Огнев на линии любви

Глава 1. Есения

Первое сентября для учителя как день свадьбы. Кажется, что устоявшаяся за лето жизнь навсегда изменится и никогда не будет прежней…

Все с ног на голову, но уже через пару дней многочисленные букеты, аккуратно расставленные на окне в кабинете, завянут, а шоколадные конфеты, словно горячие пирожки, разойдутся в учительской.

И в действительности, конечно же, ничего, кроме времени года, не поменяется…

Еще один год.

Повзрослевшие ученики, школьный звонок, гора отчетов и самое священное — подготовка к ВПР и экзаменам.

— Есения Адольфовна, а Соколов обзывается, — жалуется Оля со второй парты.

Повернувшись к шкворчащему, словно масло на сковородке, классу, награждаю Андрея строгим взглядом и следом смягчаю его улыбкой.

— Он просто соскучился по тебе за лето. Не обращай внимания, Оль.

— И ниче я не соскучился. Вот еще. Было бы по кому, — краснеет Соколов.

— Соскучился, соскучился, — подмигиваю и тут же становлюсь серьезной.

Классный час подошел к концу, остались только некоторые организационные моменты. Седьмой «Б», за лето превратившийся в восьмой «Б», с интересом выслушивает последние наставления и отправляется по домам, а я готовлю кабинет к завтрашнему дню.

— Ты уже закончила? — заглядывает в приоткрытую дверь Ленка.

Елена Анатольевна — учитель русского языка и литературы и моя подруга, с которой мы на разных факультетах грызли гранит науки в педагогическом университете, а потом пришли сюда. В обычную школу под номером сто пятьдесят.

— Закончила. А ты, Лен?

— Я тоже. Выглядишь — отпад. И цвет волос мне твой нравится. Тебе чем светлее, тем лучше, Есень.

Быстро окидываю взглядом черное свободное платье и, поправляя прическу, выдаю ответный комплимент:

— А тебе брюнеткой очень хорошо, Лен.

— Скажи, что это сон? И сегодня тридцать первое мая…

Махнув рукой, посмеиваюсь и складываю в сумку документы, которые к завтрашнему дню Константин Георгиевич, директор школы, настоятельно просил заполнить.

— Да ладно, Лен. Я вот в предвкушении нового учебного года. За лето немного устала от безделья.

— Ты жена пожарного, Есень. Какое у тебя может быть безделье?

— Не жена, — поправляю недовольно.

— Да брось. Вместо кольца твой Сашка доверил тебе свою рабочку, пропахшую горючим и дымом. Чем не предложение руки и сердца?

— Скажешь тоже, — тут же грустнею.

— Прошаренный твой Зародыш, конечно. И фамилия глупая, так что над предложением я бы десять раз подумала. Тебя дети засмеют. Есения Адольфовна… Зародыш. Звучит не очень представительно.

Накинув на плечи пиджак, выгоняю Ленку из кабинета и закрываю его на ключ.

С Сашей мы и правда встречаемся давно. Чуть больше трех лет, если быть точной. Но узаконить наши отношения мой любимый человек не торопится.

— Вот забеременеем и тогда поженимся. Куда нам спешить, зай? — обычно отвечает Саша на мои жирные намеки.

Я лишь пожимаю плечами, потому что заветных двух полосок на тесте мы дождаться пока не можем. Мой гинеколог лишь разводит руками: никаких отклонений по женской части у меня нет, значит, нужно ждать.

Ждать, надеяться и верить в Бога.

Ждать зародышей от Зародыша, как весело каламбурит Ленка.

— Видела новенькую? — она подхватывает меня под руку. — Говорят, в Москве в какой-то крутой гимназии работала. Сумка у нее явно брендовая. Как три наших зарплаты с премией. И одежда дорогая, сразу видно.

— Ага, познакомилась уже. Симпатичная, — справедливо замечаю.

Мы одновременно киваем Антонине Ивановне, заведующей школьной столовой, и спускаемся на первый этаж. Детский галдеж усиливается. В душе становится тепло и светло. Работу свою я люблю, выполняю ее ответственно, и руководство школы всегда это отмечает.

— Ладно, поеду я… — краснеет подруга. — У меня дела…

— Да знаю я твои дела, — легко говорю. — Мама моя опять литературную сходку организовывает? Это ведь традиция.

— Угу. Думала, вдруг ты обидишься. Тебя же не зовут.

— Куда мне до высокой прозы и поэзии? — грустно улыбаюсь. — Я к Саше поеду. Он со смены сегодня. Надо помочь по хозяйству.

Попрощавшись с Ленкой, иду на автобусную остановку.

Пока неспешно добираюсь до спального района, успеваю заполнить бланки для школы и посмотреть на городские улицы, украшенные белоснежными бантами первоклассниц, возвращающихся домой с торжественных линеек.

Квартира Саши находится в новом жилом комплексе, построенном для сотрудников МЧС.

Когда месяц назад выдали долгожданные ключи, я надеялась, что мой парень захочет жить вместе и переехать из моей двушки в центре, но предложения так и не поступило. Наоборот, Саша стал все чаще оставатьсся у себя, оправдываясь тем, что до пожарной части добираться быстрее.

Глава 2. Есения

Все получается как в обычной мелодраме.

Глупо и пошло. Но от этого не менее болезненно…

Скинув бежевые лодочки и отшвырнув объемную сумку, прохожу по вычищенному собственноручно после строительной пыли светлому ламинату и снова замираю. На этот раз разглядывая обнаженную задницу своего парня, на которой орудуют женские руки.

— Са-ша, господи, как хорошо! — вскрикивает девица явно не сорок четвертого размера.

Мужское дыхание учащается.

Пока два крупных голубка бурно встречаются с оргазмом и сдавленно стонут, с отчаянием прикрываю глаза.

Нервы клокочут как ненормальные, в груди что-то рвется и кубарем скатывается к ногам, но я стоически встречаю эту реальность. Я человек рациональный, моя стихия — алгебра, но сейчас становлюсь кем-то вроде своей мамы. Хочется рвать на себе волосы, хвататься за сердце и поддаться эмоциям.

— Вы закончили? — спрашиваю, когда оба затихают.

— Твою мать. Зая?!.. — кричит Саша и тут же вскакивает с женского тела, глядя на меня виновато. — Ты как здесь вообще оказалась?

Я молчу, потому что не могу отодрать взгляда от молодой девчонки, поспешно прикрывшейся одеялом. На вид ей не больше двадцати. Успеваю заметить пышную покрасневшую грудь и полное… нет, просто тотальное отсутствие намеков на талию. На кругловатом лице ужас и страх.

— За-я, — обвиняюще повторяет Саша, неловко потирая подбородок. По всей видимости, ищет глазами трусы на полу. — Ну почему ты не позвонила?

— Не буду вам мешать… Продолжайте. Я ненадолго.

Смерив его бешеным взглядом, разворачиваюсь и иду на кухню.

В глазах печет, слезы на подходе, но такого удовольствия я ему не доставлю. Открыв шкафчик, достаю из него свой новенький заварочный чайник и прозрачные кружки в комплекте.

Слава богу, моих вещей в этом доме немного. Я выдержу.

Шепот разносится по квартире, перемещаясь в коридор. После того как входная дверь хлопает, Саша появляется на кухне.

Обернувшись, отмечаю, что он успел снять презерватив и натянуть трико.

— Прости, Сень, — произносит он виновато, приближаясь.

Мне мерзко, потому что от него пахнет другой.

— Угу, — яростно киваю, складывая посуду в пакет. — Не вздумай меня трогать сейчас.

Быстро озираюсь, пытаясь сообразить, что же еще забрать. Руки трясутся, приходится сжать ладони, чтобы они снова слушались.

— Мы же не будем делать поспешных выводов, зай? Это какое-то недоразумение…

— Недоразумение? — взрываюсь.

Тело будто бензином поливают и поджигают.

Проношусь мимо него и заглядываю в ванную комнату. Отбросив тяжелую БОП (боевая одежда пожарного — прим. авт.), выхватываю из стакана свою зубную щетку и забираю с ванны дорогой шампунь с кондиционером.

— Зай, ну хватит, — пытается остановить меня Саша. — Мы все это переживем.

— Один переживешь, — кидаю ему через плечо.

Он взлохмачивает темные волосы и потирает запястья.

— Я тебе клянусь, это только один раз было. Она таскалась за мной две недели. Достала…

— А ты чертов благотворитель, Саш, — язвительно шиплю.

— Перестань, — он повышает голос. — Ты со своей работой совсем с катушек слетела, а сегодня вроде первое сентября. Я никак не мог подумать, что ты придешь.

— Прости. Такое эротическое шоу никак не могла пропустить. Слава богу, билеты в первый ряд нашла.

— Так, ну все. Я тебя останавливать не буду, Есения, — он разрезает воздух ладонью.

— Прекрасно, — развожу руками, обходя его справа. — Вещи свои потом заберешь. Видеть тебя не могу…

Закусываю губу до боли. Всегда считала, что сильные эмоции не для меня, но Сашу я правда люблю. В душе́ я называла его мужем и считала отцом наших будущих детей.

В спальне с развороченной кроватью пытаюсь отыскать свою одежду: ночнушку и майку с шортами, а затем тащу объемный пакет к порогу.

Ноги моей здесь больше не будет. Я все переживу. Одна.

«Три года! Три года, Есения!» — отстукивает молоток в голове.

— Ты ведь пожалеешь, — продолжает нудить Сашка.

— Вот еще, — пыхчу, надевая туфли.

Он складывает руки на груди и подпирает стену.

— Я за тобой бегать не собираюсь, зая, — нервничает.

— Ага.

— Давай поговорим, блин. Если ты сейчас уйдешь, то больше меня не увидишь, — угрожает.

Я усмехаюсь.

— Ну что за день? Одна новость лучше другой! — вскрикиваю. — Надеюсь, сегодня еще и ЕГЭ отменят!

Выскакиваю из квартиры, ощущая слабость в теле.

— Сказал же — двинутая, — кричит Саша мне вдогонку. Слова разносятся эхом по подъезду. — Правильно Антоха говорил, на хер этих училок…

Глава 3.1. Есения

Мой отец — Адольф Файер — родился в Сибири в начале шестидесятых. Как я знаю, он рос добрым и умным мальчиком, с раннего детства отдавая предпочтение точным наукам и естествознанию. Окончив политехнический институт, по распределению папа очутился в нашем славном небольшом городке, где и познакомился с моей мамой — заслуженным учителем русского языка и литературы Антониной Ивановной Добровинской.

Так родилась наша семья.

Более непохожих людей я вряд ли когда-нибудь встречу, но мои родители уже тридцать восемь лет живут в счастливом браке и в ус не дуют.

Я тоже еще с утра мечтала о счастливом браке…

Мне двадцать пять. У меня… часики тикают. Причем так громко, что очередного козла в своей жизни я не заметила. А вот его дружка на принадлежность к мелкому рогатому скоту сразу определила. Еще во время знакомства.

В гостях у Огнева я тоже, естественно, не бывала. Саша много рассказывал, что квартира его дружку досталась на третьем этаже и в третьем подъезде. Еще и номер примечательный — сто тридцать три.

Везунчик чертов!

Оказавшись у новенькой двери, вспоминаю все, что в этой жизни до скрежета зубов терпеть не могу, — это чтобы разозлиться как следует. В голове яркими картинками проносятся: отросший трехнедельный маникюр, заседание педсовета, Сочи в разгар летнего сезона, теорема Ферма и… скользкие большие улитки. Последних не пробовала ни разу, но почему-то хочется и о них сейчас вспомнить.

Завершаю парад самых мерзких вещей по версии Есении Файер новым стоп-кадром — мой любимый Саша между жирных ляжек молодой девицы. Во всей красе.

Теперь я точно готова к встрече с Антоном Огневым.

Постучавшись три раза, терпеливо жду.

Работают парни в одной смене, то есть чисто теоретически старлей должен быть дома. На то, что он под монотонный звук стирающей БОП машинки готовит себе вкусный, питательный завтрак и смотрит «Модный приговор», не надеюсь. Я не такая наивная, а Саша болтал, что у Антона есть помощница в годах, которую он ласково называет своей няней-гувернанткой.

Классовая разница добавляет внутренней злости несколько очков. Самых нужных, потому что пальцы теперь сжимают ненавистный пакет еще более остервенело.

Снова стук и долгое ожидание. Спит он, что ли?

Дверь распахивается, и я удивленно округляю глаза.

Глава 3.2. Есения

— Здравствуйте, — лепечет миловидная брюнетка, заглядывая куда-то за меня.

Она сладко улыбается и гладит блестящие волосы.

— Доброе утро, девушка, — строго здороваюсь, будто со своей восьмиклассницей. — А вы как здесь оказались? — Прохожу в квартиру, по-хамски ее отодвигая.

Мельком озираюсь, отмечая современный ремонт в серых оттенках и белоснежные двери. И когда Огнев успел? Только ведь заехал. Саша сменить убранство от застройщика в следующем году планировал.

— А вы кто? — проигнорировав мой вопрос, допытывается брюнетка. Тихо-тихо.

Я оборачиваюсь, чтобы рассмотреть ее получше. Стройная спортивная фигура и короткая джинсовая юбка наводят на мысль, что это очередная дама младшего сердца самого Огнева. Про себя вздыхаю. Если бы Саша изменил мне с такой красавицей, я бы его простила. Клянусь, мы бы пережили, как он выразился.

— Вы, наверное, помощница Антона? — предполагает наивная Бэмби.

— Как кто? — усмехаюсь. — Я — жена. А вы?

Видя, как она нервно сглатывает, понимаю, что сила мести начала действовать.

— Жена? — откашливается она.

— Ага. Огнева… Есения.

Чисто технически даже не вру. Не прикопаешься. Файер переводится как «огонь».

Кинув взгляд на дрожащие тонкие руки девушки, подмигиваю:

— Здороваться не будем. Я пойду на стол соберу чего повкуснее.

— А… как…

— Вас как зовут? — оглядываюсь, скидывая туфли и пиджак.

Пакет с собой забираю.

— Даша, — шокированно выдыхает Олененок.

— Красивое имя… Редкое.

Чисто интуитивно угадываю помещение, отведенное в этой квартире под кухню. За дверью ванной комнаты слышится звук льющейся воды. Чтоб ты там поперхнулся, старлей.

Глядя на обалденный глянцевый кухонный гарнитур, снова удивляюсь. Заработная плата у пожарного нынче неплохая, кроме того, многие из ребят постоянно подрабатывают. График один через три вроде как позволяет.

Огнев, например, занимается ремонтом и перепродажей мотоциклов. По всей видимости, вполне успешно.

— Будем чай пить, Даша, — проверяю количество воды, щелкаю кнопку на белоснежном чайнике и иду к столу.

— Я немного не понимаю, — она падает на стул и переводит озадаченный взгляд на дверь в ванную комнату.

Наращенные ресницы подрагивают.

— Нормально все, — отмахиваюсь. — Вы не переживайте. Антоша у меня золотой. Все будет хорошо.

— Же-е-есть, — тянет Даша, прислоняясь к стене. — Вы извращенцы, да? Какие-нибудь свингеры?

— Попрошу не выражаться. Я педагог, — гордо заявляю, чтобы она осознала абсурдность своих грязных мыслей. — Мы с Антошей вполне традиционная пара.

Олененок виновато опускает красивые глаза.

Звук льющейся воды стихает. Отскакивающая кнопка чайника совпадает со щелчком замка на двери, и я оборачиваюсь с кружкой в руках.

Так и зависаю.

Матерь Божья.

Быстро пересчитываю отчетливые кубики на прессе (это, скорее всего, профдеформация) и, следуя взглядом по влажной рельефной груди, добираюсь до озадаченного смазливого лица: нахмуренные широкие брови, темные глаза, высокие скулы и привычная легкая небритость.

— Привет, — произношу, с грохотом опуская кружку на стол. — Надо поговорить.

Антон проходит на кухню и запахивает коричневое полотенце на бедрах поплотнее. Выпирающий бугор недвусмысленно дает понять, чему именно я помешала.

— Ты можешь мне это как-то объяснить, Антон? — тут же подскакивает брюнетка со стула и кидается к Огневу.

В двух шагах останавливается. Все-таки жена за спиной.

— Сейчас разберемся, Дашуль, — кивает ей Огнев и, мягко подтолкнув Дашу к коридору, прикрывает дверь. Мы остаемся наедине.

Глава 4.1. Есения

— Че ты здесь делаешь? — спрашивает Антон, упирая мускулистые руки в бока.

Я молчу от шока. Даже когда семиклассники в прошлом году мне в класс мышь дохлую подбросили, знала, что сказать. А сейчас — вообще ни слова.

Полное онемение.

Огнев окидывает кухню внимательным взглядом, а я — снова отправляюсь в виртуальное путешествие по сильному поджарому телу. Крупные капли, стекающие по торсу, высыхают прямо у меня на глазах. Темные короткие волосы представляют из себя взъерошенное облако. Полотенце продолжает приветливо выпирать.

«Он просто идеальный», — восхищенно сообщает моя женская, израненная изменой Саши душа. «Он, вообще-то, козел», — грубовато напоминает рациональный мозг математички.

Хоть разорвись!..

Антон, заметив чужеродный заварник с кружками на своем столе, хмурится и снова спрашивает:

— Ты че здесь устроила, мать? Чаепитие после линейки?

Я громко фыркаю.

— Вообще-то, правильно говорить «что», а не «че», — невозмутимо складываю руки на груди и опираюсь бедрами о столешницу из камня.

— Ты меня поучи еще, — предостерегает он, одним взглядом захлопывая мой рот.

Я прикусываю язык.

В отличие от Саши, Антон никогда моей желающей исключительно добра педагогической жилки не принимал. В наши редкие встречи все намеки на учительский тон жестко пресекались. Словом, конечно.

Огнев считает меня скучной училкой, а я его слишком… веселым пожарным. Мы как X и Y — две оси координат, которые, если и пересекаются, то в итоге только ноль получается.

Ноль… и ничего больше.

— Есень, — устало вздыхает Антон. Видимо, решил действовать по-хорошему. — Давай к делу. У меня, как видишь, гости. На работе заманался. Три выезда за сутки. Тут тебя бог послал. Сегодня вроде как первое сентября, тебе разве заняться нечем? Иди, мел на завтра расписывай…

Он усмехается, а мне хочется выцарапать ему глаза. И грудь… немного.

— Саша мне изменил, — решившись, говорю и опускаю руки.

— Да ладно? — искренне удивляется Огнев.

Шарит по моему лицу глазами.

— Из-за тебя!.. — взрываюсь.

— Это он так сказал?

— Нет. Это я сама догадалась… Ик…

От неистового волнения икота нападает.

— Проверь голову, Есень. Давно хотел посоветовать. Как-то не к месту было. А тут сама напросилась, получается.

— Если бы не эти твои сексуальные убеждения… ик… — продолжаю, кивая на прикрытую дверь. — Ничего бы не было. Саша мне поэтому изменил. Только живой пример воспитывает. Ик-к… Пример, подкрепленный делом. Так еще Макаренко говорил. Великий педагог. Твой тезка, между прочим.

Антон поигрывает сжатой челюстью и молча смотрит, как я округляю глаза и пытаюсь дуть на них, оттопырив нижнюю губу. Чтобы не разреветься.

— Хочешь совет, учитель года? — приближается он ко мне.

Я вздрагиваю, когда моих плеч касаются сильные руки, которые уверенно отодвигают меня в сторону.

— От тебя? Ик. Вряд ли, — всхлипываю жалобно, прикусывая щеку.

Принимаю стакан с холодной водой и, задержав дыхание, залпом его выпиваю. Становится полегче.

Надеюсь, поговорка «как год встретишь, так его и проведешь» не относится к учебному году? Иначе я вообще не знаю, чего еще ждать…

— С мужиком надо трахаться, а не трахать ему мозг, — забивает на мой отказ Антон.

— Это что, какой-нибудь статус из «ВКонтакте»? — вытираю губы ладонью.

— Это жизнь. Ты задолбила Санька своими Макаренковыми…

— Макаренко…

— Да по фиг, — вздыхает он, проверяя хлипкий узел на полотенце. — Ну сколько можно? Ты ведь красивая девка. Неужели больше поговорить не о чем? Поверь, я бы гораздо раньше тебе изменил. Саня еще долго держался.

— Вот я и говорю: он на тебя, Антон, насмотрелся. Это только ты мог такое придумать. Вообще ничего святого нет, только трахаться… Хоть бы у тебя там отсохло…

Огнев злится, защищая свое подрагивающее достоинство.

— Слушай, Фюрер…

— Я Файер, — сжимаю кулаки до боли. Искры из глаз. — Сколько можно издеваться над моей фамилией?

— Все время забываю. Прости, — хитро улыбается.

В темных глазах ни намека на извинения. Только издевка.

— Нет. Ты специально, — настаиваю. — Не ври!..

— Я случайно. Говорю же…

Наши пререкания завершаются брякающими звуками из коридора, вслед за которыми слышен тонкий голосок Даши:

— Я пойду. У вас это надолго…

— Да твою ж мать… — закатывает глаза эмчеэсовец. — Стоять тут, Фюрер, — приказывает мне.

Пока он идет к двери, чтобы попытаться спасти сегодняшний секс, успеваю наконец-то разглядеть татуировку на бронзовой спине: со стороны сердца красиво изображен узорный навесной замок. Закрытый.

Глава 4.2. Есения

— Это какой-то сюр, Антош, — доносится до моих ушей недовольный шепот. — Мы так не договаривались. Ты обещал романтик, классный секс... Я все дела отменила, на пары по экономике не пошла.

А вот это зря, дорогая моя!

Ученье — свет, а неученье — трахаться с такими взрослыми дяденьками, как Огнев. Еще и экономику пропустила, дуреха. Потом будешь ипотеки под восемнадцать процентов брать и в ладоши хлопать от радости.

Моя учительская жилка трепещет от негодования. Недовольно качаю головой, аккуратно расправляя складки на помявшемся за день платье.

— Я сам в шоке, — успокаивающе произносит Антон. — Все сейчас будет, малышка. Доверься мне.

Морщусь. Я бы ни ему, ни подрагивающему под полотенцем пожарному шлангу точно бы не доверяла.

— Нет, я все же пойду, Антош.

«Йес!» — сжимаю кулаки.

— Ну куда ты побежала? Подожди…

От хриплого сексуального голоса у меня самой мурашки по позвоночнику логарифмами разбегаются. Со мной Огнев никогда так, конечно, не разговаривал. В основном всегда отшучивался, ерничал или, наоборот, делал вид, что меня нет.

Три года нашего общения прошли в состоянии вежливого дипломатического игнора. В «Списке мужских особей Есении Адольфовны Файер» Антон Огнев сразу попал под жесткие санкции — слишком уж смазливый.

— Эта старая курица сказала, что она твоя жена, — с обидой произносит Даша.

Что?! Курица? Старая?..

Рука инстинктивно тянется к лицу.

Вот сучка мелкая. А я к ней по-доброму... Чаем хотела угостить.

Округляю глаза от такой сверхнаглости и хватаюсь за блестящую ручку на двери.

— Это жена моего друга, — оправдывается Огнев. — У них там с Саней контры, крупно поссорились. Есения немного на взводе, поэтому не обращай внимания. Она обычно вполне адекватная и разумная, не знаю, что на нее нашло. Подожди меня в спальне, солнышко. Я закончу — и сразу к тебе. Все как обещал.

— Я так уже не смогу расслабиться… — мнется девица.

— Не капризничай, Даш.

— Я все же, наверное, поеду.

«Да дай ты ему уже!» — хочется выкрикнуть.

Что ж она, не человек, что ли?

— Давай завтра созвонимся, ладно? — предлагает девушка.

Дальше все стихает.

Прислушавшись, улавливаю неприличные звуки тяжелого мужского дыхания и женские ахи-вздохи. Щеки вспыхивают от любопытства и возбуждения. Жалко, коридоры в этих домах расположены так, что входную дверь из кухни не видно.

— О-ох… Я по… пошла, — сдавленно произносит прогульщица. — Пока…

— Ладно, — резковато отвечает Огнев.

Распсиховался.

— Ты только не обижайся, Антош.

— Иди уже…

— Ты ведь позвонишь?

Господи, как сложно, оказывается, быть мужиком!

— Ты только позвони… Ладно?

— Ага. Пока, Даш. МЧС всегда рядом, — заученно отвечает Антон. Таким тоном, словно они никогда больше не увидятся.

За дверью наконец все стихает. Я успеваю отскочить, перед тем как он возвращается на кухню.

Почему-то сейчас, когда мы остаемся один на один в пустой квартире, полуобнаженное мужское тело меня ужасно смущает. Я отвожу взгляд в сторону и изображаю, что не была свидетельницей провала спасательной операции.

— А Даша уже ушла? — спрашиваю, будто бы зевая.

— А я ее отпустил… жена.

Я резко поворачиваюсь. Смотрим друг на друга в упор. Антон прищуривается и окидывает меня пошленьким взглядом с ног до головы, словно примеряясь.

— Зачем нам лишние глаза, Есень? — надвигается на меня.

— Ты что задумал, Огнев? — испуганно спрашиваю.

Делаю несколько шагов назад, пока не упираюсь ягодицами в столешницу кухонного гарнитура, и выставляю руки вперед. Защищаюсь. Ладони обжигает горячая, чуть влажная кожа. «Господи, какой же он весь упругий», — снова просыпается женская часть души. Теперь я даже в чем-то понимаю Дашу, прогуливающую пары. Этот «гранит» грызть приятнее, чем науку.

Антон склоняет голову набок и рассматривает мое вытянутое от удивления лицо. Я же зависаю на том, какие длинные и изогнутые у мерзавца ресницы. Глаза чуть покрасневшие. А еще от него вкусно пахнет зубной пастой и мужским гелем для душа.

— Ты мне секс обломала, Фюрер, — низким голосом ласково выговаривает спасатель.

— Я Файер, — шепчу, облизывая пересохшие губы.

— Это мы сейчас и посмотрим.

— Что? — пугаюсь.

— Насколько ты файер… Посмотрим.

— Антон! — вскрикиваю, когда сильные руки неожиданно подхватывают меня. — Ты с ума сошел?..

Барахтаюсь в воздухе, дрыгаю ногами как таракашка. Пытаюсь усмирить дыхание, но получается плохо.

Глава 5.1. Антон

Спустя 3 дня

Прихватив новую каску с заднего сиденья, аккуратно захлопываю дверь и морщусь. Да твою ж мать. Два неизвестно откуда взявшихся микроскопических рыжика на задней арке стирают настроение в ноль. С любовью смотрю на верную подругу «Импрезу».

Это покрытый ярко-синей пленкой, низкий «Субару» в первом поколении. Год выпуска — две тысячи второй. Под капотом — триста лошадиных сил, контрактный двигатель, турбина эф-сорок семь, усиленная коробка передач и металлические диски под золото.

Полный фарш.

Настоящий раритет и папина гордость. Сочная милфа среди остального автопрома.

Даже лечить никому чужому не доверяю. Каждую деталь этой ультрамариновой малышки перебрал, и все, что требовалось, заменил вот этими самыми руками.

Как тут продашь?

— Начальник отделения пожаловал, — смеется Санек, вразвалочку выбираясь из четырки. — Привет, Антох.

— Здорово, — киваю, открывая багажник.

Достав чистую «боевку», прячу ключи от тачки в нагрудный карман с нашивкой «МЧС» и направляюсь в часть.

Саня догоняет.

— Че нового? — спрашиваю, прищуриваясь.

— Да пиздец, Тоха. Дела хреново как никогда.

Я киваю.

Наше прошлое дежурство закончилось в целом как обычно. А в выходные мы редко встречаемся: у Сани все стандартно — комфортабельный двухкомнатный концлагерь в центре города и задиристый Фюрер с указкой наперевес. Я же парень свободолюбивый и независимый. Подобная кабала до тошноты противна.

Антон Огнев за справедливость, мужской мир и бурный секс без лишнего мозгоебства. На любое проявление женского абьюза реагирую крайне негативно.

Мозг у девушки должен быть как качественная пожарная сигнализация. Молчать и не барахлить. В случае внештатной ситуации срабатывать исключительно для того, чтобы сообщить о возгорании. Это все, что требуется. Дальше я сам.

— Я Еське изменил… — Санек грустно вздыхает.

В курсе уже. Она тоже отличилась.

— С кем это?

— Аньку Ложкину из управления помнишь? — понижает голос Малыш. Фамилия у Сани… хм… нестандартная. Прозвище как-то само собой с детства привязалось.

В голове перебираю одну сотрудницу управления за другой. Словно в компьютерной игре, отбрасывая в сторону неподходящие варианты.

— В теле которая? — вспоминаю.

— Угу.

Саня удрученно почесывает затылок.

Я почему-то злюсь. На него и на себя, что мне не по хрен.

Ясно-понятно, из-за чего Есения Училковна с катушек съехала. Променять ее на Аньку… Да это унижение похлеще тропического душа будет.

— Ты как с ней снюхался-то, Саня? — интересуюсь мрачно.

— Да ездил в отдел кадров заявление на отпуск писать…

— А отпуск, оказывается, — страшное дело, — ухмыляюсь.

— Тебе смешно. А меня Еся, можно сказать, прямо в самый разгар застукала. У меня теперь и вставать-то может не будет. Такой стресс пережил.

— Сочувствую…

Я открываю дверь и пропускаю его в бокс. Здороваюсь с парнями из другого отделения. Наши еще не подошли.

Пересменка в восемь, я всегда приезжаю чуть раньше. Не люблю опаздывать. Люблю порядок во всем.

— Каску новую купил, Тох? — спрашивает Руслан, который водителем трудится.

— Купил.

Рассматриваю блестящий белоснежный шлем с длинной пелериной для защиты шеи и прозрачным козырьком. Почти полгода посылку из Америки ждал.

— Вау. «Галлет»? Это же мечта, Антох.

— Да какая мечта? — отмахиваюсь.

— Вот это да! Ты единственный, кто может потратить месячную зарплату на шлем, — ржет Саня.

— Я тебе давно говорю, — обращаюсь к нему недовольно, — бросай свой торговик. Хватит там в тетрис целыми днями играть и шпану гонять. Делом займись.

— Тебе легко говорить. У тебя мотоциклы, — злится друг.

Я усмехаюсь. Конечно, просто повезло.

Глава 5.2. Антон

В пожарную часть люди приходят не за деньгами. Это сто процентов. Столько энтузиастов под одной крышей я никогда не видел.

Есть такая профессия — Родину защищать. А есть профессия — оберегать мирное население от огня. И мы свое дело знаем. Сразу скажу, приживаются в МЧС не все. Работа специфическая: во-первых, требует сил и выносливости, во-вторых, морально сложная. Но уж если привык — ты здесь минимум на двадцать лет. До пенсии.

Мне двадцать восемь, и на службе — последние семь из них. Давно мог бы стать начальником караула. Только вот карьерный рост — не мое. Я хочу зарабатывать по-человечески, возиться с железками в гараже и заниматься любимым пожарным делом. Тем, чему меня когда-то научили и что я хорошо умею.

А еще хотелось бы жить в свое удовольствие, а не на лопате у начальства.

Я… совсем не амбициозный. С детства так повелось и осталось.

Рабочий день начинается неспеша.

Сразу готовлю амуницию для первого выезда. Штанины натягиваю на сапоги и складываю так, чтобы можно было быстро впрыгнуть, куртку оставляю на вешалке. Каску с подшлемником и огнеупорные краги — на крючки.

Смена в пожарной части ограничена строгим распорядком дня. Это только кажется, что мы спим да в телефонах зависаем. На посту ГЗДС в присутствии начальника караула проверяем дыхательные аппараты. Затем проверка пожарных единиц и оборудования, теоретические и практические занятия, если повезет — собранный командой небольшой спортзал.

— И че мне делать с Есей, Тох? — снова пристает Саня, разматывая рукав.

Я зависаю. Ни в одном распорядке дня почему-то не значится, что делать, если на любимую девушку друга третий день стоит.

— Прощения проси, — бурчу, сжимая зубы.

— А как?

Да, едрит-Мадрид! Всему учить надо!

— Букет ей купи, Саш. Конфет. Глобус. Линейку. Ручку с красной пастой. Не знаю, че она там у тебя любит?

А лучше купи кляп и трахни эту высокомерную сучку как следует… Это уж не советую. Про себя проговариваю. Думать о причинах подобной жадности нет желания.

Зародыш качает головой так, будто только осознал чудовищность своего поступка.

— Зая меня не простит…

Выглядит удрученным. Мне становится его жалко, несмотря на то что до чертиков смешно.

Ну какая из Файер Зая? Геенна она огненная! Два дня уже в печенках.

— На хера ты тогда так? Че тебе не хватало, Сань? — срываюсь.

— Бес попутал… Я, вообще, не хотел. Все само собой вышло...

— Ну ты мне-то не рассказывай, — рассекаю воздух ребром ладони. — Я не Есения. В басни эти не верю.

— Тох. Сгоняй со мной завтра к ней, а? Зая сказала, если после смены не приеду, шмотки мои с балкона выкинет. Она может.

— Ладно, — вздыхаю, закатывая глаза.

Студентка Даша снова отменяется.

— Только это… ты ведь помнишь, что она терпеть тебя не может? — вспоминает Саня.

— Да мне по барабану. Я не «Красное и Белое», чтобы всем нравиться, — недовольно ворчу.

Диспетчер объявляет выезд, и всех ветром сдувает в бокс.

Когда уже экипированные едем на вызов, смотрю прямо перед собой и размышляю... Терпеть она не может.

И кто эту училку, вообще, спрашивает?..

Глава 6. Антон

— Здесь паркуйся, Тох. Прямо у дороги! — кричит Саня, приоткрыв дверь четырки. — Там у подъезда вечно не приткнуться.

— Лады.

Заглушив «Субару», выбираюсь на улицу и озираюсь. Мозг со смены — как подтаявшее мороженое. Реакции ноль. Распинываю желтые листья у обочины и устало вздыхаю.

Ну что ж… Есения Файер…

В моем представлении скучные дотошные училки должны жить именно в таком дворе: закрытая домами и высокими арками территория, старая убитая детская площадка и четырехэтажные сталинки кирпичного цвета.

Самый пожароопасный вид жилья, кстати. На момент их постройки, в пятидесятых, железобетонных плит в свободном доступе не было. Как результат — уже гнилые деревянные перекрытия, зашитые досками сверху и снизу. Из-за свободного пространства между ними и ветхости — вспыхивают как не хрен делать, к тому же есть высокий риск обрушений. Сколько наших пацанов на таких выездах пострадало…

— Может, ты один справишься? — спрашиваю друга, бодро шагая по лестнице.

На третьем этаже останавливаемся.

Площадка просторная. Стены, выкрашенные в ярко-зеленый цвет точно до середины. Четыре квартиры, одна дверь приоткрывается.

— Саша, здравствуйте! — ровно произносит старушка-одуванчик.

На вид ей лет сто, но дама с макияжем. Помада красная, все дела. Выглядит забавно.

— Ада Львовна, — кисло улыбается Зародыш. — Доброе утро…

— А вы ведь ко мне так и не зашли, Саша. А я все жду, жду.

— Простите. Замотался, Ада Львовна. Работа, сами понимаете. Может, вы все-таки электрика из управляющей компании вызовете?

Гражданочка только вздыхает и с интересом осматривает меня. Сверху вниз, как музейный экспонат.

Мы с Саньком оба в «повседневке» — бирюзовые брюки и такого же цвета куртки с замком и кричащей надписью на спине «МЧС РОССИИ».

Заметив грязные ботинки, милая леди морщится. Я усмехаюсь. Сам такое терпеть не могу, но перед сменой чистить обувь — для пожарного плохая примета. Типа весь день потом кататься по вызовам будешь. Ну на хрен.

— Электрика? Вызову-вызову. В понедельник, а не то беда случится. Хорошего вам дня, молодые люди, — строго произносит соседка.

Даю восемьдесят из ста: она тоже бывшая училка. Уж больно интонации смахивают.

Мрачно ей кивнув, отворачиваюсь к старой металлической двери, из-за которой появляется заспанное симпатичное лицо, обрамленное светлыми, как я знаю, мягкими на ощупь волосами.

Есения кидает недовольный взгляд на своего парня, а затем замечает меня. Ее щеки вспыхивают румянцем, пухлые губы дрожат.

Все вспоминает. Я тоже.

Оказаться обнаженным, да еще и с лютым утренним стояком перед любимой женщиной своего товарища — это неловкость максимального уровня. Стесняться мне нечего, но все же…

Было глупо. А еще возбуждающе, черт возьми. С катушек чуть не съехал. Есения Алгебровна тоже возбудилась. Платья она обычно носит свободные, но в ванной в то утро я все рассмотрел.

Там и сиськи что надо, и талия. И задница аккуратная, как люблю.

«САНЯ ДОЛБОЯЩЕР!» — снова проносится в моей голове бегущей строкой.

— А почему ты без своей подружки? — спрашивает Файер язвительно. — Я думала, вы теперь вместе везде ходите, Саш. И домой, и на улицу, и в «Бургер Кинг»…

Я прячу улыбку, опуская голову. Сучка!

— Зая, ну хватит, — удрученно просит Саня. — Антоха мне помочь вызвался.

Он боится, что ты ему уши отгрызешь и в зад вставишь, Зая Терминаторовна!..

Опершись плечом о стену, пока бывшие обмениваются утренними любезностями, молча изучаю стройную невысокую фигурку в атласной белой пижаме.

В паху становится тесно.

И снова здравствуйте!

От греха подальше перемещаю взгляд на обстановку. Просторный коридор, двери из темного дерева, обои в теплых персиковых тонах, натяжные глянцевые потолки. На стенах картины в рамках, цветы. Вход в гостиную венчают тяжелые шторы — вот это лишнее.

Неплохой концлагерь у Санька. Уютный и чистый. Домашний. Я больше уважаю современные мотивы: минимализм, светлые оттенки и открытые пространства. Это тоже профдеформация, потому что так тушить легче. Но в набитой мебелью квартире Фюрера чувствую себя вполне сносно и безопасно, конечно, если комод, наполовину загораживающий проход, убрать.

— Вот, — резко открывает неЗая высокий, встроенный в стену шкаф. — Все твои вещи. Забирайте и уходите.

На меня украдкой поглядывает. Кулачки сжимает. Нервничает.

Сумок шесть. Все разных размеров. И гантели сверху.

Санек, понимая серьезность намерений Есении, срывается на бабские эмоции и начинает тарахтеть:

— Давай поговорим, Есь. Ты должна меня понять. Просто обязана. Это все досадная случайность. Я ничего такого не хотел. Ну, прости.

— Забирай свои шмотки и вали, — указывает на дверь училка.

Разъяренная, взъерошенная. Самый сок!..

Глава 7. Есения

«Я рассталась с Сашей».

Мое сообщение, отправленное в чат «Лучшие девчонки ПЕДА», тут же набирает три красных сердечка и один ревущий смайл, который неимоверно раздражает. Мне не нужно заглядывать в список реакций, чтобы понять, кто именно из девчонок горюет по моей несостоявшейся личной жизни.

В чате нас семеро. Мы все в одно время постигали труды великих педагогов на разных факультетах, но общий университетский турслет, состоявшийся на первом курсе, навсегда нас объединил.

«Умничка. Я тебя люблю. Все будет хорошо», — пишет моя Ленка.

Я благодарно улыбаюсь.

«Ты просто королева, Есения», — сдабривая сообщение золотистой короной, отвечает Гульнара, учитель химии из девяносто седьмой школы.

«Спасибо, девочки».

«Я бы бросила Саню еще после того, как ты упаковку от шаурмы в машине нашла. Дело ли — в одну каску сожрать? Я Рюмину такое не прощаю», — шутит Снежка. Она педагогом не стала. Удачно вышла замуж за своего однокурсника со спортфака и сейчас в декрете.

У Снежи и Стаса Рюминых годовалая дочка плюс четвертый месяц беременности. Это для меня лично больная тема. Я не завидую, за друзей безумно рада, но просто… Кому-то, чтобы забеременеть, надо пройти все круги ада и больнючую лапароскопию в придачу, а другие, забыв о предохранении на грудном вскармливании, получают неожиданные две полоски на тесте.

Несправедливо как-то.

«А что произошло? Я, как всегда, все пропустила, девочки», — спрашивает Настя.

«Он мне изменил».

Всхлипнув, отправляю очередной бумажный платок в мусорку и завариваю себе зеленый чай с медом. Слез с каждым часом становится все меньше, а учитывая, что квартира после экстренного сбора Сашиных вещей просто кричит, умоляя о генеральной уборке, занятие на ближайшие три часа у меня имеется.

Честно скажу, женская часть души дрогнула. Сердце чуть не выскочило из груди прямо на пороге. Жалость накрыла, захотелось все простить. Забыть. Здесь и сейчас. Но потом я вспомнила, как Саша в то утро опустился до страшных оскорблений и обвинил меня в несостоятельности как женщину.

Такое не прощают, если это не последний «вагон», а я уверена, что «поезд жизни Есении Адольфовны Файер» набирает ход. Впереди столько всего замечательного. Увиденное в ванной комнате Антона Огнева только подтвердило мои оптимистичные мысли.

Щеки вспыхивают от пережитого стыда.

Этому спасателю явно есть чем гордиться. Саша со своими сантиметрами там и рядом не стоял, как бы пошло это не прозвучало.

Горячий чай обжигает горло. Я ставлю кружку на стол и снова перечитываю сообщения.

От Женьки и Сашки — двух сестер-близняшек с филфака, укативших сразу после выпуска в Москву — никаких реакций не жду. Они давно в жизни чатика не участвуют, а вот Оксанка Королева уже две минуты что-то усиленно печатает.

Черт.

Моя заклятая подруга и староста на все случаи жизни отличается собственным полярным мнением, которое обычно вываливает без зазрения совести и при полном отсутствии такта. Натура такая.

«Ну не знаю, Есения. На мой взгляд, ты поторопилась. Александр — достойный человек, у него хорошая профессия и стабильный доход. Может, стоит поискать проблемы в отношениях? В себе? Ты сама говорила, что не всегда уделяешь ему внимание, часто психуешь по мелочам. Ни один мужик такое терпеть не станет».

Задержав дыхание от возмущения, я смахиваю переписку и иду туда, где поддержка всегда безоговорочная. …В общем, открываю другой чат.

«Самые лучшие девчонки ПЕДА без душнил».

В участниках нас трое.

Без приветствий остервенело печатаю:

«Я в шоке, девочки! Она серьезно? Или издевается?»

«Не обращай внимания, мусик» — успокаивает Гулечка.

Следом выливается сладкий мед для моих глаз от Ленки:

«У самой отношений-то толком не было, а свои пять копеек всегда надо вставить. Не слушай, Еська, ты на правильном пути. Долой Зародышей!»

На минуту расслабляюсь, а потом раз за разом перечитываю оскорбительное послание от Королевой. В душе слепящий раздрай. Вдруг я и правда во всем сама виновата?

Потоком вываливаю на Гулю и Ленку свои сомнения. Девчонки обсуждают.

«Тебе надо к моей гадалке сходить. Помнишь? Она таро раскладывает, отличный специалист. Грамотный. С образованием».

Таролог с образованием? Усмехаюсь.

«Ой, Лен. Это та, к которой ты пришла со списком вопросов про пятерых молодых людей? Она еще долго смеялась и сказала, что такой крупный опт в ее карьере впервые?» — напоминаю.

Слезы сменяются хохотом.

«Подумаешь. Зато я сразу про всех все поняла и пошла дальше, — продолжает Ленка. — А тебе надо развеяться, Есь. Сегодня суббота. В баре «Джеймс», кстати, вечеринка с бесплатным алкоголем для девочек. Пойдем, а?»

Бар, вечеринка, алкоголь — это что-то на непонятном, свободном от серьезных отношений языке. Почти иностранном. Я так давно нигде не была, что в моем гардеробе даже нарядов подходящих нет. Одни скучные платья для школы висят.

Глава 8. Есения

Вкусное шампанское в «Джеймсе» сегодня льется сбивающей с ног рекой.

«Главное, берега видеть, Есения», — рациональный мозг напоминает. Работа педагогом накладывает свои отпечатки: чуть зазевался — и твои фотографии уже в городском новостном паблике, а добрые люди рассуждают на тему того, что для учителя такое поведение неприемлемо.

Бр-р-р. Будто мы не люди вовсе. И не умеем отдыхать, любить…

И нам никогда не изменяют.

— За тебя, Есения Адольфовна, — Ленка произносит тост и поднимает мерцающий в полумраке бокал. — Любви тебе крепкой, горячей. Больше никаких зародышей, только сильные, оформившиеся во всех местах самцы.

Я смущаюсь.

И почему на этих словах сразу вспоминаю не какого-нибудь известного голливудского актера, а одного пожарного с замочной скважиной на спине?..

— Скажешь тоже, Лен, — коротко поглядываю по сторонам и поправляю бретельки, сцепленные сзади на шее. — Где бы их взять? Оформившихся…

Подруга смотрит на меня так, будто оценивает стоимость для перепродажи. Я отчего-то даже спину выпрямляю.

Взгляд Лены одобрительный. Наряд мне правда к лицу.

Облегающая шелковая юбка цвета молочного шоколада плавно переходит в квадратик ткани, прикрывающий живот и грудь. Спина и плечи, о ужас, полностью обнажены. Лифчик под такое платье не вписывается, но я же не Сашина крок-мадам, могу себе позволить.

Сжимаю зубы от злости. Невыносимо больно становится.

Уже собравшись в бар, долго сомневалась… Это тот случай, когда платье тебе идет, а ты ему — вроде как не очень. Слишком уж я скованная. Такой образ надо носить уверенно и дерзко, а мне парень изменил с Крошкой-картошкой — и самооценка стремительно пробивает дно.

Лена дожидается, пока диджей закончит проигрывать очередной сет и в перерыве продолжает:

— Где взять, где взять… «Тиндер» не предлагаю. Такого добра, извините, в каждой поликлинике. Только языком чесать умеют. И вовсе не в тех местах, где полагается…

Мы с Гулей переглядываемся и прячем улыбки.

— Ты, главное, как встретишь кого, сразу проверяй, — наказывает Лена.

— А как? — удивляюсь.

— Ну всему тебя учить надо… Самое главное у мужика нынче что?

— Хм… Член? — смущенно уточняю, заговорщицки придвигаясь к центру стола и облизывая пересохшие губы.

В груди что-то вспыхивает и жжется. Ленка ошарашенно округляет карие глазищи.

— Матерь Божья, Пресвятая Богородица. А ты горячая штучка, Адольфовна… Кто бы знал?

— Сама спросила, — невозмутимо отпиваю шампанское.

— Это тоже, Есения. Но я про другое…

— Опять про натальные карты, Лен? — спрашивает Гуля, хихикая.

— Ой, я вас умоляю. Натальные карты — вчерашний день, девочки. Мужики научились и тут обманывать. Они сейчас прошаренные пошли. Янку с нашего филфака помните?

Одновременно киваем.

— Так вот. Вышла замуж за рака, а он, гад…

— Изменил? — спрашиваю испуганно.

— Умер? — прикрывает рот рукой Гуля.

— Хуже, девочки! Близнецами оказался.

— Лена, блин…

Я умру от смеха. Ленка не унимается:

— А Яночка уже и совместимость, и ректификацию времени рождения сделала. Кучу бабок в этого козла вложила.

— Разве она не видела дату рождения в паспорте?

— Ай, видела, конечно, — машет рукой подруга. — Июнь с июлем спутала…

Мы снова хохочем. Так заливисто, что парни за столиком справа оборачиваются. Один из них, тот, что помоложе, — долговязый блондин — с тех пор как мы пришли, все время пялится на меня. Это раздражает. Ему и двадцати, наверное, нет. Что с ним делать? Результаты ЕГЭ обмусоливать?

— Так что главное-то в мужике? — сонно спрашивает Гуля. — Ты так и не сказала.

— Главное, девочки, в двадцать первом веке — когда нет проблем с ФССП.

— Боже. Это что-то из эзотерики? — выдыхает Гуля.

— Да если бы, — закатывает глаза Ленка. — Это Федеральная служба судебных приставов. Покруче всяких астрологов расскажет, подходит тебе мужчина или нет. Если у него долги там или алименты — на фиг надо.

Бедные мужики. Со всех сторон обложили!

Мы заказываем еще по бокалу шампанского и гуськом отправляемся на танцпол. Двигаться в такт под современные песни непросто. К тому же я глазами стыдливо ищу своих выпускников. Нервничаю, все время проверяя бретельки на шее.

Подрыгавшись минут десять, возвращаемся за столик.

— Девчонки, привет! — тут же окликает мужской голос.

Подняв лицо, вижу того самого долговязого с другом значительно старше. Лет так на пятнадцать.

«Как мило, — улыбаюсь в бокал. — С папой пришел знакомиться».

«Папа» качает головой в такт негромкой музыке и подмигивает мне, хлопая по плечу не сводящего с меня глаз «сыночку»:

Глава 9. Есения

Тоскливая песня, под которую мы осторожно касаемся друг друга, заканчивается как-то быстро. Больше не разговариваем. Я закрываю копилку с эмоциями на замок и стараюсь ничего не чувствовать.

Иначе можно сойти с ума.

Одновременно с этим дико злюсь на певицу. Не могла повыть подольше?..

Диджей включает фоновую музыку. Мы с Антоном замираем посреди танцпола и около минуты не двигаемся.

— Пойдем? — не сводя с меня глаз, спрашивает он.

Я неловко отступаю.

Моя рука утопает в сухой, теплой ладони и я снова, как легкая бумажка на ветру, плыву через толпу за широкой спиной, обтянутой сверкающей от софитов белой футболкой.

«Господь Всемогущий, что я творю?» — в голове только один вопрос.

«Ты творишь глупости!» — вопит придавленный харизмой спасателя математический склад ума.

«Это приятные глупости, Есения!» — дьявольски прекрасным голосом добавляет сердце, переехавшее на время медленного танца в низ живота.

Девчонки и добрая половина зала с интересом смотрят на нас.

Ленка Антона, естественно, сразу узнает, а вот Гульнара с Сашиным другом пока не знакома. Она хлопает глазами и смотрит на Огнева как на в кои-то веки закупленные в кабинет химии новые пробирки и реактивы. В общем, смотрит так, будто такого чуда не видела давно.

Ревность, мирно спящая годами, неприятно царапает горло.

У стола я нерешительно кусаю губы, переминаюсь с ноги на ногу и мысленно обещаю расцеловать Ленку, после того как она любезно приглашает Антона присоединиться к нам. Он, быстро ошпарив меня взглядом, кивает и отправляется к барной стойке за своим шотом из нескольких стопок на деревянной подставке.

Я не отвожу глаз от высокой фигуры, пробирающейся к нам через танцпол.

Усевшись слева от меня, Огнев откидывается на спинку дивана и замечает немного не прикрытую верхом платья часть моей груди. В зеркале это выглядело не вульгарно, но сейчас уже сомневаюсь.

Наверное, это все слишком для скучной учительницы. Моя жизнь долгое время была понятной и монотонной. Сейчас в ней произошел взрыв, и я словно потеряла ориентиры — что хорошо, а что не очень.

Мне нужно время, чтобы разобраться.

— Ты забыла надеть кофту под фартук? — Антон тихо интересуется, расставляя ноги пошире.

Твердое бедро теперь по-хозяйски упирается в мое. Наши плечи тоже приветливо трутся друг об друга.

Как уж тут разобраться?

С трудом поднявшееся на место сердце с аритмией и одышкой валится обратно.

— Это платье, — скромно поправляю, подтягивая бретельку. Локтем задеваю каменный торс.

Вздрагиваю.

Да чтоб тебя!..

— Оно из «Икеи»? Тебе деталей так конкретно не доложили, ты в курсе?

Я лишь закатываю глаза. Ленка предлагала скрепить мои идеальные полушария скотчем, как это делает Джей Ло, но я отказалась.

Как обычно бывает в женской голове, мысли тут же выстраиваются кривой болезненной цепочкой: Джей Ло рассталась с Беном Аффлеком, а Есения Файер с Александром Зародышем.

Все мужики — козлы. И дело вовсе не в фамилии.

Снова грущу.

— Я — Гульнара, — берет на себя инициативу подруга и тянется бокалом через стол.

— Антон.

Он хватает стопку с огненно-красной жидкостью, вежливо чокается с Гулей и, кивнув нам с Ленкой, опрокидывает содержимое в себя.

Не закусывает и не запивает.

Не мужик, а ходячий тестостерон.

— А кем вы работаете, Антон?

— Эм-Че-Эс, — проговаривает по буквам.

Гуля, кажется, в восторге.

— Ой, мамочки, вы пожарник?

Отпустив смешок, слушаю стандартный в таком случае ответ:

— Я пожарный. Пожарники жгут, а пожарные тушат.

— А-а-а… ясно, — отчего-то краснеет на последнем слове Гуля. — Как… романтично!

Мы с Ленкой понимающе переглядываемся.

Амуниция пожарного весит столько, что в стиральную машинку целиком не помещается, если добавить к этому постоянные дежурства, командировки и оклад в двадцать восемь тысяч рэ, романтический флер жизни со спасателем сразу развеивается.

— А если сейчас начнется пожар, вы нас спасете, Антон?

— Гуля-я-я, — стонем мы с Ленкой в голос. — Хва-тит.

Огнев же, потирая подбородок, серьезно осматривает помещение, складывает руки на столе и спокойно произносит:

— Все зависит от очага возгорания, но… если здесь начнется пожар, процентов восемьдесят, что мы не дойдем до выхода. Скорее всего, задохнемся от дыма в районе барной стойки. В помещении гораздо больше людей, чем следовало бы.

— Антон, — выдыхаю, нахмурившись.

— Все хорошо. Ты только не бойся… — подмигивает мне.

Глава 10. Есения

— Анто-он, — тяну на выдохе, пока он поворачивает меня к себе и мягко подталкивает к стене.

Возбуждение пронизывает, искрами роится и выходит из меня рваным дыханием. Желание сродни наваждению. И со мной такое тоже впервые.

Мощное тело нависает сверху, глаза Антона темным янтарем блестят в полумраке.

— Хочу тебя пиздец как, — бесстыдно признается, склоняясь к губам.

Первый поцелуй — словно в доказательство сказанного — до сладкой судороги безумный и обжигающий.

Током бьет.

Горячий язык толкается в меня без приглашения, об этикете и важности прелюдии Антон явно не в курсе, потому что вместе с варварским захватом моего рта, он продолжает тискать грудь. По-мужски. Даже по-медвежьи.

Я, чтобы не анализировать ситуацию, прикрываю глаза и отключаю разум.

Могу я хоть раз в жизни побыть глупым Олененком? Что здесь такого? Чем я хуже той же его Даши?

В последнее время мы с Сашей превратили секс в операцию по оплодотворению. О своем удовольствии я даже не думала. Каждый раз, когда он кончал в меня, я жалобно молилась, чтобы кто-то из сперматозоидов добежал до моей упрямой яйцеклетки и сделал меня, черт возьми, наконец-то беременной.

— Ан-тон! — вскрикиваю, взмывая в воздух.

Оштукатуренная стена неприятно царапает обнаженную спину.

Мужские руки грубовато оглаживают бедра. Между нами — пьянящий запах алкоголя и вседозволенности. От этого в промежности вот-вот рванет: окончательно себя отпускаю. Скрещиваю ноги на подтянутой заднице и доверчиво обнимаю могучую шею.

Антон, принимая капитуляцию, задирает платье и заводит ладони под белье.

— Наживую хочу. Можно? — спрашивает, на секунду прекращая кусать мои губы.

Я резко открываю глаза. Нет, конечно. Я же не дура.

— Не бойся, Есь. Без защитного костюма я давненько в пожарах не участвовал.

Не давая подумать, он дергает замок на ширинке и приспускает джинсы. Сдвинув влажное белье, толкается в меня. Вместе с удовольствием тело пронизывает животный ужас.

Другой мужчина во мне.

Другой.

Я же не думала об этом всерьез. Огнев вполне устраивал меня как порнокартинка, которую хорошие девочки обычно рассматривают и скептически морщатся.

Антон приподнимает мои ягодицы, член практически выскальзывает, и я недовольно хнычу, а вновь почувствовав приятное натяжение, слабо вскрикиваю. В экстазе задираю футболку, чтобы ощутить, как напрягаются мышцы на рельефной спине.

Подстраиваюсь под сумасшедший темп. Вспыхиваю свечой. И гасну. Звуки секса приглушаются звуками влажных поцелуев.

Боже.

Это… немыслимо так меня трахать. У стены. В полной темноте. Без всяких ухаживаний. Чтобы перейти к этому этапу с Сашей, ему понадобилось немало потрудиться. Огнев же учебную программу прошел экстерном.

Внизу живота становится все жарче и жарче, я отключаюсь, чувствуя в голове приятную легкость, накатывающую волнами и в итоге перерастающую в мощное землетрясение с потопом в промежности.

Антон прикрывает мне рот рукой, не давая пикнуть. Шумно дыша, совершает последний толчок, содрогается и замирает. Кончает в меня, придурок?!

Влагалищные мышцы все еще сокращаются, сознание спутанное, но я всячески пытаюсь вырваться.

— Ты кончил в меня? — злобно шиплю. — Совсем придурок?

— Прости. Я задумался, — отвечает он без малейшего намека на сожаление.

Между нами завязывается борьба, в ходе которой я награждаю его упругие ягодицы ударами острых шпилек. Но у Антона Спасателя Огнева оказывается не болевой порог, а целая болевая перегородка.

Бесчувственный пожарный.

— Отпусти меня, — требую всерьез.

Пытаюсь спрыгнуть на пол, но кто бы мне дал!

Крепко удерживая мое подрагивающее тело, Антон стягивает кроссовки и отправляется в спальню.

— Огнев! Отпусти меня быстро, — всхлипываю, проезжаясь пальцами по коротко стриженному затылку.

— Ага, бегу и падаю, — выдает. — Ты привыкла, что все тебя слушаются, да?

Положив меня на кровать, быстро стягивает повисшее на талии платье и стринги. Сжав их в ладони, смеется:

— Все время думал, какое у тебя белье… На училку не тянет, Фюрер.

Он… думал об этом?

— Ты маньяк, — шепчу, прикладывая ладони к горящим щекам.

Двигающийся силуэт в темноте говорит о том, что Антон раздевается. Делает это, как и полагается пожарному, максимально быстро, а потом тянется к светильнику.

— Не-ет! — испуганно кричу.

Поздно, конечно.

Мягкий свет теперь красиво обволакивает наши обнаженные тела. И напичканные стыдом глаза абсолютно некуда девать, приходится смотреть на своего любовника, который с медленным, действительно маниакальным удовольствием разглядывает мое разъяренное лицо, шею и покрывшуюся алыми пятнами грудь.