– Вы в курсе, какую сумму мне задолжал Ваш брат? – произнёс мужчина насмешливо, лениво разглядывая меня.
– Да, Владимир сообщил мне, – кивнула я, стараясь не показывать степень своей нервозности. Меня ещё не оставляла надежда, что всё можно урегулировать мирно. Должен же мужчина понимать, что у моего далеко не богатого брата нет такой суммы денег! Это больше похоже на фарс. Да и на бандита Рязанов похож не был, чтобы я могла бояться за жизнь Вовки. – Вы ведь понимаете, что он не сможет достать такую сумму за неделю? Боюсь, даже за год не получится, – нервно усмехнулась я, смотря в лицо тому, кто мог сломать жизнь брата.
– Да. Я это понимаю, – спокойно кивнул он, а у меня в душе появилась уже реальная надежда, что инцидент можно урегулировать без больших потерь. Верила, пока на лице мужчины не появилась какая-то предвкушающая улыбка, от которой моя пятая точка, отвечающая за интуицию, нервно не зачесалась. – Однако прощать долг вашему брату не собираюсь, – подался Илья Андреевич вперёд, и на его губах появилась акулья улыбка. – Но я готов заключить сделку. С вами, Дарья. Вы ведь не хотите, чтобы у Владимира начались проблемы, верно? Тем более, у него недавно родился сын… – с намёком протянул Рязанов, а я до боли сцепила челюсти, понимая: обматерю сейчас мужика – усугублю положение.
– Что вы хотите? – процедила я сквозь зубы, подозрительно прищурив глаза.
– Вас, – с улыбкой произнёс он.
– Что?! – опешила я. В первое мгновение мне показалось, что я ослышалась. Но, нет.
– Я хочу вас, Дарья, в своё полное распоряжение на месяц. Согласитесь, за десять миллионов это не такая уж большая плата.
– Вы, ведь, шутите? – несколько жалобно спросила я, испуганно расширив глаза. Я думала, что так только в кино бывает. Ан, нет, в реальной жизни, оказывается, подобное тоже встречается.
– Нет, я не шучу, – хохотнул мужчина и откинулся на своё кресло с довольным видом. – Мы с вами заключаем контракт, чтобы вы не сомневались в выполнении моей части сделки. По завершении оговорённого срока, я передам вам все расписки вашего брата: мы будем в расчёте. Что скажите? – усмехнулся он, нисколько не сомневаясь в моем согласии.
Я с ненавистью осмотрела мужчину. Ему было около сорока, обладал приятной наружностью, тёмными густыми волосами и холодными карими глазами. На краю сознания билась мысль, что другая бы на моем месте отнеслась к предложению иначе. Во всяком случае, попыталась бы договориться.
Но, не обратив никакого внимания на эту мысль, я твёрдо произнесла:
– Нет!
– Что? – пришла очередь Рязанова удивляться. А я с какой-то мрачной решимостью и вежливой улыбкой поднялась из удобного кресла, сказала:
– Вынуждена отказаться от вашего столь «щедрого» предложения, – презрительно усмехнулась, смотря в злые тёмные глаза. – Как и было обговорено прежде, через неделю вы получите свои деньги. Всего доброго.
После этого, сохраняя ровный шаг и не оборачиваясь, я вышла из кабинета, затем из приёмной, где с моей спиной попрощалась приторно вежливая и любезная «Мисс Мира», которая, по странному стечению обстоятельств, подрабатывала секретаршей у этого высокомерного ублюдка.
А вот уже закрыв за собой дверь приёмной, я без сил прижалась спиной к дверному полотну и обречённо посмотрела в потолок.
– Бред какой-то… – произнесла я непослушными губами. – Просто бред.
После поймала себя на мысли, что привлекаю внимание редких работников, что шли по коридору, тряхнула головой и быстрым шагом направилась на выход. Чувствовала, как сердце стремительно бьётся, словно за мной гонятся, и прокручивала в голове единственную мысль, что не давала покоя: «Уйти. Быстрее уйти отсюда!».
Как только оказалась на улице, проигнорировав вежливого охранника, что попрощался со мной, я смогла свободно вдохнуть воздух, словно вынырнула из-под толщи воды без доступа к кислороду.
Мысли роились в голове, но ни одна так толком и не формулировалась. Я чувствовала себя словно в сюрреализме, будто это не со мной случился недавний конфуз, и не мне сделали подобное предложение, как какой-то проститутке. От воспоминаний к горлу подступил ком, и я поторопилась прикрыть рот ладонь, глубоко и медленно задышав, чтобы справиться с волнением и тошнотой. Неожиданно на меня напал смех на грани истерики, но быстро оборвался, когда я почувствовала на себе чужой взгляд.
Подняла голову и посмотрела на пятый этаж делового центра… и ничего, точнее, никого не увидела.
– Чёрт бы побрал это место, – процедила я сквозь зубы и направилась к стоянке такси. Машину нашла быстро, села, словно находясь во сне, механическим голосом назвала адрес, а после некоторое время, которое показалось мне лишь мгновением, смотрела в одну точку, чтобы вздрогнуть от голоса водителя с сообщением: «Приехали».
Перевела взгляд на вид за окном и, удивлённо моргнув, поняла, что приехала не домой, а… к брату.
Не уверенная в том, что хочу его сейчас видеть и зачем вообще назвала этот адрес, тем не менее, пересилила себя, расплатилась и вышла на улицу под недоумевающий взгляд пожилого водителя, который, наверняка решил, что я, как минимум, ненормальная.
Сглотнув, открыла своим ключом дверь в подъезд, вошла в лифт, поднялась на нужный этаж… а вот выйти на лестничную клетку пришлось себя заставлять.
Комок в горле ещё не рассосался, то и дело угрожая прорваться в знатную истерику. Слёз пока не было, да и не будет, вероятно, но глаза жгло огнём, отчего пришлось часто моргать. Наверное, я заявлюсь не к месту. Уверена, сейчас я лишь помешаю. Думаю, в таком состоянии лучше подождать, успокоиться и только после этого уже обсудить проблему. Разумно же предположить, что если истерика всё же наступит, то никому от этого лучше не будет. Тем более жене брата и моему маленькому племяннику.
Однако, несмотря на доводы разума, я обнаружила себя возле двери в знакомую квартиру, жмущей кнопку звонка.
Раздались шаги, и через несколько секунд мне открыл помятый, небритый и осунувшийся брат.
Через пятнадцать минут, когда я уложила ребёнка спать, вышла на кухню, где уже сидела супружеская пара, которые отчаянно друг друга игнорировали. Впервые видела их в подобном состоянии: как бы они ни ссорились, ни обижались друг на друга, никогда они не были такими отрешенными по отношению к супругу. Словно два чужих человека, уставшие от общества друг друга. И подобная сцена очень меня смутила и напугала. А всё потому, что, как это ни забавно, именно эти двое были для меня образчиками того, какой должна быть настоящая, искренняя любовь. Они всегда друг друга поддерживали, как бы плохо им ни было. Совсем недавно это как раз было необходимо, и Катя, как никто другой, смогла поддержать Вовку, не дав ему скатиться в пучину собственного горя и замкнуться в себе, как это сделала я.
Но сейчас… сейчас я не могла её винить в том, что она на грани того, чтобы отвернуться от мужа. Как бы мне ни было больно от этой мысли, но я не могла её винить, и не могла найти оправданий своему брату, который поставил своей выходкой на кон не только свою семью, но и будущее собственного ребёнка. Как и любая мать, Катя в первую очередь думала о сыне, о котором, почему-то, не подумал Вова.
Однако так же я понимала, что, просто свалив всю вину на брата, делу не поможешь. Потому протяжно выдохнула и села за стол между супругами, обхватив ладонями горячую кружку с чаем, приготовленную для меня.
Какое-то время мы помолчали, а после я попросила:
– Расскажи ещё раз, как так вышло?
– Я же говорил с утра… – недовольно протянул Вова, но замолчал под моим взглядом и спрятал от меня глаза.
– В состоянии, в каком ты заявился ко мне утром, из твоего рассказа я уяснила лишь несколько вещей: что ты проигрался, срок – неделя, и имя того, кому ты задолжал. Я хочу знать, как это произошло, и где ты связался с Рязановым?
Вовка судорожно вздохнул, посмотрел на свои руки, после – нерешительно – на жену, и вновь отвёл взгляд.
Суть его рассказа сводилась к следующему: как оказалось, от меня уже два года скрывали привязанность брата к азартным играм. Это случилось почти сразу после того, как погибли родители. На тот момент брат уже женился на Екатерине, и она помогла ему выбраться. С трудом, но у неё получилось. Мне они решили ничего не говорить, так как по мне уход из жизни родителей ударил ещё больнее. Отголоски этой боли до сих пор не дают мне свободно дышать, потому брат приложил все усилия, чтобы о его проблеме узнало, как можно, меньше народа. В течение полугода Вовка с переменным успехом, но с большой помощью жены, справлялся со своей болезнью. Казалось, справился навсегда и прочно...
– Это ещё не объясняет того, как ты умудрился попасть в такую ситуацию, – несколько отстранённо произнесла я, думая о том, как могла не заметить в брате подобных изменений и насколько сильно на самом деле по мне ударила смерть родных, раз я смогла пропустить такое? Видимо, вина есть и на мне, да и хорошей сестрой меня после этого не назовёшь…
– Я к этому веду, – недовольно произнёс Владимир, бросил на меня короткий взгляд и продолжил.
Вчера он неожиданно встретил знакомого, с кем познакомился во время своей… болезни. Такой же игрок, даже более заядлый, чем был Вовка. Тот, на радостях от встречи, предложил моему брату выпить, и не где-нибудь, а в ресторане «Олимпия» – закрытом, элитном заведении. Сказано это было таким голосом, словно мы с Катей были обязаны моментально застыть в благоговении. Мы не прониклись и с недоумением мрачно посмотрели на Владимира.
– Вы не понимаете! – нервно заметил он. – Это самое престижное место города! Там собирается только верхушка элиты: бизнесмены, депутаты, даже знаменитости!
– Вот только каким боком тут ты и твой болезный дружок? – скривилась я, так как, должна признать, и сама в лучшем прошлом слышала про это место, но посетить его не рискнула, так как про него также ходила и дурная слава... Да и, наученная горьким опытом, я старалась сторониться сильных мира сего. Сегодняшнее происшествие только лишнее доказательство моей правоты.
– Я просто не мог не воспользоваться этой возможностью! – запальчиво произнёс брат, посмотрев мне в глаза. – Я… я хотел найти спонсора. Уже давно. Мой бизнес держится на плаву из последних сил, Даш, – признался брат. – Я почти банкрот, – вздохнул он, отводя глаза.
– Но как же так? – поразилась я. – Бизнес ведь процветал!
– Так только казалось. Дело приносило стабильный доход, но не то, чтобы процветало. А после моего помешательства, когда я запустил дела, набрал долгов… – он скорбно поджал губы и виновато посмотрел на жену. – Я хотел всё исправить, Кать. Если бы всё получилось, мы смогли бы вернуться к нормальной жизни и не находились бы в нужде.
– Как ты собирался это сделать? – со злыми слезами в глазах, задала она вопрос. – Плохо было только тебе, Вова. У нас только всё установилось! Я собиралась выйти на работу через полгода, когда Егорка пойдёт в садик. Ты, быть может, продал бы, наконец, убыточное дело и, если не занялся бы чем-то новым, так устроился бы на обычную работу. Все долги мы выплатили, оставалось только свыкнуться, что в богатстве жить у нас не получится. Кошмар только-только закончился, а ты…
– Я хотел всё исправить… – потёр Вова лицо.
– Ты только всё испортил, – резко бросила Катя, а после поднялась из-за стола и вышла из кухни. На брата стало больно смотреть, видя, с какой горечью он провожает жену взглядом.
– Расскажи, что произошло дальше, – попросила я уже более мягко, но всё равно требовательно, желая отвлечь Вовку.
– Казалось, всё шло, как нельзя лучше, – механическим голосом, продолжил Вова, вертя в руках чашку с нетронутым чаем. – Мы без проблем прошли в ресторан, а после в бар. Но задержались там ненадолго. Пока Женька болтал о какой-то чепухе, рассказывая последние игровые новости, я выискивал глазами потенциального партнёра в общем зале. Знакомых и влиятельных лиц было столько, что глаза разбегались, и я никак не мог определиться с выбором, с кем испытать удачу. Как только я заприметил одного политика и бизнесмена, в зал вошёл ОН. Рязанов Илья Андреевич, – процедил он сквозь зубы. – И самое удивительное, оказалось, что Женька с ним знаком, причём очень хорошо. Когда-то они начинали заниматься бизнесом вместе. Вот только если Женька так и остался в самых низах, постепенно проигрывая заработанное, то Рязанов поднялся до небывалых высот и сейчас одна из самых влиятельных фигур нашего города. На подобную удачу я даже не мог рассчитывать, но Рязанов не только признал старого приятеля, но и пригласил в отдельный VIP-кабинет. Ну, и меня с ним.
– Ты сейчас шутишь? Скажи, что ты просто шутишь! – нервно потребовал Ваня, посмотрев на меня с большой надеждой.
– Нет, Вань, прости, – виновато вздохнула я, пряча взгляд. – Я серьёзно.
– Да это не может быть серьёзно! – взорвался он. – Не может! – подскакивая на месте и начиная расхаживать из стороны в сторону, произнёс мужчина. – Ты не могла единолично принять решение продать квартиру, чтобы оплатить долги твоего брата-неудачника!
Я только вздохнула, так как именно это и сделала. Для меня это показалось единственным выходом из положения, как сохранить семью брата, не разрушить жизнь племянника и… не продаться самой. Пусть меня уже нельзя назвать той, кем я была… но чувство гордости и принципы у меня остались. И пусть меня называют идиоткой, я с ними не соглашусь. Себя, во всяком случае, я не потеряю. А деньги… это только деньги, они приходят и уходят. Родители всегда учили нас с братом в первую очередь не терять себя. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
– Как ты можешь так говорить? – продолжал возмущаться Ваня. – Ты готова отказаться от собственного дома ради Вовки. Готова расплачиваться за его ошибку?
– Он мой брат, – произнесла я, надеясь, что Ваня поймёт. – Вова – моя семья. Я не могла его оставить в беде.
– Это я – твоя семья! – выкрикнул мужчина, метая взглядом молнии. – Я! Это я был с тобой всё это время! Я поддерживал, когда твой братец даже не вспоминал о тебе после похорон. Но со мной ты не посоветовалась, решая наше будущее самостоятельно, – зло прошипел он, стуча кулаком себе в грудь, а я еле сдержала грубые слова и ироничную усмешку.
Как красиво он говорит: «Поддерживал». В его понимании – может быть. Вот только у меня есть отличный пример настоящей поддержки в лице Кати, которая приложила все усилия, чтобы вывести брата из депрессии, а теперь ещё выясняется, практически, смогла и из зависимости. Жаль, не навсегда. В то время, как красноречивый мужчина передо мной кичится тем, что просто не бросил, когда я закрылась от всего мира, упиваясь своим горем.
Поддерживал? Можно и так сказать, если вкладывать в это понятие такой смысл – оставить меня в покое, наедине со своими мыслями, уходя по своим делам со спокойной душой, невзирая на моё состояние. Тогда он отговаривался тем, что нужно зарабатывать деньги, пока я взяла перерыв в творчестве, несмотря на то, что необходимости в этом особой не было. И, признаться, мне было всё равно. Я даже радовалась, что могу всласть погоревать в одиночестве. Сейчас понимаю, что сама себя загоняла в депрессию. Кто знает, как бы всё повернулось, если бы Ваня обладал хоть частью упрямства Кати.
Но получилось так, как получилось, и винить одного Ваню, тем более задним числом, я не стала. Сама виновата, раз меня всё устраивало в прошлом.
– Ты не подумала, где нам теперь жить?
– У тебя же есть квартира… – напомнила я, хотя отлично понимала, как трепетный Ванечка относится к этому вопросу. Вот и сейчас, мужчина посмотрел на меня, как на полоумную, и чуть ли не схватился за сердце.
– Ты серьёзно? Ты предлагаешь нам жить на окраине города в однушке? Тем более, я её сдаю… – произнёс он и резко замолчал, понимая, что проговорился. Я вновь подавила жёсткую усмешку, разглядывая парня, который несколько лет назад клялся в любви, сделал предложение… но до сих пор так и не повзрослел. И в этот момент я порадовалась, что до свадьбы дело так и не дошло.
– Вань, а что поменяется? Это всего лишь квартира. Заработаем на новую, – пожала я плечами, надеясь, что человек, которого я долгое время считала родным, поймёт меня.
Не понял…
– Да ты представляешь, сколько нам потребуется работать на новую, подобную этой?
– Представляю, – кивнула я. – Ведь я её и покупала, – не смогла я сдержаться и напомнить разбушевавшемуся мужчине такой небольшой нюанс, надеясь, что он немного поостынет.
Ошиблась.
– И? – кажется, вовсе не заметил намёка в моих словах Ваня. – Когда ты в последний раз брала в руки кисть и краски? Да даже если бы ты написала достойную картину, её уже не купят с такой охотой, как, когда ты была популярна! Ты уже не та, что прежде. Тебя забыли! Считай, нужно работать на своё имя заново, чтобы вернуть былое признание, а конкуренция только выросла, между прочим! – больно хлестая словами, словно пощёчинами, произнёс Ваня. Однако, хоть и больно, но справедливо.
– Мы можем заработать и другим образом, – Сцепила я пальцы между собой, чтобы скрыть, как они дрожат, чувствуя, что нервы уже на пределе, а скандал только набирает обороты. Глупо было рассчитывать, что Ваня безоговорочно поддержит меня в решении продать квартиру, в которой мы вместе живём уже больше трёх лет… и всё же я надеялась.
– Как?
– Ты же учился на юриста, – робко напомнила я. – Ты мог бы устроиться по специальности. Знакомые у меня ещё есть, даже в этой сфере. Думаю, они не откажутся помочь по старой дружбе.
– Что? – опешил мужчина, словно я предложила ему работать на угольной шахте.
– Я могу устроить тебя в фирму… – начала я, но меня перебили.
– И зарабатывать копейки, сидя в офисе?
– А чего ты хочешь? – устало посмотрела я на него. – Сейчас ты зарабатываешь позированием даже меньше, чем мог бы, работая по специальности. Нам всё равно пришлось бы выкручиваться в скором времени. Мои накопления с продаж картин уже заканчиваются. Мы бы всё равно не потянули эту квартиру.
– Ты издеваешься, да? – посмотрели на меня, словно я решила его добить. – Мало того, что придётся работать шесть на один, так ещё и жить за городом в сраной однушке, каждый день добираясь до работы по нескольку часов! И ради чего? Ради твоего брата, который сам себе же и нагадил?! – Резко дёрнулась от его высказывания, но решила промолчать, убеждая себя, что скандал ни к чему не приведёт. – Пусть сам выкручивается!
– Если бы он мог, я бы не пришла к такому решению.
– Я не собираюсь страдать из-за придурочного игромана!
Расставание с квартирой произошло быстро. Даже слишком. Я и предположить не могла, что всё произойдёт в такие сжатые сроки, что через пять дней у меня на руках будет договор купли-продажи с неизвестным мне человеком.
Уже на следующий день после ссоры с Ваней я обратилась за помощью к своему знакомому риелтору, оформив на него доверенность и передав все документы на квартиру, которая, когда-то надеялась, станет для меня домом… Но не стала. За два с лишним года она так и не стала даже отдалённо похожей на это понятие, несмотря на мои первоначальные радость и предвкушение после покупки. Вероятно, это одна из причин, почему я так легко пришла к подобному решению продать её. Было жаль, но не так, как, допустим, вариант с продажей дешёвого, захолустного клочка земли за городом, где жили родители.
Ссора с женихом больно ударила по, и без того, расшатанным нервам, вызывая в душе муторное чувство и предательскую, трусливую надежду, что всё обойдётся. Просто нужно время, чтобы остыть нам обоим. В глубине души я всё ещё отчаянно надеялась, что Ваня меня любит и обязательно вернётся. Мне безумно хотелось верить в это, так как потраченных сил и времени, что я вложила в эти отношения, было чертовски жаль. Потому я запретила себе отчаиваться, решив поговорить с Иваном после того, как закончу со всеми делами, практически не сомневаясь, что всё образуется.
После риелторской конторы я съездила по нескольким адресам в поисках временного съёмного жилья, но уехала ни с чем. По иронии судьбы я вот-вот стану миллионершей, а съёмные квартиры оказались мне не по карману. Во всяком случает те, что были в хороших районах, в которые я по наивности сунулась.
Чтобы наверняка управиться с продажей в ближайшее время, сумму за свою квартиру я потребовала смешную, практически в два раза ниже реальной стоимости. Такой суммы мне хватит лишь на погашение долга брата и… на его лечение. Это стало условием моей помощи для Володи. Через тех же знакомых, которых у меня оказалось на удивление много, я нашла хорошую клинику, специализирующуюся на различных видах зависимости. Вот только поразительно дорогую. С ними я тоже связалась и узнала, что курс лечения для брата составит почти четыре месяца, каждый из которых стоил около двухсот тысяч.
Когда о моем решении погасить за брата долг, узнала Катя, она разрыдалась у меня на груди, сбивчиво благодаря за помощь, однако Вовка был категорически против. Этот горделивый болван хотел отказаться, теша свою гордость, не глядя на риски и возможности, тогда как Катя моментально ухватилась за эту идею. Тогда невестка посмотрела на Вову и просто не оставила ему выбора, поставив ультиматум: или он соглашается на мою помощь с последующей выплатой долга, или она подаёт на развод. Стоит ли говорить, что Вовке просто некуда было деться? Но вот когда я поставила дополнительное условие, в виде лечения брата, задумалась даже невестка, которой предстояло остаться на целых четыре месяца одной с ребёнком и самостоятельно поддерживать убыточный бизнес до возвращения Вовки. Но, подумав, Екатерина согласилась, не желая более рисковать и каждый день опасаться, что Вова может сорваться и вновь удариться в азартные игры.
Покатавшись несколько дней по городу в поисках подходящего жилья, я пару раз допускала мысль, а не пожить ли это время вместе с Катей? Всё же они мне должны, и вряд ли невестка осмелится указать мне на дверь. Но быстро отмела эту мысль. Зная и свой характер, и её, не менее тяжёлый, я поняла, что меня хватит ровно на полдня, прежде чем я сама же и сбегу. Одно дело, когда она благодарит меня за помощь, пребывая в безвыходном положении, и совсем другое, когда всё успокоится, опасность минует и появится такой раздражитель, как я. И, поверьте, я – та ещё пакость по характеру, а Катя тут мне мало в чём уступала. Наверное, потому мы и не могли с ней найти общий язык, довольствуясь редкими встречами. А вот брат, обладатель более мягкого и сговорчивого нрава, нисколько не страдал от доминирования жены в моральном плане. Видимо, закалённый горьким опытом проживания со мной…
Да и, если честно, мысль, что в одной со мной квартире будет почти чужой человек и ребёнок, пусть и любимый племянник, вызывала панику и отторжение. Особенно в свете появившейся любви к одиночеству.
Уже на четвёртый день мне позвонил риелтор с «радостной» новостью, что покупатель найден и готов заплатить сразу всю сумму. И я дала "добро", чтобы уже на следующий день мне сообщили, что я более не являюсь хозяйкой квартиры, а на мой банковский счёт поступила крупная сумма.
В тот момент я стояла посреди очередной съёмной квартиры, слушая тарахтения хозяйки. На меня напала какая-то апатия, и стало просто на всё плевать. В том числе и на квартиру, в которой я находилась и возненавидела с первого взгляда. Потому, перебив пожилую женщину, которая перечисляла уже сто первый пункт «нельзя», я сказала, что согласна на условия, заплатила предоплату за два месяца, подписала договор с ушлой дамочкой и получила жиденькую связку ключей на шнурке. Почему-то этот шнурок меня добил окончательно и, оставшись одна, я истерично засмеялась. И хохотала до тех пор, пока не обнаружила себя на пыльном полу, смеющуюся и глотающую крупные, горькие слёзы.
На следующий день я перевезла часть своих вещей с прошлой квартиры, откуда в моё отсутствие успел уже съехать Ваня, забрав все свои вещи и те, которые считал своими, но я не вглядывалась. Затем оплатила курс лечения брата, о чём и оповестила последнего в том, что его ждут уже на следующей неделе. Вовку это, разумеется, не порадовало, но мне было плевать. На всё плевать. Вдруг я поняла, что все чувства во мне словно перегорели, и вообще всё казалось дурным сном. Всё, кроме одного. В душе появлялись злость и ненависть. Такие жгучие, которые не давали усомниться, что всё происходит на самом деле. Но я была рада даже им, так как это было единственным подтверждением того, что я ещё не сломалась и не выгорела до конца, чего боялась… И на что в тайне надеялась, желая, чтобы вместе со всеми эмоциями ушла и застарелая глубокая боль, что не отпускала меня уже несколько лет, не давая нормально жить. Но родители бы не одобрили этих мыслей, потому я продолжаю бороться. Знать бы ещё, за что…
Вернулась домой… точнее, во временное жилье, довольно поздно, так как вернувшийся на кухню брат не отпустил меня без празднования, в честь чего даже достал бутылку шампанского из своей коллекции, над которой аки Кощей Бессмертный чах, словно над златом.
Осмотрела маленькую, тёмную квартирку мрачным взглядом, еле сдержалась, чтобы не сплюнуть с досады, и прошла на кухню, дабы заварить кофе. Спать не хотелось, а воспоминания всё роились в голове.
Правда ли Рязанов сожалеет? Хотя какая мне теперь разница? Очень надеюсь, что весь этот кошмар, наконец, закончился.
Лучше подумать, как всё исправить и жить дальше. Первым делом нужно поговорить с Иваном. Он, конечно, до сих пор обижается, но, надеюсь, остыл уже достаточно для спокойного разговора. А там я смогу его убедить, что всё будет хорошо. Он вообще очень отходчивый, так что дело за малым.
С этой целью даже потянулась к смартфону, чтобы позвонить Ване, но остановила руку на полпути. Нет, сегодня был слишком долгий и тяжёлый день. Лучше встретиться лично завтра. Точно, именно так и поступлю. Завтра, насколько мне известно, у него запланирована небольшая работёнка в художественной студии, где он подрабатывает моделью для позирования. Рядом со студией есть кафе, в котором Иван любит обедать, несмотря на то, что там готовят просто отвратительный кофе, отчего я это заведение старалась обходить стороной. Но завтра придётся посетить, заодно и поговорим с женихом.
С этими мыслями пошла в единственную комнату, застелила старенький, скрипучий диван, так как любая моя мебель просто не поместилась бы в эту квартиру, потому пришлось всё оставить бонусом для новых хозяев.
Сон не шёл. И дело даже не в неудобном спальном месте. В мыслях всё крутилось и крутилось одно и то же лицо, как я не старалась его гнать из своей головы подальше. А после взгляд упал на единственную коробку, которую я с собой перевезла из прошлого места – мои художественные принадлежности.
После недолгих раздумий решительно отбросила одеяло и сдалась на волю своему редкому и почти забытому вдохновению. Прежде оно посещало меня очень часто, и за работой я могла проводить почти сутки, не отрываясь ни на что другое. Как правило, эти картины всегда были более успешны. А после… после за один день я стала лишь тенью.
Подержала в руках кисть, проверила щетину, достала холст на картоне, включила освещение и поморщилась от света тусклой лампочки. При случае обязательно куплю помощнее. А пока…
С каким-то трепетным чувством, осторожным движением сделала первый мазок. После ещё и ещё… вскоре так увлеклась, что перестала обращать внимание на все: тусклый свет, холодный пол, уставшие босые ноги и окружающие звуки. Опомнилась тогда, когда ночь давно сменило солнечное утро, а соседи за стенкой стали шумно собираться на работу.
Растерянно моргнула и отошла на несколько шагов, оценивая работу. Рассматривая практически ненавистное лицо, была вынуждена признать, что мужчина всё же красив. Не в привычном смысле этого слова, но взгляд определённо цепляет какая-то резкая, мрачная красота. Даже больше, чем слащавые красавчики, наподобие того же Ивана. Тяжёлый, массивный подбородок, длинноватый нос, острые скулы, тёмные, глубоко посаженные глаза, которые смотрели на мир из-под широких густых бровей, тонкие губы с опущенными уголками рта и ярко выраженные носогубные складки. Зачёсанные назад тёмные, немного вьющиеся волосы, открывающие высокий лоб, добавляли ему строгости.
В прошлой жизни я бы обошла этого мужчину стороной, предпочитая более приятную внешность. Сейчас мало что изменилось, и при первой встрече я несколько струхнула, когда мужчина осмотрел меня с ног до головы скучающим, холодным взглядом, и только после этого разрешил озвучить цель моего прибытия к нему в офис. Тогда я и предположить не могла, что он может мной заинтересоваться. И откровенно страшилась этой мысли, банально не допуская её. Но обернулось всё иначе, и я ни капли не жалею о своём решении.
Сейчас, разглядывая портрет и признавая, что мужчина всё же красив, а многие женщины бы посчитали меня идиоткой, я усмехнулась, взяла в руки тряпку и обмакнула её в скипидар. Подходя к холсту, я с некоторым сожалением пробормотала:
– Вероятно, это одна из моих лучших работ…
А после занесла руку и дотронулась тряпицей до изображения, не желая более видеть это лицо.
***
Расположившись за столиком у панорамного окна, я заказала чай и стала ждать, поглядывая на улицу и не желая пропустить момента появления Вани. Заказ вскоре принесли, а я искренне понадеялась, что чай тут не так плох, как кофе. Катая в руках кружку с горячим, ароматным напитком, я сделала глоток и вновь посмотрела в окно, прокручивая в голове варианты нашего разговора с молодым человеком.
Досадуя, что, вместо уже привычной «ракушки» на голове, оставила волосы свободно спадать на плечи, отчего они то и дело норовили попасть в кружку и рот, раздражённо вздохнула и нетерпеливо постучала по столешнице пальцами, с неудовольствием отметив, что маникюра мои руки не видели давно, а после ночного «вдохновения» из-под ногтей до сих пор не оттёрлась краска. Совершенно себя запустила. А ведь прежде я была другой: мне нравилось ухаживать за собой, быть красивой…
Нет, не так. Это не я была такой, а мама. А мне просто нравилось проводить с ней время, чем она пользовалась, таская меня за собой по своим фитнесам и салонам красоты. Мне хотелось походить на неё. Хотелось, чтобы на меня смотрели с таким же искренним восторгом и обожанием, как делал это отец, смотря на жену, такую красивую, весёлую, задорную и яркую. Она вдохновляла меня…
Теперь ни вдохновения, ни желания становиться красивой. Стоит ли удивляться, что жених охладел ко мне? Мало того, что замкнулась в себе, так ещё и прекратила следить за собой, превращаясь в невообразимое «нечто» серого цвета!
Раздражённо цыкнув, зацепилась взглядом за локон волос, которые не мешало бы подстричь и покрасить. Корни отросли, так что теперь у меня ярко выраженное «омбре» на тусклых, неухоженных волосах. Печальное зрелище.
Звонок в дверь застал меня как раз в тот момент, когда я открывала упаковку с мороженым, желая заесть свои потраченные нервы. Как-то много всего для одного дня… недели.
В раздражении отбросила, наконец, поддавшуюся крышку с досадой заметив, что ноготь всё же сломала в неравной борьбе с упаковкой.
Пока чертыхалась сквозь зубы, раздалась ещё одна раздражающая трель звонка. Вышла из тесной кухоньки, в ещё более тесный коридор, и посмотрела в дверной глазок, чтобы в растерянности и панике отстраниться. За дверью стоял Рязанов.
Как он меня нашёл? Что ему ещё от меня нужно?!
Раздался стук в дверь, а после я услышала низкий, хриплый, словно простуженный голос:
– Дарья, я знаю, что вы дома. Откройте, пожалуйста.
– Что вам нужно? – переборов в себе порыв крикнуть «Дома взрослых нет», произнесла я, с неудовольствием отметив, как дрогнул голос. – Я уже всё сказала. Почему бы просто не оставить меня в покое? – практически с обидой спросила я у двери.
– Вы оставили свой телефон в кафе. Решил вернуть вам лично. Мог бы передать через Ивана, но подумал, что его вы тоже видеть не пожелаете.
Я удивлённо моргнула, прилипла к дверному глазку и увидела, что мужчина действительно держит в руках смартфон, подозрительно похожий на мой. Подозрение всё не отпускало и я, в желании проверить его слова, полезла в сумку, с которой сегодня была. Поиски ничего не дали, как и проверка карманов куртки.
Обречённо вздохнула и открыла дверь, вновь посмотрев в спокойное, надменное выражение лица. Почувствовала некоторую неловкость за своё поведение, отворила дверь шире и посторонилась, чем воспользовался Рязанов и, хромая, прошел мимо меня. Отметила некоторую испарину на его лице и вспомнила, что живу на четвёртом этаже в доме без лифта. Если взять в расчёт его упоминание, что ему трудно даже стоять, то его присутствие здесь – практически подвиг!
– Проходите на кухню, – вздохнула я, отчаянно проклиная своё воспитание и взбунтовавшуюся совесть, что не дали просто забрать телефон у мужчины и попрощаться. – Кофе будете?
Рязанов посмотрел на меня с сомнением, словно я ему крысиного яду предложила, а после положил мой смартфон на тумбочку и кивнул:
– Не откажусь, – произнёс он. С неудовольствием осмотрел узкий коридор, старый, потёртый линолеум, но безропотно разулся (чего признаться, от него не ожидала) и, постукивая тростью, прошёл на кухню, а я следом.
Заметила, как он на мгновение остановился, внимательно осмотрелся, но, ни слова не говоря, прошёл и опустился на одну из двух старых, скрипучих табуреток, приложив свою трость к стене, а после молча стал следить за тем, как я ставлю на плиту турку.
– Какой кофе предпочитаете?
– Чёрный, пожалуйста. И два сахара.
Какое-то время мы молчали. Почему молчал он – не знаю. Я же просто не знала, о чём с ним можно говорить.
– Рад, что не растворимый, – вдруг услышала я и недовольно обернулась к усмехающемуся мужчине. Видимо, антураж моего жилья его впечатлил. Интересно, как он, такой впечатлительный и нежный, не убежал от этого места подальше, завидев хотя бы подъезд? Было видно, что мужчине неуютно в такой обстановке, но зачем-то терпит и мужественно молчит. Зачем?
– Ненавижу растворимый кофе, – словно оправдываясь, пояснила я и разозлилась на себя за эту слабость. Какого черта? Надо было ему цикория заварить, от прежних жильцов где-то оставалось, я видела. Тогда Рязанов точно сбежал бы, сверкая пятками и забыв про свою хромоту. – Спасибо, что привезли телефон. Я даже не заметила, когда выронила его, – призналась я, ставя перед ним чашку с кофе и сахарницу.
– Не за что. Хотел отдать сразу, но вы сбежали слишком стремительно, – пожал он плечами и пригубил напиток. А после удивлённо поднял брови (одна из немногих эмоций, что я увидела на его лице за всё время) и посмотрел на меня. – Очень вкусно, – сделали комплимент моим качествам бариста, а я только плечами пожала. Не говорить же мужчине, что несколько лет подряд, когда вдохновение настигало меня преимущественно по ночам, кофе я пила литрами. Волей-неволей научишься готовить. Собственно, с тех пор я и ненавижу растворимый. Только натуральный! Села напротив мужчины и в свой кофе добавила мороженное, из открытого контейнера, что не осталось незамеченным. – Так вкуснее?
– Для меня – да, – растерявшись, ответила я, заметив долю сомнения на лице мужчины. А после он совершенно неожиданно пододвинул свою чашку ко мне и попросил:
– Можно мне тоже?
Окончательно стушевавшись, так как подобного от внешне холодного (скорее отмороженного) мужчины не ожидала, пододвинула ведёрко с десертом к нему, и он ловко почерпнул целый шмат холодной сладости, опуская его в горячий напиток.
– Как вы нашли меня? – желая отвлечься, спросила я. – Я почти никому не говорила, где живу теперь. Вам – тем более, – прищурилась я.
– Позвонил Владимиру. Объяснил ситуацию, что встретил вас в кафе, где вы забыли телефон. Он сказал, что сейчас не в городе и приехать за ним не может. Тогда я просто спросил ваш адрес, сказав, что могу сам завести. И вот я здесь, – невозмутимо ответил Илья Андреевич, пригубив кофе, и мимолётно улыбнулся, оценив вкус.
Удивлённо подняла брови, не ожидая от Вовки подобного. Зря, ой зря, я оставила ему свой адрес. Кто ж знал, что он начнёт разбалтывать его всем подряд? При встрече надеру ему уши!
– Дарья, простите за вопрос, но… почему вы живете здесь?
От его вопроса замерла, посмотрев на мужчину с неприязнью, а после хмыкнула:
– Бросьте, Вы прекрасно знаете, откуда появились деньги на возврат долга. Не могли не поинтересоваться.
– Верно. О том, что вы продали ради брата квартиру, я в курсе, – отозвался он невозмутимо и вновь отхлебнул кофе. – Так же, как в курсе и о сумме, за которую вы её продали. У вас оставалось около миллиона после возвращения долга. Неужели за эту сумму Вы смогли найти в этом городе лишь эту квартиру?
С того момента прошёл почти месяц. Я благополучно перебралась в свою квартиру, в которой всё осталось в том же виде, в каком я её и запомнила. Словно в отпуск уезжала. Брат успешно заселился в лечебницу, откуда мне и позвонил. Сообщать ему о благородном поступке Рязанова я не решилась, так как пришлось бы объяснять и многое другое. Потому трусливо промолчала, отправляя его на длительное лечение, чем выиграла для себя целых четыре месяца, чтобы придумать достойное объяснение моего проживания на старой жилплощади. А вот Екатерине призналась, так как она уже была в курсе многого, да и скрывать от неё своё место жительства было затруднительно. Девушка поохала, поахала, даже где-то повосторгалась благородством Рязанова, но мне в её взгляде всё равно почудилось подозрение.
Я её восторгов не разделяла, но должна была признать, что поступок Ильи Андреевича оставил впечатление и в моей душе. Во всяком случае, я поняла, что мысли о нем перестали порождать ненависть в моей груди.
А мысли были… К своему стыду, так вышло, что в этом человеке я нашла своё вдохновение, которое щедро выплёскивала на холсты, не щадя ни сил, ни времени. Как и обещал, он больше не объявлялся, и мы не встречались. Казалось, что всё было лишь дурным сном: и проигрыш Вовки, и встреча в офисе с Рязановым, когда он сделал предложение, и даже продажа квартиры. И жить бы мне спокойно, вот только его образ прочно засел в моей голове, как я ни пыталась его гнать из своих мыслей. Как-то неожиданно вышло, что у меня скопилось достаточное количество картин, достойных выставки, что вынудило меня задуматься о будущем. И вспомнить прошлые знакомства.
Не скажу, что безоговорочно вернулась к жизни и к тому состоянию, в котором была до потери близких, но недавняя встряска заставила меня переосмыслить последние годы моей жизни. Той, где я была тенью себя прежней. Родители осудили бы меня. Они всегда учили меня бороться и жить, несмотря ни на что. А я… Как ни тяжко то признать, но именно появление в моей жизни Рязанова стало тем необходимым толчком, чтобы вынырнуть из своей скорлупы, и встретиться с реальностью. И бороться за свою жизнь, разумеется.
Я предполагала, что вернуться в строй будет проблематично. Всё же два с лишним года отсутствия в художественном деле – большой срок. Но не думала, что будет настолько сложно.
Все знакомые были вежливы до приторности, но помочь не могли ввиду различных причин, несмотря на то, что в прошлом делали на мне немалые деньги.
В десятый раз отбросив от себя телефон, по которому я общалась с очередным искусствоведом, устало откинулась на свой большой, удобный диван и утомлённо потёрла лицо руками. От отчаяния, чуть было не потянулась за телефоном, чтобы набрать номер Ивана. Помнится, у него было несколько держателей галерей в друзьях, где прежде я не выставлялась. Но быстро одёрнула руку, поморщившись от своих мыслей. После той встречи в кафе я не знала о судьбе Ивана, как и Полины. Мне было плевать. Как-то слишком просто я отпустила того, с кем жила несколько лет, но эта мысль меня не волновала.
С досадой покосилась на ровные ряды исписанных холстов вдоль стен, идущие прямиком до прихожей. Даже сумка уже и та висела на углу одной из картин…
Взгляд замер на сумке, а по телу прошла дрожь. Боясь ошибиться, я подорвалась на месте и вытряхнула содержимое дамской сумочки прямо на пол, судорожно откидывая в сторону ненужный хлам. Выискивала глазами, но так и не могла найти, отчего к горлу подступал предательские слёзы обиды.
Неужели потеряла? Месяц прошёл, мало ли куда я могла деть ту визитку…
Отчаявшись, решила вновь проверить сумку, и с облегчением обнаружила в складках подкладки помявшийся кусочек картона. Вытащила руку и прочла написанное на визитке. Помнится, меня ещё тогда удивило, что помимо имени и номер телефона на визитке никаких данных не было. Я даже засомневалась на секунду, та ли это бумажка, вообще?
Но решила рискнуть. Уже набирая номер телефона, я вдруг остановилась от промелькнувшей мысли: «Правильно ли я поступаю?». Ведь Настасья работает у Рязанова, а я сама хотела, чтобы он исчез из моей жизни.
После с тоской посмотрела на ряды холстов без рамы и зло усмехнулась. Мужик уже ко мне не лезет, но из моей жизни так и не убрался. И вообще, я же не у него подачки прошу! Какое он вообще отношение имеет к тому галеристу и жениху своего секретаря? Правильно – никакого!
Потому, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, я нажала на кнопку вызова.
***
Мне повезло. Буквально. Жених Настасьи оказался чуть ли не единственным, кто согласился обсудить возможную выставку и посмотреть мои работы. Хоть Настасья и говорила, что у её жениха есть мои работы, дело – есть дело. Мужчина оказался внешне совершенно непримечательным, хотя и далеко не уродом, ростом невыдающимся, да и с предрасположенностью к полноте. Вспоминая красавицу Настасью, я, признаться честно, ожидала чего-то большего, и невольно загрустила. Хотя бы потому, что девушка мне понравилась, и подозревать её в упомянутой Рязановым продажности не хотелось.
Но после общения с мужчиной, у меня появилась надежда, что девушка могла полюбить его хотя бы за чувство юмора, лёгкий характер и порядочность.
– Я рад, что вы решили вернуться, Дарья Сергеевна, – обратился ко мне Евгений, когда мы уже всё обсудили, и я, невольно подпрыгивала на месте от радости, старалась делать это незаметно. Мужчина протёр очки в тонкой оправе, помедлив, а после надел их на нос и улыбнулся мне. – Меня всегда восхищали ваши работы. Редко встретишь художников, которые так ярко и понятно выражают чувства в своих произведениях. Поверьте, я знаю, что говорю, – с важным видом заметил он. – Потому очень обрадовался, когда Настя сообщила мне о том, что виделась с вами и общалась. Признаться, я ждал вашего возвращения и надеялся, что вы обратитесь именно ко мне.
– Правда? – изумилась я. – Мне казалось, про меня все забыли, как и про мои заслуги. Я проверяла, – невесело улыбнулась я, вспоминая, сколько знакомых обзвонила и была вежливо послана.
Выставка была в самом разгаре, а уже чувствовала лёгкое опьянение от всеобщего внимания. А ещё тревожность. Неприятное чувство, если честно. После такого перерыва вновь оказаться в центре внимания было… сложно. Очень помогал Евгений, который словно видел моё состояние и поддерживал по мере сил, иногда даже отваживая особо настойчивых посетителей, переводя их внимание на себя.
Вскоре рядом с Евгением объявилась и Настасья в красивом платье и на высоких каблуках, отчего разница в росте между девушкой и мужчиной стала особо явной. Но, казалось, ни того, ни другого такой нюанс не смущал. А ещё с некоторым облегчением я заметила между этими двумя настоящую симпатию и даже больше. То, как они смотрели друг на друга, как касались... Ладно Евгений, который просто светился рядом с такой умопомрачительно красивой девушкой, но и сама Настасья становилась рядом с женихом ещё красивее и ярче, счастливо улыбаясь любимому и ловя на себе его восхищённый взгляд.
Всего пять моих картин попали на эту выставку, чему я даже порадовалась, так как общаться на тему даже такого маленького количества было сложно. Признаться, я всегда плохо умела общаться, стараясь по максимуму вложить ясность в свои произведения, и всё равно требовались пояснения. Прежде мне сильно помогали родители, мама так вообще брала на себя заботы по общению с народом, а молчаливое присутствие отца рядом придавало сил. Сегодня, находясь среди большого количества людей, я особо остро почувствовала своё одиночество. И на секунду стало нестерпимо тоскливо, отчего захотелось просто сбежать.
Потому, услышав от Евгения заветное: «Все картины куплены», я засобиралась домой, прикидывая, как ловчее ускользнуть. Продажа картин была не единственным положительным моментом. К этому времени я уже успела получить несколько предложений с другими галеристами, и даже частными коллекционерами, потому за своё будущее более так не переживала, а миссию посчитала выполненной. Будет сложно первое время: я уже не та, кем была прежде и былой почёт нужно вновь заслужить. Но я справлюсь, не впервой!
Я как раз разговаривала с Настасьей, пока Евгений отлучился, прося извиниться её за мой уход, как вдруг её взгляд упал за моё плечо и она вся напряглась. По моему телу прошёлся рой мурашек от плохого предчувствия. Словно на интуитивном уровне я поняла, кто стоит за моей спиной, и мне захотелось провалиться сквозь землю, особенно поймав на себе взгляд Настасьи, в котором читалось почти что сочувствием. Увы, такими способностями я не обладала, потому медленно и обречённо обернулась, когда послышался хриплый голос:
– Добрый вечер, Дарья. Настасья Петровна, – добавил он уже с другой интонацией, а моя собеседница пропела с заискивающей интонацией:
– Здравствуйте! А мне тут как раз нужно отойти. Меня жених зовёт! Заодно передам слова Дарьи, – придумала она повод и быстро сбежала, оставив меня на растерзание! Предатель! А как же женская солидарность?
– Добрый, – улыбнулась я мужчине, поймав его взгляд на своём лице, стараясь скрыть своё изумление. А всё потому, что под руку с Рязановым стояла Грунская и недовольно взирала на меня. – Не думала, что могу встретить вас здесь, – вырвалось у меня, а я заметила, как в лице Полины промелькнуло пренебрежение. Я мельком бросила взгляд на свои картины, чтобы убедиться, что ни у кого вопросов о схожести не возникнет.
Я специализируюсь на портретах и в прошлом зарекомендовала себя отличным портретистом. Вот только портреты бывают разными. И сейчас я убедилась, что никто не догадается, если не вглядываться, что на всех пяти один и тот же мужчина. Где-то ближе, где-то дальше, где-то в пол-оборота, где-то по большей части в тени. Когда-то моей любимой моделью была мама, так как других я себе позволить не могла. И я приноровилась писать образ одного и того же человека, но под такими углами, что никто не мог поверить, что это одна и та же модель. Причём часто даже не узнавали в портрете мою маму.
Тем временем мужчина снисходительно усмехнулся, чего оказалось достаточным, чтобы я почувствовала, как кровь подступает к лицу.
– Ничего удивительного, если учесть, что спонсором сегодняшнего вечера являюсь я, – произнёс Илья Андреевич, чем вверг меня в пучины стыда окончательно. Так упорно готовилась к этой выставке, а элементарные вещи даже не потрудилась узнать. Ой, дура! – Прекрасно выглядите, Дарья, – улыбнулся Рязанов вполне по-человечески, разрушая неловкий момент. – И картины просто потрясающие. У вас талант.
– Спасибо, – улыбнулась я в ответ нерешительно и замолкла, не зная, что ещё сказать. Полинка покосилась на спутника недовольно и, словно желая привлечь к себе внимание, громко заявила, теснее прижимаясь к боку мужчины:
– Как здорово, что ты вновь принялась писать, Дашенька, – слащаво улыбнулась мне девушка. – Я даже не поверила сразу, когда узнала, что ты тоже собираешься выставляться. Подумала, что меня разыгрывают, – засмеялась она громко и театрально, вот только просчиталась и вместо желаемого эффекта, добилась лишь недоуменно вздёрнутой брови на лице своего спутника, который взирал на неё с хмурой задумчивостью, а после и вовсе отвернулся, сосредоточившись на мне. – Увы, я не успела на начало выставки, потому пропустила твой презентацию. Илюша не мог пораньше уйти с работы, потому мы задержались, – погладила она мужчину по локтю любовным жестом, но реакции от того не получила. Зато сразу обозначила несколько вещей: они с Рязановым в близких отношениях, раз позволяет себе тереться об него и называть «Илюшей», а ещё они пара, раз решили прийти на выставку вместе, о чём говорит то, что без него она не приехала на выставку своих же картин, рискуя потерять покупателей и спонсоров. Хотя зачем ей другие, когда есть Рязанов? После этой мысли все вопросы отпали сами собой. Теперь становится понятным, что в том кафе Полинка всё же не упустила шанс, о чём сейчас красноречиво свидетельствует то, как она виснет на Рязанове и стреляет глазами во всех представительниц женского пола, словно они все вознамерились отнять у неё добычу. Так же понятна и причина вчерашнего появления Ивана. Не любовь ко мне его гнала, и даже не проснувшаяся совесть. Просто Полька дала ему от ворот поворот, как только смогла забраться в постель к Рязанову.
С тех пор прошло несколько дней, за которые я успела связаться и договориться с несколькими местами для новых выставок. После хорошего камбэка с этим проблем почти не было. А так же я вместе с Катей и Егоркой съездили навестить моего брата. Я похвасталась своими успехами, подготавливая почву для сообщения о том, что смогла вернуть свою квартиру, без лишних вопросов. Катя же, чуть ли не захлёбываясь, делилась успехами в бизнесе, который всего за месяц, усилиями грамотных управляющих, поставленными Рязановым, начал оживать прямо на глазах. Уезжали от брата с мыслью, что Вовка может быть спокоен. Как и мы, ведь, по словам врачей, Владимир уверенно стремится побороть свою зависимость и делает большие успехи.
На душе было легко и спокойно. Жизнь налаживалась. А на следующий день вечером мне позвонили с незнакомого номера. В раздражении обтёрла руки от краски и ответила на звонок:
– Да, слушаю! – недовольно проворчала я. Недовольство относилось к тому, что вдохновение решило покапризничать и… как это часто бывает – исчезнуть в неизвестном направлении. И вот я уже два часа пытаюсь написать на холсте хоть что-то удовлетворительное, но с каждым разом получается только хуже и хуже. Нервозность моя ухудшалась ещё и тем фактом, что неминуемо надвигалась одна значимая для меня дата, которая пугала своей неотвратимостью.
– Дарья? – услышала я из динамика и тут же узнала этот хриплый, словно простуженный голос и в первое мгновение просто онемела, в неизвестно откуда взявшейся панике. – Вас беспокоит Рязанов Илья.
– Да, здравствуйте, Илья Андреевич, – опомнилась я, тряхнув растрёпанными волосами, и дала себе мысленную затрещину. – Я вас узнала. Чем могу помочь?
– Во-первых, я хотел бы извиниться за беспокойство. Вы просили более не докучать вам, но я решил рискнуть, так как хотел поблагодарить вас за тот подарок, – сообщили мне, чем удивили. Прошло уже несколько дней, а он только опомнился со своими благодарностями? Больше похоже на предлог, чтобы позвонить. – Вы в тот вечер так быстро убежали, что я не смог сделать это сразу, звонить ночью посчитал неуместным, а рано утром мне пришлось срочно улететь за границу, где был сильно занят, – поделился он, а я почувствовала просто совершенно неуместное разочарование, что моя догадка оказалась неверной. Разозлившись на себя за эти мысли и мою реакцию прикусила губу до боли, закатила глаза, а на том конце провода продолжил говорить мужчина. – Сегодня я вернулся в страну и решил позвонить вам. Простите, если покажусь навязчивым.
– Нет! – мотнула я головой, словно он мог меня видеть. – В смысле, вы не навязчивы, но благодарить не стоило. Мне ничего не стоил этот подарок. Надеюсь, вам он понравился, – я вдруг поняла, что очень хочу узнать его мнение.
– Вы очень талантливы, Дарья, – похвалили меня, а в хриплом голосе послышалась улыбка. – Ваши картины не могут не нравиться. Мне даже показалось, что они красноречивее многих слов. Та, что вы мне подарили, так точно.
– Спасибо, – расплылась я в глупой улыбке и даже почему-то смущённо покраснела. А после вспомнила картину, в каком настроении я её писала, и в словах мужчины почудился подтекст. – И что же поняли вы?
– Мне всегда было интересно узнать, как я выгляжу для других людей со стороны. Вы выразили это видение на картине. как нельзя лучше, – с ноткой сарказма заметил мужчина, избегая прямого ответа. – Вот только для полноты эффекта не хватало рогов и хвоста, – добавил мужчина насмешливо, а я вновь залилась краской и промямлила:
– Этот портрет я написала перед нашей с вами встречей в кафе. Как сами понимаете, никаких положительных чувств вы у меня в то время не вызывали, – попыталась я объясниться, и уже пожалела, что вообще подошла к телефону.
– Теперь что-то изменилось? – вкрадчиво поинтересовались у меня, а я смачно шлёпнула себя ладонью по лбу и провела ею по лицу, поражаясь своей резкой глупости. Однако взяла себя в руки, напомнила, что я сильная, взрослая, самодостаточная и вообще сама себе мужик, чтобы трусливо бросать трубки и прятаться под одеялом, хотя очень хотелось, и с глубоким вздохом ответила:
– Можно сказать и так. Во всяком случае, теперь вы представляетесь мне без рогов и хвоста, – нервно пошутила я. – Простите, если обидела.
– Я рад слышать, что у вас переменилось отношение ко мне, Дарья, – спустя несколько секунд молчания произнёс мужчина. – И я вовсе не сержусь. Напротив, портрет мне очень понравился. Думаю, я даже повешу его в своей приёмной, чтобы посетители сразу же знали, с кем имеют дело, – хохотнул он. – Или в зале переговоров, чтобы партнёры были более сговорчивы.
– Скажите, что шутите, – попросила я тоскливо с мукой в голосе, проклиная всё на свете: своё так не к месту вернувшееся и резко потерянное вдохновение, Рязанова с его широкими жестами, мой глупый порыв благодарности и даже мобильный телефон, который провёл этот звонок.
– Если вам так будет угодно, – великодушно согласился Илья Андреевич, но что-то я не торопилась ему верить. – Если серьёзно, то портрет очень удачный. Мне понравилось, я серьёзно. Более того, узнал у одного знакомого, что тот несколько лет назад ждал очередь целых четыре месяца, чтобы заказать у вас семейный портрет. А когда узнал стоимость ваших услуг, то решил, что стал просто счастливчиком. Кстати, он отзывался о вас исключительно положительно и обрадовался, когда узнал, что вы вернулись к работе. У его жены скоро юбилей и она давно мечтала об индивидуальном портрете. Причём в вашем исполнении. Так что в скором времени ждите звонка, – а после добавил уже серьёзным тоном. – Надеюсь, вы не рассердитесь на меня, за то, что невольно выдал ваше возвращение?
– Нет, не страшно, – усмехнулась я. – Рада, что в целом вам понравилась картина.
– Дарья, – позвал мужчина, а в его интонации что-то неуловимо изменилось. – Я помню о просьбе вас не беспокоить и оставить. Но из ваших слов смею надеяться, что эти слова несколько утратили свою актуальность, как и ваша неприязнь ко мне, – я сглотнула, вдруг поняв, что замерла в напряжении, с силой сжимая пальцами корпус смартфона. – В связи с этим я хотел бы вас куда-нибудь пригласить. Встреча исключительно невинна, можете сами выбрать время и место. Всю следующую неделю я буду в городе. Только не в то кафе, если возможно. У меня с ним теперь неприятные ассоциации. Да и кофе на редкость дрянной, – заметил он как бы между прочим, а у меня невольно появилась улыбка на губах. – Что скажите?
Я до последнего думала, что Илья не согласится. За час до назначенного времени, уже надеялась, что он откажется под любым предлогом. Но уже через полчаса лихорадочно ходила по квартире с сотовым в руке, судорожно придумывая оправдание, почему всё отменяется, и приезжать Рязанову не следует. На моменте составлении моей мысленной речи с пламенными извинениями, я выглянула в окно и поняла, что опоздала: во двор моего дома въезжал «монстр», а через секунду в моей руке ожил телефон, причём так неожиданно, что я его с испугу чуть было в отрытое окно не выбросила, но вовремя опомнилась.
Позволила себе несколько секунд трусливо смотреть на вибрирующий смартфон, на экране которого высветилась знакомая фамилия, а после с тяжёлым вздохом нажала «ответ» и приложила корпус к уху.
– Привет, не отвлекаю? – услышала я звуки «простуженного» голоса.
– Привет, – нервно улыбнулась я, словно меня могли видеть. – С чего ты взял?
– Просто предположил, – сообщили мне после секундной паузы. – Я звоню сказать, что освободился чуть раньше и жду тебя внизу. Как будешь готова, можешь выходить.
Затравленно посмотрела на своё отражение в зеркале и чуть было не захныкала. С выдумкой «отмазок», я как-то забыла про сборы и сейчас стояла в пижамных шортах и местами заляпанной краской майке. Вот блин! Мало того, что до одиннадцати осталось всего пятнадцать минут, так теперь у меня ещё «стимул» в машине в режиме ожидания.
Отменить всё и отправить мужчину с извинениями восвояси захотелось с утроенной силой, несмотря на то, что вчера сама же его и попросила, чтобы сопровождал меня сегодня.
– Даш? – услышала я недоумевающий голос. – У тебя всё хорошо?
– Да, – вздохнула я и прикусила губу, прикидывая в уме, что краситься мне смысла нет, значит, уже сэкономила, как минимум, десять минут. На крайний случай надену тёмные очки. На улице жара, потому достаточно будет одного платья, которое у меня уже висит заготовленное. А волосы достаточно просто расчесать, благо, я так удачно их укоротила. – Минут через десять – пятнадцать спущусь, – пообещала я.
– Хорошо, – легко согласился он. – Жду, – и дал «отбой».
Уложилась вовремя и ровно в одиннадцать вышла из подъезда. Рязанова увидела сидящего на лавочке. На этот раз он не курил и при виде меня сразу поднялся, опираясь на свою трость.
– Привет, – вновь поздоровалась я, невольно улыбаясь.
– Здравствуй, – улыбнулся он в ответ, что, как я уже знала, давалось ему с трудом, потому оценила. – Ты быстро.
– Разве? – подняла я брови. – Пятнадцать минут, как и обещала… – неуверенно начала я, с сомнением посмотрев на свои наручные часы. Может, торопятся?
– В том-то и дело, что вышла, как и обещала, – усмехнулся он. – Обычно вы, женщины, пунктуальностью не страдаете.
– Приму за похвалу и стану считать себя исключительной, – фыркнула я оскорблённо, но слабую улыбку сдержать не смогла.
– Я не сомневался. Ну, что, едем? – спросил он и протянул мне ладонь. От его вопроса реальность вновь обрушилась на меня, и я чуть было трусливо не сорвалась в спасительное укрытие подъезда. Даже оглянулась за спину и с тоской подумала, что провожусь с ключами непозволительно долго, прежде чем открою подъездную дверь. – Если не хочешь, так и скажи, я пойму, – произнёс он, понаблюдав за мной, когда я с обречённой моськой обернулась и посмотрела на «монстра» в нескольких метрах от нас.
Подняла удивлённый взгляд на мужчину и вдруг поняла, что он говорит правду и не обидится, если я вот здесь и сейчас просто скажу ему, что передумала и его компания мне не нужна. Почему-то эта мысль придала мне больше решительности, чем возможное посещение кладбища в одиночестве. Сегодня ровно два года, как не стало родителей и, как и в прошлом году, я хотела навестить их могилу. Вот только я отлично помню, что было в прошлом году, когда я осталась со своим горем один на один перед портретами любимых. Ведь брат был «по уши» в работе и мне составить компанию не собирался. Екатерина, даже будь у нас хорошее общение, только-только родила сына и оставить его не могла. А Ваня… Честно, я даже не помню, какой предлог он тогда придумал, чтобы не ехать. И это было больно… и страшно. Повторять тот опыт не хотелось.
Почему-то кандидатуру Екатерины я даже не рассматривала в спутницы, хотя уверена, что она не отказала бы. Потому в порыве отчаяния я вчера попросила сопроводить меня Рязанова, почти не сомневаясь, что он сразу откажет. Или после, сославшись на срочные дела. Наверное, он был прав, и открываться чужому человеку всё же проще. Я бы не хотела, чтобы то, что может произойти на кладбище, увидел брат, или его жена. Но Илья не отказал, не сослался, даже приехал раньше. А теперь ещё и проявляет понимание. Я уже начинаю его бояться. Он робот?
– Нет, всё в порядке. Просто нервничаю. Можем ехать, – заверила я и сама протянула ему свою ладонь, которую он обхватил своей, чуть сжав, и повёл к своей машине. Шофёр опять не показался. Уже привычно мне помогли сесть, где я тут же пристегнулась, мужчина сел сам, пристегнулся, и мы плавно выехали со двора.
Образовалась тишина, но она меня сейчас не волновала. Мыслями я была далеко, отчего вздрогнула, когда почувствовала прикосновение к своей ладони, что лежала на сиденье. Медленно, словно неуверенно, мои пальцы накрыла широкая, горячая и сухая мужская ладонь, а после чуть сжала, оставляя возможность отодвинуться. Запрещая думать о своих действиях, не отворачивая лица от окна, я не стала отнимать свою руку, позволив себе сжать мужские пальцы в ответ. Мою кожу на ладошке ласково погладили большим пальцем, а после осторожно сместили руку, сплетая наши пальцы. Так мы и ехали, молча, держась за руки, а мои грустные мысли вытеснил один вопрос, почему такое невинное прикосновение и знак поддержки чувствуется мной так остро?
***
Когда до могилы родителей оставалось несколько десятков метров, я замедлилась, крепче вцепившись в локоть Рязанова, а после подняла на мужчину жалобные глаза. Чего не отнять у этого человека, он понимал всё с полувзгляда. Не знаю, хорошо ли это, плохо ли. Вот и сейчас:
Стоило нам сесть в машину, как я почувствовала очередную неловкость и даже подступающую панику, понимая, что сейчас меня отвезут домой и оставят одну. Пребывая в своих мыслях, я не заметила, как мы тронулись, и пришла в себя от вопроса Рязанова, когда мы уже въезжали в город:
– Какие дальнейшие планы? – услышала я вопрос над своим ухом, отметив про себя, что Илья сел ко мне ближе и продолжает держать мою ладонь в своей, ненавязчиво поглаживая кожу большим пальцем.
Мне вдруг стало стыдно, начиная понимать, что Рязанов вероятно уже раз пятнадцать пожалел о том, что так и не отказался от моей просьбы сопровождать на кладбище. Слово своё сдержал, честь ему за это и хвала, но я просила только сопровождать меня на кладбище, не более. Сейчас, должно быть, он уже не чает от меня избавиться. Как минимум для того, чтобы сменить рубашку на менее сопливую.
Потому в растерянности произнесла:
– Буду благодарна, если подбросишь до дома брата, – нервно улыбнулась я, невольно сжав его пальцы сильнее, и мысленно понадеялась, что продержусь в одном помещении с Екатериной больше десяти минут. Хотя, если я отвлекусь на Егорку… Быть может, это поможет не думать о родителях? И при Катьке не опозорюсь, зная, что она, как и я, утешать не любит, не умеет и от того чувствует нервозность. Однако рисковать не хотелось. Потому решила забежать к ним ненадолго на чай, потискаю племянника, а после поеду к себе, заедать горе сладким, сидя на полу в одном из углов квартиры и жалея себя. Или погуляю по городу…
– Вы уже договорились с Екатериной, что ты приедешь к ней? – вдруг спросил Илья, внимательно посмотрев на меня.
– Нет, – растерянно пожала я плечами.
– Ты точно хочешь туда ехать, а не пытаешься избавиться от моего общества? Скажи, я не обижусь, – с сомнением протянул он.
– Нет! – резко мотнула я головой и даже подпрыгнула на месте. – В смысле, я не пытаюсь избавиться. Скорее наоборот, хочу избавить тебя от своего, – уже спокойнее произнесла я. Под его взглядом мой голос на последних словах упал почти до шёпота. Илья какое-то время посверлил меня тяжёлым, задумчивым взглядом, а после кивнул своим мыслям и усмехнулся мне.
– Отлично. Если я тебе пока не надоел, то рискну предложить своё общество ещё на некоторое время.
– На какое? – удивилась я, всё ещё осмысливая его слова, которые не ожидала услышать. Либо он мазохист, либо я чего-то не понимаю, раз он после увиденного не бежит от меня в ужасе.
– Пока не надоем. У меня сегодня выходной. Внеплановый, – хмыкнул он. – Так есть какие-нибудь мысли на дальнейшие действия? Время обеденное, – с намёком протянул он, вызывая у меня робкую улыбку. С удивлением поняла, что после его слов вздохнула с облегчением. Одна я не останусь, самый худший момент он уже видел, так что удивить его бОльшим конфузом я сегодня уже не могу.
После вспомнила, в каком плачевном виде сейчас нахожусь, а моё лицо, должно быть, напоминало сливу, и бескомпромиссно произнесла:
– Поедим у меня дома.
Рязанов удивлённо поднял брови, но возражать не стал и сказал водителю мой адрес. Пока ехали по городу, я усиленно пыталась вспомнить, когда в последний раз выбиралась за продуктами и что могу предложить из съедобного и не отравить мужчину. Так ничего и не вспомнив, тяжко вздохнула, подняла на Рязанова большие, виноватые глаза и робко поинтересовалась:
– А как ты относишься к заказной еде?
К заказной еде Рязанов относился с заметной прохладой, потому по пути мы заехали в гипермаркет, отчего я чувствовала себя просто ужасно. Особенно с учётом того, что Илья потащил вместе с нами и своего шофёра, который выступал ещё и в роли персонального грузчика. Несмотря на все мои попытки его отговорить, мужчина был непоколебим. А я старалась, между прочим:
– Илья, это совершенно не требуется. Я в состоянии сходить за покупками сама, без посторонней помощи!
– Какая разница, если нам всё равно по пути?
– Но платить же собираешься ты!
– И это не обсуждается, – коротко кивнул он и снова отвлёкся на пейзаж за окном.
– В конце концов, что плохого в заказной еде? – начала я злиться.
– Её частое употребление, – очередной короткий ответ.
– Так, всё, спасибо за компанию, пожалуй, на сегодня достаточно. Останови, пожалуйста, машину.
– Зачем? – посмотрели на меня заинтересованно с приподнятой бровью.
– Чтобы я вышла.
– Зачем тебе выходить? Мы ещё не приехали.
– Я не хочу ехать в гипермаркет! Потому ты меня сейчас высаживаешь и едешь куда хочешь! Но без меня! – психанула я и даже обиженно сложила руки на груди, мстительно забрав из тёплых пальцев свою ладонь.
– Хорошо, – легко согласился мужчина, пожав плечами. И такой покладистости я, признаться не ожидала. – Сначала завезём тебя к твоему дому, после я сам съезжу за продуктами.
– Я не хочу, чтобы ты ехал мне за продуктами! – почти рыдая, завопила я, совсем забыв про шофера, который, уверена, мысленно ржал с меня.
– Хорошо, я поднимусь в квартиру с тобой, а за продуктами отправим Павла, – вновь невозмутимый ответ, отчего я готова была начать головой биться. А ещё осознала, что девиз этого мужчины – вовремя прикинуться кретином.
– Да ты издеваешься надо мной! – схватилась я за голову.
– Если только немного, – улыбнулся Илья, и убивать его мне сразу перехотелось. – Я не могу понять причину твоего нежелания. Объясни, а там посмотрим, как поступить.
– Я не хочу, чтобы ты за меня платил, – буркнула я, представив, как сейчас комично выгляжу. Прямо обиженный хомячок с распухшим и сопливым носом.
– Не думал, что ты выросла такой феминисткой, но, допустим, тебе не объяснили, что за женщину всегда платит мужчина.
– Я не твоя женщина, – насупилась я ещё больше.
– Я над этим работаю, – спокойно произнёс он, как само собой разумеющееся, отчего у меня челюсть упала. – Лично меня воспитывали со знанием, что с момента ухаживания за женщиной я начинаю нести ответственность. Во всем. В оплате её нужд – в том числе. В пределах разумного, разумеется. Заполнить твой холодильник – не та трата, которую я не могу себе позволить.
Пока по кухне разносились потрясающие запахи, я без зазрения совести воровала нарезку с разделочной доски, всячески мешала, и да, не замолкала. Я говорила обо всем на свете, старательно «любя» уши благодарного, а главное, молчаливого слушателя. В основном, конечно, рассказывала забавные истории, связанные с родителями, или вообще говорила о них, с удивлением отмечая, что на слёзы не тянет. А если и тянет, то от доброй, светлой грусти. Во всяком случае, в истерику сказываться не хотелось, и отчаяние не накатывало, за что я мысленно сказала «спасибо» именно Рязанову, нисколько не сомневаясь, что именно его компания на меня так влияла. К моменту, когда рис с тушёными овощами и мясом приготовились, я успела знатно выдохнуться, а так же убедиться, что хорошо притупила внимание мужчины и, скрывая коварную улыбку, стала ненавязчиво расспрашивать у Ильи про его ранения, а так же аварию, щедро разбавляя свои вопросы очередными историями из жизни, которых оказалось немало.
О своём лечении Илья говорил, хоть и не охотно, а вот вопросы о деталях аварии, как и о своей прошлой жизни упорно умалчивал. Но я не отчаивалась, нисколько не сомневаясь в том, что со временем его дожму. Он ещё не знает, с кем связался. Главное я уже узнала, и это было достаточно для моей очередной невообразимой задумки. Если всё получится, останется самое сложное – уговорить. Но со всем по порядку.
– Господи, как же вкусно! – простонала я, невзирая на набитый рот, когда мы принялись за очень поздний обед-ужин. – Потрясающе! – похвалила я, отправляя в рот очередную порцию мяса.
– Благодарю. Рад, что не разочаровал, – усмехнулся Илья, но явно был доволен моей похвалой.
– Шутишь? Где ты научился так готовить? – спросила я и зажмурилась от наслаждения, чувствуя, как во рту буквально тает мясо.
– Дома, – пожал он плечами. – Главное – знать несколько хитростей, и тогда с готовкой не будет никаких проблем. Меня этому научили.
– Кто? Французские шеф-повара? – усмехнулась я.
– Нет, родители, – очередное пожатие широких плеч. – Давай лучше поговорим о чём-нибудь другом, – вдруг решил он перевести тему, а я поняла, что это была одна из тех, о которых мне по какой-то причине спрашивать не стоит. И это разозлило.
– Давай, – с готовностью кивнула я и обворожительно улыбнулась. – К примеру, на тему «грязных секретов». – Мужчина удивлённо поднял брови и посмотрел на меня с недоумением. – Если мне нельзя спрашивать о твоих близких, значит ли это, что и они обо мне не будут знать? Что автоматически переводит меня в разряд грязных секретов.
– Ты преувеличиваешь, – спокойно произнёс мужчина, утерев рот салфеткой, но недовольство сквозило в голосе.
– Думаешь? – подняла я брови и весело усмехнулась. – Я вот до сих пор не могу понять, чего ты хочешь от меня. Ты говоришь, что ухаживаешь за мной, желаешь в перспективе видеть меня в своей личной жизни. Но правильно ли я понимаю, что твоя «личная» жизнь тоже имеет много разветвлений и ограничений, где твоя женщина – это одно, твои родные – это другое? Может, есть и третье? Или родных ты приписываешь к работе, как очередное табу? – прищурилась я с язвительностью. – Ты предлагаешь мне отношения, в которых мне нельзя ни о чем спрашивать. Складывается ощущение, что мне будет дозволено лишь ублажать тебя, улыбаться в твоём присутствии, иногда удостаиваться чести показываться вместе на людях и посещать мероприятия… но, – подняла я вверх свой указательный палец, – с той лишь поправкой, когда это удобно тебе. Причём, если тебе неудобно, то спрашивать о причинах мне будет запрещено. Я ничего не упустила?
Мужчина помолчал, постукивая пальцами по столу.
– А чего хочешь ты? – поднял он на меня глаза. В первое мгновение я даже растерялась, так как ожидала, что он хотя бы попробует возразить и доказать, что мои слова ошибочны. Но я попала в самую точку и именно этого от меня и ожидали. Какая прелесть. Кажется, меня сейчас стошнит восхитительным ужином. Мясо было искренне жаль.
– О, решил договориться? – сложила я руки на груди, стараясь оттянуть время, чтобы найтись с ответом.
– Я готов к компромиссам, – спокойно ответили мне, а его спокойствие стало жутко раздражать. – Не злись, – попросил он, заметив, как угрожающе сузились мои глаза. – Долгое время я придерживался таких отношений. Мне трудно перестроиться, но с тобой я готов попробовать. Потому слушаю твои требования и постараюсь их принять.
– Знаешь, что самое ужасное во всем этом? – невесело усмехнулась я. Мужчина заинтересованно выгнул бровь. – То, что мы пришли к тому, с чего начали. К контракту, – презрительно усмехнулась я, а после спрыгнула с барного стула, на котором сидела и отошла к окну, повернувшись к мужчине спиной. – Думаю… думаю, ничего из этого не выйдет, Илья. Я не хочу прописывать свою личную жизнь на листе бумаги, скрупулёзно выполняя каждый пункт, и бояться санкций за невыполнение одного из них. Пусть даже этот договор будет на словах.
– Мне казалось, любые отношения, это своеобразный договор. Та же верность – это негласное условие каждых отношений, разве нет? – услышала я простуженный голос.
– В том-то и дело, что личные отношения не могут проходить по установленным правилам. Тогда это уже деловые отношения, Илья. В личных нет места условностям, бывают непредвиденные обстоятельства. На личные отношения влияет слишком много факторов, которые невозможно прописать ни в одном документе, – бросила я за плечо и вновь посмотрела в окно. – Быть может, ты к этому привык и тебя всё устраивает, как и всех твоих женщин, которых больше интересовала финансовая сторона вопроса. В своих отношениях я привыкла опираться именно на чувства и ощущения. Я не смогу строго следовать пунктам договора, если моё внутреннее «я» почувствует, что ему что-то не нравится. Ты уже и сам понял, что я слишком непостоянна. На многие вещи я могу смотреть по-разному в той или иной ситуации. В одном случае я могу не обратить на что-то внимание, в другом оно может стать причиной для серьёзной обиды. Многие конфликты можно было бы погасить, просто поговорив и объяснив ситуацию, но ты же гарантированно будешь молчать или тыкать меня носом в раннее соглашение, про которое я в тот момент и помнить не буду, под влиянием эмоций. Как ты хочешь разобраться с этой ситуацией?
Утром я проснулась от грохота посуды и подскочила с места, как ошпаренная. Сонный, воспалённый после бессонной ночи, мозг выдал картину ужасного погрома неизвестным грабителем.
Забежала на кухню и от увиденной картины, резко затормозила, но так как врождённой грации мне всегда не хватало, проехалась по паркету и позорно шлёпнулась на пятую точку, завизжав и смачно выругавшись от острой боли в копчике. Появление по истине эпичное.
– Ну, твою ж ма-а-ать! – простонала, потирая ушибленное место. Быстро, насколько это возможно в его ситуации, ко мне похромала причина моего изумления и с беспокойством поинтересовалась, протянув руку:
– С тобой всё хорошо? Я тебя испугал? Извини, просто не ожидал, что в кастрюлях могут оказаться ложки, – вроде бы виновато, но всё равно издевательски произнёс мужчина.
– Мой копчик стал ближе к моему мозжечку, чем был прежде, – пожаловалась я, принимая помощь. Встала, всё ещё держась за ушибленное место, и, желая скрыть свою неловкость… естественно, начала, с нападок! – Ты чего тут делаешь?
– Завтрак, – улыбнулся Илья, отчего я вспомнила, что мне бы неплохо сначала ванную посетить, а уже потом свежим дыханием расточать всё своё недовольство этим миром.
– Без рубашки??? – возмутилась я, старательно отводя взгляд, который то и дело возвращался к торсу мужчины.
– Та футболка мне по-прежнему мала, за ночь я не успел усохнуть до её размера, – усмехнулся мужчина, но прошёл до барного стула, на котором висела его рубашка, и стал одеваться в неё. – Сменных вещей у меня здесь нет, чтобы я мог рисковать своей единственной одеждой, а впереди долгий рабочий день. Был бы хотя бы фартук, но и его не оказалось.
– Естественно, – пожала я плечами, сложив руки на груди. – Я же не готовлю.
– Мы это исправим, – пообещали мне, но к данным словам я отнеслась с большим скепсисом. За двадцать шесть лет никто не научил, а этот конечно же добьётся успехов… Чур, экспериментировать не на моей кухне. – Завтракать будешь?
Вообще-то я не привыкла вставать так рано и сейчас с тоской посмотрела в сторону гостиной, где меня на удивление удобный и мягкий диван звал в свои объятия. Но подождите! У меня чужой мужик на кухне!!! С классным торсом и в расстёгнутой рубашке! И этот мужик хочет меня накормить!!! Не требует завтрака, а предлагает! Кажется, я всё ещё сплю.
– Буду, – буркнула я. – Только вначале умоюсь, с твоего разрешения, – и, не дожидаясь ответа и пытаясь скрыть лёгкую хромоту, отправилась прямо в ванную комнату, где провела в два раза больше времени, чем обычно. После прошмыгнула в спальню, где нашла домашнее платье, которое я вообще-то и на выход не стеснялась одевать, а затем с видом старательной невозмутимости, вся такая домашняя и небрежная, вошла в кухню величественной походкой (всё ещё стараясь не морщиться при ходьбе).
Мужчина уже сидел за барной стойкой, к сожалению полностью одетый, за исключением пиджака, что-то внимательно просматривал в очередной папке и мирно уминал… овсянку, причём даже не на молоке. Что-то сон становится всё больше походить на жестокую реальность.
Напротив стояла ещё одна тарелка… по всей видимости, для меня. Не развернуться и сбежать восвояси, спрятавшись под одеялом, мне не позволил кофе, чей аромат уже распространился по всей квартире.
– Овсянка? – всё же уточнила я, но села на своё место перед тарелкой и ответ мне уже не требовался. – Прямо окунулась в детство, – с тяжёлым вздохом проворчала я, ковыряясь в тарелке ложкой и наблюдая, как с прибора стекает сероватая, вязкая субстанция.
– Овсянка по утрам полезна, – менторским тоном сообщили мне. – Чем ты вообще завтракаешь?
– А я не завтракаю, – усмехнулась я. – Завтрак я благополучно просыпаю и встаю уже к обеду. А там как судьба повернётся. Всё зависит от настроения. Иногда душа лежит к итальянской кухне, и я заказываю пиццу, иногда к китайской, и обедаю лапшой. Могу и мороженным перекусить. Я вообще непривередливая, – похвасталась я, язвительно улыбнувшись.
– Ты всегда по утрам в плохом настроении?
– Это моё обычное состояние, – насупилась я. – Бывают исключения в лучшую или худшую сторону, но редко. Сейчас, можно сказать, я в радушном расположении духа. Насколько это возможно после бессонной ночи и раннего подъёма, – тоскливо заметила я. – Сколько времени, кстати? Я думала тебе вставать ещё раньше.
– В руководящей должности есть свои преимущества, – с таинственной улыбкой произнёс Илья, ненавязчиво поглядывая на меня. – Например, самому устанавливать свой график, – широко улыбнулся он, а после посмотрел на свои наручные часы и уже серьёзно сказал. – В офисе мне нужно быть уже через полчаса.
– Успеешь? – вздёрнула я бровь и нерешительно облизнула ложку. Оказалось на удивление вкусно. И уже с меньшим опасением принялась за завтрак. Не пицца, конечно, но есть можно.
– Да, Павел должен подъехать через пять минут.
– Всё так строго? Пять минут и не минутой позже? – послала я ему улыбку, вновь облизнув ложку. Заметила, что за мной пристально наблюдают, и принялась есть более прилично.
– Да, – просто ответил Илья. – Это упрощает жизнь и мне и ему. Ненормированный рабочий день, помнишь? – поднял он брови. – Я стараюсь следовать строгому графику. Павлу, естественно, приходится ему соответствовать. Тогда у него появляется достаточно много свободного времени, пока я занят своими делами.
– Кстати, о времени. Как так вышло, что ты уснул на моем диване?
– Мне позвонили вчера сообщить, что срочно требуется проверка документов. Сроки горят, и всё такое. Я хотел, чтобы документы доставили к тебе, и уже от тебя уехать вместе с работой домой. Но ты уже рисовала. До тебя было не докричаться. Что это, транс?
– Я предпочитаю называть этот процесс «вдохновением», – быстро произнесла я и спросила, чтобы вернуть тему разговора. – Почему ты хотел, чтобы привезли документы ко мне?
– Потому что твоя квартира ближе до офиса. Я же живу за городом.
– Здравствуйте, Илья Андреевич, – начала я, заискивающе улыбаясь и косясь на охранника. – Не отвлекаю?
– В чем дело? К чему этот официоз? – услышала я хмурый голос.
– Дело в том, что мне нужно срочно с вами встретиться. Это возможно в ближайшее время?
– Насколько «ближайшее»? – послышался из динамика тяжёлый вздох и голоса на заднем фоне.
– Самое, что ни на есть, – с намёком произнесла я. – Я по очень важному вопросу.
В трубке образовалась тишина, и я уже приготовилась, что меня отправят куда подальше, но вдруг голос произнёс:
– Хорошо, подъезжай. Только я не в офисе, а в «Олимпии». Сможешь найти? Я предупрежу охрану, чтобы пропустили тебя. В течение какого времени тебя ждать?
– А… ну… Сейчас, – растерянно отозвалась я. – Тут такое дело, что я как бы уже в «Олимпии», но меня дальше порога не пропустили.
– Они что, доложить о твоём прибытии не могут? – вдруг рявкнули в трубку зло, что грозный рык долетел даже до двух здоровяков в строгих костюмах, заставив их испуганно выпучить глаза и побледнеть. Мне стало их жаль, потому я решила заступиться за несчастных дяденек:
– Думаю это связано с тем, что вы отдали приказ не беспокоить ближайшие два часа, – пробормотала я, вспомнив причину, почему мне отказали в том, чтобы не только попасть на прием, но и просто доложить о моем приходе. Причём довольно вежливо. Мужчины были так любезны, что даже предоставили мне список ближайших дат приёма начальства, в которые он сможет меня принять. Ближайший оказался через неделю… И я бы может прониклась всей важностью и занятостью Рязанова, вот только моё дело не терпело отлагательств. И черт бы его знает, как бы я пробивалась, не будь у меня личного номера Рязанова.
– Я что?.. – начал Илья грозно, но послышались вновь голоса и уже более спокойным тоном мужчина произнёс. – Да, точно. Забыл. Ладно, дай одному из охраны трубку.
Молча, выполнила просьбу, и с некоторой заминкой один из каноничных здоровяков принял из моих рук тонкий корпус, который в его ручище показался просто игрушечным. Ему что-то сказали, он кивнул, после понял, что не на видеосвязи, и подкрепил своё согласие коротким:
– Понял, – затем вернул мне сотовый, и отошёл в сторону, пропуская меня через рамку металлоискателя и турникет. Да в административной части здания всё строго. И не скажешь, что развлекательный центр. Этот же вежливый дядя взялся проводить меня прямо на четвёртый этаж, в просторную приёмную, где сидела очередная «Мисс Мира», но, в отличие от Настасьи, мне эта категорически не понравилась. А всё потому, что с видом богини окинула нашу парочку надменным взглядом и, не поднимаясь с места, лениво произнесла:
– У начальника совещание, никаких приёмов, – и потеряла к нам всякий интерес, любуясь своим маникюром.
– Личное дозволение. Я сам с ним разговаривал. Сказал пропустить, – густым басом произнёс мой спутник.
– Мне никаких распоряжений не поступало. Так что сообщать не стану, – недовольно отозвалась девушка, скосив на меня глаза. – Пусть ждёт, – указала она глазами на диванчик в приёмной, а я растянула губы в хищной улыбке. Вот на ней-то, пожалуй, я свою стервоз… кх, нервозность, что не давала покоя с нашего с Рязановым прощания, и отыграю. Я аж, обрадовалась такой возможности!
– Отлично. Я готова. Правда, пока буду ожидать, вы могли бы приготовить мне кофе? – вежливо поинтересовалась я, а «Мисс» посмотрела на меня как на ненормальную. Я же только начала. – Судя по всему, ждать придётся долго, так что, пожалуйста, сразу две чашечки. Одну с сахаром, другую без, та, что без, пожалуйста, с молоком, – и с той же улыбкой прошла на диванчик, благодарно кивнув своему провожающему. Села поудобнее и посмотрела на возмущённую дамочку. – У вас кофе готовится дистанционно? – вздёрнула я бровь.
– Нет.
– Тогда я не понимаю, почему вы до сих пор не выполняете мою просьбу. Или в приёмной Рязанова самообслуживание, а вы здесь в качестве предмета интерьера? В целом неплохо, конечно, вот только ваша блузка не сочетается с цветовой гаммой помещения. Когда встречусь с Ильёй Андреевичем, нужно будет обязательно указать на этот момент. Мало того самообслуживание, так ещё и дизайнер подвёл. Не солидно как-то…
– Вы чего мне хамите? – прошипела девица, зло сузив свои ярко накрашенные глаза.
– К хамству я ещё не переходила. Думаете, стоит начать? – послала я ей многообещающую улыбку. – Собственно мне не сложно. Нужно же как-то убить время в ожидании, – мило улыбнувшись, заметила я и с намёком добавила. – Я по-прежнему не вижу свой кофе.
Дамочка явно хотела что-то сообщить, однозначно нелицеприятное, но не успела: одна из трёх дверей в приёмной открылась и из неё вышли пятеро мужчин, один другого бледнее, а за ними, стуча тростью, показался Рязанов. Окинув приёмную взглядом и остановившись на мне, быстро посмотрел на мужчин и произнёс:
– Перерыв полчаса, после вернёмся к разговору.
Всё бы ничего, но судя по лицам мужчин, они этой новости были рады так же, как, допустим, известию, что на их машину упал самолёт. Однако на меня они тоже обратили внимание и смотрели если не оценивающе, то точно с любопытством, пока не покинули приёмную.
– Илья Андреевич, – заискивающим тоном, встав с места и оправив юбку на впечатляющих формах, произнесла девушка, томно улыбнувшись начальству, а у меня от её жеманности зубы заболели. – К вам посетитель. Я говорила, что вы не принимаете сегодня, но меня и слушать не стали, – наябедничала «Мисс», вот только Илья, кажется, пропустил её слова мимо ушей, сосредоточившись на мне.
– Идём в мой кабинет, – это он мне. – Светлана, – уже помощнице и с другой интонацией, от которой по коже прошёлся озноб даже у меня. – Полчаса меня не трогать, никого не впускать, у меня важная встреча, – уже пропуская меня в дверях, он поинтересовался. – Будешь что-нибудь пить? – на этих словах, затравленный взгляд девушки метнулся ко мне, а я послала ей широкую улыбку.
Весь день я вспоминала наш первый поцелуй. И это воспоминание с каждым разом будоражило кровь и воображение. Весь день я ждала новой встречи, предвкушая новые взгляды, улыбки, возможно, прикосновение. Стоило подумать о мужчине, как на лицо набегала мечтательная улыбка, отчего люди смотрели на меня с подозрением и недоумением. Но мне было плевать.
Я с нетерпением ждала появления Ильи, прислушиваясь и надеясь услышать знакомую поступь и стук трости. Но вот выставка уже прошла наполовину, большую часть своих картин я уже продала, а его всё не было. При других обстоятельствах, я бы, несомненно, уже поехала домой, решив, что своё дело сделала, но помнила обещание Ильи появиться на вечере.
И, казалось, моё настроение ничто не может ухудшить. Даже навязчивое внимание мужчин, которых прежде я всячески избегала. Сейчас же в желании скоротать время, я вежливо улыбалась, благодарила за комплименты моей красоте и таланту, а так же выслушивала предложения о работе. Этот вечер оказался богатым на предзаказы и предложения выставляться в новых местах, что только улучшало моё настроение и желание поскорее увидеться с Рязановым, чтобы поделиться с ним своими успехами. Вдруг поняла для себя, что его мнение для меня очень важно.
И вот момент настал, я услышала монотонный стук трости по паркету, развернулась с улыбкой, которая моментально спала с моего лица. Чувство от предательства Вани вдруг показалось таким незначительным на фоне той обиды и сожаления, что я ощутила в этот момент. Встретилась взглядом с холодным, пристальным взглядом карих глаз и только тяжело вздохнула. Я позволила себе ещё несколько секунд посмотреть на красивую пару мужчины с тростью и потрясающей, яркой брюнетки с ним под руку, прежде чем отвернуться к своим собеседникам, натягивая на лицо улыбку и запрещая себе думать о том, как оказалось больно то, что я увидела.
***
Ещё пять минут назад мужчине казалась его задумка довольно успешной, и он не видел в ней никаких изъянов. Девчонка посмела его стыдиться и не желать, чтобы о них узнали. Как он и обещал, мужчина не собирался ничего рассказывать самостоятельно. Наоборот, появившись на вечере с другой, он только отведёт все подозрения касательно их связи с одной маленькой художницей, разве нет?
Но его задумка была в другом. И появившись в зале, он тут же отыскал взглядом его хищную бабочку. При одном только взгляде на неё он почувствовал раздражение от близости другой. Захотелось всё переиграть, отойти подальше от своей спутницы, чтобы девушка не увидела их вместе. Но было поздно, и Она повернулась к нему. От вида радостной улыбки на красивом лице, ему и самому захотелось улыбнуться. Но уже через секунду Её улыбка пропала, а до мужчины стало доходить, что впервые за многие годы он просчитался. Вместо ожидаемой провокации, которая по задумке должна была задеть импульсивную девушку и подтолкнуть на необдуманные поступки, заставив самостоятельно показать всем, что связь между ними всё же есть, художница кинула на него короткий взгляд, полный разочарования, а после отвернулась. И больше не оборачивалась.
Ещё некоторое время он ждал, что она себя проявит, покажет свою нервозность и тогда он воспользуется этим, вновь спровоцировав, но Она не смотрела. Словно его для неё никогда и не существовало. Он пытался поймать её взгляд, следил за ней, пропуская мимо ушей щебетания своей спутницы, но ОНА так и не обернулась. Вместо этого Мотылек вела спокойную, непринуждённую беседу с другими. Вначале ему показалось, что она хочет его таким образом проучить, вызвать ответную ревность, но девушка лишь вежливо улыбалась своим собеседникам, изредка кивала и тихо смеялась, без желания игры на публику: прикосновений к себе не позволяла, на предложение одного из собеседников о неформальной встрече, которую мужчина услышал, проходя за спиной у девушки, вежливо отказалась.
С каждой минутой мужчина всё яснее понимал, какую ошибку допустил, и это приводило его в бешенство. Впервые за долгие годы, ему захотелось вернуть время вспять и отказаться от своей глупой затеи, но было поздно.
Его спутница какое-то время таскала его по всему залу, когда ему хотелось оказаться ближе лишь к одному человеку в этом помещении, разговаривала со своими знакомыми, шутила, пыталась вовлечь в разговор и своего спутника, но из раза в раз слышала лишь невразумительное бормотание. В очередной раз, посмотрев на своего приятеля, которого она сегодня надеялась увидеть в своей постели, брюнетка вновь обратила внимание на то, что он смотрит лишь в одном направлении. Проследив его взгляд, она увидела объект такого повышенного внимания, как ей сегодня казалось, её мужчины. По крайней мере, на сегодняшний вечер. И картинка сложилась. Спутница мужчины была далеко не глупа, и, наконец, его неожиданное и необычное предложение о совместном посещении художественной выставки стало обоснованным. Брюнетка почувствовала намёк на обиду, но после вспомнила, что все свои желания относительно продолжения вечера надумала себе сама. Неплохо разбираясь в людях в целом, и в этом мужчине, в частности, которого за годы знакомства успела достаточно изучить, девушка печально вздохнула и решила помочь своему давнему приятелю.
– О! – громко воскликнула она, привлекая внимание своего спутника и, почти что, друга. – Ты только посмотри, это же никак Дарья Воронцова! – Мужчина нахмурился, но девушку уже было не остановить. – Не думала, что вновь увижу её на подобных вечерах после такого перерыва. Нам необходимо с ней поговорить! Я давно мечтала заказать у неё свой портрет, – в своей эксцентричной манере пропела брюнетка приятным голосом, а после, словно на буксире, потянула своего спутника к той, кто не давал ему покоя весь вечер. Жаль, что это была не она сама, но девушка решила, что выгода от её помощи будет куда, как приятнее, чем даже заполучить Рязанова к себе в любовники на этот вечер. Неизвестно, как повернётся судьба, и лучше приложить все усилия, чтобы такой мужчина помнил про её добрые поступки.