Энни проснулась среди ночи и резко села, ударившись головой о кровать сверху. Сердце колотилось. Кто-то сонно выругался.
Огромная комната была заставлена кроватями в несколько ярусов – около двадцати человек в одном помещении. Сухонький хозяйственник, распределявший поступающим места, назвал его бараком.
Это временное неудобство. Потерпеть осталось недолго – собеседование прошло, их уже распределили на группы. Завтра всех заселят в общежитие для студентов.
Временное неудобство для всех и кошмар для единственного эмпата среди них. Энни с раздражением отмахнулась от чужого беспокойства и тяжёлых снов. Ночью было проще, днём у неё не переставая болела голова.
Она снова легла, прикрыла глаза. Ухватилась за ускользающее ощущение, оставленное собственным сном. Что-то в нём было очень важное.
Энни не любила сны. Её необузданный дар приносил отголоски чужих воспоминаний, иногда – видения прошлого, иногда – будущего. Не всегда её собственного. Очень редко – радостного.
Счастье ещё, что подобное случалось нечасто. Она бы давно сошла с ума, если бы воспринимала не только эмоции людей вокруг, но и кусочки их жизней.
Но этот сон ей не хотелось забывать. В этом сне у неё не было зрения, сколько бы Энни ни вглядывалась. Она сидела на земле, руками ощупывала траву и холодную, немного влажную почву.
Там были люди, но она не могла сказать сколько. Энни могла бы прислушаться к своим ощущениям и их голосам и посчитать, но это было неважно. Значение имел только один человек, и он склонился над ней. Его ладонь сжимала её запястье – Энни поняла, что он прислушивается к её пульсу.
– Не бойся, всё будет хорошо, – уговаривал её незнакомый голос. – Ты только держись, я сам отнесу тебя, по тропе быстрее…
Энни не слушала его. Что такое слова для того, кто и без них чувствует, что у человека на душе?
Его пронзали горечь и страх – колючие эмоции, но он боялся не её, а за неё – и это ощущалось как ласковый ветер, тревожащий сердце. И самое важное – такое огромное тёплое чувство, которое Энни боялась называть. Похожее чувство было у мамы, когда она обнимала Энни. Никто больше так не умел. Кроме него.
Энни хотелось плакать оттого, что всё это тепло – ей одной. Так не бывает. О Первые, хоть бы это было правдой. Она потянулась к этому солнцу в его груди, хотелось раствориться в нём без остатка. Ничего больше не чувствовать и не слышать. Даже если это последнее, что с ней случится.
Чужой липкий испуг разбудил её.
***
Для середины осени погода выдалась на удивление тёплой и солнечной. День, когда новых студентов зачисляли в школу Рубеж, всегда был для персонала самым хлопотным и трудным – после недели хаоса нужно было совершить последний рывок и тогда спокойно… нет, не выдохнуть – начать трудовые будни. Хотя спокойно – это не про Рубеж.
Площадь перед главным корпусом была полна народу. Будущие студенты, ждущие своего распределения на группы, с нетерпением и любопытством поглядывали на помост и уже стоявшего на ней мужчину в неброской светлой одежде. Плечи его прикрывал короткий плащ с круглой брошью. Выгравированный на ней огонёк будто сиял на солнце. Девушки с интересом рассматривали рыжие волосы заместителя, собранные в низкий хвост, а парни обратили внимание на нос с характерной горбинкой. И те и другие успели оценить старый зарубцевавшийся шрам на правой щеке мужчины. То, что этот след оставило, обладало очень острыми когтями. В толпе послышались шепотки: «Мастер Тиен», «заместитель».
Заместитель директора прикрыл глаза, мысленно перечисляя весь объём проделанной работы. Это его успокаивало. «Принять студентов, расселить по баракам, выдать всё необходимое – сделано. Провести собеседование, распределить на классы и группы – сделано».
Два дня почти без сна всех преподавателей (три ментала уже отпущены в двухнедельный отпуск), но, хвала Первым, всё сделано.
«Назначить командиров – сделано. Заселить их в общежития – сделано. Провести инструктаж – почти. Уже должен закончиться, что-то мастер Айрон задерживается».
Толпа заволновалась, перешёптываясь, восклицая, привставая на цыпочки – по этому Тиен заключил, что из трёхэтажного здания позади появился директор Айрон и командиры – ровно двадцать.
Директор и следом за ним пятнадцать юношей и пять девушек поднялись на сцену. Тиен почувствовал, как ящики у них под ногами закачались. «Надо всё же построить нормальные подмостки», – мысленно добавил он в список задач. Конструкция из деревянных ящиков, в спешке составленных один на один, прикрытых досками и дырявым ковром, грозила не выдержать веса стольких людей. Но к концу приёмных дней ни у кого уже не было сил строить что-то более прочное, а с прошлого года эта задача так и осталась невыполненной.
Тиен дождался, когда последний юноша поднимется. Все они были в одинаковой форме – коричнево-серые брюки и светлые рубахи с серебряными значками. Единственное, что их различало – цветные платки, повязанные на шее: синие, алые, зелёные, голубые, оранжевые – этих было большинство. Удовлетворившись беглым осмотром, заместитель директора спустился. Он лучше постоит внизу.
Мастер Айрон, директор школы и преподаватель, оглядел новичков. Это был мужчина лет шестидесяти в отличной физической форме: невысокий, но жилистый и подтянутый. Можно было бы сказать, что это человек неприметной внешности, если бы не волосы – коротко стриженные и не просто седые, а абсолютно белые.
– Новобранцы! – гаркнул директор хорошо поставленным генеральским голосом. Гам на площади разом стих. Тиен отметил, что несколько человек выпрямилось по струнке. Заместитель директора с завистью подумал, что Айрон ведь даже не прибег к магическому усилению.
– Я не скажу, что рад вас приветствовать в Рубеже. Это неправда! Большая часть из вас жулики, ворьё и прочий базарный сброд. При этом жулики паршивые, раз вас поймали и привезли сюда. Ну а те, кто пришёл добровольно – идиоты. У тех и других выбора особо нет – отсюда уходят либо с дипломом, либо никак, потому что, если твари сожрут вас в Пустоши, никто не пойдёт подбирать ваши кости. Хотите выжить – учитесь. За моей спиной стоят ваши командиры. Мастер Тиен представит их, потом озвучит списки групп. Сегодня обживаетесь в своих казармах. Обед в два, ужин в восемь. Занятия начинаются завтра с семи утра, опоздавшие моют учебный корпус вне очереди. У меня всё.
Роул стоял за спиной директора среди других командиров и слушал его приветственную речь с непроницаемым лицом. Он не относил себя ни к пойманным жуликам, выбравшим учёбу здесь как альтернативу тюрьме, ни к честным людям, добровольно пришедшим. Роул был отличным малым, молодым подмастерьем в строительной бригаде и имел все шансы стать их бригадиром – толковый парень, старательный и обучен грамоте. Вот только инженер, у которого они подвизались, допустил значительную ошибку в просчётах, заказчик понёс убытки. Проще всего оказалось обвинить самого молодого в их бригаде в халатности до того, как следствие докопалось до истины. Роул подозревал, что хозяин подкупил судью. У него самого не было денег ни на защитника в суде, ни на эксперта, как не было и нужных связей. Единственная его удача – следователь, предложивший обучение в школе как альтернативу тюрьме. Проведя здесь несколько дней, Роул убедился, что никакая это не альтернатива, а просто другая тюрьма. Неизвестно ещё, что лучше. Во всём виноваты клятые богачи, сочиняющие в белых дворцах законы, которые даже не могут защитить невиновного. Чтоб они подавились своими бумажками!
Знатные киры отгородились от всего народа высокими стенами и думают, что знают эту жизнь. Сдохнуть можно!
Роул вспомнил виденную однажды мельком сцену: какой-то богатей проезжает со своей свитой по дороге, разделяющей Верхний и Нижний Полис. Рядом с киром в повозке сидели мужчины и женщины странного вида – мягкотелые и белые, явно не работавшие и дня. Лица их были ярко и причудливо раскрашены, а на обнажённой груди у мужчин и женщин были заметны магические печати. Так Роул впервые увидел рабов – предмет особой роскоши, предназначенный исключительно для услаждения господ.
«За моей спиной стоят ваши командиры…» – голос директора вернул его к реальности. Демоны, они же даже не спросили его, хочет ли он быть командиром. В ремесленной школе это, называется «староста», и даже тот год, что Роул там учился, он никогда не рвался на эту роль. А тут на собеседовании маг-ментал с посеревшим от усталости лицом глянул на Роула своими жуткими глубокими глазами и поставил две галочки на каком-то бланке. Собеседование прошло без единого слова. Выходя из комнаты, он прочитал, куда его определили – командир группы, воинские искусства. Последнее его не удивило – если ты не маг и не имеешь хоть малейших познаний в медицине и травах, дорога только в воины. Ещё можно отказаться от учёбы и провести не пять, а семь лет работая на кухне или в хозяйственной части. Разумеется, ничего тебе за это не заплатят, будь рад, что кормят. Учёба была немного привлекательней, ведь и свободу можно получить раньше, и стипендию заработать. Она, правда, полагалась только тем, чьи группы отличалась хорошей успеваемостью и выходили на рейды за барьер.
Роул рассудил так: в конце концов, за пять лет можно и деньжат подкопить, а потом он выйдет, будет на что отстроить собственный дом, сможет жениться на Кристине – румяной дочке пекаря. Она и согласие своё дала, обещала ждать.
– Группа одиннадцать, командир Роул, – провозгласил Тиен.
Роул шагнул вперёд и начал читать с выданного ему листа имена вверенных ему людей:
– Нор Дэт…
Толпа расступалась, пропуская к помосту тех, кого уже позвали.
– Лас Дэт…
«Родственники эти, что ли?»
– Джина Шээс…
Ему даже не нужно было видеть чёрную головку в мелких кудряшках, чтобы понять по фамилии, что у него в группе будет девчонка из эшидов. Роул ненавидел эшидов. Крикливый вороватый народец, ютившийся в одном из кварталов Нижнего Полиса. В школе их было полно.
– Энни Гарет.
Выкрикнув последнее имя, Роул спустился с помоста, дождался, когда к ним подойдёт девчонка невзрачной наружности, и по кивку мастера Тиена повёл их за собой. Он спиной чувствовал, как четыре пары глаз разглядывают его. Из краткого досье на каждого, выданного директором, Роул знал, что трое были магами. Двое совсем слабенькие – первого уровня, а один – аж третьего. Это говорило не просто о природном даре, но и о том, что его обладатель получил соответствующее образование. Что нужно было натворить, чтобы с таким уровнем оказаться здесь, Роул не знал, и, кажется, знать не хотел. Магов он ненавидел почти так же, как богатеев. Деньги за свои услуги они требовали такие, каких у Роула сроду не водилось.
***
Роул провёл вверенную ему группу в третий жилой корпус – он успел получить отдельные инструкции раньше, и сам уже заселился. То, что директор по-военному окрестил казармой, на деле оказалось не таким уж плохим общежитием. Трёхэтажное здание, сложенное из крупных камней, имело два входа в просторный холл, откуда по коридорам и лестницам студенты попадали в свои комнаты. Каменные рельефные стены, такие же полы, светильники для магического огня и крупные окна – кому-то атмосфера могла показаться даже романтичной. Каждая группа заселялась в подобие квартирки: из общего коридора можно было попасть в гостиную, из которой четыре двери вели в спальни и санузел с душевой. Обстановка в общей гостиной была более чем скромная: широкий прямоугольный стол с пятью стульями, шкаф, крючки для плащей у входа. Светло-бежевые стены пахли свежей краской. Над дверью в коридор висели часы.
Светловолосый парень – Нор – открыл нараспашку окно и высунулся наружу, оценивая вид с третьего этажа. Их сторона общежития выходила на один из спортивных стадионов с дорожками для бега и снарядами в центре.
Будучи командиром, Роул ни с кем не делил свою комнату, остальным предстояло жить по двое.
До обеда оставалось всего ничего, и группа направилась в столовую. Студенты уже собирались и рассаживались по местам.
Столовая третьего корпуса оказалась просторным помещением с широкими окнами, простыми колоннами и двумя рядами столов.
Получив поднос с обеденной порцией, Роул ушёл за командирский стол.
– Эй-ей, и этот шизрах у нас главный? – фыркнула Джина, провожая глазами широкую спину своего командира. – Нэй и не говорите мне, ей же я должна смотреть на него, как рабыня на кира.
Нор расхохотался:
– Хэй-нэй, – передразнил он эшидский говор, – этот неуважаемый шизрах сам того не хочет.
Энни слегка улыбнулась, согласно кивнула:
– Мы все ему очень сильно не нравимся.
Как и в гостиной, она села чуть поодаль от остальных. Но за нешироким прямоугольным столом оставалось не так много возможностей, чтобы остаться в стороне.
– Ой ли я не сундук с кладом моего покойного дядюшки, чтобы нравиться, – тряхнула кудряшками Джина и переключилась на Ласа. – Ей, бельчонок, у тебя проблемы с глазами или яд в тарелке? Ай же там отрава, прошу всем заметить, я же ж в этом не участвовала!
Все взгляды устремились на рыжего.
Лас, неспешно отправил в рот кусок, который он долго изучал на вилке, пожевал и проглотил целиком. Нор отыскал у себя каше такой же и тоже попробовал.
– Штранно, – произнёс он с набитым ртом и проглотил, отчаявшись прожевать, – я никогда не ел таких жилистых куриц.
Джина брякнула серёжками и причмокнула, дегустируя компот.
– Ой ли так и это не ягодная настойка моей троюродной тётки со стороны двоюродной бабки, ей и травить нас в первый же день нет резона, ай ли нэй?
– Ай ли хэй, – согласился Нор. Сперва он вытащил из каши пять камешков и семь палочек, аккуратно разложил их на столе, и теперь внимательно осматривал следующую ложку, прежде чем отправить её в рот.
Энни давно молча съела свою порцию и неодобрительно глянула на всех троих.
– Это мясо. И нормальная еда. Что вам ещё надо? – тихо сказала она.
– Соус бы не помешал, – отшутился Нор, но широкая улыбка сползла с его лица, под тяжёлым взглядом Энни. Она заедала компот куском серого хлеба, и Нор уже не решился комментировать свежесть местной выпечки.
***
Группа одиннадцать всё тем же составом бродила по выложенным брусчаткой дорожкам между корпусами. Они уже успели оценить, что здания располагаются очень продуманно: в центре главный корпус с жилыми помещениями преподавателей, медблоком, приёмной директора и большим актовым залом, а рядом с ним высокий учебный корпус. Пять общежитий студенческого городка окружали эти два здания аккуратным полукругом.
Везде на территории царили чистота и порядок, а трава имела удивительный для середины осени зелёный цвет. Нор предположил, что это объясняется близостью к барьеру, где дикая магия может творить не поддающиеся пониманию вещи. Но тайна была раскрыта, как только они свернули за угол.
Щуплый паренёк с зелёным платком, повязанным на голове, стоял на четвереньках и докрашивал траву кисточкой.
– Что уставились? Первый курс? – буркнул он, заметив внимание к своей персоне, но потом увидел среди них травницу и пояснил. – На пятом газоне сильный стихийник, чтоб его твари сожрали! Трава у них круглый год зелёная, остальные там и не напрягаются! Так они ещё и гербицидов другим подливают, гады! Вон какими проплешинами сохнет…
– Ой ли осень же, – подала голос Джина, но удостоилась такого укоризненного взгляда, что все четверо поспешили убраться.
Когда они отошли настолько, что маляр-травник их уже не мог услышать, Нор ехидно подмигнул Джине:
– Будешь хорошо учиться, и тебе дадут лужайку покрасить.
Джина только потрясённо передёрнула плечами, заставив монисто растерянно звякнуть.
Из досуга студентам предлагалось упражняться физически на небольших стадионах между корпусами. Небольших – это по сравнению с двумя огромными стадионами по другую сторону главного корпуса, предназначенных для упражнения в магических практиках.
– Громаааадный, – восхищённо протянул Нор, заглядывая внутрь через решётку ворот. Сегодня здесь никто не занимался.
– Похож на арену в Полисе, – тихо произнёс Лас.
Джина осталась равнодушна. Энни же настороженно разглядывала длинные ряды сидений и песок на стадионе.
– Что здесь делают? – спросила она. Нор отметил, что после их прогулки, занявшей не более часа, у неё уже сбилось дыхание.
– Бегают. Тренируются. Учатся сражаться, – ответил он как можно более общо, и понимающе переглянулся с Ласом. Оба подумали, что для Энни стадион станет самым сложным испытанием.
За их спинами старшекурсники разбирали помост из ящиков, с которого директор сегодня произносил речь. Кто-то попытался применить плетение для переноса тяжестей, и первые пять ящиков благополучно поднялись в воздух и опустились на приготовленную для них телегу. С шестым что-то пошло не так, и он поднялся слишком высоко, а потом слишком быстро опустился на голову одного из студентов. Щепки разлетелись, и некоторые оказались у ног Джины, стоявшей ближе всех к площади. Кто-то завизжал.
Агенор был горд и счастлив. Ему исполнилось двенадцать лет, и его впервые отпустили на охоту без отца и дяди только с наставником. Теперь он мог доказать, что уже не ребёнок. Он охотник, воин! Он бесстрашен! Он всадник, ни один зверь не может бежать так быстро, как его белоснежный Эой.
Какой-то звук привлёк внимание. Агенор поудобнее перехватил копьё, готовый метнуть оружие в любой момент. Его спутник бесшумно приблизился и остановился чуть позади. Краем глаза юноша заменил, как кентавр натягивает тетиву. Ксанф всегда подстраховывал его, но не наносил удар первым. Он был хорошим наставником и знал, когда дать ученику возможность проявить себя. И как не задеть самолюбия тщеславного подопечного, если он вдруг потерпит неудачу. Три огромных серых пса глухо зарычали, почуяв добычу. Шерсть на их загривках вздыбилась, с клыков закапала слюна.
Агенор напряжённо всматривался в мутный липкий туман. Он никогда не рассеивался, всегда клубился над сухой каменистой почвой, окутывал редкие чахлые деревья. Концентрация необузданной магии в Пустоши была так высока, что порождала самые причудливые явления. Неосторожный охотник, зашедший слишком далеко, мог увидеть миражи давно погибших городов, услышать голоса никогда не живших людей, говорящих на несуществующих языках, увлечься мнимыми богатствами, потерять разум, уйти по дороге из драгоценных камней, пережить своё рождение и смерть, но при этом не заметить тварь, вцепившуюся ему в горло.
«Ну же, покажись!» – звал про себя Агенор. Вряд ли это кто-то очень опасный: ни львы, ни вепри не водились так близко от края Пустоши. Они редко выходили сюда, где почти наверняка их ждали охотники со своим зачарованным оружием.
«Иди ко мне!» – уговаривал юноша. Он знал, что кто бы сейчас не прятался от него, он услышит его мысли. Звери Пустоши отличались от обычных животных, в их жилах текла дикая магия, совсем не похожая на ту, которой владели сами люди. Но тем азартней была охота: перехитрить зверя, угадывающего твои намерения, победить его своим бесстрашием!
Каждый охотник знал, как важно сохранить ясность мысли, не показывать страх, тогда тварь почувствует твою уверенность, а это уже половина дела. Агенор никогда не общался с тварями, но старался соблюдать все правила и настроиться, как учил его Ксанф. Однако всё равно ему стало неуютно: впускать в своё сознание неукрощённый разум оказалось очень неприятно.
Агенор вновь услышал звук, похожий на хруст сухой травы. Потом ещё и ещё. Тварь уходила. Ксанф указал ученику направление. Агенор спустил псов, которые всё с тем же глухим рычанием ринулись вперёд. Охотники поспешили за ними. Скрываться больше не было смысла.
Вот что-то мелькнуло впереди! Агенора захватил азарт. Зверь был крупный, размером с его гончих псов, а они в холке доставали юноше до пояса. Тварь бежала, низко пригнувшись к земле, петляя между редкими деревьями. Ещё немного и они её настигнут! В воздухе засверкали искры, запахло горящей травой. Охотники уже могли различить ярко-алую спину, вытянутую мордочку и прижатые к голове острые уши. Перед носом у гончих то и дело мелькал пушистый хвост.
– Лис! Огненный лис! – сам себе не веря, воскликнул Агенор.
Один из псов прыгнул, но зверь оказался проворнее. Увернулся, вильнул в сторону и в два прыжка очутился возле высоких зарослей острой травы. Агенор на секунду заметил, что в зубах он что-то держал. Что-то маленькое и пушистое.
– Уходит, – процедил юноша. Они же были так близко!
– Придержи псов, – спокойно посоветовал Ксанф. – Он должен выйти. Там дальше граница Пустоши и ловушки, ни один зверь туда не сунется.
И правда, лис не уходил вглубь, бежал недалеко от края зарослей, охотники не отставали. В воздухе то и дело неподалёку появлялись всполохи пламени. Агенора захлестнула чужая отчаянная ярость, от которой захотелось выть, проклиная всё вокруг. Горло пересохло. Юноша понял, что зверь будет атаковать, глубоко вдохнул, успокаивая мысли. Не так-то это просто.
– Соберись! – гаркнул Ксанф. От внезапного окрика пелена с глаз Агенора спала, и он увидел лиса прямо напротив себя. Псы скалились, но не нападали. От твари волнами исходил жар. Юноша замахнулся, бросил копьё, но лис успел первым: ослепляющее пламя захлестнуло охотников, собаки взвыли. Агенор услышал, как метнулся в сторону Ксанф, спешно ломая в пальцах глиняный амулет, вызывая щит. Агенор не сдвинулся с места, конь его тоже не шелохнулся. В жилах юноши кровь Первых, огонь ему не страшен. На сбруе коня сработали защитные плетения. При броске копьё не попало в цель, лис набросился на ослеплённых болью ослабленных псов. Агенор вновь почувствовал ненависть обречённого: тварь понимала, что со всеми охотниками не справится, но… На этот раз юноша быстрее вернул себе ясность сознания. Стрела Ксанфа попала лису в переднюю лапу, заставив его потерять равновесие, а зачарованное копьё Агенора, само вернувшееся в его руку, вонзилось в горло. Зверь рухнул, тело его окутала алая дымка, а когда она развеялась, на земле лежала женщина. Рыжие волосы разметались, кровь заливала грудь.
– Что? – не поверил глазам Агенор.
Юноша спешился, но не мог заставить себя подойти к своей жертве.
– Иллюзия, – Ксанф галопом подбежал к ученику. – Добивай её. Ты нанёс смертельную рану, тебе и закончить эту работу.
Из янтарных глаз женщины уходил наполнявший их огонь, а вместе с ним и жизнь.
Агенор услышал её мольбу и потянулся вперёд.
Юноша едва не вскрикнул, когда в его разум ворвался огненный вихрь, голова будто раскололась на миллионы кусочков – последнее усилие лисицы. Видения промелькнули перед его глазами – он сам, только старше. Молодой, сильный, а у его ног лежат люди. Он откуда-то знал, что они мертвы. Одного взгляда на их лица хватило, чтобы понять, что это брат, мать и отец.
Лисёнок был счастлив как никогда. Первая взрослая охота! Ещё бы, он же старший. Ух, как он потом расскажет всё сёстрам!
Легко быть храбрым, когда идёшь с матерью, и впереди неизменно маячит кончик её хвоста. Легко быть храбрым, когда ловишь зазевавшуюся птицу и чувствуешь, как она бьётся и дрожит в твоих зубах. Когда мама рядом, можно расхрабриться и отбежать подальше. И даже не страшно выглянуть на шум чьих-то незнакомых шагов.
Конечно, он знал, какими бывают люди. Лисёнок и сам мог принимать их обличье. Правда, часто у него это получалось непроизвольно, но он ведь ещё маленький. Золотой ветер подарил лесному народу вторую шкуру много-много солнц назад.
То, что перед ним человек, лисёнок понял сразу. Ни один лис не сел бы верхом на такого странного безрогого оленя с длинным хвостом. Второе существо было человеком только наполовину, а снизу всё тот же олень. Рядом с чужаками крутились существа, похожие на волков.
Ветер задул в сторону лисёнка, настойчиво толкая его прочь отсюда и унося его запах подальше от людей и их зверей. Ветер – друг на их земле.
Ему нужно было возвращаться сразу, как только он увидел чужаков, а не рассматривать их, затаившись в траве. Тихонько пробраться к ближайшей тропе и бежать без оглядки. Мать большая и сильная, она не даст себя в обиду. Но он медлил, и ветер сердито потрепал его за хвост. Ему всё ещё не было страшно.
Собаки залаяли и бросились вперёд. Человек на своём олене и его спутник побежали. Лисёнок поспешил к деревьям. До чуткого слуха донеслись крики людей и рычание. И в этот момент ему стало страшно. Они охотятся на неё! А если мать не уйдёт? А если…?
Он не пошёл домой один. Не мог ничего сделать, но и просто так уйти без мамы казалось неправильным. Как жаль, что он ещё такой маленький и ничего не умеет. Будь он большим, он мог бы наслать на охотников морок из самых страшных зверей своей земли и обратить их бегство. Он мог бы приказать огню забрать их воздух, сжечь всех дотла. Но маленький лисёнок не умел ничего. Он мог только ждать, спрятавшись за деревом в двух прыжках от тропы. Лисёнок поменял шкуру и досадовал, что не способен обернуться назад. Стоять на двух ногах вместо четырёх так сложно, да и слух с обонянием становятся заметно хуже. Даже собственный облик был ему пока неподвластен!
Он почуял кровь и понял, что мать ранена. Но она была уже так близко, почти добралась. Ещё немного, и они уйдут отсюда вместе.
Потом лисёнок услышал мать. Они не общались голосами – только напрямую из сердца к сердцу.
«Уходи».
Тот, что слез с оленя, поднял острую палку и замахнулся.
«Пусть золотой ветер овеет тебя своим дыханием. И пусть этот зверь будет проклят».
Несколько ударов сердца. Несколько пропущенных вдохов. Ветер зашептал ему на ухо что-то тревожное и утешительное одновременно, обнял своими невесомыми руками.
В груди стало холодно, захотелось кричать, но воздуха не хватило.
Счастье обернулось кошмаром.
Здесь больше нельзя было оставаться. В полной растерянности он сделал шажок назад. Под неуклюжей ногой предательски треснула ветка, человек обернулся на звук. Прятаться не имело смысла, два прыжка – и он уже побежит по тропе, где его не догнать. Но человеческая шкура мешала, и лисёнок напряг все силы, чтобы перекинуться в нормальный облик. Сердце ликовало, когда он почувствовал, что у него получается, а чёрные лапки вот-вот коснутся сияющей дорожки. Его прыжок, как и сон, оборвался.
Лисёнок открыл глаза и зажмурился от солнца, ослепившего его, прежде чем окончательно скрыться за горизонтом. Подходил к концу второй день заточения.
Равнодушный ветер слегка взъерошил шёрстку и принёс с собой запах, заставивший ощетиниться по-настоящему. Из-за сетки ограды на него смотрел светловолосый охотник. Шагов его лисёнок не услышал, значит, стоял он здесь долго и неподвижно, прислонившись плечом к одной из опор.
***
Энни в смятении открыла глаза. Что это за существо, глазами которого она сейчас смотрела на мир? Маленький испуганный… кто? Ребёнок, пожалуй. Она смутно понимала его мысли, хоть и видела мир из его сердца. Как будто они говорили на разных языках, хоть и очень похожих. Энни слышала разговоры, о том, что близость Пустоши иногда искажает магию. Может ли такое быть, что это касается её ментальных способностей тоже? Или это просто случайная фантазия перегруженного мозга?
Энни аккуратно спустилась – Джина ещё спала. Выглянула в гостиную – до подъёма оставалось полчаса. Рассудив, что уснуть вряд ли удастся, она отправилась приводить себя в порядок.
В соседней комнате судорожно вздохнул Лас и стиснул зубы, сдерживая боль в груди. Он так привык прятать её, что даже во сне не издал ни звука.
Нор открыл глаза и лежал, разглядывая потолок. Прислушался. Друг задышал ровнее.
«Фантомные боли, – смутно пояснил мастер Феб, когда с Ласом это случилось впервые, – конфликт магии, я не смогу здесь помочь». Нор вспомнил выражение лица мага. Тогда он не понял. Наверное, не захотел понять. Укоризненный взгляд, адресованный ему.
Нор ожидал чего-то подобного здесь, вблизи Пустоши. Она уже действовала на Ласа. Боль усиливалась – это и без слов было ясно.
Обед был съеден без нареканий. Роул со своего командирского стола заметил краем глаза, как Нор идёт за добавкой, и сам отправился к раздаче ещё раз.
– Ой-эй, славный, что они с тобой делали? – недоумённо спросила Джина, глядя, с каким энтузиазмом Нор набрасывается на склизкую кашу.
Лас рядом к еде едва притронулся.
– Шреирофка, – ответил с набитым ртом Нор и повторил, проглотив, – тренировка. Мастер Хорс зверь! Бег, прыжки, отжимания…
С каждым его словом глаза эшиды тухли.
– Нэй-нэй, я под такими издевательствами свою фамилию не писала…
Энни задумчиво рассматривала ложку.
– У магов завтра, – тихо произнесла она.
Нор сиял, как начищенный щит.
– У нас теперь послезавтра! Три раза в неделю и для желающих поплавать по выходным открывают вход на озеро.
Нор поймал удивлённый взгляд Ласа.
– Там в парке часть границы проходит по берегу, – пояснил Нор и понимающе ухмыльнулся, – огневиков в воду точно лезть не заставляют.
Лас хмыкнул и отвернулся.
– Почему? – неожиданно задала вопрос Энни, в упор глядя на Ласа и игнорируя Нора.
Тот под столом пнул друга, заставив его поднять глаза. Потребовался ещё один тычок, чтобы Лас открыл рот.
– Конфликт стихий, – пояснил он. – Напряжённость магического поля увеличивается с такой силой, что вектор энергетического поля смещается, и резерв истощается быстрее обычного.
Нор тихо застонал, уткнувшись лицом в руки. Энни неловко улыбнулась, почувствовав себя полной дурой. Ей-то было просто интересно, почему незначительное замечание о воде вызвало у Ласа такую неприязнь, какую она раньше встречала у кошек. Он, правда, и сам смутился, хоть никак себя не выдал, только бросил секундный взгляд на друга. Не нужно иметь дар эмпата, чтобы понять, как сильно эта ситуация забавляла Нора.
– Эй-ей, рыжик, на каком языке ты сейчас болтал? – подозрительно посмотрела на него Джина и повернулась к Энни. – Ей ли стихийные маги не дружат не со всеми элементами. Водные не сунутся лишний раз в пустыню под солнце, ей же огневые не пойдут гулять в дождь.
Энни благодарно кивнула. Она это запомнит. Всё, что касается магии, для неё совершенно новое.
– А ты?
– Ой ли я! – небрежно отмахнулась Джина. – Нэй же ж моя стихия едва есть, ай ли я не столкнусь с конфликтом.
– А у меня и магии почти нет, не то что стихии, – вздохнула Энни, ни к кому конкретно не обращаясь.
Она ощутила, как Ласу хочется сгладить свою неловкость и тоже поучаствовать в разговоре.
– У тебя слабый уровень интерференционной магии, а ментальной – выше стандартных показателей мага-телепата по шкале Одисса, – педантично заметил он, чем вызвал новый приступ неловкого молчания, и стушевался ещё больше.
Нор сдерживался изо всех сил, чтобы не засмеяться в голос. Энни сердито глянула на него: для неё его эмоции звучали как издевательство над другом, которому в этот момент отчаянно хотелось провалиться под землю. «Больше не скажу ни слова», – читалось в плотно сжатых губах Ласа.
Нор решительно поднялся на ноги и с грохотом отодвинув стул, Лас тенью скользнул за ним.
– Увидимся на работах, – махнул рукой Нор, лучезарно улыбаясь, – подходите к учебному корпусу, мы на вас грабли возьмём.
Они вышли из столовой, и до девушек донёсся приглушённый расстоянием хохот Нора.
– Ай же рыженький умеет делать комплименты, хэй, Эн? – многозначительно брякнула монисто Джина.
Энни непонимающе передёрнула плечами и тут же напряглась. Джина проследила за её взглядом и сникла:
– Матх, – выругалась она сквозь зубы, – опять этот шизрах.
В их сторону уже двигался воздушник, подсевший к ней на первой лекции. Он явно собирался расположиться на одном из освободившихся мест за столиком.
Роул как раз уходил, когда заметил, как к его группе подсаживается парень с голубым платком, и лишний раз убедился в правдивости народной молвы. Эшиды – испорченные люди!
Джина затравленно оглянулась, но увидела только удаляющуюся спину своего командира и промолчала. Они с Энни поднялись с мест, и, провожаемые азартной ухмылкой воздушника, ушли, не закончив обед. Из столовой как раз выходила группа других первокурсниц, к которым девушки и прибились.
У них была пара часов на отдых. Погода выдалась хоть и пасмурная, но нехолодная. Убедившись, что навязчивый поклонник их больше не преследует, Энни и Джина распрощались с сокурсницами и отправились прогуляться. После многочасовых утренних лекций хотелось разгрузить голову.
– Джина, зачем тебе за барьер? – спросила Энни, когда они проходили мимо стадиона. – С твоим даром ты могла бы стать лекарем, их бегать не заставляют.
– Ой-эй, учись формулировать, милая, – охотно отозвалась эшида, отвлекаясь от созерцания подтягивающегося на брусьях парня. Могло показаться, что она любуется им, но Энни чувствовала неприязнь, исходящую от Джины. Она думала не о голом торсе воина, а о турниках, и её отношение к спорту было однозначно. – За барьер мне незачем, но ой ли ты видела, сколько они платят за рейды? Золотой карман не тянет, нэй?
Первым на работы пришёл Нор, и сам отправился получать инвентарь на склад, но был выгнан оттуда с позором и в не самых изысканных выражениях. Хозяйственник Рэт – весьма боевой старичок, заведовавший распределением работ между студентами – выдавал вверенные ему орудия труда только командирам при предъявлении значка и под личную подпись в журнале (с указанием артикула, присвоенного каждому инструменту, разумеется).
Роул зашёл в тот момент, когда Рэт доходчиво объяснял Нору, что без значка он тут может вообще не появляться. Командиру пришлось краснеть и извиняться за своего одногруппника, но цель была достигнута: грабли и мешки они получили, а также неодобрительный взгляд старика Рэта вдогонку.
Нора это позабавило.
– Вот так прибьёшь кого-нибудь, и даже лопату взять негде, – пошутил он.
Роул, который только что предстал не в лучшем свете из-за своего же одногруппника, насупился больше обычного.
– За лопатой тебя прикопать сам схожу, – буркнул он, надеясь хоть как-то осадить наглеца, но этого пижона так легко было не пронять. Нор расхохотался.
К ним присоединилась Энни. Нор приветливо помахал ей граблями (в журнале они значились как «грабли веерные арт. №1.38.25»), но она встала ближе к командиру, показательно сжала губы и отвернулась.
Эмоции Нора для неё были как яркие вспышки молний на грозовом небе. Лёгкость, с которой он радовался, сердился и тут же отходил, Энни ужасно злила. После того, что он наговорил ей всего лишь вчера, она слышала в Норе только слабый укол вины и небольшую тревожность, в то время как на лице у него уже сияла совершенно искренняя улыбка. Кошмарный самоуверенный тип!
Роул кивнул приближающимся со стороны общежития Джине и Ласу. Отметил про себя её помятый и заспанный вид и зелёный платок, неуклюже сбившийся набок.
Приближение Джины для Энни выглядело как шелест листьев в ветреный день. В целом доброжелательная, эмоционально реагирующая на всё происходящее, в ней всего было понемногу – недовольства, задора, лукавства, решимости.
Джина что-то говорила Ласу, надув губы и укоризненно покачивая головой. Тот пожимал плечами с ничего не выражающим лицом.
Энни с удивлением отметила, что он не был похож на огонь, которым владел, скорее, на ветер. Стихающий, когда прятался за непроницаемой маской, и на общем фоне становился почти незаметным, если специально не вслушиваться. А когда забывался или считал, что его не видят, ветер его чувств словно овевал всё вокруг: любопытно, будто играючи, но в то же время осторожно и совсем ненапористо. Готовый отступить и спрятаться в любой момент. И всегда едва различимой нотой хорошо скрытая печаль.
Энни поёжилась, ощутив, что коснулась чего-то большего, но думать об этом себе запретила. «Подслушивать нехорошо, правда?» – усмехнулась она. Но легче уж птице разучиться летать, чем ей совладать со своим даром.
– Чистим рощу, – объявил Роул, когда все собрались. – Наш участок сегодня от левого края до трёх сросшихся клёнов. Завтра заканчиваем вторую половину ближе к теплицам. Участок возле лекарского корпуса не трогаем.
Роул был для Энни понятен как варёный картофель – обижен, растерян, оттого вечно недоволен. Не понимает, как себя вести, и пытается быть строже и грубее, чем он есть. Противным червяком его грызло чувство собственного превосходства, но это почему-то не отталкивало, а скорее рождало жалость. Во всей компании он был единственным, кто ощущал себя настолько не в своей тарелке.
Командир вёл группу насупившись так, что студенты, встречаемые им по пути, на всякий случай отходили в сторону и вежливо пропускали вперёд отряд, вооружённый граблями – по виду Роула можно было подумать, что они идут в Пустошь на тварей охотиться, не меньше. Вот и мешки прихватили такие огромные. И направление как раз совпадало.
Джина дула на покрасневшую руку с несколькими свежими волдырями от ожога.
– Где ты так? – спросил Нор,
– Ой-эй, спешила так, что дым валил, а дым там, где огонь, нэй ли? – отмахнулась Джина здоровой рукой и едва не стукнула Нора граблями.
– Народ говорит, вор в руках огонь не унесёт, – лукаво подмигнул он и спросил, на тон тише, – а у Ласа-то тебе что приглянулось?
Джина с праведным негодованием вскинула брови.
– Нэй-нэй, золотой, что сразу вор? Всего-то один финик сморщенный, и то не себе взяла, а так, посмотреть, да на место положить, да проверить, ой ли испортился, ей и не взяла вовсе, а едва дотронулась, да не столько дотронулась, сколько подумала, – зачастила Джина.
Нор расплылся в широченной улыбке:
– А, ифисы! Это ты на святое покусилась. У Ласа каждый фрукт под строгим учётом.
Джина вздёрнула гордый и слегка курносый нос, собираясь обидеться окончательно, когда он огорошил её предложением:
– А у меня можешь что-нибудь украсть? Вот прям сейчас!
Джина сурово посмотрела на него и вручила свои грабли.
– Ой ли, славный, что ты за слова обидные говоришь! – надула она губы. Её ладонь в это время заскользила над обожжённой рукой, направляя слабый импульс, немного ускоривший заживление. – Честной девушке уже за порог не выйти, ой ли нэй?
Джина убрала ладонь, Нор восхищённо хохотнул.
Роул плюнул на землю, вложив в этот жест все, что думал о своей группе. Оглядел всех. Нор, уже покрытый слоем пыли, утрамбовывал собранные в кучу листья в мешке. Ценный инвентарь Роул ему точно больше не доверит! Чуть поодаль Энни вяло скребла граблями. Начинала она куда энергичнее. Вот остановилась, выдохнула, побледнела. Роул укоризненно качнул головой. От Энни пользы немного, и кому-то придётся работать за двоих. Лас неподвижно сидел на своём пенёчке. Пальцы его слегка шевелились, как будто ухватили тонкую невидимую нить и аккуратно завязали узел. А ведь он мог бы листья убирать, если бы не этот болван Нор! Минус один работник.
Чем была занята Джина, Роул рассмотреть не успел, потому что резкий порыв ветра с той стороны взметнул в воздух такую кучу листьев, что Роул оказался буквально осыпан ими с ног до головы. Сухая пыль и грязь забили нос и глаза. По удивлённому возгласу Нора Роул догадался, что он находится в таком же положении.
– Матх! – испуганно взвизгнула Джина, и Роул впервые с ней согласился. – А ну вернись!
С другой стороны Энни со стуком уронила грабли и упала в листья, которые только что собрала. Она непроизвольно выставила вперёд руки, и новая волна, налетевшая на неё, отразилась, как от щита.
Под возмущённые вопли Джины: «Назад! Матх! Ко мне! Ой ли!» и какие-то непонятные завывания, перемежающиеся с резким шелестом, Роул прочистил глаза и первое, что увидел – рассыпанный мешок у своих ног, а второе – резво прыгающего в сторону Нора. Вжжжжух! Мимо него всё с тем же звуком будто промчалась невидимая стрела, взметнув листья в воздух выше человеческого роста. Нужно отдать должное рефлексам Нора – они у него были отточены куда лучше, чем у Роула. Стрела развернулась и направилась в сторону командира, вновь осыпав его ворохом мусора.
– Бежим! – прокричал Нор оглушённому Роулу прямо в ухо и потащил его за собой, не дав прочистить глаза.
Стоило сделать несколько шагов, как за их спинами снова раздалось это громкое «вжжжжжух!», но они успели уклониться.
Роул не особо разбирал дорогу и прежде чем выбрался из рощи, несколько раз врезался в деревья, так некстати оказавшиеся на пути.
Первый шок прошёл, командир обернулся, вспомнив об остальных.
– Энни! – позвал он и устыдился, заметив, что к ней уже подбежал Нор. Он уводил запылённую с ног до головы девушку из опасной зоны, помогая вовремя уклониться в сторону, когда проклятое «вжжжух!» проносилось мимо.
Джина металась позади, но спасать её Роул спешить не стал, подозревая, что бы на них не напало, это дело рук эшиды. Вот пусть сама и разбирается.
Беглого взгляда на Ласа хватило, чтобы убедиться, что у него всё в порядке. Он уже соединил обе части поломанных граблей, ловкими и точными движениями связывая магические нити. Воздух вокруг него слегка подрагивал. Невидимая стрела поднимала листья вокруг, но приблизиться не могла. Лас как будто и не замечал эту мелкую неприятность.
Стоило оказаться за пределами рощи, и неведомая напасть как будто потеряла всякий интерес к троим людям, сосредоточившись на смешно прыгающей Джине. Вжжжух! Эшида упала на бок. Поднялась, сделала пас руками, безрезультатно. Вжжжух! Новая волна поднялась вокруг и толкнула её в спину.
– Что это? – хрипло спросил Роул, вглядываясь в кружащие в воздухе листья, но ничего разглядеть так и не смог.
– Как будто ветер, – пробормотал не меньше него озадаченный Нор.
Он продолжал поддерживать Энни и почувствовал, как она оседает вниз. Лицо её приобрело явственный серый оттенок, а губы – синеватый. Нора неприятно поразило, какой холодной была её рука.
Роул и сам побледнел, когда увидел её. Он знал немало – как замешивать раствор, класть кирпич и стелить крышу… но что делать, если девушка при тебе падает в обморок, в этот список не входило.
– К лекарю! – мгновенно распорядился командир.
– Ноги выше головы, расстегнуть горло, растереть запястья, – куда более уверенно заявил Нор, аккуратно укладывая Энни на землю. – Эн, ты меня слышишь? Не отключайся!
Энни едва различимо что-то пробормотала. Нор торопливо скинул плащ, скомкал и положил его Энни под ноги, затем принялся деловито расстёгивать пуговицы на одежде. Роул вместе с Нором закатал ей рукава, а пока Нор хлопал Энни по щекам, не давая окончательно потерять сознание, Роул развязал серый платок с левого запястья Энни, расстегнул манжеты, закатал рукава. Присвистнул, обнаружив уже заживающие синяки, покрывающие обе руки.
– Кто тебя так?
Нор скосил глаза, но от комментариев воздержался. Энни не ответила, но щёки её немного порозовели.
– Теперь за лекарем, – повторил Роул. Энни протестующе мотнула головой.
В роще закричала Джина. Роул взглянул на неё, и не сразу понял, что же изменилось. Потом осознал – деревья стояли голые.
В это время Лас отложил грабли – Роул специально присмотрелся – целые! – и повернулся к эшиде, оценивающе проводил взглядом очередной порыв, сотрясший деревья в роще. Опавшая листва медленно кружилась в осеннем вальсе.
Небрежный взмах рукой, и тёплый воздух, создавший непроницаемый щит вокруг Ласа, направленно отбил новое «вжжжух» в сторону. Едва Джина успела выдохнуть, как стало понятно, что невидимая стрела летит прямо на троих людей за пределами рощи.