Чёрт бы меня побрал. Что мне вообще в голову взбрело — идти домой через лес?
Точнее, через этот чёртов перелесок за стадионом, который все дружно обходят, кроме самых умных вроде меня. «Так короче будет». «Чего бояться, Яна, это тебе не хоррор». «Волки спят». Угу. Ага. Волки спят, пока ты сама не вывалишься к ним в пасть.
Деревья нависают над тропой, как если бы лес решил сжаться и сжевать меня. Ветки царапают лицо, волосы липнут к щекам, дыхание рвётся. В груди будто пылает костёр, воздух не вдыхает, а обжигает. Горло сухое. Слюна вязнет. Бегу почти вслепую — не от кого-то, а от всего.
Спотыкаюсь. Падаю. Ловлю землю руками — в грязь, в мох, в корни. Вскрикиваю сквозь сжатые зубы. Колено пробила. Рука в ссадинах. Режет. Щиплет. Больно.
Поднимаюсь. Не время лежать.
Пытаюсь вспомнить, где свернула. Где была эта тропинка? Сколько метров назад я сошла с дороги? Всё в голове расплылось, будто кто-то стёр маршрут, оставив одно только — страх. Паника глушит ориентиры. Ни точек, ни зацепок. Только холод внутри и деревья, одинаковые до безумия. Кажется, они нарочно встают стеной, чтобы я заплутала ещё сильнее.
Деревья молчат. Не шелохнутся. Даже ветер пропал. Ни совы. Ни мыши. Ни шороха травы. Только моё дыхание и стук сердца, который отдается в висках.
Телефон. Руки трясутся, пальцы липкие. Разблокирую. Нет сети. Конечно. Идеально. Просто идеально.
Сажусь на что-то корявое. Пенёк. Камень. Уже всё равно. Закрываю глаза на секунду. Трясёт. Всё тело гудит, как натянутая проволока. Слышу только свой хрип — даже не дышу, а выжимаю воздух из себя.
Потом — звук. Едва уловимый. Слева.
Словно кто-то оступился. Или нарочно задел ветку, чтобы проверить — слышу ли я.
Мурашки мгновенно разбегаются по коже. Спина становится ледяной.
Я резко оборачиваюсь. Слишком резко. Шея хрустит от напряжения.
Темнота. Деревья. Я ничего не вижу, но чувствую.
Кожу будто прожигает взгляд — чей-то чужой, невидимый.
Не угрожающий напрямую. Пока. Но тянущий к себе.
Словно лес сам дышит рядом. Ждёт. Слушает, как я дышу. Считает мои шаги.
Всё тихо.
Сердце делает сальто, потом падает обратно в грудь. Липкий холод прилипает к позвоночнику. Ноги отказываются вставать. В ушах шумит. Паника нарастает, как волна. Вот-вот накроет с головой.
Встаю. Медленно. Каждое движение — усилие. Лес будто не отпускает. Каждый куст держит, каждый ствол поворачивается следом. Мне это кажется, да? Просто кажется.
— Всё нормально, — шепчу себе. — Просто перенапряжение. Адреналин. Ты взрослая. Ты можешь выбраться.
Перед глазами вдруг — обрывок. Как мираж. Две морды. Серые. Волчьи. Мерцание глаз, щёлкнувшие зубы. Мгновение — и исчезло. Или… не исчезло? Провожу языком по губам. Сухо. Потрескались. Словно кричала и не помню этого.
Возвращаюсь. Медленно.
Шаг — за шагом, как будто под ногами зыбь. Память цепляется за образы: поворот, сучковатый ствол, фонарь вдалеке. Вот она — тропинка. Та самая. Узкая, ровная, как натянутая нить между деревьями. Там, впереди — город, свет, люди. Безопасность.
Ускоряюсь. Не бегу, но тело уже не слушается — будто кто-то подталкивает в спину. Инстинкт. Спешка.
И вдруг — тень.
Справа или сзади?
Замираю. Шаги. Не мои.
Тихие, но уверенные, словно кто-то не прячется, а наоборот, хочет, чтобы его заметили: «Я здесь».
Поворачиваюсь.
Мужчина.
Высокий. Капюшон затеняет лицо. Плечи широкие. Идёт в том же направлении, что и я. Ни шагу быстрее, ни шагу медленнее. Не смотрит. Не приближается. Просто идёт.
Голова звенит. Сердце стучит где-то в горле. Пытаюсь не пялиться, но спиной ощущаю каждый его шаг.
Тропинка вывела к свету. Асфальт под ногами, фонарь над головой. Камень под подошвой — холодный, настоящий. Я дошла. Выдыхаю — шумно, прерывисто, будто до этого задерживала дыхание на слишком длинной дистанции. Всё. Дошла.
Оглядываюсь — за спиной пусто, ни шагов, ни тени, ни шороха, будто он свернул… или исчез… или вовсе был только в моём воображении.
Остановка стояла пустая. Одинокая лавка под фонарём казалась чужой — как будто не для меня.
Я обхватила себя руками и только сейчас почувствовала, как сильно дрожу.
Машины проносились по трассе, будто не замечая ни меня, ни моего страха.
Достала наушники, включила музыку. Любую. Лишь бы заглушить собственные мысли.
Автобус подошёл вовремя. Я села у окна, прислонилась лбом к стеклу. Смотрела, как мимо проносится город — такой знакомый, но почему-то далекий.
Ещё тридцать минут. Потом — дом.
Тишина. Закрытая дверь. Тёплая ванна.
Вода обволакивала кожу, успокаивала. Аромат масел казался почти нежным.
Я просто лежала, не думая, не чувствуя. Только дышала.
Кровать встретила мягкостью. Я закрыла глаза — и провалилась.
Мне снился лес. Тот же. Только глубже. Холоднее. Страшнее.
Из темноты вышли волки.
Я пыталась бежать, но ноги не слушались. Я кричала — беззвучно.
Меня сбили с ног. Прижали. В глаза светили чужие взгляды. В спину дышали чужие пасти.
Проснулась — резко, с рывком. Сердце стучало в горле. Тело было липким от пота.
Телефон упал с кровати, глухо ударился об пол. Посмотрела на экран — шесть утра.
Сна больше не было.
На кухне закипал чайник. Стояла босиком, в одной футболке, с чашкой кофе в руках.
Пальцы всё ещё дрожали. Аромат бодрил. Медленно возвращал в реальность.
За окном начинался новый день. Первые лучи касались стекла — неяркие, будто пробные.
Собираюсь на работу на автопилоте. Горячая вода, влажное зеркало, тональный крем ложится ровно — лицо почти спокойное. Тушь, брови, помада. Щёлк — застёжка на серёжке. Щёлк — браслет на запястье.
Юбка. Блузка. Чашка кофе, которую так и не допиваю.
Я почти не думаю. Просто действую. Метро. Люди. Толпа.
Всё вокруг шумит, дышит, двигается. Кто-то ест булочку, кто-то листает новости, кто-то ругается по телефону.
Я сливаюсь с этим потоком — до того момента, как его замечаю.
Силуэт. Чёткий. Знакомый. Мужчина в тёмной куртке, стоит у двери, смотрит вперёд, не двигаясь.
Он не замечает меня. Но я — вижу его. Тот самый силуэт, что шагал по лесу.
Слишком похож, чтобы быть просто случайностью. Я ловлю себя на том, что не могу отвести взгляд. Рассматриваю плечи, профиль, походку, пока вагон не замедляет ход.
Чуть не пропускаю свою остановку. Спохватываюсь, выныриваю — как будто из сна.
Рабочий день идёт по расписанию. Файлы. Планёрки. Тренды.
Обсуждаем, что «сейчас читают»: что в топе, что продаётся, что уже приелось.
Я слушаю, киваю, делаю пометки. Всё, как всегда.
И всё же ловлю себя на том, что хочу — движения.
Жизни. Не за экраном, не на графиках. А настоящей.
Слишком много предсказуемости стало в этой редакторской рутине.
Вечером пишу подруге.
«Пошли куда-нибудь. Без повода. Просто выбраться».
Она отвечает мгновенно: «Ты читаешь мои мысли».
Мы встречаемся у входа в бар. Я давно здесь не была.
Громкая музыка, приглушённый свет, пахнет фруктами и алкоголем.
Люди смеются, говорят, спорят, кто-то уже танцует между столиками.
Бар — как улей: движение в каждой точке.
Я заказываю безалкогольный коктейль. Лёд звенит в стекле, трубочка гнётся под пальцами.
Отпиваю глоток и просто наблюдаю. Не тороплюсь, не ищу — просто вглядываюсь в лица, движения, паузы.
И чувствую, как-то по-другому — будто внутри что-то сдвинулось. Незаметно.
Но уже не вернётся на место.
— Скучаешь? — голос над ухом — тёплый, мужской, с ленцой.
Оборачиваюсь. Парень — как из рекламы кожаных курток: высокий, самоуверенный, с той самой хищной улыбкой, от которой у неопытных ноги подгибаются. И явно знает, как себя подать.
В глазах — любопытство. И что-то опасное.
— Нет, — выгибаю бровь. Смотрю прямо, потом отвожу взгляд. Дать понять: не ведусь. Но внутри уже что-то ёкнуло.
— Познакомимся? — Он не уходит. Не смущается. Наглость или харизма? Пока не решила.
Он притягивает, это факт. В чём именно — ещё не разобралась. Просто хочется… остаться.
— Нет такого желания. — Отвечаю резко, почти огрызаясь.
Почему? Сама не знаю. Просто слишком легко он вошёл в зону комфорта. Словно давно знал, где болит.
Он усмехается.
— Ты не в настроении, да? Тон ироничный. Но не издевательский.
А внутри — будто ток прошёл. Волной. От его слов. От взгляда.
Меня словно крутит изнутри: и поговорить хочется, и развернуться, и уйти. И остаться.
Противоречия колют изнутри, как иголки.
Телефон вибрирует в руке. Смотрю на экран — сообщение.
Коллега не придёт.
Всё, на что я надеялась этим вечером, — рассыпается.ь ьПланы рушатся в одно мгновение, как карточный домик. Ощущение лёгкости уходит, сменяется пустотой.
Настроение падает — резко, без предупреждения. Парень смотрит на меня внимательно.
— Вечер явно не задался, — комментирует, будто прочёл сообщение вместе со мной.
— Вы всегда чужие переписки читаете? — голос выходит с нажимом. Почти рык.
Хочется защититься. Не дать подойти ближе.
— Нет, — отвечает спокойно. Слишком спокойно.
Как будто ему нравится выводить меня на эмоции.
Допиваю коктейль. Лёд звенит в стакане. Хватает взгляда, чтобы понять — он не из тех, кто уговаривает. Он будет рядом ровно до того момента, пока я не встану.
— Всего доброго.
Разворачиваюсь. Но чувствую его взгляд в спину. Он не трогает. Не зовёт. Не преследует.
К счастью, незнакомец остаётся в баре. Не следует. Не зовёт. И слава богу — или наоборот?
До дома — минут двадцать пешком. Погода тёплая, вечер мягкий, дышится легко. Решаю пройтись.
Включаю музыку, ту самую — для одиночных прогулок, когда мысли путаются с ритмом.
Город вокруг живёт своей жизнью.
Вывески мигают, машины сигналят, люди куда-то спешат — будто день не кончился, а только начинается. Меня это почти не трогает. Я как будто в пузыре: своя траектория, свои шаги, свой ритм.
На перекрёстке решаю срезать через городской парк.
Сама себе улыбаюсь: ещё вчера боялась идти через лес, а теперь спокойно шагаю в темноту деревьев. Но это же парк, а не чаща. Тут фонари, дорожки, прохожие.
Самовнушение работает. Может, и к лучшему.
Порой проще поверить, что всё под контролем, чем снова оказаться лицом к лицу со страхом.
Я и не сразу понимаю, что что-то не так. Аллея пустая.
Фонарь, под которым я должна пройти, не горит.
Тьма — густая, липкая.
Мороз пробегает по коже, как ток. Инстинкты просыпаются с опозданием. Запоздало.
Снимаю наушники. Музыка обрывается — тишина глухая, как в подвале.
Слушаю. Ничего.
— Глупость, — шепчу сама себе. — Это ведь просто парк.
Но тело не верит. Спина покрывается мурашками. Пальцы холодеют. Каждый шаг — как в вязком сне.
И вдруг — вижу его. В конце аллеи, между деревьями — стоит волк.
Большой. Нереальный. Глаза светятся. Точно такие, как в том сне.
Только сейчас это не сон. И не бред.
От страха не кричу — только воздух срывается с губ, сердце стучит где-то в горле.
Разворачиваюсь резко, шаг назад — и врезаюсь в него грудью.
Он крепко стоит, будто и ждал, что я попытаюсь уйти.
Парень из бара. Тот самый. С кожаной курткой и усмешкой.
Слишком знакомый, слишком не вовремя.
Замираю. Он смотрит прямо в меня — уверенно, спокойно.
Его горячее дыхание обжигает кожу у шеи. Стою, как вкопанная, но замерла не от него. Раньше.
Там, впереди, на тропе — стоял волк. Большой, тяжёлый, с глазами, светящимися из темноты.
Он просто смотрел. Долго. Слишком осознанно.
Я замерла сама — инстинктивно, как перед зверем, который думает, нападать или нет.
Но теперь — волка нет. На его месте — человек. Высокий, с чёткими чертами.
Я узнаю его. Видела раньше.
В автобусе. В лесу. Но тогда — мельком. Слишком быстро, чтобы понять, кто он.
Меня удерживает другой. Парень из бара.
Теперь его рука крепко обхватывает мою талию, ведёт в сторону поляны, подальше от тропы.
— Пойдём прогуляемся, сладкая, — шепчет мне в ухо, низко, с нажимом.
Я дёргаюсь, пытаюсь вырваться — но он держит крепко.
Спокойно. Без лишнего усилия. Как будто играет с добычей.
— Прыткая малышка, — усмехается.
— Ещё вчера это было понятно, — отвечает второй.
Сердце срывается в грудь. Поворачиваюсь.
Перед нами — чёрный внедорожник.
Открытая дверь, тёплый салон, в нём — капкан.
Меня усаживают внутрь.
Парень из бара садится рядом. Второй — за руль.
Тишина между ними — как уже принятый приговор.
— Я тебя отпускаю, и ты не кричишь. Не дёргаешься. Поняла? — говорит тот, что сидит рядом.
Голос ровный. Мягкий. Но под ним — приказ. Без вариантов.
Я киваю. Медленно. Понимая, что другого ответа не примут.
Он убирает ладонь с моего рта. Свобода кажется странной.
— Кто вы такие? — спрашиваю, вжимаясь в сиденье.
— Я Артур. А это — мой брат Александр.
Он кивает в сторону второго. Тот молчит, ведёт машину, взгляд не отрывая от дороги.
— Зачем я вам? — губы дрожат. Грудь сжимает паника.
Артур улыбается. Не игриво. Хищно.
— Вкусно пахнешь, малышка.
Слова впиваются под кожу.
— Что это значит? О чём вы вообще говорите?..
— Поймёшь, когда приедем домой. — Его голос спокоен. Слишком.
Как будто всё уже давно решено.
— Я не хочу, — шепчу. Горячая слеза скатывается по щеке.
Артур тянется к лицу. Пальцы касаются кожи, стирают слезу.
Он смотрит прямо в глаза, не отводя взгляда.
— Я, по-моему, не спрашивал, хочешь ты или нет.
Голос — как удар. Спокойный, но с хребтом стали.
Рука сама тянется к двери. Хватаюсь за ручку — дёргаю. Заперто. Конечно.
— Сладкая, ты обещала, — рычит Артур.
Брови сдвинуты, взгляд жесткий. В голосе — предупреждение. Замираю. Сжимаюсь внутрь, отступаю глазами к окну.
Смотрю на пейзаж за стеклом. Один за другим мелькают редкие дома, деревья, поля.
Мы за городом. Скорость высокая. Связи — ноль. Без шансов.
Закрываю глаза. «Это сон», — уговариваю себя. Щипаю запястье. Больно.
Но не просыпаюсь.
Я всё ещё здесь. В машине. С двумя незнакомцами, которых язык не поворачивается назвать иначе, кроме как бандитами.
Тишина в салоне густая, глухая, как перед бурей.
Я чувствую взгляд Артура — не просто на себе.
Он изучает. Как будто только что купил меня и теперь решает, с чего начать.
Мысль вспыхивает резко, как лампочка:
Нужно достать телефон. Медленно тянусь к сумке. Пальцы скользят по молнии.
Но не успеваю.
Рука Артура резко накрывает мою. Пальцы обхватывают запястье, тянут к нему. С силой.
Он разворачивает меня на себя, упирает ладонь в пах.
Мне не нужно объяснять. Под тканью джинсов — всё понятно.
Шок. Тело цепенеет, мысли рвутся, но не собираются.
Он забирает сумку. Спокойно. Словно так и должно быть.
Кидает её на переднее сиденье. Как мусор.
Машина замедляется. Поворачивает. Тормозит у дома.
Частный сектор. Но слишком пустой.
Дом — один. Рядом — только лес. Ни соседей, ни света, ни дороги дальше.
— Выходи, сладкая. Мы приехали. — голос тихий. Уверенный.
Он не угрожает — просто приказывает.
Он знает, что я выйду. Щелчок замка.
Хватаюсь за ручку, дёргаю дверь — и, не раздумывая, выпрыгиваю.
Падаю на гравий, поднимаюсь и бегу. Прочь от машины. От него. От страха.
Дорога скользкая, ноги срываются, юбка рвётся на ходу.
Камни, кусты, ветки — всё цепляется, тормозит, рвёт. Мне всё равно.
Это моя попытка. Мой шанс. Дышать всё тяжелее, грудь жжёт, лёгкие режет воздух.
Мотор не слышу. Значит, бегут следом.
Дорога открыта, слишком заметна. Если останусь — догонят. Один выход — лес. И я срываюсь в него, даже не оглядываясь.
Ветки хлещут по лицу, земля вязнет под ногами, но я не останавливаюсь. Каблук уходит в грязь, нога срывается, я чуть не падаю — но ловлю равновесие.
Сквозь деревья бежать легче, чем ночью. Сейчас ещё светло. Я вижу, куда ступаю. Но от этого не легче. Всё внутри дрожит.
Страх гонит быстрее, чем боль. Адреналин держит на ногах. Но долго я не продержусь. Это тело — не машина.
Останавливаюсь. Резко, как будто сердце велело. Прислоняюсь к стволу сосны, пытаюсь отдышаться.
Закрываю глаза. Только минуту. Только, чтобы не упасть. Чтобы ноги перестали дрожать.
Дышу тяжело. Сбивчиво. Воздух обжигает горло. Вокруг — тишина. Неестественная.
Секунду назад — птицы, шорох веток. Теперь — ничего.
Я открываю глаза. Передо мной — волк.
Стоит в двух шагах. Большой, сильный. Смотрит прямо на меня, не мигая.
Забываю, как дышать. Как двигаться — тоже. Просто смотрю, не в силах отвести глаз.
Он не рычит. Не скалится. Не делает резких движений — просто присутствует.
— Ты же не будешь меня есть, да?.. — голос хрипит, пересохший, срывается с губ.
Тело замирает. Страх стягивает меня, как холодная цепь.
Он шевелит ухом, будто услышал. Делает шаг вперёд, медленно, будто проверяя границы.
Сжимаюсь, съеживаюсь, опускаюсь на землю. Стать меньше — значит стать менее опасной.
Волк подходит ближе. Слышу его дыхание — низкое, влажное, уверенное.
Один из волков делает шаг в сторону, уводит взгляд. Он смотрит туда, где появляется второй — такой же огромный, только тьма в глазах холоднее. Я напрягаюсь, сердце срывается, будто предчувствует, что это — ещё не конец.
«Может, зря убежала…» — мысль вспыхивает на фоне дрожи в коленях. «Может, стоило остаться…» — и тут же давлю её, как неуместную. Но поздно — в меня уже закрадывается паника.
Второй волк выходит ближе, молча, плавно. Между ними что-то происходит, без слов, но я ощущаю: они понимают друг друга. Как хищники, у которых нет необходимости объяснять.
И тогда первый рычит. Низко, хрипло, как будто предупреждает — или прощается с формой. Его тело напрягается, вытягивается, начинает меняться.
Замираю. Всё происходит на глазах — как в замедленной съёмке. Шерсть уходит под кожу, кости ломаются, форма меняется.
Это страшно. Грязно. Неестественно. И в то же время — завораживающе. Передо мной больше не зверь.
Передо мной — мужчина. Обнажённый, дышащий, тяжёлый. И я узнаю его сразу.
— Александр… — имя вырывается само. Он присаживается, словно просто выбрался из душа, а не только что вышел из зверя.
— Что, мать твою, тут происходит?! — голос срывается, крик дерётся наружу.
— Спокойнее, малышка, — отвечает, устало. — У Артура сейчас перепонки лопнут, если ты не сбавишь тон.
Артур. Я сразу вспоминаю. Он держал меня за талию, вёл с дороги, не остановился, когда я пыталась вырваться.
Слова разлетаются, не складываются в смысл. Мир вокруг распадается на обрывки. Я будто выпала из собственного тела.
И вдруг — прикосновение. Что-то тёплое, тяжёлое утыкается в бедро. Волк. Второй. Лёг рядом.
Его нос касается кожи. Шерсть колючая, как грубая ткань, но от неё веет теплом. Он не нападает — просто лежит.
Меня перехватывает. Вдох застревает, слёзы подступают. Всё слишком. Слишком странно. Слишком дико.
Поднимаю глаза, встречаюсь с Александром взглядом. Он смотрит прямо в меня — спокойно. Не давит. Ждёт.
— Ты… ты… — я не могу выговорить. Горло стянуто. Рот сухой.
— Именно он, — подтверждает. Ни сомнения в голосе, ни издёвки. Только факт.
— Нет… это не может быть правдой… — качаю головой, тянусь за последним осколком реальности. — Вы ненормальные…
— Малышка, — его голос мягче, почти заботливый. — Я могу оставаться таким сколько угодно. Но скоро стемнеет. Ты замёрзнешь.
Он смотрит в небо. Оно сереет. Воздух становится прохладнее. Всё вокруг замирает, будто ждёт моего решения.
— Выбирай, — говорит , не отводя взгляда. — Или остаёшься тут и продолжаешь твердить, что это бред. Или идёшь со мной.
Смотрю на него. На волка у своих ног. На лес вокруг — такой же нереальный, как всё, что только что произошло.
Александр подходит ближе, медленно, без лишних движений. Его рука тянется ко мне, касается плеча — осторожно, но уверенно. Он тёплый, живой, настоящий.
— Не надо… Не трогайте меня… — шепчу, но слова тут же срываются.
Истерика подступает волной — першит в горле, давит в груди. Слёзы текут по щекам.
Волк рядом встрепенулся. Поднимает лапу, кладёт мне на колени. Ворчит — негромко, но сдержанно.
— Давай, — негромко говорит Александр, подаёт руку. — Ты и так уже всё поняла.
Смотрю на него сквозь слёзы, сжимаю ладонь. Его пальцы — тёплые, крепкие, уверенные.
Он поднимает меня легко, словно знал, как. Ни капли лишнего. Только поддержка.
Я встаю. Стараюсь не смотреть ему в глаза.
— Не советую снова убегать, — предупреждает он, но без угрозы.Просто как факт.
— Я поняла, — выдыхаю.
Сутулюсь, вжимаю голову в плечи, обнимаю себя руками — холод пронзает до костей. Шаги тяжелеют, дыхание рвётся. Дорога будто растянулась до бесконечности.
— Не надо, я сама, — шепчу, едва слышно. Шагаю дальше из упрямства. Он идёт рядом, молчит, но не отстаёт.
— Ты дрожишь, как осиновый лист. — Его голос рядом, низкий, ровный. — Я не могу на это смотреть.
— Не смей, не вздумай, я… — начинаю резко, но не успеваю закончить. Его руки уже подхватывают меня, легко, будто я ничего не вешу.
— Смирись, малышка, по-другому не будет, — шепчет мне в висок. Говорит спокойно, но так, что перечить больше не хочется. Его тело горячее, сильное, живое.
Александр прижимает меня ближе, перехватывает поудобнее. Несёт легко, будто я совсем невесомая. Я слышу, как у него под грудью стучит сердце — медленно, глухо, уверенно.
Я не протестую. Уже нет. Всё сопротивление растаяло, как тепло, которое я больше не могу удержать.
Просто прижимаюсь к нему, вжимаюсь щекой в шею, пытаясь не думать. Не чувствовать. Не провалиться обратно в панику.
Рядом идёт волк — Артур. Не отстаёт, не лезет вперёд. Только краем глаза я вижу его тень, слышу шорох лап по земле.
Дом вырастает перед нами внезапно. Деревянный, с окошками, из которых льётся свет. Запах дыма, еды, тепла — всё это бьёт по чувствам сильнее, чем холод.
Внутри — тепло и тихо. Просторная комната, воздух пахнет древесиной, чаем и чем-то мясным. После холода снаружи это почти ошеломляет.
Александр заносит меня через порог, ставит на ноги аккуратно, но без лишних слов. На мгновение задерживает взгляд — и уходит вглубь дома.
Стою посреди прихожей, чувствуя, как тепло обволакивает кожу. Не верю, что всё это реально. Не верю, но греюсь.
Из кухни доносится шум — звук льющейся воды, движение посуды. Через минуту Александр возвращается. Уже одет: футболка, тёмные штаны, мокрые волосы зачесаны назад.
Он подходит к столу, не глядя подвигает ко мне кружку.
— Горячий чай. Пей медленно.
Беру её сразу. Обжигаюсь, но не отпускаю. Руки дрожат, но хотя бы чувствуют.
— Сладкая, бегать больше не советую, — голос доносится сзади, низкий и без тени спешки. — Ты волка только заводишь.
Оборачиваюсь — в дверном проёме стоит Артур. Без рубашки, босой, в одних джинсах.
Двигается медленно, но в каждом шаге — напряжённая сила. Хищник, которому не нужно торопиться.
— Сдурели?! — я едва вырываю губы из поцелуя Александра, сердце колотится, грудь ходит ходуном. — Вы совсем…? Двоём?!
Александр усмехается, обхватывает за талию и тянет назад — к себе, к теплу, к телу, которое словно выжжено жаром.
— Поздно визжать, малышка, — его голос липнет к коже, как мёд. — Ты уже в нашем доме, уже под нашим контролем.
Слева появляется Артур. Ближе, чем должен. Глаза прищурены, дыхание хищное.
Он поднимает мою руку и тянет к своим губам — просто смотрит, как я сжимаюсь.
— Ты дрожишь, потому что хочешь. Не притворяйся. Запах уже всё рассказал.
— Вы не можете… это неправильно! — Бью по его груди ладонью, слабый удар, скорее жест. — Вы же… вы…
— Твои, — роняет Александр, не давая договорить. — Волк признал еще вчера, там, в лесу, когда ты шла домой.
Он снова целует — на этот раз грубее, глубже. Я задыхаюсь, рвусь, но внутри всё горит. Всё поддаётся. Тело сдает быстрее, чем разум.
Артур смеётся, низко. Подходит сзади. Его рука проходит по моей спине вниз — дерзко, уверенно, словно я давно его вещь.
— Смотри, как плавится. А ещё пять минут назад бегала.
— Вы… вы оба… это… это не может быть… — запинаюсь, потому что его рука уже на бедре. Потому что между ног жар, стыдный, предательский.
— Это тут лишнее, — шепчет Александр, горячо дыша в ухо, и в следующее мгновение ткань трещит. Блузка рвётся под его руками, пуговицы разлетаются в стороны. Он впивается зубами в кожу на моём плече — резко, сдержанно-жестоко, оставляя след.
Артур обнимает сзади, шепчет в ухо:
— Не строй из себя святую, малышка, — ворчит Артур, проводя ладонью по бедру. — Такое тело — грех не испортить. Шикарное. Порочное. Твой запах желания сводит с ума.
— Я не позволяла! — выкрикиваю, но голос рвётся.
— А мы не спрашивали, — хором, с разницей в долю секунды.
Они смотрят на меня, как на то, что им по праву принадлежит.
Я хочу их ударить. Закричать. Убежать. Мозг шепчет: «Стоп. Беги. Это неправильно». Но тело не слушается.
Руки дрожат не от страха, а от жара, что растекается под кожей.
Грудь вздымается, соски стянуты под тканью — реагируют на их дыхание, на их взгляды, на сам факт, что я — между ними.
Они касаются меня, и всё внутри сжимается, как перед падением.
Пальцы Александра на моей талии — тяжёлые, уверенные. Рука Артура — ниже, дерзкая, исследующая. Они знают, куда прикасаться, как дышать, как стоять близко.
Так, чтобы моё тело откликалось само, без разрешения.
Я стою. Горю. Не могу пошевелиться — только дышу. Часто, рвано, жадно. Стыдно? Безумно.Неправильно? Более чем.
И всё же — я вся напряжена от желания, от того, как пахнут они, как смотрят, как оборачивают меня своим вниманием, будто я уже их вещь. Их добыча. Их собственность.
Это грязно. Это порочно. Это не должно происходить.
И я больше ничего не хочу, кроме как чтобы они не остановились.
— Мне кажется, локацию пора сменить, — голос Александра звучит тихо, с вибрацией хищной похоти, которую я без труда читаю в его взгляде.
В голове — туман, в ушах грохочет пульс. От каждого их прикосновения я словно перегораю изнутри.
Александр рывком поднимает меня — легко, без усилий. Юбка соскальзывает по ногам и падает на пол.
— Шикарное тело, сладкая, — голос Артура глуже обычного, взгляд пожирающий, скользит по оголённой коже.
— Она вся шикарная, — рычит Александр и с хищной усмешкой шлёпает меня по ягодице. Его рука оставляет тепло, будто клеймо.
Он отходит к брату, смотрит на меня, наслаждаясь — без смущения.
Я стою, почти голая, под двумя парами глаз. Жар взрывается в груди и щеках. Всё тело натянуто, как струна.
Кто бы мог подумать, что мой вечер закончится вот так — полуголая на чужой кухне, с двумя мужчинами, которые будто забыли, что слово “нет” вообще существует.
— Мне… отойти нужно, — выдыхаю, губы прикусываю, переминаюсь с ноги на ногу.
Голос звучит странно. Слишком мягко. Слишком покорно.
— Это куда же? — Артур склоняет голову набок, прищуривается. В его голосе — игра.
— В уборную… — шепчу, не глядя на них, цепляюсь пальцами за остатки блузки, как будто это спасёт.
— Через гостиную направо, — хрипит Александр.
Они отступают, делают шаг в сторону. Пропускают. Но взгляд с меня не убирают. Ни один.
Я иду быстро, почти бегу. Закрываюсь в ванной, опираюсь о раковину.
Руки в волосы. Сердце колотится.
“Соберись”, — повторяю себе. — “Они не забудут про тебя. У тебя мало времени.”
Поток холодной воды обжигает, но приводит в себя. Делаю вдох. Выхожу.
И сразу же — две пары глаз. Фиксируют меня, как прицел.
Между нами расстояние — условное. Если захотят, догонят за секунду.
— Можно мне домой? — голос звучит тихо, почти жалобно. Я слышу себя — и хочется провалиться.
— Сладкая, отличное чувство юмора, — усмехается Артур.
Холод по позвоночнику. Губы его кривятся в улыбке, но в глазах — жар. Опасный.
— Она просто стесняется, — Александр медленно приближается.
Плавно. Грациозно. Хищник, уверенный в добыче. Отступаю, пятясь, пока не упираюсь спиной в стену.
— Пожалуйста… — хнычу. Голос сорван, как дыхание. Александр подходит вплотную.
Руки ставит по обе стороны от меня, запирая. Я в капкане. Снова.
Он медленно втягивает носом воздух — как зверь.
Глаза светятся голубым, и от этого зрелища у меня перехватывает горло.
— Врать плохо, малышка, — шепчет. Его пальцы поднимаются, фиксируют мой подбородок, приподнимают, не давая отвести взгляд. — Ты хочешь нас.
— Я… не понимаю, — хриплю, но даже для самой себя это звучит глупо.
Я всё понимаю. Просто боюсь признать.
— Так уж и не понимаешь? — его колено вжимается между моих бёдер, ноги невольно раздвигаются. Я замираю, обжигаемая его телом, его жаром. — Запах твоего желания крышу сносит, сладкая, — шепчет прямо в ухо, чувствую, как снова закручивается спираль где-то в животе. Глубоко. Слишком честно.
Тело сжимается. Я хочу ударить. Укусить. Выскочить из всего этого.
Но Александр уже хватает меня за талию и отдёргивает от стены.
Резко. Почти демонстративно. И передаёт Артуру. Словно я — вещь. Их вещь.
Голова кружится. Я в его руках — горячих, твёрдых. Его пальцы двигаются по моей коже так, будто у него на это право. Будто оно давно ему принадлежит.
Он проводит по бокам, по талии, чуть ниже. Я рвусь — не хватит силы.
Его пальцы — как железо. Мягкое, цепкое, уверенное.
Мои запястья оказываются в тисках, из которых не выбраться
— Пусти… — прошептала, но слова тонут. Я сама слышу — это не команда. Это мольба. Слабая, сдавленная.
Александр уже на коленях. Передо мной. Его глаза смотрят вверх, в упор.
Он тянется к последнему куску одежды, и у меня перехватывает дыхание.
Пальцы касаются ткани — мягко, как будто не рвут, а отбирают.
Я зажмуриваюсь. Хочу отвернуться. Закрыться. Исчезнуть.
Стыд накрывает с головой. Он липкий, как грязь.
И при этом — между ног пульсирует жар. Грудь горит. Всё тело дрожит.
Я не хочу, чтобы это происходило. Я не хочу, чтобы они остановились.
Грудь вздымается, дыхание рваное. Они оба чувствуют — всё, даже то, что я не скажу.
Проблема в том, что моё тело говорит за меня. Оно уже выбрало.
— Нет, так не пойдёт, сладкая, — голос Артура стал ниже, шероховатее. Он фиксирует мой подбородок, не давая отвернуться, заставляя смотреть прямо в глаза. — Смотри. Смотри, как ты нам нужна.
Артур рычит мне в ухо. Его дыхание горячее, липкое, как грех, стелется по шее.
Запястья он держит плотно — не больно, но жёстко, без вариантов.
Извиваюсь, тело рвётся, но он только сильнее прижимает, удерживает. В нём всё — жажда, напор, неумолимая власть.
Внизу — Александр. Его ладони обхватывают мои бёдра, пальцы впиваются в кожу.
Губы скользят вверх по внутренней стороне бедра, тянут током.
Он ещё не касается — но я уже гудю вся, как оголённый нерв.
— Запах говорит сам за тебя, малышка, — Артур шипит мне в шею, язык проходит по коже, оставляя след. — Ты вся течёшь, и даже не пытаешься это скрыть.
Он кусает за ухо, жестко, как будто наказывает.
Пытаюсь сдержаться. Но первый стон вырывается с хрипом, с жаром, с таким отчаянием, будто этим звуком я уже продала себя им.
Александр касается. Его язык — тёплый, сильный, жадный.
Он ведёт снизу вверх, глубоко, с нажимом. Не гладит — выворачивает наизнанку.
Мои пальцы хватаются за плечо Артура, ногти вонзаются в кожу.
Я вся сжата, напряжена, между ног — пульсация, как будто там уже всё взорвалось.
Александр работает медленно, с точностью, будто хочет довести не лаской, а пыткой.
— Ты течёшь, как голодная сучка, — хрипит он, вжимаясь сильнее. — Это только язык, милая. Только язык. И ты уже кончила. Дальше ты будешь умолять.
Артур держит крепче. Одна его рука — на горле. Он держит меня ровно с той силой, чтобы я чувствовала: дышу — потому что он позволяет.
Пальцы обхватывают шею снизу вверх, большой ложится под челюсть, чуть давит. Воздуха хватает, но каждое дыхание даётся тяжело.
Вторая рука — на груди. Он давит медленно, подушечками пальцев скользит по соску, заставляя его напрячься, налиться.
Слегка сжимает основание, проводит кругами. Достаточно, чтобы изнутри тянуло вниз, к животу, к языку, что жадно движется между моих ног.
И я уже не знаю, от чего сильнее дергаюсь — от влажного ритма внизу или от того, что делают руки Артура.
Он не спрашивает. Он разбирает меня на части, дразнит, давит, играет.
— Глянь на неё, брат. Вся дрожит. А ведь недавно визжала про “нет”.
Он наклоняется и вгрызается в мою шею. Следы остаются сразу. Жгут. Возбуждают.
Александр вжимается глубже. Язык ходит в ритме.
Губы обхватывают чувствительное — и я всхлипываю, выгибаюсь, срываюсь.
Стыднее некуда. Громче некуда. А я не могу остановить себя.
Внутри всё рвётся на куски. Оргазм накрывает резко.
Он вырван, не подарен. Дикий, мокрый, сорванный.
Я дергаюсь в их руках, ломаюсь у них на глазах, а они только держат крепче.
Александр поднимает голову.
На губах блестит мой сок. В глазах — зверь, довольный добычей.
Артур усмехается, шепчет в ухо:
— Привыкай, сладкая. Мы только начали.
Он проводит ладонью по моей груди, сжимает сосок с силой.
— Дальше будет глубже. Жёстче. Грязнее. А ты — только захочешь сильнее.
Я больше не знаю, где я. Кто я.
Только одно ясно: я вся — в их руках.
И хочу там остаться.
Артур резко берёт меня под руку. Его ладонь горячая, твёрдая, охватывает всю.
Я не успеваю пошатнуться — он уже поднимает, не спрашивая, просто выдёргивая из руки Александра, как вещь, как собственность.
Я едва стою на ногах — он закидывает меня на плечо, и комната начинает плыть.
— Моя очередь, сладкая, — рычит он, проходя мимо брата. — Хватит её баловать. Пора трахать.
Я хватаю его за спину, цепляюсь — и стыдно, потому что не сопротивляюсь.
Мне жарко. Между ног — влажно до безумия, дыхание рвётся.
Каждый шаг отдаётся в теле — он несёт меня уверенно, по дому, по лестнице, будто я вес ничего не значу, кроме одного: быть его.
Дверь распахивается. Спальня — большая, залитая мягким светом.
Кровать — шире, чем я могла представить. С тёмным изголовьем, с простынями, в которых хочется тонуть.
Он кидает меня на неё, как дичь.
Пружины подо мной вздымаются, я отскакиваю, застываю на спине, дышу часто.
Он стоит у края кровати. Смотрит.
Глаза — тёмные, в лице всё сдержано, но внутри он кипит. Я это чувствую.
— Раздвинь ноги, малышка, — голос Артура становится низким, с хрипотцой. Не приказ. Предупреждение. — Сама. Медленно. Я хочу видеть, как ты себя отдаёшь.
Пауза.
— И чтобы он видел.
Мои щёки горят. Но я повинуюсь. Раздвигаю. Бёдра дрожат. Стыд распирает грудь. А внизу — влажно до безумия. Знаю, что они это видят.