Охотница и чудовище

Глава 1

Глава 1. Мейзамир

Чего она хочет, я знал, как свои пять пальцев. Женщины настолько просто устроены! Погладь ее тут, почеши там, и бери ее тепленькую, питайся в свое удовольствие…

Наблюдай, как дрожь наслаждения превращается в озноб агонии.

И пока стекленеют широко раскрытые в изумлении глаза, дегустируй, смакуй медово-горький привкус чужой страсти.

Чернобровая томно проронила:

– Сейчас буду, – бросила на постель взгляд с поволокой желания и скользнула в ванную.

Простыни ВИП-номера – голубые, с огромными рыжими лилиями, хрустели чистотой. Их мятный аромат тонул в приторно-сладком мареве духов.

Я сел на кровать, сбросил шелковую рубашку, и отшвырнул ее в угол.

Стянул ботинки. Брюки снимать не стал – еще успеется.

Заводиться мне не требуется. Мучительный голод делает с телом то, что вожделение – с человеческой плотью.

За все свои века я не встретил еще ту, единственную, что подменила бы мой голод истинным желанием.

Чернобровая выскочила из ванной в одном пеньюаре – тонком, как рассветная дымка. Шоколадного цвета волосы разметались по плечам – острые углы удлиненного каре скрадывали излишнюю округлость щек.

Я с улыбкой похлопал по кровати, глядя в лихорадочно сверкающие глаза жертвы – темно-коричневые, как поздние сумерки.

Я прекрасно знал, что она сейчас видит. Совершенное мужское тело, шикарные волосы, идеальное лицо – тяжеловатая челюсть и высокий лоб придают ему мужественности. Ярко-голубые глаза, что так восхищают землянок. Мое тело – смертельное оружие. Таких как я человеческие женщины видят лишь в кино, в виртуальных каталогах, на мелованных страницах глянцевых журналов. И большинство из них – предметы хвастовства пластических хирургов и фотошоперов.

Я – настоящий. Моя кожа горяча, а губы – мягки. Я рожден соблазнять, и наблюдать, как угасают женщины в моих объятиях.

Как же я обрадовался, когда среди людей появились индиго! Сверхлюди, что не умирают после моей трапезы и, очень кстати, теряют память.

Мерзко скребли на душе кошки, когда оставлял за собой вереницу мертвых тел. Женщин, достаточно юных, чтобы породить зарю новой жизни, достаточно прекрасных, чтобы выбрать для этого достойного мужчину, породистого самца. Я жалел их, как жалел роскошные воздушные корабли, что ежегодно приносили в жертву богам.

Им бы плавать меж облаков, переносить рирров с одного конца света на другой. Им бы со свистом пронзать воздушные потоки, разрезая их напополам.

А они горят, и пеплом уносится во славу богов.

Я радовался, что все чаще встречаю индиго, и жертвы выживают, дав и мне не погибнуть. Остальные удовольствия шли бонусом.

Мне по нутру их гладкая кожа, прохладная и нежная, почти нечеловеческая. Их юные тела, о которых старухи-ровестницы не смеют и мечтать. И то, что пить из них можно не только химию желания, оргазма, но еще и энергию.

Индиго редки, но кто ищет, тот найдет непременно. Женщины, что пережили мужей, детей, внуков и правнуков не затеряются в толпе. След многих утрат на их лицах не стирается даже светом улыбки. Они смотрят вокруг, не видя красоты мира, не обращая внимания на мужчин.

Но и в них, очень глубоко, затертая страхом утрат и смертей, живет неистребимая жажда человеческого тепла, заботы и понимания. Надежды вновь ощутить себя живыми.

Чернобровая – одна из таких. И я предвкушал сладость ее настоянного на одиночестве возбуждения, горчинку ее скорби по любви. Незабываемый вкус энергии индиго.

Под серебром пеньюара просвечивало белье – простое, хлопковое.

Жертва подошла – уверенно, спокойно и плавно. Не виляя всем подряд, как пьяные от вожделения девицы – их в заведениях города как селедок в бочке.

Неспешно легла на постель, выгнулась кошкой и кивнула.

Я снял пеньюар, белье, освободив мягкие, но упругие холмы грудей, чуть округлый, подтянутый живот. Все, как и ожидал.

Провел рукой по молодому женскому телу – медленно, едва касаясь, но временами с нажимом. Туманные от вожделения глаза жертвы – вот и весь результат моих стараний. Ей не нужен был любовник, изощренные ласки, о которых мы с сородичами начитались в женских романах. Рирры давились от хохота, кривились от глупости, но глотали их как колючие кактусы. Чтобы потом показать жертвам то, о чем они мечтали, о чем не смели шептаться даже с близкими подружками, даже с мужьями и любовниками. Мы слишком заинтересованы в желании женщины – ее настоящей, сильной, страсти и похоти.

Чем больше наслаждения, восторга получает жертва от секса, тем сытнее мой ужин. С этой индиго все было несколько иначе. Она хотела лишь сбросить гормоны, освободить тело от гнета желания.

Я стиснул груди, приласкал соски и захватил один губами. Чернобровая не стонала, не смотрела с пораженным восхищением на то, как тщательно изображал я героя-любовника. Лишь чуть больше выгнулась под моими руками дугой и тяжело вздохнула.

Она хотела не меня – мужчину, что на одну жалкую ночь излечит сиротливое одиночество тела и души. А вот именно этого я дать ей не мог.

Я втянул губами второй сосок, разогревая ее и понимая, что тело в моих руках отвечает лишь инстинктами. Я словно нажимал на клавиатуру – и получал нужные слова. Она не хотела меня, как скороспелая нимфетка, что со стеснительной жадностью ищет любви. Не изнывала, как зрелая холостячка, чье тело ломает без мужской ласки. Она обошлась бы имитатором, но с теплым красавчиком приятней избавляться от излишка гормонов.

Мы нашли друг друга.

Голод обжег горло, на небе расправилась и зудела «губка» – тот самый орган, что процеживал и забирал гормоны из крови. Как всегда – привычное, неизбежное зло.

Тело вмиг пришло в боевую готовность. Я разделся, привстав, чтобы чернобровая увидела предмет гордости любого рирра. Половой орган – твердый, горячий, большой. Ровный и правильный, как на картинке.

Чернобровая смотрела искоса, без энтузиазма, но приоткрыла губы. Я впился в них поцелуем, лаская так, как лучшие фантазии-мужчины из женских романов. Жертва прильнула ко мне – ее прохлада была приятна, желанна.

Глава 2

Глава 2. Еслена

Девушка лежала в центре комнаты, на полу. Сломанное тело ее походило на выброшенный из бутика манекен, едва прикрытый длинным, разодранным в нескольких местах коктейльным платьем. Испещренные кровоподтеками руки, спина, выгнутая там, где не должна гнуться, вместо половины лица – кровавая каша.

Сломанная ключица острыми костяными пиками вышла наружу. Струйки бурой жидкости нитками расползлись по нежно-розовой ткани, спускаясь на пол.

Контраст невинного цвета платья, тонюсеньких бретелек на худеньких плечах, и тела, которое словно рвал дикий зверь, заставил меня сглотнуть. Мерзкий, колючий ком в горле не поддавался, застрял, глаза увлажнились. Я стиснула зубы и кулаки, сдерживая слезы. Девушка была намного моложе других жертв – неоперившийся птенчик, что наряжается в мамино платье, чтобы взрослые мужчины оценили расцвет ее женственности. От этой мысли мне стало еще хуже.

Девушка приглашающе раскинула ноги, согнула колени. Знакомая поза жертв наших чудовищ. До жути знакомая.

Крови вокруг почти не было. Нулячий белый паркет казался слишком чистым, слишком девственным для отвратительной картины.

Новая жертва. О ней опять писала «Фальстране» – заштатная газетенка, что киоскеры брезгливо швыряют в папку для бесплатной прессы. Зато ее виртуальный портал гудит от комментариев, подвисает от лавины запросов.

Макс встал, сходил на кухню, и пока я читала заметку про искромсанную модель, принес мне чай, а себе – кофе.

Балетный гостил у меня не раз и чувствовал себя как дома.

Стряпать Макс обожал. Это успокаивало его, воодушевляло, но сам балетный клевал как птичка. Иной раз, на встрече «могучей четверки» в кафе, мы с Магнолией стыдились своего обжорства, пока Макс лениво пощипывал мини-сэндвич или сырную нарезку.

Мерное гудение кухонной техники оповестило меня, что балетный занялся любимым делом. Новости встревожили его всерьез.

Не мудрено! Раньше чудовище не уродовало жертвы. Пило кровь, разодрав шею, и бросало мертвое тело на месте преступления. Откуда эта ярость? Эта жестокость? Ни картра, ни эмкре не кромсали добычу. В груди расчетливых хищников не сердца – кусочки льда. Нет в них места для безумной ярости, гнева и мести. Голод гнал эмкре и картра за жертвой, а сытость уводила прочь.

Тот, кто набросился на девушку, жаждал ее боли, стонов, мольбы о пощаде. Для картры и эмкре это все равно, что купить вкуснейшее вино и нечаянно расколоть бутылку по дороге домой. Увидеть лишь как впитывает земля настоянный годами напиток, поймать изысканный запах. И уйти, не солоно хлебавши. Сладкие гормоны – пища чудовищ – сменились бы желчной горечью гормонов ужаса и страданий.

И значит, все наши выводы ложны.

Я встала, потянулась, разминая затекшие за ночь в кресле мышцы. Взяла халат и побрела в ванную.

Максу не впервой ночевать у меня, как и не впервой видеть меня голой. Я не в его вкусе. Балетному подавай хрупких до костлявости гуттаперчевых фей.

Женщины из плоти и крови, как мы с Магнолией, для него слишком тяжеловесны, грубо скроены.

Пока я занималась собой, Макс бродил из гостиной на кухню, колдуя над очередным кулинарным шедевром.

А когда я закончила, надев трикотажные брюки с кофтой, на столе для десяти персон – так гласил ценник в магазине – дымились румяные тосты и сырные булочки. Чайник и кофейник напоминали о том, насколько не совпадают наши с балетным пристрастия к напиткам.

Смесь горьковатого аромата свежесваренного кофе с ментолово-ромашковым запахом чая перебивал запах чудесной выпечки.

Я присела к столу и захрустела тостами.

Макс взял поджаренный хлеб и, отщипнув пальцами кусочек, задумчиво произнес.

– Нам надо собраться снова. Всем. Тебе, Магнолии и Зандре. Это не те чудовища, о которых мы думали. Это что-то гораздо страшнее. Опасней и свирепей. И оно явно себя не контролирует.

– Что ты хочешь этим сказать? – холод в желудке заставил меня прервать трапезу.

– Я хочу сказать, красавица моя, – наставительно выдал Макс – привычно закинутая на колено нога его, начала раскачиваться. – Что он убивает легко, если жертва не выводит из себя. А если выводит – теряет контроль.

– Интересно, откуда такие выводы? – голод поборол во мне и страх, и отвращение. Я снова захрустела идеально поджаренным тостом.

– Первые жертвы, – Макс отправил в рот крошечный ломтик хлеба. – Почти не были растерзаны. Единичные раны, синяки от мощной хватки, ссадины не в счет. А эта… сама видишь, – его брови сошлись над переносицей, маятник ноги ускорился.

– А может это кто-то другой? – уточнила я, дожевывая тост, и берясь за следующий.

– Исключено, – Макс отверг мое предположение так, как отвергает учитель неверное решение задачки. – Данные вскрытия показывают, что кусали их тем же способом. В слюне нападавшего те же вещества, ДНК совпадает.

– И какое ДНК? – признаться, я не дочитала до этого момента.

– ДНК как ДНК, – пожал плечами Макс. – Ты прекрасно знаешь, что чудища мимикрируют под людей. Разницу в наших ДНК приборы пока не видят. Не изобрели еще люди таких устройств.

– Это что? Совет? Без меня?

Я подпрыгнула от радости, заслышав низкий, с хрипотцой, до ужаса сексуальный женский голос. Помятая, слегка опухшая Магнолия уже сняла туфли и нацелилась на тарелку с выпечкой.

Жива и невредима! Слава богу! Мы с Магнолией давно обменялись дубликатами квартирных ключей, вызнали оружейные тайники друг друга.

Я рванула на кухню, за новой кружкой. А подруга, как ни в чем ни бывало, уселась в мое кресло, откусила булочку, запивая моим же чаем.

Когда я вернулась в гостиную, Магнолия и Макс обсуждали вчерашний вечер. Как всегда подруга бешено жестикулировала, бубнила с набитым ртом, привставала, чтобы взять слово, но смешной при этом не выглядела. Скорее забавной, как девочка-егоза, что умиляет своей непосредственностью. Даже по-хомячьи набитые щеки придавали Магнолии особого шарма.

Глава 3

Глава 3. Еслена

Растерянность владела мной недолго. Ушел Мейзамир, испарился и флер его обаяния. Как я поддалась? За столетья красавчиков повидала без счету. Но рядом с ним я чувствовала себя словно школьница рядом с парнем, который очень-очень нравится. Смущение жгло щеки и уши, сердце отстукивало сумасшедший чечеточный ритм, сбивалось дыхание. Мысли испарились, остались лишь образы, обрывки эмоций. Его губы, аккуратные, яркие, приоткрытые, пожар на щеках, туманный взбудораженный взгляд, жар мужского тела. Я ощущала его, даже не касаясь красавчика. А когда касалась, мое собственно тело предательски отвечало подобным жаром. Все это мешало судить здраво, лишало самоконтроля, ломало преграды между мной и чужаком. А ведь он даже не человек.

Страх колол сердце, и оно каменело от тяжелого предчувствия. Клубок эмоций закручивался снова – от начала и до конца.

Я знала индиго, что легко и без сомнений сожительствовали с существами из параллельного мира. Давным-давно они воровали любовь земных женщин, притворяясь людьми. Уверена, делают это и поныне. Индиго видели их, по энергетике, по едва уловимым чертам, незаметным человеческому глазу. Даже суперсовременные медицинские приборы бессильны отличить ДКН параллельцев от людской, заметить разницу физиологий. А она еще какая!

К провалившейся в небытие ночи Магнолии мы не возвращались. Макс четко задал направление разговора, и мы обсуждали убийства, опираясь на новые сведения.

Информацию о параллельных тварях индиго черпали из записок, оставленных предшественниками. Слабыми, не способными убивать чудовищ, но наблюдательными и скрупулезными. Они с педантизмом одержимых собирали досье на все «параллельные» виды, тщательно и детально описывали все, что узнавали, видели, слышали. Благодаря им мы знали уйму совершенно ненужных, бесполезных вещей. Какого размера орган-губка на небе эмкре, сколько спермы выбрасывает во время оргазма картра. Почему эмкре, если он не встретил возлюбленную, не возбудить никакими изощренными ласками. Хоть догола раздевайся. Захочет есть, сработают инстинкты, не захочет – ничего даже не шелохнется.

К чему нам все это? К несчастью, чтобы нарыть хоть что-то полезное, приходилось перечитывать и штудировать все записи древних индиго, окунаться в мир чудовищ с головой. Хотя единственное, что интересовало нас всерьез – как их вычислить, убить и выжить самим.

Мы позвали на помощь Зандру. И пока он собирался, ехал с другого конца страны – последние сто лет такие расстояния стоили нескольких часов на «портальном поезде» – вновь и вновь перечитывали старинные манускрипты.

Благо Макс, с его манией перебрасывать все в виртуал, хранил данные на крошечных носителях, не больше булавочной головки. И раздавал их нам по первому требованию.

Макс гостил у меня часто, и в эти благодатные дни я совсем не заботилась о животе. Балетный готовил постоянно. Умудрялся делать это незаметно, необременительно, и неизменно вовремя. Вроде бы мы втроем – я, Макс и Магнолия – читали записи древних индиго, а к часу дня на столе дымились вкуснейшие рыбные котлеты с запеченной картошкой на гарнир.

Магнолия ела, поглядывая на меня и Макса с таким видом, словно знала про нас что-то пикантное до неприличия. Такое случалось с ней регулярно, почти всегда, когда «могучая четверка!» собиралась в моей квартире. Первое время я недоумевала, гадала, заваливала подругу вопросами. Она неизменно увиливала от ответа, лавируя между «да не смотрела я на вас, тебе почудилось» и «это что, допрос?» Выкручивалась как уж на сковородке, и я бросала бесполезную затею, так и не добившись правды.

К ужину приехал Зандра. Тушеные овощи с мясом, свежий салат пришелся ему по нутру. Ключа от моей квартиры у Зандры не было, но открывать метису побежала Магнолия. Сбросив ботинки, он быстро присоединился к нам за столом. Зандра явно собирался в более развлекательное и требовательное к дресс-коду место. Длинные иссиня-черные волосы его были заплетены в замысловатую косу – у меня такая не выходила никогда. Белая рубашка и брюки из дорогой ткани так и просились на выход в свет.

Переодень Зандру в потасканную джинсовку, распусти и взлохмать волосы –и вот вам индеец из старых российских фильмов. Острые скулы, узкий подбородок, разрез глаз, скрывающий верхние веки – ничего во внешности индиго не говорило о его европейской половине.

– Что-то нарыли? – спросил он, мгновенно запустив ложку в салат.

Макс хмыкнул и медленно повернул голову к товарищу.

– Возьми на кухне тарелку и ешь как нормальный человек, – наставил нерадивого метиса на путь истинный.

Зандра усмехнулся, смачно похрустывая огурцами и луком. Любовь Макса к хорошим манерам всегда его забавляла.

Но из уважения к повару метис устроился «по-человечески».

– Так что вы нарыли? – повторил вопрос, исхитряясь при этом уплетать горячее за обе щеки.

– Ничего, – подосадовала Магнолия. – Ноль. Зеро. Нигде нет ни слова о…

Она оборвалась на полуслове, потому что заголосил дверной звонок. Кто это пожаловал в такое время?

Электронные часы, встроенные в стену, показывали полвосьмого.

Почти все мои друзья собрались здесь, за столом. По виртуалу я ничего не заказывала, такси не вызывала, знакомых не приглашала.

Мы переглянулись.

– Кто там? – подойдя к двери, встревоженно поинтересовалась я.

– Простите, если помешал, но я никак не разберусь с магнитным замком. Может, покажете, как эта штука работает?

На голос Мейзамира Макс отреагировал страннее некуда. Его губы недовольно скривились, нос поморщился, словно от злости.

– Какого черта? – выпалил балетный и грациозно обернулся к дверям. Левая рука его с эффектной небрежностью легла на мягкий поручень кресла. Вскинув голову, Макс ждал, пока я отопру замок. Зандра и Магнолия не подняли от записей голов.

Мейзамир стоял за дверью, в белоснежной шелковой двойке, словно только что отутюженной. Я с удивлением наблюдала, как менялась его улыбка, по мере того, как взгляд скользил от меня к гостям. Мгновения сосредоточенности на Максе – и казалось не улыбка на лице красавчика – а звериный оскал. На Магнолии – и губы его дрогнули в непонятном пренебрежении. На Зандре – в улыбке мелькнула хитреца, скрытое любопытство. А когда наши взгляды встретились… губы Мейзамира приоткрылись, краска бросилась ему в лицо – и без того румяные щеки зарделись.