Огонь. Она не твоя....

1

Changer pour que l'amour explose

En millions de pétales de rose

Pour qu'il n'y ait pu jamais dans nos cœurs autre chose,

Changer...*

За окном громыхнуло, и тьму над городом разрезала слепящая молния. Яркая вспышка озарила деловой центр: строгие линии стеклянных небоскрёбов, влажный асфальт набережной и тёмную гладь медленно текущей Исети, отражавшую городской свет. Молния, отразившись в окнах башен, словно ненадолго выхватила город из рутины, пробежалась бликами по офисам на верхних этажах и исчезла, оставив за собой только глухой гул.

Альбину это выдернуло из задумчивости. Она сделала быстрый глоток густого эспрессо, переключаясь с тревожных мыслей на предстоящее утро. Телефон, с утра раздражающе вибрировавший, был переведён в беззвучный режим — больше не хотелось слушать ни уведомления, ни звонки.

Она подняла взгляд на тех, кто входил в её кабинет — просторный, светлый, с панорамными окнами, из которых открывался вид на центр города, широкие улицы и медную крышу Оперного. Кабинет находился на 34 этаже стеклянной башни «Исеть», в самом сердце делового квартала, где офисы соседствовали с бутиками и ресторанами с мишленовскими амбициями.

Вошли восемь человек — костяк её команды. Их обувь бесшумно ступала по мягкому ковру. Элегантные костюмы с безупречным кроем, туфли, которые стоили как хороший отпуск, часы, украшения — ничто не выбивалось из образа уверенных в себе и своём месте людей. В их взглядах было всё: опыт, холодная расчетливость, усталость и блеск цинизма. Они умели работать — жестко, без сантиментов, но безупречно.

Никто не суетился. Каждый занял своё привычное место за овальным столом переговоров — так было уже много лет, и никто это не обсуждал. Всё происходило спокойно, почти ритуально. Секретарь принес кофе и чай, и расставил чашки точно и молча, как в дорогом театре, где каждая деталь выверена до миллиметра.

Как обычно, последним вошёл Дима. Альбина не смогла не усмехнуться: он, как всегда, проигнорировал дресс-код, явившись в выцветших джинсах, белоснежной рубашке и кроссовках, которые стоили как чья-то месячная зарплата. За внешней небрежностью скрывались тонкий вкус и инвестиции в стиль — вещи были не просто дорогими, а подобранными до мелочей. Он быстро прошёл к своему месту по правую руку от неё и, не сказав ни слова, швырнул на стол несколько папок. Их взгляды пересеклись — лёгкая улыбка, еле заметный кивок: союз, проверенный временем.

Одним движением Альбина включила огромный экран на стене. На нем замигали окна видеосвязи — к совещанию подключались пятеро участников из других городов. Лица, окружённые тем же холодным светом офисов, замерли в ожидании.

— Утро добрым не бывает, коллеги, — сказала Альбина, перебрасывая ногу на ногу. — Давайте сразу к делу. Что у нас нового и поганого?

- Ну что сразу так-то, Альбина Григорьевна, - улыбнулся Виктор, руководитель отдела политики, - у нас все…. Стандартно.

— Это, Вить, у вас стандартно в Новосибирске кандидат обосрался на пресс-конференции на всю область? — ледяным тоном поинтересовалась Альбина, не отрывая взгляда от планшета, куда ей только что пришла подборка мемов с упомянутым "героем".

Виктор ухмыльнулся, как человек, которого уже трудно чем-то удивить.

— Работаем с этим, — отозвался он, откинувшись на спинку кресла. На нем был идеально сидящий тёмно-синий костюм с тонкой полоской, из-под рукава виднелись золотые часы. Голос его был спокоен, но сдержанно раздражён. — Кать, — повернулся он к экрану, где на одной из панелей появилась девушка в строгом пиджаке и с хвостом, затянутым так туго, что придавало ей почти военную выправку.

— Космонавты запущены, Виктор Анатольевич, — моментально отозвалась Екатерина, выдав профессиональную улыбку. — Альбина Григорьевна, интернет мы подчистили, кампанию по сливу информации в паблики запустили. Этого дебила отмоем, почистим, заставим текст выучить наизусть и сдадим репортёрам. Он у меня к пятнице программу помощи детям будет знать лучше, чем как его маму зовут.

В комнате раздалось несколько сдержанных смешков. Альбина холодно усмехнулась, отложив планшет.

— Переломай ему ещё коленные чашечки и после встречи — вырви язык, — негромко произнесла она, постукивая массивным кольцом Cartier по деревянной поверхности стола. — А остальные интервью дашь сама. Пусть на видео только рот свой поганый открывает, дебилушка, а звук потом наложим.

На экране Екатерина кивнула с легким смешком:

— Идея хорошая, Альбина Григорьевна. Но нам ещё с избирателями встречаться. Я на следующую неделю запланировала выезды по коррекционным школам. Пообщается с электоратом, так сказать, поднимет социальные темы.

Альбина прищурилась, подумав.

— Найми тогда ему дефектолога, - сварливо отозвалась она. - И пусть по офису ходит с орехами в пасти — тренируется дикцию. И это, — она сделала пометку на планшете, — запланируй пару ДДИ.

— Зачем? — Екатерина искренне удивилась, моргнув. — Там наших избирателей нет. Там одни брошенки, да ещё и несовершеннолетние.

Альбина откинулась в кресле, поставив локти на подлокотники и сцепив пальцы в замок.

— Перебьём один скандал другим. Тема яркая, скандальная и тяжёлая. Дави на эмоции, Кать. У вас в округе баб до ебеней хрени, а бабы — существа жалостливые. Им бы эмоций побольше, да мозгов поменьше.

2

Ярославцев внимательно смотрел на Альбину, пока они не остались наедине. В её глазах отражалась усталость, смешанная с той же упрямой решимостью, которую он знал с тех самых пор, как всё началось. Семь лет прошло с того момента, как они вдвоем покинули родной город, оставив за спиной не только обветшалую однушку, проданную Димой, и небольшие, наскребённые Альбиной накопления, но и куда более тяжёлый груз — предательство близких, боль, унижение. Они ушли не просто с мечтой начать новую жизнь — они ушли отомстив.

Семь лет изнурительного труда. Семь лет, когда силы казались на исходе, когда каждый новый проект мог стать последним — физически, морально, финансово. Альбина моталась по всей стране, от одной безнадёжной затеи к другой, берясь за самые рискованные, грязные, токсичные задачи, которые другие обходили стороной. Потому что за них платили. Потому что отказываться было нельзя. Потому что каждую победу они вырывали зубами — и выигрывали.

Её креативность, умение вывернуть безвыходную ситуацию в свою пользу, соединялись с его аналитическим умом и инженерной чёткостью — вместе они были почти непобедимы. Но не только талантами — их союз держался на чём-то более мрачном: холодной расчётливости, жестокости и полной беспринципности. Они не стеснялись идти по головам — потому что знали: проигравших не жалеют, а победителей не судят. Этот девиз стал их внутренним кодексом.

— Хреново выглядишь, — пробормотал Ярославцев, всматриваясь в бледное лицо подруги, в тени под её глазами, едва прикрытые макияжем. — Может, пора сделать паузу?

— Закончим этот цикл — и уеду, — отозвалась она, не поднимая головы от кипы распечаток и планшета. Пальцы быстро перелистывали страницы, будто от этого зависела её жизнь.

— Я слышу это уже семь лет… Свежо преданьице, — вздохнул он, машинально потирая губы указательным пальцем — старый жест, оставшийся с тех далёких времён, когда его лицо ещё носило шрам от заячьей губы.

Того юноши давно не существовало. Исчез и зажатый, неуверенный в себе мальчишка, и даже обаятельный, ранимый 24-летний парень. Остался только он — мужчина с прямым, тяжёлым взглядом, широкими плечами и ослепительно синими глазами, которые когда-то смущали людей, а теперь — подавляли. От дорогих костюмов он давно отказался: предпочитал джинсы итальянского кроя и мягкие, но дорогие футболки, подчёркивающие фигуру. Он больше не прятался. Ему не нужно было.

— Варя, — женщина нажала кнопку селектора. — Принеси мне кофе. И воду.

— Какая это по счёту чашка за утро? — лениво поинтересовался Дмитрий.

Альбина подняла на него глаза, в которых уже давно обосновалась хроническая усталость.

— Четвёртая...

— А потом снова будешь жаловаться на бессонницу и мигрень, — усмехнулся он, с притворной укоризной качая головой.

— Уже, — выдохнула она, с силой отшвырнув от себя бумаги. Тонкая стопка с хрустом распалась по столу. Она откинулась на спинку кожаного кресла, прикрыв глаза на секунду — позволив себе слабость.

- Аль, ты что такая дерганная? – Ярославцев навалился руками на стол, наклоняясь ближе к ней. – Что-то не так? И почему ты третий раз отказываешься от перспективной и…. что уж врать, легкой работы? Только не заливай мне сейчас про Илону, ладно? Она все равно не сможет охватить всю область, там выборы на всех уровнях. И уж точно не ври про то, что ты бы с ней не договорилась… Вы друг друга всегда с полуслова понимали.

Альбина молчала, пока Варя не вошла с подносом — кофе, бутылка воды, и зелёный чай для Димы. Она кивнула, поблагодарила и пододвинула к себе чашку.

— Нам работы мало? — отрезала она, отпивая кофе. — Не хочу распыляться. Особенно сейчас.

— Аль... — он сделал паузу, всматриваясь в неё пристальнее. — Знаешь, как тебя называют за глаза?

— Проще сказать, как не называют, — усмехнулась она, не поднимая взгляда. — Всё остальное уже слышала.

— "Королева лжи", — тихо сказал он. — Не просто потому что ты пользуешься новостями — ты их создаёшь, Аль. Ты режиссёр всего, что происходит вокруг. Но мне врать не надо. Не сейчас. Что не так с этой работой?

- Дим… заебал… честно! Не хочу я! Не хочу туда лезть! Там поле Илонки, пусть она и играет….

Договорить Альбина не успела – снова завибрировал телефон на столе. Она бросила быстрый взгляд и чертыхнулась.

- Что с тобой, Аль? ты третий раз за утро срываешься, как шифер с крыши....

- Мать звонила уже три раза, - Альбина высыпала на ладонь таблетки и проглотила, запивая водой из стакана.

- И что ей нужно? – в голосе Ярославцева послышался лед.

- Полагаю экзорцизм. Ну или новый денежный перевод. Не знаю, Дим. Обычно она так дает мне знать, что у нее кончились деньги. Я пересылаю, и мы забываем друг о друге на пол года. Идеальная схема наших внутрисемейных отношений.

- Что не так в этот раз? - Дима облокотился на широкий стол руками, глядя на Альбину невероятными синими глазами.

- То, что деньги я ей перевела еще на прошлой неделе. Должна бы отвалить. Поэтому вариант Б: вызываем инквизиторов, - она резко встала и хлопнула папками по столу.

За окном сверкнула молния. Снова зазвонил телефон, оглашая кабинет женщины тяжелой симфонией похоронного марша.

3

Выходя из широких, тяжёлых дверей зала заседаний областного правительства, Альбина чувствовала, как внутри неё начинает закипать злость — вязкая, концентрированная, сдерживаемая усилием воли. На лице, как всегда, оставалась идеальная маска: доброжелательная улыбка с оттенком яда, к которой все уже привыкли и которую мало кто осмеливался игнорировать. Стремительным, уверенным шагом она прошла по коридору, отстукивая каблуками по отполированному мрамору. Мозг уже был занят следующим ходом, а тело — на автопилоте, машинально кивая и улыбаясь встречным.

Её совершенно не интересовало, что Виктор, застрявший где-то позади, пытался одновременно нагнать её и отмахиваться от охотящихся за ним чиновников и советников, которых хлебом не корми — дай урвать минуту внимания.

- Яйца бы оборвать этим дебилам, - высказалась, наконец, Альбина, когда они оказались наедине в закрытом пространстве лифта, нетерпеливо выстукивая длинными ухоженными ногтями по металлическим перилам. – Сука, опять затягивают внесение этих поправок….

- Наши IT клиенты будут недовольны…. – прокомментировал Виктор.

- Капитан очевидность, - фыркнула женщина. – Витя, какого хрена?

- Хотят денег…

Альбина повернулась к нему:

— Я, по-твоему, похожа на внебрачную дочь Алтушкина? — ледяным тоном поинтересовалась она. — Блядь, запускай информационную кампанию, Витя! — ее ярость хлестнула, как плеть. — Её ещё вчера надо было запустить. Вчера! До этого убогого мюзикла, который они устроили под видом совещания! А не теперь, когда они сидят и жуют сопли! Мне что, тебя учить, как воздух раскачивать?

Виктор чуть отступил вглубь кабины, подняв руки в примиряющем жесте:

— Оу-оу-оу, Альбина Григорьевна, давай без жертв среди союзников, с таким настроем, пойдем к губернатору, ты его как грелку порвешь и будет нам счастье. Ты такой злой была только когда у нас кандидат с собственным спойлером на камеры подрался. Давай спокойнее… Время терпит, до рассмотрения еще несколько недель. – Бросил быстрый взгляд на свои Audemars Piguet. – Опять затянули совещание больше чем на час…. – констатировал он.

Они вышли из лифта и быстро пересекли холл, выходя из здания прямо под холодный, пронизывающий ливень.

- Ну что за блядская погода для весны, а? – вздохнул Виктор, раскрывая свой зонт над собой и Альбиной, пока шли до машины.

Альбина не ответила, поджав губы и в очередной раз сбрасывая телефонный звонок. За последние две недели она делала это с завидной регулярностью.

- Что у нас есть на этих…. – чуть более спокойно спросила она уже в машине, когда Виктор, проклиная погоду сел за руль.

- Чего нету – найдем, - ответил он, заводя свой Audi. – Что не найдем – придумаем.

- Я скажу Диме, чтоб своих ребят на этих мартышек натравил, - согласилась Альбина, отворачиваясь и глядя в окно. – Itшники платят нам слишком хорошо, чтобы мы просрали их заказ. Поправки должны быть внесены и приняты на ближайшем заседании, - она ухмыльнулась. – Поднимем IT отрасль в области….

И с силой сжала телефон.

Виктор прищурил свои зеленые глаза, украдкой бросая взгляд то на сидевшую рядом женщину, то на телефон в ее руке.

- И кто тебе так давление поднимает последние две недели? – как бы невзначай спросил он, делая музыку в машине чуть громче.

- Приветы с того света, - Альбина не собиралась скрывать своего недовольства. – Веди машину, Вить, и дай мне подумать.

— Я-то не против, — пробормотал он, поправляя ремень и чуть ослабляя галстук. — Но ты стала злее вурдалака. Самой не надоело?

Она повернула к нему голову с такой скоростью, что он чуть не вздрогнул.

— Ты что, исповедником моим заделался, Вить? — рыкнула Альбина.

— Ладно-ладно... — поднял он руки в примиряющем жесте, в глазах промелькнула смешинка. — Если хочешь меня покусать — могу подставить пятку. Но остальных-то не трогай. Они уже боятся к тебе заходить. Даже Варя.

И он был прав, Альбина сама это ощущала всем своим существом. Звонки матери били по нервам, стучали по вискам, вызывая головную боль и жуткое раздражение. Деньги она перевела почти сразу после разговора, и на несколько дней забыла о проблеме. Но мать позвонила снова, плача прося еще средств – Эльвире нужен был дорогостоящий уход. Альбина прищурила глаза и послала мать по известному маршруту. Та позвонила снова – Альбина вызов сбросила.

А после, дней через семь, звонки начались с пугающим постоянством, словно мать решила взять дочь измором. Альбина сбрасывала – мать звонила. Она снова сбрасывала – Анна неустанно повторяла свои попытки.

За этот день пропущенными оказались уже пять звонков.

В офис женщина вошла уже изрядно на взводе.

- Альбина, - Ярославцев перехватил их с Виктором около ресепшна, - есть разговор….

- И не один, Дим…. – рассеяно ответила она. – Пойдемте в кабинет…. Витя….

- Вить, - обратился к Казанцеву Дмитрий, - будь другом, повремени. Дай нам поболтать наедине с генеральной?

Альбина удивленно подняла голову на друга, но ничего не сказала, только нахмурилась. Виктор ожидающе смотрел на нее, пока она не кивнула, подтверждая слова Ярославцева.

4

Анна словно ждала звонка, ответила сразу.

- Альбина….

- Анна, если ты еще раз позволишь себе побеспокоить хоть кого-то из моего окружения, - без предисловий начала женщина, дернув щекой, - я поставлю твой номер в черный список и навсегда удалю из своей жизни. Теперь к делу?

- Альбина, дочка, я виновата перед тобой, я знаю, - голос Анны дрожал в трубке. – Но мне нужна помощь….

Альбина коротко рассмеялась, выпрямляясь в кресле.

- Какой сюрприз, Анна! Прям неожиданность…. А то тебе раньше что-то другое требовалось….

Она резко выпрямилась, поставив локти на стол. Её глаза были холодны, губы сжаты в тонкую линию. Ярославцев, сидевший напротив, едва заметно поморщился, поджав губы и опустив взгляд. Одним лёгким движением он показал, что она перегибает — что надавливает сильнее, чем нужно. Но Альбина не обратила на это внимания. Или не захотела.

- Аля…. Дочка…. Прошу тебя… умоляю… Альбина…. Я не знаю что делать….

- Тоже мне новость… Анна, так и будешь причитать? Из отведенных для разговора с тобой 10 минут три уже истекли. Ближе к делу, крокодильи слезы меня не волнуют.

- Аля… я совершила ошибку…

- И не одну…

Анна на секунду замолчала, собираясь с мыслями.

- Аля…. У Эльвиры есть ребенок, дочка…

- С ее образом жизни удивлена, что не пять, - равнодушно пожала плечами женщина, потирая лоб.

- Это… - голос матери стал совсем тихим, словно она боялась признаться, - это ее ребенок и …. Артура. Девочка….. ей сейчас чуть больше шести лет….

Всего лишь на долю секунды у Альбины потемнело в глазах, но она быстро подавила это безобразие и бросила быстрый взгляд на друга. Дмитрий сидел неподвижно, чуть подался вперёд. Лицо его побледнело, но оставалось внешне спокойным. Слишком спокойным. Словно… он знал. Словно это не было для него неожиданностью.

— Меня это как касается? — произнесла Альбина ледяным, мёртвым голосом. Каждое слово звучало, как выстрел.

— Послушай… — голос матери дрогнул, и в нём появилось что-то отчаянное. — Когда на Элю напали… ей сильно ударили по голове. Проломили череп. Она в коме, в больнице. А Настенька — она сейчас со мной. Она знает меня, Аля. Она ко мне тянется, она меня любит, хоть её глазки от слёз не просыхают… Для Эли Настя была всем. Светом, счастьем, смыслом. И, поверь, Эльвира… она изменилась. Очень. Она… она сожалела. Сильно. За всё, что сделала. За то, как с тобой поступила. Она хотела всё исправить…

— Анна, — глухо произнесла Альбина, проверив экран телефона, — осталось четыре минуты. Не трать их на паузы и сопли.

На том конце провода мать, казалось, споткнулась о собственные эмоции. Голос её дрогнул, срываясь то на шёпот, то на всхлипы:

— Для Эльвиры… нужны операции… сложные… уход, обследования… Я… — она судорожно вдохнула, — я истратила всё, что было. Все накопления. И то, что ты перевела… но этого недостаточно. Аль… я… я взяла кредит… но ты же понимаешь, сколько мне дадут. Инвалид… одна… И я…

— Пошла просить денег? — спокойно, без удивления догадалась Альбина, приподняв бровь и откидываясь в кресле. — То, что ты умеешь лучше всего, правда, Анна? Клянчить. Просить. Унижаться, когда нужно, и делать это красиво. К кому на этот раз?

Наступила тяжёлая, затянутая пауза. А затем, почти неразличимо, мать выдохнула:

— К Ярославу…

Имя упало между ними, как камень в воду, и разошлось глухими кругами по комнате. Альбина машинально потянулась к запястью, поправила серебряный браслет с кошками — тот, который носила, не снимая, уже несколько лет. Глаза её на мгновение потемнели.

— Ну конечно, — процедила она себе под нос. — А к кому ещё-то, в самом деле…

— Понимаешь, — попыталась продолжить Анна, — после свадьбы… Артур сразу подал на развод…

— Вы, простите, ожидали чего-то другого? — с ядовитой мягкостью уточнила Альбина. — Верности? Вернувшейся любви? Преображения?

— А через неделю… — голос матери стал еле слышным, — выяснилось, что Эля беременна…

Альбина прищурилась, на губах появилась лёгкая, насмешливая улыбка.

— Не повезло Артурику, — медленно протянула она, тихо прицокнув языком, а у самой в животе словно ком льда образовался. — Какой неловкий поворот событий…

— Аля… когда Эльвира попыталась ему сказать… он не стал слушать. Он… — голос Анны вновь дрогнул, — он бросил ей на стол сто долларов… на аборт. Он наговорил ей тогда много всего…

— Ну а Эля, конечно, решила рожать, — перебила Альбина, уже не скрывая горькой иронии в голосе. — Вдруг, думает, Артурик, глядя на младенца, растрогается. Узнает в нём себя — или ее, или чёрта лысого, — и в припадке благородства, как истинный рыцарь, упадёт перед ней на колени. "Ах, это всё происки твоей злобной старшей сестрицы, я всё понял! Прости меня, Эля, я всё испортил, но теперь я готов исправить — вот тебе кольцо, платье, карета, карты, счета, дом за границей..."

Она замолчала на секунду, потом усмехнулась.

— Так, Анна? Я всё верно описала? Или у вас был альтернативный сценарий? Хотя, в крайнем случае, можно было бы стрясти с него алименты — не маленькие, между прочим. Особенно если пустить это в прессу: красивую, сочную, эмоциональную драму. Ты же умеешь, ты бы справилась.

5

Дмитрий молча смотрел на Альбину, не говоря ни слова. Его красивое лицо было угрюмым и замкнутым. Как всегда, он машинально водил пальцем по губам, глядя на ходящую из стороны в сторону женщину.

- Так все и оставишь? – наконец, поинтересовался он.

- Ты все знал, да? – круто обернулась она от окна и ее серые глаза потемнели от гнева. – Ты знал, что Эльвира родила? Знал, что ребенок от Артура?

- Да. Мать сказала, - он не стал отпираться, поправляя на руке Hoblot.

- Давно знал?

- С самого начала. Когда она еще к матери переехала, беременная. Мама тогда, помнишь, дом продавала, но жила еще в деревне. Видела и Эльвиру с животом, и то, как Ярослав приезжал. Сроки совпадали, Аль, а измены не было – мы с тобой оба это знаем….

- И мне ты ничего не сказал….

- А что бы это изменило? Ты бы сожалела о том, что сделала на свадьбе? Или…. Аля или возненавидела ее еще сильнее? – он обернулся к ней и посмотрел в упор, не собираясь прятать глаз.

- Моя жалость, Дима, - зло отрезала Альбина, - утекла в унитаз… семь лет назад…. В офисе «Миита-строй». С кровью и душой! И кому как не тебе это знать!

- Но Эльвира этого не знала, Аля! Никто, кроме меня не знал! И нет, я не осуждаю тебя, но я задаю себе один вопрос, единственный: девочка сейчас в чем виновата? Она потерла мать…. Давай будем честными, и ты и я уже справки навели: у Эльвиры нет шансов…. Вообще ни на что! Она фактически сирота, потому что мать – овощ! В прямом смысле слова! И не ври мне, что ты не узнавала, знаю, что знаешь! Она ходит под себя и так и будет дальше, сколько бы бабла не влили Анна или ты, или Ярослав. Девочка пойдет в систему. Анна не сможет стать опекуном: у нее возраст, инвалидность, старый дом и полная бесхребетность. Она разве что и могла всегда хорошо, так это перекладывать ответственность на других!

- Ярослав заберет ублюдка, только и всего, - скрипя зубами ответила Альбина.

- Ярославу дела нет до девчонки! Он сбагрит ее на мамок-нянек. Она его не знает, а Анну знает и любит. И Анна, при всей ее глупости, девочку обожает. Она все эти годы рядом с ней была…. Она ее на руках вынянчила, выкормила. Она ей матерью была намного лучшей, чем вам обеим.

Альбина пораженно смотрела на друга.

- Ты все это время…. Дима…. Ты ее до сих пор любишь? - вдруг вырвалось у женщины. – Даже после предательства? Даже после….

Ярославцев взгляда снова не отвел.

- Твою мать…. Дим, ты ебанулся? Вокруг тебя сотни умных, красивых женщин, а ты до сих пор любишь эту проблядь, которая никогда тебя ни во что не ставила? – она всплеснула руками, не зная то ли смеяться, то ли плакать.

- На себя посмотри, - буркнул он, потирая лицо.

- Я. Не. Люблю. Артура! – отчеканила Альбина, выделяя каждое слово и с силой шлепнула по столу ладонью. Дорогое кольцо коснулось поверхности с глухим стуком. – Мне. Плевать. На. Анну! Мне. Плевать. На. Этого ребенка! И я не влезу в спор с Ярославом из-за этих…. Хочет новую игрушку – пусть забирает! И не благодарит!

Дмитрий медленно поднялся из кресла — движение было спокойным, но в этой внешней уравновешенности чувствовалась нарастающая внутренняя буря. Его ладони с тихим, но весомым звуком легли на лакированную поверхность стола, отражая в идеальном глянце дрожание мускулов на предплечьях. Он немного помолчал, словно проверяя собственную решимость на прочность, будто собирался прыгнуть с высоты в бездну, где не было страховки.

- Значит, Аль, - ответил тихо и уверенно, нисколько не пугаясь ее гнева от которого вздрагивали даже ее клиенты – люди богатые и властные. – Влезу я.

Он смотрел на неё прямо, не моргая. Его голос, низкий, без повышения интонации, словно обнажил меч и аккуратно положил его между ними.

В глазах Альбины, цвета ртути, вспыхнул холодный блеск — они напоминали теперь два тонких, наточенных стальных клинка, разрезающих пространство между ними. Атмосфера в офисе, некогда строгом и выверенно спокойном, теперь наэлектризовалась до предела, как перед грозой. Они стояли, разделённые лишь широким, светлым столом для совещаний — безликой границей, на которой шла негласная дуэль.

— Я тебя уволю… — прошипела она, каждый слог звучал, как укус, ядовитый и личный. — Я не поставлю под удар то, что собирала по крупицам семь лет, из-за мелкой тварины…

— Ты забыла, Аля, что сорок процентов компании — мои, — холодно, почти безучастно напомнил он, не двигаясь с места. Он говорил ровно, как хирург, выносящий приговор.

— Ты не посмеешь…

— А ты проверь, Аля… — его голос теперь был ледяным, бледность лица стала почти мертвенной, но это не было признаком страха — это была концентрация. Он не отступал, не сдвинулся ни на миллиметр, словно врос в пол, как бетонная плита.

— Ты… Ты меня меняешь на… На кого? Дима? — голос её предательски дрогнул, — На кого ты готов променять меня, нашу жизнь?

— На совесть! — отрезал он, будто швырнул в неё камень. — И я не собираюсь менять, Альбина. Я люблю тебя больше всех на свете, но я прошу тебя хотя бы съездить и постараться понять, что там происходит. Зачем Ярослав заитересовался ребенком, который все эти годы ему был не нужен? Я бы понял, если бы это сделал Артур, но тот вообще знать не хотел и не хочет про девочку!

6

В мягком, полумраке ночного рейса бизнес-класса, где гул моторов служил фоновым шумом для уставших душ, Альбина, удобно устроившись в широком кресле, лениво пролистывала информацию, собранную аналитическим отделом. Планшет светился холодноватым светом, отражая едва заметные морщинки у глаз и отблеск жемчужного лака на ухоженных ногтях. Изящные туфли Jimmy Choo она без церемоний сбросила, поджав ноги под себя, словно была дома, а не на десяти тысячах километров в воздухе. Пространство вокруг — полностью их, чужих нет, да и стюардессы интуитивно держались на расстоянии.

Дмитрий, устроившись рядом, с видом полного равнодушия полулежал в кресле, прикрыв глаза, но по сжатию челюсти и лёгкому движению пальцев было ясно — не спит. Просто ждал, когда она заговорит.

— Не начиталась ещё? — лениво осведомился он, не открывая глаз.

Альбина раздражённо фыркнула, отодвинув планшет и потянувшись, словно сбрасывая с плеч усталость. Её шёлковая блузка слегка задралась, обнажив тонкую полоску кожи над поясом брюк.

— Не понимаю, — буркнула она, глядя в иллюминатор, за которым ночное небо уже начинало сереть, подёргиваясь первыми намёками на рассвет. — На хрена козе баян!

— Что именно? — Дима приоткрыл один глаз, наблюдая, как она устраивается в кресле, подогнув под себя ноги, как кошка.

— За последние годы Ярослав — самый сильный игрок в строительном бизнесе. Он как танк по своим конкурентам прошёлся, вытеснив почти всех… — она зевнула, прикрывая рот ладонью, — ещё и в соседние регионы влез. Играет на федеральном уровне….

На мгновение её голос стал сухим, аналитическим, лишённым эмоций — привычная маска деловой хищницы.

— Не могли взять билеты на утро? Почему на ночной?

— Ты сказала на ближайший… Взяли, что было в бизнес-классе. — Дмитрий потянулся, затем жестом подозвал стюардессу. — Видела, у него сложности с городской администрацией?

— Ага, зато с областной — любовь-морковь, — фыркнула она, вновь заглянув в планшет. — Губернатор сам мэра едва терпит. Следующие выборы через два года… Ярослав, думаю, упрочит представительство и в Думе, и в областном парламенте. И на федеральном у него связи — что надо. Нда… — она задумчиво почесала нос. — Не радужный расклад. Он в области — царь и бог. Плохо, Дим… Но зачем ему никому не известная девчонка, про которую он и не думал шесть лет?

— Может, личное? — предложил он, глотая первый глоток только что принесённого кофе.

— Личное? У Ярослава? — Альбина усмехнулась уголком рта, не глядя на него. — Пошутил, да? Дим… Он никогда ничего не делает просто так, под влиянием эмоций. Можешь мне поверить. Что у нас по Артуру?

Дмитрий откинулся назад, скрестив руки на груди. Его тёмные волосы слегка растрепались, но он выглядел так, будто ему всё равно — хоть самолёт, хоть переговорная.

— Ну, он уже семь лет живёт в США. В Лос-Анджелесе. Уехал практически сразу после… хм… свадьбы. Примерно недели через три, когда получил на руки свидетельство о разводе с Эльвирой.

— Чем занимается?

— Да ничем особенным, Аль, — пожал плечами он. — Компания у Артура в Штатах, зарегистрирована как LLC. Поставки и аренда строительного оборудования, в основном для подрядчиков на местном уровне. Обороты — около двух миллионов в год. По американским меркам — крепкий средний бизнес, но не гигант. Основана, разумеется, не им — Ярослав вложился через цепочку юрлиц, чтобы не светиться напрямую. Сейчас Артур — номинальный владелец. Полный пакет. Но на деле — компания часть схемы. Ярослав через неё выводит деньги из России: "оплата за логистику", "консультации", "лицензии". Всё выглядит чисто, а деньги уходят за границу без лишнего шума. Компании сотрудничают, да. И регулярно. Артур — просто безопасный канал. Женат, дочь, вторая беременность. Живут в пригороде Чикаго. Внешне — идеальная картинка. Но за фасадом всё контролирует Ярослав.

— Всё страньше и страньше, — усмехнулась Альбина, щёлкнув ухоженными пальцами, как будто подытожив спектакль абсурда, разыгрывающийся на её глазах. Она небрежно забрала у него чашку, сделала глоток и, не отрывая взгляда, продолжила: — У Ярослава уже есть внучка, скоро появится ещё один наследник. Я бы поняла, если б других детей не было в семье. Но тут-то с чего вдруг такая настойчивость? Почему именно эта девочка? И — особенно — от такой матери, как Эльвира? Артуру-то, похоже, вообще на девчонку наплевать....

- Судя по всему - да. Он, судя по всему, слышать о ней не хочет...

- Ярослав уже подал документы на опеку?

— Пока нет, — спокойно ответил он, — по крайней мере, информации об этом нет ни в системе, ни в окружении. Формально ему сначала нужно добиться признания Эльвиры недееспособной — а это дело только через суд, и не за один день. Плюс восстановление родства: с юридической точки зрения, он пока никто. А процедура — сам понимаешь — не из простых.

Он поднял палец, словно подчёркивая главное:

— Но! Аль… ты же понимаешь, как это работает. Один звонок, один щелчок пальцев — и органы опеки выстроятся в шеренгу. Они скажут и подпишут всё, что Миита им укажет. Он не спешит, потому что может себе это позволить. Двигается медленно, выверенно. Область у него — в кармане.

— А у нас тут — никого… — Альбина прикусила губу, глядя перед собой. — Чертовски неприятный расклад.

7

Анну они ждали в лобби-холле, вяло перебрасываясь редкими фразами. Альбина чувствовала себя не комфортно. Расположившись около панорамного окна, выходящего на улицу, где все так же лил дождь, она то и дело рассматривала прохожих, спешащих под зонтами по своим делам.

Ярославцев листал присланные документы, периодически сообщая начальнице новости. Но мысли обоих были далеки от работы.

Чувство дискомфорта росло в Альбине, как заноза, загнанная слишком глубоко: казалось бы, всё идеально — кресло мягкое, кардиган тёплый, прическа безупречна, макияж — выдержан, как всегда. Но внутри всё ползло, двигалось, сжималось — какая-то внутренняя нервная дрожь, которую невозможно было вытравить ни кофе, ни привычной отстранённостью.

На низком кофейном столике перед ними стояли две чашки — одна с тонкой корицей на пенке, вторая — чёрная, как ночь за стеклом. Они были почти нетронуты. Остывающие, как и сам разговор, как и всё, что витало в воздухе между ними. Нерешённое. Застарелое. Обречённое.

Анна вошла в лобби, словно в чужую страну, где не знала языка, обычаев и, самое главное, — своего места. Она ступила на сверкающий мрамор с такой осторожностью, будто опасалась, что тот не выдержит веса её старых, давно вышедших из моды сапог. Её взгляд, быстрый, тревожный, метался по сторонам: слишком много света, зеркальных поверхностей, холёных лиц, глянца, запаха дорогого парфюма и кофе — всего того, что неизменно сопровождало места, где решались большие деньги и холодные судьбы.

Она чувствовала себя нелепой, как забытая в витрине луженая кукла. Поношенное пальто, сшитое ещё в прошлом десятилетии, казалось особенно унылым на фоне остро скроенных пальто из кашемира и шелковых шарфов, небрежно перекинутых через плечо. Рядом с ней проходили мужчины в костюмах, которые стоили больше, чем её месячный доход, женщины в туфлях на тончайших каблуках, с сумками, цена которых звучала бы для неё как насмешка. Она сразу почувствовала взгляды. Не открытые, нет — здесь никто не позволял себе прямого презрения. Но взгляды были. Скользящие, скользкие, с прищуром, с лёгким поднятием бровей, с этой особенной смесью недоумения и почти благожелательной жалости, как если бы в вестибюль оперного театра зашла продавщица семечек.

Маленькая ручка, застывшая в ее руке, тоже сжалась сильнее.

Альбина, повинуясь тихому замечанию спутника, подняла голову и посмотрела на мать. Ее серые глаза сверкнули холодом, но лицо не дрогнуло. А после она перевела взгляд на маленькую фигурку, так же растеряно жавшуюся к Анне, как она сама растеряно озиралась по сторонам, выискивая глазами старшую дочь.

Анна узнала скорее не Альбину, которую не видела семь лет, а Дмитрия, который, чуть сжав губы и бросив беглый взгляд на подругу, поднялся с кресла, жестом приглашая женщину и девочку присоединиться. На девочке его глаза задержались чуть дольше, но не выражали злости, скорее любопытство смешанное с теплотой.

Чего нельзя было сказать об Альбине.

Она по-прежнему сидела неподвижно, словно глыба льда, не намеренная таять ни под взглядами, ни под фактами. Она смотрела на ребёнка, как смотрят на источник проблемы, которую ещё предстоит разложить по пунктам. Там не было враждебности — но и не было ни капли принятия. Для неё девочка пока была ничем — строкой в деле, каплей в грязном прошлом, неразгаданной переменной в уравнении, которое она предпочла бы не решать. И только внутри, глубоко в самом нутре, что-то неприятно царапнуло, точно кошка коготок вонзила.

Анна, наконец, сделала шаг. Один, второй — не отпуская маленькую руку, которую чувствовала всё более отчётливо. И девочка шла рядом, прижимаясь к бабкиной одежде, тихо, не плача, но в каждом её движении читалась тревога.

- Доброе утро, - тихо прошептала она, робея перед дочерью, которую никак не могла узнать. Перед сильной, стильной, хищной и опасной женщиной, сидевшей в кресле и даже не подумавшей встать, чтобы приветствовать мать.

- Зачем ты притащила с собой это? – ледяным тоном спросила Альбина, не дав себе труда даже поздороваться. – Я велела тебе приехать одной.

Дмитрий едва заметно вздохнул, и глазами велел Анне сесть. Та бросила быстрый благодарный взгляд мужчине, и села напротив Альбины, на самый краешек кресла. Девочка сильнее прижалась к бабушке, пряча маленькое личико у той на плече.

— Аля… я… — начала Анна неуверенно, отчаянно подбирая слова, — мы… Мне не с кем было её оставить… Мы сейчас живём у Эльвиры, в квартире… и в городе у меня нет никого… А у Эли не было друзей и…

— В том, что твоя дочь не умеет дружить, Анна, я убедилась ещё семь лет назад, — отрезала Альбина, холодно усмехнувшись. В её тоне скользнуло нечто ядовитое и острое. — Её подружки сдавали её с такой лёгкостью и мстительностью, что даже меня это тогда удивило. Что, Анна, не знала? Я не была первой, с кем Эличка поступила подобным образом. Так что — не удивлена. Сукой была, сукой и осталась.

— Аля! — Анна вскинулась, голос её стал резче. — Здесь же ребе… — но договорить не смогла. Один взгляд. Один медленно поднятый изгиб тонкой, безупречной брови — и слова застыли в горле, как лёд. В этом взгляде было всё: угроза, презрение, сила. И абсолютная власть.

— Меня вообще мало колыхает, кого ты с собой притащила, — отмерила Альбина, чеканя каждое слово с ледяной точностью, не сводя взгляда с лица матери. Её голос не повышался — он бил точно в цель. Девочка вздрогнула, её хрупкое тельце сжалось, и она обняла бабушку обеими руками, словно не только ища в ней защиту, но и пытаясь защитить её саму.

8

Альбина сидела в одиночестве у окна, словно часть интерьера этого безупречно оформленного ресторана — изысканного, полного стекла, блеска и приглушённого света. Всё в её образе — от строго сдержанной осанки до выверенной грации движения — выдавало женщину, давно приучившую мир подстраиваться под себя. Она не суетилась, не всматривалась в меню, не озиралась в поисках официанта. Она уже сделала выбор — и знала, что этот выбор будет исполнен идеально.

За панорамным окном раскинулся городской пейзаж: высотки , затянутые хмурым облачным светом, казались серыми глыбами в молочной пелене дождя. Где-то внизу, в суете улиц, торопились люди, но здесь, на высоте, царила отстранённая тишина, в которой каждый звук — лёгкий звон бокала, шелест салфетки — казался тщательно выверенным аккордом. Огни города отражались в серой тягучей воде Камы.

Альбина прищурилась, будто прислушиваясь к музыке за пределами слышимого, и едва заметно улыбнулась — уголком губ, лениво, но не без смысла. Словно отметила что-то приятное в собственных мыслях или — в чужом внимании. Она не оборачивалась, но знала: на неё смотрят. Не просто взгляд — весомый, обволакивающий, мужской. Знакомый. Тот, в котором не было неуверенности, но было желание. И память.

Она сделала неспешный глоток белого вина — лёгкого, прохладного, с тонким минеральным оттенком. Тонкое стекло бокала, как и сама она, держалось изящно и властно. Её взгляд скользнул вдоль линии горизонта, пока она позволяла себе молчаливую игру, игру, в которой тело говорит за разум, а молчание весит больше слов.

Мужчина, наблюдающий за ней, не отводил взгляда. И этот взгляд был не жадным, не вульгарным — он был внимательным, как у коллекционера, который увидел утерянный артефакт, когда-то принадлежавший ему. Он смотрел с паузой, с акцентом: сначала на лицо — тонкое, с чёткими скулами и высоко поднятой линией бровей; затем по шее — плавной, гордой, гладкой, словно резанной из фарфора; оттуда — на вырез темно-синего платья, сдержанно откровенного, подчёркивающего не столько тело, сколько ее силу. Плечо — обнажённое, округлое, чуть повернутое. Руки — изящные, хрупкие, с тонкими запястьями, на одном из которых сверкал тонкий браслет белого золота. Пальцы — безупречные. Идеальный, нейтральный маникюр, без показной кричащей роскоши. Всё — про точность, про контроль, про стиль.

Альбина знала, что делает. Она давно знала, как обращаться с мужским вниманием — особенно тем, которое имело вес. Она чувствовала его, почти кожей, как чувствуют взгляд в темноте. Она позволяла ему скользить по себе, зная, где притормозить жест, как повернуть голову, как чуть задержать руку на бокале, чтобы подчеркнуть изгиб запястья. Она не флиртовала — она вела диалог на ином, куда более сложном уровне.

- Позволишь? - услышала, наконец над ухом то, что ожидала. Чуть повернула голову, улыбаясь одними губами и молча кивнула.

Ярослав, только что покинувший свой столик и оставивший там спутника, сел напротив нее. Несколько мгновений оба смотрели друг на друга, словно два хищника. А затем, почти не сговариваясь, улыбнулись друг другу.

- Невероятно рад тебя видеть, - Миита жестом подозвал официанта и быстро велел тому принести обед и для себя.

- Так рад, что несколько дней твои помощники меня откровенно динамили? – усмехнулась Альбина, приподнимая тонкую бровь.

Ярослав нахмурился.

- Вот только не говори мне…. – хрустально рассмеялась она.

- Вот заразы, - выругался он, быстро набирая сообщение на телефоне, и судя по выражению его по-прежнему красивого лица, кого-то вечером ожидал лютый пиздец. – Прости, Альбина, вышло действительно не красиво.

- Проехали, Ярослав. Я же нашла способ тебя увидеть, все остальное мелочи.

- Невероятно приятный способ, - улыбнулся он, снова скользнув взглядом по ней. – Выглядишь незабываемо…

— А тебя, видимо, даже гравитация побаивается, — отозвалась Альбина, крутя ножку бокала между пальцами и невольно рассматривая его: темные глаза, с сетью морщинок, волосы в которых седины стало чуть больше, но при этом она его совершенно не портила, все такое же подтянутое, уверенное лицо и массивная высокая фигура. — Сколько тебе сейчас, напомни? Если мне не изменяет память — пятьдесят два?

— Будет. Через месяц, — усмехнулся он чуть в сторону, даже не пытаясь скрыть удовольствия от её точности. — И не верю, что ты могла забыть дату.

— Ты отлично сохранился, — сухо, но не без уважения, заключила Альбина, отпив из бокала и вернувшись к нему взглядом, в котором уже теплилось нечто, гораздо более опасное, чем прямая угроза — интерес. Сдержанный, продуманный, осознанный.

Ярослав не отводил глаз, и в воздухе между ними, тонком и прозрачном, как воздух на верхнем этаже дорогого ресторана, начал складываться новый диалог — не в словах, не в мимике, а в том напряжённом пространстве, где двое всё ещё взвешивают: союз или бой.

- Ты проделала длинный путь из Екатеринбурга, чтобы обменяться со мной комплементами, Аль? В разгар сложных избирательны кампаний?

Альбина снова рассмеялась.

— Ого… Значит, всё-таки знаешь, — протянула она, не скрывая удовлетворения.

— Конечно, малышка, — ответил он с тем же оттенком нежно-насмешливого покровительства, который в иных устах звучал бы оскорбительно, но в его — был лишь ещё одной формой власти. — Твой доклад на Питерском форуме три года назад заставил заёрзать многих, особенно тех, кто до этого полагал, что контролирует повестку. Я, признаться, даже начал опасаться за твою безопасность — уж слишком уверенно ты наступила московским бонзам на их ухоженные хвосты.

Плюшка от ИИ

Снова поигралась с ИИ. И надо же, вполне интересный результат.