Охота на Чупакабру

Пролог

Вадим Чупин по прозвищу Чупакабра - в прошлом известный спортсмен, ныне акула бизнеса. Яна Логинова - тоже акула, только пера. Репортер светской хроники, телеведущая, да и вообще ей палец в рот не клади. Что получится, если две акулы вздумают поохотиться друг на друга?
Все осложняется тем, что когда-то давно они уже встречались. Вот только Яне эта встреча перевернула всю жизнь, а Вадим о ней даже не помнит...

январь 2005 г., Инсбрук, Австрия

 - Тебе хоть восемнадцать-то есть, рыжая? – спросил Вадим не без иронии.

Восемнадцать мне исполнилось месяц назад, так что можно было не врать. Хотя мое слишком быстрое «да» все равно получилось похожим на вранье.

- У тебя кто-то уже был?

Это смахивало на допрос. Под ложечкой противно засосало. Все шло совсем не так, как я себе представляла. То есть сначала очень даже так, но в какой-то момент явно свернуло не туда.

Я молча покачала головой.

- Вот как? - он приподнял брови и вдруг резко спихнул меня с колен. – Наверно, я должен быть польщен, детка, что ты выбрала меня в качестве своего первого мужчины. Но, извини, нет. Ни фига не польщен. Знаешь, лучше дождись того, кто это оценит. А я завтра утром даже не вспомню, как тебя зовут. Вообще-то я уже не помню. Так что…

Схватив за руку, Вадим подтащил меня к двери, открыл ее, и я оказалась в коридоре.

- Извини, - это прилетело одновременно с сухим щелчком замка.

Постояв пару секунд перед закрытой дверью, я повернулась и пошла к холлу, где тихо бубнил невыключенный телевизор. Плюхнувшись в неудобное дермантиновое кресло, закрыла лицо руками и расплакалась от обиды и разочарования.

Как я мечтала о нем бессонными ночами, глядя в темноту. Чего только себе не представляла. Не веря и даже почти не надеясь, что он хотя бы взглянет в мою сторону. И вот, когда это случилось, все обернулось самой подлой насмешкой.

Меня угораздило влюбиться в Чупакабру два года назад, когда мы пересеклись с биатлонистами на сборах в Терсколе.

Мне только исполнилось шестнадцать, я взяла три личных юношеских золота на первенстве России и несколько командных на международных стартах. По правилам должна была еще минимум пару лет прозябать в «девушках», но результаты показывала вполне взрослые, места занимала высокие, поэтому меня взяли в юниорскую сборную, которая готовилась к чемпионату мира по лыжным видам спорта.

Юниорки, в большинстве своем перевалившие за двадцать, смотрели на меня как на наглую выскочку и в свою компанию принимать не спешили. Парни тоже считали малявкой и не обращали никакого внимания. Все свободное от тренировок время я проводила одна – гуляла, читала или грызла учебники, чтобы не слишком сильно отстать от школьной программы.

Накануне отъезда я сидела одна на террасе кафе и любовалась заснеженными вершинами, когда на дорожке показались трое парней с лыжами. Гонщиков из команды я знала всех, горнолыжников в основном тоже. Оставались биатлонисты, державшиеся особняком. Я слышала, как девчонки шушукались о каком-то Чупине, который и на лыжне бог, и трахается тоже божественно.

Для меня эта тема была чем-то… за горизонтом. Скорее, пугающим, чем волнующим. Мальчишки нравились, и в спортшколе, и в классе, но сугубо платонически, на расстоянии. Я даже в кино ни разу ни с кем не ходила, не говоря уже о чем-то большем. Да и когда? В лыжную секцию в Вологде меня отдали в пять лет, а в десять привезли в Питер и оставили у бабы Светы – матери отчима. Я поступила в школу олимпийского резерва, и начались ежедневные тренировки, а то и по две: ОФП, беговые лыжи по снегу, роликовые по земле и асфальту.

В общем, к шестнадцати годам я оставалась девочкой-ромашкой, краснеющей от слова «секс». Все мои подростковые гормональные волнения утекали в спорт, оставляя лишь романтические вздохи под сентиментальные книги, фильмы и песни. Я мечтала о возвышенной любви и… боялась ее.

Парни с лыжами почти прошли мимо, когда один из них остановился и нагнулся поправить застежку на ботинке.

- Чуп, ты где там застрял?

Он выпрямился, и закатное солнце осветило его сзади, как театральный прожектор. Блики играли на темных волосах, лучи четко обрисовывали стройную крепкую фигуру, оставляя лицо в полутени, отчего оно казалось загадочным, словно неземным.

Я смотрела на него, затаив дыхание, а сердце мелко билось, нет, дрожало где-то в горле, горячим тугим комком, который было никак не проглотить. И так же дрожали стиснутые под столом руки.

Чупин – Чупакабра, так его еще звали – повернулся и ушел, на секунду продемонстрировав чеканный, как на монете, профиль. А я долго сидела над полупустой чашкой остывшего кофе, пока не замерзла до хрустального звона.

После блестяще выигранного чемпионата Вадим уже выступал за взрослых. Жил он в Москве, и мы больше не встречались. Однако я ловила любое упоминание о нем – в газетах, по телевизору, в болтовне спортивной тусовки. На призовые деньги после одного из соревнований купила ноутбук и искала новости в интернете.

1

май 2019 г., Санкт-Петербург

Яна

- Снято, - махнул рукой главный оператор. – Всем спасибо.

- И вам спасибо, Марат, - снимая микрофон, поблагодарила я своего гостя, молодого эстрадного певца, внезапно поймавшего за яйца бога удачи. – Рада была познакомиться.

- Вы прелесть, Яночка, - он наклонил голову и галантно поцеловал мне руку. – Не хотите сегодня вечером со мной… выпить чего-нибудь?

Подобные предложения поступали с регулярностью месячных. Примерно двое из трех мужчин, приходивших ко мне на передачу, после записи звали куда-нибудь посидеть вечерком. Иногда я соглашалась. Но чаще вежливо отказывалась, ссылаясь на семью. И совершенно ни к чему кому-то было знать, что моя семья – сын Алекс и кот Борис. А уж с этим малолетним хлыщом я точно никуда бы не пошла. Мне, конечно, тридцать два никто не давал, но проводить время с мальчишкой на десять лет моложе – ну такое себе.

- Яна, зайди к Лушникову, - в дверь просунула голову ассистентка Валя.

Внезапный вызов к шеф-редактору ничего хорошего не предвещал. Хотя и больших неприятностей тоже – затребовали бы к более высокому начальству. Скорее, мелкий гемор. Например, какие-то косяки моей команды или внезапные изменения в утвержденной сетке.

На всякий случай я набрала номер Алевтины – старшей из моих корреспондентов, и та поклялась, что у них все чики-пуки. Меня привычно передернуло от ее фразочек, но так же привычно промолчала: пусть говорит как хочет, лишь бы в эфир это не шло.

- Проблемы, Вить? – спросила я, зайдя в кабинет Лушникова.

- Ну не так чтобы очень, - поморщился он. – Садись. Ратникова слилась.

- Ой, тоже еще засада, - фыркнула я. – Баба с возу – потехе час. Сдвинем записи, делов-то. А чего слилась-то?

Галина Ратникова, звезда мыльных опер, должна была прийти ко мне на запись завтра. Моя часовая передача выходила каждый день на буднях. Стандартная развлекушка формата «добренького утречка». Тридцатиминутная беседа с селебрити, перебиваемая короткими репортажами о всяких светских новостях. Начинала я когда-то с того, что сама делала такие перебивки, а теперь по городу носилась моя команда: два корреспондента и оператор Денис. Ратникову, козу крашеную, я вываживала месяц, пока та не снизошла. Хотя добровольно я бы ее ни в жизнь не пригласила. Но едритская сила, ее же любят домохозяйки! Мой голос в планировании приглашений был всего лишь совещательным.

- Она должна была на съемки лететь в субботу, но все переигралось, уезжает завтра, - Витя сердито потыкал пальцем в бок компьютерную мышь. – Запись мы сдвинуть не можем. Следующий у нас Семак, завтра точно не придет, у них игра на выезде. Да и вообще люди все занятые, со своими планами. А студия забронирована, дыру не оставишь. Поэтому я оперативно нашел замену, он уже согласился. Вадим Чупин, знаешь такого? Чемпион мира по биатлону.

Я не вспоминала о нем четырнадцать лет. Точнее, сначала запретила себе вспоминать, а потом уже стало не до того. Да и в целом популярность спортсменов, даже самых знаменитых, сильно преувеличена. Если не смотреть спортивные каналы и не читать спортивную прессу, ничего и не услышишь. И в новостях о них обычно упоминают лишь в спортивной рубрике, если, конечно, не приключится какой-нибудь громкий скандал.

По правде, я вообще старалась избегать спортивной темы, особенной лыжной, хоть и не всегда получалось. Но о Вадиме не слышала ничего. Вот абсолютно ничего. И даже о том, что он стал чемпионом мира, узнала только сейчас – от Вити.

- И на хрена он мне, Вить? – возмутилась я. – Кому он нужен – чемпион мира по биатлону? Ты же знаешь, кто мою программу смотрит. В основном домохозяйки, которые мужей-детей утром на работу и в школу собирают. Им подавай певцов, актеров, модных блогеров. Всякие там повара и модельеры хорошо идут. Фитнес-тренеры еще, коучи личностного роста. А это что?

- Логинова, ты неправильная баба, - хмыкнул Витя. – Он красивый мужик, фактурный, с харизмой, этого достаточно. К тому же давно не выступает уже, после автокатастрофы. Выкарабкался, занялся бизнесом, вполне успешно. А такое очень даже любят. Возьми это лейтмотивом: как подняться после падения, - и он пропел фальшиво: - «Сколько раз мы убеждались, падали, но поднимались»*. Тем более тебе это тоже знакомо: как найти себя после ухода из большого спорта.

Разъяпонская твоя мать! Вот об этом я точно предпочла бы забыть навсегда – почему ушла из большого спорта и как карабкалась потом наверх, сдирая в кровь ногти, чтобы прокормить себя, ребенка и бабулю после инсульта. А кому спасибушки за это? Чупакабре – чтоб его перевернуло и мордой об асфальт треснуло! Не вышвырни он меня тогда из номера, чистоплюйно решив не связываться с девственницей, не оказалась бы я в постели с Мишкой и не появился бы на свет Алексей Михайлович Логинов собственной персоной, угробив мою спортивную карьеру.

Все тот же периодически изменяющий мне с блэкджеком и шлюхами здравый смысл намекал, что в постель к Мишке меня никто силком не загонял. И что не случись этого – не было бы сейчас Алекса, которого я без преувеличения считала самым важным и лучшим из того, что произошло в моей жизни. Так что… можно было бы даже Чупакабру за это поблагодарить. Но почему-то не хотелось.

- Короче, Яна, - Витя снова постучал пальцем по мыши, дав понять, что прения окончены, - я тебе на мыло скинул адрес его помощницы. Набросай вопросы и часов до шести отправь, чтобы подготовили ответы. Он прилетает завтра утром и сразу из аэропорта едет к нам.

3

Яна

Чтобы произошел ядерный взрыв, нужна критическая масса. Соединяются два безобидных куска урана – и пошла цепная реакция. Я могла сколько угодно вспоминать, психовать, злиться на весь белый свет, но все это был такой карманный перформанс для одного зрителя-актера. А вот когда увидела его… тогда два куска урана и столкнулись.

Чупакабра изменился. Вроде бы ничего не осталось от того безбашенного парня, который с таким жаром целовал меня четырнадцать лет назад, а потом пинком выставил в коридор. Взрослый солидный мужчина в брендовом костюме, короткая ухоженная борода, волосы на висках, чуть тронутые ранней сединой.  Жесткий, уверенный в себе. Но я бы узнала его, наверно, и в темноте.

Сердце выдало габбер*. Дело было не в том, что всколыхнуло чувства, которые считала давно пережитыми и забытыми. И даже не в том, что он меня не узнал: я предполагала, что так и будет, хотя все равно было обидно. Нет, подорвал ничем не прикрытый мужской интерес, вспыхнувший, едва он взглянул на меня.

Я давно не была той наивной романтичной простушкой, которая, как Скарлетт О’Хара, не убегала мечтами дальше поцелуя. Отлично научилась просекать вот это «хочу-у-у», всеми рецепторами. Хотя сама не делала ничего, чтобы вызвать или подогреть этот интерес.

«Янка, - говорила моя приятельница Настя, - на тебя мужики летят, как мухи на…»

«На мед? – уточняла я. – Или на говно? Наверно, я и то и другое. В одном флаконе».

Сначала было вовсе не до того. Какой там секс, когда на руках вечно болеющий грудной младенец, лежачая бабушка, плюс километры текстов с дедлайном и учеба на заочке. Первый опыт оказался, мягко скажем, так себе. Да еще и закончился беременностью. Понадобилось время, чтобы понять, что это за зверь и с какой стати ему придают такое значение. Чувства? Были и чувства. Хотя и не настолько острые, как те – первые. И замуж звали, но тут я больше думала не о себе, а об Алексе. Для всех троих кандидатов на мою руку ребенок был лишь досадной помехой, с которой требовалось как-то смириться. Такой расклад меня не устраивал.

Как бы там ни было, чувственное внимание к себе я считывала моментально. Иногда включала зеленый свет, но чаще делала вид, что не заметила, не поняла. Интерес Чупакабры мне вовсе не польстил и уж тем более не обрадовал. Взбесил настолько, что в горло плеснуло изжогой.

Вот так, да? Похоже, в этом ты точно не изменился. Все так же перебираешь одну бабу за другой, а наутро даже имен их не можешь вспомнить. Но только я теперь совсем не та. Не смотрел бы ты на меня сейчас, как Борис гипнотизирует сковороду с котлетами, и все бы пережила. Мы встретились, ты не узнал, ну и отлично. Крохотный досадный эпизод, оставшийся в прошлом. Пройдет несколько дней, все уляжется.

Вернее... улеглось бы. Впрочем, у тебя еще есть шанс остаться в живых, Чупин. Я сейчас прикручу все свои эмоции, потому что работа есть работа. Мы запишем передачу и попрощаемся. Ты оставишь свои хотелки при себе. Если же нет… ну что ж, тогда придется сделать из тебя чучело, Чупакабра.

Черта лысого он остановился. Нет, пока записывали, вел себя прилично, взглядом не раздевал, не позволил себе ни единого двусмысленного слова или жеста. Но этот плотный, густой чувственный фон… он был как электрическое поле высокого напряжения.

Люди, у которых раньше никогда не брали студийного интервью на камеру, обычно ведут себя так, что смотреть со стороны – мука мученическая. То, что мычат и запинаются, само собой, но есть еще несколько неприятных багов. Они либо крутят башкой во все стороны, либо таращатся в камеру, либо пялятся в упор на ведущего. Я перевожу глаза с камеры на гостя и натыкаюсь на взгляд зрачки в зрачки. Люди никогда не смотрят собеседнику прямо в глаза, если это не интимный разговор и не подавление чужой воли. Они касаются друг друга расфокусированными взглядами.

Чтобы избежать таких моментов, я и просила гостей приходить заранее: хотя бы минут пять поговорить без камер и поправить ошибки. С Чупакаброй времени уже не оставалось, но ассистентка Валечка скороговоркой выпалила ему всю эту премудрость. Возможно, у него был опыт интервью, но косяков я не заметила. И вот когда мы пересекались взглядами, я невольно зависала на какую-то долю секунды. И тогда вдоль позвоночника бежали терпкие мурашки. Это бесило еще сильнее. И тем больше приходилось прилагать усилий, чтобы не показывать раздражения.

Наконец Вадим ответил на последний вопрос, я попрощалась с ним и со зрителями.

- Снято, - дал отмашку Арсений. – Всем спасибо.

Пальцы дрогнули, и я едва не выронила микрофон, который снимала с лацкана пиджака.

- Спасибо, Вадим, - еще одна вежливая улыбка. – Ваша передача выйдет в следующую среду в восемь утра. Если не сможете посмотреть, запись будет на нашем канале в интернете, я отправлю вашей помощнице ссылку.

- Спасибо большое, Яна, - кивнул он. – Было приятно познакомиться.

Познакомиться… Ну да, конечно.

Кислота плескалась на уровне ушей. Гевискон** в помощь.

- Вас проводить, или найдете выход?

- Найду. Всего доброго.

Он развернулся и пошел к двери, а я выдохнула с облегчением.

Все. Спи спокойно, Чупакабра, не догадываясь, какой опасности избежал. Я бы съела твои яйца на завтрак. Кстати, в Мадриде довелось попробовать бычьи, в ресторанчике рядом с Plaza de las Ventas***. Видимо, быку не повезло на корриде. А на вкус так себе.

4

Яна

Вернувшись из студии в кабинет, который делила с Алевтиной и Мурзиком, когда те не болтались в поле, я мешком плюхнулась за стол. Ощущение было таким, словно проснулась от кошмара: бешено колотящееся сердце, сбитое дыхание и жжение в груди - бабуля называла его «то ли инфаркт, то ли изжога».

Логинова, идиотка, что ты делаешь?!

А что я, собственно, делаю? Как именно собираюсь сожрать Чупакабрины яйца?

Признаться, граф Монте-Кристо из меня получился бы захудаленький, не та фантазия. Да и за что там, собственно, мстить? Ладно бы он меня напоил, трахнул и слился, а я бы одна растила его ребенка в кромешной нищете. На самом деле все было… хм… несколько иначе. Но вся моя жизнь пошла кувырком именно потому, что он этого не сделал. В смысле, потому, что как раз не трахнул. Кому сказать – стыдоба.

Я могла сколько угодно на него злиться, но при этом признавала, что самадуравиновата. Да, унижения и разочарования не простила – не думаю, что кто-то простил бы. Но прыгать от обиды в постель к другому мужчине – тут, как говорится, no comments*. И ведь даже не пьяная была, чтобы на это списать, одну банку пива не допила. Мишке и уговаривать особо не пришлось.

Так вот сагрило меня как раз ощущение дежавю. Я помнила все, до мелочей. И тот взгляд Вадима – настолько откровенный, что сам по себе почти секс. Entrance**. Вот только тогда меня это радовало, а сейчас – полярно наоборот.

План был примитивен до визга. Ничего такого чудовищно коварного. Просто раскочегарить до отметки взрыва пара и снять маску. А помнишь, Вадик, как четырнадцать лет назад в Инсбруке?.. Не помнишь? А зря. Ну и хрен с тобой. Счастливо!

Я вполне допускала, что и сам эпизод он благополучно забыл, не только меня. Но дьявол, говорят, в деталях. Как именно кинуть – вот тонкость. А это я умела. Не женщина, а динамо-машина. Мир селебрити – та еще клоака, но я вращалась в нем больше десяти лет и хорошо усвоила нюансы. У публичных людей своя ментальность. Если ты по роду занятий к ним не принадлежишь, приходится прилагать максимум усилий, чтобы вписаться в струю. Это накладывает отпечаток на весь образ жизни. То, что я была лицом из телевизора, вовсе не делало меня одной из них. Не тот масштаб. Но быть стервой я научилась.

За второй кружкой кофе пришли сомнения: а стоит ли вообще затеваться. Все показалось вдруг мелким и глупым. Но… я ведь согласилась, правда? И поэтому предоставила окончательное решение ему. Он мог передумать. Позвонить и отменить встречу. Или просто не прийти. Но если придет…

Что ж, тогда «ты этого хотел, Жорж Данден»***

- Куда шнуруешься, мумс? – поинтересовался Алекс, когда вечером я стояла в раздумках перед шкафом.

- Пока не знаю. Думаю.

Это было правдой. Вадим предоставил выбор мне, а я так и не решила. Наиболее предсказуемым вариантом был премиальный ресторан, вроде Ginza или «Мансарды», но что-то меня останавливало. Слишком банально. И не только.

Мне нужно было не просто раздербанить его в плане физических желаний, но еще и лупануть прямой наводкой из гаубицы по эмоциям. Найти уязвимое место. А он был закрыт, как бронепоезд. Я поняла это по первым же ответам на вопросы интервью. Лавировал Чупакабра мастерски. Вроде бы и ответил, но ничего не сказал. Особенно четко это проступило, когда говорил… точнее, когда ушел от ответа о поддержке семьи. Похоже, тут-то и было его слабое место. Жена? Или родители? Возможно, и то и другое.

А еще – наверняка! – женщины. В шестнадцать лет я могла наивно думать, что парень, сующий прибор в первое попавшееся технологическое отверстие, эмпирическим путем ищет свою единственную. В тридцать два – уже понимала: взрослый мужчина просто плывет по течению и берет то, что само идет в руки. Поскольку единственная так и не встретилась. Или с ней не сложилось.

Самый простой способ размотать закрытого человека на откровенность – алкоголь в грамотной дозировке. Я училась этому искусству еще в студенчестве, когда делала первые шаги как репортер светской хроники. Далеко не всегда репортажи делаешь официально. Чаще наоборот, почти как стрингер. Побочка – похмелье и удар по печени. Но со временем я научилась выстраивать стратегию так, чтобы самой не выходить за пределы допустимой с точки зрения ВОЗ**** дозы.

Так вот пафосный ресторан в этом плане совершенно не годился. Когда ты дичь – очень даже. Но не когда в роли охотника. В такой игре нужно использовать преимущества своего поля. Неформального поля. Поэтому я повесила зеленое коктейльное платье обратно и достала джинсы.

По пути к месту встречи в голове крутились мысли о том, получится ли закрыть давнишний гештальт такой вот зеркалочкой. Может, все-таки переспать с ним разок, убедиться, что мне это не надо, и с легким сердцем закрыть дверь?

Хорошо, если так, – а если нет? Если окажется вдруг, что очень даже надо? Меньше всего хотелось окунуться в это не поддающееся контролю сумасшествие снова. Нет уж, никакого секса. С кем угодно, но только не с ним. Это герой не нашего романа.

Мой выбор, похоже, на пару секунд вогнал Вадима в ступор.

- Ну… хорошо, - отвиснув, он пожал плечами. – Как скажете. Так мне отпускать машину?

- Да. С такси у нас все в порядке, если что.

Черный Дастер уехал, и мы пошли к «Хроникам» - там же, на Некрасова. Место приличное, можно сказать, интеллигентное. Самое то для начала.

5

Яна

Психологию в университете мы изучали чисто справочно, но когда больше десяти лет изо дня в день берешь интервью у не самых простых людей, поневоле начинаешь видеть их насквозь. Кого-то без труда, с кем-то приходится повозиться. Что Чупакабра крепкий орешек, я догадалась еще на записи, но только в «Хрониках» стало ясно, насколько крепкий.

Невольно всплыло, как в детстве колола орехи дореволюционным чугунным утюгом. Пустые разлетались на раз. Но попадались настолько твердые, что в деревянном полу оставались вмятины, за которые получала нагоняй от отчима. И, кстати, не всегда эти орехи оказывались годными, чаще внутри была труха. Но ведь не расколешь – не узнаешь.

Хватило пятнадцати минут, чтобы понять: только постели ему мало. Нет, у него не было планов продолжать что-то дольше одной ночи, тут я нисколько не сомневалась. Но мужчины, которые хотят просто переспать, ведут себя не так. Иначе смотрят, иначе говорят. Он же решил выгрызть мне нутро так же, как собиралась это провернуть я. Хотя, возможно, сам в растерянности, потому что никогда такого не делал и не знает, зачем ему это.

И как только поняла, пришлось переобуваться в прыжке. Отдать должок – уже второй вопрос. Главное – раскусить его, добраться до мягкой сердцевины, запустить в нее когти, но не позволить сделать это ему. Поэтому и маршрут пришлось менять так же оперативно. Я не планировала вести Вадима в «2х12», но тамошняя атмосфера была крепким ударом по нервам, а «Геннадий» - по башке. То, что доктор прописал в нашей ситуации. Особенно учитывая, что сидра он отпил всего пару глотков: значит, хотел оставить голову ясной как можно дольше.

И таки да, сработало! Он поплыл! Вот теперь и я могла притвориться легкой добычей: улыбочка, взгляд из-под ресниц, спонтанный переход на «ты». Следующие два бара считались пятиминутками: выпить и тут же бежать дальше, потому что сидеть и разговаривать там невозможно. Так оно и вышло. Brimborium на Маяковского был местом спокойным и не многолюдным, но там играли в настольные игры, да и кислотных цветов стены действовали угнетающе. Dead Poets заслужил славу одного из самых недружелюбных мест в Питере: снобизм дохлопоэтских барменов сделал бы честь прислуге английских аристократов. К тому же мандариновая настойка, их фишечка, обладала таким специфическим вкусом, что пить ее можно было только залпом, одним глотком.

После этого мы отправились в Union на Литейном, больше напоминавший старый добрый ночник. Формально это был самый обычный бар, но с вместительным танцполом, а по выходным в нем проводили тематические вечеринки и акустические концерты. Вот там за мягким грейпфрутовым «Копенгагеном» можно было уже и поговорить.

Когда мы шли туда, я жалела об одном: что Чупакабра не приехал на пару недель позже. Белые ночи с их магией и мистикой – мощный удар по психике понаехавших. Я сама хоть родилась и не в Питере, но иммунитет к ним получила еще дома, в Вологде. Где, кстати, не была уже четырнадцать лет. И не собиралась.

- Ты питерская? – спросил Вадим, пригубив бледно-желтого пойла.

Надо было отдать ему должное: после сидра и «Геннадия» Чупакабра мгновенно сориентировался и заказывал то же, что и я, выбив тем самым у меня из рук орудие убойного калибра. Учитывая разницу в весе, он мог продержаться дольше, но за мной осталось преимущество опытного хоппера, крепко усвоившего главные заповеди: не закусывать, не пить кофе и газировку, зато побольше воды, перед забегом плотно поесть, например, каши с мясом или с маслом, и закинуться десятком таблеток активированного угля.

- Нет. Из Вологды. Но в Питере живу с десяти лет.

- А выговор не северный.

- Отчим отсюда. К тому же в Вологде и по области после войны осталось много эвакуированных из Питера, поэтому там не так сильно окают. А ты? Коренной москвич?

- Ну как сказать? Родился в Москве. Отец тоже. А дед из Саратова. Мать из Липецка. Знаешь, Ян, - он вдруг посмотрел в упор, чуть сдвинув брови, - у меня такое чувство, что мы уже где-то встречались.

Желудок сжало спазмом. Вот это сейчас было точно ни к чему.

- Хотя, скорее, ты просто напоминаешь одну девушку.

- Чем? – осторожно уточнила я. – Похожа на нее?

- Не знаю. Вряд ли внешне. Я даже не помню, как она выглядела. Только то, что рыжая, с длинными волосами. Давно это было. Четырнадцать лет назад.

- И что… было? – я чуть не спросила: «Ты с ней переспал?», но получился бы переборчик.

- В том-то и дело, что ничего. Это было на Универсиаде в Австрии. Мы праздновали окончание. Я увел ее к себе, она сказала, что у нее еще никого не было, и я ее выгнал. Довольно грубо. И можешь представить, до сих пор уверен, что поступил правильно, но когда вспоминаю, чувствую себя свиньей.

Вот тут растерялась уже я. Потому что это было совсем не то, чего ожидала. Да, он действительно развернулся, подставил мягкое пузо, но желание разодрать его когтями вдруг исчезло. Я совершила логическую ошибку, думая, что раз он не узнал меня, значит, не помнит и сам эпизод. Оказалось, не просто помнит, но еще и считает себя виноватым. Правым – но все равно виноватым.

Промелькнуло, исчезая: а может, это просто хитрый ход? Может, на самом деле узнал сразу? Но какой тогда смысл притворяться? Да и не притворялся он – я бы поняла.

6

Яна

Я чуть не назвала его Чупакаброй, но вовремя прикусила язык. Это прозвище ходило в лыжной тусовке, откуда бы мне его знать? Палиться не хотелось. Ничего не было. Это была не я!

Магия весенней питерской ночи? Кажется, она подействовала не только на него. Ёшки-матрешки, что вообще происходит?

Мне опять было то ли шестнадцать, когда я впервые увидела его, то ли восемнадцать, когда столкнулась с ним на лестнице гостиницы. Словно окунулась в то сумасшедшее время, и снова все внутри пело от чего-то сладко томительного, одновременно пугающего и волнующего.

Ночь. Алкоголь. И то, что так до конца не ушло, просто пряталось где-то на дне колодца. Но не только.

Пару лет назад мы с Алексом ездили в Португалию, и там я попробовала серфинг. Огурцов нахлебалась по гроб жизни, но когда поймаешь волну – ощущение незабываемое. Острое и яркое, как фейерверк, дающее иллюзию всемогущества.

Я поймала волну и балансировала на ее гребне, упиваясь этой иллюзией. Чем бы ни закончилась ночь, сейчас – вот именно сейчас, в эти минуты! – мне было разрывающе хорошо, и я хотела прочувствовать, просмаковать каждую секунду. А потом… это будет потом!

В «Цветочках» мы зависли надолго. Несмотря на инфантильное название, бывалые хопперы считали этот бар неким местом силы. Летом там наливали божественный грушевый сидр, а зимой – горячий эгг-ногг, сваренный по классическим рецептам. Сейчас мы взяли дикий замес из джина, самбуки и меда с говорящим названием «Заткнись и пей».

- Мать твою, что это? – вытаращил глаза Вадим, едва пригубив. – Чертов Питер! Вы тут все еба... ненормальные!

- Заткнись и пей! – расхохоталась я.

Мы говорили… вернее, он говорил, а я слушала. Место силы, да? Может, и  правда в этих долбаных «Цветочках» что-то такое особенное? Или просто туда добираются уже в том состоянии, когда алкоголь размагничивает коммуникационные запоры?

- Ты не представляешь, Яна, что это такое. Еще вчера ты почти бог, а сегодня – раздавленный червяк. Банальщина – чем выше забираешься, тем больнее падать. Ты спрашивала про поддержку? Знаешь, если бы всем было насрать, и то было бы легче. Нет, мать твою, я был виноват. Помнишь, как у Крылова? «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Всем хотелось кушать за мой счет, а ресторан, б…ь, прикрылся. Извини. Кстати, ты занималась спортом?

- Да. Спортивной гимнастикой. В детстве.

Хочешь грамотно соврать – скажи толику правды. В четыре года меня отдали в секцию, но не пошло, а вот в лыжной – очень даже. Но в этом я не призналась бы и под страхом смертной казни. Потому что хотелось удержать волну. Еще немного.

Отрезвление – оксюморончик, правда? – пришло уже в следующем баре, в Mitte. Хотя… было у меня еще одно тайное оружие под кодовым названием вротмненоги. Ну ладно, не ноги, а два пальца, но не суть. Временная трезвиловка, и все же голову проясняло. Прояснило…

Волна ушла, и меня вынесло пузом на прибрежные камни.

Яна, ты с ума сошла?

Точку невозврата, до которой еще можно было сказать: «ну, мне пора домой», мы проскочили. Остановиться – поехать к нему в гостиницу. Нужно мне это?

Однозначно нет. Грабли хищно улыбались, поджидая, когда я наступлю на них еще разок. Прямо как персонаж Стивена Кинга. Закрыть гештальт? Как же! Открыть его снова, но на качественно новом уровне. Жизнь развивается по спирали, ога. Он уедет в Москву и через пару дней забудет маленькое смешное питерское приключение. А я… вот именно…

Значит, пройти маршрут до конца. Чтобы это было уже физически невозможно. Извини, Чукапабра … ты сам того… выпал в осадок.

Сквозило в этом что-то тонко подлое, как свежая плесень, которой еще не видно, но вкус уже чувствуется.

Ничего не поделаешь, никто не обещал, что по пути к коммунизму будут кормить.

В «Дом быта» нас тупо не пустили: все под завязку, ждите на улице. Ждать не стали, пошли в Wood bar с его крепчайшей ананасовой настойкой, потом в Zing на Ломоносова с таким же крепким тини Portoquiri, цена которого лупила по кумполу не меньше градусов. Да, я умышленно заказывала самое убийственное, стараясь не думать про неизбежный хэнговер*. Наша мантра: «Это завтра, а сегодня…»** Спасибо, Алла Борисовна!

Эйфория сменилась тупой жгучей болью. «То ли инфаркт, то ли изжога». На часах без десяти три. Час быка – так, кажется? Вадим был уже хорош, но не сдавался. Мысль о том, что буду делать, когда он все-таки выпадет нерастворимыми хлопьями, отодвигала ногой.

Финал классического забега предполагал два варианта. Традиционно по-питерски приуныть в Kopen на Конюшенной, либо наоборот – весело закончить трип в караоке Poison на Думской. Эх, Андрюша, нам ли быть в печали?

Кто-то бросается обниматься. Чувак, я тебя знаю? Да не все ли равно, иди, хагнемся. Яна. А это Вадим. Из Москвы. Да, мне тоже приятно. Все друг друга любят, всем хорошо. А кому нехорошо – туалет рядом. А где Сенька? В людях? Какого хера бармен в людях, несите его сюда. Человек, два «Заводных мандарина», и насрать, что не Новый год. И насрать, что сесть некуда, постоим, была бы стенка прислониться. Нет стенки? Чупин, я к тебе прислонюсь, можно? Ой, голова убежала. Ниче, щас поймаю, вот только допью мандадарина.

7

Яна

Мало того что голова разламывалась изнутри, так еще и снаружи пристроилась меховая ушанка. Борис дрых прямо на темечке, свесив хвост мне на нос. Проделывал он это регулярно по выходным, когда я вставала поздно. Двери мы закрывали, но кот в знак протеста намонстрячился с разбегу повисать на ручке: ну как же, перекрыли доступ. С жалобным стоном я спихнула с головы восьмикилограммовую тушу, и Борис, недовольно мявкнув, спрыгнул с кровати.

А ведь семь лет назад была такая мелкая тощая срань, что без слез не глянешь. Алекс пришел с улицы грязнющий, как будто в лужах купался, держа на руках такого же грязного дрожащего котенка.

«Мумсик, пожалуйста…»

За умоляющим тоном и жалобным взглядом стояло взрослое-упрямое: «не разрешишь – уйду вместе с ним». Этот паршивец с младенчества старался настоять на своем, и зачастую приходилось сражаться насмерть. Но тогда я сдалась. Брезгливо взяла котенка за шкирку, отнесла в ванную и вымыла в тазу. Обсохнув, он оказался неожиданно пушистым, а поскольку породой и мастью походил на известного рекламного кота, то и имя получил в его честь.

Судя по солнцу, уже перевалило за полдень. Домой я вернулась часа в четыре, так что ничего удивительного. Хорошо хоть суббота, она у меня всегда была днем лени и безделья. В воскресенье наваливались домашние дела, к тому же приходилось готовиться к следующим интервью и оперативно просматривать то, что наснимала команда: без моего одобрения в эфир ничего не пускали.

Кое-как приняв вертикальное положение, я накинула халат и выползла в коридор. Дверь в комнату Алекса была распахнута, сам он сидел в наушниках за компьютером и рубился в какую-то стрелялку. Уловил боковым зрением движение, поставил на паузу, сдвинул наушники на шею и встал в дверях, грозно уперев руки в боки.

- Ну и как это называется, мумс? – вопросило чадо.

- Чего? – включила я дурочку. – Я ж тебе написала, что все в порядке.

- Ты написала в полвторого. А пришла в пятнадцать минут пятого, я посмотрел. Что за дела вообще? А давай я утром приду, не предупредив, посмотрю, что скажешь.

- Ну ты жопу-то с пальцем не путай, - возмутилась я, морщась от очередного взрыва петарды в голове. – Ты сопля еще зеленая, а я взрослая женщина.

- С сопли и спрос сопляной, - отбил крученый Алекс. – А взрослая… якобы… женщина должна понимать, что за нее беспокоятся.

Он был прав, что тут скажешь.

- Извини, так вышло.

- Вышло у нее, - проворчал Алекс и надел наушники, дав понять, что разговор окончен.

Приняв душ, я добрела до кухни и застыла перед холодильником. После внутренних торгов и дебатов, сражаясь с дурнотой, сварила яйцо всмятку. Отчаянно хотелось кофе, но с этим стоило повременить, поэтому налила зеленого чаю. Села на кухонный диванчик, и снова накатило вчерашнее. То есть уже сегодняшнее.

Если бы Вадим не стек по стене, очень даже вероятно, я сказала бы «да». Поехали бы к нему в гостиницу, занялись сексом, а потом… Потом я капитально бы об этом пожалела. Но в тот момент предохранители выбило напрочь.

Наклонившись, я потрясла его за плечо, похлопала по щеке. Ноль эффекта. Из туалета вышел парень в косухе, остановился рядом.

- Проблемы? Может, такси вызвать?

- Спасибо, вызову. Помогите до диванчика дотащить, пожалуйста.

Вдвоем мы доволокли Вадима до дивана. Парень ушел, а я присела рядом, не представляя, что делать дальше. Такси проблему не решало: я понятия не имела, где Чупакабра остановился.

Ну что, довольна, идиотка? Хотела напоить, чтобы не потащил в койку, теперь расхлебывай. Не оставишь же его здесь одного.

Мама дорогая, меня реально паникнуло, аж сердце через уши полезло. К себе домой тащить – однозначно нет. И подруг  таких не было, к которым можно заявиться под утро с ужратым вмертвую мужским телом. Снять проститутский почасовой номер там, где не спрашивают документов? Я не представляла, где искать такие, прости господи, гостиницы, но оставила этот вариант как последний выход. Может, бармены знают, на то они и бармены, чтобы все знать.

Так, спокойно, Яна, спокойно, не гоношись. В приличных отелях дают гостевые визитки с адресом и телефоном. Ни за что бы не полезла по карманам, но жизнь заставит – еще не так раскорячишься*.

Какой только фигни мужики не таскают в карманах - почти как в дамской сумке. В первом же внутреннем наткнулась на характерную квадратную коробочку. Начатую. Тонко царапнуло.

Что такое, Яночка? Ты же не думала, что Чупакабра после развода подался в анахореты? Живет себе мужчина регулярной и разнообразной половой жизнью, и ты, кстати, сама чуть в нее не вписалась. В качестве эпизода. Ищи давай визитку.

- Эй, ты чего там? – поинтересовалась размалеванная девица, направлявшаяся в туалет.

- Ключи от машины ищу, - ответила я нагло.

- А-а-а, – кивнула она и ушла.

Перерыв все карманы, визитки я так и не нашла. В бумажнике тоже не было. Зато полюбовалась на впечатляющий набор банковских карт.

Черт, что же делать-то? Я попыталась забраться в телефон Вадима, вдруг получится найти номер его секретарши, имя которой запомнила: Лилия. Она точно должна знать, наверняка сама бронировала гостиницу. Неудобно звонить так поздно… или рано, но это уж пусть сам с ней разбирается, не до жиру. Однако дисплей оказался заблокированным и потребовал пин.

8

Яна

После новости, которую принес Алекс, настроение окончательно ухнуло в черную дыру.

Мишка почти десять лет жил в Канаде и играл в НХЛ за «Ванкувер Кэнакс». Там у него была жена и трое детей, а в Питере остались родители, наотрез отказавшиеся перебираться за океан. Он приезжал навестить их, а заодно и нас с Алексом. Встречи эти всегда проходили по одному сценарию. Мужчины вдвоем закатывались куда-нибудь на целый день, возвращались вечером, и мы все вместе ужинали, после чего Мишка уезжал к родителям. Отношения у них с Алексом были ровные и спокойные, хотя тому, конечно, льстило, что отец известный хоккеист.

Дважды на каникулах Мишка брал Алекса к себе в Ванкувер, и тот возвращался в диком восторге, но при этом говорил, что жить там постоянно точно не стал бы. Мне хотелось в это верить, хотя и понимала, что настанет время, и очень скоро, когда ребенка все равно придется отпустить, и тогда неважно, где он будет жить: на соседней улице или на другом конце света.

Элли, Мишкина жена, относилась к отпрыску мужа доброжелательно, тем более у нее самой был сын от первого брака такого же возраста. Со сводными сестрами и братом Алекс общий язык нашел моментально. Короче, в этом отношении установилась полная идиллия, и к Мишкиным визитам я относилась как к чему-то естественному. Всегда – но только не сейчас.

Это была уже не насмешка судьбы, а какое-то подлое издевательство. Как будто с маху макнули мордой в лужу прошлого. Появившийся внезапно из ниоткуда Чупакабра, с которым мы провели еще одну оборвавшуюся на полуслове бестолковую ночь, а сразу после – извольте радоваться, Миша. Разумеется, спать с ним снова я бы не стала, но все равно от ощущения дьявольской фантасмагории сводило зубы.

Весь день до вечера я провалялась на кровати с Борисом под боком. То читала, то дремала, то смотрела вполглаза телевизор, перескакивая с канала на канал. На телефон… нет, не косилась. Просто имела в виду, что вот он – лежит на тумбочке. Звонили всякие разные люди, и всем от меня что-то было нужно. Вадим – нет, не звонил.

С одной стороны, это меня устраивало, потому что я абсолютно не представляла, как стала бы с ним разговаривать, а главное – о чем. С другой, это было, по мелочи, обидно. Хотя бы уже потому, что воспитанные люди после такого финта ушами сообразили бы, что не мешало бы извиниться. Нет моего телефона? Чушь. Ему звонила Валя, а значит, он вполне мог ей перезвонить и попросить мой номер. Она, конечно, вряд ли дала бы, но мне тут же бы сообщила. Это только школьницы свято верят: мальчик не звонит потому, что потерял номер или занят уроками. Кто хочет, тот и номер найдет, и время.

Воскресенье прошло уже более продуктивно. Мы с Алексом убирали в шкафы зимнюю одежду и обувь, а тетки из клининга мыли окна. Когда-то это приходилось делать мне, но сейчас я бы даже на подоконник добровольно не залезла, благо средства позволяли этого не делать. Жили мы на третьем этаже, но с учетом потолков в три с половиной метра по высоте это был полноценный современный четвертый. Закончив с окнами, тетки вымыли, намазали мастикой и натерли паркетные полы.

Наша скромная двушечка тянула на девяносто с лишним квадратов. Центр есть центр. Чудовищных коммуналок по двадцать комнат становилось все меньше. Когда дома ставили на капремонт, такие квартиры дробили на несколько отдельных. Нашу тоже когда-то выгородили из огромной господской, оставив от прежней роскоши, кроме комнат, двадцатиметровую кухню и десятиметровую ванную.

Стоила эта недвижимость в десяти минутах ходьбы от площади Восстания бешеных денег. Не зря отчим после похорон бабы Светы визжал, брызгая слюной, и топал ногами. Когда он узнал, что та завещала квартиру мне, его чуть кондрат не хватил. Вопли о том, что я неблагодарная тварь и подлая шлюха, заморочившая голову чокнутой старухе, продолжались долго. А я смотрела на него и думала: надо же, а ведь называла этого человека папой, поскольку он официально меня удочерил. Кстати, избавив тем самым от совершенно безумного налога на наследство.

Он даже пытался через суд посмертно признать бабу Свету недееспособной, но ничего не вышло: завещание та написала еще до инсульта, в здравом уме и трезвой памяти. После безобразного скандала, который отчим с матерью закатили, узнав, что я беременна и не собираюсь делать аборт.

- Да, - сказала она, вернувшись тогда от нотариуса, - печально сознавать, что твой сын вырос такой свиньей. Вот как бывает, когда слишком много работаешь, чтобы вытянуть ребенка в одиночку. Учти, тебя это тоже ждет, раз уж ты такая коза упрямая. Работу я имею в виду, а не то, что ребенок вырастет свиньей. Это уж от тебя зависит.

Началась новая неделя, и меня затянуло в привычный конвейер. Записи, монтаж, подготовка к новым интервью – все по часам. Приходила домой, готовила ужин и падала на кровать с книгой, но… не читалось. Вообще ничего не хотелось. Обычно в мае-июне мне по вечерам дома не сиделось. Один из плюсов жизни в центре – при большом количестве минусов! – не надо никуда ехать, если захочется выйти из дома. Не обязательно бар, ресторан и прочие тусовки. В белые ночи я любила гулять без компании, впитывая энергетику города, с которым оказалась на одной волне. Но сейчас… нет, не хотелось и этого.

Я бы охотно выкинула Чупакабру из головы, если бы не постоянные напоминания. В понедельник пришлось отсматривать черновой монтаж нашего интервью, во вторник – уже готовую к эфиру передачу. Со стороны могло показаться, что все идеально – как всегда. Но перфекционист во мне кипел и пенился, подмечая и мою тщательно скрываемую нервозность, и подвисшие на долю секунды пересечения взглядов.