Оговорка по Фрейду

Глава 1

Она просыпалась медленно, что-то под нос себе бормоча. Так же неспешно потянулась, желая продлить удовольствие от недавнего крепкого сна, однако что-то помешало ей полностью распрямиться. Слегка смутившись препятствию, она спросонья провела рукой по своему телу и попыталась вытянуть из-под спины запутавшееся одеяло.

Вот так всегда! Как любит часто говорить доктор Ксения Петровна, дети неосознанно вертятся во сне, тем самым закручиваются в простыню, в одеяло, то есть во всё, что их укрывает, и только по одной простой причине – потому что они растут...

Её рука расслабленно поползла по тёплой коже, попытавшись сообщить пробуждающемуся мозгу, что не только одеяло, но и пижама ведёт себя как-то странно, но… наткнулась на что-то тяжёлое, тоже тёплое и совсем, совершенно не похожее на пушистое воздушное одеяло.

Васька моментально открыла глаза. Что это?.. Она, конечно, приблизительно поняла, в чём, собственно, дело, но ей хотелось удостовериться, что происходящее не сон, а реальность.

Да. Это точно не сон.

Он мирно лежал на животе, чуть посапывая, его голова немного придавила её плечо, а его рука... его нога... и...

Боже!..

На ней не было ничего. Ну, то есть просто ничего. Совсем. Правда, надо сказать честно: она ещё никогда в жизни так не спала. Так крепко и такой… обнажённой. В интернате им выдавали казённые пижамы, а на вокзале, то есть на лавке в зале ожидания, даже куртку не снимешь. Во-первых, украдут, и в чём тогда зимой ходить? А во-вторых, неудобно на твёрдой деревянной поверхности спать.

Но сейчас она, краснея до кончиков волос, попыталась освободиться из медвежьих объятий, правда, ничего у неё не вышло: он только сильнее прижал её к своей груди и сонно прошептал:

– Да, милая…

Потом на миг прикоснулся расслабленными губами к её виску, и она всё вспомнила…

Все свои восемнадцать лет Васька прожила сначала в доме ребёнка, а потом в детском доме. Так уж получается, что было у неё два дома, а одного, своего, настоящего, – к сожалению, не было. Мама её родила и сразу куда-то уехала, пропала, а у Васьки от неё только фотокарточка улыбающейся школьницы да фамилия остались. В графе отец стоял скупой прочерк, только это на самом деле было неправдой, потому что был у неё папа – погиб ещё до рождения дочери, даже фотографии на память не осталось.

Давно, когда Васька совсем ещё маленькая была, её бабушка в интернат приезжала, плакала, сиротинкой называла, домик свой Ваське завещать обещала. Только девочка тогда думала: домик – это будка, в которой пёс Трезор живёт, поэтому жить в таком будет тесно и неудобно. А потом бабушка серьёзно заболела.

Дядя Петя, родной брат мамы, единственный из семи детей никуда от бабушки не уехавший и две комнатушки себе к старому отцовскому дому пристроивший, привёз Ваську на своём мотоцикле в больницу. И она совсем не слушала, старалась не вникать, о чём говорят бабушка и тётя Варвара, жена дяди Пети, потому что в девятилетнем возрасте уже прекрасно осознаёшь, что происходит. А происходило то, что нельзя назвать обыденным: бабушка, единственный и родной для Васьки человек, который её любит, прощается с нею, уходит навсегда...

Только на поминках, когда все уже приняли на грудь, все громко говорили, почему-то смеялись, песни пели, а тётка осуждающе зашипела:

– Нагуляла и бросила – теперь вот нам возиться!

И Васька, ёжась от тёткиного колючего взгляда, тотчас вспомнила, как та в больнице говорила бабушке мягким голоском:

– Да что же мы, звери какие? Да кто же ей ближе? Мы у неё только одни и останемся! – призрачным ветерком полетели в памяти эти слова, от которых стало больно, как будто это её вина, что её нагуляли и бросили, как бросают ненужную вещь.

Она старалась изо всех сил. Помогала накрывать на стол. Аккуратно мыла грязную посуду и складывала её в шкаф, подметала полы в большой, по-новому обставленной красивой мебелью гостиной. Гуляла в небольшом саду перед домом с маленьким двоюродным братишкой Сашкой... но угодить дядиной жене так ни разу и не смогла.

Недовольно приподняв чётко прорисованную соболиную бровь, тётя бурчала:

– Куда тарелки поставила? Бестолковая! – Или ругалась, когда совсем начинало раздражать Васькино присутствие: – Идиотка! Кто же ребёнку игрушку прямо с пола даёт!

Васька не знала, что нельзя давать ребёнку игрушку с пола, потому что ей игрушки вообще никто и никогда не давал – она их сама с полочки в детском доме доставала, поднимала с земли на детской площадке, с пола в комнате для игр брала.

– Бестолковая! Идиотка! – вновь повторяла тётка, отчего становилось невероятно обидно, но Васька терпела почти год, пока однажды не уронила, разбив нечаянно, большую стеклянную вазу.

Тётка Варвара, стиравшая в это время бельё, примчалась в комнату и стала бить племянницу мокрым и скользким от стирального порошка полотенцем. Когда девочка начала вырваться, стремглав выбежала за ней на улицу. Васька выскочила из хаты на мороз в чём была – в домашнем ситцевом халатике. Жена дяди Пети догнала её у калитки, яростно схватила за волосы и, окуная лицом в сугроб, заорала:

– Ты у меня не вырвешься! Не доросла ещё, тварь мелкая! Ишь, глазюки, как папаша, вылупила! Вся в него! Такой же гордый был! Петух Гамбургский! Я тебя ещё успею...

Что ещё успеет тётка Варвара, Васька так и не узнала. Из своего дома выбежала соседка Антонина Степановна и закричала:

– Как тебе не стыдно, Варвара! Что же ты над сиротой измываешься?!

Антонина Степановна забрала девочку к себе, а
вечером пришёл с работы дядя Петя, как взрослой говорил про нервы, про то, что на заводе зарплату задерживают. Только соседка к тому моменту уже успела рассказать, что папа был лётчиком в их городке в действующей до сих пор авиационной части, что мама и папа собирались осенью пожениться, но летом его самолёт в небе взорвался. Несмотря на это, Варвара тогда первая слухи распускала, мол, ещё не известно, чей ребёнок, да громче всех помешавшейся от горя девушке вслед шипела:

Глава 2

Окончив школу, все семь её одноклассников подались в ПТУ по рекомендации директора интерната Петра Михайловича: и без вступительных экзаменов, и койку в общежитии дают. Но только она решила поступать в университет – на знания свои, на грамоты по литературе и истории понадеялась. Васька переоценила свои возможности и провалилась на втором же экзамене.

Деньги, заработанные в девятом и десятом классе, когда директор договаривался, чтобы им из города с фабрики конверты склеивать привозили, уже кончились, и Ваське пришлось ночевать на вокзале. Не возвращаться же обратно на радость тётке Варваре…

В компании, занимающейся трудоустройством, куда она отдала последние деньги за подбор для неё вакансий, с какой-то вспыхнувшей надеждой прочла объявление: «Требуется домработница. Питанием и жильём обеспечим». Васька пошла не раздумывая, предполагая, что её встретит хозяйка, но дверь открыл высокий мужчина: красивый, как арабский принц. Он показал ей почти пустую квартиру, приятно пахнущую свежим ремонтом, огромную, как их школьный стадион, а в конце знакомства с предполагаемым новым домом привёл в небольшую комнатку, располагавшуюся по соседству с кухней, и пояснил:

– Вот здесь ты будешь жить, если мы договоримся о работе.

Своя комната! Вот здорово! Васька вспомнила интернатскую спальню для девочек, где вдоль стен стояли двадцать скрипучих и неудобных кроватей, между которыми оставался лишь узенький проход, и радостно улыбнулась. Да за такую комнату она будет работать день и ночь без всякой оплаты, лишь бы кормили и крышу над головой держали.

В этот момент живот предательски заурчал. Хозяин услышал или – молодец – догадался:

– Идём на кухню, там поговорим!

Кухня, отделанная аккуратными, молочного цвета кирпичиками показалась ей уютной, где действительно хочется бесконечно попивать горячий чай. А после взгляд упал на серый кухонный гарнитур с вмонтированной блестящей мойкой и электроплитой, прилавок посередине, на котором стояли чайник, кофеварка, ещё какая-то непонятная машина.

От запаха кофе закружилась голова. Она не ела уже два дня. Денег не осталось совсем, а доедать чужое, как вокзальные мальчишки, было противно.

Он налил себе и ей кофе в больше чашки, пододвинул полную сахарницу, намазал чёрный хлеб маслом и направился к холодильнику.
Васька тем временем быстро, пока мужчина не видит, насыпала в свою чашку три ложки сахара, обжигая рот, впопыхах глотнула и тотчас подавилась, закашлялась.

Похлопав её по спине, наниматель сел на стул, положил на масло два куска толсто нарезанного сыра, и она с завистью подумала: «Себе сварганил…» – и ошиблась, потому что он подвинул бутерброд ей и сказал:

– Ешь!

Васька очень старалась есть красиво, медленно, но у неё не получалось. Пока она жадно глотала, он пододвинул ей второй, точно такой же бутерброд.

«Ещё подумает, что я много ем, и не примет!» – вдруг промелькнула в её голове мысль, и глядя на бутерброд голодными глазами, она отрицательно покачала головой.

– А знаешь, – вдруг улыбнулся он, – когда-то на Руси, принимая работника, перед ним ставили миску каши. Быстро и много ест – значит, хорошо работает.

Васька поразмыслила над сказанным пару секунд и с аппетитом принялась за второй бутерброд. Быстро уничтожив вкусный хлеб с маслом и сыром, она допила уже чуть остывший кофе, и удовлетворённо вздохнув, уставилась на мужчину.
Он опять улыбнулся ей и с задором скомандовал:

– Ну а теперь к делу! Расскажи о себе!

Васька скорым повествованием поведала ему свою нехитрую историю, и он спокойно произнёс:

– Хорошо… – После чего сделал короткую паузу, и она успела подумать, что ничего, в общем-то, хорошего, но спорить не стала. В следующее мгновение хозяин квартиры продолжил: – В твои обязанности входит, – и он стал загибать крепкие красивые пальцы, на которых она заметила два старых шрама и совсем свежий, небольшой волдырь на указательном пальце, – убирать квартиру… Правда, я не знаю, сколько раз в неделю, но должно быть чисто. Готовить мне завтрак. Обедаю я на заводе, ужинаю дома очень редко, но сыр, колбасы, мясо, масло… ну, я не знаю, что ещё... – вновь задумавшись, поговорил он, – яйца, творог – всё перечисленное в холодильнике должно быть всегда. Это тоже твоя обязанность. Один раз в неделю я буду присылать водителя, и вы будете ездить по магазинам. Либо дам возможность заказывать доставку на дом, но, если честно, я не особо доверяю сборщикам: фрукты часто гнилые подкладывают, да и заменяют продукты без спроса, – заметив, нахмурился мужчина. Преданно глядя в большие серые глаза, она молчала, но он, видимо, решил взять правды правления и спросил: – Договорились?

Васька быстро закивала и всё-таки уточнила:

– А на рынок тоже можно?

– Если захочешь, то и на рынок, – он снова улыбнулся, но потом вмиг грозно свёл брови, как будто резко нависнувшая над мирным небом чёрная туча. – Однако я запрещаю тебе уходить из квартиры без моего разрешения, лазить в стол с документами, приводить друзей, открывать дверь и отвечать по телефону, когда меня нет дома! И последнее: я буду платить тебе сорок тысяч в месяц.

– Сколько? – округлила глаза Васька, так как она никогда таких денег в руках не держала.

– Ну, ладно, сорок пять – и можешь есть что захочешь и без ограничений… Холодильник в твоём распоряжении. Проживание тоже включено в заработную плату.

– Нет-нет сорока достаточно! – испугано заверила она, и он пожал плечами:

– Договорились! Начинай мыть окна, а у меня ещё дела.

Минут через десять хозяин вернулся в гостиную и, быстро пробежав глазами по надписям на баллончиках, перевёл для неё, будто и сама читать не умела:

– Это для пластиковых рам – просто выдавить на салфетку и протирать. А это для стёкол – перед употреблением взбалтывать.

Перетаскивающая к высокому окну лестницу-стремянку Васька хотела сообщить, что понимает инструкцию и даже может перевести её с английского, ведь ещё в шестом классе она обнаружила в библиотеке две совершенно одинаковые книги «Приключения Шерлока Холмса» издательства «Детская литература» с одинаковыми обложками и иллюстрациями на русском и английском языках. Она читала и перечитывала каждую по десять раз, пока не почувствовала, что запомнила иностранные слова, что понимает прочитанную только по-английски историю.

Глава 3

Обычный городской мальчик, выросший в интеллигентной семье. Отец – журналист, мама – учитель. Будучи крепким, шаловливым задирой, совсем не обладающим усидчивостью, первые четыре года он учился посредственно, как большинство мальчишек-сверстников, не особенно напрягаясь исполнением домашних заданий, зато на свои увлечения готов был уделить сколько угодно времени – предпочитал активно проводить свободные после уроков часы – играть в футбол да бегать во дворе.

В седьмом классе на первом уроке химии учительница, пытаясь заинтересовать ребят, смешала глицерин и марганец, устроив перед сидящими за партами учениками маленький взрыв, и этот чуть слышный хлопок плюс несколько искр, разлетевшихся в стороны, стали настоящими колоколами судьбы, надолго уведя семиклассника Марка от привычных игр и увлечений. Волшебство, превращающее разогретую смесь из обычного, взятого у моря песка и кухонной соды в пусть не очень прозрачное и бесформенное, но всё-таки настоящее стекло, стало для мальчика не просто хобби, а мечтой, грёзами о будущей профессии. Его восхищало всё, что происходит в пробирке, вдруг растворяющийся на глазах камень или твердеющий газ...

Совсем не надеясь, что увлечение примет серьёзную форму, родители подарили Марку «Набор юного химика» и потом, наконец-то поверив, что проверка формул отнюдь не мимолётное баловство, стали давать деньги на реактивы и катализаторы, всячески поощряя высокий интерес сына к непростой науке.

На олимпиаде по химии, ежегодно проводившейся районным отделом образования, восьмиклассник Марк представил первый вариант своего полимера, и хотя его детищу было ещё далеко до совершенства, необычной работой заинтересовался сидевший в жюри кандидат наук из местного университета. И это стало отправной точкой в его будущей перспективной карьере. Уже поступая на химфак для дальнейшего обучения, Марк совсем не волновался, так как к тому времени был своим человеком на факультете, и тройка за сочинение «Образ советского человека в творчестве Николая Островского» повлиять ни на что не могла.

Успешно окончив аспирантуру, он несколько лет преподавал в университете, в двадцать восемь женился на дочке профессора, и, может быть, до сих пор бы занимался чистой наукой, не обращая внимания на маленькую зарплату, проблемы с обеспечением материалами всего факультета, но... Он вскоре был безмерно благодарен своей бывшей жене. Именно она своими постоянными жалобами на нехватку денег подтолкнула его изменить сложившуюся тихую и устаканившуюся жизнь.

Узнав, что разработанный им очень дешёвый в производстве полимер можно использовать в практических целях, именно она через своих подруг по театральной студии выяснила, где можно взять кредит под залог двухкомнатной квартиры, подаренной им на свадьбу родителями.

Три года Марк, одержимый новой, фееричной идеей, жил лишь своим детищем, практически с нуля организовывал производство, ставил опыты, расширял ассортимент, а когда очнулся, то внезапно понял, что рядом с ним находится совсем чужой человек. Из милой и мечтательной девушки, увлечённой литературой и театром, его жена быстро превратилась в холёную даму, все интересы которой разрывались между салоном красоты, дорогими магазинами и теннисным кортом. Она и его притащила на корт, и именно там он впервые увидел, как дорогая супруга страстно целуется с молодым тренером. Марк, сцепив зубы, смолчал, ведь он и сам, признаться честно, был не без греха, хотя подобно всем мужчинам считал: «То, что дозволено Юпитеру…»

И всё-таки он решил не предавать огласке касающийся их двоих случай, посчитав измену жены маленькой оплошностью. А ещё через год увидел её в своей постели, и снова не одну, а в обнимку с мужчиной, что стало окончательным разрывом их брака.

Марк подал на развод, благодушно оставив ей всё: дом, мебель, машину. Он положил на её имя деньги в банк, с процентов от которых она могла прекрасно удовлетворять свои огромные потребности, предусмотрительно оговорив с бывшей супругой некоторые детали, а в особенности то, что она не может воспользоваться когда-либо его основным капиталом. С её способностями тратить безмерное количество средств она могла за год промотать всё.

Купив себе новую двухуровневую квартиру, он обратился в консалтинговое агентство по подбору персонала. Внимательно просматривая карточки, сразу отбросил замужних и с детьми. Почему? Всё объяснялось просто: ему хотелось, чтобы домработница жила у него. Как-то противно приходить в совершенно пустое безжизненное жилище. И жениться совсем не к спеху. И так хорошо.

Осталось четыре карточки. Две старушки – им с уборкой его аэродрома просто не справиться. Третий кандидат – шикарная блондинка с припиской «интим не предлагать», хотя её глаза даже с фотографии нахально зазывали на эротические приключения. С «паспортного» маленького четырёхугольника, приклеенного к последнему кусочку картона, заполненного мелким круглым почерком и заверенного печатью, на него смотрела чем-то удивлённая девчонка. Ну просто дар судьбы. Сирота из маленького городка на краю области, в который электричка с вокзала два раза в неделю отправляется, и, следовательно, никаких родственников, друзей и знакомых, которые будут ходить по его квартире, в перспективе не предвидится. Характеристика школы-интерната стандартная, со словами «проявила себя...»

И ещё. Его дед, человек религиозный, часто говорил, что отпустятся все грехи тому, кто пригреет сироту… А кто же без греха?

Ничего себе пригрел! Марк рассматривал пятнышко крови на белой простыне, когда в комнату заглянула Васька и, чуть заискивая, сообщила:

– Вставайте! Завтрак готов!

Он ждал чего угодно: истерики, скандала, нахальных требований, – но когда удивлённо посмотрел на наливающиеся краской смущения щёки, в виноватые зелёные глаза, то молча, в чём мать родила поднялся с порочной постели и прошёл к шкафу. Ну а чего, собственно, стесняться после того, что было?

Девочка охнула, ещё больше зарумянилась и быстро захлопнула дверь в спальню.

Глава 4

Целый день занимаясь привычными производственными делами, Марк постоянно испытывал некий дискомфорт. Не то чтобы его мучило чувство вины: в конце концов, в наше время это просто пережиток прошлого, и современные девчонки совсем иначе воспринимают легкомысленные и случайные отношения с мужчиной. Но вот – он даже размечтался – если бы она устроила истерику, закричала, обвиняя его в соблазнении и склонению к половой связи… Но ведь, чёрт возьми, она промолчала и даже приготовила вкусный завтрак, позвала на обед и скрылась подальше с глаз… Разве такое бывает?

Ото всюду: из угла кабинета, из-за станка в цеху, в зеркале в уборной – на него сегодня весь день смотрели смущённые, виноватые зелёные глаза, а тихий голос всё время спрашивал: «Вы меня прогоните?»

И от этого голоса, от этих глаз никуда не спрячешься. Преследовали, подстерегали, охотились.

Уже ближе к вечеру Марк вдруг вспомнил скромное приглашение девчонки: «Приходите обедать домой...» – и ему так захотелось сделать Василисе что-нибудь приятное, что сердце в груди сладко заныло.

Он давно уже так рано не уходил с завода, но сегодня приехал домой в семь. По дороге хотел купить цветы, правда, всё же передумал и вместо букета насыпал в кулёк дорогих конфет в ярких фантиках. Магазинчик-кондитерская как раз стоял за углом.

Пока он переодевался в домашнюю рубашку и спортивные брюки, Васька налила в глубокую чашку горячий прозрачный бульон приятного глазу жёлтого оттенка. Она хлопотала у плиты, изображая, что сосредоточилась, вылавливая зелёный горошек из консервной баночки, стыдливо опускала глаза.

Он уже больше года жил один и давно привык к своему одиночеству, а тут… по его же срочному желанию в доме появилась девушка. Марк невольно вошёл в кухню в расстёгнутой спортивной рубашке и неожиданно смутился: к столу в таком виде нельзя – и быстро застегнул все кнопки по всей длине, кроме верхних двух. Васька так же, как вчера, смотрела на него с каким-то детским восторгом и, проследив взглядом за резкими движениями рук, уронила тарелку.

Они одновременно нагнулись собрать осколки, столкнувшись лбами, а потом долго хохотали, поглядывая друг на друга и потирая ушибленные места. Впрочем, совершенно непонятно как, уже в следующее мгновение оказалось, что они, весь день вынашивавшие покаянные планы, сплелись в томных объятиях друг друга, и он целует эти пахнущие мятой волосы, эти полные, сочные, как спелая вишня, губы, а она, справившись с кнопками, запустила руки под его рубашку, стала горячими ладошками гладить его плечи, прижимаясь к нему твёрдыми комочками сосков. Он нетерпеливо рванул халатик, отрывая с тонкой ситцевой ткани пуговки, тесно прижал её к себе, осыпая ненасытными поцелуями закрытые веки и длинные ресницы, порозовевшие щёки, красивые изгибы шеи… Сгорая от желания посадить её на стол, резко потянул к себе, и она вдруг болезненно вскрикнула.
Тут же среагировав и отпустив её, Марк рухнул на стул. Пытаясь прийти в себя, он заложил между колен трясущиеся руки и посмотрел на Ваську. Она стояла перед ним, безуспешно стараясь запахнуть на груди разорванный халатик. Его это так взбесило, что он почти зло приказал:

– Иди переоденься!

Марк действительно злился, но не на девчонку, а на самого себя. Это было какое-то сумасшествие. Все прежние дамы, с которыми он проводил время, часто обвиняли его в холодности и чёрствости, невозможности проявить хоть капельку любви и нежности. И с одной стороны, их можно понять, ведь в его голове вместо любовных приключений постоянно крутились какие-то формулы, идеи, способы осуществления грандиозных планов.

Марк, безусловно, пользовался своим положением. Не без основания считая себя человеком с хорошим вкусом, он, благодаря отпущенным ему природой привлекательным внешним данным, всегда имел возможность выбирать и, соответственно, не сторонился красавиц, изысканных и талантливых женщин.

Первые робкие школьные попытки очаровать одноклассниц принесли ему головокружительный успех. Девочки сдавались без боя от одного взгляда больших серых глаз, и тогда он стал более разборчив, долго искал достойную себя, пока, наконец, не влюбился в студентку филологического факультета, спортсменку, красавицу, звезду очень модной тогда игры КВН, дочь профессора, а потом... Потом были коллеги и актрисы театра, диктор и редактор телевидения, успешная бизнес-леди и адвокат. Не девчонки уже, но умные, успешные, состоявшиеся, при этом молодые и красивые женщины, умеющие презентабельно подать себя и поддержать завязавшуюся беседу. Он быстро загорался, пылал как пламя, добиваясь ответного чувства, а после: в постели, на приёме или в ресторане, слушая, как его дама умно и весело высмеивает коллегу, ведёт светскую беседу, обсуждает меню с молоденьким официантом – вспоминал, что это уже всё не раз было, и ему становилось скучно.

Марк старался скрыть накатившийся сплин, но женщины замечали эту унылость и минорное настроение. Одни устраивали ему показательные сцены, и он делал вывод, что они не такие умные, как ему казалось вначале, а другие просто уклонялись от дальнейших встреч, что очень радовало, давало возможность без преград вновь воспылать, получив в кровь порцию адреналина, и уже окончательно остыть, предвкушая следующее приключение.

И вот второй раз за сутки какая-то девчонка, которая в первый же день сдалась, кажется, сама напросилась на поцелуи, с первой минуты смотрела на него так, как фанатка пялится на кинозвезду или эстрадного идола...

Он сразу подумал, что её, наверное, следует выгнать. Дать денег и выгнать! Но, крепко сжимая кулаки, сообразил, что дело не в том, что ей некуда идти, а в том, что это бизнес сделал его жёстким и беспринципным. В конце концов, её можно устроить на завод младшим помощником… Нет, лучше старшим, не то младшего куда пошлют…

Однако Марк, как и предполагал, ощутил укол в сердце. Стоило ему лишь допустить мысль о расставании с Василисой, как он почувствовал, что не хочет, чтобы она ушла, не хочет, и всё!

Глава 5

Кажется, впервые в жизни у него бессонница.

Марк пристально смотрел в потолок красными глазами, удивляясь, что всегда крепкий сон убегает прочь. В голове бесперебойно крутились мысли о заводе, различные химические формулы, какие-то неясные воспоминания, и он уже почти уснул, уставший от преследующей его кутерьмы, как вдруг вздрогнул, широко открыл глаза.

«А если у неё будет ребёнок? – молотком в висок ударила эта мысль, и одномоментно что-то сладко заныло внутри. Он почувствовал вкус её губ, но тотчас отдёрнул себя, с тоской подумав: – Она ещё сама ребёнок, а я подлинная скотина... Только если у неё будет ребёнок… мой ребёнок…

Чёрт побери, никакого покоя! Марк встал, прошёл в кухню, налил себе рюмку коньяка, чтобы усмирить нервы и шальные идеи. Дверь её комнаты, приоткрытая ветром из окна, поскрипывала – он хотел захлопнуть, но зачем-то, наоборот, открыл деревянное полотно, да так и застыл, глядя на разметавшуюся во сне Ваську. Светлые волосы рассыпаны по подушке, руки под головой приподняли упругую грудь, короткая пижамная кофточка задралась, открывая чуть впалый живот и узкую талию.

Чувствуя, как во рту пересохло, Марк приказал себе остановиться. Это было так сладко – просто стоять и смотреть на прекрасную девчонку, любоваться её идеальными нежными формами. Он уже почти пересилил себя и решил всё же закрыть дверь комнаты, но Васька повернулась набок и, содрогнувшись, поджала к себе колени: из открытой форточки дул холодный ветерок, прохладой накрывая полураздетое молодое тело.

Скинув тапочки, Марк на цыпочках пересёк комнату, прикрыл окно и, подойдя к неширокой кровати, попытался вытащить из-под Васьки одеяло. Однако рука наткнулась на что-то мягкое, холодное, и он прилёг рядом, обнимая девушку, стараясь согреть её своим теплом.

– Милый… ты мой хороший… – сразу прошептала она во сне и обвила его руками, и он, зарывшись лицом в пахнущие мятой волосы, мгновенно заснул…

А утром проснулся раньше, чем обычно, осторожно освободился от обнимающих рук, немного постоял в дверях, удивлённо глядя на узенькую кровать и вспомнил, как ещё со студенческих поездок в колхоз ненавидел эти куцые неудобные раскладушки, слишком короткие для его длинного тела. Какая-нибудь трубка ночью обязательно впивалась в широкую грудь, в плечо или бедро, и потом оставшиеся полдня образовавшаяся ранка саднила, противно ныла. Но этой ночью обычная кушетка прекрасно приняла двоих. На удивление, она была достаточно длинной и широкой, и он с удовольствием потянулся так, что захрустели суставы.

Васька повернулась на спину, блаженно улыбнулась.

– Хороший мой, – позвали припухшие со сна приоткрытые губы…

– Неужели это мне? – недоумённо поговорил Марк, потёр щеку и, насвистывая, пошёл в ванную комнату.

Уже выбритый и свежий после душа, ерша мокрые волосы, он вошёл в кухню. На столе его ждала большая чашка, от которой по кухне плыл лёгкий аромат только что приготовленного кофе. Васька тем временем жарила в глубокой сковороде омлет, а солнечные лучики играли малюсенькими капельками воды во влажных распущенных волосах…

Стоп. В душевой на первом этаже возле кухни ещё горячую воду не подключили! Она что, холодной моется? Ещё простудится… возись потом с больной...

Он быстро задвинул стул обратно к столу и несдержанно закричал:

– Ты что, сдурела? Вода же холодная! – Подошёл сзади, потёр ловко перевернувшие омлет холодные руки от запястий к плечам, после чего стал натирать их в обратном направлении. – Ты что, не могла подождать?

Она засмеялась и со знаем мелочей жизни констатировала:

– Это вы такие нежные. В интернате тёплая вода была только по праздникам, а дурно пахнуть противно…

Вот уж странно… Литераторы нынче матом повести пишут, профессора в учительской университета при женщинах скабрёзные анекдоты рассказывают, телеведущие и политики в употреблении модных словечек и неформальных выражений пополам с полной нецензурщиной, которую пока ещё в передачах звуком «пи» прикрывают, соревнуются… А она… О том, как и что говорят в жестоком мире бизнеса, где он живёт все эти годы, иногда вспомнить страшно, а девочка из провинции «дурно пахнуть» боится и вообще говорит очень правильным, литературным языком... Ну просто настоящая леди!

Удивлённо пожав плечами, Марк придирчиво произнёс:

– Послушайте, леди! Вы зубы чистили?

Она тихо усмехнулась, повернулась к нему, как ребёнок дыхнула в лицо майским мёдом, и он, по-мальчишески закрыв глаза, по запаху нашёл медовые сладкие губы, припал к ним, смакуя, пробуя их, жадно слизывая языком, вбирая губами нектарно-приторный вкус.

В кухне запахло подгорающим омлетом и Васька, оттолкнув возбуждённого Марка, быстро перевернула сковороду на заранее приготовленную тарелку, отрезала подгоревший кусочек и отложила его обратно в сковороду, намазала кусочек хлеба маслом.

– На работу опоздаете! – выкрутившись из пикантной ситуации, напомнила Васька.

Он послушно уселся за стол, а она прислонилась к холодильнику, нежно уставилась на него огромными зелёными глазами, и Марк с улыбкой вспомнил сонный, ласково зовущий голос: «Милый... Хороший мой...»

Наверное, всё-таки ему... но тут же принял грозный вид, вспомнив о своём вопросе.

– Что-то пасты и щётки в душевой не заметил. Интересно, чем это ты зубы чистишь? – прищурившись, воззрился он на девчонку.

– Медовыми сотами. Меня дядя Петя научил. У него своя пасека, – с какой-то детской гордостью ответила Васька и показала мелкие снежно-белые зубки. – Я соты с собой привезла. И пасту покупать не надо, и зубы мне никогда не сверлили.

– Экономист! – констатировал Марк, поразившись сноровке девушки и хмыкнул: – Я с тобой скоро миллионером стану. – Хотя в этот момент покривил душой: его счёт давно перевалил за миллион. – Давай ешь! А то остынет твой омлет.

– Я успею, не волнуйтесь. Это вам на работу нужно, а я-то целый день дома, – отмахнулась Васька и откуда-то уже взяла пиджак, принесла к нему идеально подобранный галстук, а на коврике в прихожей Марк заметил начищенные до блеска туфли.