдя, никогда не выходит таким, как раньше. Один из стражников выудил откуда-то из-под доспехов связку ключей, зловеще побрякивающих, и начал ковыряться в замке.
В тени затхлого угла камеры притаился зловещий толстый паук.
За его спиной я заметила лестницу, едва различимую в полумраке. Покрытой тонким слоем пыли, она казалась заброшенной. Видимо, никто никогда не решался подняться по ее каменным ступеням.
Паутина, тянувшаяся по углам, раскинулась над проходом, как гротескная завеса, а сам паук, неподвижный и грозно черный, будто страж, преграждал путь к тайне, скрытой наверху.
Казалось, пока он смотрел на меня, я переставала быть человеком. Его лапки слегка подрагивали, и я подумала: вот сейчас он заиграет на струнах своей мерзкой сети и споёт мне песню о том, как я стану его ужином.
От бессилия я рухнула на пол, на грязную солому.
Моё бедственное положение заслуживало только слёз. Но здесь и без того было сыро и тоскливо. Глухая тишина и этот мерзкий паук, стражник моего заточения, который с дьявольским хладнокровием вылупился на меня.
– Хватит! – не выдержала я и швырнула в него соломой. – Или жри меня или уходи прочь!
Задвигал лапами, двинулся ко мне.
Я взвизгнула, стала отползать задом.
– Э-э-э, с ума сошел? Я пошутила, – испуганно застонала я. – Хороший паучок, миленький, дай я поглажу твою отвратительную мордочку.
Паук демонически уставился на меня круглыми глазами, вновь шевельнулся в мою сторону.
– Всё, всё. Согласна, мордочка у тебя очаровательная.
В тот момент я почему-то подумала, что этот узник хуже меня: он порабощён вечностью, а я пока лишь разочарованием и растерянностью и надеждой выкарабкаться отсюда.
Но потом паук двинулся так внезапно, что я, забыв о своей аристократической осанке, издав звук, достойный не леди, но цирковой обезьянки, резко дернулась назад, совершенно забыв о своей немощности.
Как же больно!
Я завалилась на спину и закрыла глаза. И уже ждала, как сейчас паучьи клыки сомкнуться на моей лодыжке.
Ждала-ждала и не дождалась.
Похоже паук был настоящим охотником – падалицей брезговал. Он вернулся в свой угол и продолжил плести новую паутину – иногда, правда, бросая на меня свирепые взгляды.
Я ждала, что он передумает, разговаривала с ним, поддразнивала, но стоило мне подняться на ноги, как он вновь направлялся ко мне.
Но я уже не боялась, я знала как с ним совладать.
Вскоре, паук и вовсе потерял ко мне интерес. Я сидела на полу прислонившись спиной к каменной сырой стене и тихо страдала.
Еще утром я наслаждалась свежестью нового дня, нежилась на шелковой перине, набитой луговыми травами и цветами, на балконе замка впитывала лучи солнца, пила чай из китайского фарфора. А к обеду будто случилось колдовское проклятие, и свет вокруг меня померк. Мир пошатнулся, а вместе с ним и моя собственная жизнь.
Господи, ну почему так? За что?
Я едва узнавала собственные руки, теперь иссохшие, с корявыми пальцами, покрытыми сетью синеватых вен. Сердце сжала такая боль, что я не выдержала и закричала, но даже мой голос стал слаб и неузнаваем. Тяжелым грузом легло отчаяние, но больше всего меня мучила рана на руке – небольшой, но глубокий порез теперь пульсировал и горел, словно туда вползал яд. Каждая новая волна боли изнуряла мое тело и дух. Я в отчаянии держалась за эту руку, чувствуя, как мои силы истекают вместе с капельками крови.
– Что ж за наказание такое? – тихо застонала я и, паук, словно словив приглашение, вновь тронулся ко мне.
За его телом колыхнулась паутина.
Она висела под самым сводом лестницы, как безупречное кружево, сотканное изысканным художником.
– Ну уж прости, творец, но мне надо, – проворковала я, осторожно снимая шедевр. Я, конечно, сто раз рисковала. Но паука видимо парализовало от моей наглости. Он замер в углу с отвисшей челюстью и вылупленными глазами.
Паутина была уловистая: в ней, конечно, нашлось несколько мушек. Я примирительно пыхнула на них, очищая паутину со всей кропотливостью. Удовлетворившись результатом и мысленно поблагодарив паука за его труд и щедрость, я приложила живую ткань к ране на руке – пусть природа лечит, она умеет.
Паук отмер, негодующе дрогнул лапами.
– Все понимаю. Была неправа, взяла без разрешения. Но, я буду тебе благодарна, если ты сплетёшь еще парочку.
Гневно пополз ко мне, я вновь растянулась на соломе. И уже проваливаясь в дрему, почувствовал его лапу у себя на щеке.
– Уй-ди… – сонно отмахнулась я, дальше не помню.
Пока я беспамятствовала, паук сплел новую паутину, но уже вокруг меня, довольно большую и роскошную с капельками росы на провисших шелковых волокнах. Проспи я дольше, и этот кокон оказалось бы моим саваном.
В этот раз я поступила мудрее. Одну часть паутины я скатала в шар и съела, второй вновь залепила рану. Я уже чувствовала, как это помогает. Рана перестала кровоточить и бить болью. Теперь она только зудела и ныла. Но это ничего, еще пара примочек, и рана затянется коростой.
Я понимала, как бы я не притворялась, паук был еще хитрее и опаснее меня. Решила подняться по винтовой лестнице. Она была крутая, неравномерная, заставляющая задуматься, стоит ли рисковать. Если внешняя сторона ступеней была широкой, то внутренняя стремилась к нулю.
Я зависла над пропастью, ветер играл с моими волосами. И тут – о, Боги! – ко мне протянулась рука, напоминавшая старую корягу, только грязнее и корявее.
Интуитивно, схватилась за эту ветхую конечность. И в тот же миг, будто глубоко вздохнув с облегчением, пространство подо мной исправилось. Пол под ногами вернулся, и я обрела спасительную ступень. Ноги стряслись. И, я продолжала цепляться за чью-то руку и не отпускала даже тогда, когда она пыталась вырваться.
Старушка, наконец показавшаяся из полутьмы, напоминала воплощение диковинного лесного духа. Её рука, оказалась сухой, как пергамент, со слабым запахом лаванды.
Она нагнулась ко мне поближе и заговорила тонким голосом.
– Ну-ну, девонька, ты чего это? Пол-то под тобой уже на месте, не надорвись на моей-то руке. Это ж моя добрая, рабочая, из-за тебя ещё вязание брошу! – Попробовала осторожно выдернуть её, но я не поддавалась.
Девонька! Она назвала меня девонькой? Я глянула на свои руки.
Черт! Да она издевается. Руки стали еще хуже. Ногти обломаны, появилась пара ссадин и кровоподтеков.
– Держись за стены, они крепче меня, – попыталась успокоить меня спасительница.
Конечно, вскоре я успокоилась, мой страх уступил место любопытству, и я обрушилась на старушку с вопросами.
– А вы кто, бабушка? Ведьма или магичка?
– Такая же пленница, как и ты.
– Плела заговоры? – сморозила я глупость.
Она лишь сердито хлопнула ладонью по коленке и сказала:
– Девка, ты хоть дыши между делом! А то я не успеваю понять – ты меня спрашиваешь или уже сочиняешь сказку обо мне!
– Почему вы называете меня девкой, вы что не видите какая я старая? – даже сунула ей по нос свои корявые пальцы.
– Здесь старая я, а ты дурочка, попавшая в ловушку.
– Чего это дурочка?! – искренне возмутилась я. «Дурочка» мне показалось гораздо обиднее «старушки».
– А потому что готовишь ожерелья для дракона. Кто ж тебя надоумил до такого? Локон еще вложила. Вот и терпи теперь.
Каково же было мое потрясение, когда эта старуха, находясь в заточении вдруг заговорила об ожерелье.
Откуда ей это известно? Мысли роились, как непослушные воробьи.
И тут она, тихонько усмехнувшись, продолжила:
– Ах да, я хотела тебя предупредить, все новости мне приносят пауки. – Она произнесла это так невозмутимо, будто речь шла о почтальоне.
В моей голове что-то хрустнуло – возможно, здравый смысл. Пауки? Вестники? Я вгляделась в углы ступеней, ожидая увидеть армаду многоногих разведчиков с крошечными письмами. Но вместо этого лишь услышала старушкино легкое хихиканье.
– Ну, не смотри так, девонька. Они и не такое видали! – Держась за стены, старушка стала быстро взбираться по ступеням.
– Э-э-э. А я? – попыталась я вскочить на ноги. Да куда там. Боль ударила в спину, поясницу.
– Если ты такая развалина, то я буду ждать тебя наверху, – обернулась старуха. Потом притормозила. – Хотя нет. Там еще две ступени в пропасть.
Еще две ступени! – чуть не заорала я. Я вскочила и забыв о боли и жалости к себе рванула за ней.
– То-то же, – хлопнула она меня по спине, когда я ее обогнала на следующем круге. – Вот теперь не торопись, а то я за тобой не поспеваю.
На очередном витке она остановилась, присела в еле заметной нише. Её пальцы пробежались по каменной кладке в поисках едва заметного выбоины. Когда нашла, с силой толкнула стену.
Камни тихо заскрежетали, отступая в сторону. Воздух в проёме был неожиданно тёплым и наполненным странным ароматом – смесью старых трав, горящих свечей и свежих пирожков.
Старушка обернулась ко мне, её глаза из усталых и выцветших вдруг стали глубокими, как бездонное озеро, и жестом велела следовать за ней. Я шагнула в открывшуюся передо мной тьму, и с первыми же шагами она показалась живой, пульсирующей – это было не просто место, а мир, скрытый под каменным покровом.
Светлая, тёплая комната, наполненная мягким светом свечей и... вязанием? Да, вязанием. Вязанные салфетки висели на стенах, столе, кресле, которое стояло посредине комнаты.
Вдоль стен друг против друга стояли две кровати. Одна была покрыта пуховым одеялом со звёздами, вторая – с узорами, подозрительно напоминающими пауков. Старушка одобрительно кивнула, окидывая комнату взглядом, как хозяйка, гордящаяся своим шедевром, а затем резко ткнула пальцем.
– Это твоя, – сказала она, указывая на кровать с пауками, и добавила со смешинкой: – Не сердись, звёзды всё равно тебя неподвластны, а вот пауки – другое дело. Похоже ты с ними нашла общий я зык. Береги их, они у нас тут царапучие и кусачие.
Что? Спать в куче пауков?!
Моё воображение тут же обеспечило мне наглядную картину: их цепкие лапки, холодные тельца, шёпот множества крошечных тел... и от этого карусель ужаса закружила ещё сильнее. Я в бессилии рухнула в кресло.
Старушка всё так же мило улыбнулась.
– Милочка, – сказала она, отрывисто хлопнув ладошками, будто прогоняя невидимых духов, – знаешь ведь, дурочка, это – ерунда! Всякие лапки! Ты просто не представляешь, что я тебе сейчас расскажу и покажу.
И только старуха открыла рот, чтобы поведать мне таинственную историю, как воздух внезапно разорвало грохотом.
С потолка посыпались камешки сухой глины, со стен свалилась пара вязаных изделий. Огонь свечи замер на мгновение, а затем вскинулся угрожающе высоко, выдавая оранжевые языки.
Старуха, казалось, лишь на миг побледнела, а затем, грубо выругалась.
– Ну вот, началось!
– Что это было?
– Стервецы! – пробормотала она себе под нос, вглядываясь под своды потолка. – Ведь только чай заварила.
Затем, резво для своего возраста, выскочила из комнаты к лестнице.
Я бросилась следом. Рискуя оступиться на резких виражах ступеней, я едва успевала.
– Меня подождите, – задыхалась я и билась коленями о камни.
– Иди за мной, только не под ногу становись, я полететь ещё не готова! – бросила старуха через плечо с таким видом, будто собиралась успеть кому-то дать вразумительный нагоняй.
Я сбилась с шага уже на третьем витке – проклятые ступени казались бесконечными.
Старуха давно скрылась из виду, оставив после себя лишь лёгкий шепот предупреждения.
– Не наступай на крылья…
О чем это она? Какие крылья? И вдруг у основания одной ступени я увидела рисунок распростертого крыла. От греха подальше, эту ступень перешагнула.
Когда я наконец доползла до вершины башни, запыхавшаяся и полумертвая, старуха стояла у перил и вглядывалась в горизонт.
Виды вокруг, конечно, были чудесные. Горы, поросшие лесом, туман, застилавший верхушки, свет, пробивающийся полосами сквозь облака.
Роскошно, красиво, мило!
Вид, конечно, живописный – с этим не поспоришь. Этим можно бесконечно наслаждаться и любоваться. Но, честно, меня это всё бесило. Просто до невозможности.
Я растянулась на холодном, гладком полу, с сильной обидой в глазах, – дыхание тяжёлое, ноги горели, а мысли кипели.
– Можете мне объяснить… зачем надо было… нестись сюда так… – на последнее слово дыхания у меня не хватило.
– Я хотела успеть.
– Чего успеть?
Старуха ответила не сразу, а когда ответила, я чуть сама не спрыгнула с башни.
– Всё из-за тебя, – прошипела она. – Из-за твоего ожерелья.
Она даже не пыталась выслушать мои объяснения, перекрикивала меня, словно с каждым новым словом её собственная правда становилась ещё твёрже. Для неё я был инициатором схватки двух драконов. Или, что хуже, виновницей столкновения двух миров.
Я сидела на холодном полу, прижимая руки к груди, будто это могло защитить меня от её жестоких слов. Сердце стучало где-то в горле, а дыхание сбивалось. Я смотрела на неё, и её гневный голос, как раскалённые иглы, пронзал сознание.
Я слышала только отдельные слова – «ожерелье», «дура», «предательница», – но никак не могла связать их в единое целое.
Почему она так смотрит на меня, словно видит врага? Я пыталась вспомнить – что лично ей я могла сделать не так? По уши в буре её обвинений, я не находила ответа. Страх и непонимание окутали меня ледяной пеленой, и мир вокруг сжался до её яростного лица и моего дрожащего тела на полу.
– Да что случилось? – промямлила я, даже не надеясь прервать поток её гнева.
Кажется, это немного охладило её гнев. Она медленно отвернулась от меня, остановила взгляд на горизонте. Я успела заметить, как её руки невольно вцепились в каменные перила.
В небе, там, куда она смотрела, что-то мерцало, что-то страшное и невероятное, настолько чуждое, что её ярость, кипевшая секунду назад, оказалась смятой, уничтоженной перед этим зрелищем. Обо мне она похоже забыла.
Меня охватило любопытство, которое оказалось сильнее страха. Я осторожно поднялась на ноги. Моё внимание бессознательно последовало за её взглядом.
Горизонт был чист – голубой, безоблачный, безмятежный, словно все её безмолвное потрясение было вызвано лишь игрой воображения.
Но стоило мне расслабиться, как неожиданно воздух сотрясли низкие, густые раскаты грома. Этот звук, похожий на пробуждение древнего зверя, принёсся издалека от нарастающего черного облака.
И тут же небо накрыла огромная тень. Она медленно и торжественно скользила по земле, будто её мощь не нуждалась ни в спешке, ни в предупреждениях, а солнечный свет исчезал, подчиняясь её равнодушной власти.
Тень постепенно растаяла, словно её никогда и не было. Солнечный свет вновь заиграл вокруг, теплые лучи пробивались сквозь остатки недавнего мрака.
Я глубоко вздохнула, почувствовав, как напряжение отпускает моё тело. Кругом стало тихо, странно спокойно, будто тот леденящий воздух, бурлящий гул и непостижимая тень остались лишь причудливой игрой моего воображения.
Я вдруг рассмеялась – тихо, нервно, почти беззвучно. Всё кончилось, правда?
Но не успела я это подумать, как тишину разорвал резкий, оглушающий крик старухи.
Я обернулась и увидела, как из ниоткуда появилась огромная, когтистая лапа – кожистая, покрытая шрамами и трещинами. Она проявилась размашисто, будто прорвала ткань черного неба. Ветер взвыл, когда эта ужасная конечность потянулась к старухе с хищной, ужасающей точностью.
Я бросилась к лестнице, но лапа преградила вход когтем.
Куда бы я ни стремилась, её коготь, как живое препятствие, неизменно появлялся на моём пути.
Мой взгляд метался от стены к стене, от ветхих арок, к массивным перилам. Словно обезумевшая, я таскалась по площадке башни, падала, ползала, крутилась, вертелась.
Лапа неизменно преследовала. В какой-то момент мне показалось, что она со мной играет. Несколько раз могла пронзить меня своей острой пикой когтя, но почему-то этого не делала, словно ожидала, что я сама сдамся.
Ветер, прорывавшийся сквозь трещины в камне и бойницы, хлестал лицо, но я этого почти не чувствовала – всё внутри кипело и сжигалось.
В какой-то момент, сделав обманный рывок, я нырнула в щель между когтем и лестницей. Я отчаянно рисковала, бухаясь вглубь башни, словно в бездну самой тьмы.
За спиной раздался чей-то горький вздох – тихий, почти незаметный. Этот звук потревожил что-то внутри, заставив мое сердце тревожно сжаться.
Я остановилась. Мой взгляд на мгновение застыл впереди, но разум уже рвался назад, к тому, кто мог стоять в тени и дышать так тяжело. Казалось, он пропитал собой всё пространство – стены башни, сырой воздух и даже меня, окутывая ощущением чужим присутствием, того, кто слишком давно молчал, но сейчас был рядом.
Стряхивая наваждение, мотнула головой, сделала шаг вниз. Вдруг ожил сквозняк, хлестал волосы по лицу, гудел в ушах.
Я ожидала за собой чужие шаги, или прикосновение руки. Но ничего не было. Пустота. Лишь шорох одежды и мое срывающиеся дыхания. И всё равно я торопилась вниз, будто за мной гналась сама тень, которую я оставила позади.
Я ворвалась в старушкину комнату, резко захлопнула дверь, чувствуя, как гулкое эхо её удара прокатилось по старому деревянному полу.
Щеколда не поддавалась, но дрожащие пальцы, наконец, справились, и щелчок стал скупым утешением в моём хаосе.
«Ждать!» – приказала я себе, но тягучее ожидание давило сильнее, чем страх. Я устало присела на корточки рядом с дверью, ухватившись обеими руками за колени.
Сидела у дверей так долго, что время для меня перестало существовать. Тишина вокруг была густой и обволакивающей, и напряжение постепенно уступило место сонливости. Глаза сами собой смыкались, и я уже не сопротивлялась.
Но вдруг дверь вздрогнула от резкого требовательного стука.
Новый страх накрыл волной. Внутри всё разорвалось.
Слова, которые я кричала, сами вырывались наружу. «Оставьте меня в покое! Уходите! Я ни в чём не виновата!» – Эти слова звучали так громко, что отдавались эхом. Руки дрожали, голос ломался, а мир вокруг становился всё более чуждым и безумным.
Я кричала и кричала. И не могла остановиться, не могла услышать даже собственные мысли, но сквозь мои вопли вдруг прорвался чужой ласковый голос за дверью.
Голом звучал странно мягко, словно говорил не со мной, а с кем-то другим.
– Открой дверь, – повторял он, настойчиво, но неторопливо.
Мои нервы не выдерживали. Обхватив руками голову, я заткнула уши и вжалась в стену, силясь заглушить его мольбы. Но голос всё не унимался, он проникал даже сквозь мои ладони, смешиваясь с моими собственными рыданиями.
– Открой, пожалуйста, – вопрошал голос, – это же я – бабушка Дудо.
«Замолчи, замолчи, замолчи!» – я глубоко дышала, пытаясь унять дрожь. Её голос за дверью всё ещё звучал настойчиво, но я знала, что открыть не смогу.
Вскоре все стихло.
Тишина вдруг уступила место странному шелесту – сначала едва слышному, словно ветру за окном, а затем угрожающе нарастающему. Я почувствовала движение у своих ног и подняла взгляд: из всех щелей, из трещин в стенах и пола начали выползать пауки.
Сотни, тысячи маленьких темных тел устремились к двери. Их лапки скребли дерево, производя звук, который пробирал меня до костей. Они наползали волнами, словно живой поток.
Они заполонили всё пространство возле двери, их маленькие тела двигались так слаженно, что казалось, будто они – часть чего-то большего, зловещего и разумного. Я замерла, наблюдая, как их острые лапки, действуя сообща, тянулись к щеколде.
Едва она дрогнула и тихо щёлкнула, я услышала скрип дверных петель и почувствовала, как дверь начала смещаться внутрь, уступая внешнему натиску.
Сердце ухнуло вниз, а в висках застучала паника. Не раздумывая, я бросилась к двери, рывком захлопнула.
На мгновение пауки замерли, словно переглянулись, а затем начали перегруппировываться. Часть маленьких существ стремительно изменили направление, их движение стало пугающе слаженным, будто управлял ими один разум.
Один поток раздвоился: часть пауков начала окружать меня с боков, а другая стремительно приближалась спереди.
Я шагнула назад, но было слишком поздно – что-то холодное и мелкое коснулось моих ног. В следующий миг сотни крошечных лапок уже ползли по моим ногам, юбке, стремительно поднимались к голове.
Не помню, как именно оказалась на полу, но, когда очнулась, с трудом разлепила глаза. Чувство липкого и тугого, говорило о том, что я была чем-то опутана.
Попыталась пошевелиться – бесполезно. Вокруг толстый слой паутины. Тонкие серебристые нити окутывали меня, стены, потолок и каждый кусочек пространства вокруг. Комната, когда-то знакомая, теперь выглядела совершенно чужой, как будто стала логовом чего-то древнего и зловещего.
Кисти старушки были окрашены в багрово-чёрный, будто в свежей слизи или запёкшейся крови. Но самое жуткое – её щеки и губы были в таких же алых пятнах. Когда она сделала ещё один шаг ко мне, я заорала:
– Не подходи!
– Ну ты чего? – присела она рядом и облизала пальцы. – Это страшно вкусно…
Я застонала от ужаса.
– В этом году шикарный урожай жимолости и смородины. Таких вкусных ягод давно не было, сладких, с кислинкой – прямо на радость сердцу!
Я с облегчением выдохнула и попросила её освободить меня от паутины.
Старушка ловко с ней справилась, видимо для неё это было привычно. Потом протянула мне маленькую плетёную корзинку, полную тёмно-синих ягод.
– Угощайся, – добавила она тепло. – Я ещё малину собрала, и чернику. Можем насушить.
– Я ничего не понимаю, – призналась я, принимаясь за ягоды. – Вы так на меня орали, потом куда-то пропали, вернулись с ягодами.
– Ну прости. Перенервничала. Но всё уладилось. Помирились вроде.
– Вы можете мне толком объяснить?
– Братья, говорю, помирились. А поссорились из-за тебя. Твой-то Рейвен Многокрылый за Делинкой душу потерял. Твое ожерелье ей подарил, а ведь это неправильно. Не ей оно предназначалось. Он ведь вместе с этим ожерельем тебя отдал ей в рабство. Где ж такое видано? Ну младшой за тебя заступился, потребовал вернуть ожерелья.
– Вейрон заступился за меня? – вскрикнула я от удивления.
Младшего брата мужа я знала плохо, видело всего пару раз, один раз на нашей свадьбе, второй раз в саду, когда он привез сводную сестру Делину к нам в замок.
Встреча с ним случилась неожиданно, тогда мне показалось, что на меня навалилась вся мощь мира. Младший дракон, величественный и холодный Вейрон, смотрел на меня, будто я была ничтожной песчинкой, случайно оказавшейся на его пути.
Он был гораздо крупнее моего мужа. Его фигура выделялась среди зелени, словно частица чего-то более возвышенного и чуждого этому простому месту. Он был красив, почти безупречно – с тонкими чертами лица, немного надменным взглядом и непринуждённой грацией в движениях, которые казались отточенными до совершенства. Но в его холодности скрывалось что-то большее, чем просто отсутствие интереса. Его глаза смотрели на меня с лёгким, почти ледяным равнодушием, будто я была частью пейзажа, не стоящей внимания.
Всё внутри меня сжалось от этой отстранённости, и я не могла решить – то ли пытаться заговорить, то ли оставить его в его безупречной недосягаемости
Но раз уж встреча состоялась – я осмелился заговорить первой.
– Добрый день, господин Вейрон! Как вы себя сегодня чувствуете? Надеюсь, солнечная погода радует вас так же, как она радует нас в саду. Если у вас есть немного времени, я бы с удовольствием услышала ваше мнение о... например, о ландшафтных изменениях, которые произошли недавно. Мой муж говорил, что ваш взгляд тонок, и вы заметите то, что ускользает от других.
Мне казалось, что такой подход соединял вежливость, уважение и лёгкий намёк на общение.
Лорд Вейрон ответил надменно и сухо:
– Ландшафт удивляет своей напыщенностью и непродуманностью. И мне больно осознавать, что вы этого не видите.
Его слова обидели меня и разрушали надежды на приятный диалог.
– Ваша прямота, милорд, безусловно впечатляюща. Признаюсь, мне всегда казалось, что именно в честных оценках кроется сила истинного вкуса. Быть может, вы могли бы подсказать, что способно придать этим местам больше изящества? Ваши советы могли бы стать бесценными для нас. – Я пыталась сохранить уважительный тон и при этом уже оглядывалась по сторонам, чтобы сбежать и исчезнуть с его горизонта.
Лорд Вейрон, продолжая надменно осматривать ландшафт, внезапно почувствовал на щеке прохладную липкость: это пролетевший голубь наградил его своим неблагородным даром. Среди слуг прокатился шёпот изумления и сдержанных смешков, но никто не осмелился даже намекнуть на случившееся.
Лорд медленно вытер пятно платком, с тем хладнокровием, на которое был способен только человек его положения.
Получилось еще хуже.
Я поспешила помочь. Что-то в его взгляде, в его странной неподвижности, заставляло меня действовать быстрее. Кончиками пальцев я осторожно смахнула едва заметный след, стараясь лишний раз не касаться его кожи.
Лорд Вейрон всё так же неподвижно смотрел перед собой, словно не замечая моего жеста. Но когда я отстранилась, он сказал мягко, но с едва ощутимым оттенком мрачного юмора:
– Всегда думал, что голуби – создания чистоты. Ах, как я ошибался...
Все вокруг замерли, а я опустила взгляд, чтобы скрыть смущение.
Я не знаю, чем я думала, когда решилась помочь, но я заметила, как он дернулся, словно ушел от удара.
Приготовилась слушать его гнев.
Но неожиданно, деверь сделал шаг вперёд, и я заметила на его шее лазурные чешуйки, которые блеснули на свету, а в больших глазах можно было прочесть что-то, чего у Многокрылых похоже никогда не было – теплоту.
Усталость накрыла меня с головой, и я была готова уснуть прямо на полу. Но старушка властно настояла, чтобы я отправилась в постель – ту самую, которая, как мне казалось, кишела пауками. Странно, но в этот момент меня это больше не тревожило.
«Я чуть-чуть вздремну, а потом мы поговорим...». О чем именно – я не знала, но надеялась о возможности вернуть ожерелье, молодость. Ведь она обмолвилась.
Я крепко уснула, словно провалилась в глубокую бездну, и, кажется, ни разу не шелохнулась за эту ночь. Утром же очнулась полной развалиной – болело всё: тело, голова, даже душа.
Попыталась встать. Тело словно камень.
Старушка сидела за столом, пила чай и наблюдала за моими героическими, но совсем неуклюжими попытками подняться с постели. Её спокойствие лишь подчёркивало мою беспомощность.
Я грохнулась с кровати на пол.
Как больно!
Так и лежала, уткнувшись лицом в доски.
Её голос прозвучал мягко и чуть загадочно:
– А что, дочка, не хочешь освежиться под водопадом Грёз?
Я услышала «водопаде поз».
– Вода там... волшебство. И тело умоет и душу очистит. Такой шанс упускать нельзя, – продолжила вещать старушка.
– А можно туда не поднимаясь с пола? – пробормотала я, ощущая привкус крови на губах. – Я ж не встать, не разогнуться.
– Поднимайся. Нас ждут.
– Кто?! – встрепенулась я, с глупой надеждой о муже.
– Ох-хо-хо! – вздохнула старушка и сама с трудом поднялась со скамейки. – Мне тоже б скупнуться. Чёт вчера с тобой набегалась, а мне уже…
Я напряглась, интересно все-таки сколько ей лет.
Не сказала.
– Я все приготовила. – Она бросила мне длинное платье из белого шелка. – Вот потом там переоденешься.
На ощупь ткань оказалась нежной, тонкой, практически невесомой, с внутренним затейливым плетением и ароматом луговых цветов.
– Откуда такая роскошь, даже в гардеробах лорда такой нет.
– Конечно нет, – хихикнула старушка. – Ему пауки только паутину по углам ткут, а мои только шелк плетут.
Я кое-как привела себя в порядок, собрав ускользающее от сна сознание и заставив тело подчиниться. Каждая мелочь – умыться, пригладить волосы – давалась с трудом, но через несколько минут я уже стояла на ногах, внутренне собравшись.
Старушка, невозмутимая и спокойная, встала из-за стола и, не торопясь, направилась к лестнице.
Я тронулась следом.
Вот куда мы идем?
Сейчас мне хотелось только одного – лежать и лежать в своей паучьей кровати, ощущая её пугающее, но странно притягательное тепло, позволяя мне оставаться в этом коконе бесконечной усталости и странного покоя.
Посреди площадки башни нас ожидала странная беседка, полностью увитая розами. Их алые лепестки казались слишком яркими на фоне серых камней, а тонкий аромат цветов будто бы скрывал в себе что-то таинственное и чуть тревожное.
Старушка открыла дверь, пригласила войти.
Я удобно устроилась на подушках, сначала хотела сесть, но потом разлеглась.
Как здорово!
Какое прелестное место!
Старушка захлопнула дверь, уселась рядом со мной.
– Готова?
И этот вопрос мне не понравился.
– Ты главное не бойся.
– Что происходит? – напряглась я, заметив черную тень, большую лапу.
Беседка вдруг вздрогнула, будто живая, а затем начала медленно подниматься в воздух. Розы шуршали, словно перешептывались, а деревянные балки издавали низкий, протяжный скрип. Меня охватил страх, и я бросилась к двери, но старушка неожиданно схватила меня за руку. Ее хватка была сильной, почти железной, и с тихим, но твердым голосом она велела мне вернуться на место: Не бойся. Это часть пути.
По моей спине пробежал холод. Я больше не ощущала под ногами земли – только легкую вибрацию. Старушка смотрела на меня своим спокойным, почти проницательным взглядом, и что-то в ее глазах заставило меня подчиниться.
– Куда... куда мы летим?
– Доверься.
Вскоре беседка начала замедляться. Внизу стали выступать песчаные дюны, заснеженные горы, окруженные спокойными водоемами. Слишком идеально, слишком завораживающе, чтобы быть настоящим.
Беседка медленно опустилась. Я неуверенно шагнула наружу, мои ноги утонули в теплом, мягком песке. Сердце колотилось. Ветер стих, оставив лишь плеск воды.
Впереди открылся небольшой водопад. Его поток каскадами обрушивался вниз, сверкая серебром в многоступенчатых родоновых чашах.
– Иди за мной, – сказала старушка и вступила в чашу.
Я сделала шаг, меня обдало холодом. Я вздрогнула, оступилась и рухнула в воду. Меня тут же подхватило стремительное течение и потащило к краю.
Я пыталась сопротивляться. Мои немощные руки хватались за скользкие камни, но вода была сильнее. С каждым мгновением она увлекала меня всё быстрее, не давая шанса остановиться. Я боролась, отчаянно била ногами, но моё тело растворялось в её неукротимой стихии. Казалось, она забрала у меня весь мой голос, все силы, все мысли, и я понеслась в пропасть.

Я падала и падала. И уже приготовилась получить смертельный удар и тут меня поймали чьи-то крепкие, уверенные руки. Меня подхватили и подняли в небо. И тут я потеряла сознание.
Очнулась я не сразу. Голова кружилась, веки тяжело поднимались, а вокруг царила странная тишина, нарушаемая лишь отдалённым звуком воды. Первое, что я почувствовала – тепло. Меня согревали. Тепло человеческих рук, что аккуратно придерживали меня, будто защищали от всего мира. Когда, наконец, я смогла открыть глаза, передо мной оказался Вейрон.
Его лицо было частично скрыто светом полуденного солнца, но я успела заметить острые черты и глубокий взгляд – тёмные глаза, проникающие прямо внутрь, словно понимающие всё без слов. Он молчал, а я всё никак не могла найти силы, чтобы заговорить.
Я пыталась сфокусироваться, вспомнить, что произошло. Последние мгновения словно скрылись в тумане.
А теперь я здесь, в его руках, настолько неподвижная, что даже собственное дыхание казалось чужим.
– Ты в порядке? – наконец произнёс он, его голос был глубоким, но мягким. Словно пытался не потревожить моё расшатанное сознание.
Я не сразу ответила, лишь кивнула, чувствуя слабость в теле. Потом всё же осмелилась задать вопрос:
– Что случилось?… Где я?
Он положил меня на мягкую траву, словно опасаясь причинить боль. Встав на колено рядом, снова посмотрел прямо в глаза.
– С тобой всё будет хорошо. Но ты была на границы, почти сорвалась. Я успел подхватить тебя.
На границе? Какой ещё границе? Слова звучали чуждо, но сердце внезапно сжалось, как будто эти слова значили для меня больше, чем я могла понять.
Я обвела взглядом место вокруг нас. Каждый уголок был пропитан странным светом, который исходил не от солнца, а будто бы из самой земли. Всё вокруг было слишком идеально, слишком… потусторонне.
Наверное, я в раю, а передо мной сам бог – в образе совершенства. Каждая черта его лица, каждый изгиб его тела были сотворены с каким-то высшим замыслом, чтобы восхищать, завораживать, заставлять сердце биться чаще. Его мускулы напрягались, подчёркивая силу и грацию, а взгляд – глубокий, проникающий в самую душу – приковывал меня, оставляя без слов.
– Где мы? – тихо спросила я, не сводя взгляда с его лица.
Его глаза на мгновение потемнели, словно он раздумывал, стоит ли мне знать правду.
– Это водопад Грёз. Это необходимо, чтобы жить дальше.
Слова пугали меня и в то же время притягивали. Жить дальше? Я что мертва? И почему я ничего не помню?
Если бы я была жива, я бы в тебя влюбилась, подумала я и вдруг вспомнила его имя.
– Ты Вейрон. Правда? Ты брат моего мужа…
Он радостно улыбнулся.
И тут я вспомнила всё остальное.
Я взглянула на себя. Тонкая мокрая ткань шелка липла к телу, обнажая каждую его слабость, каждую из моих несовершенств. Дряблая кожа, увядающие очертания – всё это казалось таким чужеродным.
О боги, за что?
Как будто сама реальность насмехалась надо мной, ставя его сияющую красоту напротив моей уязвимой и разрушенной оболочки.
Я попыталась подняться, но ноги предательски поддались слабости – шаг вперед оказался слишком тяжелым, словно мир навалился на плечи.
Он вновь подхватил меня на руки и вместе со мной зашел под струю водопада.
– Зачем? – тихо стонала я и плакала.
Водопад уносил мои слезы. а Вейрон прижимал меня крепко к своей груди.
Он держал меня так сильно, словно боялся, что я могу исчезнуть, растаять вместе с водой, которая струилась вокруг нас. Его руки одновременно были и жесткими, и нежными, заключавшими меня в защитный кокон.
Вейрон не произносил ни слова. Грохот водопада обволакивала нас, смывая боль, страх и сомнения.
Мои слезы смешивались с холодной водой, струящейся с величественного каскада, но тепло его тела держало меня на грани между отчаянием и спасением. Я чувствовала, как его сердце бьется в ритме с моим, как будто в нас двоих сейчас была одна жизнь, единый дыхательный порыв.
– Почему ты это делаешь? – прошептала я, не надеясь на ответ, но он услышал. Его голос прозвучал так тихо, но с такою силой, что мне пришлось поднять глаза, чтобы убедиться, что это он говорит.
– Потому что ты – моё все, – выдохнул он, и его слова ранили, как нежный удар, как обещание, которому сложно поверить.
– Вот вы где? – радостно произнесла старушка, с усилием перешагивая край чаши. Ее голос был полон облегчения, будто она наконец нашла давно потерянное сокровище. – Я вас обыскалась!
Ёе жесткие руки, испачканные землей, дрожали от волнения. На морщинистом лице блестели капли пота, но взгляд оставался живым, каким-то почти детским, искренним и ласковым.
– Напугала меня. Брось её.
Я вскинула брови.
– То есть как брось? Я же разобьюсь.
– Да не, – забавно замахала старушка руками, – я хотела сказать отпусти. Давай проверим.