1.
Стрела ударила рядом с жертвой. Не убила — вспугнула.
Косой встрепенулся и дал деру, петляя, что есть мочи.
Кирра́на, перекинув лук за спину, стремглав рванула следом — это чуть ли не с детства привычная игра. Наслаждаясь чувством свободы, гибкостью и скоростью собственного тела, она, что лисица, преследовала зайца, непременно стараясь коснуться рукой мягкой шерстки. Неслась, огибая рыжие стволы сосен, перепрыгивая через коряги, пригибаясь под ветками. Охотница преследовала зверя, с каждым шагом сокращая расстояние. Загоняя. Не давая роздыху.
Мощный прыжок. Нога нашла опору на зеленом ото мха поваленном дереве. Подгнившая древесина треснула, но легкая как лань девушка уже рысью распласталась в воздухе. Кувырком приземлилась на укрытую хвоей землю, одновременно дернув косого за длинное ухо. Тот, весьма удивленный таким поворотом событий, заложил новую петлю, убегая прочь. Игра закончилась. И на этот раз охотница победила. Смеясь и тяжело дыша, она осталась сидеть на месте.
Вдруг что-то послышалось, и Киррана мгновенно напружинилась, одним движением поднимаясь на ноги. Осмотревшись, сняла лук и тихо прислонила к стволу ближайшего дерева. На лице расплылась хищная улыбка.
Едва слышно хрустнула ветка.
Кира тут же обернулась на звук.
Чуть дальше вспорхнула птица.
Пригибаясь, охотница бесшумно двинулась вперед. Теперь ничто не напоминало ту безумную гонку. Неслышно было ни шагов, ни дыхания. Движения стали текучими, как у лесной кошки. Охотница даже втянула ноздрями воздух, вмиг изменив направление поисков. Нырнула в заросли лещины, что в обилии росла у самой опушки.
И все же момент нападения она едва не пропустила.
Ми́кор налетел ураганом.
Удар. Еще один. Еще. Заблокировав все, отскочила назад, разрывая расстояние. Снова вперед — в атаку. Подсечка. Не прошла. Кира повелась на обманное движение и оказалась на лопатках.
— Девчонка, — шутливо протянул друг, подавая руку.
Охотница приняла помощь, но не смогла удержаться от шалости:
— Сам такой!
Она резко дернула руку на себя, одновременно прянув в сторону.
Теперь уже парень оказался на устланной хвоей земле. Несколько иголок застряло в темных, непокорно торчащих ощетинившимся ежом волосах. Кира уперлась коленом в мужскую спину и потянула, выворачивая руку сильнее.
— Ай! Вот я тебе!
Микор извернулся ужом, высвобождаясь из захвата. Охотница не успела отскочить и полетела, зацепившись ногой за торчащий корень. Парень тут же оказался сверху:
— Вот я и говорю — девчонка, — друг продолжил привычно подтрунивать. — Тебе бы репу сеять, коров доить, да за вышивкой вечера просиживать.
Кира дернулась, но он крепко держал ее руки. Не то что она не знала, как освободиться, но не использовать же против друга запрещенный прием? Микор же рассматривал ее находящееся так близко лицо. Жадно наблюдая, как кровь гуляет, украшая щеки румянцем. Как ветерок играет мелкими прядками русых волос, выбившихся во время схватки. Любуясь часто вздымающейся под рубахой небольшой грудью. Приоткрытым ртом, жадно вдыхающим воздух...
Неожиданно для себя парень решился. Резко наклонившись, прижался к губам подруги, срывая поцелуй, на который не давали разрешения. Кира, захваченная врасплох, на секунду застыла. Потом дернулась молодой кобылкой, скинув с себя парня.
— Эй! Ты чего?
— Ты мне нравишься, Кир, ужели не знаешь?
Друг откатился и лег на спину, мечтательно вперившись темными глазами в бегущие по небу облака. Кира топнула ногой:
Продолжение и все остальное на Л и т го ро де я есть в в к и те ле г е
— А если и знаю, чай не Киаланы Заступницы ночь! Целоваться он вздумал!
— Ой, и чего? Вон посмотри на Люту с Лами́той. Что ни вечер — крадутся в овин. Почитай вся деревня про то знает, да посмеивается.
— У них сызмальства уговор. Никому и дела нет, что они там обжимаются.
Кира, надувшись, отвернулась. Отчего-то было тревожно на душе, и ее взгляд уже который раз обратился к тропе, ведущей в деревню. Ка́ррон Защитник до сих пор не появился. Это было странно.
— Да и мы ж с детства вместе. Опора́фий одобряет. Твоя мать не против. Моя тоже была за.
Парень чуть сник, вспомнив почившую прошлой зимой тетку Олену.
— Вижу, ты у всех спросил, кроме меня!
Кира резко повернулась. Ее лицо горело от негодования, глаза гневно сверкали. Микор невольно залюбовался подругой. Какая краса выросла из долговязой девчонки! От деревенских Киру отличала особая стать: тонкая талия, гибкий, будто у кошки, стан. А кулаки на что сильные! И пусть ее грудь не столь пышна, и округлости пока угловаты, сейчас никого, кроме нее, не существовало для Микора. Даром что парни, обсуждая девок, говорили за глаза: «Не родит, уж больно худая. Странная, что с девкой делать, когда она мужские портки предпочитает? Охотится, что добрый мужик, а мне за нее козу доить?» Микор-то знал, злословили те, кто успел получить тумаков на гуляньях. Так обычно и заканчивались все попытки строптивую Кирку потискать.
Глава 2
1.
— Е-е-ду-у-т! Едут!
Загодя высланных гонцов опередила стайка вездесущих мальчишек, что неслись во весь опор по улице, разнося весть.
Деревенские высыпали из изб, торопясь, собрались на площади, где рос старый дуб. Как один нарядились в лучшие одежды из беленого льна. У девушек на шее разноцветьем играли бусы, вышивка на сарафанах сверкала бисером. Парни похвалялись удалью, балагурили, шутили и заигрывали с девками. Те хихикали, особенно бойкие острили в ответ. Приезд нового Защитника — чем не повод для праздника? Но радовались далеко не все. Старшее поколение, всматриваясь в околицу, вполголоса делилось тревожными мыслями.
Наконец, у горизонта заклубилась пыль, а, спустя несколько мгновений, показался маленький отряд. Староста Опорафий махнул рукой, и вперед вынесли традиционный каравай. Защитник, входя в свои новые владения, должен преломить хлеб, показывая, что прибыл с миром. Позже он должен будет провести особый ритуал, обещая верой и правдой защищать вверенную ему землю и людей. По древнему обычаю клятва эта скреплялась кровью невинной девы — Девы-Клятвы, выбранной всей деревней.
Каравай на белом, расшитом петухами рушнике держала в руках Апраксия, мать Глафиры. Сама Глафира, белокожая, ладная, с длинной темной косищей толщиной в руку — первая красавица в Золотых Орешках, была бледна и, вопреки обыкновению, не шутила вместе со всеми. Приструнив свой острый язычок, скромно стояла рядом с матерью, потупив взор. Лишь изредка черные очи сверкали, когда она украдкой поглядывала на дорогу из-под белой кисеи, прикрывавшей лицо. Глафира только накануне шепнула подружкам, что удостоилась великой чести быть избранной Девой-Клятвой, и теперь те бросали на счастливицу завистливые взгляды. Это льстило, но ей все равно было до жути страшно. Защитник — это не в ночь Киаланы-заступницы с любимым миловаться. Мать увещевала: если удастся понести сразу, да родить Защитнику сына, вся семья не будет горя знать, а сама она — Глашка, возможно, даже переберется в столицу.
На столицу взглянуть страсть как хотелось, потому Глафира старательно гнала прочь страхи и дурные мысли.
Наконец, трое всадников на статных породистых лошадях въехали в деревню. Не останавливаясь, во весь опор пролетели улицу и осадили лошадей, обдав пылью Апраксию вместе со злосчастным караваем.
— Ой, не нравится мне это, — прошептала Анасташа, крепче сжав руку Киры. — Не так Каррон в деревню прибыл, совсем не так! Был один. Коня вел в поводу. Поздоровался с людьми честь по чести. — Она покосилась на задрожавшую, точно осиновый лист на ветру, Глафиру.
Всадник во главе прибывшего отряда выглядел внушительно, если не сказать больше. Статен, широкоплеч, да иных-то Защитников и отродясь не водилось. Никто еще не встречал косого или сутулого. Он был наделен той самой мужской красотой, которой отличались все обладатели силы Керуна. На вид — уже не юн, зим эдак тридцать-тридцать пять. Из-под шапки выбились короткие пряди, светлых как пшеничный колос, волос. Ни бороды, ни усов не носил, но щеки и подбородок покрывала короткая щетина. Высоко поднятая голова, холодный взгляд, в котором безошибочно угадывалась сильная воля и привычка повелевать. Глаза презрительно глядели поверх голов. Одет был богато: дорожный кафтан, расшит бисером и подрублен собольим мехом, на ногах сапоги тонкой выделки, на поясе — украшенные каменьями ножны. К вычурному седлу, под стать дорогущей сбруе, приторочен свернутый кольцами кнут, похожий на сартожский. Буланый под ним прял ушами и бил копытом, будто и не отмахал столько верст.
Пришелец молча окинул собравшихся холодными глазами и, вздохнув, скривился, уставившись на старосту. Посчитав это сигналом, Опорафий шагнул вперед и, низко поклонившись, произнес:
— Приветствуем тебя в Золотых Орешках, Паси́та Защитник.
Пришелец брезгливо хмыкнул и заговорил:
— Я — Пасита тин Хо́рвейг. Черви, не знаете, как следует встречать своего господина?
По толпе прокатился гул. Удивленно вскинув брови, Опорафий пожевал губами, усилием подавив вспыхнувшее в душе возмущение. Обернулся и обвел потяжелевшим взглядом народ. Слегка развел руками, как бы говоря: «Новая метла по-новому метет». И, по-стариковски крякнув, тяжело опустился на колени, подавая остальным пример. Кира заметила, как один из сопровождавших Защитника людей, сунул другому монету. Народ зароптал, мужики хмурились и переглядывались. Не привык тутошний люд гнуть спину перед пришлыми.
Пасита испустил нарочито тяжелый вздох:
— Вижу, многому вас придется учить.
Он спрыгнул с коня, бросив поводья одному из слуг, и направился к толпе, невежливо оттолкнув в сторону оказавшуюся на пути Апраксию, отчего та едва не выронила каравай. Точно цепные псы следом верхами двинулись хмурые сопроводители. По виду — чистые разбойники. Под колючим взглядом нового Защитника жители медленно опускались на колени, пачкая праздничные одежды в пыли. С лиц сбежали улыбки, и на площади воцарилась гробовая тишина.
— Ох, быть беде! — прошептала Анасташа, усердно потянув Киру вниз.
Охотница, нехотя, поддалась, исподтишка зыркнув на Микора. Упрямец продолжал стоять, гордо вздернув подбородок — теперь уже один из всех. Пасита осмотрел склонившую головы толпу. Заметил бунтаря:
— А я смотрю, в деревне и дурачок имеется? — Он тихо засмеялся и обернулся к своей свите. Те поддержали его, дружно осклабившись. Посерьезнев, Защитник спросил, чуть подавшись вперед: — Парень, ты глухой?
Глава 3
1.
— Адепт Наарро́н, Адепт Нааррон!
В келью без стука ворвался запыхавшийся служка. Совсем юный — на вид не больше тринадцати зим, долговязый, нескладный. Ученическая хламида на нем болталась и явно была велика, будто с чужого плеча.
«Разве можно отрывать помощника Настоятеля Южной башни от важных дел?» — возмутился Нааррон мысленно и, скопировав суровый взгляд Агилона, выдал, пытаясь всем видом показать, что недоволен:
— Ну?
Продолжение и все остальное на Л и т го ро де я есть в в к и те ле г е
Правда, в силу собственной молодости, а также из-за стекол окуляров, которые использовал при чтении, на деле выглядел адепт не настолько сурово и чинно, как ему бы того хотелось.
Парнишка остановился и, слегка оробев, шмыгнул густо усеянным веснушками носом:
— Эта... Вас Настоятель Агило́н зовет. Просит срочно явиться в лит город, а не то все будет кончено!
Нааррон заполошно подскочил с грубой деревянной скамьи. Запутавшись в собственной хламиде, едва не упал, смахнув со стола рукописи и опрокинув чернильницу. Чернила чудом не запачкали старинный свиток. Настоятель назначил встречу для беседы по его научной работе, а он и запамятовал, погрузившись в изучение материала! Сыпанув на темную лужицу песком, адепт бросился к окну. Часы на Центральной башне Ордена Защитников показывали четыре пополудни.
— Опоздал!
Он было кинулся поднимать рукописи с пола, но, махнув рукой, привычным движением поправил окуляры на носу и вихрем вылетел наружу, едва не сбив с ног незадачливого паренька. Впрочем, тот уже осмелел, и, с трудом сдержав смешок, крикнул вслед:
— Адепт Нааррон!
Звонкий, еще не начавший ломаться голос настиг помощника Настоятеля, когда тот почти завернул за угол. Негодуя из-за задержки, он раздраженно рявкнул:
— Чего тебе еще?!
— Адепт Нааррон, Настоятель Агилон учит нас смирению и терпению, ибо без этих двух добродетелей…
— Уши оторву!
— Я хотел сказать, Настоятель ждет у входа в башню дуболомов. — Заметив сошедшиеся к переносице брови Нааррона, мальчишка тут же исправился: — У входа в башню Защитников.
— У Северной башни? — удивленно переспросил адепт, силясь припомнить, было ли ему наказано явиться именно туда.
Он мог поклясться, что ничего подобного не слыхал. Чего грешить? Порой бывало и с головой погружался в науку, забывая о времени, но никогда не упускал ничего действительно важного, потому-то и стал лучшим учеником на курсе, а ныне личным помощником Настоятеля Южной башни.
— Настоятель Агилон сказал, чтобы вы не медлили, — еще раз повторил служка и поклонился.
— Ну, смотри! Ежели ты надо мной подшутил...
— Нет, что вы! Я только передал приказ Настоятеля.
Парнишка отвесил новый поклон, и Нааррон поспешил к выходу из жилых келий. Стремительно преодолев крутую винтовую лестницу, пронесся по коридору, обгоняя идущих с занятий адептов. Его черная хламида развевалась, подобно крыльям ворона. В фойе кивал, на ходу здороваясь со знакомцами, и, стуча башмаками по каменному полу, выскочил на улицу.
Северная башня, или «башня дуболомов», как называли ее адепты — будущие Хранители знаний, находилась в противоположном конце обширных владений Ордена и являлась резиденцией Защитников. Последняя часть пути пролегала мимо тренировочных полей и площадок. Сейчас как раз было время уроков, и курсанты занимались на свежем воздухе. Нааррон с легкой завистью покосился на парней, которые изучали основы единоборств, повторяя за своим наставником. Адепт давно смирился со своей участью. Что поделать? Недостаточно быть сыном Защитника, чтобы обладать даром силы. Но и дар мудрости не менее ценен. А порой и более — история знает немало тому примеров. Нааррон мгновенно отогнал от себя сиюминутную хандру, стоило только вспомнить о своей нелюбви к физическим упражнениям.
На последней по счету площадке для спаррингов, защищенной куполом и располагавшейся в отдалении от остальных, сошлись в схватке выпускники. Воздух внутри гудел от напряжения, то взрываясь пламенем, то остывая в одно мгновение. Адепт закатил глаза и сдернул с носа сначала запотевшие, а затем покрывшиеся изморозью окуляры, спрятав их в один из многочисленных внутренних карманов форменной черной хламиды. Купол не позволял навредить окружающим снаружи, но от остаточных проявлений старые артефакты не защищали. В Южной башне Хранители Знаний усердно работали над новыми, даже наметился прорыв.
Через пару минут Наарро́н низко поклонился, представ пред очи сразу двух глав Ордена.
— Помощник, ты вовремя, — Агилон тепло улыбнулся в седую бороду.
Махарро́н с достоинством кивнул, отвечая на приветствие внука. Настоятель Северной башни и глава Ордена Защитников по обычаю ничем не выдал родство. Адепт давно привык к такому порядку и не расстраивался, ведь раз в месяц он ужинал с дедом, сидя в его личных покоях у камина и подолгу болтая за чашкой ароматного травяного отвара. В такие моменты они разговаривали о чем угодно, и эти беседы были всегда исполнены теплоты, мудрости и смысла. Черты сурового Настоятеля смягчались: на его жизненном счету имелся не только великолепный Защитник, но и рос весьма перспективный Хранитель знаний, вполне способный занять когда-нибудь высокий пост Настоятеля Южной башни.
Глава 4
1.
Нааррон молча трусил вслед за Крэгом. Его сутулая фигура внешне выражала покорность, но в душе бушевала буря.
Какое разочарование! Стоило представить, что вот он — тот самый миг, когда в повседневной рутине выдалось время для приключений, как тут же судьба опустила с небес на землю. Пожалуй, это превращается в неприятную традицию. Да. Важное поручение определенно льстило, говорило о степени доверия к его мудрости и знаниям, но при этом ему в помощники определили того, кого он не выносил, сколько себя помнил. Это ли не насмешка судьбы?
— Я — великий Защитник Нааррон! Ты будешь повержен!
— Как бы не так! Я — великий Защитник Крэг, и это ты будешь повержен, слизняк!
Детская игра внезапно переросла в нешуточную потасовку. Итог закономерный: оба наказаны.
Вместо отдыха перед Церемонией Определения, незадачливые вояки под окрики краснорожей дородной поварихи драили котлы на кухне до самого позднего вечера, недовольно сопя и косясь друг на друга.
На следующий день, сияя: один — подбитым глазом, а второй — знатной шишкой на лбу, Крэг и Нааррон стояли среди прочих сверстников, выросших также при Ордене. Здесь хватало отпрысков знатных родов. Точнее, их было абсолютное большинство, но попадались и парни из простых. Те, кто не имел приставки «тин» в имени, такие как Крэг.
Затаив дыхание будущие курсанты и адепты ожидали, когда двери Большого Зала распахнутся, и войдут настоятели и наставники, одетые по такому случаю в традиционные торжественные мантии: белоснежные у Хранителей Знаний и черно-золотые у Защитников.
Наконец, ожидание закончилось.
Настоятели Махаррон и Агилон по традиции вошли первыми. Следом потянулась разномастная свита, состоящая из совсем юных служек, курсантов, адептов, а также некоторого количества Хранителей Знаний и даже Защитников. Этих было меньше, так как действующие Защитники нечасто объявлялись в альма-матер. Главы Северной и Южной башен заняли почетные места в противоположном от дверей конце, наставники разместились на трибунах, а остальные распределились вдоль стен. Центр зала остался пустым — там мягко мерцал при свете множества свечей контур Круга Определения — старинный артефакт, который помогал определить наличие и направленность силы.
Нааррон сильно волновался, а потому слова деда пролетали мимо сознания не задерживаясь. Торжественные речи от волнения казалась ему журчанием воды. Настоятели поздравили присутствующих с ключевым в жизни каждого воспитанника Ордена Защитников событием и дали традиционные напутствия, как следует себя вести во время церемонии. Это он и так помнил назубок. Да и было бы что запоминать? Назвали имя — ступаешь в центр круга. Ждешь. Артефакт показывает наличие и уровень силы, после чего подходишь к наставнику. Все просто на первый взгляд, если бы не волнение, от которого потели ладошки, а воздуха не хватало, несмотря на то что в зале было прохладно.
Церемония Определения началась.
Одно за другим назывались имена. Пятнадцатилетние мальчишки, выходили вперед и вступали в Круг Определения. Если контур круга вспыхивал красным или белым пламенем, кандидата препровождали на сторону будущих Защитников, где их, ошалевших и растерянных, встречали и подбадривали традиционным бокалом молодого вина наставники и курсанты Северной башни. Если же круг ровно светился теплым желтым светом, будущий Хранитель знаний направлялся в стан мудрецов, который станет его домом на ближайшие годы.
Но все чаще случалось, что круг оставался безмолвным. Тогда незадачливому кандидату полагалось выслушать короткую сочувственную речь, смысл которой сводился к одному: «Не судьба». После чего бедолагу выпроваживали за дверь. Отныне его судьба более не была связана с Орденом. Неудачник, был волен сразу покинуть стены Ордена или же остаться, но только в статусе прислуги. Таких находилось немного, учитывая, что большинство воспитанников принадлежали к знатным родам.
Наконец, пришла очередь Нааррона. Робея, он прошел в центр круга и остановился. Несколько мгновений ничего не происходило, и его едва не захлестнула паника, как вдруг по коже разлилось успокаивающее ласковое тепло. Шею и затылок нежно кололи тысячи иголочек, отдаваясь легкой щекоткой в кончиках пальцев. Ощущение было настолько приятным, что он не выдержал и широко улыбнулся, вызвав блаженным выражением лица понимающие смешки у наставников. Но улыбка вмиг слетела с губ, когда Нааррон тин Даррен осознал, Круг Определения горит ровным желтым светом, который образовал стену выше его роста. Одобрительный кивок Агилона вернул на землю и напомнил, что пора освобождать место для следующего кандидата.
— О, нет! — обреченно прошептал новоиспеченный адепт, понимая, что Защитником ему уже не стать. — Нет!
Опустошенный, он, едва волоча ноги, направился к «мудрецам», боясь поднять глаза на деда. Опасаясь, что такого разочарования Махаррон ему не простит. Вяло поприветствовав будущих сокурсников, не замечая одобрительного хлопка по плечу от встречающего наставника, он едва сдержался, чтобы позорно не разреветься, оплакивая несбыточную мечту.
Когда очередь дошла до Крэга, Нааррон, наконец, смог собраться. Стиснув зубы, новоиспеченный адепт смотрел теперь уже на врага. Тот, сжав кулаки, храбро шагнул в Круг Определения. Светло-карие, почти золотистые, глаза смотрели прямо на бывшего друга, а на губах играла кривая усмешка. Но шли мгновения, а ничего не происходило — Круг оставался безмолвным. Улыбка бывшего друга постепенна угасла, а сам он заметно побледнел. Нааррон даже слегка обрадовался в тот момент, но тут же испугался недостойных мыслей.
1.
Солнце клонилось к горизонту, но до заката ещё было долго – хватит времени почистить и выгулять Полночь. Кира остановилась и взглянула на небо. После обильных дождей, пришедшихся на свежие посевы, стояла приятная прохлада. Березняки щедро украсились весёлыми шляпками подберёзовиков, от них не отставали и подосиновики, а в дубовых рощах не редкость в это время были и крепенькие белые – собирай не хочу! Плечи оттянул тяжёлый, полный грибами доверху короб. На поясе болталась пара куропаток и увязка целебных трав, завёрнутых в тряпицу. Их надо бы по пути занести знахарке Матрёне – обещалась, да в придачу грибов отсыпать. Самой-то знахарке недосуг по лесу шататься, особенно сейчас.
Охотница днями пропадала в лесу, возвращаясь лишь под вечер. Славно подогнанная по фигуре мужская одежда, кою она носила почти постоянно запылилась и требовала чистки. Носила Кира ещё привезённую отцом куртку и штаны, почти не снимая с тех самых пор, как в деревне объявился новый Защитник. Отчасти потому что каждый миг ожидала – придётся защищаться. Уж больно засели в памяти, надвигающиеся на неё бугаи. Мать же, вопреки обыкновению, не ворчала и не обижалась, что с любовью расшитые сарафаны пылятся без дела, а дочь так никто и не сосватал. Наоборот, одобрительно кивала, провожая её взглядом до самых овинов, где тропка сворачивала в лес.
Русые волосы, ещё влажные, двумя тугими косами привычно ложились на, к счастью, не слишком пышную грудь – перед тем как идти домой Кира предпочитала освежиться в купальнях. Это были чисто женское место. Скала, выходящая из холма наружу и две каменные чаши, величиной с небольшие озерца. На дне большей бил холодный родник, оттого вода тут даже в жару была на глубине прохладной. Обычно там бабы плескались без опаски, но в этом году все могло измениться. Хотя, было похоже, что прихвостни Защитника пока о том не проведали. Да и холодно ещё, никто туда не ходит. Это только ей все нипочём.
Рядом, не отставая и не обгоняя, бежал Туман – верный заступник от всякого зверья. Розовый язык мотался из стороны в сторону, а умные карие глаза то и дело поглядывали на хозяйку. Его ещё щенком-несмышлёнышем подарил ей Каррон и с тех пор они почти не расставались.
Кира, погрузившись в размышления, внезапно осознала, что идёт прямиком к площади, как делала сотни раз раньше. Избушка Матрёны расположилась на противоположной стороне деревни в тупичке, окружённом огородами, и самый короткий путь туда пролегал как раз через площадь, где высился дом Защитника. Раньше деревенские, не задумываясь, ходили мимо, но теперь все изменилось. Никому не хотелось лишний раз попасть под горячую руку. Казалось, даже старый дедушка-дуб – молчаливый свидетель творившихся бесчинств, сиротливо понурил ветви, неспособный уйти. Стоило пойти в обход, сделав крюк.
Женский вопль раздался в тот момент, когда охотница, развернувшись, направилась обратно, поправляя лямки короба. Горько вздохнув она остановилась.
«Пасита тин Хорвейг! Когда же уймётся, гад, наконец? Что ни день, то девку мучат, то парня секут ни за что, ни про что. Как будто другого дела нет!»
Предчувствие говорило, этой ночью у них с Микором будет работа.
Сам Защитник довольствовался Глафирой, но его приспешники хватали всех, кого ни поподя, хорошо хоть по избам не ходили. Находчивые не стали ждать, сразу отправили дочерей к родне по соседним деревням. Других даже замуж выдали, не дожидаясь осени, да потихому. Беременные, да старухи на их счастье, для тин Шнобберов интереса не представляли. Анасташа Киру тоже отослать пыталась к тётке в Вороньи Гнёзда. Там хоть Защитник и вредный, зато уже старый. Давно девками не интересуется. У него другая игра – приладился парней муштровать навроде княжеской дружины. А то что дел невпроворот, ему не указ.
Ни уговоры, ни угрозы матери на Киру не подействовали. Охотница наотрез отказалась уезжать, не желая оставлять Анасташу одну.
Кира вздохнула и остановилась, стянув с плеч лямки короба. Опустила его на землю подле изгороди. Туман настороженно принюхался, заглядывая хозяйке в лицо.
– Стереги. Тебе там всё равно делать нечего, – наказала охотница, и пёс тихо заскулил, наклонил набок голову. – Не спорь! – погрозила Кира пальцем, памятуя незавидную судьбу Волчка, и с тяжким сердцем зашагала обратно.
Крики на площади сменились протяжным плачем. Собралась немногочисленная толпа хмурых мужиков и несколько перепуганных женщин. У крыльца стоял Защитник Пасита в одной рубахе, несмотря на прохладу. Рядом в руках у одного из прихвостней заливалась слезами красавица Ламита.
От греха Кира не стала подходить слишком близко. Народу там собралось немного, потому не стоило привлекать к себе внимание – она одна из всех девок в портах ходит. Остановившись у палисадника, почти незаметная в тени развесистой яблони, принялась наблюдать.
– Пасита, отпустил бы девку. Негоже Защитнику насильничать! – Робко увещевал староста Опорафий.
– Я – Пасита Защитник! Когда же вы, черви, научитесь обращаться ко мне, как подобает? – Он горделиво вздёрнул голову, обжигая народ презрительным взглядом.
Мордан в это время грубо дёрнул Ламиту, заставляя упасть на колени. От Киры не укрылось, как походя он её облапал. На искажённом от страха и покрасневшем от слёз лице застыла молчаливая мольба о пощаде.
– Так вот и вспомни, что ты Защитник, а не лиходей! – Гневно выпалил Лютобор, жених Ламиты.
Статный белокурый молодец, которого сейчас едва удерживали несколько деревенских. Первый парень на деревне Лютобор всем был хорошо. И в работе мастак, и побалагурить не прочь. Да и в драке разве что уступал Микору.
1.
Солнце, будто вторя тяжёлым думам, не спешило баловать деревенских. Мрачный люд, засеяв поля, с большим рвением старался заниматься обыденными делами. Защитник Защитником, а голодная смерть и того не лучше. Садились огороды, заготавливались грибы и пряные травы, которым пришла пора. Починялись плетни и домашняя утварь. Да и, вообще, приметили: ежели попусту не болтаться, то и меньше шансов напороться на неприятности. Загодя шли приготовления к летней ярмарке, что через седмицу после праздника Киаланы. Готовились, да перешёптывались – пустит ли тин Хорвейг? А то, может, и зря все. Ярмарка проводилась в ближайшем городке, коим был Птичий Терем, что на реке Кривице – притоке Широкой, прозванном так за извилистость и непостоянство.
Кира от других не отставала. Дома в клетях хранились припасенные вязки звериных шкурок, с набитых за зиму лисиц, соболей, белок и даже – голубой куницы. Авось удастся удачно сторговаться. Сбыть все разом городскому купцу, и пускай потом продаёт втридорога. Ей то что? Главное, будет время побродить, да на диковинки поглазеть. Она на ярмарке ранее не бывала, да и вообще в городе. А дома ей деньги особо ни к чему. Даром что мать все о приданом талдычит.
«Ещё тех же соболей набью, если понадобится».
Оставив лохматого Тумана у избушки на охотничьей заимке, где теперь в небольшом загоне обитала Полночь, Кира направилась домой пешком. Волков она не опасалась – умный пёс убережёт лошадку и от этой, и от иной напасти. Да сейчас зверью не до того – ещё весна в крови играет.
Солнце пригревало сегодня так жарко, как после зимы еще ни разу. Вот и Матрёна вещала, что настала лету пора – все сбылось. Девчонки, скинув опостылевшие телогрейки, нацепили новые, справленные за зиму, сарафаны, с любовью вышитые цветами, да обережными узорами. Украшались теперь с некоторой опаской – не приведи Киалана лишний раз попасться на глаза Паситиным прихвостням. Ну да где удержать молодёжь, радующуюся жизни?
– Кира, здоровенько!
Маришка, дочь Аглаи и Зыкана превратилась за зиму в ладную смешливую девку. Курчавые огненные волосы так и выбивались из косы и, казалось, пылали чистым пламенем. Не портили её и многочисленные конопушки. Наоборот, оттеняли голубые глазищи, озорно сверкающие из-под непослушной чёлки. В её сторону уже с интересом поглядывали и те парни, которые в том году замечать не хотели малявку.
«Эх, хороши у нас девки в Золотых Орешках! Какую ни возьми – краса неземная. Только кажется порой, что я, и правда, найдёныш…»
– Давненько тебя не видала. Все по лесам шастаешь? Зверя промышляешь? – узкая ладошка девушки указала на куртку и штаны, надетые не по погоде.
Кира кивнула в ответ и невольно улыбнулась. Один вид огнегривой Маришки, такой летней в чистеньком расшитом сарафанчике, поднял настроение.
– Да какая же сейчас охота, глупышка? Зверье множится, да и шкурка будет никудышная. Разве что на птицу?
– Погляди, теплынь! Сымай уж мужские портки, да айда с нами купаться.
Кира сначала хотела отказаться, но передумала. У неё из девчонок-то и подруг сердечных нет. Вместо них, всегда с самого детства рядом был Микор.
«Микор...» – что-то в груди заныло, будто от обиды.
Прошёл почти месяц, как друг ушел из деревни, так и не прислал весточки.
– Я подумаю, – охотница было пошла дальше, но обернулась: – Маришка, только одна не ходи, ладно?
– Я с Соланкой. Встретимся у купален! – Рыжей белкой, девчушка поскакала дальше.
Дома Кира впервые с приезда нового Защитника сменила лесной охотничий наряд на неношеный, слегка трущий кожу, льняной сарафан, вышитый по подолу весенними цветами. Перед тем, как у баб водится, основательно посомневалась.
«Невмоготу уже париться в штанищах!»
Отцовский нож она всё же взяла с собой. Мало ли. Да и без него непривычно. Ножны с сарафаном смотрелись странно, да и мать с порога – засмеяла, обозвола юродивой. Так что теперь клинок, засунутый под самодельную подвязку из холстины, непривычно тер кожу на бедре.
Наконец, собравшись, Кира потопала к Девичьим купальням. Оные располагались на северо-востоке от деревни. Там, где почва становилась каменистой, а холмы постепенно превращались в невысокие, окружённые соснами, скалы. Купальни представляли собой две эдакие чаши, каждая с небольшое озерцо размером. С одного края примыкали вплотную к отвесной скале, откуда под водой били холодные ключи, с другого – ручьями стекали в Широкую. По остальным берегам – густо рос малинник и ежевичник, прикрывая узкий бережок от досужих глаз, и радуя летом спелой ягодой. Вдобавок, в любую жару вода здесь была чистая и прохладная.
Ветерок, как ловкий любовник, надушенный цветочными ароматами, нежно гладил и перебирал русые волосы – Кира расплела привычные косы. Приятно ласкал ноги, самоуверенно пробираясь под длинный подол. Улыбка потихоньку завладела губами и больше их не отпускала. Позабыв обо всех свалившихся невзгодах, охотница была рада снова превратиться в беззаботную девчонку. Рада скинуть опостылевшие куртку и портки. Рада лету, зелени, солнцу: «Хорошо-то как! Душа поет!»
2.
Харила и Мордан праздно шатались по окрестностям. Пасита запретил шалить, чтобы не отвлекать деревенских от работы, так что заняться им было нечем. Приелись и потешные скачки, на горбах мужиков. Просто так народ задирать да колотить без повода – тоже. А девок трогать – не можно. Против слова Защитника идти – себе дороже. Хотя именно это занятие, пришлось бы сейчас как нельзя по душе. Выпивка ещё в глотку лезла, но вдосталь была только опостылевшая медовуха, а желалось доброго вина из отцовских погребов, да где же его сейчас взять-то? У тин Хорвейга имелась заначка, да то – не про их честь, ясное дело. Вот и валандались братья тин Шнобберы неприкаянные по всей округе, высматривая, вынюхивая, примечая, да мотая на ус.